Каролина

1. Ферма

Одиночество – это не проклятие, это моя жизнь.

По крайней мере была до того момента, пока я не втерлась в доверие к доктору Нолану. Предпочитаю думать именно так. Ведь если посмотреть правде в глаза, то это онвошел в зону моего доверия, потоптался там, нагадил, да еще и выходить не пожелал.

Он стоит передо мной и снова говорит одно и то же:

– Я обязательно вытащу тебя отсюда, и мы сбежим.

Как вы думаете, сколько раз нужно сказать эту фразу, чтобы она стала звучать совершенно иначе?

«Я никогда тебя отсюда не вытащу, и мы никуда не сбежим».

Именно это я слышу уже две недели.

Всего две недели как я по-настоящему открыла глаза и поняла, что этот мужчина использует меня. Первый и единственный мужчина в моей унылой жизни.

– Хорошо, – отвечаю я и дарю Нолану улыбку.

Плечи доктора мгновенно расслабляются, а за пределами подсобки его кабинета кто-то покашливает, а потом тихо стучит о деревянную преграду. Я знаю кто это. Такая же одиночка, как и я. Одна из нескольких десятков Каролин, что живут на ферме вместе со мной.

– Мы все обсудим завтра, ладно? – спрашивает Нолан и целует меня в губы.

Я отвечаю на его поцелуй, он отдает гнилью обиды и предательства. Еще сильнее сжимаю во вспотевшей ладони украденный ключ. Еще недавно я с упоением ждала наших встреч и пыталась запомнить каждое мгновение, касание и сказанное им слово. Теперь я желаю избавиться от воспоминаний о докторе Нолане, а его поцелуи и слова больше не отзываются откликом в душе. Единственное, что я к нему испытываю, – разочарование и обиду.

Тяжело понимать, что ты неединственная. Мне было обидно за себя, ведь я действительно верила Нолану, думала, вот-вот и он заберет меня отсюда и покажет мир. Ведь я ничего не видела, кроме белого лабиринта фермы. Нолан о многом рассказывал, но сейчас я понимаю, что в этих историях не было никакой конкретики. Красивые сказки, не более этого.

Если бы я знала, что меня ожидает в будущем. Если бы только знала, то скорее всего не пыталась бы сбежать и не потащила бы за собой еще троих таких же, как и я. Но будущее всегда остается туманным. Пока ты не вступишь в этот туман, так и не узнаешь, что он в себе таит.

Нолан оторвался от меня и прошептал:

– Но больше никому не задавай этих вопросов. Это опасно.

– Почему?

Он поджал губы и глубоко вдохнул.

– Ты не должна так думать.

– Как?

– Как человек.

Я ему не верю. Что бы он мне ни показывал и ни рассказывал, чтобы получить секс, я не верю, что я и остальные Каролины не совсем люди. Я ничем не отличаюсь от Нолана. У меня так же две руки и две ноги. Мы разговариваем на одном языке и испытываем эмоции, хотя Каролинам запрешено их показывать. У нас не должно быть индивидуальности. Мы все равны и одинаковы. Как бы Нолан ни убеждал меня, я считаю себя человеком. Я уверена в этом.

– Я и есть человек. Я помню детство, – запинаюсь и тут же добавляю: – помню многое.

Это не совсем так. У меня есть огромные пробелы, которые я никак не могу воссоздать. Где я была и что делала? Как оказалась на ферме? Покидала ли ее когда-то? Раньше я вообще думала, что остального мира не существует, но Нолан несколько раз проговорился, потерял бдительность и даже не заметил, как обмолвился о том, что за пределами фермы бушует жизнь.

– Ты Каролина. А это больше, чем человек.

В дверь снова постучали. Это была Кира, ее задача состоит в том, что она будет отвлекать Нолана, пока я буду проверять ключ. Достаточно ли его, чтобы выйти? Откроет ли он хотя бы одну из дверей?

Не знаю почему именно я взяла на себя эту задачу. Тут однозначно сыграло недоверие к другим девушкам Нолана, но есть что-то еще. Словно я привыкла принимать решения подобного рода, хотя никогда раньше этого не делала.

Проклятая память. Что с ней не так?

– Мне пора, – сказала я и развернулась, продолжая сжимать ключ.

Легкая нервозность начала растворяться в венах. Как только я вынесу ключ за пределы кабинета Нолана пути обратно не будет.

– Эшли, – напряженно произнес Нолан, и я зажмурилась.

Нет, он не видел, как я достала ключ. Просто не мог. Мне пришлось повернуться и посмотреть на него как на божество, каким совсем недавно я его и считала.

– Что? – спросила я, а в груди кольнуло острой иглой разочарования.

Хотела бы я продолжать находиться в неведении и думать, что Нолан действительно считал меня особенной?

– Ты же знаешь, что я люблю тебя больше остальных?

Я улыбнулась, хотя знала, что он говорил это каждой из нас. Одни и те же лживые слова. Как только Нолан задал этот вопрос, я поняла, что не хочу больше быть его игрушкой. Это жестоко и больно. А я ведь никому ничего плохого не делала, значит не должна испытывать боль на своей шкуре.

– Конечно знаю, – ответила я и почувствовала непреодолимое желание сказать ему, что мы все знаем. Знаем о его лжи и ненавидим за это. Пока не сболтнула лишнего и не раскрыла своего замысла, я развернулась и отправилась прочь от мужчины, который оказался самым значимым пятном в моей убогой жизни. В горле запершило, хотелось заплакать, но я сдержала себя. Это привлекло бы ко мне слишком много внимания и со стороны докторов, и со стороны Каролин.

Я вышла и встретилась взглядом с совершенно спокойной Кирой. Скорее всего она испытывала вовсе не спокойствие, но отлично справляется со своей ролью. Нас всю жизнь учили не показывать своих эмоций, ведь они не важны. Важно то, что мы могли делать для докторов. Всю жизнь я видела только их и таких, как я, – Каролин.

Она вошла внутрь, а я, наоборот, покинула кабинет Нолана. Коридоры я знала как свои пять пальцев. Смогу пройти по ним с закрытыми глазами, спиной вперед, даже будучи полностью дезориентированной. Босые ноги ступали по прохладному полу, но я уже настолько к этому привыкла, что даже не замечала дискомфорта. Ладонь жгло огнем, казалось, что я держала в руках свободу, не понимая, существует ли она на самом деле. Или я все это себе придумала?

Я дошла до единственной двери, за которую никогда никто из Каролин не заходил. Она была металлическая, в противовес остальным деревянным выглядела неприступной и чужеродной. Если бы не желтая мигающая кнопка и мое наблюдение за докторами, я бы даже не догадалась, куда нужно прикладывать ключ. Еще раз осмотревшись по сторонам, раскрываю ладонь. Металлический ключ размером не больше мизинца так врезался в кожу, что оставил после себя синие борозды. Прикладываю его к кнопке и чувствую, как на лбу выступает пот. Не думала, что могу нервничать настолько сильно.

Что-то щелкнуло.

Дверь приоткрылась.

Сердце ухнуло в пятки и начало колотиться о пол.

Я глубоко втянула воздух сквозь стиснутые зубы и заглянула в образовавшийся проем. Полутемный коридор, казалось, уходил в вечность. Там не было ничего, кроме одного достаточно широкого прохода, он удалялся так далеко, что в конце превращался в точку.

Я закрыла дверь и пошла в сторону спального отсека. Там меня ждали Обри и Лина.

Миновав другие отсеки с совершенно идентичными дверями, я вошла к себе и взглядом нашла двоих ожидающих. Они сидели на моей кровати и синхронно повернулись в мою сторону.

Я села на кровать напротив и дождалась, когда ближайшая к нам Каролина отошла на достаточное расстояние.

– Ну что? – шепотом спросила Обри.

– Ключ у меня. Он открыл дверь, но я не прошла дальше.

– Почему?

– Дверь могла закрыться, или меня бы поймали, тогда вы бы точно навсегда остались здесь, – ответила я, на казалось бы обычный вопрос. Но он не был обычным, все что мы собирались делать шло в разрез с нашим устоем жизни.

Лина побледнела. Она была самым слабым звеном в цепочке. Ее эмоции на фоне наших всегда казались непозволительной роскошью. Она плохо их контролирует и даже не замечает этого. Но она старается. Действительно старается быть такой же, как остальные. А я больше не хочу быть как все. Это все из-за Нолана, именно он позволил почувствовать себя уникальной. И что греха таить, мне это нравилось.

– Не думаю, что у нас получится. Может, дождемся, когда нас сами заберут? – спросила она, а я наблюдала за тем, как Лина снова начала постукивать ногой. Ее наказывали и упрекали за это сотни раз, но она так и не научилась до конца скрывать свои эмоций. Особенно страх.

– Лина, ты снова это делаешь, – говорю я, и ее нога тут же замирает. – Мы не знаем, куда уводят девушек. Если бы мы попытались на прошлой неделе, то Сиера была бы с нами.

Ни Лина, ни Обри не отвечают. Вся проблема в том, что Сиера исчезла на прошлой неделе, но мы уже толком не помним, как она выглядела. Мы знаем, что она была, мы с ней общались и именно благодаря ей поняли, что Нолан спит со всеми Каролинами и обещает спасение. А потом она пропала, а наша память стала вычеркивать ее образ из головы. Как это работает и почему мы ее забываем, неизвестно. Сколько других Каролин увели, а мы об этом не помним? Может, и нас куда-то водили, а мы утратили воспоминания об этом?

Еще недавно мы просто существовали. Обучались наукам, занимались спортом, проходили обследования, принимали лекарства, которые отныне я смываю в унитаз. Скорее всего из-за этого я и помню Сиеру. Относительно помню ее. Жива ли она? Я бы вообще подумала, что мое воображение придумало Сиеру, но ведь у нас не коллективное сознание и мы не могли помнить одно и тоже, хотя и с мелкими огрехами.

– Может, она сейчас живет где-то в более лучшем месте? – с надеждой спросила Лина.

Я подалась вперед, чтобы оказаться ближе к ней и, смотря в глаза, начала говорить медленно и тихо:

– Меня водили в тукомнату после таких вопросов; По какому принципу вы выбираете нас, чтобы выпустить отсюда? Где мы находимся? Для чего мы должны делать с людьми то, что делаем? Почему мы не видим тех, кем управляем? Они пытались стереть мне память. Снова. И я знаю, что они делали это несколько раз.

Кажется, что я уже говорила все это Лине. Но либо она стала забывать, либо я. А что если мы протянем с побегом и вообще позабудем о том, что собирались это сделать? Или мы уже делали это с Сиерой и ее поймали?

– Откуда ты это знаешь? – напряженно спросила Лина и нахмурила светлые брови.

– Я знаю, что у меня есть провалы в памяти. И они большие. Я вообще не помню огромного куска своей жизни.

И это пугает.

Я больше не хочу жить в полнейшем неведении.

Хочу быть собой.

– Может, ты уже была там? – неуверенно предположила Обри. – На свободе.

Я думала об этом. В какой-то степени надеялась, что уже когда-то была на воле, но нет ни единого воспоминания об окружении, которое бы отличалось от фермы. Только проклятые провалы.

– Не знаю, – призналась я. – Единственное, что я помню, – белые коридоры. Вот вы помните, как мы познакомились?

Девушки переглянулись. Именно на почве этого у них и стали появляться вопросы, на которые никто никогда не мог дать ответа.

– Ты же знаешь, что нет, – сказала Обри и сжала переносицу большим и указательным пальцами.

– Все это странно.

В помещение вошла Кира. Когда она опустилась рядом со мной, я увидела на ее босой ноге и на рукаве кровь. Дождавшись, когда две Каролины прошли мимо, я наклонилась и спросила:

– Откуда кровь? Ты ранена?

Кира сглотнула, да так громко, что я услышала это.

– Он понял, что ты вытащила ключ.

Сердце ухнуло о ребра. Щупальца страха стали окутывать его, а оно продолжало разгоняться.

– И? – спросила я, с опаской оглянувшись на дверь.

Пальцы сжались в кулаки, я ожидала, что сейчас сюда ворвутся доктора и весь наш шаткий план побега полетит к чертям собачьим.

Кира посмотрела мне в глаза, и я утонула в голубых озерах, в которых плескалось безумие и уверенность.

– Он умер.

Сердце ударило еще раз, а потом замерло.

– Как? – спросила я и не узнала свой голос.

– Я толком не поняла, – прошептала Кира и тут же начала тараторить: – Он бросился к кнопке, ну, вы знаете, эта аварийная, что у двери в каждом кабинете докторов. Я даже не успела подумать и прыгнула на него. Мы упали. Он отталкивал меня, а я что-то схватила и порезала Нолана. – На глаза Киры набежали слезы, но она не проронила ни одной слезинки и продолжала рассказ. – Я порезала его шею. Потекла кровь. Он упал. И все закончилось.

Сердце уже практически пробивало грудную клетку. Нолан мертв? В груди все сжалось от боли. Я не хотела, чтобы он пострадал, тем более погиб.

Что же мы наделали?

Я изо всех сил старалась сдерживаться и не схватиться за голову. Со стороны мы и так уже выглядели подозрительно. Вон та Каролина справа уже дважны косилась в нашу сторону.

– Его найдут, – начала причитать Лина. – Его найдут, а нас снова накажут.

Паника Лины привела меня в чувство. Сейчас максимально неподходящий момент для потери контроля над своими эмоциями. Если нас наказывали за вопросы и легкое неповиновение, то за убийство одного из докторов наказание будет куда суровее. Даже не знаю, что они могут с нами сделать.

– Не накажут, – сказала я и обвела девушек уверенным взглядом. – Если мы сбежим, нас больше никогда и никто не накажет.

Они нужны были мне сейчас. Одной мне с этой проблемой не справиться.

Нолан мертв!

Черт!

Я старалась казаться уверенной, но внутри все сжалось от страха. Если и я покажу слабину, то мы опустим руки. Я не должна дать им повода усомниться в нашем плане. Даже не смотря на смерть Нолана.

– А если не сбежим? – спрашивает Обри. Из троих она выглядит более собранной. Подмечаю это. Значит помогать мне будет именно она.

– Тогда умрем. Скорее всего. Или нам сотрут память. Не знаю.

Смотрю на часы на стене, через час у нас будет изучение истории. Для чего мы это делаем, тоже непонятно. Опять же, никакой конкретики на занятиях нам не дают. Общие фразы, которые не имеют значения, так как нам неизвестно, что на самом деле происходит за пределами фермы.

– У нас час на то, чтобы спрятать Нолана, – говорю и встаю в полный рост, девушки поднимаются следом.

Лина отходит от нас на два шага.

– Я не могу.

– Хорошо, – легко соглашаюсь я и тут же получаю хмурые взгляды Киры и Обри. – Мы все сделаем сами. Будь здесь и не привлекай к себе внимания. Поняла?

Лина кивает и снова садится. Мы берем из своих тумбочек сменную одежду и отправляемся в место, куда раньше каждая из нас шла с удовольствием, ведь думала, что наконец-то стала не одинокой. Как же мы наивны и глупы. Нолан отлично запудрил нам мозги, пользовался нами, а мы боготворили его, пока случайно не раскрыли любвеобильного доктора. Но даже злясь на него, я не желала ему смерти. Мне жаль, что он погиб.

Мы дошли до его кабинета без каких-либо проблем. Тут кроме нас и докторов никого нет. Мы других людей никогда не видели, или видели, но не помним этого. Чем больше я начинаю думать про странности с моей памятью, тем запутанней все становится.

Открыв дверь подсобки, Кира замерла на пороге. Мы с Обри переглянулись. Из-за спины Киры, которая выше меня на голову, я не вижу, что творится внутри.

– Кира, – зову я, и она вздрагивает. – Нам надо убрать Нолана.

Кира входит внутрь, следом Обри, потом я.

– Ужас, – шепчет Обри и зажимает ладонью рот.

Нолан лежит на полу, из его шеи вытекло очень много крови. Он совершенно не двигается.

Я впервые вижу мертвого человека.

Где-то на задворках памяти прослеживается, что это не первый раз, но я отталкиваю воспоминания, пока мне не до них. Закрываю за собой дверь, но тут же открываю ее и говорю:

– Кира, будь снаружи, вдруг кто-то еще кроме нас ходил к нему и решит заглянуть.

Кира даже не противилась, вылетела за дверь быстрее, чем я договорила. Я бы последовала ее примеру, но не могу.

– Куда мы его денем? – спрашивает Обри и тут же добавляет. – Нам лучше раздеться, чтобы на одежде не было крови, кто знает, сколько мы еще пробудем на ферме.

Расстегиваю сорочку и аккуратно складываю ее на столе, на котором еще несколько дней назад занималась с Ноланом сексом. Воспоминания флешбеками пролетают перед глазами. Его поцелуи и касания. Тихие стоны и быстрые движения. Тогда я уже знала, что он врал мне, но не могла сказать нет. Может быть, и не хотела. Мне нравилось чувствовать себя нужной, даже когда я поняла, что вовсе не я нужна Нолану, а мое тело.

Сложив одежду, я подошла к бесчувственному телу доктора и предложила:

– Давай закроем его в шкафу с одеждой.

Обри покосилась в сторону шкафа и с сомнением в голосе, спросила:

– Думаешь, влезет?

Отрываю взгляд от Нолана и упираюсь в лицо подруги по сокрытию преступления, пожимаю плечами.

– Надо проверять.

Да и больше негде было его прятать. По крайней мере целиком. От этой мысли стало тошно.

Обри пошла к шкафу и стала доставать оттуда коробки с обувью, одежду, которая лежала на дне.

Я присела возле Нолана. Мне стало дурно, казалось, что в кабинете стало жарче, а воздуха меньше. Неожиданно Нолан захрипел и, открыв глаза, посмотрел на меня. Я замерла, и кажется, перестала дышать. Его рука мертвой хваткой вцепилась мне в шею. Он сдавливал ее, меня обуял страх. Сначала я пыталась убрать его руку, но для умершего у него оказалась слишком много силы. Больше, чем у меня. Обри побежала ко мне, краем глаза я увидела, как она поскользнулась на луже крови и завалилась, ударившись головой об пол. Она не встала.

Нолан что-то пытался сказать, но из его рта только выплескивалась кровь и летела на него же. Не знаю, как я нащупала что-то за его головой, замахнулась из последних сил и ударила Нолана по лицу. Захват с шеи пропал, и проморгавшись я увидела, что воткнула Нолану в рот какую-то деревянную штуку, раньше она красиво и безобидно стояла на краю стола. Теперь он точно был мертв. Ведь взгляд, устремленный на меня, меня больше не видел, он проходил сквозь время и пространство и был необычайно жутким. Намного страшнее кровавого месива, которое окружало Нолана.

Я запомню этот взгляд навсегда.

Понимаю, мне нужно приступать к делу, но не могу перестать смотреть на Нолана. Я убила его. Что мне сделают, если все вскроется? Накажут? Снова отправят в комнату, от которой у меня сводит все тело?

Нет. Я не могу попасться.

Наконец отрываю взгляд от Нолана, и подхожу к Обри. Она без сознания. Отправляюсь к двери и выглядываю наружу. Киры нет. Какого?.. Куда она делась?

Снова вхожу внутрь и пытаюсь разбудить Обри. Она не реагирует. Обернувшись, смотрю на хаос, что творится в кабинете. Перевожу взгляд на Нолана. Жутко подходить к нему, но выбора-то у меня нет. И никогда не было. Обри успела освободить шкаф, преодолевая рвотный позыв подхожу к трупу, беру за ногу и тащу к шкафу, раскрашивая пол широким кровавым мазком.

Дотащить – дотащила, но в сам шкаф погрузить его удалось далеко не с первой попытки. Руки и ноги постоянно вываливались и тянули тело за собой. Нолан выпадал трижды. В итоге я все же посадила его и толкнула конечности в шкаф, закрыла дверцу и отошла как можно дальше, рухнула в противоположном углу.

Тело трясет и зуб на зуб не попадает. Умом я осознаю, что у меня нет времени на посиделки, нужно привести все в порядок и идти на обучение. Его нельзя пропускать. Это не останется незамеченным, нас будут искать и обязательно найдут.

Мысли о комнате ужаса и о кресле подняли меня с пола, и я стала вытирать кровь и смывать все это в раковине. Я терла с остервенением, а когда закончила, Обри зашевелилась. Я стояла и смотрела на то, как она села и схватилась за голову.

Могла бы и раньше прийти в себя.

– Обри, смывай с себя кровь, переодевайся и уходим.

Она встала не с первой попытки и пожаловать на головокружение, но мне было ее не жаль. Лучше бы я валялась на ее месте, а она укомплектовывала труп Нолана.

Я убила человека.

Меня снова затошнило, но я сдержалась и старалась успокоить себя. Пальцы продолжали дрожать, чтобы я ни делала. Переодевшись, я решила спрятать окровавленные предметы, тряпку и прочие мелочи в сумку Нолана, открыла ее, пока Обри смывала с себя кровь. Я залезла в сумку и стала там наглым образом ковыряться. Нолану уже плевать на это. А мне плевать на него. Да-да, мне должно быть безразлично на него.

Я достала странную мягкую книжку размером с ладонь, открыла замок, но эта оказалась не книжка. Внутри были какие-то бумажки, плотнее обычных, с рисунками и цифрами. Но не они привлекли мое пристальное внимание, а картинка. На ней была изображена женщина, она улыбалась, а на руках держала маленького ребенка. Вроде это был мальчик или не очень симпатичная девочка. А рядом с женщиной стояла девочка постарше и махала рукой. Я перевернула картинку и увидела надпись «Лучшему мужу и отцу». Я снова посмотрела на шкаф. Лучший муж и отец больше не вернется к своей семье. Я перевела внимание на картинку, за людьми стоял дом, а по бокам была зелень. Деревья и трава, подобное я видела в учебниках. Провела по ним пальцами и закинула картинку в сумку, а сверху тряпье, которым отмывала пол. Ворованный ключ положила в карман брюк. Теперь он нам нужен еще больше.

Через пару минут мы с Обри вышли из кабинета, где происходило все самое интересное на ферме. От влюбленности, до убийства. От секса, до сокрытия преступления.

Мы даже не успели зайти в свой отсек, пришлось, ускорив шаг, идти в аудиторию. Там заняли свои места, жаль, что мы сидели далеко друг от друга, обсудить все не было ни малейшего варианта. Я нашла взглядом Киру, но вот она на меня не смотрела, уткнувшись взглядом в трибуну, за которой еще никого не было. Я могу понять причину ее побега, она думала, что убила Нолана и, видимо, не справилась с этим. А я должна справиться. Лина сидела позади меня через три ряда. Почти все места были заняты, мы садились в расчете своего порядкового номера. Я была тридцать шестой. Что означала эта цифра кроме номера? Была ли я тридцать шестым ребенком, которого спасли от ужасов внешнего мира? Или же это означало что-то другое?

В аудиторию вошел доктор Миллиган. Он никогда не улыбался. Тут в принципе это было не принято. Единственный, кто дарил нам улыбки и получал их в ответ, был Нолан. Улыбка его не привела к хорошему финалу. Мне жаль его детей. И жену тоже немного жаль. Но еще больше мне жаль себя.

– Каролины, сегодня мы повторим уже пройденное, я буду задавать вопросы, а вы отвечать. Надеюсь, что заново учебную программу проходить нам не придется.

Для чего мы учим историю? Вслух я этого не спросила, ведь вопросам тут не место. Только подчинение, обучение, обследование, а ради чего все это – да черт его знает.

Миллиган пересчитал нас. Пятьдесят три девушки. Но счет по номерам закончился на сто пятой. Где остальные пятьдесят две? Что с ними случилось? Или есть другая ферма, где живут такие же, как и мы, Каролины. У нас у всех одно имя, данное нам кем-то. Вместо фамилий имена дополнены цифрой. Но нам – Обри, Лине, Кире, Сиере и мне дал имена Нолан, так он показывал нам, что мы нечто большее, не обычные Каролины, особенные. Важные для него.

– Каролина пятнадцать, расскажи нам, что случилось с миром, и почему мы теперь живем на ферме?

– Ядерный взрыв.

– Так, может, ты расскажешь более подробно?

– Война между тремя странами закончилась ядерными ударами. Теперь мы живем на ферме, чтобы человечество выжило.

Миллиган утвердительно кивает, а я заслушавшись в ответ понимаю, что тут и ответа нет. Когда произошла катастрофа? Этого нам не говорили. Что за страны? Неизвестно. Как наша жизнь на ферме помогает выживанию человечества? Непонятно.

– Молодец, Каролина пятнадцать. А теперь Каролина тридцать три расскажет нам часть истории, о которой мы говорили на прошлой неделе.

Каролина тридцать три самая высокая из всех нас, на физической подготовке стоит первой, выпрямилась и начала свой рассказ:

– На прошлой неделе мы говорили о том, что мировая экономика в наше время шаткая. Нет общин, которые мирно соседничают друг с другом. Даже если ведутся торговые отношения, то это все больше на угрозах, нежели на дипломатии. Но мы изучаем политологию, чтобы понимать отличие варварства от правильного подхода.

– Зачем? – спросила я, прежде чем успела прикусить язык.

Я слишком сконцентрировалась на ответе Каролины, лишь бы не думать о теле Нолана, которое лежало в неестественной позе, закрытое в шкафу.

Он мертв и убила его я. Гадство.

Этот день не может стать еще хуже.

– Что – зачем? – раздраженно спрашивает доктор.

Мало того, что я задала вопрос, так я еще и позволения на это не получила.

– Зачем мы учим это? Для чего? Какая цель знаний о том, чего мы никогда не увидим? – я спрашивала это, в надежде получить хотя бы крошку информации. Казалось, что из-за изобилия вопросов я начинала терять рассудок. Остальные Каролины сидели так тихо, что я услышала тяжелый вдох доктора.

– Каролина тридцать шесть, подойди сюда ко мне, – делая паузы между словами проговорил Миллиган.

Кажется, день становится хуже.

Ничего хорошего из этого не выйдет. На кой хрен я вообще открыла рот? Но и воспротивиться не могла. Поэтому встала и пошла к доктору Миллигану. Если бы можно было задать все вопросы, которые меня мучают, я бы завалила его ими. Доктор бы не выбрался никогда в жизни из-под этого завала.

Останавливаюсь перед трибуной, Миллиган просит меня повернуться лицом к аудитории и начинает говорить:

– Вот так выглядит неблагодарность. Мы стараемся спасти вас, оберегаем с самого детства, заботимся, кормим, даем крышу над головой, одежду и жилье. А, что более ценно в нашем мире, – медицинское обслуживание. А что на все это отвечает Каролина тридцать шесть? Она говорит, что ей этого мало, и начинает задавать вопросы. Вопросы – это нарушение правил. А нарушение правил?..

Сейчас Каролины становится моими противниками, даже те, что носят новые имена, подаренные им изменником и лгуном.

– Это комната наказания!

Когда хор смолкает, я начинаю злиться на них, хотя сама поступила бы так же. Нельзя выделяться из толпы, это небезопасно.

– Каролины, я оставлю вас, мне нужно проводить нарушителя в комнату, а потом мы продолжим наш урок.

Ощущаю толчок в спину и делаю первый шаг. Он оказывается настолько неуверенным, что мне становится дурно. В штанах у меня лежит ключ к свободе, и если он выпадет, то… даже додумывать не буду. И поэтому как только открывается дверь аудитории, оборачиваюсь и толкаю доктора, он, не ожидая от меня подобного, теряет равновесие и валится на задницу. Не дожидаюсь, когда он поднимется, несусь к своей кровати, преодолеваю коридоры, дыхание тяжелое, а сердце так и норовит пробить грудную клетку.

Пустота коридоров помогает мне достигнуть цели, остановившись у кровати, вынимаю ключ из кармана, прячу его под подушку и тут же отхожу в другую сторону помещения, прижимаюсь спиной к стене. Я бы могла побежать к выходу, вроде и ключ проверила, он реально открывает неприступную дверь, но я не могу оставить других здесь.

Мы вместе решились, вместе убили, вместе сбежим.

Через пару ударов сердца дверь открывается, и внутрь врывается доктор Миллиган.

– Каролина тридцать шесть! Ты совсем рехнулась?

Он медленно идет ко мне, а я отступаю вдоль стены.

– Инстинкт самосохранения, – говорю я, пытаясь отдышаться. – Сами же нам рассказывали, как работает организм. Я напугалась и совершила необдуманный поступок.

– В последнее время слишком много необдуманных поступков с твоей стороны. Остановись и спокойно иди в комнату наказания. Иначе я увеличу дозу.

Я останавливаюсь и тут же прошу прощения у доктора. Он подходит ко мне, и я чувствую его напряжение. Так он на меня еще не смотрел. Словно я сломана и неуправляема. Может, так оно и есть.

Схватив за руку выше кисти, он тащит меня в место, которое забирает память, делает больно и постепенно превращает разум в желе. Надеюсь, что не позабуду о ключе и побеге.

Лишь бы не забыть.

Миллиган заводит меня в комнату, которую Каролины обходят стороной, даже если ведут себя смирно и надлежащим образом. Я же здесь уже в третий раз. Это то, что я помню.

– Садись, – командует Миллиган и отходит к столу, на котором лежат шприцы. Слева стоит холодильный аппарат, а там множество лекарств и дрянь, которой они нас наказывают. – Это сделает тебя более уважающей местные законы. Как ты вообще осмелилась усомниться в наших…

Он не заканчивает свою мысль, за дверью адской комнаты разносятся громкие крики, топот и какие-то хлопки. Доктор подходит к двери и, выглянув, быстро запирает ее внутри, откладывает шприц с жидкостью, которая создана, чтобы делать меня покладистой и кроткой.

Шум за дверью возрастает с каждым мгновением. По рукам бегут мурашки.

– Что там? – напряженно спрашиваю я.

Миллиган что-то бубнит, и единственное, что мне удается разобрать, так это фразу:

– Они нас нашли. Они нас нашли. Они нас нашли.

Доктор начинает суетиться, рыщет в шкафах, продолжая приговаривать одно и то же. За дверью постоянно слышны крики Каролин, в какой-то момент я распознаю возглас Киры. Вроде бы это была она.

От непонимания происходящего и ужаса, окутывающего здравый смысл, я хватаю шприц с огромной иглой и сжимаю его в руке. Это единственное средство защиты, которое мне доступно.

Доктор обернулся ко мне и посмотрел так странно, что я снова отступила от него на шаг назад.

– Они никого не оставят в живых.

Миллиган напуган. Да он в ужасе, а я его таким никогда не видела.

– Кто – они? – спрашиваю я.

– Люди.

Дверь с треском распахнулась, и комната страха стала страшнее в разы. Внутрь ворвался человек в черной и странной одежде, его лицо было закрыто тканью, я успела увидеть только глаза. В одно мгновение он бросил в доктора нож, и тот вошел Миллигану в шею. Он начал падать, хватаясь рукой за шею, то ли пытался вынуть нож, то ли зажать рану.

Странный человек поднес запястье к лицу и проговорил:

– Одна есть.

Больше он ничего не сказал своему запястью, но обратился ко мне:

– На выход.

– На что? – тупо переспросила я, краем глаза наблюдая за последними судорогами Миллигана и сжимая за спиной шприц.

Сегодня явно не их день. Второй доктор умер.

– Выходи отсюда.

Голос мужчины отличается от тех, которые я слышала до этого. Кажется, что у докторов они более тонкие и женственные, а у этого человека хрипловатый и суровый.

– Куда? – спрашиваю я.

– За дверь.

Я посмотрела на распахнутую дверь.

– За эту?

– Ты видишь тут еще двери?

Я пошла на выход, так и не выпустив шприц с ужасом внутри. Кротко дошла до мужчины в черном, и почти выйдя за дверь, обернулась и снова посмотрела в серые глаза.

– Вы нас спасаете? – спросила я.

Он не ответил.

Значит, не спасают. А что тогда им нужно? Наши способности? Тела? У нас ведь больше ничего и нет.

Я кивнула, сжала в руке оружие, сделала вид, что отворачиваюсь и замахнулась, но воткнула иглу не в шею, как это делали со мной, потому что человек был достаточно высоким, а вонзила в ногу и впрыснула в кровь жидкость, предназначенную мне. Это произошло за секунду. Всего одно мгновение, которое вырубит человека в черном.

Серые глаза перешли от моего лица вниз, я опустила шприц и отступила на шаг. Мужчина поднял на меня взгляд.

– Твою мать, – выдохнул он и рухнул.

Я знала, что ему сейчас станет больно. Очень больно.

– Извини, – прошептала я и наклонилась к упавшему. – Мне нужно вот это.

Я забрала у него один из ножей. Он вообще был весь в каких-то странных приспособлениях. Я интуитивно чувствовала, что они опасны, и не стала трогать то, с чем не знакома даже формально. Начала подниматься, и запястье мужчины заговорило:

– Люк, как там у тебя? Нашел других?

Люк не ответил, и я тоже не стала.

Вышла из комнаты и стала продвигаться в сторону помещения, где мы спали. Хотя была совершенно не уверена, что мне нужен ключ, спрятанный под подушкой. Я хотела найти Киру, Обри и Лину. Мы должны были бежать вместе. Но пока я передвигалась по пустым коридорам. По пути увидела трех докторов, все они были мертвы. Вокруг были брызги крови и подтеки. Девушек не было, свет мигал, периодически полностью пропадая на несколько секунд. Казалось, что я осталась тут в одиночестве. Я и Люк, который сейчас переживал не самые приятные моменты своего существования.

В комнате я нашла одну из Каролин. Она лежала на полу без чувств. Я присела возле нее и прислушалась к дыханию, его не было. Казалось, что ее затоптали. Руки и ноги были неестественно согнуты, а голова завернута. Крови рядом с ней не оказалось.

Сердце колотилось словно обезумевшее. Дыхание было поверхностным, а рука с ножом потела так, что я боялась потерять оружие быстрее, чем приобрела его.

Под подушкой ничего не оказалось. Я перетрясла ее трижды.

– Вот гадины, – в неверии прошептала я.

Они были здесь и забрали ключ. Обри явно поняла, что я побежала именно сюда. Они кинули меня тут.

Они оставили меня.

Мужские голоса помогли мне в мгновение ока забраться под свою кровать.

Лежу и прислушиваюсь, как шаги и голоса приближаются. Свет продолжает мигать, и это наводит еще больше жути, кажется стоит тьме отступить и передо мной окажется кто-то в черной одежде.

– Чисто, больше никого нет.

– Понял тебя, Джордан, спали это место.

– Принял.

Я видела три пары ног, которые удалялись достаточно быстро.

Лежу и едва дышу. Кажется, что они сейчас вернутся. Поймут, что я здесь, и поймают меня.

Что им вообще тут было нужно?

Не знаю, сколько времени прошло, но я все же выбралась из-под кровати и тут же почувствовала запах гари.

– Нет, нет, не надо, – шептала я сама себе, продолжая идти в сторону выхода из отсека для сна.

Сгореть заживо. Я даже думать не хотела, насколько это ужасно. Хуже комнаты наказания уж точно. Вспомнив про человека, которого я там оставила, направилась в ту сторону. Хотя, если быть честной, мне все равно нужно было идти туда, ведь чтобы дойти до двери, за которой находится возможный выход, придется миновать пыточную.

Заглянув внутрь, мужчину в странной одежде я не обнаружила. Ушел? Пришел в себя так быстро? Это невозможно.

Дым постепенно заполнял пространство вокруг. Я кашляла и старалась пригнуться ниже, казалось, что там было меньше дыма. Я не понимала, откуда он, ведь огня не видела.

Шаг за шагом, и вот я стою напротив двери, которую вынесли. Она валяется вдалеке, кривая и безобразная. Все же ключ мне оказался не нужен. Нолан умер зря, хотя нет никаких гарантий, что люди в черном не убили бы его, как сделали это с остальными.

Сжимаю нож еще сильнее и вхожу в коридор, по которому я никогда не ходила.

Не хочу сгореть.

Именно эта мысль толкает меня вперед, и я продолжаю идти по коридору, который, кажется, поднимается вверх. Из-за дыма я уже практически ничего не вижу и передвигаюсь, щупая рукой стену слева, и продолжаю сжимать нож в правой. Он дает видимость безопасности, даже несмотря на то, что ей тут и не пахнет. Вокруг воняет дымом.

Меня сгибает пополам, кашель душит, глаза слезятся.

Шаг, еще один.

Запинаюсь обо что-то, приглядываюсь. Это доктор Шиндлер, и ему почти отрезали голову.

Оступаюсь и падаю на колени, нож вылетает из руки, но я быстро нахожу его, обшарив вокруг себя все, до чего смогла дотянуться.

Снова встаю и иду.

Кашляю.

Иду и иду.

Снова сгибаюсь от кашля пополам. На глазах выступают слезы.

И в момент, когда мне кажется, что этот коридор никогда не кончится, я выхожу в темноту, делаю еще несколько шагов вперед и падаю у входа на ферму.

Коридор позади.

Впереди неизвестность.

Кашель раздирает горло. Организм желает выплюнуть легкие, но я не позволяю и немного успокоившись утираю глаза.

Сильный ветер уносит огромную часть дыма в сторону. Поднимаюсь и иду дальше от фермы. Я хотела сбежать? У меня появилась возможность.

В следующий раз нужно быть осторожнее со своими желаниями.

– Где я?

Останавливаюсь у края обрыва. Он настолько резкий, что если бы я сейчас бежала по этой темноте, то рухнула бы вниз и убилась.

Подхожу к самому краю, ветер треплет волосы, отодвигаю их и смотрю в темноту. Даже не понять, насколько там глубоко.

Решаю сменить направление, иду в противоположную сторону и снова дохожу до обрыва.

– Да что такое-то?

Со стороны фермы уже во всю разносится треск огня, и когда первое пламя показывается из бесконечного коридора, я понимаю, что нахожусь на вершине какой-то высоченной стены, и она расходится в две стороны. Конца и края ей нет.

А высота фатальна для человека.

Фатальна для меня.

Организм требует воды, но у меня ее нет.

Направляюсь вдоль стены, надеясь, что не будет столь сильного порыва ветра и меня не снесет вниз.

Ступаю медленно, чтобы не поранить ступни. Самый сильный адреналин в моей жизни отступил, и я понимаю, что уже поранила левую ногу. Хорошо, что не критично.

Ветер продолжает завывать, но мне не холодно.

Пройдя черт знает сколько, останавливаюсь и смотрю в небо.

Я вырвалась.

Я свободна.

Я одна.

2. Люк

Люк сидел у себя в кабинете и читал отчеты парней, чтобы увидеть всю картину взятия очередной фермы. Впервые за шесть месяцев он пошел сам и что случилось? Его вырубила Каролина. Он и сам не понял, как это произошло. Они не ведут себя агрессивно. Всегда кроткие и послушные, а эта оказалась другой. Изначально, Люка должен был напрячь ее вопрос. Каролины не задают вопросов. Не перечат и уж тем более не бросаются на свою защиту. Им медикаментозно гасят почти все человеческие чувства и эмоции. Они отдаленно напоминают обычного человека. Даже внешне их отличает пустой взгляд, практически глупый и неосознанный.

Люк продолжал просматривать отчеты по прошлым фермам и всегда все было одно и то же. Минимум охраны, потому что охранять Каролин не логично, они не убегают, потому что не видят в этом смысла, а содержать людей – это потерянные средства, которые не оправдывают себя.

Охрана – это лишнее внимание к мертвой, как должно казаться местности.

Времени, чтобы заменить прошлую Каролину оставалось все меньше и меньше. Единственный способ освободить брата – заставить Брикона отдать его добровольно. А этот ублюдок так просто этого не сделает. Хорошо то, что он про Каролин вообще ничего не знает. Или мастерски делает вид, что не верит в их существование.

В дверь постучали, и Люк разрешил войти. Крис вошел внутрь и доложил:

– Они готовы.

– Сколько в итоге мы вытащили?

– Пятьдесят одну.

Прошли сутки с момента взятия фермы. Все доктора были ликвидированы, а Каролины, не считая одной погибшей в давке, перевезены в Салем. Город отца Люка, построенный на разбитом фундаменте былых времен.

– Отлично, – выдохнул Люк. Что они умеют?

Крис прошел к столу и сел на край. Закатив глаза, тяжело вздохнул.

– Они опять стоят, как неприкаянные, молчат. А ты сказал не давить на них. – Крис разводит руками в стороны.

– Боятся.

– Нас и должны бояться, – напомнил Крис.

Люк посмотрел на друга, как на младенца.

– Но не слабые девушки.

– Слабые? Тебя вроде как одна уложила без единого удара.

– Ты мне предлагаешь бить женщин?

– Мог бы просто скрутить ее.

– Мог.

Люк поднялся и пошел вон из кабинета, продолжая слушать Криса.

Девушки стояли во дворе пансионата, в котором жили другие Каролины, вокруг расположились люди Люка и присматривали за Каролинами, они ведь могли попытаться сбежать, хотя для их вида это было недопустимо. Теперь Люк не был уверен в их безоговорочной кротости. По крайней мере пока их память не вернулась. Он обошел взглядом лица и не обнаружил той, что вырубила его. Неужели, из практически пятидесяти человек именно ее затоптали в давке?

– Здравствуйте, дамы, хочу представиться, я – Люк и все, что вас окружает, принадлежит мне. Вы можете остаться в этом городе и жить в пансионате с другими Каролинами или же вы вольны уйти, но мне нужна помощь одной из вас.

Люк сделал паузу, чтобы Каролины усвоили смысл сказанных им слов. Он уже заранее знал, что все они останутся. Так их воспитывали и обучали. Они не могут жить сами по себе, тем более не в этом мире. Не в это время. Неизвестно как долго они были на ферме. Неделю, месяц или десять лет. Чем дольше их пичкали химозой, тем печальней были последствия. Но тем сильнее был их дар.

– У кого из вас есть сила внушения? – спросил Люк и обвел испуганные лица внимательным взглядом.

Каролины стояли и молча смотрели на него, пока Крис не наклонился к Люку и не подсказал:

– Разреши им говорить, иначе мы будем тут до утра стоять.

– Можете говорить.

И они заговорили хором, это было больше похоже на курятник. Люк поднял ладонь и попросил их остановиться, указал рукой на одну из них и спросил:

– Говори ты, у кого есть сила внушения?

– У Каролины тридцать шесть, – спокойно ответила светловолосая Каролина.

Люк испытал облегчение, которого не испытывал уже шесть месяцев. Его брат совершил опрометчивый поступок и попал в плен, из которого невозможно выбраться, так как неизвестно, где он находится. Единственный, кто владеет этой информацией враг Люка, и он наотрез отказывается отпустить заложника. А взамен на жизнь Сэма он просит непозволительно много. Угодья и формулу очистки воды. А это все что есть у Салема. Без этих знаний их город сотрут с изуродованного лица земли.

– Кто из вас Каролина тридцать шесть? – спросил Люк и в ожидании снова прошелся взглядом по девушкам.

Никто не поднял руку, не сделал шаг вперед и не сказал «я». Неужели нужная ему Каролина – затоптанная в давке на ферме? Если это так, то судьба снова решила поиздеваться над Люком. Пять лет он владеет городом и все пять лет что-то идет не так. Тут ненароком поверишь в проклятия и порчи.

– Она среди вас? – спрашивает он.

– Нет, – отвечает светловолосая Каролина.

– Сколько вас проживало на ферме?

– Пятьдесят три.

Здесь собрано пятьдесят одна, еще одна задавлена при операции. Итого пятьдесят две.

– Кто знал ее достаточно хорошо, чтобы описать?

Руку подняла одна девушка, Люк кивнул и приказал Крису сводить Каролину к художнику, а после принести рисунок ему. Необходимо было найти нужную девушку. Времени осталось всего два месяца до конклава. Люк подал заявку, что будет со своей женой. Больше никого с собой брать нельзя. Только члены правящей семьи. А у него из семьи остался только малолетний ребенок, который явно не сможет помочь в случае опасности. Единственный вариант – супруга, желательно с необходимой и достаточно редкой способностью. Ему больше и не надо.

Через три часа Крис нашел Люка в спальне Деймона, тот уже спал в своей кроватке. Мальчику скоро исполнится три года, и он скучает по Сэму больше, чем тот может вообразить.

– Ему нужен отец, – сказал Люк и не глядя протянул руку.

Крис вложил листок, и Люк посмотрел на рисунок.

– Не может быть, – прошептал он.

– Что?

– Это она. Та самая Каролина, что вырубила меня. Собирай отряд, дай распоряжение Поупу пусть разместит новых Каролин, а мы идем на поиски.

– Когда?

– Как можно быстрее, пока ее не сожрали твари.

3. Дивный мир

Красота природы завораживает, это безусловно, но я так устала, хочу спать, пить и помыться. Продолжаю шагать, даже когда солнце встает. Каменная стена не кончается, но постепенно становится ниже. С двух сторон я могу рассмотреть только бескрайние леса. Больше ничего не видно. Я бы предположила, что там ничего и нет, но ведь люди в черном откуда-то пришли, значит что-то точно есть. Осталось это только найти.

Солнце слепит и становится очень жарко. Надо спускаться, но высота настолько большая, что я кажусь мелкой песчинкой. Ветер утих, как и страх. Прокручивая воспоминания прошлого дня, пытаюсь понять, куда делись Каролины и как люди в черном забрались на стену? Получается, что ферма находилась внутри этой самой стены. Кто ее построил и для чего?

Если бы я была сейчас на ферме и на нее никто бы не напал, то я бы уже приняла очередную дозу лекарств с помощью шприца. Но, пропустив их, понимаю, что сознание становится более ясным. Цвета ярче, звуки четче, ощущения более раскрытые. Лекарства словно сглаживали все, что я чувствую сейчас.

Нахожу более-менее плавный спуск и сажусь на камень, чтобы перевести дух.

Я шла всю ночь. Иногда слышала, какие-то звуки, но не могу дать им нормальное определение, также не могу понять, кому они могут принадлежать.

Куда делись Каролины? Их забрали нападавшие? Как они ушли так быстро, что я не встретила никого из них у выхода из фермы?

– Что мне делать? Куда идти? И зачем?

Живя на ферме, этих вопросов не возникало, и сейчас я чувствую себя потерянной. А усталость так и давит на плечи, шепчет на ухо: «Приляг, отдохни».

– Не буду я тут ложиться, – отвечаю усталости, а плечи тем временем опускаются все ниже и ниже. – Нужно найти место, где я могла бы поспать. Наверное.

Еще немного посидев, все же прикладываю титанические усилия и поднимаюсь. Тут же морщусь от боли в стопах. Как бы аккуратно я ни старалась идти, все равно повредила кожу.

Прячу нож за пояс брюк и начинаю спуск. Медленно и аккуратно переставляя ноги и перехватываясь руками, двигаюсь вниз. Еще ниже. Еще немного. Шаг сюда, зацепилась здесь, сделала упор на этот камень. Соскальзываю с камня на камень. Встаю на очередной выступ, он не выдерживает моего веса и летит вниз, я отправляюсь за ним, успев лишь коротко вскрикнуть и схватиться за воздух.

От удара вышибает дух, а глаза и рот распахиваются, как бы теперь запахнуть их обратно.

Стону и жалею свою спину, одновременно радуюсь тому, что не воткнула в себя нож.

Пару минут лежу и смотрю на стену, снизу она кажется еще выше и страшнее.

– Ну вот и спустилась, Эшли. Умница, – хриплю я.

Сажусь и тут же подбираю нож, который позаимствовала у мужчины в черном. Эта вещь вообще единственное, что у меня есть. Не будем вдаваться в подробности и думать, что она вообще-то не моя. Уже моя. Трофей.

Поднимаюсь в полный рост и разминаю спину, наклоняясь из стороны в сторону. Смотрю на бескрайний лес. Что в нем мне неизвестно, буду узнавать.

Вхожу под первые деревья, и дух захватывает от увиденного. Мир такой красивый. Зелень радует глаз.

– Ах, черт!

Что-то воткнулось в пятку.

Сажусь на траву и вытаскиваю нечто белое и острое засевшее под кожей. Кручу в руках и не могу понять что это. Кость? Зуб? Отбрасываю в сторону и глубоко вздыхаю. Кажется, что я должна все это знать, но дверь воспоминаний закрыта наглухо, и где украсть ключ для нее, я не знаю. А как показала практика, воровать я точно умею. И убивать.

Нет! Я не буду об этом думать.

Срезаю рукава, обматываю израненные ноги и удивляюсь, почему не догадалась сделать этого раньше? Нужно было помочь своим ступням еще на стене.

Продолжаю путь, и в какой-то момент усталость берет верх, и я сажусь под одним из деревьев. Привливаюсь к нему спиной и мгновенно засыпаю.

Сон уносит меня в город, я вижу много огней, высокие дома и людей. Они проходят мимо меня. Пихают и толкают, а я во все глаза смотрю вокруг. После очередного невежи, толкнувшего меня в плечо, иду по дороге… и я знаю, куда именно иду. Перешагиваю валяющийся мусор и приближаюсь к серому дому с плоской крышей, над дверью висит вывеска «Мороженое и чай». Дверь стеклянная и я улавливаю там свое отражение. Я – ребенок. Тонкие темные брови и вздернутый нос. Короткие волосы, а лицо все грязное, глаза испуганные.

Толкаю дверь и вхожу внутрь. На меня смотрит мужчина, и его губы медленно растягиваются в улыбке. Зубы, словно поругались и не хотят больше общаться друг с другом, наклонились в разные стороны. Парочка нижних и вовсе удалились и оставили после себя дыру.

– Попалась, – говорит мужчина, и я открываю глаза.

Отталкиваю сон и пытаюсь отдышаться.

На ферме подобных снов не было. Там вообще снов не снилось. Голова болит, и я прикладываю пальцы к вискам. Но тут же распахиваю веки.

Хруст ветки за спиной.

Еще хруст.

И опять.

Теперь сон уже точно позади, я о нем и думать позабыла.

Хруст повторяется, но кажется, что в этот раз он прозвучал немного дальше. Пальцы сами находят нож за поясом.

Нужно выглянуть и понять, кто там.

Да. Я должна сделать именно это. Ведь кроме меня некому. А опасность, как и неизвестность нужно встречать лицом к лицу.

Да ведь?

Да.

Схватив храбрость за грудки, выглядываю из-за дерева. Создание стоит на достаточно близком расстоянии от меня. Четыре лапы, ростом мне по пояс, примерно так. Шерсть коричневая, а морда удлиненная. Но я ее толком не вижу, так как создание стоит ко мне боком. Оно ест траву. Лениво щиплет зелень, а на меня вообще не обращает никакого внимания. Срываю тровинку возле себя и тоже пробую ее. Фу. Горькая. Выплевываю, и в этот момент создание поворачивается в мою сторону. Морда обезображена, часть рта деформирована, и оттуда текут слюни вперемешку с жеваной травой. Но все это не столь важно, больше всего меня пугают глаза. Большие и красные, немного на выкате, словно их… выдавили.

Мы с созданием смотрим друг на друга. А потом оно срывается с места и бежит на меня.

Зачем оно бежит? Тут трава такая же!

В последнюю секунду перед тем, как сорваться с места, пониманию, что не за травой оно бежит, а за мной. Видимо, создание не брезгует мясными продуктами.

Пробежать удается несколько метров. Удар в спину валит меня с ног, пытаюсь уползти, но существо впивается мне в ногу. Вскрикиваю и переворачиваюсь, создание прыгает на меня, выставляю вперед руки, пытаясь защититься. Существо натыкается боком на нож и, взвизгнув, убегает прочь, предварительно залив меня кровью.

Сажусь и трясусь. Дыхание шумное и быстрое.

Вытираю с лица кровь. Поворачиваюсь и осматриваюсь по сторонам.

– Мне повезло. Мне просто повезло.

Я ведь могла сейчас умереть. Навсегда.

Понимание этого вгоняет меня в ступор. На какую свободу я рассчитывала? На что полагалась? На свои мысли и на то, что в большом мире, за пределами фермы все будут рады помочь мне? Как же все это было глупо.

Но даже понимая это, я знаю, что не смогла бы поступить иначе и ждать момента, когда доктора что-то со мной сделают. А они делали. Постоянные осмотры заканчивались уколами и жидкостью, заливаемой в нас. А сон? Сон, который я видела, уверена, что это воспоминание. Все же я человек, а не Каролина. А разве Каролина не человек?

– Я – Эшли, а не Королина. И я должна быть осторожной, – проговариваю я, хаотично осматривая себя на предмет ранений от красноглазого создания. Если продолжу разговаривать сама с собой, то, возможно, сойду с ума. Сойду с ума? Откуда я взяла это…

Странное ощущение.

Кажется, что в голове, в воспоминаниях начинает проясняться, но я вижу все это сквозь завесу. Скорее всего лекарства гасили воспоминания. Но зачем?

Хватит рассуждать, нужно найти безопасное место и воду, про еду даже думать не буду. Если понадобится, начну жевать траву, как это создание, или вовсе начну охотиться.

«На кого?» – спрашивает внутренний голос.

– На кого угодно, – отвечает внешний.

Осмотрев укус, отправляюсь дальше. Теперь я смотрю не на красоту мира, а на опасность, которая может появиться передо мной в любой момент. Шаг за шагом удаляюсь от фермы и приближаюсь к чему-то иному. Буду называть это началом жизни Эшли. То есть, меня.

Громкий и странный звук раздался в небе. Поднимаю голову и вижу, как надо мной пролетает что-то неизвестное. Подсознание тут же подкидывает слово – вертолет.

– Вертолет, – пробую его на вкус. Знакомо.

Так как вертолет движется в сторону фермы, я не иду к нему, а продолжаю продвигаться сквозь лес. В какой-то момент расстояние между деревьями становится меньше, а трава ниже. Солнечные лучи с трудом пробиваются сквозь кроны.

Сил практически не осталось. Перед глазами плывет. Шаги замедляются. Веки опускаются.

– Что-то не так, – шепчу я, чтобы услышать свой голос.

Состояние схоже с тем, как я себя чувствовала после некоторых уколов. Это от укуса создания?

Перед глазами резко опускается темнота, и я падаю лицом вперед, руки бездействуют, и я валюсь на землю.

Сознание то появляется, то исчезает. Словно кто-то балуется светом. Включает и тут же выключает его.

Когда сознание снова дает о себе знать, понимаю, что двигаюсь, меня кто-то тащит за ногу. За то место, где красовался укус. Тащат меня медленно, поэтому удается немного прийти в себя, поднять голову и посмотреть, кого я встретила в этот раз. Нога в месте ранения от зубов горит.

Лучше бы не смотрела. Ужас моментально окутывает меня, и крик разносится по лесу, отражаясь эхом. Я даже перестаю чувствовать боль в месте укуса и совершенно не обращаю внимания на кровью залитую штанину.

Человек, или что это такое, останавливается и поворачивается ко мне. Это точно человек, но с ним, видимо, случилось несчастье, проклятье или что-то еще. Он весь покрыт редкой шерстью, рот перекошен, а глаза находятся один над другим.

Вопль продолжается, а страшный человек дергает меня за ногу, но тут же падает на меня сверху. Я замолкаю и стараюсь оттолкнуть его. Выползаю из-под тела не сразу и встаю на ноги. Среди деревьев вижу уже знакомую черную одежду.

– Стой.

Опускаю взгляд на мохнатое тело, в руке он держал мой нож. Украл? Украл ворованное? Это уже слишком. Дальше мозг отключается, и я действую чисто на инстинктах. Наклоняюсь, хватаю нож и бегу назад. Дальше от человека в черном. Он опасен. Я знаю это.

Инстинкт самосохранения подстегивает меня, и я несусь вперед. Ветки цепляются за одежду и вырывают волосы клочьями.

– Стой! – кричат мне.

– Нет!

Зачем я отвечаю?

Шею обжигает, и я хватаюсь за место, которое приносит дискомфорт. Что-то торчит. Вынимаю палочку, на ее конце игла, и останавливаюсь, потому что передо мной еще два человека в черном. Смотрю по сторонам и вытянув руку вперед как бы говорю им не подходить.

– Мы не желаем тебе вреда, – говорит один из них.

Зачем тогда просят остановиться? Эти люди совсем не добряки. Подобные им, или эти же самые, напали на ферму. Добрые не нападают.

– Тогда дайте мне уйти, – говорю я и продолжаю кружить на месте, выставив нож вперед.

– Мы дадим тебе дом, – говорит другой.

Хмурюсь. О чем они говорят?

– Я его не просила, – уже более спокойно произношу я.

– Каролина, опусти нож и мы поговорим.

Из-за спины говорившего последним уверенным шагом идет еще одна фигура в черном. Он огибает говорившего и не останавливается, пока кончик лезвия моего ножа не упирается ему в грудь.

Он что? Сумашедший? И что мне теперь делать? Проткнуть его?

Смотрю в прорезь черного цвета и вижу глаза. За ними скрывается слишком уверенный в себе человек. Стараюсь смотреть так же уверенно и бесстрашно, но когда он начинает говорить, я узнаю голос. Становится неловко.

– Тем более нож мой. Спасибо, что сохранила его. Для меня.

Пара мгновений, три движени, и я уже стою без оружия, а в следующее мгновение меня перекидывают через плечо и куда-то несут.

– Отпустите меня!

Волна страха сбивает с ног. Куда меня тащат и зачем? Снова закроют на ферме? Или придумают что-то похуже?

– Вколите ей транквилизатор, – отдает команду тот, кто несет меня.

– Уже, – отвечает другой голос.

– Понятно. Проблемная Каролина.

Пытаюсь выгнуться, чтобы свалиться с плеча, толкаюсь руками в живот похитителя и шиплю:

– Я не Каролина.

Человек останавливается и тут же ставит меня на ноги, поворачивает к себе спиной.

– Да что…

Он поднимает мне волосы и что-то там ищет.

– Прекратите!

– Нет. Ты – Каролина.

Меня снова поворачивают, и он говорит, четко смотря мне в глаза:

– Мне нужна твоя помощь, и мы поговорим об этом, но не на этой территории. Счастье, что ты выжила.

В этом я согласна с человеком в черном. Я тоже рада, что жива.

– Вы убили людей на ферме, почему я должна добровольно с вами идти? – спрашиваю я.

– Потому что мы убили тех, кто вас выкрал и превратил в амеб.

– В кого? – переспрашиваю я.

– В Каролин.

Каролины – это амебы? Интересно, но ничего непонятно.

– А девушки?.. – начинаю я, но мне не дают закончить вопрос.

– Каролины в безопасности и уже начинают вспоминать, кто есть кто.

Смотрю на людей в черном. В совокупности насчитываю семерых. Не сбежать мне от них. А что если они действительно говорят правду и не желают мне зла? Сколько я могу блуждать по лесу? Есть ли здесь рядом хоть что-то, где бы я могла найти воду и еду?

– У вас есть вода? – спрашиваю я и чувствую, как губы потрескались от недостатка жидкости.

Мужчина кивает и говорит:

– Крис, дай воду.

Когда ко мне в руки попадает фляжка с водой, я сначала нюхаю ее.

– Не пахнет, – замечаю я и тут же начинаю жадно пить. Горло больно, но я не отнимаю фляжку от губ, пока вода не начинает течь по подбородку.

Возвращаю фляжку Крису и снова смотрю в серые глаза напротив.

– Вы меня не убьете? – спрашиваю я.

Тут же следует уверенный ответ:

– Нет.

– Точно?

– Да.

Киваю и чувствую, как веки снова начинают тяжелеть. Мужчина передо мной смазывается.

– Вода, – шепчу я. – А в ней снотворное.

– Нет, – отвечает сероглазый обманщик. – Черт, Крис, ее, видимо, укусили или поцарапали.

Это последнее, что я слышу, и в который раз за последние сутки теряюсь во времени и пространстве. В этот раз нет никаких снов. Гордая и неприступная темнота ласкает меня и укутывает в заботливые объятия. Мне так хорошо и беззаботно.

4. Знаки на теле

Поднимаю веки и упираюсь взглядом в белый потолок. Пару мгновений лежу не двигаясь, вспоминаю пожар, побег, лес, существ в нем и тут же начинаю осматриваться по сторонам.

Неужели все это было сном, а я все это время была на ферме?

Первая мысль, посетившая меня, – не снились мне сны на ферме.

Следующая мысль – комната не из фермы. Ее выдает неидеальность. В некоторых местах на стенах прослеживаются небольшие трещины, они паутиной собираются то тут, то там. В остальном стены и потолок чистые.

Голова немного гудит, во рту сухо.

Сажусь и осматриваюсь. На столике рядом с кроватью стоит стакан воды, трясущаяся рука тянется к нему, но замирает на половине пути.

– Что с рукой? – хрипло спрашиваю я сама у себя.

Кожа разрисована от самого запястья и до плеча. Линии и разводы, всполохи, похожие на лепестки, соединенные линиями. Вскакиваю с кровати и тут же морщусь от боли в ступнях и месте укуса. Осматриваю вторую руку. То же самое. Снимаю с себя подобие халата, под ним остаются только трусы. Верчусь на месте так быстро, что голова начинает кружиться. Я вся в странных рисунках. Пытаюсь оттереть их, но они никуда не пропадают. Паника медленно наступает на меня. Что они со мной сделали?

Дверь открывается, и на пороге возникают двое мужчин. Поворачиваюсь к ним лицом, не успеваю ничего сказать, как тот, что немного повыше, говорит:

– Крис, иди погуляй пока.

Крис же стоит и смотрит на меня, его челюсть медленно опускается ниже и ниже, а глаза открываются все шире и шире.

– Крис? – снова окликает его первый.

– М-м-м?

– Вали, я сказал.

– Понял.

Крис уходит, и я перевожу все внимание на оставшегося. По серым глазам моментально узнаю его. Тот самый, которому я воткнула иглу в ногу и своровала нож. Он же тащил меня по лесу на своем плече, оно, кстати, достаточно внушительное. Нолан смотрелся бы рядом с этим сероглазым как подросток-переросток. Если бы Нолан был жив. Мужчина не отрывает взгляда от моего лица и спрашивает:

– Не понравилась пижама?

– Что?

Он приподнимает брови, и его губы немного подрагивают, словно он сдерживает какие-то едкие слова или же улыбку.

– Ты голая.

Опускаю взгляд и смотрю на свое тело.

– Не совсем, – говорю я. Трусы ведь тоже часть гардероба. Какая никакая, но одежда.

Неожиданно во мне поднимается незнакомое чувство и уже в следующий удар сердца я могу дать ему объяснение. Это стеснение.

Прикрываю грудь руками, и в этот момент серые глаза опускаются вниз по моему телу. А я словно чувствую касания. Легкие, едва уловимые и безразличные. Или нет?

– Что вы со мной сделали? – спрашиваю я, стараясь абстрагироваться от взгляда незнакомца.

Его глаза возвращают внимание к моему лицу, и он говорит:

– Я бы попросил тебя надеть пижаму.

Да какая к черту пижама? Я в неизвестном месте, с опасным человеком.

– Почему? – спрашиваю я и опускаю руки. Меня в данный момент больше всего интересуют другие моменты. Где я? Кто он? Что со мной?

Он глубоко вздыхает, его взгляд снова пробегает по моему телу.

– Для того, чтобы мы могли спокойно поговорить, – максимально сдержанно отвечает мужчина.

Я опасаюсь его. Смотрю настороженно, но не понимаю, что ему так далась эта пижама? У них правила такие, не разговаривать с голым человеком?

– А мы разве не говорим?

Мужчина прищуривается и спрашивает:

– Что с тобой не так? Каролины не ведут себя подобным образом.

Вздергиваю подбородок, стараясь казаться совершенно бесстрашной и уверенной.

– А я и не Каролина.

Мужчина проводит рукой по темным волосам, и все же его губы в мгновение ока преобразуют его лицо из сурового в более дружелюбное. Но меня не обманешь легкими улыбками, хотя не могу не заметить, что улыбающиеся лица мне нравятся куда больше.

– Надень чертову пижаму. Твоя нагота мешает сконцентрироваться.

Не знаю, что ему там мешает, но решаю сдаться и одеться. Вроде бы этот человек не собирается причинить мне вред. По крайней мере мне так кажется в это мгновение. Если бы хотел сделать больно, то сделал бы. Так ведь?

– Ладно, – бросаю я.

Мне и самой уже максимально некомфортно было стоять. Не из-за своей наготы, а из-за взглядов, которыми на меня смотрел вошедший. Подхожу к кровати, и хотя я стою спиной к мужчине, чувствую его взгляд. Из-за этого странная стая мурашек пробегает по коже, но стоит мне натянуть на себя одежду, как мурашки исчезают. Ну и пусть валят, без них спокойнее. Поворачиваюсь и смотрю на мужчину.

– Каролина, – начинает он, но я тут же перебиваю:

– Я Эшли, не называй меня Каролиной.

Мужчина снова прищуривается. А я тем временем понимаю, что он не привык, чтобы с ним разговаривали таким тоном. Но раз уж я решила начать новую жизнь, то и от старых привычек пора отказаться. Например, от той, где я всегда должна была пресмыкаться перед докторами. Где я обязана была подбирать слова и не смела отстаивать свою позицию. С позицией я пока не разобралась, но уверенно иду в этом направлении. По минному полю, но все же иду.

Мужчина смотрит на меня, как на загадку, которую он не знает как отгадать. Я же не хочу, чтобы меня называли Каролиной. Не хочу быть одной из одинаковых женщин. В чем-то общение с Ноланом было для меня полезным. Именно он показал мне, пусть отчасти это и была ложь, что я особенная. Не для него, так для себя.

– Эшли, как ты себя чувствуешь?

Прислушавшись к своему телу, понимаю, что в основном со мной все в порядке. Дискомфорт в ступнях и зуд в месте укуса, на этом проблемы заканчиваются. Он все же назвал меня Эшли, и это показывает, что я иду в верном направлении, и уже обошла первую мину и даже не взлетела на ней.

– Нормально. А ты?

Он снова щурится. Видимо, мужчина часто это делает, в уголках его глаз собрались и уже укоренились тонкие морщинки. А может, у него проблемы со зрением. Не знаю.

– Что – я? – переспрашивает мужчина.

– Как тысебя чувствуешь? – не понимаю, зачем задаю этот вопрос, он вылетает на свободу сам по себе и не имеет к моим мыслям никакого отношения. Я бы хотела спросить совершенно о другом.

– Жарковато.

Одно слово, и мне тоже стало как-то жарковато. Но не только сказанное способствовало этому, но и очередной взгляд серых глаз.

– Что вы со мной сделали? – интересуюсь я. – Что с моим телом?

Мужчина приподнимает темные брови.

– По мне, так с твоим телом все замечательно.

Мне становится еще немного жарче.

– Вы рисовали на мне, – напоминаю об этом и протягиваю руку запястьем вверх.

– Нет. Не рисовали.

– Да, – говорю я и вытягиваю вторую руку. – Вот же.

– Последствия отравления. Эти рисунки на тебе не из-за того, что кто-то решил, что твое тело холст, а из-за укуса на ноге. Ты заражена.

О боже…

– Чем заражена?

– Вирусом.

Мне становится жутко, дыхание учащается. Прикладываю ладонь к груди, сердце за ребрами учащенно колотится. Неужели я сбежала из фермы, слонялась по лесу и боролась за жизнь в схватке с чудовищами ради того, чтобы умереть от вируса? Жизнь несправедлива. Если бы я осталась на ферме, то жила себе дальше и жила. Я поднимаю взгляд на мужчину и спрашиваю тихо, так, словно сама не хочу знать ответа:

– Когда я умру?

Он лишь пожимает плечами и спокойно отвечает:

– Не знаю. Смотря как будешь себя беречь.

Разговор складывается максимально странно. Я не знаю, кто он, где я, что ему нужно? Да я вообще ничегоне знаю. Возвращаюсь к кровати и сажусь. Смотрю на свои запястья, мне не нравятся эти рисунки. А на лице они тоже есть?

– Когда они исчезнут? – спрашиваю я.

– Никогда. – Звучит, как приговор.

Вскидываю голову и смотрю на мужчину. Он облокачивается на стену позади себя, складывает руки на груди и отвечает мне прямым взглядом. Отчего-то ищу в его лице схожесть с Ноланом, но не вижу ее. Кажется, я скучаю, но не по доктору, а по человеческому теплу. Нолан быстро подсадил меня на это, как на наркотик. Наркотик?

– Что такое наркотики? – спрашиваю я.

Мужчина сжимает пальцами виски, проводит ладонью по лицу и устало качает головой. Снова простреливает меня серым взглядом.

– Хотел бы я знать, что творится у тебя в голове. Но давай по порядку. Мое имя – Люк. Я вместе с командой моих людей спасли почти всех Каролин из фермы, на которой вас удерживали. Одна погибла в момент давки, остальные сейчас находятся здесь, в Салеме. Если захочешь, то увидишься с ними, но только через шесть дней. Пока ты в карантине из-за укуса твари. Я могу дать тебе время прийти в себя, подумать, может, вспомнишь что-то из прошлой жизни. Я приду позже и отвечу на все вопросы, а взамен этого ты мне поможешь.

Раскладываю новую информацию по полкам, до этого на них был полнейший кавардак, а теперь мне известно следующее: нас спасли, я в Салеме, передо мной Люк.

Уже больше информации, чем минуту назад, но она все равно ничего не проясняет.

– Что тебе от меня нужно? – напряженно спрашиваю я, понимая, что за все в этой жизни нужно платить. Откуда мне это известно? Без понятия. Скорее из жизненного опыта, который я помню. За внимание Нолана я платила своим телом. За крышу над головой расплачивалась покорностью и даром. Славные были времена, но ко мне в голову стали приходить вопросы, и я все разрушила. Да еще и человека убила. Последняя мысль вызывает странные чувства, определение которым я пока не в силах дать. Но они неприятные, склизкие и мерзкие.

– Твоя сила, – сообщает Люк.

Я тут же вспоминаю, что делала с людьми, которых даже не видела. Меня приводили в комнату в другом краю фермы от аудитории, завязывали глаза, я внушала человеку, которого даже не видела. А что внушала, я не помню. Сразу после этого, мне делали укол и уводили в спальню. Я забывала почти все, помнила только мелочи, из которых до сих пор пытаюсь собрать общую картину.

– Я должна заставить кого-то что-то сделать? – спрашиваю я, а нутро тут же противится этому. Моим разумом играли хрен знает сколько времени, а теперь я должна буду заниматься тем же. Теперь уже по своей воле.

– Да.

Эти серые глаза наводят жуть, но одновременно с этим кажутся открытыми, словно Люк ничего не скрывает. Но бывает ли такое? Сомневаюсь.

– Кого?

– Это мы обсудим позже.

Киваю и тут же хмурюсь. Если с этим мы разберемся потом, то сейчас у меня есть куча других вопросов. Если я не получу на них ответы, то ничего не буду делать для Люка.

– Зачем вы спасли Каролин? – спрашиваю я, пока единственный источник информации не ушел.

– Как я понимаю, тебе не нужно время, чтобы придумать вопросы.

– У меня их очень много, – признаюсь я. – Больше, чем я могу вынести.

Люк кивает и на мгновение отводит взгляд в сторону, но тут же возвращает его ко мне.

– Ваша ферма была третьей по счету, которую нашли мои люди. Каролин мы спасаем не из-за того, что мы белые и пушистые. У всех есть выгода в обладании вами.

Пушистые? О чем он?

– Я видела пушистого, – говорю я, вспоминая существо из леса.

– Что, прости? – приподняв брови переспрашивает Люк.

Поднимаю на него взгляд.

– Я видела пушистого, он тащил меня в лесу. И я рада, что вы… не пушистые.

Люк улыбается, тут же проводит рукой по лицу и стирает эмоции, словно их и не было.

– Ты… смешная.

– Нолан так же говорил. – Слова снова вылетают быстрее, чем я успела подумать. Надо что-то с этим делать.

– Нолан? – переспрашивает Люк.

– Не важно. Вы не белые и пушистые, что дальше? – спрашиваю я, уводя разговор подальше от Нолана.

Я убила его. Боже.

– Каролины нужны нам, потому что человеческий вид стоит на грани вымирания. Сейчас слишком мало женщин, которые могут зачать и родить. У Каролин с этим нет проблем.

– Вы нас спасли, чтобы мы рожали детей?

– Да. Но насильно никто вас не заставит. Женщин, в принципе, мало, в нашем городе вам будет безопаснее.

– Ладно, – соглашаюсь я, ведь эта информация от Люка вполне может быть правдой. – Скорее всего мне нужно подумать над вопросами.

– У меня есть парочка, – сообщает Люк, и мое внимание тут же переходит на него. – Ты помнишь что-нибудь из своей прошлой жизни?

– Нет.

Отчасти это правда, отчасти – ложь. Сон о маленькой девочке. Я склоняюсь к тому, что это воспоминание, но не буду о нем рассказывать. Сначала нужно самой разобраться со своей памятью. Отделить вымысел от правды.

– Есть вероятность, что скоро ты начнешь вспоминать. Не пугайся этого. Если будет плохо позови меня.

– Как?

Люк отрывает спину от стены, идет в мою сторону и достает из кармана браслет.

– Дай руку.

– Что это? – спрашиваю, прежде чем протянуть ладонь.

– Рация дальнего действия. Если захочешь связаться со мной, нажми вот эту кнопку. – Люк указывает мне на кнопку, но я смотрю на него, а точнее на лицо. Поднимаю руку и кладу ладонь на его щеку, Люк тут же переводит напряженный взгляд на меня и смотрит в глаза.

– Что ты делаешь? – спрашивает он, но не отстраняется.

– Колется. Что это?

– Щетина.

Я прикасаюсь к своей щеке, ладонь еще хранит тепло кожи Люка.

– Я никогда такого не видела. У меня нет.

У докторов тоже не было.

– Тебе бы не пошло.

– Наверное.

Люк выпрямляется и говорит:

– Если что, я на связи. Отдыхай пока. Душевая слева по коридору. Тут пока никого кроме тебя нет. Это для их же безопасности.

– Я не опасна.

– Ты пока заражена.

– А ты не боишься заразиться?

– Я бы и не смог.

Не успеваю задать очередной вопрос из кучи, что у меня есть, как Люк поворачивается и, уже шагая в сторону выхода, говорит:

– Еду и сменную одежду принесут немного позже. Отдыхай.

Дверь закрывается, а я перевожу внимание на свою ладонь.

– Щетина, – шепчу я. – А мне она нравится.

Люк возвращается и указывает в правый верхний угол комнаты.

– Это камера. Просто хочу, чтобы ты о ней знала. За тобой постоянно будет кто-то следить.

От этой новости становится немного не по себе. Кто-то будет постоянно на меня смотреть? У чему все это?

– Зачем? – напряженно спрашиваю я.

– Твоя безопасность сейчас практически на первом месте.

Вот что это было? Объяснение или загадка? Я не стала спрашивать. Посмотрела на камеру, когда Люка уже не было в комнате. В памяти снова что-то всколыхнулось, но пропало так быстро, что я не нашла момента, за который успела бы зацепиться.

5. Познания

Я провела в этой комнате уже два дня, чтобы мне было не скучно и я не пыталась найти приключений на свою задницу, мне предоставили книги со старыми листами. Интересно то, что подобных книг я раньше не видела. Учебники, по которым нас обучали, выглядели новыми, или практически новыми, за исключением небольших потертостей.

Я очень много спала. Практически все время уходило на сон. Казалось, что тело устало до изнеможения и ему был необходим отдых. Или же все это из-за заражения. Спасибо существам в лесу за этот дар. Рисунки на теле действительно никуда не пропали, хотя я надеялась на это. К счастью, на лице их не было. Крис, который приносил мне книги, листы и карандаши, рассказал, что мне успели ввести какое-то лекарство до того, как яд дошел до головы. Только из-за этого зараза не успела распространиться и на лице.

Воспоминаний новых у меня не появилось, а вопросов накопилась куча. Их все я записала на листе. Хотя, все не влезли.

Я несколько раз хотела связаться с Люком, но меня постоянно что-то останавливало. Я периодически смотрела на камеру и думала, кто же сидит на той стороне и наблюдает за мной? Люк? Крис? Кто-то другой? Не знаю, но с каждым прожитым часом меня все больше и больше напрягал сам момент слежки. На ферме не было камер. Я их не помню. А сейчас задаюсь вопросом, почему? Если Каролины столь ценны, почему нас не охраняли должным образом? Эти вопросы я вписала в список, на некоторые нашла ответы из источника с желтой обложкой, на ней красуется название «История мира после открытия Марианской впадины». Оказалось, что ядерных взрывов как таковых не было. Точнее, не с них начался ад на земле. И вовсе не они оказались причиной видоизменений животных и людей. Человечество, на протяжении всей своей истории пытается понять больше, узнать мир лучше, найти более точные методы выживания и своего истребления.

В тот год, когда прошлый мир, о котором я ничего не знаю, пал, люди создали машину, способную опуститься так глубоко в воды, как никогда не спускался человек.

Это была ошибка.

Что-то более древнее, токсичное и ужасное вырвалось наружу и стало отравлять мир. Не только людей, но и природу. Животные погибали стадами, птицы падали косяками, люди умирали семьями, а леса превращались в ядовитую зелень, которая привлекала к себе живое и убивало его.

В первый год умерло семьдесят процентов населения Земли. Во второй еще десять процентов животных изменились до неузнаваемости. Крысы выросли размером с медведя, у змей появились лапы, а дождевые черви обросли броней и эволюционировали настолько, что стали хищниками, которых стоит бояться.

Мир загибался. Ученые пытались найти спасение, но через десять лет поняли – его нет. Человечеству пришлось учиться жить в новых реалиях.

Те, что ждали чуда, погибли первыми.

А те, что пытались занять главенствующие позиции, поделили остатки цивилизации между собой.

Настала новая эра, и вроде все стало налаживаться. Так, как могло в тех реалиях. Но новая беда пришла оттуда, откуда ее не ждали. Атомные реакторы пришли в негодность. Большинство из них разрушились из-за отсутствия должного охлаждения и фильтрации. Череда выбросов новой порции яда уничтожила большую часть женских особей. Как животных, так и людей. А оставшаяся часть подверглась деформациям.

Я читала эту книгу, написанную от руки размашистым почерком, словно человек пытался запечатлеть на бумаге все, пока был жив. Он спешил. Книга закончилась слишком быстро, знания прибавились, но могла ли я им доверять? Некие моменты сходились с рассказами Люка. Но ему от меня что-то было нужно, значит полного доверия с моей стороны он не получит. После познавательной книги, мне на глаза попалась другая. На старой потертой обложке нарисована девушка, она бежит, а на глазах ее слезы.

Не перестаю надеяться, что с моего тела исчезнут следы, подаренные вирусом и постоянно проверяю это, часто хожу в ванную, раздеваюсь и кручусь перед зеркалом, пытаюсь найти места, где рисунки стали бы менее яркими. Этого не происходит, но я не теряю надежду.

Кроме чтения я много слонялась по коридору, комнате и душевой. За эти два дня ко мне приходил только Крис. Люка не было, но я ждала, думала, что он посетит меня и расскажет уже, что именно ему от меня нужно.

После бесцельных блужданий по коридору, снова отправляюсь в ванную, разглядываю рисунки и, кажется, начинаю смиряться с их присутствием. Возвращаюсь в комнату и забираюсь на кровать с ногами.

Я продолжаю читать книгу с девушкой на обложке, в ней главную героиню похитили и удерживают против воли, но она сбегает и попадает на ярмарку. Там она встречает мужчину и по описанию он лучше лучшего, красивее красивого и сексуальней сексуального, а еще он добрый и отзывчивый. Сначала я со скептицизмом отношусь к нему, а ближе к финалу уже плачу вместе с героиней, когда он погибает прикрывая ее своим телом от пули.

Всхлипываю и кладу книгу рядом с собой. Осталось несколько страниц, но мне так больно читать, что в груди все свело и ноет.

В дверь стучат, утираю слезы и стараюсь взять эмоции под контроль, но их так много, что я бросаю на книгу недоверчивый взгляд. Она сломала внутри меня что-то. То, что я бы предпочитала не трогать.

В комнату заглядывает мужчина в белом халате, и у меня моментально холодеет внутри.

Нет.

– Добрый день. Я – доктор Бирч.

Стоит мужчине представиться, как меня начинает колотить. Доктор. Доктор. Нет. Только не доктора, только не снова на ферму!

Молча смотрю на него, он переступает порог и идет в мою сторону. В руках у него саквояж, а внутри скорее всего шприцы, иглы и пробирки с ужасным содержимым. Ладони моментально покрываются липким потом.

Поднимаюсь с кровати и срываюсь с места. Бегу мимо доктора и вылетаю в коридор. Единственное, куда я тут ходила, – это душ, отправляюсь туда, шустро шевеля ногами, будто пятки вовсе не болят. Слышу, как доктор окликает меня, но не реагирую на просьбы остановиться. Забегаю в душевую и закрываюсь изнутри. Прижимаюсь к двери спиной и зажимаю кнопку на браслете. Он шипит, а потом я слышу твердый, как скала, голос Люка:

– Эшли?

– Они здесь! Прямо здесь! – кричу я, хотя должна бы говорить как можно тише, чтобы человек из фермы не нашел меня.

– Кто – они? – удивленно спрашивает Люк.

– Доктора, – говорю на порядок тише. – Они пришли за мной.

В голосе сквозит ужас, смотрю на говорящий браслет, как на единственно возможное спасение.

– Где ты? – спрашивает Люк.

Отвечаю едва различимым шепотом:

– В душевой.

– Будь там, я скоро приду.

Браслет замолкает, а в дверь начинают стучать. Вздрагиваю и закусываю указательный палец, чтобы не закричать. Мне становится так страшно, что я немею. Не могу даже ответить доктору, хотя хочу послать его ко всем чертям.

Доктор не унимается. Он продолжает звать меня, просит открыть дверь. Голос его то становится строгим, то более мягким, будто он разговаривает с ребенком.

Стуки прекращаются, и я слышу за дверью голос Люка. От облегчения ноги подкашиваются, но я успеваю упереться вспотевшими ладонями о стену.

– Эшли, открой.

– Там доктор! Он как-то пробрался сюда…

– Он ушел.

– Он ушел? – с дрожью в голосе спрашиваю я.

– Да.

– Точно?

– Да.

Киваю, хотя этого никто не видит. Открываю дверь и выглядываю, за Люком стоит Крис, но доктора я не вижу. Несмотря на мое недоверие к Люку, все же в его компании я чувствую себя под защитой. Виной этому мой дар или же проклятие, смотря с какой стороны посмотреть, он нужен Люку, значит моя жизнь имеет ценность. Пока что расклад такой.

– Как они сюда попали? – взволнованно спрашиваю я.

– Это нашдоктор, он не причинит тебе вреда. Я отправил его к тебе, чтобы он посмотрел укус, – объясняет Люк.

– Не надо меня смотреть, – серьезно прошу я. – Зачем вам вообще нужны доктора?

Люк устало вздыхает.

– У нас другие доктора, добрые, они помогают людям, а не вредят. Тебя кто-то должен осмотреть.

– Вот ты и смотри, – тут же отвечаю я.

Лавина страха постепенно стихает.

– Он уже видел более чем достаточно, – едва слышно бормочет Крис, перевожу на него взгляд и вижу, как он пытается сдержать улыбку. Лицо уже перекосило так, словно он съел что-то кислое.

– Крис, заткнись, – с тяжелым вздохом приказывает Люк, и уже более спокойно обращается ко мне. – Эшли, пошли в палату.

Плетусь за ним, а когда мы входим в комнату, взгляд выцепляет недочитанную книгу на кровати, и у меня начинают течь слезы. Да что со мной не так? Крис остается за дверью, мы снова тут вдвоем. Люк поворачивается.

– В чем проблема? Если это из-за доктора, то он больше не придет…

– Не из-за него. – Всхлипываю и утираю слезы. – Он умер.

Люк смотрит на меня, в его глазах застыл вопрос.

– Кто?

– Он, идеальный мужчина умер. И это было чертовски несправедливо.

– Когда он умер?

– Три страницы назад, – отвечаю я, подавив очередной всхлип, и указываю на лежащую на кровати виновницу моего срыва.

Люк поворачивается и смотрит в сторону кровати, потом снова на меня и, приподняв брови, спрашивает:

– В книге?

– Да. И почему я плачу, я ведь не плачу. И вообще слишком много чувств. Я опять хочу потрогать твою щетину, – тараторю я, сама не в силах себя остановить.

Грудь разрывает множество чувств, половине которых я даже названий дать не могу. Мне одновременно хорошо и плохо. Жарко и холодно.

Кажется, я все же умираю.

Со мной что-то не так.

Хватаюсь за шею и чувствую пульс, он колотится слишком быстро.

– Это нормально, – мягко сообщает Люк, и я тут же переключаю внимание на него. – Лекарство, которое гасило все эмоции и чувства, постепенно уходит из организма, скоро все нормализуется.

– Сомневаюсь.

– Просто дыши. – Люк приближается и кладет ладонь мне на живот, прямо под грудью. Что-то говорит, я вижу это по его губам, но ничего не слышу. Вся я концентрируюсь в одном месте, в месте, где он меня касается.

– Ладно, – шепчу я. Взгляд фиксируется на щетине, она меня манит, и я не в силах это контролировать. Спрашиваю. – Можно я потрогаю?

Люк глубоко вздыхает, сжимает пальцами переносицу, убирает руку с моего живота и отвечает:

– Хорошо.

Подступаю к нему и прикладываю ладонь к щеке. Постепенно это меня успокаивает, но мы теперь стоим так близко, что я чувствую дыхание Люка на своем лице. Смотрим друг другу в глаза.

– Легче? – шепчет он.

– Да, но…

– Что-то еще хочешь потрогать? – спрашивает он, и его губы изгибаются в легкой улыбке. Она такая добрая и манящая. И совершенно не вяжется с его суровым лицом.

– А можно?

– Не надо.

– Почему?

– Тебе объяснить про мужскую физиологию?

– Ты хочешь мое тело?

– Так. Всё.

Он отступает, и глубоко вдыхает.

– Если ты ничего не помнишь из прошлой жизни, откуда такие выводы? – спрашивает Люк.

Пожимаю плечами.

– Это было в настоящей жизни. Нолан объяснил мне.

– Да кто такой этот Нолан?

– Доктор. Мы с ним занимались сексом.

– Ты очень прямолинейна.

– Я знаю, что делают мужчина и женщина.

– Я рад за тебя, но мы можем отойти от этой темы?

– Почему?

– Да потому что ты… Черт. Давай я лучше осмотрю твою ногу, если синевы вокруг укуса нет, то все отлично и шести дней карантина будет более чем достаточно.

Сажусь на кровать, Люк опускается передо мной и берет ногу, поднимает легкую штанину и смотрит на укус. Касается его кончиками пальцев, я вздрагиваю.

– Больно? – спрашивает он, поднимая взгляд.

– Нет.

– Все нормально, – произносит Люк, опуская штанину на место.

– Я тут вопросов написала, – говорю я и тянусь за листом. Не хочу оставаться одна. Да еще эти повышенные эмоции сбивают меня с толку. Хочется чувствовать себя нормально. Но у меня то не было чувств, то их стало слишком много.

Люк берет стул, ставит его немного дальше от кровати и садится.

– У меня сейчас не так много времени. Не могу обещать, что отвечу на все, – сообщает он.

– Хорошо. Тогда с самого важного, как мне кажется. Что происходит?

– Более конкретно. Вопрос слишком расплывчатый.

– В мире. Что вообще творится? Кто мы и где? А те существа в лесу?

Люк кивает и пару мгновение раздумывает, как бы ответить, а я разглядываю его. Серые глаза, высокий лоб, губы среднего размера. И не огромные, и не маленькие. Нос немного кривой. И темная щетина. Как же мне нравится эта щетина. Рука так и просится снова ее потрогать, но я сдерживаю порыв. Люк начинает говорить:

– Мир почти остался прежним, но изменились условия жизни. Наш континент последний пригодный для жизни, но и жизнью многие не могут это назвать. Вне городов находиться опасно, существа, которых ты видела в лесу, – это видоизмененные животные. Есть и люди видоизмененные, но они не стали уродливы как звери.

– Все звери изменились?

– Нет. Около девяноста процентов с момента открытия Марианской впадины. Но они, в отличие от людей, не утратили возможность размножения, и рано или поздно на земле останутся только они.

Печальный исход.

– Мы вымрем, – говорю я, вспоминая записи из книги.

– Но не сегодня. По подсчетам ученых примерно через шесть поколений не останется женщин с репродуктивной системой.

Каролины куда важнее, чем можно предположить. И плевать на наш дар, главное не это, а продолжение человеческого рода.

– А люди, как они изменились?

– Изменения зацепили некоторые города сильнее, чем другие. Люди там подверглись чему-то сродни облучению, в основном все пошло плохо. Болезни, онемение конечностей. Но это не так страшно. Сейчас вроде все более-менее устаканилось.

– Бедные, – шепчу я и мне становится их так жаль. Чтобы не зацикливаться на печали по людям, которых я не знаю, задаю следующий вопрос. – А откуда появились Каролины?

– Каролины, – растягивая говорит Люк. – Сложно объяснить, что вы из себя представляете. Некоторые ученые утверждают, что сила, которой вы наделены, – это единственное хорошее, что волны апокалипсиса сделали с миром. Многие не согласны с этим утверждением.

– Почему не согласны? Мы же продолжение рода человеческого.

А об этом доктора на ферме говорили правду. Удивительно, хоть в чем-то нам не лгали.

Люк внимательно смотрит мне в глаза, и в какой-то момент мне становится неуютно под его холодным сосредоточенным взглядом. Ежусь, Люк начинает говорить:

– Потому что вы можете то, что другим не под силу. Вы, как новый виток эволюции. Есть города, которые не признают существование Каролин. Считают все рассказы и слухи о вас всего лишь выдумкой. Другие отлавливают вас еще в детстве, бывает, и в более взрослом возрасте, закрывают на фермах и используют в своих целях. В основном политических. Проще кому-то внушить, приказать, заглянуть противнику в голову, чем искать дипломатический подход к решению своих проблем. И есть мой город, мы вас практически не притесняем.

– Практически? – переспрашиваю я, надеясь, что не расслышала последнее слово.

– Да, – серьезно отвечает Люк. – Есть запреты, которые распространяются только для Каролин. Это своего рода притеснение.

– Какие?

– Молчание. Вы не должны распространяться о том, кто вы, не рассказывать никому о фермах и своих силах. И тем более пользоваться силой запрещено. У нас что-то типа равноправия.

– Но не полное, – замечаю я.

Люк кивает.

– Нет. Полного равноправия не существует. Итоговые решения принимает совет пяти. В него входит одна из Каролин. Сейчас ее имя Кристина Сеймур, она была первой, кого мы спасли. Также в совете состою я, советник безопасности периметра, биолог и мой брат.

Люк замолкает, а я усиленно раскладываю новую информацию на пустующие полки.

– Какая помощь тебе нужна от меня? – спрашиваю я, кое-как справившись с информационным барахлом.

– Твоя сила, – отвечает Люк, а я хмурюсь.

– Но ей же нельзя пользоваться. Ты сам только что сказал, что это запрещено.

– Да. – Губы Люка лениво растягиваются в улыбке, а глаза сверкают. – Я предлагаю тебе нарушить мой закон.

Какое-то время мы молча смотрим друг другу в глаза. Я понимаю, что выбора он мне не даст. Я должна буду нарушить закон. Но кто я такая, чтобы спорить с тем, кто его придумал.

– А что будет потом? Когда я помогу тебе, что станет со мной?

Это практически единственное, что меня интересует. За исключением пары мелочей и тонны вопросов, которые я еще не успела озвучить.

– Ты можешь остаться в городе, устроишься на работу и будешь жить либо в пансионате, большинству Каролин там проще и они не желают другой жизни, можешь выйти замуж и переехать к мужу или жить отдельно, если появится такая возможность.

Вполне себе привлекательные варианты. Нужно подумать про каждый.

– Жить. Знаешь, когда я попыталась сбежать, – начинаю я, но Люк перебивает меня, на его лице написано удивление:

– Ты пыталась сбежать?

– Да. Но в этот день вы пришли на ферму, если бы знала, то сидела бы и ждала.

И не убила бы Нолана.

– Наперед никто ничего не знает, – спокойно, немного философски произносит Люк. – А если кто-то считает иначе, он глупец.

Киваю, хотя сама не понимаю, почему именно делаю это. Эмоции от встречи с доктором и прочтения книги стихли, и я успокоилась. Картина, окружающая меня, начинает приобретать краски, и я благодарна этому. Благодарна Люку, что он отвечает на мои вопросы.

– Спасибо за ответы. Я не знаю мира и, может, ничего никогда не вспомню, поэтому после того, как помогу тебе, останусь в городе. Кем бы я могла работать? Я ведь ничего не умею.

– Это мы решим потом, – говорит Люк и смотрит на часы. – Мне уже пора. Осталось четыре дня и ты сможешь выходить в город. Придешь в мой дом, до нашего дела будешь жить там.

– Почему в твой? Почему не в пансионат?

Люк снова сжимает переносицу пальцами, убирает руку, и тут же смотрит мне четко в глаза.

– У некоторых Каролин, если быть точнее, то у большинства после проявлений памяти немного сшибает голову. Это временно и проходит достаточно быстро, но ты можешь навредить себе.

– Навредить?

– Суицид. За все время уже семь Каролин покончили жизнь самоубийством. Пытались почти все. Кто знает, что они вспомнили, об этом уже никогда не станет известно. Мне будет спокойнее, если ты будешь под присмотром.

– Ладно.

Мне тоже будет спокойнее, если я не попытаюсь и тем более не преуспею в лишении себя жизни.

Не думаю, что какое-то воспоминание сможет загнать меня в эту яму безумия, но подстраховка не повредит.

Люк ушел, а я долго думала над его ответами. Интересно, кем я была, когда меня увезли на ферму? Вспомню ли я это? А может, лучше оставаться в неведении? Может быть у меня есть семья?

Отбросив мысли, я снова взялась за книгу, дочитала последние страницы и разозлилась на автора, который оказался столь жесток, что не пощадил идеального мужчину.

Оставшиеся дни я провела в одиночестве. Много спала, но снов больше не видела. И теперь даже не понимала, нужны ли они мне? Из карантина меня выпускал Крис, он был в компании Обри. Увидев меня, она подлетела и сжала в сильных объятиях. Я же отстранилась и сразу же спросила, почему они украли ворованный ключ и бросили меня на ферме. Она сказала, что девушки подумали, будто меня уже увели, так как в пыточной они обнаружили только труп Миллигана. Как оттуда ушел Люк, я не спрашивала, но сделала себе пометку в эфемерном блокноте, обязательно поинтересуюсь.

Обри звала меня в дом, который называют пансионатом, и предлагала жить с Каролинами, даже если бы я и хотела согласиться, но в настоящих реалиях не могла. Крис пошел на уступку и проводил нас с Обри в пансионат. Мне он не понравился. Если бы мне было глубоко за много-много лет, я бы, может, даже захотела жить в подобном месте, но не сейчас. Мне был интересен мир и все, что в нем происходит. Я хотела посмотреть на людей, других, а не Каролин, которые окружали бы меня и днем и ночью. Уверена, в какой-то момент мне бы показалось, что я вовсе и не покинула ферму.

В пансионате было чисто и пахло едой. Девушек оказалось достаточно много. Я сделала вторую пометку в блокноте, прийти сюда позже и поговорить с теми, у кого вернулась память. Как это происходило? С помощью сновидений или им помогло что-то еще?

Обри расписывала как прекрасно в пансионате. Она хвалила его так, будто пыталась продать мне целиком и полностью. Каролины были дружелюбными, они с интересом рассматривали мои рисунки, от которых по словам Криса и Люка невозможно будет избавиться. Да я уже к ним и привыкла. Пара загогулин мне даже понравились.

Но я заметила, что не только на меня глазели девушки, сильнее их привлекал вид Криса. Он не отказывал себе в шутках, а я наблюдала за ним. Это было интересно и одновременно непонятно. Казалось, что он испытывал сексуальное желание чуть ли не ко всем, но не говорил этого прямо, а складывал слова в очень странные предложения, которые были призваны намекать на его помыслы.

Кира лишь мельком посмотрела в мою сторону, кивнула в приветственном жесте и тут же отвернулась. Я хотела подойти к ней, но Обри остановила и сказала, что Кире стыдно за то, что она бросила нас с телом Нолана. Если верить рассказу Обри, Кира ужасно злилась сама на себя, а так как у нее был момент всплеска эмоций, к ней желательно было не приставать с какими-то вопросами.

Лину увели в медицинский кабинет. Вчера она пыталась вскрыть себе вены. Обри говорит, что Лина что-то вспомнила, но не рассказала, что именно. Она сутки ходила сама не своя, и в итоге попыталась прекратить свое существование. К счастью, ей это не удалось.

Крис подошел ко мне и сказал:

– Мне нужно уходить на дежурство, а я тебя еще не довел до нового жилья.

– Все, идем, – спохватилась я и, попрощавшись с Обри, покинула царство Каролин.

– За пределами пансионата не говори про Каролин, – предупредил меня провожатый.

– Как скажешь.

Я во все глаза смотрела на Салем, город, в который судьба занесла меня. Тут было много людей, и все как один куда-то спешили. С Крисом многие здоровались, он отвечал им тем же.

– Еще в доме Люка есть свои правила. Я думаю, он сам тебе расскажет о них, но я все же должен предупредить. Дом небольшой, но хорошо защищенный. Сейчас там проживает четыре человека, ты будешь пятой, – рассказывал мне Крис, умело лавируя сквозь толпу местных жителей. Основная масса которых была мужчинами. – Люк, ребенок Деймон, его няня Охра и охранник Деймона Эрик. Охра и Деймон живут в северной части дома, в южной – спальня Люка, его кабинет и переговорная, восточная часть – кухня и гостиная, западная – твоя комната и ванная. К Деймону не подходи, он не любит посторонних. А Люк не любит, когда Деймону нехорошо.

– Может, мне пожить в другом месте? – с сомнением спрашиваю я. Я ведь и детей-то никогда не видела.

– Нет.

– Почему?

– Люк настоял, с этими вопросами иди к нему.

Мы шли по городу, и я разглядывала людей, дома и природу, которая нас окружала. Деревья, трава и цветы. Когда мы вошли в дом, Крис показал мне комнату. Внутри никого не было. Жилище пустовало.

– Ну вот и все. Есть вопросы? – спросил Крис, бросив взгляд на часы.

– Да. Два. Как мне понять, где северная, южная и остальные стороны?

Крис улыбнулся и пошел в сторону кухни, налил стакан воды.

– Я привык так говорить, но тебе это не обязательно понимать, скоро разберешься, где и что. А какой второй?

Крис начал пить воду, когда я задаю последний вопрос.

– Ты хотел секса с девушками из пансионата. Почему не сказал это прямо?

Крис давится водой и половину выплескивает изо рта. Он начинает кашлять. Ошалелые глаза фокусируются на мне, и он говорит:

– А я ведь и не верил Люку, что ты настолько интересная. Ты действительно хочешь знать ответ? – с сомнением спрашивает он.

– Да.

– Ну, во-первых, о сексе не принято говорить так в открытую, как это только что сделала ты. А, во-вторых, я флиртовал.

– Флиртовал?

– Да. Это игра такая. Ты делаешь милые, горячие, интересные намеки, но не говоришь об этом в открытую.

Очень странная и непонятная игра, но надо будет как-нибудь попробовать. Осталось выучить правила.

– И как в нее выиграть? – спрашиваю я, пока Крис утирает подбородок от пролитых капель воды.

Крис задумался.

– Да я и не знаю. Смотря какие цели преследуешь.

Я ничего не поняла из того, что он мне сказал. Но решила оставить Криса в покое. Он довел меня до комнаты, попросил дождаться возвращения Люка и не шариться по дому, словно привидение, а сам ушел.

6. Договор

Я пробыла в комнате около часа. Хотела выйти и осмотреть дом более тщательно, но не рискнула. Не стоит наживать врага в лице того, кто может стать другом. А еще дать кров, работу и защиту.

Кажется, что время идет до невозможности медленно. Тянется, как воскресная каша из фермы. Сижу на кровати и осматриваю комнату уже в сотый раз. Светлое небольшое пространство, но для меня оно кажется огромным, ведь я всю жизнь делила комнату с Каролинами и привыкла находиться в их окружении. В палате была камера и там я чувствовала, что рядом кто-то был. А здесь никого. Только я. Кроме кровати, узкого шкафа, небольшой тумбочки у постели и вешалки у двери мебели нет. Но есть окно, оно пропускает свет извне и дарит ощущение того, что я не в клетке. Ведь будь я в ней, то окна бы здесь не было, или его бы предварительно заколотили.

Устав сидеть на кровати, подхожу к окну. За стеклянной преградой красуются кустарники, усыпанные фиолетовыми цветами. Хочется вдохнуть их аромат и почувствовать свежесть запаха, но единственное, что я могу делать, так это смотреть на жизнь из-за стекла. Кажется, что и жизнь моя проходит так же, я словно скована, и легкие не в силах втянуть аромат жизни. Только поверхностные короткие вдохи. А они не дают никакого наслаждения.

Стук в дверь отвлекает меня от созерцания милых цветов и глупых мыслей. Оборачиваюсь и вижу в проеме Люка.

– С переездом, – говорит он.

Разглядываю его несколько секунд, он снова в черной форме, но в более легкой ее версии. Она мне что-то напоминает. Кажется, что я должна знать о ней больше. Но откуда?

Виски начинает давить, и я стараюсь откинуть размышления в сторону. Сейчас они мне ни к чему. Есть более важный вопрос, на который я должна знать ответ.

– Ты расскажешь, что я должна буду сделать?

Люк кивает, отходит в сторону, освобождая мне проход, и бросает холодное:

– Идем в кабинет.

При слове «кабинет» внутренности каменеют, и я не двигаюсь с места. Люк вопросительно поднимает бровь, и она превращается в дугу.

– Кабинет? – переспрашиваю я и стараюсь придать голосу максимально нейтральный тон.

– Не медицинский.

Киваю и ненавижу себя за трусость. Я не хочу быть той, которая пугается собственной тени и боится слов.

Здесь и сейчас принимаю решение стать сильной и храброй. Ведь я такая и есть. Даже будучи под медикаментами я решила сбежать, украла ключ, убила мужчину, с которым имела интимные отношения, дала отпор Люку, выбралась из горящей фермы и просуществовала несколько часов в лесу, не понимая кто я, где и как выжить.

Трус на такое не способен. Значит храбрость уже внутри меня. Всегда была, только я этого не замечала.

Киваю сама себе и наконец-то отлепляю ноги от пола.

Покидаю новое жилье и жду, когда Люк пойдет в нужном ему направлении. Если бы я облазила его дом, то уже знала бы, куда идти, но до сих пор понимаю, что с моей стороны было правильным дождаться хозяина жилья. Мы проходим светлый коридор, сворачиваем и скрываемся за одной из дверей. Люк пропускает меня, слышу за спиной щелчок и тут же замираю. Во все глаза смотрю на множество закрытых полок, заставленных книгами.

Дежавю.

Я уже была здесь.

В ушах стоит шум, голова начинает кружиться. Во рту сохнет, а по спине пробегают мурашки, и они совершенно не имеют ничего общего со своими приятными сестрами. Они колючие и пугающие.

Я была здесь.

Именно в этом кабинете.

Все было расставлено точно так же.

Мне плохо.

Медленно переставляя ноги, иду к высокому шкафу вмонтированному в стену, и останавливаюсь напротив. В груди разгорается костер непонимания и осознания одновременно.

– Что-то не так? – спрашивает Люк, я вздрагиваю и только сейчас возвращаюсь из мутных вод воспоминаний, и понимаю, что в кабинете не одна.

Оборачиваюсь к Люку и отрицательно качаю головой. Я точно была здесь раньше, не знаю, как объяснить, но уверена в этом. Если я была тут, значит Люк об этом знает. Но он мне ничего подобного не говорил. Решаю придержать воспоминания при себе и не делюсь ими. Но теперь я смотрю на мужчину перед собой совершенно другим взглядом. Он опасен.Сейчас я чувствую это каждой клеточкой своего тела. Взгляд Люка холодный и внимательный, он смотрит так, словно может читать мысли, и только что понял, что я о чем-то догадалась, хотя еще сама не полностью осознаю происходящее.

Люк слишком внимательно смотрит на меня, и в одно мгновение, когда он прищуривает глаза, мне становится жутко. Разрываю зрительный контакт и сажусь на одно из кресел. Ноги трясутся, кажется, еще пара секунд, и они бы отказали.

Кто такой Люк? Вот этот вопрос теперь волнует меня больше, чем то, что ему от меня нужно.

– Я слушаю, – произношу и складываю ладони на коленях.

Сама кротость и благоразумие.

Люк опускается на кресло передо мной. Впервые мне не хочется смотреть на него, и его щетина больше не выглядит привлекательной. Я вспоминаю свои ощущения, связанные с этим кабинетом. Мне тут было плохо и больно. Я тут страдала. Ощущения схожи с теми, что я испытывала в кабинете пыток инъекциями.

Пару секунд Люк прожигает меня взглядом, я не подаю никаких видимых показателей страха, но сердце колотит отбойным молотом.

– Через несколько недель состоится конклав, – начинает Люк, и я впитываю каждое сказанное им слово. Для меня любая информация важна и необходима. – Там соберутся главы всех городов, которые входят в состав Мира и Процветания. Мы с тобой поедем вдвоем, так как оружие и посторонние люди туда не допускаются, только семья главы города. Основная задача конклава – это дипломатический подход к решению проблем. Мы там разговариваем о продовольствиях, вооружении, транспорте, топливе, людях, обо всем, что касается бесперебойной жизни городов. Но в этот раз я еду туда за другим.

Полки с новой информацией скоро будут забиты до отвала, но я найду место всему, что скажет Люк.

Удивительно, что тридцать минут назад я считала, что мы могли бы стать друзьями, и он мне поможет. Сейчас же я практически считаю его врагом.

Все из-за проклятого кабинета.

Или из-за того, что Люк недоговаривает?

– Зачем?

– За моим братом. – Люк смотрит не на меня, а куда-то сквозь пространство и время. – Он в плену у человека, который ненавидит нашу семью. Он просит поля в обмен на брата, но я не могу отдать их, тогда нашему городу больше нечего будет предложить остальным, и мы останемся не у дел. – Люк снова концентрируется на мне. – Тогда наш город погибнет. Мне нужно, чтобы ты узнала, где именно держат брата, и внушила главе Беринга, чтобы он отпустил его, и сообщила мне, куда именно.

На то, чтобы понять масштаб того, что я должна сделать для Люка, уходит меньше минуты.

– Для этого мне придется остаться наедине с главой Беринга. Моя сила работает только в случае, если я касаюсь кого-то. По-другому никак.

– Я знаю.

И снова эти поганые мурашки. Люк так холодно произнес эти слова, что я снова окунулась в мутные воды воспоминаний.

Как же ужасно мне было в этом кабинете.

А что, если это Люк делал мне больно?

– Он может причинить мне вред, – говорю я, чтобы посмотреть на реакцию Люка.

И она меня совершенно не устраивает. Люк не меняется в лице, на нем нет никакого сочувствия или жалости. Тон голоса также остается прежним.

– Это я тоже знаю, но если что-то пойдет не так, я буду рядом.

Кошусь в сторону шкафа, меня так и тянет к нему. Не знаю, что в нем такого, но кажется, именно там ключ от памяти, которая в данный момент противится, словно уговаривает меня, не ходи туда, не смотри, не вспоминай.

Усилием воли поворачиваюсь к Люку.

– Хорошо. Давай сделаем это.

Мне нужно уйти из кабинета, я больше не могу в нем находиться. Надо мной сгущаются тучи ужаса. Вот-вот пойдет ливень и затопит меня. Я еле сдерживаю себя, чтобы не вскочить с кресла и не убежать прочь, ведь в этом случае Люк поймет, что я что-то заподозрила.

– С завтрашнего дня ты должна начать тренироваться. – Голос Люка проникает под воду. – Маломальские умения самозащиты необходимы всем.

Киваю и снова бросаю взгляд на шкаф.

Да что же в нем такого?

– На конклав мы едем как муж и жена. По-другому тебе туда не попасть. Я напишу тебе сценарий нашей жизни, нужно его выучить.

Неужели в голосе Люка всегда звучала только сталь?

– Ладно. Сколько длится конклав? – хочу уточнить некоторые детали и слинять отсюда как можно скорее.

– Неделю. Дорога туда две недели.

– Это далеко?

– Это полуостров. Мы вылетим на вертолете и высадимся у подножия горы, дальше только пеший ход.

Сжимаю пальцами виски и морщусь от боли.

– Так много сложностей, – шепчу я. – Можно ведь встретиться в одном из городов.

– Нельзя. Полуостров и был найден только ради конклава. Если проводить его в чьем-то городе, это опасно для остальных, мы будем в неравном положении. За время существования Мира и Процветания уже были сборы внутри городов и даже на их границах, но все это заканчивалось кровопролитием. Захапать чужую власть легче, чем можно представить. – На этом предложении голос Люка все же меняется и становится напряженным, но на следующем все возвращается в прежнее русло. – Особенно в нашем мире.

Киваю. А что я еще могу сделать?

– Почему ты мне все рассказываешь? Я ведь могу и проболтаться о чем-то.

– Не проболтаешься. Когда увидишь тех, кто соберется на конклаве, у тебя не будет ни малейшего желания с ними общаться. Главное, что ты должна понять, что всем, абсолютно всем в этом мире плевать на твою жизнь. Просто так не выжить. А я даю тебе шанс, о котором многие могут только мечтать.

Еще недавно я бы билась за этот шанс. А сейчас сомневаюсь, что он мне нужен от Люка. Глава Салема точно что-то скрывает. Как узнать, что именно он мне не говорит?

– Шанс? – переспрашиваю я и отталкиваю мысль о том, чтобы воспользоваться силой. Если решусь, то выпаду из сознания на несколько часов.

– На жизнь в безопасном месте.

Справедливо. Если все, что Люк говорит, правда, то его шанс справедлив. Но сомнения все рушат на стадии фундамента и делают его настолько хлипким, что даже шалаш не устоит на нем. А доверие тем более.

Я бы и дальше расспрашивала Люка, но мне уже невыносимо находиться в кабинете. Все же я рискую и спрашиваю:

– Ты всегда жил в Салеме?

Люк снова прищуривается и откидывается на спинку кресла.

– Не совсем.

Та-а-ак. Ладно. Попытка номер два.

– Как долго ты в этом городе?

Быстрый ответ:

– Пять лет.

– А до этого?

Сердце уже пробило грудную клетку, сломало ребра и колотится, корчась на полу.

– До этого я тут не жил, входил в состав армии и постоянно колесил по миру. По его остаткам.

– Что ты делал?

– Искал Каролин, собирал информацию с мертвых мест, спасал ученых, которые следили за развитием тварей. Много чего.

Голос Люка стал более дружелюбным, но его выдает взгляд. Сейчас он напряжен, но это несравнимо с тем, что чувствую я.

– Ты убивал людей? – спрашиваю я.

– Приходилось.

Киваю и встаю.

– Может мы выйдем в город? Хотелось бы покинуть заточение, – я специально использую это слово, если Люк считает, что я в клетке, то не должен бы придать последнему предложению внимание. В этот раз Люк ломает мою теорию, поднимаясь с кресла, встает передо мной и серьезно, заглядывая мне в глаза, говорит:

– Ты не пленница.

– Возможно.

– Эшли, ты не пленница в этом доме. Ты можешь уйти хоть сейчас, но я прошу твоей помощи. Я не нашел другого выхода, чтобы без развязывания войны спасти своего брата.

– Ты любишь своего брата, – замечаю я.

– Мы семья. Жаль, но это не всегда имеет отношение к любви.

– Звучит печально.

– Так оно и есть. – После этих слов Люк дистанцируется и сообщает. – Через три дня будет праздник урожая, можешь пойти со мной. Посмотришь, ради чего ты поедешь на конклав.

– Праздник? – удивляюсь я. – Никогда не бывала на праздниках.

– Давай исправим это.

Киваю и против воли улыбаюсь. Но стоит моему внимаю снова сконцентрироваться на шкафу, как крохи позитива растворятся в воздухе.

– Я могу выходить из дома? – уточняю я.

– Можешь, но рядом с тобой будет находиться Крис. Сначала свяжись со мной, а потом жди Криса и можешь идти.

– Крис сказал, что здесь живет ребенок. Это твой сын?

– Нет. Это сын моего брата. Я должен вернуть ему отца.

– А если бы ребенка не было? Ты бы не возвращал?

Это первый вопрос, на который Люк не отвечает. Серые глаза неотрывно смотрят на меня.

– Я зашла на опасную территорию, – говорю я и отступаю. – Поняла, про брата больше ничего не буду спрашивать.

Я выхожу из кабинета и мне сразу становится лучше. Я задышала полной грудью и вернулась в комнату. Сначала я мечусь, как зверь в клетке. Хватаюсь за голову и пытаюсь вспомнить хоть что-то. Сажусь на кровать, сползаю с нее. Встаю. Подхожу к окну и возвращаюсь к кровати.

Что бы я ни делала, результата не получаю.

Через час или около того слышу женский и мужской голоса. Скорее всего это няня и охранник Деймона.

Я решила дождаться момента и понять, что в том шкафу такого важного? Почему от кабинета Люка у меня кровь превращается в лед? Я точно бывала здесь, но не помню при каких обстоятельствах. Но обязательно это выясню.

7. Тренировка

Этой ночью мне снился кабинет Люка. Я шла к нему не из комнаты, в которой меня поселили. Я кралась по темному коридору, а сердце трепыхалось, словно муха в паутине. Я продолжала идти, пока не оказалась в кабинете. Стоило переступить порог, как мне снова стало жутко и мерзко от нахождения там. Долго стояла перед полками и смотрела на них. Я не решилась открыть шкаф, даже не коснулась ни одной книги, но смотрела на определенную, в черном переплете с золотыми надписями на незнакомом мне языке. Я гипнотизировала книгу, знала, что именно она была мне нужна. А потом ноги сами понесли меня прочь из кабинета, вон из дома. Я шла по темным улицам Салема. Он был немного изменен, совсем незначительно. Я продолжала идти, а потом сорвалась с места и побежала по пустынным улицам. Завернула за один из домов и остановилась как вкопанная. Я смотрела на вывеску «Мороженое и чай».

Поднимаю веки и сажусь на кровати. Сердце продолжает неистово колотиться, а вся кожа покрылась липким потом. Прячу лицо в ладонях и пытаюсь отдышаться.

Мне нужно найти здание с этой надписью и войти внутрь. Если оно существует, значит я действительно когда-то была в Салеме. В первое свободное время пройдусь по городу, может меня кто-то узнает? Но если я была ребенком, каким мне привиделось в первом воспоминании, то может, никто меня и не вспомнит. Или все это игра воображения?

Мысли мечутся, а я еще долгое время пытаюсь расставить их по местам. Все же мне удается успокоиться. Как можно тише беру сменные вещи, полотенце и отправляюсь в ванную. Быстро принимаю душ и возвращаюсь в комнату, так никого и не встретив. Скорее всего все еще спят, ведь за окном только-только поднимается солнце. Заплетаю волосы в тугую косу и жду, когда за мной придут и отправят на тренировку. В этом плане я с Люком солидарна. Мне необходимо научиться защищать себя. Глупые мысли про дружбу и о том, что мне кто-то поможет оставлю на те времена, когда сил не останется и придется уповать только на надежду и веру в лучшее.

Погрузившись в размышления, не замечаю, как проходит время и в дверь стучат. Встаю с кровати и, глубоко втянув в себя воздух, открываю дверь. Крис обегает меня взглядом, кивает и спрашивает:

– Готова?

– Да.

И это действительно так. Я готова к тренировке, стопы практически не болят, только если я не топну пяткой о пол. Укус немного зудит. На этом мои боевые раны заканчиваются.

Выходим из дома, внутри стоит полнейшая тишина.

– А где все? – спрашиваю я, догоняя Криса.

– Деймон спит до десяти, няня с ним в комнате, охранник за дверью.

– А Люк?

– Занимается делами Салема. Как всегда.

Киваю и продолжаю идти по улице. Нам встречаются люди, в основном мужчины. Они кивают Крису, кто-то здоровается с ним за руку, иногда он перекидывается парой фраз, и мы продолжаем идти дальше. Ловлю на себе мужские взгляды. Они мне не нравятся и только сейчас я понимаю истинную причину, почему Каролины выбрали жить в пансионате. Там безопасно.

Входим в прямоугольное бетонное здание. Окон в нем нет, только один вход, он же и выход с высокими створками, больше похожими на ворота, чем на двери.

Крис включает свет, и я вижу множество снарядов для упражнений. На задворках памяти снова что-то шевелится, но, всколыхнувшись, в очередной раз замирает. Сейчас я уверенав том, что хочу знать свою прошлую жизнь. Желаю вернуть воспоминания. Ведь без них я пустая оболочка, изрисованная кистью заражения.

Внутри, кроме нас, никого нет.

Крис проходит немного вперед и оборачивается. Направляю на него все внимание и слушаю наставника.

– Я научу тебя, как вырваться из захвата. На конклав запрещено проносить оружие, поэтому то, что тебе может угрожать, – это люди. Ты низкая и худая. Твоя сильная сторона изворотливость и скорость. Я буду нападать, а ты должна освободиться от захвата. Сначала посмотрим, с чем мы имеем дело, а потом уже я объясню все более подробно. Не вижу смысло гонять тебя в беге и силовых нагрузках. Из-за того, что ты долгое время пробыла на ферме, твои мышцы атрофировались и стали слабее, чем у любого, кто живет в Салеме.

– У нас была физическая подготовка, – вспоминаю я, и перед глазами тут же возникает зал на ферме, но он ничего общего не имеет с тем, что я вижу сейчас.

– Я знаю, но если мы начнем с хорошего разогрева, то на нем и остановимся, а у нас не так много времени, – нетерпеливо и быстро произносит Крис.

– Как скажешь.

Кто я такая, что бы с тобой спорить.

Крис подтаскивает мат в центр помещения и велит мне встать на него. Без пререканий выполняю приказ. Я была бы рада сконцентрироваться на тренировке, но все, что меня волнует после посещения кабинета Люка, так это проклятый шкаф с книгами. А после сна – здание с привидевшийся надписью.

Крис делает несколько медленных шагов ко мне, и я встаю в стойку. Наставник хмурит брови и тут же бросается на меня. Не успеваю подумать, что делаю, как тело само поворачивается, я приседаю на одно колено и выставляю руку так, что Крис валится от удара под коленную чашечку. Следующее мгновение, и я уже сижу на нем и хватаюсь за горло, сжимаю пальцы, но Крис ударяет мне по рукам, и я его отпускаю. Встаю с поверженного мужчины, и мы оба находимся в странном состоянии непонимания.

Какого черта только что произошло?

– Ты меня чуть не придушила, – недоверчиво говорит Крис и поднимается с мата. Он смотрит таким взглядом, словно у меня на голове выросли рога и распустились зеленью листвы.

– Да, – шепчу я и, перевернув ладони, рассматриваю руки.

Как я это сделала? Мышечная память? Но почему она не проявилась раньше? Из-за лекарств, которыми меня пичкали?

– Откуда такие умения? – напряженно спрашивает Крис, и я отвлекаюсь от разглядывания своих рук. Встречаюсь с серьезным взглядом и честно отвечаю:

– Не знаю.

Крис смотрит с нескрываемым подозрением и медленно подходит ко мне.

– Тебя не в детстве поместили к Каролинам, – шепчет он. В каждом слове недоверие.

– О них запрещено говорить за пределами пансионата, – напоминаю я.

Крис без предупреждения бросается на меня, и мне каким-то чудом удается увернуться, поставить ему подножку и снова повалить мужчину на спину. Я слышу, как из него вышибает дух, ведь в этот раз он падает не на маты. Лежит на спине и, смотря в потолок, говорит:

– Скорее всего тренировки тебе не нужны.

А я знаю, что мне нужно. Мои проклятые воспоминания! И теперь я понимаю, где их достать. В кабинете у Люка, но кроме меня и забытой истории, связывающей меня с этим местом, там никого не должно быть. Но прежде, чем попасть в кабинет, я должна найти здание с вывеской.

В зале мы проводим около часа, а потом Крис соглашается пройтись со мной по городу.

– Почему так мало людей? – спрашиваю, потому что мы дошли уже до дома Люка, а встретили всего десять человек.

– Большая часть на работе. Вечером больше всего народу на улицах.

Киваю и записываю эту информацию на подкорку. Может, она мне пригодится. По большей части идем в тишине, солнце нещадно жарит, расстегиваю кофту и снимаю ее. Вижу, как Крис косится на мои отметины, и тут же спрашиваю, сама поворачиваю туда, куда мне нужно. Крису ничего не остается, как последовать за мной.

– Много людей было заражено так же, как и я?

– В Салеме нет, но в мире достаточно.

Продолжаем неспешно шагать, и я чувствую, как нервы натягиваются. Вот за тем домом должно быть нужное мне здание. Если оно там, это прямое доказательство того, что я раньше была в Салеме. И следующий шаг к возвращению воспоминаний – кабинет Люка.

Тяжело разобраться в эмоциях, я вроде и хочу обнаружить там то самое здание, но одновременно с этим надеюсь, что ошиблась.

Еще несколько шагов. Крис начинает что-то говорить, но я не понимаю смысла слов, слышу только знакомые интонации. Выруливаю за дом и останавливаюсь, смотря на обломки. Нет. Здесь точно было здание, но больше его нет. Груда камней и разбитого бетона.

– Что тут было? – спрашиваю, скрыв волнение и иду в сторону обломков.

– Ничего особенного. Около года назад в здание попал снаряд, тогда мы немного разошлись во мнении с Берингом. Его пытались подлатать, но в итоге решили снести.

Невозможно понять, являлось ли это здание тем, что я искала. Вижу, торчащую из завала табличку и наклоняюсь к ней. Вынимаю и стираю ладонью налет пыли. На табличке красуется надпись «Аптека и первая мед. помощь». Плечи опускаются. Это не то здание, но то место.

– Эшли? С тобой все в порядке? – странным тоном спрашивает Крис.

Не отвечаю ему и бросаю табличку, она переворачивается, и на меня смотрит потрепанная временем и погодными условиями надпись «оро еное и ч й».

Голова идет кругом, и воспоминания дня моего похищения обрушиваются на сознание неудержимым потоком. Вскрикиваю и хватаюсь за голову. Боль разрывает череп, но я этому рада, ведь теперь точно уверена в том, что бывала в Салеме раньше.

8. Подозрения

– Да я говорю тебе, она совершенна. Мы занимались с ней почти два часа, и знаешь, сколько раз мне удалось повалить ее? – спрашивает Крис, расхаживая по кабинету Люка.

– Сколько?

– Нисколько, а вот моя спина вся в синяках, – говорит Крис и продолжает гневно расхаживать. Эшли он не показал, насколько его самолюбие было уязвлено, но теперь уже не отдает себе отчета. Крис злится. В первую очередь на себя, а во вторую на Эшли, за то, что он ее недооценил. – Я говорю тебе, не нужно брать ее с собой. А что если она реально не Каролина, а подсадная утка? Любой из глав городов был бы рад получить наши продовольствия. Ведь мы кормим семьдесят процентов населения городов. А это власть. Это необходимость с нами считаться.

– Я все это знаю и без тебя, – говорит Люк, делая очередную пометку в ежедневнике, и тут же откладывает его. – Я возьму ее на конклав.

На пару мгновений в кабинете повисает гнетущая тишина. Давние друзья смотрят друг другу в глаза. Первым тишину нарушает Крис:

– Ты можешь и не возвращать брата.

– Не могу. Что я скажу Деймону, когда он вырастет? Что я струсил и не вернул ему отца? Сам я воспитать его не смогу.

Крис останавливается напротив стола и упирается ладонями в прохладную поверхность, его так и подмывает сжать пальцы в кулаки.

– Ты можешь сказать Деймону, что он твой сын.

– Я не буду врать. Ложь моегоотцапривела к куче смертей, а я по его пути идти не хочу.

Крис и Люк смотрят друг другу в глаза дольше необходимого. Их связывает тайна, которая будет стоить им жизни, если об этом кто-то узнает. И оба понимают цену лжи больше, чем кто бы то ни было.

– Она опасна, – твердо заявляет Крис.

После этих слов в кабинете снова наступает тишина. Крис думает о том, что Эшли кто-то подослал к Люку, чтобы узнать больше про продовольствия. Люк же думает о том, что не может свернуть с пути и оставить брата в тылу врага. У него кроме Сэма, Деймона и Криса никого нет, и каждый ему дорог настолько, что он готов рискнуть своей жизнью. Но даже семья не самое главное. Есть те, кого Люк не может бросить и оставить умирать. У него слишком много тайн, и о половине из них Крис даже не подозревает, хотя думает, что знает Люка лучше всех остальных.

Люк не отвечает на выпад Криса, и тот продолжает гнуть свою линию:

– Может, она уже узнала у тебя все, что нужно, а на полуострове просто перейдет на чужую сторону.

– Ничего она у меня не узнавала.

– Это ты так думаешь. Вспомни, как она оголилась. Просто так? Не думаю. Эшли касалась тебя? Ведь в момент касания именно эта Каролина может внушить все что угодно.

Люк тут же вспоминает момент, когда Эшли просила позволения прикоснуться к щетине. Он смотрит на Криса не произнося ни единого слова. Тот по взгляду все понимает, отталкивается от стола и взъерошивает волосы. Друг Люка снова начинает расхаживать по кабинету и причитает:

– Да ладно! Касалась значит. Ты уже мог рассказать ей про урожайные поля и то, что их возможное отравление, это бутафория.

Самый важный момент в не нападении на Салем других городов – это их продовольствия, а точнее – поля. Все думают, что под землей проходят трубы с переработанным вирусом. В случае открытого нападения Люк обещает отравить угодья, и тогда выжившим придется питаться себе подобными. Если они узнают, что все это ложь, то им ничто не помешает захватить Салем в течение пары дней. Город слишком мал для открытого противостояния.

– Я ей ничего не говорил, – спокойно произносит Люк.

– Откуда ты можешь знать?

– Знаю.

Люк не расскажет Крису всех своих тайн. Некоторые навсегда останутся только с ним.

– Я разберусь с этим, – обещает Люк.

– Будь с ней настороже.

– Что случилось у руин старой аптеки? – спрашивает Люк. – Что значит – она потеряла сознание?

Крис немного успокаивается и садится на одно из кресел.

– Она попросила прогуляться по городу, я не мог отказать, ведь ты разрешил ей это. Мы ходили, почти не разговаривали, а потом она остановилась перед руинами, глаза стали стеклянными. Она вытащила табличку с названием аптеки и схватилась за голову. Вопила дай бог как. У меня чуть перепонки не лопнули, а потом рухнула на камни и бетон. Я вызвал медика и притащил ее сюда, сейчас она спит в своей комнате.

– Она что-то вспомнила, – шепчет Люк.

– Надпись аптечная. У Каролин редко лады с медицинской частью жизни. Может, психоз какой, – предполагает Крис.

– Не исключено.

Когда Крис вышел из кабинета, Люк тут же достал планшет из стола и вошел в приложение, где были сохранены записи с камеры видеонаблюдения. Отмотал до дня, когда Эшли касалась его и просмотрел запись. Все было точно так, как он помнил. Она ничего ему не внушала и даже не пыталась это делать. Даже если бы попыталась, на нем ее сила бы не сработала.

Его детство – удача и вечный крест в одном лице.

Вернув планшет в шкаф, Люк отправился к Деймону. Он был у себя в комнате, играл с няней. Увидев Люка в дверях, Охра улыбнулась и прошептала одними губами, что все в порядке. Люк благодарно кивнул девушке, без нее он бы не справился, ведь понятия не имеет, что нужно делать для того, чтобы ребенок хотя бы просто выжил. Выйдя из детской, Люк сказал охраннику:

– Будь настороже. В доме посторонняя.

Люк уже предупреждал об этом охранника Деймона, но решил напомнить еще раз. Семья превыше всего. Так ведь?

Вернувшись в кабинет, Люк достал записи о позабытом людьми городе и, просчитав сколько продовольствия туда нужно отправить, сокрушенно покачал головой. Рано или поздно это заметят, и тогда беды не избежать.

9. Эшли

В очередной раз, когда доктор осматривает меня, я не подаю виду, что проснулась. Дожидаюсь, когда женщина в белом халате покинет комнату, и тут же принимаю сидячее положение. Тревога не оставляла меня даже в момент, пока я была без сознания. Я слышала, что доктор говорила Крису, который приволок меня сюда. Я была одним комком спазмов и зажимов.

Еще бы.

Я вспомнила.

Я вспомнила тот день, когда меня схватили в магазине «Мороженое и чай». Мужчина с кривыми зубами не работал там. В тот раз я впервые его увидела. Кто-то бежал за мной. Тот, кого я отлично знала. Мне было около девяти лет. Я бежала в этот магазин, ведь там работала женщина, которая была мне дорога. Я знаю это, но не помню, кем она мне приходилась. Но знаю, что только рядом с ней я испытывала безграничное чувство защищенности и спокойствия.

Из воспоминаний ясно одно – я жила в Салеме около пятнадцати лет назад. Ведь я не знаю сколько мне сейчас. Могу только предположить. Но и это обязательно выясню.

Устремляю взгляд на дверь, я должна попасть в кабинет. Он ключ к сундуку воспоминаний. Но что находится в этом сундуке? Кирпичи или драгоценные камни?

Во мне что-то изменилось. После того, как сознание выплыло из туманных вод, я почувствовала себя более цельной и… сильной. Я всегда могла за себя постоять. Ведь даже в девять лет, когда мужчина схватил меня, связал и забросил в машину, я сбежала. Неслась по лесу, спала на дереве, но меня нашли. И на вертолете привезли на ферму.

Теперь понятно, откуда я знаю про вертолет и магазин. С этим я разобралась. Но что касается моих боевых навыков? Откуда они у меня появились, если с девяти лет я находилась на территории фермы? Из-за чего я испытываю животный страх, находясь в кабинете Люка? Кто владел этим кабинетом пятнадцать или около этого лет назад?

До слуха доносятся тихий голос. Это девушка. Подхожу к двери и прислушиваюсь.

– Она поет? – бормочу я.

Скорее всего это няня Деймона. Она может быть полезной. Толкаю разделяющее нас полотно и иду на кухню, мелодичное пение разносится именно оттуда. У девушки мягкий голос, он обволакивает и приносит с собой что-то нежное, такое, чего в мире катастрофически не хватает.

Останавливаюсь у высокой стойки, девушка находится спиной ко мне. Я наблюдаю за тем, как она легко виляя худыми бедрами пританцовывает и наливает в кружку что-то ароматное и, судя по поднимающемуся клубами пару, горячее.

Она оборачивается и вздрагивает. Ее круглые очки подпрыгивают на тонком вздернутом носу, но девушка вовремя ловит их одной рукой, а второй хватается за сердце. Хорошо, что кружку она не подняла и та осталась в безопасности, стоять на столе для приготовления еды. Складываю губы в максимально милую улыбку и первой нарушаю тишину:

– Привет.

Светловолосая и большеглазая девушка отвечает на мою улыбку, поправляет очки и, выдохнув, здоровается.

– Когда Люк уходил, предупредил что ты спишь, я старалась петь потише, но… – Она виновато пожимает плечами. – Извини, не хотела тебя будить.

– Все нормально, я проснулась раньше. У тебя милый голос, – говорю я, используя лесть, и она нравится девушке. Она улыбается шире, а щеки немного розовеют. На вид, ей лет семнадцать.

– Спасибо. Мама постоянно пела мне, когда я была еще маленькой.

Мама. А может, я бежала в магазин к маме? Почему девятилетняя я была уверена, что та женщина спасет меня? Скорее всего там действительно работала моя мама. В груди колет ядовитой иглой.

– Я – Эшли, – представляюсь я и протягиваю вперед руку, пародируя действие Криса, так он здоровался с теми, с кем был более близок. Этот вывод я сделала, исходя из его легкого тона и тем бесед с людьми, которых мы встречали на улице.

Девушка принимает мою ладонь, ее рукопожатие слабое и быстрое. Она практически отдергивает руку. Неужели, и ей известно о моей силе? Вот так в Салеме чтят закон?

– Знаю. Люк уже рассказал нам о тебе. Я – Охра, няня Деймона.

– А где он сейчас?

– Наконец-то уснул. – Охра улыбается. – Он замечательный мальчик, жаль, что практически не идет на контакт. Очень замкнутый.

Сажусь на один из стульев. Охра предлагает мне чай, я соглашаюсь. При упоминании напитка сразу же вспоминаю облезлую вывеску. Через пару минут мы уже сидим за столом. Охра рассказывает про Деймона. Кажется, она обожает ребенка и тревожится за него. Стараюсь ее не перебивать, и девушка продолжает вещать о ребенке. Если быть честной, то я совершенно неискренне улыбаюсь и киваю. Рассказ про незнакомого мне мальчика далеко не то, что я бы хотела узнать. Но разговорчивость Охры это достаточно хороший знак. Когда няня замолкает, чтобы выпить чая, я спрашиваю:

– И давно ты тут работаешь?

– С первого дня, когда мамы Деймона не стало. Раньше он жил в другом доме, но после того как Сэма схватили, Люк забрал мальчика к себе и нанял меня, чтобы я присматривала за ним.

– А зачем Деймону охранник? – спрашиваю я, невинно хлопая ресницами.

Охра вздыхает.

– У Люка есть враги. Говорят, что его ничего так не волнует, как семья. И сейчас Деймон единственный его родственник.

– А отец и мать Люка? Они разве не в городе?

– Нет. Отец Люка погиб пять лет назад, тогда-то Люк и приехал в Салем.

А это уже интересно.

– А до этого он сюда не приезжал?

– Приезжал, но, вроде, в детстве. И Сэм тоже. Они долгое время обучались в лучшей академии на континенте, а потом воевали.

– С кем воевали?

Охра пожимает плечами и отвечает как само собой разумеющееся:

– С миром. Не просто с людьми, а с зараженными. С каждым годом животные становятся агрессивнее и опаснее.

– То есть, братья вернулись пять лет назад, после того как их отец умер, и встали вместо него у руля корабля под названием Салем?

– Да. Вскоре Сэм увлекся Нэнси и понеслось. Я, правда, тонкостей не знаю, но у них была прям любовь. Вскоре Нэнси забеременела. Это была радость для всего Салема, – со сверкающим взглядом заканчивает Охра.

– Почему?

На мой вопрос няня долго не может найти ответа и смотрит на меня, как будто я ребенок, но все же она продолжает свой рассказ, а я ее больше не перебиваю:

– Рождение ребенка это всегда счастье. Многие не могут иметь детей. И это боль всего человечества. А тут на свет появился не просто ребенок, а он был рожден в правящей семье. У нас, как говорится, престол переходит от родителя к ребенку.

Какая глупость. То есть, в случае смертей Люка и Сэма городом будет править трехлетка? Или сколько ему там лет.

– Почему? Главу города не выбирает народ?

– Нет. Раньше пытались, еще до рождения отца Сэма и Люка, но ничего не вышло.

– Почему?

Охра не отвечает, потому что в кухню входит незнакомый мужчина и простреливает меня пристальным взглядом, но тут же переводит внимание на Охру.

– Деймон проснулся, – сообщает хмурый человек.

Девушка благодарно улыбается парню и поднимается из-за стола.

– Ну все. Мой перерыв окончен. Мне понравилось с тобой болтать.

Улыбаюсь, копируя мимику Охры, и отвечаю приложив ладонь к сердцу:

– Мне тоже.

Охра и охранник уходят, а я еще какое-то время сижу за столом, пью уже давно остывший чай и раздумываю над полученной информацией. На полках уже не остается места.

Возвращаюсь в комнату сажусь на кровать и пытаюсь вспомнить про кабинет Люка хоть что-то, может, есть вариант не соваться туда?

Решаю отложить взлом до лучших времен, если быть более точной, то до праздника урожая. Если мое воображение рисует его правильно, то там должны собраться все жители Салема. Мне останется только улизнуть, пройти по пустому дому, войти в кабинет и взять книгу с золотистым узором. В ней зарыт секрет, о котором мне необходимо знать.

Сумерки сгущаются неожиданно. Переодеваюсь и забираюсь в кровать, натягиваю одеяло до подбородка и еще долго лежу без сна, но в итоге сознание растворяется, и я проваливаюсь в темноту.

Следующие два дня проходят достаточно бодро, Крис сопровождает меня практически всюду, и я рада, что на его месте находится не Люк. Кажется, что его серые глаза могут прочитать мои мысли. А мне это не нужно. Тренировки с Крисом стали более интенсивными, мы сражаемся, и теперь он совершенно меня не щадит. Переворачивает на мат и издевательски улыбается. Мстит. Ну и ладно, чем сильнее у меня будет противник на тренировках, тем более подготовленной я буду к какому-нибудь агрессору. Спарринг-партнер несколько раз спрашивает у меня, вспомнила ли я хоть что-то, я постоянно отвечаю отрицательно и узнаю, что не все Каролины вспоминают свои прежние жизни. Если мозг был слишком истощен лекарствами, то флешбеков из прошлого не видать, как своих ушей. Дальше я отправлялась в пансионат и разговаривала с Обри, остальные из моей фермы ко мне даже не подходили. Обри объясняет это тем, что они не могут смириться с тем, что я живу в нормальном доме, а они – нет. Оказалось, что мысли поселивших их здесь людей не совсем верны. Каролины вроде и рады крову, но желать больше никто не в силах запретить. В пансионате мне не удается узнать ничего интересного. Единственное, делаю себе пометку о том, что я больше не одна из Каролин, не только из-за того, что сама этого пожелала, но и из-за их отвержения.

Крис сопровождал меня в городе, показал главную улицу, где будет проходить праздник урожая, и вкратце рассказал, что там вообще будет происходить. Больше ни одно место не показалось мне знакомым, а в голове отбойным молотом стучала мысль «попасть в кабинет, добраться до книги».

Так и проходили эти два дня.

Все готовились к празднику.

Я готовилась к преступлению.

Интересно, я всегда была такой или стала недавно? Будучи на ферме я и помыслить не могла, что у меня хватит сил и храбрости противостоять мужчинам. Нолана я в расчет не беру. Там был чистый адреналин, а тут я продумываю преступление не ради свободы, а ради информации. Вышла на новый уровень преступности? Или откатилась ниже?

День праздника настал слишком быстро. Несмотря на то, что я постоянно придумывала план, он все равно оказался сырым.

Несколько минут смотрю в окно, милые цветы с кустарника начали опадать. Тут же провожу параллель со своей жизнью. Она, как эти цветы, вроде только распустилась, но уже начинает увядать из-за скелетов в моем шкафу.

Отрываюсь от созерцания загибающейся красоты, выхожу из комнаты и тут же встречаюсь со взглядом серых озер. Краем глаза замечаю, что за входной дверью скрываются Охра с Деймоном на руках и охранник, следующий за ними по пятам. Секунда, и дверь закрывается, мы с Люком остаемся наедине.

– Привет, – здороваюсь я и прячу руки в карманах толстовки.

Жаль, что я больше не могу чувствовать себя комфортно наедине с Люком. Славные были времена, хоть и короткие.

– Привет. Готова к празднику?

– Да. Крис рассказывал, что сегодня будут подарки для тех, кто работает на полях.

Люк кивает и слегка прищуривает глаза.

– А что интересного тебе рассказала Охра?

Сглатываю ком. Он что-то заподозрил?

– Да так, ничего особенного, – отвечаю расслабленно. – Немного о Салеме, о твоей семье.

Смотрим друг другу в глаза. Так хочется отвести взгляд, но я выдам себя этим. Мысленно возвращаюсь на ферму и вспоминаю что были времена когда мне запрещалось испытывать эмоции. Я скрывала их даже от Нолана, а он знал меня куда лучше Люка. Ему не разгадать моих тайн… ведь я сама их не знаю.

– Идем, – говорит Люк, но не двигается с места.

– Идем, – повторяю я и прохожу мимо него, бодро шагаю на выход из дома и чувствую пристальный взгляд, он просверливает в моем затылке дыру, чтобы подсмотреть, что там и как.

Только оказавшись на улице немного расслабляюсь. В какой-то степени я скучаю по своей беззаботности и незнанию прошлой жизни. Тогда мне было куда проще доверять Люку, и только сейчас я понимаю всю силу одиночества. Мне не с кем поделиться мыслями, предположениями. Не у кого спросить совета и помощи.

Идем молча, чувствую напряжение, которое образовалось между нами. Люк молчит и отчего-то мне кажется это дурным знаком.

Чем ближе к главной улице подходим, тем громче раздаются голоса и музыка. Люди поют и смеются. Общая волна веселья постепенно захлестывает и меня. Не полностью, примерно, по щиколотки.

Стою у края дороги и наблюдаю за безудержной толпой. Детей практически нет, но я нахожу взглядом Охру, она танцует с Деймоном на руках. Кружится вокруг охранника, а тот сканирует толпу.

Пританцовываю и улыбаюсь. Сквозь толпу ловлю взгляд Люка, его губы изгибаются в легкой улыбке, он отворачивается и продолжает движение в сторону брезента, под которым лежат всевозможные продовольствия, именно они и будут подарками и наградами для тех, кто работает на полях и обеспечивает жизнь не только Салема, но и большинства городов. Они герои, которым удается спасать человечество при этом не жертвуя чьими-то жизнями.

Крис рассказал, что вручение продовольствия – это уже традиция их города и вручает не кто иной, как предводитель Салема. Как только Люк начинает говорить, толпа постепенно успокаивается. На этом моменте я медленно отступаю назад, захожу за угол ближайшего дома, разворачиваюсь и со всех ног несусь в сторону жилища Люка.

Слышу только безудержный стук сердца и свое тяжелое дыхание. Добегаю до дома, никого не встретив, врываюсь внутрь и несусь в сторону кабинета. Хватаюсь за ручку и медленно поворачиваю ее, дверь поддается, что несказанно радует. Благодарю вселенную, что кабинет оказался не заперт, ведь как бы я в него забралась и не оставила следов пребывания, не имею ни малейшего понятия.

Переступаю порог, прикрываю за собой дверь и тут же иду к нужному мне стеллажу. Отодвигаю стеклянную преграду и с ужасом смотрю на корешок, изрисованный золотом. Протягиваю к нему руку и вижу, как пальцы трясутся. Что-то внутри, то ли интуиция, то ли что-то другое отговаривает меня это делать, но я касаюсь корешка… не вытаскиваю книгу, потому что это не книга.

Воспоминания о мужчине, который открывал секретный ход, настолько неожиданно напрыгивают на меня, что я вскрикиваю.

Высокий и широкоплечий, он тянет ко мне руку, а второй толкает книгу вперед до упора, и шкаф открывается. А я в воспоминании плачу и пытаюсь вырваться. Видение пропадает, и я глубоко втягиваю воздух сквозь стиснутые зубы.

Мне было там плохо, больно и страшно.

Я была ребенком.

– Нет дороги назад, – говорю я сама себе и толкаю книгу вперед, она проваливается.

Что-то щелкает.

Стеллаж начинает отъезжать с тихим скрипом, и вот уже спустя несколько секунд я смотрю в темный проем. Там-то и прячутся призраки моей прошлой жизни. Собираю волю в кулак, оставляю страх за пределами тьмы и переступаю порог. Глаза немного привыкают к темноте, и первое, что я вижу – низкий круглый столик и масляная лампа. Подхожу и зажигаю ее, словно делала это сотни раз. А я делала и видела, как ее зажигали.

Когда огонь освещает окружающее пространство, у меня из глаз во всю текут слезы. Едва сдерживая рыдания, стараюсь успокоить неугомонное сердце.

Комната маленькая, на одной стене прикручены полки, на них стоят и лежат книги, соединенные толстыми паутинами и покрытые слоем пыли. Тут давно никого не было.

Возле круглого деревянного столика расположена потертая табуретка. Держа в руке лампу, я с ужасом медленно поворачиваюсь назад. Освещаю противоположную стену. Там нет никаких полок и книг, там стоит детский гроб с открытой крышкой. Крышка исцарапана изнутри.

Воспоминания легкими колючими от холода волнами накатывают на меня.

Я лежала в этом гробу. Более того, его поставили здесь радименя. Мужчина, который закрывал меня здесь… Пытаюсь вспомнить, как он выглядел, но разум противится. Отрываю ноги от пола и медленно иду к гробу. Слышу свои детские крики, мне несколько раз прищемили пальцы крышкой. На ней есть три дырки, слишком маленькие, чтобы туда попадал свет, но достаточные, чтобы я могла дышать.

Я знаю, за что меня там закрывали, за мой дар. Я с ним родилась.

Понимаю, что нужно уходить, но воспоминания тонкой струйкой просачиваются в разум, и я не могу оттолкнуть их сейчас.

Другого шанса не будет.

Превозмогаю детский ужас, касаюсь гроба и прикрываю глаза. Концентрируюсь и вижу картинку. Часто мы были тут не вдвоем. Иногда мужчина приводил с собой двух мальчишек на несколько лет старше меня. Он учил их, как и насколько закрывать гроб, чтобы я становилась более податливой и послушной. Чтобы я использовала дар для их блага. Мальчишкам это нравилось. Я слышала их издевательский смех и оскорбления. Лица разглядеть не могу. Пытаюсь. Никак не получается. Возможно, я не готова посмотреть своему страху в глаза, широко распахнув веки.

Они продолжают смеяться, даже когда крышка опускается, прищемив мне пальцы. Я лежу на спине и истерически рыдаю. Воздуха становится все меньше и меньше. Бьюсь о крышку, прошу, чтобы меня выпустили, но этого никто не делает. А потом, когда силы кончаются, слез не остается, а голос сорван, гроб открывают, и я делаю то, что нужно.

Открываю глаза, и меня озаряет. Эти мальчишки его сыновья. Люк, Сэм и их отец. Они истязали меня, а потом отдали на ферму.

– Чтобы я все забыла, а потом вернулась в качестве управляемой Каролины.

Тошнота подступает к горлу, и я пячусь от гроба. Меня трясет.

Повернуться к гробу спиной оказывается то еще испытание. Кажется, что сейчас оттуда появится костяная рука и утащит меня обратно. Но теперь становится понятна причина моего дискомфорта в закрытых комнатах. Все из-за семьи Люка. Эти ублюдки пытали меня, издевались. Ненавижу.

Подхожу к полке с книгами. Отгоняю прочь паука и беру первую попавшуюся. Внутри какие-то цифры, они не открывают в воспоминаниях ни одну дверь. Просматриваю книги, открываю листаю. Есть тут вычурная тетрадь. Открыв ее, понимаю, что это что-то вроде древа семьи, владеющей Салемом. Тут прописаны годы и имена, почти везде под именами стоят даты рождения и смерти. Описания уходов из жизни. Кто-то умер в нападении на город, кто-то был отравлен. На последней заполненной странице в ее главе стоит два имени Реба и Хьюго Куин, от их имен идет две линии – Сэмюэль Куин и Люк Куин. Но от Хьюго отходит еще одна линия и там написано Эшли, без фамилии, с датой рождения, а в скобках подписано – побочный ребенок от Оливии Роджерс.

– Оливия, – произношу я, и книга выпадает из рук.

Оливия, моя мама. Я помню ее, она работала в магазине мороженого и чая. В тот день я бежала к ней. Хотела рассказать, что со мной делал отец, и что он хотел отослать меня куда-то далеко-далеко. Я бежала в магазин и верила, что мама спасет. Она действительно меня любила и даже не подозревала, что делал со мной отец, а он обещал, что сделает больно маме, если я проговорюсь.

– Мама.

Колени подгибаются, а голова раскалывается на две части. Возвращаю лампу на стол и выкручиваю вентель. Свет гаснет, тут же покидаю место моего детского ада.

Не видя дороги, выбегаю из кабинета и тут же останавливаюсь.

Вот черт!

В коридоре стоит Крис. Прислонившись спиной к стене, он согнул ногу в колене и прижал пятку к стене.

– Люк попросил меня проверить, где ты, – говорит он и отлепляет спину от опоры.

Сейчас я не готова к схватке, но, вероятно, у меня нет выбора.

В голове молотом наковальни бьется ужасная мысль. Мой отец истязал меня. Мойпапа.

Знаю, что у меня есть все шансы одолеть Криса, но пока он не вступил в схватку, спрашиваю:

– Как давно ты знаешь Люка?

Крис прищуривается.

– С детства, – отвечает он и продолжает медленно ко мне приближаться.

Отступаю и беглым взглядом ищу что-нибудь, что поможет мне защититься.

– Как праздник? – спрашиваю я.

– В разгаре, вот только тебя там нет. Что ты тут делаешь?

– Решила вернуться домой, голова заболела.

Он мне не верит. По глазам вижу – не верит.

– Кто ты, твою мать, такая? – спрашивает Крис и, не дожидаясь ответа, бросается на меня.

Наши тренировки только мешают мне. Он знает, как я поступлю в тот или иной момент. Все мои выпады Крис отбивает. Толкает меня, и я врезаюсь плечом в стену. Он пытается схватить меня за руку, но я ставлю ему подножку, он падает. Перепрыгнув Криса, бегу в сторону выхода из дома. В последнее мгновение он хватает меня за щиколотку, и я лечу на пол. Успеваю подставить руки и отбиваю ладони напрочь. Стону и пинаю Криса, не знаю, куда приходится удар, но слышу ответный стон. Он не отпускает меня, и в итоге сворачивает так, что я стою перед ним с неестественно и болезненно вывернутой рукой позади себя.

– Да стой ты! – командует он, и я замираю, но не из-за приказного тона, а из-за человека, в этот момент вошедшего в дом.

– Что происходит? – спрашивает Люк, смотря на меня, в следующее мгновение переводит недоуменный взгляд на Криса. – Отпусти ее.

– Но…

– Отпусти.

Хватка пропадает, и я сразу отхожу от Криса, но теперь против меня двое, и они стоят с обеих сторон коридора.

– Что тут происходит? – снова спрашивает Люк, и теперь в его голосе звучит сталь.

– Она вышла из твоего кабинета, – говорит Крис.

Ябеда.

Люк переводит внимание с друга на меня и спрашивает:

– Что ты там делала?

Не отрывая взгляда, отвечаю:

– Ничего.

Если они сейчас зайдут в кабинет, то увидят распахнутую дверь, секретной комнаты.

Мне конец.

– Эшли, – с нажимом произносит Люк. – Мне нужна правда.

В диалог влезает Крис:

– Я говорил тебе, ее подослали!

В этот момент входная дверь распахивается, и внутрь врывается запыхавшийся мужчина в черном.

– Люк, на южную часть угодий напали зараженные бизоны, прорвали ограждение!

– Потери?

– Семеро мертвы, трое ранены. Осталось четыре человека, боевки у них на нуле.

– Готовь машины. Выдвигаемся. – Отдает команду Люк, и когда за мужчиной закрывается дверь, поворачивается к Крису. – Оставайся с ней, не выпускай из поля зрения и никакой грубой силы.

– Есть, – нехотя отзывается Крис.

Люк выходит из дома, и я чувствую неимоверное облегчение. Слышу, как за пределами дома шумят люди, они собираются за пределы города. Как хорошо совпало, мне тоже туда надо. В Салеме мне больше небезопасно находиться. Осталось отделаться от Криса.

– Когда Люк вернется, я убежу его, чтобы он от тебя избавился.

Не оборачиваясь к Крису, спрашиваю:

– Думаешь, он способен убить девушку?

– Он и не на такое способен. Не тому человеку ты перешла дорогу.

О какой дороге идет речь, я не понимаю, но и расспрашивать Криса не имею ни малейшего желания. Стою и думаю о том, что Люк, по сути… мой брат. И он помогал отцу истязать меня, я помню это. Не помню их лиц, оно и к лучшему, но помню их действия.

Я не позволю обижать себя.

Никому и никогда.

Крис стоит позади меня, впереди кухня, там явно есть предметы, способные помочь мне выбраться из этой западни. Не собираюсь дожидаться, когда меня будут снова пытать в этом доме. Стартую с места так стремительно, что оказываюсь на кухне через два удара сердца. Хватаю чайник и с разворота ударяю догнавшего меня Криса по голове. Вода разливается, противник падает и корчится. Выдергиваю шнур из розетки и присаживаюсь рядом с Крисом. Молюсь, чтобы сейчас никто не вернулся.

Пожалуйста.

Крис слишком слабо сопротивляется, на полу кровь, видимо, я пробила ему голову.

– Извини, – шепчу я. – Не уверена, что ты меня слышишь, но твой друг изверг. А меня никто никуда не отправлял. И вам дорогу я не переходила.

Выпрямляюсь и бегу на улицу. Выхожу из дома спокойно, как будто ничего не произошло, поправляю волосы и одежду, успокаиваю дыхание. Да на меня никто и не обращает внимания. Все стекаются в сторону, где в ряд выстроились четыре машины. Иду туда же, внимательно вглядываясь в лица людей, не желая наткнуться на Люка. Вхожу в гущу толпы, люди прощаются с теми, кто собирается уезжать. Огибаю зевак и заглядываю в кузов одной из машин. Там лежит уйма оружия, и я понимаю, что знаю, как им пользоваться. Приятное открытие.

Смотрю по сторонам, рядом никого нет. Подтягиваюсь и переваливаюсь через борт, полотно опускается, и я погружаюсь в темноту. Воспоминания о гробе набрасываются на меня, как бродячие псы.

Я не сбегу из-за этого страха только по одной причине – если останусь, мне сделают только хуже.

Забираюсь как можно глубже в грузовик, стоит мне лечь за мешки, набитые чем-то мягким, как машина трогается с места.

10. Секреты

По возвра