Библиотека внеклассного чтения. Книга 4
Бродский И. А., Есенин С. А., Маяковский В. В., Пастернак Б. Л., Хлебников В. В.Павлова С. Р., Преснаков А. С., Шантырь Е. Е.
© Павлова С. Р., 2024
© Преснаков А. С., 2024
© Шантырь Е. Е.,2024
© Издательский дом BookBox, 2024
Иосиф Александрович Бродский
Одиночество
- Когда теряет равновесие
- твоё сознание усталое,
- когда ступеньки этой лестницы
- уходят из-под ног,
- как палуба,
- когда плюёт на человечество
- твоё ночное одиночество, —
- ты можешь
- размышлять о вечности
- и сомневаться в непорочности
- идей, гипотез, восприятия
- произведения искусства,
- и – кстати – самого зачатия
- Мадонной сына Иисуса.
- Но лучше поклоняться данности
- с глубокими её могилами,
- которые потом,
- за давностью,
- покажутся такими милыми.
- Да.
- Лучше поклоняться данности
- с короткими её дорогами,
- которые потом
- до странности
- покажутся тебе
- широкими,
- покажутся большими,
- пыльными,
- усеянными компромиссами,
- покажутся большими крыльями,
- покажутся большими птицами.
- Да. Лучше поклоняться данности
- с убогими её мерилами,
- которые потом до крайности,
- послужат для тебя перилами
- (хотя и не особо чистыми),
- удерживающими в равновесии
- твои хромающие истины
- на этой выщербленной лестнице.
«И вечный бой…»
- И вечный бой.
- Покой нам только снится.
- И пусть ничто
- не потревожит сны.
- Седая ночь,
- и дремлющие птицы
- качаются от синей тишины.
- И вечный бой.
- Атаки на рассвете.
- И пули,
- разучившиеся петь,
- кричали нам,
- что есть ещё Бессмертье…
- …А мы хотели просто уцелеть.
- Простите нас.
- Мы до конца кипели,
- и мир воспринимали,
- как бруствер.
- Сердца рвались,
- метались и храпели,
- как лошади,
- попав под артобстрел.
- …Скажите… там…
- чтоб больше не будили.
- Пускай ничто
- не потревожит сны.
- …Что из того,
- что мы не победили,
- что из того,
- что не вернулись мы?..
Письма к стене
- Сохрани мою тень. Не могу объяснить. Извини.
- Это нужно теперь. Сохрани мою тень, сохрани.
- За твоею спиной умолкает в кустах беготня.
- Мне пора уходить. Ты останешься после меня.
- До свиданья, стена. Я пошёл. Пусть приснятся кусты.
- Вдоль уснувших больниц. Освещённый луной. Как и ты.
- Постараюсь навек сохранить этот вечер в груди.
- Не сердись на меня. Нужно что —
- то иметь позади.
- Сохрани мою тень. Эту надпись не нужно стирать.
- Всё равно я сюда никогда не приду умирать,
- всё равно ты меня никогда не попросишь: вернись.
- Если кто —
- то прижмётся к тебе, дорогая стена, улыбнись.
- Человек – это шар, а душа – это нить, говоришь.
- В самом деле глядит на тебя неизвестный малыш.
- Отпустить – говоришь – вознестись над зелёной листвой.
- Ты глядишь на меня, как я падаю вниз головой.
- Разнобой и тоска, темнота и слеза на глазах,
- изобилье минут вдалеке на больничных часах.
- Проплывает буксир. Пустота у него за кормой.
- Золотая луна высоко над кирпичной тюрьмой.
- Посвящаю свободе одиночество возле стены.
- Завещаю стене стук шагов посреди тишины.
- Обращаюсь к стене, в темноте напряжённо дыша:
- завещаю тебе навсегда обуздать малыша.
- Не хочу умирать. Мне не выдержать смерти уму.
- Не пугай малыша. Я боюсь погружаться во тьму.
- Не хочу уходить, не хочу умирать, я дурак,
- не хочу, не хочу погружаться в сознаньи во мрак.
- Только жить, только жить, подпирая твой холод плечом.
- Ни себе, ни другим, ни любви, никому, ни при чём.
- Только жить, только жить и на всё наплевать, забывать.
- Не хочу умирать. Не могу я себя убивать.
- Так окрикни меня. Мастерица кричать и ругать.
- Так окрикни меня. Так легко малыша напугать.
- Так окрикни меня. Не то сам я сейчас закричу:
- Эй, малыш! – и тотчас по пространствам пустым полечу.
- Ты права: нужно что —
- то иметь за спиной.
- Хорошо, что теперь остаются во мраке за мной
- не безгласный агент с голубиным плащом на плече,
- не душа и не плоть – только тень на твоём кирпиче.
- Изолятор тоски – или просто движенье вперёд.
- Надзиратель любви – или просто мой русский народ.
- Хорошо, что нашлась та, что может и вас породнить.
- Хорошо, что всегда всё равно вам, кого вам казнить.
- За тобою тюрьма. А за мною – лишь тень на тебе.
- Хорошо, что ползёт ярко-жёлтый рассвет по трубе.
- Хорошо, что кончается ночь. Приближается день.
- Сохрани мою тень.
На столетие Анны Ахматовой
- Страницу и огонь, зерно и жернова,
- секиры острие и усечённый волос —
- Бог сохраняет всё; особенно – слова
- прощенья и любви, как собственный свой голос.
- В них бьётся рваный пульс, в них слышен костный хруст,
- и заступ в них стучит; ровны и глуховаты,
- затем что жизнь – одна, они из смертных уст
- звучат отчетливей, чем из надмирной ваты.
- Великая душа, поклон через моря
- за то, что их нашла, – тебе и части тленной,
- что спит в родной земле, тебе благодаря
- обретшей речи дар в глухонемой вселенной.
Гость
Глава 1
- Друзья мои, ко мне на этот раз.
- Вот улица с осенними дворцами,
- но не асфальт, покрытая торцами,
- друзья мои, вот улица для вас.
- Здесь бедные любовники, легки,
- под вечер в парикмахерских толпятся,
- и сигареты белые дымятся,
- и белые дрожат воротники.
- Вот книжный магазин, но небогат
- любовью, путешествием, стихами,
- и на балконах звякают стаканы,
- и занавеси тихо шелестят.
- Я обращаюсь в слух, я обращаюсь в слух,
- вот возгласы и платьев шум нарядный,
- как эти звуки родины приятны
- и коротко желание услуг.
- Всё жизнь не та, всё, кажется, на сердце
- лежит иной, несовременный груз,
- и всё волнует маленькую грудь
- в малиновой рубашке фарисейства.
- Зачем же так. Стихи мои – добрей.
- Скорей от этой ругани подстрочной.
- Вот фонари, под вывеской молочной
- коричневые крылышки дверей.
- Вот улица, вот улица, не редкость —
- одним концом в коричневую мглу,
- и рядом детство плачет на углу,
- а мимо всё проносится троллейбус.
- Когда-нибудь, со временем, пойму,
- что тоньше, поучительнее даже,
- что проще и значительней пейзажа
- не скажет время сердцу моему.
- Но до сих пор обильностью врагов
- меня портрет всё более заботит.
- И вот теперь по улице проходит
- шагами быстрыми любовь.
- Не мне спешить, не мне бежать вослед
- и на дорогу сталкивать другого,
- и жить не так. Но возглас ранних лет
- опять летит. – Простите, ради Бога.
- Постойте же. Вдали Литейный мост.
- Вы сами видите – он крыльями разводит.
- Постойте же. Ко мне приходит гость,
- из будущего времени приходит.
Глава 2
- Теперь покурим белых сигарет,
- друзья мои, и пиджаки наденем,
- и комнату на семь частей поделим,
- и каждому достанется портрет.
- Да, каждому портрет. Друзья, уместно ль
- заметить вам, вы знаете, друзья,
- приятеля теперь имею я…
- Вот комната моя. Из переездов
- всегда сюда. Родители, семья,
- а дым отечественный запах не меняет.
- …Приятель чем-то вас напоминает…
- Друзья мои, вот комната моя.
- Здесь родина. Здесь – будто без прикрас,
- здесь – прошлым днём и нынешним театром,
- но завтрашний мой день не здесь. О, завтра,
- друзья мои, вот комната для вас.
- Вот комната любви, диван, балкон,
- и вот мой стол – вот комната искусства.
- А по торцам грузовики трясутся
- вдоль вывесок и розовых погон
- пехотного училища. Приятель
- идёт ко мне по улице моей.
- Вот комната, не знавшая детей,
- вот комната родительских кроватей.
- А что о ней сказать? Не чувствую её,
- не чувствую, могу лишь перечислить.
- Вы знаете… Ах нет… Здесь очень чисто,
- всё это мать, старания её.
- Вы знаете, ко мне… Ах, не о том,
- о комнате с приятелем, с которым…
- А вот отец, когда он был майором,
- фотографом он сделался потом.
- Друзья мои, вот улица и дверь
- в мой красный дом, вот шорох листьев мелких
- на площади, где дерево и церковь
- для тех, кто верит Господу теперь.
- Друзья мои, вы знаете, дела,
- друзья мои, вы ставите стаканы,
- друзья мои, вы знаете – пора,
- друзья мои с недолгими стихами.
- Друзья мои, вы знаете, как странно…
- Друзья мои, ваш путь обратно прост.
- Друзья мои, вот гасятся рекламы.
- Вы знаете, ко мне приходит гость.
Глава 3
- По улице, по улице, свистя,
- заглядывая в маленькие окна,
- и уличные голуби летят
- и клювами колотятся о стёкла.
- Как шёпоты, как шелесты грехов,
- как занавес, как штора, одинаков,
- как посвист ножниц, музыка шагов,
- и улица, как белая бумага.
- То Гаммельн или снова Петербург,
- чтоб адресом опять не ошибиться
- и за углом почувствовать испуг,
- но за углом висит самоубийца.
- Ко мне приходит гость, ко мне приходит гость.
- Гость лестницы единственной на свете,
- гость совершённых дел и маленьких знакомств,
- гость юности и злобного бессмертья.
- Гость белой нищеты и белых сигарет,
- Гость юмора и шуток непоместных.
- Гость неотложных горестных карет,
- вечерних и полуночных арестов.
- Гость озера обид – сих маленьких морей.
- Единый гость и цели и движенья.
- Гость памяти моей, поэзии моей,
- великий Гость побед и униженья.
- Будь гостем, Гость. Я созову друзей
- (пускай они возвеселятся тоже), —
- весёлых победительных гостей
- и на Тебя до ужаса похожих.
- Вот вам приятель – Гость. Вот вам приятель – ложь.
- Всё та же пара рук. Всё та же пара глаз.
- Не завсегдатай – Гость, но так на вас похож,
- и только имя у него – Отказ.
- Смотрите на него. Разводятся мосты,
- ракеты, киноленты, переломы…
- Любите же его. Он – менее, чем стих,
- но – более, чем проповеди злобы.
- Любите же его. Чем станет человек,
- когда его столетие возвысит,
- когда его возьмёт двадцатый век —
- век маленькой стрельбы и страшных мыслей?
- Любите же его. Он напрягает мозг
- и новым взглядом комнату обводит…
- …Прощай, мой гость. К тебе приходит Гость.
- Приходит Гость. Гость Времени приходит.
«Воротишься на родину. Ну что ж…»
- Воротишься на родину. Ну что ж.
- Гляди вокруг, кому ещё ты нужен,
- кому теперь в друзья ты попадёшь?
- Воротишься, купи себе на ужин
- какого-нибудь сладкого вина,
- смотри в окно и думай понемногу:
- во всём твоя одна, твоя вина,
- и хорошо. Спасибо. Слава Богу.
- Как хорошо, что некого винить,
- как хорошо, что ты никем не связан,
- как хорошо, что до смерти любить
- тебя никто на свете не обязан.
- Как хорошо, что никогда во тьму
- ничья рука тебя не провожала,
- как хорошо на свете одному
- идти пешком с шумящего вокзала.
- Как хорошо, на родину спеша,
- поймать себя в словах неоткровенных
- и вдруг понять, как медленно душа
- заботится о новых переменах.
Сергей Александрович Есенин
«Спит ковыль. Равнина дорогая…»
- Спит ковыль. Равнина дорогая,
- И свинцовой свежести полынь.
- Никакая родина другая
- Не вольёт мне в грудь мою теплынь.
- Знать, у всех у нас такая участь,
- И, пожалуй, всякого спроси —
- Радуясь, свирепствуя и мучась,
- Хорошо живётся на Руси?
- Свет луны, таинственный и длинный,
- Плачут вербы, шепчут тополя.
- Но никто под окрик журавлиный
- Не разлюбит отчие поля.
- И теперь, когда вот новым светом
- И моей коснулась жизнь судьбы,
- Всё равно остался я поэтом
- Золотой бревенчатой избы.
- По ночам, прижавшись к изголовью,
- Вижу я, как сильного врага,
- Как чужая юность брызжет новью
- На мои поляны и луга.
- Но и всё же, новью той теснимый,
- Я могу прочувственно пропеть:
- Дайте мне на родине любимой,
- Всё любя, спокойно умереть!
На Кавказе
- Издревле русский наш Парнас
- Тянуло к незнакомым странам,
- И больше всех лишь ты, Кавказ,
- Звенел загадочным туманом.
- Здесь Пушкин в чувственном огне
- Слагал душой своей опальной:
- «Не пой, красавица, при мне
- Ты песен Грузии печальной».
- И Лермонтов, тоску леча,
- Нам рассказал про Азамата,
- Как он за лошадь Казбича
- Давал сестру заместо злата.
- За грусть и жёлчь в своём лице
- Кипенья жёлтых рек достоин,
- Он, как поэт и офицер,
- Был пулей друга успокоен.
- И Грибоедов здесь зарыт,
- Как наша дань персидской хмари,
- В подножии большой горы
- Он спит под плач зурны и тари.
- А ныне я в твою безглядь
- Пришёл, не ведая причины:
- Родной ли прах здесь обрыдать
- Иль подсмотреть свой час кончины!
- Мне всё равно! Я полон дум
- О них, ушедших и великих.
- Их исцелял гортанный шум
- Твоих долин и речек диких.
- Они бежали от врагов
- И от друзей сюда бежали,
- Чтоб только слышать звон шагов
- Да видеть с гор глухие дали.
- И я от тех же зол и бед
- Бежал, навек простясь с богемой,
- Зане созрел во мне поэт
- С большой эпическою темой.
- Мне мил стихов российский жар.
- Есть Маяковский, есть и кроме,
- Но он, их главный штабс-маляр,
- Поёт о пробках в Моссельпроме.
- И Клюев, ладожский дьячок,
- Его стихи как телогрейка,
- Но я их вслух вчера прочёл —
- И в клетке сдохла канарейка.
- Других уж нечего считать,
- Они под хладным солнцем зреют.
- Бумаги даже замарать
- И то, как надо, не умеют.
- Прости, Кавказ, что я о них
- Тебе промолвил ненароком,
- Ты научи мой русских стих
- Кизиловым струиться соком.
- Чтоб, воротясь опять в Москву,
- Я мог прекраснейшей поэмой
- Забыть ненужную тоску
- И не дружить вовек с богемой.
- И чтоб одно в моей стране
- Я мог твердить в свой час прощальный:
- «Не пой, красавица, при мне
- Ты песен Грузии печальной».
«Мелколесье. Степь и дали…»
- Мелколесье. Степь и дали.
- Свет луны во все концы.
- Вот опять вдруг зарыдали
- Разливные бубенцы.
- Неприглядная дорога,
- Да любимая навек,
- По которой ездил много
- Всякий русский человек.
- Эх вы, сани! Что за сани!
- Звоны мёрзлые осин.
- У меня отец – крестьянин,
- Ну, а я – крестьянский сын.
- Наплевать мне на известность
- И на то, что я поэт.
- Эту чахленькую местность
- Не видал я много лет.
- Тот, кто видел хоть однажды
- Этот край и эту гладь,
- Тот почти берёзке каждой
- Ножку рад поцеловать.
- Как же мне не прослезиться,
- Если с венкой в стынь и звень
- Будет рядом веселиться
- Юность русских деревень.
- Эх, гармошка, смерть-отрава,
- Знать, с того под этот вой
- Не одна лихая слава
- Пропадала трын-травой.
«Низкий дом с голубыми ставнями…»
- Низкий дом с голубыми ставнями,
- Не забыть мне тебя никогда, —
- Слишком были такими недавними
- Отзвучавшие в сумрак года.
- До сегодня ещё мне снится
- Наше поле, луга и лес,
- Принакрытые сереньким ситцем
- Этих северных бедных небес.
- Восхищаться уж я не умею
- И пропасть не хотел бы в глуши,
- Но, наверно, навеки имею
- Нежность грустную русской души.
- Полюбил я седых журавлей
- С их курлыканьем в тощие дали,
- Потому что в просторах полей
- Они сытных хлебов не видали.
- Только видели березь, да цветь,
- Да ракитник, кривой и безлистый,
- Да разбойные слышали свисты,
- От которых легко умереть.
- Как бы я и хотел не любить,
- Всё равно не могу научиться,
- И под этим дешёвеньким ситцем
- Ты мила мне, родимая выть.
- Потому так и днями недавними
- Уж не юные веют года…
- Низкий дом с голубыми ставнями,
- Не забыть мне тебя никогда.
Ус
- Не белы снега по-над Доном
- Заметали степь синим звоном.
- Под крутой горой, что ль под тыном,
- Расставалась мать с верным сыном:
- «Ты прощай, мой сын, прощай, чадо,
- Знать, пришла пора, ехать надо!
- Захирел наш дол по-над Доном,
- Под пятой Москвы, под полоном».
- То не водный звон за путиной —
- Бьёт копытом конь под осиной.
- Под красневу дремь, под сугредок
- Отвечал ей сын напоследок:
- «Ты не стой, не плачь на дорогу,
- Зажигай свечу, молись богу.
- Соберу я Дон, вскручу вихорь,
- Полоню царя, сниму лихо».
- Не река в бугор била пеной —
- Вынимал он нож с подколена,
- Отрезал с губы ус чернявый,
- Говорил слова над дубравой:
- «Уж ты, мать моя, голубица,
- Сбереги ты ус на божнице;
- Окропи его красным звоном,
- Положи его под икону!»
- Гикал-ухал он под туманом,
- Подымалась пыль за курганом.
- А она в ответ, как не рада:
- «Уж ты сын ли мой, моё чадо!»
- На крутой горе, под Калугой,
- Повенчался Ус с синей вьюгой.
- Лежит он на снегу под елью,
- С весела-разгула, с похмелья.
- Перед ним всё знать да бояры,
- В руках золотые чары.
- «Не гнушайся ты, Ус, не злобуй,
- Подымись, хоть пригубь, попробуй!
- Нацедили мы вин красносоких
- Из грудей из твоих из высоких.
- Как пьяна с них твоя супруга,
- Белокосая девица-вьюга!»
- Молчит Ус, не кинет взгляда, —
- Ничего ему от земли не надо.
- О другой он земле гадает,
- О других небесах вздыхает…
- Заждалася сына дряхлая вдовица,
- День и ночь горюя, сидя под божницей.
- Вот прошло-проплыло уж второе лето,
- Снова снег на поле, а его всё нету.
- Подошла, взглянула в мутное окошко…
- «Не одна ты в поле катишься, дорожка!»
- Свищет сокол-ветер, бредит тихим Доном.
- «Хорошо б прижаться к золотым иконам…»
- Села и прижалась, смотрит кротко-кротко…
- «На кого ж похож ты, светлоглазый отрок?..
- А! – сверкнули слёзы над увядшим усом. —
- Это ты, о сын мой, смотришь Иисусом!»
- Радостью светит она из угла.
- Песню запела и гребень взяла.
- Лик её старческий ласков и строг.
- Встанет, присядет за печь, на порог.
- Вечер морозный, как волк, тёмно-бур…
- Кличет цыплят и нахохленных кур:
- «Цыпушки-цыпы, свет-петушок!..»
- Крепок в руке роговой гребешок.
- Стала, уставилась лбом в темноту,
- Чешет волосья младенцу Христу.
«Любовь Столица, Любовь Столица…»
- Любовь Столица, Любовь Столица,
- О ком я думал, о ком гадал.
- Она как демон, она как львица, —
- Но лик невинен и зорьно ал.
Владимир Владимирович Маяковский
Бродвей
- Асфальт – стекло.
- Иду и звеню.
- Леса и травинки —
- сбриты.
- На север
- с юга
- идут авеню,
- на запад с востока —
- стриты.
- А между —
- (куда их строитель завёз!) —
- дома
- невозможной длины.
- Одни дома
- длиной до звёзд,
- другие —
- длиной до луны.
- Янки
- подошвами шлёпать
- ленив:
- простой
- и курьерский лифт.
- В 7 часов
- человечий прилив,
- В 17 часов —
- отлив.
- Скрежещет механика,
- звон и гам,
- а люди
- немые в звоне.
- И лишь замедляют
- жевать чуингам,
- чтоб бросить:
- «Мек моней?»
- Мамаша
- грудь
- ребёнку дала.
- Ребёнок
- с каплями и́з носу,
- сосёт
- как будто
- не грудь, а доллар —
- занят
- серьёзным
- бизнесом.
- Работа окончена.
- Тело обвей
- в сплошной
- электрический ветер.
- Хочешь под землю —
- бери собвей,
- на небо —
- бери элевейтер.
- Вагоны
- едут
- и дымам под рост,
- и в пятках
- домовьих
- трутся,
- и вынесут
- хвост
- на Бруклинский мост,
- и спрячут
- в норы
- под Гу́дзон.
- Тебя ослепило,
- ты
- осовел.
- Но,
- как барабанная дробь,
- из тьмы
- по темени:
- «Кофе Максвел
- гуд
- ту ди ласт дроп».
- А лампы
- как станут
- ночь копать,
- ну, я доложу вам —
- пламечко!
- Налево посмотришь —
- мамочка мать!
- Направо —
- мать моя мамочка!
- Есть что поглядеть московской братве.
- И за день
- в конец не дойдут.
- Это Нью-Йорк.
- Это Бродвей.
- Гау ду ю ду!
- Я в восторге
- от Нью-Йорка города.
- Но
- кепчонку
- не сдёрну с виска.
- У советских
- собственная гордость:
- на буржуев
- смотрим свысока.
Скрипка и немножко нервно
- Скрипка издёргалась, упрашивая,
- и вдруг разревелась
- так по-детски,
- что барабан не выдержал:
- «Хорошо, хорошо, хорошо!»
- А сам устал,
- не дослушал скрипкиной речи,
- шмыгнул на горящий Кузнецкий
- и ушёл.
- Оркестр чужо смотрел, как
- выплакивалась скрипка
- без слов,
- без такта,
- и только где —
- то
- глупая тарелка
- вылязгивала:
- «Что это?»
- «Как это?»
- А когда геликон —
- меднорожий,
- потный,
- крикнул:
- «Дура,
- плакса,
- вытри!» —
- я встал,
- шатаясь, полез через ноты,
- сгибающиеся под ужасом пюпитры,
- зачем —
- то крикнул:
- «Боже!»,
- бросился на деревянную шею:
- «Знаете что, скрипка?
- Мы ужасно похожи:
- я вот тоже
- ору —
- а доказать ничего не умею!»
- Музыканты смеются:
- «Влип как!
- Пришёл к деревянной невесте!
- Голова!»
- А мне – наплевать!
- Я – хороший.
- «Знаете что, скрипка?
- Давайте —
- будем жить вместе!
- А?»
А вы могли бы?
- Я сразу смазал карту будня,
- плеснувши краску из стакана;
- я показал на блюде студня
- косые скулы океана.
- На чешуе жестяной рыбы
- прочёл я зовы новых губ.
- А вы
- ноктюрн сыграть
- могли бы
- на флейте водосточных труб?
Послушайте!
- Послушайте!
- Ведь, если звёзды зажигают —
- значит – это кому —
- нибудь нужно?
- Значит – кто —
- то хочет, чтобы они были?
- Значит – кто —
- то называет эти плево́чки жемчужиной?
- И, надрываясь
- в метелях полу́денной пыли,
- врывается к богу,
- боится, что опоздал,
- плачет,
- целует ему жилистую руку,
- просит —
- чтоб обязательно была звезда! —
- клянётся —
- не перенесёт эту беззвёздную муку!
- А после
- ходит тревожный,
- но спокойный наружно.
- Говорит кому-то:
- «Ведь теперь тебе ничего?
- Не страшно?
- Да?!»
- Послушайте!
- Ведь, если звёзды
- зажигают —
- значит – это кому-нибудь нужно?
- Значит – это необходимо,
- чтобы каждый вечер
- над крышами
- загоралась хоть одна звезда?!
Сергею Есенину
- Вы ушли,
- как говорится,
- в мир в иной.
- Пустота…
- Летите,
- в звёзды врезываясь.
- Ни тебе аванса,
- ни пивной.
- Трезвость.
- Нет, Есенин,
- это
- не насмешка.
- В горле
- горе комом —
- не смешок.
- Вижу —
- взрезанной рукой помешкав,
- собственных
- костей
- качаете мешок.
- – Прекратите!
- Бросьте!
- Вы в своём уме ли?
- Дать,
- чтоб щёки
- заливал
- смертельный мел?!
- Вы ж
- такое
- загибать умели,
- что другой
- на свете
- не умел.
- Почему?
- Зачем?
- Недоуменье смяло.
- Критики бормочут:
- – Этому вина
- то…
- да сё…
- а главное,
- что смычки мало,
- в результате
- много пива и вина. —
- Дескать,
- заменить бы вам
- богему
- классом,
- класс влиял на вас,
- и было б не до драк.
- Ну, а класс-то
- жажду
- заливает квасом?
- Класс – он тоже
- выпить не дурак.
- Дескать,
- к вам приставить бы
- кого из напосто́в —
- стали б
- содержанием
- премного одарённей.
- Вы бы
- в день
- писали
- строк по сто́,
- утомительно
- и длинно,
- как Доронин.
- А по-моему,
- осуществись
- такая бредь,
- на себя бы
- раньше наложили руки.
- Лучше уж
- от водки умереть,
- чем от скуки!
- Не откроют
- нам
- причин потери
- ни петля,
- ни ножик перочинный.
- Может,
- окажись
- чернила в «Англетере»,
- вены
- резать
- не было б причины.
- Подражатели обрадовались:
- бис!
- Над собою
- чуть не взвод
- расправу учинил.
- Почему же
- увеличивать
- число самоубийств?
- Лучше
- увеличь
- изготовление чернил!
- Навсегда
- теперь
- язык
- в зубах затворится.
- Тяжело
- и неуместно
- разводить мистерии.
- У народа,
- у языкотворца,
- умер
- звонкий
- забулдыга подмастерье.
- И несут
- стихов заупокойный лом,
- с прошлых
- с похорон
- не переделавши почти.
- В холм
- тупые рифмы
- загонять колом —
- разве так
- поэта
- надо бы почтить?
- Вам
- и памятник ещё не слит, —
- где он,
- бронзы звон
- или гранита грань? —
- а к решёткам памяти
- уже
- понанесли
- посвящений
- и воспоминаний дрянь.
- Ваше имя
- в платочки рассоплено,
- ваше слово
- слюнявит Собинов
- и выводит
- под берёзкой дохлой —
- «Ни слова,
- о дру-уг мой,
- ни вздо-о-о-о-ха».
- Эх,
- поговорить бы и́наче
- с этим самым
- с Леонидом Лоэнгринычем!
- Встать бы здесь
- гремящим скандалистом:
- – Не позволю
- мямлить стих
- и мять! —
- Оглушить бы
- их
- трёхпалым свистом
- в бабушку
- и в бога душу мать!
- Чтобы разнеслась
- бездарнейшая по́гань,
- раздувая
- темь
- пиджачных парусов,
- чтобы
- врассыпную
- разбежался Коган,
- встреченных
- увеча
- пиками усов.
- Дрянь
- пока что
- мало поредела.
- Дела много —
- только поспевать.
- Надо
- жизнь
- сначала переделать,
- переделав —
- можно воспевать.
- Это время —
- трудновато для пера,
- но скажите
- вы,
- калеки и калекши,
- где,
- когда,
- какой великий выбирал
- путь,
- чтобы протоптанней
- и легше?
- Слово —
- полководец
- человечьей силы.
- Марш!
- Чтоб время
- сзади
- ядрами рвалось.
- К старым дням
- чтоб ветром
- относило
- только
- путаницу волос.
- Для веселия
- планета наша
- мало оборудована.
- Надо
- вырвать
- радость
- у грядущих дней.
- В этой жизни
- помереть
- не трудно.
- Сделать жизнь
- значительно трудней.
Борис Леонидович Пастернак
Март
- Солнце греет до седьмого пота,
- И бушует, одурев, овраг.
- Как у дюжей скотницы работа,
- Дело у весны кипит в руках.
- Чахнет снег и болен малокровьем
- В веточках бессильно синих жил.
- Но дымится жизнь в хлеву коровьем,
- И здоровьем пышут зубья вил.
- Эти ночи, эти дни и ночи!
- Дробь капелей к середине дня,
- Кровельных сосулек худосочье,
- Ручейков бессонных болтовня!
- Настежь всё, конюшня и коровник.
- Голуби в снегу клюют овёс,
- И всего живитель и виновник —
- Пахнет свежим воздухом навоз.
Тишина
- Пронизан солнцем лес насквозь.
- Лучи стоят столбами пыли.
- Отсюда, уверяют, лось
- Выходит на дорог развилье.
- В лесу молчанье, тишина,
- Как будто жизнь в глухой лощине
- Не солнцем заворожена,
- А по совсем другой причине.
- Действительно, невдалеке
- Средь заросли стоит лосиха.
- Пред ней деревья в столбняке.
- Вот отчего в лесу так тихо.
- Лосиха ест лесной подсед,
- Хрустя обгладывает молодь.
- Задевши за её хребет,
- Болтается на ветке жёлудь.
- Иван-да-марья, зверобой,
- Ромашка, иван-чай, татарник,
- Опутанные ворожбой,
- Глазеют, обступив кустарник.
- Во всём лесу один ручей
- В овраге, полном благозвучья,
- Твердит то тише, то звончей
- Про этот небывалый случай.
- Звеня на всю лесную падь
- И оглашая лесосеку,
- Он что-то хочет рассказать
Почти словами человека.
Гамлет
- Гул затих. Я вышел на подмостки.
- Прислонясь к дверному косяку,
- Я ловлю в далёком отголоске,
- Что случится на моём веку.
- На меня наставлен сумрак ночи
- Тысячью биноклей на оси.
- Если только можно, Авва Отче,
- Чашу эту мимо пронеси.
- Я люблю твой замысел упрямый
- И играть согласен эту роль.
- Но сейчас идёт другая драма,
- И на этот раз меня уволь.
- Но продуман распорядок действий,
- И неотвратим конец пути.
- Я один, всё тонет в фарисействе.
- Жизнь прожить – не поле перейти.
Сирень
- Положим, – гудение улья,
- И сад утопает в стряпне,
- И спинки соломенных стульев,
- И чёрные зёрна слепней.
- И вдруг объявляется отдых,
- И всюду бросают дела.
- Далёкая молодость в сотах,
- Седая сирень расцвела!
- Уж где-то телеги и лето,
- И гром отмыкает кусты,
- И ливень въезжает в кассеты
- Отстроившейся красоты.
- И чуть наполняет повозка
- Раскатистым воздухом свод, —
- Лиловое зданье из воска,
- До облака вставши, плывёт.
- И тучи играют в горелки,
- И слышится старшего речь,
- Что надо сирени в тарелке
- Путём отстояться и стечь.
«Быть знаменитым некрасиво…»
- Быть знаменитым некрасиво.
- Не это подымает ввысь.
- Не надо заводить архива,
- Над рукописями трястись.
- Цель творчества – самоотдача,
- А не шумиха, не успех.
- Позорно, ничего не знача,
- Быть притчей на устах у всех.
- Но надо жить без самозванства,
- Так жить, чтобы в конце концов
- Привлечь к себе любовь пространства,
- Услышать будущего зов.
- И надо оставлять пробелы
- В судьбе, а не среди бумаг,
- Места и главы жизни целой
- Отчёркивая на полях.
- И окунаться в неизвестность,
- И прятать в ней свои шаги,
- Как прячется в тумане местность,
- Когда в ней не видать ни зги.
- Другие по живому следу
- Пройдут твой путь за пядью пядь,
- Но пораженья от победы
- Ты сам не должен отличать.
- И должен ни единой долькой
- Не отступаться от лица,
- Но быть живым, живым и только,
- Живым и только до конца.
«Во всём мне хочется дойти…»
- Во всём мне хочется дойти
- До самой сути.
- В работе, в поисках пути,
- В сердечной смуте.
- До сущности протёкших дней,
- До их причины,
- До оснований, до корней,
- До сердцевины.
- Всё время схватывая нить
- Судеб, событий,
- Жить, думать, чувствовать, любить,
- Свершать открытья.
- О, если бы я только мог
- Хотя отчасти,
- Я написал бы восемь строк
- О свойствах страсти.
- О беззаконьях, о грехах,
- Бегах, погонях,
- Нечаянностях впопыхах,
- Локтях, ладонях.
- Я вывел бы её закон,
- Её начало,
- И повторял её имён
- Инициалы.
- Я б разбивал стихи, как сад.
- Всей дрожью жилок
- Цвели бы липы в них подряд,
- Гуськом, в затылок.
- В стихи б я внёс дыханье роз,
- Дыханье мяты,
- Луга, осоку, сенокос,
- Грозы раскаты.
- Так некогда Шопен вложил
- Живое чудо
- Фольварков, парков, рощ, могил
- В свои этюды.
- Достигнутого торжества