Каролина

1. Ферма

Одиночество – это не проклятие, это моя жизнь.

По крайней мере была до того момента, пока я не втерлась в доверие к доктору Нолану. Предпочитаю думать именно так. Ведь если посмотреть правде в глаза, то это он вошел в зону моего доверия, потоптался там, нагадил, да еще и выходить не пожелал.

Он стоит передо мной и снова говорит одно и то же:

– Я обязательно вытащу тебя отсюда, и мы сбежим.

Как вы думаете, сколько раз нужно сказать эту фразу, чтобы она стала звучать совершенно иначе?

«Я никогда тебя отсюда не вытащу, и мы никуда не сбежим».

Именно это я слышу уже две недели.

Всего две недели как я по-настоящему открыла глаза и поняла, что этот мужчина использует меня. Первый и единственный мужчина в моей унылой жизни.

– Хорошо, – отвечаю я и дарю Нолану улыбку.

Плечи доктора мгновенно расслабляются, а за пределами подсобки его кабинета кто-то покашливает, а потом тихо стучит о деревянную преграду. Я знаю кто это. Такая же одиночка, как и я. Одна из нескольких десятков Каролин, что живут на ферме вместе со мной.

– Мы все обсудим завтра, ладно? – спрашивает Нолан и целует меня в губы.

Я отвечаю на его поцелуй, он отдает гнилью обиды и предательства. Еще сильнее сжимаю во вспотевшей ладони украденный ключ. Еще недавно я с упоением ждала наших встреч и пыталась запомнить каждое мгновение, касание и сказанное им слово. Теперь я желаю избавиться от воспоминаний о докторе Нолане, а его поцелуи и слова больше не отзываются откликом в душе. Единственное, что я к нему испытываю, – разочарование и обиду.

Тяжело понимать, что ты не единственная. Мне было обидно за себя, ведь я действительно верила Нолану, думала, вот-вот и он заберет меня отсюда и покажет мир. Ведь я ничего не видела, кроме белого лабиринта фермы. Нолан о многом рассказывал, но сейчас я понимаю, что в этих историях не было никакой конкретики. Красивые сказки, не более этого.

Если бы я знала, что меня ожидает в будущем. Если бы только знала, то скорее всего не пыталась бы сбежать и не потащила бы за собой еще троих таких же, как и я. Но будущее всегда остается туманным. Пока ты не вступишь в этот туман, так и не узнаешь, что он в себе таит.

Нолан оторвался от меня и прошептал:

– Но больше никому не задавай этих вопросов. Это опасно.

– Почему?

Он поджал губы и глубоко вдохнул.

– Ты не должна так думать.

– Как?

– Как человек.

Я ему не верю. Что бы он мне ни показывал и ни рассказывал, чтобы получить секс, я не верю, что я и остальные Каролины не совсем люди. Я ничем не отличаюсь от Нолана. У меня так же две руки и две ноги. Мы разговариваем на одном языке и испытываем эмоции, хотя Каролинам запрешено их показывать. У нас не должно быть индивидуальности. Мы все равны и одинаковы. Как бы Нолан ни убеждал меня, я считаю себя человеком. Я уверена в этом.

– Я и есть человек. Я помню детство, – запинаюсь и тут же добавляю: – помню многое.

Это не совсем так. У меня есть огромные пробелы, которые я никак не могу воссоздать. Где я была и что делала? Как оказалась на ферме? Покидала ли ее когда-то? Раньше я вообще думала, что остального мира не существует, но Нолан несколько раз проговорился, потерял бдительность и даже не заметил, как обмолвился о том, что за пределами фермы бушует жизнь.

– Ты Каролина. А это больше, чем человек.

В дверь снова постучали. Это была Кира, ее задача состоит в том, что она будет отвлекать Нолана, пока я буду проверять ключ. Достаточно ли его, чтобы выйти? Откроет ли он хотя бы одну из дверей?

Не знаю почему именно я взяла на себя эту задачу. Тут однозначно сыграло недоверие к другим девушкам Нолана, но есть что-то еще. Словно я привыкла принимать решения подобного рода, хотя никогда раньше этого не делала.

Проклятая память. Что с ней не так?

– Мне пора, – сказала я и развернулась, продолжая сжимать ключ.

Легкая нервозность начала растворяться в венах. Как только я вынесу ключ за пределы кабинета Нолана пути обратно не будет.

– Эшли, – напряженно произнес Нолан, и я зажмурилась.

Нет, он не видел, как я достала ключ. Просто не мог. Мне пришлось повернуться и посмотреть на него как на божество, каким совсем недавно я его и считала.

– Что? – спросила я, а в груди кольнуло острой иглой разочарования.

Хотела бы я продолжать находиться в неведении и думать, что Нолан действительно считал меня особенной?

– Ты же знаешь, что я люблю тебя больше остальных?

Я улыбнулась, хотя знала, что он говорил это каждой из нас. Одни и те же лживые слова. Как только Нолан задал этот вопрос, я поняла, что не хочу больше быть его игрушкой. Это жестоко и больно. А я ведь никому ничего плохого не делала, значит не должна испытывать боль на своей шкуре.

– Конечно знаю, – ответила я и почувствовала непреодолимое желание сказать ему, что мы все знаем. Знаем о его лжи и ненавидим за это. Пока не сболтнула лишнего и не раскрыла своего замысла, я развернулась и отправилась прочь от мужчины, который оказался самым значимым пятном в моей убогой жизни. В горле запершило, хотелось заплакать, но я сдержала себя. Это привлекло бы ко мне слишком много внимания и со стороны докторов, и со стороны Каролин.

Я вышла и встретилась взглядом с совершенно спокойной Кирой. Скорее всего она испытывала вовсе не спокойствие, но отлично справляется со своей ролью. Нас всю жизнь учили не показывать своих эмоций, ведь они не важны. Важно то, что мы могли делать для докторов. Всю жизнь я видела только их и таких, как я, – Каролин.

Она вошла внутрь, а я, наоборот, покинула кабинет Нолана. Коридоры я знала как свои пять пальцев. Смогу пройти по ним с закрытыми глазами, спиной вперед, даже будучи полностью дезориентированной. Босые ноги ступали по прохладному полу, но я уже настолько к этому привыкла, что даже не замечала дискомфорта. Ладонь жгло огнем, казалось, что я держала в руках свободу, не понимая, существует ли она на самом деле. Или я все это себе придумала?

Я дошла до единственной двери, за которую никогда никто из Каролин не заходил. Она была металлическая, в противовес остальным деревянным выглядела неприступной и чужеродной. Если бы не желтая мигающая кнопка и мое наблюдение за докторами, я бы даже не догадалась, куда нужно прикладывать ключ. Еще раз осмотревшись по сторонам, раскрываю ладонь. Металлический ключ размером не больше мизинца так врезался в кожу, что оставил после себя синие борозды. Прикладываю его к кнопке и чувствую, как на лбу выступает пот. Не думала, что могу нервничать настолько сильно.

Что-то щелкнуло.

Дверь приоткрылась.

Сердце ухнуло в пятки и начало колотиться о пол.

Я глубоко втянула воздух сквозь стиснутые зубы и заглянула в образовавшийся проем. Полутемный коридор, казалось, уходил в вечность. Там не было ничего, кроме одного достаточно широкого прохода, он удалялся так далеко, что в конце превращался в точку.

Я закрыла дверь и пошла в сторону спального отсека. Там меня ждали Обри и Лина.

Миновав другие отсеки с совершенно идентичными дверями, я вошла к себе и взглядом нашла двоих ожидающих. Они сидели на моей кровати и синхронно повернулись в мою сторону.

Я села на кровать напротив и дождалась, когда ближайшая к нам Каролина отошла на достаточное расстояние.

– Ну что? – шепотом спросила Обри.

– Ключ у меня. Он открыл дверь, но я не прошла дальше.

– Почему?

– Дверь могла закрыться, или меня бы поймали, тогда вы бы точно навсегда остались здесь, – ответила я, на казалось бы обычный вопрос. Но он не был обычным, все что мы собирались делать шло в разрез с нашим устоем жизни.

Лина побледнела. Она была самым слабым звеном в цепочке. Ее эмоции на фоне наших всегда казались непозволительной роскошью. Она плохо их контролирует и даже не замечает этого. Но она старается. Действительно старается быть такой же, как остальные. А я больше не хочу быть как все. Это все из-за Нолана, именно он позволил почувствовать себя уникальной. И что греха таить, мне это нравилось.

– Не думаю, что у нас получится. Может, дождемся, когда нас сами заберут? – спросила она, а я наблюдала за тем, как Лина снова начала постукивать ногой. Ее наказывали и упрекали за это сотни раз, но она так и не научилась до конца скрывать свои эмоций. Особенно страх.

– Лина, ты снова это делаешь, – говорю я, и ее нога тут же замирает. – Мы не знаем, куда уводят девушек. Если бы мы попытались на прошлой неделе, то Сиера была бы с нами.

Ни Лина, ни Обри не отвечают. Вся проблема в том, что Сиера исчезла на прошлой неделе, но мы уже толком не помним, как она выглядела. Мы знаем, что она была, мы с ней общались и именно благодаря ей поняли, что Нолан спит со всеми Каролинами и обещает спасение. А потом она пропала, а наша память стала вычеркивать ее образ из головы. Как это работает и почему мы ее забываем, неизвестно. Сколько других Каролин увели, а мы об этом не помним? Может, и нас куда-то водили, а мы утратили воспоминания об этом?

Еще недавно мы просто существовали. Обучались наукам, занимались спортом, проходили обследования, принимали лекарства, которые отныне я смываю в унитаз. Скорее всего из-за этого я и помню Сиеру. Относительно помню ее. Жива ли она? Я бы вообще подумала, что мое воображение придумало Сиеру, но ведь у нас не коллективное сознание и мы не могли помнить одно и тоже, хотя и с мелкими огрехами.

– Может, она сейчас живет где-то в более лучшем месте? – с надеждой спросила Лина.

Я подалась вперед, чтобы оказаться ближе к ней и, смотря в глаза, начала говорить медленно и тихо:

– Меня водили в ту комнату после таких вопросов; По какому принципу вы выбираете нас, чтобы выпустить отсюда? Где мы находимся? Для чего мы должны делать с людьми то, что делаем? Почему мы не видим тех, кем управляем? Они пытались стереть мне память. Снова. И я знаю, что они делали это несколько раз.

Кажется, что я уже говорила все это Лине. Но либо она стала забывать, либо я. А что если мы протянем с побегом и вообще позабудем о том, что собирались это сделать? Или мы уже делали это с Сиерой и ее поймали?

– Откуда ты это знаешь? – напряженно спросила Лина и нахмурила светлые брови.

– Я знаю, что у меня есть провалы в памяти. И они большие. Я вообще не помню огромного куска своей жизни.

И это пугает.

Я больше не хочу жить в полнейшем неведении.

Хочу быть собой.

– Может, ты уже была там? – неуверенно предположила Обри. – На свободе.

Я думала об этом. В какой-то степени надеялась, что уже когда-то была на воле, но нет ни единого воспоминания об окружении, которое бы отличалось от фермы. Только проклятые провалы.

– Не знаю, – призналась я. – Единственное, что я помню, – белые коридоры. Вот вы помните, как мы познакомились?

Девушки переглянулись. Именно на почве этого у них и стали появляться вопросы, на которые никто никогда не мог дать ответа.

– Ты же знаешь, что нет, – сказала Обри и сжала переносицу большим и указательным пальцами.

– Все это странно.

В помещение вошла Кира. Когда она опустилась рядом со мной, я увидела на ее босой ноге и на рукаве кровь. Дождавшись, когда две Каролины прошли мимо, я наклонилась и спросила:

– Откуда кровь? Ты ранена?

Кира сглотнула, да так громко, что я услышала это.

– Он понял, что ты вытащила ключ.

Сердце ухнуло о ребра. Щупальца страха стали окутывать его, а оно продолжало разгоняться.

– И? – спросила я, с опаской оглянувшись на дверь.

Пальцы сжались в кулаки, я ожидала, что сейчас сюда ворвутся доктора и весь наш шаткий план побега полетит к чертям собачьим.

Кира посмотрела мне в глаза, и я утонула в голубых озерах, в которых плескалось безумие и уверенность.

– Он умер.

Сердце ударило еще раз, а потом замерло.

– Как? – спросила я и не узнала свой голос.

– Я толком не поняла, – прошептала Кира и тут же начала тараторить: – Он бросился к кнопке, ну, вы знаете, эта аварийная, что у двери в каждом кабинете докторов. Я даже не успела подумать и прыгнула на него. Мы упали. Он отталкивал меня, а я что-то схватила и порезала Нолана. – На глаза Киры набежали слезы, но она не проронила ни одной слезинки и продолжала рассказ. – Я порезала его шею. Потекла кровь. Он упал. И все закончилось.

Сердце уже практически пробивало грудную клетку. Нолан мертв? В груди все сжалось от боли. Я не хотела, чтобы он пострадал, тем более погиб.

Что же мы наделали?

Я изо всех сил старалась сдерживаться и не схватиться за голову. Со стороны мы и так уже выглядели подозрительно. Вон та Каролина справа уже дважны косилась в нашу сторону.

– Его найдут, – начала причитать Лина. – Его найдут, а нас снова накажут.

Паника Лины привела меня в чувство. Сейчас максимально неподходящий момент для потери контроля над своими эмоциями. Если нас наказывали за вопросы и легкое неповиновение, то за убийство одного из докторов наказание будет куда суровее. Даже не знаю, что они могут с нами сделать.

– Не накажут, – сказала я и обвела девушек уверенным взглядом. – Если мы сбежим, нас больше никогда и никто не накажет.

Они нужны были мне сейчас. Одной мне с этой проблемой не справиться.

Нолан мертв!

Черт!

Я старалась казаться уверенной, но внутри все сжалось от страха. Если и я покажу слабину, то мы опустим руки. Я не должна дать им повода усомниться в нашем плане. Даже не смотря на смерть Нолана.

– А если не сбежим? – спрашивает Обри. Из троих она выглядит более собранной. Подмечаю это. Значит помогать мне будет именно она.

– Тогда умрем. Скорее всего. Или нам сотрут память. Не знаю.

Смотрю на часы на стене, через час у нас будет изучение истории. Для чего мы это делаем, тоже непонятно. Опять же, никакой конкретики на занятиях нам не дают. Общие фразы, которые не имеют значения, так как нам неизвестно, что на самом деле происходит за пределами фермы.

– У нас час на то, чтобы спрятать Нолана, – говорю и встаю в полный рост, девушки поднимаются следом.

Лина отходит от нас на два шага.

– Я не могу.

– Хорошо, – легко соглашаюсь я и тут же получаю хмурые взгляды Киры и Обри. – Мы все сделаем сами. Будь здесь и не привлекай к себе внимания. Поняла?

Лина кивает и снова садится. Мы берем из своих тумбочек сменную одежду и отправляемся в место, куда раньше каждая из нас шла с удовольствием, ведь думала, что наконец-то стала не одинокой. Как же мы наивны и глупы. Нолан отлично запудрил нам мозги, пользовался нами, а мы боготворили его, пока случайно не раскрыли любвеобильного доктора. Но даже злясь на него, я не желала ему смерти. Мне жаль, что он погиб.

Мы дошли до его кабинета без каких-либо проблем. Тут кроме нас и докторов никого нет. Мы других людей никогда не видели, или видели, но не помним этого. Чем больше я начинаю думать про странности с моей памятью, тем запутанней все становится.

Открыв дверь подсобки, Кира замерла на пороге. Мы с Обри переглянулись. Из-за спины Киры, которая выше меня на голову, я не вижу, что творится внутри.

– Кира, – зову я, и она вздрагивает. – Нам надо убрать Нолана.

Кира входит внутрь, следом Обри, потом я.

– Ужас, – шепчет Обри и зажимает ладонью рот.

Нолан лежит на полу, из его шеи вытекло очень много крови. Он совершенно не двигается.

Я впервые вижу мертвого человека.

Где-то на задворках памяти прослеживается, что это не первый раз, но я отталкиваю воспоминания, пока мне не до них. Закрываю за собой дверь, но тут же открываю ее и говорю:

– Кира, будь снаружи, вдруг кто-то еще кроме нас ходил к нему и решит заглянуть.

Кира даже не противилась, вылетела за дверь быстрее, чем я договорила. Я бы последовала ее примеру, но не могу.

– Куда мы его денем? – спрашивает Обри и тут же добавляет. – Нам лучше раздеться, чтобы на одежде не было крови, кто знает, сколько мы еще пробудем на ферме.

Расстегиваю сорочку и аккуратно складываю ее на столе, на котором еще несколько дней назад занималась с Ноланом сексом. Воспоминания флешбеками пролетают перед глазами. Его поцелуи и касания. Тихие стоны и быстрые движения. Тогда я уже знала, что он врал мне, но не могла сказать нет. Может быть, и не хотела. Мне нравилось чувствовать себя нужной, даже когда я поняла, что вовсе не я нужна Нолану, а мое тело.

Сложив одежду, я подошла к бесчувственному телу доктора и предложила:

– Давай закроем его в шкафу с одеждой.

Обри покосилась в сторону шкафа и с сомнением в голосе, спросила:

– Думаешь, влезет?

Отрываю взгляд от Нолана и упираюсь в лицо подруги по сокрытию преступления, пожимаю плечами.

– Надо проверять.

Да и больше негде было его прятать. По крайней мере целиком. От этой мысли стало тошно.

Обри пошла к шкафу и стала доставать оттуда коробки с обувью, одежду, которая лежала на дне.

Я присела возле Нолана. Мне стало дурно, казалось, что в кабинете стало жарче, а воздуха меньше. Неожиданно Нолан захрипел и, открыв глаза, посмотрел на меня. Я замерла, и кажется, перестала дышать. Его рука мертвой хваткой вцепилась мне в шею. Он сдавливал ее, меня обуял страх. Сначала я пыталась убрать его руку, но для умершего у него оказалась слишком много силы. Больше, чем у меня. Обри побежала ко мне, краем глаза я увидела, как она поскользнулась на луже крови и завалилась, ударившись головой об пол. Она не встала.

Нолан что-то пытался сказать, но из его рта только выплескивалась кровь и летела на него же. Не знаю, как я нащупала что-то за его головой, замахнулась из последних сил и ударила Нолана по лицу. Захват с шеи пропал, и проморгавшись я увидела, что воткнула Нолану в рот какую-то деревянную штуку, раньше она красиво и безобидно стояла на краю стола. Теперь он точно был мертв. Ведь взгляд, устремленный на меня, меня больше не видел, он проходил сквозь время и пространство и был необычайно жутким. Намного страшнее кровавого месива, которое окружало Нолана.

Я запомню этот взгляд навсегда.

Понимаю, мне нужно приступать к делу, но не могу перестать смотреть на Нолана. Я убила его. Что мне сделают, если все вскроется? Накажут? Снова отправят в комнату, от которой у меня сводит все тело?

Нет. Я не могу попасться.

Наконец отрываю взгляд от Нолана, и подхожу к Обри. Она без сознания. Отправляюсь к двери и выглядываю наружу. Киры нет. Какого?.. Куда она делась?

Снова вхожу внутрь и пытаюсь разбудить Обри. Она не реагирует. Обернувшись, смотрю на хаос, что творится в кабинете. Перевожу взгляд на Нолана. Жутко подходить к нему, но выбора-то у меня нет. И никогда не было. Обри успела освободить шкаф, преодолевая рвотный позыв подхожу к трупу, беру за ногу и тащу к шкафу, раскрашивая пол широким кровавым мазком.

Дотащить – дотащила, но в сам шкаф погрузить его удалось далеко не с первой попытки. Руки и ноги постоянно вываливались и тянули тело за собой. Нолан выпадал трижды. В итоге я все же посадила его и толкнула конечности в шкаф, закрыла дверцу и отошла как можно дальше, рухнула в противоположном углу.

Тело трясет и зуб на зуб не попадает. Умом я осознаю, что у меня нет времени на посиделки, нужно привести все в порядок и идти на обучение. Его нельзя пропускать. Это не останется незамеченным, нас будут искать и обязательно найдут.

Мысли о комнате ужаса и о кресле подняли меня с пола, и я стала вытирать кровь и смывать все это в раковине. Я терла с остервенением, а когда закончила, Обри зашевелилась. Я стояла и смотрела на то, как она села и схватилась за голову.

Могла бы и раньше прийти в себя.

– Обри, смывай с себя кровь, переодевайся и уходим.

Она встала не с первой попытки и пожаловать на головокружение, но мне было ее не жаль. Лучше бы я валялась на ее месте, а она укомплектовывала труп Нолана.

Я убила человека.

Меня снова затошнило, но я сдержалась и старалась успокоить себя. Пальцы продолжали дрожать, чтобы я ни делала. Переодевшись, я решила спрятать окровавленные предметы, тряпку и прочие мелочи в сумку Нолана, открыла ее, пока Обри смывала с себя кровь. Я залезла в сумку и стала там наглым образом ковыряться. Нолану уже плевать на это. А мне плевать на него. Да-да, мне должно быть безразлично на него.

Я достала странную мягкую книжку размером с ладонь, открыла замок, но эта оказалась не книжка. Внутри были какие-то бумажки, плотнее обычных, с рисунками и цифрами. Но не они привлекли мое пристальное внимание, а картинка. На ней была изображена женщина, она улыбалась, а на руках держала маленького ребенка. Вроде это был мальчик или не очень симпатичная девочка. А рядом с женщиной стояла девочка постарше и махала рукой. Я перевернула картинку и увидела надпись «Лучшему мужу и отцу». Я снова посмотрела на шкаф. Лучший муж и отец больше не вернется к своей семье. Я перевела внимание на картинку, за людьми стоял дом, а по бокам была зелень. Деревья и трава, подобное я видела в учебниках. Провела по ним пальцами и закинула картинку в сумку, а сверху тряпье, которым отмывала пол. Ворованный ключ положила в карман брюк. Теперь он нам нужен еще больше.

Через пару минут мы с Обри вышли из кабинета, где происходило все самое интересное на ферме. От влюбленности, до убийства. От секса, до сокрытия преступления.

Мы даже не успели зайти в свой отсек, пришлось, ускорив шаг, идти в аудиторию. Там заняли свои места, жаль, что мы сидели далеко друг от друга, обсудить все не было ни малейшего варианта. Я нашла взглядом Киру, но вот она на меня не смотрела, уткнувшись взглядом в трибуну, за которой еще никого не было. Я могу понять причину ее побега, она думала, что убила Нолана и, видимо, не справилась с этим. А я должна справиться. Лина сидела позади меня через три ряда. Почти все места были заняты, мы садились в расчете своего порядкового номера. Я была тридцать шестой. Что означала эта цифра кроме номера? Была ли я тридцать шестым ребенком, которого спасли от ужасов внешнего мира? Или же это означало что-то другое?

В аудиторию вошел доктор Миллиган. Он никогда не улыбался. Тут в принципе это было не принято. Единственный, кто дарил нам улыбки и получал их в ответ, был Нолан. Улыбка его не привела к хорошему финалу. Мне жаль его детей. И жену тоже немного жаль. Но еще больше мне жаль себя.

– Каролины, сегодня мы повторим уже пройденное, я буду задавать вопросы, а вы отвечать. Надеюсь, что заново учебную программу проходить нам не придется.

Для чего мы учим историю? Вслух я этого не спросила, ведь вопросам тут не место. Только подчинение, обучение, обследование, а ради чего все это – да черт его знает.

Миллиган пересчитал нас. Пятьдесят три девушки. Но счет по номерам закончился на сто пятой. Где остальные пятьдесят две? Что с ними случилось? Или есть другая ферма, где живут такие же, как и мы, Каролины. У нас у всех одно имя, данное нам кем-то. Вместо фамилий имена дополнены цифрой. Но нам – Обри, Лине, Кире, Сиере и мне дал имена Нолан, так он показывал нам, что мы нечто большее, не обычные Каролины, особенные. Важные для него.

– Каролина пятнадцать, расскажи нам, что случилось с миром, и почему мы теперь живем на ферме?

– Ядерный взрыв.

– Так, может, ты расскажешь более подробно?

– Война между тремя странами закончилась ядерными ударами. Теперь мы живем на ферме, чтобы человечество выжило.

Миллиган утвердительно кивает, а я заслушавшись в ответ понимаю, что тут и ответа нет. Когда произошла катастрофа? Этого нам не говорили. Что за страны? Неизвестно. Как наша жизнь на ферме помогает выживанию человечества? Непонятно.

– Молодец, Каролина пятнадцать. А теперь Каролина тридцать три расскажет нам часть истории, о которой мы говорили на прошлой неделе.

Каролина тридцать три самая высокая из всех нас, на физической подготовке стоит первой, выпрямилась и начала свой рассказ:

– На прошлой неделе мы говорили о том, что мировая экономика в наше время шаткая. Нет общин, которые мирно соседничают друг с другом. Даже если ведутся торговые отношения, то это все больше на угрозах, нежели на дипломатии. Но мы изучаем политологию, чтобы понимать отличие варварства от правильного подхода.

– Зачем? – спросила я, прежде чем успела прикусить язык.

Я слишком сконцентрировалась на ответе Каролины, лишь бы не думать о теле Нолана, которое лежало в неестественной позе, закрытое в шкафу.

Он мертв и убила его я. Гадство.

Этот день не может стать еще хуже.

– Что – зачем? – раздраженно спрашивает доктор.

Мало того, что я задала вопрос, так я еще и позволения на это не получила.

– Зачем мы учим это? Для чего? Какая цель знаний о том, чего мы никогда не увидим? – я спрашивала это, в надежде получить хотя бы крошку информации. Казалось, что из-за изобилия вопросов я начинала терять рассудок. Остальные Каролины сидели так тихо, что я услышала тяжелый вдох доктора.

– Каролина тридцать шесть, подойди сюда ко мне, – делая паузы между словами проговорил Миллиган.

Кажется, день становится хуже.

Ничего хорошего из этого не выйдет. На кой хрен я вообще открыла рот? Но и воспротивиться не могла. Поэтому встала и пошла к доктору Миллигану. Если бы можно было задать все вопросы, которые меня мучают, я бы завалила его ими. Доктор бы не выбрался никогда в жизни из-под этого завала.

Останавливаюсь перед трибуной, Миллиган просит меня повернуться лицом к аудитории и начинает говорить:

– Вот так выглядит неблагодарность. Мы стараемся спасти вас, оберегаем с самого детства, заботимся, кормим, даем крышу над головой, одежду и жилье. А, что более ценно в нашем мире, – медицинское обслуживание. А что на все это отвечает Каролина тридцать шесть? Она говорит, что ей этого мало, и начинает задавать вопросы. Вопросы – это нарушение правил. А нарушение правил?..

Сейчас Каролины становится моими противниками, даже те, что носят новые имена, подаренные им изменником и лгуном.

– Это комната наказания!

Когда хор смолкает, я начинаю злиться на них, хотя сама поступила бы так же. Нельзя выделяться из толпы, это небезопасно.

– Каролины, я оставлю вас, мне нужно проводить нарушителя в комнату, а потом мы продолжим наш урок.

Ощущаю толчок в спину и делаю первый шаг. Он оказывается настолько неуверенным, что мне становится дурно. В штанах у меня лежит ключ к свободе, и если он выпадет, то… даже додумывать не буду. И поэтому как только открывается дверь аудитории, оборачиваюсь и толкаю доктора, он, не ожидая от меня подобного, теряет равновесие и валится на задницу. Не дожидаюсь, когда он поднимется, несусь к своей кровати, преодолеваю коридоры, дыхание тяжелое, а сердце так и норовит пробить грудную клетку.

Пустота коридоров помогает мне достигнуть цели, остановившись у кровати, вынимаю ключ из кармана, прячу его под подушку и тут же отхожу в другую сторону помещения, прижимаюсь спиной к стене. Я бы могла побежать к выходу, вроде и ключ проверила, он реально открывает неприступную дверь, но я не могу оставить других здесь.

Мы вместе решились, вместе убили, вместе сбежим.

Через пару ударов сердца дверь открывается, и внутрь врывается доктор Миллиган.

– Каролина тридцать шесть! Ты совсем рехнулась?

Он медленно идет ко мне, а я отступаю вдоль стены.

– Инстинкт самосохранения, – говорю я, пытаясь отдышаться. – Сами же нам рассказывали, как работает организм. Я напугалась и совершила необдуманный поступок.

– В последнее время слишком много необдуманных поступков с твоей стороны. Остановись и спокойно иди в комнату наказания. Иначе я увеличу дозу.

Я останавливаюсь и тут же прошу прощения у доктора. Он подходит ко мне, и я чувствую его напряжение. Так он на меня еще не смотрел. Словно я сломана и неуправляема. Может, так оно и есть.

Схватив за руку выше кисти, он тащит меня в место, которое забирает память, делает больно и постепенно превращает разум в желе. Надеюсь, что не позабуду о ключе и побеге.

Лишь бы не забыть.

Миллиган заводит меня в комнату, которую Каролины обходят стороной, даже если ведут себя смирно и надлежащим образом. Я же здесь уже в третий раз. Это то, что я помню.

– Садись, – командует Миллиган и отходит к столу, на котором лежат шприцы. Слева стоит холодильный аппарат, а там множество лекарств и дрянь, которой они нас наказывают. – Это сделает тебя более уважающей местные законы. Как ты вообще осмелилась усомниться в наших…

Он не заканчивает свою мысль, за дверью адской комнаты разносятся громкие крики, топот и какие-то хлопки. Доктор подходит к двери и, выглянув, быстро запирает ее внутри, откладывает шприц с жидкостью, которая создана, чтобы делать меня покладистой и кроткой.

Шум за дверью возрастает с каждым мгновением. По рукам бегут мурашки.

– Что там? – напряженно спрашиваю я.

Миллиган что-то бубнит, и единственное, что мне удается разобрать, так это фразу:

– Они нас нашли. Они нас нашли. Они нас нашли.

Доктор начинает суетиться, рыщет в шкафах, продолжая приговаривать одно и то же. За дверью постоянно слышны крики Каролин, в какой-то момент я распознаю возглас Киры. Вроде бы это была она.

От непонимания происходящего и ужаса, окутывающего здравый смысл, я хватаю шприц с огромной иглой и сжимаю его в руке. Это единственное средство защиты, которое мне доступно.

Доктор обернулся ко мне и посмотрел так странно, что я снова отступила от него на шаг назад.

– Они никого не оставят в живых.

Миллиган напуган. Да он в ужасе, а я его таким никогда не видела.

– Кто – они? – спрашиваю я.

– Люди.

Дверь с треском распахнулась, и комната страха стала страшнее в разы. Внутрь ворвался человек в черной и странной одежде, его лицо было закрыто тканью, я успела увидеть только глаза. В одно мгновение он бросил в доктора нож, и тот вошел Миллигану в шею. Он начал падать, хватаясь рукой за шею, то ли пытался вынуть нож, то ли зажать рану.

Странный человек поднес запястье к лицу и проговорил:

– Одна есть.

Больше он ничего не сказал своему запястью, но обратился ко мне:

– На выход.

– На что? – тупо переспросила я, краем глаза наблюдая за последними судорогами Миллигана и сжимая за спиной шприц.

Сегодня явно не их день. Второй доктор умер.

– Выходи отсюда.

Голос мужчины отличается от тех, которые я слышала до этого. Кажется, что у докторов они более тонкие и женственные, а у этого человека хрипловатый и суровый.

– Куда? – спрашиваю я.

– За дверь.

Я посмотрела на распахнутую дверь.

– За эту?

– Ты видишь тут еще двери?

Я пошла на выход, так и не выпустив шприц с ужасом внутри. Кротко дошла до мужчины в черном, и почти выйдя за дверь, обернулась и снова посмотрела в серые глаза.

– Вы нас спасаете? – спросила я.

Он не ответил.

Значит, не спасают. А что тогда им нужно? Наши способности? Тела? У нас ведь больше ничего и нет.

Я кивнула, сжала в руке оружие, сделала вид, что отворачиваюсь и замахнулась, но воткнула иглу не в шею, как это делали со мной, потому что человек был достаточно высоким, а вонзила в ногу и впрыснула в кровь жидкость, предназначенную мне. Это произошло за секунду. Всего одно мгновение, которое вырубит человека в черном.

Серые глаза перешли от моего лица вниз, я опустила шприц и отступила на шаг. Мужчина поднял на меня взгляд.

– Твою мать, – выдохнул он и рухнул.

Я знала, что ему сейчас станет больно. Очень больно.

– Извини, – прошептала я и наклонилась к упавшему. – Мне нужно вот это.

Я забрала у него один из ножей. Он вообще был весь в каких-то странных приспособлениях. Я интуитивно чувствовала, что они опасны, и не стала трогать то, с чем не знакома даже формально. Начала подниматься, и запястье мужчины заговорило:

– Люк, как там у тебя? Нашел других?

Люк не ответил, и я тоже не стала.

Вышла из комнаты и стала продвигаться в сторону помещения, где мы спали. Хотя была совершенно не уверена, что мне нужен ключ, спрятанный под подушкой. Я хотела найти Киру, Обри и Лину. Мы должны были бежать вместе. Но пока я передвигалась по пустым коридорам. По пути увидела трех докторов, все они были мертвы. Вокруг были брызги крови и подтеки. Девушек не было, свет мигал, периодически полностью пропадая на несколько секунд. Казалось, что я осталась тут в одиночестве. Я и Люк, который сейчас переживал не самые приятные моменты своего существования.

В комнате я нашла одну из Каролин. Она лежала на полу без чувств. Я присела возле нее и прислушалась к дыханию, его не было. Казалось, что ее затоптали. Руки и ноги были неестественно согнуты, а голова завернута. Крови рядом с ней не оказалось.

Сердце колотилось словно обезумевшее. Дыхание было поверхностным, а рука с ножом потела так, что я боялась потерять оружие быстрее, чем приобрела его.

Под подушкой ничего не оказалось. Я перетрясла ее трижды.

– Вот гадины, – в неверии прошептала я.

Они были здесь и забрали ключ. Обри явно поняла, что я побежала именно сюда. Они кинули меня тут.

Они оставили меня.

Мужские голоса помогли мне в мгновение ока забраться под свою кровать.

Лежу и прислушиваюсь, как шаги и голоса приближаются. Свет продолжает мигать, и это наводит еще больше жути, кажется стоит тьме отступить и передо мной окажется кто-то в черной одежде.

– Чисто, больше никого нет.

– Понял тебя, Джордан, спали это место.

– Принял.

Я видела три пары ног, которые удалялись достаточно быстро.

Лежу и едва дышу. Кажется, что они сейчас вернутся. Поймут, что я здесь, и поймают меня.

Что им вообще тут было нужно?

Не знаю, сколько времени прошло, но я все же выбралась из-под кровати и тут же почувствовала запах гари.

– Нет, нет, не надо, – шептала я сама себе, продолжая идти в сторону выхода из отсека для сна.

Сгореть заживо. Я даже думать не хотела, насколько это ужасно. Хуже комнаты наказания уж точно. Вспомнив про человека, которого я там оставила, направилась в ту сторону. Хотя, если быть честной, мне все равно нужно было идти туда, ведь чтобы дойти до двери, за которой находится возможный выход, придется миновать пыточную.

Заглянув внутрь, мужчину в странной одежде я не обнаружила. Ушел? Пришел в себя так быстро? Это невозможно.

Дым постепенно заполнял пространство вокруг. Я кашляла и старалась пригнуться ниже, казалось, что там было меньше дыма. Я не понимала, откуда он, ведь огня не видела.

Шаг за шагом, и вот я стою напротив двери, которую вынесли. Она валяется вдалеке, кривая и безобразная. Все же ключ мне оказался не нужен. Нолан умер зря, хотя нет никаких гарантий, что люди в черном не убили бы его, как сделали это с остальными.

Сжимаю нож еще сильнее и вхожу в коридор, по которому я никогда не ходила.

Не хочу сгореть.

Именно эта мысль толкает меня вперед, и я продолжаю идти по коридору, который, кажется, поднимается вверх. Из-за дыма я уже практически ничего не вижу и передвигаюсь, щупая рукой стену слева, и продолжаю сжимать нож в правой. Он дает видимость безопасности, даже несмотря на то, что ей тут и не пахнет. Вокруг воняет дымом.

Меня сгибает пополам, кашель душит, глаза слезятся.

Шаг, еще один.

Запинаюсь обо что-то, приглядываюсь. Это доктор Шиндлер, и ему почти отрезали голову.

Оступаюсь и падаю на колени, нож вылетает из руки, но я быстро нахожу его, обшарив вокруг себя все, до чего смогла дотянуться.

Снова встаю и иду.

Кашляю.

Иду и иду.

Снова сгибаюсь от кашля пополам. На глазах выступают слезы.

И в момент, когда мне кажется, что этот коридор никогда не кончится, я выхожу в темноту, делаю еще несколько шагов вперед и падаю у входа на ферму.

Коридор позади.

Впереди неизвестность.

Кашель раздирает горло. Организм желает выплюнуть легкие, но я не позволяю и немного успокоившись утираю глаза.

Сильный ветер уносит огромную часть дыма в сторону. Поднимаюсь и иду дальше от фермы. Я хотела сбежать? У меня появилась возможность.

В следующий раз нужно быть осторожнее со своими желаниями.

– Где я?

Останавливаюсь у края обрыва. Он настолько резкий, что если бы я сейчас бежала по этой темноте, то рухнула бы вниз и убилась.

Подхожу к самому краю, ветер треплет волосы, отодвигаю их и смотрю в темноту. Даже не понять, насколько там глубоко.

Решаю сменить направление, иду в противоположную сторону и снова дохожу до обрыва.

– Да что такое-то?

Со стороны фермы уже во всю разносится треск огня, и когда первое пламя показывается из бесконечного коридора, я понимаю, что нахожусь на вершине какой-то высоченной стены, и она расходится в две стороны. Конца и края ей нет.

А высота фатальна для человека.

Фатальна для меня.

Организм требует воды, но у меня ее нет.

Направляюсь вдоль стены, надеясь, что не будет столь сильного порыва ветра и меня не снесет вниз.

Ступаю медленно, чтобы не поранить ступни. Самый сильный адреналин в моей жизни отступил, и я понимаю, что уже поранила левую ногу. Хорошо, что не критично.

Ветер продолжает завывать, но мне не холодно.

Пройдя черт знает сколько, останавливаюсь и смотрю в небо.

Я вырвалась.

Я свободна.

Я одна.

2. Люк

Люк сидел у себя в кабинете и читал отчеты парней, чтобы увидеть всю картину взятия очередной фермы. Впервые за шесть месяцев он пошел сам и что случилось? Его вырубила Каролина. Он и сам не понял, как это произошло. Они не ведут себя агрессивно. Всегда кроткие и послушные, а эта оказалась другой. Изначально, Люка должен был напрячь ее вопрос. Каролины не задают вопросов. Не перечат и уж тем более не бросаются на свою защиту. Им медикаментозно гасят почти все человеческие чувства и эмоции. Они отдаленно напоминают обычного человека. Даже внешне их отличает пустой взгляд, практически глупый и неосознанный.

Люк продолжал просматривать отчеты по прошлым фермам и всегда все было одно и то же. Минимум охраны, потому что охранять Каролин не логично, они не убегают, потому что не видят в этом смысла, а содержать людей – это потерянные средства, которые не оправдывают себя.

Охрана – это лишнее внимание к мертвой, как должно казаться местности.

Времени, чтобы заменить прошлую Каролину оставалось все меньше и меньше. Единственный способ освободить брата – заставить Брикона отдать его добровольно. А этот ублюдок так просто этого не сделает. Хорошо то, что он про Каролин вообще ничего не знает. Или мастерски делает вид, что не верит в их существование.

В дверь постучали, и Люк разрешил войти. Крис вошел внутрь и доложил:

– Они готовы.

– Сколько в итоге мы вытащили?

– Пятьдесят одну.

Прошли сутки с момента взятия фермы. Все доктора были ликвидированы, а Каролины, не считая одной погибшей в давке, перевезены в Салем. Город отца Люка, построенный на разбитом фундаменте былых времен.

– Отлично, – выдохнул Люк. Что они умеют?

Крис прошел к столу и сел на край. Закатив глаза, тяжело вздохнул.

– Они опять стоят, как неприкаянные, молчат. А ты сказал не давить на них. – Крис разводит руками в стороны.

– Боятся.

– Нас и должны бояться, – напомнил Крис.

Люк посмотрел на друга, как на младенца.

– Но не слабые девушки.

– Слабые? Тебя вроде как одна уложила без единого удара.

– Ты мне предлагаешь бить женщин?

– Мог бы просто скрутить ее.

– Мог.

Люк поднялся и пошел вон из кабинета, продолжая слушать Криса.

Девушки стояли во дворе пансионата, в котором жили другие Каролины, вокруг расположились люди Люка и присматривали за Каролинами, они ведь могли попытаться сбежать, хотя для их вида это было недопустимо. Теперь Люк не был уверен в их безоговорочной кротости. По крайней мере пока их память не вернулась. Он обошел взглядом лица и не обнаружил той, что вырубила его. Неужели, из практически пятидесяти человек именно ее затоптали в давке?

– Здравствуйте, дамы, хочу представиться, я – Люк и все, что вас окружает, принадлежит мне. Вы можете остаться в этом городе и жить в пансионате с другими Каролинами или же вы вольны уйти, но мне нужна помощь одной из вас.

Люк сделал паузу, чтобы Каролины усвоили смысл сказанных им слов. Он уже заранее знал, что все они останутся. Так их воспитывали и обучали. Они не могут жить сами по себе, тем более не в этом мире. Не в это время. Неизвестно как долго они были на ферме. Неделю, месяц или десять лет. Чем дольше их пичкали химозой, тем печальней были последствия. Но тем сильнее был их дар.

– У кого из вас есть сила внушения? – спросил Люк и обвел испуганные лица внимательным взглядом.

Каролины стояли и молча смотрели на него, пока Крис не наклонился к Люку и не подсказал:

– Разреши им говорить, иначе мы будем тут до утра стоять.

– Можете говорить.

И они заговорили хором, это было больше похоже на курятник. Люк поднял ладонь и попросил их остановиться, указал рукой на одну из них и спросил:

– Говори ты, у кого есть сила внушения?

– У Каролины тридцать шесть, – спокойно ответила светловолосая Каролина.

Люк испытал облегчение, которого не испытывал уже шесть месяцев. Его брат совершил опрометчивый поступок и попал в плен, из которого невозможно выбраться, так как неизвестно, где он находится. Единственный, кто владеет этой информацией враг Люка, и он наотрез отказывается отпустить заложника. А взамен на жизнь Сэма он просит непозволительно много. Угодья и формулу очистки воды. А это все что есть у Салема. Без этих знаний их город сотрут с изуродованного лица земли.

– Кто из вас Каролина тридцать шесть? – спросил Люк и в ожидании снова прошелся взглядом по девушкам.

Никто не поднял руку, не сделал шаг вперед и не сказал «я». Неужели нужная ему Каролина – затоптанная в давке на ферме? Если это так, то судьба снова решила поиздеваться над Люком. Пять лет он владеет городом и все пять лет что-то идет не так. Тут ненароком поверишь в проклятия и порчи.

– Она среди вас? – спрашивает он.

– Нет, – отвечает светловолосая Каролина.

– Сколько вас проживало на ферме?

– Пятьдесят три.

Здесь собрано пятьдесят одна, еще одна задавлена при операции. Итого пятьдесят две.

– Кто знал ее достаточно хорошо, чтобы описать?

Руку подняла одна девушка, Люк кивнул и приказал Крису сводить Каролину к художнику, а после принести рисунок ему. Необходимо было найти нужную девушку. Времени осталось всего два месяца до конклава. Люк подал заявку, что будет со своей женой. Больше никого с собой брать нельзя. Только члены правящей семьи. А у него из семьи остался только малолетний ребенок, который явно не сможет помочь в случае опасности. Единственный вариант – супруга, желательно с необходимой и достаточно редкой способностью. Ему больше и не надо.

Через три часа Крис нашел Люка в спальне Деймона, тот уже спал в своей кроватке. Мальчику скоро исполнится три года, и он скучает по Сэму больше, чем тот может вообразить.

– Ему нужен отец, – сказал Люк и не глядя протянул руку.

Крис вложил листок, и Люк посмотрел на рисунок.

– Не может быть, – прошептал он.

– Что?

– Это она. Та самая Каролина, что вырубила меня. Собирай отряд, дай распоряжение Поупу пусть разместит новых Каролин, а мы идем на поиски.

– Когда?

– Как можно быстрее, пока ее не сожрали твари.

3. Дивный мир

Красота природы завораживает, это безусловно, но я так устала, хочу спать, пить и помыться. Продолжаю шагать, даже когда солнце встает. Каменная стена не кончается, но постепенно становится ниже. С двух сторон я могу рассмотреть только бескрайние леса. Больше ничего не видно. Я бы предположила, что там ничего и нет, но ведь люди в черном откуда-то пришли, значит что-то точно есть. Осталось это только найти.

Солнце слепит и становится очень жарко. Надо спускаться, но высота настолько большая, что я кажусь мелкой песчинкой. Ветер утих, как и страх. Прокручивая воспоминания прошлого дня, пытаюсь понять, куда делись Каролины и как люди в черном забрались на стену? Получается, что ферма находилась внутри этой самой стены. Кто ее построил и для чего?

Если бы я была сейчас на ферме и на нее никто бы не напал, то я бы уже приняла очередную дозу лекарств с помощью шприца. Но, пропустив их, понимаю, что сознание становится более ясным. Цвета ярче, звуки четче, ощущения более раскрытые. Лекарства словно сглаживали все, что я чувствую сейчас.

Нахожу более-менее плавный спуск и сажусь на камень, чтобы перевести дух.

Я шла всю ночь. Иногда слышала, какие-то звуки, но не могу дать им нормальное определение, также не могу понять, кому они могут принадлежать.

Куда делись Каролины? Их забрали нападавшие? Как они ушли так быстро, что я не встретила никого из них у выхода из фермы?

– Что мне делать? Куда идти? И зачем?

Живя на ферме, этих вопросов не возникало, и сейчас я чувствую себя потерянной. А усталость так и давит на плечи, шепчет на ухо: «Приляг, отдохни».

– Не буду я тут ложиться, – отвечаю усталости, а плечи тем временем опускаются все ниже и ниже. – Нужно найти место, где я могла бы поспать. Наверное.

Еще немного посидев, все же прикладываю титанические усилия и поднимаюсь. Тут же морщусь от боли в стопах. Как бы аккуратно я ни старалась идти, все равно повредила кожу.

Прячу нож за пояс брюк и начинаю спуск. Медленно и аккуратно переставляя ноги и перехватываясь руками, двигаюсь вниз. Еще ниже. Еще немного. Шаг сюда, зацепилась здесь, сделала упор на этот камень. Соскальзываю с камня на камень. Встаю на очередной выступ, он не выдерживает моего веса и летит вниз, я отправляюсь за ним, успев лишь коротко вскрикнуть и схватиться за воздух.

От удара вышибает дух, а глаза и рот распахиваются, как бы теперь запахнуть их обратно.

Стону и жалею свою спину, одновременно радуюсь тому, что не воткнула в себя нож.

Пару минут лежу и смотрю на стену, снизу она кажется еще выше и страшнее.

– Ну вот и спустилась, Эшли. Умница, – хриплю я.

Сажусь и тут же подбираю нож, который позаимствовала у мужчины в черном. Эта вещь вообще единственное, что у меня есть. Не будем вдаваться в подробности и думать, что она вообще-то не моя. Уже моя. Трофей.

Поднимаюсь в полный рост и разминаю спину, наклоняясь из стороны в сторону. Смотрю на бескрайний лес. Что в нем мне неизвестно, буду узнавать.

Вхожу под первые деревья, и дух захватывает от увиденного. Мир такой красивый. Зелень радует глаз.

– Ах, черт!

Что-то воткнулось в пятку.

Сажусь на траву и вытаскиваю нечто белое и острое засевшее под кожей. Кручу в руках и не могу понять что это. Кость? Зуб? Отбрасываю в сторону и глубоко вздыхаю. Кажется, что я должна все это знать, но дверь воспоминаний закрыта наглухо, и где украсть ключ для нее, я не знаю. А как показала практика, воровать я точно умею. И убивать.

Нет! Я не буду об этом думать.

Срезаю рукава, обматываю израненные ноги и удивляюсь, почему не догадалась сделать этого раньше? Нужно было помочь своим ступням еще на стене.

Продолжаю путь, и в какой-то момент усталость берет верх, и я сажусь под одним из деревьев. Привливаюсь к нему спиной и мгновенно засыпаю.

Сон уносит меня в город, я вижу много огней, высокие дома и людей. Они проходят мимо меня. Пихают и толкают, а я во все глаза смотрю вокруг. После очередного невежи, толкнувшего меня в плечо, иду по дороге… и я знаю, куда именно иду. Перешагиваю валяющийся мусор и приближаюсь к серому дому с плоской крышей, над дверью висит вывеска «Мороженое и чай». Дверь стеклянная и я улавливаю там свое отражение. Я – ребенок. Тонкие темные брови и вздернутый нос. Короткие волосы, а лицо все грязное, глаза испуганные.

Толкаю дверь и вхожу внутрь. На меня смотрит мужчина, и его губы медленно растягиваются в улыбке. Зубы, словно поругались и не хотят больше общаться друг с другом, наклонились в разные стороны. Парочка нижних и вовсе удалились и оставили после себя дыру.

– Попалась, – говорит мужчина, и я открываю глаза.

Отталкиваю сон и пытаюсь отдышаться.

На ферме подобных снов не было. Там вообще снов не снилось. Голова болит, и я прикладываю пальцы к вискам. Но тут же распахиваю веки.

Хруст ветки за спиной.

Еще хруст.

И опять.

Теперь сон уже точно позади, я о нем и думать позабыла.

Хруст повторяется, но кажется, что в этот раз он прозвучал немного дальше. Пальцы сами находят нож за поясом.

Нужно выглянуть и понять, кто там.

Да. Я должна сделать именно это. Ведь кроме меня некому. А опасность, как и неизвестность нужно встречать лицом к лицу.

Да ведь?

Да.

Схватив храбрость за грудки, выглядываю из-за дерева. Создание стоит на достаточно близком расстоянии от меня. Четыре лапы, ростом мне по пояс, примерно так. Шерсть коричневая, а морда удлиненная. Но я ее толком не вижу, так как создание стоит ко мне боком. Оно ест траву. Лениво щиплет зелень, а на меня вообще не обращает никакого внимания. Срываю тровинку возле себя и тоже пробую ее. Фу. Горькая. Выплевываю, и в этот момент создание поворачивается в мою сторону. Морда обезображена, часть рта деформирована, и оттуда текут слюни вперемешку с жеваной травой. Но все это не столь важно, больше всего меня пугают глаза. Большие и красные, немного на выкате, словно их… выдавили.

Мы с созданием смотрим друг на друга. А потом оно срывается с места и бежит на меня.

Зачем оно бежит? Тут трава такая же!

В последнюю секунду перед тем, как сорваться с места, пониманию, что не за травой оно бежит, а за мной. Видимо, создание не брезгует мясными продуктами.

Пробежать удается несколько метров. Удар в спину валит меня с ног, пытаюсь уползти, но существо впивается мне в ногу. Вскрикиваю и переворачиваюсь, создание прыгает на меня, выставляю вперед руки, пытаясь защититься. Существо натыкается боком на нож и, взвизгнув, убегает прочь, предварительно залив меня кровью.

Сажусь и трясусь. Дыхание шумное и быстрое.

Вытираю с лица кровь. Поворачиваюсь и осматриваюсь по сторонам.

– Мне повезло. Мне просто повезло.

Я ведь могла сейчас умереть. Навсегда.

Понимание этого вгоняет меня в ступор. На какую свободу я рассчитывала? На что полагалась? На свои мысли и на то, что в большом мире, за пределами фермы все будут рады помочь мне? Как же все это было глупо.

Но даже понимая это, я знаю, что не смогла бы поступить иначе и ждать момента, когда доктора что-то со мной сделают. А они делали. Постоянные осмотры заканчивались уколами и жидкостью, заливаемой в нас. А сон? Сон, который я видела, уверена, что это воспоминание. Все же я человек, а не Каролина. А разве Каролина не человек?

– Я – Эшли, а не Королина. И я должна быть осторожной, – проговариваю я, хаотично осматривая себя на предмет ранений от красноглазого создания. Если продолжу разговаривать сама с собой, то, возможно, сойду с ума. Сойду с ума? Откуда я взяла это…

Странное ощущение.

Кажется, что в голове, в воспоминаниях начинает проясняться, но я вижу все это сквозь завесу. Скорее всего лекарства гасили воспоминания. Но зачем?

Хватит рассуждать, нужно найти безопасное место и воду, про еду даже думать не буду. Если понадобится, начну жевать траву, как это создание, или вовсе начну охотиться.

«На кого?» – спрашивает внутренний голос.

– На кого угодно, – отвечает внешний.

Осмотрев укус, отправляюсь дальше. Теперь я смотрю не на красоту мира, а на опасность, которая может появиться передо мной в любой момент. Шаг за шагом удаляюсь от фермы и приближаюсь к чему-то иному. Буду называть это началом жизни Эшли. То есть, меня.

Громкий и странный звук раздался в небе. Поднимаю голову и вижу, как надо мной пролетает что-то неизвестное. Подсознание тут же подкидывает слово – вертолет.

– Вертолет, – пробую его на вкус. Знакомо.

Так как вертолет движется в сторону фермы, я не иду к нему, а продолжаю продвигаться сквозь лес. В какой-то момент расстояние между деревьями становится меньше, а трава ниже. Солнечные лучи с трудом пробиваются сквозь кроны.

Сил практически не осталось. Перед глазами плывет. Шаги замедляются. Веки опускаются.

– Что-то не так, – шепчу я, чтобы услышать свой голос.

Состояние схоже с тем, как я себя чувствовала после некоторых уколов. Это от укуса создания?

Перед глазами резко опускается темнота, и я падаю лицом вперед, руки бездействуют, и я валюсь на землю.

Сознание то появляется, то исчезает. Словно кто-то балуется светом. Включает и тут же выключает его.

Когда сознание снова дает о себе знать, понимаю, что двигаюсь, меня кто-то тащит за ногу. За то место, где красовался укус. Тащат меня медленно, поэтому удается немного прийти в себя, поднять голову и посмотреть, кого я встретила в этот раз. Нога в месте ранения от зубов горит.

Лучше бы не смотрела. Ужас моментально окутывает меня, и крик разносится по лесу, отражаясь эхом. Я даже перестаю чувствовать боль в месте укуса и совершенно не обращаю внимания на кровью залитую штанину.

Человек, или что это такое, останавливается и поворачивается ко мне. Это точно человек, но с ним, видимо, случилось несчастье, проклятье или что-то еще. Он весь покрыт редкой шерстью, рот перекошен, а глаза находятся один над другим.

Вопль продолжается, а страшный человек дергает меня за ногу, но тут же падает на меня сверху. Я замолкаю и стараюсь оттолкнуть его. Выползаю из-под тела не сразу и встаю на ноги. Среди деревьев вижу уже знакомую черную одежду.

– Стой.

Опускаю взгляд на мохнатое тело, в руке он держал мой нож. Украл? Украл ворованное? Это уже слишком. Дальше мозг отключается, и я действую чисто на инстинктах. Наклоняюсь, хватаю нож и бегу назад. Дальше от человека в черном. Он опасен. Я знаю это.

Инстинкт самосохранения подстегивает меня, и я несусь вперед. Ветки цепляются за одежду и вырывают волосы клочьями.

– Стой! – кричат мне.

– Нет!

Зачем я отвечаю?

Шею обжигает, и я хватаюсь за место, которое приносит дискомфорт. Что-то торчит. Вынимаю палочку, на ее конце игла, и останавливаюсь, потому что передо мной еще два человека в черном. Смотрю по сторонам и вытянув руку вперед как бы говорю им не подходить.

– Мы не желаем тебе вреда, – говорит один из них.

Зачем тогда просят остановиться? Эти люди совсем не добряки. Подобные им, или эти же самые, напали на ферму. Добрые не нападают.

– Тогда дайте мне уйти, – говорю я и продолжаю кружить на месте, выставив нож вперед.

– Мы дадим тебе дом, – говорит другой.

Хмурюсь. О чем они говорят?

– Я его не просила, – уже более спокойно произношу я.

– Каролина, опусти нож и мы поговорим.

Из-за спины говорившего последним уверенным шагом идет еще одна фигура в черном. Он огибает говорившего и не останавливается, пока кончик лезвия моего ножа не упирается ему в грудь.

Он что? Сумашедший? И что мне теперь делать? Проткнуть его?

Смотрю в прорезь черного цвета и вижу глаза. За ними скрывается слишком уверенный в себе человек. Стараюсь смотреть так же уверенно и бесстрашно, но когда он начинает говорить, я узнаю голос. Становится неловко.

– Тем более нож мой. Спасибо, что сохранила его. Для меня.

Пара мгновений, три движени, и я уже стою без оружия, а в следующее мгновение меня перекидывают через плечо и куда-то несут.

– Отпустите меня!

Волна страха сбивает с ног. Куда меня тащат и зачем? Снова закроют на ферме? Или придумают что-то похуже?

– Вколите ей транквилизатор, – отдает команду тот, кто несет меня.

– Уже, – отвечает другой голос.

– Понятно. Проблемная Каролина.

Пытаюсь выгнуться, чтобы свалиться с плеча, толкаюсь руками в живот похитителя и шиплю:

– Я не Каролина.

Человек останавливается и тут же ставит меня на ноги, поворачивает к себе спиной.

– Да что…

Он поднимает мне волосы и что-то там ищет.

– Прекратите!

– Нет. Ты – Каролина.

Меня снова поворачивают, и он говорит, четко смотря мне в глаза:

– Мне нужна твоя помощь, и мы поговорим об этом, но не на этой территории. Счастье, что ты выжила.

В этом я согласна с человеком в черном. Я тоже рада, что жива.

– Вы убили людей на ферме, почему я должна добровольно с вами идти? – спрашиваю я.

– Потому что мы убили тех, кто вас выкрал и превратил в амеб.

– В кого? – переспрашиваю я.

– В Каролин.

Каролины – это амебы? Интересно, но ничего непонятно.

– А девушки?.. – начинаю я, но мне не дают закончить вопрос.

– Каролины в безопасности и уже начинают вспоминать, кто есть кто.

Смотрю на людей в черном. В совокупности насчитываю семерых. Не сбежать мне от них. А что если они действительно говорят правду и не желают мне зла? Сколько я могу блуждать по лесу? Есть ли здесь рядом хоть что-то, где бы я могла найти воду и еду?

– У вас есть вода? – спрашиваю я и чувствую, как губы потрескались от недостатка жидкости.

Мужчина кивает и говорит:

– Крис, дай воду.

Когда ко мне в руки попадает фляжка с водой, я сначала нюхаю ее.

– Не пахнет, – замечаю я и тут же начинаю жадно пить. Горло больно, но я не отнимаю фляжку от губ, пока вода не начинает течь по подбородку.

Возвращаю фляжку Крису и снова смотрю в серые глаза напротив.

– Вы меня не убьете? – спрашиваю я.

Тут же следует уверенный ответ:

– Нет.

– Точно?

– Да.

Киваю и чувствую, как веки снова начинают тяжелеть. Мужчина передо мной смазывается.

– Вода, – шепчу я. – А в ней снотворное.

– Нет, – отвечает сероглазый обманщик. – Черт, Крис, ее, видимо, укусили или поцарапали.

Это последнее, что я слышу, и в который раз за последние сутки теряюсь во времени и пространстве. В этот раз нет никаких снов. Гордая и неприступная темнота ласкает меня и укутывает в заботливые объятия. Мне так хорошо и беззаботно.

4. Знаки на теле

Поднимаю веки и упираюсь взглядом в белый потолок. Пару мгновений лежу не двигаясь, вспоминаю пожар, побег, лес, существ в нем и тут же начинаю осматриваться по сторонам.

Неужели все это было сном, а я все это время была на ферме?

Первая мысль, посетившая меня, – не снились мне сны на ферме.

Следующая мысль – комната не из фермы. Ее выдает неидеальность. В некоторых местах на стенах прослеживаются небольшие трещины, они паутиной собираются то тут, то там. В остальном стены и потолок чистые.

Голова немного гудит, во рту сухо.

Сажусь и осматриваюсь. На столике рядом с кроватью стоит стакан воды, трясущаяся рука тянется к нему, но замирает на половине пути.

– Что с рукой? – хрипло спрашиваю я сама у себя.

Кожа разрисована от самого запястья и до плеча. Линии и разводы, всполохи, похожие на лепестки, соединенные линиями. Вскакиваю с кровати и тут же морщусь от боли в ступнях и месте укуса. Осматриваю вторую руку. То же самое. Снимаю с себя подобие халата, под ним остаются только трусы. Верчусь на месте так быстро, что голова начинает кружиться. Я вся в странных рисунках. Пытаюсь оттереть их, но они никуда не пропадают. Паника медленно наступает на меня. Что они со мной сделали?

Дверь открывается, и на пороге возникают двое мужчин. Поворачиваюсь к ним лицом, не успеваю ничего сказать, как тот, что немного повыше, говорит:

– Крис, иди погуляй пока.

Крис же стоит и смотрит на меня, его челюсть медленно опускается ниже и ниже, а глаза открываются все шире и шире.

– Крис? – снова окликает его первый.

– М-м-м?

– Вали, я сказал.

– Понял.

Крис уходит, и я перевожу все внимание на оставшегося. По серым глазам моментально узнаю его. Тот самый, которому я воткнула иглу в ногу и своровала нож. Он же тащил меня по лесу на своем плече, оно, кстати, достаточно внушительное. Нолан смотрелся бы рядом с этим сероглазым как подросток-переросток. Если бы Нолан был жив. Мужчина не отрывает взгляда от моего лица и спрашивает:

– Не понравилась пижама?

– Что?

Он приподнимает брови, и его губы немного подрагивают, словно он сдерживает какие-то едкие слова или же улыбку.

– Ты голая.

Опускаю взгляд и смотрю на свое тело.

– Не совсем, – говорю я. Трусы ведь тоже часть гардероба. Какая никакая, но одежда.

Неожиданно во мне поднимается незнакомое чувство и уже в следующий удар сердца я могу дать ему объяснение. Это стеснение.

Прикрываю грудь руками, и в этот момент серые глаза опускаются вниз по моему телу. А я словно чувствую касания. Легкие, едва уловимые и безразличные. Или нет?

– Что вы со мной сделали? – спрашиваю я, стараясь абстрагироваться от взгляда незнакомца.

Его глаза возвращают внимание к моему лицу, и он говорит:

– Я бы попросил тебя надеть пижаму.

Да какая к черту пижама? Я в неизвестном месте, с опасным человеком.

– Почему? – спрашиваю я и опускаю руки. Меня в данный момент больше всего интересуют другие моменты. Где я? Кто он? Что со мной?

Он глубоко вздыхает, его взгляд снова пробегает по моему телу.

– Для того, чтобы мы могли спокойно поговорить, – максимально сдержанно отвечает мужчина.

Я опасаюсь его. Смотрю настороженно, но не понимаю, что ему так далась эта пижама? У них правила такие, не разговаривать с голым человеком?

– А мы разве не говорим?

Мужчина прищуривается и спрашивает:

– Что с тобой не так? Каролины не ведут себя подобным образом.

Вздергиваю подбородок, стараясь казаться совершенно бесстрашной и уверенной.

– А я и не Каролина.

Мужчина проводит рукой по темным волосам, и все же его губы в мгновение ока преобразуют его лицо из сурового в более дружелюбное. Но меня не обманешь легкими улыбками, хотя не могу не заметить, что улыбающиеся лица мне нравятся куда больше.

– Надень чертову пижаму. Твоя нагота мешает сконцентрироваться.

Не знаю, что ему там мешает, но решаю сдаться и одеться. Вроде бы этот человек не собирается причинить мне вред. По крайней мере мне так кажется в это мгновение. Если бы хотел сделать больно, то сделал бы. Так ведь?

– Ладно, – бросаю я.

Мне и самой уже максимально некомфортно было стоять. Не из-за своей наготы, а из-за взглядов, которыми на меня смотрел вошедший. Подхожу к кровати, и хотя я стою спиной к мужчине, чувствую его взгляд. Из-за этого странная стая мурашек пробегает по коже, но стоит мне натянуть на себя одежду, как мурашки исчезают. Ну и пусть валят, без них спокойнее. Поворачиваюсь и смотрю на мужчину.

– Каролина, – начинает он, но я тут же перебиваю:

– Я Эшли, не называй меня Каролиной.

Мужчина снова прищуривается. А я тем временем понимаю, что он не привык, чтобы с ним разговаривали таким тоном. Но раз уж я решила начать новую жизнь, то и от старых привычек пора отказаться. Например, от той, где я всегда должна была пресмыкаться перед докторами. Где я обязана была подбирать слова и не смела отстаивать свою позицию. С позицией я пока не разобралась, но уверенно иду в этом направлении. По минному полю, но все же иду.

Мужчина смотрит на меня, как на загадку, которую он не знает как отгадать. Я же не хочу, чтобы меня называли Каролиной. Не хочу быть одной из одинаковых женщин. В чем-то общение с Ноланом было для меня полезным. Именно он показал мне, пусть отчасти это и была ложь, что я особенная. Не для него, так для себя.

– Эшли, как ты себя чувствуешь?

Прислушавшись к своему телу, понимаю, что в основном со мной все в порядке. Дискомфорт в ступнях и зуд в месте укуса, на этом проблемы заканчиваются. Он все же назвал меня Эшли, и это показывает, что я иду в верном направлении, и уже обошла первую мину и даже не взлетела на ней.

– Нормально. А ты?

Он снова щурится. Видимо, мужчина часто это делает, в уголках его глаз собрались и уже укоренились тонкие морщинки. А может, у него проблемы со зрением. Не знаю.

– Что – я? – переспрашивает мужчина.

– Как ты себя чувствуешь? – не понимаю, зачем задаю этот вопрос, он вылетает на свободу сам по себе и не имеет к моим мыслям никакого отношения. Я бы хотела спросить совершенно о другом.

– Жарковато.

Одно слово, и мне тоже стало как-то жарковато. Но не только сказанное способствовало этому, но и очередной взгляд серых глаз.

– Что вы со мной сделали? – интересуюсь я. – Что с моим телом?

Мужчина приподнимает темные брови.

– По мне, так с твоим телом все замечательно.

Мне становится еще немного жарче.

– Вы рисовали на мне, – напоминаю об этом и протягиваю руку запястьем вверх.

– Нет. Не рисовали.

– Да, – говорю я и вытягиваю вторую руку. – Вот же.

– Последствия отравления. Эти рисунки на тебе не из-за того, что кто-то решил, что твое тело холст, а из-за укуса на ноге. Ты заражена.

О боже…

– Чем заражена?

– Вирусом.

Мне становится жутко, дыхание учащается. Прикладываю ладонь к груди, сердце за ребрами учащенно колотится. Неужели я сбежала из фермы, слонялась по лесу и боролась за жизнь в схватке с чудовищами ради того, чтобы умереть от вируса? Жизнь несправедлива. Если бы я осталась на ферме, то жила себе дальше и жила. Я поднимаю взгляд на мужчину и спрашиваю тихо, так, словно сама не хочу знать ответа:

– Когда я умру?

Он лишь пожимает плечами и спокойно отвечает:

– Не знаю. Смотря как будешь себя беречь.

Разговор складывается максимально странно. Я не знаю, кто он, где я, что ему нужно? Да я вообще ничего не знаю. Возвращаюсь к кровати и сажусь. Смотрю на свои запястья, мне не нравятся эти рисунки. А на лице они тоже есть?

– Когда они исчезнут? – спрашиваю я.

– Никогда. – Звучит, как приговор.

Вскидываю голову и смотрю на мужчину. Он облокачивается на стену позади себя, складывает руки на груди и отвечает мне прямым взглядом. Отчего-то ищу в его лице схожесть с Ноланом, но не вижу ее. Кажется, я скучаю, но не по доктору, а по человеческому теплу. Нолан быстро подсадил меня на это, как на наркотик. Наркотик?

– Что такое наркотики? – спрашиваю я.

Мужчина сжимает пальцами виски, проводит ладонью по лицу и устало качает головой. Снова простреливает меня серым взглядом.

– Хотел бы я знать, что творится у тебя в голове. Но давай по порядку. Мое имя – Люк. Я вместе с командой моих людей спасли почти всех Каролин из фермы, на которой вас удерживали. Одна погибла в момент давки, остальные сейчас находятся здесь, в Салеме. Если захочешь, то увидишься с ними, но только через шесть дней. Пока ты в карантине из-за укуса твари. Я могу дать тебе время прийти в себя, подумать, может, вспомнишь что-то из прошлой жизни. Я приду позже и отвечу на все вопросы, а взамен этого ты мне поможешь.

Раскладываю новую информацию по полкам, до этого на них был полнейший кавардак, а теперь мне известно следующее: нас спасли, я в Салеме, передо мной Люк.

Уже больше информации, чем минуту назад, но она все равно ничего не проясняет.

– Что тебе от меня нужно? – напряженно спрашиваю я, понимая, что за все в этой жизни нужно платить. Откуда мне это известно? Без понятия. Скорее из жизненного опыта, который я помню. За внимание Нолана я платила своим телом. За крышу над головой расплачивалась покорностью и даром. Славные были времена, но ко мне в голову стали приходить вопросы, и я все разрушила. Да еще и человека убила. Последняя мысль вызывает странные чувства, определение которым я пока не в силах дать. Но они неприятные, склизкие и мерзкие.

– Твоя сила, – сообщает Люк.

Я тут же вспоминаю, что делала с людьми, которых даже не видела. Меня приводили в комнату в другом краю фермы от аудитории, завязывали глаза, я внушала человеку, которого даже не видела. А что внушала, я не помню. Сразу после этого, мне делали укол и уводили в спальню. Я забывала почти все, помнила только мелочи, из которых до сих пор пытаюсь собрать общую картину.

– Я должна заставить кого-то что-то сделать? – спрашиваю я, а нутро тут же противится этому. Моим разумом играли хрен знает сколько времени, а теперь я должна буду заниматься тем же. Теперь уже по своей воле.

– Да.

Эти серые глаза наводят жуть, но одновременно с этим кажутся открытыми, словно Люк ничего не скрывает. Но бывает ли такое? Сомневаюсь.

– Кого?

– Это мы обсудим позже.

Киваю и тут же хмурюсь. Если с этим мы разберемся потом, то сейчас у меня есть куча других вопросов. Если я не получу на них ответы, то ничего не буду делать для Люка.

– Зачем вы спасли Каролин? – спрашиваю я, пока единственный источник информации не ушел.

– Как я понимаю, тебе не нужно время, чтобы придумать вопросы.

– У меня их очень много, – признаюсь я. – Больше, чем я могу вынести.

Люк кивает и на мгновение отводит взгляд в сторону, но тут же возвращает его ко мне.

– Ваша ферма была третьей по счету, которую нашли мои люди. Каролин мы спасаем не из-за того, что мы белые и пушистые. У всех есть выгода в обладании вами.

Пушистые? О чем он?

– Я видела пушистого, – говорю я, вспоминая существо из леса.

– Что, прости? – приподняв брови переспрашивает Люк.

Поднимаю на него взгляд.

– Я видела пушистого, он тащил меня в лесу. И я рада, что вы… не пушистые.

Люк улыбается, тут же проводит рукой по лицу и стирает эмоции, словно их и не было.

– Ты… смешная.

– Нолан так же говорил. – Слова снова вылетают быстрее, чем я успела подумать. Надо что-то с этим делать.

– Нолан? – переспрашивает Люк.

– Не важно. Вы не белые и пушистые, что дальше? – спрашиваю я, уводя разговор подальше от Нолана.

Я убила его. Боже.

– Каролины нужны нам, потому что человеческий вид стоит на грани вымирания. Сейчас слишком мало женщин, которые могут зачать и родить. У Каролин с этим нет проблем.

– Вы нас спасли, чтобы мы рожали детей?

– Да. Но насильно никто вас не заставит. Женщин, в принципе, мало, в нашем городе вам будет безопаснее.

– Ладно, – соглашаюсь я, ведь эта информация от Люка вполне может быть правдой. – Скорее всего мне нужно подумать над вопросами.

– У меня есть парочка, – сообщает Люк, и мое внимание тут же переходит на него. – Ты помнишь что-нибудь из своей прошлой жизни?

– Нет.

Отчасти это правда, отчасти – ложь. Сон о маленькой девочке. Я склоняюсь к тому, что это воспоминание, но не буду о нем рассказывать. Сначала нужно самой разобраться со своей памятью. Отделить вымысел от правды.

– Есть вероятность, что скоро ты начнешь вспоминать. Не пугайся этого. Если будет плохо позови меня.

– Как?

Люк отрывает спину от стены, идет в мою сторону и достает из кармана браслет.

– Дай руку.

– Что это? – спрашиваю, прежде чем протянуть ладонь.

– Рация дальнего действия. Если захочешь связаться со мной, нажми вот эту кнопку. – Люк указывает мне на кнопку, но я смотрю на него, а точнее на лицо. Поднимаю руку и кладу ладонь на его щеку, Люк тут же переводит напряженный взгляд на меня и смотрит в глаза.

– Что ты делаешь? – спрашивает он, но не отстраняется.

– Колется. Что это?

– Щетина.

Я прикасаюсь к своей щеке, ладонь еще хранит тепло кожи Люка.

– Я никогда такого не видела. У меня нет.

У докторов тоже не было.

– Тебе бы не пошло.

– Наверное.

Люк выпрямляется и говорит:

– Если что, я на связи. Отдыхай пока. Душевая слева по коридору. Тут пока никого кроме тебя нет. Это для их же безопасности.

– Я не опасна.

– Ты пока заражена.

– А ты не боишься заразиться?

– Я бы и не смог.

Не успеваю задать очередной вопрос из кучи, что у меня есть, как Люк поворачивается и, уже шагая в сторону выхода, говорит:

– Еду и сменную одежду принесут немного позже. Отдыхай.

Дверь закрывается, а я перевожу внимание на свою ладонь.

– Щетина, – шепчу я. – А мне она нравится.

Люк возвращается и указывает в правый верхний угол комнаты.

– Это камера. Просто хочу, чтобы ты о ней знала. За тобой постоянно будет кто-то следить.

От этой новости становится немного не по себе. Кто-то будет постоянно на меня смотреть? У чему все это?

– Зачем? – напряженно спрашиваю я.

– Твоя безопасность сейчас практически на первом месте.

Вот что это было? Объяснение или загадка? Я не стала спрашивать. Посмотрела на камеру, когда Люка уже не было в комнате. В памяти снова что-то всколыхнулось, но пропало так быстро, что я не нашла момента, за который успела бы зацепиться.

5. Познания

Я провела в этой комнате уже два дня, чтобы мне было не скучно и я не пыталась найти приключений на свою задницу, мне предоставили книги со старыми листами. Интересно то, что подобных книг я раньше не видела. Учебники, по которым нас обучали, выглядели новыми, или практически новыми, за исключением небольших потертостей.

Я очень много спала. Практически все время уходило на сон. Казалось, что тело устало до изнеможения и ему был необходим отдых. Или же все это из-за заражения. Спасибо существам в лесу за этот дар. Рисунки на теле действительно никуда не пропали, хотя я надеялась на это. К счастью, на лице их не было. Крис, который приносил мне книги, листы и карандаши, рассказал, что мне успели ввести какое-то лекарство до того, как яд дошел до головы. Только из-за этого зараза не успела распространиться и на лице.

Воспоминаний новых у меня не появилось, а вопросов накопилась куча. Их все я записала на листе. Хотя, все не влезли.

Я несколько раз хотела связаться с Люком, но меня постоянно что-то останавливало. Я периодически смотрела на камеру и думала, кто же сидит на той стороне и наблюдает за мной? Люк? Крис? Кто-то другой? Не знаю, но с каждым прожитым часом меня все больше и больше напрягал сам момент слежки. На ферме не было камер. Я их не помню. А сейчас задаюсь вопросом, почему? Если Каролины столь ценны, почему нас не охраняли должным образом? Эти вопросы я вписала в список, на некоторые нашла ответы из источника с желтой обложкой, на ней красуется название «История мира после открытия Марианской впадины». Оказалось, что ядерных взрывов как таковых не было. Точнее, не с них начался ад на земле. И вовсе не они оказались причиной видоизменений животных и людей. Человечество, на протяжении всей своей истории пытается понять больше, узнать мир лучше, найти более точные методы выживания и своего истребления.

В тот год, когда прошлый мир, о котором я ничего не знаю, пал, люди создали машину, способную опуститься так глубоко в воды, как никогда не спускался человек.

Это была ошибка.

Что-то более древнее, токсичное и ужасное вырвалось наружу и стало отравлять мир. Не только людей, но и природу. Животные погибали стадами, птицы падали косяками, люди умирали семьями, а леса превращались в ядовитую зелень, которая привлекала к себе живое и убивало его.

В первый год умерло семьдесят процентов населения Земли. Во второй еще десять процентов животных изменились до неузнаваемости. Крысы выросли размером с медведя, у змей появились лапы, а дождевые черви обросли броней и эволюционировали настолько, что стали хищниками, которых стоит бояться.

Мир загибался. Ученые пытались найти спасение, но через десять лет поняли – его нет. Человечеству пришлось учиться жить в новых реалиях.

Те, что ждали чуда, погибли первыми.

А те, что пытались занять главенствующие позиции, поделили остатки цивилизации между собой.

Настала новая эра, и вроде все стало налаживаться. Так, как могло в тех реалиях. Но новая беда пришла оттуда, откуда ее не ждали. Атомные реакторы пришли в негодность. Большинство из них разрушились из-за отсутствия должного охлаждения и фильтрации. Череда выбросов новой порции яда уничтожила большую часть женских особей. Как животных, так и людей. А оставшаяся часть подверглась деформациям.

Я читала эту книгу, написанную от руки размашистым почерком, словно человек пытался запечатлеть на бумаге все, пока был жив. Он спешил. Книга закончилась слишком быстро, знания прибавились, но могла ли я им доверять? Некие моменты сходились с рассказами Люка. Но ему от меня что-то было нужно, значит полного доверия с моей стороны он не получит. После познавательной книги, мне на глаза попалась другая. На старой потертой обложке нарисована девушка, она бежит, а на глазах ее слезы.

Не перестаю надеяться, что с моего тела исчезнут следы, подаренные вирусом и постоянно проверяю это, часто хожу в ванную, раздеваюсь и кручусь перед зеркалом, пытаюсь найти места, где рисунки стали бы менее яркими. Этого не происходит, но я не теряю надежду.

Кроме чтения я много слонялась по коридору, комнате и душевой. За эти два дня ко мне приходил только Крис. Люка не было, но я ждала, думала, что он посетит меня и расскажет уже, что именно ему от меня нужно.

После бесцельных блужданий по коридору, снова отправляюсь в ванную, разглядываю рисунки и, кажется, начинаю смиряться с их присутствием. Возвращаюсь в комнату и забираюсь на кровать с ногами.

Я продолжаю читать книгу с девушкой на обложке, в ней главную героиню похитили и удерживают против воли, но она сбегает и попадает на ярмарку. Там она встречает мужчину и по описанию он лучше лучшего, красивее красивого и сексуальней сексуального, а еще он добрый и отзывчивый. Сначала я со скептицизмом отношусь к нему, а ближе к финалу уже плачу вместе с героиней, когда он погибает прикрывая ее своим телом от пули.

Всхлипываю и кладу книгу рядом с собой. Осталось несколько страниц, но мне так больно читать, что в груди все свело и ноет.

В дверь стучат, утираю слезы и стараюсь взять эмоции под контроль, но их так много, что я бросаю на книгу недоверчивый взгляд. Она сломала внутри меня что-то. То, что я бы предпочитала не трогать.

В комнату заглядывает мужчина в белом халате, и у меня моментально холодеет внутри.

Нет.

– Добрый день. Я – доктор Бирч.

Стоит мужчине представиться, как меня начинает колотить. Доктор. Доктор. Нет. Только не доктора, только не снова на ферму!

Молча смотрю на него, он переступает порог и идет в мою сторону. В руках у него саквояж, а внутри скорее всего шприцы, иглы и пробирки с ужасным содержимым. Ладони моментально покрываются липким потом.

Поднимаюсь с кровати и срываюсь с места. Бегу мимо доктора и вылетаю в коридор. Единственное, куда я тут ходила, – это душ, отправляюсь туда, шустро шевеля ногами, будто пятки вовсе не болят. Слышу, как доктор окликает меня, но не реагирую на просьбы остановиться. Забегаю в душевую и закрываюсь изнутри. Прижимаюсь к двери спиной и зажимаю кнопку на браслете. Он шипит, а потом я слышу твердый, как скала, голос Люка:

– Эшли?

– Они здесь! Прямо здесь! – кричу я, хотя должна бы говорить как можно тише, чтобы человек из фермы не нашел меня.

– Кто – они? – удивленно спрашивает Люк.

– Доктора, – говорю на порядок тише. – Они пришли за мной.

В голосе сквозит ужас, смотрю на говорящий браслет, как на единственно возможное спасение.

– Где ты? – спрашивает Люк.

Отвечаю едва различимым шепотом:

– В душевой.

– Будь там, я скоро приду.

Браслет замолкает, а в дверь начинают стучать. Вздрагиваю и закусываю указательный палец, чтобы не закричать. Мне становится так страшно, что я немею. Не могу даже ответить доктору, хотя хочу послать его ко всем чертям.

Доктор не унимается. Он продолжает звать меня, просит открыть дверь. Голос его то становится строгим, то более мягким, будто он разговаривает с ребенком.

Стуки прекращаются, и я слышу за дверью голос Люка. От облегчения ноги подкашиваются, но я успеваю упереться вспотевшими ладонями о стену.

– Эшли, открой.

– Там доктор! Он как-то пробрался сюда…

– Он ушел.

– Он ушел? – с дрожью в голосе спрашиваю я.

– Да.

– Точно?

– Да.

Киваю, хотя этого никто не видит. Открываю дверь и выглядываю, за Люком стоит Крис, но доктора я не вижу. Несмотря на мое недоверие к Люку, все же в его компании я чувствую себя под защитой. Виной этому мой дар или же проклятие, смотря с какой стороны посмотреть, он нужен Люку, значит моя жизнь имеет ценность. Пока что расклад такой.

– Как они сюда попали? – взволнованно спрашиваю я.

– Это наш доктор, он не причинит тебе вреда. Я отправил его к тебе, чтобы он посмотрел укус, – объясняет Люк.

– Не надо меня смотреть, – серьезно прошу я. – Зачем вам вообще нужны доктора?

Люк устало вздыхает.

– У нас другие доктора, добрые, они помогают людям, а не вредят. Тебя кто-то должен осмотреть.

– Вот ты и смотри, – тут же отвечаю я.

Лавина страха постепенно стихает.

– Он уже видел более чем достаточно, – едва слышно бормочет Крис, перевожу на него взгляд и вижу, как он пытается сдержать улыбку. Лицо уже перекосило так, словно он съел что-то кислое.

– Крис, заткнись, – с тяжелым вздохом приказывает Люк, и уже более спокойно обращается ко мне. – Эшли, пошли в палату.

Плетусь за ним, а когда мы входим в комнату, взгляд выцепляет недочитанную книгу на кровати, и у меня начинают течь слезы. Да что со мной не так? Крис остается за дверью, мы снова тут вдвоем. Люк поворачивается.

– В чем проблема? Если это из-за доктора, то он больше не придет…

– Не из-за него. – Всхлипываю и утираю слезы. – Он умер.

Люк смотрит на меня, в его глазах застыл вопрос.

– Кто?

– Он, идеальный мужчина умер. И это было чертовски несправедливо.

– Когда он умер?

– Три страницы назад, – отвечаю я, подавив очередной всхлип, и указываю на лежащую на кровати виновницу моего срыва.

Люк поворачивается и смотрит в сторону кровати, потом снова на меня и, приподняв брови, спрашивает:

– В книге?

– Да. И почему я плачу, я ведь не плачу. И вообще слишком много чувств. Я опять хочу потрогать твою щетину, – тараторю я, сама не в силах себя остановить.

Грудь разрывает множество чувств, половине которых я даже названий дать не могу. Мне одновременно хорошо и плохо. Жарко и холодно.

Кажется, я все же умираю.