Труп в летнюю ночь

1.

– Ну офигеть теперь, приплыли, – это все, что я могла сейчас сказать, сидя на краю ванной и вглядываясь в маленький кусочек картона, на котором отчетливо проступали две красные полоски.

Я помотала головой, перевела взгляд на полочку, где в ряд стояли шампуни, гели и лосьоны, машинально отметила про себя, что мой шампунь уже заканчивается, надо будет по случаю прикупить, удивилась своим прозаическим и практичным мыслям в такую судьбоносную минуту и снова посмотрела на тест. Две красных полоски. Никаких сомнений. Вторая, пожалуй, выглядела несколько бледнее, чем первая, но она была. И я думаю, каждая современная женщина понимала, что означают эти пресловутые две полоски.

– Ну, офигеть… – снова тихо повторила я, тупо разглядывая свой приговор.

Несмотря на мой почтенный возраст (тридцать пять лет – не восемнадцать, взрослая уже женщина), в такую ситуацию я попала впервые. Хотя, надо признать, так случилось не столько по причине моего тщательного предохранения от всяких незапланированных беременностей, увы, тут я иногда отличалась безалаберностью, сколько из-за везения. И, положа руку на сердце, где-то в глубине души мне казалось, что со мной такого произойти не может никогда. Я вела не самую праведную жизнь, и всякое бывало. В том числе и порванные презервативы, и, что уж скрывать, внезапные приступы страсти совсем ничем незащищенные. И каждый раз проносило. И я уже даже грешным делом частенько думала, что со мной что-то не так в этом смысле. Хотя, в общем-то, врачи проблем не видели, но я и не обследовалась специально. И потому эти две полоски стали для меня совершеннейшим сюрпризом.

Ну, как сюрпризом. Мы с Пашкой всегда предохранялись, что было, разумеется, целиком и полностью Пашкиной заслугой. Он во всем был такой – обстоятельный, правильный, даже немного занудный. Но и он не всегда мог противостоять моей спонтанности, а я могла поддаться эмоциям и сиюминутному капризу, чем Пашку немного бесила и одновременно – я это точно видела – забавляла. Но такая спонтанная страсть все же была редкостью. Как правило, Пашка умудрялся все предусмотреть заранее. Как правило, но не всегда.

На самом деле, то, что я сейчас вычислила это, тоже было чистой случайностью. Я не вела календарик, как делает большинство женщин, и вполне могла спохватиться не сразу. Ну да, есть за мной такой грешок – не люблю всякие подсчеты, планы и графики. Они кажутся мне невыносимо скучными. Просто в прошлый раз, когда у меня были месячные, я подсчитала приход следующих и очень обрадовалась, потому что выходило, что они как раз должны были закончиться перед поездкой на Томкину свадьбу. И это очень меня устраивало. Потому что Томка с Ваней собирались проводить церемонию на природе, то ли на какой-то турбазе, то ли в доме отдыха, на берегу Можайского водохранилища. А думать о каких-то там прокладках и тампонах, когда все остальные наслаждаются природой, лесом и водой, весьма сомнительное удовольствие.

В общем, сделав нехитрые выкладки, какие каждая нормальная женщина делает раз в месяц, и получив желаемый результат, я порадовалась и забыла. А вчера, когда я бегала по магазинам, докупая последние мелочи для поездки на Томкину свадьбу, меня как раз и торкнуло – а ведь не было же у меня в этом месяце этих самых критических дней. Но даже тогда я не очень заволновалась, подумаешь, может, я в расчетах промахнулась, да и вообще – женский организм не часы, всякое бывает. Но тест в аптеке ухватила. Скорее для очистки совести, чтоб не отвлекаться в поездке на всякие переживания. И сразу же про него забыла. И вспомнила только сейчас, перед самым выходом из дома. Заскочив напоследок в ванную комнату. И вот оно как…

– Ян, я уже вызвал такси. Ты скоро? – услышала я Пашкин голос.

– Да, скоро, – ответила я и снова посмотрела на две полоски. Надо же. Как такое могло произойти?

Память тут же услужливо подсказала мне, как. В начале июня, кажется, это было. Да, точно, в Питере как раз случились белые ночи, и я решила вытащить трудоголика Пашку на прогулку по каналам. Для чего и завалилась к нему в офис ближе к концу рабочего дня.

Новая Пашкина секретарша, очень строгая и профессиональная Даша, которую я даже немного побаивалась, уже ушла домой. В приемной никого не было. В кабинете, кроме самого Пашки, тоже. Он сидел, обложившись какими-то бумагами, ероша свои непослушные волосы, и на меня что-то накатило. Да и на него тоже. В общем, так получилось, что мы с ним наконец-то использовали его диванчик так, как хотели еще тогда, когда я работала в его офисе. Понятно, что в череде мартовских безумных событий нам было совсем не до дивана. А тут предоставился случай. И понятно, что с безопасным сексом в тот день сразу не задалось. Ну не думали мы о безопасности именно в этот момент, хотя Пашка, кажется, что-то пробурчал и даже попытался минимизировать возможные последствия. Но куда там, когда нас понесло, закрутило, мир рухнул, взорвался фейерверком, рассыпался на мелкие разноцветные искры и снова собрался, став еще более прекрасным, чем был. Какие тут средства контрацепции?

Я вздохнула, пытаясь сообразить, что я чувствую, кроме безмерного удивления. И так и не смогла понять.

– Ян, ты чего там застряла? – снова Пашка.

Он говорил спокойно и сдержанно, но за месяцы общения с ним я уже научилась распознавать самые тонкие оттенки его голоса. Сейчас Пашка был немного раздражен. Он совершенно патологически не выносил, когда куда-то опаздывал. Казалось бы, директор своей компании может себе позволить всякое и уж тем более небольшие опоздания. Но Пашка не мог. Он начинал нервничать, злиться. И поэтому предпочитал всегда и везде приходить немного заранее и рассчитывал все так, чтобы учесть все случайности и неминуемые задержки. Вот и в аэропорт надо было прибыть непременно за полчаса до нужного времени. Зачем, спрашивается. Я этого не понимала. Я-то как раз все делала в последний момент, частенько успевала в последнюю минуту, чем доводила Пашку до белого каления.

– Я сейчас, Паш, – ответила я, встала, сжимая полоску в кулаке, и посмотрела на себя в зеркало. С интересом посмотрела, как будто моя только что открывшаяся беременность должна была меня кардинально поменять.

Ничего нового в своем облике я не заметила. Все, как обычно. Длинные темные волосы, которые я с утра собиралась собрать в пучок или в хвост, чтобы не сильно мешали в дороге, но потом передумала, да и все резинки для волос, как назло, куда-то подевались. Надо спросить у Пашки, может, он видел, машинально подумала я. Схватив расческу, я пару раз провела по волосам, пытаясь их хоть как-то уложить. Получилось скорее плохо, чем хорошо – укладки никогда не были моей сильной стороной. Да что там, я никогда не относилась к категории безупречных женщин, как Пашкина великолепная Инга или вот моя мама, например, которая всегда ругала меня за воронье гнездо на голове. При мысли о Инге и особенно о маме я скривилась, как от зубной боли. Вспомнилось, как мама, каждый раз, когда я была, по ее мнению, не слишком аккуратна (а это было почти всегда), закатывала глаза и говорила что-то про отцовскую породу. Мысли перескочили на отца, но, по счастью, были прерваны стуком в дверь ванной.

– Иду! – крикнула я. Наклонилась поближе к зеркалу, снова попыталась сделать что-то с прической, но плюнула, тряхнула головой, и волосы рассыпались по плечам. Фиг с ними, все равно Пашке так больше нравится и… взгляд опять упал на тест в руке.

Черт, надо, наверно, сказать ему. Чего тянуть-то? Вот сейчас выйду, суну ему в нос тест, и пусть тоже думает, что нам с этим дальше делать.

– Яна, такси уже скоро подъедет! – ровный Пашкин голос слегка звенел, и я поняла, что он уже на грани.

– Иду! – я вдохнула побольше воздуха и открыла дверь.

– Ты хорошо посмотрела, ничего не забыла? – Пашка, увидев меня, тут же прошел в прихожую, где уже стояли два собранных чемодана.

– Ничего не забыла, вроде…

– Вроде? – Пашка наклонился и стал обуваться. – Ян, у тебя все «вроде». Как так можно? Подумай.

– Ничего не забыла, Паш. Послушай, я…

В Пашкином кармане завибрировал мобильник.

– Черт, такси уже подъехало. Яна, ну чего ты? Давай быстрее.

Пашка не выносил, когда заставлял кого-то ждать. Я подхватила свою сумку, все еще сжимая в кулаке картонку с двумя полосками, влезла в синие мокасины и поспешила за своим мужчиной, который уже вытаскивал из дверей наши чемоданы.

В лифте Пашка подозрительно посмотрел на меня.

– Точно ничего не забыла?

– Паш, ну что ты вечно со мной, как с ребенком, – возмутилась я.

– Паспорт? – Пашка пропустил мою реплику мимо ушей. – Проверь еще раз!

Я послушно полезла в сумку, в которой, как всегда, царил жуткий бардак.

– Паш, я хотела тебе сказать…

– Я так и знал! Забыла? Ян, ну как можно быть такой рассеянной. Хорошо, что мы еще не отъехали.

– Да не забыла я! Вот он! – паспорт наконец-то нашелся, я извлекла его из сумки и почувствовала, что выронила тест, который естественно сразу же затерялся среди множества вещей, хаотично валяющихся внутри.

– Слава богу! Так, билеты у меня, деньги тоже… телефон, ключи… – Пашка сосредоточенно перечислял самое необходимое.

– Паш, ты послушаешь меня или нет? – я потеряла терпение, но тут лифт остановился, Пашка стал суетиться с чемоданами, бормоча что-то себе под нос, и я подумала, что время для таких заявлений я выбрала явно неподходящее.

Пока Пашка с водителем открывали багажник и размещали там наши вещи, я забралась на заднее сидение такси и стала думать. Мысли постепенно устаканивались, приходили в порядок, и я попробовала представить себе реакцию Пашки на эту новость.

Поскольку никакого опыта в этом плане у меня не имелось, представление о том, как реагируют мужчины на подобные заявления, я черпала исключительно из литературы и кинематографа. Там в основном фигурировали два варианта.

Первый – это если мужчина был положительным героем. Тут, ясное дело, реакция должна была быть однозначно положительной. Что-то вроде «Любимая, я так долго этого ждал! Я так счастлив! Выходи за меня замуж». Пашка, безусловно, был положительным персонажем, тут я не сомневалась. Но, увы, жизнь немного сложнее, чем книги и фильмы. А потому уверенности в том, что Пашка будет вести себя именно так, у меня не было. И хотя я верила, что он меня любит, ну, почти верила… Но любовь – это одно. А ребенок… Мы никогда с ним не поднимали эту тему. Не обсуждали ни детей, ни даже нашу дальнейшую жизнь. Кто знает, может жениться и становиться отцом семейства вообще не входит в Пашкины планы?

Пашка сел рядом со мной и очень внимательно посмотрел на меня.

– Ян, что-то случилось? – черт, в наблюдательности ему отказать было нельзя. Я уже было открыла рот, но тут у Пашки снова зазвонил его чертов мобильник. – Да, Петя! Что там у вас? Я же говорил, что эта перевозка – это очень важно, и просил вас за ней проследить! Ты с Богданом говорил? И что он?

Водитель тем временем тоже занял свое место, и мы тронулись, покидая наш двор и выезжая на Литейный. Я уставилась в окно.

Имелся, конечно, второй вариант. Ужасный. Это если герой по сюжету оказывался подлецом. Почему-то именно в подобных сценах писатели и режиссеры предпочитали раскрывать сущность такого рода персонажей. Здесь сразу на ум приходило помрачневшее и испуганное лицо мужчины, который, пряча взгляд, заявлял: «А ты уверена, что этот ребенок от меня?». Или и вовсе отвратительное: «Немедленно иди и делай аборт!». При мысли об аборте я похолодела и инстинктивно положила руку на живот. И тут же поняла, что никаких абортов я делать не буду. Просто не смогу.

Нет, вряд ли, конечно, Пашка способен засомневаться в своем отцовстве или отправить меня на операцию таким категоричным и холодным тоном. Это уж совсем бред. Но вот начать рассуждать и логично мне объяснять, почему он не хочет ребенка, это да, это, вполне возможно. Откуда мне знать, что он на самом деле думает обо всем этом.

Я изучающе смотрела на Пашку, жестко раздававшего указания своему заму по телефону, и думала о том, что совершенно не представляю, как он относится к детям. Как-то, пару месяцев назад, у нас зашел разговор про его бывшую, Милану, бьюти-блогершу, с которой он жил несколько лет до меня, пока она не изменила ему с его лучшим другом. И я, кажется, спросила, почему у них не было детей. «Мила и дети?» – искренне удивился Пашка, словно я сморозила какую-то глупость. И был, в общем-то, прав. Представить себе его бывшую в роли матери было сложновато. Но значит ли это, что сам Пашка хотел детей? Или его устраивало это положение? Ответа у меня не было.

Пашка закончил свой разговор.

– Ян, что ты на меня так смотришь? – вдруг спросил он.

– Ничего я не смотрю… – растерялась я.

– Смотришь. Ты разглядываешь меня так, словно я внезапно превратился в чудовище, покрылся шерстью и вот-вот накинусь на тебя, чтобы растерзать.

– Господи, Паш, о чем ты? Какое, к черту, чудовище? – не очень убедительно пробормотала я, пряча глаза.

– Ну, мне так показалось. Ян, послушай, ты же знаешь, я терпеть не могу опаздывать куда бы то ни было. И я могу, конечно, быть немного резким, даже, наверно, грубым… Но это не потому, что я на тебя злюсь. Я понимаю, что ты по-другому устроена. Ты же не обижаешься?

Как я вообще могла подумать, что Пашка может быть отрицательным персонажем? Конечно же, Пашка – герой. И он никогда не будет отводить взгляд и нести всякую чушь насчет абортов. Придет же такое в голову.

– Паш, я хотела сказать…

И тут зазвонил смартфон уже у меня. Черт, ну что же за напасть такая! Я нетерпеливо вытащила трубку. Звонила Вера.

– Ян! Привет! Вы там где?

– Привет, Вер! Едем в такси, а что? Рано же еще, времени полно…

Я посмотрела на Пашку, который снова начал нервничать и смотреть на свои часы.

– Да-да, я знаю, что полно. Просто мы не рассчитали, немного пораньше приехали. Я звоню сказать, что мы уже на месте. На всякий случай. Я же знаю твоего Кольцова, он вечно норовит на встречи за полчаса приезжать. Я и подумала, что вдруг вы уже подъехали. Ну, нет так нет. Не торопитесь. Мы ждем вас, как и договаривались.

Я отключила смартфон.

– Паш, они просто пораньше приехали и уже на месте, что ты дергаешься?

– Не люблю, когда меня ждут, – немного смущенно пробормотал Пашка и стал вглядываться в проплывающие за окном дома.

«А что я так тороплюсь? – подумала я, откидываясь на спинку сиденья. – Почему надо обязательно вываливать на него все это так, впопыхах. Да еще, когда он явно нервничает и боится опоздать на самолет. Нет, надо все сделать красиво. Вот приедем на ту турбазу, или что там за место выбрали Томка с Ванькой для своего бракосочетания. Там, как мне говорила Томка, у нас будет отдельный домик, типа коттеджа. Вечером останемся одни. Романтичная обстановка, водохранилище, наверняка живописная природа. И вот тогда я ему и скажу. И пусть только попробует не обрадоваться!».

Я закрыла глаза, представляя себе маленький уютный коттедж, рядом плещется вода, поют сверчки, луна серебрит водоем. Я сообщаю Пашке, что беременна, и он светлеет лицом, счастливо смеется, обнимает меня, поднимает и кружит. Потом вдруг становится очень серьезным и извлекает из кармана маленькую бархатную коробочку. И тут же просит стать его женой. Ну, хорошо, с коробочкой явный перебор, вряд ли Пашка собирается делать мне предложение, да еще и таким дурацким способом, растиражированным Голливудом и не очень принятым в нашей стране. Это они там дарят на помолвку кольца. У нас все более обыденно. Да и счастливый смех с дурацким кружением меня в объятиях тоже отдает женскими бульварными романами. Скорее всего, он просто скажет: «Янка, черт, это же так здорово» и полезет целоваться. А потом мы пойдем в домик…

Я открыла глаза. Пашка, ничего не подозревающий о том, какой сюрприз я ему приготовила, и главное, еще не знающий о том, что я уже придумала, как ему надо на него реагировать, уткнулся в свой телефон, просматривая там присланные ему документы. И вот тут я поняла, что мне страшно… Потому что никакой уверенности в том, как поведет себя Павел, у меня не было.

2.

Веру с Мишей мы нашли сразу же. Они стояли недалеко от стойки регистрации на рейс, где, собственно, мы и договорились встретиться. То есть, если уж быть совсем точным – это Пашка с Верой договорились, в этом плане они были похожи. Оба педантичные, пунктуальные, ровно вежливые. Вот такие люди и становятся директорами предприятий, пока все остальные пытаются писать дурацкие детективы и обнаруживают то, что они беременны, в самый неподходящий момент. При мысли о беременности я опять запаниковала, зачем-то полезла в сумку, но была остановлена Пашкиным голосом.

– Яна, если ты ищешь наши паспорта, то они у меня.

Это тоже было правдой, потому что Пашка после допроса в лифте вздохнул, демонстративно закатил глаза и забрал у меня паспорт.

– Ага, – пробормотала я. – Я так.

Пашка покачал головой и переключился на Веру с Мишей, к которым мы только подошли.

– Вера, Миша, привет. Извините, мы опоздали, но, кажется…

– Да ладно, Паш, не извиняйся, – Вера улыбнулась и кивнула мне.

Миша сунул Пашке свою лапищу для приветствия, буркнул невнятное здрасьте в мою сторону и, особо не дожидаясь, когда я ему отсалютую, повернул к Вере влюбленное и счастливое лицо.

При виде этих двоих тест с двумя полосками выскочил из головы, как мячик. Наблюдать за их влюбленностью было забавно, они чем-то здорово напоминали двух подростков, врасплох застигнутых первой любовью. И если Вера еще как-то сдерживалась, старалась не выплескивать наружу свои эмоции, то Миша, который, между прочим, был следователем, распутавшим такое дело, в котором сам черт бы сломал ногу, чувств своих скрывать совершенно не умел. Его лицо было как открытая книга. Даже странно, как он с таким лицом допрашивает преступников и подозреваемых, ну разве что они сразу, испугавшись габаритов и увесистых кулаков следователя Самсонова, выкладывают ему всю подноготную.

О начале их романа мы с Пашкой догадались еще тогда, когда столкнулись с Мишей в палате выздоравливающей Веры. В тот день я, вцепившись в Самсонова пиявкой, выпытала все о психопатке Ксении и ее хитроумном папаше. Но подозреваю, если бы не чувства, которые испытывал тогда еще Михаил Андреевич, а сейчас просто Миша, к Вере, фиг бы нам перепал такой подробный и обстоятельный рассказ, пусть и густо сдобренный «этсамым» – любимым Мишиным словечком, без которого он и пары слов связать не мог.

Роман Веры и Миши развивался неторопливо. За пять месяцев они едва-едва миновали стадию конфетно-букетного периода и перешли ко взрослым отношениям. Глядя на неуклюжие Мишины ухаживания и перетоптывания, я сама сгорала от нетерпения, хотя они меня никоим боком не касались.

– Паш, как ты считаешь, они уже того, этсамое? – теребила я Пашку, потому что мне было жутко любопытно, а Вера и уж, тем более, сам Миша моего любопытства не удовлетворяли.

– Яна, – Пашка притворно хмурился. – Нас это не касается. Ни это, ни «этсамое», так что успокойся уже наконец и отвяжись от людей.

Успокоилась я, правда, только тогда, когда, заскочив пару недель назад в субботу утром к Вере (Пашка как раз умотал опять в Литву в командировку), застала у нее на кухне Мишу, распивающего чай.

Самсонов, занимающий собой полкухни, усиленно делал вид, что дует в кружку, от которой даже дымка не шло, а его рубашка была подозрительно застегнута не на те пуговицы. Да и сам он при моем появлении покраснел как мальчик, у которого родители нашли плейбой под подушкой, забормотал что-то невразумительное, куда-то засобирался, задел стол, смахнул с него любимую Верину чашку, словом, причинил некоторый ущерб, но все равно был прощен и, возможно, даже утешен.

– Самсонов и Вера Ковальчук все! – объявила я Пашке, едва только он появился на пороге квартиры, вернувшись из командировки. Меня так распирала эта новость, что я вместо того, чтобы расцеловать Пашку, по которому в общем-то скучала, или просто броситься ему на шею, первым делом сообщила ему о Вере и Мише, торжествующе улыбаясь.

– Что все? – не понял Пашка, ошарашенно смотря на меня.

– Ну это, этсамое! – подмигнула я.

– Янка, ты меня с ума сведешь, ей-богу, – Пашка вздохнул и, подцепив ручку чемодана, прошел в комнату. Устало плюхнулся на диван.

– А что это ты, как будто и не удивлен? – разочарованно протянула я. – Паш! Ау! Они наконец-то сделали это! В смысле, они теперь пара и все такое этсамое.

– Они уж давно, этсамое, – Пашка хитро улыбнулся.

– Как это давно? А…

Тут пришла пора удивляться мне, а Пашка с дивана с довольной улыбкой наблюдал за моей пантомимой.

– Нет, не может быть… Да ведь я же сама…

– Мне Миша на прошлой неделе звонил. Спрашивал моего совета. Ну, не будет ли это слишком, если он пригласит Веру с собой на бракосочетание Стрельцова и Томки. Ваня его тоже позвал.

– Да? – я округлила глаза, не зная, чему удивляться больше. Тому что Ванька позвал Мишу на свадьбу, или тому, что Миша спрашивает у Пашки совета, и вообще, я опять выходит не при делах.

– То есть получается, опять все в курсе, а я одна…

– Янка, – Пашка уже откровенно забавлялся, глядя на меня. – Я вообще-то с дороги, устал, хочу есть, а особенно… – он дернул меня за руку, утягивая к себе на диван и притворно рыча в ухо. – А особенно этсамое…

– Ну что, регистрироваться что ли пойдем? – спросила Вера, как-то странно посмотрев на Михаила.

– Да, конечно, уже пора, – Пашка в привычной озабоченности глянул на часы.

Как по мне, так торопиться нам было некуда – времени еще вагон и маленькая тележка, но Паша с Верой думали иначе. У них у обоих в головы таймер был встроен, не иначе.

– Миша, – Вера обернулась к Самсонову, и тот, как по команде, поднял два чемодана, свой и Верин, которые в его ручищах выглядели просто игрушечными.

Пашка подхватил наши. Это, конечно, у него получилось не так эффектно, как у Миши, но он тоже вполне справился. И хотя на фоне Михаила Пашка смотрелся как-то неубедительно, едва доставал ему до плеча и уж, конечно, уступал в ширине (все-таки в Самсонова вполне можно было вместить трех Пашек), все равно – Пашка оставался для меня самым лучшим.

Мужчины двинулись по направлению к регистрации, а мы с Верой немного отстали – она поправляла ремешок босоножки, и я задержалась, чтобы ее подождать.

– И куда мы торопимся? Рано еще, – протянула я. – Даже стойка регистрации еще не открыта. Это все Пашка. Давай быстрее, чего копаешься, – передразнила я его. – Приехали чуть ли не за полдня, теперь будем здесь стены подпирать, ждать…

– Ян, – аккуратно перебила меня Вера, снова бросив какой-то нервный взгляд в сторону Михаила. – Наша стойка уже открыта.

И она мотнула головой в сторону стойки бизнес-класса, где уже вовсю суетились девушка и молодой человек в фирменных костюмах.

– Ого, мы летим бизнес-классом, – обрадовалась я. – Чего это вы с Пашкой решили шикануть? Это же невозможно дорого! Да и лететь-то нам до Москвы всего чуть больше часа, вполне могли бы потерпеть.

– Ох, Ян, – Вера снова посмотрела на наших мужчин. – Это мы можем потерпеть, наверно. Просто, ну ты посмотри…

– На что?

– На кого! На Мишу! Ян, ты вообще, как его представляешь в салоне эконом-класса? Он же тупо не влезет ни в одно кресло. А если и влезет, то мы его потом не выковыряем оттуда.

Я засмеялась:

– Ну да, прости, что-то я не подумала. Ну и прекрасно! Сейчас закажем шампанского! Ой, черт, – я осеклась, вспомнив про тест и про то, что с шампусиком, равно как и с другим алкоголем разной степени крепости мне придется надолго распроститься.

– Ничего прекрасного, – пробормотала Вера, не заметив моего замешательства. – Сейчас начнется…

– Что начнется?

– Миша просто не в курсе насчет бизнес-класса. Иначе он бы никогда не согласился…

– Почему? – удивилась я.

– Ян, господи, ну что ты тупишь сегодня. Как ты думаешь, может Миша позволить себе бизнес-класс на зарплату следователя?

– Да, что-то я не подумала. Ну и что? Ты-то можешь? Какая разница? Я вот тоже не могу себе позволить так шиковать…

– Ну ты сравнила! Ян, ты – женщина. Это нормально, когда мужчина платит. А у нас все ровно наоборот. К тому же, у Миши явный пунктик на этом. Ты себе не представляешь, как я устала с ним бороться.

– Вер, но ведь он же знал, что ты, некоторым образом, намного его обеспеченнее? – удивилась я, наблюдая, как мужчины подходят к стойке регистрации, и Пашка протягивает наши паспорта и билеты. – Что теперь? Тебе надо раздать свои деньги на благотворительность и жить с ним на зарплату следователя?

– Ой, Ян, я не знаю, честно говоря, что у него в голове. Представляешь, он вообще сначала хотел ехать до Москвы на машине. На его машине. На этом кошмарном драндулете, который дребезжит и рискует развалиться на первой же колдобине. Насилу его уговорила полететь самолетом. Так что ты думаешь, он отдал мне все деньги на билеты в экономе, и за себя, и за меня. Хотя мне вот вообще это ничего не стоило. А у него, как пить дать, половину отпускных сожрало. Черт, а потом я представила, как он с его габаритами будет пыхтеть в маленьком кресле полтора часа, и мне стало дурно. И я договорилась с Пашкой, что мы возьмем бизнес, ну, все вместе… И это будет для него сюрприз. Для Миши. Короче, Ян, я даже не могу себе представить, как он отреагирует…

Она не договорила. У стойки регистрации раздался грохот, как будто что-то упало. Миша стоял, опустив свои кувалдоподобные руки вдоль тела. Рядом покачивались чемоданы, которые, по всей видимости, и грохнулись, когда Миша разжал свои кулаки.

– Ну, все, – пробормотала Вера, – Началось…

– Не боись, прорвемся! – я взяла Веру за руку и направилась к нашим мужчинам.

– Я, этсамое, – Миша посмотрел на Веру исподлобья. – Я никуда не лечу.

– Миш, послушай, – Пашка сочувственно посмотрел на Веру. – Это была моя идея, про бизнес-класс. Я уговорил Веру. В самый последний момент. Так что, во всем виноват только я.

Миша недоверчиво посмотрел на Павла, который, как всегда, проявляя свое благородство, кинулся принимать удар на себя.

– Ну, просто я привык летать бизнес-классом, – продолжал Пашка. – Вот, понимаешь, пунктик у меня такой. Не могу в экономе…

– Вот и летели бы с Яной бизнесом, а мы бы прекрасно в экономе, этсамое, – упрямо пробурчал Михаил.

– Не, Миш, что ты за эгоист такой! – влезла я, понимая, что нужно спасать ситуацию. – Вот почему ты не думаешь про Веру? Почему вы, мужики, всегда только о себе беспокоитесь?

– Мы? – удивился Павел, посмотрев на меня с некоторой обидой, а Михаил удивленно перевел взгляд с Веры на меня и залился краской возмущения.

– Я, этсамое, эгоист?

– А кто ты? – несло меня. – Самый натуральный эгоист, Миша! Ты себя в зеркало видел? А в самолетах ты вообще летал когда-нибудь?

Миша совершенно потерялся от моего напора.

– Я, этсамое, летал… давно, в детстве мы в Сочи с родителями…

– А ты не заметил, что с тех пор ты несколько подрос? Вот сам подумай – ты представляешь себе размеры кресел в экономе? Ну ладно, тебе наплевать, и ты готов втиснуться на сидение, которое в два раза тебя уже. Но ты о Вере подумал?

– О Вере? – зачарованно пробормотал Миша.

– Да, о Вере! Это ей сидеть рядом с тобой. На соседнем кресле. Точнее, на том, что от него останется после того, как ты займешь весь положенный тебе объем. Я вот один раз летела в Прагу рядом с толстой теткой. И скажу тебе, это были худшие три часа в моей жизни. А та тетка прилично уступала размерами тебе, можешь мне поверить. Это так ты заботишься о своей любимой женщине? Ты готов ее обречь на такое из-за своих дешевых понтов?

– Яна! – испуганно пролепетала Вера.

– Понтов? – Миша покраснел еще больше и взмахнул своими огромными руками, слегка задев стоящего рядом Павла. Тот поморщился, но выдержал удар стоически.

– Именно, Миша! Понтов! – я понимала, что несколько перебарщиваю, но другого пути решить проблему я не видела. Миша вполне был способен отказаться от полета, и тогда я даже боюсь представить, как бы мы выходили их этой ситуации. – Понтов, Миша! Ты не готов поступиться своей дурацкой гордостью ради того, чтобы твоя любимая чувствовала себя комфортно. Ты готов создать всем нам кучу проблем, только потому что тебе, видите ли, твои дремучие шовинистские понятия не позволяют это сделать. Ты, Миша – сексист, домостроевец и мужлан!

Пашка хмыкнул при слове «сексист», а я застыла в пафосной позе, возмущенно глядя на Михаила. Тот сопел, краснел, но я явно поколебала его решимость. Видимо, с этой стороны он сложившуюся ситуацию не рассматривал.

– Миш, – вступила Вера. – Я тебя очень прошу, давай мы сейчас поедем бизнес-классом, а обратно, я тебе обещаю, мы будем добираться так, как ты захочешь. Можно, к примеру, поездом… Нас же твой друг будет встречать, этим именно рейсом. И Янка с Павлом, они-то чем заслужили? А мы потом поговорим… Я, конечно, не должна была так делать… ну, за твоей спиной. Ну, прости меня, пожалуйста…

Миша обиженно потоптался на месте, пробурчал себе что-то под нос, но все-таки нагнулся, поднял чемоданы и поднес их к стойке, где девушка в синей форме с интересом наблюдала за разыгрываемой перед ней сценой. Похоже, гроза миновала.

– Спасибо, Ян, – благодарно шепнула мне Вера. – Даже не представляешь, как с ним иногда тяжело.

– Ну, надеюсь, оно того стоит, – так же тихо шепнула я.

– Стоит, – ответила Вера и счастливо улыбнулась.

3.

В бизнес-классе я уже летала, так что никаких особых восторгов он у меня не вызвал. Как-то, пару месяцев назад, мы с Пашкой должны были срочно попасть в Москву по моим делам, а билеты оставались только в бизнесе, и Пашка, не моргнув глазом, выложил кругленькую сумму, честно говоря, приведшую меня в некоторое замешательство. Я все никак не могла привыкнуть к тому, что уровень дохода моего возлюбленного в разы отличается от моего. Впрочем, если быть честной, такие вещи меня не сильно волновали. Приятно, конечно, что не надо думать о том, как дотянуть до следующего гонорара, как со мной периодически бывало в старой жизни, еще до Пашки. Но и какой-то бешеной радости от материального достатка я не испытывала. В магазинах я, скорее по привычке, чем из экономии, выискивала скидки и упорно не желала выкидывать бешеные суммы за бренды, предпочитая демократичные торговые марки средней ценовой категории. Пашку, кстати, это тоже мало волновало. Для него деньги были средством, а не целью. Если надо ехать срочно, а срочно получается только дорого, то значит поедем дорого, и никаких сожалений от неразумных трат. И мне такой подход очень нравился.

Мы разместились на удобных, вместительных креслах. Даже Миша вполне комфортно втиснулся в одно. Вера села рядом с ним, и они тут же принялись ворковать. Мелодичный голос моей подруги журчал приятным фоном, изредка прерываемый басом Михаила.

Мы с Пашкой устроились впереди. Он тут же достал свой ноутбук и извиняющимся тоном пробормотал:

– Ян, ты извини, но я должен тут кое-что закончить, – и тут же уткнулся в какую-то огромную таблицу с цифрами.

– Я так и знала, что ты постоянно будешь пялиться в свои документы, – недовольно проворчала я. – Нельзя так, Паш. Мы же в отпуске. Надо уже учиться отдыхать.

– Угу, я только закончу с этим грузом, там опять Богдан накосячил, – Пашка уже целиком погрузился в экселевский файл, исправляя ошибки начальника своего логистического отдела.

Я откинулась на спинку кресла и, отодвинув шторку, сделала вид, что увлечена тем, что происходит за иллюминатором. На самом деле я даже порадовалась тому, что Пашка ушел в работу и не обращает на меня внимания. Мне действительно надо было подумать.

Стюардесса предложила шампанского. Я машинально ухватила бокал и теперь задумчиво крутила его в руках, размышляя о том, что теперь придется перестраивать всю свою жизнь. Я даже пригубила немного, подумав, что вряд ли от одного бокала что-то изменится, но ощущение совершаемого мною преступления было настолько сильным, что я отставила шампанское и, когда стюардесса проходила мимо, незаметно от Пашки попросила унести бокал.

– Ян, ты извини, тебе, наверно, скучно, – пробормотал Пашка, не глядя на меня. – Но мне действительно надо это доделать. Ты же, кажется, брала с собой книгу. Достать тебе?

– Нет, Паш, спасибо, я подремлю лучше, – я отвернулась от него и закрыла глаза.

Пашка, заботливый и внимательный. Надежный, как металлический сейф. Человек, превративший мою жизнь в волшебную сказку. После череды неудачных и бессмысленных романов Пашка был как подарок судьбы, как воплощение моей мечты. И ведь я была счастлива все это время, живя с ним в его квартире, напичканной антиквариатом и смахивающей на филиал Эрмитажа. Утром я вскакивала вместе с ним и провожала его в офис, как образцовая жена. Даже научилась готовить. Пусть не так виртуозно, как Томка или Вера, но вполне сносно. Пашка уверял меня, что ему все нравится. В прошлой жизни у меня было такое ощущение, что я все время куда-то бежала и никуда не успевала. Вечные дедлайны. Бесконечные звонки и сообщения от заказчиков: «Яна Владимировна, исправьте здесь, пожалуйста, отложите этот документ, сейчас мы вам пришлем другой» и постоянная выматывающая нехватка денег. С появлением в моей жизни Пашки все это исчезло. Проводив его на работу и пошуршав для приличия по хозяйству, я садилась в комнате за стол, который стоял у большого окна, выходящего во двор-колодец, открывала ноут и писала свои детективчики или даже занималась переводами по старой памяти, но уже без прежней нервотрепки, соглашаясь только на хорошие заказы, без вот этого вечного «это нужно было сделать еще вчера, поторопитесь, Яна Владимировна». Никакой нужды в деньгах у меня не было, но свой пусть маленький, но все же доход давал мне иллюзию нужности. Весна закончилась, и началось почти сносное питерское лето. Погода наладилась, и я иногда выходила гулять – до Невского было рукой подать, а там можно было свернуть к атмосферным каналам со старинными мостами и мрачноватыми домами, словно сошедшими со страниц романов Достоевского. Иногда я заскакивала в магазины, покупала что-то по мелочи, большие покупки мы делали с Пашкой в выходные в огромном супермаркете. И шла готовить ужин. И ждать Пашку. В этом было что-то очень уютное и правильное – ждать вечером домой своего мужчину. Кормить, с удовольствием наблюдая за тем, как он ест. Никогда не думала, что это такое удовольствие – смотреть, как любимый человек поглощает приготовленную мной еду. Выслушивать его рассказы о работе, просто болтать о пустяках. Заваливаться на диван, чтобы посмотреть какой-нибудь сериальчик или фильм. Я так остро наслаждалась своей новой жизнью, что иногда ловила себя на том, что очень боюсь ее потерять. Что все это – и Пашка, и питерская квартира в центре, и все мое счастливое и беспечное существование вдруг закончится, исчезнет. Потому что ничем таким я это счастье не заслужила.

Мама мне всегда говорила, что человеку ничего не дается просто так. Что за все надо платить, и прежде, чем на тебя начнут сыпаться подарки судьбы, ты должна изрядно упахаться и пострадать. Но страдать мне почему-то не хотелось. Разве это обязательное условие для счастья? Бывает же, что все случается просто так. Повезло – и я встретила своего Пашку. Но в глубине души я все равно считала, что все это дано мне не как безвозмездный подарок, а в качестве аванса. И судьба вот-вот предъявит мне счет. Вот она и предъявила.

Вся моя жизнь оказалась под угрозой. Как бы не повел себя Павел, я вдруг сейчас осознала, что как прежде уже не будет никогда. Что ребенок изменит все. Я больше не смогу неспешно писать свои детективчики, прихлебывая кофе и покуривая в форточку – Пашка не любил, когда я курю в комнате, курить нам можно было исключительно на кухне. Да и с курением придется завязывать. Сначала я стану толстой, как обожравшийся пингвин, буду ходить, переваливаясь из стороны в сторону, и сексуальности во мне будет не больше, чем в пивной бочке. А перед Пашкой на работе будут вертеться безупречные красавицы со стройными ногами и тонкими талиями, одна Инга, начальник его юридической службы, чего стоит. И хоть Пашка и уверял меня, что они всего лишь хорошие друзья и бывшие однокурсники, я никак не могла перестать его ревновать.

А потом появится ребенок. Моя мама любила рассказывать, как я своим появлением испортила всю жизнь их добропорядочному семейству. Перепутала день с ночью, не давала никому спать, постоянно орала, плевалась сосками. Диатез, зубы, желудочные колики – я не обошла ни одной из родительских страшилок, которыми пугают молодых матерей. По рассказам моей мамы выходило, что первый год жизни младенца – это какой-то кромешный ад. И если бы не мои бабушка с дедушкой, которые были призваны, чтобы помочь молодым родителям, мама непременно сошла бы с ума от такого счастья. Она была очень молода, моя мама, когда я родилась – училась на втором курсе и умудрилась провернуть фокус с моим рождением, не уходя в декретный отпуск. Да и папа был не многим ее старше, учился в том же университете, в аспирантуре. И ему тоже, наверно, было не до меня. Хотя почему-то из детских воспоминаний, у меня остался именно он, отец. Ну и, конечно же, бабушка с дедушкой. Они всегда были рядом. Но, почему-то, когда меня одолевали детские воспоминания, первым, кто всплывал в памяти, был отец, папа, мой папочка.

Я помню, он часто читал мне перед сном, а в выходные водил гулять в Воронцовский парк. Мы тогда жили на Ленинском проспекте, и парк подступал прямо к нашему дому. Он начинался с яблоневого сада, тонких изящных деревьев, особенно красивых весной, утопающих в мелких белых цветах, как в душистой пене. А, если углубиться дальше, можно было попасть в дубовую рощу. После ажура яблоневого цвета дубы казались чем-то монументальным и вечным – невероятно огромные исполины, уходящие вершинами прямо в небо. Между деревьями и по их толстым стволам бегали юркие наглые белки, которые почему-то никого не боялись, и мы иногда даже кормили их.

– Смотри, Янка, – тихо говорил папа, опускался на корточки и протягивал руку со специально припасенным для белки лакомством. Шустрая нахалка, поблескивая глазками-бусинками, торопливо подбегала к папиной руке, воровато выхватывала угощение и, махнув пушистым хвостом, исчезала в кроне деревьев, затерявшись среди узорчатых дубовых листьев. А мы с папой смеялись. Я до сих пор помню его заразительный смех.

А потом мы шли парковой дорожкой: высокий, чуть сутулый мужчина и маленькая девочка с вечно растрепанными волосами.

Я уткнулась носом в иллюминатор и почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.

Папа всегда казался мне надежным и незыблемым. Как вековые дубы Воронцовского парка. И самым красивым, конечно. И самым умным. Папа был филолог, занимался проблемами западноевропейской литературы. В совершенстве знал немецкий, немного хуже французский и испанский. А еще он читал массу книг и любил мне пересказывать их, адаптируя шедевры мировой литературы к моему возрасту.

Да, я была совершенно, стопроцентно, папиной дочкой. Именно его прихода я с нетерпением ждала каждый вечер. Именно с ним я любила гулять по Воронцовскому парку. Я рано научилась говорить и читать. Уже в четыре года лихо складывала буквы в слова, поражая гостей и родственников, которые только охали, глядя, как я без запинки читала названия журналов и заголовки газет. Наверно, отцу со мной было интересно. Намного интереснее, чем с моим младшим братишкой, который никаких таких рекордов не ставил, развивался медленно, а читать и вовсе научился только в первом классе, да и то из-под палки. Зато братика очень любила мама. Позже, когда отец уйдет, мама всегда будет мне говорить, что я пошла в отца, а вот Сереженька, он в их породу.

Я часто заморгала глазами, старясь все же не расплакаться, но получалось так себе. Глупо в тридцать пять лет горевать по себе девятилетней.

Именно столько мне было, когда отец ушел. Я даже не помню особо, ругались они с мамой или нет. Мне кажется, что нет, но детская память она такая ненадежная. Зато я хорошо помню, что было потом. Любой мой косяк – игры с подружкой в чужом дворе, нечаянная двойка за забытое и невыученное стихотворение, первая выкуренная сигарета – все это было потому, что я в отца. А в кого еще?

И это выводило меня из себя. Потому что я чувствовала, что мое сходство с отцом – это какая-то ущербность. Как будто бы я была изначально бракованной. Ну а как еще я должна была это воспринимать после того, как отец нас предал? Радоваться, что я похожа на предателя? Понимать, что где-то внутри меня тоже сидит этот неправильный ген, который из самого прекрасного и надежного мужчины в моей жизни, из моего отца, сделал настоящего подлеца и труса, сбежавшего из семьи и бросившего двух детей. А ведь мой отец был для меня всем – почти что богом. Большим, надежным, крепким. Как Пашка.

Это сравнение пришло ко мне неожиданно, и меня словно ударили кнутом. Я вздрогнула, почти как от боли, торопливо отерла слезу и посмотрела на сидящего рядом Пашку. Как будто почувствовав это, Пашка оторвался от своего ноутбука.

– Ян, все в порядке? – с тревогой спросил он, видимо, заметив что-то странное в моем взгляде.

– Ага, все хорошо, – пробормотала я, пряча глаза.

– Да что сегодня с тобой? Ты прямо с утра сама не своя. Даже шампанское пить не стала.

Господи, как он это-то умудрился заметить? Как он вообще умудряется все замечать? Мне казалось, что он был поглощен своей работой и мой трюк с шампанским остался незамеченным. Но Пашка всегда замечал все, что касалось меня. Иногда меня это даже бесило. Но чаще просто нравилось. Я чувствовала себя защищенной, укутанной в его заботу, как в теплый пушистый плед. Совсем как в далеком детстве, когда важно вышагивала рядом с отцом, крепко ухватившись за большой палец его руки, слушала папины рассказы и смешно кивала растрепанной головой.

И вдруг меня словно кольнуло. Прошлое надвинулось на настоящее, наложилось на него и слилось. Папа тоже был внимательным и заботливым. Как Пашка сейчас. Надежным, как этот чертов сейф – дурацкое сравнение, которое никак не желало отпускать меня. Главным мужчиной, который просто в один прекрасный день собрал свои вещи и исчез из моей жизни, даже не объяснив, почему он так поступил. Неужели и Пашка сможет вот так? Просто исчезнуть?

– Яна! Да что происходит? – Пашка занервничал.

– Ничего. Просто задремала, фигня какая-то приснилась, – я говорила не очень убедительно, и Пашка, кажется, не поверил ни одному моему слову, но, к счастью, загорелось табло с требованием пристегнуть ремни, и доброжелательный женский голос объявил, что самолет заходит на посадку.

4.

Ваня Стрельцов уже ждал нас во Внуково. При виде нашей компании он сначала широко заулыбался, а потом вдруг как-то напрягся и даже слегка нахмурился.

– Привет! – я помахала ему рукой.

Пашка, который шел первым, приблизился, поставил чемоданы и пожал Ване руку. Следом этот маневр повторил Миша. После чего, немного смущаясь, представил свою спутницу в своей неповторимой манере:

– Это вот Вера… моя, этсамое…

– Да, Вань, это та самая Вера! – сочла своим долгом пояснить я. – А Томка где? Она не с тобой?

– Очень приятно, – проговорил Стрельцов. – Нет, Тома уже на турбазе, с семьей… А вы, конечно… черт, как это я не подумал…

Произнеся эту странную сумбурную фразу, Ваня перевел взгляд на наши чемоданы и замолчал.

– О чем ты не подумал? – уточнила я, вслед за ним разглядывая наши чемоданы.

– Да вот об этом… Ладно, пойдем, разберемся, – и он, подхватив один из чемоданов, торопливо пошел к выходу.

Мы двинулись за ним.

Причину Ваниного замешательства я поняла, когда мы подошли к припаркованной машине, и Ваня, вздохнув и бормоча под нос что-то невнятное, открыл багажник.

Багажник был почти полностью забит какими-то пакетами, свертками, тюками и даже коробками.

– Я хотел, чтобы два раза не ездить, – стал оправдываться Стрельцов, увидев наши удивленные лица. – Ну, там Томка купить кое-что велела, в Москве. Забрать один заказ… И это вот я не успел вытащить еще. Думал, что как-то…

– Вань, ты чего? Та же знал, что нас четверо! – не выдержала я.

– Ну я про чемоданы не подумал…

– Как это? Ты что ж, решил, что мы тут на две недели налегке приедем, что ли? С маленькими рюкзачками с зубными щетками?

– Ян, ну что ты на Ваню накинулась, – вступился за Стрельцова Пашка. – Ничего, как-нибудь поместимся. Можно кое-что по салону распихать…

– По салону? – я посмотрела на Пашку, как на идиота. – У нас в салоне Миша! Я сомневаюсь, что мы там все как-то распихаемся. А ты намерен туда еще и четыре чемодана засунуть! К Мише? Ты смеешься?

Миша виновато вздохнул, а Вера пришла на помощь Паше.

– Я уверена, что если все правильно разложить, то место найдется. У меня, кстати, неплохо получается укладывать вещи компактно. Давайте-ка, ребята, помогите. Вон ту коробку можно вытащить и поставить под ноги в салон…

– Да в салоне там тоже не то, чтобы есть место… Эх, в общем, – Стрельцов вздохнул и, обойдя машину сбоку, открыл заднюю дверь.

Мы уставились внутрь.

– Ох ты ж… мать, этсамое, – протянул Михаил, завороженно разглядывая салон.

Пашка слегка закашлялся, а Вера недоуменно посмотрела на меня, а потом в ужасе перевела взгляд сначала на Мишу, а потом на четыре наших не самых маленьких чемодана.

– Вань, скажи, а мы чем тебе так не угодили? – я наконец нарушила повисшую тишину. – Ну вот зачем ты решил заморить нас таким оригинальным и затейливым способом? Что мы плохого-то тебе сделали?

Стрельцов только вздохнул и полез в карман за сигаретами.

– А что это вообще такое? – вежливо осведомилась Вера.

И мы все с любопытством посмотрели на Ваню. Потому что, не знаю как у остальных, а у меня не было никаких версий, насчет того, зачем Стрельцову с Томой понадобились куча каких-то длинных металлических штырей, пересекающих салон в самых разных направлениях.

– Это беседка, – пояснил Стрельцов грустно, щелкнул зажигалкой, затянулся и зачем-то добавил. – Свадебная…

– В смысле? – не поняла я. – Какая, к черту, беседка?

– Ну, фигня такая, вроде шатра. Томка заказала еще пару недель назад… Сказала, что будет красиво. Ну там цветы, ленты, блестяшки всякие… Купидон!

– Ну если Купидон, то, конечно, – согласилась я. – Куда нам без Купидона? Без Купидона нам, Ваня, вообще никуда. А как ты себе это все представлял? Ну ладно, про чемоданы ты не подумал. Конечно, странно для человека, который всю жизнь занимается тем, что расследует преступления, проявить такую недогадливость, ну бог с ним. Но вот это вот? Ты же знал, что нас четверо? И с нами Миша? А Миша некоторым образом тебе должен быть знаком, раз уж ты с ним дружишь. Или ты думал, что за те полгода, которые вы не виделись, Миша похудел и уменьшился раз в пять?

– Ян, ну что ты накинулась на Ваню? – попытался остановить меня Павел, как всегда пытающийся всюду проявлять свою вежливость и деликатность. – Он просто не рассчитал. Сейчас мы все решим…

– Да я не знал, что эта беседка такая… То есть, нам обещали, что она в сложенном виде будет компактна и удобна в транспортировке… То есть, Томку заверили, что мы легко увезем ее в джипе…

– А вы им сообщили, что в этом же джипе ты еще и четырех гостей собрался транспортировать? С четырьмя чемоданами? – не унималась я.

– Ян, ну не надо так, – еще одна вечная миротворица, Вера. – Мы сейчас попробуем что-нибудь придумать. Я, когда начинала свой бизнес, сначала логистиком была. Там иногда такие задачки решать приходилось, как раз по размещению груза. Иногда у нас тоже случается всякий нестандарт, правда, Паш? Вот смотрите, если эти пакеты вытащить из багажника и переместить в салон, то сюда можно втиснуть парочку чемоданов. Миш, давай, помоги мне…

И мои друзья увлеченно стали выкладывать что-то из багажника и стараться решить проблему, которая на мой взгляд была из разряда совершенно нерешаемых.

– Угу, давайте, поиграйте в тетрис. С удовольствием посмотрю, что у вас получится, – пробурчала я и отошла немного в сторону, к газону. По привычке достала сигарету и зажигалку и даже уже щелкнула, извлекая язычок оранжевого пламени, и тут меня торкнуло.

Я застыла, завороженно глядя на огонь, слегка извивающийся на легком летнем ветерке. Мне же больше нельзя курить. Как же я забыла?

Первая малодушная мысль, которая посетила меня, была тут же мной с негодованием отвергнута. Мысль это заключалась в том, что, насколько я знала, резко бросать курить нельзя, потому что это стресс для организма. А стресс – это тоже вредно, в том числе и для ребенка. Ребенка… Господи, у меня же там ребенок. Пусть совсем маленький, даже крошечный, вообще непохожий еще на человека, но все равно уже человек, а вовсе не набор клеток, как любят утешать себя те, кто решаются на аборт. Я крутила в руках сигарету, представляя себе крошечного, забавного малыша, похожего на Павла. Да, я прекрасно знала, как выглядит зародыш на примерно таком сроке, помнила из картинок учебника по анатомии. Он и на человека-то не похож, не то, что на какого-то конкретного родителя. Но воспринимала я его именно так. Как очень маленького Пашку.

А еще я представила, как я сейчас подожгу сигарету и затянусь крепким, вонючим и очень вредным дымом. И этот маленький Пашка начнет корчится, задыхаться… Нет уж, дудки! Я с отвращением сломала сигарету и отбросила ее в траву. И покосилась на остальных.

– Миш, давай толкай его! – командовал Стрельцов, руководя погрузкой нашего багажа. – Еще немного, и мы его утрамбуем!

– Да я его и так уже… того, этсамое, – пыхтел Михаил.

– Погодите, а если мы этот сверток подвинем? – принимала самое деятельное участие в этом маразме Вера.

И только Пашка, нагруженный какими-то пакетами, философски молчал, не мешая своим друзьям играть в игру «впихнуть невпихуемое». И задумчиво наблюдал за мной.

У меня в сумке завибрировал телефон.

– Ян! Привет! Вы там как? Долетели? – услышала я голос Томки.

– Долетели, – согласилась я. – Вот Ваня тут нас уже встретил…

– Ну и хорошо, – на заднем плане вдруг послышались какие-то истошные вопли, словно Томка находилась в каком-то африканском диком племени людоедов, у которых как раз намечался ритуал по запугиванию врагов и злых духов. – Черт, Ян, я плохо слышу… Вилка, да перестаньте уже, пожалуйста!

– Какая вилка? – удивилась я. – Ты что, стол сервируешь?

– Что? Какой стол? Ян, слушай, я сейчас не могу говорить. Передай этому… моему любезному женишку, что мы тоже добрались, и я с нетерпением его жду!

Тон, которым Томка произнесла слово «женишок», был не очень обнадеживающим. Что-то мне подсказывало, что Томка ждет его с нетерпением вовсе не для того, чтобы заключить в нежные объятия.

– Том, что там происходит? И почему ты сама ему не позвонишь? Вот он тут рядом почти…

– Потому что не хочу я ему звонить. Боюсь, что на эмоциях сейчас наговорю ему всякого… такого… Нет, ну я тоже, конечно. Как я могла не узнать подробности… Вот доверяй мужикам после этого… Вилка! Да уймитесь вы!

В телефоне заверещали так, словно у Томки кого-то только что зарезали самым жестоким способом.

– Да что там у тебя происходит? – не выдержала я.

– Все, Ян, не могу говорить! Жду вас.

И Томка отключилась.

Я подошла к машине, задумчиво вертя в руках телефон. Удивительно, но каким-то волшебством Вере удалось совершить невозможное. Все четыре чемодана были уложены в багажник и утрамбованы среди других вещей. Правда еще оставалось куча непонятных пакетов, да и металлическая конструкция из салона никуда не делась.

– Вань, мне Томка звонила. Просила тебе передать, что они добрались и она с нетерпением тебя ждет, – сообщила я.

– А, ну хорошо, спасибо, – Ваня, похоже, не заметил иронию в моем голосе.

– Вань, а кто это «они»? С кем там Томка добралась? – уточнила я на всякий случай.

– С семьей моего брата. Я их утром всех отправил на турбазу, а сам сюда рванул в Москву, за беседкой этой, ну и вас встречать… Все, что ли? Вер, я боюсь, что в багажник мы уже ничего не запихнем…

– Да, пожалуй, ты прав, – согласилась Вера. – Теперь осталось разместиться в салоне.

Мы впятером уставились внутрь машины. На мой взгляд, дело заранее было обречено на провал. Но Вера так не считала. Она снова засуетилась, раздавая мужикам команды. Я даже залюбовалась ими и их четкими и слаженными действиями. Особенно Верой. Теперь я понимала, почему она смогла поднять свой собственный бизнес и на равных конкурировать с тем же Пашкой.

Минут через десять Вера вздохнула и заявила.

– Пожалуй, это все, что можно сделать в этих обстоятельствах. Лучше не будет. Надеюсь, нам не очень далеко ехать…

– Ну, как сказать, – замялся Стрельцов. – Километров сто примерно. Почти до Можайска… Но сейчас вроде пробок быть не должно, быстро долетим. Наверно…

– Сто километров в этом вот… да еще и с Мишей! – простонала я, заглядывая в салон. Штыри все еще были там, оно и понятно, куда их можно было деть? Правда, теперь они располагались более упорядоченно и даже где-то эстетично.

Сзади виновато засопел Миша.

– Я, этсамое, Вань, может на электричке как-то можно? Я бы тогда добрался сам, как-нибудь.

– Не говори глупостей, – решительно отвергла его самопожертвование Вера. – Ничего, пару часов потерпим. Ты залезай на переднее сиденье, все равно больше никуда не поместишься. Хорошо бы тебе под ноги эту коробку засунуть, а, впрочем… что это я говорю? Какую коробку? Сам бы уместился. Лучше вот, возьми этот пакет к себе на колени.

Миша, покорно пыхтя, полез в салон. Я с интересом наблюдала, как Ванькин джип угрожающе накренился под весом Самсонова.

– Вер, я все, этсамое… Давай сюда пакет…

Миша страдальчески взирал на нас из салона. Выглядело это так, словно его сложили вчетверо – его колени находились примерно на уровне ушей.

Пашка подал Мише огромный пакет, и мы перестали его видеть – он просто потерялся среди вещей.

– Так, теперь мы, – Вера внимательно посмотрела на нас с Пашкой и на не поместившиеся в багажник вещи. – Янка, ты – самая маленькая. Лезь в центр!

– Ну, конечно, кто б сомневался, – проворчала я. – Куда тут лезть? Тут повсюду палки эти от беседки…

– Аккуратно, подлезай вот сюда! Ян, ты прости, но мы с Пашкой точно такой трюк не провернем. Давай, у тебя получится.

– Угу, я вам что, цирковая обезьянка? – я обреченно полезла в салон, следуя указаниям Веры, извиваясь как какой-то питон. – Смертельный номер! Женщина-змея! Исполняется профессионалом, слабонервным не смотреть!

В результате я оказалась посредине заднего сидения, зажатая между двумя штырями от беседки. Для полного счастья Вера сунула мне на колени огромный прозрачный пакет, окончательно замуровав меня в салоне.

– Сто километров, мать вашу, – простонала я. – Ваня, я убью тебя, если когда-нибудь выберусь отсюда! Дорога-то хоть хорошая?

– Ну, сначала по Киевке поедем, там все хорошо, – ответил Ваня. – Потом уйдем на Минку, там до Кубинки тоже трасса новая. А вот дальше придется уходить на Можайку, и там все не так ровно, есть некоторые участки… А потом и вовсе… Но это немного, километров десять-пятнадцать…

Пока Ваня рассказывал нам маршрут, Вера с Пашей заняли места по обе стороны от меня. Я почувствовала себя селедкой, которую засунули в бочку и приготовили к засолу. Стрельцов запихнул в салон последние тюки и пакеты, распределив их на полу и между нами, после чего захлопнул двери с обеих сторон, а сам уселся на водительское сидение, и мы тронулись. Запахло бензином, и меня немедленно замутило. Машину явно клонило вправо, и немудрено, справа у нас сидел Миша.

– Еще это, у меня кондиционер сломался, – сообщил Ваня, выруливая со стоянки.

– Ну все, ты труп, – прохрипела я. – И мне плевать, что моя лучшая подруга станет вдовой, так и не успев выйти замуж. Стрельцов, я тебе этого никогда не прощу!

– Ян, все так плохо? – голос Пашки прозвучал глухо, его лицо было плотно закрыто каким-то тюком. – Ты там как? Может быть, есть какие-то другие способы добраться до этой базы? Например, я могу вызвать такси…

– Да какое такси, ты не объяснишь, как туда добраться. Там не очень с указателями… Да и сдерут с тебя столько, что мало не покажется, – ответил Стрельцов.

– Да черт с ними, с деньгами! – Пашка, кажется, всерьез разволновался, гора мешков, за которой сидел мой любимый, угрожающе заколыхалась.

– Нормально все, Паш. Я потерплю. Окна только откройте, дышать нечем.

Я заерзала, пытаясь хоть как-то устроиться, чтобы на меня не давили штыри, и тут мой взгляд упал на пакет, лежащий прямо на моих коленях.

– А-а-а-а-а! – заорала я в ужасе, а Ваня резко вильнул рулем, отчего машину повело, и Мишино сидение, за которым с трудом размещалась Вера, сдвинулось назад, вероятно больно прижав Веру.

– А-а-а-а-а! – не выдержала Вера, а Миша впереди отчаянно завозился, пытаясь вернуть свое сиденье обратно, отчего машину повело уже в другую сторону. Наверно, со стороны выглядело, будто бы какие-то извращенцы устроили на ходу оргию, раскачивая джип в порывах бурной страсти.

– Яна, что случилось? – пакеты, за которыми прятался Павел пришли в движение и непременно обрушились бы, если бы было куда.

А я завороженно смотрела на прозрачный пакет передо мной, из которого на меня смотрела отрубленная голова какого-то щекастого ребенка.

– Ради бога, Ваня! Что это? – выдавила я из себя. – Кто это тут? О, боже!

– Что? – Ваня умудрился извернуться и посмотрел на меня и на пакет. – А это… Это он… Ну, как его… Который на крыше будет беседки…

– На крыше? Кто у тебя будет на крыше? Карлсон что ли, долбаный?

– Не, этот… черт, забыл… Купидон!

Вера начала издавать какие-то странные звуки, похожие на хрюканье.

– Купидон? Это, мать его, Купидон? – я смотрела на скалящегося уродца, не в силах поверить, что эта разбойничья ухмылка может принадлежать богу любви. – Вань, а что у него с лицом? У него такое выражение, словно он хочет меня сожрать живьем. Ей-богу, он мне теперь сниться будет по ночам.

– Ну, не знаю, я его лицо не разглядывал, если честно, – признался Ваня.

– А почему тут только одна голова? Зачем вы его расчленили? – никак не могла я прийти в себя от внезапного потрясения.

– Еще не хватало, чтоб он тут у нас целый ехал, – подал голос Павел. – Тут и без Купидона весело.

– А я тут думаю, этсамое… Что это у меня тут в пакете за отрубленные конечности? – сообщил Миша. – Наверно, это его запчасти, в смысле, части туловища, Купидона, то есть… этсамое…

Вера где-то справа от меня зашлась в диком хохоте, а Пашка добавил:

– Осталось выяснить, где тут еще спрятаны лук и стрелы. Они же тоже должны к нему прилагаться, насколько я помню? Надеюсь, они не вылезут откуда-то в самый неподходящий момент…

– Они вроде бы в багажнике, кажется, – не очень уверенно ответил Стрельцов.

– Надеюсь, что это так, – зло сказала я. – Потому что, если я найду тут оружие, я точно знаю, как я его применю. И боюсь, Ваня, тебе это не понравится.

– Ну все, Ян, перестань, – Вера отсмеялась и даже умудрилась выглянуть из-за пакетов и тут же с интересом начала рассматривать физиономию Купидона. – Ничего он не уродливый. Так, слегка измучен судьбой. Но мне кажется, мы тут все скоро будем на него похожи…

– Ну, простите, я правда не думал, что все так выйдет, – покаянно произнес Стрельцов. – Я постараюсь побыстрее доехать. Все, мы уже на Киевке, дорога свободная, домчу в лучшем виде.

И он включил радио.

«Что ж ты, фраер, сдал назад, не по масти я тебе?» – заорал мне прямо в ухо хриплый мужской баритон из динамика, и я, простонав «Пристрелите меня!», закрыла глаза.

Поездка обещала стать незабываемой.

5.

– Мама, мама, а чего он?

– Ща, как дам!

– А-а-а-а… ы-ы-ы…

– А ну прекратили оба, я кому сказала!

– А чего он?

– Э, зырь, какой дядька толстый!

– Я кому сказала, так нельзя говорить!

– Капец, жирный какой…

Я наконец вылезла из машины. Меня мутило и, казалось, сейчас вырвет. Сто километров до Можайского водохранилища обернулись для меня сущим кошмаром. Последние полчаса я даже не мечтала – просто молилась, чтобы поскорее добраться до места. Хотелось всех убивать медленно и со вкусом – в первую очередь Стрельцова, конечно, устроившего нам такой замечательный аттракцион. Потом, разумеется, Мишу, за то, что он, видимо, в детстве, слишком хорошо кушал и вымахал такой большой и красивый. Веру тоже, на мой взгляд следовало прибить – исключительно за неиссякаемый оптимизм. Даже Пашку, и того хотелось тихонько придушить на очередном повороте или особо чувствительной колдобине за его бесконечные «Яна, ты как? Тебе плохо, Яна?» Да, мать вашу, мне было плохо. Очень плохо. У меня шея была зажата металлическими штырями. Я чувствовала себе Марией-Антуанеттой на гильотине. И готовила прощальную речь.

Поэтому, когда Ваня, сделав резкий разворот, залихватски притормозил свое шикарное средство передвижения, по ошибке названное машиной, возле обшарпанного деревянного домика, я буквально кульком вывалилась вслед за Верой, мечтая упасть на травку, мягкую, пахнущую теплым августом и отпуском, вдохнуть полной грудью лесной воздух и насладиться тишиной.

С августом, отпуском и лесным воздухом был полный порядок, а вот с тишиной не задалось с самого начала. Я еще не успела выбраться из Ваниного драндулета, как уши заложило от пронзительных детских визгов.

Так мог кричать только Вождь Краснокожих, и я сразу вспомнила сакраментальное: «успеем добежать до канадской границы». А пришедший на память последний телефонный разговор с Томкой, во время которого, явно, кого-то зарезали, придал мысли о канадской границе особый смысл и привлекательность. Увы, то, что мне до нее не добежать, стало ясно почти сразу – потому что вождей краснокожих было двое. Два светловолосых, абсолютно одинаковых на мой взгляд пацана, лет шести-семи, обступили Мишу и орали, перебивая друг друга.

– Дяденька, ты чего такой большой?

– У-у-у, смотри, какой у него живот!

– Зырь-зырь сюда!

– Дядя, дядя! – один из пацанов дергал Мишу за рукав. – А ты чего какой толстый? Ты что ли арбуз проглотил, а?

Миша стоял, и на лице его расплылась такая счастливая улыбка, что я даже за него испугалась. Не укачало ли Мишу, часом в пути, все-таки машина у Вани была, мягко говоря, совсем не очень. Да и проселочная дорога, на которую мы свернули где-то минут двадцать назад, была такая… очень русская что ли…

В общем, если судить по Мишиному лицу, он испытывал самые благостные эмоции, чего нельзя было сказать об остальных. Вера растерянно моргала, не зная, как себя вести. Пашка хмурился, и я только сейчас заметила, что его футболка была в мокрых пятнах.

– Это у тебя чего? – спросила я.

– А! – Пашка сердито махнул рукой и поспешил к Ване, который суетился у багажника.

– Это мы делали водный салют! – девочка лет десяти, с узким подвижным лицом, неизвестно как оказавшаяся рядом, помотала у меня перед носом водяным пистолетом. – Хотите?

– Н-н-нет, – попятилась я. – Давай уж обойдемся без салюта.

– Как хотите, – равнодушно сказала девочка и тут же заорала так, что я вздрогнула. – Мама!

– Господи, – прошептала я. – Стрельцов, скотина ты эдакая, ты куда нас привез?

Никто мне, конечно, не ответил. Стрельцов с Пашкой и еще с каким-то мужиком, чуть помоложе, но при этом довольно потасканном, худым, с намечающейся лысиной, в застиранной камуфляжной майке и таких же застиранных трениках, уже закончили выгружать из багажника вещи и теперь, переругиваясь, пытались освободить салон Ваниной машины от штырей, которым каким-то неведомым образом предстояло стать воздушной беседкой, хотя лично я бы с удовольствием их использовала в качестве кола.

От кровожадных мыслей меня отвлекла Вера.

– Яна, – растерянно сказала она. – А мы точно приехали, куда собирались?

Перемена, произошедшая с Верой, прямо сказать, поражала. От спокойной собранной и деловой Веры, которая буквально час назад в аэропорту раздавала мужикам четкие указания, руководя процедурой погрузки, ничего не осталось. Она недоуменно и даже как-то испуганно озиралась по сторонам. Я проследила за Вериным взглядом.

Ваня припарковал машину на каком-то пятачке, на котором даже сохранились следы асфальта – островки цивилизации, затерявшиеся среди утрамбованного грунта, который, как я совершенно справедливо подозревала, после первого же дождичка должен был превратиться в непролазную грязь. Остатки этой асфальтовой дорожки вели к деревянному строению типа барак, некогда даже покрашенному в зеленый цвет восхитительного болотного оттенка, с небольшими окнами и почему-то железной дверью. Наверняка, если нас здесь застигнет условный зомби-апокалипсис, в этом бараке будет очень удобно отстреливаться от зомбаков. Я даже представила, как Стрельцов с Мишей мужественно стреляют из этих бойниц по мертвякам из табельного оружия. Штыри от беседки тоже могут пригодиться, их можно использовать, как копья, чтобы насаживать на них особо рьяных тварей.

– А здесь вообще, чего такое? – мысли о кровавой расправе над ничего не подозревающими зомби были прерваны тихим голосом Веры. Она показывала рукой на это обшарпанное здание, и ей, видимо, не терпелось узнать, что же находится за железной дверью.

– Тут у нас ресепшен, – девочка, которая, как, мне казалось, минуту назад куда-то испарилась, бесшумно вынырнула из-за моей спины.

Ничего неуместнее слова «ресепшен» применительно к этому деревянному бараку я даже вообразить себе не могла. Вера, видимо, тоже до этого как-то иначе представляла себе ресепшены, ее удивленный взгляд говорил об этом совершенно определенно.

– А-а-а, ресепшен, – задумчиво протянула она. – А там?

Она кивнула в противоположную сторону. Напротив ресепшена возвышался какой-то деревянный настил, укрытый навесом наподобие веранды в детском саду или сцены в пионерском лагере. В настил, судя по всему, намертво был вмурован длинный деревянный стол с двумя такими же длинными скамьями по бокам. А дальше сразу начинался лес, хотя нет, между этой импровизированной сценой и непролазными кустами я углядела что-то типа пятачка с мангалом. И это слегка примирило меня с суровой правдой бытия Можайской глубинки.

Я даже заулыбалась, но тут воздух прорезал истошный вопль. Вожди Краснокожих, как же я про них забыла. Мы с Верой одновременно обернулись на визг, раздававшийся откуда-то с правой стороны дома с ресепшеном.

Миша, который успел отвести горланящих пацанов в сторону, пока мы с Верой разглядывали окрестности, теперь возвращался. Два мальчишки, пиявками присосавшиеся к Мише, висели на нем с двух сторон, один на правой руке, другой – на левой. А Миша, раскатисто хохоча, так, что, наверно, эхо долетало до Москвы, изображал из себя то ли вертолет, то ли карусель, то ли ветряную мельницу. Мальчишки визжали, и я подумала, что мы тут все, по всей видимости, коллективно сошли с ума, надышавшись с непривычки озоном.

– Ну все, пацаны, – Миша остановился и перевел дух. – Аттракцион окончен.

– Еще, еще! – заголосили мальчишки. Вера болезненно поморщилась.

– Мальчики, оставьте дядю в покое!

Визгливый женский голос ударил по ушам так, что мы с Верой опять вздрогнули. Из-за спины Миши показалась маленькая полная, если не сказать толстая женщина в розовой маечке на тонких бретельках и небесно-голубых шортиках в мелкий цветочек, обтянувших ее рыхлые незагорелые ляжки. Это, видимо, была мать пацанов. Она ловко отвесила правой рукой подзатыльник одному, левой сдернула второго, повисшего на Мишином локте (пацан, правда, со скоростью обезьяны тут же вскарабкался на Мишу снова), и только потом увидела нас с Верой. Запоздало нацепив на лицо дежурную улыбку, она заулыбалась, демонстрируя мелкие хищные зубы. Я с удивлением разглядывала ее. Пялилась, не в силах отвести взгляд, на дурацкую розовую майку, на пони с радужным хвостом – рисунок, причудливо растекшийся на груди и затерявшийся в складках живота.

– Здравствуйте, я – Эвелина, жена Ваниного брата, – женщина протянула пухлую руку Вере. Меня она не сильно заметила. – А вы, Яночка, подруга Томочки?

– Нет, меня зовут Вера, и я…

Вера не договорила, ее взгляд опять во что-то уперся.

– Мама, – тихо сказала она и вцепилась мне в руку. А я истошно завизжала. За моей спиной послышался звук падающих металлических предметов, очевидно, запчастей свадебной конструкции, и сразу же появился Пашка со своим уже привычным:

– Яна, что случилось?

–М-м-миша, – дрожащим голосом сказала я, показывая пальцем на широкую Мишину спину. По его белой футболке полз огромный волосатый паук, словно явившийся сюда прямиком из моих самых страшных детских кошмаров. Вообще-то я была смелая девочка, не боялась ни мышей, ни лягушек, ни другой мелкой и противной живности. Но пауки для меня – это всегда было чем-то за гранью, словно они были не представители животного мира, а порождения демонов, выползающие к нам из недр преисподней. Эти волосатые лапки, находящиеся в постоянном движении, просто лишали меня разума, и я мгновенно превращалась в истеричку, трясущуюся от страха.

– Мать твою, – охнул Пашка и тут же заорал. – Миша, стой, не шевелись!

Миша растерянно замер, опустив руки. Пацаны, словно опавшие листья, повалились с Миши на землю.

– Тихо, Миша, ты только не шевелись, – приговаривая это, Пашка стал медленно приближаться, но дойти до Миши так и не успел.

Его опередила девочка. Она быстро подскочила к Михаилу и, схватив паука одной рукой, крепко прижала его к груди.

– Это Казимир! – объявила она.

– Виолетта! – взвизгнула Эвелина, тряхнув длинными тонкими обесцвеченными волосами. – Я же говорила, оставить эту дрянь дома!

– Ему там будет скучно, – заныла девочка. – Казику надо гулять!

– Коля! – заорала Эвелина так, что вздрогнул, наверно, даже скучающий Казимир. – Коля! Поговори со своей дочерью!

За Ваниной машиной опять что-то упало. Эвелина, дернув девочку за руку, потащила ту в сторону машины, девочка включила ультразвук. Вера сказала тихонько «мне плохо» и стала плавно и красиво оседать на остатки асфальта. Джентльмен Пашка бросился поднимать Веру, к ним уже спешил Миша.

Я смотрела на всю эту мизансцену, как будто со стороны. Если отключить звук, то это даже выглядело красиво. Лес, солнце, касающееся макушек елей, аутентичный барак родом из семидесятых, красиво падающая Вера, мохнатый Казимир на белой Мишиной футболке. При воспоминании о Казимире я почувствовала жгучее желание последовать примеру Веры.

– Тетя, – меня дернули за руку, выводя из задумчивости.

Я обернулась и уставилась на пацанов. Один из них шмыгнул и провел рукой по лицу, оставляя под носом черную полосу.

– Вы чего так орали? Казимир не кусается. Его Вилка мухами кормит, которых мы ловим.

Мое разыгравшееся воображение тут же нарисовало мне картину кормления Казимира – он важно сидел на задних лапах с подвязанной на брюшке белоснежной крохотной салфеткой, и ему на серебряной вилочке подносили мертвых насекомых.

– А-а-а-а, – сказала я только для того, чтобы что-то сказать.

Потом перевела взгляд с одного загорелого лица на другое. Отличить их, наверно, можно было только по вот этой черной черте под носом у одного.

– А вас как зовут-то? – наконец нашлась я, рассудив, что может после того, как они себя обозначат, их будет легче как-то идентифицировать.

– Я – Елик! – сказал тот, который был с черной полосой под носом, и заулыбался.

– А я – Елик! – сказал тот, который был без полосы, и тоже заулыбался.

И сразу после этого один Елик ткнул другого Елика кулаком в бок, получил ответку, отчего оба Елика истошно завизжали и кинулись куда-то по направлению к кустам.

– Пипец, – пробормотала я. – Их еще и зовут одинаково.

В довершение всего, сзади послышался скрип, и, наверно, все мы, даже Вера, сраженная Казимиром, обернулись. Железная дверь ресепшена медленно отворилась, и на пороге показалась Томка. Торжественная. Бледная. В белом платье.

Весь ее облик удачно вписывался в ряд ассоциаций с инфернальными тварями из загробного мира и прочими нечистями – адский паук Казимир, притаившиеся в лесах зомбаки и невеста Франкенштейна как апофеоз этого ожившего фильма ужасов. Потому что, судя по лицу, Тома явно только что восстала из гроба, чтобы поискать себе жертву.

– Тома, – Ваня оторвался от своего драндулета, который они все это время разгружали, радостно пошел к ней, но, видимо, заметив ее странный и даже леденящий душу взгляд, нерешительно замер на полпути. – Мы вот уже добрались. Я ребят встретил. И все купил, что ты сказала. И беседку забрал…

Его голос становился все неувереннее и тише, последнюю фразу он произнес почти шепотом и замолчал.

– Беседку? – Тома начала говорить даже ласково, но я хорошо ее знала, и эти едва заметные истеричные интонации не оставили у меня сомнений, что Томка близка к безобразному скандалу. – Беседку ты забрал? Какой ты у меня, Ванечка, молодец!

– А ты чего в платье? – Стрельцов нервно бросил взгляд в сторону леса, явно определяясь с путями отступления.

– А в платье я, любимый, потому что у нас тут как бы свадьба должна состояться, если я ничего не путаю. Ну, мне так казалось, пока мы сюда не добрались. Я, конечно, не знаю, может, ты не очень понимаешь, что такое свадьба, Ваня? Так я тебе расскажу. Свадьба, Ваня, это когда – невеста в длинном белом платье, на шпильках, с макияжем и прической. Рядом с ней – подружки невесты тоже в вечернем наряде, – тут она мельком посмотрела на меня. – Привет, Ян! – светски поздоровалась Томка и продолжила, надвигаясь на Ваню. – А вокруг, Ваня, много красивых цветов, столы с шампанским и изысканными блюдами, нарядные гости и романтика.

Ваня попятился.

– И что не так? – робко поинтересовался он.

Зря он это сказал. Светскость слетела с Томы, как и не было.

– Что не так? – гаркнула она. – Это ты меня спрашиваешь? Или ты считаешь, что если на фоне этого ржавого барака мы поставим беседку, а сам барак украсим цветочками, то это будет именно то, что я хотела? Или ты думаешь, что те туфли, которые я купила на прошлой неделе, на пятнадцатисантиметровой шпильке – это самая удачная обувь для этой помойки? Или ты решил, что я именно об этом мечтала? Что ты мне там говорил? Милые домики на берегу водохранилища, уютная турбаза посреди живописной природы!

– Ну, водохранилище же вот, там оно, – пробормотал совершенно деморализованный Стрельцов, махнув рукой куда-то в сторону. – И домики там, за деревьями. И природа очень даже живописная…

– Природа? Домики? Водохранилище? – заорала Томка и рванула к Ване. – Я тебе сейчас покажу природу, мать ее! И домики я тебе покажу, если ты действительно думаешь, что те хибары, которые понатыканы там в лесу, можно назвать «милыми домиками». А в водохранилище этом, Ванечка, я тебя и утоплю! Прямо сейчас, не дожидаясь свадьбы, чтоб не мучить ни себя, ни гостей!

Стрельцов издал какой-то мышиный писк и дернул в сторону леса. Тома, путаясь в длинном платье, последовала за ним. Еще несколько секунд, и они скрылись за деревьями.

– Что это было? – спросила Вера слабым голосом, она просто висела на Мише безвольной тряпкой, все еще переживая знакомство с Казимиром. Видимо, у нас с Верой были похожие фобии.

– Невеста, – пояснила я. – Ну, то есть, моя подруга Тома.

– Как-то она не очень обрадовалась своему жениху, – проговорила Вера, прислушиваясь к доносящимся из леса звукам. – Или у них так принято?

– Угу, брачные игры такие, – хмыкнула я. – Будем надеяться, что Томе не удастся найти в этой глухомани сковороду, иначе я не поставлю за жизнь Ваньки и ломаного гроша.

Пашка с Мишей засмеялись, видимо, вспомнив историю о том, как полгода назад именно Тома спасла нас от спятившей психопатки, вырубив ту точным ударом сковороды по затылку.

– И чего нервничать? – на первый план вышла Эвелина, на лице которой проступила презрительная гримаса. – Тоже мне, фифа нашлась! Ну да, не Версаль. Но зато почти бесплатно. Нет бы Ваньке спасибо сказать, как он тут расстарался. Ишь, недовольна она! Некоторые вообще не заморачиваются, просто в загсе расписываются, а потом пьянка дома и все. – она бросила злой взгляд в сторону своего мужа, который все это время стоял возле горы выгруженных вещей. – Да, Коля? А тут ей туристический комплекс в полное распоряжение. Ну да, ремонт, конечно, и вообще, не пятизвездочный отель. Так можно подумать, она в пятизвездочных отелях бывала. Нашлась тут, королевишна! Коля, ты чего стоишь? Где дети? Ты видел мальчиков? – она подошла к своему мужу и что-то тихо начала ему выговаривать.

– Здравствуйте! Добро пожаловать! – тем временем из барака вышли еще двое. Мужчина и женщина.

Хотя внешне эти двое были непохожи (он – высокий плечистый, видный такой мужик, с густыми черными с проседью волосами, она – простая с виду женщина, крепко сбитая, едва достающая ему до плеча), но, тем не менее, сразу угадывалось, что они пара. Причем, не просто муж и жена, нет, чувствовалось, что они идейные соратники, такие – не разлей-вода, куда один, туда и второй. Не знаю, как это объяснить, но я просто печенкой чувствовала, что связь между ними – какая надо связь, и если один из них кого-нибудь убьет, то второй будет помогать товарищу прятать труп.

– Добрый день! – вежливо поздоровался Павел.

– Мы хозяева этого туристического комплекса, – радушно сообщил мужчина. – Меня зовут Сергей Николаевич, можно просто Сережа. А это моя жена Евгения.

– Просто Женя, – улыбнулась женщина.

– Вы уж извините, у нас тут ремонт намечается. В той части он уже идет, – Сережа махнул рукой вправо. – А здесь мы Ивану предложили как раз провести торжество. Кстати, где он?

– С невестой здоровается, – Паша указал в сторону леса, откуда доносились странные звуки, словно в чаще загоняли дикого кабана. Потом подошел к Сергею и протянул ему руку. – Я Павел, друг Ивана и Томы, это Яна, Вера и Михаил…

– Располагайтесь, будьте как дома, – Сергей гостеприимно улыбнулся. – Пойдемте, я покажу вам ваши домики. Вы пока заселяйтесь. Столовая у нас тут, только она с завтрашнего дня начнет работать, когда все гости съедутся. А сегодня мы там соберемся, на пляже, шашлыки будут. Часика через полтора можно подходить. Мы с Женей все приготовим.

Павел с Мишей вытащили из кучи вещей наши чемоданы, и мы двинулись за хозяевами в сторону леса. Но не успели мы в него углубиться, как нам навстречу, словно затравленный заяц, выскочил Ванька. Не обращая на нас никакого внимания, он резво порысил к машине, выкрикивая на ходу.

– Том, ну я же как лучше хотел… Ну чего ты?

Вслед за женихом мимо нас пронеслась Тома в развивающемся как у привидения белом платье, в ее растрепанных волосах запуталась сломанная ветка.

– Я тебе покажу, как лучше! Я тебе все покажу! И беседку, и банкет на двадцать человек! И Купидона на крыше! Я тебя туда самого, вместо Купидона, посажу! И лук со стрелами засуну знаешь куда?

Парочка скрылась за сараем. В смысле, за ресепшеном. О том, куда Тома собиралась засунуть оружие Купидона, нам оставалось только догадываться. Впрочем, все и так было понятно.

– Темпераментная у нас невеста, – добродушно пробасил Сергей.

– Что есть, то есть, – согласилась я и покосилась на Веру. Она явно пребывала в состоянии шока. Впрочем, я тоже не совсем так себе представляла это мероприятие. Да и соседство ужасных детей, одинаковых Еликов, и странной девочки с ее жутким питомцем Казимиром сильно меня нервировало.

Но выбирать нам не приходилось.

6.

– Ну вот, ваши хоромы! – Сергей гостеприимно развел руками. – Располагайтесь. Надеюсь, вы не в обиде, что мы вас на отшибе, можно сказать, поселили.

– Да, просто те домики, которые поближе, мы их еще подготовить не успели, – пояснила Женя. – Это все Сережа, давай говорит, с дальнего начнем, ну вот и начали.

– Зато у вас здесь водохранилище, можно сказать, под боком, – подхватил Сергей. – И лес!

– А как сверчки здесь по ночам поют…

Эти двое заливались на два голоса, расхваливая низенький одноэтажный домик с двускатной, покрытой старым рубероидом крышей и небольшой слегка подзавалившейся верандой, на которой стоял почему-то трехногий стул.

– Женя, – укоризненно протянул Сергей, показывая глазами на этого инвалида.

– Да забыла убрать, Сереж, сейчас унесу, – и она ловко подхватила стул рукой.

– Тринадцатый, – медленно протянула я.

– Чего тринадцатый? – не понял Сергей, а потом, увидев, куда я смотрю, весело засмеялся. – А да, с этого домика еще номер не сняли, с остальных-то уже посбивали.

Я стояла и с удивлением разглядывала ржавую табличку на торце дома с витиеватой цифрой «тринадцать». На домике Веры и Миши, который стоял чуть дальше от нашего, но ближе ко всем остальным, точно никакой таблички не было. И да, наш с Павлом домик действительно располагался на отшибе. Если все остальные постройки на этой турбазе были разбросаны хоть и в хаотичном порядке, но все же в пределах видимости друг друга, то наши хоромы, как их обозвали хозяева, совсем терялись из виду за густыми елями и буйным кустарником. И, как ни странно, мне это даже нравилось. По крайней мере, досюда почти не долетали визги детей, и оставалась надежда, что Казимир до нас не доберется.

– Ну, мы тогда пойдем, а вы отдыхайте, – с этими словами Сергей и Женя удалились, оставив нас с Пашкой перед нашим, надо думать, двухкоечным нумером.

– Ну да, не Версаль, – задумчиво сказал Пашка, крутя на пальце выданный нам ключ. – Кстати, ключ нам только один дали.

– Ну потом попросим второй, – добродушно сказала я и, пройдя на веранду, дернула за ручку двери. Она оказалась незапертой. – А может и не попросим, от кого тут запираться.

– Да уж, надеюсь, здесь никого не убьют, – мрачно сказал Пашка.

Комнат в домике оказалось совсем не густо. А именно всего одна. И не слишком чтобы большая. Возможно раньше, в эпоху социализма и равных возможностей, она была и больше, но сейчас часть комнаты была отведена под санузел, впрочем, довольно скромный: душ, задернутый цветастой клеенкой, и стоявший тут же впритык умывальник и унитаз.

– Зато удобства не на дворе, – резонно отметила я. – И вообще, милый же домик, Паша. Стол вон какой большой. И телевизор даже есть.

Я ткнула пальцем в маленький пузатый телевизор и продолжила:

– Два окна, два стула…

– Ага, кроватей тоже две, – Пашка кивнул головой сначала на одну односпальную кровать, покрытую синим шерстяным одеялом, а потом на другую, у противоположной стены.

– Ничего! Мы их сдвинем! – похоже, я заразилась Вериным оптимизмом.

– Сдвинем? – Пашка как-то странно на меня посмотрел.

Но я уже вошла в раж.

– Сейчас окно откроем, проветрим здесь и…

– Да погоди ты, проветрим, – Пашка отодвинул меня от окна. Критически осмотрел деревянную, кое-как подкрашенную раму, дотронулся до ручки. – Боюсь, Ян, ничего мы тут не проветрим. Я бы вообще до этого окна и дотрагиваться не стал, от греха подальше, выломаем еще ненароком, здесь же все на ладан дышит.

В отличие от меня Павел был настроен достаточно скептически.

– И интернета, боюсь, здесь тоже нет, – вздохнул он наконец.

– Ну и отдохнешь от своей работы, – заметила я, отошла от окна и села на одну из кроватей. Кровать опасно затрещала даже под моим не самым большим весом.

Пашка стянул с себя мокрую футболку, бросил ее на стул и, открыв чемодан, принялся рыться в нем в поисках чего-нибудь более подходящего для живописного антуража и просыпающихся комаров. Наконец выудил какую-то рубашку и натянул на себя.

– Паш, – задумчиво протянула я. – А чего их зовут одинаково?

– Кого? – не понял Пашка, возившийся с пуговицей на манжете.

– Ну мальчишек этих, Ванькиных племянников. Елик и Елик. А? – И, видя, что Пашка отчего-то тупит, пояснила. – Ну детей этих…

– А этих… – пуговица никак не желала поддаваться, и Пашка заметно нервничал. – Черт! Здесь же еще и дети!

– Ну да, – осторожно сказала я. – Ты что, не любишь детей?

– Господи, Яна, о чем ты? Какие еще к черту дети!

Пашка в сердцах махнул рукой и скрылся за дверью туалета, оставив меня сидеть в задумчивости на кровати. Какие дети? Я инстинктивно положила руку на живот.

– А черт! – послышалось из-за двери. – Да чтоб вас всех!

Пашка, раздраженный и злой, выскочил из туалета и устремился к выходу.

– Ты куда?

– На ресепшен! А ты в туалет пока не ходи. Там смыв не работает, и вода не уходит. Сиди тут. Я быстро.

– Паш, – я вконец растерялась. – А куда же ходить? Если туалет…

– В кустики, – зло буркнул Пашка. – Хвала богам, хоть этого добра здесь предостаточно.

И, выпалив все это, Пашка скрылся за дверью.

Я устало присела на кровать и прикрыла глаза, чтобы не видеть комнаты, в которой нам предстояло провести следующие пару недель. Совершенно невыносимо хотелось курить. Да и выпить бы тоже не помешало. Исключительно для поднятия настроения и снятия стресса. Но я даже этих удовольствий была лишена. Я просто не могла поступить так с маленьким Пашкой, который сейчас сидел во мне и полностью от меня зависел. Никогда еще ни одно живое существо не находилось в такой зависимости от меня, от моих решений и желаний. Я осознала, что только я теперь ответственна за него, за маленького Пашку. И никому в целом свете он больше не нужен. Даже его отцу.

«Не торопись с выводами, – приказала я себе. – Павел еще ничего не знает. Ну да, судя по всему, он не очень любит детей. Что не удивительно, я вот тоже не в восторге от Ванькиных племянников. Но, может, Пашка просто конкретно этих детей не полюбил. А своего полюбит? Вот сейчас немного отдохнем, обуютим эту лачугу, поедим шашлыков на природе. И вечером в романтической обстановке я ему все и расскажу».

Я открыла глаза. Да уж, романтика. Самый подходящий антураж для признаний такого рода, ничего не скажешь. Господи, и как только Томке с Ванькой в голову пришло устроить свадьбу в этих руинах?

– Ян, ты тут? – дверь распахнулась, и я увидела Томку.

Она уже успела переодеться, вместо белого платья на ней были джинсы и клетчатая рубашка, завязанная на животе.

– Я тут, – призналась я. – Что, пойдем искать лопаты?

– Какие лопаты? – опешила Томка.

– Какие-нибудь. Я так понимаю, что ты уже пришибла своего жениха, и теперь нам предстоит увлекательная работа по утилизации его трупа.

– Тьфу ты, Ян, опять твои шуточки идиотские, – вздохнула Тома.

– А что еще остается? – я философски оглядела комнату, упершись взглядом в телевизор, который был, явно, моим ровесником. – Тут, Том, без шуточек никак. Тут мы без шуточек совсем озвереем. Вон, ты сама Ваньку чуть не замочила. Кстати, что это за перфоманс ты нам устроила в белом платье?

– А что я еще должна была ему устроить? Ян, ты же сама все видишь! – Томка присела на один из стульев и оперлась рукой на край стола, но он так угрожающе покосился, что она тут же подскочила и пристроилась рядом со мной на кровати.

– Да уж. Место вы выбрали, прямо скажу, оригинальное.

– Господи, Ян! Я и представить себе не могла! Понимаешь, хозяин этот, Сергей, он какой-то Ванькин старый знакомый. Еще с девяностых. Уж не знаю, что там у них за дела были, но вроде как он Ване чем-то обязан. Вот где-то пару месяцев назад Ванька и предложил мне. И нет бы мне съездить и самой посмотреть, что за турбаза тут такая волшебная. Но как-то то мне некогда было, то Ванька занят. Ян, я же думала, что тут все цивильно. Мне же как рассказали – уютные домики на берегу живописного водохранилища. Сказочная природа. Лес, шашлыки. А ты же знаешь, я всегда мечтала, ну как в фильмах показывают. Свадьба на природе. Такая беседка в белых цветах, невеста красивая при полном параде, гости на скамеечках слезы умиления пускают. Я даже беседку заказала, дура! С этим, мать его, Купидоном.

– Да, с Купидоном ты, Том, того, дала маху, – согласилась я, припомнив уродливую голову с жутким оскалом, в компании которой я провела пару часов, зажатая железными штырями.

– А что не так с Купидоном? – занервничала Томка.

– А ты его еще не видела? Ну, тебе даже повезло. Да не, Том, все с ним хорошо, с Купидоном. Правда выражение лица у него странноватое. Но если его повыше водрузить, то может оно и ничего. Не самая большая проблема, как я теперь понимаю.

– Да уж, – Томка издала душераздирающий вздох. – И винить-то особо некого. Сама виновата. Ведь знала же, что дешево хорошо не бывает. А тут плата почти символическая. Даже нам с Ванькой по силам. Мы же бюджетники, зарплаты у нас сама понимаешь какие. Не сильно разгуляешься. А Сергей этот почти что даром все это нам сдал. Теперь я понимаю, почему. А я так хотела красивую свадьбу, – ее голос предательски дрогнул, и мне стало так ее жалко, что я тут же бросилась ее утешать.

– Том, да погоди ты расстраиваться! Ну, может, все не так уж печально. Поставим беседку в красивом месте, не обязательно же у того барака, в смысле, ресепшена. Можно поближе к берегу. Водохранилище же красивое? И природа имеется! Времени еще полно, придумаем что-нибудь!

– Да что тут можно придумать? – Томка упрямо помотала головой, но я видела, что мои слова ее немного успокоили. – Ладно, чего там. Не отменять же все. Хотя, конечно, Ваня…

– Кстати, как там Ваня твой? Ты его не сильно побила? Нам ему синяки замазывать не придется?

– Да выжил твой Ваня, хотя руки прямо чесались. Надо же такое отмочить!

– Поссорились?

– А ты как думаешь? Вот и доверь мужику что-то. Имей в виду, Ян, мужики для организации свадьбы не пригодны в принципе. Вот вроде умный же он у меня, Ванька. Следователь, опять же. Не последний человек там у себя. А тут – хуже идиота.

– Это да, – я вспомнила, как сама всю дорогу мечтала прибить Стрельцова, и тихонько засмеялась.

– Так что имей в виду, как будете с Пашкой жениться, сама все организовывай. Хотя что это я, у вас-то таких проблем не будет, твой-то при деньгах, слава богу. Так что такое тебе, к счастью, не грозит.

«Как будете с Пашкой жениться» – эти слова почему-то больно резанули по мне. Все так уверены, что мы с Пашкой непременно поженимся? А ведь мы об этом даже не говорили. А теперь и вообще все непонятно. Что мне делать, если он не хочет детей? А ведь пока все говорит именно об этом. Неужели мне придется выбирать между Павлом и тем маленьким беззащитным пупсиком, который уже есть внутри меня? Как это вообще возможно выбирать?

– Ян, ты чего? – Томка заметила мое выражение лица.

– Да нет, ничего. Устала просто. Твой Стрельцов устроил нам незабываемый вояж. Меня чуть не насадило на штырь от твоей замечательной беседки, которыми был утыкан весь салон. А еще и Миша огромный, едва помещался…

– Да, я когда Мишу увидела, то прямо испугалась. Вид у него очень угрожающий. Но зато как он детишек любит! Я сейчас мимо их домика шла, так он с пацанами там играет, как с родными. Недаром говорят, что все большие люди очень добрые.

Меня снова неприятно кольнуло. Вот ежели бы Вера попала в такую ситуацию, как я, то у нее бы точно никаких сомнений не возникло. Миша был просто создан для отцовства.

– Да, Миша и меня поразил. Такие мерзкие дети, а он с ними… Ой, Том, прости. Это же Ванькины племянники…

– Да не извиняйся ты! Мерзкие они и есть мерзкие. По-другому и не скажешь. Уж на что, кажется, я натренирована в школе, и то – пока мы вас тут ждали, я озверела, честное слово.

– Кстати, а чего их зовут одинаково? У Ванькиного брата плохо с фантазией? Зачем близнецам давать одно и то же имя, да еще и такое странное?

– Каким близнецам? Ян, ты чего? Они не близнецы, они погодки. Ерик старше Елика почти на год.

– А, так один из них Ерик?

– Ну да. Ерофей и Елисей.

– О, господи, послал же им бог имена! – удивилась я. – Хотя, чего ждать от бабы с именем Эвелина? А дочку как зовут?

– Вилку?

– Какую вилку? Что вы все про вилку какую-то? Только не говори мне, что ее назвали в честь столового прибора?

– Да нет. Виолетта ее зовут.

– М-да, – протянула я. – Повезло тебе с родственниками.

– И не говори! Нет, вот мама Вани, свекровь моя будущая, она, как раз, ничего. Хорошая женщина. Простая, добрая. Даже слишком добрая. Валентина Николаевна, она тоже тут, с внуками в домике живет. Про нее ничего плохого сказать не могу. Колька, младший Ванькин брат, по большому счету, тоже вменяемый. Ну, разгильдяй, конечно. Ванька возится с ним вечно. Знаешь, такая стандартная схема – ответственный старший все время опекает непутевого младшего. Правда, на мой взгляд, слишком уж опекает. Совсем они ему на шею сели, если уж честно. Всем своим семейством. Хотя тут, конечно, не столько Колькина заслуга, сколько жены его, этой… Эвелины.

Томка совсем сникла. Имя своей невестки она просто выплюнула, и сразу стало очевидно, что отношения между ними оставляют желать лучшего. Впрочем, это уже было понятно после той пламенной речи Эвелины, когда она презрительно назвала Томку «королевишной» и «фифой».

– Ванька же рано отца потерял, – тем временем продолжила Тома, устремив грустный взгляд в окно. – Он еще в школе учился. А Колька совсем мелким был. Вот он с тех пор все семейство и тянет на себе. И маму, и брата своего младшего, а потом и жену его с детьми.

– В смысле, тянет? – не поняла я.

– В прямом, – Томка разозлилась. – В самом прямом. Они без него шагу ступить не могут. И мне кажется, совершенно искренне считают, что Ванька им должен. Просто по факту своего существования. Особенно Эвелина эта. Она и меня в штыки восприняла исключительно потому, что я Ванькино внимание от их проблем отвлекаю. А проблем там, Ян, выше крыши. Колька этот постоянно во всякие неприятности влипает. То кредитов понаберет, то с работы его турнут, то и вовсе за хулиганство в полицию загребут. А Ванька все разруливает.

– Ничего себе, – посочувствовала я Томке. – А что, Колька этот, он кем работает?

– Да никем. Ну, то есть, сейчас он какими-то перевозками типа занимается. Видела, там минивэн такой стоит у барака? Это он в аренду взял. Но, по-моему, денег там никаких нет, хорошо если затраты на бензин окупает, и то не факт. И это еще ничего, все при деле, хоть при каком. До этого несколько месяцев и вовсе без работы сидел и от кредиторов прятался.

– Да ладно? У него же трое детей? На что они живут? Эвелина, что ли, работает?

– Черта с два она работает, эта Эвелина. У нее же трое детей, она же типа мать! Правда, дети эти то на Ванькиной маме безотказной, то и вовсе как сорная трава. Ты же видела их? Избалованные, наглые, абсолютно неуправляемые! Я бы им всем троим ремня бы дала, честное слово! Шелковыми бы стали! Но куда там! Они же дети!

– Ого! – удивилась я. Если уж Тома, педагог со стажем и ярая противница физических наказаний считает, что только ремень поможет, стало быть, дети и вправду крайне запущены. – А Коля этот, что? Воспитанием совсем не занимается?

– Коля – совершенно бесполезен. Я вообще никогда не видела более бестолкового существа, чем он. Ничего не умеет, ни гвоздь прибить, ни денег в дом принести. Ну, разве что размножается с завидным постоянством. Тут не отнимешь. Ей-богу, я насмотрелась на эту семейку и даже радоваться стала, что у нас с Ваней детей нет. На фиг такое счастье.

– Том, ну ты чего? – я снова похолодела. Почему тема детей сегодня меня просто преследует. Или мироздание что-то хочет до меня донести? Что? – Том, ну почему сразу на фиг? Разве ты не хочешь детей?

– Куда нам еще и детей? С ума сошла? – удивилась Томка. – Эти постоянно вертятся под боком. Мы же с Валентиной Николаевной в одном доме живем. Не, так-то я ничего против не имею, она хорошая и ко мне со всей душой. Но ей же этих бандитов постоянно подсовывают. Она же бабушка им. Я, знаешь ли, насмотрелась на это счастье. Пожалуй, мне такого не надо.

– А Ване? Ему надо? Вы с ним о детях говорили? – заинтересовалась я.

– Ване, по-моему, надо. Эх, Ян, ты меня не слушай, я что-то сегодня не в форме. Злая очень. Все одно к одному. Разберемся с Ваней. Мне же, слава богу, не завтра рожать. Время еще есть. Там видно будет.

– Да, это хорошо, что время есть, – протянула я, невольно подсчитывая, сколько у меня осталось этого самого времени. Не так много выходило, месяцев шесть-семь.

– Ладно, пойду я. Там у нас ужин с шашлыками на природе. В рамках культурной программы. Сергей этот с женой своей уже там все приготовили, наверно.

– Кстати, Том, а остальные гости где? Народу еще много будет?

– Еще восемь человек. Завтра подъедут. Светка со своим финном прилетит, ее Ваня тоже должен встретить в Москве и сюда привезти. Еще Васька Карасев будет с какой-то бабой своей очередной. И парочка друзей Вани. Костик, его я знаю, хороший мужик. И еще один, с работы, с ним я пока не знакома. Тоже со своими вторыми половинами. Короче, под завязку. Лешка Леонов только не приедет. Я звала его, но он с детьми как раз на юг куда-то улетел, то ли в Турцию, то ли еще куда. Я сначала расстроилась, а теперь так даже рада. А Пашка, кстати, где?

– Побежал в ресепшен. У нас там какие-то проблемы с туалетом. Что-то со сливом…

– А, это нормально. У нас тоже душ как-то странно работает. Кстати, ты имей в виду, что горячая вода тут не всегда, утром дают на пару часов и еще днем, часа в четыре, если повезет.

Внезапно дверь распахнулась, и в комнату ввалился чрезвычайно раздраженный Павел в сопровождении Сергея и какого-то мелкого мужичка с большим чемоданом с инструментами.

– Да ты не волнуйся, Паш, – по-свойски похлопывая Павла по плечу, говорил Сергей. – Сейчас все починим. Сантехника тут старая, все под снос же. Трубы тоже, еще в прошлом веке ставили. Проржавело маленько. Но так-то должно еще поработать немного. Юрец сейчас подшаманит, будет как новый.

Хлипкий Юрец втянул голову в плечи, боязливо покосился на нас с Томкой и пошел в туалет шаманить. Павел с Сергеем последовали за ним. Через минуту оттуда раздалось странное шипение, звук сливаемой воды и забористый матерок Юрца.

– Пойду я, – Тома встала, и кровать жалобно заскрипела. – Вы тут давайте, разбирайтесь со всем этим и приходите к берегу. Вы же голодные наверняка?

– Есть немного, – призналась я и покосилась на туалет. Юрец шаманил вовсю, сопровождая свои таинственные ритуалы нецензурным камланием. Шипение сменилось свистом, а потом там что-то загрохотало, и тут же на пороге показался мокрый Пашка с перекошенным лицом.

– Это, видать, детишки пошалили, – следом вывалился такой же мокрый Сергей, неся в руках какой-то отвратительный комок, в котором можно было признать бывшего плюшевого медведя. – У нас домики открытыми стоят, а детишки тут все утро шныряли. Такие веселые ребята, любознательные. Ну, похулиганили малек, бывает. Сейчас там Юрец все починит…

– Детишки эти ваши, мать их, – выругался Павел, с отвращением стягивая себя рубашку. – Это не детишки, а бандиты какие-то малолетние! Тюрьма по ним плачет, по детишкам! Черт знает, что такое! Детишки, блин!

Я вспомнила весело хохочущего Мишу, катающего пацанов на своих ручищах, как на карусели, и мне захотелось немедленно пойти и утопиться в водохранилище. Какие тут могут быть сомнения. После всего, что я услышала, рассчитывать на то, что Пашка порадуется своему отцовству, было глупо.

7.

Проснулась я от странных ощущений.

Страшно болела спина, затекшая от долгого лежания в неудобном положении. Кроме того, правая нога застряла в щели между кроватями. Я осторожно подергала ногой, стараясь не разбудить спящего рядом Пашку, и кое-как освободила ее.

Кровати мы вчера все-таки сдвинули, хотя Пашка и был настроен скептически, и даже постарались кое-что на них изобразить. Получилось, надо сказать, так себе, кровати разъезжались, скользя ножками по окрашенному полу, и кто-нибудь из нас непременно проваливался в образовавшуюся щель. Кое-как, проявляя чудеса эквилибристики, мы все же завершили процесс и повалились каждый на свою сторону, тяжело дыша.

– Ну знаешь, – сказал Пашка. – Это если нам все десять дней придется такой акробатикой заниматься, то я даже не знаю, надолго ли меня хватит…

– Надо у других будет поинтересоваться, как они справляются, – заметила я с улыбкой. – Вон у Коли, Ванькиного брата, спросить. Судя по наличию троих детей, он тот еще…

Я осеклась и повернула голову к Павлу. Он лежал, откинувшись на тощую подушку, и смотрел в потолок. Как мне показалось, очень сердито смотрел, с незнакомым, чужим для меня выражением. Но мне теперь почти все время так казалось, когда разговор случайно или нарочно касался детей.

– Ладно, – перевела я разговор на другое. – Что, спать?

– Ага, – согласился Пашка. – Давай. А то день сегодня долгий такой.

Правда, прежде чем лечь, мы все же опять сдвинули непокорные кровати, кое-как угнездились, и Пашка тут же заснул. Я даже не успела как следует уткнуться ему под руку, как привыкла, а он уже засопел, и следы усталости и раздражения исчезли с его лица, превращая его опять в моего любимого Пашку. Я же еще какое-то время ворочалась, пытаясь устроиться поудобнее, но вскоре сон сморил и меня.

А вот проснулась я очень рано. За окном совсем рассвело, но, судя по тишине, окружающей нашу турбазу, никто еще не встал, даже визгов детей, к которым я, кажется, уже успела привыкнуть, слышно не было. Понимая, что больше заснуть мне удастся, я принялась раскручивать в голове вчерашний день и вечер.

Хотя думать в общем-то особо было не о чем.

Посиделки с шашлыками на берегу водохранилища, которое действительно находилось совсем рядом от нашего с Пашкой домика – не больше сотни метров по узкой тропинке, петляющей между молодых сосенок – могли бы быть вполне сносными, не будь все такими раздраженными и уставшими. Томка все еще дулась на Ваню. Вера пребывала в каком-то заторможенном состоянии. Пашка при виде детей, изображающих возле мангала, над которым колдовал Сергей, дикий танец африканского племени людоедов, каждый раз бледнел и менялся в лице. В довершение всего над всеми нами висел густой рой комаров, предвкушающих отменный ужин.

Мои воспоминания о неудачном вечере были прерваны настойчивым стуком в дверь. Хотя, как настойчивым. Будем честными – к нам ломилось стадо разъяренных медведей, если медведи вообще, конечно, ходят стадами…

Я толкнула Пашку.

– Паш, к нам там кто-то пришел, – прошептала я.

– Чего? Кто пришел? К кому пришел? Сколько времени? – он сел и бестолково заозирался вокруг.

– Не знаю я, сколько времени. Но к нам кто-то пришел… Слышишь?

Не услышать возню у двери мог только глухой.

– Если это снова эти чертовы дети, то я за себя не отвечаю! – в голосе Пашки явственно послышалась самая настоящая угроза. Он быстро натянул джинсы и направился к двери.

– Этсамое…

Хотя я еще не видела нашего гостя, но по первой реплике можно было сразу безошибочно догадаться, кто почтил нас с утра своим присутствием.

– Миша? – Пашка удивленно посторонился, пропуская внутрь Михаила, забыв видимо спросонья, что комната у нас одна, а я как бы еще при полном неглиже, а вернее совсем без неглижа сижу в кровати. Я быстро натянула одеяло до подбородка, укоризненно зыркнув на Павла. Тот мгновенно понял свою оплошность, покраснел, но дело было сделано – Миша смущенно топтался посередине комнаты, ставшей на удивление совсем тесной, и бестолково разводил руками.

– Паш, ты, этсамое, извини… Просто сил уже нет никаких… И хозяева там куда-то подевались, не открывают… Я подумал, может у тебя есть какие-то инструменты?

– Какие инструменты? – удивился Паша.

– Да хоть какие. Отвертка хотя бы… Там если на саморезы посадить, может оно и ничего еще будет, этсамое, – Миша неуклюже развернулся, чуть не опрокинув стол, потом, видимо, машинально стал садиться на стул, но тут же опомнился и подскочил, чем спас стул от бесславной гибели.

– Ты там что-то поломал? – догадалась я.

– А, Ян, доброе утро, этсамое, – он наконец посмотрел на меня, на наши сдвинутые кровати и густо покраснел. – Да, там, понимаешь, мебель какая-то хлипкая. Я очень старался, честное слово, – стал он сконфуженно оправдываться. – Но как-то не рассчитал.

– Миш, боюсь, я никаких инструментов не взял, – вздохнул Пашка. – Я же не знал. Теперь-то мне ясно, что надо было сюда все тащить, что есть. Молоток, пассатижи, набор отверток. Но мне и в голову не приходило…

– Миш, ты здесь? – с улицы до нас донесся голос Веры.

– Да, Вер, тут твой красавец! Заходи! – крикнула я.

Вера едва втиснулась в нашу комнату, ставшую до невозможности маленькой.

– Доброе утро! Мы вас разбудили? Миш, я же говорила, надо подождать, все еще спят.

– Поспишь тут, – буркнула я, снова выдираясь из щели между кроватями, куда меня опять занесло от неосторожного движения. – Всю ночь боролась с этой щелью! Не кровать, а пыточное орудие инквизиции какое-то!

– Ну, у вас хоть они выжили, кровати, – засмеялась Вера и тоже залилась краской, став очень похожей на своего возлюбленного.

Я представила себе Мишу с Верой, пытающихся предаться страсти на этих видавших виды кушетках, и совершенно неприлично расхохоталась.

– В хлам, насколько я понимаю? – давясь от смеха, уточнила я у смущенной парочки.

– Ох, Ян, не то слово, – Вера снова смущенно заулыбалась, стрельнув глазами в своего кавалера. – Миш, я там видела хозяев, кажется. Они, по-моему, с утра за грибами ходили, судя по корзинкам. Думаю, уже вернулись к себе. На ресепшен. – Вера выделила слово «ресепшен» голосом. – Ты сходи, спроси у них, есть ли еще другие кровати, ну, понадежнее, что ли? Я заплачу, если надо…

При упоминании о деньгах Миша сердито засопел.

– Не надо никому ничего платить, я все починю. Там, этсамое, не сложно. Главное, саморезы найти…

– Погоди, я сейчас умоюсь, пойдем вместе. Я помогу, – как всегда пришел на помощь Пашка.

– Ага, спасибо… Там, этсамое, совсем того… В общем, руины одни… Помощь мне не помешает…

Пашка скрылся в ванной, оттуда донесся уже привычный мне скрип и визг, которым почему-то сопровождалось любое включение воды, потом вышел, и они с Мишей отправились искать хозяев и инструменты.

Вера задумчиво присела на стул, проводив мужчин взглядом.

– Я так понимаю, ночь удалась? – ехидно поинтересовалась я.

– И не напоминай, – вздрогнула Вера. – Нет, Миша, он очень старался. Но какое там! Ян, я ничего не хочу плохого сказать про Ваню и Тому, но, честно говоря, я не очень понимаю мотивов, по которым можно было добровольно захотеть играть свадьбу в таком… как бы сказать… экзотическом месте. Может, лет двадцать назад меня и могла прельстить вся эта… походная романтика. Ты только не подумай, что я тут жалуюсь. Просто, ну, как бы, предупреждать же надо. Я, кажется, не так поняла, видимо… Ох, Ян, я же с собой несколько вечерних платьев взяла, три пары туфель и босоножек на каблуках. А выясняется, что надо было запасаться свитерами, джинсами и средством от комаров… Да в общем даже и не знаю. У вас вон в домике хоть шкаф есть, – Вера мотнула головой в сторону шкафа – полированного гроба на четырех ножках с рассохшимися дверцами. – А у нас даже платья мои повесить негде. Хотя… теперь уж что, какие платья…

– Понимаю, – ответила я, сползая с кровати и кутаясь в кусачее одеяло как в римскую тогу. – Я тоже, мягко скажем, к такому не готовилась.

Я подошла к нашему шкафу (у моей бабушки был такой же, темно-коричневый, блестящий, носивший гордое название «шифоньер»), открыла дверцу и сняла с единственной целой, не поломанной вешалки красивое темно-синее платье, купленное как раз для Томкиной свадьбы.

– Видишь, – я помахала им перед Вериным носом. – Я тоже на торжество ехала, а не у костра про «солнышко лесное» голосить. Томка сама в шоке, это Ваня ей сюрприз устроил.

– Да уж, – Вера печально осмотрела комнату. – Сюрприз так сюрприз. Слушай, я помню, хозяева что-то про столовую говорили. Как думаешь, там нас тоже ждет сюрприз, или есть шанс, что нас будут прилично кормить?

– Даже и не знаю теперь, – вздохнула я. – Пойдем, может, на разведку? Пока мужики там вашу мебель пытаются реанимировать.

– Пойдем, – согласилась Вера.

Вера подождала, пока я оденусь, и мы с ней двинулись на ресепшен.

– Эта Женя вроде же вчера говорила, что столовая там, где ресепшен, да? – Вера обернулась ко мне.

– Да вроде, – пожала я плечами. – Там же все равно, кроме этого сарая нет больше ничего.

Узкая тропка от нашего домика вывела нас на широкую, хорошо утрамбованную дорогу, которая делила все остальные домики на две стороны, словно центральная улица. Здесь даже сохранились столбы с кое-где уцелевшими указателями. Один из таких указателей гласил «Столовая», показывая в сторону резкого поворота, который делала основная широкая дорога.

– Все правильно. Нам туда! – ободряюще улыбнулась я.

Утро было свежим, даже слегка прохладным, и тишину нарушали лишь птичьи трели и жужжание насекомых. За макушками деревьев голубело небо, а поднимающееся солнце обещало жаркий летний день. Словом, если закрыть глаза на убогость и обшарпанность маячивших между елками домиков, картина была просто благостная, пастораль, да и только. Ее даже разговорами нарушать не хотелось. Так, в полном молчании, мы с Верой добрались до ресепшена.

Железная дверь была распахнута, и мы тихонько просочились внутрь. Ресепшен встретил нас полумраком и запахом грибов. Женя сидела на шатком стуле возле письменного стола, который, наверно, и символизировал собой тот самый таинственный ресепшен, и, вооружившись ножом, ловко перебирала грибы. Вынимала из стоявшей тут же на столе корзины, разрезала, критически осматривала, годные откладывала прямо на стол, в сторону, а забракованные бросала в таз, зажатый у нее между ног.

– Рановато встали, – Женя широко улыбнулась и сдунула упавшую на лицо прядку волос. – Хорошо, Галя уже тут. Галя! – закричала она, отвернувшись от нас в сторону узкого и темного коридора. – Галь, тут девчонки уже встали, ты их покорми, пожалуйста.

Оттуда донеслось бряцанье крышки, очевидно, Галя подтверждала, что готова нас накормить. Женя опять улыбнулась нам и, показав рукой, в которой она держала нож, в сторону коридора, сказала:

– Столовая там. Только по коридору идите осторожно, темновато у нас. Сережа лампочки уже вывернул, но он потом вкрутит, не беспокойтесь.

И она, выудив из корзины очередной гриб, вернулась к прерванному занятию.

– А на обед, видимо, нас будут потчевать этими самыми грибочками, – шепнула я Вере на ухо, пока мы пробирались по темному коридору. – Надеюсь, что Женя знает в них толк, и нас не накормят какой-нибудь бледной поганкой.

– Думаешь, все настолько плохо? – тихо спросила Вера, кажется, стремительно теряющая чувство юмора по мере погружения в реалии этого замечательного во всех отношениях места.

– Не знаю, – честно сказала я, и мы вышли на свет, щурясь, как извлеченные из-под земли кроты.

В общем и целом, столовая была не так уж и плоха. Признаться, я ожидала увидеть худшее, а тут оказалась вполне себе сносная столовка, гармонично вписывающая в окружающий быт, к которому я начала уже привыкать. То есть она не была хуже или лучше всех этих домиков, обветшалой мебели, покосившихся столбов с уцелевшими указателями – она была такой же. Словом, не выбивалась из общей картины, а дополняла и продолжала ее, демонстрируя стойкую верность традициям.

В ничем не задернутые окна, которые здесь были шире, чем с другой стороны сарая, пардон, ресепшена, светило солнце, и в теплой паутине, сотканной солнечными лучами, столбом стояла едва заметная пыль. Над небольшими, покрытыми клетчатой клеенкой столиками, выстроенными в два ряда, лениво жужжали толстые сонные мухи, а у приткнувшейся к стене раздаче возилась к нам спиной высокая крепкая женщина в белом халате и поварской шапочке – несомненно, та самая Галя.

Вера смущенно кашлянула, привлекая к нам Галино внимание.

– И чего людям не спится? – сказала Галя, вроде бы и нам, а вроде бы и самой себе. – У меня еще вообще-то ничего не готово.

– Извините, если еще не готово, так… – начала оправдываться вежливая Вера, но Галя недовольно перебила ее.

– Садитесь уже. Сейчас накормлю.

Мы робко притулились за первым попавшимся столом. Повариха скрылась за дверью позади раздачи, что-то бормоча себе под нос. Мы и правда пришли рановато, Галя, видимо, только-только приступила к выкладке завтрака. Рядом с раздачей стояли два синих эмалированных ведра, на одном из который сбоку красной краской было написано «чай», а на другом – «пищевые отходы».

– Ян, может, подождем остальных? – Вера почему-то сильно нервничала. – Мы же просто посмотреть хотели? Я еще не проголодалась даже…

– Поздно, – сообщила я, глядя, как к нам приближается монументальная Галя с подносом в одной руке.

В таких же подносах, насколько я помню, нам подавали обед в школьных столовках. Даже не думала, что такие еще остались. На коричневом подносе стояли две глубокие тарелки, наполненные белой склизкой жижей, в которой я с ужасом узнала кошмар моего советского детства. Манная каша. С комочками. Неужели та самая? Я замерла, с ужасом глядя на поднос.

Галя поставила перед нами кашу и еще одно блюдце с двумя кусочками белого хлеба, на каждом из которых лежал квадратик сливочного масла.

– Вообще я вам тут не прислуга, – жестко заявила Галя. – В следующий раз сами себя обслуживать будете. Подносы в том конце раздачи, в хвосте очереди. Это понятно?

– Понятно, – кивнула я, живо представив себе, как мы тут встанем живой очередью и будем самообслуживаться. Пашка, Миша, дети эти с Казимиром…

– Сейчас еще кофий принесу, – Галя зажала освободившийся поднос под мышкой. – С молоком.

– А можно мне черный? – тихо попросила Вера.

– Чего черный? – не поняла Галя.

– Кофе.

– У нас оно здесь только с молоком. Могу чаю предложить, – Галя махнула рукой в сторону эмалированного ведра с надписью «чай». – Будете?

– Нет-нет, – Вера торопливо замотала головой. – Мы кофе. Совсем даже и необязательно, чтобы оно… он был черным. Можно и с молоком.

Интеллигентная Вера здорово тушевалась под суровым взглядом монументальной Гали, и та это живо просекла. Она довольно хмыкнула, окатила Веру презрительным взглядом и, бросив нам «приятного аппетита», удалилась, по всей видимости, за кофием, оставив нас наедине с завтраком.

– М-да, – я уставилась в тарелку с кашей, пытаясь подавить подступившую тошноту.

– Ян, это что? Манная каша? – Вера вслед за мной принялась разглядывать это блюдо дня даже с некоторым благоговением, словно ей предлагалось попробовать что-то крайне раритетное и ценное. – Я такого лет двадцать не видела…

– Я тоже. И, честно говоря, не очень страдала. Не думала, что мне снова доведется сие лицезреть.

Галя снова выплыла из своей каморки, выставила на стол два граненых стакана со светло-коричневой жидкостью и положила две видавшие виды алюминиевые ложки.

– Ешьте, пока не остыло! – приказала она, и под ее недобрым взглядом мы с Верой послушно схватились за ложки. Не знаю, что чувствовала Вера, а я снова как будто оказалась в детском саду, где воспитатели зорко следили, чтобы детишки не отлынивали от приема пищи и потребляли калории в полном объеме.

Галя оставила нас одних, а мы так и сидели с Верой друг напротив друга с поднятыми ложками и не решались отведать угощение.

– Вообще-то, я не очень голодна, – вежливо сообщила мне Вера.

– Я тоже, но что-то мне подсказывает, что до обеда другой еды не будет, – ответила я, прикидывая, как быстро меня стошнит, если я попытаюсь запихнуть в себя хотя бы ложку. Детские воспоминания выплыли откуда-то из дальних уголков подсознания, и я снова увидела себя пятилетней щуплой девочкой, которую заставляли есть эту самую кашу, угрожая тем, что я не выйду из-за стола, пока не порадую воспитательницу пустой тарелкой. Сколько неприятных минут я провела вот так, сидя наедине с этой манной кашей, я не берусь подсчитать. Но эти минуты занимали львиную долю моих детских воспоминаний о посещении садика. И вот, зрасьте-приехали.

– А это что? – Вера так и не решилась попробовать кашу, отложила ложку и уставилась на стакан.

– Кофий, тебе же сказали, – хмыкнула я. – Не латте, конечно. Но другого тут нет!

– Да уж, не латте, – Вера поднесла стакан к лицу, с опаской принюхалась, а потом ее глаза округлились. – А это что?

– Пенка, – сообщила я. – Та самая! Здравствуй, детский сад «Солнышко», средняя группа. Не думала, что ты настигнешь меня спустя тридцать лет.

Вера вздохнула, отставила свой стакан и с ужасом покосилась туда, где, судя по гремящим кастрюлям, пребывала Галя.

– Ян, а как ты думаешь, она, Галя эта, не очень обидится, если я ничего есть не буду?

– Кто ж ее знает, – я взяла хлеб и стала пытаться ручкой от ложки размазать по нему твердое масло. Масло отчаянно сопротивлялось. – Может, она будет нам мстить за то, что мы не оценили ее кулинарные способности. Подкарауливать по ночам и заставлять давиться манной кашей на скорость.

Вера дико на меня посмотрела.

– Да шучу я, – поспешила заверить я подругу. – Не знаю, как тебя, а меня никто не заставит снова пройти через детсадовские унижения и отведать эту гадость. Даже если я помру от голода в этом богом забытом месте. Попробую дотянуть до обеда с помощью этого бутерброда. Знаешь, а мысль о Жениных грибочках уже не кажется мне такой уж плохой.

– Мы-то, может, и дотянем, – снова вздохнула Вера. – А наши мужики?

– А что мужики? Может, Пашка любит манную кашу? Кто его знает? Я ему ни разу ее не готовила, но вполне возможно, что в детстве это было его любимым лакомством. А Миша… Черт, Миша!

Я представила себе огромного Самсонова, вынужденного выживать на манке. И невольно расхохоталась.

– Знаешь, сколько он есть? – прошептала мне Вера, снова покосившись в сторону кухни и приблизившись ко мне, словно мы составляли какой-то заговор.

– Догадываюсь, что он не на шпинате и сельдерее так вымахал. Слушай, я готова отдать свою порцию в его пользу. Она же вроде сытная, эта каша…

– Я ему каждое утро делаю омлет из пяти яиц с колбасой, помидорами, луком и сыром. И он еще почти целую булку хлеба за раз сметает. Тоже с колбасой…

При упоминании о Верином омлете, воздушном, горячем и неимоверно вкусном, у меня рот наполнился слюной.

– Слушай, а может поговорить с этой Галей? – продолжила Вера. – Ну, или с Сережей и Женей. Я могу им доплатить, сколько надо. Ну, просто Миша же так не протянет долго. Мы-то ладно, можно даже воспринимать это как диету. Я так точно похудею и сброшу этот ненавистный килограмм, который мешает мне жить. Но Миша?

Вера постоянно боролась с каким-то мифическим, на мой взгляд, килограммом, который отравлял всю ее жизнь. Лично я не видела у нее никаких признаков лишнего веса, но Вера упорно стояла на своем. И иногда устраивала себе разгрузочные дни и садилась на диеты, выискивая все новые варианты в соцсетях. Я такой фигней не страдала. Мне повезло, мой метаболизм позволял мне питаться чем угодно и в любых количествах. И поесть я очень любила. И мне, в отличие от Веры, нечем было себя утешать, ввязываясь в эту вынужденную голодовку. К тому же, мне теперь надо, вроде как, за двоих питаться. От этой мысли я помрачнела.

– Ладно, Вер, разберемся. Сейчас надо думать, как улизнуть из столовой, не привлекая внимания этой самой Гали. Черт ее знает, может, она будет настаивать на том, чтобы мы предъявили ей чистые тарелки на выходе?

– Ты думаешь? – перепугалась Вера.

К счастью, думать над тем, как отвлечь Галю, нам не пришлось. На улице раздался дикий визг, потом грохот, потом чей-то рев и топот. Топот неумолимо приближался.

– Черт, как же я забыла, вожди краснокожих же, – пробормотала я. – Вероятно, вместе со своей милой сестричкой и ее замечательным питомцем Казимиром…

– Казимиром? – Вера побледнела, как полотно. – Каким Казимиром? Ты же не думаешь, что они могут притащить своего монстра прямо сюда?

Ответить я не успела, потому что в столовую с воем ворвались Елик и Ерик, за ними их сестричка Вилка, следом пытающаяся утихомирить их бабушка, будущая Томкина свекровь, и, кажется, Коля.

– Слушай, – тихо сказала я, наклоняясь к Вере. – Давай отсюда по-быстрому свалим. Пока никто не видит.

– Давай свалим, – кивнула Вера.

И мы, пока вся эта команда нас не засекла, быстренько выскользнули из столовой.

На ресепшене никого не было. Только корзинка с остатками неразделанных грибов стояла на столе.

– Погоди, – затормозила я.

– Чего?

– Да так, – мой взгляд зацепился за стену, где на вбитых гвоздиках висели ключи с номерками. – Нам с Пашкой всего один ключ дали от домика. Ты иди, а я посмотрю второй.

– Наверно, не очень хорошо без хозяев брать, – засомневалась Вера.

– Ну может и нехорошо, – пожала я плечами. – Только ты как хочешь, а я сегодня ни на этот чертов ресепшен, ни в столовую больше ни ногой. Иди, я сейчас ключ найду и догоню тебя.

Вера кивнула и вышла на улицу, а я, обогнув стол и подойдя к стене, принялась осматривать ключи, пытаясь найти с номером «тринадцать». Неожиданно краем глаза я заметила что-то красное в корзинке с грибами, обернулась и, влекомая любопытством, сунула нос в корзину. В ней, почти на самом дне, чуть подзаваленная остатками грибов, лежала окровавленная тряпка, из которой выглядывал длинный, острый нож…

8.

– Ты не понимаешь, он точно был в крови!

Мы с Верой шли по тропинке к нашим домикам, и я рассказывала ей про найденный мною нож. События последних нескольких месяцев научили меня не трогать разные подозрительные предметы и уж тем более окровавленные ножи, но, даже не трогая, я хорошенько разглядела зловещую находку на дне Жениной корзины с грибами. Нож был завернут в белую тряпку – то ли в большой носовой платок, то ли в косынку – и эта тряпка была изрядно пропитана кровью.

– Ну почему сразу в крови? Может, просто в чем-то испачкан, – Вера не прониклась моими подозрениями. – Мало ли, что они им делали?

– Вер, ну что можно делать с ножом в лесу, чтобы он оказался в крови? От кабанов и волков отбиваться?

– А что тут есть кабаны и волки? – засомневалась Вера, немного испуганно посмотрев на темнеющие деревья.

– Вряд ли. Это Подмосковье, а не глухая тайга. Тут наверняка полно всяких поселков и дач вокруг. Откуда тут волкам-то взяться?

– Да? А может быть кого-нибудь отправить в один из этих поселков? Там же наверняка должны быть магазины. Еды какой прикупить, – проблема голодающего Миши явно волновала Веру больше, чем наличие окровавленного ножа в корзине нашей хозяйки.

– Ну, не знаю, мы же без машин, – я задумалась. Вообще-то идея была неплоха. Я бы не отказалась иметь в запасе еду, как альтернативу Галиной стряпне. – О, смотри, Ванька!

Нам навстречу шел Стрельцов, помахивая ключами.

– Привет! Доброе утро! – бодро поздоровался он, увидев нас.

– Привет, Вань! Ты куда это собрался? На завтрак?

– Ну да, перехвачу что-нибудь и поеду в Москву. Надо уже вашу Свету с ее финским мужем встречать. Они уже скоро прилетают.

– Счастливые, они еще не в курсе, что их ждет, – хихикнула я. – Ты багажник машины уже забил всякими вещами? А колья от беседки в салон натыкал? А то нечестно, нам такой незабываемый вояж устроил, а Светка с финном лишатся такого увлекательного приключения.

– Очень смешно, – буркнул Ванька.

– Ну ладно, иди позавтракай, – смилостивилась я. – Приятного аппетита!

Ванька проследовал мимо нас к столовой, а я подмигнула Вере:

– Надеюсь, он любит манную кашу. Пойдем к Томке зайдем, нам как раз по дороге.

– Пойдем, – согласилась Вера.

Томка стояла на веранде своего домика и разговаривала с кем-то по телефону. Мы подошли ближе.

– Там все просто же! Ваня же тебе схему кинул! Как съедешь с Можайки, третий поворот налево. А потом прямо по проселочной дороге! Ага, да, мы тебя ждем!

– Привет, Том! Кого это мы ждем? – поинтересовалась я.

– Да Васька там с утра плутает. Он специально ни свет ни заря выехал, чтобы пораньше проскочить, до пробок. Ваня ему уже схему начертил и три раза объяснил. Надеюсь, что в этот раз он не промахнется.

– О, Васька – это здорово! Сто лет его не видела! – обрадовалась я нашему с Томкой однокурснику. – Он один или с очередной мадам?

– С очередной, – проворчала Томка. – Да пусть будет, у нас же все по парам. А то, ты же знаешь Ваську, начнет к кому-нибудь клинья подбивать, он без этого не может. А тут при своей бабе. И всем спокойно. А вы откуда?

– Мы из столовой. Позавтракали. Ты, кстати, что не идешь? Там такая Галя замечательная кашеварит, тебе понравится.

– Да? Сейчас схожу, посмотрю, – подхватилась Тома, потом вдруг остановилась и внимательно посмотрела на меня. – Что ты ржешь, Ян? Что не так с Галей и завтраком?

– Ты иди, Том, иди. Не хочу портить сюрприз.

– Та-а-а-ак, – Тома устало опустилась на стул. – Я подозревала что-то в этом роде. А ведь эта Галя нам банкет будет готовить, свадебный… Черт, я все-таки убью Ваньку!

– Да погоди ты убивать жениха, – попыталась я сдать назад. – Может, оно и ничего еще. Вполне вероятно, что она, эта Галя, умеет готовить что-то еще кроме манной каши. И потом мы с Верой не пробовали. Вдруг это вкусно? Просто мы не любители такого, но ежели кому нравится…

– А я так радовалась, когда они нам такой дешевый ценник выкатили. Сережа этот с женой своей. Вот дура! Могла бы понять, что не бывает так хорошо, что непременно подвох будет!

– Давайте не будем торопиться, – влезла Вера. – Подождем обеда, возможно, Галя нас удивит.

– Этого-то я и боюсь, – засмеялась я. – Том, кстати, Сережа этот с женой его, Женей. Ты их давно знаешь?

– Второй раз в жизни вижу. Первый – несколько недель назад, когда он к Ваньке приезжал, и они договаривались обо всем. А что?

– А ты никаких странностей за ними не замечала? – мне не давал покоя тот нож в Жениной корзине.

– Каких странностей? Да нет, вроде. Ну, любят люди походы, мало ли, у кого какие тараканы. Это, конечно, немного странно в наше время…

– А откуда Стрельцов знает этого Сережу? – продолжала допытываться я.

– Ой, да не помню я. Вроде бы в девяностые, Ваня тогда только начинал карьеру свою. И Сереже помог как-то. Я не уточняла подробности. Да что случилось-то?

– Пока ничего, – я задумалась. – То есть, Сережа – не мент. В смысле, не из прокуратуры, или как там у них, я не слишком разбираюсь. Короче, не из правоохранительных органов.

– Нет, мне показалось, что он как раз наоборот…

– Как это – наоборот? Из преступников?

– Ну, не то, чтобы из преступников… Ян, да не знаю я. Вот вернется Ваня, иди его и расспроси. Мне и без прошлого Сергея проблем хватает. Или ты что-то видела?

– Янке теперь вечно преступления мерещатся, – влезла Вера. – Снова ищет сюжет для своего детектива.

– Ян, ну вот не начинай ты тут хотя бы! – возмутилась Тома. – Имей в виду, что я против, чтобы из моей свадьбы тут устраивали триллер. Вполне достаточно, что Ваня превратил ее в балаган!

– Ничего я не устраиваю! Я же не виновата, что оно само меня находит.

– Все! Я решительно запрещаю тут говорить про убийства, преступления и прочий криминал! – решительно отрезала Тома. – Ищи сюжеты для своих романов в другом месте и в другое время. А здесь у меня свадьба! О, господи!

Последняя фраза Томы адресовалась не мне. Со стороны Вериного домика, который виднелся сквозь заросли каких-то кустов, раздался грохот.

– Ой, это Миша, наверно, – заволновалась Вера и бросилась к своему домику.

– Что там еще? – Томка вытаращила глаза, и мы последовали за Верой, прямо через кусты, сокращая дорогу.

– Там у нас ремонт, – сообщила я на ходу. – Миша там за ночь немного поломал мебель, вот они с утра с Пашкой подорвались все это чинить.

Мы ворвались в дом и застали там чудную картину. Я бы ее назвала «На развалинах Колизея» или «После нашествия хана Батыя на рязанские земли». Я не видела, как выглядела эта комната до того, как тут поселился Михаил, но подозреваю, что вряд ли она сильно отличалась от нашей. Но сейчас она являла собой жалкое зрелище. Словно тут прошелся торнадо, разметав все, что встретил на своем пути.

Посередине комнаты живописной грудой возвышались кровати, вернее их расчлененные останки: спинки, ножки, лежаки, два полосатых матраса, все, как и положено запчастям – отдельно. Рядом валялся на боку стул о двух ногах, а у окна, изящно покосившись, стоял стол, подогнув одну из ножек в приветственном реверансе. И только тумбочка в углу умудрилась сохранить свою девственностью, тьфу, целостность, и гордо взирала на весь этот апофеоз безумия.

Посреди обломков стояли Миша, Павел и Сергей, а в углу под обломками копошился какой-то хлипкий мужичонка, в котором я признала вчерашнего Юрца, ликвидировавшего затор в нашем туалете.

– Боже, что это? – Вера остановилась в дверях, и мы с Томкой вынуждены были топтаться за ее спиной, заглядывая внутрь поверх ее головы. Впрочем, внутри мы бы все равно все не поместились. И так было не очень понятно, как мужчины-то туда влезли.

– Михаил, ты бы поосторожнее, – укоризненно говорил Сергей Михаилу. Тот виновато сопел и по традиции не знал, куда засунуть свои руки.

– Да Михаил тут причем? – усталый Павел грустно разглядывал обломки кровати. – Ежу понятно, что он несовместим с этой, с позволения сказать, мебелью. Она просто на него не рассчитана.

– Сергей, – решительно заявила Вера. – Скажите, а тут есть какая-то другая мебель? Я могу доплатить…

– Вера! – запротестовал Миша.

– Помолчи, Миша, – отмахнулась Вера. – Я не собираюсь жить в этих руинах. И тебе не позволю. Сергей, ну не может быть, чтобы у вас на базе не нашлось ничего более надежного, что ли?

– Так это… посмотреть надо. Мы мебель с той части базы свалили в сарай, надо туда сходить, может, чего и подберем, – Сергей с сомнением оглядел Михаила.

– Ну так того, этсамое, пойдем тогда, – засобирался Миша.

– Погодите! Сначала идите позавтракайте, – распорядилась Вера. – Паш, Миш, вы же наверняка голодные.

– Вряд ли Галина стряпня им поможет, – пробурчала я себе под нос, разглядывая Сергея и его рубашку. Не очень свежую светло-коричневую рубашку, немного заляпанную в области живота. Пятна были подозрительно бурого цвета. Цвета засохшей крови.

– Видела его рубашку? – тихо спросила я Веру.

Под навесом, напротив ресепшена, куда мы с Верой уселись в ожидании наших мужиков, еще сохранялась прохлада. Времени было часов девять, прохлада раннего утра уже спала, и солнце жарило как проклятое – август в этом году в средней полосе России выдался на удивление жарким.

– Видела, да? – я повернулась к Вере.

– Да… то есть нет, ох, Ян, перестань выдумывать, – Вера взяла со стола забытую кем-то газету, свернула из нее подобие веера и принялась обмахиваться.

Из открытых дверей ресепшена вывалились горланящие пацаны и, обгоняя друг друга, побежали по дорожке к домикам. Нас они по счастью не заметили. Следом вышла Томка (она все же решила посетить место, называемое столовой, чтобы самолично оценить весь размах бедствия), сопровождаемая будущей свекровью. Лицо у Томки было вытянутое и скорбно-вежливое, и было непонятно, то ли Томку так впечатлила Галя и Галина стряпня, то ли это Томка была в образе благонравной невестки. Обе они, и Тома, и Валентина Николаевна, остановились тут же у крыльца и принялись о чем-то разговаривать. Пашка с Мишей все еще не появлялись.

– Что там так долго можно делать? – проворчала я. – Или твой Миша решил там все съесть? Прямо вместе с Галей.

Дверь опять скрипнула, и мы с Верой как по команде повернули головы. На крыльце появилась Виолетта. Она остановилась, скользнула по стоявшим рядом Томке и бабушке глазами и тут заметила нас с Верой. Ручаюсь, девочка даже в лице изменилась, в круглых, равнодушных глазах мелькнуло что-то, похожее на охотничий азарт, и Виолетта, быстро перебирая тонкими ножками, направилась к нам. Вернее, к Вере. Подойдя к ней, Виолетта остановилась и принялась бесцеремонно ее разглядывать.

– Тебе чего? – не очень вежливо спросила я. Но Виолетта даже ухом не повела. Словно я не к ней обращалась.

– А вы – красивая, – сообщила она Вере и уселась рядом. – Хочите, я венок вам сплету из ромашек. Я умею.

Я сдавленно хрюкнула, а Вера оторопело уставилась на девочку.

– Спасибо, не надо, – вежливо отказалась она.

– А я все равно сплету, – угрожающе пообещала Виолетта.

Вера ничего не успела ответить, потому что в дверях столовой наконец-то показались наши благоверные. Вера, обрадовавшись то ли появлению Миши, то ли возможности отделаться наконец от Виолетты, шустрым зайцем рванула к мужикам – я, признаться, даже не ожидала от нее такой прыти.

– Миш, ты как? – Вера с вопросительным беспокойством пыталась заглянуть Самсонову в глаза.

– Хорошо, – ответил Миша.

– А еда, ты наелся? Как вам каша?

– Каша – во! – Миша выставил вперед руку с поднятым вверх большим пальцем. – Отменная каша. Тетя Галя нам с Пашей еще бутеров порубала!

Мы с Верой переглянулись. Какие там метаморфозы произошли с Галей после общения с Михаилом, оставалось только догадываться. А может она всем рубает бутерброды, кто до конца осилил ее шедевр поварского искусства – манную кашу. Я прямо представила себе, как Миша с Пашкой предъявляют Гале в качестве доказательства чистые тарелки, и Галя расплывается в счастливой улыбке, берет тесак и рубает бутерброды. С сыром, колбасой, красной икрой…

– Ян, – Пашкин голос выдернул меня как раз из того момента, когда Галя, широко улыбаясь, протягивала мне разрезанную поперек половину батона, густо намазанную жирным сливочным маслом и красной икрой. – Янка, слушай, я тут в город смотаюсь, буквально на часик.

– В какой город? – не поняла я.

– Ну в этот, в Можайск.

– А-а-а-а, слушай, Паш, – я дотронулась до Пашкиной руки. – А тебе как столовка?

– Столовка как столовка, – Пашка пожал плечами и снова вернулся к прерванному разговору. – Так я съезжу?

– Зачем?

– Ну-у-у, – протянул Пашка. – Томка сказала, они там в винном магазинчике оптом вина на свадьбу прикупили. Коля сейчас поедет заберет. Так я могу с ним. Помочь там или еще чего…

– Или чего? – я склонила набок голову.

Что-то мой любимый темнил. Видно, было по его бегающим глазам, что что-то тут явно не чисто.

– Ваня с Томой что, алкашки целую машину заказали? Прямо целый Колин минивэн, да?

– Ну не целый… Ну ты сама спроси. Тома, – Пашка окликнул Томку.

Та махнула рукой, мол, обождите – она опять разговаривала с кем-то по телефону.

– Бараново? Вася, какое Бараново? От Бородино надо было поворачивать. Налево, да… Нет, не Бараново, Вась, да откуда мне знать, где это Бараново находится, черт! – в трубке послышались гудки. Томка сердито посмотрела на телефон, потом на нас. – Да Васька Карасев опять там чего-то напутал!

– Том, – осторожно сказал Пашка. – Скажи Янке, что Коля сейчас за спиртным в Можайск поедет.

– Поедет, – подтвердила Томка.

– Вот, а я помогу.

Я опять недоверчиво посмотрела на Пашку. Он вздохнул и признался:

– Модем посмотрю. Интернет мне здесь нужен. Ну не могу я на десять дней выпасть, понимаешь? Богдан уже звонил, но по телефону хрен разберешься. Да и связь здесь, – Пашка махнул рукой.

Я посмотрела на него. Несмотря на ранее утро, он был такой замученный и уставший. Ну пусть съездит, мелькнуло у меня в голове. Проветрится хоть немного. Опять же отдохнет от здешних визгов и криков.

– Да ладно, – буркнула я. – Поезжай, конечно. За своим модемом.

На Пашкином лице расплылась глупая счастливая улыбка.

– Янка, милая, я быстро.

– А! – я отвернулась, но Пашка повернул меня к себе и звонко чмокнул в щеку.

– Не дуйся. Лучше пойдем, проводишь меня до Колиного железного коня. Он обещал, что домчит с ветерком.

Ну-ну, подумала я про себя. Стрельцовы горазды обещать прокатить с ветерком, видимо, у них это семейное.

Мы обогнули с Пашкой ресепшен и направились к некоему подобию парковки, где стоял Колин минивэн и заляпанный грязью внедорожник хозяев турбазы. Коля копошился у машины, проверяя колесо.

– Вот, смотрю, чего-то сдуваться стало проклятое, – озабоченно пояснил он нам. – Сейчас поднакачаю его и поедем.

– Коля, ты долго еще? – одно из стекол машины опустилось, и показалась встрепанная Эвелинина голова. – Чего опять возишься? Мы уже устали ждать!

– Мы? – тихо спросил Павел.

– Так вот, Лина с нами собралась тоже, – виновато пробормотал Коля, поддергивая треники. – И дети еще.

Елик и Ерик, словно ждали этих слов. Они, как черт из табакерки, высунули из открытого окна свои одинаковые белобрысые головы. И включили звук.

Пашка изменился в лице.

– Ну, любимый, я пойду, – мне было немного стыдно за злорадные нотки в своем голосе, но я ничего не могла с собой поделать. Сбежать решил, хитрый какой. Вот и получай теперь по полной программе.

– Чего? – не расслышал Пашка.

– Я пойду, – поорала я, пытаясь перекричать вождей краснокожих. – А тебе счастливой поездки!

Последний мой крик потонул в визге Елика или Ерика и сирены Эвелины:

– Коля, сколько тебя можно ждать!

Время до обеда пролетело почти незаметно. Пашка с семьей Ванькиного брата отбыли в Можайск, Ваня уехал в Москву встречать Светку с Олли, а Миша с Сергеем перетаскивали какие-то кровати из огороженной части турбазы, где вовсю шел ремонт. Ну а мы втроем, я, Томка и Вера, предоставленные сами себе, наконец-то наслаждались тишиной и покоем.

Место, куда привела нас Томка, было просто изумительным. Почти сразу же за нашим с Пашкой домиком начиналась узенькая тропка, которая вела прямиком к водохранилищу, но не к пляжу и не к узкой кое-где сохранившейся и не заросшей кустарником береговой линии, а к живописному обрыву, немного опасно нависавшему над водой.

– Ух ты, высоко, – Вера подошла к самому краю и завороженно уставилась на спокойную темную гладь воды внизу.

– Да, – подтвердила Томка. – Метра три здесь, не меньше. Я это место еще вчера приметила, когда вас с Ванькой ждала. Так меня они все достали, Эвелина эта, дети… и я пошла побродить и вот, как-то совсем неожиданно вышла сюда.

Я тоже подошла к краю обрыва. Обзор отсюда был великолепен. Хорошо просматривался пляж, где мы вчера жарили шашлыки, оказалось он совсем недалеко, вот только дойти до него по берегу было никак – кустарник подступал почти к самой воде.

– А сюда только по той тропинке, что от нашего дома ведет, добраться можно? – зачем-то поинтересовалась я.

– Да нет. Через лесок от пляжа тут вполне себе хорошая протоптанная дорожка есть. Пара минут – и ты уже там.

Мы отошли наконец-то от края и пристроились под росшими здесь же сосенками, в теньке и прохладе. Детские визги до сюда не долетали, и создавалось впечатление, что мы одни на всем белом свете. Красота, да и только. Немного, конечно, смущала бродившая недалеко от нас Виолетта, которая время от времени бросала быстрые и странные взгляды на Веру, отчего та ежилась и поводила плечами.

– Что она там интересно делает? – в конце концов спросила Вера у нас с Томкой. – Что-то мне не по себе от того, как она на меня посматривает.

Я посмотрела на Вилку, бродившую по полянке метрах в тридцати от нас.

– Цветы собирает, кажется, – ответила я Вере.

– Да? А зачем? – подозрительно спросила Вера.

– Венок тебе плести будет. Ты же у нас красивая! – засмеялась я. – Вот и получай корону первой красавицы из рук поклонницы.

– Том, я ничего не хочу сказать плохого про семью брата Вани, ты пойми меня правильно, – деликатно начала Вера. – Но тебе не кажется, что девочка какая-то странная? Ну, блаженная, какая-то, что ли. Ты извини…

– Кажется, не кажется, – буркнула Томка. – Ремня там дать всему семейству, начиная с разгильдяя Коляна и заканчивая пацанами. Вот все странности как рукой снимет. Нарожали детей, а воспитывать не умеют. Я вообще не понимаю, чего рожать, если дети тебе не нужны?

Я поежилась. Интересно, мне кажется, или все, как сговорились, только и делают, что поднимают тему рождения детей и их воспитания?

– Ну, может, они просто любят своих детей? А воспитание – это такая тема сложная, Том. Каждый же по-своему хочет. И кто знает, как правильно? – задумчиво протянула Вера.

– Я знаю! – зло отрезала Тома. – Я этому в институте пять лет училась. Нельзя бессистемно потакать всем детским капризам, это плохо прежде всего для самого ребенка. А Эвелина эта… либо орет и раздает подзатыльники, либо сплавляет их на свою мать несчастную. Которая как раз им всем в попу и дует. Вот и вырастила сначала непутевого Коленьку, а теперь этих головорезов и Виолетту. Она, Вер, не только тебя пугает. Она всех пугает. То этот паук отвратительный, прости господи, не котенок или там хомячок милый, а это мерзкое страшилище. То поведение ее…

Мы дружно посмотрели на Виолетту, которая уселась посреди полянки и перебирала собранный букет голубых цветочков.

– Ну, тут же еще генетика, – проговорила я. – И индивидуальные качества ребенка. Вот свекровь твоя будущая, она же не только разгильдяя Колю вырастила, она еще и Ваньку воспитала. А он вполне себе хорошим мужиком получился.

– Ты не путай. Ваня сам себя воспитал, – вздохнула Тома. – Когда отец их погиб при исполнении, Колька еще мелкий был, а Валентина Николаевна совсем растерялась. А Ваньке было двенадцать, и ему сразу пришлось взрослеть. Так с тех пор и тянет все это семейство, как наказание какое-то.

У Томки зазвонил телефон.

– Только не говори, что Вася опять свернул не туда, – заржала я. Вася уже звонил нам раз пять, и мы начали подозревать, что он провалился в какую-то параллельную реальность и никогда не найдет дорогу к нам.

– Вася! Господи, куда тебя на этот раз занесло? – заорала Томка в трубку, а мы с Верой зажали ладонями рот, чтобы не расхохотаться в голос. – Куда? Какие Крылатки? Не было там никаких Крылаток! У тебя что с навигатором? Погоди, я сейчас найду хозяев, пусть они тебе объясняют!

И Томка решительно поднялась с места и пошла в сторону тропинки, ведущей на базу, по пути ругая Ваську и его талант ориентирования на местности.

Я же села, обхватила коленки руками и уставилась перед собой. Все-таки место здесь было сказочным и, как ни странно, настраивало на романтический лад. Ничего, сказала я себе, сейчас приедут гости, мы немного пообживемся, привыкнем к временным бытовым неудобствам. Кто знает, может быть, потом, мы будем с удовольствием вспоминать этот отпуск и Томкину свадьбу. Ну, подумаешь, манная каша на завтрак, перебои с горячей водой и разваливающаяся мебель. На фоне бесконечного неба, расстилающегося передо мной, и стаек птиц, пикирующих над обрывом, все это казалось каким-то несущественным. И даже странный нож уже не очень меня пугал, мало ли, может у хозяев тут где-то есть подсобное хозяйство, и они по утрам мочат там кур, которые потом Галя ощипывает и варит в своих адских котлах? Да и дети, когда находились далеко, тоже не вызывали особого раздражения. Ну, подумаешь, дети…

– Это вам! Надевайте! – раздался голос Вилки прямо над моим ухом.

Виолетта стояла прямо возле нас и требовательно протягивала Вере венок из полевых цветов.

– Спасибо! Очень красиво! – вежливо ответила Вера, и я заметила в ее глазах панику.

– Вы надевайте! – потребовала девочка, глядя на Веру исподлобья.

– Я потом, как-нибудь, обязательно, – залепетала Вера, бросая на меня испуганные взгляды.

– Ну что же вы? – Вилка сжала губы, а потом резко подалась вперед и нахлобучила венок прямо Вере на голову. – Вот! Теперь вы совсем красавица! – уверенно заявила она, делая шаг назад и любуясь своим шедевром. – Так и ходите! И не снимайте! А я пойду, посмотрю, как там Казимир, он, наверно, скучает…

И Вилка отвернулась и, быстро перебирая своими худенькими ножками, засеменила в сторону домиков.

– Поздравляю, – хихикнула я, разглядывая ошарашенную Веру.

– С чем? – сдавленно прошептала она.

– С титулом первой красавицы! Так и ходи теперь, в веночке. А то она на тебя своего друга Казимира напустит.

– Да ну тебя! Ян, ты серьезно? Мне теперь надо ходить так? Я не хочу Казимира, – Вера явно была не на шутку напугана.

Тут откуда-то из-за леса, из глубины турбазы – по всей видимости со стороны ресепшена – до нас донеслись гудки машины.

– О, кого-то прибыло в нашем дурдоме! – обрадовалась я. – Пошли посмотрим, кто там приехал. Может, Вася наконец-то нашелся? Или еще кто.

Вера вздохнула, сняла венок, но, немного подумав и бросив тревожный взгляд туда, куда удалилась Виолетта, снова напялила его себе на голову, и мы пошли встречать новых гостей.

9.

Возле ресепшена стоял видавший виды ниссан с треснувшей старой фарой, обе передние дверцы были распахнуты, отчего машина напоминала одноглазую птицу, застывшую в полете. За дверцами с обеих сторон копошились две фигуры – нам с Верой видны были только ноги. Мужские волосатые, со стороны водительского сиденья, и женские в кокетливых шлепанцах на высоком каблуке – со стороны пассажирского. Мужчина и женщина явно пытались что-то достать из машины.

– Только не говори мне, что эти тоже тебе беседку привезли, – обернулась я к догнавшей нас Томке. – Это вообще кто такие?

Томка пожала плечами, но тут мужчина наконец вышел из-за дверцы машины, огляделся и, увидев нас, вернее, Томку, приветливо махнул ей рукой.

– А, это же Костик, – и Томка, совершенно искренне улыбаясь, поспешила ему навстречу.

– Какой Костик, что за Костик? – я засеменила следом, пытаясь приноровиться под размашистый шаг своей подруги. Вера шла сзади.

– Да я тебе рассказывала, Костик, Ванин друг, ну тот, у которого тир, мы еще зимой к нему стрелять ездили. Хороший мужик, а жена у него… Янка, Вера, она вам точно понравится. Мы с Ваней у них несколько раз в гостях были, я там отдыхала душой и телом. Лена такая женщина душевная, заботливая, сердце золотое, такая…

Томка не договорила и остановилась, словно с разбегу врезалась в невидимую стену. Потому что с другой стороны машины показалась Костикова жена. Низенькая, с короткими крепкими ножками, обтянутыми леопардовыми лосинами, и в таком же леопардовом топике, из которого вываливались две арбузоподобные груди. Короткая шея была унизана золотыми цепочками разной длины, а конец самой длинной украшен чудовищно большим крестом. Крест этот уткнулся в ложбинку между грудей, помимо воли притягивая к себе взоры всех присутствующих.

– Ну раз ты, Тома, говоришь, что душевная женщина, мы с Верой тебе поверим, так и быть, – пробормотала я и чуть отодвинулась назад, потому что Костикова жена, обладательница золотого, со слов Томки, сердца и золотого креста, выкатила из машины невероятно огромный золотой чемодан. Вера позади меня сдавленно охнула.

– Добрый день! – Костикова жена улыбнулась во весь рот, блеснув золотым зубом, заморгала густо накрашенными ресницами, мохнатыми, как ножки Казимира, и ее нарисованные черные брови поползли вверх. Она протянула мне, как самой близкостоящей, пухлую руку в золотых перстнях и с характерным южным выговором произнесла. – Оксана.

– Вот тебе и душевная женщина Лена, – поддела я Томку. Мы снова вернулись к берегу водохранилища и устроились в теньке.

– Да откуда ж я знала, что Костик не с женой, а с этой мымрой приедет, – досадливо поморщилась Томка. – Ваня чего-то упоминал, что, мол, Костя задурил, связался с какой-то то ли кассиршей, то ли продавщицей…

– Консультантом из бутика модной одежды из Европы, – важно поправила я Томку, вспомнив, как Оксана нам представилась, перечисляя все свои регалии и заслуги, и мы с Верой, не выдержав, покатились со смеху.

– Да хоть вокзальной буфетчицей, – Томка явно была не настроена смеяться и казалась расстроенной. – Ванька еще сказал, что, ну перебеситься, типа, за Костей такого не замечалось, а тут… может, кризис среднего возраста?

Она вопросительно посмотрела на нас.

– Да тебе не все равно? – примирительно сказала я. – Ну эта Оксана не фонтан, конечно, но за исключением любви к невинно убиенным синтетическим леопардам и презренному металлу вроде ничего такого опасного за ней не замечается…

– Ты не понимаешь! – перебила меня Томка. Ее голос звучал взволновано. – У Лены и Кости дети. Двое. Мальчик и девочка. Чудесные, не как эти Эвелинкины упыри. А теперь что же… Костя выходит и детей бросил. Представь себе только, Пашка бросил тебя с ребенком!

Томка гневно сверкнула глазами, а у меня сердце ухнуло, оборвалось и полетело куда-то вниз. Я почувствовала, как кровь отливает от лица, а в глазах темнеет. Если бы не мы лежали на травке, то я бы, наверно, упала.

– Ты чего, Янка, так побледнела? – Вера испуганно взглянула на меня. – На солнышке перегрелась?

– Тетеньки…

Знакомый детский голос заставил нас обернуться. Над нами стояла Виолетта, в таком же венке, какой она сплела и Вере, только Верин уже подзавял, а у Виолетты был совсем свежий. Узенькое личико девочки было не просто печальным, на нем отразилось такое горе, что даже Томка испугалась.

– Вилка, что случилось?

– Тетеньки, – опять жалобно начала Виолетта. Ее лицо еще больше вытянулось, а из глаз покатились крупные прозрачные слезы. – Казимир сбежал…

До обеда нашего полку еще прибыло. Во-первых, вернулся Ванька, доставив прилетевших из Хельсинки нашу однокурсницу Светку с ее финским мужем. Олли был типичным скандинавом, сдержанным, немногословным. Впрочем, даже если бы Светкин муж и был болтливым, вряд ли он смог бы это продемонстрировать, запас его русских слов ограничивался совершенно стандартными «здравствуйте», «как дела» и почему-то «на здоровье» и вряд ли превышал один десяток. Светка же, говорливая и смешливая, составляла с ним забавный контраст.

Во-вторых, семейство Коляна тоже успело к обеду, выполнив свою миссию по закупке спиртного на свадьбу. Когда я увидела Пашку, вывалившегося из минивэна, мне захотелось обнять его и плакать – настолько измученным он выглядел.

– Паш, ну ты как? – я бросилась к нему, пока Колян вместе со встречавшим их Ванькой и Сергеем разгружали багажник под вопли Елика и Ерика.

– Не знаю, – пробурчал Пашка. – Ян, как могут два маленьких ребенка издавать такой шум? Я и представить себе не мог! Мне кажется, что я начинаю ненавидеть детей.

– Прямо всех? – не смогла я удержаться от вопроса, чувствуя, что у меня от волнения сводит кончики пальцев. – Паш, ну не все же дети такие. Просто эти не очень воспитанные.

– Мне уже кажется, что все, – Пашка неприязненно покосился на вертевшегося рядом Ерика. Или Елика. Я так и не научилась их различать.

– Ты модем-то купил? – поспешила я сменить тему.

– Да, купил. Ты не будешь против, если я после обеда немного поработаю? —виновато попросил он. – Богдан опять звонил. Эти деятели что-то напутали с декларациями, боюсь, без меня наворотят дел…

– Вообще-то, ты обещал, что будешь отдыхать. Вон, у Веры тоже своя компания, она же не подрывается постоянно туда звонить и все контролировать.

– Ну, Ян, я буквально час-полтора. Ты и не заметишь…

– Ладно, черт с тобой, – вздохнула я. – Надо было запретить тебе брать твой ноутбук дурацкий, теперь-то уже чего. Работай, трудоголик хренов.

– Спасибо, любимая, – Пашка привлек меня к себе и чмокнул в ухо. – Там еще гости приехали?

– Ага, Ванькин друг Костя со своей любовницей. Очень колоритная дама, ты будешь сражен наповал, – я едва удержалась, чтобы не расхохотаться, предвкушая знакомство интеллигентного Павла с этой королевой рынка. – А, и Светка же, ты ее должен помнить, тогда в новый год, на даче Леоновых, она приезжала. Иди, познакомься с ее мужем. Он, правда, ни бум-бум по-русски, но английский знает вполне сносно. Правда, у него акцент такой забавный.

Пашка пошел знакомиться с Олли, а я приблизилась к стоящей поодаль Вере, на голове которой все еще красовался уже сильно поникший венок.

– Вер, что у тебя с лицом? – поинтересовалась я.

– Ох, Ян, не могу отделаться от мысли, что это чудовище теперь на свободе, – проговорила Вера, беспокойно озираясь по сторонам.

– Ты о ком? – не сразу поняла я. – А, точно, Казимир же…

– Неужели тебе не страшно? Я теперь шагу боюсь ступить, вдруг он где-то тут, рядом…

– Да ну тебя! – я невольно вздрогнула, представив себе притаившегося в траве Казимира, поджидающего свою жертву. – Я надеюсь, что он уже на пути в свои родные края, где там водятся такие пауки? В Азии?

– Не знаю я, где они водятся. Но один теперь точно водится тут, под Можайском. Еще и девочка эта зловещая, как там ее, Виолетта. Нехорошо так про ребенка, – Вера приблизилась и доверительно мне прошептала. – Ян, ты знаешь, я ее боюсь. Чего она все время за мной ходит? И смотрит? У меня каждый раз мурашки по коже…

– Понравилась ты ей, – засмеялась я. – Считает тебя красавицей. Девочкам в ее возрасте необходим кумир, ну, пример для подражания. На ее месте я бы тоже тебя выбрала.

– Скажешь тоже, – отмахнулась Вера. – Нашла тут красавицу. Слушай, может, она переключится на эту, как ее, леопардовую фифу? Оксану? Она вон вся блестит… Детям такое нравится…

– Я бы не рассчитывала на это, – подумав, решила я. – Извини, Вер, но пока я не вижу тут тебе достойной соперницы, в смысле внешних данных. Разве что Васька какую-нибудь красотку нам подвезет. Где его, кстати, носит? О, Том, что там Васька? Не звонил?

Томка, которая только что подошла к нам, громко вздохнула.

– Если б я знала, что Васька такой топографический кретин! Мне кажется, он никогда не найдется, так и будет до самой моей свадьбы колесить по окрестным деревням и селам. Я его на Ваньку переключила, пусть он у него теперь навигатором поработает. С меня довольно. Ну что, пойдем обедать? Женя говорит, что все готово.

– А что там на обед? – настороженно спросила я, вспоминая манную кашу и кофе с пенкой.

– Не знаю. Пойду остальных позову, вы идите в столовую.

Столовая напоминала мне день открытых дверей в сумасшедшем доме. А это еще и не все гости собрались, не хватало заблудившегося Васи и еще одного неведомого мне Ванькиного друга, кажется, сослуживца. Со своими спутницами. Но и без них было весело.

Дети орали, швырялись едой, бегали между столами, совершенно не обращая внимания на истеричные выкрики Эвелины, пытающейся хоть как-то утихомирить своих отпрысков. Оксана, успевшая к обеду сменить свой леопардовый прикид на широкий сарафан с цветами оттенков «вырви глаз», кокетливо хохотала, вцепившись в руку несколько смущенного Костика. Миша, замученный перетаскиванием мебели, снова умудрился сломать стул и теперь виновато сопел, пытаясь согнуть обратно расползшиеся под его весом железные ножки. Паша нервно дергался каждый раз, когда мимо него в опасной близости пробегал один из пацанов, и явно мечтал оказаться где-нибудь подальше, желательно рядом со своим драгоценным ноутбуком. Томка увлеченно обсуждала что-то со Светкой, кажется, жалуясь ей на своего жениха. Сам жених постоянно выкрикивал в телефон названия каких-то населенных пунктов, вероятно, пытаясь сориентировать потерявшегося Васю. Вера же не сводила глаз с Виолетты, которая ходила по столовой и заглядывала во все углы. Наверно, искала своего питомца, вырвавшегося на свободу. Среди всего этого бедлама только Олли сохранял спокойствие, с истинно скандинавской выдержкой поглощая Галину стряпню.

Еда, в общем-то, оказалась на удивление съедобной. Куриная лапша, котлетки с жиденьким картофельным пюре и компот из сухофруктов. Пресновато, на мой вкус, но вполне себе сытно.

– Может, мы с тобой поторопились, и Галина как повар не совсем безнадежна? – я толкнула локтем сидящую рядом со мной Веру.

– Что? А… может быть, – Вера не отрывала взгляда от Виолетты. – Ян, ты думаешь, Казимир может быть здесь? Он же голодный, наверно, а тут еда…

– Да нет его тут, расслабься. В этом бардаке ни один уважающий себя паук не выдержит. Я думаю, он как раз поэтому и сбежал, ему покоя и тишины захотелось.

Тут из своего закутка показалась Галя с подносом.

– Мишенька, – она приблизилась к нашему столику и обратилась к Михаилу, который уже кое-как починил свой стул и теперь с видимым удовольствием уминал котлетки. – Тут у меня добавочка осталась. Кушай на здоровье! Ты вон какой большой. Может, тебе еще хлебушка принести? И компотика?

Мы с Верой с удивлением уставились на Галину.

– Можно и компотика, этсамое, – расплылся в довольной улыбке Миша.

– Как приятно, когда молодой человек так хорошо кушает! – Галя расплылась в улыбке вслед за Мишей, потом неприязненно посмотрела на нас с Верой. – Не то, что некоторые. Нос воротят.

Вера, видимо, из-за переживаний по поводу прячущегося где-то Казимира действительно почти ничего не съела.

– Тетенька-повар. А вы тут Казимира не видели? Можно я у вас на кухне посмотрю? – Вилка, по своему обыкновению подкралась незаметно и выросла перед нами, словно внезапно воплотившийся дух.

– Господи, девочка, ты чего так подкрадываешься? – Галя вздрогнула всем телом. – Какого еще Казимира?

– Паука моего, – всхлипнула Виолетта.

– Нет на моей кухне никаких пауков! – отчеканила Галя – Я вчера все дихлофосом протравила! Все пауки, какие были – все сдохли! Погоди-ка…

Галя, прищурив глаза, уставилась на Виолетту.

– Огромный паучище такой? Черный и мохнатый?

Девочка торопливо кивнула.

– Шваброй я его пристукнула! – торжествующе объявила Галя. – Дихлофос его не берет. Два раза на это страшилище прыскала. Пришлось шваброй!

– В-в-вы убили Казика, – голос Вилки тоненько задрожал, и ее круглые глаза наполнились слезами. – Насмерть убили.

– Да как же, убьешь его. Живучий гад. Я пока за совком ходила, чтобы его на помойку вынести, этой зверюги и след простыл. Ну ничего. Я его все равно найду и убью!

И выдав нам всем это торжественное обещание, Галя удалилась с гордо поднятой головой.

Ого, подумала я, похоже у Казимира появился естественный враг в природе. Краем глаза я заметила, что Вера смотрит в спину удаляющейся Гали с благоговением и надеждой. Правда, чем дальше уходила Галя, тем испуганней становилась Вера, а когда Галина монументальная фигура скрылась за дверями кухни, Вера совсем сникла и пробормотала что-то похожее на «он все еще здесь». Что до Вилки, та совсем раскисла. Уголки ее большого рта некрасиво опустились, и мне показалось, она вот-вот разревется. На какое-то мгновенье ее стало даже слегка жалко.

– Не реви, – попыталась я успокоить Виолетту. – Твоего паука ни дихлофос, ни швабра похоже не берет.

– А я не реву! – внезапно Вилка выпрямилась и зло стрельнула глазами в сторону, куда удалилась Галя. – Я ей отомщу! Она у меня попляшет! Будет знать, как Казика шваброй!

И она стремительно испарилась, я даже не успела заметить куда.

– Ну все, пипец теперь Гале, – пробормотала я. – Томка рискует остаться без повара на своей свадьбе. Вер, ты как думаешь, что твоя Виолетта с ней сделает?

– Он где-то тут бегает, монстр этот, – бледная Вера сидела, уставившись в одну точку, и даже меня не слышала. – Он все-таки где-то тут…

– Паш, – к нам подошел Ванька с телефоном, который он прижимал к уху. – Коля говорит, что ты модем купил. Давай зайдем в интернет, я хочу карту посмотреть, где этот ваш Вася шляется. Говорово какое-то. Отродясь тут таких населенных пунктов не было.

– Да, конечно, пойдем, – с готовностью вскочил Пашка. – Ян, я пойду?

– Иди, – я пожала плечами.

– Вер, а ты чего, этсамое? Не будешь доедать? – Миша справился с добавкой и теперь с вожделением смотрел на почти нетронутую порцию Веры. – Ты плохо себя чувствуешь?

– Если хочешь, доешь. Просто аппетита нет, – заявила Вера и снова повернулась ко мне. – Ян, я пойду проверю наш домик, все ли там закрыто. А то вдруг этот… Казимир, к нам проберется.

– Ян, а ты хлеб еще будешь? Я возьму? – Михаил показывал на тарелку с лежащим на ней последним куском.

И тут, словно в ответ на Мишину просьбу, к нам на стол спикировал хороший такой ломоть хлеба, правда, надкусанный с одной стороны, и грохнулся прямо в Верин суп, обдав меня и Веру жирными брызгами.

– Ерофей! Перестань кидаться едой, – тут же завопила Эвелина.

– Это не я, это Елик!

– Это Елик, а не я!

– Психдом какой-то, – резюмировала я и решительно встала. – Вы, как хотите, а я пошла куда-нибудь в лес, забьюсь поглубже в чащу, чтобы уже ничего этого не слышать.

Остаток дня мы с Пашкой провели в относительном уединении и спокойствии. И я не уставала благодарить судьбу, что нам достался самый дальний дом.

Пашка уселся со своим ноутбуком на веранде. В тишине со своими таблицами и документами он выглядел умиротворенным и счастливым. А я, оттащив под ближайшую елку пластиковый стул, угнездилась в тенечке с книжкой. Правда, увлечься перипетиями сюжета у меня никак не получалось. Мысли все время возвращались к моей беременности и к тому, что надо уже как-то сказать об этом Пашке. Но как теперь об этом сказать? Когда он так явно ненавидит детей. У него лицо просто искажается от отвращения, когда рядом оказываются Елик с Ериком. И как я ему сообщу, что у нас скоро появится такой же шумный и орущий ребенок?

Так и не надумав ничего путного, я промаялась до самого вечера, мучая несчастный роман и осилив едва ли с десяток страниц.

Когда уже стало темнеть, наше уединение было нарушено.

– Хорошо тут у вас. Тихо, – с некоторой завистью сообщила Томка, появляясь на тропинке, ведущей к нашему домику.

– Да, у нас тут хорошо, – не стала я спорить. – А у вас там как? Весело?

– Ага, обхохочешься, – вздохнула Томка. – Эвелина вдрызг разругалась с этой, любовницей Костика, Оксаной. Дети облили ее сарафан компотом, та в крик. Эвелина тоже в долгу не осталась. Ванька, кажется, с Костиком поссорился. Он сильно возмущен, что Костя притащил вместо Лены эту… консультантшу бутиковую, прости господи. Миша, по-моему, опять что-то там сломал. А Вера заперлась в своем домике и не хочет никуда выходить…

– Она Казимира опасается, – сообщила я. – И Вилку. Даже не знаю, кого больше. А что там Вася?

– Не говори мне про Васю! За это время можно было до Минска доехать и обратно вернуться. По-моему, он теперь объезжает все водохранилище по периметру. О, кстати, там кто-то приехал. Слышишь? Может, это он?

Действительно, со стороны ресепшена раздался гудок автомобиля.

– Пойдем посмотрим?

– Ну, пойдем, – я с неохотой покинула свое убежище. – Паш, ты там скоро уже? Обещал же всего час, а на полдня завис…

– Еще минутку, тут осталось всего нечего, – отозвался Пашка с веранды.

– Паш, там уже готово все к шашлыкам, ты подходи сразу на пляж, туда, где вчера сидели, – сказала Томка.

– Угу, – Пашка был полностью поглощен своей работой, и я так и не поняла, услышал он Томку или нет.

– Я тогда переоденусь быстро, подождешь пять минут? – я направилась в домик. На улице уже было прохладно, да и комары проснулись – у них тоже намечался ужин, как и у нас.

Через пять минут мы с Томкой уже шли к ресепшену, предвкушая встречу с нашим однокурсником. Васька Карасев был душой нашей компании. Любимчик баб. Мне кажется, у нас на курсе не было ни одной девчонки, с кем бы Вася чего-нибудь, да не замутил. Даже у меня был с ним легкий романчик на втором курсе. А у Светки – на четвертом. Но это не помешало нам всем остаться друзьями. Женщины сходились с Васей легко и так же легко расставались, не сердясь и не держа на него зла. Как ему это удавалось, я понятия не имела.

– Как думаешь, Васька сильно изменился? Ты как давно его видела? – я с нетерпением вглядывалась в оживленную кучку людей, столпившихся у машины возле ресепшена.

– Ой, давно, кажется, лет восемь назад. Или около того, – рассеянно ответила Тома. – Только это, кажется, не Вася.

– А кто? – удивилась я.

Мы приблизились.

Из машины выгружалась очень занятная парочка. Высокий худой мужчина, с узким, изрезанным морщинами лицом, со светлыми, даже не зачесанными, а скорее зализанными назад волосами и длинным носом с заметной горбинкой. И такая же высокая и худая женщина. Я еще подумала, что они похожи, как брат и сестра, и, если б Томка вчера мне не перечислила всех гостей с подробным упоминанием их семейного положения, я бы, наверно, так и решила.

– Глеб, как добрался? Очень рад вас видеть, – Ваня стоял тут же и вовсю изображал радушного хозяина.

– Все хорошо, спасибо, – Глеб говорил чопорно и смотрел на Стрельцова немного свысока, как мне показалось, – Знакомься, это Ираида. Я тебе про нее говорил.

– Очень рад! А это мой брат, Николай, его жена Эвелина, их дети. Костю ты знаешь, это… Оксана…

Ваня обернулся и заметил нас.

– А это моя невеста. Тамара. И ее подруга Яна.

В это время прямо на меня налетел Елик, они с братом играли в какую-то странную игру, отдаленно напоминавшую салки, только орали они при этом так, что заглушали всех остальных. Я вскрикнула от боли.

– Черт! Елик, или как там тебя! Ну поосторожнее можно?

– Вот и я говорю, невозможные дети, – тут же подключилась Оксана. Теперь на ней был ярко-белый брючный костюм, расшитый какими-то бусинами и обтягивающий ее фигуру так, что, казалось, вот-вот треснет по швам прямо на ней, радуя всех окружающих видом ее впечатляющих форм. – Детей надо воспитывать!

– Ну, конечно! Все знают, как воспитывать! А я так скажу – сначала надо родить своих, хотя бы одного, а потом лезть тут со своими советами! – не осталась в долгу Эвелина.

– Тома, ты чего? – спросил Ваня, но тут у него заверещал телефон. – Вася, мать твою за ногу три раза! – заорал Стрельцов в трубку, начисто забыв про свою невесту и новых гостей. – Как можно быть таким долбо… В смысле, куда тебя занесло? Опять? А, Логиново! Слава богу! Вася! Ты сейчас соберись. Логиново – это совсем рядом. Ты только не сверни никуда, ради бога!

Я хихикнула и посмотрела на Тому. Ну, не знаю, Вася, конечно, уже изрядно всех достал своим топографическим кретинизмом, да и дети тоже, но нельзя же все воспринимать так близко к сердцу. Вид у Томки был такой, словно она увидела привидение.

– Том, ты чего? – дернула я ее за рукав. – Что такое?

– Ничего, все в порядке. Пойду посмотрю, как там шашлыки, и надо еще Светку с ее финном позвать.

И она рванула от нас со скоростью курьерского поезда.

– Фу, слава богу. Кажется, этот ваш Вася вот-вот приедет, – Стрельцов отключил телефон и облегченно выдохнул. – Я целый день у него навигатором работаю, никаких нервов уже не хватает. Как он учился-то с вами с такими выдающимися способностями? А куда это Томка побежала?

– Не знаю, шашлыки, наверно, проверить, – пробормотала я, озадаченная таким странным Томкиным поведением.

– А, ну ладно. Глеб, пойдемте, я покажу вам ваш домик, и там уже ужин накрыт.

Не прошло и получаса, как мы все собрались на пляже. Не хватало только блудного Васи, но судя по последним новостям, он должен был присоединиться к нам с минуты на минуту.

Мужчины столпились у мангала и налегали на коньяк. Женская часть коллектива отдавала предпочтение вину. Я тоже, чтобы не вызывать лишних вопросов, таскалась с пластиковым стаканом, наполненным красным полусладким, и изредка делала вид, что прихлебываю оттуда.

– Привет честной компании! – раздался знакомый голос.

Не знаю, изменился ли его обладатель, но голос определенно остался тем же – молодым и звонким.

– Васька! Карасев! – взвизгнула Светка. – Приехал!

– А то ж!

В темноте блеснули ослепительно белоснежные Васькины зубы, а следом показался и весь Васька. Курчавые Васькины волосы, которые в институте он носил на манер Анжелы Дэвис, теперь были коротко пострижены, и в мелких тугих кудряшках кое-где даже поблескивала седина. Но в целом это оставался все тот же, прежний, родной Васька Карасев.

– Господи. Он чего, негр? – голос Оксаны прозвучал даже чересчур громко, хотя, наверно, мне просто так показалась. Оксана стояла ближе всех ко мне, и, скорее всего, за шумным Светкиным приветствием и визгами детей ее никто не расслышал.

– А вы что-то имеете против людей с другим цветом кожи? – прошипела я, оборачиваясь к Оксане.

За Ваську все мы, и я, и Томка, и Светка, были готовы перегрызть глотку всем дуракам и расистам. Хотя, полагаю, Васька Карасев, дитя олимпиады-80, и сам неплохо справлялся со своими обидчиками.