Оч Воч
Я его искал восемь с половиной лет. Искал самозабвенно, думая, что только от него зависит моя жизнь. Я так хотел его найти, что, физически и морально истощенный до пустоты, еле добрался до его место пребывания. За эти годы я привык идти на доверии, и в большинстве своем пути были ошибочны. Но меня уже это совсем не огорчало. Наверняка это переросло в одержимость им. Его поиск стал настоящим прыжком веры. Я бросил работу, свою прошлую жизнь и людей, что окружали меня. Многие истории осознанности начинаются так? Да, наверняка. Но моя точно была правдой.
Что я хотел получить от него? Кто-то рассказывал что-то. Я услышал, и моя душа загорелась. Мне казалось, будто он точно знает то, что мне нужно.
Он не был учителем в прямом значении этого слова. Он был больше во множество раз. Говорили, что одно его присутствие могло менять настрой людей, хотя они не знали, что он находится рядом. Его поле энергетики было животворящим, когда надо, и черной дырой, когда требовалось.
Он мог быть любым. Поговаривали, что даже видевшие его воочию люди описывали разные черты и повадки.
Зачем я его искал? Да все очень просто: он знал истину. Слушая всех тех, кто его знал или знал тех, кто знал знающих его, а их были сотни, я ощутил каким-то внутренним наитием стремление приблизиться к истине этого человека. Мне она казалась спасительной. Может, я сходил с ума от поиска «того, не знаю чего, там, не зная где», а может, существуют интуиция и путь, данный нам творцом, и меня вели высшие силы – выбирайте что хотите.
Я искал его, а в итоге он сам меня нашел. Это произошло на самом оживленном рынке города, куда я забрел негаданно-нежданно. Жара и скопление народа делали невыносимым мой путь, но я должен был добраться до продавца специй Жаймсу, чья жена Иая знала того, кто мог меня провести к Оч Вочу – так звали того, кого я искал.
Пробка человеческой массы образовалась в узком проходе маленького уличного переулка. Там он меня и нашел. Оч Воч стал пихать меня своими локтями к проходу. Сначала я не принял это всерьез, все шли, и кто-то кого-то все равно задевал, но потом его толчки стали такими сильными, что мне уже было дискомфортно. Я попытался обернуться, но не очень получилось разглядеть неугомонного хама. Казалось, что всё и все вокруг просто замерло, не двигаясь даже на сантиметр. Тогда я почувствовал, что его толчки стали еще агрессивней, и уже было достаточно болезненное ощущение от каждого удара. Я крикнул, чтобы толкавший успокоился, так как снова повернуться и разглядеть обидчика не получилось. Но он будто бы не слышал меня, колотил как оголтелый. Наконец пробка продвинулась и толпа рассеялась; оказалось, что на тонком промежутке переулка упала чья-то тачка с продуктами, и ее спешно убирали, расчищая проход. Теперь я мог увидеть хама в лицо, и предо мной предстал маленький щуплый старикашка, совершенно безобидный на вид. Я даже усомнился в том, что именно он мог с такой силой толкать меня в спину. Я был выше его на три головы, как он мог с такой силой колотить меня?
– Зачем вы меня толкали? Ведь, если бы я мог пройти, я бы уступил вам дорогу, – спросил я его с непониманием.
На что он мне ответил:
– Ты в застое, тебя нужно было хорошенько выпихнуть из твоей зоны глухоты. Иногда это приходится делать руками, если слова ты не слышишь.
Я изумился ответу. Не было понимания, что это было сказано мне, и что он имел в виду тоже дошло не сразу до моего сознания. А старичок пошел дальше своей дорожкой. Я за ним. Думаю, а спрошу я у него, может, он знает Оч Воча или знает, где его найти. Я побежал за ним, еле поспевая за его маленькими шустрыми ножками. Он скользил в толпе, невидимый ни кем, и на его пути никто никогда не стоял, но когда я следовал за ним, то мне путь всегда кто-то преграждал. Я думал, как это? Он идет ровно, не сходя с дороги, никого не пропуская и не обгоняя, движется легко, как река по проложенному руслу, а я и шага не могу вступить, не уткнувшись кому-то в спину или плечо.
– Погодите, погодите, вы знаете учителя Оч Воча? – кричал я, пытаясь поравняться с ним.
– Учителя? А разве он учит? – задумчиво приговорил старичок, но не остановился.
– Да! Он великий учитель!
– Хмм, нет! Он ничтожество и ничего не может. Зачем кому-то такой дурак, как он? – веселясь от чего-то, отвечал мне он.
– Не-ет! Вы не правы! Все знают, что он велик! Все знают, как он меняет жизни людей!
– Нет, он никто, а все те, кто так говорит, тоже дураки; я знаю его, но тебе не скажу, где он.
Я опешил! Наконец-то я нашел того, кто знает, как найти Оч Воча!
– Прошу, помогите мне, от него зависит моя жизнь, он может меня спасти. Мне он очень нужен, я проехал множество стран, чтобы его отыскать.
– Значит, ты тоже дурень! Твоя жизнь зависит только от тебя! – продолжал веселиться он, – ну да ладно, помогу тебе, раз тебе он так нужен. Приходи в змеиную балку поутру, там на огромном камне он сидит на заре, – сказав это, старикашка просто растворился в толпе, и все мои попытки найти его не увенчались успехом: я хотел спросить, а где же эта змеиная балка?
С горем пополам я расспросил всех кого смог, чтобы найти это место, и одна женщина указала мне путь.
Ночью я не спал. От мысли, что наконец увижу величайшего учителя, я терял ощущение реальности. Мне казалось, что лишь он даст ответ на все мои вопрошания, что только он сможет меня научить понимать все то, что происходит в моей жизни. Я прошел через множество книг и учителей, и они мне много дали, но мне было мало: мало понимания, мало истины, мало знаний. Я слышал истории о настоящем учителе от других, и практически все рассказывали, что они знакомы со знакомыми тех, кто знал Оч Воча, но так и не удалось встретиться с тем, кто бы знал его лично, кто бы мог точно указать, где он проживает и как к нему добраться. Оказалось, это не просто еще и потому, что он нигде долго не задерживался. Он мог приехать в страну и пробыть там месяц или год, и, куда он поедет в следующий раз, никто не знал. А тут мне посчастливилось найти его самого!
Утром я пришел на место до рассвета и издалека увидел, что на камне кто-то сидит. Подойдя поближе, я увидел того же старикашку, что встретился мне на рынке.
Я поздоровался. Он тоже. И тогда я спросил в нетерпении:
– Когда он придет?
– Он уже здесь, – был ответ. Я посчитал себя обманутым.
– Но вы же говорили, что знаете его, вы обманули меня?
– Нет, я сказал правду. А кого ты хотел увидеть? – спросил старик, улыбаясь, смотря мне прямо в глаза.
– Вы Оч Воч?
– Да. Я – Оч Воч.
Я не поверил, но уходить тоже не решался. Неужели он и правда тот, кого я ищу?
– А чем вы докажете?
– Ничем. Либо оставайся, либо уходи, – был ответ. Простой и короткий ответ, и решение зависело от меня: либо уходить, либо остаться. – Каким доказательством ты хочешь насытиться? Что для тебя будет являться истиной, как не моя правда, сказанная две минуты назад. Ты можешь принять ее и остаться, а можешь искать дальше то, чего не существует вовсе. Ты ищешь спасения, но не готов его принять, ты ищешь истину, но не готов ее услышать, ты хочешь жизни, но не готов жить. Как ты собираешься мне проверить, если даже не готов слушать?
Я сел на землю молча, меня будто ударило по голове кувалдой, и я не мог проронить и слова. Так мы и молчали, пока я не нашел то, что хочу сказать.
– Да, учитель, я слеп и глух, я боюсь жить, ищу неизвестно что. Я запутался.
– Ты запутался потому, что хочешь, чтобы кто-то тебя научил, чтобы кто-то тебя раскрыл, показал как надо. Но ты должен это делать сам с собой. Ведь ты, когда хочешь посадить сад, не просишь людей вскопать тебе землю и принести саженцы – ты сам берешь и выполняешь это в нужной последовательности. И тогда сад растет, а ты ухаживаешь за ним, поливая и обрабатывая от паразитов. Так и с тобой: истина в тебе, и ты не можешь познать ее через других, не проживая это через себя. Ты наполняешь себя чужими истинами и довольствуешься чужими победами в самопознании, при этом не производя своих, не проживая это в своей жизни. И в таком случае ты не получаешь плодов из чужих садов.
– Я понял, учитель. Я хочу вырастить свой сад, но с твоей помощью. Могу ли я стать твоим учеником?
– Дурак ты, дураком и помрешь. Я не учитель, а ты не ученик. Ты идешь своей дорогой, сейчас ты можешь выбрать путь рядом с моим путем, но никто никого не учит. Ты просто возьмешь то, что тебе нужно, и пойдешь дальше. Я не учу, но ты можешь слышать и видеть моими глазами и ушами, говорить моим голосом в своей душе. И только от тебя зависит, что ты хочешь и можешь взять.
– Я на все согласен, я пойду за тобой, куда прикажешь, только помоги мне понять, – ответил я с каким-то отчаянием, и даже слезы накатили, ведь я чувствовал, что я так близок к истине и хочу к ней прикоснуться, но не понимал, как это сделать.
– Ты поймешь, если сам захочешь. Оставайся, я тебя не приглашал, но и не прогоняю. Со мной рядом те люди, которых привел случай, они просили этот случай и пришли в мое поле, а я просто иду своим путем.
С тех пор я следовал за ним, как пятилетний мальчишка с предвкушением осознавания нового меня, новой жизни, нового потока эмоций и ощущений.
Как-то я спросил его, а почему он называл себя дураком? И он мне ответил:
– Мы все дураки, мы приходим в этот мир с нулевой позиции. Карта шут в таро – это нулевой аркан. Это новые пути, ты должен привыкнуть быть везде дураком. Ты ничего не знаешь и всегда идешь в предвкушении нового пути на полном доверии вселенной. Так и в жизни: если ты думаешь, что ты что-то знаешь, ты уже ошибаешься, и твой путь искажен твоим знанием, потому что знания всегда ограничены. Не зря говорят, что чем больше узнают, тем больше идет понимание, что они ничего не знают. Поэтому, если ты думаешь, что знаешь, остановись: ты уже ошибаешься.
Однажды мы пошли с ним выбирать ему учеников, так назвал их я, он же говорил выбирать путников. К его порогу приехало из разных стран множество людей, и все они хотели, чтобы учитель их принял в ученики. Сначала он долго не выходил к ним, они ждали его на улице, пребывая в непонимании. Им сказали, что придет учитель набирать себе учеников, все ждали его появления, но проходил час, другой, третий, а никто не появлялся. Толпа начала редеть, и людей стало в два раза меньше. Еще через два часа их осталось человек десять. Тогда он вышел к ним в грязных оборванных лохмотьях с палкой и начал дурачиться. На лицах будущих учеников читалось недоумение. Оч Воч прыгал и кричал, имитируя крик бабуина, или мутузил пришедших своей палкой, а в итоге уселся, опершись о стену дома спиной, и стал ковыряться в своих ушах, произнося нечленораздельные звуки. После такого представления ушло еще восемь человек. Осталось двое: я и девушка, которая сама ходить не могла – ее привез брат, для встречи с учителем.
Тогда Оч Воч стал снова собой и подошел к нам. Мне он сказал, чтобы я возвращался завтра: согласен на то, чтобы я стал его путником. А с девушкой он проговорил весь вечер. Я потом спрашивал его об их беседе. И он мне ответил:
– Она в прошлой жизни много людей загубила. Сейчас в этом воплощении ей дали понять весь смысл содеянного. Все ее тело – это боль. Куда пальцем не ткни – везде болячка. Ее тело недееспособно. Она не хозяин своему физическому скафандру. Физически человека ограничивают тогда, когда ему нужно окунуться внутрь себя. Он должен пройти через свои внутренние структуры мышления и осознанности. Это ее урок. Тебе это не нужно знать. Ее путями только ей идти.
– А что ты дал ей? – спросил я, мне было интересно, ведь он с ней провел не один час.
– Я давал ей понимание любви в чистом ее проявлении. Только с таким опытом она сможет дальше двигаться по своему пути, ведь путь боли требует огромное количество любви, чтобы не очерстветь и не исторгнуться со своего пути раньше времени. Путь всегда должен быть пройден до конца, а ей еще долго идти.
– А как ты давал любовь, что говорил? – не унимался я.
– Эта истина не для тебя. Тебя надо бить и мутузить.
– Да, так ты со мной и познакомился, толкая меня в спину.
– Да, так и есть. Кого-то нужно выпихнуть из ракушки, а кому-то отдать всю любовь мира, чтобы человек увидел в ней единственный путь.
– А зачем ты дурачился, когда пришли ученики, зачем ждать их заставил? – спросил я.
– Затем, что многие из них пришли не для осознавания. Они пришли, чтобы им показали чудеса. Чтобы им доказали, что есть что-то такое, чего они постигнуть еще не смогли. Но если до встречи со мной они не поняли, что такое существует сплошь и рядом, то уж и на встрече они ничего для себя взять полезного не смогут. Если ты слеп, ты не способен увидеть даже тогда, когда проносится мимо комета – ценности в этом явлении ты для себя не осознаешь. Свет кометы для тех, кто способен ее узреть. Но оставаться слепым только твой выбор. Чтобы увидеть фокусы, можно пойти в цирк. Чтобы стать чьим-то последователем, можно примкнуть к какой-нибудь секте. Это перекладывает всю ответственность на фокусника или верховного адепта секты – только тогда они будут выбирать, что тебе показывать и по какому пути тебе идти. Но, если ты сам хочешь выстраивать свою реальность, ты должен принять на себя ответственность за каждый свой шаг и идти своим путем. Те, кто прокладывают тебе путь, бесполезны тебе, но ты можешь послужить им, проходя ими проложенный путь.
Мне казалось, будто я рядом с ним получал такую ясность сознания, что охватывал весь масштаб его истины, и так легко мне это давалось, что мне хотелось еще и еще. Это состояние было упоительным.
Когда мы с ним шли по деревне, то все люди вокруг него будто оживали. Нет, никто ему не кланялся и даже никто не обращал на него внимания, но в поле его энергетики жизнь расцветала и окутывала светом любви. Объяснить словами сложно те ощущения, когда ты находишься в поле этой энергетики. Там комфортно, как в утробе младенцу, там безопасно, там понимаешь ощущение истиной любви. Там нет условий, там полное принятие и неописуемая глубина живительного чувствования, дополненности твоего сознания. Будто все горы сняты, оковы скинуты и ты свободен в ясности сознания. Тебя принимают таким, какой ты есть, и ты способен принять весь мир в свои объятия. Это тихое влияние окутывало все окружение.
Поражало то, как он реагировал на людей. Он мог подойти на улице к любому и сделать что угодно, и его поступки каждый принимал как урок, причем многие его даже не знали. Однажды он подошел к мужчине, курящему на остановке в ожидании автобуса, и, выхватив у него изо рта сигарету, бросил ее на землю и растоптал. Тот же изумленно отшатнулся, но ничего не сделал, хотя за такое хамство мог и врезать. Затем он сказал ему: