Тень с Севера

Размер шрифта:   13
Тень с Севера
Рис.0 Тень с Севера

Иллюстрация на переплете – Виталий Аникин

Карта – 7Narwen

Рис.1 Тень с Севера

© Семенова М.В., Гурова А.Е., текст, 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Говорят, в стародавние времена проходил по земле Великий Прилив.

Луна опускалась совсем низко, становясь огромной. Она шествовала по небосклону, и в ее холодном сиянии гасли звезды. Она казалась мертвым отражением живой земли – безлюдные долины, пустые моря, острые пики… Ее горы почти задевали вершинами земные горы. По лику луны змеились длинные пугающие тени. На одну ночь луна становилась низким каменным небом…

А навстречу ей, словно пытаясь дотянуться, поднимался океан. Исполинский водяной вал подвижной горой вздымался выше облаков и катился по земле. Следовал за луной, гоня перед собой ураганы, врываясь в долины, перехлестывая горные хребты…

Потом луна вновь уходила высоко в небо, и океан успокаивался. Возвращался в берега, оставляя разоренную, опустевшую землю такой, какой она была в дни творения…

Откуда у людей эта память?

В те стародавние времена ведь еще и их не было. Не вылепила своих младших детей из глины мать-Земля. Не вырезал из ветки божественного ясеня премудрый Всеотец…

Ведь и богов тогда еще не было.

Бабушка-Утка еще не нырнула в мировые бездны, чтобы свить гнездо и снести яйцо, из которого народятся первенцы-близнецы, создавшие семь разноцветных небес…

Небесная корова не вылизала их из соленого камня среди звезд…

Или нет?

А может, и в стародавние времена Небо и Земля так же неустанно рождали богов и людей. Все расцветало, солнце и луна катились по небу, озаряя юный мир, и в их сиянии начинали звучать первые песни.

Но опускалась луна, вздымался Великий Прилив, уничтожая все – и первые ростки, и первые плоды.

Заставляя Небо и Землю раз за разом начинать заново…

Рис.2 Тень с Севера

Глава 1

Сынок-акула

Вечер, долгие зимние сумерки.

На берегу огромного, скованного льдом залива стоит одинокая вежа. Даже и не вежа – так, наспех собранный шалаш, чтобы ненадолго укрыться от колючего ветра. Перед ним горит костерок. А у костра сидит женщина.

С виду и не скажешь, стара она или молода. Распущенные по плечам длинные волосы почти белы, однако спина женщины прямая, движения быстрые, точные. Обветренное лицо изрезано морщинами, но в прищуренных глазах полыхает сила. На женщине длинная просторная рубаха без единой завязки, расшитая обережными узорами, дарующими плодовитость, – одеяние роженицы. Однако женщина вовсе не выглядит беременной. И рубаха надета шиворот-навыворот.

Полог шалаша распахнут настежь, студеный ветер задувает внутрь. Снежинки вспыхивают в полуседых прядях. Но женщина вовсе не обращает внимания на холод и ветер. Она слишком занята.

Она шьет.

Складывает вместе куски шкуры и кожи, протыкает толстой костяной иглой, протягивает в отверстия сухожильные нитки. За работой шепчет заклинания: да не потрескаются кости, да не лопнет чешуя, да не расколются клыки…

Чтобы сынок вышел красавчиком, на радость матери!

На утоптанном снегу разложено все, что требуется для шитья. Недешево пришлось ей заплатить – зато теперь все в сборе.

Женщина пододвигает к себе растерзанный человеческий остов без рук и ног. Ловко пришивает к нему когтистые медвежьи лапы, чтобы сынок мог ходить по льду и снегу. И выпевает звучным, глубоким и сладким голосом, предназначенным лишь для чародейства:

– Пусть бьет когтями, как белый медведь-ошкуй, что отрывает голову одним ударом!

На спину и бока – акульи плавники.

– Пусть плывет как рыба, не зная устали!

Глаза существу женщина оставляет человеческие.

– Пусть вернее найдет дорогу к дому врага!

Потом она берет голову морской кошки – маленькой злой акулы – и пришивает сыночку на живот. И еще одни акульи челюсти – на грудь, и еще двое – на плечи. Много, много зубов, везде, где только можно!

Больше острых зубов – чтобы сынок мог сделать главное, ради чего он нынче и рождается на свет.

Ради мести.

…Есть шаманы, что летают в небеса – за облака, на верхние ветви великого древа, и там беседуют с богами. Есть те, что спускаются в преисподние, где их поджидают голодные духи и мертвые сородичи… Но сильнее и страшнее всех шаманы, что отваживаются взывать к темной силе моря.

Всякий на Севере знает: море – место смерти. Оно неподвластно вышним богам, бездонно и безжалостно. Рыбак или охотник на легкой байдаре уходит в море, словно в иной мир, и всякий раз неизвестно – вернется ли. А если и вернется, то каким?

Души погибших поглощает Полуночный океан, обитель холода и мрака. Оттуда приходит ветер, который отчаянные путешественники-новогородцы так и называют – «полуночник». Зимняя буря, что летит в мир живых прямиком из-за Кромки.

Имя этого ветра – Кэрр. Такое имя приняла женщина, когда взяла в мужья великого морского духа и стала самой могущественной из шаманок Змеева моря.

* * *

Вечерний берег сковала мертвенная тишина. Птицы молчали в скалах, рыба ушла от берега. Затих даже ветер над ледяными торосами.

Отложив иглу, гейда Кэрр полюбовалась тем, что получилось. Ужасное создание неподвижно лежало перед ней на снегу, словно огромная кукла.

– Какой ты у меня красавец, сынок! Ни у кого нет такого, как ты! – с гордостью произнесла гейда. – Ты будешь красивым и сильным, сильнее всех. Ты ведь отомстишь злому человеку за маму?

«Тот человек обидел твою маму. Притворялся, что любит ее, миловался с ней среди сопок. Выведывал ее шаманские тайны… А потом взял да и сбежал! Проснулась на любовном ложе – а оно уж остыло…»

– Он решил, что сможет бросить меня, словно какую-то девку-рыбоедку?! Меня, гейду! Ха! Разве он не знал, глупый нойда, что женское колдовство сильнее мужского? Или он думал, что я забуду предательство?.. Или, может, надеялся, что я слишком люблю его и не причиню зла?

Гейда расхохоталась так, что огненные духи костра в страхе забились под угли.

– Ну нет! Может быть, поначалу я и пощадила бы его… Но шли годы – и любовь высыхала, будто старые кости. Вот и память о наших встречах среди сопок начала истираться. Я вспоминаю его объятия и уже не чувствую, как вскипает кровь… Но ненависть – о, ненависть пылает! С каждым днем все сильнее!

Кэрр Зимняя Буря бросила взгляд в угол шалаша. Там в берестяном коробе, укрытое рысьей шкурой, стояло ее главное сокровище. И, как всегда, холодок пробежал у нее по спине: сама великая Сила Моря взглянула на женщину из тьмы синими глазами.

– Ненависть сделала меня могущественной… Открыла мне пути, какими простые шаманы не ходят… Я стала сильнее самого сильного нойды! И вот недавно – слышишь, сынок? – я узнала, что мой враг вернулся из дальних странствий в свой род. И привел молодую жену!

Кэрр Зимняя Буря заскрежетала зубами.

– Поставил для нее вежу…

Губы гейды растянулись в жуткой улыбке.

– Вот тогда я пришла на берег. Я развязала три узла и вызвала бурю, какой и старики не припомнят. Море обратилось в черные стены, волны рушились, скалы содрогались! Горе тем, кто был тогда в море! Сколько рыбаков сгинуло, не вернувшись домой… Мне не было до них дела. Змеево море, просила я, подари мне плоть для сына-акулы!

Гейда вспомнила кучу выпотрошенных хищных морских кошек. Как они извивались и щелкали зубами, умирая на берегу!

– И морские духи услышали: они подарили мне тебя…

Гейда погладила черные волосы утопленника.

– Мне все равно, кем ты был, рыбак. Из какого рода-племени, кого оставил плакать о себе на берегу… Мне нужны только твои кости, твоя кожа и мясо…

Бормоча себе под нос, Кэрр прибрала иглы и сухожильные нитки. Ну вот и закончена работа. Осталось только одно…

Дитя родилось. Теперь надо покормить его, чтобы проснулось.

Гейда распахнула глубокий ворот родильной рубахи, подхватила мертвое чудище, прижала к себе и сунула грудь в акулью пасть.

Острые зубы пронзили кожу, потекла кровь. Тусклые рыбьи глаза заблестели, словно их увлажнили слезы. Медвежьи лапы обхватили женщину так, что подались кости…

– Пей, малыш, пей! – хрипло бормотала гейда. – Набирайся силенок!

Жизнь быстро уходила из женщины, перетекая в ее творение, но она не обращала на это внимания. А сынок-акула с каждым глотком крови, наоборот, оживал. Вот и человечьи глаза открылись, бессмысленно глядя в сумрак вежи. Дрогнули острые плавники…

Наконец, вдоволь напившись крови, существо оттолкнуло мать и с трудом поднялось, ворча утробно и глухо.

Кэрр Зимняя Буря сидела как-то вдруг постаревшая, бледная, обнаженная по пояс, и улыбалась. По ее телу струилась кровь, но она лишь с восторгом глядела на свое создание.

– Иди же, сын моей ненависти! Ступай, отомсти за меня!

Проводив взглядом чудовище, она накинула кожаную рубаху, достала из шалаша бубен и запела, призывая с севера бурю.

* * *

Тем же вечером на другом берегу залива с испуганным возгласом проснулась старая знахарка Морошка, задремавшая у очага в своей землянке. Ей приснился страшный сон: из моря вышли косатки и съели всех собак.

«Не к добру это! – с тревогой подумала старушка, прислушиваясь к вою пурги. – Прочь, ночные мары!»

Морошка принюхалась, по запаху выбирая нужный из бесчисленных травяных пучков, развешанных под сводом землянки. Протянула руку, вытащила из связки сухую колючую веточку доброго вереса-можжевельника, собираясь кинуть ее в огонь, чтобы отогнать незваных духов…

И ахнула, увидев, что сухая веточка сплошь изъедена серой плесенью…

– Порча! Беда грядет!

Одевшись потеплее, старушка выбралась из землянки. Далось ей это нелегко – зимний выход засыпало, пришлось копать дорогу сквозь свежий сугроб. Снаружи мело, завывало, снег жалил лицо.

«Это непростая буря, – сразу догадалась Морошка. – Ее кто-то наслал!»

Знахарка знала и умела многое. Однако она была не гейдой, повелевающей духам, а всего лишь обычной травницей.

– Побегу-ка я к Охтэ, – пробормотала она. – Он, наверно, уже знает, кто наслал бурю!

Привязав к ногам плетеные лапки, травница побрела через снегопад в сторону побережья, где – как полагалось, в стороне от селения – жил местный шаман по имени Охтэ Странник. Пурга била в глаза, и сугробы с каждым шагом становились все глубже. Вскоре Морошка остановилась. «Словно не пускают меня! – со страхом подумала она. – А на открытом месте что будет? Только летом, как снег сойдет, меня и найдут…»

Предчувствие подсказывало: идти дальше не следует. Боясь, как бы не потеряться в снежной круговерти, знахарка побрела сквозь пургу в укрытое за горой селение, где жили ее сородичи.

Четыре длинных дома – на четыре большие семьи – буря превратила в огромные, оглаженные ветром сугробы. Не знай травница, как попасть внутрь, – никогда бы не нашла вход. И то пришлось копать, прежде чем удалось пролезть в теплый дымный полумрак. Жарко горели огни в очагах, кругом мирно сидели родичи – кроили шкуры, чинили сети… Негромкие разговоры, перешептывание и смех сразу смолкли, едва из лаза снежным колобком выкатилась старая Морошка.

– Акка, это ты? – поднимаясь, изумленно спросил Виг, молодой вождь сихиртя. – И как духи бури пропустили тебя невредимой? Снимай скорее парку, садись к огню!

Морошка вскинула руки.

– Беда, родичи! Эта буря – не просто так. Что-то страшное идет с моря! Я пыталась добраться до Охтэ, но ветер не пустил меня…

– Чего ты от нас хочешь, акка Морошка? – помрачнел Виг. – Чтобы мы пошли с тобой к нойде? Скверная затея! Если даже здесь, за холмами, так метет – представь, что творится на побережье!

– Можжевельник, отгоняющий диких сайво, рассыпался сухой гнилушкой у меня в руках! – выкрикнула старуха. – Понимаете, что это значит? А Охтэ там, на берегу, совсем один!

– Ты забыла, что с ним жена и дочь.

– Так это еще хуже! Они лишь отвлекут его, если предстоит сражаться…

– Ну и кому справиться с этой неведомой опасностью, как не Охтэ? – укоризненно спросил Виг. – Наш нойда велик и славен. Он обошел все земли, от саами до венья. Разве не его называют самым сильным шаманом Змеева моря? От нас не будет толку… Нет, акка, мы сейчас не пойдем туда. Мы подождем, когда прекратится буря.

Страшный порыв ветра с воем пронесся над земляной крышей, вбивая обратно в вытяжные отверстия дым вперемешку со снегом. Языки пламени затрепетали в очагах, по стенам побежали причудливые тени. В сумраке послышались испуганные возгласы детей.

– Если будем ждать, – мрачно проговорила Морошка, – не стало бы слишком поздно…

* * *

– Матушка, кто это так воет? Дикие сайво?

Кайя смотрела вверх, куда уходил дым очага и на разные голоса завывала темнота.

– Ветер лютый, – отвечала мать. – Похоже, эта буря прилетела прямо с Вечного Льда!

– Почему у ветра такой голос, будто он голодный?

– Это потому, что скоро весна. Когда близится время солнца, с моря всегда налетают бури. Зима не хочет уходить, гневается.

– А-а-а… – неуверенно протянула девочка. – А почему ветер так сильно воет как раз над нашим домом?

– Глупости, Кайя! Ветер воет везде. Лучше пригляди за похлебкой, чтобы не убежала.

Девочка послушно опустила взгляд и подсела к очагу. Огонь плясал под котелком, грел его железные бока. К весне, под конец бесконечно долгой зимы, хочешь не хочешь, а все начинают подъедать последние припасы. Еда становится скудной и скучной. Но не сегодня! Нынче мать решила порадовать семейство и достала заветный мешочек с мукой, что еще летом выменяла у сурян. Добавила вкусной, жирной рыбы…

Девочка втянула ароматный пар, глядя, как похлебка лениво булькает в котелке.

– Кайя! Нос ошпаришь!

Кайей – «Чайкой» – назвал ее отец, прошедший все извилистые берега Змеева моря. Чайка сродни и морю, и небу. Ведь без играющего на волнах солнца и брызг пены, что разносит ветер, море – лишь темная бездна. Племя сихиртя жило среди сопок, но море с древних времен щедро кормило их. Они любили его. Они его боялись.

Кайя почти не знала моря. Всего шесть зим она прожила на свете, и ее миром была родная землянка. Домашние духи – ручные сайво, – что невидимками грелись под вытяжным отверстием. Закопченные камни в очаге. Кайя часто подслушивала, как они тихо переговариваются, вспоминая давние времена.

Дочь шамана слышала голоса духов с младенчества и ничуть не удивлялась этому. Вот если бы она перестала слышать голоса камней, птиц, мхов, ветра – ей, верно, показалось бы, что она оглохла и ослепла. Все это – ее семья. Духи-хранители над очагом. Матушка и отец, что смотрят друг на друга с такой любовью. Родичи-сихиртя, чьи заснеженные жилища длинными холмиками поднимаются там, за сопками… И даже смутные тени предков в холодной тьме снаружи…

Кайя вновь с опаской взглянула наверх. Как странно ветер сегодня воет над их домом! Может, это отец его вызвал?

– Атче, нам не засыплет весь дом? – с тревогой спросила девочка. – Может, велишь ветру дуть в другую сторону?

Отец – знаменитый нойда Охтэ Странник – сидел на почетном месте, самом теплом, самом лучшем, дальнем от входа. Справа, на женской половине, хлопотала жена.

– Не бойся, дитя, – улыбнулся он в ответ. – Буря закончится. Всякая буря кончается.

Сам, впрочем, прикрыв глаза, поднялся духом над земляной кровлей. Однако не увидел ничего, кроме ослепляющей пурги.

– Похлебка готова! – окликнула жена. – Готовьте берестянки!

Кайя обняла ладонями теплые бока миски, вдохнула и зажмурилась от удовольствия. Плеснула несколько капель домовым духам и принялась за еду.

– Вот это другое дело, – одобрительно кивнул Охтэ.

Обычно строгий и немногословный, он нынче будто оттаял душой у очага. Взгляд его с нежностью был устремлен на жену и дочь.

«Когда-то я думал, что мне судьбой предначертано быть одиночкой, – думал он. – Однако боги судили иначе. Вы – дар богов, о котором я даже не мечтал…»

– А вот бы мне уметь наколдовать такую похлебку, – облизываясь, заявила Кайя. – Мы бы ели ее каждый день!

Нойда усмехнулся и быстрым движением пальцев взвихрил пар над похлебкой. Из пара соткалась призрачная птичка.

– Лови, вот тебе первый сайво!

Похожий на комок теплого пара воробей-оляпка порхнул девочке прямо за пазуху.

– Ой! – запищала та. – Щекочется!

– Когда-нибудь ты вырастешь и станешь гейдой, – сказал отец. – У тебя будет много грозных духов-помощников. Но вот этот, первый, данный в детстве, никогда не оставит тебя.

– Какой тепленький! Спасибо, атче!

– А люди говорят, что женщине с шаманом не будет счастья, – глядя на них, сказала жена. – Да что они понимают! Знаешь, Охтэ, когда ты вернулся домой из странствий, многие тебя до смерти испугались! Старухи рядили: «Где он бродил столько лет? Пусть живет один, он уже не сихиртя, а незнамо что! Может, даже оборотень!» Но меня разбирало любопытство. Я решила тайком поглядеть на могучего нойду. И стоило мне лишь увидеть тебя, я пропала… Поняла: пойду с тобой куда угодно…

Угли в очаге начали гаснуть, землянку окутал сумрак. Закончив трапезу, Кайя принялась тереть глаза.

– Ступай-ка спать! – приказала ей мать.

Кайя, зевая, полезла под косматую медвежью шкуру. Бурая шкура была непростой – на мездре темнели таинственные обережные знаки. Кайю они давно занимали, но отец отказывался разъяснять – дескать, мала еще! Лишь сказал, что они сторожат от злых духов, что бродят в сопках зимними ночами.

– А что за злые духи бродят в сопках?

– Будь спокойна, дитя. Под этой шкурой никакая нечисть тебя не найдет.

Кайя укрылась под ней целиком, погружаясь в глубину ее теплой тьмы. Оставила лишь щелочку, чтобы слушать беседу родителей, пока не заснет.

* * *

– Знаешь, Охтэ, я часто думаю: до нашей встречи ты прожил большую жизнь, – тихо говорила мать. – Ты рассказывал о странствиях по чужим землям и по трем мирам, но никогда не говорил о женщинах, которых любил…

Нойда вздохнул.

– Я никого не любил до тебя.

– Но неужели у тебя прежде не было жен? Ты ведь самый сильный из шаманов!

– Так попусту болтают люди, – отмахнулся Охтэ. – Впрочем, действительно, пока никто не побеждал меня в поединке, и мои духи неизменно оказывались сильнее чужих… Есть, правда, один нойда из саамских земель. Его имя сокрыто, мы знаем лишь прозвище. О нем говорят, что он побеждал даже богов… Но он давно покинул родные края.

– Покинул свое племя? За что же его изгнали?

– Видно, было за что. Неспроста его прозвали Убийца Бабушки.

– Ужас какой, – с отвращением произнесла женщина. – Боюсь даже думать, что натворил этот нойда!

– Это людям неведомо, – задумчиво отозвался Охтэ. – Ходит слух, что Безымянный нойда бросил вызов морской богине и даже лишил ее плоти… Может, поэтому он и покинул наши края! Не хотел накликать беду на свое племя, когда богиня найдет себе новое тело и вернется мстить. Я бы на его месте так и сделал…

– Ах, муж мой, как же повезло с тобой сихиртя! Под твоей защитой мы – что болотные уточки, поселившиеся под орлиным гнездом… Расскажи еще раз, как тебя поймали великаны-венья!

Шаман тихо засмеялся.

– Что ж, слушай. Гостил я тогда у печор, лесных сихиртя. Слышу – тяжелые шаги на крыше. Медведь – не медведь… Выглянул, и тут меня – хвать! Подняли в воздух, рычат по-своему… Я огляделся – трое великанов! Каждый чуть не вдвое выше человека. Косматые, бородатые, в железных рубашках, с топорами…

– Ужас!

– Это были венья – словене. Я молчу, не шевелюсь. Жду, что дальше будет. А они смотрят на меня… как на болотного духа! И то сказать, землянки лесных печор от кочки не отличишь. Целый день будешь собирать на крыше чернику и не догадаешься, что это дом… Так вот, великан подержал меня на весу, поставил наземь, попятился… Да все трое как дунули в лес!

К смеху женщины добавилось хихиканье из-под медвежьей шкуры.

– Потом уж мне суряне сказали, – продолжал шаман, – венья в самом деле считают нас, сихиртя, земляными сайво. «Чудь – не настоящие люди. Это маленькие духи, что живут в холмах…»

– Сами они не настоящие люди, – проворчала жена. – Почему они бродят по чужим землям, а не сидят, как мы, в угодьях предков?

– Видно, такими их создали боги. Взгляд венья всегда устремлен вдаль, за окоем. Они ходят неизведанными тропами, не боясь ни чужих племен, ни чужих богов. Словно Древо Душ, этот народ простирает свои ветви во все стороны… А мы, сихиртя, подобны… цветку-белоглазке. Ее малые лепестки еле видны среди мхов и камней, однако корни уходят чуть ли в самый Нижний мир. Вот почему сихиртя – ровесники богов…

– Так и есть, – убежденно ответила жена. – Недаром наше племя породило такого великого шамана, как ты! Расскажи что-нибудь еще! Ты видел женщин-венья? Они тоже великанши? Красивы ли они?

Охтэ досадливо усмехнулся… И вдруг напрягся.

– Что такое? – пробормотал он, глядя вверх.

Рис.3 Тень с Севера

Глава 2

Битва в дюнах

Могучий порыв морозного ветра ударил с неба, взвыл, прибил утекающую вверх струйку дыма. Остывающие угли полыхнули, пламя взметнулось в очаге.

На руках нойды волоски встали дыбом. Нет, это не просто буря! Охтэ явственно услышал, как испуганно смолкли камни очага. Взвизгнула снаружи собака, другая неуверенно тявкнула… И больше ни звука.

– Смотрите! Огонь!

Задремавшая Кайя высунула голову из-под шкуры – и с изумлением уставилась на очаг. Ничего подобного девочка никогда не видала. Языки пламени прямо на глазах становились зеленоватыми, затем – прозрачными. Огонь умирал, словно белоглазка на весеннем морозе.

Из котелка с недоеденной похлебкой вдруг мерзко потянуло тухлятиной.

– Во имя Отца Душ, что творится? – воскликнула мать.

Охтэ сидел неподвижно, закрыв глаза, – лишь голова медленно поворачивалась из стороны в сторону. На лбу выступил пот.

– Темные чары, – прошептал он. – Проклятие! Пурга была наслана врагом, чтобы запорошить мне глаза!

Рука нойды метнулась в сторону, к священной укладке позади очага, где хранился его шаманский убор. Он быстро нашарил шапку-птицу, возложил ее на голову. Кайя отчетливо увидела, как на широкой повязке распахнулись вышитые глаза, вглядываясь в невидимое.

– Ах вот как, – сквозь зубы прошипел мужчина. – Вот ты кто! И спустя годы не желаешь оставить меня в покое, ведьма Кэрр?! Ладно, посмотрим, кто кого!

Охтэ схватил колотушку и – уже не совсем человек – ударил в бубен, призывая духов. Губы его шевелились, называя одно за другим имена сайво-защитников. Замелькали тени во тьме. Воздух сгустился, наполнился многоголосым бормотанием.

– Спрячьтесь обе под шкуру! – приказал шаман, наклоняясь, чтобы выйти наружу. – Ни шагу за порог!

Дверной полог упал за его спиной, внутри землянки стало почти темно, только угли переливались зловещим зеленым светом. Кайя почувствовала прикосновение матери. Вместе они укрылись под обережной шкурой, дрожа и прислушиваясь к звукам снаружи. Вонь тухлой рыбы становилась все отвратительнее. Женщина потянулась было к котелку, желая выкинуть его наружу, но дочка схватила ее за руку:

– Нет! Отец сказал – нельзя!

Откуда-то сверху донеслись шорох и потрескивание. Кайя подняла взгляд – и замерла от страха. Шорох доносился с полки над очагом, где вялилось мясо и вокруг священного столба стояли костяные фигурки домашних сайво. Они-то и трещали, шуршали, обрастали шерстью и чешуей, скалились острыми клыками. Словно взбесившаяся собака, доброе и домашнее превращалось в хищное, чужое…

«Оляпка!» – сразу вспомнила Кайя, прижимая руку к груди. Ее сайво-воробей теплым комком шевельнулся за пазухой. Он, рожденный отцовской любовью и силой домашнего очага, не одичал – но ему тоже было очень страшно.

Мать не была шаманкой. Она не способна была увидеть, как на глазах меняются домашние сайво, как злая сила забирает их из-под власти хозяина. Но и она ощутила заползающий под шкуру леденящий холод. Огонь в очаге угасал, умирал…

Снаружи наконец послышался ровный стук. Охтэ начал бить в бубен, созывая всех своих сайво на битву.

– Он удаляется… Охтэ уходит в дюны, – прошептала мать. – Почему?

Затаив дыхание, они прислушивались к голосу бубна.

Тем временем угли перестали рдеть, и землянку окутала тьма.

Внезапно дрогнула земля. Раздался тяжкий, нечеловеческий стон, а затем – долгий раскатистый треск, похожий на гром.

Женщина и девочка застыли, прижавшись друг к другу.

– Храни нас Моховая Матушка, что это? – пробормотала мать. – Словно у скал кости сломались!

Кайя выглянула из-под шкуры, сунула руку за пазуху, достала теплый комок и подбросила оляпку прямо в дымоход.

– Лети к отцу!

Серый сайво, похожий на клочок сажи, суматошно забил крыльями и, будто подхваченный теплым воздухом от углей, взмыл в темноту.

Кайя крепко зажмурилась и зашептала, как это делал отец:

– Зоркий, крылатый, высоко летящий, далеко смотрящий – будь моими глазами!

…и ей явилось видение – черная извилистая рана на белых просторах залива.

– В море лопнул лед! – сорвалось с ее губ. – Я вижу отца! Он стоит на берегу… Перед ним – трещина… Он зовет своих сайво…

Кайя ощутила холод в животе. Отец звал духов, но вокруг была лишь пустота. Духи не пришли.

– Вода в трещине волнуется, – дрогнувшим голосом сказала она, глядя глазами сайво. – Там кто-то есть! Он вылезает!

Мерный стук бубна вдалеке вдруг сбился… И настала тишина.

Несколько долгих мгновений жена и дочь шамана сидели, вслушиваясь в страшное молчание.

Затем глаза женщины полыхнули.

– Не высовывайся! – приказала она дочери и вылезла из-под шкуры.

Ощупью пробравшись на мужскую половину, мать пыталась в густом сумраке высмотреть, где лежит гарпун.

– Матушка, не ходи!

– Сиди тихо!

Снова упал полог, и послышался только быстрый скрип шагов по снегу. А потом и он пропал. И снова стало тихо. Лишь одичавшие сайво злобно шипели со священной полки.

Кайя сидела под шкурой, затаившись, словно белек на снегу.

«Предки, где же вы? Вы, приходившие погреться возле дымохода, вы, охранявшие наш дом в зимних сопках? Почему вы спрятались, почему не защищаете отца?!»

Кайя чувствовала: духи-помощники рядом, они просто подойти боятся. Смертельный ужас внушает им тот, кто вылез из трещины в морском льду.

Кто же это? В мире духов он выглядел сгустком хищной тьмы. Вместо души у него – клокочущая чужая ненависть. Не человек и не зверь, не живой и не мертвый, он был воплощением скверны. Кайе жутко было даже глядеть в его сторону… Но ведь там отец!

И шагов матери не слыхать…

«Оляпка, глаза мои, – смотри!»

Колдовская пурга унеслась так же внезапно, как и налетела. Небо сияло мириадами колючих звезд. Над замерзшим морем полыхали зеленые ночные зори.

А там, где начинались укрытые снегом дюны, стояло, опустив плечи, уродливое чудовище. Порожденное силой моря и волей шамана, оно было сшито из множества погибших злой смертью живых существ, убитых нарочно для его создания. Медвежьи лапы доставали длинными когтями до земли. Криво пришитые акульи головы на груди, животе, плечах разевали зубастые пасти. Но самым страшным показалось Кайе то, что у немертвого было человеческое лицо. Тление еще не успело коснуться его, и бывший человек глядел тусклыми немигающими глазами, словно пытаясь разглядеть нечто сквозь туман. Голодные сайво окружали его зимней тучей.

Напротив морского чудища стоял отец. Шаман Охтэ нараспев читал заклинание, пытаясь загнать существо обратно в трещину, откуда оно вылезло. Сила Охтэ была велика – немертвый медленно пятился, глухо рыча и поводя головой, пытаясь рассмотреть врага.

«Почему отец медлит? – думала Кайя, глядя на его сосредоточенное, строгое лицо. – Почему чудище еще здесь?!»

Она не понимала того, что чуял отец, что вселяло в него сомнения и подспудный страх. Нойда умел изгонять нежить, он знал, как совладать с морскими темными сайво. Но это – не уходило.

– Охтэ!!!

Над дюнами раздался крик матери, полный ужаса. Она стояла меж двух дюн, с гарпуном в руке. Видно, только что увидела немертвого – глаза широко распахнуты, рот открыт… Казалось, так она простоит до самой своей гибели…

Охтэ лишь на миг отвлекся, шагнул, стараясь закрыть ее собой… И немертвый, как по волшебству, оказался прямо рядом с ним. Только что топтался на кромке льда – и вот уже нависает прямо над невысоким сихиртя, будто ледяной медведь. Тусклые глаза на миг обрели хищную зоркость. Взмах когтистой лапы – и шаман, обливаясь кровью, упал наземь. Бубен покатился по снегу, треснул под лапой чудища…

Мать, словно очнувшись от морока, с воплем кинулась вперед, замахиваясь гарпуном. Она уже не думала о себе, страх оставил ее – она желала лишь защитить мужа… Бросок! Гарпун с хрустом вонзился в мертвую плоть и застрял в ней.

Немертвый даже не шевельнулся от этого удара. Не пытаясь вытащить гарпун, он вмиг оказался рядом с женщиной. Взметнулась и опустилась медвежья лапа. Женщина отлетела в сторону, да и осталась, скорчившись, лежать на снегу.

Тогда немертвый, снова равнодушный ко всему, наклонился, подхватил оба тела – и мужчины, и женщины – и поволок за собой к трещине, где чернела вода.

Он отнесет их туда, куда отправляются души и тела побежденных шаманов. А потом вернется к матери, чтобы получить еще вкусной горячей крови в награду…

«Матушка! Атче!»

Не помня себя, Кайя выбралась из-под спасительной шкуры. Она больше не боялась. Схватив первое что подвернулось под руку – широкий костяной нож, – девочка откинула полог, выскочила наружу и побежала к дюнам.

Она не успела сделать и десяти шагов, как серое пятно порхнуло ей в лицо. Девочка отскочила, споткнулась и упала в снег. Клочок серого тумана маячил рядом – уже не бойкий и шустрый, а слабый, потерянный…

– Оляпка, – позвала своего духа Кайя, – ты что, ранен? Иди сюда…

Сайво прыгнул ей в руку. Какой он был холодный!

Кайя сжала его в ладонях, поднесла к губам, пытаясь согреть дыханием. Но с первым же вздохом, разом побледнев, бессильно поникла в снег…

* * *

С моря наползли низкие тучи, погасив луну и звезды. Полетел легкий снежок, прозрачной пеленой укрывая берег.

Мешая смотреть.

– Ну, что там? Что?!

Шагах в ста от того места, где круглым холмиком возвышалось жилище Охтэ, из-за валунов высунулись две головы. Показались – и сразу спрятались. Затем один человек выпрямился в полный рост, опираясь на короткое копье.

– Никого, – мрачно сказал он. – Похоже, опоздали мы, как и предрекала акка Морошка. Сами глядите.

Один за другим мужчины поднимались из своего убежища, с опаской рассматривая землянку нойды.

Всякий шаман связан со своим племенем незримыми узами. Он защищает родню от чужих духов и лечит их своей жизненной силой. Поэтому сихиртя тем вечером места себе найти не могли. Даже не приди к ним бабка Морошка, все равно бы почуяли беду.

Но что может случиться с Охтэ, могучим избранником духов?

Однако увещевания Морошки оказали свое действие. И как только прекратилась пурга и ветер разогнал тучи, мужчины начали собираться. Вооружились, словно на охоту, и, превозмогая страх, пошли на выручку своему нойде.

И вот теперь выглядывали из-за скал, полные самых мрачных предчувствий. Почему не тянется в небо дымок над холмиком? Почему молчат собаки, где они? Почему распахнут полог зимней вежи и ветер заметает снег внутрь лаза?

– О Даритель Душ, – тихо взывали мужчины к богу – защитнику сихиртя, – где наш нойда? Где его семья?

Наконец четверо из семи охотников, стискивая в потных руках гарпуны и копья, начали подбираться ближе. Вот пустое жилище, ход внутрь распахнут… Вот следы людей – ведут наружу, в сторону моря. А дальше…

– Следы зверя! – воскликнул Виг, шедший впереди.

Совсем недавно мудрейшие старые женщины племени выбрали его, еще молодого, но самого сильного и удачливого, вождем – для защиты и охоты. Кто же знал, что племя сразу настигнут такие беды?

Пройдя по следам до самых дюн, Виг склонился над покрытым кровавыми пятнами взрытым снегом.

– Тут побывал большой зверь, – сдавленным голосом проговорил юноша. – Ошкуй, ледяной медведь. Он ушел давно, кровь уже замерзла…

Охотники быстро переглянулись.

– Но как такое возможно? – произнес самый опытный. – Владения ледяных медведей далеко к северу, у самого Дышащего моря. Деды не помнят, чтобы ошкуи сюда приходили…

– Может, нойда призвал, да не совладал?

– Смотрите! – Виг указал наземь.

Вскоре и прочие увидели широкий кровавый след, что тянулся куда-то в сторону моря, невидимого за пеленой летящего снега.

– Ошкуй утащил нойду и его жену на лед, – взволнованно зашептались охотники. – Пойдем за ним!

– Нет, – раздался дребезжащий старушечий голос, – не ходите по этим следам!

К мужчинам, опираясь на лыжную палку, подковыляла старая Морошка. Маленькая, тощая – и как только не падала под тяжестью всего, что навешано у нее на поясе? Тяжелая кожаная парка была густо расшита рыбьими костями, кусочками рогов, красными и синими бусинами. Мышиные глазки на сморщенном лице смотрели сурово.

– Там уже некого спасать, – сказала она.

– Почему не велишь догонять медведя, акка? – почтительно спросил вождь.

– Не медведь тут побывал, – проворчала старуха. – Знала же, что неспроста мне снились косатки! И не случайно мои травы рассыпались пылью!

– Что же тут случилось, акка? Кто унес нашего нойду?

Молодого вождя разбирали досада, тревога, страх… Неужели Охтэ погиб? Хуже нет для племени – потерять защитника! Проще сразу пойти да закопаться в снег. Все равно чужие духи не дадут жизни…

– Злые чары, битва шаманов – вот что здесь случилось! – проскрипела старая травница. – Много лет Охтэ Странник шатался по чужим землям и, видно, нажил себе врагов. Могучий враг и напустил на него морское чудовище.

– Какое, акка?

– Немертвый-из-моря – вот кто его убил.

Все побелели, услышав про страшного не-зверя, не-человека, чье настоящее имя никогда не произносили, чтобы не накликать. О том, как шаманы между собой бьются, по берегам Змеева моря все знали. Но одно дело слушать байки у очага, а другое – видеть кровь и следы лап на снегу…

И чудище только что было здесь? Совсем рядом?!

Охотники едва не утратили мужество.

– Бежим! – жалко вскрикнул кто-то.

– Стоять! – рявкнул Виг, сам едва удержав копье в руках. И тут же обернулся к старухе-ведунье: – Акка, чудище-то не вернется?

– Нет, – ответила бабка. – Если сами за ним не увяжетесь… Его за шаманом и его семьей посылали. Немертвого убить невозможно, защититься от него нельзя… Одно спасение – если сильный нойда его своей волей одолеет и себе подчинит. Тогда чудище вернулось бы и напало на своего хозяина… Но, видно, нойде сил не хватило. Кто же нашего Охтэ так ненавидел, что даже семью его не пощадил? Даже девчонку малую…

Акка Морошка вдруг осеклась и застыла, глядя перед собой остановившимся взглядом. А затем широко улыбнулась редкозубым ртом.

– Дочка! – выпалила она. – Вот что мне покоя-то не дает! Ищите, сихиртя! Ищите скорее! Мороз невелик, может, она жива еще!

Когда охотники осознали, что близкая опасность им не угрожает, одуряющий страх отступил. Повинуясь призыву знахарки, они разбрелись по дюнам, высматривая в снегу отпечатки ног, бросая напряженные взгляды в сторону моря, вздрагивая от каждого шороха. С вершины самой большой дюны четко виднелась длинная черная трещина во льду. К ней вел, извиваясь, кровавый след. Однако вокруг было совершенно безлюдно. Падал редкий снег. Заснеженные просторы моря безмятежно раскинулись, понемногу пропадая во мраке.

– Нашли! – послышался в отдалении радостный голос.

– В сугробе лежит… Акка, погляди, жива ли?

– Несите сюда, – велела знахарка.

Вскоре Виг принес к разоренной землянке маленькое неподвижное тело. Лицо Кайи застыло белой маской, руки и ноги бессильно повисли.

– Похоже, замерзла насмерть, – сдавленным голосом сказал вождь, опуская тело девочки на снег. – Эх, мать ее была мне ближняя родня, сестра по бабке…

Старуха подошла, присела рядом с неподвижной девочкой, положила палец ей на шею и усмехнулась.

– Рано оплакивать начал. Она жива.

Руки ведуньи быстро ощупали лицо и голову девочки.

– Жива, здорова, замерзла только, – проворчала она. – Погодите, помню, у Охтэ была редкостная медвежья шкура…

Акка Морошка заглянула в выстывшую, брошенную людьми и духами землянку, принюхалась, поморщилась… Однако все же заползла внутрь – и сразу выбралась, волоча тяжелую шкуру.

– Сильный оберег, – с уважением сказала она, заворачивая в густой мех беспамятную девочку. – Никакие злые чары его не коснутся… – Старуха недоуменно подняла глаза, обнаружив, что охотники разом попятились от нее. – Что такое?

– Тут же все проклято! – выпалил один из них. – Нельзя прикасаться к вещам мертвого нойды!

– И девчонку лучше не трогать, – поддержал другой. – Ее родителей убил немертвый-из-моря! Оставим ее здесь!

– Оставить? – грозно нахмурилась знахарка.

– Да, отдадим сайво-помощникам Охтэ! – послышались голоса. – Пусть ее съедят, зато нас не тронут…

– Шамана плохая смерть забрала! Как бы всю родню за собой не утянул!

Акка Морошка разгневалась.

– Как не совестно вам, сихиртя? – закричала она, прижимая к себе беспомощный сверток. – Что за речи, достойные тупиц? Нойда мог бы всех вас отдать чудовищу вперед себя, а сам сбежать! Но он не стал кормить врага родичами – и погиб. А вы его дочь тут бросить хотите? Да за такое вас не чужие духи, а сама Моховая Матушка со свету сживет!

Мужчины смутились и умолкли.

– Мы все понимаем, акка, – хмуро сказал Виг. – Только кто же осмелится взять в свой дом подобное дитя?

– Ты и возьмешь, – ткнула в него пальцем Морошка. – Сам сказал, ее мать была тебе сестра по бабке.

– А жена что скажет? Ох, что будет, ой-ой!

– Последние капли жизни из девочки вытекают, пока ты тут охаешь, – резко прервала старуха. – Бери ее и мчись домой со всех ног!

– А что делать с жилищем Охтэ? – спросил вождь, с опаской принимая ношу.

– Ничего, – строго ответила знахарка. – Теперь это место принадлежит его духам. Ничего оттуда не уносите, ни к чему не прикасайтесь!

– Слыхали? – вождь обернулся к товарищам. – Уходим, сихиртя…

– И вот еще что… – сказала старая ведунья на обратном пути, когда впереди уже показались знакомые длинные сугробы. – Скажите своим женам, пусть начинают готовиться.

– К чему?

– Уходить отсюда. С этого берега.

Виг, шагавший впереди, даже споткнулся от таких слов.

– Уходить? – озадаченно повторил он.

– Да, – угрюмо сказала акка. – Сихиртя должны переселиться в другое место. Бежать отсюда – как можно быстрее, как можно дальше.

Охотники остановились и разом загомонили, забыв даже о чудище из моря. Переселиться, бежать?! Куда, зачем?! Что такое несет полоумная бабка Морошка?

– Нашего шамана убили в поединке, – принялась объяснять знахарка. – Очень плохой смертью погиб нойда Охтэ! Скоро вновь слетятся сюда его одичавшие сайво. Они заполонят весь берег. Духи будут искать себе пропитание, не найдут его – и примутся за вас. Я долго живу, я такое уже видала. Сперва начнут умирать собаки, потом дети, а потом…

Виг слушал, не веря ушам. Переселиться, бросить родные места? Ягодные угодья, знакомые пастбища, сёмужные реки?

– Но как же, – вырвалось у него. – Родовые сейды? Могилы предков?

– Вы готовы мстить?

– Э-э…

– Если не уплачена цена крови, – продолжала акка, – ее платит весь род. Осиротевшие сайво станут пить вашу жизнь. Начнете кашлять, ослабеете…

Мужчины растерянно переглядывались. Мстить – но кому? Убегать – куда?

– Мы не знаем, кому мстить, – сказал Виг. – Да и знали бы – куда уж нам? Вон, даже сам Охтэ не мог одолеть страшного врага!

– Думаете, почему я говорю вам, что пора бежать? – воздела руки старуха. – Вы не справитесь, и я не смогу… А вдруг она сможет?

Все поглядели на меховой сверток на руках у вождя.

– Кайя – дочь шамана. Она вырастет и станет вашей защитой!

– А если нет? – с тоской спросил Виг.

– Тогда – станет щедрой жертвой, если голодные духи все же доберутся до нас.

– Не доберутся, – решительно произнес молодой вождь. – Я уведу племя прочь. Да не останется следа нашего на этом несчастном, проклятом берегу!

Рис.4 Тень с Севера

Глава 3

Безымянный нойда

Когда разбегаются в стороны берега длинного залива, небо сразу становится вдвое выше и глубже. Длинным потусторонним вздохом приходит ветер. Поднимается прозрачная студеная волна, летит водяная пыль. И вот уже вокруг не острова, скалы и протоки – а простор моря Нево.

Есть моря и побольше Нево, но мало найдется таких же нравных, лютых, коварных. Воды его дышат холодом даже в самые жаркие дни. Порой налетает буря среди ясного неба, и рвет паруса внезапный порыв, и валит судно волна, пришедшая ниоткуда…

Но разве это остановит смелых людей? Множество племен живут по берегам Нево, из конца в конец пересекая его неспокойные воды. Стоят крепости, быстро обрастающие торговыми посадами: Корела, Альдейга, Торопец… Словене, вожане, карелы, лесные саами – кого тут только не бывает! Часто здесь видят полосатые паруса нордлингов и крутобокие лодьи новогородцев.

На скалистых островах стоят в вечном молчании разрисованные священные камни древнего народца – чуди белоглазой, маленьких подземных чародеев. Давно ушла чудь, только писаницы остались.

Есть на море Нево остров. Карелы зовут его Хево-саари, а словене – Коневица. Зеленым холмом он встает из холодных вод близ матерого берега. Этот остров издревле почитается как обиталище могучего сейда. Огромный мшистый валун, подобный конской голове, – пристанище воронов, что карканьем дают вопрошающим ответы об их судьбе.

Однако в последние годы сейду пришлось потесниться. А все потому, что на Коневице поселился знаменитый в северных землях ведун по прозвищу Безымянный нойда.

* * *

Над водами Нево разливался малиновый закат. Солнце садилось в облака, предвещая непогоду.

Нойда сидел на поляне, в середине круга из небольших стоячих сейдов. Растущие вокруг сосны благоразумно отступили от каменного хоровода подальше.

Такие круги встречались в северных землях и тоже были наследием подземной чуди. Добрые люди старались обходить их стороной. Поговаривали, кто войдет в хоровод камней, того гляди исчезнет без следа и без вести… Безымянный отлично знал, сколько в тех слухах правды, а сколько бабкиных страшилок. Случайному путнику такой круг ничем не грозит. Но сила его в самом деле велика.

Нойда сидел, застыв словно каменный и устремив в пространство неподвижный взгляд узких светло-голубых глаз. Губы плотно сжаты, дыхание едва заметно. Годы назад, в самом начале его пути, люди часто дивились облику молодого шамана. Ведь как думают: раз чародей, значит, седой старец с тяжелым «вороньим» взглядом, косматой бородой… А тут – молодой, худощавый лопарь, на голову ниже любого из словенских мужей. Лицо пригожее, борода вовсе не растет, на грудь косы падают. Как есть девка!

Впрочем, с тех пор прошло немало времени. И каждый год словно резцом проходился по лицу Безымянного нойды. Да и косы взялись сединой много раньше положенного…

Солнце опускалось все ниже, обводя тучи золотом и червецом. Звенели комары, в недоумении кружась близ сидящего человека. Что за чудеса! Пахнет от него не теплой кровью, а таким же холодом, как от студеных вод Нево…

Нойда сидел в каменном круге с полудня, а не ел уже третий день. Или четвертый – он сам не помнил. Ему было все равно, ведь духом он был не здесь.

Глаза его души, распахнутые в иные миры, видели не закат над Коневицей, а нечто совсем иное…

…он сидел у синеватого пламени, в круге света посреди шелестящей тьмы. На коленях шамана лежала колотушка от бубна. Сам бубен примостился слева у бедра, надежным щитом и залогом возвращения в мир живых. Бубен – небесная лодка, пребывающая разом во всех мирах. Он ли не защитит, обратно не вывезет?

За кругом света, во внешней тьме, то и дело загорались белесые огоньки глаз. Слышалось неровное дыхание и звук, будто кто-то втягивал слюну.

Это место вне времени звалось Долиной Отчаяния. Здесь недавно умерших людей, растерянных и страдающих, поджидали голодные духи – те, что приходят в мир живых болезнями, неудачами, горестями, злодействами… В отличие от комаров, хищные сайво прекрасно чуяли живого человека. И вмиг растерзали бы его, если бы не боялись.

Безымянный нойда даже не глядел в сторону белесых огоньков. Далеко не впервые он разводил огонь в Долине Отчаяния. Пламя холодного костра неудержимо притягивало голодных духов – и здешних, и забредших из иных миров.

Так ночью ловят рыбу, зажигая на лодке фонарь.

…Первыми, как всегда, явились дикие сайво. Белые, веющие сырым холодом снежные лымы, зимняя нечисть… Болотники с глазами-гнилушками… Зубастые, зловонные водяные духи… Все те, кого Безымянный изгнал, развеял, одолел в бою. Все они мечтали о мести – но их чаяния были напрасны. Духи ледяных чащоб, омутов и бездонных болот слишком боялись своего победителя и могли лишь бессильно крутиться поблизости, надеясь на случай – или появление кого-то посильнее…

Нойда мог и с закрытыми глазами пересчитать всех диких сайво, так что даже не трудился поднимать веки. Он знал, что они не посмеют подойти к костру. Да и не их он ждал.

– Финн… Ты завел нас на погибель, финн!

Нойда приоткрыл глаза, поворачиваясь на полный злобы хриплый голос. Кто же нынче явился к его костру? Мертвые воины из хирда морского ярла Арнгрима Везунчика – беспечного искателя сокровищ, нашедшего в карельских водах погибель. Теперь воины – лишь костяные остовы, с которых рыбы давно объели плоть, в доспехах, изгрызенных морем…

– А я тебя узнал, – прищурившись, сказал он ближайшему мертвецу. – Не ты ли глумился надо мной, привязанным к дереву? Не ты ли сломал о колено колотушку моего бубна? Точно так же тебе вскоре сломали шею!

– Ты знал об опасности, но не предупредил нас…

– Ваш хёвдинг был слеп и глух к моим словам. Его вина, не моя.

– Рано или поздно мы доберемся до тебя, финн, – шипели мертвецы, лязгая ржавыми мечами. – И утащим на дно…

– Оставьте жалкие угрозы, – холодно сказал нойда. – Взывайте лучше к Ран, Госпоже Бури. Молите о милости – и, может быть, она сделает вас гребцами своего корабля! А не хотите – оставайтесь на дне морском, там вам самое место!

Мертвецы еще долго бродили кругами, бормоча в тумане. Нойда устало закрыл глаза, приказав себе не слышать докучливых гостей. Долина Отчаяния вновь погрузилась в тишину, нарушаемую лишь посвистом ветра.

– Братец… – шелестящий женский голос заставил нойду открыть глаза.

Перед костром стояла невысокая молодая женщина в платке и белой погребальной рубахе без вышивок. Лицо и руки ее покрывали ужасные язвы.

– Где мой муж, братец? – простонала она. – Что ты сотворил с моим мужем?

Нойда резко повернулся, в светлых глазах вспыхнул гнев.

– Опять ты? – воскликнул он. – Неужто и смерть не прекратила твоего безумия, Хилья? Лучше спроси, что Вархо сделал с тобой. И с собою самим! Он платил за ложное бессмертие твоей живой жизнью…

– Я любила его… – заломила руки умершая. – Ради него я была готова на все! Верни мне мужа!

– Ты покрывала злодеяния упыря. Ты знала, в кого превратился Вархо, и молчала, пока он убивал твоих же родичей. Я спас его…

– Спас? Ты убил его, братец! И его, и меня!

– Убил лишь тело, – утомленно проговорил нойда, не в первый раз занятый подобной беседой. – Уходи, глупая, не зли меня. Когда ж ты успокоишься?

– Я буду приходить, пока ты не вернешь мне мужа! – пригрозила женщина в погребальных одеждах.

И ушла в туман, обратившись бледной тенью среди теней.

Нойда провел рукой по лицу и тихо выругался. Из всех назойливых призраков самым надоедливым и упрямым была Хилья.

«Она точно ушла?» – послышался осторожный голос из бубна.

– Да, Вархо. Вылезай.

Изнутри бубна змеей вытекла черная тень. Подобралась к костру, обрела человеческие очертания и уселась у огня, небрежно подогнув под себя ногу.

– Это теперь называется «спас»? Защемил в расколотой березе и сжег, а душу посадил к себе в бубен?

– Именно так, – кивнул нойда.

Черная тень сверкнула отливавшей металлом улыбкой. Безымянный поморщился. Плоть упыря давно сгорела в лучах солнца – но острые железные клыки во всех мирах оставались неизменными.

– Не пойму я тебя, братец-нойда. Ну чего ты здесь сидишь? Почему из всех загробных миров ты выбрал именно тот, где болтается Хилья? От ее нытья и при жизни покоя не было…

– Вархо, знаешь что? – ответил нойда со вздохом. – Ступай-ка обратно в бубен!

Всякий раз, когда былой побратим подавал голос, нойда задумывался: а не зря ли он сделал его своим сайво? Дух-хранитель из бывшего равка все равно вышел никудышный. Вархо только и делал что жаловался. Вдобавок он откровенно ждал, когда хозяин бубна умрет, чтобы освободиться. А еще из-за него нойда едва не поссорился с Кавраем, богом шаманов. «Нельзя сажать людей в бубен, даже таких поганых!» – предупредил его бог. «Он мой побратим, я попробую», – возразил саами. И уже не раз о том пожалел.

Долгое время нойда не призывал Вархо, да и вообще старался не вспоминать, что такой дух у него есть. Но в последнее время он не то чтобы полюбил разговаривать с ним. Мало радости в разговорах с упырем. Просто у нойды не осталось иных собеседников. А Вархо слушал очень, очень внимательно. И отвечал зло, но порой дельно.

– Я снова видел ее, – помолчав, сказал нойда. – Сирри, мою невесту.

Черная тень повертела головой.

– Здесь? Так вот почему ты сюда зачастил!

– Нет, – резко ответил саами. – Не здесь. Сирри я видел во сне.

– А-а, – протянул равк. – Опять в тумане?

– Да.

– Опять не смог прикоснуться?

Нойда кивнул.

– Я все время вижу ее во сне, в одном и том же месте. Берег моря, туман, саамская вежа, и у порога Сирри стоит… Я кричу, зову ее, а голоса нет.

– А почему она сама не может позвать тебя?

– Она меня не видит, – мрачно сказал нойда. – Она слепая. Почему?

– Гм, – задумался равк. – Ты рассказывал, что морская нечисть вырвала у нее глаза…

– Я убил эту нечисть, – отрезал нойда. – А Сирри все равно осталась слепой. И по-прежнему не слышит меня…

Саами тяжело вздохнул.

– Я так устал пытаться, – признался он. – Порой просыпаюсь ночью и чувствую рядом тепло ее тела. Ее руки, обнимающие меня…

– Знаешь, что я тебе скажу? Тебе нужна земная жена, помимо небесной. И дети!

– Чтобы ты их сожрал? Не дождешься.

Равк расплылся в улыбке, сверкнув железными клыками.

– Дружище, я же твой дух-хранитель! Я тебе только добра хочу!

Нойда поморщился.

– Почему Сирри не с предками, в селении дедов, а одна, слепая, на каком-то туманном берегу? – подумал он вслух.

Вархо сделал вид, что размышляет.

– А если тебе самому пойти к предкам и поговорить с ними? – встрепенулся он. – Может, им из-за Кромки виднее? Живые родичи тебя прогнали, но мертвым-то ты ничего плохого вроде не сделал. Право, сходи к ним! Могу указать дорогу…

– Еще равка в проводниках по Нижнему миру мне не хватало, – хмыкнул саами. – А предков я спрашивал. Они не знают.

– Ай-ай, – покачал головой Вархо. – Вот незадача… Слушай, а если тебе умереть? Сразу станешь одним из них…

– А ты бы и рад.

Равк на этот раз, о чудо, смолчал. Оба вспомнили, как в свое время нойда отобрал душу Вархо у голодных духов. А взамен обещал отдать все, что бог шаманов пожелает. «Я отвечу потом», – сказал Каврай. И больше не являлся шаману…

– Я одолел великого врага, – прошептал нойда. – Ничего не изменилось. Я взывал – Отец шаманов молчит.

Равк зевнул.

– Почему бы тебе не отстать от Каврая? Представляю, как ты за эти годы надоел ему своими вопрошаниями!

– Я давно уже ни о чем его не спрашиваю, – резко сказал саами. – Я ищу сам.

– Не слишком-то успешно…

Внешняя тьма наполнилась заунывным свистом. По высохшей земле поползла белая поземка. Прожорливые духи скребли когтями и постанывали во мраке, намекая на желанную трапезу. В черных небесах низко ползли облака, без конца и края. Тут никогда не бывает солнца…

– Что же мне делать, о Каврай? – прошептал нойда. – Как спасти мою Сирри?

Вархо захихикал:

– Я понял, почему ты все время возвращаешься в Долину Отчаяния. У вас, у людей, это называется «назло бабушке отморожу уши»! Сидишь тут живым укором пред очами Отца шаманов и задаешь ему один и тот же вопрос. Как назойливый ребенок, который надеется получить желаемый ответ, если спросит еще разок…

– А что бы спросил ты? – огрызнулся нойда.

Равк оскалил в улыбке беспощадные клыки.

– О, все-таки вспомнил, что я тоже был ведуном?

– Какая разница, кем ты был, – отмахнулся нойда. – Ты всего лишь дух, утративший сперва совесть, а потом человеческую сущность и плоть. Но давай, попробуй. Ты все говоришь, что я задаю богам неправильные вопросы; так задай правильный.

– А что мне за это будет? Почему я должен тебе помогать?

– Потому что я могу встать и уйти, – ровным голосом ответил нойда. – А тебя выгоню из бубна и оставлю алчущим духам.

Саами повел рукой туда, где караулили хищные сайво.

Те сразу оживились, начали подползать. Вархо невольно придвинулся к призрачному костру. Улыбка его стала широкой и заискивающей – и еще злее прежнего.

– Эй, зачем угрожаешь? Я же твой сайво, верный помощник! Вот если бы покормил меня горячей, свежей кровью – я бы подсказал тебе правильный вопрос…

Нойда взглянул на него бесконечно равнодушным взглядом:

– Тебе в самом деле есть что сказать?

– Возможно, я знаю о путях богов то, чего не знаешь ты! Пожалуйста! Одну капельку крови!

– Ну и кто из нас надоедливый ребенок?

– Всего одну капельку!

– На, подавись!

Нойда достал костяной ножичек, уколол край ладони, брызнул несколько капель на бубен.

У равка вспыхнули глаза, плечи расправились. Длинный красный кончик языка высунулся из-за длинных клыков.

– Еще! Еще!

– Говори.

– Ох, какой ты зануда… Хорошо, вот мой вопрос. Где глаза Сирри?

Нойда озадаченно нахмурился. Довольно долго он сидел и размышлял.

– Не знаю, – наконец сказал он. – Седда, морская нечисть, убила мою невесту и вырвала ее очи… Нечисть я прикончил – уж в этом я не сомневаюсь. Боги, даже бывшие, умирают не так, как люди. Порой и не поймешь, что бог жив. Кажется, от него осталась лишь пара гнилых костей и забытый жертвенник – а он встает и выращивает себе новую плоть. Поэтому их убивают иначе – так, как это сделал я…

– А глаза ты у трупа вырезал?

– Нет, – еще сильнее помрачнел нойда.

– А почему? – ехидно спросил равк.

– Потому что… потому…

– Что, стыдно? А я знаю ответ! Потому что не ты нанес последний удар. Я там был, в бубне твоем сидел, я все видел. Седду добила словенская девка, которую ты использовал как приманку. Ты валялся на берегу с ножом в груди, девчонке пришлось доделывать работу за тебя. А она и понятия не имела ни о каких глазах… Что из всего этого следует? Что глаза эти сейчас неведомо где! Думаю, кто-то уже прибрал их себе. Иначе твоя Сирри давно бы прозрела… Ну что, мне дадут еще вкусной теплой кровушки?

– Хватит, – отрезал саами. – Я не «поедающий», чтобы кормить своих сайво кровью и растить из них чудищ…

– Каплю крови пожалел! – взвыл бывший равк. – Ты самый жадный из шаманов! Чтоб я еще хоть раз…

Задумавшийся нойда вдруг вскинул голову.

– Тихо, сюда кто-то идет!

– Кто-то новый… Такого духа я прежде не встречал… Ой-ой…

Сердце нойды застучало.

– Полезай в бубен! – приказал он равку. – Прячься! Ко мне прислали одного из сильнейших!

Бывший равк юркнул в бубен. Нойда, сразу забыв о нем, принялся вглядываться во тьму. Туман шевельнулся, дохнуло сырым морским ветром. Молодой саами невольно глубоко вздохнул. Он почуял запах дома.

Блуждающие в сумраке вокруг костра голодные духи исчезли все разом, будто их сдуло. Приближался кто-то очень сильный и опасный…

Все сильнее пахло морем. Вдруг из тьмы нахлынула волна. Пена доползла почти до костра, порыв ветра заставил пламя взметнуться.

Затем из тьмы выступила тень.

В первый миг нойда удивился. Он не узнал этого мертвеца. Черное женское тело, словно облитое смолой, венчала жутковатая рыбья голова с пастью, полной оскаленных зубов.

«Это личина, – вскоре догадался он. – А, вот оно что…»

Нойда встал и почтительно поклонился пришедшей.

– Приветствую тебя, Бабушка-Рыба.

– Сперва убил, теперь кланяешься? – послышался из-под маски скрежещущий голос.

– Убив тебя, я освободил твое тело от власти злобного духа…

Раздался хриплый смех из-под маски.

– Глупый мальчишка! Ты загубил меня понапрасну. Ты сбежал со Змеева моря, страшась гнева моих родичей. Но месть тебя скоро настигнет, я это вижу…

Нойда поднял бубен, занес колотушку.

– Остановись, морская праматерь. Еще шаг – и мне придется убивать тебя снова.

Черная Акка остановилась.

– Ха-ха! Ты ничего мне не сделаешь. Я уже мертва и плаваю в подземных морях. Но за меня отомстят… Попомни мои слова! Я не скажу, когда это произойдет, чтобы ты не знал покоя ни днем, ни ночью… Жди!

И Бабушка-Рыба скрылась в сырой тьме.

Нойда пожал плечами и вновь уселся у костра.

– Да пусть сюда явится хоть сам дух Предвечного Змея, – негромко произнес он в пространство. – Даже он не сдвинет меня отсюда.

И тут дрогнула земля. Разом стемнело. Белесый сумрак вспыхнул красным, словно подсвеченный пожаром. Ветер завыл на все голоса.

«Ну наконец-то», – улыбаясь, подумал нойда.

Рис.5 Тень с Севера

Глава 4

Тропы богов

Багровая тьма наполнялась движением. Уродливые духи, один за другим возникая из сумрака, окружали костер. Нойда узнал многих. То были духи страшных болезней, носившие обличье людей, умерших от этой болезни или близких к смерти. «Совсем меня не боятся, – отметил он. – И неудивительно… Чего им бояться – ведь здесь их господин!»

Вновь дрогнула земля под тяжелыми шагами. Духи почтительно расступились, и к костру вышел из тьмы великан. Голову его украшали турьи рога, на плечах топорщилась медвежья шкура. Его полыхающие багровым огнем доспехи озаряли туман ярче любого пожара. В руке он нес непроглядно-черный бубен. Черные волосы в беспорядке падали на плечи великана, на грудь свисали длинные усы. Огненные глаза – все три – гневно смотрели на нойду.

– Назойливый смертный! – раскатом грома пророкотал голос. – Почему ты опять сидишь здесь, перед моими воротами?

– Неужто я мешаю тебе, властитель Ерлег? – смиренно спросил нойда.

– Ты мешаешь моим духам мучить грешников!

– А я мучаюсь здесь сам.

– Это я решаю, кто тут должен мучиться! – взревел владыка Нижнего мира. – Ты загораживаешь вход в мое царство. Ты распугал всех духов, смутил мертвых… Убирайся!

Нойда поднял голову.

– Я, конечно, уйду, о земляной владыка. Кто я, чтобы спорить с господином преисподних миров? Но ведь я снова сюда вернусь…

Ерлег медленно двинулся вперед, обходя костер по кругу против солнца. Даже огонь колдовского костра стал ниже, будто прячась. Однако нойда не шевельнулся.

– Проклятый шаман! Раз за разом ты возвращаешься в Долину Отчаяния, – прорычал Ерлег, остановившись. – Тебе что, нравится здесь?

– Это худший из миров. Именно поэтому я тут и сижу.

– Ну ты и наглец! На сей раз ты напросился!

Ерлег ударил в черный бубен. От низкого, рокочущего звука у нойды заныли кости. Духи болезней, будто этого и ожидая, прянули к костру…

– Имя твое Ерлег! – звучным голосом запел нойда, подхватывая с земли свой бубен. – Те, кто уклонился с пути, – в твоей власти! Те, кто грешил, кто взращивал зло, – останутся здесь…

С первым же ударом его колотушки вокруг стало светлее.

– Те же, кто не уклонился, кто не сошел с пути, – найдут врата света! Да узрят они солнце!

Полосы багрового тумана поползли прочь. Духи испуганно заметались…

– Только не солнце! – Ерлег топнул ногой. – Прекрати, шаман! Что тебе надо от меня?!

– Наконец-то спросил, – проворчал под нос саами, а затем громко ответил: – О Ерлег, мне нужна одна душа.

– Всем вам, шаманам, нужно одно и то же! – язвительно отозвался владыка мертвых. – Душа! Душа! Кто-то из твоих близких болен?

– Нет. Этот человек давно умер.

– Ха! Ты же понимаешь, что не во власти смертного вывести мертвеца из Нижнего мира?

– Я хочу лишь найти эту душу и побеседовать с ней. Прошу тебя, о Ерлег. Мне нет покоя… и тебе его тоже не будет…

Черно-красный великан склонил голову, неприязненно вглядываясь в лицо шамана.

– Ты уберешься отсюда, если я покажу ее тебе?

– Если я увижу ее и поговорю с ней.

– По рукам, чтоб ты провалился, упрямый колдун! Которая душа тебе нужна?

– Сирри, моя невеста.

Ерлег задумчиво запустил пятерню в косматые волосы.

– Гм-м… Я помню все бесчисленные души во всех моих преисподних. Такой у меня нет.

– Ее нет и на Древе Душ, ее нет у тебя… Где же она?

Земляной владыка поманил нойду к себе.

– Иди сюда, шаман…

Нойде не очень хотелось уходить от костра – это была его дверь наверх, в мир живых. Однако он встал и последовал за царем преисподней. Идти пришлось недалеко: из тумана выступила черная арка…

– Входи, – гостеприимно повел рукой Ерлег. – Ищи ее сам!

* * *

Бубен гудел, наполняя вселенную волнами звука. Мигали звезды, вздрагивало под ногами днище небесной лодки. Нойда летел по незримым волнам, пронизывающим миры.

«Бумм, бумм!» – с каждым ударом колотушки вздымалась новая волна, бросая небесную лодку и ее хозяина в новый полет. Выше и выше, дальше и дальше!

Ласковые синие очи юной Сирри стояли перед внутренним взором нойды. Они смотрели на него с игривой насмешкой, за которой угадывалась женская опаска: «Ты ли это, единственный?», и глубинный, уверенный ответ: «Да!» Как тогда, на морском берегу, когда они подтвердили свои детские клятвы и решили быть вместе всегда.

…Похожие глаза, словно два драгоценных камня, сияли на мертвенно-бледном лице беловолосой богини. Она соблазняла его красотой, обещала неслыханное могущество, но он помнил мертвое тело Сирри на берегу, и все соблазны Седды рассыпались как песок. И сама богиня была видимостью, древним духом, искавшим себе новое земное тело…

«Я ведь убил ее, изгнал из мира… Что там Вархо болтал про глаза?»

Темнота окутала пространство. Волны звука стали черными, и звезды отражались в них мириадами летних светлячков. Бескрайние, бесчисленные миры окружали нойду. Преисподние полыхали внизу, вышние сияли над головой.

«Надо было сперва спросить Ерлега, а не нестись сквозь миры сломя голову», – запоздало подумал саами.

И в этот миг ощутил взгляд.

Взгляд, коснувшийся его, был брошен с полуночной стороны, из тех земель, где обитали боги его собственного народа. Нойду вдруг охватило настоящее смятение – то ли свое, то ли чужое, он не мог различить. Тоска, страх, надежда, изумление, радость и ужас… Будто две женщины сразу смотрели на него – и обе его знали…

Нойда узнал этот взгляд, и слезы выступили у него на глазах.

– Сирри, это ты? Веди меня, Сирри!

Ощущение взгляда внезапно пропало. Вместе с ним испарился и хаос нахлынувших чувств. Словно ночью вдалеке светил огонек у кого-то в жилище – а потом задернули полог вежи, и берег окутала тьма.

Нойда заскрипел зубами. Он очень хорошо понял, что означает это внезапное исчезновение. Тот, кто смотрел на него сейчас глазами Сирри, понял, что его тоже видят, – и закрылся. Нойда выругал себя самыми злыми саамскими ругательствами. Он допустил оплошность – показался врагу, словно глупый, самонадеянный мальчишка, только что сделавший первый бубен. Таким он когда-то и был: зазнавшийся ученик шамана, не изведавший страха, бросивший вызов грозному духу моря… И все потерявший. Род, невесту и право получить взрослое имя.

Итак, тот, кто смотрит глазами Сирри, его заметил… «Возможно, скоро мне предстоит сражаться, – подумал нойда. – Или хуже: враг спрячется так, что никто и никогда его не найдет…»

– Кто бы ты ни был, колдун, нежить или бог, – прорычал он, – ты не скроешься!

Ярость клокотала, туманя разум. Щеки горели, со лба тек пот… «Нужно возвращаться», – повторял нойда, напоминая себе, насколько он сейчас уязвим.

Но возвращаться не собирался. Просто не мог…

И тут прямо перед ним вспыхнул свет.

За свою жизнь нойда видел его дважды, но никогда бы не ошибся.

Слепящий солнечный бубен в когтистой руке. Огромные совиные крылья за спиной… Ветвистые рога великого шаманского венца, растущие прямо из головы… Личина, которая и есть настоящее лицо…

– Атче Каврай! – воскликнул нойда.

– Это я, – отозвался бог шаманов.

Схватил его за руку и рванул вниз.

Они камнем падали среди звезд, потом сквозь облака – пока не упали возле холодного костра в Долине Отчаяния. Нойда так резко вернулся в тело, что не мог не то что вымолвить слово – даже вздохнуть.

– Ты, видно, решил убить себя, нойда без имени! – укоризненно произнес Каврай, садясь у костра.

– Есть и более быстрые пути себя прикончить, – хрипло отозвался нойда, склоняясь до земли. – Приветствую тебя, о Каврай, Отец Колдовства…

Сайво-помощники внутри бубна Безымянного нойды при виде бога устроили радостную возню. Вархо благоразумно затаился.

– Ты часто звал меня, шаман со Змеева моря, – сказала белая личина. – Я пришел. Я тебя слушаю.

«Я призывал тебя много лет! – захотелось выкрикнуть нойде. – Годы одиночества в чужих землях, пустые блуждания, ложные пути во тьме…»

Но он ничего не сказал, поскольку богу шаманов это и так наверняка было известно.

– Благодарю, атче Каврай. У меня в самом деле есть просьба.

– Какая же?

– Есть мертвая девушка Сирри. Верни ей глаза, Отец Колдовства.

– Всего-то? – усмехнулся бог шаманов.

– Либо подскажи, где они, и я отправлюсь на поиски сам…

– Ох, Безымянный! Даже сам Ерлег не смог тебе ничем помочь, а души умерших – в его власти, не в моей.

– Тогда я повторю прежнюю просьбу. Позволь мне тоже умереть, – тихо попросил саами. – Я хочу вернуться на Белую Вараку к мертвым своего племени. Я хочу помогать им в посмертии, раз уж не сумел послужить при жизни…

– И с этим не выйдет, – ответил Каврай. – Мир, где пребывают души твоих родичей, для тебя тесен. Если я позволю тебе сейчас умереть – мигом окажешься на Древе Душ, на самых верхних ветках.

Нойда удивленно глядел на него. Такого ответа он не ожидал.

– И что же мне теперь делать?

– Гм… Хочешь стать моим сайво-помощником? Посажу тебя в свой бубен, как ты посадил туда своего дружка-равка…

Вархо в бубне беспокойно шевельнулся и тут же замер, опасаясь привлечь внимание Каврая.

– Великая честь, Отец Шаманов. Я недостоин ее, – склонив голову, скромно сказал нойда.

– Есть еще один путь для тебя попасть к своим, – продолжал Каврай.

– Какой же?

– Стать богом своего племени. Что скажешь?

«Это ловушка», – подумал нойда.

– Нет, атче Каврай, я не хочу становиться богом, – ответил он. – Я нойда, добрый помощник. А бог не может быть добрым. Боги порой направляют людей, точно непослушных оленей. То, что для бога – шлепок хореем, для смертного – несчастье, гибель, блуждания во тьме…

– Ты понимаешь верно, – одобрительно кивнул Каврай. – Там, где жизнь человека заканчивается, жизнь бога только начинается… Так что же мы будем с тобой делать?

Молодой саами опустил голову. Он не знал что ответить.

– Ты сбился с пути, нойда без имени. По своей вине ты потерял все, что тебе дорого. Ты блуждаешь во тьме, и это терзает тебя…

– Все это так, атче! – с мукой в голосе подтвердил нойда.

– Если ты хочешь исправить свои пути и помочь близким, что потерялись между мирами, – сделай то, что я скажу.

– Говори, о атче! Надо жизнь отдать – забирай!

Совиные крылья колыхнулись в вечернем воздухе.

– Предлагаешь мне то, что самому не нужно? Эх, мальчик… Не жизнь твоя мне нужна, а помощь.

Нойда опешил.

– Я могу помочь… тебе?! Что же я могу такого, что не под силу богам?

– То, что может сделать лишь человек.

– Но, атче…

– Вот мои слова: исполни просьбу первого, кто придет к тебе за помощью. Любую просьбу. Понял?

– Да, о Каврай!

По правде сказать, нойда не понял ничего. Но гордость не позволила ему просить разъяснений.

Солнечный бубен Каврая вспыхнул и погас. Пространство окутала тьма.

* * *

Тихо плескали у берега волны Нево. Над водами среди золотистых облаков разливался малиновый закат.

Глаза нойды моргнули. Несколько мгновений он бездумно глядел на ползущего перед самым его носом муравья. Потом скосил глаза в сторону, на лежащий рядом бубен. Сел, стащил с головы шапку-птицу. Расправил затекшие плечи и наконец взглянул на мир обычными глазами.

Встречи в Долине Отчаяния, споры с Вархо, полет к вершине мира, явление Каврая… Все это заняло мгновения. Даже солнце еще не зашло.

«Поздно уже, а так тепло, – подумал вдруг нойда. – И светло… Ну конечно. Пришло лето».

Рис.6 Тень с Севера

Глава 5

Гора ответов

Путник медленно поднимался по крутой тропинке в гору. Ее белая вершина уже маячила впереди, то появляясь и на миг ослепляя сиянием снега, то вновь скрываясь среди сосновых крон.

Подъем был долог – путник то и дело останавливался, чтобы перевести дух и унять колотящееся сердце. Он был еще молод и когда-то хорош собой, но, казалось, злая болезнь погасила в нем огонь юности и выпила силы. Стриженый раб-подросток лениво плелся по пятам за хозяином, всякий раз привычно останавливаясь и дожидаясь, пока тот отдохнет. Из большой плетеной корзинки, которую мальчишка нес в руках, доносилось гневное клохтанье.

Путник был одет как небогатый бонд-землепашец. Никакого оружия при нем не было, лишь неизменный нож подвешен к поясу. Однако нечто выдавало в нем человека, который прежде жил совсем другой жизнью. Широкие плечи не смогли согнуть ни немощь, ни труд на земле. Худое загорелое лицо выглядело неизменно суровым. Угрюмый взгляд будто предупреждал: лучше не приближайся.

Мало кто видел, чтобы Арнгрим Утопленник улыбался.

Не всегда было так. Многие еще помнили прежнего Арнгрима – беспечного сына ярла, синеглазого красавца, прозванного Везунчиком. Но однажды он вернулся домой из затянувшегося похода – и люди не узнали его…

Сосновый горный лес понемногу редел, сменяясь каменистыми пустошами. Все меньше зелени, все больше скал. Шире распахивалось небо, усиливался ветер. Иногда резкий порыв приносил студеную морось, и слышнее становился глухой грохот отдаленного водопада. Пересекая путь, сочились среди мха и скал ледяные ручьи. Эхо сорвавшихся с тропы камней еще долго отдавалось внизу. Мальчишка-раб всякий раз вздрагивал и бормотал заговоры против горных троллей. Однако Арнгрим смотрел лишь туда, куда ставил ногу. Он взмок и тяжело дышал. Только когда в расщелинах начали появляться пятна снега и в глаза ему ударило солнце, он остановился и поднял голову.

Несколько мгновений он озирался, из-под руки оглядывая окрестности и переводя дух. Прямо над ним высилась заснеженная гора – самая высокая вершина хребта над фьордом. В солнечные дни она казалась огромным облаком, зацепившимся за ледники. А внизу раскинулся длинный залив с зелеными берегами, деревнями, лесами и пастбищами. Повсюду, куда ни глянь, с крутых склонов гор сбегали белые нити ручьев, устремляясь в море. В небе кричали чайки. Нестерпимо блестела вода во фьорде, рябила и переливалась под солнцем.

Арнгрим вскинул голову, его сумрачное лицо чуть просветлело. В тусклых глазах будто на миг отразилось ясное небо.

Весь Яренфьорд отсюда как на ладони. Там, вдалеке – усадьба отца и множество обступивших ее жилищ поменьше. Вон пристань и маленькие, словно игрушечные, корабли… Не видать только собственного скудного владения – его закрывала эта самая гора. Отец не посмел совсем обделить его, но отдал сыну самые отдаленные земли у вершины фьорда. С глаз долой…

Арнгрим вновь помрачнел, линия рта стала еще суровее. И снова укололи сердце жестокие отцовы слова:

«Нет у меня сына. Моего первенца забрало море. А вот кто ты…»

– Стой! Куда! – раздалcя крик позади. – Ах ты, сын троллей, шелудивый цыпленок!

Арнгрим оглянулся. На тропинке позади него мальчишка-раб воевал с пытающейся вырваться у него из рук корзиной.

– Наружу лезет! – пожаловался он. – Крышку сорвать пытается!

– Упустишь – тебя отдам богам вместо него, – буркнул Арнгрим.

Испуганный подросток притих, изо всех сил прижимая к себе непокорную корзину.

Вскоре тропа вывела путников в небольшую, укрытую от ветра долину. Здесь путь заканчивался – выше не было уже ничего, кроме ветра, снега и льда. Путники направились к возвышенному месту, окруженному поставленными стоймя валунами. Это место называлось Порогом – потому что не было в северных землях святилища ближе к Небесному граду богов.

– Ступай, позови жреца, – приказал Арнгрим мальчишке, указывая в сторону, где среди чахлых елей виднелась дерновая крыша хижины. – Я подожду здесь.

Раб, не выпуская корзины, поспешил вниз. Арнгрим устремил задумчивый взгляд на лики деревянных богов, виднеющихся за невысокой каменной оградой.

Нордлинги редко строили настоящие святилища. Боги вольны приходить и уходить куда пожелают. Хочешь говорить с богами – не затворяйся от Неба!

Однако у богов есть излюбленные места. Древние рощи, где деревья шепчут голосами духов. Источники вод, гремящие водопады… Могилы славных предков, ставших почти равными богам еще при жизни…

В подобных местах, где знающие могли разглядеть следы богов или услышать эхо их шагов, и ставился херг – «камень, окрашенный красным». Знающий старец – ховгоди – приглашал сюда богов на священную трапезу.

Обычно мудрецы-годи жили при усадьбе ярла, но ховгоди Ярена поселился прямо на горе. Сюда не иссякал поток жертвующих, а каждый раз лазать вместе с ними на гору старику не позволяли больные колени. Он освятил херг жертвенной кровью и окружил невысокой оградой из валунов, а свою хижину поставил ниже, в укрытом от ветра ельнике. Еще он в меру своего умения вырезал из дерева лики главных небесных богов – Всеотца, Громовержца и Небесного Воина – и поставил их внутри ограды. Бородатые лица были лишь намечены, но просверленные дырки-глаза смотрели пугающе пристально.

Вскоре старый жрец в сопровождении мальчишки поднялся к ограде херга.

– Здравствуй, ховгоди, – приветствовал его Арнгрим. – Да услышат тебя боги!

Когда жрец разглядел и узнал гостя, с его лица тут же сползла милостивая улыбка.

– Что тебе здесь надо, Утопленник? – сердито спросил он. – Как дерзаешь попирать святую землю?

– Как дерзаю? – медленно повторил Арнгрим. – Ногами, жрец! А вот как ты смеешь называть гнусным прозвищем сына твоего ярла?

– Что ж и не называть, если все так тебя зовут? – насупившись, ответил старик. – А сын ли ты ярла… Если да – что ж ты не живешь в Ярене, у отца?

– Потому что отец выделил мне землю здесь, под горой, – резко сказал Арнгрим. – И он никогда от меня прилюдно не отрекался.

– Так то отец, он всегда пожалеет, – проворчал жрец, – а я слышал, что в святилище Эйкетре тебя вовсе не пустили на запретную гору! И здесь тебе не место!

– Попробуешь прогнать меня? – прищурился Арнгрим.

Старик взглянул в лицо незваному гостю, и мурашки пробежали по его спине. Почудилось, что у бывшего морского ярла такой же пустой, пристальный взгляд, как у вырезанных из дерева богов. А еще почудилось, будто Воин, Громовержец и даже сам Всеотец стоят настороженно, будто готовясь к битве.

«Да ну, покажется же!» – постарался прогнать пугающие мысли жрец.

Вот вышние боги, владыки Небесного града! А вот изможденный не по годам мужчина, едва ли не отвергнутый своим родом, потерявший корабль, честь и память. Многие годы ходящий под бременем своего таинственного проклятия. И во взгляде его – лишь боль и усталость затравленного зверя…

– Я тебе не враг, сын ярла, – примирительно произнес ховгоди. – Но сам посуди, как мне тебя встречать? В прежние времена, когда ты водил свой корабль в Гардарики и другие земли, ты был удачлив, и боги любили тебя. Но после того, как ты надолго пропал…

– Вот именно, – сказал Арнгрим. – Когда я вернулся из Гардарики, оказалось, что никто не рад моему возвращению. Меня называли драугом – восставшим мертвецом. «Его корабль утонул. Все его товарищи погибли, – говорили родичи. – Как так? Почему все остались в холодных водах, а его одного отпустили боги, год продержав в морской пучине?» А иные добавляли: «Это неспроста. Видно, он хирдманнами и расплатился…» Думаешь, мне в радость было все это выслушивать?

Жрец задумчиво кивал.

– И где же ты провел весь этот год, Арнгрим?

– Не помню, – буркнул сын ярла. – Помню, как тонул корабль. Потом я увидел синие очи Ран, Матери Бури…

– У Ран зеленые очи, – возразил старик. – Так говорят саги.

Арнгрим сбился.

– Я видел синие… Словом, это последнее, что я помню. А потом я очнулся в доме у той, что стала моей невестой. Она нашла меня лежащим без памяти на берегу моря. И лишь много позднее я узнал, что прошел целый год…

– Сдается мне, не Ран ты встретил… – пробормотал ховгоди. – Но продолжай!

– Когда я с женой вернулся в Яренфьорд, меня встретили не с радостью, а со страхом. Чтобы доказать семье, что я не драуг, мы поехали в великое святилище Эйкетре. Отец настоял. Иначе мне мигом сняли бы голову, приставили к заду и так зарыли в кургане…

– Поведай об Эйкетре, – оживился жрец. – Верно, там херг размером с пиршественный стол?

– Там совсем не такое святилище, как у тебя, – объяснил Арнгрим. – Оно подобно медовому залу, только выстроенному для богов. Статуи владык Небесного града увешаны золотом так, что слепит глаза. А на вершине горы – огромный священный дуб. Туда меня не допустили…

– И что сказали тамошние жрецы?

– Я не драуг. Не мертвец.

– Выходит, все благополучно?

– Нет, – помедлив, ответил Арнгрим. – Отец и братья пожелали принести богам благодарственные жертвы, но боги их не приняли.

– Как не приняли?

– Не знаю. Отец пошел к верховному жрецу. И после разговора с ним все изменилось.

– Вот оно как, – пробормотал годи, косо взглянув на собеседника.

– С того дня отец и двух слов мне не сказал. И запретил приходить в Ярен.

– Немудрено, – проворчал жрец. – Я помню Везунчика. Уж прости, но ты на него даже с виду не сильно похож.

– Люди умирают в северных водах, не успев сделать и дюжины гребков к берегу. А я пробыл в море целый год, – едко ответил Арнгрим. – Отец выделил мне землю на отшибе и сказал: живи как знаешь… С тех пор я там и живу, вдали от моря, и жизнь медленно утекает из меня…

Жрец размышлял.

– Твоя жена из Хольмгарда, верно? – спросил он. – Ходят слухи, что она колдунья.

Арнгрим кивнул, и его лицо на миг стало мягче.

– Ее зовут Славейн. Если бы не она, я бы давно уже умер…

– Многие считают, что ты проклят.

– Не многие, а все, – ответил Арнгрим. – Я и сам так считаю, старик… Уже много лет я живу, будто тень самого себя. Затем я и пришел сюда, на эту гору. Я хочу понять, за что проклятие на мне, попробовать его избыть. Здесь – Порог Небесного града, здесь люди находят ответы на все вопросы…

Ховгоди склонил голову набок.

– Так ты хочешь, чтобы я передал твой вопрос богам? Но почему не спросишь сам?

– Потому что боги не отвечают мне, – устало сказал Арнгрим. – Видно, как и ты, не считают меня настоящим сыном ярла.

Годи размышлял.

– Что ж, попробовать-то можно… Вижу, дар богам принес? – спросил он, взглянув на корзину в руках подростка.

– Угу, петуха. Самого красивого. Громовержцу точно понравится, он любит яркое… А если мало, так бери и этого недотепу!

Мальчишка побледнел от такой новости, но ховгоди отмахнулся:

– Раба не надо. Корзинку пусть поставит вон там… Но прежде назови свой вопрос.

– Я пришел молить Всеотца, Громовержца и Воина об ответе, – медленно заговорил Арнгрим. – Что со мной произошло в море в тот год, которого я не помню? Мне снятся жуткие сны…

– Это уже лишнее, – прервал его годи. – Встань вот здесь. Мальчик, давай корзинку.

Вскоре на свет был извлечен встрепанный и очень сердитый петух, черный, с красно-зеленым переливчатым хвостом, опутанный красным витым шнуром.

– Кто такого красивого шнура не пожалел? – хмыкнул годи.

– Жена, – ответил Арнгрим. – Говорит, так праздничнее. Богов, говорит, надо радовать. Ну, годи, не медли!

Годи про себя усмехнулся, услышав в голосе проклятого былые властные нотки.

– Сперва восславим богов, – сказал он.

Удерживая бьющегося петуха под мышкой, он извлек особый нож для жертвоприношений. Этот нож, широкий и короткий, весь изукрашенный, формой рукояти напоминал боевой молот Громовержца. Тот самый, которым бог грозы рассылал молнии, защищая границы миров.

– Услышь, о Всеотец! – торжественно запел годи, обращаясь к старшему среди богов. – О Владыка Небесного града, Учитель богов! Огнеокий, Долгобородый, Движущий звезды, Покой приносящий, Советчик в пути…

Выпевая священные имена божества, жрец покрепче перехватил петуха, начал поудобнее укладывать на камень. Тот, чуя скорую гибель, забился, закричал.

– Услышь, о Громовержец, Владыка славы, Защитник Небесного града! – ховгоди повернулся к следующему идолу. – Радующийся битве! Кормитель воронов! Ай!

Петух, яростно забив крыльями, вывернулся из пут и клюнул жреца в тыльную часть ладони. Рука старика дрогнула. Сильная птица, оцарапав его большими когтями, вырвалась на свободу. Вспорхнув над каменным кругом, петух опустился на остроконечный шлем Небесного Воина и торжествующе закукарекал.

Годи всплеснул руками и ринулся внутрь круга. Петух спорхнул на землю и побежал в сторону ельника.

– Что стоишь, разиня?! – закричал ховгоди, поворачиваясь к рабу. – Лови!

Подросток встрепенулся и кинулся за петухом в погоню.

– Ну и что все это означает? – раздался позади язвительный голос Арнгрима.

Ховгоди сокрушенно развел руками.

– Право же, не знаю, что и сказать…

– Истолкуй знамение, жрец!

Ховгоди посмотрел в сторону рощи, откуда с виноватым видом и пустыми руками возвращался раб. Судя по всему, поймать петуха ему не удалось.

– Сдается мне, – со вздохом сказал старик, – боги Небесного града не приняли твою жертву.

Арнгрим стиснул зубы. Взгляд вновь стал пугающе пустым.

– Опять? Почему на этот раз? Может, им мало?

Бывший морской ярл выхватил из руки жреца священный нож и сам шагнул в каменный круг. Прежде чем старик успел остановить его, Арнгрим рассек себе руку. Кровь струйкой побежала на священный херг.

– Да что ж ты де…

Ховгоди оторопел, разевая рот и указывая на жертвенник. Арнгрим тоже застыл на месте, глядя, как кровь, падая на херг, шипит, светлеет… и растекается прозрачными каплями.

В воздухе сильно запахло водорослями.

– Вышние боги, что ж это творится? – пробормотал наконец годи, осторожно приблизившись к жертвеннику.

На нем не было ни капли крови – лишь лужица соленой морской воды.

– А это как понимать? – спросил Арнгрим.

Он старался не подавать виду, но был так же ошарашен, как и старик.

– Я такого отродясь не видал… Великое знамение! – ховгоди со страхом поглядел на Арнгрима. – Видно, парень, неспроста тебя Утопленником-то прозвали…

От взгляда Арнгрима годи снова окатило морозом. В следующий миг бывший воин сгреб его за ворот рубахи.

– Я пришел к тебе за ответами, жрец. К тебе и к вышним богам! Это ли не знак? Разъясни мне его!

– Великое знамение… – бормотал ховгоди. – Тут без богов не обошлось…

Арнгрим, овладев собой, отпихнул старика и уставился в облака.

– Я надеялся, эта гора станет горой ответов, – громко произнес он. – Но вы снова отвергли меня, владыки Небесного града. Что ж! В последний раз сегодня я склонил перед вами голову!

От таких слов годи испугался сильнее прежнего.

– Не зли богов, молодой дурак! – вскрикнул он, вжимая голову в плечи. – Тут до неба совсем близко, каждое слово слышно!

Годи даже чуть присел, ожидая, что забурлят тучи и наглеца испепелит молния.

Ничего не произошло. Белые облака все так же безмятежно текли с юга на север.

Арнгрим ядовито расхохотался, развернулся и зашагал прочь. Раб вскочил и поспешил за ним, стараясь держаться от хозяина на расстоянии.

– Я вот что подумал, Арнгрим: тебе надо найти ту богиню! – крикнул ему в спину жрец. – Которая твой корабль потопила! В море тебе надо!

– Благодарю, в море я уже был, – съязвил Утопленник, уходя по тропинке.

Рис.7 Тень с Севера

Глава 6

Огненное копье

Арнгрим быстро шел вниз, под гору, через чахлые еловые рощицы, погруженный в свои мысли. Мальчишка едва поспевал за ним. Но бывший ярл даже забыл об усталости, настолько он был зол. Почему боги так обходятся с ним? Чем он перед ними провинился? Разве вся его прежняя жизнь не служила славе того же Воина, а то и самого Громовержца? Он водил корабль и сражался, как многие другие. Но что случилось потом? Где он свернул не туда?

Может, тогда, когда увидел синие очи морской богини и утонул в них… И совсем забыл, что у настоящей Ран глаза зеленые…

Тропа перевалила через безжизненную каменную насыпь ледниковой морены и снова нырнула вниз, к небольшому озеру с грязно-голубой водой. По его берегу давным-давно была проложена тропа – по ней-то и шагали Утопленник со слугой. Они уже почти обошли озеро, когда солнце, уходя за горы, на миг выглянуло из-за мохнатой сизой тучи. Яркая вспышка ударила в глаза Арнгрима, заставив зажмуриться. А в следующее мгновение вздрогнула земля. Раздался гулкий удар, и воздух наполнился глухим рокотом, идущим, казалось бы, со всех сторон. Арнгрим напрягся, завертел головой, пытаясь понять, откуда идет опасность.

– Гора! – раздался сквозь нарастающий рокот крик мальчишки. – Гора ползет!

Островерхий завал морены в самом деле шевелился, будто хребет просыпающегося дракона.

– Ледник сходит! – крикнул Арнгрим, хватая за руку подростка. – Бежим!

Слова его потонули в грохоте. Целый заснеженный пласт горы, как раз напротив того места, где они недавно проходили, оторвался и обманчиво медленно пополз вниз, в долину.

Арнгрим вырос в горах и знал, чем грозят такие обвалы. Он кинулся прочь от озера, почти не разбирая дороги, думая лишь об одном: убраться в сторону, подальше от гибельной низины! А за его спиной с величественным грохотом, подобным грому множества гроз, рушился в озеро острый выступ ледника. Облако снежной пыли поднималось над вершинами. Ниже, у самого берега, бурля и перетирая друг друга, потекли в озеро снег, лед и камни.

Пахнуло жгучим холодом…

– Держись! – крикнул Арнгрим, выталкивая подростка в сторону деревьев.

В следующий миг на них обрушился удар ветра. В густом клубящемся тумане Арнгрим успел заметить, как мальчишка вцепился в ствол дерева, а потом самого сына ярла что-то ударило со страшной силой. Нечто ослепительное, всесокрушающее, подобное раскаленному копью самого Всеотца!

Арнгрим на миг ослеп и оглох. Ему почудилось, что он и есть огромная, извилистая, сырая морена, в которую Всеотец швырнул свое огненное копье. И вот он раскололся, он ранен, он осыпается обломками в озеро…

– Хозяин! Очнись! Ты живой?

Крики слышались откуда-то сверху. Арнгрим открыл глаза и увидел над собой кусочек неба – где-то высоко, среди грязных глыб льда.

«Я под завалом», – явилась мысль.

– Хозяин! Отзовись!

Светлое пятно закрыло перепуганное лицо подростка.

Арнгрим собрался с силами, но смог только застонать.

– Помогите! – доносились издалека крики. – Помогите!

Все окуталось тьмой и ледяным холодом. Арнгрим не чувствовал ни рук, ни ног – но при этом он очень отчетливо ощущал, как теплая кровь вытекает из его тела и капля за каплей падает в черные воды. И они несут частицы его жизненной силы все дальше и дальше, под камнями и льдинами, через водопады и пороги – прямо в море…

– Скорее! Он только что подавал голос…

– Парень, успокойся.

Новые голоса привлекли внимание. Арнгрим сонно приоткрыл глаза. Вокруг было совсем темно, лишь наверху синело пятно неба.

– Он там уже долго! – раздался плачущий голос.

И другой, спокойный и рассудительный – и знакомый, – ответил:

– Жить ему или нет – как боги решат. Брат, давай-ка сдвинем вон ту глыбу…

Спустя долгое время, когда синее пятно неба полностью слилось с темнотой, Арнгрим ощутил дуновение ветра на лице. И очень знакомый голос весело произнес:

– Ну, с виду целый… И как тебе удалось устроить такое?

– Дарри, ты, что ль? – прошептал Арнгрим, разглядев в густом сумраке круглое лицо давнего друга.

– Все мы знаем, что Арнгрим из моря живым вышел, – продолжал зубоскалить тот. – Но чтобы целую гору на себя уронить!

– И выжить, – раздался второй, мрачноватый голос. – Ты как там, Везунчик? Ну-ка пошевели пальцами на ногах!

Арнгрим послушно принялся шевелиться. Все, на удивление, двигалось, почти не причиняя боли.

– Все хорошо вроде…

– Тогда держись!

Крепкие руки схватили его и поволокли наверх, из мертвенного ледяного мрака. Арнгрим закричал от боли.

– Что такое? Все же поломался?

Его уложили наземь, но Арнгрим тут же попытался сесть, хватаясь за друзей. Перед его глазами плавали огненные птицы, грудь вспыхивала болью при каждом вздохе, но тело слушалось.

– Ты, братец, в самом деле Везунчик, – с каким-то суеверным восхищением проговорил Дарри. – По тебе ледник прошелся, а ты жив и цел!

Не было больше ни грязно-голубого озера, ни тропы на его берегу, ни цветов вдоль дорожки, ни сосен. Повсюду громоздились огромные уродливые кучи ледяных обломков, камней, песка… Кое-где из-под них торчали обломанные верхушки деревьев, на которых, еще не веря в свою гибель, зеленели хвоинки.

Арнгрим поглядел на расщепленные стволы, торчащие меж огромных валунов, и наконец его замутило. Он обмяк и повалился на руки своих спасителей.

* * *

– Хвала богам, это был не весь ледник, а лишь малая его часть, – произнес Крум Хальфинн, делая щедрый глоток пива. – Завалило русло речки да поломало деревья, только и всего. Однако рано или поздно Ледяной Дракон сойдет целиком. Причем, судя по всем приметам, скорее рано, чем поздно…

– И угробит весь Яренфьорд, – добавил Дарри, обгладывая копченое свиное ребро. – Сперва по твоей усадьбе пройдется, потом снесет усадьбу твоего отца, а с ней и весь Ярен… Славейн, хозяюшка! Твое пиво подобно меду богов! Еще одна кружка, и я начну складывать драпы в твою честь…

– Давно пора, – хмыкнула Славуша, подливая мужчинам пива из большого кувшина. – Зимнее заканчивается! Потом пойдет весеннее, оно легче и ароматнее…

Она давно знала и любила Хальфиннов, и беспечно перешучивалась с ними, как с родными братьями. Ради гостей молодая женщина принарядилась, украсила запястья и грудь серебром и смотрелась настоящей хозяйкой усадьбы. Статная, румяная, сероглазая красавица была дочерью кормщика из Хольмгарда, человека вовсе не из последних. Однако родня мужа не признала ее. А в Яренфьорде, неведомо почему, она приобрела славу колдуньи.

– Ничего, мы потерпим, – с важностью ответил Дарри, принимая еще кружку. – Арнгрим, может, тебе все же прилечь?

Тот лишь отмахнулся. С ледника его унесли на руках, однако последнюю часть дороги Утопленник прошел сам. И на своих ногах вошел во двор усадьбы, прозванной Маковкой. Обнял жену, – она томилась у ворот, до смерти встревоженная грохотом и снежным облаком как раз у горы Порога, куда на заре ушел ее супруг. И только потом Арнгрим сел на скамью, пытаясь одолеть головокружение, осознавая, что произошло истинное чудо. Он остался цел и невредим, угодив прямиком в сходящий ледник. Однако видение бьющего в грудь огненного копья все не отпускало его.

– Тебя точно не задело? – снова спросила жена. – Говоришь, только ветром отшвырнуло? Может, тебе прилечь?

Она уже смазала все его ушибы и ссадины, но тревога не отпускала ее.

– Да-да, только ветром, – кивнул Арнгрим, украдкой показав кулак мальчишке-рабу. – Непременно прилягу. Только прежде накорми Хальфиннов, да я с ними немного побеседую. Повезло мне, что они оказались поблизости!

– Мы к тебе и ехали, – ответил Крум. – Узнали от Славейн, что ты пошел на святую гору, и решили встретить по пути. А ты там, оказывается, с Ледяным Драконом воюешь…

Дарри и Крум Хальфинны были с Арнгримом друзья с детства. И чуть ли не единственные, кто продолжал водиться с Утопленником после его возвращения из Гардарики.

Братья были уже далеко не зеленые юнцы, а опытные воины, однако обзаводиться своими домами не торопились. Они ходили в походы то туда, то сюда, нанимаясь на разные корабли. Они часто наведывались в Ярен и пару раз даже зимовали у Арнгрима, не боясь проклятия.

Братья были не очень-то похожи, хотя отдельные черты их деда-финна проглядывали в обоих. Крепыш Дарри с круглым обветренным лицом и теплой улыбкой легко располагал к себе людей. Темноволосый Крум напоминал молчаливую тень своего веселого брата – худой, сдержанный, с глубокими черными глазами. Они и врагов убивали так же: один – с тихим, задумчивым видом, другой – с прибаутками и заразительной улыбкой…

– Рассказывайте! – потребовал Арнгрим, видя, что Славуша продолжает поглядывать на него с беспокойством. – Что привело вас в Маковку? Почему уже весна кончается, а вы до сих пор торчите в Ярене, а не ушли грабить франков?

– Именно поэтому, – ответил Крум. – Ждем, когда кончится весна. Слыхал ли ты о морском ярле Ульваре Красном Волке? Скоро мы пойдем с ним на восток – в Бьярмию. А задержались, потому что туда надо выходить позднее. Через Дышащее море-то пройдем, а в Змеевом еще лед не везде вскрылся.

– Вот черемуха отцветет, и выйдем, – добавил Дарри, уминая ячменную кашу с мясом.

– Бьярмия? Странный выбор, – отозвался Арнгрим. – Голые скалистые берега и нищие саами, с которых нечего взять. Если только пойти дальше, вниз по течению Виньи, но этак вы за год не обернетесь…

Крум поднял голову и прищурился.

– Ты слыхал о великой богине Змеева моря?

Арнгрим мотнул головой.

– Ты об огромной золотой женщине, которую якобы в лесных пещерах прячут бьяры? Так вот что я об этом думаю, братец Крум. Пока умные викинги грабят богатые южные земли, глупые шарятся по северным лесам и болотам. И находят там только тучи комаров и стрелы тамошних охотников…

– Снова принимаешь меня за искателя сказочных сокровищ? – усмехнулся Крум.

Арнгрим промолчал. Несколько лет назад он звал с собой братьев Хальфиннов в земли карьяла. В тот самый поход, в котором погиб его драккар… «Идем в Железный проран, искать сокровища дракона! – соблазнял он братьев. – Мне о них рассказали верные люди!» Дарри, разумеется, согласился с радостью. Однако Крум наотрез отказался и брату запретил. «Не будет пути», – сказал он, и переубедить его не вышло.

Раздосадованный Везунчик тогда высмеял друга. Хотя и сам знал: Крум с отроческих лет слыл вещим. Предсказывал он редко, и всегда плохое. И обычно не ошибался.

И он же был единственным, кто сразу сказал, что Арнгрим не драуг, когда тот вернулся, перепугав весь Ярен.

– …нечто необычное происходит сейчас на Змеевом море, – продолжал Крум. – Оседлые саами снимаются с насиженных мест и уходят. По берегам стоят пустые землянки пещерной чуди. На море возобновились великие отливы, о которых прежде пелось только в старых песнях, – когда вода уходит на сотни шагов, обнажая дно, а потом возвращается морской стеной… Я от надежных людей слышал об одном гардском парне, которого застал на море великий отлив. Он пошел по высохшему дну и оказался в развалинах древнего города, полного сокровищ. Парень набрал целый мешок добычи и кинулся обратно, пока море не вернулось. Но не успел… Его нашли на гиблом каменном островке, каких много на Змеевом море. Тот парень был полубезумным от голода и жажды… Но два камня в руке все же унес. Мой знакомый видел их своими глазами – они были ярко-синие, размером с добрый лесной орех…

– Если брат говорит, что это правда, значит, так и есть, – поддакнул Дарри.

Арнгрим слушал равнодушно.

– Мне сокровища не нужны, – сказал он. – На Змеевом море я прежде не бывал и слышал о нем мало доброго. Однако с вами я пошел бы и туда. Здесь, на Маковке, мне давно уже начало надоедать… Да, прежде, когда я был болен, я хотел укрыться от всех. Работал как трэль, чистил землю от камней, бился за каждый клочок пахотной земли…

– Бр-р… Мне даже слушать тебя противно. Бросай такую жизнь, брат! – воскликнул Дарри. – Хватит копаться в навозе! Оторвись от женской юбки и иди с нами в море, как надлежит мужчине!

За спиной у него кашлянула Славуша. Дарри испуганно оглянулся на нее, почти ожидая, что хозяйка дома сейчас вытянет его тряпкой. Крум тоже покосился на женщину и сказал:

– Вижу, что благородная Славейн вовсе не расстроена словами моего брата.

– Твои сладкие речи, Крум, огорчают только Арнгрима, – пожала плечами та. – Мне же тревожиться не о чем.

– Я объясню, – вмешался Арнгрим. – Так вот, я пошел бы с вами, друзья… Но ничего не выйдет. Во-первых, никто в здравом уме не возьмет меня на борт. Кому нужен на корабле живой мертвец, при виде которого все в Ярене шарахаются и плюют вслед? Или вы забыли, что уже не раз звали меня с собой?

Оба брата молча покивали. Все было правдой. Они и прежде пытались оторвать Арнгрима от жизни на земле и увлечь в поход, однако все напрасно. Хоть в былые времена Арнгрим и звался Везунчиком, его нынешняя неудачливость вошла в легенды. Да еще эти слухи, что он год провел на дне морском…

– Так было, – склонил кудлатую голову Дарри. – Но сейчас совсем иное дело. Брат не просто так спросил тебя, знаешь ли ты Ульвара Красного Волка. Ульвар родом из Йомсборга, что в землях вендов, и он не боится проклятий. Он и сам умеет складывать висы и проклянет кого хочешь…

– А, йомсвикинги… – протянул Арнгрим.

Корабли вольного йомсборгского братства викингов порой заходили в Ярен. Слава им сопутствовала скверная. Хуже были только слухи, ходившие о темных колдовских обрядах йомсов. Но прогнать их от ворот – зачем? Лишь попусту наживать себе врагов? Владыка Ярена, ярл Арн Богач, был достаточно силен, чтобы не опасаться коварства йомсов, пусть даже те подчинялись только своим хёвдингам, не держали клятв и следовали лишь собственным законам. Неохотно, но все же он давал им приют.

– Я слыхала, воины из Йомсборга вправду берут к себе всех, кто пожелает, – подала голос Славуша. – Однако когда новичок входит на борт, его не сажают на весло, а загоняют в трюм. А потом продают, как раба…

– Где ты наслушалась такой чепухи, жена? – удивился Арнгрим.

– А еще говорят, один йомсвикинг в Ярене похвалялся, как за ослушание выпустил рабу кишки и на этих кишках тащил его за кораблем…

Арнгрим нахмурился.

– Дарри, это ты наболтал?

– Клянусь, не я!

– Тогда где ж она всего этого понабралась?

– Женские сплетни у очага… – потупила очи Славуша.

Крум усмехнулся и сказал:

– Все скверное, что рассказывают о йомсах, – правда. Но нам не грозит стать рабами. Умелых воинов Красный Волк ценит.

– Пойдем с нами, Арнгрим! – подхватил Дарри. – Ты здесь медленно умираешь вдали от моря…

Утопленник нахмурился и какое-то время сидел молча.

– Я не сказал вам вторую причину, почему не пойду в море, – наконец заговорил он. – Только вам одним скажу, потому что вы мне как братья, – ну, а Славуша и так знает. Когда я очнулся в хижине на берегу моря Ильмере…

– Ты, помнится, утверждал, что ничего не помнишь? – перебил Крум.

– Так и есть. Я ничего не помню с того мига, как мой драккар затрещал, скрываясь под волнами… И до того мига, когда открыл глаза и увидел над собой милое лицо моей будущей жены.

Крум с любопытством обернулся к Славуше. Прежде супруги никогда не рассказывали, как познакомились.

– Так ты нашла его в рыбачьей хижине? Одного? Он был ранен?

– Нашла я его на берегу, у самого моря, – ответила молодая словенка, как показалось Круму, не слишком охотно. – Поначалу приняла за мертвеца. Оттащила в рыбацкую избушку, растопила очаг… Когда стало тепло – он очнулся… Ран не было, хотя…

Славуша бросила быстрый взгляд на небольшой шрам на шее у мужа.

– Пустая хижина на берегу моря, – повторил Крум. – А ты сама что там делала?

– Уже не припомню, – смешалась Славуша. – Верно, по берегу гуляла… Ну а потом, как Арнгрим стал здоров, мы поплыли в Альдейгу, оттуда по морю Нево – в Бирку, а оттуда уж сюда…

Дарри зевнул: экая скучная история, а я-то ожидал… А Крум подумал, что в рассказе явно чего-то не хватает. Что это и вовсе не рассказ, а какие-то отговорки… О чем умалчивает целительница Славейн из Гардарики?

– И вот с тех пор, – продолжал Арнгрим, глядя в сумрак и говоря как будто сам с собой, – я держусь в стороне от моря. А я ведь ничего сильнее не любил! Но море пыталось убить меня…

– И что? – удивился Крум. – Море пытается это сделать всякий раз, как мы выходим из гавани. Разве это повод для страха?

– Это не страх, – вскинул голову Арнгрим. – Просто я чувствую: если снова выйду в море, со мной произойдет нечто ужасное… Как будто море что-то не доделало со мной – Славуша помешала, – и вот тогда уж доделает…

– Тебя надо звать не Утопленник, а Арнгрим Сухопутный! – в сердцах воскликнул Дарри.

Крум ничего не сказал, лишь поглядел на старого друга долгим взглядом. Великая тайна Арнгрима на самом деле никакой тайной не была. Все в Яренфьорде отлично знали, что Утопленник боится моря. «Что с тобой сделалось в Гардарики?» – подумал он с сожалением.

Вслух же произнес:

– Море – лишь поле для рыб. Дорога китов, щедрый котел Эгира… Жена ли тебя спасла или у морских богов нужда в тебе пропала – ты жив, Арнгрим. Ты выжил в море, ты выжил сегодня… Похоже, на твой счет у богов есть важные замыслы! А что касается моря… Погоди-ка…

Крум посмотрел наверх, на закопченные потолочные балки, и протянул руку к поясу, к мешочку с гадательными камнями. То были не руны – знаки Всеотца, какими частенько пользовались для гаданий и жрецы, и воины нордлингов. Крум носил при себе наследие деда – горсть «малых сейдов». В каждом из окатышей сидел свой дух, а вместе они лучше слышали волю богов и передавали ее самым точным образом.

– Ты можешь не бояться гнева Небесных богов и жить спокойно, пока…

Пестрые камушки со стуком покатились по столу. Крум разложил их на три кучки, поглядел, прикрыл глаза и произнес:

– …твоя кровь не прольется в воду.

– Что это означает? – хмыкнул Дарри. – Или теперь ему не умываться?

Старший Хальфинн открыл глаза и почесал в затылке.

– Тролли его знают. Само на язык прыгнуло… Когда гибнет корабль в морской сече, вода вокруг него кипит от акул. Думаю, морская нечисть чует кровь еще сильнее. Так что твоя Славейн пожалуй что и права, призывая тебя не ходить в море…

Арнгриму же вдруг представился сошедший ледник. Ободранная спина и руки, капли крови, утекающие вместе с тающими глыбами льда прямо во фьорд, а потом – в великий океан…

* * *

– Хвала богам, что сохранили тебе жизнь! – уже в который раз воскликнула Славуша, укладываясь спать в широкую, застеленную мягкими и теплыми шкурами постель.

Муж ее уже лежал, вытянувшись и ожидая, пока впитаются целебные мази.

– Завтра непременно принесу щедрые жертвы Всеотцу, – продолжала она, – что уберег твое тело от ран…

Едва не задремавший Арнгрим распахнул глаза и приподнялся на локте.

– Не надо, – резко сказал он. – Вышние боги тут ни при чем! Если, конечно, не сам Всеотец спустил на меня тот ледник!

– Что ты такое говоришь?! – ужаснулась молодая женщина.

– Сегодня на горе Исцеления боги вновь не ответили мне, – ответил Арнгрим. – Они не приняли мою жертву! А на пути домой я едва не погиб. Я-то молил их о помощи, стоя у Небесного порога, словно жалкий трэль! Видно, надо было не молить, а вышибить двери!

Жена горестно покачала головой и задумалась.

– Но что ты будешь теперь делать?

– Пойду в Ярен. Надо предупредить отца. Крум прав, ледник тает и уже начал разрушаться. Будут еще обвалы. А если он сойдет сразу весь – по фьорду пойдет большая волна. Ярен просто смоет…

– Муж, тебя не станут слушать! Родные изгнали тебя…

– Я должен пойти и хотя бы попытаться. Все же там мои отец и братья.

– Весь город сойдет с ума, если ты заявишься туда среди бела дня!

– Пусть сходит. Кто боится Арнгрима Утопленника – тем хуже для них!

* * *

…На рассвете следующего дня, когда Арнгрим, зевая, собирался в Ярен, старый ховгоди стоял около херга. Склонившись, он со страхом смотрел на свою находку. Вчера он ее не заметил, а может, она появилась тут ночью… В лужице морской воды, в которую обратилась кровь Арнгрима, плавала длинная полупрозрачная чешуйка. Годи не знал рыбы, которой принадлежала такая чешуя. Впрочем, для любой она была слишком крупной.

Рис.8 Тень с Севера

Глава 7

Волчье взморье

По долгой холодной рыбной реке Винье шли чередой кожаные лодочки – легкие, будто лепестки. В них сидели и гребли удивительные маленькие люди. А может, и не люди, а духи. Племена, обитавшие по берегам реки Виньи – те же рыболовы-суряне, чьи серые избы появлялись и исчезали за речными излучинами, – при виде лодчонок хмурились, плевали наземь и поспешно хватались за обереги от сглаза.

– Вы только гляньте – печоры вышли из своих холмов! На полночь перебираются… Не к добру!

Диковинный, скрытно живущий маленький народец повсеместно считался скорее нежитью, чем людьми. Сами они себя называли так, что язык сломаешь, – сихиртя. Печорами же их прозвали по всему Северу, потому что они не ставили изб и не жили в вежах, а выкапывали себе в лесах пещерки – землянки. И прятали их колдовством так, что добрый человек в жизни не найдет.

Иногда маленького земляного жителя можно было встретить в глухой чаще или на болоте. Но чтобы печоры по реке сплавлялись – такого еще свет не видывал!

А беловолосые большеглазые коротышки-сихиртя знай себе проплывали мимо на своих скорлупках – мимо деревень, мимо рыбных затонов, дальше и дальше на север.

– Смотрите, – говорили люди, – чудь подземная из наших краев уходит!

* * *

– Как красиво! – стоя на косогоре, в восторге воскликнула Кайя. – Это и есть земля наших предков?

Перед ней сияла, переливалась синевой полноводная река. Пожалуй, самая большая из всех, какие изгнанники-сихиртя встречали в своих странствиях. Винья – так называли ее местные жители. «Единая».

– Еще нет, – сказал Лемми. – Мы сперва по реке пойдем, потом мимо островов, а потом уж…

Он указал на север, куда река несла свои прохладные воды.

– …прямо к Змееву морю!

Кайя покивала со значительным видом. Она много слышала о Змеевом море, соленом и бескрайнем. Она даже родилась на его берегу, но давно забыла, как оно выглядит.

– Огляделась?

– Ага, – кивнула Кайя. – Сурянских изб не видать. Собак не слышно.

– Хвала Моховой Матушке, хоть сегодня переночуем спокойно! – явно повторяя за кем-то из старших, воздел руки Лемми. – Ну, теперь полезли вниз, к воде. Глянем, вдруг там чужие сети стоят…

Девочка и мальчик стояли на высоком берегу реки – маленькие, белоголовые, с прозрачными светлыми глазами. Яркое весеннее солнце успело докрасна обжечь их бледные щеки. Кайя в свои двенадцать казалась сущим ребенком. Мальчик, носивший счастливое имя Лемми – «Проблеск в тучах», – старался держаться важно, словно взрослый, но выглядел еще младше. Оба были худыми, недокормленными – как, впрочем, все бродяги-сихиртя.

Позади них берег поднимался цветущим лугом до темной опушки леса. Внизу, в укрытой глинистыми обрывами заветери, устраивались на ночевку родичи-сихиртя. Кайя видела, как они привычно быстро ставят палатки из шкур. Три десятка остроносых кожаных лодок сушились, вытащенные на песчаный берег. Эти лодки – сихиртя называли их керёжами – порой служили и санями. Недавно еще сихиртя не плыли на них по течению, а шагали на лыжах по тающему снегу, пока рядом ездовые лайки тащили лодки, загруженные домашним скарбом.

– А я все думаю, почему старейшины решили вернуться домой? – проговорила Кайя, пока они искали вдоль крутого берега место для удобного спуска. – Разве наши родные места не захвачены злыми духами?

– Домой?! – Лемми даже споткнулся от такого предположения. – То место навеки проклято! Мы ищем другое. Где нет злых и сильных лесных племен. Где никто больше не будет гнать нас прочь, где нас будут защищать…

– Защищать? – с недоумением повторила Кайя. – Кто ж нас станет защищать? Кому мы нужны?

Лемми бросил на нее взгляд украдкой и промолчал. Недавно он кое-что подслушал, но еще не решил, стоит ли рассказывать подруге.

Озаренный солнцем склон усыпали желтые головки первоцветов, трепещущие на ветру. Над ними уже порхали первые бабочки. Сихиртя, впрочем, не любили бабочек. Всякий же знает, бабочка – это душа умершего, что порхает, как потерянная, меж двумя мирами.

Кайя – дочь шамана, проигравшего поединок, – тоже частенько чувствовала себя такой вот бабочкой. Тяжело и долго поправляясь после гибели родителей, она всякого наслушалась в доме дяди. Например, что сихиртя, уходя из про́клятых родных мест, хотели оставить ее в зимней тундре – на откуп злым духам. Так бы и сделали, не вступись знахарка Морошка. «Хотите – выкидывайте! – заявила она. – Но знайте: ребенок, брошенный замерзать среди сопок, непременно вернется равком. Начнет плакать под дверями, уговаривать пустить погреться, да и высосет у вас кровь. И попомните мои слова: ребенок-равк так жалобно плачет, что никто не способен устоять…»

Устрашенные сихиртя согласились оставить маленькой Кайе жизнь. В память об отце, былом защитнике племени, ее даже не особенно обижали… Только смотрели косо, как бы говоря: «Вот бы тебя с нами не было, беда ходячая!»

Однако годы странствий, погубившие столько сихиртя, только закалили девочку. Последняя, самая жестокая зима унесла много душ. Еще больше забрала медленная, голодная, все никак не наступавшая весна. Ушла к предкам бабка Морошка… Вскоре измученные сихиртя вышли к реке Винье, подобной белой дороге, ведущей на полночь – к дому…

И вот наконец пришло лето! Быстрое и яркое, как повсюду на Севере. Снег темнел и уходил в сумрачные низины, солнечные пригорки распускались первоцветами. Потом вскрылась река. Несколько дней и ночей грохотал ледоход. Кайя никогда не уставала смотреть, как с ревом стремились вдаль толстые льдины с острыми зазубренными краями. Толкались, топорщились, то и дело ломались с ужасающим треском. «Не приведи боги угодить в это месиво – перемелет, костей не останется!» – думала Кайя и все равно, словно зачарованная, бегала глядеть на ледоход. Река бурлила, трещала, кипела как котелок с ухой и куда-то неслась, неслась.

Ну а когда Винья очистилась и снова засияла в лучах солнца, изгнанники спустили лодки на воду…

– Ух, и рыбы тут, – сказал Лемми с видом знатока, когда они подошли к самой воде и зашагали по илистому сырому берегу. – Видала наш вчерашний улов? Семга толстая, вот такая! – он широко развел руки. – Лишь бы только родичей опять не прогнали местные, как в прошлый раз. Ну почему боги создали другие племена такими рослыми и сильными?! Несправедливо!

– «Большое дерево сломается, травинка согнется да выпрямится…» Так бабушка Морошка говорила, – проговорила Кайя, внимательно оглядывая затоны в поисках сурянских сетей.

– Бабка Морошка чего только не говорила, а толку?

– Не говори плохого о бабушке! – вскинулась Кайя.

Если бы не акка Морошка, ей бы остаться там, где нынче кости ее родителей и брошенные землянки сихиртя. Травница одна к ней всегда была приветлива. Неизменно опекала Кайю и понемногу учила премудростям знахарки. Рассказывала о травах, мхах, о свойствах ползучих тварей, птиц и рыб… И все будто присматривалась к девочке.

Поэтому Кайя упрямо повторила:

– Бабушка нас всегда защищала от чужих сайво. Даже когда на умиральные сани ее положили, сказала: вы ступайте вперед, а я останусь, с голодными духами потолкую…

– А знаешь, что старшие говорят? – спросил Лемми. – «Мы без шамана не живем, а мучаемся. Кто будет нас лечить, кто будет облегчать роды у женщин, собак и оленей? Кто будет духов угощать, кто вещие сны растолкует? Мы словно брошенные слепые щенки!»

– Да откуда же нам взять нового нойду?

– А я? – Лемми приосанился.

– А что ты?

– Про меня еще при рождении было сказано: этому парню быть шаманом! Скоро уже ко мне придут мои собственные духи…

– Ты так важничаешь, словно духи уже пришли! – фыркнула Кайя. – И сразу ручные!

Лемми гневно сверкнул глазами. У него в самом деле не было еще ни одного духа. А вот у Кайи уже был…

– Я стану шаманом, – повторил он. – И все взрослые это знают! Недаром меня зовут на собрание старейшин. Мудрейшие старухи, опытные охотники…

– Еще скажи, что старики твоего совета просят!

Лемми покраснел.

– Не просят, – признал он. – Пока у входа сижу, ума набираюсь… Зато я знаю великую тайну, а ты не знаешь!

– Что еще за великая тайна? – хмыкнула девочка.

Лемми сердито поглядел на Кайю и решился.

– Я знаю, зачем мы возвращаемся, – тихо сказал он. – Когда умерла Морошка, старейшины решили: в чужих землях нам скоро конец настанет. Вернемся на Змеево море, поклонимся Кэрр Зимней Буре.

Глаза девочки расширились.

– Той самой? Великой гейде?!

Не было на берегах Змеева моря никого, кто не слышал бы о великой Кэрр. Все ее боялись. Говорили, могучая колдунья подчинила себе самых сильных и злых духов моря, и соперников среди шаманов у нее не осталось.

Так, значит, старейшины сихиртя решили попросить знаменитую чародейку о покровительстве?

– Страх-то какой! – содрогнулась Кайя.

– Ясное дело, страх! – подтвердил Лемми. – Придется поклониться щедрыми дарами… Но зато если повезет – нас никто больше не обидит!

– А если великая гейда прогонит нас?

– Не прогонит, – заявил парень, отводя глаза в сторону.

Кайя этого не заметила.

«Кэрр Зимняя Буря! – мысленно повторяла она. – Так вот что задумали старейшины!»

Много лет сихиртя прозябали на чужбине: то скитались по бедным тундрам, то их гнали из чужих рыбных и охотничьих угодий… Чего они не навидались за эти годы, чего только не натерпелись! Верно говорят: всякий человек должен жить в земле своих предков. Там и духи помогут, и прадеды поддержат. На чужбине, может, и ягоды на болоте слаще, и олени толще… Да у той земли свои хозяева. «Только найдешь хорошее место, а там уже живут, – со вздохом говорил дядя. – Радуйся, что вовсе не убили, а только поколотили и отобрали улов! Пора уходить…»

Это «пора уходить» Кайя слышала за свои недлинные годы бессчетное число раз. И голодные, побитые сихиртя снова плелись прочь.

Время от времени вождь – неулыбчивый, вечно чем-то встревоженный дядька Виг – издалека заводил речь о том, что, может быть, проклятие уже развеялось?.. Но акка Морошка запрещала возвращаться в землю предков. «Даже не думайте, сихиртя! – кричала она всякий раз. – Плата будет непомерно велика!»

И вот сейчас Морошка лежала где-то в тундрах в своей керёже, и некому было предостеречь людей от желанного возвращения…

– А где живет великая гейда? – спросила Кайя.

Лемми смешался.

– Вот не знаю… Старейшины о том не говорили. А может, и сами еще не выведали… Я только слышал, что это место зовется Волчье взморье…

Кайя покачала головой. Странное название! Волки любят тундры и глухие леса, а не море.

– Ладно, пошли дальше, Лемми! Смотри, солнце уже клонится к закату. Обойдем скорее берег и вернемся. Мне еще рыбу чистить…

– Верно, пошли, – спохватился мальчик. – Вроде не видать следов, да, Кайя? Вот бы ничего не найти! Если этот берег ничейный, то мы сможем тут остаться подольше…

– Хорошо бы, – сказала Кайя.

А сама подумала: ну, едва ли. Неужели такое прекрасное место может быть ничейным?

* * *

– Гляди! – Лемми ткнул пальцем в длинную вмятину на песке. – След от лодки! Эх…

– И сети поставлены… – упавшим голосом добавила Кайя.

Юные сихиртя разочарованно переглянулись. Итак, на острове уже кто-то побывал.

– Лодка, похоже, всего одна, – заметила Кайя. – Может, просто рыбак нашел себе тихое местечко? А вот и его следы… Ой…

– Оборотни, Отец Душ!

Дети склонились, изучая глубокие отпечатки босых ног в песке. По спинам побежали мурашки. Ноги были огромные.

– Великан! – озираясь, пискнула Кайя.

Лемми нахмурился.

– Может, словене?

– Земли венья далеко на юге! Скорее уж суряне…

– Где ты видела сурян с такими огромными ногами?

Парень присел, изучая отпечаток лодки.

– Похоже, это керёжа вроде наших, но пошире… Смотри, великан вытащил ее на берег, достал из воды и унес на плече… Вон туда!

Друзья подняли головы, повернулись и заметили тропинку среди ивняка. Тропинка была узкая, но натоптанная – похоже, ходили тут часто. Через ивняк, вверх по косогору в сторону опушки леса и уходили великаньи следы.

– Он унес лодку в лес, – сказала Кайя. – Наверно, живет там. А с берега рыбу ловит.

Разведчики снова переглянулись, думая об одном и том же.

– Пойдем по тропинке?

– Страшно, – призналась Кайя. – Вдруг великан уже заметил нас и стережет у опушки?

– Он давно ушел, еще утром, – поглядев на следы, сказал Лемми.

– Ну вот, как раз встретим его, когда пойдет снимать сети!

– Еще рано. Суряне достают сети на закате и уж потом ставят на ночь верши…

Оба посмотрели на небо. Тени были длинными, от воды веяло холодом. Но темнеть еще не начинало.

– Давай, – решилась Кайя. – Только недалеко. Чуть-чуть пройдем, и назад!

Пробравшись сквозь прибрежные кусты, дети поднялись цветущим лугом до самой опушки леса. Он начинался внезапно – темной высокой еловой стеной. Не без опаски друзья вошли под сень косматых лап, погружаясь в сумрак ельника. За время странствий Кайя привыкла к другим лесам – невысоким, прозрачным. То ли больным, то ли недокормленным, как сами сихиртя. «Под землей вечный лед, – сказала ей когда-то акка Морошка. – Он не дает деревьям расти». Здесь же толстые корни деревьев глубоко зарывались в желтый песок.

Тропа продолжала виться среди деревьев, плавно поднимаясь в гору. Подростки сперва крались, замирая на каждом шаге, но понемногу успокоились и принялись потихоньку разговаривать. Никого было не видно и не слышно – только птицы перекликались в ветвях да ветер шевелил острые верхушки елей. На пригорке Кайя вдруг остановилась, принюхиваясь.

– Чуешь, какой ветер?

– Ветер как ветер…

– Нет, он… Он пахнет…

Девочка и сама не могла сказать, чем пахнет налетавший легкими порывами северный ветер и почему он так ее взволновал. Даже не запах, а тень его. Соленый, терпкий… Что-то из детства, из глубин памяти, из другого мира…

Пока Кайя пыталась вспомнить, Лемми думал о другом.

– Мы уже давно по Винье плывем, на многих островах побывали, – проговорил он, – и повсюду люди живут. Везде избы, или вежи, или хотя бы шалаши рыбацкие… А тут – только один великан с лодкой. Почему?

– Так он всех и прогнал.

– Или поймал и съел…

– Да ну тебя!

Ельник закончился так же внезапно, как начался. Тропинка резко устремилась вверх. Друзья задрали головы, с восхищением разглядывая крутой скалистый холм, поросший сосновым бором. Медовые стволы пламенели на солнце. Кудрявые кроны шумели в розовеющем закатном небе.

– Я понял! – приглушенным голосом воскликнул Лемми, указывая на что-то в лесу.

У основания скалы, чуть в стороне от тропинки, росла кряжистая сосна. Она была сплошь увита разноцветными лентами и жгутами. У корней сосны на плоском камне виднелись несколько туесков и горшочков.

– Там никакой не великан, а сейд, летучий камень-оборотень. Наверняка это его следы на берегу.

Кайя медленно кивнула, про себя думая, что ее друг, скорее всего, прав. Сейдов они навидались по всем северным землям. Огромные валуны, словно повисшие в воздухе, а на самом деле стоящие на камешках поменьше. Почитаемые, пугающие… Сейд, камень-чародей…

– Ты куда?

Лемми, повернувший было назад, остановился.

– Пойдем отсюда! Расскажем старшим…

– А наверх разве не полезем?

Парень с удивлением посмотрел на Кайю. Ну надо же, какая храбрая!

– Мы же ничего не видели. А может, там и не сейд, – продолжала девчонка. – Просто обычное святилище. А мы напрасно напугаем родичей.

Она и сама не понимала, зачем упорствует. Наверно, дело было в северном ветре, пробудившем смутную память о детстве.

– Ну и что ты будешь делать в чужом святилище? – хмуро спросил Лемми. – А если там жрецы?

– Подумаешь, жрецы!

– А сейд?

– Не убежим от него, что ли?

Лемми ухмыльнулся.

– Какая ты смелая сегодня, Кайя! Смотри, попадешься – спасать не буду!

Оба понимали, что он просто дразнится – сихиртя крепко стояли друг за друга. Может, потому и выжили.

– Ладно, только залезем, краешком глаза глянем, и сразу назад!

* * *

Тропа, ведущая на утес, пошла так круто вверх, что порой приходилось карабкаться на четвереньках. К счастью, утес был невысок. Едва поднявшись над верхушками елей, тропа нырнула в заросли можжевельника… и закончилась.

Странные то были заросли. Кайе даже сперва показалось, что можжевельник окутал густой туман. Но вскоре она поняла, что кусты просто засохли на корню. Серые ветки, осыпавшиеся иглы, зеленоватые лишайники на корявых стволах. И пахло тут не терпкой хвоей, а старой плесенью…

– Я туда не пойду! – замотал головой Лемми, со страхом глядя на мертвые заросли.

Хоть он и не был шаманом, а только мечтал об этом, но внутренний голос отчетливо советовал ему убраться подальше.

Кайя снова принюхивалась.

– Дымом пахнет, – прошептала она. – Тут совсем близко жгли костер…

Она зашла в сухостой, осторожно отгибая ветви. Те ломались, осыпая ее иглами.

– Ага-а! – прошептала Кайя, высовываясь из-за косматого куста. – Лемми, там нет сейда! Там полянка – а на ней саамская вежа!

Саамов сихиртя встречали в странствиях чаще других племен. И язык их понимали. Похоже, саами были их дальними родичами. Но огромные следы на берегу были совсем не саамские…

– Вот и кострище дымит. Никого не видать… Лемми, пойдем посмотрим?

Лемми не ответил – его взгляд быстро скользил по косматым серым зарослям. Что-то тревожило его, будто он чувствовал на себе множество чужих взглядов. И сверху, и снизу… Но куда ни посмотри – никого рядом не было.

А это что?

– Кайя, замри! – прошептал мальчик.

Его подруга испуганно застыла, глядя на ветку, которую только что задела плечом. На ней качалось что-то вроде туеска на веревочках.

– Что это?

– Не трогай, Кайя…

– Я только взгляну… О, да тут их много!

Кайя принялась вертеть головой. И впрямь – куда ни глянь, повсюду, вверху и внизу, на ветках висели берестяные люльки. Маленькие, будто игрушечные. Кайя заглянула в ближайшую – там в сухом мху в самом деле лежит спеленутая кукла без лица…

От куколок-то и веяло чужим присутствием. Казалось, что в одних туесках спали, а в других – проснулись и молча глядят на незваных гостей. Будто собака, что, застыв на месте и опустив хвост, подпускает незваного гостя поближе…

– Слышь, Кайя, – побледнев, прошептал Лемми. – Тут живет колдун! Надо скорее сказать старшим… Не тронь куклу!

– Как же она смотрит? – пробормотала Кайя, заглядывая в люльку.

Кукла глядела на нее одним огромным, во все лицо, глазом. Кайя вдруг сообразила, что это означает.

– Она нас увидела! – выпалила девочка, отбрасывая глазастую куклу.

– Кто?!

– Хозяйка куклы, колдунья… Погоди-ка…

У Кайи голова шла кругом. Она нутром чуяла, что ее не просто заметили. Ее узнали! Но кто? Где? Может, уже стережет тропинку? Залег за спиной?!

Так… Как поступает шаман, встретивший духов другого шамана?

– Кайя, что ты…

Девочка подняла ко рту ладонь, прошептала имя и выдохнула. В воздухе возникло облачко пара. Повеяло ароматом вкусной рыбной похлебки. Лемми невольно сглотнул слюну.

В облаке пара забил крыльями оляпка-воробушек.

– Лети, Оляпка, будь моими глазами!

Кайя подбросила птичку в небо. Крылатое облачко вспорхнуло и растворилось среди золотистых стволов.

Снова стало тихо, только зеленые кроны шелестели над головой.

– Сейчас узнаем, где хозяйка вежи, – тихо пояснила Кайя, – чтобы нам не наткнуться на нее в лесу… Оляпка вернется, тогда побежим домой…

– Почему хозяйка?

– Не знаю… Чувствую.

– А великан?

Кайя пожала плечами.

– Это неправильно, что у тебя сайво, – пробурчал Лемми.

– От отца остался, – будто извиняясь, сказала Кайя. – Единственный не одичал, как прочие его духи. Оляпка безобидный, сам знаешь.

Лемми промолчал, лишь криво усмехнулся. Кайя закрыла глаза, мыслью провожая духа-разведчика. Вдруг веки ее дрогнули, тело напряглось… Лемми затаил дыхание.

– Никого на утесе, – сами собой зашевелились губы девочки. – Никого на тропе позади нас…

– Хорошо, путь свободен! А еще посмотри, нет ли собак…

– Собакам… тут быть нельзя.

– Как это? – удивился Лемми.

– Он… не любит собак. Он их убивает…

– Кто он?!

– Хозяин… Волчьего взморья.

– Тот великан?

– Не знаю… Он убивает собак… и ест их…

Кайю вдруг затрясло. Она открыла глаза и схватила Лемми за руку.

– Он здесь?! – взвизгнул не на шутку перепуганный мальчик.

– Нет, хозяин далеко… Но в веже кто-то есть! Не человек… Не живое… Сильное… Оно меня узнало! Оно меня зовет!

Кайя вскинула руку, ударила себя по левому плечу:

– Вернись! Вернись!

Облачко возникло в воздухе, метнулось в ладонь и исчезло. Кайя перевела дух и поглядела на друга.

– Там, в веже на полянке, – проговорила она. – Внутри что-то… или кто-то… Очень опасное… и очень красивое. Оно зовет меня.

– Ага, как же!

Лемми дернул ее за руку:

– Бежим отсюда! Да что ж ты де…

Кайя молча вывернулась у него из рук и бросилась сквозь мертвый можжевельник на поляну. То опасное, красивое, что ждало ее впереди, ликовало.

– Подожди меня немного, – долетел до парня голос подруги, – я только взгляну, что там!

Рис.9 Тень с Севера

Глава 8

Великая гейда

Кайя отодвинула жесткую оленью шкуру, служившую дверью, и пригнулась, забираясь внутрь. В нос ударил резкий, терпкий запах сушеных трав. Кое-какие девочка узнала, другие ей были вовсе не знакомы. Отпустив шкуру, Кайя несколько мгновений стояла, привыкая к сумраку. И чем больше она могла разглядеть, тем сильнее робела. Никогда прежде Кайя не видела такого богатого и одновременно жутковатого жилья. Повсюду лежали вышитые бисером и кусочками меха покрывала, спиленные рога, морские раковины, короба, укладки… Под сводом топорщились пучки сухих трав, источая запахи, от которых грозила заболеть голова.

О да, это было жилище колдуньи!

И еще сильнее, чем в зарослях можжевельника, Кайя ощутила чье-то присутствие и устремленный на нее упорный, зовущий взгляд.

«Покажись, дева!»

– Где ты? – прошептала Кайя, оглядываясь.

Вежа была определенно пуста – если не считать вырезанных из кости сайво-хранителей на священной полке. Те недружелюбно глядели на девочку – но не трогали ее, потому что кто-то им запретил. Но где же он?

«Убери шкуру и покажись мне!»

– А, вот ты где, – догадалась Кайя, когда ее взгляд упал на большой берестяной короб, спрятанный под пестрой шкурой рыси.

Взгляд изнутри был таким пристальным, что казалось, вот-вот прожжет бересту насквозь.

Кайя опустилась на коленки перед коробом, сняла крышку, и у нее перехватило дыхание. Из темноты на нее, не мигая, смотрели двумя льдинами ярко-синие глаза.

Продолжить чтение