Путь война
За окнами такси всё расцветало залпами салютов – феерия красок и подвыпивших людей. Миновало полчаса после боя курантов, как все, кто ещё не «в салате», высыпали из своих квартир на морозный воздух уже по праву январской ночи.
Угрюмый водитель новенькой иномарки с неприкрытой злобой глядел на прохожих, порой нервно сигналя компаниям и одиноким людям, перебегавшим дорогу в неположенном месте, приправляя всё это крепким словцом.
«Ипотека, кредит», – подумал я.
– Ипотека, мать её! И кредит за машину, так его через сяк! – выругался водитель, давая знать о причине своего скверного расположения духа.
– Да, – протянул в ответ я, не сводя глаз с медленно идущей пожилой парочки. Старик крепко поддерживал свою спутницу под руку. Они вызывали смешанные чувства: в походке улавливалась тяжесть лет и рассудительная мудрость, но в их лицах отражалась ещё не утраченная романтика юности и дух задора.
Светофор моргнул жёлтым. Иномарка, не дожидаясь зелёного, сорвалась с места, отчего шипованная резина, вгрызаясь в ледяную корку, не сразу тронулась с места.
– Етить‑колотить! – ругнулся водитель и, отпуская педаль газа, осадил табун под капотом.
Ещё пять минут – и мы свернули между двух невысоких строений, походивших на склады или торговую базу, за которыми находился мой конечный пункт в прямом смысле этого слова.
«С тебя 500 рублей, и сдачи нет!» – эта мысль резанула как острый клинок. После я услышал:
– Приехали, – проговорил водитель, останавливая авто и включая освещение в салоне. – С тебя 500 рублей, – уже оборачиваясь ко мне, закончил фразу.
– И сдачи не проси! – Мужик раскрыл пятерню – тяжёлую, трудовую, мозолистую руку. Всматриваясь в лицо, я вложил в неё деньги. Даже в тусклом свете было хорошо видно: человек как цепной пёс – вечно голодный и злой. Серое, напряжённое лицо, воспалённые красные глаза с мешками под ними… И тогда я взглянул глубже. Свет вытянулся, зрение сделалось туннельным, и я буквально стрелой вонзился в человека.
В одно мгновение я ощутил всю боль и радость, отчаяние и страх этого разума, увидел прошлое и настоящее. Мне открылось его будущее – и вновь возникло то чувство, что каждый раз заставляет сжиматься от ужаса.
– Ну давай! – рявкнул водитель, пытаясь вытянуть пятисотенную купюру.
В такие моменты моё сознание на время покидает тело. Это легко понять по остекленевшему взгляду, неподвижным зрачкам и совершенно пустому лицу, на котором нет ни единой эмоции.
– Извини, – растерянно произнёс я, разжимая пальцы.
– Извинялки на всех не хватит, – пробубнил мужик, бережно расправив купюру и уложив её в пластиковую коробочку, заранее приготовленную для этого момента.
– Приехали. И дверью не хлопай! – Кивнул водитель на упомянутую дверь и тут же отвернулся, ожидая, когда я покину авто.
– Продай машину, открой пекарню. Юленьку, жену свою, прости – она любит тебя. А дочки, Светка и Натусик, скучают без отца. Вернись в семью – и всё наладится.
Мужик медленно обернулся и уставился на меня, как и все остальные, – совершенно растерянный, с широко открытыми от удивления и страха глазами.
– Брось работу на заводе – это не твоё. Займись кондитерством. У тебя талант к выпечке, не надо его хоронить. А матушка твоя, помершая прошлым летом, очень тебя любит и за внучками приглядывает.
С этими словами я вышел, аккуратно закрыв дверь.
«Дар, ёк‑макарёк?!» – вслед я уловил мысль и улыбнулся, представляя растерянную мину мужика.
«Дар», – подумал я, ёжась от холода. Мороз мгновенно скользнул под лёгкую куртку, лицо и ноздри защипало.
Прямо передо мной было здание, больше похожее на склад, выкрашенное в чёрный матовый цвет. Я стоял на небольшой парковке перед ним. За спиной рыкнул двигатель и захрустел снег под колёсами: до этого уставший, нервный и оттого злой таксист мягко тронулся и не спеша развернулся, направляя авто в сторону дороги. Напоследок я уловил смятение и страх, но под всем этим появились новые, тёплые чувства – вера и надежда.
Переступив с ноги на ногу, я огляделся. Довольно крутая, в три яруса, лестница делала два поворота. Ступени с налипшим и неровно утоптанным снегом были опасны для трезвого, а тому, кто «под мухой», навернуться с них и сломать шею – это к бабке не ходи.
Холодный металл обжёг ладонь. Я шагнул на первую ступень, затем на следующую, не спеша преодолел один пролёт, уже поднялся на ступень второго, как иглой под лопатку вонзилась картина. Я замер на секунду, после поднял голову.
Выше находился большой балкон во всю длину стены, выкрашенный в тон здания. На нём, подсвеченный новогодними огоньками, находился вход. Дверь распахнулась, и на улицу вырвалась музыка. Морозный воздух наполнился голосами и всеобщим весельем. Вышло трое парней, двери закрылись – и голос заведения стих. Я продолжил опасное восхождение.
В конце пути меня встретили перекошенные от чрезмерного выпитого весёлые лица.
– С Новым годом, дружище! – воскликнул один. Двое других смолили сигареты, пуская струйки вверх. Все трое ёжились: холод вцепился в кожу, минуя лёгкую одежду.
– И вас с праздником, – ответил я и устало улыбнулся.
– Сигаркой угостишь? – спросил первый.
– Нет, не курю, – ответил ему я и добавил: – Будь осторожен на ступенях. А лучше брось курить.
Тот пропустил мимо ушей. Я прошёл дальше.
У самой двери я остановился и, держась за ручку, замер. Гул и вибрация этого места, словно ток, прошли сквозь меня. Что будет дальше, я уже знал.
В самом начале, когда только открылись способности, меня мучил тот факт, что, что бы я ни делал, никак не мог изменить или кардинально повлиять на ситуацию. С годами, путём проб и ошибок, я понял, что в моих силах добиться того, чтобы другие сделали это за меня.
Чаще я старался не вмешиваться в ход событий и оставался в стороне, а использовал дар в личных целях, изредка делая исключения для поддержки навыков.
За спиной я услышал шаги, хруст снега и уже знакомый голос того парня:
– Эй! С Новым годом! – Он окликнул прохожих внизу. – Закурить есть?!
– Да! – донеслось в ответ. Затем – торопливые шаги по ступеням, глухой стук, металлическая лестница загудела, последовали крики и суета. Я не стал оборачиваться: там нет ничего серьёзного – пара шишек и перелом малой лучевой кости. Поэтому, без зазрения совести, потянул дверь на себя.
– Вызывайте скорую, там человек упал, – с этими словами я встретил секьюрити у входа и, не дожидаясь вопросов, отправился в гардероб – он же касса.
Я сдал верхнюю одежду, оплатил вход и за это получил бумажный браслет. Двое крепких ребят, дежуривших у дверей в зал клуба, оценивающе осмотрели меня. Поняв, что такое тело, как я, не представляет угрозы, они пропустили меня вперёд.
Пожалуйста, предоставьте текст, который нужно проверить и исправить.
Вот исправленный вариант текста с устранением грамматических, пунктуационных и стилистических ошибок:
За окнами такси всё расцветало залпами салютов – феерия красок и подвыпивших людей. Миновало полчаса после боя курантов, как все, кто ещё не «в салате», высыпали из своих квартир на морозный воздух уже по праву январской ночи.
Угрюмый водитель новенькой иномарки с неприкрытой злобой глядел на прохожих, порой нервно сигналя компаниям и одиноким людям, перебегавшим дорогу в неположенном месте, приправляя всё это крепким словцом.
«Ипотека, кредит», – подумал я.
– Ипотека, мать её! И кредит за машину, так его через сяк! – выругался водитель, давая знать о причине своего скверного расположения духа.
– Да, – протянул в ответ я, не сводя глаз с медленно идущей пожилой парочки. Старик крепко поддерживал свою спутницу под руку. Они вызывали смешанные чувства: в походке улавливалась тяжесть лет и рассудительная мудрость, но в их лицах отражалась ещё не утраченная романтика юности и дух задора.
Светофор моргнул жёлтым. Иномарка, не дожидаясь зелёного, сорвалась с места, отчего шипованная резина, вгрызаясь в ледяную корку, не сразу тронулась с места.
– Етить‑колотить! – ругнулся водитель и, отпуская педаль газа, осадил табун под капотом.
Ещё пять минут – и мы свернули между двух невысоких строений, походивших на склады или торговую базу, за которыми находился мой конечный пункт в прямом смысле этого слова.
«С тебя 150 рублей, и сдачи нет!» – эта мысль резанула как острый клинок. После я услышал:
– Приехали, – проговорил водитель, останавливая авто и включая освещение в салоне. – С тебя 150 рублей, – уже оборачиваясь ко мне, закончил фразу.
– И сдачи не проси! – Мужик раскрыл пятерню – тяжёлую, трудовую, мозолистую руку. Всматриваясь в лицо, я вложил в неё деньги. Даже в тусклом свете было хорошо видно: человек как цепной пёс – вечно голодный и злой. Серое, напряжённое лицо, воспалённые красные глаза с мешками под ними… И тогда я взглянул глубже. Свет вытянулся, зрение сделалось туннельным, и я буквально стрелой вонзился в человека.
В одно мгновение я ощутил всю боль и радость, отчаяние и страх этого разума, увидел прошлое и настоящее. Мне открылось его будущее – и вновь возникло то чувство, что каждый раз заставляет сжиматься от ужаса.
– Ну давай! – рявкнул водитель, пытаясь вытянуть пятисотенную купюру.
В такие моменты моё сознание на время покидает тело. Это легко понять по остекленевшему взгляду, неподвижным зрачкам и совершенно пустому лицу, на котором нет ни единой эмоции.
– Извини, – растерянно произнёс я, разжимая пальцы.
– Извинялки на всех не хватит, – пробубнил мужик, бережно расправив купюру и уложив её в пластиковую коробочку, заранее приготовленную для этого момента.
– Приехали. И дверью не хлопай! – Кивнул водитель на упомянутую дверь и тут же отвернулся, ожидая, когда я покину авто.
– Продай машину, открой пекарню. Юленьку, жену свою, прости – она любит тебя. А дочки, Светка и Натусик, скучают без отца. Вернись в семью – и всё наладится.
Мужик медленно обернулся и уставился на меня, как и все остальные, – совершенно растерянный, с широко открытыми от удивления и страха глазами.
– Брось работу на заводе – это не твоё. Займись кондитерством. У тебя талант к выпечке, не надо его хоронить. А матушка твоя, помершая прошлым летом, очень тебя любит и за внучками приглядывает.
С этими словами я вышел, аккуратно закрыв дверь.
«Дар, ёк‑макарёк?!» – вслед я уловил мысль и улыбнулся, представляя растерянную мину мужика.
«Дар», – подумал я, ёжась от холода. Мороз мгновенно скользнул под лёгкую куртку, лицо и ноздри защипало.
Прямо передо мной было здание, больше похожее на склад, выкрашенное в чёрный матовый цвет. Я стоял на небольшой парковке перед ним. За спиной рыкнул двигатель и захрустел снег под колёсами: до этого уставший, нервный и оттого злой таксист мягко тронулся и не спеша развернулся, направляя авто в сторону дороги. Напоследок я уловил смятение и страх, но под всем этим появились новые, тёплые чувства – вера и надежда.
Переступив с ноги на ногу, я огляделся. Довольно крутая, в три яруса, лестница делала два поворота. Ступени с налипшим и неровно утоптанным снегом были опасны для трезвого, а тому, кто «под мухой», навернуться с них и сломать шею – это к бабке не ходи.
Холодный металл обжёг ладонь. Я шагнул на первую ступень, затем на следующую, не спеша преодолел один пролёт, уже поднялся на ступень второго, как иглой под лопатку вонзилась картина. Я замер на секунду, после поднял голову.
Выше находился большой балкон во всю длину стены, выкрашенный в тон здания. На нём, подсвеченный новогодними огоньками, находился вход. Дверь распахнулась, и на улицу вырвалась музыка. Морозный воздух наполнился голосами и всеобщим весельем. Вышло трое парней, двери закрылись – и голос заведения стих. Я продолжил опасное восхождение.