Урок свободы

1 Елизавета

Елизавета стояла у большого панорамного окна в их новой, только что отремонтированной гостиной. Она смотрела, как дождь размывает огни ночного города, превращая их в цветные пятна, словно на неудачной акварели. Внутри нее была такая же размытая, болезненная каша. Одна рука инстинктивно лежала на едва округлившемся животе, где под сердцем билось, росло ее маленькое, преданное ей чудо. Другая сжимала смартфон, на экране которого светилось электронное письмо с результатом.

«Вероятность отцовства: 0.00%».

Они сделали этот неинвазивный тест «на всякий случай», шутя. Максим, ее Макс, обнял ее сзади, положив свои ладони поверх ее руки на животе.

 «Наш с тобой шедевр» – сказал он, целуя ее в шею.

Шедевр. Да. Только холст оказался ее, а краски… чужими.

Она не помнила, как выдавила из себя что-то вроде «пойду прилягу» и вышла из комнаты. Ноги сами понесли ее прочь от него, от его счастливого, ничего не подозревающего лица. Она заперлась в ванной и смотрела на свое отражение в зеркале – бледное, с огромными глазами, полными ужаса. Беременная. Желанная. Несущая в себе плод страшной ошибки.

«Клиника «Генезис». Гарантия, безопасность, инновации». Лучшие из лучших. Они заплатили за эту «гарантию» огромные деньги, прошли через десятки унизительных процедур. И вот результат. Их ребенок. Их общая мечта. Наполовину – ее. Наполовину – от какого-то анонимного донора, чей номер в реестре значился в их договоре.  Только подсунули не тот «товар».

Слезы подступили к горлу горячим комом, и она с силой сглотнула их. Нет. Сейчас нельзя. Нельзя распускаться. Макс может войти.

Макс.

Имя ударило в висок с новой силой. Что она скажет ему? Как посмотрит в глаза человеку, который уже разговаривает с ее животом, который строит планы, покупает первую крошечную одежду? «Извини, дорогой, наш шедевр… оказался подделкой»?

Она медленно со скользнула по двери на пол, обхватив живот руками. Ребенок шевельнулся, легкий, едва уловимый толчок. Обычно это наполняло ее нежностью и восторгом. Сейчас это вызвало приступ острой, физической боли. Она любила это существо. Безумно, матерински, животно. Но теперь эта любовь была отравлена ядом предательства, которого она не совершала, и чудовищной несправедливости.

Она достала телефон. Палец дрожал, когда она пролистывала контакты и нашла номер «Генезиса». Не главный, а прямой номер их куратора, Анны Викторовны, милой женщины, которая всегда их успокаивала и говорила: «Все будет хорошо, вы такие замечательные родители».

Трубку взяли почти сразу.

– Алло, Елизавета? Здравствуйте! Как ваше самочувствие? – голос Анны Викторовны был таким же сладким и заботливым, как всегда.

У Лизы перехватило дыхание.

– Анна Викторовна… – ее собственный голос прозвучал хрипло и чуждо. – Мы… мы сделали тест. ДНК.

На той стороне повисла пауза. Слишком затянувшаяся.

– Я не совсем понимаю… Зачем? У вас же были…

– Ребенок не от Максима, – выдохнула Лиза, и слова прозвучали как приговор. – Вероятность ноль процентов. Абсолютный ноль.

Теперь молчание стало гробовым.

– Елизавета, это… это невозможно, – наконец сказала Анна Викторовна, и в ее голосе впервые зазвучала тревога. – У нас строжайший протокол. Двойной, тройной контроль. Должна была произойти какая-то ошибка… в самом тесте, может…

– Ошибка произошла у вас! – голос Лизы сорвался на крик, и слезы, наконец, хлынули ручьем. Она вся дрожала. – В вашей крутой, лучшей клинике! Вы понимаете, что вы натворили? Вы понимаете?! Вы разрушили мою семью! Я ношу под сердцем ребенка, которого мой муж будет считать чужим! Он будет смотреть на него и видеть вашу халатность! Мою вину!

– Елизавета, успокойтесь, пожалуйста, для беременной такие стрессы… – залепетала куратор.

– Не говорите мне о стрессе! – рыдала Лиза, прижимая ладонь ко рту, чтобы не закричать еще громче. – Что мне теперь делать? Скажите! Рожать ребенка-напоминание о том, как нас обманули? Прерывать желанную беременность? Говорить мужу? Молчать? Это ад! Вы загнали меня в ад!

Она бросила трубку, не в силах больше слушать эти сладкие, ничего не значащие утешения. Телефон упал на кафель с глухим стуком. Лиза схватилась за раковину, ее вырвало от нахлынувших эмоций.

Она осталась одна. Одна с этой чудовищной тайной. Одна с ребенком, который был одновременно ее самым большим счастьем и самым страшным кошмаром.

Она снова посмотрела на свой живот. Теперь каждое шевеление будет не только радостью, но и уколом боли. Каждый визит к врачу – не праздником, а напоминанием. Каждая ласка Макса к ее животу – будет обжигать ложью.

Она была замужем, любима, беременна желанным ребенком. И она была совершенно одна в самой страшной ситуации в своей жизни. Будущее, которое они с Максом строили с такой любовью, лежало в руинах. И виноватой в этих руинах чувствовала себя она. Просто потому, что была сосудом. Хранителем. Матерью чужого по крови, но своего по плоти и духу ребенка.

И первый, самый мучительный вопрос, вставший перед ней в тумане слез и отчаяния, был: «Как я теперь буду любить тебя, малыш? И смогу ли я когда-нибудь смотреть в глаза твоему отцу?»

2 Кольцо

Десятилетняя Лиза влетела в дом как ураган, захлопнув входную дверь с таким грохотом, что с полки в прихожей чуть не упала хрустальная вазочка.

– Па-а-а-па!

Олег Александрович сидел в кресле с газетой, но при виде дочери, раскрасневшейся и запыхавшейся, тут же отложил ее в сторону. Его лицо, обычно серьезное, озарилось улыбкой.

– Ну что ты, зайка моя, как будто за тобой весь двор гнался?

– Пап, смотри! – Лиза, не снимая кроссовок, подбежала к нему и разжала потную ладошку.

На ней лежало незамысловатое колечко, скрученное из серебристой фольги от шоколадки. Оно было кривоватым, но сделано старательно.

– О-го-го! – Олег Александрович поднял брови с преувеличенным восхищением. – Сокровище!

– Это мне Марк подарил! – выпалила Лиза, сияя от счастья. Ее глаза горели, как два изумруда. – Он сказал, что я самая красивая во дворе и что когда мы вырастем, я буду его женой!

Она произнесла это с такой гордостью, как будто ей вручили Нобелевскую премию или ключ от города.

И вся отцовская умилительная улыбка сползла с его лица за долю секунды. В глазах появилась мгновенная, острая настороженность.

– Марк? – переспросил он, и голос его прозвучал чуть глубже, суше. – А это чей же Марк-то?

– Ну, Марк Семенов! – с готовностью объяснила Лиза. – Он в шестом классе учится! И он очень сильный, все мальчишки его слушаются.

«Семенов». В мозгу у Олега Александровича щелкнуло, как в картотеке. Анатолий Семенов. Отец. Работал где-то водителем-дальнобойщиком, вечно в разъездах. Мать, кажется, продавщицей в овощном. Семья приличная, не пьющая, но… Простые. Очень простые. И Марк… Он видел этого мальчишку – шустрого, с хитринкой в глазах, лидера дворовой шайки.

Мысль о том, что этот сорванец уже сейчас, в десять лет, посмел смотреть на его Лизу, на его принцессу, как на будущую «жену», привела Олега в бешенство. Не на дочь. Ни в коем случае. Она была чиста и наивна, как хрустальный колокольчик. Его ярость была направлена на всю ситуацию. На этого мальчишку, который осмелился подумать, что он, его дочь, их мир – доступны для таких простых, дворовых притязаний.

– Пап, тебе нравится? – голосок Лизы прозвучал неуверенно. Она уловила перемену в его настроении.

Олег Александрович заставил себя снова улыбнуться. Он взял колечко из ее ладошки, будто изучая.

– Очень красивое, дочка, – сказал он мягко. – Но такие важные вещи нужно беречь. Давай мы его в твою шкатулочку положим, хорошо? Чтобы не потерялось.

– Хорошо, – кивнула Лиза, уже немного отвлекаясь. Ее детский энтузиазм был вспышкой – яркой, но быстротечной.

Олег проводил ее до комнаты, дождался, пока она бережно спрячет «драгоценность» среди прочих безделушек, и вышел в коридор. Подойдя к окну, он отдернул занавеску.

Во дворе, у качелей, он увидел того самого Марка. Тощий, в потертых джинсах, он что-то кричал другим мальчишкам, размахивая руками. Олег Александрович смотрел на него пристально, холодно, оценивающе.

«Нет, дружок. Нет».

Это было не просто раздражение. Это был глубокий, инстинктивный протест. Протест против того, что кто-то чужой, неподконтрольный, из другого мира, посмел метить на его главное сокровище. На его Лизу.

С того самого дня Олег Александрович начал свою негласную, но упорную кампанию. Он не запрещал дочери гулять, не ругал ее. Он просто стал приглядывать. Выходил на балкон с газетой, когда она была во дворе. Спрашивал мимоходом: «Ну, как там твои друзья? Чем занимались?». Он мягко, но настойчиво направлял ее интересы в другую сторону – записал в художественную школу, на танцы, водил в театры и на выставки. Создавал для нее тот самый «хрустальный» мир, в котором не было места дворовым мальчишкам с кольцами из фольги.

И каждый раз, видя Марка, он чувствовал холодок внутри. Это была не ненависть к ребенку. Это была точильная пилка родительского предубеждения, которая годами медленно, но верно затачивала его неприятие. Он смотрел на этого мальчика и уже тогда, в десять лет Лизы, бессознательно видел в нем угрозу. Чужого. Претендента.

Того, кто однажды может прийти и забрать его девочку по-настоящему.

3 Встреча с другом детства

Шестнадцать лет – это возраст, когда каждая минута, проведенная вне дома, кажется шагом к настоящей, взрослой жизни. Лиза засиделась у подружки, с головой уйдя в обсуждение нового клипа любимой группы и сложных уравнений по алгебре, которые были абсолютно не важны в тот вечер.

Вынырнув из подъезда подруги, она с удивлением обнаружила, что на улице уже совсем темно. Фонари на их старой улице горели через один, отбрасывая на асфальт не столько свет, сколько густые, зыбкие тени. Воздух потяжелел, и по спине у Лизы пробежал легкий, неприятный холодок.

Она засунула руки в карманы легкой куртки и, насвистывая что-то себе под нос для храбрости, зашагала быстрее. Всего три квартала. Ничего страшного.

Не успела она отойти и ста метров, как из-за угла гаража возникла высокая мужская фигура. Лиза инстинктивно сжалась, готовая бежать или закричать.

– Лиза?

Голос был низким, немного хрипловатым, но знакомым. Очень знакомым. Сердце на секунду замерло, а потом забилось чаще, но уже по другой причине.

Из тени вышел Марк. Он сильно изменился с тех пор, как они вместе гоняли во дворе. Из тощего сорванца он превратился в рослого парня с широкими плечами. В темноте она не могла разглядеть его лицо, но узнавала его по силуэту, по манере держаться.

– Марк? – выдохнула она. – Ты меня напугал.

– А ты что тут одна в такое время делаешь принцесса? – в его голосе прозвучал упрек.

– У Кати засиделась, – ответила Лиза, снова чувствуя себя немного девочкой, но уже по-взрослому. – Время как-то незаметно пролетело.

– Ясно, – он коротко усмехнулся. В темноте блеснули его зубы. – Но сейчас не самое безопасное время для прогулок. Пошли, я тебя провожу.

– Я не маленькая, – автоматически возразила она, вспомнив папины вечные нравоучения о том, что пора бы уже иметь чувство самосохранения.

– Я вижу, – парировал Марк, и в его тоне снова зазвучала та самая хитринка, что была у него в детстве. – По пути.

Нагло взял ее за руку. Неловкое молчание повисло между ними, густое, как ночной воздух, но руку вырывать не стала. Лиза украдкой разглядывала его профиль, освещенный мерцающим светом далекого фонаря. Он стал… другим. Взрослым.

– Как ты вообще? – спросила она, чтобы разрядить обстановку. – Где ты сейчас?

– В университете учусь, – ответил он. – Не без трудностей, но прорываюсь. А ты… я слышал, в лицее твоем все хорошо. Умница.

От этих слов стало, теплее. Он знал. Интересовался.

– Стараюсь, – смущенно пожала она плечами.

На протяжении всего пути они обсуждали какие-то нейтральные темы – учебу, общих знакомых, меняющийся район. Но под этим легким, почти ничего не значащим разговором текло что-то другое. Что-то напряженное и сладкое одновременно.

Когда они подошли к ее подъезду, на крыльце горел яркий свет. Лиза почувствовала легкое разочарование. Путь оказался слишком коротким.

– Ну… спасибо, – сказала она, останавливаясь. – Что проводил.

– Всегда пожалуйста, но так поздно не ходи одна – он улыбнулся, и на этот раз она разглядела его улыбку – немного кривую, но очень обаятельную.

 Ладонь у него была большой, теплой и немного шершавой. Он не сжимал ее сильно, просто держал, уверенно и бережно.

– Давай, заходи, – тихо сказал он, все еще не отпуская ее руку.

И вел ее, не как ребенка, а как… девушку. Три шага до двери подъезда показались ей целым путешествием. Каждая нервная клетка на ее ладони была огнем.

Она нажала кодовый замок, дверь с тихим щелчком открылась.

– Спокойной ночи, Лиза, – сказал Марк, наконец отпуская ее руку.

– Спокойной ночи, Марк.

Она зашла в подъезд, и дверь медленно закрылась, оставляя его снаружи, в темноте. Лиза прислонилась спиной к холодной стене, подняла свою руку и посмотрела на нее. Казалось, она до сих пор чувствовала тепло его прикосновения.

Она не знала, что за шторой на третьем этаже, в их гостиной, стоял ее отец. Олег Александрович видел, как они подошли к дому. Видел, как Марк держал его дочь за руку. Видел, как она, зайдя в подъезд, не побежала сразу к лифту, а остановилась, словно в раздумьях.

Он не сказал ни слова, когда Лиза, вся светящаяся и растерянная, вошла в квартиру. Он просто спросил: «Хорошо погуляла?»

– Да, пап, все хорошо, – ответила она, слишком быстро, и прошла в свою комнату.

А Олег Александрович еще долго стоял у окна, глядя в ночь. Точильная пилка в его сердце зашевелилась с новой силой. Это было уже не детской забавой. Его девочку провожал домой взрослый мужчина. И он держал ее за руку.

4 Знакомство

Восемнадцатилетняя Лиза считала себя вполне современной девушкой. Она поступила в университет на факультет дизайна, сама выбрала себе красивый, но строгий гардероб, чтобы выглядеть «взросло и профессионально». Мысль о том, что ее могут «свести» с кем-то, казалась ей пережитком из романов ее бабушки. Смешным и нелепым.

Поэтому, когда мать, Ирина, с непривычно озабоченным видом зашла к ней в комнату и сказала: «Завтра мы идем на обед в ресторан. Там будут наши старые друзья, Сергей и Ольга, и их сын Максим. Очень перспективный молодой человек, заканчивает экономфак», – Лиза чуть не поперхнулась чаем.

– Мам, что это? Смотрины? – фыркнула она, откладывая планшет с эскизами.

– Не говори глупостей, – отрезала Ирина, но избегала ее взгляда, поправляя вазу на комоде. – Мы просто встречаемся со старыми друзьями. А вы с Максимом – ровесники, вам будет о чем поговорить. Оденься… красиво.

Лиза хотела возражать, бунтовать, но увидела в глазах матери что-то кроме навязчивой заботы. Тревогу? Надежду? Она вздохнула и сдалась. Один обед – не смертельно.

Ресторан был тем самым, «хорошим», с белыми скатертями, тихой музыкой и официантами, которые почти не кланяются. Максим, как и обещала мама, оказался очень… правильным. Красивым в классическом смысле: аккуратная стрижка, дорогие, но не кричащие часы, безупречные манеры. Он встал, когда она подошла к столу, помог подвинуть стул, улыбался ровной, открытой улыбкой.

Они говорили об учебе (он блестяще защитил диплом и уже получил оффер в солидную компанию), о планах на будущее (работа, возможно, своя практика, путешествия), об искусстве (он предпочитал классику, но «уважал» и современные направления). Он был идеальным собеседником – внимательным, умным, предсказуемым. Он был тем самым молодым человеком, о котором мечтают родители для своей дочери. Надежный, стабильный, с понятными перспективами.

Родители сияли. Особенно папа, Олег Александрович. Он смотрел на Максима одобрительно, ловил каждое его слово, поддакивал, шутил. Это был его мир. Мир порядка, договоренностей, правильных решений. И его Лиза, его умница-красавица, идеально вписывалась в эту картину рядом с таким молодым человеком. Это было правильное решение. Запланированное. Безопасное.

Лиза вежливо улыбалась, кивала, отвечала на вопросы. Но внутри она чувствовала странную пустоту. Все было слишком гладко. Слишком правильно. С Максимом она чувствовала себя… как на собеседовании на очень хорошую должность.

– Лиза, я слышал, ты прекрасно рисуешь, – сказал Максим, перемалывая вилкой десерт. – У нас в офисе как раз думают над ребрендингом. Может, посмотришь, когда будет время?

– Конечно, – автоматически ответила она.

– Отлично! Я думаю, мы можем быть друг другу очень полезны, – улыбнулся он, и в его словах не было никакого подтекста, кроме делового.

«Полезны». Хорошее слово. Практичное.

Выйдя из ресторана, Максим галантно поцеловал ей руку. Его губы были сухими и мягкими. Он попросил номер телефона, чтобы «отправить те брифинги по ребрендингу». Лиза дала.

По дороге домой в машине родители были в превосходном настроении.

– Замечательный парень, – сказала Ирина, оборачиваясь к дочери с переднего сиденья. – Умный, воспитанный, из хорошей семьи. И явно проявил к тебе интерес.

– Да, он… очень приятный, – осторожно согласилась Лиза.

– Приятный? – фыркнул Олег Александрович, но его тон был довольным. – Это железобетонная опора для жизни. На таких мир держится. Ты подумай об этом, дочка. С такими не пропадешь.

Лиза смотрела в окно на мелькающие огни. Она думала. Думала о том, что мир, который держится на железобетонных опорах, хоть и надежен, но может быть очень холодным.

Но она молчала. Она была хорошей дочерью. Она видела надежду в глазах отца, который наконец-то перестал беспокоиться о «дворовых мальчишках». Она видела, как мать уже мысленно примеряет шляпку на ее свадьбу. И она сказала себе, что чувства – это для романтиков и подростков. А она уже взрослая. Взрослая, чтобы сделать правильный, разумный выбор.

И когда через несколько дней Максим пригласил ее на выставку (именно ту, что была рекомендована критиками), она согласилась. Это был первый шаг по намеченной родителями, идеально ровной дороге в светлое, предсказуемое будущее.

5 Будущий муж

Отношения с Максимом развивались не стремительно, а последовательно, как хорошо составленный бизнес-план. Не было бурных страстей, ночных звонков под дождем или взрывных ссор. Вместо этого были регулярные встречи по выходным: то в музее на заранее выбранной выставке, то в хорошем ресторане, то на прогулке по благоустроенному парку. Максим был идеальным кавалером: пунктуальным, предупредительным, щедрым. Он всегда открывал перед ней двери, дарил неброские, но качественные подарки (дорогой шарф, книгу по искусству в подарочном издании) и планировал все так, чтобы ей было максимально комфортно.

Сначала Лиза чувствовала себя так, будто играет роль. Роль идеальной девушки для идеального парня. Она подбирала фразы, следила за реакцией, старалась соответствовать его – и своих родителей – ожиданиям. Ее мир был четко разделен: днем – университет, друзья, смех, спонтанность; вечерами и в выходные – размеренная, красивая жизнь с Максимом.

Перелом наступил в самый неожиданный момент. У Лизы случился аврал в университете: нужно было за ночь доделать и отрисовать сложный проект. Она в панике позвонила Максиму, чтобы отменить их ужин. Вместо разочарования или легкого упрека в его голосе прозвучала лишь спокойная поддержка.

«Не переживай. Сосредоточься на работе. Что тебе нужно? Кофе? Шоколад? Пицца?»

Она, смеясь сквозь стресс, сказала: «Всего сразу, и в немыслимых количествах».

Через час в дверь ее квартиры позвонили. На пороге стоял курьер с огромной коробкой. В ней была пицца, несколько видов кофе, плитки хорошего шоколада, энергетические батончики и даже новый, очень удобный планшет для рисования со стилусом – именно такой, о котором она мечтала, но никому не говорила. На дне коробки лежала записка: «Не сдавайся. Ты справишься. М».

Лиза стояла среди этого «тыла», присланного ей как воздушная поддержка, и чувствовала, как внутри что-то тает. Это не был порыв страсти. Это было что-то гораздо более глубокое. Это была надежность в действии. Понимание, что за ней есть стена, на которую можно опереться. В ее мире, полном творческого хаоса и эмоциональных бурь, эта стабильность оказалась не скучной, а спасительной.

Постепенно она начала видеть Максима не как «правильного парня», а как человека. Он оказался не сухим рационалистом, а очень спокойным, с тонким, но настоящим чувством юмора. Он умел слушать. По-настоящему слушать, когда она с энтузиазмом рассказывала о концепции своего проекта или жаловалась на преподавателя. Он не давал непрошенных советов, а просто был рядом, создавая пространство, где ее эмоции и идеи были важны.

Он никогда не давил, не требовал. Его забота была ненавязчивой, как крепкий фундамент дома: ты не видишь его каждый день, но именно он позволяет тебе чувствовать себя в безопасности. Он водил ее в театр, и они потом до ночи спорили о мотивах героев. Он научил ее разбираться в винах, и она научила его видеть красоту в, казалось бы, неудачных, экспрессивных эскизах.

Теплые чувства пришли тихо, исподволь. Это не было ослеплением. Это было осознанием. Осознанием того, что рядом с этим человеком спокойно. Что он не подведет. Что он ценит ее не только за красоту, но и за ум, за талант, за стремления. Он строил для них обоих будущее, и в этом будущем для нее было место – не как для украшения, а как для соавтора.

Однажды, после особенно приятного вечера, когда они гуляли по ночному городу и смеялись над чем-то глупым, он взял ее за руку. Не как когда-то Марк в темноте у подъезда – порывисто и вызывающе. Максим сделал это спокойно, уверенно, как будто- так и должно быть. Его ладонь была теплой и сухой. И в этот раз Лиза не просто позволила. Она сжала его пальцы в ответ.

Это и был тот самый момент. Момент выбора, сделанного не головой, а сердцем, которое наконец-то отогрелось и признало эту стабильность не как скучную необходимость, а как огромную ценность. Она посмотрела на их сцепленные руки, на его спокойный, надежный профиль, и подумала: «Да. С таким не пропадешь. С таким можно строить.

И когда через несколько месяцев Максим, глядя ей прямо в глаза за ужином в том самом их первом ресторане, сказал: «Лиза, я хочу, чтобы ты была моей женой. Я построю для нас все, о чем мы мечтаем», – она сказала «да». Искренне. Потому что за этим «да» стояло не только одобрение родителей и логика, но и это тихое, глубокое тепло. Тепло от надежного тыла, который стал ее домом.

6 Марк

Мне понадобилось пять лет, пока разрывал глотки, подписывал контракты кровью, строил мосты через границы, по которым теперь текли нелегальные реки денег. Я превращался из районного авторитета в фигуру международного уровня. Всё для одной, ёбаной, цели. Чтобы вернуться с деньгами.

Самолёт приземлился в пять утра. Я вышел по трапу, и влажный, знакомый до тошноты воздух ударил в лицо. Домой. Я не спал сорок часов, но адреналин бил в виски, как молот. Всё было просчитано. Через час – баня с дядей Витей, отчёт. Вечером – встреча с «партнёрами». А завтра… Завтра утром я позвоню ей. Не сразу, не как мальчишка. Скажу, что вернулся. Приглашу в тот самый ресторан на крыше, о котором она когда-то болтала. Посмотрю в её глаза. И наконец-то возьму своё.

Мягко катил по ночному городу. Я уставился в тонированное стекло, но видел не огни, а её лицо. Её смех, который резал тишину. Её взгляд, который был для меня единственным светом в этом дерьмовом подвале жизни.

Телефон в кармане ждал своего часа. Я достал его, листая фотографии, которые годами копил украдкой. Она в университете, с книжками. Она в кафе, смеётся. Последнее фото, перед моим отъездом.

Мой водила, Серый, крякнул на переднем сиденье. Он молчал всю дорогу от аэропорта, а сейчас его молчание стало каким-то густым, липким.

– Чё там? – бросил я, не отрываясь от экрана.

– Марк… Насчёт Лизы… – он запнулся.

Ледяная игла прошлась по спине. «Насчёт Лизы». Такое не предвещает ничего хорошего.

– Говори.

– Она… Ну, тебя долго не было год. Жизнь тут не стояла…

Я медленно поднял голову, встретил его взгляд в зеркало заднего вида. В его глазах читалось то, что читалось у людей, которые несли плохие новости и боялись за свою шкуру. Жалость и страх.

– Серый. Последний раз спрашиваю. Что с Елизаветой?

Он сглотнул.

– Она замуж вышла.

Тишина в салоне стала абсолютной, звенящей. Я не услышал гудков машин, не почувствовал движения. Словно мир резко выключили. Осталась только одна фраза, которая ударила в мозг, как пуля дура: «Она замуж вышла». Ну, а что ты хотел, ждать она тебя будет.

Сначала не было ничего. Пустота. Белый шум. Потом из этой пустоты стало медленно, неотвратимо подниматься что-то чёрное, вязкое, удушающее. Не ярость сразу. Сначала – абсолютное, животное непонимание.

– За… кого? – мой голос прозвучал чужим, спокойным.

– За какого-то… ботана. Из хорошей семьи. Чистый. – Серый торопился вывалить всё разом. – Встретились, пока ты был в отъезде. Всё быстро…

Из хорошей семьи. Чистый.

Это слово стало детонатором.

Тишину внутри разорвало.

Всё, на что я потратил эти два года – риск, грязь, кровь, бессонные ночи, страх, ярость – всё это превратилось в один сплошной, бессмысленный, унизительный плевок мне в лицо. Я строил Империю. Копил силу, как дракон копит золото. Для неё. Для нашей будущей неприкосновенности. Пока я ломал кости, чтобы ей было на что купить туфли, она примеряла белое платье для другого.

Моя Елизавета. Мой смысл. Она позволила другому мужчине надеть ей на палец кольцо. Произнести да. Прикоснуться к ней. Назвать её своей.

СВОЕЙ

 дождался, называется, пока подрастет, блять…

Красная пелена накрыла зрение. Я даже не понял, как моя рука сжала стакан для виски в подлокотнике. Пластик хрустнул, как яичная скорлупа, острые осколки впились в ладонь. Тёплая кровь потекла по пальцам. Хорошо. Физическая боль была якорем, который не давал мне взорваться прямо здесь, в машине.

– Останови, – сказал я тихо.

Серый тут же притормозил у обочины. Я вывалился из машины на пустынную ночную улицу. Глубоко, судорожно вдохнул. Воздух не шёл в лёгкие. В груди разрывалась чёрная дыра, и из неё выливается всё: детская песочница, её улыбка, клятвы, которые я давал себе в пятнадцать, в семнадцать, перед отъездом… Всё горело. Превращалось в пепел и яд.

Я поднял лицо к грязному небу. Долгий, бессмысленный, хриплый рёв зверя, попавшего в капкан. В нём была вся моя ярость, вся боль.

игра закончилась?

НЕТ.

Это только начало. И это будет самая грязная игра в её жизни.

Я вытер окровавленную ладонь о брюки, достал телефон. Не её номер. Я набрал другой.

– Алло, – буркнул сонный голос на той стороне.

– Это Марк. Я вернулся. Мне нужна полная раскладка на одного человека. Елизавета. Всё: адрес, расписание мужа, его бизнес, его долги, его тараканы. И на её семью тоже. Всё, что можно использовать. Деньги не проблема. Срок – сутки.

Помолчал, глядя на свою окровавленную руку.

Я бросил телефон в карман. Боль в ладони была чёткой, ясной. Как план.

Она вышла замуж. Прекрасно. Это не конец. Это её новая, уродливая глава.

У неё теперь есть что терять. Муж. Репутация. Видимость счастья. Семья.

Я буду методично, с холодной, выверенной жестокостью, рвать это всё на куски. Пока от её «чистой» жизни не останется ничего.

И тогда, только тогда, когда она будет стоять на коленях посреди руин своей правильной жизни, я протяну ей руку. Не для помощи. Чтобы надеть на её палец своё кольцо. Не обручальное.

Ты думала сбежать, Лиза? Ты думала, что, надев кольцо другого, стала чужой?

Ты была, есть и будешь только моей. Просто тебе потребуется немного… перевоспитания. А я, как выяснилось, за эти года научился не только строить каналы. Я научился их перекрывать. И ломать всё, что стоит на моём пути.

Особенно – твоё дурацкое, наивное счастье с «чистым» парнем.

Возвращайся в машину, Марк. Дела ждут. О том, как вернуть своё.

7 Планы

Утро начиналось не с будильника, а с солнечного зайчика, который, словно наметавшийся путь, медленно полз по стене их спальни, от акварели с венецианским каналом до книжного шкафа. Он будил Елизавету первой. Она приоткрывала глаза, чувствуя тепло на щеке, и несколько секунд просто лежала, слушая. Тихий, ровный звук дыхания Максима рядом. Шуршание листьев за окном в их сквере. Отдалённый гул города, ещё сонный, субботний.

Потом она поворачивалась и смотрела на него. Максим спал, слегка нахмурив брови, даже во сне обдумывая какие-то проекты. Она аккуратно сдвигала прядь волос, упавшую ему на лоб. Он вздыхал, шевелился, не просыпаясь, и хмурость с лица уходила. В эти мгновения её наполняла такая полная, тихая безопасность, что казалось, можно раствориться в этом чувстве, как в тёплом молоке.

Их жизнь за эти годы брака выстроилась в чёткий, гармоничный ритм, как хорошо спроектированное здание. Не скучный, нет. Наполненный смыслом и маленькими радостями. Максим работал в солидный фирме. Лиза вела блог об искусстве, работали дизайнером и иногда проводила экскурсии в небольших частных галереях. Их квартира, которую Максим отремонтировал сам, стала их крепостью. Книги везде. Эскизы на холодильнике. Чашка с остывшим чаем на подоконнике с видом на старые липы.

Вечером они готовили ужин вместе. Максим, сосредоточенно жмурясь, резал овощи идеальными кубиками, а Лиза смешивала соусы, часто импровизируя. Они болтали о пустяках и о важном: о новой выставке, о сложном клиенте Макса, о том, куда поехать в отпуск – в горы или к морю. Их диалоги были как танец – предсказуемый и от этого ещё более приятный. Они научились читать паузы друг друга, понимать настроение по одному взгляду.

И была у них одна, самая главная, самая сокровенная тема. Тема, которая витала в воздухе, пряталась в их случайных взглядах на детскую площадку из окна, в улыбке при виде коляски у подъезда.

Они хотели ребёнка.

Это желание созревало медленно, как спелый плод. Сначала это были осторожные «когда-нибудь», сказанные в темноте перед сном. Потом – обсуждение, «а если мальчик?» или «а если девочка?». Максим, смеясь, говорил, что научит сына или дочь чертить и видеть красоту в линиях, а Лиза мечтала о совместных походах в музеи, о чтении сказок на ночь.

Однажды вечером, сидя на диване под одним пледом, они смотрели старый, ничем не примечательный фильм. На экране герой подхватил на руки смеющуюся маленькую девочку.

– Знаешь, – тихо сказала Лиза, прижимаясь к его плечу. – Я готова.

Максим не ответил сразу. Он взял её руку, переплел пальцы со своими, изучил их сцепление, как изучал узор паркета.

– Я тоже, – выдохнул он. – Я… даже начал думать, как переоборудовать кабинет. Под детскую. Там лучший свет.

Они сидели молча, и это молчание было громче любых слов. В нём был и восторг, и трепет, и лёгкий, естественный страх перед грядущим чудом, которое перевернёт их идеальный мирок. Но это был страх, который хотелось обнять, как обещание бури, после которой воздух становится чище, а жизнь – полнее.

Они начали строить планы. Не конкретные, пока, но такие сладкие. Максим в шутку рисовал на салфетках эскизы колыбели в стиле модерн. Лиза тайком заходила на сайты с детскими вещами и умилялась крошечным комбинезончикам. Они стали чаще гулять в парке, и их маршрут теперь неизменно пролегал мимо песочницы. Они наблюдали за малышами, украдкой переглядывались и улыбались своим мыслям.

Это была их тайная вселенная на двоих. Вселенная, где было место трём.

В ту субботу, проснувшись от того же солнечного зайчика, Лиза потянулась к Максиму. Он уже не спал, смотрел в потолок, его рука лежала у неё на животе.

– Думаешь? – прошептала она.

– Да, – ответил он, поворачиваясь к ней. В его глазах светилось что-то новое, решительное и нежное одновременно. – Думаю, что пора перестать просто думать.

Они не знали, что в этот самый момент, мчавшемся по ночному городу, другой человек, с окровавленной ладонью и пустотой в глазах, только что произнёс её имя. Елизавета. И что их хрупкий, солнечный мир уже дал первую, невидимую трещину.

8 Центр репродукции

Кабинет был не таким, как Лиза представляла. Никакой больничной стерильности или холодного блеска. Это было скорее похоже на кабинет успешного адвоката или архитектора: тёплый паркет, книжные шкафы с корешками медицинских журналов, большая картина с абстрактным пейзажем на стене. Только идеальная, без единой пылинки, поверхность огромного стеклянного стола и дипломы в строгих рамах выдавали специфику места.

«Центр репродуктивного здоровья „Генезис“». Название казалось Лизе одновременно громким и очень правильным. Начало. Сотворение.

Они сидели рядом на удобном, но не слишком мягком диване, коленки почти соприкасались. Максим положил свою руку поверх её – тёплую, твёрдую, чуть напряжённую. Его большой палец медленно водил по её костяшкам, успокаивающе. Сам он выглядел собранным, деловым, но Лиза знала это его выражение – лёгкая складка между бровями, чуть поджатые губы. Так он включал режим максимальной концентрации.

Дверь открылась, и вошла она – доктор Анна Викторовна. Женщина лет пятидесяти, в элегантном костюме-двойке, с внимательными, умными глазами, в которых читался и опыт, и спокойная, не навязчивая доброта.

– Елизавета, Максим, здравствуйте. Прошу прощения, что заставила ждать, – её голос был ровным, обволакивающим. Она села напротив них, отложив в сторону толстую папку с их именами. – Я ознакомилась со всеми вашими анализами, заключениями.

– Анализы пришли. Не все… такие, как нам хотелось бы. Есть факторы, которые, к сожалению, делают естественное зачатие в вашем случае крайне маловероятным. Практически невозможным.

Тишина повисла тяжёлым, плотным колоколом. Лиза инстинктивно вцепилась в руку Максима, чувствуя, как под ладонью его пальцы резко похолодели. Анна Викторовна сделала паузу, давая им вдохнуть этот новый, горький воздух их реальности.

– Но путь к ребёнку для вас не закрыт, – продолжила она, и в голосе вновь появилась твёрдая, профессиональная надежда. – Есть метод экстракорпорального оплодотворения, ЭКО. Это будет ваш путь. Единственно возможны.

Лизе стало чуть легче. Эти недели обследований, УЗИ, бесконечные пробирки – всё это теперь виделось не как тревожный медицинский квест, а как важная, пройденная ступень.

– Спасибо, – сказала Лиза, и голос её не дрогнул.

– Итак, – доктор сложила руки на столе. – Мы предлагаем вам программу ЭКО по протоколу, который мы детально для вас расписали, с учётом всех нюансов вашего здоровья. Это не гарантия, – она сделала небольшую, но важную паузу, глядя им прямо в глаза, – это самый современный и эффективный шанс. Ваш шанс. Статистика в вашем случае очень обнадёживающая.

Максим кивнул.

– Мы изучали статистику нескольких клиник, – сказал он деловито. – «Генезис» был в топе по показателям успешных имплантаций с первой попытки для вашей возрастной группы. И по… снижению рисков многоплодной беременности. Для нас это важно.

Лиза с любовью и гордостью взглянула на него. Он всё проработал, как финансовый проект. Сравнил, взвесил, построил таблицы. Для неё все эти цифры сливались в пугающий туман, а он превратил их в понятный план.

– Совершенно верно, – доктор одобрительно улыбнулась. – Наша философия – не «больше эмбрионов, выше шанс», а «качественный эмбрион, здоровая мама, успешная беременность». Мы за то, чтобы вынашивание было максимально комфортным. Теперь о процедуре…

Она начала рассказывать. О стимуляции, о пункции, об оплодотворении, культивации эмбрионов и, наконец, о переносе. Говорила чётко, без излишних сантиментов, но и без пугающего цинизма. Лиза слушала, ловя каждое слово, мысленно примеряя на себя эти этапы. Уколы. Наблюдения. Ожидание. Она чувствовала, как внутри всё сжимается от страха и… предвкушения.

– А генетический скрининг? – спросил Максим, когда доктор закончила.

– По желанию. Мы настоятельно рекомендуем, особенно при планировании семьи «с нуля». Это даст вам дополнительную уверенность. Но решать вам.

Они переглянулись. Без слов. Лёгкий кивок Лизы. Твёрдое «да» в глазах Максима.

– Будем делать, – сказал он за них обоих.

Настал самый щекотливый момент. Финансовый. Доктор Ирина Витальевна открыла планшет, развернула его к ним.

– Вот полная стоимость программы, включая все анализы, медикаменты, процедуры, скрининг и ведение первого триместра. Сумма, как видите, немаленькая. Но она фиксированная. Никаких скрытых платежей.

Цифра на экране заставила Лизу на мгновение задержать дыхание. Это было очень серьёзно. Почти как первоначальный взнос за машину. Она почувствовала, как рука Максима сжимает её чуть сильнее.

–У нас есть несколько вариантов оплаты, – продолжила доктор, будто читая их мысли. – Единовременно, двумя частями – перед началом протокола и перед переносом. Или можно оформить рассрочку через наш банк-партнер. Процентная ставка лояльная, многие пары выбирают этот путь.

– Мы оплатим единоразово, – Максим сказал это спокойно, без хвастовства, просто как факт. Он посмотрел на Лизу. – Мы копили. Для этого.

И правда, они откладывали два года. Отказались от большого отпуска, Максим взял несколько сложных, но выгодных частных заказов, Лиза активизировала блог, получила пару выгодных контрактов. Их «детский фонд» лежал на отдельном счёте, неприкосновенный, как святыня.

Доктор кивнула, ничего не комментируя.

– Отлично. Тогда следующий шаг – подписание договора и начало цикла. У вас есть ещё вопросы? Самые глупые, самые страшные – задавайте.

Лиза вдруг спросила то, что боялась произнести вслух:

– А больно ли это будет?

Не физически. Душевно. Если не получится.

Анна Викторовна отодвинула планшет и посмотрела на них с тем особенным, смешанным с профессиональной теплотой пониманием.

– Физически – будут неприятные моменты, мы поможем их минимизировать. Эмоционально… – она взглянула на их сплетённые руки. – Это будет путь. Не всегда лёгкий. Но вы идёте по нему вместе. А моя команда и я – мы будем с вами на каждом шагу. Не как врачи и пациенты, а как союзники. Мы заинтересованы в вашем результате не меньше вас. В этом и есть наша работа.

И в этот момент последний камень тревоги свалился с души Лизы. Они нашли не просто клинику с лучшими показателями. Они нашли место, где их будущего ребёнка ждут. Где к их мечте относятся с уважением.

Через сорок минут они вышли из «Генезиса», держа в руках плотный конверт с договором и диском с их… нет, пока ещё не их, а будущей медицинской историей. Солнце светило ярко. Максим обнял Лизу за плечи, прижал к себе.

– Всё решилось, – прошептал он ей в волосы. – Мы начинаем.

– Начинаем, – выдохнула она, прижимая конверт к груди, как талисман.

Они шли к машине, строя планы уже на ближайшие недели, обсуждая, как организовать график, чтобы Максим мог её возить на процедуры. Мир вокруг казался четким, наполненным смыслом и светом. Они сделали самый важный шаг. Вложили в свою мечту всё: деньги, надежды, доверие.

Они не видели чёрного внедорожника, припаркованного в дальнем углу парковки. Не видели, как из тонированного стекла за ними наблюдают холодные, ничего не забывшие глаза. Глаза, для которых их «детский фонд», их договор и их хрупкая, выстраданная надежда – всего лишь ещё один кирпичик в стене, которую предстоит разрушить.

9 Выставка

Белые стены галереи «Арт-Взгляд» были залиты мягким светом софитов, подчёркивавшим фактуру абстрактных полотен. Воздух пахло дорогим паркетом, сухим вином и едва уловимыми нотами духов – смесь амбиций, денег и хорошего вкуса. Елизавета, поправляя платье-футляр, с лёгкой тревогой ловила взглядом входную дверь. Максим опаздывал. Его задержал срочный звонок от боса.

«Ничего страшного, – убеждала себя Лиза, беря с подноса у официанта бокал минеральной воды. – Я сама по себе тут не пропаду». Она осматривала гостей: узнала пару критиков, галеристку Марго, нескольких коллекционеров. Здесь были архитекторы и дизайнеры. Её же блог об искусстве пока был маленьким личным островком в этом море.

И тут её взгляд наткнулся на него.

Он стоял у колонны, чуть в стороне от основной толпы, в идеально сидящем тёмно-синем костюме, без галстука. Он смотрел не на картины, а прямо на неё. И даже через ползала, сквозь мелодичный гул голосов, этот взгляд ударил её чем-то знакомым и давно забытым. Тяжёлым, сконцентрированным, влажным.

Марк.

Сердце странно ёкнуло – не от испуга, а от неожиданности. От воспоминания, которое пришло обрывками: двор детства, угрюмый подросток, который всегда где-то маячил на её горизонте, а потом… исчез. Слухи, что уехал, что «крутится» в каких-то сомнительных делах. Она старалась не думать об этом. О том Марке из прошлого.

А теперь он был здесь. И он шёл к ней, его движения были плавными, уверенными, как у крупного хищника, которому некуда спешить.

– Елизавета, – его голос был низким, немного хрипловатым, но теперь в нём не было подростковой грубости. Была шлифованная, опасная гладкость. – Давно не виделись.

– Марк… Здравствуй, – она улыбнулась, чисто автоматически, вежливо. – Не ожидала тебя здесь увидеть. Ты… увлёкся современной живописью?

Он слегка склонил голову набок, уголок его губ дрогнул в подобии улыбки.

– Можно сказать и так. Инвестирую в разные… активы. А иногда просто прихожу посмотреть на что-то по-настоящему красивое.

Его взгляд скользнул по её лицу, потом по линии плеч, и Лиза почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Это был не взгляд мужчины на выставке. Это был взгляд оценщика. Собственника.

– Ты очень изменилась, – продолжил он, делая шаг чуть ближе. Слишком близко для светской беседы. От него пахло дорогим древесным одеколоном и чем-то ещё, тёплым и чуть металлическим. – Выросла. Расцвела. Я читал твой блог, кстати. Про венецианские зарисовки. Очень тонко.

Лиза от удивления приоткрыла рот.

– Ты… читал мой блог?

– Всё, что связано с тобой, мне интересно, Лиза, – он произнёс её имя нарочито мягко, почти интимно. И взял её бокал из немного дрогнувших пальцев, поставил на высокий столик рядом. – Минералка? На таком празднике? Давай я предложу тебе что-то покрепче. Вино? Шампанское? Или, может, просто прогуляемся? Здесь душно.

Это было откровенным намёком. На флирт. На уединение. Лиза почувствовала лёгкий прилив крови к щекам. И что самое странное – внутри что-то отозвалось. Что-то глупое, девичье, давно уснувшее. Откликнулось на эту опасную самоуверенность, на этот магнитный, не отрывающийся взгляд. Было лестно. Страшно лестно и… возбуждающе.

«Что со мной? – тут же отрезала она себя мысленно. – Это Марк. Тот самый Марк. У меня есть Максим. У меня есть дом. Жизнь».

– Нет, спасибо, – она заставила свой голос звучать твёрже, чем чувствовала. – Я жду мужа. Он вот-вот должен подойти.

Слово «муж» повисло в воздухе между ними, как щит. В глазах Марка что-то мелькнуло – быстрая, холодная вспышка, как от лезвия в темноте. Но он лишь кивнул.

– Максим, да?  Слышал. «Чистый» парень, – он произнёс это слово с такой лёгкой, ядовитой интонацией, что Лизу передёрнуло. – Рад за тебя.

Он не уходил. Он просто стоял и смотрел, и его присутствие было физически ощутимым, как жар от камина.

– А помнишь, как ты в детстве конфетку в грязь уронила? «Мишку на Севере»? – вдруг спросил он тихо.

Лиза смущённо улыбнулась, стараясь сохранить лёгкий тон.

– Боже, как давно это было. Ты до сих пор помнишь?

– Я помню всё, что касается тебя, Елизавета, – его голос упал до шёпота, который она едва расслышала сквозь шум вечера. – Каждую мелочь. Это не стирается.

В этот момент за её спиной раздался знакомый голос:

–Лиза, прости, что задержался, всё… – Максим, слегка запыхавшийся, положил ей руку на талию, и Лиза инстинктивно прижалась к нему, как к спасательному кругу. Он увидел Марка, и на его лице промелькнуло вежливое недоумение.

– Максим, это Марк, мы… со двора детства, – поспешно представила Лиза, чувствуя, как горит лицо.

–Марк, – кивнул Максим, деловито протягивая руку.

–Максим, – Марк пожал её, слишком сильно и слишком долго. Его взгляд скользнул с лица мужа на Лизу и обратно. – Поздравляю.

Он сказал это с улыбкой, но в словах зазвучало что-то неуловимо неправильное. Максим слегка нахмурился.

–Спасибо. Вы здесь один?

–Нет, у меня дела, – Марк отступил на шаг, его поза снова стала отстранённой, светской. – Лиза, было приятно вспомнить старое. Надеюсь, ещё увидимся.

Он кивнул и растворился в толпе так же быстро, как появился.

– Странный тип, – тихо сказал Максим, обнимая её за плечи. – Ты в порядке?

–Да, да, конечно, – закивала Лиза, цепляясь за его твёрдое, надёжное плечо. – Просто неожиданно. Очень давно не виделась.

Но внутри всё ещё колотилось. И щёки горели. И в ушах звучал этот тихий, хриплый голос: «Я помню всё, что касается тебя».

Она обняла Максима крепче, пытаясь согреться, пытаясь заглушить внезапный холодок, пробежавший по коже. И странное, стыдное, запретное волнение, которое на несколько минут вырвалось из-под контроля. Как будто кто-то тронул струну, о существовании которой она сама забыла. И теперь эта струна тихо, назойливо гудела, нарушая гармонию её безупречного мира.

10 Схемы

Мерседес S-класса был идеален внутри: тишина салона, едва уловимый аромат кожи, баритон Бочелли из динамиков. За окном мелькали огни ночного аэропорта «Шереметьево», но Марк не смотрел на них. Он смотрел на планшет, где сводились цифры из Цюриха, Дубая и Таллина. Цифры были красивыми. Очень.

– Таким образом, после конвертации через финские счета чистая прибыль за квартал составляет двадцать семь процентов, – голос в трубке был лишён акцента, деловито-спокоен. Это был Артур, его «финансовый советник». Не друг. У Марка не было друзей. Были инструменты, как Санёк, и стратеги, как Артур. – Налоговые органы Швейцарии проявляют осторожный интерес к деятельности «Nordic Timber GmbH». Рекомендую сменить директора-номини.

– Сделай, – коротко бросил Марк, перелистывая слайд. Его империя больше не пахла дешёвым табаком и страхом в грязных гаражах. Она пахла деньгами. Легализованными, отмытыми через цепочки лесопилок, транспортных компаний и фондов недвижимости. Страх теперь был другим: не криком в подворотне, а холодным потом на спине у банкира, получившего компромат. Дядя Витя, старый «смотрящий» района, теперь был просто одним из акционеров, который даже не всегда понимал, куда вкладываются его деньги. Марк вышел на международный уровень. И правила игры изменились.

– Следующий пункт, – продолжил Артур. – Встреча с партнёрами из Роттердама перенесена на четверг. Они просят гарантий по логистике нового… «товара».

– Гарантии будут. Пришлю им схему через час. Что ещё?

Наступила короткая пауза, знакомая Марку. Пауза перед темой, которая не входила в финансовые отчёты.

–И… по вашему личному поручению. Отчёт готов. Елизавета. Последние две недели.

Все звуки будто отступили. Даже Бочелли затих в сознании. Марк медленно отложил планшет.

–Говори.

– Она и её муж посетили четыре клиники репродуктивного здоровья. Остановили выбор на «Генезис». Подписали договор на программу ЭКО. Оплата прошла три дня назад единым платежом. Первичные анализы сданы, по предварительному графику, стимуляция должна начаться на следующей неделе. В понедельник у неё запланирован первый визит для забора препаратов и инструктажа. В десять утра.

Марк слушал, не двигаясь. Каждое слово било точно в цель. Платеж. Стимуляция. Сухие термины складывались в невыносимо ясную картину. Они не просто строили свою жизнь. Они строили семью. Чистую, законную, правильную. Ту, в которой ему, Марку, не было и не могло быть места. Это был не просто укол в его гордыню. Это был вызов всей его сути. Его одержимость кричала внутри, заглушая голос Артура.

– Точное время приёма известно?

– Десять ноль-ноль. Кабинет 312. Доктор Анна Викторовна.

– Хорошо. Всё.

Он разорвал соединение. Тишина в салоне снова стала абсолютной, но теперь она была гнетущей, наполненной гулом его собственных мыслей. Он вызвал водителя по внутренней связи.

– Измени маршрут. Завтра в девять сорок пять я буду в клинике «Генезис».

*****

«Генезис» был другим миром. Светлый атриум, запах кофе и антисептика, тихая музыка, успокаивающие пастельные тона. Марк стоял у высокого стола с буклетами, делая вид, что изучает информацию о криоконсервации половых клеток. В руке у него был конверт – такой же, как тот, что получила Лиза, купленный через подставное лицо у администратора за крупную сумму. Просто реквизит.

Он увидел её в дверях ровно в десять. Она была одна. Максима, видимо, задержали дела. Лиза выглядела сосредоточенной, немного бледной, но собранной. В руках она сжимала сумку с документами. Она шла к лифтам, даже не оглядываясь по сторонам.

Марк рассчитал время идеально. Он вышел из тени буклетного стола, сделав вид, что спешит, и мягко, почти невинно столкнулся с ней у лифтов.

– Ой, простите, я… – он начал стандартную фразу и сделал идеально выверенную паузу, глядя ей в лицо. Его выражение сменилось с делового на шокировано-узнающее. – Лиза? Боже, извини, я совсем не смотрел куда иду.

Она отшатнулась, узнав его, и в её глазах мелькнул целый калейдоскоп эмоций: удивление, лёгкая паника, неловкость и – что было для него самым ценным – смущение. Глупое, девчачье смущение от того, что он видит её здесь, в этом месте, которое выдавало их самую интимную тайну.

– Марк… здравствуй, – она сжала сумку с документами ещё крепче, будто пытаясь её спрятать. – Что ты… здесь делаешь?

Он поднял конверт в руке, сделав вид, что это ответ очевиден.

– Деловые вопросы. Инвестирую и в медицинские стартапы, – он сказал это легко, с полуулыбкой, и его взгляд намеренно скользнул по вывеске «Отделение репродуктологии», а затем вернулся к ней. Взгляд был понимающим, почти сочувствующим. – А ты… Всё в порядке?

Он видел, как она внутренне съёживается. Она ненавидела эту ложь, эту игру, но вынуждена была в неё играть.

– Да, да, всё хорошо. Просто… консультация, – она поспешно нажала кнопку лифта, который всё не ехал.

– Понимаю, – кивнул Марк, и его голос стал нарочито мягким, обволакивающим. – Если что-то понадобится – помощь, совет, просто поговорить… ты знаешь, я всегда рядом. Несмотря ни на что.