Чёрный сахар
Глава 1. Тропа к «Вектору»
Воздух в болотистом лесу на северной границе Зоны был густым и сладковатым, пахшим гниющими цветами и окисленным металлом. Он обволакивал, как влажная тряпка, заставляя с каждым вдохом ощущать на языке привкус старой крови и мокрой земли. Четверо сталкеров двигались почти бесшумно, их сапоги утопали в ковре из бурого мха и хвои, поглощая любой звук. Шли цепочкой, как призраки, растворяясь в серо-зеленом мареве предрассветного тумана.
Шел дождь. Мелкий, назойливый, барабанивший по капюшонам плащ-палаток и рюкзакам. Он не очищал воздух, а лишь перемешивал эту адскую смесь, превращая ее в холодную взвесь, которая проникала под одежду, цеплялась за лицо и заставляла ежиться от промозглой сырости.
Шли молча, прислушиваясь. Зона здесь была тихой, но не мертвой. Эта тишина была обманчивой, натянутой, как струна. Временами из тумана, точно укор, доносился далекий, искаженный влагой крик неведомой птицы. Или неподалеку, в зарослях ржавого лозняка, слышался треск ломаемой ветки – слишком громкий, чтобы быть случайным.
Первым шел Гриф, проводник. Низкорослый, коренастый, его возраст было не определить – лицо, изъеденное шрамами и непогодой, напоминало старую, потрескавшуюся кору. Он не смотрел по сторонам, как остальные. Его взгляд был устремлен внутрь, на свою собственную, выжженную Зоной карту. Он вел группу по памяти, по едва заметным приметам – по скрюченному дереву с ободранной молнией корой, по груде обломков, что когда-то была вышкой, по едва уловимому изменению в густоте этого проклятого тумана. Его правая рука в толстой перчатке то и дело непроизвольно сжималась, будто вспоминая вес приклада его старого, верного «СВД», висевшего за спиной.
За ним, тяжело дыша, вытирая стекающую со лба воду, брел Молот. Бывший военный, а ныне – наемная грубая сила. Широкоплечий, мощный, он казался гранитом в этом текучем мире. На нем был потрепанный бронежилет, набитый дополнительными пластинами, а в руках он почти небрежно держал РПЛ-20 с примкнутым подствольным гранатометом ГП-46. Его лицо, простое и жесткое, выражало лишь одно – глухое, терпеливое раздражение. Он ненавидел эту тишину, эту неопределенность. Ему бы бой, лобовую атаку, где все ясно – или ты, или тебя. А эта пытка медленным пропитыванием сыростью выводила его из себя.
«Чертова баня», – хрипло пробурчал он, сплевывая мутную слюну. – «Ни черта не видно. Идешь, будто в пасти у какой-то твари».
Третьим в цепочке был Санитар. Высокий, худощавый, он казался еще более хрупким на фоне Молота. Его движения были точными, экономными, но в глазах, за стеклами очков, залепленных каплями дождя, стояла не физическая усталость, а глубокая, выстраданная сосредоточенность. Он не просто шел. Он анализировал. Его мозг, отточенный годами медицинской практики, бессознательно фиксировал малейшие детали: цвет мха, направление ветра, частоту тех самых тревожных звуков. В его рюкзаке, помимо стандартного сталкерского набора, аккуратно уложенного, лежала импровизированная аптечка и блокнот с записями. Он ушел в Зону не за адреналином и не за славой. Он ушел за деньгами. Большими деньгами, которые могли бы спасти его младшую сестру от медленного угасания в больнице за пределами этого проклятого места. Каждый его шаг в этой грязной жиже был шагом к ее спасению. И этот шаг давался ему все тяжелее.
«Терпение, Молот», – тихо, почти беззвучно произнес Санитар. Его голос был ровным, но в нем слышалась стальная струна напряжения. – «Атмосферное давление падает. Туман должен скоро начать рассеиваться».
«Давление…» – фыркнул Молот, но больше не стал спорить. Санитар был странным типом, но его знания не раз выручали группу.
Замыкающим шел Шорох. Самый молодой в группе, подвижный, как ртуть. Его позывной говорил сам за себя. Он не шел – он струился между деревьями, его потрепанный «Сайга-12к» с укороченными стволами постоянно скользил из стороны в сторону, сканируя сектора. Он был ушами и глазами группы, ее щитом сзади. Его лицо, скрытое капюшоном и маской, выдавало лишь узкую полоску глаз, которые горели азартом и вечным ожиданием опасности. Он был тем, кто находил ловушки, кто первым чуял аномалии. И сейчас он был настороже.
«Гриф, стоп», – его голос прозвучал резко, но тихо, как шелест листвы.
Все замерли. Молот инстинктивно вскинул пулемёт. Санитар затаил дыхание. Гриф медленно обернулся, его взгляд вопросительно уперся в Шороха.
Тот не двигался, застыв вполоборота, его голова была слегка наклонена.
«Слышишь?» – прошептал он.
Все напрягли слух. Сначала – ничего. Только дождь и собственное сердцебиение в ушах. А потом… До них донесся едва уловимый, плывущий из тумана звук. Не крик, не вой. Это был тихий, мелодичный, но оттого еще более жуткий свист.
Он длился несколько секунд, чистый и высокий, словно кто-то насвистывал старую, забытую песенку. А потом так же внезапно оборвался.
Наступила гнетущая тишина. Даже дождь будто притих.
«Что это?» – спросил Молот, его пальцы белели на рукоятке пулемёта.
«Не знаю», – честно ответил Шорох, медленно поворачивая голову, пытаясь поймать направление. – «Мутанты так не издают».
Гриф мрачно смотрел в туман, откуда донесся звук. Его лицо стало еще более каменным.
«Это не мутант», – наконец произнес он хрипло. Его голос звучал как предостережение. – «Это – хуже. Это – Зона. Она с нами разговаривает. Играет».
Он помолчал, давая словам улечься в сознании спутников.
«До „Вектора“ меньше километра. Не терять бдительность. То, что мы ищем… оно того не стоит, если мы до него не дойдем. Идем. И отключайте болтовню. Слушайте Зону. Она сейчас – наш главный враг и единственный союзник».
Он развернулся и снова зашагал вперед, его фигура растворялась в молочно-белой пелене. Остальные, переглянувшись, двинулись за ним. Воздух сгустился еще сильнее. Теперь в нем витал не просто запах гнили и опасности. Теперь в нем висел тот свист. И вопрос, на который у них не было ответа.
Свистел ли кто-то в тумане? Или это сама туманная пелена насвистывала им на погибель?
Глава 2. Плесень и сталь
Свист не повторился. Но его эхо осталось – не в ушах, а в сознании, холодной занозой, вонзившейся в самое нутро. Теперь каждый шорох, каждый хруст ветки под ногой отзывался в памяти тем чистым, леденящим душу звуком. Группа двигалась еще медленнее, если это было возможно. Даже Молот перестал ворчать, его массивная фигура была напряжена, как пружина, готовая в любой момент выстрелить свинцовой яростью.
Туман поредел, как и предсказывал Санитар, но мир от этого не стал яснее. Он просто сменил маски. Из молочно-белой пелены они вышли в мир гниющих красок и ржавого металла. Лес редел, уступая место захламленной поляне, усеянной скелетами давно разграбленной техники – остовом БРДМ, покореженным грузовиком с облупившейся краской цвета хаки. Из земли, словно кости древнего исполина, торчали фрагменты бетонных плит и колючей проволоки, давно потерявшей свою смертоносность, но все еще цепляющейся за одежду с упрямством живого существа.
И прямо перед ними, в конце этой поляны, возвышалась их цель. Комплекс «Вектор».
Он не был похож на привычные советские «X-» объекты – массивные, брутальные, из серого бетона. «Вектор» был другим. Низкий, приземистый, словно вжавшийся в землю, он состоял из нескольких соединенных между собой модулей, обшитых когда-то белым, а ныне – грязно-серым, покрытым потеками ржавчины и плесени, композитным материалом. Стеклянные панели, что должны были пропускать свет, были давно мертвы, либо выбиты, либо настолько мутны, что сквозь них невозможно было разглядеть ничего, кроме тьмы. Одна из стен была разорвана взрывом, обнажив перекрученную арматуру и внутренности коммуникаций, черные от копоти и времени. Вокруг, на подступах, земля была неестественно чистой – ни травы, ни кустов. Лишь гладкая, утоптанная глина да редкие пятна маслянистой, радужной пленки на лужах.
«Похоже на склеп», – мрачно констатировал Молот, окидывая комплекс оценивающим взглядом стрелка. – «Прямой подход – самоубийство. Вижу минимум три потенциальные огневые точки на крыше».
«Огонь – не главная наша проблема здесь, стрелок», – не оборачиваясь, бросил Гриф. Он стоял неподвижно, изучая здание. Его взгляд скользил по стенам, вентиляционным решеткам, провалу в стене. – «Место давно мертво. Но Зона… Зона не любит пустоты. Она все заполняет. Собой».
Санитар, стоя чуть в стороне, молча соглашался. Его медицинский ум уже анализировал картину. «Некроз тканей», – думал он, глядя на облупившуюся краску и ржавчину. «Атрофия функций». Но что-то было не так. Эта «атрофия» казалась… активной. Плесень на стенах – не обычная серая или зеленая. Она была неестественно фиолетовой, с металлическим отливом, и росла не хаотичными пятнами, а странными, почти узорчатыми колониями, напоминающими паутину или сосуды какого-то чудовищного организма. Воздух здесь тоже изменился. Сладковатый запах гнили сменился на резкий, химический, с оттенком озона и чего-то кислого, словно перегруженные аккумуляторы.
«Гриф», – тихо позвал Санитар. – «Взгляни на плесень. Ты видел когда-нибудь что-то подобное?»
Гриф медленно повернул голову, его глаза сузились. Он смотрел на фиолетовые разводы несколько секунд.
«Нет. Это новое. Или очень, очень старое». Он помялся на месте, затем решительно рванул затвор своей СВД, досылая патрон в патронник. – «Шорох, левый фланг, обход. Проверим ту дыру в стене. Молот, прикрываешь. Санитар – со мной. Не отходить».
Шорох кивнул и, словно тень, метнулся к груде обломков слева от здания, чтобы подойти к пролому сбоку. Молот занял позицию за остовом грузовика, его автомат лег на ржавый капот, ствол направлен в сторону «Вектора».
Гриф и Санитар двинулись к главному входу – массивной бронированной двери, которая висела на одной петле, оставив узкую, темную щель. По пути Санитар наклонился, чтобы рассмотреть одно из маслянистых пятен. Он достал из кармана металлический зонд и аккуратно ткнул им в пленку. Пленка не растеклась, а сжалась, словно живая, а зонд с легким шипением покрылся темным, едким налетом.
«Высокая химическая агрессия», – прошептал он себе под нос, протирая зонд тряпкой. – «Почва отравлена. Непонятным реагентом».
Они подошли к двери. Гриф жестом приказал Санитару отойти в сторону, сам же уперся плечом в холодную сталь и с низким, скрежещущим звуком отодвинул ее еще на несколько сантиметров. Из темноты на них пахнуло волной спертого, мертвого воздуха. Запах пыли, разложения и той самой едкой химии стал почти осязаемым.
«Готовь фонарь», – хрипло сказал Гриф, снимая с пояса свой мощный фонарь.
В этот момент с другой стороны здания донесся резкий, отрывистый свист. Сигнал Шороха. «Чисто. Вход свободен».
Гриф кивнул Санитару, и они, перешагнув через порог, скрылись в темноте. Молот, услышав сигнал, снялся с позиции и тяжелой рысью бросился к пролому, чтобы присоединиться к Шороху.
Внутри «Вектора» их ждал иной мир. Мир, законсервированный в момент катастрофы. Просторный холл, когда-то, должно быть, сиявший стерильной белизной, теперь был поглощен серо-фиолетовой плесенью. Она покрывала стены, пол, потолок, свисала с осыпавшихся балок гирляндами, похожими на гниющие внутренности. На полу валялись оборванные провода, обломки мебели, осколки стекла. С потолка, словно слепые, безжизненные змеи, свисали ленты светильников.
Но самое странное было не это. Посреди холла, у центральной стойки, лежали несколько скелетов в истлевшей униформе без опознавательных знаков. Кости были целы, но… чисты. С них будто срезали всю плоть скальпелем, не оставив ни клочка ткани, ни следов зубов хищников. И так же, как и снаружи, вокруг них не было ни крови, ни признаков борьбы. Только ровный слой пыли и та самая фиолетовая плесень, подступавшая к костям, но не трогавшая их.
«Что здесь случилось?» – тихо спросил Санитар, светя фонарем на скелеты. Его голос прозвучал глухо, поглощенный неестественной акустикой зала.
«Ничего хорошего», – буркнул Гриф, медленно поворачиваясь вокруг своей оси, его фонарь выхватывал из тьмы все новые детали апокалипсиса. – «Это не штурм. Это… стерилизация».
В этот момент к ним через пролом в стене пробились Молот и Шорох.
«Снаружи чисто», – доложил Шорох, оглядывая холл с нескрываемым любопытством и опаской. – «Ни следов, ни свежих трупов. Место как вымершее».
«Слишком вымершее», – мрачно заметил Молот, тыча стволом РПЛ-20 в сторону скелетов. – «Даже муравьев тут нет. Никого».
Гриф подошел к одной из дверей, ведущих вглубь комплекса. Над ней висела табличка, почти съеденная коррозией, но на ней еще можно было разобрать несколько слов: «СЕКТОР Б. БИОЛОГИЧЕСКАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ. УРОВЕНЬ…» Дальше текст обрывался.
«Вот куда нам надо», – сказал Гриф, с силой дергая ручку двери. Дверь не поддавалась. – «Молот, таран».
Силовик с усмешкой подошел и с размаху ударил по замку прикладом своего пулемёта. С треском металла дверь отскочила, открывая черный провал очередного коридора.
Оттуда на них пахнуло таким концентрированным, густым запахом химии и разложения, что у Санитара перехватило дыхание. Воздух был тяжелым, влажным и… теплым. Словно где-то внизу все еще работала система отопления. Или дышало что-то большое.
«Шорох, вперед», – скомандовал Гриф, и молодой разведчик, щурясь от неприятного запаха, скользнул в темноту.
Они двинулись за ним, оставив холл с его безмолвными стражами-скелетами. Коридор был узким, стены его тоже были покрыты плесенью, но здесь ее цвет смещался в сторону синего и черного. С потолка капала вода, оставляя на полу лужицы с радужной пленкой. Шли медленно, пригнувшись, прислушиваясь к каждому звуку. Но звуков не было. Только их собственные шаги, тяжелое дыхание Молота и навязчивое, почти зловещее тиканье капель.
Санитар чувствовал, как по спине бегут мурашки. Его рациональный ум отчаянно пытался найти логику в происходящем. Стерильные скелеты. Агрессивная, неизвестная плесень. Полное отсутствие фауны. Это противоречило всему, что он знал о Зоне. Здесь не было ее привычного, грубого хаоса. Здесь был порядок. Порядок смерти. И этот порядок был куда страшнее.
Он не знал, что впереди, в темноте, их ждут морозильные камеры. И мешки с черным, зернистым веществом, которое навсегда изменит его жизнь. Пока он лишь чувствовал одно – они не просто проникли в заброшенное здание. Они вошли в чужое логово. И хозяин, возможно, уже наблюдал за ними из темноты, дыша на них своим теплым, химическим дыханием.
…Тиканье капель воды было единственным звуком, нарушавшим гнетущую тишину. Оно отдавалось эхом в металлических стенах коридора, словно отсчитывая секунды до чего-то неминуемого. Воздух был густым и обволакивающим, как желе. Каждый вдох приносил с собой все тот же коктейль из запахов – едкой химии, сладковатого разложения и непонятного озона, который щекотал ноздри и оставлял металлический привкус на языке.
Шорох, шедший первым, внезапно замер, подняв сжатый кулак. Все инстинктивно присели, затаив дыхание. Молот плавно перенес тяжесть своего тела, готовый в любой момент вскинуть пулемёт. Гриф, не двигаясь с места, лишь скользнул взглядом по потолку и стенам, ища источник опасности.
«Впереди развилка», – тихо, едва шевеля губами, доложил Шорох, не оборачиваясь. – «Коридор уходит налево и прямо. Прямо – обрушение, завал. Налево… там свет. Слабый. И пульсирующий».
«Пульсирующий?» – недоверчиво переспросил Молот. – «Откуда тут свет, старик? Энергии нет».
«Не знаю», – ответил Шорох, и в его голосе впервые зазвучала неуверенность. – «Не электрический. Скорее… хемилюминесценция. Как у гнилушек. Только синий».
Гриф медленно кивнул, его лицо в слабом свете фонарей было похоже на древнюю маску. – «Идём налево. Осторожно. Шорох, проверь на растяжки, датчики. Здесь не должно быть ничего работающего».
Шорох кивнул и, как змея, пополз вперед, к развилке. Он вытащил из разгрузки длинный, тонкий щуп и начал методично ощупывать пол, стены, потолок, проделывая эту работу с ювелирной точностью. Остальные ждали, застыв в неестественных позах. Санитар воспользовался паузой, чтобы осмотреть ближайший участок стены. Фиолетово-синяя плесень здесь была особенно густой. Он достал пробирку и скальпель, аккуратно соскоблив небольшой образец. Вещество было упругим, желеобразным. Под лучом фонаря оно отдавало слабым, едва уловимым фиолетовым свечением.
«Биолюминесценция», – прошептал он, больше для себя. – «Но в таком масштабе… Это не случайная мутация. Это системное заражение. Целая экосистема».
«Чисто!» – донесся голос Шороха. – «Ни проводов, ни лески. Можно проходить».
Группа двинулась дальше, свернув налево. Коридор здесь сузился, стены сходились под углом, образуя почти треугольный туннель. И тут они увидели тот самый свет. Он исходил не от светильников, а от самой плесени. Она покрывала стены сплошным ковром, и теперь ее свечение было отчетливо видно – глубокое, синее, пульсирующее медленным, равномерным ритмом, словно чье-то гигантское сердце. Воздух здесь был еще теплее и влажнее. На полу и стенах выступали капли конденсата, которые тоже отливали синевой в этом призрачном свете.
«Мать честная…», – пробормотал Молот, смотря на это зрелище с суеверным страхом. – «Оно живое…»
«Все в Зоне живое», – хрипло ответил Гриф. – «Или не совсем мертвое. Идем. Не задерживаться».
Они шли по этому синему, пульсирующему тоннелю, и Санитар чувствовал, как у него начинает кружиться голова. Ритм пульсации, казалось, проникал внутрь, начиная диктовать такт его собственному сердцу. Ему приходилось сознательно замедлять дыхание, чтобы не поддаться этому гипнотическому эффекту.
Туннель привел их к еще одной бронированной двери. На этот раз на ней была четко читаемая табличка: «ЛАБОРАТОРИЯ СИНТЕЗА. КАТЕГОРИЯ 4. ДОПУСК ПО ПРОТОКОЛУ «АЛЬФА»». Дверь была приоткрыта. У самого косяка валялся еще один скелет в защитном костюме, на этот раз не такой чистый – на ребрах и черепе виднелись остатки обугленной ткани. Одна его рука была вытянута вперед, костлявые пальцы вцепились в ручку двери, словно он пытался ее закрыть из последних сил.
Шорох, осмотрев проем, жестом показал: «Ловушка. Следы взрывчатки на косяке. Сработала на закрытие, но не до конца. Дверь заклинило».
Гриф внимательно посмотрел на скелет, потом на дверь. «Значит, кто-то пытался запереть что-то внутри. Или не дать чему-то выйти». Он посмотрел на группу. «Решаем. Вперед или ищем другой путь?»
«Другого пути нет», – сказал Шорох. – «Только назад».
«Тогда вперед», – рыкнул Молот. – «Надоели уже эти пляски в темноте».
Санитар молча кивнул. Несмотря на леденящий душу страх, в нем говорил исследователь. Он должен был узнать, что здесь произошло. Что породило эту странную плесень. Что за секреты хранил «Вектор».
Гриф взял свою СВД наизготовку. «По моей команде. Шорох – свет и граната, если что. Молот – огонь на подавление. Санитар – сзади. Готовы?»
Тяжелые кивки были ему ответом.
Гриф резко дернул дверь на себя. Она с скрежетом отъехала еще на полметра. Шорох моментально метнул внутрь светошумовую шашку.
Ослепительная вспышка и оглушительный хлопок разорвали тишину подземелья. Еще не дожидаясь, пока свет погаснет, Молот ввалился в проем, водя стволом из стороны в сторону.
Они оказались в огромном помещении, которое когда-то было высокотехнологичной лабораторией. Теперь это был храм хаоса и разрушения. Оборудование было сожжено, оплавлено, перевернуто. Стеклянные колбы и мониторы представляли собой груду осколков. Повсюду виднелись следы огня и… кислоты. Металлические поверхности были изъедены, покрыты пузырями и наплывами.
И снова скелеты. Их было много. Одни – в таких же защитных костюмах, как у двери, другие – в белых халатах. Позы говорили об агонии и панике. Некоторые сгрудились в углу, другие пытались добраться до аварийных выходов.
Но главное было не это. В центре зала стояли ряды массивных цилиндрических емкостей из толстого стекла и нержавеющей стали. Большинство были разбиты, из них вытекала засохшая бурая жижа. Но несколько уцелели. И внутри них, в мутной, застоявшейся жидкости, плавало нечто… не поддающееся описанию. Бесформенные сгустки плоти, покрытые щупальцами, глазами, ртами, которые застыли в немом крике. Гибриды насекомых, животных и чего-то совершенно неземного. Эксперименты, остановленные в момент чудовищной мутации.
«Господи…» – выдохнул Санитар, смотря на это с отвращением и странным, болезненным очарованием. – «Что они здесь творили?»
«Ничего хорошего», – констатировал Гриф, его лицо было бледным даже в синем свете плесени, пробивавшемся сюда из коридора. – «Искали что-то. И, похоже, нашли».
Молот подошел к одному из уцелевших контейнеров и с силой стукнул по нему прикладом. Стекло, покрытое изнутри толстым слоем слизи, дрогнуло, но выдержало. Существо внутри шевельнулось, и один из его многочисленных глаз медленно повернулся, уставившись на сталкера пустым, мертвым взглядом.
«Дерьмо… Оно живое…» – отшатнулся Молот.
В этот момент Шорох, обследовавший дальнюю часть зала, крикнул: «Гриф! Иди сюда! Нашел!»
Они поспешили к нему. Шорох стоял перед массивной стальной дверью, похожей на дверь банковского хранилища. Над ней горел тусклый, но рабочий аварийный светодиодный индикатор. Красный. Надпись гласила: «КРИО-ХРАНИЛИЩЕ. ТЕМПЕРАТУРА: -18°C. ДОСТУП ЗАПРЕЩЕН».
«Оно… работает?» – недоверчиво спросил Молот. – «После всего этого? После стольких лет?»
«Резервные генераторы», – сказал Санитар, указывая на толстые кабели, уходящие в пол. – «Автономная система. Она должна была сохранять образцы в случае катастрофы».
Гриф подошел к панели управления рядом с дверью. Экран был темным, но кнопки и считыватель ключ-карт выглядели целыми. «Шорох, можешь взломать?»
«Дай минут пять», – тот уже доставал свой набор отмычек и портативный сканер. – «Система древняя, но сложная. Нужно обойти несколько уровней защиты».
Пока Шорох возился с замком, Санитар отошел в сторону, чтобы осмотреть ближайший рабочий стол. Среди хаоса ему удалось найти несколько уцелевших журналов. Бумага была пожелтевшей и хрупкой, но записи еще можно было разобрать. Он пролистал несколько страниц, исписанных плотным техническим текстом с графиками и формулами. Его взгляд упал на заголовок: «ПРОТОКОЛ «ЧЕРНЫЙ САХАР». СТАДИЯ: СИНТЕЗ И СТАБИЛИЗАЦИЯ. ОБРАЗЕЦ А-017».
Ниже шло описание: «…полимерная углеродно-белковая матрица, демонстрирующая аномально высокую энергоемкость и свойства программируемого биокатализатора… способна ускорять регенерацию тканей в 1000 раз… проявляет признаки когнитивной синхронизации с носителем…»
Санитар почувствовал, как у него похолодели пальцы. Программируемый биокатализатор. Когнитивная синхронизация. Это было за гранью всего, что он знал. Это была не просто медицина. Это была попытка играть в Бога.
«Готово!» – крикнул Шорох.
Раздался громкий щелчок, и массивная дверь крио-хранилища с глухим шипением начала медленно отъезжать в сторону. Из-за нее хлынул поток леденящего воздуха, контрастирующего с теплой и влажной атмосферой лаборатории. Внутри горел тусклый аварийный свет, освещая ряды стальных полок.
И на этих полках, аккуратно уложенные, как мешки с мукой, лежали десятки прочных полипропиленовых контейнеров. Каждый был помечен черной полосой и тем же знаком – «ОБРАЗЕЦ А-017. ЧЕРНЫЙ САХАР».
Они нашли это. То, за чем пришли.
Но, стоя на пороге этого ледяного склепа, Санитар почувствовал не триумф, а леденящий ужас. Они не просто нашли артефакт. Они нашли ответственность. И последствия, которые, он чувствовал, будут ужасны.
Глава 3: Морг
Легендарная стойкость подземных генераторов «Вектора» оказалась не мифом. Ледяное дыхание хранилища, пропитанное запахом старого мороза и стерильной стали, было тому живым доказательством. Оно обжигало легкие после удушающей жары лаборатории, заставляя каждого из них на мгновение остановиться на пороге, переводя дух. Этот холод был не просто физическим явлением. Он был барьером. Последним рубежом, отделявшим мир относительно понятных, пусть и чудовищных, ужасов лаборатории от того, что хранилось здесь, в этой ледяной гробнице.
Помещение было невелико, стерильно и пугающе упорядочено, словно хаос так и не осмелился сюда проникнуть. Свет тусклых светодиодных ламп, встроенных в потолок, отбрасывал резкие тени от рядов массивных стальных стеллажей, уходящих вглубь. На полках, подобно саркофагам, лежали продолговатые контейнеры из матового белого пластика, каждый размером с дорожную сумку. Воздух гудел от низкочастотного гудения работающих холодильных установок – ровный, монотонный звук, похожий на песню спящего механического зверя.
Гриф первым нарушил оцепенение, сделав шаг внутрь. Его сапоги гулко отстучали по рифленому металлу пола.
«Шорох, охраняй вход. Никого не пускать. Молот, с ним. Санитар, со мной. Смотрим, что у них тут за сахар», – его голос прозвучал непривычно громко в этой гулкой, ледяной пустоте.
Пока Гриф медленно шел между стеллажами, изучая маркировку на контейнерах, Санитар замер у первого же ряда. Его взгляд притянула небольшая информационная панель, вмонтированная в торец стеллажа. На экране, под толстым слоем пыли, мерцали зеленые строки текста. Он провел рукой по стеклу, стирая пыль.
«КРИО-АРХИВ. СЕКТОР 7-АЛЬФА», – гласила шапка. Ниже шли столбцы данных:
· ОБРАЗЕЦ: А-017
· НАИМЕНОВАНИЕ: «ЧЕРНЫЙ САХАР» / BLACK SUGAR
· КАТЕГОРИЯ: КРАЙНЕ ОПАСНО / АНОМАЛЬНЫЙ БИОКАТАЛИЗАТОР
· СТАТУС: СТАБИЛЕН (ПРИ Т < -15°C)
· ПРИМЕЧАНИЕ: ПРОТОКОЛЫ ТЕСТИРОВАНИЯ ПРИОСТАНОВЛЕНЫ ПОСЛЕ ИНЦИДЕНТА 7-ГРОМ
Инцидент 7-Гром. Санитар почувствовал, как по спине пробежал холодок, не имеющий ничего общего с температурой в помещении. Он оглянулся на дверь, за которой осталась лаборатория с ее следами отчаянной борьбы. Это было то самое место, где «протоколы тестирования» столкнулись с реальностью. И реальность победила.
«Нашел!» – голос Грифа донесся из глубины зала. – «Целый ряд. Ящиков двадцать, не меньше».
Санитар поспешил к нему. Гриф стоял перед одним из стеллажей и указывал на контейнеры. Они были чуть меньше, чем другие, и сделаны из непрозрачного черного пластика. На каждом была нанесена та самая маркировка – «А-017» и символ, напоминающий стилизованную молекулу или снежинку.
«Тащи один. Аккуратно», – приказал Гриф.
Санитар кивнул. Он взялся за ручки массивного контейнера. Пластик был ледяным, даже через перчатки чувствовался пронизывающий холод. Контейнер оказался на удивление тяжелым. С глухим стуком он поставил его на металлический пол между стеллажами.
Гриф присел на корточки, изучая замки контейнера. Они были простыми – два механических запора по бокам.
«Вскрываем. Но будь готов на все. Если там хоть что-то шелохнется – отходим и уходим. Понял?»
Санитар сглотнул и кивнул. Адреналин снова заструился по венам, заставляя сердце биться чаще. Он достал из разгрузки монтировку. Гриф отошел на пару шагов назад, достал из кобуры свой MP-446C, но не нацеливая, а просто держа наготове.
Лезвие монтировки со скрежетом вошло в щель между крышкой и корпусом. Санитар нажал всем весом. Раздался громкий, сухой щелчок. Один замок поддался. Второй – тоже. Он отбросил монтировку в сторону и, сделав глубокий вдох, откинул тяжелую крышку.
То, что они увидели, заставило их обоих замереть.
Внутри, упакованный в прозрачный герметичный пакет из толстого полиэтилена, лежало вещество. Оно полностью оправдывало свое название – «Черный сахар». Это были зерна, кристаллы размером с крупную морскую соль, но абсолютно черные, матовые, не отражающие свет. Они лежали плотной массой, словно дробь. Никакого запаха.
Никакого движения. Просто… вещество. Инертное, холодное, мертвое.
«И это все?» – разочарованно произнес Гриф. – «Из-за этой черной крупы весь сыр-бор?»
Но Санитара вид вещества не разочаровал. Напротив. Его медицинский, аналитический ум загорелся. Эта инертность в условиях глубокой заморозки была обманчива. Он вспомнил записи в журнале: «…проявляет признаки когнитивной синхронизации с носителем…» Что это значило? Как нечто столь пассивное могло на что-то влиять?
«Не все так просто, Гриф», – тихо сказал Санитар, не отрывая взгляда от содержимого контейнера. – «Они не стали бы хранить это в таком месте, если бы это была простая крупа. Нужны пробы. Анализ».
Он уже мысленно составлял план. Нужно было взять небольшое количество, проверить на радиоактивность (счетчик Гейгера молчал, что было хорошим знаком), на химическую активность, возможно под микроскопом, если удастся найти рабочее оборудование…
«Бери сколько надо, но быстро», – бросил Гриф, оглядываясь на дверь. – «Место неспокойное. Чувствую спиной».
Пока Гриф отошел, чтобы проверить другие контейнеры, Санитар остался наедине с «Черным сахаром». Он достал из своего рюкзака набор для забора проб: несколько стеклянных пробирок с герметичными крышками, пинцет, скальпель. Руки его действовали автоматически, с той самой хирургической точностью. Он аккуратно надрезал полиэтиленовый пакет, стараясь не рассыпать вещество.
И тут произошло нечто странное. В тот момент, когда лезвие скальпеля проткнуло пакет, ему показалось, что черные зерна… шевельнулись. Словно сжались, отпрянув от лезвия. Он замер, пригляделся. Зерна лежали неподвижно. «Игра света? Напряжение?» – подумал он, списывая все на усталость и нервы.
Он захватил пинцетом несколько зерен и перенес их в пробирку. Зерна были тяжелыми для своего размера. Он закупорил пробирку и убрал ее в специальный защитный чехол в своем рюкзаке. Запасную пробирку он положил в карман разгрузки, на всякий случай.
Миссия была выполнена. Образец получен. Оставалось только…
Именно в этот момент его взгляд упал на одно-единственное черное зернышко, упавшее мимо пробирки на металлический пол. Оно лежало там, крошечное, ничем не примечательное. Санитар потянулся было, чтобы убрать его в пакет, но его пальцы в толстой перчатке оказались неповоротливы. Зернышко подскочило и покатилось под стеллаж.
И тут в голове Санитара что-то щелкнуло. Тот самый исследовательский зуд, та самая одержимость, что гнала его в Зону, взяла верх над осторожностью. Холод делал вещество инертным, так гласили записи. Но что будет, если его нагреть? Хотя бы до температуры тела? Простой, быстрый, казалось бы, безопасный тест.
Он украдкой взглянул на Грифа. Тот был в другом конце зала, занятый осмотром. Шорох и Молот были у входа.
Решение пришло мгновенно, ошибочное и роковое. Быстро, почти не думая, Санитар снял с правой руки толстую перчатку. Его пальцы онемели от холода. Он наклонился, нашел то самое зернышко и, прежде чем разум успел выкрикнуть предостережение, поднял его голыми пальцами.
Кристалл был обжигающе холодным. Но это был не единственный шок. В ту же секунду, как его кожа коснулась вещества, он почувствовал… импульс. Слабый, едва уловимый, похожий на крошечный электрический разряд. А затем – странное, почти магнитное притяжение. Зернышко будто прилипло к его пальцу.
Испуганный, он резко стряхнул его. Зернышко упало на пол и… исчезло. Не раскатилось, не отскочило. Оно будто растворилось, испарилось в воздухе.
Санитар застыл, смотря на свои пальцы. Ни следов, ни ощущений. Только легкое, едва заметное покалывание в кончиках. «Показалось», – яростно убеждал он себя. – «Холод, усталость, нервы. Просто показалось».
Он быстренько надел перчатку, стараясь не думать об этом. Он собрал свои инструменты, закрыл контейнер и подошел к Грифу.
«Готов. Можем двигаться».
Гриф кивнул. «Бери еще один мешок. На всякий случай. Для заказчиков».
Они взяли один из черных контейнеров, и, покидая ледяную гробницу, Санитар чувствовал себя странно… возбужденным. Усталость как рукой сняло. Мысли текли ясно и быстро. Он почти не обращал внимания на зловещую синеву плесени в коридоре, на давящую тишину. Внутри него что-то изменилось. Начался обратный отсчет.
Он не знал, что в тот момент, когда он вышел из крио-хранилища, первая, невидимая нить между ним и «Черным сахаром» была уже протянута. Мутация началась не с боли или уродства. Она началась с ясности мысли и прилива сил. С самого коварного и опасного из всех соблазнов – с ощущения, что он стал… лучше.
Глава 4: Лихорадка
Возвращение по сине-пульсирующему коридору казалось Санитару сюрреалистичным шествием. Ледяной склеп остался позади, но его холод, казалось, въелся в кости, создавая разительный контраст с нарастающим внутренним жаром. Тот странный прилив ясности, что он ощутил в хранилище, не проходил. Напротив, он усиливался, приобретая неестественный, почти лихорадочный оттенок.
Его чувства обострились до болезненной остроты. Он слышал не просто тиканье капель, а различал их ритм, словно это была сложная партия ударных в симфонии разрушения. Он видел не просто пятна плесени, а различал в их узорах фрактальную сложность, игру микроскопических капилляров, по которым, ему почудилось, течет некая энергия. Запахи обрушились на него лавиной: он мог разделить вонь разложения на составляющие – гниение плоти, окисление металла, распад определенных полимеров. Мозг, обычно отфильтровывающий 99% информации, теперь пропускал через себя всё, анализируя с бешеной скоростью.
И вместе с этой ясностью пришло иное, тревожное ощущение – чувство связи. Он ловил себя на том, что его взгляд самопроизвольно цеплялся за полосы синей плесени, и ему казалось, что он ощущает их пульсацию не только глазами, а всем существом, словно это было эхо его собственного сердцебиения. В ушах стоял легкий, высокочастотный звон, которого раньше не было.
«Шевелись, доктор!» – рык Молота вырвал его из транса. – «Задремал, что ли?»
Санитар вздрогнул и ускорил шаг, догоняя группу. Он поймал на себе взгляд Грифа – быстрый, оценивающий. Ветеран ничего не сказал, но его глаза сузились чуть заметнее. Гриф видел слишком многое в Зоне, чтобы не заметить перемен в человеке. Слишком бодрая походка, слишком яркий, почти лихорадочный блеск в глазах за стеклами очков – классические признаки «поплывшего» сталкера, того, кого Зона начала подчинять.
«Всё в порядке, Санитар?» – тихо спросил Гриф, когда они поравнялись.
«Да, просто… устал», – соврал Санитар, и голос его прозвучал чуть хриплее обычного. – «И впечатлен. Это место… оно не такое, как везде».
«Зона везде одинакова», – мрачно парировал Гриф. – «Просто маски меняет. Не дай этой маске прирасти к твоей роже».
Они снова вышли в холл с его немыми скелетами-стражами. После яркой биолюминесценции коридора он показался еще более мрачным и безжизненным. Шорох, проверив периметр, дал отмашку: «Пусто. Можно на выход».
Переход из давящей, насыщенной атмосферы комплекса в относительно свежий воздух болотистого леса должен был стать облегчением. Но для Санитара он стал началом кошмара.
Первый же глоток влажного, сладковатого воздуха обжег его легкие, словно он вдохнул пар от кислоты. Яркий, хоть и фильтрованный туманом, дневной свет ударил в глаза, заставив его зажмуриться от боли. Он почувствовал головокружение, его затошнило. Все те сверхспособности, что он ощущал внутри, снаружи обернулись своей изнанкой – его нервная система, обостренная до предела, начала бунтовать против обычного, «грязного» мира.
«Эй, ты как?» – Шорох поддержал его, когда Санитар пошатнулся, спотыкаясь о порог.
«Ничего… Просто кружится голова», – пробормотал он, чувствуя, как по телу разливается волна жара. Холод из хранилища окончательно испарился, сменившись лихорадочным огнем. Под комбинезоном его кожа покрылась липким, холодным потом.
Они отошли от «Вектора» на несколько сотен метров, пока Гриф не нашел относительно сухое и защищенное место среди полуразрушенных бетонных плит для короткого привала. Санитар почти рухнул на рюкзак, прислонившись спиной к холодному камню. Дрожь пробежала по его телу – мелкая, неконтролируемая.
«Что с ним?» – спросил Молот, с неодобрением глядя на Санитара.
«Отравление, возможно», – сказал Гриф, подходя ближе. – «Воздух в той консервной банке был не для дыхания. Санитар, отчет. Что чувствуешь?»
Санитар с трудом сфокусировал взгляд на лице ветерана. Его мозг, еще несколько минут назад работавший с невероятной скоростью, теперь был похож на перегруженный компьютер, выдающий сбои. Мысли путались, обрывки воспоминаний – лицо сестры в больничной палате, черные зерна, сияющая плесень – проносились перед внутренним взором.
«Жар… – его голос был хриплым шепотом. – Голова… раскалывается. Слишком громко… Слишком ярко…»
Гриф положил руку ему на лоб. Кожа была горячей и влажной.
«Температура. И не маленькая. Шорох, воды. Молот, периметр. Никаких огней, никакого шума».
Пока Шорох давал ему попить, а Молот с недовольным ворчанием занимал позицию, Гриф пристально смотрел на Санитара.
«Ты там чего трогал? Чего не должен был?»
Санитар отвел взгляд. Его пальцы, те самые, что держали зернышко, непроизвольно сжались.
«Ничего… Я… пробы брал. Всё в перчатках. Должно быть, плесень… Споры какие-то…»
Он лгал. И Гриф это видел. Но спорить не стал. Он видел, как у людей проявлялась «зонарная болезнь» – у каждого по-своему. Кого-то рвало, кого-то бросало в жар, у кого-то начинали трястись руки. Может, и правда плесень.
«Отдыхай. Час. Если не станет лучше – таблетки. Не поможет – тащить будем», – заключил Гриф и отошел, чтобы обсудить с Шорохом дальнейший маршрут.
Оставшись один, Санитар закрыл глаза, пытаясь совладать с бурей внутри. Лихорадка накатывала волнами. В один момент его бросало в жар, и ему казалось, что его кровь вот-вот закипит. В следующий – пробирала ледяная дрожь, и он кутался в плащ, словно в метель. Но это были лишь цветочки.
Настоящий кошмар начался, когда он провалился в полудрему.
Ему почудилось, будто он снова в крио-хранилище. Но стеллажи были сделаны не из стали, а из спрессованных черных зерен. Они пульсировали, как живые. И с них на него смотрели глаза – тысячи крошечных, бездонных глазков, как у тех существ в лабораторных емкостях. Он слышал голоса – нечленораздельный шепот, исходящий отовсюду. Шепот складывался в одно слово, повторяемое снова и снова: «СИНХРОНИЗАЦИЯ…»
Он увидел свою сестру. Она лежала в больничной палате, но вместо капельницы к ее руке был подключен шланг, по которому тек черный, зернистый поток. Она улыбалась ему, но глаза ее были пусты, как у тех существ в лаборатории.
Он увидел себя со стороны – его тело было опутано синими, светящимися нитями плесени, которые тянулись из «Вектора» и уходили вглубь Зоны, в самое ее сердце.
Он дернулся и с криком вырвался из кошмара. Сердце колотилось, словно пытаясь вырваться из груди. Он был весь в холодном поту.
«Приснилось…» – хрипел он, пытаясь успокоить дыхание. Но ощущение было слишком реальным. Шепот в ушах не прекратился, он лишь отступил на задний план, превратившись в тот самый высокочастотный звон.
Он посмотрел на свои руки. В полумраке ему показалось, что вены на внутренней стороне запястий стали темнее, почти черными. Он сдернул перчатку. Кожа была обычной, лишь горячей на ощупь. Но… зуд. Невыносимый зуд глубоко в тканях, в самых костях, который невозможно было почесать.
И тогда его взгляд упал на брошенный неподалеку консервный нож, валявшийся среди мусора. Ржавое, грязное лезвие. И в его воспаленном, лихорадочном сознании вспыхнула мысль, ясная и неоспоримая, как приказ: «Проверить. Нужно проверить. Ты должен видеть. Ты должен знать».
Это была не его мысль. Она пришла извне. Чистая, холодная, лишенная эмоций. И она была непререкаемой.
Дрожащей рукой он потянулся к ножу. Разум кричал о безумии, о заражении, о гангрене. Но та, новая часть его, рожденная от прикосновения к «Черному сахару», была сильнее. Любопытство, смешанное с ужасом и странным, извращенным желанием, вело его.
Он оглянулся. Гриф и Шорох о чем-то тихо совещались в отдалении. Молот стоял спиной, наблюдая за лесом.
Санитар закатал рукав комбинезона. Кожа на предплечье была бледной и горячей. Он взял ржавый нож. Лезвие было тупым и грязным. Безумие. Чистейшее безумие.
Он с силой провел лезвием по коже. Боль была острой, яркой, но… отдаленной, словно приглушенной. Из разреза длиной в несколько сантиметров хлынула алая кровь.
И тут же произошло нечто.
Боль моментально сменилась… блаженством. Волной приятного, почти эротического тепла, исходящей из раны. Кровотечение остановилось буквально на глазах. Санитар, завороженный, смотрел, как края разреза, вместо того чтобы просто оставаться рваными, начали… двигаться. Мелкие, похожие на щупальца, мышечные волокна потянулись друг к другу. Кожа стягивалась, как на молнии. За считанные секунды от глубокого пореза осталась лишь розовая, свежая полоска новой кожи, которая на его глазах приобретала обычный цвет.
Не было ни шрама, ни боли. Только легкое покалывание и остатки того странного, наркотического удовольствия.
Он сидел, опершись спиной о бетонную плиту, и смотрел на свою руку. Дрожь прошла. Лихорадка отступила, сменившись ледяным, протрезвляющим ужасом. И… восторгом. Чудовищным, запретным восторгом.
Он не был болен. С ним происходило нечто иное. Нечто великое и ужасное.
«Черный сахар» работал. Он синхронизировался.
И в тот момент, когда он это осознал, из тумана, окутывавшего лес, снова донесся тот самый, чистый и леденящий душу, свист. На этот раз он был ближе. Гораздо ближе. И в нем слышались уже не вопросы, а… приветствие.
Глава 5: Пробуждение
Свист растворился в тумане, оставив после себя вибрирующую тишину, натянутую до предела. Но внутри Санитара царила иная тишина – не пустота, а густой, насыщенный покой, подобный глади воды в бездонном колодце. Лихорадка, кошмары, дрожь – все это испарилось, словно сожженное тем самым внутренним огнем, что теперь ровно и мощно пылал в его ядре. Он сидел, прислонившись к бетону, и ощущал каждую клетку своего тела. Не как нечто знакомое и привычное, а как сложный, перезапущенный механизм, чей истинный потенциал только начал раскрываться.
Он снова посмотрел на свою руку. Розовая полоска зажившей кожи уже почти не отличалась от окружающих тканей. Он сжал кулак – мышцы отозвались послушно, с непривычной, податливой силой. Зуд утих, сменившись ощущением… готовности. Как будто его тело было инструментом, годами хранившимся в ненадлежащих условиях, и вот его наконец-то наточили, смазали и вложили в умелые руки. Его собственные руки.
«Ну что, очухался?» – Голос Грифа прозвучал прямо над ним, заставив вздрогнуть, но не от испуга, а от легкого раздражения – его безмолвную концентрацию нарушили.
Санитар медленно поднял голову. Взгляд его был ясным, слишком ясным для человека, только что пережившего приступ лихорадки. Он видел не просто изборожденное шрамами лицо ветерана. Он видел мельчайшую сетку капилляров на щеках, крошечный шрам над бровью, который он раньше не замечал, мельчайшие частички пыли, осевшие на коже Грифа. Его мозг автоматически анализировал: легкая дегидратация, повышенный уровень кортизола, признаки хронического стресса.
«Да… Прошло», – ответил Санитар, и его голос звучал ровно, глубоко, без следов недавней хрипоты. – «Должно быть, аллергическая реакция на споры. Организм справился».
Гриф не отводил взгляда. Его глаза, похожие на два куска обсидиана, изучали Санитара с пристальностью хищника.
«Быстро ты у нас "справился". Смотри, доктор, чтобы организм… не перестарался». – В его словах был четкий, недвусмысленный подтекст. Он не верил.
В этот момент вернулся Молот, его массивная фигура с трудом протиснулась между плитами.
«Ничего не видно. Этот туман… Он будто живой. И тот свист…» – Он замолчал, посмотрев на Санитара. – «О, мученик наш воскрес! Уж не нашел ли ты панацею от всех болезней в своем рюкзаке?»
Обычно подобные колкости задевали Санитара, заставляя съеживаться внутренне. Сейчас же он лишь ощутил легкое, снисходительное раздражение. Молот казался ему теперь не опасным профессионалом, а шумным, примитивным механизмом. Его угрозы потеряли свою остроту.
«Просто крепкий иммунитет», – парировал Санитар, поднимаясь на ноги. Его движения были плавными, исполненными новой, кошачьей грации. Он не чувствовал ни усталости, ни скованности в мышцах. Напротив, он был полон энергии, которую жаждал потратить. – «Мы теряем время. Нужно двигаться».
Это он сказал с такой уверенностью, что на мгновение и Гриф, и Молот застыли в недоумении. Это был не тон ученого или наемника. Это был голос, привыкший командовать.
«Куда это ты нас потащишь, выздоровевший?» – проворчал Молот.
«К точке сбора. Через овраг, как и планировали», – Санитар уже мысленно видел карту. Не бумажную, а ту, что была выжжена в его памяти. Каждый изгиб тропы, каждое дерево, каждый камень. И не только это. Он… чувствовал местность. Ощущал слабые вибрации под землей, вероятно, от подземных потоков или мелких аномалий. Слышал не просто шум леса, а его ритм. И этот ритм говорил ему, что идти нужно именно так.
Шорох, молча наблюдавший за сценой, вдруг тихо сказал: «Он прав. Ждать здесь – себя хоронить. Туман сгущается. И… Мне не нравится, как замолчали птицы. Совсем».
Решение висело в воздухе. Гриф еще секунду пожирал Санитара глазами, а затем резко кивнул.
«Собираемся. Идем прежним маршрутом. Но в двойном режиме готовности. Санитар… – он ткнул пальцем в его грудь. – …ты в середине. Никаких геройств. Понял?»
«Понял», – ответил Санитар, но в его глазах читалось иное. – «Я буду делать то, что сочту нужным».
Группа тронулась в путь. И очень скоро все, даже слепой, смогли бы заметить перемену. Санитар шел не как обычно – сгорбившись, погруженный в мысли. Он двигался с прямой спиной, его голова была слегка приподнята, словно он не пробирался сквозь заросли, а шествовал по знакомому залу. Он не спотыкался о корни, не задевал ветки. Он будто заранее знал, где они находятся.
Он первым замечал опасность. Не там, где ее ждали.
«Справа, в кустах, в десяти метрах. Кабан. Не мутант. Испуган», – тихо говорил он, и через мгновение оттуда действительно доносился треск и хрюканье.
«Земля впереди рыхлая. Возможно, засыпанная воронка».
«Не идти под этим деревом. Сук гнилой, упадет от порыва ветра».
Сначала Гриф и Шорох проверяли его слова. И каждый раз он оказывался прав. Молот лишь хмурился, его недоверие росло с каждой минутой.
«Как ты это делаешь?» – наконец не выдержал Шорох, когда Санитар в очередной раз предупредил их о почти невидимой растяжке – старой проволоке, оставшейся, вероятно, с чужих времен.
Санитар на секунду задумался. Как объяснить?
«Я… Просто вижу. Слышу. Иначе», – сказал он уклончиво.
Он не мог сказать, что ощущает электромагнитные поля слабых аномалий, как некоторые животные. Что слышит не просто звук, а его полный спектр и может выделить из него нужную информацию. Что его обоняние теперь может учуять след мутанта, оставленный несколько часов назад. «Черный сахар» не просто исцелил его. Он… апгрейдил.
И именно эти новые способности позволили ему первым понять, что они не одни. Не слухом, не зрением. А тем самым шестым чувством, что теперь жужжало в его подсознании фоновым гулом.
Он резко остановился, подняв руку. На этот раз жест был не предупреждающим, а командирским. И в нем была такая непререкаемая уверенность, что все, включая Грифа, замерли.
«Что?» – тихо спросил Гриф, его пальцы уже лежали на рукоятке СВД.
Санитар не отвечал. Он стоял, слегка наклонив голову, его взгляд был пустым, направленным внутрь. Он «прислушивался» к тому, что говорил ему его новый инстинкт. Это был не свист. Это было нечто иное. Ощущение. Чувство враждебного внимания. Острое, целенаправленное. И оно приближалось. Быстро.
«Засада», – выдохнул он, и его голос был ледяным. – «Впереди. За тем выступом скалы. Трое. Ждут.»
«Как ты…» – начал Молот.
«Молчать!» – отрезал Санитар, и в его голосе впервые прозвучала сталь. – «Гриф, слева от скалы, в кустах, снайпер. Шорох, справа, за деревьями, двое – автоматчик и, кажется, с дробовиком.»
Информация была выложена так быстро и точно, словно он видел их в бинокль. Гриф, не задавая больше вопросов, мгновенно оценил обстановку. Они были на открытой поляне. Уйти назад – значит подставить спину. Развернуться в боевой порядок – потерять драгоценные секунды.
«План?» – коротко бросил он Санитару, признавая его лидерство в этой ситуации де-факто.
Мозг Санитара проработал десятки вариантов за долю секунды. Он учел расположение противников, рельеф, состояние группы. И выдал идеальное решение. Безумное. Но идеальное.
«Они ждут, когда мы выйдем на чистую зону. Молот, гранатомет. Ты делаешь один выстрел. Не в них. В основание ели, что в двадцати метрах левее скалы. Повали ее. Она создаст заграждение и панику. Пока они отвлекаются, Гриф – ты берешь снайпера. Шорох и я идем в правый фланг. Я беру на себя автоматчика.»
«А дробовик?» – спросил Шорох.
«Дробовик – мой», – ответил Санитар, и в его глазах вспыхнул тот самый лихорадочный блеск, но теперь он был холодным и расчетливым. – «У них нет нашего козыря.»
Они не спорили. Адреналин и абсолютная уверенность Санитара были заразительны. Молот с усмешкой приложился. Выстрел подствольного гранатомета оглушительно прорвал тишину. Граната ударила точно в цель. С громким треском, похожим на выстрел из пушки, старая ель начала медленно, неумолимо валиться прямо на то место, где, по словам Санитара, прятался снайпер.
Послышались крики, ругань. Как и предсказывал Санитар, возникла паника.
В тот же миг грянул выстрел Грифа. Чистый, одинокий хлопок его СВД. С кривой вершины скалы покатилось вниз темное тело.
«Пошли!» – крикнул Санитар и рванул вперед, даже не проверяя, бежит ли за ним Шорох. Он бежал не как человек, а как тень, его ноги почти не касались земли. Он видел все: как из-за деревьев справа выскочили две фигуры, как длинный ствол автомата Калашникова развернулся в его сторону.
Он не стал искать укрытия. Он просто… изменил траекторию. Его тело изогнулось, совершив движение, невозможное для человеческой анатомии, – резкий зигзаг, как у ящерицы. Очередь прошла в сантиметрах от него, вспоров землю.
Автоматчик, молодой парень с перекошенным от удивления и страха лицом, не успел перевести дух, как Санитар был уже на нем. Он не ударил его. Он просто толкнул. Но этот толчок, усиленный нечеловеческой силой, отшвырнул автоматчика метров на пять назад, в ствол сосны. Раздался тошнотворный хруст. Тело осело.
Второй сталкер, коренастый мужчина с дробовиком, в ужасе отшатнулся, пытаясь поймать в прицел эту несущуюся на него тень. Он выстрелил. Заряд дроби просвистел в воздухе, разорвав листву позади.
А Санитара уже не было там. Он присел, и в следующее мгновение его нога, словно пружина, выбросила его вверх. Он перелетел через голову человека с дробовиком, и в полете его рука, все та же правая, что держала зернышко, метнулась вперед. Но это была уже не рука. Пальцы сомкнулись в нечто твердое, острое, похожее на костяной клинок, выросший из его собственных суставов.
Он не рубил. Он провел этим импровизированным лезвием по горлу противника. Движение было быстрым, точным, хирургическим.
Он приземлился на колени, спиной к павшему. Он даже не обернулся, чтобы посмотреть. Он уже знал результат. Теплая кровь брызнула ему на спину, но он почти не ощутил этого. Он ощущал лишь мощную, ровную пульсацию в своих венах. И странное, глубокое удовлетворение.
Все заняло меньше десяти секунд.
Когда Шорох подбежал, запыхавшийся, он застыл на месте, глядя на сцену. Один сталкер был мертв у дерева с разбитым позвоночником. Второй истекал кровью, хрипя, с перерезанным горлом. А посреди этого хаоса стоял Санитар. Он медленно поднимался с колен, его грудь тяжело вздымалась, но не от усталости, а от переполнявших его эмоций. В его глазах горел странный огонь – смесь ужаса, торжества и ненасытной жажды.
Он посмотрел на свою руку. Костяной выступ медленно, с тихим шелестом, втягивался обратно в плоть, не оставляя и следа. Рука снова стала человеческой. Но он-то знал, что это обман.
Он повернулся к подбежавшим Грифу и Молоту. Его лицо было спокойным, но в его взгляде читалось нечто, от чего у обоих, бывалых сталкеров, по спине пробежал холодок.
«Угроза ликвидирована», – ровным, лишенным эмоций голосом констатировал Санитар. – «Можно двигаться дальше.»
Он не просто выжил. Он не просто победил. Он пробудился. И все, включая его самого, начали этого бояться.
Глава 6: Цена силы
Тишина, наступившая после короткой, жестокой схватки, была гуще и тяжелее тумана. Она висела между ними не просто отсутствием звука, а стеной молчаливого шока и отчуждения. Воздух пах порохом, свежей кровью и чем-то еще – острым, животным страхом, исходящим теперь не от окружающего леса, а от их собственного товарища.
Санитар стоял, слегка повернувшись к группе, его грудь все еще ритмично вздымалась, но не от изнеможения, а от мощного прилива чего-то, что было сильнее адреналина. Он смотрел на свои руки, сжимая и разжимая кулаки, ощущая под кожей игольчатое покалывание – остаточные явления той чудовищной трансформации. Он чувствовал себя… огромным. Таким, кому тесно в собственной коже. И в то же время – до головокружения живым. Каждый нерв, каждое волокно пело гимн силе, которая была теперь его сутью.
Гриф первым нарушил молчание. Он не подошел близко. Он остановился в нескольких шагах, его СВД была опущена, но палец лежал на скобе спускового крючка. Его взгляд, всегда тяжелый, теперь был подобен гире.
«Санитар», – его голос прозвучал глухо, отсекая каждое слово. – «Что. Это. Было.»
Это был не вопрос. Это был требующий отчет ультиматум.
Санитар медленно поднял на него глаза. Взгляд его был ясным, почти невинным, и от этого – еще более пугающим.
«Была угроза. Я ее нейтрализовал. Как и планировали.»
«Планировали?» – Молот фыркнул, но в его голосе не было привычного презрения. Был страх, который он пытался задавить злостью. Он указывал стволом на тело человека с перерезанным горлом. – «Это не "нейтрализация". Это… бойня. Ты двигался как… Я не знаю, как ты двигался! И эта штука… на твоей руке!»
«Какая штука?» – Санитар сделал шаг вперед.
Молот инстинктивно отступил на шаг, вскидывая пулемёт. «Не подходи! Я видел! Коготь! Костяной коготь!»
«Ты перегрелся, Молот», – сказал Санитар, и в его голосе впервые прозвучали нотки раздражения. Раздражения учителя на нерадивого ученика. – «Была рука. И был нож. Я подобрал его в траве. Посмотри сам, если не веришь.»
Он был так убедителен, так спокоен, что Молот на секунду замешкался. Но Шорох, молча осматривавший место боя, тихо произнес:
«Здесь нет никакого ножа, Санитар. Ни на земле, ни у него в разгрузке.» Молодой разведчик поднял голову, его лицо было бледным. «И рана… Она не от ножа. Она рваная. Словно… словно ее прокусили.»
Все замолчали. Взгляды, полные ужаса и недоверия, были прикованы к Санитару.
Он стоял, принимая их страх. И в глубине души ему… нравилось это. Нравилась эта власть. Нравилось это превосходство. Он спас их, а они смотрят на него, как на монстра. Глупые, ограниченные люди. Они не понимали, что стоят у истоков чего-то великого.
«Я не знаю, что вы видели», – наконец сказал он, разводя руками в показном недоумении. – «Адреналин, стресс… Они играют с сознанием. Я действовал инстинктивно, чтобы спасти нас. И я спас. Или вы предпочли бы сейчас лежать здесь с пулей в голове?»
Он ударил в самую слабую точку – в их выживание. Гриф сжал челюсти. Он не мог спорить с результатом. Но он и не мог принять способ.
«Ты идешь в середине», – сквозь зубы процедил Гриф. – «И не подходишь ко мне ближе чем на три шага. Понял?»
Санитар смерил его холодным взглядом. Он мог бы возразить. Мог бы… заставить их понять. Но сейчас было не время. Он кивнул, изобразив покорность.
«Как скажешь, Гриф.»
Их обратный путь превратился в шествие по краю пропасти. Они шли, но группа была расколота. Гриф шел первым, его спина была напряжена. Молот – сзади, его РПЛ-20 был направлен не в сторону леса, а в спину Санитару. Шорох метался по флангам, стараясь не смотреть ни на кого. А Санитар… Санитар шел в центре этого живого квадрата, словно важный пленник или… ядро будущего взрыва.
Он почти не обращал на них внимания. Его мысли были заняты другим. Он анализировал свои новые ощущения. Тот «коготь»… Он не был внешним предметом. Он был частью его. С ростом и мгновенной перестройкой костной и мышечной ткани, управляемой той самой «синхронизацией». Это требовало энергии. Много энергии. И сейчас, по мере того как первоначальный всплеск силы иссякал, он начинал чувствовать… голод.
Не привычное урчание в желудке. Это было нечто иное. Глубокое, клеточное томление. Ощущение пустоты, которое начиналось в костях и разливалось по всему телу. Его организм требовал топлива для своей новой, удивительной печки. И он инстинктивно знал, что бутерброды и тушенка из пайка его не утолят.
Его взгляд упал на тело одного из убитых сталкеров, которое они проходили. И в его мозгу, ясно и недвусмысленно, вспыхнула мысль, пришедшая откуда-то из глубин его измененной биологии: «БИОМАССА.»
Он сглотнул, с отвращением отшатнувшись от этой мысли. Нет. Это было невозможно. Нечеловечно.
Но голод нарастал. С ним вернулась и усталость, но не обычная, а какая-то глубинная, как будто кто-то выкачал из него все соки. Сила имела цену. И он начинал понимать, какую именно.
Через пару часов они вышли к знакомому ориентиру – старой, полуразрушенной бетонной дороге, ведущей к их временной базе. Напряжение в группе не спало, но сменилось унылым, тягучим молчанием.
Именно тогда Шорох, шедший в авангарде, снова замер. Но на этот раз его поза была иной – не готовностью к бою, а недоумением.
«Гриф… Иди сюда.»
Они подошли. На краю дороги, в грязи, лежала туша кабана. Точнее, то, что от нее осталось. Это не было работой хищников или мутантов. Плоть не была разорвана. Она была… изменена. Большие куски мяса будто расплавились, превратившись в желеобразную, полупрозрачную массу, испещренную темными, похожими на корни, прожилками. От туши тянулись такие же прожилки, уходящие в землю, и вокруг них не росла трава. Воздух над этим местом был чист, без запаха разложения, зато пах озоном и чем-то кислым, напоминая воздух в «Векторе».
«Что за черт…» – пробормотал Молот, смотря на это с суеверным ужасом.
Но Санитара вид туши не испугал. Напротив. При виде этой странной, преобразованной плоти его голод вспыхнул с новой, неистовой силой. Его горло пересохло, а в животе заныла острая, сосущая боль. Его тело кричало, что ЭТО – пища. Настоящая пища.
Он неосознанно сделал шаг вперед, его рука потянулась к этой массе.
«Стоять!» – рявкнул Гриф, хватая его за плечо. – «Тронь эту дрянь, и я пристрелю тебя на месте, клянусь.»
Прикосновение Грифа было как удар тока. Инстинкт самосохранения вступил в конфликт с животным голодом. Санитар с силой вырвался, отшатнувшись. Его глаза дико блестели.
«Не трогай меня!» – его голос прозвучал как рык.
Он стоял, тяжело дыша, глядя на них – на испуганное лицо Шороха, на искаженное яростью и страхом лицо Молота, на каменное, непроницаемое лицо Грифа. Он видел пропасть, зияющую между ними. Они боялись его. Ненавидели его. И они были правы.
Он был больше не одним из них. «Черный сахар» сделал свое дело. Он стал химерой. И голод в его чреве был первым зовом его новой, ужасной природы.
«Идем», – с трудом выдохнул он, отворачиваясь от туши. Слюнки текли у него во рту. – «До базы близко. Я… Я все объясню там.»
Но он знал, что ничего объяснять не будет. Нельзя объяснить голод тому, кто сыт. Нельзя объяснить полет тому, кто никогда не отрывался от земли.
Он просто шел, чувствуя, как с каждым шагом его новое «я» все прочнее закрепляется в старом теле. И как старый мир, мир людей, отдаляется, становясь чужим, непонятным и… съедобным.
Глава 7: Сомнения Грифа
Их временная база – заброшенный, наполовину вкопанный в склон холма бункер времен второй обороны – казалась воплощением усталости и забвения. Ржавая бронедверь, с трудом сдвигаемая с места, открывала проход в царство сырости, плесени и вечного полумрака. Но сегодня этот бункер был не просто укрытием. Он стал склепом для их доверия, последним рубежом, за которым кончалась братская стать и начиналось нечто неузнаваемое и пугающее.
Гриф стоял у стола, сваренного из грубых стальных листов, и смотрел, как Шорох запирает дверь на засовы – не только внутренние, но и на те, что они сами прикрутили для верности. Каждый щелчок замка отдавался в его сознании гулким эхом, отмечая очередную ступеньку их падения. Они запирались не от Зоны. Они запирались от одного из своих.
Санитар сидел в дальнем углу, на ящике с боеприпасами, спиной к стене. Он не снимал рюкзак, не расстёгивал разгрузку. Он просто сидел, уставившись в пустоту, его лицо было маской отрешённости. Но Гриф видел – его грудная клетка вздымалась в странном, слишком ровном и глубоком ритме. Как у спящего хищника. Или у того, кто лишь притворяется спящим.
Молот не скрывал своей позиции. Он прислонил свой РПЛ-20 к стене у входа, так, чтобы он был в зоне досягаемости, и теперь стоял, скрестив руки на массивной груди, его взгляд, полный ненависти и страха, был прикован к Санитару. Воздух в бункере был густым, как кисель, и каждый вдох приходилось делать с усилием.
«Ну что, "доктор"?» – начал Молот, не в силах больше молчать. Его голос грохнул, как выстрел, в тесном помещении. – «Объясняй. Что за цирк с конями ты устроил там, в лесу? И что это за штуковина у тебя из руки полезла?»
Санитар медленно поднял на него глаза. В тусклом свете керосиновой лампы его зрачки казались слишком тёмными, почти бездонными.
«Я уже сказал. Тебе померещилось. Стресс. Гипоксия. Выбирай любое.»
«Врешь!» – Молот ударил кулаком по стальной стене, и бункер оглушительно звякнул. – «Я не Шорох, мне свои глаза не вправляй! Я видел! Ты двигался не как человек! И раны на тех ребятах… это не от оружия! Ты… ты стал одним из них! Мутантом!»
Слово повисло в воздухе, тяжёлое и ядовитое, как свинец.
Санитар не шелохнулся. Только его губы чуть тронула презрительная усмешка.
«Если бы я был мутантом, Молот, ты бы уже был мёртв. Сидел бы ты тихо и был бы благодарен, что жив.»
Это прозвучало так естественно, с такой леденящей уверенностью, что Молот на секунду опешил. Его лицо побагровело от бессильной ярости.
«Ребята…» – тихо вмешался Шорох, его голос дрожал. – «Может, не надо? Мы все на нервах…»
«Молчать, щенок!» – рявкнул Молот, не отводя взгляда от Санитара. – «Это уже не нервы! Гриф! Скажи ему! Прикажи ему всё рассказать! Или мы тут примем свои меры!»
Все взгляды устремились на Грифа. Он был старшим. Арбитром. Последней инстанцией. Он медленно перевёл взгляд с разъярённого Молота на отрешённого Санитара, а потом на испуганного Шороха.
Его собственный разум был полем боя. С одной стороны – железная сталкерская логика. То, что произошло с Санитаром, было аномалией. Аномалии нужно изолировать, изучить и, если она опасна, – уничтожить. Он видел его скорость, его силу, этот… коготь. Это была прямая угроза. Угроза, которая сейчас находилась с ними в одной клетке.
С другой стороны… это был Санитар. Тот, кто вытаскивал их из передряг, кто спасал от отравлений, кто делился последней пайкой. Он был частью их братства. И он только что спас их от засады. Ценой того, что стало с ним, но спас.
Но был и третий голос, тихий и настойчивый, голос опыта, прожитого в Зоне. Он шептал, что самые страшные мутации – не те, что уродуют тело, а те, что меняют разум. И что Санитар с его холодной расчётливостью и странной речью был куда опаснее любой псевдособаки.
«Санитар», – наконец сказал Гриф, и его голос прозвучал устало, но твёрдо. – «Сними разгрузку. И рюкзак. Отойди в угол. Мы проведём обыск.»
Санитар медленно повернул голову в его сторону. В его глазах не было ни удивления, ни протеста. Был лишь холодный, оценивающий интерес.
«На каком основании, командир?»
«На основании того, что я так сказал», – отрезал Гриф. – «И пока я здесь старший, мои слова – закон. Или ты хочешь их оспорить?»
На мгновение в бункере воцарилась тишина, в которой слышалось лишь потрескивание фитиля лампы. Взгляд Санитара и Грифа скрестился, словно два клинка. Ветеран видел в этих глазах не знакомого ему человека, а нечто иное – интеллект, лишённый человеческой теплоты, изучающий его, как биолог изучает подопытное насекомое.
И затем, так же медленно, Санитар поднялся.
«Как скажешь, Гриф. Ты здесь старший.»
Он расстёгнул разгрузку и сбросил её на пол с глухим стуком. Потом снял рюкзак и отшвырнул его ногой в центр комнаты.
«Вот. Ищите. Может, найдёте там мой хвост или пару лишних глаз.»
Его тон был язвительным, но в нём сквозила уверенность. Он знал, что они ничего не найдут. Никаких улик. «Чёрный сахар» был не предметом. Он был частью его.
Молот, не дожидаясь команды, набросился на рюкзак. Он вытряхнул всё содержимое на пол: медицинские инструменты, пробирки, блокнот с записями, пайки, контейнер с «Вектора». Он вскрыл каждый пенал, ощупал каждый шов.
«Ничего…» – пробормотал он с разочарованием. – «Только его врачебные штучки.»
«Подойди к стене. Руки в стороны», – приказал Гриф, подходя к Санитару с обыскным жестом.
Санитар безропотно подчинился, раскинув руки в виде креста. Его поза была вызывающе расслабленной. Гриф обыскал его с присущей ему дотошностью. Карманы комбинезона, подкладку, голенища сапог. Ничего. Никаких скрытых оружий, никаких аномальных предметов.
Но когда его пальцы скользнули по спине Санитара, под слоем ткани, он почувствовал… неровность. Не посторонний предмет, а странное уплотнение мышц вдоль позвоночника. Они были слишком твёрдыми, бугристыми, словно под кожей скрывался не скелет, а некий панцирь. И кожа была горячей. Горячей, как у человека в сильном жару.
Гриф отдернул руку, словно обжегшись. Их взгляды встретились снова. И в этот раз Гриф увидел в глазах Санитара не просто холод. Он увидел… предупреждение. Молчаливое, но чёткое: «Не лезь дальше.»
«Чист», – хрипло сказал Гриф, отступая на шаг. – «Садись.»
Молот взорвался: «Что значит "чист"?!
Ты же сам видел!»
«Я сказал, чист!» – Гриф повернулся к нему, и в его глазах вспыхнула такая ярость, что Молот отступил. – «Отставить панику! У нас нет доказательств.»
«Доказательств?» – Молот захохотал, и смех его был истеричным. – «А трупы в лесу? Это не доказательство?»
«У тех трупов нашлись бы десятки причин положить нас в этой проклятой Зоне!» – Гриф ударил кулаком по столу. – «Пока я не увижу угрозы прямо перед собой, мы держимся вместе. Понял? Вместе! Это наш единственный шанс выбраться отсюда живыми.»
Он кричал не только на Молота. Он кричал на самого себя, пытаясь заглушить тот внутренний голос, который нашептывал ему, что он только что совершил роковую ошибку. Что, возможно, их единственный шанс – это пристрелить Санитара сейчас, пока не стало слишком поздно.
Но он не мог. Не сейчас. Не без ста процентов доказательств. Потому что если он ошибается… он станет убийцей своего товарища. А Зона и так отняла у него слишком много товарищей.
«Мы остаёмся здесь на ночь», – объявил Гриф, переводя дух. – «Дежурство по очереди. Я первый. Молот – второй. Шорох – третий.» Он специально не назвал Санитара. Все и так поняли.
Он подошёл к своему рюкзаку, достал потёртую флягу с самогоном – не для веселья, а как лекарство от Зоны и совести. Он сделал большой глоток. Жидкость обожгла горло, но не принесла облегчения.
Он сидел у стола, спиной к Санитару, и чувствовал его взгляд на своей спине. Взгляд, который был теперь грузом, давившим на него с силой, сравнимой с тяжестью всей Зоны. Он сомневался. Сомневался в своём решении, в своём опыте, в самом себе.
А в углу, в темноте, Санитар сидел с закрытыми глазами, притворяясь спящим. Но он не спал. Он слушал. Он слышал учащённое сердцебиение Молота, прерывистое дыхание Шороха, тяжёлые вздохи Грифа. Он слышал их страх. И он чувствовал свой голод, который становился всё нестерпимее.
Он понимал, что время иллюзий прошло. Гриф сомневался. А сомневающийся лидер – это слабый лидер. И слабых в новой экосистеме, что зарождалась внутри него, ждал только один конец – быть поглощёнными сильными.
Он тихо потёр запястье. Там, под кожей, что-то шевельнулось в ответ.