Лиззель в стране Неразумения
Глупость становится истиной для того, кто в неё свято верит.
Рахмани
Глава 1. Нарушитель!
Караван облаков угрюмо пролетал над старым особняком Бакеров. Вероятно им было неприятно лицезреть беззаботные моськи Лорда и Леди Бакер, распивавших крепкий чай на веранде. Но стоило появится Лиззель, как небосвод радостно засиял! Вот она! Красивая, сообразительная, с впечатляющим талантом карать преступников.
Впрочем, сама Лиззель видела в себе красоту только за безупречный порядок. Её светлые волосы, заплетённые в бублик не терпящий ни единой выбившейся пряди, были тому подтверждением. Ни бантов, ни заколок – ничего, что могло бы отвлечь от дел или, не дай Разум, сползти набок. Её безупречно белое платье, прикрытое синим фартуком с ровно двумя карманами (левый – для салфеток, правый – для прочих мелочей), и пара голубых гольф, смирно сидящих на ногах довершали образ эталона идеальности.
«Беспорядок в мыслях начинается с беспорядка в одежде», – часто говорила она своему коту Гибззу, который, к слову, редко её слушал, будучи занят важным делом – вылизыванием собственного бока с абсолютно непозволительной небрежностью.
Выйдя на веранду, Лиззель тут же совершила первое правосудие за день. Она остановилась перед родителями, склонив голову на пятнадцать градусов поклоне.
– Доброе утро, отец. Доброе утро, мать. Ваша поза за столом не соответствует параграфу семь «Кодекса семейного чаепития», – отчитала она. – Сутулость способствует неправильному пищеварению и портит осанку.
Спина Лорда Бакера тут же нехотя выпрямилась под тяжкий вздох.
– Позволь хоть за завтраком нам расслабиться! – взмолился он, с тоской глядя на не тронутую сдобную булку.
– Расслабление – предвестник хаоса, – возразила Лиззель, занимая свой стул и поправляя салфетку. – А хаос, как известно, есть высшая форма неразумения. К тому же, отец, вы снова положили локти на стол. Это прямое нарушение параграфа три.
Лорд Бакер, словно ошпаренный, отдернул локти, задев чашку. Ложка нервирующе звякнула о блюдце.
– Видите? – торжествующе произнесла Лиззель. – Хаос порождает хаос.
Леди Бакер, чья шляпка с искусственными вишнями была явным нарушением дресс-кода, потянулась к вазе с печеньем. Лиззель мягко, но твердо остановила её руку.
– Матушка, вы забыли последовательность. Сначала три глотка чая для согревания пищевода, затем одно тщательно пережеванное печенье. Иначе, вы совершите преступление!
– Ох, Лиззель, – взмахнула салфеткой мать, – иногда так хочется чего-то… неправильного!
– Неправильного не бывает, – возмутилась дочь. – Бывает неверно применённое правило. Например, ваша шляпка. Она предназначена для выхода в сад, но не для утренней трапезы. Это нарушение выбора между гардеробом для улицы и гардеробом для дома.
После завтрака, выпитого ровно за семнадцать минут, Лорд Бакер, жалуясь на лёгкое несварение от столь размеренного приёма пищи, удалился в свой кабинет – проверить бухгалтерские книги. Лиззель последовала за ним, движимая долгом и «Семейным кодексом инспектирования отчётности».
– Отец, – заявила она, едва переступив порог, – я заметила, что вы ведёте учёт чернильными пятнами. Это недопустимо. Каждая клякса – это укрывательство истины. Я составила для вас таблицу расхода чернил в граммах на страницу.
Лорд Бакер смотрел на дочь выпученными глазами, словно она предложила есть суп циркулем.
– Лиззель, солнышко, бухгалтерия – это искусство! Здесь нужен… творческий подход!
– Творческий подход – это синоним беспорядка, – проведя пальцем по стопке бумаг, Лиззель с укором разглядывала пыль на подушечке. – Взгляните, вертикаль не выдержана. Это же прямо-таки кричит о нерадивости! Я настоятельно рекомендую внедрить «Ежедневный регламент протирки рабочего стола».
Измученный отец, пытаясь спасти остатки своего душевного спокойствия, сунул ей в руки конфету из загашника в ящике стола.
– Вот, возьми и отстань от старика со своими регламентами.
Лиззель взяла конфету, осмотрела её со всех сторон и положила на стол.
– Спасибо, отец. Но приём сладкого не запланирован на данный временной промежуток. Я употреблю её в 15:00, как предписывает «График рационального питания». А теперь разрешите проверить, соответствуют ли ваши перья стандарту заточения.
Лорд Бакер простонав, удручённо опустил голову на неидеально выписанные счета.
Покинув поле битвы за учётность, Лиззель отправилась в библиотеку. В царстве знаний книги стояли ровными шеренгами, с выровненными по линейке корешками. Алфавитный порядок и группировка по году издания. Никаких исключений.
Она взяла с полки трактат «Основы рациональной этики» и устроилась в кресле. Гибзз, почуяв хозяина, запрыгнул ей на колени, безнадёжно помяв платье.
– Гибзз, – строго окликнула Лиззель, – ты нарушаешь как «Правила нахождения в библиотеке», так и «Кодекс взаимодействия с мягкой мебелью».
Кот промурлыкал в ответ, тычась мордочкой в книгу. Лиззель сердито покачала головой, но наказать его не осмелилась. Она любила своего кота, как и полагается любить домашнее животное – с чувством глубокой ответственности и лёгким укором за его природную неразумность.
Перелистывая страницы, Лиззель в очередной раз поразилась бессмысленности иллюстраций в некоторых книгах. Зачем эти размазанные цветные пятна и искажённые лица? Любую концепцию можно и должно описать точными словами. «Картинка – это костыль для ленивого ума», – вывела она когда-то для себя и более к этому вопросу не возвращалась.
После библиотеки последовала инспекция сада. По пути ей повстречался муравейник. Лиззель остановилась, наблюдая за суетливыми насекомыми.
– Неэффективно, – заключила она, обращаясь к муравьям. – Ваши маршруты пересекаются, создавая заторы. Вам необходима система: главная магистраль для доставки пищи и обочина для возвращающихся. И соблюдайте дистанцию! Пять миллиметров – идеальный интервал для избежания столкновений.
Муравьи, разумеется, проигнорировали её. Тогда Лиззель заметила бабочку-капустницу, порхающую с цветка на цветок в абсолютно произвольном порядке.
– Бабочка! – строго окликнула Лиззель. – Ваш полёт нелогичен! Вы тратите энергию. Составьте оптимальный маршрут, минимизирующий затраты на перемещение! Например, по часовой стрелке, начиная с той ромашки.
Бабочка, совершив несколько совершенно нерациональных петель, улетела прочь. Лиззель устало вздохнула.
– Никакого сознания дисциплины. Придётся внести поправки в «Устав о поведении членистоногих и чешуекрылых в пределах сада».
В саду же правила её мать и со своими радужными представлениями о ландшафтном дизайне постоянно конфликтовала с идеями дочери.
– Смотри, Лиззель, – леди Бакер с гордостью указала на розовый куст, – бутон вот-вот распустится! Какой порыв! Какая непредсказуемая красота!
Лиззель скептически осмотрела растение.
– Его лепестки расположены асимметрично, матушка. А этот побег явно лишний, он нарушает геометрию куста. Следовало бы его подрезать, дабы сохранить общую гармонию.
– Но в этом его прелесть! – воскликнула мать.
– Прелесть – явление расплывчатое, – невозмутимо ответила Лиззель. – А симметрия – постоянный закон.
Дождавшись пока мать уйдёт вдохновлять другие, столь же несовершенные растения, Лиззель устроилась на скамейке под большой яблоней. Здесь царил её личный порядок. С закрытыми глазами она наслаждалась тишиной и предсказуемостью мира. Пчёлы жужжали по установленному маршруту, ветерок шелестел листьями в такт постукиванию её пальцев. Всё было на своих местах. И всё было разумно.
Пока не раздался шорох. Какой-то… торопливый и сбивчивый. Лиззель нахмурилась, не открывая глаз. Грубое нарушение «Правил садового этикета»!
Шорох перерос в топот. Быстрый, частый, совершенно нецеремонный.
Лиззель распахнула глаза и удивлённо застыла.
Мимо скамейки, пыхтя и бормоча что-то себе под нос, бежал крупный белый кролик. В этом не было бы ровным счётом ничего примечательного, если бы не две детали.
Во-первых, на его пушистой груди болталась изящная золотая цепочка, к которой были пристёгнуты маленькие карманные часы. Во-вторых, он на ходу достал эти самые часы, взглянул на них и с выражением паники на мордочке выпалил:
– Ах, Боже мой, Боже мой! Я сильно опоздываю!
У Лиззель отвисла челюсть. Правильность мира рушилась на глазах. Разумное животное? Деловито спешащее? С ЧАСАМИ?!
Это было невозможно и противоречило всем законам мироздания, которые она тщательно выучила и соблюдала. Животные не носят часы! Они не следят за временем! И не разговаривают! Это было чудовищно неразумно.На смену растерянности пришел благородный гнев за попранную справедливость. Кролик совершил вопиющее нарушение и Лиззель Бакер, блюстительница закона, не имела права этого допустить.
– Э-э-эй! – её голос взволнованно сорвался. Она вскочила со скамейки, выпрямилась во весь свой невысокий рост и указала на беглеца дрожащим пальцем. – Немедленно остановитесь! Сию же секунду! И объясните это… это недоразумение!
Но Кролик и ухом не дёрнул, лишь прибавил ходу, исчезая в зарослях жимолости.
В душе Лиззель разразилось пламя негодования. «Разумное обратить в неразумное», – пронеслось в её голове чёткой формулой. Это был единственно верный алгоритм действий. Нарушитель должен быть нейтрализован, а порядок восстановлен.
С решительным видом она подобрала полы своего безупречного фартука и шагнула вперёд, туда, где только что скрылся источник этого невыносимого хаоса.
Глава 2. Где же гравитация?
– Стойте, нарушитель! – кричала Лиззель, неуклюже огибая розовый куст, который мать так некстати посадила не по линейке. – Немедленно прекратите это беззаконие! Вы нарушаете «Кодекс привычного поведения фауны», «Устав о неношении аксессуаров неразумными тварями», «Правила передвижения по садовым дорожкам без создания избыточного шума» и… и «Основы транспортировки часовых механизмов»!
В ответ Кролик теснее прижал уши и прибавил ходу. Он петлял между грядок с салатным сельдереем, прыгал через лейки и, что было совершенно невыносимо, продолжал поглядывать на свои часы.
– Ах, пропаду я, пропаду! – бормотал он. – Она меня в кирпич превратит или в крекер, в нечто четко упорядоченное и правильной формы!
– Превратит? Кто превратит? – требовательно крикнула Лиззель. – Назовите имя своего сообщника! Это дело примет государственный масштаб!
Они промчались мимо огорода, где старый садовник мистер Диббл с ленцой окучивал кабачки. Увидев мчащуюся Лиззель и кролика, он лишь покачал головой и пробормотал: «Ох-ох… у барышни опять приступ законодательства. Белая горячка, не иначе». Но Лиззель уже не слышала его, сосредоточившись на пушистом хвостике-помпоне, мелькавшего впереди.
Кролик резко свернул к старому каштану и замер перед норкой у её корней, заросшей мхом. Он снова взглянул на часы, и его длинные уши безнадёжно обвисли.
– О, ужас, ужас! Я опоздал на целых три секунды! – простонал он, и слёзы брызнули из его розовых глаз. – Моя карьера рухнет! Меня понизят в должности до придворного! Или, что хуже, заставят собирать эклеры с народа!
Тут-то его внимание привлекла обессилевшая Лиззель, которая стояла в двух шагах от него, выставив вперёд обвиняющий палец.
– Хотя… подождите-ка… – прошептал он так тихо, что Лиззель едва расслышала. – Если я явлюсь к Королеве не с пустыми лапами… если я приведу… вот ЭТО… неразумное существо… Может быть, она смягчится? Помилует? Возможно, даже не даст отпуск!
Кролик повернулся к Лиззель с пугающе широкой улыбкой на пушистой мордочке.
– Прости за беспокойство, деточка, – сказал он сладким голоском. – Но мне придётся тебя столкнуть!
Не успела Лиззель сообразить, что к чему, как Кролик юрко проскочил у неё за спиной, и она почувствовала резкий толчок в свою, совершенно не предназначенную для такого, спину.
– Как вы смеете применять ко мне свою бестактность! – успела выкрикнуть она, но было поздно. Её ноги подкосились, и мир перевернулся с ног на голову. В прямом смысле.
Вместо того чтобы больно шлёпнуться на рыхлую землю, Лиззель полетела вниз. Причём летела она не как положено при падении – стремительно и по прямой, а как-то очень странно и неразумно: медленно вращаясь, словно превратилась в пушинку. Её платье и фартук раздувались вокруг нее, как парашют неудачника. А гольфы разлетелись в разные стороны, точно голубки!
«Падение есть ускоренное движение тела в гравитационном поле, – горячо вспоминала она учебник физики, цепляясь за обломки своего здравомыслия. – Происходящее не соответствует определению! Это беззаконие! О, сэр Исаак, что мы творим с вашим наследием!»
Её ужас лишь усилился, когда она заметила, что мимо неё, наоборот, ЛЕТЯТ ВВЕРХ самые невероятные предметы: пустые банки из-под варенья с этикетками «Апельсин-Не-По-Сезону», карточные столы с парящими колодами, катушки ниток, вязальные спицы, которые вязали в воздухе невидимый шарф, и даже небольшой диван в горошек, который, пролетая мимо, вежливо поклонился ей и пропищал: «Добро пожаловать в свободное падение, сударыня! Надеюсь, вас не укачало?»
– Что за чепуха?! – крикнула Лиззель Кролику, устроившегося поудобнее на пролетавшем мимо табурете и невозмутимо заваривал в чайнике чай. – Прекратите это сию же секунду! Я требую объяснений! И где мои гольфы?!
– Ах, отстань, – огрызнулся Кролик, помешивая сахар ложечкой, что сама собой изгибалась в закорючку. – Ты только мешаешь своим занудством. Расслабься, наконец, и отдайся течению. Лети вниз, это же так весело!
– Расслабиться?! – возмутилась Лиззель, пытаясь придать своему телу вертикальное положение и терпя в этом полнейшую неудачу. – Отдаться течению?! Да я сойду с ума! Существует же «Кодекс предсказуемого поведения твёрдых тел»! А мы его грубейшим образом нарушаем!
Кролик отхлебнул чайку и поморщился.
– Фу, перестоял. И что такое этот твой «кодекс»? – спросил он, с высоты своего падения. – Звучит как не очень вкусная пастила или уж слишком надоедливая букашка. У нас, в Разумении, таких слов не употребляют. У нас есть «неправила». Они куда интереснее.
– Да что вы себе позволяете?! – Лиззель едва не захлебнулась от возмущения, пролетая сквозь облако из конфетти, которое оказалось на удивление твердым. – Кодексы, уставы и правила – святая святых! Это законы нашего Разумного мира! Они созданы для порядка!
– Нашего мира? – переспросил Кролик, почесывая брюхо и сбрасывая с табурета крошки от только что съеденного бисквита. – Как странно, живу уже второй день в мире Разумения и до сих пор не знаком с нашими знакомыми. Они, что, все такие занудные, как ты?
– Не знакомыми, а ЗАКОНАМИ! – взвизгнула Лиззель, кувыркаясь через голову и на лету хватая свою улетевшую гольфу. – И вообще, это МОЙ мир Разумения! А всё, что творится сейчас – неразумно, потому оглашаю вердикт об отсутствии закона в мире Неразумения!
Кролик отложил чашку и серьёзно посмотрел на неё. Его розовый носик задрожал.
– Ты меня совсем распутала, девчонка… – растерянно пробормотал он. – Галдишь о каких-то пастилах, называешь мой мир Разумения – Неразумением, ещё скажи, что ты разумная, и я вовсе упаду в воздухе от такой наглой лжи! Все же видят, что ты – ходячее нарушение! Ты неправильно летишь, неправильно возмущаешься, и гольфы у тебя разного цвета!
У Лиззель перехватило дыхание от столь невообразимой глупости. Она посмотрела на гольфы. Они были абсолютно одинакового голубого цвета! Но почему-то этот пушистый невежда был убеждён в обратном с такой же несокрушимой верой, с какой она сама верила в необходимость алфавитного порядка в библиотеке. В её голове мелькнул образ отца, с тоской убирающего локти со стола. «Все же видят, что ты – ходячее нарушение…» – фраза Кролика эхом отозвалась в памяти.
– Я… я просто пытаюсь навести порядок! – попыталась она объяснить, но звучало это как-то бледно на фоне летающего дивана.
– Порядок? – Кролик фыркнул. – Да у нас тут свой порядок! Он называется «Хаос по Расписанию»! И он куда как логичнее твоего. Смотри!
Он указал лапкой в сторону. Мимо них, рисуя изящные восьмёрки, проплыла книжная полка. Книги были переплетены из диковинных цветов и расставлены в порядке, известном лишь им самим: толстые тома соседствовали с тонкими брошюрками, а трактаты по квантовой физике мирно уживались с кулинарными рецептами.
– Видишь? – сказал Кролик. – Каждая книга находит своё место по зову сердца, а не по приказу какого-то там алфавита. Это порядок по велению души!
– Это бардак! – упрямо заявила Лиззель.
Приземлились они, если это можно так назвать, довольно мягко. Лиззель очутилась на чём-то упругом и пружинистом – как выяснилось, на огромном грибе-дождевике, – отчего её слегка подбросило вверх, после чего грузно опустилась на прохладный пол какого-то длинного коридора. Голова у неё шла кругом, неумолимо скручивая и желудок. Она лежала и смотрела в тусклый, мерцающий потолок, с которого капала какая-то разноцветная жидкость, пахнущая одновременно мятой и жареной сарделькой.
«Порядок должен быть восстановлен», – упрямо подумала она, пытаясь встать на ватные ноги. Её пальцы наткнулись на одну из гольф. Она была… розовой. Лиззель растерянно заморгала. Вторая валялась рядом и была зелёной в синий горошек. Как такое возможно?!
Но Кролик не дал ей и секунды на раздумья и осознание этого кошмара. Он схватил её за растрёпанные волосы и поволок куда-то, словно мешок с провинившимся котом Гибззом.
– Отпустите! Я требую соблюдения моих прав! – выкрикивала Лиззель, пока её тащили по бесконечному коридору, освещённому подмигивающими свечами. – Вы нарушаете «Конвенцию о неприкосновенности личности» и «Правила гуманного обращения с… с блюстителями порядка»!
– Молчи, нарушительница! – рявкнул Кролик. – Ты нарушаешь «Неправило о тишине в коридорах после седьмого чиха Дверной ручки»! И не смей вырываться, а то привлеку по неправилу «Согласованное перемещение по месту содержания»!
Лиззель совсем онемела от его цитирований абсурдных и несуществующих законов! Это была её собственная тактика, вывернутая наизнанку! Она пыталась возражать, но её слова терялись в грохоте его шагов. Они пробежали мимо множества дверей, и с каждой новой дверью происходило нечто совершенно необъяснимое: Кролик становился всё больше и внушительнее, а Лиззель, к своему ужасу, – всё меньше. Её белое платье с синим фартуком болтались на ней, как на пугале, рукава закрывали кисти рук, а голубые, нет, теперь уже разноцветные гольфы и вовсе сползли в неположенных местах, превратившись в бесформенные комки ткани.
– Что… что происходит? – испуганно прошептала она, глядя, как дверные ручки проносятся мимо на уровне её бывшего пояса.
– Ах, это? – Кролик снисходительно посмотрел на неё сверху вниз. – Обычная инструкция по сопровождению неразумных существ гласит: «В случае упорного сопротивления и излишней неразумности, субъект подлежит пропорциональному уменьшению для удобства транспортировки и осознания своего места в системе». Всё строго по неправилу!
Лиззель с ужасом вспомнила, как она когда-то пыталась составить «Инструкцию по оптимальному поведению муравьёв». Муравьи, надо сказать, тоже не оценили.
Наконец они остановились перед громадной дверью с латунной ручкой. Кролик, теперь бывший размером с довольно упитанного медведя, держал Лиззель за шкирку, как непослушного щенка. Она болталась в воздухе, беспомощно дрыгая ногами в своих нелепых гольфах.
– Эй, Ручка, открой! – обратился Кролик. – Я держу путь к Королеве! И не вздумай говорить, что я опоздал!
Ручка… зашевелилась. Она повернулась, и на её полированной поверхности проступили два блестящих глазка-бусинки и один ухмыляющийся ротик, скривившийся в самой насмешливой улыбке, какую только видела Лиззель.
– О-о-о, Беляш, опять ты? – пропищала Ручка противным голоском. – И как всегда, в последний момент! Она сегодня в гневе, у неё график сбился из-за того, что Шляпник на чаепитии подал не тот сорт чая. Скандал! Кого это ты приволок? Такую ма-а-аленькую и неказистую?
Лиззель возмутилась до глубины души. Неказистая?!
– Я совершенно казистая! – выкрикнула она. – И я требую соблюдения протокола! Меня должны были доставить к месту допроса в соответствии с моим статусом, а не тащить, как… как тряпку!
Ручка закатила глазки.
– Слушай, Беляш! Твоя добыча ещё и голосистая! И какими-то странными словами говорит. «Протокол», «статус»… Это что, новые ругательства?
– Она… особая добыча! – важно заявил Кролик, встряхнув Лиззель для пущей важности. – Неразумная, претендующая на разум! Думаю, Её Ниумнейшеству понравится такая экзотика.
– Претендует на разум? – фыркнула Ручка. – Ужасно! Смотри, как она дёргается, пытается придать своему телу вертикальное положение. Явные признаки неразумной. И какая она грязная после твоего волочения. Да и маловата. Потеряешь в складочках на ковре, или кто-нибудь наступит по неосторожности. Тебе же будет хуже.
– И что же делать? – забеспокоился Кролик, его уши снова затрепетали. – Я не могу прийти с испорченным подарком!
– Успокойся, мой дорогой, – буркнула Ручка. – Всё просто. Напои её для начала Эликсиром Роста. На столе позади тебя должна быть бутылочка с синей пробкой. Там написано «Выпей меня».
Кролик развернулся, задев Лиззель о косяк двери. И правда, позади них стоял крошечный столик, на котором красовалась изящная баночка с бирюзовой жидкостью и аккуратной этикеткой «Выпей меня. Одобрено советом небезопасных превращений».
– Нет! – закричала Лиззель, найдя в себе силы для протеста. – Это неизвестное вещество! Вы нарушаете «Кодекс безопасного обращения с пищевыми продуктами» и «Правила добровольного согласия»! Я не буду это пить! Это может быть ядом!
– Видишь? – сказала Ручка Кролику. – Совсем неразумная. Боится всего нового. Типичный симптом. Настоящее Разумное существо всегда готово к экспериментам! Особенно если они прописаны в инструкции.
– Я не неразумная! – завопила Лиззель. – Это вы все здесь неразумные! У вас летают диваны, двери разговаривают, а гольфы меняют цвет без всякого на то разрешения от производителя!
– Та-ак, – протянула Ручка. – Ещё и осыпала оскорблениями. Беляш, она оскорбляет наш уклад! Наш образ жизни! Наши прекрасные однотонные гольфы! Терпеть такое нельзя… Действуй скорей!
– Действовать? – растерянно спросил Кролик.
– Да, дубина! – просипела Ручка. – Принудительное употребление!
Кролик, громко похохатывая, размахнулся и швырнул её прямо в баночку. Лиззель с плеском погрузилась в прохладную жидкость, которая тут же принялась щекотать ей нос и щёки.
– И пробкой закрой, чтобы наверняка! – весело прокричала Дверная Ручка. – А то выпрыгнет, этакая непослушная! Нарушит ещё и «неправила нахождения в марочных сосудах»!
Из-под воды Лиззель услышала глухой скрип. Её окружала стеклянная тюрьма, заполненная неразумным эликсиром, от которого так странно кружилась голова и щипало кожу. Она отчаянно барахталась с одной единственной мыслью: «С нарушителями надо что-то делать. Но что, если нарушитель – это ты?».
И впервые за свою жизнь Лиззель Бакер ужаснулась от возможности, что её собственный порядок для кого-то является хаосом.
Глава 3. Герцог и небосвод, Шаль и Маль
Лиззель вязла в липкой жидкости, так и не найдя опору в скользких стенках. Мысли шумели: «Нарушение техники безопасности… Несанкционированное погружение… Категорическое требование немедленной эвакуации…»
Её возмущения прервала странная волна тепла. Сначала это было приятно, как глоток горячего чая в мороз. Но тепло быстро переросло в жар, а затем в настоящий пожар под кожей. Кости её затрещали, суставы заскрипели, и она почувствовала, как растёт. Не по дням, а по секундам.
– Что творится? – успела она пропищать, прежде чем её голова с глухим стуком ударилась о пробку склянки.
Не выдержав натиска, стекло прощально лопнуло. Она продолжила расти, выкинувшись из своего заточения подобно пробке из бутылки шампанского, которое её отец однажды позволил себе в День Непредсказуемости (что было строжайше запрещено и впоследствии тщательно разобрано на семейном совете).
Через мгновение она уже стояла на коленях в коридоре, а её голова упиралась в потолок. Пыль с позолоты посыпалась ей на волосы. Лиззель с паникой оглядела себя. Её платье и фартук волшебным образом расширились вместе с ней, сохранив безупречную посадку, но её гольфы! Они снова были идеально голубыми и сидели на положенных местах. Это окончательно сбило её с толку.
– О, нет-нет-нет! – простонал Кролик, отскакивая к стене и прижимая лапки к щекам. – Катастрофа! Ты слишком большая! Королева не любит больших!
Лиззель попыталась встать в полный рост и снова ударилась головой о потолок, вызвав новую порцию штукатурки.
– Вы… вы монстр! – крикнула она Кролику. – Вы применили ко мне запрещённое вещество! Я требую немедленно вернуть мой законный рост! Я… я не помещаюсь в стандартные дверные проёмы!
Мысль о том, что она сама стала ходячим нарушением габаритов, была невыносима. Она увидела вдали тот самый поворот коридора, откуда они пришли. Туда, где была нора. Туда, где был её сад, её родители, её кодексы и её предсказуемый мир.
– Я должна вернуться! – не раздумывая, она поползла на корточках к спасительному повороту. Её огромное тело с лёгкостью ломало выступы на стенах, а одна из её рук, неловко задев дверной косяк, отправила дверь соседней комнаты в невесомый полёт. Оттуда донёсся возмущённый крик: «Эй, кто там? Я тут дедукцию раскладываю!»
– Стой! Нарушитель! – завопил Кролик, топая своей огромной лапой. – Ты разрушаешь целостность коридора!
– А вы что со мной сделали?! – закипела Лиззель, проламывая плечом ещё один дверной проём. – Это самооборона!
Она уже почти добралась до поворота, ещё немного, и сможет найти выход из страны Неразумения. Но Кролик не сдавался. Он нервно рылся на столике, где стояла склянка с эликсиром роста, и вытащил оттуда другую, крошечную баночку с красной жидкостью и этикеткой «Выпей меня. Для случаев не ЧС».
– Не позволю тебе сбежать, нарушительница расписания! – он сделал невероятный прыжок, взлетев в воздух, несмотря на свои внушительные размеры.
Услышав его за спиной, Лиззель обернулась. И в этот самый момент Кролик, пролетая прямо перед её лицом, ловко откупорил крошечную скляночку и выплеснул её содержимое ей в открытый от удивления рот.
– А… АПХХ! – поперхнулась Лиззель.
Воздействие было обратным. Пожар под кожей вспыхнул снова, но на этот раз он не раздувал её, а, наоборот, сжимал с невероятной силой. Мир вокруг начал стремительно увеличиваться. Нет, это она уменьшалась! Потолок, который только что давил на макушку, унёсся ввысь, а Кролик, всё ещё парящий в воздухе, снова стал огромным и грозным медведем. Её платье и фартук, к счастью, сжались вместе с ней, вернувшись к своим привычным размерам. Лиззель очутилась на полу, который теперь казался ей бескрайней каменной равниной, и беспомощно чихнула от осевшей на неё пыли.
– Вот так-то лучше, – с облегчением сказал Кролик, грациозно приземлившись рядом. – Всё по плану. Ну, почти.
Он снова схватил её за шкирку платья. Лиззель уже не сопротивлялась. Чувствовала себя совершенно разбитой, униженной и сбитой с толку. Все её законы и кодексы разбились о мир, где само пространство и время вели себя как последние негодяи.
Кролик осмотрел разбитую склянку от эликсира роста и нашёл рядом другую, но целую. Он сунул Лиззель внутрь, на этот раз даже не закупоривая пробкой.
– Полезай, полезай. Теперь прямо к Её Разумнейшеству. В таком виде ты как презент. Немного мятый, но это не страшно.
Он поднёс склянку к Дверной Ручке.