После развода. Никак не любовь
– Валя, не будь эгоисткой. Давай скажем всем, что разводимся по взаимному согласию и останемся друзьями. Если узнают, что я завёл интрижку на стороне, это повредит моей карьере…
Мы с мужем были идеальной парой… пока не поженились.
А потом я не смогла забеременеть, расстроилась, располнела и разочаровалась.
Муж утешился молодой ассистенткой и ушёл от меня.
Увы, это был не последний удар судьбы.
-–
1
– Валя, не будь эгоисткой. Мы должны появиться на людях и показать, что разводимся по взаимному согласию и остаёмся друзьями.
– Ты и так уже всем об этом рассказал.
– Нужно твоё подтверждение, иначе слухи повредят моей карьере. Зрители утренних телепрограмм – самая консервативная аудитория. Если они убедятся, что я завёл интрижку на стороне, то станут бойкотировать программу. Нужно показать, что мы с тобой и так были в процессе развода, и ты рада тому, что я счастлив…
– Это неправда. Мы не были в разводе. Ты мне изменил. Завёл интрижку на рабочем месте, – говорю безэмоциональным голосом. Это пустые возражения с моей стороны. Муж ни за что не признает себя виновным.
– Наш брак изжил себя, а это то же самое, что развод. – Отмахивается. Совершенно не сожалеет о романе на стороне и не считает его изменой. – Месть тебе не к лицу, Валя. Не разрушай мою карьеру. Ты знаешь, сколько молодых дикторов метят на моё место?!
– Одна из этих молодых уже попала прямёхонько на твой… твоё место.
– Прекрати! Галочка моя муза, мы созданы друг для друга. И она счастлива быть со мной, в отличие от тебя. Ты вечно ноешь, жалуешься, ко всему придираешься…
Вообще-то я «придралась» только к тому, что во время прямого эфира язык моего мужа оказался глубоко во рту его ассистентки. Но что уж теперь спорить… Как оказалось, в нашем браке спасать нечего. Остались только шелуха и мои жалобы.
По словам мужа, наш брак изжил себя.
Оказывается, для того, чтобы оттарабанить новости с телесуфлёра, Диме необходима муза. Ему повезло, он её нашёл. Вечно весёлую Галочку.
Иногда нужно развестись не с самим человеком, а с твоей иллюзией о нём. Однажды я считала Диму надёжным, любящим и заботливым мужчиной, с которым проживу в согласии всю жизнь.
Думаю об этом, глядя на идеальный профиль мужа, склонившегося над соглашением о разделе имущества. Спорить нам особо не о чем, однако Дима захотел всё оформить официально. Я не против, уже всё подписала. Беру свою часть деньгами. Хлама мне не нужно, а воспоминаний и подавно. Лучше не помнить, как мы прославились в городе, когда мой муж, диктор телевидения, засветился перед камерой в обнимку с любовницей, его ассистенткой.
Так больно об этом думать, что не высказать словами. Свежая, сырая, кровящая боль, словно из меня с мясом вырвали что-то жизненно-важное.
А ведь мы с мужем были идеальной парой… пока не поженились. А потом я не смогла забеременеть, и потекли долгие месяцы печали, очередных попыток завести малыша, разочарований и слёз. Очень быстро стало очевидно, что клятва быть вместе в горести и в радости имела для мужа смысл только наполовину. В радости мы сияли и были счастливы, а после первой же горести мыльный пузырь нашего брака лопнул. Как, впрочем, и мои иллюзии в отношении характера моего мужа.
Мы разводимся культурно: муж забирает квартиру, а я – деньги и чувство собственного достоинства. Всё честно и без скандалов, но как же безумно тяжело! Муж списал меня в утиль как женщину и как человека. Я не вдохновляю его, не могу родить и уже ничем не радую. Превратилась в унылую, бесполезную брюзгу в тридцать пять лет.
– Нет, Дима, я не собираюсь играть на публику, обниматься с тобой и жать руку твоей любовнице. Сам заварил кашу, сам и разбирайся с последствиями.
Подписав соглашение, бывший муж поднимается. Смотрит на меня с брезгливым презрением.
– Ты столько крови мне попортила за годы брака, что могла бы наконец принести хоть какую-то пользу и уйти красиво. С паршивой овцы хоть шерсти клок.
Каждое слово ударяет в грудь, подталкивая к утёсу отчаяния, с которого слишком легко сорваться.
Говорят, развод как генеральная уборка: тяжело, пыльно, но зато потом дышится легче. Задыхаясь от боли от отчаяния, смотрю на ещё недавно любимого мужчину, которого, как оказалось, совсем не знала, и молюсь о том дне, когда наступит просветление. Когда я смогу дышать свободно.
Не успеваю ответить на оскорбление, как раздаётся звонок.
Это мама. У неё вчера побаливало сердце, поэтому надо ответить.
Даю знак Диме, чтобы подождал.
– Мамуль, ты в порядке? Я с Димой сейчас, мы подписываем…
Из телефона доносятся рыдания.
– Мам… Мама, ты меня пугаешь… Что случилось?!
Захлёбываясь рыданиями, мама с трудом выговаривает два слова: «Твоя сестра».
– Лена? Что с ней? Мама, говори скорее…
– Она… умерла… в родах…
Лена?! Моя сестра? Малышка нашей семьи, поздний подарок родителям…
Дима раздражённо всплескивает руками.
– Вот, пожалуйста, очередной пример. С тобой не жизнь, а чёртова драма. Не собираюсь больше этого терпеть!
Выходит из комнаты, с треском захлопывая дверь.
Кажется, с этим звуком моя жизнь взрывается и разлетается вокруг мелкими щепками. Но не из-за развода, а…
– Мама, что ты такое говоришь! У Лены даже парня не было, какие могут быть роды?! Ей нравился начальник, но они вроде как не сошлись… О ком ты говоришь? Я разговаривала с Леной пару недель назад, и она была как обычно… Рассказывала про работу, какую-то выставку…
Мама продолжает рыдать, то и дело повторяя имя моей сестры, и тогда до меня доходит, что это не ошибка и не сумасшедший розыгрыш.
– Господи… Лена беременна?! Была? Как давно вы её видели в последний раз… Как такое могло случиться?! Женщины всё время рожают… Мама… Мама! – давлюсь хриплым криком.
Вскакиваю и тут же падаю обратно на стул. Не могу удержаться на ногах. Ничего не вижу, ослеплённая наплывом отчаяния.
Умерла в родах?!
Давлюсь горем, но не могу плакать. В голове роятся сотни вопросов, но и говорить тоже не могу. Меня парализовало скорбью. Не чувствую рук, телефон выскальзывает из онемевших пальцев.
Только слышу.
– У неё доченька… Приезжай скорее…
2
Открываешь дверь шумного бара и выходишь на ночную улицу в абсолютную тишину.
Вот, как это ощущается.
Страшная потеря, горе, ужас, новорожденный ребенок на моих руках, похороны моей сестры, больные родители, у отца сердечный приступ…
И я одна одинёшенька в эпицентре событий, измождённая и убитая горем, дирижирую всем, что происходит.
А потом – стоп.
Последние недели оглушили, а теперь я осталась в тишине. И в темноте. Только детский монитор подмигивает зелёным цветом надежды. Время от времени раздаётся сопение моей малышки.
Моей. Дочери.
Ещё не все бумаги оформлены, и пока что это только опека, но… малышка теперь моя.
Буся.
Я называю её так, потому что, хотя сама она светленькая с милым блондинистым чубчиком, её глаза тёмные, почти чёрные, как бусины.
Она моё сердце. Самое страшное горе и огромнейшая любовь в одном явлении.
Дочь моей погибшей сестры.
Лене было двадцать три года. Она была скромной и тихой, легко смущалась, в компании обычно сидела в сторонке. Да и вообще избегала шумных сборищ. При общении с мужчинами стеснялась так сильно, что почти теряла дар речи. Однако отшучивалась, что её это не беспокоит, потому что она хочет сначала устроиться в жизни, а уже потом создавать семью. Закончила колледж, нашла отличную работу в бухгалтерии строительной компании в том же городе, где училась. На работе сложились хорошие отношения с коллегами. Лена рассказывала мне, что большой босс их филиала – красавчик, в которого все влюблены, включая и её саму. Лена считала его недостижимым, однако втайне мечтала…
А дальше белое пятно. В типографии закончились чернила, и текст не напечатался, но в конце книги – смерть моей сестры.
Которую ночь лежу без сна, потом днём сплю урывками вместе с малышкой. Ничего не могу поделать. Как только темнеет, в мыслях крутятся факты, которые я успела собрать за последние недели от знакомых Лены и её коллег. Эти обрывки сведений гудят, как пчёлы, назойливо требуют внимания, будто пытаются что-то мне сказать.
Не то, чтобы я подозревала злой умысел. Нет, ничего такого. События трагичные, но случившемуся есть объяснение.
Лена была в клубе с коллегами. Они праздновали чьё-то повышение по службе. Она ушла рано. В темноте боковой улочки споткнулась об отвалившийся кусок водосточной трубы и упала. Звала на помощь, пыталась вызвать скорую. Врачи полагают, что отслойка плаценты возникла из-за травмы при падении, и потом Лене трудно было сориентироваться из-за сильной боли, кровотечения и паники. Её нашли, скорая прибыла очень быстро. Ребёнка удалось спасти, а Лену – нет.
Как представлю её последние минуты, меня словно молнией прошибает с головы до пят. Бросает в холод и жар одновременно. Прижимаю малышку к груди и впитываю её тепло, часть души Лены, и тогда снова могу дышать.
Однако спать мне мешает другое. Предыстория.
Кто отец ребёнка?
Почему он не появился до сих пор?
Почему Лена ничего нам не сказала о беременности?
Мы с мужем, теперь уже бывшим, жили на Дальнем Востоке, где ему предложили желанную работу диктором на телеканале. Очень далеко от Лены и от родителей тоже, однако мы регулярно общались видеозвонками.
Я не заметила, что Лена беременна, а она не сказала.
Близких подруг в городе у неё не было, только коллеги. Они сказали, что беременность была случайностью, и Лена не имела связей с отцом. Школьные подруги остались в месте, где мы родились и выросли и где до сих пор живут родители. Для них беременность Лены тоже оказалась сюрпризом.
По словам коллег Лена иногда ходила на свидания, однако единственный мужчина, который её по-настоящему интересовал, – это их большой начальник.
3
Большой… кое-что другое, а не только начальник.
Большой кусок самодовольного начальственного…
Смотрю на смазливое, наглое лицо бывшего начальника Лены на телевизионном экране, и в мыслях кружат самые нелестные эпитеты. Неискренний. Пресыщенный. Избалованный женским вниманием. Привыкший к привилегиям. Не знающий отказов.
Что Лена в нём увидела такое привлекательное?
За что так сильно им восхищалась?
Молодой мужик с не по возрасту раздутым эго, самодовольство так и сочится с экрана.
Он мне неприятен и подозрителен.
Клим Архипов.
Директор филиала строительной компании ГрандосСтрой.
У него слишком белозубая улыбка, а ещё, возможно, он заделал ребёнка моей сестре и бросил её.
Не пришёл на похороны.
Не поинтересовался ребёнком.
Встречаются и такие мужчины.
На поверхности вроде придраться не к чему. Строительная компания прислала корзину цветов и открытку с соболезнованиями, подписанную работниками бухгалтерии. Две девушки из отдела пришли на похороны.
Более того, компания выплатила разовую материальную помощь родителям на имя Буси.
Правильно, человечно… и безлично.
Филиал компании огромный, в нём сотни работников. Клим Архипов слишком занят, чтобы лично переживать о смерти моей сестры, которая была в него влюблена. Тихой, незаметной девушки, на десятки ступеней ниже его по корпоративной лестнице.
Возможно, я к нему несправедлива, но…
Сейчас мне так больно, что я позволяю себе эту слабость.
«Мы завершаем не просто очередной проект, а дело всей нашей жизни. Ради людей, ради нашего общего будущего…» – раздаётся голос Клима с экрана телевизора. Вокруг толпа радостных безымянных лиц, внимающих каждому его слову.
У Клима хорошо поставлен голос, это неудивительно. Наверняка был дорогой коуч, выездные обучающие семинары о том, как делать успешные презентации. А текст написан и выверен профессионалами.
«Мы верим, что бизнес – это не только прибыль и сроки, а ещё и ответственность перед обществом и перед теми, кто особенно нуждается в поддержке…»
Моя сестра Лена Самарина нуждалась в любви и поддержке. Где же ты был, Клим Архипов?!
«Постройка этого оздоровительного центра проводилась на благотворительной основе, от первых чертежей до последнего кирпича. Я хочу поблагодарить всех наших сотрудников – архитекторов, инженеров, строителей. Вы вложили в этот проект не только профессионализм, но и душу. Мы надеемся оставить след…»
Выключаю телевизор и отбрасываю пульт.
Посмотрела новости, называется.
Смотрю на спящую Бусю, пытаюсь найти сходство с Климом, но она ещё слишком маленькая. Глаза у неё тёмные, как у Лены. У Клима светлые, но это ни о чём не говорит, карие глаза – доминантный ген. А остальное не сравнить, пока малышка не подрастёт.
У Лены было много влюблённостей, но эта длилась дольше других и была совершенно и болезненно безответной. По крайней мере, если верить её словам. Лена описывала Клима ярким, харизматичным, потрясающим, невероятным, справедливым, лучшим…
Восхищалась им и безответно страдала по недоступному боссу. Говорила, что он её не замечает и правильно делает.
«Я не дотягиваю до его уровня»
«Мы из разных миров»
«Он слишком хорош для меня»
А может, невысказанная правда состояла в том, что Клим Архипов воспользовался влюблённостью моей сестры, а потом бросил её, беременную, сославшись на различия в их статусе? Возможно, это его слова она цитировала мне по телефону?
«Не дотягиваю до его уровня»
«Меня даже в общество стыдно вывести»
«Рядом с ним я похожа на тупую деревенщину»
Сколько раз мы с ней ругались из-за этих слов! Я пыталась внушить сестре веру в себя и осознание её ценности и красоты. Однако, если она повторяла слова Клима, то у меня не было шанса на успех.
С силой тру лоб костяшками пальцев, как будто это поможет стимулировать мыслительный процесс и разгадать прошлое Лены.
Кошусь на листок бумаги на столе, на нём телефон приёмной директора филиала Клима Архипова. Если скажу ему, что я сестра погибшей работницы его компании, то он не откажется меня принять. У меня к нему несколько вопросов, на которые он наверняка ответит корпоративными штампами. А потом я подойду к нему, проведу ладонью по его волосам…
И сделаю тест на отцовство.
Тогда уже буду знать точно, справедливо ли то, что я возненавидела Клима Архипова с первого взгляда.
По-моему, убедительный и вполне себе выполнимый план.
Кроме той части, где я незаметно вырываю клок волос незнакомого мужчины.
4
Иногда Буся бывает щедрой и доброй малышкой.
Например, этой ночью она позволяет мне выспаться. Не иначе как чувствует, что я схожу с ума от усталости, и в её интересах позволить мне передышку.
На выспавшуюся, свежую голову мир кажется проще и светлее. Клим Архипов уже не представляется олицетворением всех грехов и дьяволом во плоти. Его чванливое выступление в новостях и высокомерный тон стали последней каплей, вот я и распяла его самосудом. А на самом деле проблема не в нём, а в том, что моя любимая малышка сестра долгие месяцы хранила свою беременность втайне от самых близких людей. Никто бы не стал её осуждать, и она наверняка об этом знала. Наоборот, её бы окружили любовью и поддержкой. Дали бы денег на отдельную квартиру, чтобы она не ютилась на десяти съёмных метрах в попытках накопить деньги на собственное жильё. Ждали бы малыша вместе с ней, праздновали бы рождение Буси.
Но Лена ничего нам не сказала, и в её вещах не оказалось никаких подсказок, кроме фотографии Клима и его семьи. Вырезка из газеты. Крупный пожилой мужчина с густыми усами, женщина неопределённого возраста со следами множества косметических процедур на лице, Клим и девочка лет шестнадцати. Симпатичная, но со злым, подростковым взглядом и скрещёнными на груди руками. Стоит в стороне от всех.
Если приглядеться, то у Клима тоже не особо радостное лицо. На снимке счастливым выглядит только отец семейства. Его жена, может, и счастлива, но в борьбе с морщинами потеряла способность отражать эмоции на лице.
Эта вырезка из газеты хранилась в прикроватной тумбочке Лены. С засаленными краями, выцветшая.
Единственная зацепка. След личной жизни и привязанности моей сестры.
Больше я ничего не нашла. Совсем. Разблокировать телефон Лены не составило труда, в качестве кода она использовала дату рождения. Однако ни в почте, ни в соцсети не нашлось никаких подсказок.
В приложении знакомств у неё была назначена встреча год назад, но после этого переписки нет.
Тупик.
Со вкусом причмокнув, Буся завершает завтрак. Прижимаю её к груди, поглаживаю по спине. Уложив малышку в детское креслице, достаю телефон.
Компетентный, строгий голос секретаря Клима Архипова приветствует меня от имени компании ГрандосСтрой. Представляюсь как сестра Лены. Заверяю, что у меня нет никаких претензий к компании, но я хотела бы встретиться с директором и задать ему несколько личных вопросов о сестре.
Секретарь выражает соболезнования и обещает перезвонить, как только поговорит с начальником.
Я получаю ответ через несколько минут.
Клим сожалеет о моей утрате, выражает искренние соболезнования и советует поговорить с заведующей бухгалтерией, потому что сам он не был лично знаком с Леной.
Меня вежливо послали.
– Спасибо, да, я записала телефон заведующей бухгалтерией, – отвечаю вежливо, хотя хочется выругаться. – Дело в том, что у меня есть пара важных вопросов, которые я бы хотела обсудить лично с директором.
– Я ему это передам. Всего вам доброго.
Проходит неделя, но Клим мне не звонит. Разговор с заведующей бухгалтерией подтверждает, что Лена была скромной, тихой и надёжной. И беременной. По намёкам Лены насчёт отца ребёнка заведующей показалось, что их связывало короткое знакомство. Он был капитаном то ли пассажирского, то ли грузового судна, пробыл в городе короткое время и не оставил координат. Забеременев, Лена либо не смогла, либо не захотела его найти.
Эту неожиданную информацию даже зацепкой не назовёшь. Шансы найти моряка, который был в городе проездом в прошлом году, очень близки к нулю.
Смотрю на фотографию сестры.
Случайная связь с малознакомым мужчиной, приехавшим в город на несколько дней? Это на неё не похоже… Но я не вправе больше говорить, что знаю мою сестру как облупленную, потому что это неправда.
Я не знаю, что происходило в её жизни в последнее время. Очевидно, что она делилась со мной только вершиной айсберга своей жизни.
Оставляю Бусю с соседкой, милой пожилой женщиной, бывшей учительницей. Мы знакомы с ней с первого дня, как здесь поселились. Она часто заходит, играет с малышкой, помогает. Успела привязаться к Бусе.
Ровно в шесть вечера приезжаю в здание компании ГрандосСтрой.
Почему в шесть? Потому что в это время у Клима сегодня заканчиваются рабочие встречи. Я узнала об этом, представившись секретарём одного из поставщиков компании, информацию о котором нашла в сети. Попыталась назначить встречу с Климом для моего босса, но получила ответ, что тот занят до шести.
Голос пришлось изменить, чтобы секретарь меня не узнала. Оказывается, пищать не так уж и просто.
Ждать приходится недолго, Клим появляется в четверть седьмого. Кивает охраннику и стремительно направляется к выходу.
Бросаюсь ему наперерез.
5
– Вы опоздали!
Я готовилась к холодному приёму: что Клим Архипов откажется говорить, ограничится вежливыми, пустыми фразами или вообще вызовет охрану.
Но к такому странному заявлению не была готова совсем.
Как и к пристальному, отталкивающему взгляду, от которого хочется бежать прочь.
А ведь я подошла к Климу вся из себя решительная, готовая к напряжённым переговорам. У меня даже речь была заготовлена – чёткая, убедительная.
Но стоило ему обернуться – и всё. Будто язык отняло.
В его взгляде сила. Спокойная, давящая. Власть, к которой привыкаешь с рождения. Каменная уверенность в себе.
И неприязнь. Леденящая.
Такая, что кажется: сейчас он вышвырнет меня без слов.
Я отступаю, растерянная.
Как с таким говорить? Как вытянуть из него правду?
А правда нужна. Речь не обо мне, а о малышке и о моей погибшей сестре. Я обязана получить ответы. Обязана.
Лена постоянно рассказывала про Клима. Что он делал, где выступал, чем отличился. Намекала на то, что они флиртуют друг с другом. Что он провожает её долгими пристальными взглядами, улыбается. Касается её, когда проходит мимо.
У меня оставалось впечатление, что многое оставалось за кадром, скрытым от меня.
И вот Лена оказалась беременна.
У неё в прикроватной тумбочке фотография семьи Клима.
Я должна узнать, что происходило между Леной и её начальником.
Только вот, боюсь, Клим обыграет меня как котёнка. Уже обыгрывает. Если он отец Буси, то не спешит в этом признаваться.
Такие, как он, на всё способны. Если надо, вырастит на своей голове чужие волосы, чтобы я не смогла доказать его отцовство и не заставила платить алименты левым связям…
Если в голову лезет чёрный юмор, значит, всё плохо.
В горле спазм от страха. Если не смогу разговорить Клима, второго шанса не будет.
– Здравствуйте. Очень прошу уделить мне несколько минут по серьёзному вопросу…
Именно в этот момент Клим Архипов и делает неожиданное заявление, что я, дескать, опоздала.
– К-куда я опоздала? – Непонимающе хлопаю глазами.
Клим раздражённо выдыхает, шагает к двери, как будто готовится бежать. М-да, манеры у него не самые корпоративные.
– На собеседование, – говорит чуть ли не по слогам.
Явно считает меня безгранично тупой, и это вполне обоснованное заключение. Бросилась ему наперерез, а теперь не могу связать двух слов и пялюсь на него с отчаянием во взгляде.
– Вы ведь протеже Корнева? – спрашивает с нетерпением. – Я вас ждал в пять часов, а вы во сколько пришли?
– Н-не в пять? – только и могу ответить. Силюсь проанализировать происходящее и адаптировать мой план, но пока что не получается.
– Пунктуальность входит в число базисных требований, как и внимание к деталям и лояльность. – Клим машет рукой перед моим носом. – Вы отключились? Я задал вам вопрос.
– К-какой?
Он наклоняется ко мне, голос становится нарочито медленным и чётким, как будто Клим обучает ребёнка.
– Вы способны прийти на работу вовремя?
– Д-да.
– Аллилуйя! – Закатывает глаза. – Корнев сказал, что вы лучшая из его стажёров.
В его голосе сомнение и насмешка, и при этом он странно на меня смотрит, разглядывает как бы с намёком…
Ага, понятно, намекает на мой возраст. На место стажёрки он надеялся заполучить двадцатилетнее воздушное чудо, а не обглоданную жизнью тридцатипятилетку.
Смотрит на часы, с досадой цокает языком.
– Я не могу тут с вами задерживаться. Давайте быстро, вопрос-ответ. Назовите основные элементы строительного контракта.
Э-э-э…
Мне категорически не удаётся разобраться в том, что сейчас происходит, поэтому просто отвечаю.
– Сроки, права и обязанности сторон, гарантии, порядок сдачи и приёмки…
– Вы случайно узнали, что прораб берет откаты от поставщиков. Ваши действия?
– Сообщу факты начальнику.
– Я ваш начальник, и я даю вам пять срочных задач. В это же время у вас пять срочных просьб от подрядчиков. С чего начнёте?
– Зафиксирую и приоритизирую все задачи.
– Если бы вы были строительным инструментом, то каким и почему?
– Уровнем. Стараюсь во всём сохранять баланс.
– Ваш начальник на взводе, срывается на вас без причины. Как отреагируете?
– Кину в него дротиком с лошадиным снотворным.
На пару минут между нами зависает тишина. Лицо Клима ничего не выражает, он просто смотрит на меня. Пустым взглядом.
Потом говорит.
– Эта стажировка только на две недели, пока не вернётся мой секретарь. У меня сложный характер и высокие требования. Я не терплю пустую болтовню и глупые шутки. Если вас всё устраивает, то жду вас завтра в девять утра. Если опоздаете, вас не пустят. Не забудьте принести документы, оформим вас задним числом. Корневу скажите, что за ним должок.
С этими словами он выходит из здания и растворяется в толпе.
А я вопросительно смотрю на охранника на случай, если он подскажет, что только что произошло.
6
– Подготовьте документ о преимуществах травертина перед мрамором и гранитом. С иллюстрациями. Не больше печатной страницы. На это у вас пятнадцать минут. И вызовите ко мне Уварова. Срочно. Завтрак закажите в столовой, но не такой, как вчера. Я не помню, что там было, но мне это не понравилось. А пока принесите мне чёрный кофе. Без сахара, без молока, без разговоров. Если плюнете в него, я узнаю.
Всё это Клим Архипов произносит на пути через приёмную, не сбавляя шага и не глядя на меня, как будто декламирует служебный монолог, выученный наизусть. Команды летят в автоматическом режиме: сухо, быстро, режуще.
Дверь в кабинет почти захлопывается, но тут же снова открывается. Архипов высовывается наполовину и раздражённо бросает.
– Я сказал срочно Уварова ко мне. Сро-чно.
"И вам доброе утро, господин начальник", – отвечаю про себя.
Итак, у меня пятнадцать минут на мифический травертин, завтрак-сюрприз и поиск неизвестного Уварова. И на приготовление кофе.
Если Клим думает, что может запугать меня, как очередного стажёра, его ждёт разочарование. Я не из пугливых, и мнение великого и ужасного начальника волнует меня меньше всего. Мне бы продержаться здесь дня два или три, чтобы осмотреться, понять, что к чему, и собрать хоть какие-то зацепки. Лена проводила много времени на работе, общалась с коллегами, наверняка делилась с ними подробностями своей жизни, или они что-то замечали… Уж если судьба подкинула такой шанс, глупо было бы его упустить.
Страшно, конечно.
Я провела всю ночь в раздумьях, воспользоваться подброшенным судьбой шансом или нет. Мучилась, вертелась, взвешивала всё заново. К утру пришла к выводу: если не воспользуюсь, потом буду злиться на себя. За слабость. За то, что не решилась.
Соберу слухи о Климе, задам вопросы о Лене и о том, что их связывало. Обычно все подлизываются к секретарю директора, чтобы та замолвила за них словцо или дала совет о том, как подступиться к начальству. А я теперь за секретаря, вот и воспользуюсь этим, чтобы хоть что-нибудь узнать. Позадаю вопросы – вежливо, между делом, будто из любопытства. А напоследок поговорю с самим Климом.
Бусю оставила с соседкой. Не хочется расставаться с малышкой днём, но это ненадолго. У соседки опыта с детьми в миллион раз больше, чем у меня, всё-таки бывшая учительница. Она с первого дня мне помогает, неопытной. Мама тоже обещала приехать на несколько дней и помочь. Как-нибудь справимся. Главное – держать себя в руках. Не выдать, зачем я здесь на самом деле.
Вот и пришла на работу с утра пораньше, чтобы без суеты, в тишине успеть разведать обстановку. Доступ в сеть компании мне уже оформили, с почтой разобралась. И пусть начальник не пытается разыгрывать передо мной спектакль с тиранией, я привыкла к гораздо худшему. Несколько лет на моих плечах держалась фирма свёкра. У него сеть магазинов, и когда-то он тоже считал себя великим и ужасным, чуть ли не Наполеоном розничной торговли. А потом начал регулярно отмечать своё процветание крепкими напитками. В результате его работоспособность стремительно ушла в ноль, а уровень моей ответственности взлетел до неба. Я тянула не только магазины, а его самого.
При мысли о прошлом невольно морщусь. Я держала бизнес на плаву, а при разводе свёкор и свекровь встали на сторону сына. Родное яблочко от родной яблони, а я – совершенно другой фрукт, теперь уже им чужой. Меня не обидели: щедрое выходное пособие, акции, зарплата до последнего дня выше рыночной. Да и в разводе я получила своё. Однако всё равно тошно.
Что сейчас происходит с бизнесом свёкра, не знаю и знать не хочу. Акции продала сразу же, не верю в его светлое будущее.
А вот моё светлое будущее меня очень даже интересует. Оно у нас с Бусей теперь одно на двоих.
Оператор выдаёт по запросу «Уваров» двух человек.
Звоню первому. На экране появляется мужчина в белом колпаке и с половником в руке. Судя по фону – кухня. Судя по выражению лица, он не ожидал видеозвонка от секретаря директора. Ошибочка вышла. Видимо, не тот Уваров. Хотя… можно и его использовать по назначению: пожаловаться на вчерашний завтрак и заказать Климу что-то более съедобное.
Одновременно набираю второго Уварова, параллельно заваривая кофе и читая в сети, что за зверь этот травертин и за что его так любят дизайнеры и архитекторы. Уваров номер два, как оказалось, отвечает за связи с общественностью и смертельно боится начальника. Он появляется в приёмной буквально через минуту, задыхаясь и нервно поправляя галстук.
Впускаю его в кабинет и молча ставлю перед Архиповым кофе. Лицо у Клима каменное, взгляд ледяной, как будто он не рад, что я справилась. Становится очевидно, что ни Уваров, ни кофе ему, в сущности, не нужны. Его цель – повредничать и сделать так, чтобы я осознала всю бесполезность своего существования и испарилась в порыве стыда.
Жаль, я не из таких. Испаряться не планирую. Только слегка улыбаюсь и иду обратно к компьютеру завершать свой травертиновый шедевр.
7
– Где текст по травертину?! – летит мне вслед.
– Всё будет у вас, как только вы закончите приём.
Во время работы со свёкром я научилась никогда не раздражаться. Держалась отстранённо и не позволяла себе испытывать эмоции по отношению к происходящему. Иначе сошла бы с ума. Свёкр доводил меня до предела каждую минуту каждого дня. Я прошла через всё: его крики, безумные идеи, полное отсутствие дисциплины, явления на работу в невменяемом состоянии. Пришлось выработать иммунитет. Железный.
По сравнению с этим капризы Клима как детсадовское хныканье. Легко. Управляемо. Предсказуемо.
Выйдя из кабинета, готовлю материал по травертину. Когда Уваров наконец выползает из кабинета – дрожащий, бледный, с видом человека, которому только что выдали приговор, – я захожу внутрь. В руках красиво оформленный завтрак и папка с информацией.
Клим допивает кофе. Прищурившись, следит за каждым моим движением. Ищет, к чему придраться?
Ставлю перед ним завтрак, рядом кладу антибактериальную салфетку. А что? Руки у него кто знает, где были, а раковины в кабинете, на минуточку, нет. Не позволю ему отравиться во время моей вахты, а то обвинит меня, и тогда мне точно конец. И так уже вишу на волоске, так что нельзя давать повод. По фамилии меня никто не опознает, как сестру Лены, я не успела сменить её после развода. Узнать меня могут только две девушки в бухгалтерии, но буду их сторониться. Проблемы возникнут, только если объявится настоящая стажёрка – та, которая должна быть здесь вместо меня. Она не пришла на собеседование, не позвонила, поэтому надеюсь, что передумала. Но её босс, некий Корнев, уж точно в курсе, кто именно должен был занять это место. Если Клим ему позвонит, мне придётся импровизировать.
Клим сканирует инфо о травертине, комкает и бросает в мусорную корзину.
– Терпимо, – отрезает недобрым тоном.
Значит, это было испытание. Как мило! Давно не была в детском саду и отвыкла от мальчишеских капризов. Сколько Климу? Под тридцать? Явно не больше. Ничего страшного. Со временем подрастёт, созреет и перестанет хулиганить в офисе.
Игнорируя предложенную мной салфетку, он принимается за еду. Не хвалит, но и не давится. Ставлю себе твёрдую пятёрку за находчивость.
Собираюсь уйти, когда он говорит.
– Заберите мои вещи из химчистки!
– Да, конечно. Мне нужен адрес и…
Останавливаюсь, потому что Клим шипит сквозь сжатые зубы. Громко.
– Вы станете делать всё, о чём я попрошу? Вообще всё? – Злится. – Вы работаете на компанию и не должны выполнять мои личные просьбы. Вы что, не читали ваш контракт?!
Молчу, потому что контракт я не читала и не подписывала, так как мне никто его не дал. Охрана знала о моём назначении, мне выдали пропуск и дали доступ в сеть. Но на этом всё. Это самый странный приём на работу из всех, о которых я когда-либо слышала.
Однако меня это более чем устраивает, я и не собираюсь ничего подписывать.
Не дождавшись моего ответа, Клим задаёт вопрос.
– Как вас зовут?
Неужели наконец заинтересовался тем, кого посадил в приёмной?
Хочется ответить, что я корпоративная шпионка, еле сдерживаюсь.
– Валентина.
– Валентина, если я попрошу вас сделать ещё кофе, вы в него плюнете?
– Нет.
– Уверены в этом?
– Уверена. Я в него чихну.
Какое-то время мы смотрим друг на друга, потом он кивает.
– Что ж… Я рискну.
Выйдя в приёмную, силюсь сделать вдох. Уж слишком пристально он на меня смотрел, странно.
Включаю кофеварку, постепенно успокаиваюсь. Ещё немного поработаю, а потом пойду в столовую на обед. Там начну знакомиться с коллегами. Выделю самых дружелюбных и говорливых и приглашу выпить со мной кофе. Так и начну расследование.
Успокоившись, несу кофе Климу.
Он берёт чашку, случайно касаясь моих пальцев. Поднимает на меня пристальный взгляд.
– Кто вы такая? – спрашивает внезапно.
Моё сердце стучит так громко, что, кажется, и ему тоже слышно.
Чудом удаётся сохранить невозмутимый вид.
– Я лучшая из стажёров Корнева.
Мы смотрим друг на друга. Я не дышу. Кажется, Клим тоже.
– Корнев знает, что я вас принял? – спрашивает, щурясь.
– Если вы ему сказали, то да, знает, – отвечаю невозмутимо.
– А вам он что сказал?
– Пока что ничего.
Я не люблю лгать без причины. Сейчас у меня есть причина, но всё равно я не люблю лгать.
Впрочем, я не солгала, а умолчала о правде.
– Вы свободны! – Клим отворачивается.
8
– Пойдёмте!
Клим проходит мимо и исчезает в коридоре.
Это он кому сказал? В приёмной только я, но на меня он даже не посмотрел.
Будем надеяться, что директор разговаривает с воображаемым другом, потому что у меня большие планы на обеденный перерыв, и Клим Архипов в них никоим образом не вписывается. Я уже познакомилась с секретарём заместителя и ещё парой коллег. Действую осторожно, не приближаюсь к бухгалтерии, чтобы меня не узнали, но при этом налаживаю связи. Мы с новыми коллегами собираемся встретиться за обедом, напичканным детальным обсуждением начальства и свежих сплетен.
Именно для этого я здесь и нахожусь. Старательно работаю и терплю самодурство смазливого мальчишки, которого, по непостижимой мне причине, обожала моя сестра.
Мимоходные команды начальника меня не остановят.
Достаю пудреницу из сумочки, подкрашиваю губы.
– Зачем вы красите губы? – раздаётся раздражённый начальственный голос. – Всё равно ведь сейчас съедите помаду вместе с обедом. Чего мелочиться? Съешьте весь тюбик сразу, и дело с концом. Сэкономите время.
Клим стоит в дверях приёмной, недовольно поджав губы. Голос ворчливый, как у старикана.
– Клим Александрович, приятно вам пообедать! – Улыбаюсь, будто не слышу его ворчания. – Мы с девушками собираемся…
– Вы не с девушками, а со мной, – отрезает. – Пойдёмте!
– Спасибо за приглашение, но мне необходимо познакомиться…
– Вам не надо ни с кем знакомиться, кроме меня. Вы здесь всего на две недели, и у вас нет времени на праздную болтовню.
– Впредь я учту ваши предпочтения, но на сегодня я договорилась о встрече и не могу подвести коллег.
Несколько секунд мы боремся взглядами, потом Клим кивает.
– Хорошо.
Как-то не верится, что он позволил мне выиграть в споре.
С подозрением смотрю на него, жду подвоха.
И, разумеется, оказываюсь права: подвох не заставляет себя ждать.
– Так вы идёте или нет? – спрашивает начальник.
– Простите, нет. Как я вам объяснила, мы договорились встретиться с коллегами…
– Я понял и поэтому пойду с вами.
Чёрт…
Почему он такой навязчивый? Хотя с его характером у него наверняка нет здесь друзей. Да и с начальством не дружат, по крайней мере, по-настоящему. Перед ними стелются, заискивают и притворяются, а кому такое нужно? Уж точно не Климу.
Но если он надеется на мою дружбу, то промахнётся. У меня к нему только неприязнь и подозрения.
А сейчас ещё и досада. Если Клим будет постоянно крутиться рядом, мне не удастся накопать информации.
– Клим Александрович, я договорилась пообедать с коллегами, чтобы узнать о вас всё самое интересное, самые свежие слухи. Если вы пойдёте со мной, то у меня не будет такого шанса, – сообщаю ему невозмутимым тоном. Иногда правда – лучшее оружие.
Он ничуть не удивляется. Фыркнув, машет рукой.
– Я сам вам обо всём расскажу, и это будет намного надёжнее, чем собирать всякую ересь от других, а потом разбираться, что правда, а что нет.
Мы меряемся взглядами, словно взвешиваем силы друг друга. Клим вроде как отшутился, но выражение лица серьёзное.
А мне вообще не до шуток. Я стараюсь держать себя в руках, общаюсь с коллегами, даже порой улыбаюсь, однако внутри мёртвым грузом застыло горе страшной потери. Его не сдвинешь, не растопишь. Без него не сделаешь и шага, оно управляет каждым моим поступком.
Полынное, горячее горе.
Как каменный идол, требует подношений и жертв. От меня оно получит что угодно. Всем пожертвую.
Моей любимой сестре было одиноко и больно. Меня не было рядом, но я ощущаю это всем своим существом: кто-то причинил ей боль. Она осталась одна, беременная, и её не защитили.
И я доберусь до человека, который так с ней поступил. Возможно, я смотрю на него прямо сейчас.
– Значит ли это, что вы честно ответите на любые мои вопросы? – спрашиваю с вызовом.
– В пределах разумного.
– А где заканчивается ваше разумное?
– Если не проверите, то не узнаете.
Наши слова как выстрелы.
Что ж…
Открываю чат с секретарём заместителя и отменяю совместный обед. Сообщаю, что я внезапно потребовалась начальнику.
Подхватываю сумочку и направляюсь вслед за ним.
По пути к лифту пересекаемся с двумя молодыми женщинами. Пока они чем-то восторгаются и флиртуют с начальником, я дремлю в сторонке.