«Три кашалота». Погрешность воли. Детектив-фэнтези. Книга 13

I

Целый ряд подразделений ведомства по розыску драгоценностей «Три кашалота» с утра был подключен к делу об убийстве в полдень минувшего дня ученого физика Фаворита Нестеровича Чистяева, прилетевшего в Москву на симпозиум; а следом поступило сообщение о внезапной смерти еще четверых участников, ведомству неизвестных. При этом, главная электронная система «Сапфир» выдала данные об интервалах, с которым несчастные прощались с жизнью, и соответственно, 2, 3, 5 и 8 часов. Последней жертвой в этой цепочке оказался убитый в семь часов утра. Все это указывало на «числа Фибоначчи» и, следовательно, на особую изощренность преступников, хотя, конечно, цифровая система могла дать и сбой. Однако на запрос, что бы это значило, она мгновенно ответила: «1+1=2; 1+2=3; 2+3=5; 3+5=8… Это порядковый алгоритм так называемого «золотого сечения», который присутствует в явлениях ряда объектов растительного и животного мира, даже мира минералов… То, что в указанном порядке числа являлись числами Фибоначчи или «золотым сечением», сотрудникам «кашалотов» было понятно и без подсказок, но если машина своим холодным рассудком подвела к такой версии, следовательно, интервал до очередной жертвы, если она намечалась, составлял – 8+13=21, то есть с разницей в 8 часов, и время шестого убийства могло состояться сегодня в двадцать один ноль-ноль.

С неохотой заглянув через монитор в архивный фонд железного мозга «Сапфира» с наименованием «Золотые копи первого золотодобытчика России Ивана Протасова», начальник бюро локализации исчезающих координат «Блик» капитан Олег Дмитриевич Вьегожев увидел перед собой плотно перевязанные, обветшавшие от времени и пожухлые по краям рукописные листы и тяжело вздохнул. Копаться в бумагах ему не хотелось. На психику давили личные обстоятельства: его жена с ребенком решила вернуться к бывшему мужу – отцу ребенка. Кроме того, ее упрямая привязанность к архивной работе в одной из незначительных контор и прежде вызывала у него раздражение. А сейчас поневоле представив, как система видеореконструкции исторических фактов «Скиф», открывая страницы, может не только превратить текст в кино, но и дыхнуть на него тяжелой архивной пылью, ему стало невыносимее вдвойне. К счастью, эту работу ему передали, как временную, в связи с тем, что прежде занимавшиеся этим фондом сотрудники были подключены к другой, более ответственной работе.

На экране в виртуальном пространстве эта большая, но компактная кипа бумаг, толщиной с пару добрых фолиантов, плавала, как птица в небе. Прежде материалы этой документации уже принесли ведомству целый ряд богатых находок. Конечную цену их содержимого, по форме письма, являющегося очень близким к жанру мемуаров, пока никто не знал. Но весь этот «портфель», имея гриф «Срочная проработка», никогда не оставался без внимания операторов. Зная это, Вьегожев успокоил себя честолюбивой мыслью: если благодаря ему будет обеспечено выполнение суточного плана по розыску драгметаллов, на его заслуги может обратить особое внимание сам генерал Георгий Иванович Бреев.

«Любопытно, обнаружится ли хоть какая-то связь убийства физика Чистяева с новыми сведениями о Протасове, как это случалось уже не раз, когда рукописями занимались в других отделах, расследуя свои случаи правонарушений и убийств?» – спросил себя Вьегожев. Начав работу, он, к своему немалому удивлению, понял, что до сих пор часть документов, некогда обнаруженных в межэтажном перекрытии старого особняка бывшего шведского посольства в Санкт-Петербурге, операторами еще не запрашивалась и не изучалась. Создавалось впечатление, что кто-то на всякий случай еще раз поскреб в том тайнике, обнаружил новые материалы и добросовестно сдал в архив «Трех кашалотов». «Хотя, вряд ли!» – сказал себе Вьегожев. Ему трудно было представить, чтобы кто-то нарочно и походя подбрасывал другим бумаги, хранящие сведения о драгоценных кладах. Просто к первоначальным документам могли быть добавлены малозначительные распечатки различных отчетов и выводов. Тем более что каждый из его коллег операторов, Маркелшин, Крыншин, Куртяхин и другие, занимавшиеся изучением жизнеописания золотодобытчика Ивана Протасова, уже изъяли из фактов рукописи достаточно сведений, чтобы найти золото, а бумаги отложить в сторону, как себя до времени исчерпавшие.

Читая обобщенный отчет о работе с этой документацией, Вьегожев увидел, что генерал Бреев, благодаря отработке операторами данных по рукописи, уже трижды отчитывался о передаче в гохран России значительного количества золота. Этим и объяснялось, что к архиву время от времени возвращались, причем разные офицеры ведомства; и Вьегожев поймал себя на мысли, что генерал, подключая к этому делу все новых и новых сотрудников, имел какие-то свои соображения. Иначе зачем сейчас сюда был направлен он, Вьегожев, тем более что вся предыдущая тройка проявила себя безупречно. Родившаяся в голове, версия, сделавшая в глазах Вьегожева свою персону незаменимым четвертым мушкетером, подкупала его больше всего. Правда, оперативной работой в «кашалотах» занималась специальная следственно-аналитическая и оперативно-розыскная служба полковника Халтурина «Сократ». А задачей начальника бюро капитана Вьегожева, как и многих других служб ведомства, являлось лишь выйти на какой-нибудь очередной драгоценный клад или золоторудную залежь.

Хранящиеся старые документы и новые поставленные задачи в лице Вьегожева, таким образом, потребовали вернуться к жизни и приключениям великого авантюриста петровских времен всему отделу «Блик». Каждый оператор, обнаружив любые данные, способные связать обстоятельства минувших времен с открывшимся новым делом, обязан быть обобщать и анализировать их с любыми оригинальными и даже самыми невероятными выводами, способными возбудить воображение коллег, приблизить каждого на свой пусть и малый, но очередной шаг к искомому криминальному следу. Все это было тем более логично и обосновано, что существование в природе драгоценных залежей в исключительно редких случаях протекало без коварных покушений на их спокойствие в любых местах их хранения, ожидающих своих следопытов, либо в виде кладов, либо залегания в виде драгоценных месторождений. Причем во всех без исключения эпохах.

Убийство физика Чистяева, судя по косвенным данным, определенными корнями уходило в ту же далекую петровскую эпоху и могло быть связано с драгоценностями. Иначе его дело в ведомстве генерала Бреева оказалось бы попросту неуместным.

II

Имя Ивана Протасова система оповещения идентификации данных однокоренных явлений «Идея» в бюро «Блик» выделила в качестве объекта первостепенной важности с большим процентом вероятности находки следов драгметаллов. «Что ж, остается только начать и кончить, – сказал себе, на этот раз без вздоха, но все же с усмешкой Вьегожев, – и план, считай, у нас в кармане!»

Едва он это произнес, как в бюро вошел курьер из отдела переводов старых текстов «Кит-Акробат», где и находился особый архив, с большой и уже знакомой кипой документов по делу Протасова и выложил ее на стол.

– Это вам лично в руки согласно приказу полковника Халтурина! – доложил он.

Несколько минут Вьегожев сидел, поглядывая на коллег, занятых своими срочными делами.

– Ну, что ж! К делу! – произнес он, подбадривая себя и беря в руки первую папку.

– Скрещиваю пальцы! – отреагировал сидящий рядом старший лейтенант Вадим Бирюков.

– А я, Олег Дмитриевич, за вас так даже помолюсь! – подхватила из своего угла лейтенант Кристина Лисавина.

Не отвечая на шутки коллег, Вьегожев развязал тесемки, убедился, что листы не склеились друг с другом, осторожно их полистал, опасаясь порвать, и, не увидев ничего страшного, приступил к ознакомлению с содержанием текста.

Он, разумеется, был готов к тому, что эти материалы являются неким летописным сводом о первом золотодобытчике России, и что за ними производился некий архивный уход, но все же он удивился, что рукопись начиналась «Главой № 1».

Какое-то время занятый ее изучением, Вьегожев ощущал неудобство, состояние легкой растерянности, порой даже прострации. Ему казалось, что в рукописи ничего, что указывало бы на следы, ведущие к драгметаллам и иным сокровищам, он не найдет. Это было описанием улаживания своей судьбы в новой столице России Санкт-Петербурге молодого купца, его любовь к девушке, которую он вынужден был прятать от преследований коварного соперника. В этих деталях свои заботы Вьегожеву казались ничуть не менее актуальными. Наконец, он посчитал свое занятие слишком уж нудным, и готов был со спокойной совестью передать ее подчиненному оператору. Но долг и честолюбивые мечты тоже кое-чего да стоили… И он продолжил чтение.

Итак, молодой купец Протасов, проявивший себя в первые месяцы жизни в строящейся северной столице весьма ловким человеком, проникшим в дворянское общество, окажется тем, – размышлял оператор Куртяхин, до Вьегожева изучавший тексты, – кто не только откроет первые богатые залежи золота в России, но и начнет использовать их для своих личных целей. И при этом столь ловко угождать государям, что, пожалуй, останется единственным, кто явится, словно бы, независимым частным поставщиком драгоценностей для императорского двора, в то же время оказывая двору и другие важные услуги. Он проявит себя и как геолог, и как металлург, и как посол в восточных землях, а также и тот, через кого двор сможет осуществлять тайную связь с окрепшим и разросшимся до невиданных масштабов противником новых церковных реформ «расколом» старообрядцев в зауральских, присибирских, сибирских, алтайских и забайкальских землях вплоть до самых камчатских и чукотских окраин.

Не требовалось слишком большой интуиции, чтобы сразу понять: для такого успеха гениальный разведчик недр и дипломат должен был обладать незаурядными талантами, быть воистину выдающейся личностью. Вся судьба его, – думал Вьегожев, – изначально должна была явиться неким таинственным алгоритмом, подготавливаемым не иначе, как высшею силой с целью, чтобы он стал проводником ее воли между нею и теми, кому, в конце концов, он и посвятит все свои найденные несметные золотые богатства.

Увлеченный этой мыслью, и слегка даже вспотевший от нее, Вьегожев, борясь между неприязнью к запаху пожелтевших страниц и жаждой волшебного аромата успеха перед лицом начальства, все еще искушаемый передать дело подчиненным, все не спешил этого делать. Сейчас он мыслям даст передышку, а затем с азартом набросится на работу, пока не заварит хорошую «кашу», а на «десерт» представит Халтурину или же прямо самому Брееву свою пресловутую вишенку на праздничном торте… Он отложил рукопись и в качестве разминки выложил на экран монитора одну из любимых своих «исторических загадок».

На этот раз суть загадки состояла в следующем: «Этот предмет появился на заре цивилизации, когда люди всерьез задумались о продлении своей жизни, но поначалу его не делали специально, а просто отыскивали то, что было способно исполнить определенную функцию; применив этот предмет по назначению, затем выбрасывали его. Форма его была, как правило, круглой, хотя он, порой, мог иметь и иные виды. Варианты его использования были самыми разными: домашнего, дорожного и даже общественного назначения…» И далее следовал вопрос: «Что это: сито древних кельтов, монета, головной убор пехотинца государства Урарту или боевой щит?» На экране монитора возникли также графические варианты. Пробуя искать ответ в числах, Вьегожев принялся за кропотливое изучение различных деталей.

Дойдя до боевого щита, он насчитал на нем тридцать четыре разноразмерных повреждения от всяких видов оружия; это также ему пока ни о чем не говорило. Однако всякие «метки» на других предметах указывали на числа. Вьегожев покопался в компьютерном мозге, попытавшись расшевелить его, чтобы тот выдал какой-нибудь удобоваримый прогноз. И то, что он выдал в итоге, указало на то, что оба они, и «Сапфир», и Вьегожев, пришли к очень важному знаменателю. Разгадка, как вначале тривиально подсказывала игра, могла крыться в некоем древнерусском «чуде Витке», то есть повторяемости событий по спирали, но также и в круглом графическом изображении чисел Фибоначчи, где сумма двух предыдущих чисел от единицы дает последующее число, а непрерывная линия, проведенная от первоначальной точки, представляет собой плавно заворачивающуюся спираль. Число 34, если бы система «Сапфир», анализирующая интервалы времени между совершениями убийств ученых, продолжило бы свой счет после предполагаемого убийства в двадцать один час сегодняшнего дня, состояло бы из 13+21=34, из чего следовало, что следующее предполагаемое убийство могло свершиться спустя тринадцать часов, то есть в десять ноль-ноль утра. Во всем этом, в том числе как бы в дополнительном случайном числе 10, не имеющем в этом единстве никакого отношения к «золотому сечению», Вьегожеву показалось слишком много совпадений, чтобы тут же не запросить «Сапфир», что связывает убитых ученых с данным числом. Ответ пришел через считанные секунды: двое ученых, которые несколько дней назад прилетели в Москву на симпозиум, закончившийся вчерашним днем в 12 дня, чтобы далее всем собраться за фуршетом, являлись гражданами Армении и должны были вылететь один в семнадцать часов сегодня, а другой в десять ноль-ноль завтра.

– Уф! – выдохнул Вьегожев. – Кое-какой след унюхан!..

– Да неужто?! Ну, ты, ищейка!

– Поздравляем, конечно, товарищ Пинкертон! Но лишь бы не слишком скороспело?!.. Хм!..

– Да, было бы неплохо получить на руки хоть парочку чистых доказательств!

Не слушая слов едких поздравлений Бирюкова и Лисавиной, в которых слышался сарказм и обидное недоверие, он отправил сообщение всем подключенным к данному делу операторам ведомства и, в первую очередь, полковнику Халтурину.

К делу об убийстве физика Фаворита Нестеровича Чистяева и еще четверых ученых был подключен целый ряд подразделений ведомства, и служба капитана Вьегожева не стала исключением. Поскольку детали дела автоматически были заложены и в программу «Блика», компьютерная система службы, сложив несколько заданных ей тем, в то же время еще не отключившись от игровой приставки, вдруг представила перед взором Вьегожева странное, крупно выделенное слово «Фавонечи». Было совершенно ясно, что оно сложилось из первых букв фамилии, имени и отчества убитого физика Фаворита Нестеровича Чистяева – Фаво, Не, Чи. «Хм!.. При включенном воображении это слово выглядит почти равнозначным фамилии итальянского математика Фабонеччи! – попробовал пошутить сам с собою Вьегожев, добавляя вторую букву «ч». – То есть, – прошу прощения, конечно же, Фибоначчи, – поправил он себя, отдавая должное эффекту ассимиляции в филологии, как-то объясняющей лингвистический и в то же время психологический аспекты.

– Да-а, оригинально! – произнес Бирюков, увидев все это и на своем экране. – Либо тут наша компьютерная система споткнулась, либо сошла с ума!

– А может, специально подала подсказку! – не согласилась, делясь своими соображениями, Лисавина.

– Да, наш «Сапфир» – большая умница! – сказал Вьгожев.

– Хотя тут возможен явный перебор!

– В самом деле, Олег Дмитриевич! Ведь такие «подсказки» могут все только запутать!..

III

Про себя махнув на коллег рукой, Вьегожев все же еще раз направил все свое внимание на экран монитора и, работая с клавиатурой и «мышкой», попробовал поискать новые подсказки.

Он увидел возникшую на экране гравюру: группа воинов в кольчугах и шлемах у осадного дальнобойного орудия, в гигантской ложке метательной машины уже лежит камень. В нем просверлено отверстие, в которое один из командиров, одетый более изысканно, нежели солдаты, насыпает желтый песок из маленького позолоченного рога.

Но это не было порохом, потому что рядом стоял помощник и держал обеими руками предмет, похожий на щит, в центре которого была горка этого песка.

То, что служило «щитом», подносом или чашей, имело на своей поверхности рисунок в виде завитков, а между ними имелись изображения фигурок людей и явно сакральных знаков.

Несомненно, все это действо у орудия было связано с какой-то магией. Неслучайно, помимо нескольких солдат, на гравюре присутствовал и оракул, который читал свои заклинания из небольшой, но очень толстой книги.

«Если в отверстие камня ссыплют золотой песок, и если магия связана с числами Фибоначчи, – невольно подумал Вьегожев, – то каждая песчинка этого золота внутри глыбы за время, в течение которого она, вылетев из катапульты, проделает свой путь, успев умножиться почти в геометрической прогрессии, а ежели это специальный порох, несущий в себе потенциал умножения своей разрушительной мощи, то пущенный на крепостную стену такой снаряд произведет взрыв невероятной силы: ну, если, предположим, один рожок пороха, пока он летит считанные секунды, превратится, скажем, в целую бочку! – размечтался он. – А что?!.. Если замедлить время в летящем снаряде, то за считанные секунды или минуты он произведет в себе длинный технологический процесс, который невозможен в статичном состоянии так же, как невозможно создать то, что делается только в лабораторных условиях космических аппаратов!.. О чем-то таком постоянно задумывался и отец, кстати, увлекаясь деталями изобретений и открытий прошлого, из которых, по его мнению, и состоят узлы и принципы работы самых современных сверхзвуковых ракет. В частности, отцу удалось снабдить летящий со сверхзвуковой скоростью снаряд энергией, не сумев объяснить, откуда она берется, являясь, словно бы, ниоткуда, из своего образующегося в результате заданной скорости измерения. Вьегожеву вспоминались беседы отца с матерью на подобные темы, в частности и о проявлении в определенных обстоятельствах погрешности человеческого взора при взгляде на то, что тому же Адаму не предусматривалось при его рождении; а уж потом, когда он согрешил, господь дал людям возможность покопаться в невидимом, указав и на мир духов и попустив, чтобы они имели свойства создавать в семье неурядицы, недоверие, ссоры, разводы… Да, отец и мать развелись, и теперь такая же судьба теперь и у него, Вьегожева. Но возможно ли нарушить ход текущих событий, когда он неуловим, как процесс превращения сырых компонентов во взрывоопасное вещество уже только в полете, и что можно объяснить лишь теорией, не имея возможности затормозить время и записать на камеру все, что превращает одни свойства веществ в другие и даже многократно увеличивает их объем без всяких объяснений. Нет, невозможно, но необходимо! Как невозможно добиться в себе божьего образа, но всегда необходимо стремиться к его подобию, заранее зная, что этого свойства никому и никогда не достигнуть ни на земле, ни в иных ипостасях.

«Но хватит! – остановил себя Вьегожев, стряхивая оцепенение глубокой задумчивости. – Пора и просто за работу!»

– Да, Халтурин вскоре может потребовать отчет! Полковничье око не спит!

– Нам нельзя подвести и Георгия Ивановича! Генерал к нам всегда очень добр!

– Да, да, конечно! – опять вслух сказал Вьегожев, одновременно ставя перед подразделением эту самую задачу. – Прежде всего, друзья, – забота о плане!

– Но, погоди! – пустился вслух в свои размышления Бирюков. – Не дурно было бы способом метания каменных глыб сквозь невидимое материальное в воздухе, притягивая его к камню, произвести при его посадке золотые глыбы! Вот тут тебе и план, и фактическое перевыполнение!..

–А что… Не исключено! – добавила Лисавина. – Если, к примеру, представить, что такому камню придется пройти через некую таинственную астральную, возможно и темную, зону?!

«Продолжайте мечтать! Только, пожалуйста, не вслух!» – сказал про себя Вьегожев, нажимая на клавиши. Он поискал технологии производства из инертных материалов: природного песка, гравия, глин, известняков, а также щебня и продуктов со свойством быстрого увеличения массы. В бездонной памяти «Сапфира» все это легко обнаружилось. Химия, гравитация, отталкивающий магнетизм делали свое дело, обеспечивая увеличенную пористость, а также пенообразование, способное из пробирки вещества, на что указывал один из примеров, создать массу на целый шлюз, способный перекрыть поток воды в затопляемом тоннеле. А при определенных условиях, когда подземные воды своим составом способны перекристаллизовывать вещества, эта пена может превратиться в наипрочнейший камень: как, к примеру, в тот же волокнистый по своей структуре нефрит, чему посвятила одну из своих научных работ его, Вьегожева, мать. Невероятно! Но, как еще тридцать лет назад, переходя со студенческой скамьи в аспирантуру, она могла знать, что при скоростных молекулярных процессах в веществе, той же пене, в доли микросекунд происходят процессы, которых в заводских цехах можно добиться лишь пропуская их через технологические цепочки. А также если в цехах заранее заданы параметры и пропорции сырья и видно, что откуда возьмется и во что превратиться. А в природе, – просто говорила мать, как о чем-то естественном, – та же пена, чтобы стать камнем, все необходимое забирает в себя из окружающего пространства и невидимой материи. Иначе откуда у той же пены, помимо объема и дополнительной массы, берется и столь невероятная прочность!..

Вьегожев запросил данные о работах матери у «Сапфира». «Согласно технологическому эффекту Фибоначчи-Вьегожевой, – читал он, – сырью надо придать ускорение с определенным витком нарастания скорости в 3, 5, 8, 13, 21 и 34 раза! И вещество меняет свое состояние…» Выходит, в том не было ничего сверхгениального! Попросту то, что существует в природе в форме раковин, рисунка рядов семян подсолнечника, листьев капусты и другого, существующего в природе с одним алгоритмом разматывания витков, – что изучал Фибоначчи, – мать и решила заложить в программу скорости заводской центрифуги. «Теперь этот эффект, читал Вьегожев, – широко используется в промышленности, в некоторых системах ликвидации пожаров, в экстремальных условиях спасения дайверов и другом». Было бы любопытно узнать, как может помочь увеличивающаяся в объеме и прочнеющая пена застрявшему в подводном мире аквалангисту, ведь там уже иная среда – вода, иная материя? Но более актуальная задача отклонила эту мысль. И, осененный новой версией, Вьегожев на какое-то время неподвижно застыл.

– Да, не исключено! – наконец, произнес он с энтузиазмом и вслух, потерев ладонь о ладонь, а затем и кисти обеих рук, припомнив, что убийство физика Чистяева было связано с переброской, даже «метанием» каких-то «бочонков» через стену старой химической фабрики наружу в руки пока неизвестных воров!

«Однако, вскрытие разных взаимосвязей, – банально рассудил он, – помогло бы мне в решении одновременно ряда задач! Наиболее актуальной здесь, разумеется, является розыск драгоценных металлов ради выполнения плана, а второстепенной задачей… Стоп! – остановил он себя и тут же подтолкнул в спину. – Наш физик занимается химией!.. Химики – физикой! – И, недолго раздумывая, с энтузиазмом добавил: – А решением другой актуальной задачи, несомненно, становится разоблачение преступников в помощь следственно-оперативной службе «Сократ».

Подумав обо всем этом, включая и то, что касалось эффекта математика Фибоначчи, Вьегожев составил предварительный отчет и, тем самым, поделившись парочкой версий, отправил его на стол полковника Халтурина.

IV

Послышался сигнал, и «Сапфир» прислал на почту уточнение, без извинения за погрешность, что последнее из пяти убийств было совершено не в 7, а в четыре часа утра, в городе Смерш-Дзержинске под Екатеринбургом. Убитый был одним из команды охраны мэрии, в прошлом – ученый в области проведения анализов и выдачи экспертных заключений о самых разных видах материалов, вплоть до деревянных изделий, если они могли представлять собой ценность в качестве антиквариата. Он был убит ударом тяжелого предмета в голову. Квартира его ограблена не была, но, как показали записи с видеокамер, убийцы унесли несколько фигурок из считавшейся пропавшей коллекции деревянных идолов, до того долго хранившейся в одном из секретных отделов муниципалитета. Идолы эти, числом восемь, вставленные один в другого, наподобие матрешек, были найдены рядом с одним из нефритовых рудников на месте древнего языческого капища.

На экране возник зеленый огонек, раздался приятный, щадящий нервы, звуковой сигнал, напоминающий мелодию колыбельной, и следом Вьегожев услышал достаточно твердый, как побудка армейского горна, женский голос одного из сменных секретарей генерала Бреева Венеры Огуречной:

– Олег Дмитриевич, через шесть минут вам необходимо быть у Георгия Ивановича!

– Хорошо, уже иду!..

В кабинете генерала были глава отдела «Сократ» полковник Халтурин, его заместитель майор Сбарский и еще двое из операторских служб: начальник специального отдела неопознанных тел аномальных зон «Спонтан» капитан Мария Васильевна Верзевилова и начальник бюро оперативного розыска дублирующих артефактов «Борозда» старший лейтенант Кузьма Сергеевич Михайлевич. Указав жестом на общий стол, Бреев спросил:

– Олег Дмитриевич, прошу вас послушать, что предлагает отдел «Спонтан» и дать ответ, возьмется ли ваше бюро за решение этой задачи. Если нет, передадим ее другим операторам.

– Я вас понял! – ответил Вьегожев генералу. – И – весь внимание! – добавил он коллегам, демонстративно потрусив папкой с документами под мышкой. Кто бы ни заходил в кабинет, всегда приносил с собой либо такую же папку, либо гаджет. В папки, если у офицера не было готового отчета для доклада, прихватывалась любая информация, лишь бы она содержала хоть что-то отражающее проблему, и была бы видна способность сотрудника подойти к ней с любой, даже самой неожиданной стороны. Кто обладал способностью на ходу, «с колес», в считанные секунды выуживать информацию из гаджета, заполненного электронной памятью железного мозга ведомства «Сапфир», вставлял свое слово, когда бы ни посчитал нужным.

Генералу импонировало, когда сотрудники конструировали различные решения по ходу дела. Созданную сообща модель можно было тщательно рассмотреть со всех сторон, и время для этого не ограничивалось. Поскольку отдел Вьегожева уже был подключен к работе по делу об убийстве ученого Фаворита Чистяева и получил вводные для поиска новых зацепок по делу, в обсуждении проблемы он должен был играть роль своеобразной «лакмусовой бумажки»: собственные специфические выводы, как и новые данные каждой службы, корректировали направление общей работы.

Выслушав доклад майора Сбарского, указавшего на детали о причине смерти физика Чистяева в момент окончания симпозиума, когда было объявлено о сборе на фуршет при закрытии мероприятия, – а смерть вызвал сердечный приступ, – Бреев кивнул Верзевиловой. Она находилась между двумя рослыми фигурами Вьегожева и Михайлевича, где, казалось, могли утонуть и ее точеная фигура, как у балерины, стройная, худощавая, и ее доклад. Поэтому, хотя она и знала цену своим высоким ораторским способностям, – а высокие нотки ее голоса позволяли ей представить самый четкий доклад в любой, даже скрытой реальности, – все же она попросила генерала:

– Георгий Иванович, разрешите отчитаться с помощью демонстрации видеофильма? Я уже поработала со «Скифом»!

Система видеореконструкции исторических событий «Скиф» прежде именовалась системой копирования исторических фактов, а после усовершенствования оставила свое старое звучное название. При внесении в нее имеющихся данных по определенной проблематике, включая оперативную видеосъемку, она позволяла окунуться с головой в суть сообщения с помощью зрения и слуха, как в суть сюжета погружаются любители увлекательного кино.

В кабинете Бреева стояли его стол с вращающемся креслом на колесиках, рядом, в особой зоне, большой кожаный черный диван с тумбой, на которой лежал пульт, а перед диваном огромное пространство занимал подвешенный к потолку крупный монитор. Верзевилова, подойдя к тумбе, взяла пульт, направила его на экран, нажала на кнопку и приступила к докладу.

– Ученый Чистяев несколько лет работал в Екатеринбурге над восстановлением ряда лабораторий в подземном «городе чекистов». На экране – вид сверху всего этого огромного участка, где, на самом деле, мог бы разместиться настоящий город. Его еще в начале тридцатых годов обозревал, облетев на самолете, Иосиф Сталин. Реконструкция позволяет нам посмотреть на этот участок его глазами, почти в том же виде, каким он и был в ту самую эпоху.

Верзевилова подняла лазерную указку.

– Вот!.. – повела она лучом по экрану, – Рисунком ландшафта явно очерчивается, на мой взгляд, некий архитектурный символ древних народов. Это, как видно, – указывала докладчица, – в основном, большие насыпи курганов, примыкающие друг к другу и образующие как непроходимые препятствия, так и другие причудливые крупные рельефы на местности. А вот здесь, – показала она, – контур их очень напоминает сакральный знак серпа и молота! Это, товарищ генерал, символ вечного движения, связанный с солнцем, но в большей степени с луной. Надеюсь, я все излагаю понятно…

– Да. Продолжайте!

– Как видим, – шла она дальше, – и в минувших эпохах в различных районах планеты правители сооружали крупные объекты в виде гигантских символов: звезд, полумесяцев, свастик и тому подобной атрибутики. – Здесь Верзевилова остановилась, посмотрела на Бреева, который в этот момент с задумчивым видом двинулся по длинной ковровой дорожке к дальним окнам своего кабинета, смотрящим на Кремль. Он увиделся ей в космическом корабле, направляющемся к неведомым звездам, и его, командира, как магнитом тянуло к огромному, чуть ли не от самого пола до потолка, прямоугольному иллюминатору.

Там он остановился и несколько секунд наблюдал за голубыми небесами и замершими на их фоне контурами величественных зданий, затем развернулся и направился обратно.

Верзевилова продолжила доклад, водя лазерным лучом по экрану монитора, тоже огромного, для связи со всем, что сейчас происходило на грешной земле.

– Вот тут, под этими курганами, на месте древних лабиринтов, а также подземных ходов и помещений, построенных еще при Петре I, не чуждом оккультизму и, я бы сказала, даже рьяному приверженцу его, – говорила Верзевилова, – Сталин и приказал отстроить «город чекистов». Как мы знаем, в погоне за великими свершениями он ни в чем не уступал Петру, даже в чем-то идя по следам императора. Чекистам, как и всей стране, этот подземный город служил в течение полувека. Горбачевская политика привела почти к полному его уничтожению, хотя и до девяностых годов здесь эффективно функционировало множество важнейших лабораторий-цехов. В некоторых работало до сотни человек. Вот они… Кадры из самых засекреченных архивов…

V

Верзевилова указкой выделила некоторые из них, насыщенные техникой, со специалистами в белых и синих халатах.

– В тридцатые годы, особенно в период репрессий, помимо лабораторий, здесь существовали специальные боксы и камеры для содержания заключенных и проведения медицинских и психологических опытов над людьми.

– В том числе и пыточные камеры? – спросил, сощурившись, Халтурин, внимательно разглядывая темные камеры и находящийся в них инвентарь.

– Нет, товарищ полковник, здесь было иное… Хотя, конечно, даже если одни и участвовали в эксперименте добровольно за какие-то преференции для решения личных проблем и под подписку о неразглашении, то другие в годы репрессий, полагаю, соглашались на это лишь потому, что попросту не имели иных путей, чтобы выжить.

– Это особый вопрос, товарищ генерал, и мы его пока могли бы оставить в стороне, – тоже сделав кислую мину, высказался начальник бюро «Борозда» Михайлевич и вопросительно посмотрел на Бреева. Тот вернулся от окна и остановился напротив всей тройки.

Лицо на вид сорокалетнего генерала, судя по осанке, с образцовой физической подготовкой и умением всегда элегантно и безупречно выглядеть, вблизи, если бы не проницательные глаза, могло показаться лицом мужского манекена. Сейчас оно было обращено в сторону Верзевиловой, и та, внутренне содрогаясь от близости его холодного взора, продолжила знакомить со своим материалом, медленно развернувшись к экрану:

– Вот, посмотрите… Как можно судить по одной из этих подземных камер, в них могут оставаться следы самых разных страстей и предпочтений сидевших в них. Эта исписана и изрисована символами религиозных течений, и что интересно, еще недавно она являлась залом действующего музея частного предпринимателя, бывшего офицера, афганца, Козьмы Комуфлядина. В ней, на самом деле, содержали верующих разных конфессий.

– Попробуем по возможности выделить главное, Мария Васильевна, – сказал Бреев, продолжая стоять рядом и, казалось, придирчиво рассматривая ее профиль со слишком уж близкого расстояния.

– Слушаюсь, товарищ генерал. – Щеки девушки запылали ярко-розовыми тонами. – С помощью этих верующих проводились свои опыты, в частности по искусственному искривлению и моделированию разных ситуаций в искаженном пространстве ауры человека, разумеется, в моменты, когда адепты читали те или иные свои молитвы или заклинания. Учеными одновременно выявлялось, чья вера оказывает большее воздействие на те или иные явления и события… Была попытка выявить некий устойчивый алгоритм, влияющий на ускорение событий в окружающей обстановке, но с далеко идущей целью вмешательства в формирование необходимой социальной обстановки, расклада экономических и политических сил во всем мире…

– А почему было выбрано именно это место? – спросил Халтурин.

– Причин несколько. Думаю, Михаил Александрович, первая – это периферия, близость к местам сосредоточения большого числа лагерей заключенных на Урале и в Сибири… Конечно, это наличие подземных тоннелей и грунтовых рек, сокращающих потребность строительства искусственных коммуникаций с нуля. Однако, остановлюсь еще на одной, может быть, основной, – сказала Верзевилова и указала на возникшую на экране новую значительную гряду курганов. Подножия некоторых из них были усыпаны следами возникших позже у их взлобков старинных погостов и более современных кладбищ. – Это картинка есть фотография начала двадцатого века… А теперь мы видим то, что обнаружено под ними!

На экране возникла, будто из темноты, извлеченная из-под земли фигура очень старого деревянного идола, высокого, с длинными руками и ногами, прижатыми к телу, и с головой, на которой застыло выражение устрашения.

– А теперь немного кино… Этого идола, как мы можем видеть на кадрах архивной киноленты второй половины тридцатых годов, – продолжала докладчица, – судя по всему, только-только вынули из земли… Вот здесь, обратите внимание, – лазерный луч скользил по экрану рядом с рабочими, расчищающими старые тоннели и штреки шахт, – мы видим старейшего, очень известного ученого, историка Воропая Михайловича Задвижкина. Он здесь уже в возрасте, но тут же поспешил на место находки, поскольку являлся специалистом по древним идолам, много лет проведя на Урале, Алтае в Сибири и Забайкалье. Он был прекрасно знаком с верованиями, обычаями, философией и способностями многих местных народностей, как и с их шаманами.

На экране Задвижкин стоял напротив идола, также застывшим, хотя и всплеснувшим от изумления руками с длинными и узкими кистями, и запрокинутой вверх головой. Идол, крепкий, хотя почерневший и немного облупившийся, был внушительным по размерам, высотой чуть ли не вдвое превосходя рост ученого. У меня пока все! – завершила длинный доклад Верзевилова.

– Благодарю, Мария Васильевна, присаживайтесь.

– Теперь, разрешите, я дополню! – Встал, сосредотачивая внимание на себе, Михайлевич. Получив согласие генерала, он принял пульт из рук капитана. Лицо ее уже стало покрываться мелкими капельками пота, и Михайлевичу хотелось бы, чтобы именно он вовремя и добровольно пришел ей на помощь. На самом деле, несмотря на браваду, Верзевилова, казалось, уже не без труда извлекала из себя силы и бодрость духа, чтобы выдержать близкое присутствие начальства. Бреев, как приклеенный, стоял возле, благоухая тонким парфюмом. Сорокалетний, но словно принципиально неженатый, генерал казался ей героем, сошедшим с пантеона греческих богов. Возможность взлететь с ним в поднебесье или переместиться в романтический эпос, чтобы пережить череду опасных любовных приключений, на молодых незамужних сотрудниц нередко действовало как одурманивающее вещество, способное завести их куда угодно.

VI

Михайлевич в отношении своей соседки за столом сейчас это видел и чуть громче обычного приступил к озвучанию собственного доклада:

– Неподалеку отсюда, – водил он указкой по экрану, – в начале последнего десятилетия девятнадцатого века на четвертом Куринском прииске, – а первый разрабатывался еще при Петре I под началом основателя прииска графа Иннокентия Гавриловича Томова, – на глубине четырех метров была найдена подобная фигура идола. Позже, в той же петровской эпохе здесь были найдены и другие подобные артефакты.

Сохранилось письмо предков уральских и алтайских племен к императрице Анне Иоанновне, содержащее просьбу старейшин племен не трогать их землю, что оказалась именно там, где ученый и металлург граф Томов развернул прииск серебряных руд. В знак благодарности шаманы указали на приметы горных ландшафтов, включая скалы, каменные глыбы и прочее, где имелись другие подземные месторождения разных полезных руд, включая серебряные и золотосодержащие. При нанесении этих точек на карту была получена прямая, идущая прямо на северо-запад к Кольскому полуострову, с последним месторождением на Канином мысе, пройдя по пути и известное цилемское месторождение серебряных руд. Удивительным, однако, было то, что интервалы между указанными шаманами точками и точками кладов на всем пути оказались схожими с интервалами в числах итальянского математика двенадцатого века Леонардо Пизанского, в мире сегодня больше известного под прозвищем Фибоначчи. Забегая вперед, скажу, что данные о некоторых из этих месторождений позднее подтвердились. Помимо этого, шаманы предложили императрице и некую древнюю чашу «Духа завитков мирозданья», способную многократно увеличивать объем добываемого металла при определенных условиях.

– Разумеется, при определенных молитвах или камланиях? – спросил Сбарский.

В этот момент присутствующий на совещании Вьегожев чуть вздрогнул. Родившаяся в его голове фантазия о том, что объем золота можно увеличивать, пропуская его через определенную среду, как объем грибницы, пропущенной через питательный комок мха, могла быть не столь уж далекой от возможного. То, чего его родная мать практически добивалась в отношении стройматериалов при определенных чудесных условиях, могло бы иметь место при производстве искусственного золота или серебра!..

– С этого места поподробнее, пожалуйста, – тут же попросил Бреев, также почуявший добычу. И, обойдя свой массивный стол, сел во вращающееся кресло.

– Аборигенам, то есть всем этим местным жителям, их земля на том участке была важна, как служившая мостом к переходу или перелету к их предкам!

– Что ж, это важная причина, чтобы настойчиво отстаивать для себя этот священный участок земли.

– Так точно!.. Однако любопытно, что еще раньше, то есть до их письма к императрице, шаманы сделали другое загадочное и заманчивое предложение графу Томову. Они обещали показать ему, – судя по записям бывшего в той экспедиции ему компаньоном Ивана Протасова, – некую священную реку, являющуюся связующим мостком между прошлым и будущим. Ходили слухи, что вела она и в Китеж-град, и в некую Милъясскую землю на юге Урала у горы Рай, полную золота, серебра и драгоценных камней.

Михайлевич взял другой листок.

– Когда заинтересованные люди графа Томова, – а в свидетелях фигурирует также фамилия и другого верного сподвижника Петра I – барона Осетрова, уже метившего в графы, – пошли поглядеть на эту чудесную реку, то в глубоких лабиринтах перед ними предстало удивительное явление: река издавала голубое свечение, как от избытка фосфора или микроорганизмов, гнилушек и даже насекомых светлячков. Но они не смогли пройти вдоль нее к сакральному месту, – то есть к их порталу с неизвестной физикой пересекать времена и пространства, – и пятидесяти шагов, как наткнулись на завал из огромных каменных глыб. Что удивило следопытов, так это то, что каждый камень, словно бы, уже побывал в руках человека, поскольку имел круглое глубокое отверстие. И при том каждый напоминал формой один из простейших кристаллов…

Вьегожев почувствовал, как где-то глубоко в душе, в сердце, в глубинах мозга его пробрала новая волна дрожи. Она была вызвана ассоциацией с холодом далекого таинственного подземелья, где обрушились своды, чем-то не менее загадочным, что представляло собой нечто растущее и увеличивающееся в объемах из технологической смеси, над чем работала мать, а также тем, как возникала перед его взором, словно Афродита из пены, его собственная жена. Это, казалось, было ее особенным свойством: возникать, увеличиваться, заслоняя собой все вокруг, и, наконец, довлеть надо всем, как и над его природой – его свойством не расти и не висеть над душой, над его слишком ранимым сердцем. Это и послужило главной причиной того, что однажды их будто волнами оттолкнуло одного от другого, и они пришли как-то внезапно, вначале частой чередой, будто взрывом, долго копившим в себе энергию разрушения, потом медленнее – с попытками осознания и надеждой на примирение, а потом почувствовалось, что до очередного серьезного разговора им нужна уже более глубокая пауза. Прямо, как в числах Фибоначчи! – подумал сейчас Вьегожев.

На экране, тем временем, он видел демонстрируемые лазерной указкой Михайлевича и чудесную светящуюся реку, и глыбы камней, в форме размытых от времени шестигранников, восьмигранников, со сколотыми и сточенными в результате многовекового перемещения под землей твердыми своими краями. Примерно такие же он видел еще недавно за своим рабочим столом в деревянной «длани» метательной машины, когда взялся за разгадку элементарной игры, одной из многих в папке «Пошевели мозгами в перекур!» Но пока ничего существенного, кроме догадок и рождающихся в мозгу слабых версий ему добавить было нечего. Он оставался молчаливым созерцателем происходящего, хотя его мозг и производил свою необходимую аналитическую работу. Следом он, в частности, вспомнил, что это метательное орудие в игре было исписано какими-то иероглифами. Похожие на них, как показалось ему, он только что заметил на экране, явившем взорам сидящих на совещании древнего подземного идола, испещренного сакральными знаками. Возможно, это был страж, стоящий на границе одного и другого миров, измерений. О чем только что говорил Михайлевич, далее позволивший продолжить тему попросившей слова вновь взявшей себя в руки Верзевиловой.

VII

– Любопытно, товарищ генерал, – говорила она, вновь встав в привычную для себя позу, схожую с пятой позицией в танце и взмахивая рукой с зажатой в пальцах лазерной указкой, – что при обследовании в тридцатые годы в «городе чекистов» одного небольшого прямоугольного помещения, первоначальная высота всех из четверки найденных идолов, стоящих, как хорошо видно, по углам помещения, равнялась всего метру. Но когда после войны стали воссоздавать музей, оказалось, что все идолы поменяли свои размеры: второй стал двухметровым, третий трехметровым, а четвертый пятиметровым, и пробил головой потолок, выглянув на втором этаже. При этом они пробили межэтажное секретное перекрытие, где в тайнике хранились изделия из нефрита. Как вы понимаете, это стало сенсацией. Ведь был найден целый клад!

– Понимаю, понимаю, – ответил Бреев, встретив на себе пристальный взгляд докладчицы, осмелившейся, наконец, сделать ему вызов этим самым ровным из известных на свете и очень устойчивым взглядом. – Продолжайте, Мария Васильевна!

– Слушаюсь! – отвечала она так, будто всю жизнь только и ждала этих слов. Затем грудь ее приподнялась, и Михайлевич с Въегожевым подумали, что она вобрала из помещения в свои легкие весь воздух, чтобы его не досталось больше никому, даже генералу, чтобы затем она могла спасти его одного. Но грудь встала на место, и, как ни в чем ни бывало, докладчица продолжила: – Многие годы сотрудники хранилищ древних ценностей полагали, что метровые идолы попросту пропали и что вместо них привезли тройку новых, только крупнее. А газетчики, долго муссируя происшедшее каждый на свой лад, вплоть до выдвижения версий о выходках вандалов националистов, дошли и до «чертовщины», объяснив происшедшее увеличение размеров идолов в результате проснувшейся в них естественной энергии роста. Другие сходились на том, что пробиванием головами потолка идолы нарочно указали сотрудникам музея на нефритовый клад, чтобы затем муниципалитет выделил ему денег на ремонт и на реконструкцию.

– То есть, тем самым, идолы как бы позаботились сами о себе, чтобы однажды на головы их не пролились потоки дождевой воды! – сказал, усмехнувшись, Халтурин.

– Именно так, Михаил Александрович, и написано в одной из статей!..

– И это должно было послужить знаком частному предпринимателю Кузьме Комуфлядину, прибравшему к своим нечистоплотным рукам местный музейный бизнес, вложить хоть немного средств на реконструкцию помещений по хранению экспонатов. Не так ли?

– Один в один, как в той же статье, Георгий Иванович!

– Разрешите, товарищ генерал? – попросил слово Сбарский и, подбодренный его незамедлительным кивком, уверенно добавил свои соображения.

– В начатом деле об убитом физике Фаворите Чистяеве отмечено, что он был одним из последователей учения историка Воропая Задвижкина и оставался в числе тех ученых, кто верил в гипотезу об «екатеринбургском чуде», ведущую к доказательству, что идолы, на самом деле, попросту выросли. И что они – не подделка. Лично Чистяеву укрепиться в этом убеждении помогло то, что о нечто подобном, схожем с легендами о быстром росте предметов, он ранее уже слышал от шаманов или прознал о том из древних алтайских текстов. В частности, где описывалось о росте в трещинах застывшей лавы вулканов нефритoобразующих минералов, хотя сам нефрит по своей сути не минерал, по целому метру толщиной в течение одних только суток. При этом, Чистяев выдвинул сенсационную гипотезу, что и люди тоже способны менять свои габариты, увеличивать размеры членов, свойства характера и даже менять свою кровь. Видимо, речь тут шла не только о группах крови и резус-факторе, а о некоем пусковом механизме, позволяющем, если озвучить это открытие, не только по-новому взглянуть на многие вещи, но и многое в этом мире по своему усмотрению изменить.

– Это опасно, позволить кому угодно менять мир по своему усмотрению! – заметил Халтурин.

– Так точно! Но, к сожалению, товарищ полковник, это не только информация к размышлению, которую надо обязательно учесть. Это, как вы сами знаете, уже частично и практика. И на этот счет от имени службы «Сократ» позвольте поделиться своими предварительными выводами.

– Мы вас слушаем, Борислав Юрьевич! – сказал Бреев, уже прочно заняв место за столом, сложив на нем сильные, всегда казавшиеся ухоженными руки с кистями, сомкнутыми в единый кулак.

– Именно с целью если и не изменить мир, но повлиять на него путем использования научных открытий и древних знаний, и, таким образом, многое в нем поменять согласно своим меркантильным предпочтениям, и собрались на свой конгресс участники, где был убит физик Чистяев, и появились другие жертвы. Среди участников симпозиума были также специалист биржевого дела, архитектор подземных коммуникаций, инженер-артиллерист, пищевик… Анализ показывает, что среди следующих жертв, если бы они появились, могли стать как искусствовед, работник музейного бизнеса или парковый дизайнер, так и люди других профессий и предпочтений, вплоть до художников, музыкантов, адептов сакральных знаний и прочих. Откуда я вывожу такие заключения? Я исхожу прежде всего из того, – продолжал Сбарский, – что убийцы руководствуются присутствием в их деяниях сакральных чисел Фибоначчи, то есть, как уже было указано, некоего математика Леонардо из Пизы. Он явился автором «Книги об абаке», в которой указанные им свойства бесчисленного ряда чисел, где каждое последующее является суммой полученных двух предыдущих, он связал с темой феномена «золотого сечения», в котором, как известно, большинство ученых видит одно из наиболее ярких и давно замеченных человечеством явлений гармонии всей природы окружающего нас мира, вне зависимости от того, познан он человеком или нет. Леонардо рассмотрел феномен «золотого сечения» в общей картине исторического становления многих прекрасных вещей: в архитектуре, в формах живой природы, в явлениях, стоящих за пределами предметного мира. При этом, он рассмотрел проблему как в области гармонии, так и математических абстракций, доказывая, что это может служить базой доказательств объективной характеристики любых объектов и предметов анализа: искусства, истории, экономики и так далее, вплоть до генной инженерии. В этой связи отмечу, что физик Чистяев под воздействием различных сакральных философий и, в частности, древней русской мысли о влиянии на все преображения в окружающем мире «Чудо-Витка», приступил к изучению возникновения побочных «вихрей» любых фрактальных витков, то есть имеющих свои закономерности и точные характеристики. В результате он не избежал совмещения своей теории с квантовой теорией «струн», теорией однополярности и разносторонности времени и пространства. А затем нашел «золотое сечение» и в отношениях прошлого с настоящим, которое заключалось в их неразрывном единстве, что и проверил на общении с древними идолами при соблюдении определенных ритуалов. После данного эксперимента, – что он и озвучил в своем докладе на симпозиуме, – в своей крови он обнаружил изменение химического состава и физических свойств ее элементов. Сослался на то, что ранее уже записал рассказы некоторых сотрудников музея и археологов, которые указывали на проявление у них различных симптомов болезней, а также и на случаи внезапного выздоровления после общения с подобными идолами. В конце своего доклада он обещал озвучить один из таких любопытных случаев в подземном «городе чекистов» в Смерш-Дзержинске. Таковы дополнительные данные, поступившие к нам из полиции и переданные, в частности, мне лично, разумеется, уже с дополнительными деталями нашей цифровой системы «Сапфир».