Пламя в тенях

Часть первая

Прошёл месяц с осады Айр’Калета. Город всё ещё не оправился от пережитого ужаса. Лоринтар сдержал своё обещание, и через матриарха своей сестры Лаэримель, передал награду. Двадцать тысяч золотых – щедрость, какой я не ожидал даже от тёмных эльфов. С такой суммой можно возвести собственную крепость, собрать наёмную дружину и ещё останется на достойное снаряжение. Я не раз ловил себя на мысли, что эти деньги открывают передо мной будущее, которое прежде казалось лишь смутной мечтой.

Однако золото оказалось лишь частью дара. Мне вручили комплект доспеха тёмных эльфов. Гибкий, прочный, искусно выкованный. К нему прилагался меч, слишком красивый и слишком смертоносный, чтобы без опаски показывать его среди людей. Лезвие переливалось мягким мраком, и даже в полутьме оно казалось живым. Для наёмника такой трофей одновременно благословение и проклятие: гордость в бою и источник проблем на большой дороге.

К этому добавились изящные ножи, идеально сбалансированные для метания, сумка из непонятной мне кожи с серебряной строчкой, чёрный плащ, лёгкий и удобный, и целая коллекция зелий. Я знал, что алхимики в верхнем мире готовы платить любые деньги лишь бы прикоснуться к секретам эльфийских рецептов. Остальные мелочи и вовсе тонут в этом перечне, но и они были добротны. Я признаю, радости моей не было предела. Впервые за долгое время я почувствовал себя хозяином своей судьбы.

Я строил планы. В голове уже вырисовывалась картина: собственное наёмничье дело, верные соратники, которых я знал и уважал, надёжная компания, что не предаст при первой опасности. Я даже вспомнил пару знакомых, кого стоило бы позвать, когда придёт время. Но чем больше я думал о будущем, тем отчётливее понимал: переправить всё это добро через земли Лорена и далее на корабле задача не из лёгких. Золото, как оказалось, мало что значило для тёмных. У них его предостаточно, и ценность оно имело лишь в торговле с людьми или иными народами.

Настоящая же их валюта – лунные монеты. Когда я впервые взял одну в руки, не удержался от удивления. Полумесяц, выточенный из редчайших подземных кристаллов, прозрачный и переливчатый, с тончайшей гравировкой лица прекрасной тёмной эльфийки. Каждый изгиб её черт был выведен с мастерством ювелира. Я невольно подумал, сколько времени уходит на изготовление каждой из этих монет. Они сверкали, когда на них падал свет, и было ясно, для самих тёмных это сокровище куда дороже обычного золота.

Я смотрел на все эти дары и ощущал, как передо мной открывается новый путь. Всё, что было раньше – войны, кровавые походы, работа мечом ради чужих целей, могло стать лишь ступенью к иному будущему. Но вместе с тем внутри шевелилось беспокойство, что слишком много у меня оказалось ценного.

Кораблей у тёмных не оказалось. В нынешней обстановке они и не могли позволить себе такую роскошь: война с собственным народом и восставшей матриархой и так была испытанием, которому позавидовал бы любой стратег. Лоринтар объяснил мне, что мало кто поддержал Лаэримель. Вся та армия, что сражалась под её знаменем, лишь пригоршня смельчаков на фоне многотысячного народа тёмных эльфов. Несколько сотен против легионов. Её дерзость поражала, но и внушала уважение: ведь она всё же удержала Айр’Калет, хоть и ценой огромного риска.

Помочь мне с переправкой награды они не могли. Но Лаэримель предложила иной выход: оставить сундуки в городе до лучших времён и остаться самому. Более того, она намекнула на работу по моему ремеслу. Оплата, как она заверила, будет достойной. Сначала я встретил это с холодом: мысль о том, что моё золото лежит вдали от рук, жгла мне сердце. Но здравый смысл взял верх. Таскать сундук за сундуком сквозь все земли людей дело безнадёжное, а найти честного капитана, что рискнёт подойти к землям Айр’Калета и не обманет меня на обратном пути, равнялось чуду. Таких я не знал. Так что выбора не оставалось и я, согласился.

С тех пор и прошёл месяц. Всё это время я ждал и присматривался к новому укладу. Для меня отвели отдельную комнату в одной из башен Айр’Калета. Помещение было широким и высоким, стены из гладкого чёрного камня переливались приглушённым блеском, на полу лежал ковёр, сотканный из мягких тёмно-синих нитей, а мебель, хоть её было немного, выглядела дорогой и изысканной. Каждый предмет являл собой произведение искусства.

Для человека такая комната показалась бы слишком мрачной, но меня она не тяготила. Здесь витал тонкий запах благовоний, где-то в каменной кладке журчал невидимый источник, и от этого место не казалось мёртвым. Я понимал, что для тёмных это считалось почти скромным жильём, но мне, привыкшему к скрипучим постоялым дворам и сырости походных шатров, оно казалось дворцом.

За прошедший месяц Айр’Калет изменился. Территория перед стеной, ещё недавно усеянные камнями и телами павших, постепенно обрёл прежний облик. Я наблюдал, как тёмные оплакивали своих. У каждого, кто склонял голову над телом павшего, в глазах отражалась горечь утраты. В этот миг они переставали быть холодными, безжалостными воинами и становились теми, кем были всегда. Народом, умеющим ценить своих. Я не мог оставаться равнодушным. Картина напоминала мне сцены из далёкого прошлого, когда я участвовал в междоусобных войнах людей. Крики женщин, плач детей, тяжёлое молчание мужчин… всё это не забывается.

Пока я терялся в воспоминаниях, Лаэримель распорядилась догнать беглецов и не оставить их в живых. Несколько отрядов разделились и отправились в погоню, верхом на своих чешуйчатых скакунах. Лоринтар предложил и мне присоединиться, хотя наша задача отличалась от остальных. Мы не должны были рубить врагов на месте. Нам велели выследить их, узнать направление отступления и вернуться с вестями. Работа, подходящая для наёмника: внимательность, умение идти по следу и хладнокровие.

Зубастые ящеры оказались крепкими зверями. Их челюсти могли перекусить руку в латах, а когти оставляли глубокие борозды в камне. Сидеть в седле на такой твари непросто: движения резкие, резвость сравнима с разъярённым быком, но привыкнуть можно. Через пару дней я научился чувствовать повадки зверя и держать его в узде. Подземные дороги под их лапами отзывались гулким эхом, и наша группа двигалась всё дальше в неизвестность.

Следы врага вели нас через извилистые тоннели, мимо заброшенных шахт и рудников, где стены светились тусклым сиянием кристаллов. Мы находили обронённые стрелы, следы крови, остатки пищи. Всё указывало на то, что беглецы торопились и не щадили себя. Мы шли по ним неделями, и чем дальше продвигались, тем отчётливее ощущалось: у врагов была цель, место, куда они стремились, и они знали дорогу лучше нас.

Когда мы наконец разглядели, куда ведёт этот след, я понял, что времени терять нельзя. Мы мчались обратно в Айр’Калет, сгоняя ящеров почти до изнеможения. Ветер подземных пещер бил в лицо, из пастей скакунов вырывалось горячее дыхание, лапы выбивали из камня искры.

* * *

Ящеры несли нас с яростью бури. Их тяжёлые лапы грохотали по камню, каждый шаг отзывался подо мной гулом, будто я сидел на живом таране. Держать поводья приходилось крепко, чудовище рвалось вперёд, вибрация от его мощного тела била в руки, а низкое рычание и хриплый свист дыхания наполняли дорогу звуком надвигающейся грозы.

Мы мчались к горе, что возвышалась перед землями Лорена. Каменная тропа вилась между серых валунов, а редкая сухая трава хрустела под когтями зверей. Обогнув гигантские булыжники, мы ворвались в зияющий проём пещеры. Каменные ступени, уходящие вниз, встречали нас гулом, и вскоре открылся и сам Айр’Калет.

Крепость стояла всё так же величественно. Башни и дома, покрытые резными узорами, излучали магический свет, что окрашивал стены холодным сиянием. Для меня это свечение всегда оставалось зловещим напоминанием о природе тёмных. И всё же я знал: здесь меня не ждёт предательство, по крайней мере сейчас.

Мы проехали по территории у стен, где недавно лилась кровь. Камни были вымыты, тела убраны, но память о битве жила в каждом изгибе улицы. Я невольно вспоминал, как рубил врагов одного за другим, не давая колдунам защищать своих.

Вскоре перед нами выросли массивные ворота Айр’Калета. Стража пропустила нас без лишних слов, и мы въехали внутрь. Спешились мы у З’халретхар – так называлась конюшня для ящеров. Если ящеров можно назвать лошадьми…

Здание представляло собой длинный сводчатый зал с каменными стойлами, в стены были вделаны кристаллы, отбрасывающие мягкий фиолетовый свет. Воздух здесь был тяжёлым от запаха сырой шкуры, крови и жира, которым смазывали броню на чешуе скакунов.

Мы спешились и оставили ящеров у стойл З’халретхара. Звери, тяжело дыша, хлопали мощными хвостами и скребли когтями по каменному полу, недовольные резкой остановкой. Сдав поводья тёмному конюшему, я вместе с Лоринтаром направился прямиком в крепость.

Дорога шла по коридору, выточенному в скале, и наши шаги отдавались гулким эхом. Я, разглядывая резные узоры на стенах, не удержался и спросил:

– Как думаешь, каков следующий приказ твоей любящей сестры? – любопытство подогревало голос.

Лоринтар ухмыльнулся и ответил охотно:

– Понятия не имею. Но зная её, ничему удивляться не стоит. Она может и на переговоры отправить.

Я приподнял бровь и, поправив перевязь с мечом на плече, уточнил:

– Переговоры? С кем? С людьми? – я шагнул через узкую арку и задержался, пропуская мимо тёмного воина, что нёс связку копий. – Вот уж не думаю, что люди захотят помогать тёмным. Тем более по доброте душевной.

Мы остановились у очередных ворот. Лоринтар толкнул их плечом и жестом пригласил меня внутрь, отвечая:

– Вы не одни населяете эту планету. Есть и другие народы.

Я хмыкнул, слегка саркастично, но без злости:

– Дварфы? Не знаю… Эти бородачи скорее гоблинам помогут, чем вам. – мы начали подниматься по каменным ступеням. Я на мгновение задумался и добавил: – Хотя есть у нас одна общая знакомая…

Лоринтар мгновенно отрезал:

– Не стоит её сейчас тревожить. У неё и без нас забот хватает.

– Тоже верно, – согласился я и усмехнулся про себя.

Мы дошли до верхней площадки, где покоились тяжёлые двери командного зала. На их створках были вырезаны древние сцены битв: фигуры тёмных, переплетённые в смертельной схватке с врагами, сияли в отблесках кристаллов. Я протянул руку, взялся за холодную металлическую ручку и медленно распахнул дверь. Повернувшись к Лоринтару, с лёгкой усмешкой пригласил:

– После вас.

Он хитро взглянул на меня, хмыкнул в ответ и шагнул внутрь. Я последовал за ним и тихо прикрыл дверь за спиной.

Зал, в который нас провели, был куда меньше. Невысокие своды из тёмного камня отражали мягкий голубоватый свет магических кристаллов, закреплённых в нишах. Посередине стоял тяжёлый овальный стол, усыпанный картами и каменными фигурками, изображающими войска и укрепления. Вдоль стен тянулись узкие стеллажи, где лежали свитки и резные таблички. Здесь не было лишнего и всё дышало строгим порядком и военной выверенностью.

Лаэримель оказалась одна. Двух её командиров, которых я видел однажды раньше, в зале не было. Куда они исчезли я не знал. Может выполняют очередное поручение Лаэримель. Сейчас всё внимание принадлежало только ей и нам.

Лоринтар сделал шаг вперёд, произнёс короткое приветствие на своём языке, низко склонив голову и раскрыв ладонь к груди:

– Zhaun’thir nal’ethar.

Лаэримель повернулась к нему, и её лицо озарилось теплотой. Она приблизилась, их руки коснулись плеч, а затем они соединили лбы в мягком и трогательном жесте.

– Lirath vel’kaen, thal’renar. – произнесла она тихо, и я понял, что это был знак приветствия, равный по теплоте прикосновению.

Я невольно задержал дыхание: этот жест доверия и близости был слишком личным, чтобы оставаться просто формальностью и мне стало неловко. Казалось, что я здесь явно лишний.

Её взгляд вскоре переместился на меня, и она снова обратилась к брату:

– Khael’thir asvel, dra’thalen? – слова звучали быстро, резко, с интонацией требовательности.

Лоринтар ответил, с лёгким кивком головы:

– Asvel. Tir’nael, dra’thalen.

Я не понимал ни единого звука, но уловил, как одно слово повторилось и мне показалось знакомым: “Asvel” – я понял это как «хорошо». Всё остальное оставалось загадкой, но смысл был ясен.

За своё времяпрепровождение в Айр’Калете, я успел подучить пару слов на их языке. Отчасти я начал понимать эти слова и достраивать предложение уже сам. Может пригодится.

Я прокашлялся, разорвав слишком долгую тишину, и сделал шаг ближе. На языке тёмных эльфов я произнёс короткое слово-приветствие:

– Зи’вэрн.

Так они говорили: «Я вижу твою суть». Признание не просто присутствия, а самой личности.

Лаэримель чуть приподняла брови, явно удивившись. На её губах появилась мягкая улыбка.

– Неплохо, Калдрин. Я вижу, ты не просто слушал, но и пытался учиться. Это радует меня.

Она слегка отстранилась от брата и повернулась ко мне полностью. В её взгляде не было ни холодной строгости матриарха, ни высокомерия. Лишь тёплое внимание.

– Ты уже дольше многих чужеземцев живёшь в Айр’Калете. – сказала она сдержанно. – Не каждый выдерживает и не каждый способен привыкнуть к нашему миру.

Я позволил себе едва заметную усмешку, осторожно поддев её слова:

– Привыкнуть к каменным стенам и магическому свету, от которого по коже бегут мурашки, дело непростое. Но выбора у меня не было.

Лоринтар усмехнулся, качнув головой.

– Тебе не стоило выбирать комнату прямо под сокровищницей. Я же сказал – для тебя выделили более подходящие покои, ближе к тем, как живут люди.

– Боюсь за своё добро, – отозвался я, скрестив руки на груди.

– Уйти оно от тебя всё равно не сможет, – заметил он, с насмешкой сверля меня взглядом.

– Верно, – кивнул я. – И всё же это моё добро.

Лаэримель вмешалась в наш обмен репликами. Её голос стал твёрже, хотя улыбка не исчезла.

– Ты говоришь о богатстве. – произнесла она. – Но пока оно остаётся здесь, в Айр’Калете, оно и наше сокровище тоже.

В зале воцарилась короткая, вязкая тишина. Магический свет из резных кристаллов отражался на каменных стенах, придавая её словам особую тяжесть.

Наконец, Лаэримель перевела взгляд на брата.

– Вся ли работа выполнена?

Лоринтар, вытянувшись, как воин перед матриархом, ответил без колебаний:

– Да. Мы проследили путь беглецов. – он сделал паузу, позволив её словам отзвучать в воздухе. А затем добавил: – Они ушли в Нок’Тарим, древние лабиринты подземного мира.

От этих слов по спине пробежал холодок. Даже я, человек, успел услышать за месяц в Айр’Калете, что Нок’Тарим не место для живых. Многие предполагали, что они сбегут именно туда, и оказались правы.

Лаэримель слегка помрачнела, но виду не подала. Она развернулась, прошла вперёд и опустилась на массивный стул у круглого стола, где была развернута карта подземных ходов. С её плеч спадала тёмная кираса, украшенная серебряной вязью, а на предплечьях поблёскивали узорные наручи. Всё её одеяние дышало силой, но в этот миг я подумал, что на её хрупкие плечи легло слишком много тяжести. Куда больше, чем под силу матриарху.

Она склонила голову над картой, её взгляд медленно скользил по линиям и знакам, вычерченным рукой военного мастера. Десяток секунд в зале царила тишина, нарушаемая лишь гулом магических кристаллов в стенах. Я уловил, как она сдерживает дыхание, пытаясь сосредоточиться, и только потом вновь подняла голову.

– Оставим этот вопрос. Пока. – произнесла она спокойно, но в её голосе чувствовалась сталь. – Иллиарис просила вас заглянуть к ней, когда вернётесь. У неё возникли… трудности.

Лоринтар коротко кивнул, не задавая лишних вопросов.

– Где она сейчас?

– На площади Айр’Калета, – ответила Лаэримель. – Она заполняет Кристалл Вейл’нари, магическое сердце купола. Думаю, она всё ещё там.

– Хорошо, – сказал Лоринтар. – Навещу её сейчас.

Он спокойно развернулся и двинулся к двери, жестом указав мне следовать за ним. Я бросил ещё один взгляд на матриарха, но не стал задерживаться.

На пороге Лоринтар остановился и произнёс на своём языке:

– Zira’el tessa, Shaela.

Лаэримель впервые за всё время позволила себе по-настоящему тёплую улыбку и мягко кивнула.

Мы вышли, и дверь за нами тяжело закрылась, отрезая нас от её усталого взгляда и немого бремени, что не покидало её плеч.

Мы спускались по каменной лестнице, ведущей к выходу из крепости. Массивные стены давили тяжестью веков, и каждый шаг отдавался глухим эхом под сводами. Я украдкой взглянул на него и наконец не выдержал:

– Почему ты не сказал ей о войске у Нок’Тарима? – спросил я негромко. – У входа в лабиринт стояла целая армия. Пусть и не вся.

Лоринтар не сразу ответил. Его взгляд был устремлён вниз, на тёмные ступени, а шаги – неспешные, ровные. Лишь когда мы миновали поворот, он заговорил:

– Ты видел её состояние? – тихо бросил он. – Она не спала несколько ночей подряд. Я решил, что ей нужен хотя бы краткий отдых. Эта армия не поднимется в ближайшее время. Полгода, не меньше.

Мы вышли в главный зал крепости, где свет от кристаллов отражался в чёрном камне колонн. Тени тянулись по полу, переплетались и казались живыми.

– Переживаешь за сестру? – спросил я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Понимаю тебя. Она действительно выглядела измотанной, хоть и старалась этого не показывать.

На встречу нам вышла небольшая группа вооружённых тёмных эльфов. Их доспехи мерцали тусклым блеском, а в глазах горел хищный огонь. Они остановились, вытянулись в почтительном поклоне и произнесли несколько приветственных слов на своём языке. Лоринтар ответил тем же, его голос прозвучал твёрдо и уверенно, и я вдруг понял, что эти воины готовы следовать за ним хоть в самое сердце бездны.

Когда мы снова остались одни, он продолжил:

– Каждый брат заботится о сестре. Но её бремя тяжелее, чем у любого из нас. Ты сам видел это.

– Верно, – кивнул я. – У неё на плечах слишком многое.

Мы миновали ворота и оказались снаружи. Передо мной открылась площадь, но прежде чем ступить на неё, я огляделся вокруг. Архитектура тёмных эльфов поражала. Их дома вздымались высокими шпилями, изогнутыми и изящными, как костяные клинки. Камень, из которого они были высечены, сиял глубоким фиолетовым оттенком, и в свете магических сфер казался живым. Окна узкие, вытянутые вверх, напоминали глаза стражей, зорко следящих за каждым, кто осмелится войти в эту крепость.

Крыши украшали изогнутые линии, уходящие ввысь, словно древние символы, вплетённые в само небо. На фасадах играли мягкие огни кристаллов, и от их свечения тени по улицам ложились густыми слоями.

Я шёл рядом с Лоринтаром и не мог оторвать взгляда. В каждом доме чувствовалась чуждая гармония. Красота и угроза, величие и холодная отстранённость. Я понимал, что для тёмных эльфов это привычно, но для меня каждый поворот улицы, каждый раз был открытием.

Мы вышли из мрачных улиц прямо к площади у главных ворот, и перед глазами открылось зрелище, от которого дыхание перехватило. Просторная площадь раскинулась у самых стен, вымощенная гладким камнем, отполированным до зеркального блеска. Пространство было широким и открытым, и казалось, что каждый шаг отзывается в этом месте особым эхом, резонирующим с чем-то невидимым и древним.

В самом центре, над идеально выверенным кругом, парил огромный кристалл, ровно по вертикали и острый с обеих концов. Его поверхность сияла насыщенным фиолетовым светом, переливавшимся всеми оттенками перламутра. От этого сияния тени вокруг казались гуще, а каждый отблеск ярче и живее. Кристалл висел неподвижно, его гранёная структура излучала величие и силу, и при взгляде на него в сердце зарождалось странное чувство: смесь благоговейного ужаса и восхищения.

Но не он сразу привлёк моё внимание. Рядом с ним, в окружении дюжины вооружённых воинов, застыла тёмная эльфийка. Я уже видел её рядом с Лаэримель когда только прибыл сюда, и память болезненно напомнила об этом. Она сидела в позе лотоса, паря над землёй, её тело держала не сила мышц, а иная, чуждая мне энергия.

Её наряд, если это вообще можно было назвать одеждой, представлял собой откровенный вызов. Узкие длинные сапоги, всё равно что чулки, украшенные изящными узорами, их линии так плотно облегали ноги, что они напоминали вторую кожу. Высокие каблуки придавали её образу дерзости и вместе с тем – изящества, подчёркивая каждый изгиб фигуры. Ткань с переливчатым орнаментом охватывала её бёдра, но не скрывала, а наоборот дразнила, оставляя простор для воображения.

Талия и живот оставались открытыми, и сияние кристалла мягко играло на изгибах её тела, подчеркивая хищную красоту. Корсет, усыпанный золотыми вставками и алыми камнями, не защищал её, а скорее украшал, превращая каждое её движение в танец соблазна. Белоснежные волосы спускались тяжёлой волной, подчёркивая пепельный оттенок кожи, а чёрный ворон, восседавший на её плече, добавлял образу мрачного величия.

Но больше всего приковывали внимание её глаза. Они сияли холодом, в котором не было ни капли жалости. Взгляд резал, как сталь, и в нём чувствовалась сила, не терпящая возражений. Она держала руки над идеально круглым белым шаром. Он светился ровным сиянием, и из его сердцевины медленно, толстой струёй перетекала энергия в кристалл. Слияние было завораживающим и пугающим: казалось, сама жизнь выкачивается и вливается в этот колоссальный камень.

Я невольно задержал дыхание. В этом зрелище было что-то величественное и опасное одновременно. Она выглядела не жрицей и не магом, а воплощением искушения, рядом с которым сила и смерть ходили рука об руку.

И пока мы с Лоринтаром приближались к площади, я поймал себя на мысли: в её присутствии всё вокруг меркло, даже сияние кристалла теряло власть, словно сам камень подчинялся не законам магии, а её воле.

Стража у кристалла расступилась, едва завидев Лоринтара. Мы прошли без задержки, и я почувствовал на себе десятки внимательных взглядов – тяжелых, холодных, прожигающих насквозь. Но ни один клинок не дрогнул, ни одно копьё не качнулось. Их дисциплина поражала, а уважение к командиру было столь явным, что в воздухе витала почти осязаемая тишина.

Лоринтар сделал шаг вперёд, склонил голову и произнёс:

– Zi’vern, Illyaris.

Её веки приподнялись, взгляд медленно скользнул по Лоринтару, потом по мне. На её лице отразилось что-то между холодом и лёгким удивлением. Губы разомкнулись:

– Tel’aris henno, Lorinthar. Vel’rien drahalis?

Его голос в ответ прозвучал твёрдо, но почтительно:

– Drahalis. Hok’Tarim illes. Kai’ernon shellarin.

Я не понимал ни слова, но слышал, как их речь струится, подобно музыке. В ней были резкие ноты, колючие, как клинки, и мягкие, тянущиеся, как тени в пещере. Иллиарис чуть приподняла бровь, её губы на мгновение дрогнули, и она произнесла ещё:

– Il’saraen drohan. Tel'ries vellor. Ari hela?

Лоринтар коротко кивнул, его тон стал мягче:

– Ari. Veiras illo. Shaern velloris.

Она снова закрыла глаза, её пальцы дрогнули над сияющим шаром, и энергия мощным потоком влилась в кристалл. На её лице не отразилось усталости, только суровая решимость.

Я стоял рядом, чувствуя себя посторонним среди этой чужой речи. Из всего разговора мне удалось уловить лишь одно слово, повторённое несколько раз: «drahalis». Я не знал его точного значения, но оно звучало так, будто несло за собой что-то весомое.

Я чувствовал на себе её взгляд, тяжёлый и внимательный, пронизывающий насквозь, пока она не отвлекалась ни на мгновение от работы с сияющим шаром. Её глаза медленно скользили по моему силуэту, оценивая и изучая. Я ощутил лёгкое напряжение в плечах и невольно выпрямился, стараясь не показывать смущения, хотя сердце колотилось быстрее обычного.

Иллиарис не отрывала рук от шара, энергия плавно перетекала в кристалл, но голос её звучал спокойно, уверенно, с оттенком власти:

– Khael’thar vyn’ra, Lorinthar. Draelis thol’varin?

Лоринтар склонил голову, отвечая мягко, с почтением, но без страха:

– Thol’varin, Illyaris. Veyras shal’rin, khael’thar dralor.

Она вновь бросила короткий взгляд на меня, так, будто хотела понять, кто я и зачем стою рядом, но сразу вернулась к своей работе. Её белые волосы слегка сдвинулись, когда она повернула голову, и каждый её жест был наполнен точностью и грацией. Она вновь произнесла:

– Shal’thir ael’var. Draenor kel’thys?

Лоринтар сжал зубы, чуть напрягся, но ответил спокойно:

– Kel’thys. Aran veylar, drael’thir.

Я стоял неподвижно, слушая их, ощущая полное непонимание слов, но одновременно чувствуя магнетизм и авторитет, исходящий от Иллиарис. Её выражение лица было строгим, но с лёгким акцентом на интерес, и каждый её взгляд отдавался лёгкой дрожью в воздухе.

Я понял, что она оценивает не только мои физические способности, но и мою готовность, терпение и, возможно, решимость. Чувство чуждости и напряжения переплеталось с восхищением: она управляла силой, которая держала весь кристалл в равновесии, и в то же время следила за мной, даже не отрываясь от работы.

Иллиарис снова произнесла что-то, коротко и твёрдо, с лёгким акцентом на каждое слово:

– Thar’iel vosh’kyr. Drel’thar vael?

Лоринтар слегка кивнул, и на его лице промелькнула тень понимания, а затем он произнёс тихо, но отчётливо:

– Vael, Illyaris. Shal’rin dor’khael.

В голосе Лоринтара звучало что-то, что могло быть подтверждением: работа выполнена, контроль есть, и, возможно, скоро мне придётся действовать. Иллиарис вернулась к потоку энергии, но её глаза ненадолго встретились с моими, и я уловил в этом взгляде вызов, проверку, как если бы сама магия крепости оценивала меня.

– Калдрин! – внезапно заговорила Иллиарис человеческим языком, её голос был твёрдым и не терпел возражений. – Подойди ближе.

Я замер на месте, бросив вопросительный взгляд на неё, затем на Лоринтара. Он лишь молча кивнул, позволяя двигаться вперёд.

Я сделал шаг и осторожно сказал:

– Что вы от меня хотите?

– Ты здесь чужак, D’ahrn. – произнесла Иллиарис холодно, и я почувствовал, как её взгляд пронзает меня насквозь. Она слегка наклонила голову, не прекращая контролировать поток энергии из шара, и тонкая искра света пробежала по её руке. – Будь на то моя воля, спалила бы тебя прямо здесь, где стоишь…

Я замер, ощущая напряжение магии. Одно неверное движение, один неверный взгляд – и мгновенная смерть была бы не вопросом, а неизбежностью.

– Но времена у моего народа сейчас тяжёлые, – продолжила она, голос твёрдый, властный, без малейшего намёка на улыбку. – Скажи мне прямо, могу ли я тебе доверять?

Я почувствовал, как всё вокруг сжалось. Шар, кристалл, её взгляд, каждая частица пространства угрожала мне, как будто сама магия была стражем, готовым разорвать меня одним неверным шагом.

– Каждое слово твоё, каждое движение, – добавила Иллиарис, поворачивая голову на мгновение, – решает твою судьбу. Один неверный шаг, и ты умрёшь мгновенно. Отвечай честно D’ahrn.

Я сделал глубокий вдох, контролируя дыхание, сердце стучало так, что казалось, весь Айр’Калет слышит его удары. Я понимал: сейчас нельзя обмануть, нельзя колебаться. Лишь искренность и решимость могли спасти меня в этой смертельной тишине.

Я ответил осторожно, подбирая слова, чувствуя всю серьёзность момента:

– Безусловно. Если бы хотел обмануть, сделал бы это давно.

Иллиарис вновь взглянула на меня, её глаза пронизывали насквозь, и она коротко кивнула, как будто проверяя мою искренность.

Затем она обратилась к Лоринтару, взгляд её был строгим и сосредоточенным:

– Я почувствовала магические колебания со стороны Лорена.

Лоринтар мгновенно выпрямился, плечи напряглись, он сделал шаг вперёд и серьёзно спросил:

– Выброс Лорена?

Иллиарис задумчиво повернула взгляд на меня, медленно и внимательно:

– Возможно… Это ведь не ваших рук дело?

– Нет, – ответил Лоринтар. – Мы были в пути и проклятые земли не пересекали.

Она глубоко вздохнула, переводя взгляд на кристалл, и сказала:

– Магический барьер ещё не готов. Надеюсь, у нас не будет лишних проблем.

– Что ты предлагаешь? – спросил Лоринтар, голос его стал тише, но напряжение витало в каждом слове.

Иллиарис снова посмотрела на него, взгляд точный, уверенный:

– Магические колебания необходимо проверить. Я не могу оставить Айр’Калет без защиты сейчас.

Лоринтар чуть склонил голову, отмечая очевидное:

– Для проверки нужен маг, а из магов у нас только ты, Иллиарис.

Она кивнула, не прекращая контролировать поток энергии, и сказала:

– Именно поэтому нам нужно подготовиться. Я закончу подпитывать барьер не более чем через семь дней.

Затем она задержала взгляд на мне, я почувствовал тяжесть её оценки:

– Ты и твой D’rahn сумели пройти через земли народа людей и выжить, принеся нам наследие матриарха. Я не могу полагаться на местных воинов. Но тебя я знаю. Мне нужна помощь D’rahn. Ты говорил, что ему можно доверять и что он знает, как провести через Лорен, в случае чего.

Лоринтар слегка покачал головой:

– Не совсем так, но доверять ему точно можно.

– Тогда встретимся через неделю у врат Айр’Калета. – сказала Иллиарис прямо, с безжалостной уверенностью. – Рано утром.

Лоринтар кивнул и развернулся, направился к домам.

Я остался на месте, кратко осмотрев Иллиарис за работой. Поток энергии из шара не ослабевал, и каждый её жест выглядел предельно сосредоточенным, почти непреклонным. Я понял, что её сила и решимость не пустые слова. После мгновения наблюдения я последовал за Лоринтаром, чувствуя на себе тяжесть предстоящей задачи и лишняя ответственность, которая ложилась на мои плечи.

Я поднялся по тёмным ступеням башни, каждый шаг отзывался в каменных стенах тихим эхом. Лоринтар проводил меня до дверей и сказал, что пока можно отдохнуть, а дальше мы разошлись. Башня была скромной, но удобной: каменная комната с небольшим окном, через которое пробивался мягкий свет фиолетового кристалла, освещавший пол и стены. Я сбросил плащ, положил снаряжение на скамью и впервые за долгое время позволил себе сесть и выдохнуть.

Но покой был обманчив. Мысли упрямо возвращались к прошедшим дням, к битве, к Айр’Калету, к Лорену. Я перебирал события, вспоминал каждый манёвр, каждое столкновение, каждое мгновение, когда жизнь висела на волоске. Мысль о золоте и том, как безопасно переправить его в родные земли, не давала покоя. Каждое решение, каждая ошибка могли дорого стоить.

Однако больше всего мои мысли задержались на ней – на Иллиарис. Я вновь видел её, парящую над кристаллом, в строгой и властной позе, но с такой изящной и вызывающей фигурой, что невозможно было оторвать взгляд. Её движения, каждая линия тела, каждый изгиб, казались частью единой гармонии силы и грации. Я вспомнил слова Лоринтара о женщинах его народа: достаточно один раз увидеть тёмную женщину, и ни одна другая более не будет желанна. Теперь я понимал, что это правда. А ведь тогда, счёл это бредом от кракса.

Сравнивая её с людскими женщинами, я отметил, как тяжело найти конкурента даже среди самых прекрасных из них. Иллиарис сочетала в себе всё, что я мог назвать красотой, но ещё больше – непреклонную силу и загадочность. Её взгляд, холодный и пронизывающий, цеплял разум и сердце одновременно, и я не мог избавиться от ощущения, что эта женщина была вне моего мира, и в то же время настолько реальна и близка.

Я провалялся в этих размышлениях, позволяя фантазии рисовать её образ снова и снова, повторяя каждую деталь, каждый жест, каждую линию её лица. Даже дыхание, тихое и ровное, казалось мне музыкальным сопровождением её величия. Мои мысли крутились вокруг неё, и я понимал, что эта ночь пройдёт под знаком её присутствия в моей памяти, глубоко, и возможно, навсегда. Разве что, Лаэримель была красивей неё. Хотя на тот момент, я думал лишь о своём золоте. Уж что-что, а его я люблю больше женщин.

Постепенно каменные стены башни и слабый свет кристалла превратились в тихий фон для моих размышлений. Я чувствовал усталость, но сон всё ещё не приходил; разум был слишком занят иллюзиями и переживаниями, смешанными с долгом, предстоящими испытаниями и невозможной красотой, оставшейся в моём сознании.

Шесть дней медленно ползли, растягиваясь в бесконечную скуку. Стены крепости казались мне холодными и глухими, и никакой жизни в них не ощущалось. Здесь не было таверн, где можно было бы выпить и послушать разговоры, ни борделей, чтобы отвлечься от мыслей, ни книг, которые можно было бы листать, погружаясь в другие миры. Всё, что окружало меня – лишь каменные залы, магические кристаллы, да редкие тёмные эльфы, занятые своими делами. Я думал о том, как они находят радость в такой жизни, и это подстегнуло любопытство.

С мечом на поясе я спустился с башни и вышел на улицы крепости. Каменные мостовые были широкими, но пустынными, и только редкие стражи проходили мимо, наблюдая за мной с подозрением. Их взгляды тяжело висели в воздухе, словно оценивая каждого моего шага. Но как только они узнавали во мне верного спасителя Айр’Калета, их выражения смягчались, и в знак почтения они сдержанно кивали головой, не позволяя себе улыбки или излишней дружелюбности.

Я шёл медленно, позволяя глазам скользить по строгим линиям зданий, возвышающихся вокруг. Архитектура тёмных поражала своей суровостью и точностью: высокие арки, резные колонны и замысловатые узоры на камне создавали ощущение, что каждый угол, каждая стена дышит магией и властью. Между ними, на каменных балюстрадах, виднелись редкие женщины. Большинство из них стояли на командных постах, стиснув в руках оружие или магические артефакты. Их мало, но присутствие было ощутимым: каждая движением, взглядом, позой подчёркивала силу и контроль, которым они владели над армией.

Мужчин на улицах было гораздо больше, они шли по своим обязанностям, тренировали оружие, охраняли проходы или обсуждали предстоящие задания. Женщины выделялись среди них своей грацией и строгостью, и я ловил себя на мысли, что их редкость лишь усиливает впечатление о власти, которую они держат в своих руках. Я ощущал себя наблюдателем в этом мире, чужаком, но одновременно чувствовал уважение к тем, кто узнал меня.

Прогулка растянулась на несколько часов. Я шёл по узким переулкам, скользил взглядом по резным фасадам и высоко вознесённым балконам, стараясь понять, как живёт этот народ, чем они дышат и что заставляет их сердце биться в этих каменных стенах. Каждый поворот, каждый проход открывал новые детали: тихие дворы, скрытые от глаз проходы и магические светильники, отражавшие свет кристаллов, окрашивая всё вокруг в мягкий фиолетовый оттенок. И чем больше я наблюдал, тем яснее понимал, что для тёмных эльфов привычно то, что для меня остаётся загадкой.

Я подошёл к двери арсенала и слегка толкнул её ладонью. Она поддалась, и я оказался в небольшом помещении, освещённом мягким фиолетовым светом магических кристаллов, встроенных в стены. Воздух пахнул смазкой, металлом и старой кожей, а от каждого удара меча по доспеху раздавался звонкий, резкий звук, отражавшийся от каменных стен.

Внутри было несколько манекенов для тренировок, на которых висели тренировочные доспехи и мечи разной длины. Пол покрывала тёмная, гладкая плитка, по которой могли легко скользить ноги, но с каждым шагом чувствовалась твёрдость камня. В углу стояли стойки с копьями и боевыми топорами, аккуратно расставленными по размеру и весу. На стенах висели щиты с замысловатыми орнаментами и кристаллическими вставками, отражавшими свет, придавая помещению ощущение лёгкой магической вибрации.

На одном конце зала стояла небольшая сцена для тренировок в паре: несколько тёмных эльфов работали друг с другом, отбивая атаки мечами, перемещаясь плавно и без лишнего шума. Их движения были быстры, точны, а удары рассчитаны. И хотя в комнате было мало тёмных, каждый звук и движение казались наполненными значением, демонстрируя дисциплину и сдержанную силу, которую культивировали эти воины.

Я сделал шаг внутрь, позволив глазам скользнуть по блеску клинков и металла. Всё вокруг дышало аккуратностью, практичностью и тайной. Здесь каждый предмет имел своё место, каждый удар имел цель, и в этой точной гармонии ощущалась непостижимая для меня энергия тёмных эльфов. Это помещение было не просто арсеналом, это было хранилище их силы и мастерства, куда чужак вроде меня должен заходить с осторожностью и уважением.

Когда глаза привыкли к полумраку тренировочного зала, я разглядел на краю свободной площадки знакомую фигуру. Лоринтар был один. Перед ним стоял тяжёлый деревянный манекен, покрытый зарубками и вмятинами. Эльф был раздет до пояса: на нём остались лишь тёмные штаны да лёгкая обувь. На плечах перекатывались тугие мышцы, а в руках играли его излюбленные изогнутые клинки.

Я остановился, прислонился плечом к каменной стене и, скрестив руки, замер, наблюдая.

Лоринтар двигался стремительно. Его клинки свистели в воздухе, каждый удар отзывался глухим стуком в манекене. Резкий выпад и одно из лезвий вонзилось в цель. Быстрый разворот, и второе описало дугу врезавшись в бок. Он не останавливался ни на миг: связки ударов сменялись плавно, шаги были точны, а дыхание ритмично. Манекен дрожал под натиском ударов, будто живой враг, отступающий под давлением неумолимой атаки.

Я видел Лоринтара в бою, но теперь его движения выглядели ещё ярче: отточенные до автоматизма, отчасти даже грациозные. В каждом ударе ощущалась уверенность в силе и в мастерстве. Он двигался так быстро, что клинки оставляли в воздухе серебристые дуги, а тело его напоминало вихрь.

Однако в какой-то момент я уловил странность. Он слишком сильно перенёс вес на левую ногу, удар вышел короче, чем следовало, и в цель клинок вошёл не так глубоко, как должен был. Спустя миг он снова ошибся: промедлил с замахом, задержав клинок на долю секунды. Незаметные для чужака, эти промахи не укрылись от моего взгляда.

Я нахмурился. Лоринтар был слишком собранным, чтобы допускать подобное. Обычно он напоминал машину для убийства, безупречного бойца, которому чужды колебания. А теперь в его движениях проскальзывало что-то иное. Тяжесть на душе или тень в мыслях. Я понял, что его гложет что-то, и это мешает сосредоточенности.

Он продолжал тренировку, но теперь я видел, что в каждом ударе вместе с силой пряталась тревога.

Лоринтар сделал ещё пару стремительных приёмов, затем резко остановился, замирая напротив манекена. Его грудь тяжело поднималась, мышцы на руках и плечах были напряжены, кожа блестела от пота. Казалось, он только что вышел из настоящего боя.

Я хмыкнул и, не удержавшись, бросил негромко:

– С такими трюками тебе бы в цирке выступать. Народ бы в ладоши хлопал, да ещё и за зрелище платил.

Эльф резко повернул голову на мой голос, глаза его сверкнули, и он шумно выдохнул, словно сбрасывая с себя остатки напряжения.

– Цирк? – переспросил он. – Я не знаю, что это. Это ремесло твоего народа?

Я поднялся с места, почесал затылок и пожал плечами.

– В некотором роде да. Хотя по большей части там выступают рабы, уродцы и звери. Зрелище не из лучших, но люди любят на такое смотреть. – я сделал несколько шагов вперёд и с прищуром оглядел его и манекен. – Хотя, если честно, испытывать своё мастерство на деревяшке – не самая лучшая идея. Что скажешь, если я присоединюсь?

Лоринтар посмотрел на меня пристально, губы его тронула едва заметная тень усмешки, но голос прозвучал сухо:

– Твои навыки оставляют желать лучшего. Ты мне точно не соперник. Уж лучше манекен.

Я поднял бровь и изобразил оскорблённое лицо.

– Обижаешь. Может, я и не лучший боец в мире, но уж тебе-то противостоять смогу.

Он качнул головой шагнул к стене и медленно прислонил к ним клинки.

– Лучше не надо. Я не хочу оставлять на тебе шрамы.

Я фыркнул, усмехнулся и, сложив руки на груди, бросил:

– Так давай на деревянных клинках? Брось, Лоринтар. Я уже устал торчать в своей башне и ждать, как какая-нибудь принцесса. Не хватает только дракона да верного рыцаря… что поможет перевезти всё моё золото. Помираю со скуки.

Эльф тяжело вздохнул, качнул плечами и кивнул в сторону оружейной стойки.

– Ладно. Там возьми.

Я проследил за его взглядом и заметил в углу длинные деревянные палки. Рукоять у них была привычная, как у настоящего меча, а вместо лезвия тянулась ровная круглая палка. Выглядели они простовато, но для тренировки подходили как нельзя лучше.

Я прошёл к стойке и заметил, что несколько тёмных, прервав тренировку, повернули головы в мою сторону. Их взгляды были внимательные, сдержанные, но в них читалось любопытство. Они переглянулись, и один из них тихо что-то сказал другому, отчего на его губах мелькнула короткая ухмылка. Я сделал вид, что не заметил. Взял две палки и, возвращаясь обратно, ощущал, как на меня ложатся эти взгляды.

Подойдя к Лоринтару, я бросил ему одну палку.

– Ты уж мне не поддавайся. – сказал я с усмешкой. – А то ещё больше обижусь.

Я прокрутил своё оружие в руке, привычно почувствовав баланс, и встал в стойку. Лоринтар ловко поймал палку, крепко сжал рукоять и отступил на шаг назад, принимая боевую позицию. Его глаза сверкнули азартом.

Несколько мгновений мы просто смотрели друг на друга, напряжение нарастало. И вдруг мы одновременно двинулись вперёд.

Первое столкновение оказалось резким и звонким. Наши деревянные клинки ударились друг о друга с гулким треском, и вибрация пошла по рукам. Я попробовал надавить силой, но Лоринтар, вместо того чтобы держать, ловко ушёл в сторону и попытался ударить по моему боку. Я перехватил движение, шагнул вперёд и едва не задел его плечо.

Он двигался быстро, слишком быстро. Его удары были выверенными, словно отточенные часами тренировок. Каждый выпад напоминал хищный прыжок пантеры. Я же отвечал иначе – больше грубой силой, резкими обманками, подсечками и приёмами, к которым привык в драках на улицах и в трактирных потасовках.

Мы обменялись серией ударов. Он бил сверху – я отбил. Он резко присел и ударил снизу – я успел перехватить и, используя силу, заставил его отступить. Я сделал вид, что иду в лобовую атаку, а сам шагнул в сторону и едва не задел его ногу. Лоринтар отскочил и рассмеялся коротко, словно признавая ход удачным.

Мы кружили по площадке, словно хищники, выискивающие слабину друг в друге. Каждый новый удар сопровождался треском дерева и тяжёлым дыханием. Я чувствовал, как тело напрягается, как начинают гореть мышцы, но азарт не отпускал. В какой-то момент я позволил ему надавить и притворился, что уступаю. Когда он пошёл в атаку, я резко шагнул внутрь, скрестил оружие с его палкой и толкнул плечом. Он едва удержал равновесие, но ответил молниеносно – развернулся и ударил обратной стороной. Я успел поднять палку, и удар пришёлся в перекрестье, отчего ладони загудели.

Крики и смех со стороны выдали, что за нами уже наблюдали остальные. Но мы не обращали внимания. Всё сузилось до одного – ритма боя. Его изящество против моей прямолинейной грубой силы. Я понимал, что стоит мне замешкаться и он меня одолеет. Но стоило ему хотя бы на миг потерять темп, я врежусь всей массой и заставлю его ошибиться.

Ни один из нас не хотел уступать. Каждый удар, каждый шаг был проверкой. И всё больше мне казалось, что это не простая тренировка, а испытание, которое мы оба принимаем с одинаковым азартом.

Я крепче перехватил палку и сделал шаг вперёд, одновременно уходя влево, чтобы сбить Лоринтара с привычного ритма. Он заметил манёвр и ударил стремительно, но я принял выпад на перекрестье и тут же оттолкнул его оружие в сторону. Звук сухого удара дерева о дерево отозвался эхом по залу, и в тот же миг мы вновь закружились, выискивая слабину друг в друге.

Лоринтар двигался легко, почти беззвучно, а его выпады шли один за другим, короткими сериями. Его ловкость впечатляла, но я хорошо знал цену скорости без веса. Я отвечал более прямыми и тяжёлыми ударами, каждый раз проверяя его защиту и заставляя отступать на полшага. Мы менялись ролями постоянно: то он теснил меня шквалом атак, то я давил своей массой и силой, вынуждая его ловить удары на реакцию.

Наши палки снова встретились с гулким треском, и я шагнул ближе, намереваясь навязать ближний бой. Лоринтар резко развернулся на пятке, ускользнул с линии и врезал по моему боку. Не сильно, но достаточно, чтобы я ощутил щекочущее жжение и понял, что пропустил. В ответ я хмыкнул и, не теряя времени, ударил ногой по его бедру. Он едва успел отскочить, и кончики его белых волос взметнулись в воздухе.

Он усмехнулся, а в глазах промелькнула игривая искра. Я не дал ему насладиться моментом. Рванул вперёд, серия из трёх ударов обрушилась на его защиту. Первый он отбил, второй пропустил, едва не потеряв равновесие, но третий остановил, скользнув под мой замах и нанеся ответный выпад снизу-вверх. Я едва успел уйти корпусом, и палка прошла рядом с подбородком.

Тренировка набирала обороты. Дерево стучало по дереву с такой скоростью, что различить отдельные удары становилось сложно. Мы двигались в круге, каждый пытался перехитрить другого. Я чувствовал, как по коже пробегает пот, дыхание становилось тяжелее, но азарт только разжигался. Лоринтар был хорош. Быстрый, хитрый, с гибким телом и точным расчётом. Но я был упрям, и мне было не впервой сталкиваться с бойцами, что полагались лишь на скорость.

Я притворился, что собираюсь нанести прямой удар сверху, вложив в движение всё тело. Он подставил защиту, но я в последний момент изменил траекторию, и вместо мощного замаха его встретил короткий укол в живот. Палка стукнула в его пресс, и он недовольно скривился. Но отступать не стал. Наоборот, напал с ещё большей решимостью, засыпав меня шквалом ударов, среди которых я едва находил возможность для контратаки.

Мы оба понимали, что схватка чисто тренировочная. Но в глубине души каждый из нас жаждал показать другому своё превосходство, и в этом желании горело не меньше огня, чем в настоящем бою.

Наши палки снова с треском встретились, и на этот раз мы оба замерли в мёртвой точке, застыв на мгновение в равновесии сил. Я тяжело выдохнул и чуть оттолкнул Лоринтара назад. Мы разошлись на пару шагов, но не убрали оружие. Напротив, подняли его и, медленно обходя друг друга, словно хищники, высматривали малейшую возможность для рывка.

Я держал палку направленной прямо ему в грудь, сжимая рукоять крепко, так, что костяшки побелели. Лоринтар отвечал тем же. Его глаза сверкали азартом, дыхание было сбивчивым, но на губах играла довольная усмешка.

– Хорошо двигаешься. – произнёс он низко, облизнув пересохшие губы. – Я едва поспеваю.

– А я думал, ты меня давно превзошёл, – ответил я, чуть улыбнувшись, хотя в груди всё ещё колотилось сердце. – Приятно видеть, что не всё потеряно.

– О, я ещё не начал играть всерьёз, – парировал он, крутанув палку в пальцах.

Я хмыкнул, шагнул вбок, удерживая дистанцию, и мы снова закружились, каждый вымерял момент. Напряжение росло с каждым шагом, мышцы ныли, но руки не дрожали. В такие секунды я забывал обо всём на свете: оставались только соперник, оружие и тонкая грань между победой и поражением.

Мы ударили одновременно. Два рывка, две тени, два звука столкновения. Сила ударов отозвалась звонким гулом в моих пальцах, но я не уступил и, вложив вес тела, толкнул его палку в сторону. Лоринтар тут же нырнул под мою руку и попытался ударить снизу в подбородок, но я перехватил его замах и развернул движение в боковой толчок.

Мы снова сыпали друг в друга ударами, быстрыми, резкими, в равном темпе. Каждый замах сопровождался треском дерева, каждый шаг отбрасывал нас то вперёд, то назад. Я видел, как он напрягается, как в его глазах горит азарт, и понимал, что у меня на лице отражается то же самое. Это уже не выглядело простой тренировкой – это было испытание воли и выносливости.

На миг я поймал его на ошибке: Лоринтар чуть замедлил руку, и я ударил сверху вниз, вложив в движение всю тяжесть плеча. Он успел отбить, но от удара качнулся, и я тут же попытался прижать его к стене. Но хитрый тёмный снова вывернулся. Скользнул в сторону, ударил обратным хватом по моему бедру, и я ощутил, как под кожей наверняка останется синяк.

Я рассмеялся, отскочив назад, и снова выставил палку вперёд.

– Не сдаёшься, – бросил я, подзадоривая.

– А ты? – парировал он и тут же шагнул ко мне, стремительно сокращая дистанцию.

И в следующий миг мы вновь столкнулись, с новой силой, с новым азартом, каждый решив, что на этот раз точно сломает защиту другого.

Мы снова врубились друг в друга – удар за ударом, шаг за шагом. Казалось, сама площадка дрожала от треска дерева. Лоринтар атаковал сверху, я отбивал, я шёл вперёд, он отступал, и через миг всё менялось – он теснил меня, а я вынужден был уходить в глухую защиту. С каждым мгновением дыхание становилось всё тяжелее, пот стекал по вискам, ладони скользили по древку палки, но я не позволял себе ослабеть.

Где-то на краю площадки я уловил шорох и приглушённые голоса – несколько тёмных эльфов остановились, наблюдая за нашей схваткой. Они не вмешивались, не смея даже шептать громко, но чувствовалось их внимание. Взгляды цеплялись за нас, и это только подстёгивало. Никто из нас не хотел ударить в грязь лицом.

Лоринтар обрушился серией стремительных выпадов. Я отбил два, третий пропустил по касательной, и древко больно чиркнуло по плечу. Я не остался в долгу: резко шагнул вперёд, обманным движением заставил его открыть защиту и со всего размаху ударил вбок. Наши палки снова скрестились, и в этот миг оба вложили столько силы, что дерево громко хрустнуло, но выдержало.

Мы замерли. Лица близко, дыхание обжигает, руки трясутся от напряжения, а мышцы уже кричат об отдыхе. Ещё миг и кто-то бы сломался, но мы оба знали: ни я, ни он не уступим.

Я оттолкнулся назад, тяжело выдохнул и, опустив палку, шагнул в сторону. Лоринтар сделал то же самое. Мы оба были вымотаны, мокрые от пота, с горящими глазами и гулким сердцебиением.

На миг между нами повисла тишина. Потом я усмехнулся:

– Ну что, друг, на этот раз ничья.

Лоринтар улыбнулся едва заметно, но в его взгляде мелькнуло уважение. Он кивнул, оттирая пот со лба тыльной стороной ладони.

– Ничья, – подтвердил он.

За спинами послышался негромкий шёпот и одобрительное гудение собравшихся. Тёмные эльфы обменялись взглядами, явно впечатлённые зрелищем. Я лишь махнул им рукой и снова перевёл взгляд на Лоринтара.

Нас обоих переполняло чувство удовлетворения. Мы не выяснили, кто сильнее, но это и не имело значения. Важнее было то, что каждый из нас знал – у него есть достойный соперник, тот, кто не даст заскучать и заставит выкладываться до конца.

По лицу Лоринтара я сразу понял, что он не ожидал увидеть во мне соперника. Удивление в его взгляде говорилo больше любых слов. Значит, всё это время он и вправду считал меня неумелым мечником, простым наёмником, которому повезло выжить в стычках. Приятно было разбить эту иллюзию. Теперь, я надеялся, он взглянет на меня иначе, и если не с равным уважением, то хотя бы без снисходительности.

Мы немного отдышались и остались стоять на площадке, обмениваясь короткими репликами. Разговор был лёгкий, даже ленивый, но чувствовалось, что лёд недоверия начал трескаться. И неожиданно для меня к нам подошли несколько тёмных, те самые, что наблюдали за поединком. Их глаза блестели неподдельным интересом, а вопросы сыпались один за другим. Я с трудом понимал их речь: многие путались в словах, а часть вообще не знала моего языка. Приходилось Лоринтару переводить каждую фразу. Это было забавно и немного странно, слышать свой же ответ в чужом голосе.

Вопросы касались в основном приёмов и упражнений, которыми я пользовался в дороге или во время службы у разных господ. Они пытались понять, почему я двигаюсь иначе, чем они, и откуда у меня такая реакция. Мне приходилось пояснять всё простыми словами, показывать руками, а Лоринтар переводил, порой с ухмылкой добавляя что-то от себя. Всё это напоминало не допрос, а скорее беседу с живым интересом.

Признаюсь, я был озадачен. Столько лет я слышал об их жестокости, видел кровь, пролитую их клинками, и даже сам не раз стоял против них. Но здесь передо мной были те же воины, только с живым огнём в глазах, обычные парни, которые с уважением относятся к силе и хотят учиться новому. Всё это рушило привычные представления и заставляло задуматься – насколько правдивы все те истории о «тёмных делах», что ходили по трактирным залам.

А потом произошло и вовсе неожиданное. Один из них протянул мне бурдюк с крепкой выпивкой. Густой аромат обжёг ноздри, и я сделал глоток. Напиток оказался тяжёлым и жгучим, но терпимым. На вкус не лучшее, что мне доводилось пробовать, но и назвать это дрянью язык не повернулся бы. Когда я протянул бурдюк обратно, они переглянулись и заулыбались, радуясь, что я принял их угощение.

Мы все по кругу сделали по несколько глотков. Разговоры продолжились, стали более шумными и живыми. Смех прорывался сквозь хмель. Они признались, что этот напиток – редкость здесь, и достать его крайне трудно. Настоящее же вино и пиво, говорили они, можно попробовать лишь в столице. Там, утверждали они, есть сорта высочайшего качества, которыми гордится каждый уважающий себя хозяин. Когда же речь зашла о столице, все заметно приуныли. По выражениям лиц я понял – их ностальгия не меньше моей тоски по далёким землям. Взгляд их словно обращался внутрь себя, туда, где остались прошлые радости, о которых можно только вспоминать.

Я поймал себя на том, что не ожидал такой тёплой компании. От эльфов, которых я ещё недавно считал врагами, я услышал дружеский смех и увидел уважение. И это, пожалуй, озадачило меня сильнее всего.

Утро встретило нас холодным воздухом, свежим и прозрачным. Я спустился к вратам башни, и Лоринтар уже ждал меня, высокий и выпрямленный, как всегда. Без лишних слов мы двинулись к площади, где З’халретхар и стоял рядом. Ящеры там медленно топтали каменные плиты, нетерпеливо покачивая головами. Оседлав их, мы уселись и стали ждать Иллиарис.

Рано утром площадь была пуста, и это добавляло странного напряжения. Только стража у врат и пара тёмных на стенах следили за каждым нашим движением, глаза их остры, руки на рукоятках мечей. Они не смели позволить ни малейшего промаха. Кристалла на площади уже не было. Куда его дели, как переместили – оставалось тайной. Я вздохнул, потянулся и достал трубку. Набив её, чиркнул кресалом и затянулся дымом.

– Что-то Иллиарис задерживается. – сказал я, выдыхая дым в холодное утро.

Лоринтар кивнул. Я снова сделал пару глубоких затяжек, протянул трубку ему, и он так же медленно втянул дым. Мы молчали несколько секунд, только тихий звук дыхания и шуршание ящеров нарушали тишину.

– Может, что-то случилось? – пробормотал я. – Приболела там или… перетрудилась в магии и проспала?

Лоринтар сдержанно усмехнулся, делая ещё одну затяжку.

– Уж кто, а она болеть? – сказал он спокойно. – Ни разу не видел.

Я вздохнул снова и прошарил по карманам. Кракс почти кончился. Нужно будет пополнить запасы.

Лоринтар заметил это и сказал:

– Тут недалеко есть дварфская торговая застава. Там может найтись кракс.

– У дварфов? – улыбнулся я, подергав плечами. – Хм… Ну они знатоки отличной выпивки и курева. Может, ты и прав. Далеко отсюда?

Лоринтар передал трубку обратно мне, делая размеренную затяжку и выдыхая дым.

– Четыре дня пути, – ответил он спокойно. – В этом плане Айр’Калету с ними повезло. До осады мы именно у них и запасались едой и водой.

Я заметил её ещё до того, как каблуки коснулись камня. Иллиарис вышла из-за поворота в том же вульгарном наряде. Без сумки, без дорожного оружия, без привычного снаряжения, которое я привык видеть на тех, кто отправляется в путь. Только ворон на плече, холодный взгляд и шаги, отдающиеся по плитам двора. Я поймал себя на том, что невольно нахмурился: всё выглядело неправильно.

Я нагнулся ближе к Лоринтару и шёпотом поинтересовался:

– Она так и пойдёт?

Он чуть заметно усмехнулся, перехватив мою мысль быстрее, чем я успел закончить вопрос.

– Не волнуйся. Внешность обманчива. Магия в ней сильнее, чем думаешь. Это она годами держала защиту Айр’Калета, пока всё вокруг рушилось. Но… – Лоринтар на миг замолчал, и в его голосе проскользнула тень сомнения, – признаюсь честно, до сих пор не понимаю, почему она нас не предала.

Я приподнял бровь.

– Была возможность?

– Была, – кивнул он. – Матриарх пыталась её склонить, когда всё только начиналось. Но Иллиарис выбрала мою сестру. И до сих пор стоит рядом с нами.

Тем временем она подошла ближе, окинула нас быстрым взглядом и, будто не замечая меня вовсе, произнесла тихо:

– Zi’vern, Lorinthar.

Лоринтар ответил тем же, и в этом обмене я уловил нечто большее, чем просто приветствие. Их связывало что-то давнее, уходящее корнями в те времена, когда мне ещё и десяти не было.

– D’rahn? – спросила она коротко, на своём языке.

– Да, – кивнул Лоринтар.

Иллиарис прошла мимо нас, её каблуки звенели по камню, а ворон, сидящий на плече, сверкнул глазами, будто понимал всё происходящее. У самых ворот она вскинула руку и громко приказала по тёмно-эльфийски открыть проход.

Огромные створки, украшенные чёрным узором, медленно разошлись в стороны, скрипя и дрожа. Тяжёлый металл ударялся о камень, отдаваясь гулом в груди. Когда ворота полностью раскрылись, Иллиарис не обернулась, а просто пошла вперёд, её шаги становились увереннее с каждым метром.

Мы с Лоринтаром тронули поводья и двинулись следом. Я украдкой скосил взгляд на её спину, потом – ниже. В итоге не выдержал и снова нагнулся к Лоринтару:

– Мы такими шагами до Лорена будем идти до конца осени. Может, ей ящерку дать?

Лоринтар метнул в меня взгляд. Короткий, резкий, со всем возможным намёком «заткнись».

– Просто смотри, – бросил он негромко.

Я пожал плечами, но сделал, как он сказал. Смотреть на Иллиарис, впрочем, труда не составляло. Она шагала прямо и спокойно.

Иллиарис остановилась прямо перед распахнутыми вратами. Ни слова, ни жеста. Просто застыла на месте, глядя в тёмную даль за городскими стенами. Её каблуки больше не стучали, и эта тишина начинала выводить меня из себя. Какая бы ни была передо мной красавица, и как бы приятно ни было идти следом, наслаждаясь видом её спины и точёной фигуры, работа ждать не умела. Особенно когда задание исходит от самой этой женщины. Она уже опоздала, а теперь ещё и стоит, как статуя, перед входом, будто забыла, что мы здесь ради дела.

Я скривился, готовый снова спросить у Лоринтара, что с ней творится. Но в этот момент заметил в её движениях что-то необычное. Едва различимый изгиб кисти, напряжение в плечах, лёгкое колебание линии её талии. Ворон на плече встрепенулся, расправил крылья и вдруг сорвался вверх, исчезая в тёмном небе. Я уже открыл рот, но тут же закрыл его. Внутри что-то подсказало – молчи и смотри.

Её дыхание изменилось. Оно стало глубже, тяжелее, в нём слышалось урчание, низкое и звериное. Черты лица начали расплываться в неестественной игре теней, как если бы чёрная дымка скользнула по коже. Волосы, сиявшие серебром в свете факелов, потемнели, сливаясь с этой мрачной завесой. Тело её вытянулось, затем напряглось и резко согнулось, в каждом движении появлялась дикая пластика.

Я видел, как пальцы превращаются в когти. Ногти вытягивались, удлинялись и темнели. Каблуки, до этого стучавшие по камню, растворились в вихре магии, и вместо изящных ступней на плитах с силой ударили широкие лапы. Ткань одежды не порвалась, она растаяла в воздухе, растворившись в тёмной энергии, которая клубами закручивалась вокруг фигуры Иллиарис.

Запах изменился. В воздухе повеяло влажной землёй, сырой травой и железом крови.

Передо мной больше не стояла женщина. Из тьмы вынырнула огромная чёрная пантера. Её мускулы играли под глянцевой шкурой, и каждый шаг был полон грации и угрозы. Жёлтые глаза сверкнули, отражая свет факелов, и во мне что-то сжалось. Это была не иллюзия и не прикрытие. Это было истинное обличье той, что до этого шла перед нами на каблуках, несясь как царица бала.

Я сглотнул и выдохнул, понимая, что Лоринтар был прав: ей не нужна ни лошадь, ни ящер, ни что-то ещё. Она сама была создана для охоты, для дороги, для тьмы.

Пантера развернула голову и посмотрела прямо на меня. Взгляд её был долгим, пронизывающим до костей. Я понял, что этот взгляд она бросила не для устрашения, а как предупреждение: «Смотри и запоминай. Я – не просто женщина, и не тебе судить о моём пути».

Я опустил глаза и ухмыльнулся про себя. Теперь я знал, почему Лоринтар сказал – просто смотри.

Иллиарис сорвалась с места так стремительно, что каменные плиты под её лапами загудели, отдаваясь эхом по пустой площади. Длинные, мощные прыжки уносили её к ступеням, ведущим вверх, в мрак тоннеля. Я не удержался и присвистнул.

– Вот это женщина! – сказал я вслух, не заботясь, услышит ли она. Потом, скосив взгляд на Лоринтара, добавил с ухмылкой: – Не отказался бы у неё пару приватных уроков магии взять.

Я дернул поводья, и мой ящер послушно рванул с места, ударяя когтями по камню. Зверь втянул воздух, зашипел и припустил следом за пантерой. Ветер ударил в лицо, глаза зажгло пылью. Лоринтар лишь хмыкнул, но через миг и его ящер сорвался с места, догоняя нас.

Мы неслись по узкому тоннелю, и каждый удар лап отдавался в грудной клетке гулким ритмом. Кристаллы на стенах вспыхивали и исчезали в вихре, освещая на миг наши лица, затем снова уступая место темноте. Влажный воздух бил в ноздри, пахло камнем, сыростью и древней магией, впитавшейся в стены за века.

Я держал крепко поводья, чувствуя, как ящер тянется вперёд. Всё внутри меня пело – азарт погони, шум дыхания зверей, гул подземных сводов. Впереди, выхватываемая светом, мчалась чёрная пантера, и её движения были для нас дорогой.

Вскоре впереди засеребрился холодный свет выхода. Мы мчались к нему, и тьма, остававшаяся позади, постепенно отступала.

Выбежав из тёмного тоннеля наружу, мы резко остановились. Иллиарис, всё ещё в облике пантеры, присела низко, мышцы её дрожали от напряжения, хвост медленно водил по сухой земле. Она всматривалась в горизонт так, как хищник выискивает добычу. Я последовал её примеру, щурясь от резкого света и привыкая к новым краскам. Перед нами раскинулись земли Лорена. Мрачные, пустые, словно выжженные дыханием древнего проклятия. У подножия горы простирались обломки камня, редкие клочья сухой травы торчали среди серой почвы, и всё вокруг казалось безжизненным.

Пантера подняла голову, втянула воздух ноздрями и замерла. Несколько мгновений она стояла неподвижно, а потом выпрямилась и сорвалась с места. Её чёрная шерсть сверкнула в солнечном свете, и я, не дожидаясь знаков, ударил по бокам ящера, заставляя его мчаться вперёд. Рядом со мной Лоринтар сделал то же самое.

Путешествие заняло полтора дня. Мы двигались без лишних остановок, позволив себе лишь один привал – короткий, чтобы ящеры передохнули, а мы перекусили сухим пайком. Всё это время Иллиарис не изменила форму. Она шагала впереди в облике пантеры, и в её грации чувствовалась дикость, в каждом движении – хищное величие. Ни единого слова от неё не прозвучало. Но и не нужно было. Одного взгляда её золотых глаз хватало, чтобы понять: говорить она не желает.

Я часто ловил себя на том, что смотрю на неё слишком пристально. Её повадки завораживали: лёгкость, с которой она скользила вперёд, уверенность, что не знала ни тени сомнений. В голове невольно всплывали воспоминания об академии. Там, на лекциях, нам рассказывали о метаморфах. Редких существах, способных менять свой облик, сращивать человеческое и звериное в одном теле. Тогда я слушал с интересом, но не придавал этому большого значения. А вот теперь передо мной шла одна из таких, и я впервые видел, как древние слова учителей оживают наяву.

Я поймал себя на мысли: а что если бы я не ушёл? Что если бы не пришлось оставить учёбу? Но обстоятельства тогда, вынудили меня… Может, сейчас я тоже мог бы оборачиваться. В птицу, например, и подниматься высоко в небо, смотреть сверху на эти мрачные земли, чувствовать свободу в каждом взмахе крыльев. Но всё это осталось лишь мечтой. Судьба распорядилась иначе, и теперь я ехал по сухим камням вслед за чёрной пантерой, вглядываясь в её спину и размышляя о том, что никогда не узнаю, на что был способен.

К вечеру второго дня земля изменилась. Горные камни остались позади, трава исчезла вовсе, и перед нами открылись голые просторы Лорен – проклятые земли, где воздух густел и горчил на вкус, а свет солнца и вовсе не было.

На границе проклятых земель Иллиарис остановилась. Её лапы утонули в сером прахе, а хвост затаился, не делая ни единого движения. Перед нами лежала мёртвая равнина, где горизонт сливался с небом в пепельную линию. Никаких скал, ни кустов, ни даже мелкой трещины в земле. Лишь безжизненный ковёр из серой золы, тянущийся до самого горизонта. Но я знал: эта тишина обманчива. В таких местах редко бывает пусто. Вирлоки всегда рядом. Подземные твари, зарывшиеся в почву, терпеливо ждущие свою жертву.

Я поймал себя на том, что крепко сжимаю поводья. Напряжение росло с каждой секундой. Лорен давил, как кошмар, из которого не проснуться. Даже воздух здесь казался глухим и тяжёлым. Любой другой на моём месте мог бы назвать себя безумцем, раз сунулся в такую пустошь. Ну или учёным магом, которому мало собственных страхов, и он идёт кормить свои кошмары ради знаний. Я же шёл по нужде, и даже сама мысль об этом вызывала горечь.

Иллиарис в это время стояла неподвижно, всматриваясь вдаль. Её чёрные уши слегка дрожали, когда она ловила каждый шорох, каждое дуновение ветра. Она вытянула шею, медленно втягивая воздух. Казалось, она пытается уловить запахи, которых я, разумеется, никогда не почувствую. Минуты тянулись мучительно долго. Я уже готов был выругаться, но сдерживался.

Наконец, она замерла и выпрямилась. Тёмная шерсть на её теле стала переливаться, и вот уже силуэт начал искажаться. Я наблюдал, как звериная форма исчезает, уступая место прежнему облику. В груди заскреблось чувство тревоги вперемешку с любопытством. В какой-то миг я подумал: а вдруг она вернётся в свой истинный облик без одежды? Представил, как вот сейчас перед нами окажется обнажённая Иллиарис, и сердце предательски ухнуло вниз. Но и тут мои фантазии оказались пустыми.

Перед нами вновь стояла всё та же эльфийка, облачённая в излишне откровенный наряд, который при каждом её движении словно издевался над моими мыслями. Вульгарщина – не иначе. Я невольно усмехнулся себе под нос. Почему тёмные эльфийки так любят искушать? Для чего им это? Привычка? Оружие? Или просто желание видеть, как смертный теряется от их красоты? Не знаю. Но отрицать, что взгляд сам по себе тянулся к её фигуре, я бы не смог.

Иллиарис не сводила взгляда с горизонта. Тишина тянулась мучительно долго, и даже дыхание становилось тяжёлым от неё. Я прокашлялся, огляделся. Везде – серый пепел и пустота, распластанная до самой кромки мира.

Вдруг Иллиарис обернулась. Её взгляд был острым, холодным, и голос прозвучал так, что возражать не приходило в голову:

– Подойди. – обратилась она ко мне.

Скорее приказ, чем просьба. Я нахмурился, сжал челюсти, но не стал спорить. Спешился с ящера, поправил пояс и положил ладонь на рукоять меча. Сделав несколько шагов, я остановился рядом, пытаясь понять, что же ей понадобилось.

Она не отрывала глаз от пепельной равнины и спросила тихо, но твёрдо:

– Скажи, что чувствуешь?

Я замер. Вопрос был слишком простым, но в нём слышалось что-то иное, скрытое. Я медленно повёл взглядом по пустынному Лорену. Пепел под ногами. Горизонт без единого силуэта, без надежды на жизнь. Дышать тяжело, воздух сухой и жёсткий, как раскалённое железо. И всё же… Хоть мы и только познакомились, она, со своей грубостью, не из тех, кто тратит слова зря. Этот вопрос не мог быть случайным. В нём явно был подвох.

Я опустился на корточки и зачерпнул ладонью пепла. Он сыпался сквозь пальцы, рассыпаясь серыми крупинками, как останки забытых костров. Сжал его, поднял голову, вдохнул полной грудью. Мир здесь был слишком пустым, чтобы быть настоящим.

Я прошептал заклинание и открыл глаза, позволяя магии раздвинуть завесу.

И земля подо мной застонала.

Передо мной больше не было пепельной пустыни. Мир изменился, и сердце моё едва не остановилось. Вся равнина превратилась в море огня. Жаровые реки пересекали землю, огненные валы катились, ломая всё на своём пути. Из раскалённых разломов рвались потоки пламени, и каждый удар их был как грохот небес.

Далеко впереди, в самом сердце этой бездны, поднялся столп огня. Он поднимался всё выше и выше, пронзая небеса, и не было конца этой ярости. Казалось, сам свод мира разорван на части, и пламя вырывается наружу, чтобы сжечь всё живое.

Я сделал вдох и обжёг лёгкие. Воздух стал огнём. Каждый глоток жёг меня изнутри, и я закашлялся, захлёбываясь в сухом удушье. Жар давил со всех сторон. Кожа покрылась потом, но не было прохлады, а только мучение, будто сам мир навалился тяжестью.

И ужас проникал глубже жара. Земля не умирала в этом огне. Она продолжала гореть. Вечно. Это было не очищение, не конец. Это была вечная пытка. Я видел, как в пламени нет сгорания – есть лишь бесконечное горение, нескончаемое. Проклятие держало эти земли, не позволяя им найти покой.

Меня охватила дрожь. Я чувствовал, что огонь не снаружи, он уже внутри. Он проникал в грудь, в кровь, в сердце, оставляя метку. Казалось, стоит задержаться ещё мгновение – и он не отпустит меня. Я стану частью этой бездны, одним из тех, кого Лорен поглотил навечно.

Я сжал пальцы в кулак и заставил себя отвернуть взгляд. Но пламя не исчезло. Оно продолжало гореть во мне, в воспоминании, в сознании.

Я поднял глаза на Иллиарис. Она смотрела на меня спокойно, без страха. Но в её взгляде было знание. Она знала, что я увидел. И знала, какой след это оставит во мне.

Мир снова стал серым и пустым, как только я разорвал магическое зрение. Но в груди ещё пульсировал жар, дыхание сбивалось, в горле пересохло, а лоб покрылся холодным потом. Я жадно хватал воздух ртом, но он не приносил облегчения, только сушил лёгкие.

Иллиарис резко шагнула ко мне и крепко схватила за руку. Её пальцы были холодными и твёрдыми, удерживали, будто она боялась, что я сорвусь в пропасть. Её голос прозвучал коротко и жёстко:

– Что ты почувствовал? Скажи мне!

Я встретил её взгляд, и ужас ещё не успел уйти из моих глаз. Сухие губы едва смогли произнести ответ:

– Ад…

В её лице произошла перемена. Серьёзность, с которой она произнесла приказ, исчезла. Хмурость рассеялась, уступив место удивлению. Она отпустила мою руку и вновь посмотрела вдаль, туда, где застывший горизонт скрывал своё проклятие. Я заметил, как её дыхание стало спокойным, как будто она ждала этого подтверждения.

И, не колеблясь ни мгновения, Иллиарис шагнула вперёд. В её походке не было ни тени страха.

– Куда ты?! – выкрикнул Лоринтар. Его голос сорвался от неожиданности, но она не удостоила его даже взглядом.

Я вытер ладонью лицо, смахнув пот, глубоко вдохнул и заставил себя собраться. Всё ещё чувствовал горечь на языке и тяжесть в груди. Сплюнув пепел, прилипший к губам, я развернулся к ящеру. Взял поводья, отвёл животное в сторону и крепко привязал к одинокому обломку камня, что торчал из земли. Его тревожное дыхание говорилo само за себя: даже зверь чувствовал проклятие.

Оттолкнувшись от земли, я направился следом за Иллиарис.

– Калдрин! – окликнул Лоринтар. В его голосе звучала не только тревога, но и злость от непонимания. – Что происходит? Что вы почувствовали?

Я остановился лишь на мгновение и посмотрел на него. Хмурый взгляд был моим единственным ответом. Я не стал тратить слова там, где они не могли передать того, что я увидел.

Развернувшись обратно, я шагнул за Иллиарис.

Иллиарис шагнула вперёд, и её тело вновь обратилось в чёрную пантеру. Её гибкое туловище скользило по пеплу, и мягкие лапы оставляли на поверхности лишь неглубокие следы. Она двигалась осторожно, без спешки, внимательно оглядываясь.

Лоринтар быстро расправился с уздой и бросил своего ящера, чтобы догнать меня. Его шаги глухо утопали в пепле, и вскоре он поравнялся со мной. Я шёл молча, не глядя на него, потому что слова застряли в горле.

В голове путались мысли. Видение ещё жгло сознание, и я никак не мог отмахнуться от картины, которая врезалась в память. Я пытался убедить себя, что это очередная аномалия, обычная прихоть Лорена, которых нам уже доводилось встречать. Но чем больше я размышлял, тем сильнее понимал: это не было иллюзией. Это не был каприз магии, что мы привыкли считать частью здешней природы. Здесь, в этой части пустошей, подобных искажений никогда не было.

Я почувствовал, как по спине пробежал холод. Если мои опасения верны, то есть лишь одно объяснение: Лорен расширяется.

Эта мысль давила сильнее самого проклятия. Проклятые земли могли расти. Их зараза способна ползти дальше, захватывая живое, пока всё не обратится в пепел. И остановить её было нечем. Сколько бы магов ни ломали головы над тайной Лорена, сколько бы орденов ни посылало лучших мудрецов сюда, ответ так и не был найден. Ни один заклинатель не понял природы этих земель. Никто не сказал, откуда они возникли, и какая сила породила их.

Я провёл рукой по лицу, чувствуя сухость кожи и горечь пепла на губах. Мы всегда знали: Лорен опасен, но его границы были постоянны. Он был раной, но не заразой. Сейчас же я видел обратное. Если пламя, что открылось мне в видении, отражает истину, то это уже не просто пустошь. Это росток гибели, и он пустил новые корни.

Мысли путались, и чем дальше я шагал по этой мёртвой равнине, тем яснее понимал: если Лорен начнёт разрастаться, ни одно королевство не устоит. Ему потребуется всего несколько лет, чтобы пожрать мир, и никто не сможет остановить его движение. Ни сталь, ни магия, ни воля богов.

Я глянул на пантеру впереди. Иллиарис двигалась с той самой решимостью, что не оставляла сомнений: она, кажется, тоже догадывается о происходящем. Её молчание было красноречивее слов.

Я ускорил шаг и выровнялся с пантерой, чёрный силуэт которой двигался рядом со мной легко и уверенно. Сердце стучало глухо, мысли ещё не отпустили меня, но молчание тяготило. Я заговорил, стараясь, чтобы голос звучал ровно, без лишних эмоций:

– Я знаю, что, возможно, ты недолюбливаешь меня по причине, что я человек. Но надеюсь, ты почувствовала то же самое, что и я. Ты, наверняка, считаешь, что я чужак, не достойный даже сравнения с вами, тёмными. Но если бы у меня не было достаточно опыта, я не смог бы довести Лоринтара до Айр’Калета.

Иллиарис продолжала идти, плавно переставляя лапы и внимательно оглядывая равнину. Ни один мускул на её чёрном теле не дрогнул, и я не знал, слушает ли она меня или просто отсекает мои слова, как ненужный шум. Но я не остановился.

– Я учился в академии магии, – продолжил я, чувствуя, что обязан дать ей понять: я не пустое место в данный момент. – Пусть недолго, но знаний мне хватило, чтобы узнавать такие видения. Это не просто случайное искажение. Здесь источник куда более глубокий. Когда мы выясним, что скрывается в сердце этой аномалии, просто скажи мне, что я должен сделать.

Я бросил взгляд на неё, пытаясь уловить хоть намёк на реакцию. Глаза пантеры встретились с моими – холодные, тёмные, без намёка на сострадание. Но в этой краткой тишине я увидел: она поняла мои слова. Её внимание задержалось на мне на несколько секунд, а затем, не сбавляя шага, она коротко кивнула. После этого её движения изменились, и она перешла на неспешный бег, продолжая всматриваться в пепельную даль.

Я выдохнул и почувствовал, как тяжесть немного отступила. Она не приняла меня – но и не отвергла. Для такой, как Иллиарис, этого уже было достаточно.

Я крепче сжал рукоять меча и пошёл следом, готовясь к тому, что нас ждёт впереди.

Пепел хрустел под сапогами, и этот звук был единственным напоминанием о том, что я ещё иду, а не застрял в мёртвом сне. Лорен всегда встречал одинаково – тяжёлым воздухом, липким ощущением в груди и пустотой, которая давила сильнее любого врага. Но теперь к этому привычному угнетению примешивалось новое: тонкая вибрация в глубине сознания. Я чувствовал её не хуже Иллиарис, хотя сам себе неохотно признавался в этом. Магия здесь не рождалась сама, её тащили за собой, как нить, ведущую в сердце тьмы.

С каждой десяткой шагов эта нить становилась толще, и у меня складывалось впечатление, что она тянет не только разум, но и тело. Я шагал быстрее, сам не замечая, как ускоряюсь, но Иллиарис не позволяла себе спешки. Она по-прежнему держалась настороженно, её чёрная шкура едва мерцала в блеклом свете молний где-то вдалеке, и каждое её движение было точным, выверенным. Лоринтар молчал, сосредоточив взгляд на пустоте впереди, но я чувствовал, что и его сжимает эта тягучая тишина.

Проклятые земли всегда кишели Вирлоками, они выползали из пепла, как язвы, жаждущие крови. Но сейчас не было ничего. Тут было слишком тихо. Никакого шума и движений. От чего мне стало не по себе.

Магическое давление крепло, и я уже не мог игнорировать собственные ощущения. В академии нас учили распознавать и различать потоки, и то, что я чувствовал, не походило ни на одну известную школу. Оно не горело, как огонь, не звенело, как молния, и не текло, как вода. Оно давило, разрасталось, прорастало во все стороны, и я начинал понимать: это не сила, идущая от земли. Это сила, навязанная земле.

Молчание становилось невыносимым. Я поймал себя на том, что вслушиваюсь в каждый вдох, каждый шаг своих спутников, только чтобы заглушить ощущение пустоты вокруг. Казалось, если остановиться хотя бы на миг и тишина поглотит.

Я хотел что-то сказать Иллиарис, но она, не оборачиваясь, резко замедлила шаг. Её уши дёрнулись, хвост поднялся. Пантере не нужно слов, чтобы показать: что-то впереди. Я тоже остановился и прикрыл глаза, вбирая магический поток глубже. Он бил прямо в грудь. Мы были рядом.

Но вокруг по-прежнему не шевелилось ничего. Ни одного следа, ни одной твари, ни единой ямы в пепле. Я поднял взгляд на серые облака, в которых сверкнула молния. И понял, что нас кто-то ведёт. Зовёт и приглашает в очевидную ловушку.

Лоринтар шагал позади, но я чувствовал его взгляд в спину. Он слишком долго молчал, и наконец голос его прорезал тягучую пустоту:

– Калдрин… что происходит?

Слова прозвучали не просто вопросом, в них сквозил надрыв, едва сдерживаемый страх. Даже он, привыкший к этим землям, не мог вынести той тишины, что окружала нас. Я обернулся, встретив его глаза, и произнёс с тяжестью в груди:

– С Лореном что-то не так. Он расширяется.

На лице Лоринтара не мелькнуло ни удивления, ни испуга – лишь суровая сосредоточенность. Он шагнул ближе и резко спросил:

– Как?

Я вздохнул и опустил взгляд на пепел под ногами. Объяснить это было труднее, чем признаться самому себе в собственной слабости.

– Сложно… Но если коротко, то кто-то вмешивается в проклятие, заставляя его расползаться дальше. Я не верил в такие теории, пока не ощутил это сам. В академии магии у нас был курс по теории проклятий. В одной из книг я наткнулся на заметку… всего одну строку. Она гласила: «Если несколько проклятий сосуществуют в одной плоскости, они начинают взаимодействовать». Тогда я прошёл мимо, не придал значения. Но теперь… – я обвёл взглядом пустоту, – вижу перед собой подтверждение.

Я говорил всё тише, будто боялся, что сама земля услышит.

– Не знаю, сможешь ли ты это понять… Проклятия питаются слабостью мира. Они не просто разрушают, а врезаются в ткань реальности, выжигая её основу. Одно проклятие может вызывать болезни, другое – извращать плоть, третье – менять течение времени. Если они встречаются, они не гасят друг друга, а множат. Становятся катализаторами, растягивая раны шире, глубже. Мир не выдерживает таких перегрузок. Он начинает трескаться. И трещины эти не закрываются никогда.

Лоринтар слушал, не перебивая. Его лицо застыло, но я видел, что он понял. Понял слишком многое, чтобы продолжать задавать вопросы. На его месте, я бы завалил вопросами о том, что это невозможно, ведь проклятье Лорена настолько древнее и непонятное, что как-либо взаимодействовать с ним нельзя. И раньше я бы согласился. Возможно то, что я почувствовал, всего лишь ошибка.

Мы шагали дальше, а в моей голове вертелась только одна мысль: если прямо сейчас на нас обрушатся Вирлоки, у нас не будет выбора. Либо принять бой, либо броситься бежать, надеясь, что хватит сил.

Я глянул в серую даль. Без ящеров нам придётся особенно тяжко. Как бы скверно мысли в моей голове сейчас не бегали, но с животными в Лорене дела обстоят плохи. Их постоянно что-то пугает и убивает, стоит им только коснуться этого пепла. Зараза… Надеюсь Иллиарис знает, что делает, иначе все мы тут погибнем.

Пепел под ногами становился мягче, вяз, проваливаясь всё глубже, и я понял, что мы приближаемся к источнику. Воздух тянул горечью, в ушах рос гул, а сама земля дрожала под шагами. Когда мы вышли на край обрыва, перед нами открылось зрелище, которое ни один трактат не смог бы описать.

Внизу зиял кратер, чёрный и бездонный. На дне, окружённый сотнями Вирлоков, стоял человек в красной мантии. Его капюшон скрывал лицо, но вокруг него клубилась магия, густая и живая, тянувшаяся к небесам багровыми разрядами. В самом центре ритуала висел в прозрачном коконе огромный Вирлок, свёрнутый, как дитя в утробе. Его тело дёргалось, спазмы пробегали по лапам, а из раскрытой пасти тянулся беззвучный крик. Магия красного текла в этот пузырь, наполняя его, и каждый удар силы отзывался дрожью у меня в костях.

Я едва не выронил меч – то, что я видел, было не просто колдовством. Это было рождение новой беды, чума в чреве пепельной бездны.

Мы прижались к краю, пепел обжигал кожу сквозь ткань, и сердце в груди грохотало так громко, что мне чудилось – красный колдун услышит его отсюда. Иллиарис, ещё в облике пантеры, припала к земле и скользнула вперёд. Её чёрная спина растворялась в пепельной мгле, только глаза сверкнули огнём, когда она перевела взгляд на кратер. Я последовал её примеру, лёг на холодную сыпучую поверхность и осторожно выглянул вниз.

– Что за чёрт тут творится… – слова сорвались сами, и я даже не понял, произнёс их или просто выдохнул.

Лоринтар подтянулся рядом, стиснув зубы, и тихо спросил:

– Что он делает с этим Вирлоком?

Я не ответил. Не мог. Иллиарис тоже молчала. Мы только смотрели вниз, и каждая секунда распарывала разум новыми вопросами.

Вирлок в пузыре содрогался, его длинные лапы судорожно дёргались, вытягивались и снова сжимались. Он всё ещё был скручен в позе зародыша, и это делало зрелище ещё чудовищней – словно кто-то пытался заново перекроить жизнь в грязной, искажённой утробе. Колдун в красном не останавливался ни на миг. Его руки были подняты, и каждый жест вгрызался в землю вокруг, каждое движение пальцев вызывало дрожь воздуха.

Я всмотрелся внимательнее и заметил входы в десятки тоннелей, как сама земля изрыта когтями исполинов. Из них выползали новые Вирлоки, медленно, цепляясь за пепел. И ни один из них не бросался на мага. Они окружали его, смыкались стеной, будто охрана.

Невозможно… Это тот же самый маг… В Вертоне я видел его. И тогда после него тоже был Вирлок. Он управляет ими. Как? Как ему удаётся держать этих тварей в узде, если ни один чародей за тысячи лет не приблизился даже к пониманию этого?

И тут, пока я искал ответ, Вирлок в пузыре начал шевелиться сильнее. Сначала вяло, едва заметно. Потом спазмы стали яростными, каждое его движение отзывалось гулом в моих висках. И вдруг он разорвал тишину визгом, таким пронзительным, что лёгкие сжались, а сердце застыло в ужасе.

В ту же секунду земля содрогнулась. Из круга, где стоял колдун, вырвался огненный столб. Пламя взметнулось ввысь, прорезая тучи, ударило в их чёрную толщу и вспыхнуло во все стороны. Небо осветилось, и на миг в мраке раскинулось огненное дерево – кривые ветви из пламени тянулись во все стороны, корни уходили в бездну.

Жар хлестнул по лицу, и у меня закружилась голова. Я не видел ничего ужасней. Мир на миг стал чужим, чуждым, и казалось, что даже сам воздух сопротивляется моему дыханию. Я чувствовал себя песчинкой перед огненным древом, символом гибели, корни которого рано или поздно проростут в каждую трещину этого мира.

Иллиарис взмыла в воздух, её лицо искажало яростное безумие. В глазах вспыхнули тёмные искры, похожие на осколки ночи. Она распахнула руки к небу, и в тот миг мир застыл. Я даже слышал, как оборвался собственный вдох. Пустошь затаила дыхание.

И затем раздался вопль. Не её голос, не голос женщины, а сам Лорен вскрикнул из-под земли, из чрева пепельной бездны. В этом звуке не было слов, лишь чистая мука тысяч погребённых душ, прорвавших узы забвения. Моё сердце сжалось, уши заложило, а в висках разорвалась оглушающая боль. Я упал на одно колено, стиснув зубы, и увидел, как земля под ногами задышала.

Пепел дрогнул. Он поднялся волнами, будто невидимая рука встряхнула весь мир, и из серого марева рванули вверх тысячи копий. Они были не из стали и не из кости, но я видел, как эти клинки силы пронзают Вирлоков. Существа, вылезшие из тоннелей, завизжали. Они дергались, корчились, падали на спины и содрогались в судорогах, словно из них вырывали саму жизнь. Их крики сливались в адскую симфонию. Некоторые рвались прочь, но копья настигали их и разрывали изнутри. Я видел, как из глаз и ртов вырывался белёсый свет, – остатки душ, которые они когда-то пожрали. Иллиарис подняла голову и закричала, но в этом крике не было радости. Она питалась их болью.

– Проклятье… – вырвалось у меня. Я резко вскочил на ноги. Лоринтар сделал то же самое, выхватывая свои изогнутые клинки.

Я обнажил свой тёмно-эльфийский меч. Он казался тяжёлым, но когда я сжал рукоять, сила прошла по телу, и всё вокруг наполнилось готовностью к бою. В крови зазвенела жажда схватки.

Над нашими головами пылало огненное древо. Его ствол уходил в облака, ветви растекались по небу, образуя сеть пламени, чёрные тени извивались в огненных кронах. Это было видение, от которого хотелось закрыть глаза, но невозможно было отвести взгляд. Огненная корона горела, пока мир содрогался, а потом начала гаснуть. Ветви одна за другой осыпались искрами, исчезая в небесной черноте, и вскоре остался лишь ствол – прямой столп пламени, уходящий в тучи. И он тоже начал растворяться, пока всё не обратилось в пепельный дождь.

Тишина обрушилась на кратер, но не принесла облегчения. Земля застонала. Под ногами пошла дрожь, трещины стали расходиться в стороны. Я почувствовал, как воздух стал тяжелее, как будто всё вокруг предвещало новую угрозу.

И она не заставила себя ждать. Позади нас пепел начал колыхаться, словно кипящая поверхность воды. Я обернулся и увидел, как из серой почвы один за другим рвутся Вирлоки. Их когти вырывали пепел, искажаемые тела судорожно дёргались, словно их бросали наверх силой, которой они сами не могли сопротивляться. Каждый раз, когда существо выпрыгивало наружу, оно издавало дикий визг и распахивало пасть, блестящую в тусклом свете кратера.

Иллиарис опустила ладони к земле, и по пеплу разошлись огненные трещины. Из этих шрамов почвы рванули наружу багровые цепи. Они пульсировали, изгибались, как живые вены, переплетались и хватали Вирлоков, выпрыгивавших из разломов. Твари визжали, но вырваться не могли. Цепи сжимались, вонзались в тела, вытягивали силу и кровь, после чего рвали их на части, как бумагу. Часть энергии возвращалась к колдунье, и её силуэт начинал сиять тёмным алым светом.

Я стоял, не веря собственным глазам. Шок переполнял меня, но в нём была и другая сторона – восторг. Видя, какой бездной силы владеет Иллиарис, я ощутил воодушевление. В груди пробудился смех, непроизвольный и лёгкий, и я сказал:

– Её я уж точно не хотел бы видеть среди врагов.

Но радость быстро сменилась хаосом. В центре кратера воздух взорвался магической силой. Человеческая фигура в красной мантии оторвался от земли и вознёсся над ордой своих созданий. Его фигура, скрытая капюшоном, сияла мрачным пламенем. Тень падала от него во все стороны, и я почувствовал, как сам мир содрогается от его присутствия.

Иллиарис не стала ждать. Она собрала рядом с собой реку крови, что бурлила вокруг от разорванных Вирлоков. Сгустки слились, потянулись к её рукам и приняли форму копья. Оно было длинным и тяжелым. С силой она метнула его в красного мага.

Воздух завыл. Копьё пронеслось по небу, оставляя кровавый след. Маг вскинул руки, и перед ним сомкнулся щит из огня и пепла. Удар прогремел, огонь взорвался во все стороны, и небо осветилось багровыми вспышками. Ветер швырнул меня на землю, уши заложило от рёва. Я поднял голову и увидел, как они сошлись.

Маг поднял руку, и сотни огненных стрел вырвались в её сторону. Иллиарис закружилась в воздухе, кровь вокруг неё закрутилась вихрем, сбивая часть стрел. Остальные врезались в её защиту и взрывались один за другим. В небе творился шторм, грохот стоял такой, что сердце срывалось в пятки.

Она подняла руки, и десятки кровавых лезвий образовались вокруг неё. Сжав кулак, она послала их в красного мага. Воздух зазвенел, когда смертоносный рой обрушился на цель. Но маг ответил жестом, и всё вокруг его фигуры вспыхнуло. Лезвия ударились в пламя, разлетелись искрами и кровавыми брызгами, а часть их ушла глубже, разрубив его защиту.

Огненные вихри вырывались из его ладоней, переплетались в небе в гигантских змей. Один из них рванулся к Иллиарис. Она оттолкнулась, взметнувшись выше, и ответила, развернув цепи. Багровые плети схватили пылающего зверя и разорвали его пополам. Но маг не остановился. Ещё два вылетели следом, и небо разорвалось новым штормом.

Всё вокруг сверкало и тряслось. Их бой был похож на столкновение двух миров. Кровь и пламя сражались, перемешиваясь в вихрях. Каждый удар отзывался в моём теле, каждая вспышка ослепляла, а земля под ногами дрожала, как при землетрясении.

Я смотрел на это, и дыхание сбивалось от восторга и ужаса. Это было зрелище, от которого душа горела и стыла одновременно. Иллиарис и маг в красном сражались не ради нас, а ради самой силы, и мир, казалось, трещал под натиском их воли.

Из пепла, что стлался под нашими ногами, начали подниматься силуэты. Тени уплотнялись, и шаг за шагом обрели плоть. Фигуры в красных мантиях. Их капюшоны скрывали лица, а из-под складок рваным дыханием сочился дым. Я ощутил, как холод пробежал по спине. Маги. Копии того, что сражался сейчас с Иллиарис.

Мы с Лоринтаром обменялись коротким взглядом и тут же встали спина к спине. Я сжал рукоять своего тёмно-эльфийского клинка и приготовился.

– Проклятье! А эти тут откуда?! – прошипел я, не сводя взгляда с приближающихся фигур.

– Оставь брань на потом, – сухо отозвался Лоринтар. Его голос был на удивление спокоен. – Лучше приготовься.

Первый из них поднял руку. В воздухе закружился сгусток огня. Я рванулся вперёд, отталкиваясь от пепла, и ударил клинком. Пламя разлетелось, когда моя сталь прошила его руку. Сила отозвалась вибрацией в клинке, но фигура пошатнулась и рассыпалась в дым. На её месте осталась лишь пустота.

Второй напал на Лоринтара. Он отскочил, пропустив огненный шар мимо себя, и тут же врезал обеими клинками крест-накрест. Его движения были молниеносны – сталь вспорола грудь противника, и тот развеялся, не успев сотворить новое заклинание.

Но их становилось всё больше. Из пепла поднимались новые и новые фигуры. Мы были окружены. Десятки капюшонов, десятки рук, готовых метнуть огонь и молнии.

– Их слишком много! – крикнул я, отбивая удар огненной плети. Жар обжёг кожу, но я успел парировать, рубанув в сторону, где плоть встречалась с дымом.

– Они не настоящие! – ответил Лоринтар, перепрыгнув через вспыхнувший разлом. Его клинки блеснули, и ещё одна тень развеялась. – Уничтожай их быстро, пока не успели собрать силу!

Я стиснул зубы. Он был прав. Эти копии были сильны магией, но уязвимы в ближнем бою. Нужно было действовать решительно и не давать им пространства.

Я бросился вперёд, рубанув клинком по колену очередной фигуры. Она завизжала, но я провернул клинок и отсёк голову. Красная мантия упала в пепел, исчезнув вместе с телом.

Лоринтар в это время закружился в смертоносном танце. Его клинки мелькали, отражая отблески магии. Он уходил от ударов с такой грацией, будто танцевал среди вспышек, и каждый выпад заканчивался смертью очередного фантома.

Я почувствовал, как сзади вспыхнула жара. Не успев оглянуться, я услышал его голос:

– Наклонись!

Я упал на колено, и над моей головой пронеслись оба его клинка. Лоринтар разрубил того, кто готовился сжечь меня, и мы снова встали рядом.

– Благодарю, – выдохнул я, поднимаясь.

– Держи глаза открытыми. Мы ещё не закончили.

И действительно, новые фигуры продолжали выползать. Но теперь я уже чувствовал уверенность. Они были всего лишь тенями. Могущественными, но пустыми.

Мы ринулись вперёд. Я срубил одного, затем второго. Лоринтар добил третьего, что пытался ударить меня в спину. Мы двигались, как единое целое: я прикрывал его слева, он держал меня справа. Клинки пели свою песнь, и каждый наш удар рассекал тьму.

И всё же… чем дольше длилась схватка, тем сильнее я ощущал, что это только начало. Пепел под ногами шевелился, и из него уже поднимались новые тени в красных мантиях.

Пламя пронеслось в опасной близости, прожигая воздух и оставляя за собой горький след гари. Я едва успел отшатнуться, чувствуя, как волосы на виске опалило жаром. Земля вздрогнула от удара, и несколько красных фигур осыпались пеплом, выжженные огненным лучом. На миг я подумал, что Иллиарис пришла нам на помощь, но, обернувшись, увидел, что её внимание полностью приковано к противнику. Нет, это было не её колдовство. Я выругался, стиснув зубы. Этот ублюдок играл с нами, как кошка с добычей.

– Проклятье на твою голову! – вырвалось у меня, и я вновь вскинул клинок, вонзаясь в бой.

Фигуры восстали вновь. Их было столько же, и все они двигались синхронно, как отражения одной воли. Но в этот раз они казались иными: движения текучие, удары более тяжёлые. Их тела пульсировали тем же мраком, что струился от мага. Я уловил связь: он питал их, и каждая его вспышка силы отзывалась в них дрожью.

Иллиарис держала его внимание на себе. С каждым её ударом заклинание мага трещало, и я видел, как фантомы слабеют. Там, где ещё миг назад мне приходилось отбивать удар изо всех сил, теперь хватало одного толчка, чтобы копия пошла трещинами и осыпалась чёрными хлопьями. Я обменялся взглядом с Лоринтаром, и он понял то же самое.

– Дави! – крикнул я, перехватывая клинок удобнее.

Мы пошли вперёд стремительно, без пауз и колебаний. Каждое наше движение было не защитой, а ударом. Мы знали, что промедление даст фантомам время укрепиться, а значит, нужно было рвать их натиск в клочья.

И тут проявилось истинное свойство наших клинков. Металл, выкованный в Айр’Калете, резал не только плоть фантомов, но и саму ткань чар. Стоило ударить, как оболочка из мрака вспыхивала и рушилась, оставляя после себя лишь вихрь серого пепла. Магия не держала форму перед этим оружием. Всё, что казалось обманом зрения или иллюзией, разваливалось от одного касания.

Я ощущал, как сталь вибрирует в ладонях, впитывая силу противника. Не простое оружие, а продолжение воли крепости, созданной ради того, чтобы противостоять Лорену и всему, что он породил. В каждый удар мы вкладывали не только ярость, но и знание, что этот металл сильнее чужих чар.

Лоринтар прикрыл мне спину, я отбросил сразу двух фантомов, и мы двинулись дальше, вгрызаясь в круг врагов. Копии осыпались быстрее, чем появлялись. Красный маг, занятый схваткой с Иллиарис, не мог уделить им всей своей мощи. Это был наш шанс, и мы вгрызались в него, как в последний кусок дыхания.

Фантомы тянулись ко мне всё новыми рядами, каждый раз отрезая дыхание, заставляя мышцы ныть от напряжения. Я рубил и рубил, но их становилось лишь больше, и это рождало гнев. Злило, что моя сталь бессильна в корне – я только крушил отражения, а сама причина стояла в стороне, заплетая новые чары. Внутри я понимал: всё это лишь преграда. Держаться. Только выдержать, пока Иллиарис не вырвет сердце этой заразы.

И вдруг пронзительный крик разнёсся позади. Он не был похож ни на один звук на поле боя. Фантомы передо мной дрогнули и стали исчезать, тая в вихрях пепла. Я резко обернулся.

Иллиарис застыла над колдуном, сжав его голову ладонями. Её пальцы горели багровыми искрами, а из глаз и рта мага вырывались ослепительные потоки света. Он завопил так, что уши заложило. Казалось, сам воздух содрогается от его вопля.

Его тело задрожало в её хватке, искривляясь, как дерево в бурю. И вдруг всё стихло. Возникла полная тишина, в которой не было ни дыхания ветра, ни треска огня, ни звона клинков. Мир сжался в этот миг в пустой вакуум.

Красного мага затянуло в зияющую пустоту, и я успел увидеть, как его силуэт рвётся на клочья, исчезая в глотке невидимого пространства. На долю сердца наступила мёртвая пауза – и тут же взрыв, яркий и беспощадный, вспыхнул в центре кратера.

Огненная волна вырвалась наружу, унося всё на сотни шагов. Земля содрогнулась, пепел полетел в стороны, а меня с силой отбросило в воздух. Я не успел даже сгруппироваться – только прижал руку к груди, когда ударная волна смела меня прочь.

Я глухо рухнул на землю, воздух вырвало из лёгких. Боль в пальцах левой руки вспыхнула острой полосой. Я попытался схватиться за клинок в последнем рывке, но самого меча рядом не оказалось. Он исчез в буре, унесённый вместе с огнём и пеплом.

Я с трудом поднял голову. Ветер ещё гнал обломки и пепел, земля дымилась, а там, где стоял враг, зияла пустота. Лоринтара я не видел, нас раскидало в разные стороны, и теперь каждый из нас оставался один среди хаоса.

Я попробовал подняться, но резкая боль вспыхнула в руке, когда я опёрся о землю. Глухо прошипев, я перевёл взгляд на пальцы и почувствовал, как по спине пробежал холодок. Несколько суставов смотрели в разные стороны, кожа натянулась, жилы дрожали. Кости не сломаны, а просто вышли из положения.

Я выругался, собрал остатки духа и, стиснув зубы, ухватился правой рукой за искривлённые пальцы. Один за другим, каждый сустав возвращался на место с сухим щелчком и криком боли, вырвавшимся из горла. Звук резал уши сильнее, чем треск костей. Несколько мгновений я сидел, тяжело дыша, пот катился по вискам, но вскоре острая мука ослабла, уступив место тупой ноющей боли. Этого хватало, чтобы двигаться дальше.

Я поднялся на ноги, пошатываясь, и осмотрелся. Передо мной раскинулась привычная пустота Лорена: серый пепел, бездонные тени и ни одного знакомого силуэта. Ни Лоринтара, ни Иллиарис, ни следа красных магов. Всё исчезло вместе с взрывом, будто и не существовало.

Мой взгляд зацепился за клинок, торчащий из пепла в сотне шагов. Чернь эфеса, родные узоры Айр’Калета. Я шагнул вперёд, и в тот же миг резкая боль полоснула бедро. Нога подкосилась, и я рухнул на колено, стиснув зубы. Ладонь метнулась к бедру, и я ощупал ногу, пытаясь понять ущерб. Перелома нет. Кость цела. Возможно, трещина. От этого легче не становилось, но хуже могло быть.

Выдохнув, я поднялся и, прихрамывая, потащился вперёд. Каждый шаг отзывался болью в боку и спине, но я упёрся, не позволяя себе остановиться. Дойдя до меча, я наклонился, поднял его и смахнул серый налёт с лезвия.

– Надеюсь, остальным повезло не меньше, – пробормотал я, чувствуя, как горечь смешивается с облегчением. – Лишь бы никто не сгинул.

Мысль о Лоринтаре ещё оставляла надежду, но сердце сжалось, когда я представил Иллиарис. Она находилась прямо в самом центре магического взрыва. Если не успела возвести защиту, то сомнений нет, она приняла на себя удар. И если я вернусь в Айр’Калет один… объяснения будут тяжёлым грузом, от которого я не смогу отмахнуться даже остриём клинка.

Я опустил взгляд на себя и нахмурился. Доспехи целы, кожа невредима, ни царапины, ни ожога. Даже звон в ушах, что должен был стоять после такого взрыва, исчез, оставив вокруг мёртвую тишину. Магическая защита? Может быть… Но когда Иллиарис успела её наложить? Мы ведь дрались в гуще хаоса. Я сжал зубы, отмахнувшись от мыслей. К чёрту догадки. Потом буду разбираться. Сейчас главное найти остальных.

Я ещё раз обвёл взглядом пустошь. Лорен всегда был ровным, без камня, без возвышенности, только бесконечный пепел, расстилающийся до горизонта. И всё же вдали я заметил нечто иное. Небольшой бугорок, нарушающий мёртвую гладь. Неестественно для этих мест.

Вложив клинок в ножны, я двинулся вперёд, прихрамывая, заставляя себя идти, несмотря на боль в бедре. Каждый шаг отдавался в костях тяжёлым эхом, но я не позволял себе останавливаться. Дорога заняла какое-то время, и когда я, наконец, приблизился, понял: передо мной лежит Лоринтар. Его тело было наполовину присыпано пеплом, но дыхание выдавало жизнь.

Я опустился на колено рядом и попытался привести его в чувство. Щёки были холодны, взгляд за веками неподвижен. Я встряхнул его за плечо, но он не шевельнулся. Лишь со второй, а потом и с третьей попытки он застонал и медленно разлепил глаза.

Сухо прошипев, он приподнялся, его лицо исказила гримаса боли. Увидев меня, он выдохнул и тут же коснулся головы, словно в ней раскалённым железом гуляла боль.

– Что… произошло? – хрипло спросил он, слова давались с трудом.

– Маг взорвался, – ответил я коротко, помогая ему удержаться. – Ты как сам? Руки-ноги целы?

Лоринтар закашлялся, из его рта вылетела струйка пепла, и он горько усмехнулся.

– Цел. Жить буду.

Я поднялся и протянул ему руку. Он опёрся на меня и с усилием поднялся, шатаясь. Пепел вокруг осел, открывая нам пустоту, что снова тянулась без конца.

– Где Иллиарис? – спросил он, тяжело дыша.

Я отвернулся в сторону серых равнин, сжав кулак.

– Понятия не имею, – выдохнул я. – Возможно, её отбросило взрывом, если успела защититься магией… Я надеюсь, что так.

Лоринтар побледнел, услышав мои слова, и его лицо стало мрачным, словно на него опустилась тень. Губы дрогнули, глаза наполнились печалью и тревогой. Я уже хотел сказать что-то, чтобы подбодрить его, но он опередил меня. Вытянулся, сжал зубы и с силой выдохнул, возвращая себе твёрдость.

Его взгляд метался по пустынной равнине, пока не наткнулся на клинок в несколько десяток шагов лежавший в пепле. Лоринтар шагнул вперёд, поднял оружие и медленно вложил его в ножны. Вторая сабля так и не нашлась, но он не сказал ни слова. Только коротко бросил:

– Пошли. Иллиарис нужно найти.

Я кивнул, хоть внутри у меня всё переворачивалось.

– Хорошо. Но как? Здесь пустота, никаких следов.

Он скривился, но ответа не последовало. Лишь короткое признание, сжатое в его глотке, как нож:

– Не знаю. Но без неё возвращаться…

– Подожди. Есть одна мысль… – перебил я.

Я поднял голову и снова оглядел мёртвые равнины. Всё вокруг было одинаково серым, пепел стлался под ногами бескрайней пустыней, и только вдалеке зияла глубокая рана. Кратер. Туда и следовало направиться.

Магическое зрение сейчас далось бы мне очень нелегко. Но выбора нет. Я собрал в кулак остатки решимости и открыл магическое зрение. Мир вздрогнул. Глаза резануло, но вскоре передо мной предстала истинная картина Лорена. Вездесущего бесконечного ранее увиденного пламени нигде не было. Ни живой силы, ни отголосков сражения. Только бескрайнее свечение, напоённое проклятием. Земля переливалась, как чернильное море, в которое опустили тысячи искрящихся жил. В такой тьме нельзя было различить следы – всё вокруг тянуло за собой один и тот же запах гибели.

Но там, впереди, в самом сердце взрыва, зиял разлом. Его было видно даже на таком расстоянии: чёрная трещина, разрывающая ткань пространства. Она тянулась от центра кратера, извиваясь, как шрам на лице мира. Оттуда веяло холодом, который пробирал глубже, чем мороз.

Я позвал Лоринтара, и мы вместе двинулись к кратеру.

Каждый шаг отдавался в ногах болью. Воздух вокруг густел, и казалось, что он тянет из лёгких дыхание. По мере приближения к разлому сама земля начинала дрожать под нашими шагами, будто напоминала нам, что мы вторглись туда, где человек не должен был стоять.

Мы остановились на краю. Я взглянул вниз и сердце сжалось. Там, где прежде бушевал огонь взрыва, теперь зияла дыра, полная мрака и магии, которую я не мог до конца постичь.

Я склонился над кратером, магическое зрение обжигало глаза и давило на мозг. Свет проклятья был такой силы, что казалось, он мог заполнит весь мир. Щурясь, я выслеживал то место, где Иллиарис находилась в момент взрыва. Оттуда, тонкой и тёмной нитью, которая напоминала тучные завихрения воздуха, тянулся след в сторону. Я сказал про это Лоринтару, и мы медленно двинулись по нему, осторожно наступая на пепел, который сыпался в сапоги.

Путь был мучительно однообразен, но магическая энергия в нём то усиливалась, то ослабевала. Лоринтар шёл рядом, молчаливый и сосредоточенный, держа руку на рукояти клинка. Я ощущал каждое колебание пепла под ногами, каждую струйку энергии, что пролегала в этом шлейфе проклятия. Время растягивалось; шаг за шагом мы приближались к концу нити, мои мысли метались между надеждой и страхом.

Когда мы почти дошли до конца, я заметил движение.

Мы ускорили шаг. Я различил тёмную фигуру, цепляющуюся за длинные волосы Иллиарис. Её волокли, а сама она была без сознания. По её лицу пробегали краткие судороги, каждая из которых выдавала боль, когда Вирлок тянул её за волосы, игнорируя всё остальное вокруг.

Лоринтар рванул с места, клинки вспыхнули в руках и резкий крик сорвался с его губ. Вирлок резко обернулся и, заметив Лоринтара, завизжал. Его хватка ослабла, и тело Иллиарис упало на пепел. Я вытащил свой меч, но шаги давались с трудом. Нога предательски мешала ускорению. Я видел, как Лоринтар, стремительным броском, врезался в Вирлока и с ужасающей точностью срезал несколько его конечностей. Звук треска и визг сливались в одно, когда чудовище отчаянно попыталось отступить, рывками скрываясь в пепле.

Я подбежал, дыша тяжело, и опустился над телом Иллиарис. Её тело было частично покрыто тёмными пятнами, которые пульсировали и отдавали зловещим теплом. Она всё ещё была без сознания. Сердце сжалось, когда я взглянул магическом зрением на эти пятна. Поток энергии показал чёткую картину: проклятье впитывалось в тело Иллиарис, разрастаясь быстро, угрожая каждой клетке.

Я почувствовал беспомощность в этот момент, но это ощущение сменилось решимостью. Надо действовать. Любая медлительность была смертельной. В голове промелькнули строки из учебников магии – теоретические знания о проклятьях, их распространении, об их взаимодействии с телами и магическими полями. Эти знания сейчас были единственным оружием, которое могло хоть немного противостоять надвигающейся угрозе. Я глубоко вдохнул, стараясь сосредоточиться.

Когда Вирлок спрятался в пепле, Лоринтар мгновенно подскочил и сорвал с меня вопрос:

– Что с ней? Она жива? – голос выдыхал тревогу.

Я ответил коротко и без утешения:

– Да. Но боюсь, у нас мало времени. – c этими словами я схватил Иллиарис под мышки и поднял её, проклиная свою ногу. Резкая боль пронзила бедро при движении, но оставаться было нельзя.

– Нужно как можно быстрее доставить её в Айр'Калет.

Он кивнул, сунул меч в ножны, и, не теряя ни секунды, усадил её себе на спину и понёс вперёд. Я шел за ними, не давая расстоянию расти, держал клинок наготове и готовился отражать любую атаку, ведь Вирлоки могли выскочить из-под пепла в любую минуту.

Дорога к краю Лорена протекала в напряжённом ритме. Мы мчались по ровной пустоши, и каждый шаг сопровождался хрустом и вздыманием серых облаков; ветер гнал в глаза мелкие частички, заставляя слезиться, но я держал лицо, втягивал воздух через стиснутые зубы и контролировал дыхание, чтобы не выдать усталость. Лоринтар нёс Иллиарис быстро, но осторожно: он умел оценивать дистанцию и держал баланс, чтобы её тело не раскачивалось. Я крыл его сзади, проверяя периметр взглядом, слушая любые звуки, шорохи, треск, движение под ногами, и каждый раз, когда что-то шевелилось вдалеке, я напрягал мышцы и готов был броситься в атаку.

Путь не был ровным испытанием одной лишь скорости; нам несколько раз приходилось лавировать между лёгкими вздутиями пепла, обходить воронки и пробивать себе место, где почва держала лучше. Временами приходилось ускоряться, чтобы оторваться от странных тягучих завихрений магии. Иногда притормаживать, чтобы не выдать себя резким шагом. Я думал о том, что нам нужно добраться до ящерок. Они были нашими единственными верными проводниками у границы Лорена, и это давало сил.

Когда мы наконец приблизились к краю, силуэты ящерок вырисовались в серой дымке, и по спине пробежало облегчение. Они ждали мирно, без суеты, расставив свои массивные тела поперёк тропы, чтобы перегородить нам путь от пустоши. Лоринтар замедлил шаг и аккуратно присел, чтобы помочь Иллиарис слезть, а я занял позицию вокруг, не опуская меч.

Мы уложили Иллиарис на спину моего ящера, Лоринтар быстро сел на своего и, не теряя ни секунды, мы погнали вперед. Ветер обдумал лицо, а мои мысли не давали ни мгновения покоя: я не знал, как снять проклятье, но помнил способ замедлить его разрастание. В тот миг это было всё, что я мог сделать.

Я пробормотал тихую формулу, пальцы привыкли к жестам, и тонкая нить заклинания выскользнула наружу. Развеивание – слабый, из низших уровней, но сейчас оно могло купить нам время. Магия тянула силы из меня, жгла горло, но эффект проявлялся: чёрные пятна на её теле постепенно переставали пульсировать так быстро, их краешки затвердевали и словно затягивались. Я не мог остановить проклятье, но мог удержать его, дать нам шанс добраться до крепости.

Мы влетели в горную пещеру, тёмный свод обрушился над головами, и звук лап ящерок отозвался хриплым эхом. Воздух стал плотнее, чуть прохладнее. Я поддерживал заклинание, чувствуя, как оно рвётся под натиском чужой магии, но держалось. Лоринтар вёл нас туннелем вниз, и наш спуск превратился в одно длинное стремление к дому, где могли бы помочь.

Подземелья Айр’Калета встретили нас знакомой сумеречной тишиной и запахом древнего камня. Мы с ящерками ворвались в крепость без остановки: ворота раскрылись, тёмные эльфы тут же метнулись в стороны.

Быстро спрыгнув с ящеров, мы подхватил тело Иллиарис. Она едва держалась в сознании, её кожа, изуродованная проклятьем, продолжала чернеть пятнами. Вдохи её были хриплыми, но цепкими. Мы рванули к ближайшему зданию, где яркий символ целителей тёмных эльфов горел серебром над резными дверями.

Влетев внутрь, мы почти бегом донесли её до свободной комнаты. Воздух там был пропитан пряными травами, жгучими благовониями и металлическим привкусом крови. Лоринтар сорвался на эльфийскую речь, требуя помощи. Целитель, высокий и худощавый, в длинных чёрных одеждах, шагнул навстречу. Его лицо оставалось непроницаемым, но в глазах мелькнуло удивление, когда он увидел, что именно пожирает плоть Иллиарис.

Он сказал, что снять такое проклятье можно. Голос его звучал хрипло и одновременно спокойно. Видно было, привычен к делам, где жизнь и смерть стояли слишком близко, но за спокойствием чувствовалась скрытая тяжесть. Как он сказал: времени на исцеление уйдёт немало, и борьба будет долгой.

Иллиарис застонала и вдруг распахнула глаза. Чёрные прожилки расползались по её щеке, губы дрожали, но в них теплилась решимость.

– Калдрин… – прохрипела она.

Я хромал после схватки, каждая мышца отзывалась болью, но всё равно подошёл ближе. Она вцепилась в мою руку крепко, с отчаянной силой того, кто держится за последнее.

– Зайди… в мою комнату… – слова вырывались рывками, с трудом, каждый слог для неё был обжигающим. – На моём столе… лежит… – её тело содрогнулось от боли, губы скривились, но она продолжила, сжав пальцы до боли в моей кисти: – Гримуар… возьми… его…

Лоринтар напрягся, шагнул ближе, но молчал. Целитель бросил на нас быстрый взгляд, но продолжил свою работу, окутывая тело магическими печатями и шёпотом заклинаний.

– Ты должен… защитить Айр’Калет… Я… надеюсь… на тебя… – прошипела она, и дыхание сорвалось.

Я чувствовал, как её хватка ослабла. Голова безвольно откинулась на подушку. Иллиарис обмякла, вновь потеряв сознание, а её рука сползла с моей.

В комнате стало тише, только работа целителя отвлекала тишину. Я сжал челюсти. Никогда не думал, что в этих чёрных залах тёмных эльфов, среди врагов и союзников одновременно, мне придётся принять клятву, от которой теперь зависела эта крепость.

Калдрин сжал зубы, собрался и, метнув серьёзный взгляд на Лоринтара, подошёл к нему вплотную.

– Проведи меня в её комнату, – сказал я низким голосом, не оставляя места для споров.

Лоринтар задержал взгляд на безжизненном лице Иллиарис, будто что-то взвешивая, и, молча кивнув, развернулся. Я последовал за ним. Мы вошли в саму крепость и шагали по залам Айр’Калета, через узкие коридоры. Шёпоты и взгляды тёмных эльфов сопровождали нас, пока мы не достигли её комнаты.

Комната Иллиарис оказалась просторной и строгой. В ней не было лишних украшений – лишь высокий стол, заваленный книгами и свитками, несколько полок с редкими артефактами, стул у стены и кровать с тёмным покрывалом. Всё выглядело упорядоченным, холодным и практичным, отражая характер хозяйки: маг, для которой знания и сила были важнее роскоши.

Осматривая комнату, я сразу заметил то, о чём говорила Иллиарис. На массивном столе, среди аккуратно разложенных свитков и сухих трактатов, выделялась одна книга. Её обложка была обтянута плотной чёрной кожей, на ощупь, наверное, холодной, и казалось, что в ней сплавлены осколки ночного неба. По углам поблёскивали металлические вставки, в которые были врезаны голубые камни. Они не сверкали живым огнём, а источали ровное, чуждое сияние, колдовское и тревожащее.

В центре переплёта чернела массивная руна, заключённая в строгую рамку. Она не просто лежала на поверхности – её свечение было живым. Я видел, как мягкий свет мерно пульсирует, будто бьётся сердце невидимого пленника, заточённого в кожаных тисках. По поверхности тянулись замысловатые символы, вырезанные прямо в материю книги. Я не знал этих знаков, но стоило задержать взгляд чуть дольше, как они начинали меняться – шевелились, переплетались в новые узоры, насмехаясь над моим разумом.

Узкий ремешок, застёгнутый на металлическую пряжку, удерживал книгу закрытой

Внезапно снаружи раздался протяжный горн. Звук разнёсся по каменным коридорам, тяжёлый и холодный. Лоринтар замер, прислушался, и его лицо, обычно невозмутимое, дрогнуло.

– Это горн Айр’Калета… – произнёс он хрипло.

Я резко обернулся к нему.

– И что это значит?

На миг в его глазах мелькнул страх. Он отвёл взгляд и почти прошептал:

– Вирлоки… они здесь.

В груди сдавило, дыхание на миг застыло. Я почувствовал, как кровь стынет, но времени на раздумья не оставалось. Сделав шаг к столу, я схватил гримуар, ощущая его пугающий холод даже через перчатки, и, развернувшись, решительно пошёл к выходу. Лоринтар что-то хотел сказать, но я уже миновал его.

Мы вышли на главную площадь Айр’Калета. Передо мной открылась суровая картина: ряды вооружённых тёмных стояли ровным строем у подножия огромного кристалла – защитного сердца крепости. Магический свет в его глубине мерцал, пытаясь предостеречь от надвигающейся бури.

Я глубоко вдохнул и направился прямиком к строю. Их взгляды скользили по мне, чужаку среди них, но ни один не прервал тишину. Я шёл прямо к стене, к высокой лестнице, вырубленной в камне. Ступени отдавались эхом под сапогами, и чем выше я поднимался, тем громче билось сердце.

Наверху, у главных ворот, возвышалась Лаэримель. Её силуэт был величественен, лицо спокойно, и в глазах горел холодный свет. Я подошёл к ней и, стараясь говорить кратко, пересказал всё, что произошло с Иллиарис, и о том, что проклятье связано с этой атакой. По мере моих слов её лицо бледнело.

И в тот самый миг, когда я умолк, на воротах показалось движение.

Это создание напоминало собаку лишь отдалённо. Его вытянутое тело было сгустком тёмной материи и хищной мускулатуры. Высокие лапы заканчивались когтями, похожими на осколки чёрного стекла, оставлявшими глубокие расселины на земле.

Голова вытянутая, но без чётких черт: то ли пасть, то ли зияющая маска из мрака. Из разломов в «плоти» струился чёрный дым, создавая иллюзию, будто зверь постоянно тлеет, но не может сгореть. Когда он раскрывал пасть, внутри не виднелось зубов – лишь бездна, наполненная эхо чуждых миров.

Его движения не имели привычного ритма: рывки, замирания, внезапные повороты под невозможными углами. Казалось, он перескакивает не только пространство, но и само время, оказываясь ближе, чем мгновение назад.

Я сделал шаг вперёд и, опершись ладонями о каменный парапет, прищурился, пытаясь убедиться, что зрение не играет со мной злую шутку. Но нет – то, что вынырнуло из мрака пещеры, не было плодом усталости или воображения.

– Это не… Вирлок… – выдохнул я, чувствуя, как горло сжимает холод.

Лоринтар подошёл ближе, его взгляд потемнел, и в голосе прозвучала тяжесть:

– Нет… это кое-что похуже.

Лаэримель подняла голову, и в её глазах сверкнуло стальное пламя.

– Мы зовём его Zhaun’olath Vharcaniss. – сказала она громко, так, чтобы услышала вся стена. – На вашем языке… Гончая Погибели.

Словно подтверждая её слова, из расселин пещеры начали выходить десятки, а затем сотни таких же тварей. Их вытянутые тела переливались клубами тьмы, когти вонзались в камень, оставляя трещины, пасти зияли немым эхом, что проникало в самое нутро. И все они одновременно рванули вперёд.

Я судорожно вдохнул, когда чёрная лавина бросилась к крепости. Но магический барьер Айр’Калета вспыхнул ослепительным светом и в тот же миг преградил им путь. Гончие врезались в невидимую стену, их тела искажались, дым клубился сильнее, но преграда держала. У меня перехватило дыхание, сердце стучало отдаваясь в виски.

Лаэримель шагнула вперёд, вытянула клинок и подняла его высоко над собой. В её фигуре было что-то величественное, безжалостное и одновременно вдохновляющее. Голос её разнёсся над стенами, холодный и властный:

– Pholor xund!

Армия внизу дрогнула в едином порыве. Я видел, как сотни тёмных эльфов подняли луки, наложили стрелы, и лес наконечников потянулся к чёрному небу пещеры.

Лаэримель выдержала паузу, её глаза горели, а рука с мечом опустилась вперёд, словно раскалывая воздух.

– Nauphor ulu’vel!

Разом со стен сорвался гулкий свист. Сотни стрел, взлетев, описали идеальную дугу и обрушились на гончих. Камень задрожал от звона, тела чудовищ содрогнулись, а барьер озарился вспышками, когда первые стрелы вонзились в тёмную плоть.

Стрелы впивались в чёрные тела, и Гончие завывали так, что звук пробирал до самых костей. Но не все попадали в цель – некоторые твари искажались, исчезали в дрожащей дымке, будто выскальзывая из самого пространства, и стрелы лишь рассекали пустоту.

Одна из них вдруг замерла, её очертания размылись, тело стало полупрозрачным. Она дрожала, вибрировала, и шаг за шагом прошла сквозь сияющий барьер. Сразу за ней последовали другие, и холод пробежал у меня по коже. Этих тварей было слишком много, чтобы сосчитать.

Снизу раздался гулкий удар. Ворота дрогнули, но выдержали. Второй залп стрел осветил мрак, и сотни наконечников снова полетели в чудовищ. А вместе с этим новый удар снизу прокатился по крепости. Гончие достигли створок и начали рвать их когтями, но массивные ворота пока держались.

Я посмотрел на гримуар в руках. Я снял перчатки, и холодная кожа обложки неприятно жгла ладонь, и всё же я провёл по ней рукой, расстегнул пряжку и раскрыл. Первая страница была исписана вязью чужих символов, ни один из которых я не понимал. Перелистнул дальше.

– Ты серьёзно?.. – Лоринтар метнул на меня взгляд, полный сомнений. – У тебя хватит знаний использовать его?

Я стиснул зубы.

– Надеюсь, – ответил я. – Когда я учился в академии, мы касались тем гримуаров.

Ещё один удар снизу прогремел так, что камень под ногами задрожал.

– Но ведь ты бросил академию! – резко заметил Лоринтар.

Я продолжал листать страницы, ощущая, как сердце сжимает железным обручем.

– Будь моё желание, я бы остался учиться и, возможно, стал бы магом не хуже Иллиарис, – тихо сказал я, глаза не отрывались от строк.

Пот струился по виску, и я натянул болезненную улыбку, хотя внутри всё горело.

Лоринтар не унимался:

– Тогда что тебе помешало?

Я хмыкнул, пытаясь скрыть то, что давно терзало меня сильнее, чем любая рана. Я фыркнул, глядя на гончих у ворот:

– Нашёл время, когда расспрашивать… Но если уж так хочешь знать… Я перешёл дорогу одному студенту-магу. Из богатенькой знати, характером мерзавец ещё тот. Однажды он решил испытать атакующее заклинание прямо на однокласснике. Я вмешался, побил его деревянным мечом… ну, а дальше всё само покатилось. Сынок нажаловался папаше, и меня выставили из академии. – я на миг замолчал, перелистывая страницы. – Точнее… я сам ушёл. Добровольно.

Лоринтар, не сводя взгляда с гончих внизу, пробурчал:

– Надо было остаться и рассказать директору.

Я горько усмехнулся:

– И поднять скандал с графом, про которого слухи и так ходили? Хотел бы я, чтобы ты знал, чем он славился. Я не собирался подставлять под удар ни себя, ни родных.

Я остановился, пальцы нашли страницу с заклинанием. На ней чётко чернели слова, а рядом, на другом листе, схематично выведенный магический круг.

– В общем, некогда сейчас вспоминать. – я сделал шаг ближе к краю стены, пальцы крепче сжали гримуар.

Я раскрыл гримуар, и пальцы сами дрожью нашли нужный разворот. Строки на левой странице были написаны угловатыми, резкими знаками, что горели в глубине пергамента. Я втянул воздух в лёгкие и начал читать вслух, спотыкаясь о чуждые слоги:

– Kharu entis… velor amthar… Eryndai kor…

Голос мой глухо отзывался в грудной клетке, и чем дальше я углублялся в заклинание, тем сильнее вибрировала сама книга. Левой рукой я держал её на весу, а правую поднял над сияющим кругом, выгравированным на соседнем листе. В тот миг знак вспыхнул холодным аметистовым светом, и от него потянулись тонкие линии, как струи живого серебра. Они тянулись, изгибаясь в воздухе, и по одной цеплялись за кончики моих пальцев, соединяя меня с древней письменностью, вырывая из книги её тайную силу.

Текст продолжал катиться с языка, чужой и опасный:

– Vel’nashir… othur meldan… Echa’ris dor!

Линии пульсировали в такт словам. Жар наполнял ладонь, сердце билось тяжело, но я не останавливался. Когда последняя фраза сорвалась с губ, пространство перед крепостными воротами содрогнулось. Воздух раскололся, и в расселинах блеснули белые разрывы, похожие на трещины света. Они изогнулись в дуге, прорезая мрак и устремляясь в гончих.

Существо, рвавшееся сквозь барьер, застонало нечеловеческим хрипом: его тело рассекали невидимые клинки, оставляя зияющие прорехи. За первой жертвой пошли и остальные: целая стая споткнулась, падая в конвульсиях. Разломы шли насквозь, не замечая камня, не задевая стену, не причиняя вреда крепости. Лишь тварей. Их вой превратился в хор боли, от которого кровь стыла в жилах.

Я чувствовал, как энергия книги горит в моей руке, как пульс гримуара сливается с моим сердцем. Казалось, ещё миг и меня разорвёт этим потоком. Но я держался, пока разломы не исчерпали силу и не угасли, растворяясь в воздухе. Перед стеной остались лишь клубы дыма и десятки поверженных гончих.

Я выдохнул, с трудом удержав равновесие. Армия за моей спиной стояла в немой тишине, никто не решался вымолвить слово. Даже Лоринтар, который, и так обычно тихий, лишь сжал губы, глядя на поле, усеянное останками тварей. Я сам не знал, что только что призвал, и сердце билось не от гордости, а от холодного осознания: гримуар в моей руке хранил силы, которые человеку, возможно, и неподвластны.

Я захлопнул гримуар, и щёлчок застёжки отозвался в ушах, как удар колокола. Воздух ещё дрожал от магии, а подземье было устлано останками тварей. Разломы прошли по всей площади перед стенами, прочертив смертью невидимые дуги, и теперь лишь пара десятков гончих оставалась на ногах. Но они не кинулись в атаку. С рычанием, полным злобы, твари развернулись и ушли вглубь, скрываясь за каменными уступами.

Я выдохнул тяжело, и в груди что-то ухнуло от усталости. Нога снова дала о себе знать резкой болью, и я было пошатнулся, но Лоринтар успел подхватить меня под локоть.

– Что-то я подустал… – слова сорвались шёпотом, и даже мне они прозвучали натянуто слабо.

– Пойдём, – тихо сказал Лоринтар, подхватывая меня крепче. – Отведу тебя.

Неожиданно рядом оказалась Лаэримель. Холодный блеск её глаз сменился тёплой решимостью, и она встала по другую сторону, поддерживая меня, словно мы были союзниками не по случаю, а по крови.

– Я помогу, – её голос прозвучал мягко, но непреклонно.

Я лишь кивнул, не находя в себе сил возразить, и позволил им вести меня. Мы шагали через узкие коридоры крепости. Каждый шаг давался с трудом, но присутствие тёмных рядом несло странное спокойствие.

Башня встретила нас тишиной. Лоринтар уложил меня на широкую постель, и я едва успел заметить, как тяжёлые шторы колыхнулись от сквозняка. Веки стали каменными, и я почти сразу провалился в сон, не думая ни о гончих, ни о гримуаре, ни о том, что ждёт нас дальше.

Тьма сомкнулась вокруг, и я уже не различал каменных сводов над собой. В ней вспыхнул алый свет, и из огня шагнул высокий силуэт в рваном плаще. Лицо его скрывал капюшон, но из-под ткани светились два глаза, красные, как раскалённый металл. Каждый шаг мага оставлял следы пламени, и земля под ними вспыхивала, превращаясь в трещины, из которых вырывался жар Лорена.

Вокруг загустел дым, и из него начали выползать твари. Их тела были сотканы из пепла и угля, морды растягивались в безликие пасти, откуда сыпались искры. Они собирались вокруг мага, бесчисленные, как тени, и их вой сливался с треском пламени. Красный свет обжигал кожу, и я чувствовал, как воздух в груди превращается в уголь.

Маг поднял руку, и пламя взметнулось выше, сметая всё. Огонь закружился, замкнув меня в кольцо, и чудовища рванулись вперёд, стремясь разорвать меня на части. В их глазах не было жизни, лишь пустота, отражающая бездну, которую нес с собой этот человек.

Я проснулся в холодном поту и рывком вскочил. Несколько мгновений тяжело дышал, пока не понял, что я в своей комнате. Осторожно присел на край кровати и выдохнул, опершись локтями о колени. Всего лишь сон… – успокоил себя. Провёл руками по лицу, стряхивая остатки кошмара, и поднялся.

Нога была туго забинтована, но ступать стало легче. Видать, Лоринтар постарался. Всё моё снаряжение аккуратно снято и сложено рядом. Я подошёл к окну: перед воротами не было ни армии, ни врагов. На площади дюжина тёмных стояли вокруг сияющего кристалла, поддерживая купол над Айр’Калетом. Защитная магия ещё держала крепость в безопасности.

Я сделал несколько глотков воды из кувшина, после чего выдохнул и вышел из комнаты. Коридоры встретили меня тишиной, нарушаемой лишь эхом моих шагов. Те, кто попадались навстречу, склоняли головы и произносили слова благодарности на своём языке. Я кивал в ответ и шёл дальше, не задерживаясь. Внутри крепости чувствовался запах благовоний, смешанный с гулом кузниц, а стены, покрытые древними узорами, будто жили своей тайной жизнью и смотрели на меня сквозь полумрак.

Я открыл дверь в комнату командования и удивился тишине. Столы пустовали, кресла были отодвинуты, карты и свитки лежали нетронутыми. Никого. Нахмурившись, я прошёл дальше по коридору, направляясь к покоям Лоринтара. И там – та же пустота. Ни его голоса, ни привычного запаха благовоний, что всегда сопровождал его размышления. Я пробормотал себе под нос: «Куда же вы все подевались?» – и на несколько мгновений замер, размышляя, куда идти дальше.

Ответ пришёл сам собой. Иллиарис. Если кто и мог знать, где все собрались, то она. Я двинулся по коридорам крепости, пока не вышел к дверям целителя, и не стал ждать. Постучал и сразу вошёл.

Внутри воздух был густым от магии. Иллиарис сидела в позе лотоса, её тело парило над полом. Тёмный целитель стоял позади, его ладони источали мягкое свечение, вытягивая из неё липкие сгустки тьмы, что цеплялись к коже и исчезали в воздухе чёрным дымом. Она держала глаза закрытыми, но её голос прозвучал так же холодно и властно, как всегда:

– Что ты успел натворить, пока меня не было, D’rahn?

Я нахмурился, не сразу понимая, о чём речь. Молчал несколько секунд, после чего всё же ответил:

– Понятия не имею, о чём ты… Ты не знаешь, где Лоринтар?

Она не открыла глаз, не изменила ни позы, ни дыхания. Ответа не последовало. Я тяжело вздохнул, почесал затылок и, не найдя тут Лоринтара, почти махнув рукой, собрался выйти. Но в тот момент Иллиарис заговорила снова:

– Где мой гримуар?

Я обернулся, встретив её спокойное, но жёсткое выражение лица, и сказал:

– В моей комнате. Не волнуйся, всё с ним в порядке.

Она медленно повела рукой по воздуху, меняя знак в воздухе, а позади целитель стянул с её плеча ещё один тёмный сгусток, похожий на вязкий бинт, и тот рассыпался в прах. Её голос звучал всё так же холодно:

– Принеси его.

Я прищурился, позволив себе лёгкую усмешку:

– Тебе бы подлечиться сначала.

Но Иллиарис даже не дрогнула. Она повторила всё тем же ровным, уверенным тоном:

– Я сказала – принеси.

Я хмыкнул, понимая, что спорить бесполезно. Прикрыл за собой дверь и направился обратно в свою комнату, чувствуя, как её взгляд, несмотря на закрытые глаза, всё ещё следил за мной.

Я быстро сходил за гримуаром в свою башню и, вернувшись, протянул его Иллиарис:

– Вот. Довольна?

Она медленно открыла глаза, взглядом, от которого холодок по спине прошёл, хотя позы своей не изменила. Парила так же, будто не чувствовала ни тяжести тела, ни присутствия целителя позади.

– Покажи, какое заклинание ты использовал.

Я нахмурился, не до конца понимая, чего она добивается. Щёлкнул застёжкой, пролистал страницы и ткнул в знакомый рисунок круга.

– Вот это.

Иллиарис мельком посмотрела, и её голос остался таким же спокойным, хотя в нём зазвенела сталь:

– Эхо шипов? Почему именно оно?

Я кашлянул, почесал затылок и начал пересказывать всё, что застряло у меня в голове со времён академии:

– Существа, подверженные проклятьям времени, нестабильны на самом фундаментальном уровне. Их существование тянется сразу в нескольких слоях потока, и любое прямое воздействие – огнём, льдом, чем угодно – воспринимается ими частично. Но если их резонанс разорвать эхом, которое распространяется не по воздуху, а по тканям самой временной материи, то колебания накладываются друг на друга, образуя разрушительный интерференционный узор. Это как если ударить в колокол, настроенный в унисон с трещиной в его же металле, звук не разрушит стены, но сам колокол треснет окончательно.

Я на секунду замолчал, потом развёл руками:

– Ну… примерно так это нам объясняли теорию.

Она нахмурилась, и в её взгляде явно читалось: «Ты идиот?» Я только тяжело выдохнул и усмехнулся, добавив:

– Да и потом… это были единственные слова, которые я смог разобрать. Ты ведь не предупредила, что твой гримуар на тёмно-эльфийском. – это был скорее сарказм, чем ответ. Логично, что он и был на тёмно-эльфийском. Будь он на всеобщем, я бы удивился. – Не вникай я в ваш язык весь месяц и, возможно, мы уже кормили бы червей своими телами.

Я осторожно прикрыл гримуар и вновь протянул его Иллиарис. Однако она даже не потянулась за книгой, лишь выдохнула, и в её голосе зазвенела неожиданная для меня твёрдость:

– Теория верная.

Я опешил, и прежде чем успел что-то сказать, она продолжила, сделав короткую паузу, словно намеренно дав мне время осознать услышанное:

– Проклятье с меня ещё не скоро спадёт. Побудешь в Айр’Калете магом вместо меня.

Я моргнул, едва ли не выронив гримуар, и переспросил, больше для того, чтобы убедиться, что не ослышался:

– Что?

Она приоткрыла глаза, всё так же паря над полом в медитации, и произнесла без намёка на сомнение:

– Это был не вопрос, D’rahn. Хочешь жить в Айр’Калете – приноси пользу. Для тебя это куда лучше, чем сидеть на куче бесполезного золота.

Я запнулся, пытаясь возразить, но слова путались, терялись на языке. Иллиарис перебила мгновенно, не меняя ровного тона:

– Для тебя это будет лучшим даром, чем горстка никому ненужных монет.

– Вообще-то… – выдавил я, но и на этот раз она не дала мне договорить.

– Ты хочешь учиться магии или нет? Хочешь уйти – уходи. Второй раз я спрашивать не стану. У меня и без того дел достаточно, и тратить время на нянченье с D’rahn я не собираюсь.

Я замер, ошарашенный. Она это серьёзно? Я, и ученик тёмного эльфа? Да за такую удачу любой начинающий маг душу бы продал, лишь бы получить доступ к их искусству! Такое невозможно купить ни за какие богатства, тем более здесь, где золото ценности не имеет.

Мысль о том, что передо мной второй шанс, едва не сбила дыхание. Всё, что я потерял, когда ушёл из академии, теперь могло вернуться. Пусть характер у Иллиарис холодный, и учёба обещает быть тяжёлой, но ведь что тут решать? Я бы сам себя проклял, упусти я этот шанс. Домой я всегда успею вернуться. А вот возможность снова стать магом, да ещё и под руководством тёмной – это дар, который нельзя отвергнуть.

Я кивнул, соглашаясь, и спросил, что же мне теперь делать. Иллиарис даже не открыла глаз – лишь скользнула голосом, сухим и холодным:

– Гримуар сам всё тебе расскажет.

Я уставился на тяжёлый том в руках и, смущённо понизив голос, заметил:

– Но он на тёмно-эльфийском…

Она прервала дыхание тяжёлым вздохом, в котором слышалось раздражение.

– Это уже не моя забота.

Я замер, чувствуя, что спорить бесполезно. Прижал книгу к груди и, поклонившись, вышел из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь.

В коридоре меня тут же окликнул знакомый голос:

– Калдрин?

Я поднял взгляд и столкнулся с Лоринтаром. В его глазах мелькнуло искреннее удивление.

– Ты что здесь делаешь? Когда очнулся?

Я выдохнул, слегка потер виски и отозвался устало:

– Пару часов назад. А ты где был всё это время?

Он пожал плечами, проходя ближе.

– Помогал с проклятьем Иллиарис. Ты проспал два дня. Выглядишь, мягко сказать, неважно.

Я кивнул, стараясь скрыть нахлынувшую тяжесть. Дважды, может, трижды повторил этот жест, не найдя других слов, и, сжимая гримуар, шагнул мимо.

Но Лоринтар не отставал.

– Калдрин!

Я остановился и оглянулся.

– Что?

– Тебя хотела видеть Лаэримель. Сказала, как проснёшься – сразу к ней.

Я нахмурился.

– Зачем?

– Обсудить то, что произошло на стене, – пояснил он с заметным колебанием в голосе. – Понимаю, может тебе ещё рано шляться по крепости, хоть внешне и не скажешь… Но лучше сходи. Отчитайся. А я найду тебя позже.

Я глубоко вдохнул, взвешивая сказанное. Силы, конечно, ещё не вернулись, тело наливалось тяжестью, но тянуть было глупо, тем более перед матриархом.

– Хорошо, – ответил я и зашагал вперёд, не оборачиваясь.

Коридоры крепости встретили меня прохладой и тихим эхом шагов. Каменные стены, украшенные резными узорами древних мастеров, давили тяжестью веков. Здесь всё дышало дисциплиной, строгостью и железной волей. Я поднялся выше по лестницам, пока, наконец, не оказался перед дверью в командный центр.

Постучал, дождался короткого разрешения и вошёл. В центре зала, над массивным круглым столом, склонилась Лаэримель. Её броня поблескивала в свете кристаллов, и я поймал себя на мысли: снимает ли она её хоть когда-нибудь? Казалось, металл стал частью её самой, второй кожей, скрывающей всё лишнее и ненужное.

Она аккуратно переставляла небольшие фигурки на разложенной карте, сосредоточенно хмуря брови. Но стоило ей заметить меня, как на её лице произошло удивительное преображение. Морщины напряжения разгладились, уголки губ мягко приподнялись. Улыбка вышла неестественной, тяжёлой, но всё же улыбкой.

– Очнулся? – спросила она, и голос её был теплее, чем ожидалось.

Я коротко кивнул.

– Да. Вы хотели меня видеть, матриарх?

На миг её брови изогнулись в лёгком изумлении.

– Зачем так официально? – сказала она чуть мягче. – Тем более, когда мы одни.

Я не знал, как на это ответить, поэтому лишь опустил взгляд. Она же, сделав небольшой жест ладонью, мягким голосом пригласила:

– Подойди ближе.

Я сделал несколько шагов и остановился у круглого стола. Карта, расстеленная перед Лаэримель, заняла всё моё внимание. На ней чётко обозначались земли Лорена – проклятые, мрачные и пустынные, гора, в недрах которой скрывался Айр’Калет, и ещё несколько территорий, незнакомых моему глазу. Но одно место выделялось особенно.

Нок’Тарим.

Там, в отличие от других участков, фигурок было больше всего. Целая россыпь чёрных и серебристых маркеров сгущалась вокруг этого названия.

Лаэримель, склонив голову, произнесла слова благодарности.

– Хотела поблагодарить тебя на спасение Айр’Калета. Дважды… – я уловил в её голосе не только должную формальность, но и странную, едва заметную теплоту. Для матриарха тёмных эльфов это казалось почти роскошью, слабостью, которую не каждый позволил бы себе.

– Нет проблем, – ответил я, чуть приподняв бровь, будто всё это было делом обыденным. Наёмник не должен тратить силы на лишние жесты, а слова благодарности редко кормят или спасают жизнь. Но внутри меня промелькнула мысль: похоже, эта тёмная умеет играть с оттенками речи так же, как другие играют клинками.

Она перевела взгляд прямо на меня. Её глаза – глубокие, мерцающие в полумраке подземного света, приникли к моим, и я почувствовал испытание.

– Позволь спросить. – произнесла она тихо, но с едва ощутимой сталью в голосе. – Мне любопытно… Как человек не боится оказаться среди нас? В сердце крепости тёмных эльфов?

Я вдохнул, чувствуя, как пальцы сжимаются вокруг тяжёлого гримуара, лежащего в моих руках.

– Возможно, этому человеку всё равно, кто перед ним. – сказал я, отпуская вздох.

Её губы изогнулись в едва заметной тени улыбки.

– Но ведь у людей репутация о нас не самая лестная.

Я кивнул, проведя ладонью по подбородку.

– Так и есть. О вас много дурных рассказов. И часть правдива. Работорговля, жертвоприношения, презрение к жизни. Всё это известно. – я сделал паузу и позволил словам повиснуть между нами. Затем развёл руками, пожав плечами: – Но скажу честно, как наёмник: люди ничем не лучше. Те же цепи на шеях пленников, те же ножи на алтарях в былые времена. Мы просто умеем прятать это за громкими словами о чести и законе. —я чуть подался вперёд, ощущая, как её взгляд становится острее. – Для меня же важен лишь один закон, – продолжил я ровно. – Платят – работаю. И не важно, кто нанимает.

Лаэримель прищурилась, и в её глазах промелькнул хитрый блеск.

– Получается, – мягко заметила она. – если тебе сейчас заплатит человек, ты без сомнений предашь нас?

Сердце кольнуло, и я невольно усмехнулся, стараясь скрыть замешательство. Это была ловушка, вопрос, на который нельзя ответить прямо.

– Репутация, – сказал я, опустив взгляд на карту с расставленными фигурками. – Она для меня дороже золота. Если я взялся за дело, то не уйду, пока не доведу его до конца. Предательство слишком дорого обходится в моей профессии. – я поднял глаза и встретил её взгляд, на этот раз уже твёрдо. – Иначе, поверь, я давно мог бы обернуться против Лоринтара.

В её чертах мелькнула тень улыбки – неясная, но в ней я уловил удовлетворение. Как если бы она проверяла мою стойкость и осталась довольна результатом.

Я заметил, как Лаэримель слегка качнула головой, её тон стал мягче, спокойнее.

– Не стоит так нервничать. – сказала она, словно желая развеять мои сомнения. – Лоринтар доверяет тебе, а значит доверяю и я. Но вот за остальных тёмных говорить не стану. Пусть ты и понравился не многим, многие всё же против твоего присутствия здесь. Говорят, ты можешь навлечь на нас беду. – она задержала на мне взгляд, и в нём на миг мелькнула искра искренности. – Но я думаю иначе. Захоти ты предать нас не стал бы рисковать собой ради спасения Иллиарис… и всего Айр’Калета.

– Спасибо… – произнёс я, чувствуя, как слова выходят немного неловко.

Но она не дала мне углубиться в лишние эмоции. Голос её вновь обрёл деловитую жёсткость.

– Однако я позвала тебя не для того, чтобы расхваливать твои заслуги. – Лаэримель выпрямилась, потом, словно вспомнив о тяжести собственных обязанностей, скрестила руки на груди. Лицо её потемнело от усталости. – Я вынуждена снова просить твоей помощи, Калдрин.

Я коротко кивнул.

– Конечно. Что требуется?

Она задумчиво оглядела меня, и в её глазах мелькнуло беспокойство.

– Я вижу твою усталость после перегрузки магией. Но гончие вернутся вновь. Иллиарис ослабла, и единственный маг, кто у нас остался – это ты.

Я уловил её намёк и сам продолжил мысль:

– И ты хочешь, чтобы я снова встал на защиту?

– Именно так, – твёрдо ответила она, чуть подавшись вперёд. – Маг в красном доставил нам немало хлопот, натравив гончих погибели. Тем более сейчас, когда враг прямо у наших стен…

С этими словами она склонилась над картой. Тонкие пальцы чуть скользнули по краю стола, глаза пробежали по фигуркам, отмечающим позиции и направления. Было видно: её разум работает без устали, выискивая слабые места, словно каждое решение может стать последним.

Я выдержал паузу. Взгляд сам упал на гримуар, покоящийся в моих руках. Тяжесть последних дней тянула вниз, на плечи легли не только чужие ожидания, но и собственная усталость. Слишком много сражений, много крови и опасностей. Но награда уже дышала в спину. И она того стоила.

– Попытаюсь сделать всё, что в моих силах. – сказал я наконец.

Лаэримель подняла взгляд.

– Награду я…

– Не стоит, – перебил я, держа гримуар чуть крепче, чем нужно. – Иллиарис уже дала оплату, от которой невозможно отказаться.

Её глаза расширились, несколько раз моргнула, словно взвешивая услышанное. Потом её взгляд упал на книгу в моих руках. На лице появилась лёгкая улыбка, спокойная и в то же время проницательная.

– Вот значит как… В иной ситуации я была бы против раскрывать секреты чужестранцу. Не обижайся на это.

– Нет проблем, – ответил я с лёгкой ухмылкой.

И в этот миг между нами установилась странная тишина. Не враждебная, но настороженная, словно мы оба понимали: слишком многое в этой крепости держится на хрупком доверии.

Лаэримель глубоко выдохнула, её плечи чуть опустились, будто невидимый груз вновь лег на них. Она выпрямилась, и в её глазах мелькнула лёгкая грусть.

– Я узнала от своих, – произнесла она негромко, – что вскоре должны прибыть дипломаты людей. Они прибудут со стороны моря. С ними ты сможешь вернуться на свою родину… с заслуженной наградой.

У меня внутри всё оборвалось. Радость взметнулась так резко, что на миг перехватило дыхание. Я с трудом справился с собой и тут же спросил:

– Когда они прибудут?

Её губы тронула тень улыбки, но взгляд оставался серьёзным.

– Через месяц, – ответила она с намёком. – Но боюсь, принять их в нынешней ситуации будет непросто.

Я не стал спорить. Всё, что сейчас имело значение, это время и подготовка.

– Тогда сию же секунду примусь за изучение магии. – сказал я и решительно развернулся к выходу.

Шаги уже гулко отдавались в тишине лестничного пролёта, когда её голос снова коснулся меня:

– Калдрин!

Я остановился, обернулся. В её глазах играла мягкая улыбка.

– Я рада, что познакомилась с тобой. И ещё раз благодарю… за брата.

Я ответил ей той же лёгкой улыбкой, коротко кивнул и вышел.

Вниз по каменной лестнице я спускался с неожиданной лёгкостью на душе. И почти сразу, как по судьбе, снова столкнулся с Лоринтаром. Он поднял на меня удивлённый взгляд, когда я с улыбкой воскликнул:

– Второй раз за сегодня! Ты-то мне и нужен!

Он непроизвольно сделал шаг назад, нахмурился, будто пытаясь угадать мой настрой.

– Зачем?

– Скажи прямо, – ответил я, улыбаясь, – можешь ли ты поучить меня вашему языку?

Бровь Лоринтара чуть приподнялась, он окинул меня оценивающим взглядом и хмыкнул.

– Ещё недавно ты выглядел неважно, а теперь сияешь от счастья… – он вздохнул, потом добавил: – Я смогу научить тебя некоторым словам. Только скажи, зачем тебе это?

Я поднял гримуар и показал на него.

– Из-за этого. Он написан на вашем языке. А я сейчас могу разобрать лишь несколько слов, не больше.

Понимание вспыхнуло в его глазах мгновенно.

– Понятно. Тогда можем начать хоть сейчас. Но подожди немного. Мне нужно к сестре.

Я кивнул с улыбкой.

– Хорошо. Подожду здесь.

Мы разошлись: он поднялся наверх к Лаэримель, а я остался ждать его внизу, чувствуя, как внутри разгорается странное предвкушение. Новые силы, новый язык, новые тайны… Всё это обещало куда больше, чем просто очередную работу.

* * *

Лоринтар вошёл в командный центр тихо, не желая прерывать разговор, что уже шёл у стола. Воздух был тяжёлым от запаха крови и пыли. Следы недавнего сражения ещё чувствовались даже здесь, в сердце Айр’Калета. Он провёл рукой по виску, отгоняя усталость, и шагнул ближе.

Мысли его всё ещё кружили вокруг Калдрина. Многое в этом человеке не укладывалось в привычные рамки. Наёмник и чужак, что творил магию так, словно с рождения чувствовал, как течёт энергия. С первого раза сотворить подобное заклинание… это было не просто редкостью, это было даже пугающе.

У круглого стола, где карта крепости была усеяна миниатюрными метками и фигурками, сидела Иллиарис. На этот раз не рядом с Лаэримель, как обычно, а чуть в стороне. Она выглядела измотанной, осунувшейся, и лишь по привычке держала спину прямо. На её коже местами темнели следы проклятья, странные чёрные образования, будто живущие своей жизнью.

Лаэримель и вторая её советница были погружены в обсуждение чего-то важного, голоса их звучали приглушённо, утомлённо. Иллиарис первой заметила Лоринтара и, приподняв голову, тихо сказала:

– Проходи.

Он кивнул и подошёл ближе, приветствуя присутствующих лёгким поклоном. Затем взглянул на Иллиарис и попытался смягчить выражение лица.

– Ты быстро пришла в себя, – заметил он.

Она усмехнулась, уголки губ дрогнули.

– Некогда мне разлёживаться, – ответила спокойно. – Особенно сейчас.

Наступила короткая пауза. За столом Лаэримель продолжала чертить линии на карте, не вмешиваясь. Иллиарис, воспользовавшись тишиной, перевела взгляд на брата матриарха и произнесла:

– Расскажи мне подробней, что сделал D’rahn.

Лоринтар вздохнул, поправил меч на поясе. Клинок был надколот у гарды, но всё ещё держался. Протер лоб, словно собираясь с мыслями, и начал рассказывать.

Он описал всё. Как Калдрин стоял среди хаоса, сжимая в руках гримуар, как слова заклинания вырвались из его уст уверенно, без запинки, и как воздух вокруг него вспыхнул от силы, сдержанной до предела. Лоринтар говорил сдержанно, но в его голосе проскальзывало восхищение, смешанное с тревогой.

– Я не маг, – добавил он, – но видел, как ты творишь заклинания, Иллиарис. И не раз наблюдал, как ты открываешь силу гримуара. Но этот человек… – он чуть покачал головой, – будто чувствовал, что делает. Ни ошибок, ни колебаний. Как будто эта сила ждала именно его. И это, без знаний нашего языка.

Едва Лоринтар закончил, как в зале резко вспыхнул резкий голос.

– Ты говоришь так, будто расхваливаешь чужака, Лоринтар! – с вызовом произнесла тёмная эльфийка, стоявшая по правую руку от Лаэримель. – На чьей ты стороне?!

Это была Серинэль Ваэр’Тхир, вторая советница Матриарха, одна из самых грозных воительниц Айр’Калета. Её имя знали даже в дальних шахтах, где рассказывали, что она способна одной лишь тенью клинка уложить дюжину противников и выйти без царапины. Теперь же, в свете кристаллов, лицо Серинэль искажала ярость. Не просто гнев, а древняя, въевшаяся в кровь ненависть к людскому роду.

Лоринтар поднял взгляд, встретившись с её холодными, стальными глазами.

– Он хоть и чужак, – произнёс спокойно. – но сделал для нас больше, чем кто-либо из нашего народа за последние годы.

– Ха! – Серинэль презрительно фыркнула, шагнув к столу. – D’rahn не стоит доверять, даже если они преклонят колено и назовут себя рабами! – голос её звенел от злости. – Ты забыл, Лоринтар? Забыл, что они творили с нами во времена Драконов?!

Он не отвёл взгляда.

– Это лишь история, Серинэль. Много тысячелетий прошло с тех времён. Мы сами навредили им не меньше, почти истребив их тогда.

Серинэль резко ударила ладонью по столу, фигурки на карте дрогнули и рассыпались по поверхности.

– Лучше бы истребили! – прошипела она. – Эти мерзкие D’rahn расплодились быстрее, чем любой народ на планете! И ты защищаешь одного из них?!

Тишина повисла на миг. Тяжёлая и давящая. И вдруг голос Лаэримель прорезал воздух, властный, как стальной хлыст:

– Хватит!

Серинэль обернулась, мгновенно отступив на шаг. Лицо Матриарха было спокойным, но в её взгляде сверкала угроза, способная заставить замолкнуть даже самых дерзких.

– Лоринтар прав, – продолжила Лаэримель уже мягче, но твёрдо. – Калдрин сделал для нас больше, чем кто-либо извне. Мы не в праве сейчас отказываться от его помощи.

Её слова прозвучали не просто как распоряжение. Это было напоминание, кому здесь принадлежит последнее слово.

Серинэль склонила голову, пряча глаза, но по напряжённой линии её плеч было видно: ярость не угасла. Она просто ждала нового повода, чтобы вновь заговорить.

И повод настал. Серинэль боролась со злостью внутри и приказом Лаэримель, и это отчётливо отражалось на её лице. Искажённое гневом, оно стало почти звериным.

– Всё это напрасно! – прорычала она. – Этот D’rahn всех нас погубит! Миру настанет конец!

Она быстро зашагала к выходу, и громко хлопнув дверью, она исчезла в коридоре.

Лаэримель устало потёрла пальцами переносицу:

– С её характером только в бой посылать.

– Да, – коротко ответил Лоринтар. – Но это не её вина, сестра.

Лаэримель мягко взглянула на него, в её глазах мелькнула тень тревоги:

– Боюсь, как бы она не наделала глупостей.

– Я прослежу за ней, – пообещал он.

Лаэримель кивнула. Некоторое время в зале царила тишина, пока Иллиарис, наконец, не вздохнула.

– D’rahn действительно может быть полезен.

Лоринтар удивлённо повернулся к ней:

– Я тебя не узнаю, Иллиарис. Ты ведь тоже встретила его холодно.

– Холодно, да. – спокойно ответила она. – Но каким бы он ни был, отрицать то, что он сделал для нас, невозможно. Любой другой, завидев магическим зрением истинное проклятье Лорена, давно бы сошёл с ума.

Лаэримель приподняла брови:

– Это правда, что Лорен… расширяется?

Иллиарис коротко, но с усталостью, кивнула:

– Да. Перед тем как сжечь душу того мага, что доставил нам столько проблем, я заглянула в его память. – она замолчала на мгновение, словно подбирая слова. – К сожалению, не смогла вытянуть многое из его черепа… но всё, что увидела, это странное название культа Кайр-Саэн.

В зале стало ощутимо холоднее.

– Я видела… фрагменты, – продолжила Иллиарис, её голос дрогнул. – Ритуалы в глубинах земли, где стены живые и дышат, а лица тех, кто молится, не их собственные. Они шепчут имя Шаэ’тулар. Они… влияют на Лорен, словно питают его чем-то. Возможно, своей верой. Или чем-то худшим. – она отвела взгляд. – Я не смогла остановить его расширение. И боюсь… скоро нам придётся покинуть Айр’Калет.

Лаэримель, с испуганным лицом, осторожно присела на стул и очень устало выдохнула.

– Что мы имеем? – спросила Лаэримель, голос её был ровен, но в нём слышалась усталость, от которой не спрячешься.

Лоринтар медленно шагнул к столу, опёрся руками о холодный камень и задержал дыхание на долю секунды, оценивая расстановку фигурок, линии на карте и те пустоты, что выдавали недавние поражения. Затем заговорил, и его слова ложились тяжёлым камнем в тишине зала.

– К сожалению, дела хуже некуда. – произнёс он чётко. – Вражеский матриарх по-прежнему копит силы у Нок’Тарима. Вирлоки по неизвестной причине стягиваются к границе Лорена. Гончие Погибели могут вернуться в любой момент и возобновить штурм Айр’Калета. И не забываем о культе, конечно же… – он сделал паузу, провёл ладонью по исцарапанной рукояти клинка и добавил более тихо: – И ещё… от недавно прибывших дварфских торговцев я узнал, что люди отправляют дипломатическую делегацию. Прибудут через месяц. Не ясно для торговли это или для войны, но меня гложет ощущение, что они не приедут заключать пакт о мире.

Иллиарис подняла голову. Её лицо, иссечённое тенью проклятья, на миг обрело сосредоточенность, присущую тем, кто видел больше, чем прочие выжившие. Она вставила реплику, спокойную, но с железом в голосе:

– Моя матриарх, давайте уйдём из Айр’Калета.

Лаэримель на мгновение остановилась, пальцы провели по карте, затем произнесла, будто взвешивала каждый шаг:

– И куда мы пойдем? Матриарх-узурпатор уже захватил трон, распускает клевету. У нас нет союзников.

Иллиарис опустила глаза, словно выискивая на карте безмолвные пробелы, а потом, с лёгким напряжением в голосе, предложила:

– Севернее есть владения – Нок’Мораэ. Мы могли бы попытаться договорится, отступить туда и устроить там временную передышку.

Лоринтар нахмурился и рассчитал цифры в уме. Его голос был спокоен, но в нём слышалась логика бойца, привыкшего к реальным подсчётам.

– Численностью нашей армии в пять сотен? Это рискованно.

Иллиарис отрезала коротко:

– Тогда используем D’rahn.

В зале повисла мгновенная тишина. Лоринтар обернулся на неё, в его взгляде прозвучал смешок удивления и подозрения одновременно.

– Калдрин? – переспросил он. – И каким же образом он нам поможет?

– Я научу его магии, – ответила Иллиарис ровно. – Пусть служит нам. Его талант к магической силе – наш ресурс, если мы её направим.

Сердце Лоринтара сжалось. Все предыдущие страхи Серинэль снова всплыли в его голове, внезапно обретя голос. Он выпрямился, с силой сжав пальцы у рукояти меча, и сказал твёрдо:

– В этом случае я соглашусь с Серинэль. Обучать нашего врага магии – шаг, который может обернуться на нас же. Если он однажды восстанет, то тогда конец, о котором она кричала, станет реальностью.

Его слова висели в воздухе, и каждый в комнате почувствовал нравственную расколоту: с одной стороны – горячая необходимость запасти остатки власти и народа, с другой – опасность дать инструмент тем, кто вчера был чужаком. Лоринтар смотрел на карту, на позиции, на слабые точки, и в глубине души на человека, чья сила вызвала у него и восхищение, и страх.

Он понимал, что решение будет не простым. И понимал ещё одно: за Калдрином придётся следить ближе, чем за кем-либо другим. Но прямо сейчас он мог лишь возразить и поставить вопрос, который требовал ответа – готовы ли они рисковать всем ради кратковременного выигрыша, или найдется иной путь, менее опрометчивый, но более безопасный.

Лоринтар тихо добавил, уже не споря, а словно отмечая неизбежное:

– Мы не можем позволить себе ошибки. Если учить его, то делать это под моим контролем. И с условием – никаких тайн, никаких слабых звеньев, которые он мог бы использовать против нас.

Его слова больше походили на приказ, чем на предложение. В серых отблесках карты лица присутствующих смешивались: усталость, решимость и то притяжение угрозы, что теперь лежало над Айр’Калетом, как надломленная тень.

Лаэримель внезапно подняла голос, и его уверенность разрезала оставшуюся в зале усталость:

– У нас нет больше идей и выбора. Иллиарис… я понимаю, что в твоём нынешнем положении заниматься магией будет тяжело, но сделай всё, что считаешь нужным. Я доверяю это тебе. От тебя зависит, будет ли Калдрин нам полезен. Постарайся обучить его до приезда дипломатов.

Иллиарис на мгновение замерла, затем медленно подняла голову. В её глазах мелькнуло что-то похожее на признание, и голос, когда она ответила, был тихим, но твёрдым:

– Да, мой матриарх.

Лоринтар вдохнул глубоко, почувствовав, как вся ответственность повисла в воздухе. Он провёл ладонью по волосам, убирая прядь с лица, и обратился к сестре с вопросом, от которого многое зависело:

– Сестра, ты нашла способ открыть куб?

Лаэримель отрицательно покачала головой. В её взгляде мелькали остатки усталости и решимости.

– Нет, – произнесла она. – Предки запечатали артефакт неизвестным мне методом. Я не знаю, как его открыть… я не перестану искать способ.

* * *

Прошло три недели.

Три недели, наполненные книгами, светом кристаллов и бесконечными рассуждениями о том, что такое сила и какова её истинная цена. Я и не думал, что обучение языку и магии одновременно окажется таким естественным занятием. Возможно, всё дело в жажде знаний, которую я когда-то заглушил, отказавшись от пути мага. Теперь же, сидя среди древних фолиантов, я чувствовал, что возвращаю утраченную часть себя.

Изучать язык тёмных эльфов оказалось не таким уж сложным делом, как все пугали. Их письменность древняя, резкая, местами похожая на шёпот клинков, а речь – полна интонаций, где одно неверное слово может означать совсем иное. Но, несмотря на это, я быстро продвинулся. Гримуар, написанный на этом языке, постепенно раскрывал передо мной свои тайны, строка за строкой, символ за символом.

А вот чего я не ожидал, так это того, что Иллиарис окажется настолько хорошим учителем.

Она была требовательной, но справедливой. Никогда не повышала голос, но стоило ей произнести моё имя – и я ощущал, будто на меня направлено всё внимание Айр’Калета. Слушать её лекции было завораживающе. Она говорила о потоках, о силе, что течёт между мирами, о живом дыхании самой магии. Иногда переходила на свой язык, и тогда её голос звучал особенно. В голосе появлялась мелодия древности.

Она рассказывала о природе магии, о её истоках и капризах. О том, что магия не терпит гордости, что сила без контроля всегда обращается против того, кто дерзнул её вызвать. Я слушал, внимая каждому слову и каждой мелочи. Порой ловил себя на том, что наблюдаю не за её руками, что рисовали в воздухе символы, а за выражением её глаз, усталых, но всё ещё живых, исполненных мудрости и упрямства.

Поначалу Иллиарис говорила, чтобы я учился сам, чтобы доверял гримуару и собственным ошибкам. Но после того как проклятье, мучившее её, ослабло, она изменила мнение. С какой стати – не знаю. Может, почувствовала ответственность за то, что я вступаю на этот путь. А может, видела во мне кого-то, кто действительно способен понять то, что другие лишь повторяют.

Как бы то ни было, я не жалел. Теперь мои дни проходили среди слов, символов и тихих бесед. И в этих трёх неделях было больше смысла, чем во многих годах, что я провёл с мечом в руках.

Гримуар был полон разных заклинаний в более чем шесть сотен страниц, исписанных ровным, почти живым почерком. Магия тёмных эльфов разительно отличалась от человеческой. Если у людей всё строилось на элементальной основе: огонь, лёд, молнии, свет, то у тёмных всё было иным. Их сила исходила не из природы, а из самой сути живого и мёртвого.

Магия Тьмы, со множеством её ветвей. Некромантия, что дарует власть над душами. Пустота, влекущая разум к бездне. Магия Земли, грубая и первозданная. Тени, послушные воле, как живые существа. И ментальная магия – опасная, как яд, потому что врагом в ней мог стать сам ты.

Теория давалась мне легко, я впитывал её. Но вот с практикой всё было сложнее. Всё, чему учили меня в академии, оказалось бесполезным. Здесь не действовали привычные формулы и схемы, не было рун или каналов, по которым двигалась энергия. Магия тёмных эльфов была как живое существо, упрямая, коварная, требующая не контроля, а подчинения.

Сложнее всего давалась магия крови. Именно ей Иллиарис решила обучить меня первой. Вероятно, потому что для неё она была самой естественной. Но где взять кровь, когда вокруг только каменные стены и сухой воздух подземелий? На это Иллиарис лишь загадочно улыбалась и сказала: У мага всегда есть источник силы, Калдрин. Вопрос лишь в том, готов ли он заплатить её ценой.

И она была права. Для истинного мага не должно быть преград. Любое свойство, любой предмет, любая частица мира – всё должно служить источником силы. Но магия крови… она была иной.

В первый же день Иллиарис показала мне, что значит истинная тёмная магия. Она не произнесла ни слова, лишь вытянула ладонь и, будто по невидимому зову, из темноты к её ногам выползла крыса. Одним лишь движением пальцев она остановила её, зверёк застыл, словно окаменев, а через секунду его тело начало содрогаться. Из глаз, ушей, рта, даже из крошечных лапок, потекли тонкие алые струйки, соединяясь в воздухе в единый поток, который закрутился в спираль и собрался в её ладони, формируя идеальный кровавый шар.

Она наблюдала за ним с каким-то почти материнским вниманием, а затем, глядя прямо на меня, начала менять его форму. Сфера растянулась в тонкий клинок, затем превратилась в змею, затем в россыпь мелких капель, зависших вокруг неё, будто рой рубиновых светлячков. А после, кровь вновь собралась в сплошной шип, и одним движением Иллиарис метнула его в булыжник. Камень треснул, как от удара молота.

Я не смог отвести взгляда. Это было отвратительно… и прекрасно одновременно. Сила, неподвластная страху, живая и текучая. Но ценой её всегда была кровь.

После этого погибло ещё несколько крыс. Иллиарис лишь холодно замечала, что магия не любит колебаний, либо подчиняешь её, либо становишься её жертвой.

И вот теперь мы стояли там же, где и стояли. Снаружи пасмурно и прохладно. Иллиарис левитировала за моей спиной, скрестив ноги в позе лотоса, а вокруг неё, медленно вращались тонкие алые нити крови. Я же держал в руках гримуар, чувствуя, как его страницы тянут мой разум внутрь себя.

Я глубоко вдохнул. Нужно было собраться. Вспомнить каждое её слово. Каждое движение. Сегодня настала моя очередь попробовать.

Магия повисла в воздухе. Иллиарис по-прежнему парила над землёй. Только уголок её губ чуть дрогнул, когда я раскрыл гримуар.

Я провёл пальцами по строкам, и старинные символы на пергаменте ожили. Они медленно засияли тусклым малиновым светом, излучая тепло и странный металлический запах. Я начал читать. Слова были резкими и рваными. Они шли тяжело, и чем дальше я продвигался по строкам, тем сильнее чувствовал, как между пальцев накапливается что-то липкое и густое.

Воздух стал холодным. Мёртвая птица у моих ног затрепетала. Перья чуть приподнялись, тело напряглось, а из-под него, из крошечных ран и пор, начали выступать тёмно-красные капли. Сначала медленно, по одной, затем чаще, пока кровь не заструилась ручьями, подчиняясь моим словам.

Я чувствовал, как сила собирается в моей ладони. Пульсация усиливалась, кожа горела. Кровь птицы поднималась вверх извиваясь, клубясь, как живой дым, и капля за каплей соединялась в шар над моей рукой.

Он дышал. Да, именно дышал – я ощущал лёгкие удары изнутри, как если бы в нём билось крошечное сердце. Поверхность шара была гладкой, но временами волновалась.

Я стиснул зубы и попытался удержать форму, как учила Иллиарис. Сфера дрожала, пульсировала, внутри неё мелькали алые вспышки, напоминающие о жизни, которой больше нет.

– Хм… – протянула Иллиарис позади, открывая глаза. Голос её был мягким, но в нём чувствовалась скрытая насмешка. – Не так плохо, как я предполагала.

Сразу после этого я изменил шар в тонкую иглу и без колебаний пустил её в ход. Кровавая игла сорвалась с ладони и пронзила камень насквозь, оставив в нём аккуратное отверстие, после чего распалась в воздухе сотнями алых капель.

Иллиарис прекратила парение и плавно опустилась на землю. Её шаги были беззвучны, а осанка идеальна, как у той, кто привык командовать. Подойдя ближе, она подняла подбородок и произнесла холодно, с оттенком высокомерия:

– Дети тьмы могут больше, чем ты.

И похвалит, и отругает… Слова задели. Гордость внутри сжалась, требуя ответа, но я сдержался. Иллиарис же, заметив мою реакцию, чуть прищурилась и подняла руку. За камнем, который я пробил, алые капли крови послушно собрались в воздухе и вновь приняли форму иглы.

Она не дала мне и секунды – игла сорвалась с места и последовало зрелище, от которого перехватило дыхание. Красная вспышка мелькнула и полсотни камней впереди покрылись крошечными отверстиями. Всё закончилось так же быстро, как началось. Игла вернулась на ладонь Иллиарис, оставив за собой еле слышное эхо силы.

На её лбу выступила испарина, дыхание стало чуть чаще. Я видел, что её слова не просто насмешка, а попытка доказать самой себе, что проклятье не лишило её власти над магией.

– Проклятье ещё не отпустило? – спросил я, глядя ей прямо в глаза.

Она развеяла кровавую иглу, стряхнув капли прочь, и ответила устало, но всё тем же уверенным тоном:

– Нет. На полное восстановление уйдёт ещё пару недель. – вытерев испарину с лба, Иллиарис развернулась и направилась к входу, её голос отозвался в полутьме: – Пошли.

Я выдохнул, закрыл гримуар, почесал затылок и последовал за ней в глубь подземья.

Мы спускались всё ниже, и каменные своды Айр’Калета постепенно нависали над головой. Воздух становился плотнее, тяжелее, наполненный запахом сырости, камня и пыли веков. Я поймал себя на мысли, что давненько не видел солнечного света. Уже и не помню, когда последний раз чувствовал его тепло на лице. Так ведь и ослепнуть можно, если вдруг выбраться наружу.

Мысли текли лениво, пока мой взгляд случайно не зацепился за Иллиарис. Она шла впереди. Прямая, грациозная, уверенная в каждом шаге. Ткань её повседневного наряда мягко облегала фигуру, подчёркивая изгибы тела и оголяя нужное. Я, сам того не замечая, замедлил шаг, наблюдая за ней. За её походкой, покачиваний бёдрами и талией. И чем дальше мы шли, тем больше осознавал, что слишком давно я не был с женщиной. Когда же в последний раз это было?.. Уже и не помню даже.

– Стой! – её голос, резкий и властный, мгновенно вернул меня в реальность.

Она вытянула руку, и я замер. Лицо Иллиарис стало холодным, сосредоточенным, а глаза прищуренными. Я нахмурился и спросил:

– В чём дело?

Ответа не последовало. Она лишь слегка повернула голову, давая понять – тишина.

Я взглянул вперёд и заметил их. В тусклом фиолетовом сиянии кристаллов, что мерцали на стенах, двигались тени. Они не колыхались, как обычные, а вязко извивались, медленно и противоестественно. Из этих теней, словно из густой воды, начали вырываться силуэты.

Гончие Погибели явились.

Их пасти были раскрыты, клыки как клинки, глаза пустые и полные ненависти. Они двигались с хищной грацией, почти не издавая звуков. Тёмная дымка окутывала их тела, и каждый шаг сопровождался еле слышным треском.

Иллиарис резко опустилась на одно колено и, не оборачиваясь, потянула меня за рукав вниз. Я послушно присел, пытаясь не шуметь. Она повернулась ко мне, приложила палец к губам – тише.

Я кивнул.

А тем временем тени множились. За первой парой появилось ещё с десяток. Потом ещё, и ещё. С каждым мгновением их становилось больше, и проход впереди превращался в бурлящую массу чёрной ярости, готовой смести всё на своём пути.

Иллиарис медленно повернула голову, и в её глазах мелькнул хищный блеск. Она шепнула едва слышно:

– Если они нас заметят… – и не договорила.

Потому что один из гончих вдруг замер, поднял морду и втянул воздух, словно уловил запах.

Звон горна прокатился по подземным сводам, отражаясь эхом и теряясь где-то в каменной глубине. Гул этот я уже знал – тревога. Тёмные эльфы всегда действовали слаженно, и потому стоило лишь звуку отзвучать, как я увидел, как на стенах Айр’Калета начали собираться воины. Их доспехи поблёскивали в тусклом свете кристаллов, копья и луки поднимались в боевую готовность. Крепость проснулась, и каждая его жила, каждый коридор наполнился гулом шагов, рёвом команд и холодом ожидания.

Иллиарис, стоявшая рядом, махнула рукой, указывая двигаться обратно вверх по лестнице. Мы поднялись быстро, стараясь не шуметь. Её движения были точными и уверенными, как у опытного охотника, что знает каждый звук в лесу и каждую трещину в ветке.

Когда мы достигли площадки, она тихо заговорила, обращаясь ко мне почти вполголоса:

– Этот момент настал. В тот раз ты использовал Эхо Шипов и едва не погиб от магической перегрузки. В этот раз постарайся обойтись без этого.

Я кивнул. Память о том моменте всё ещё жила где-то под кожей.

– Какое заклинание тогда использовать? – спросил я, приглядываясь к стае внизу. – Их слишком много. Обычная кровавая игла не поможет.

Она посмотрела на меня спокойно, глаза её были холодны, но в голосе прозвучало что-то, похожее на наставление:

– Представь, что твоё тело, это иммунитет от болезни, а магия – сама болезнь. Что произойдёт, если заразить тело чем-то, чего оно не знает?

– Тело ослабнет, но начнёт бороться, – ответил я без раздумий.

Она коротко кивнула и продолжила:

– А если заражать постепенно, понемногу, позволяя привыкнуть?

Я задумался, но ответ пришёл сам собой.

– Тогда тело выработает иммунитет.

В этот момент меня осенило. Её слова, простые на вид, несли куда больше смысла, чем казалось. Постепенность. Контроль. Не вырывать силу изнутри, а позволить ей проснуться. Управлять ею, а не бороться против неё.

Я раскрыл гримуар. Плотная кожа на ощупь была прохладной, а страницы внутри хранили запах пыли, крови и чего-то древнего. Символы, выгравированные на страницах, шевелились в свете кристаллов, и я ощущал, как их присутствие давит на разум. Каждое слово тянуло за собой шлейф силы, требуя внимания и подчинения.

Я нашёл нужную страницу. Чертёж заклинания был сложен. Линии магического узора переплетались как живые, образуя нечто, напоминающее пульсирующее сердце. Заклинание крови, но не простое, а управляемое, подчинённое воле.

Закрыв глаза, я глубоко вдохнул. Магия отзывалась под кожей холодом и тяжестью. Сделав шаг вперёд, я спустился на несколько ступеней и взглянул вниз. Гончие Погибели уже пытались прорваться через ворота. Они рвали когтями камень, бросались на стены, их рёв эхом разносился по залам, сливаясь с гулом боевых рогов.

В воздухе повеяло сухим жаром старой, застоявшейся магией. На мгновение всё вокруг стихло. Я провёл ладонью над страницей, чувствуя, как под пальцами шевелится вязкая сила.

Гримуар вспыхнул приглушённым алым светом. Я выдохнул, собрав остатки концентрации, и произнёс:

– Zhaen’thur, rilyn dos vlos ulth nindel!

Воздух задрожал. В груди обожгло, точно сердце сжали ледяные когти. Из кончиков пальцев вырвалась волна силы, тонкая, прерывистая, но насыщенная чужой, живой энергией. Она хлынула вниз, к подножию лестницы, туда, где метались гончие.

Пространство вокруг них заискрилось. На их телах вспыхнули алые точки, как крошечные рубины, сияя на мгновение в темноте подземья. Затем каждый из них разорвался изнутри. Кровь вырвалась из-под шкуры струйками, фонтанами, каплями, осыпав всё вокруг. Гончие завыли, визг слился в один невыносимый хор, от которого мороз пробежал по спине. Они катались по земле, царапая камни когтями, раздирая воздух отчаянными воплями.

Я не смог удержать поток. Магия сорвалась, и часть силы просто рассыпалась, не дойдя до остальных тварей. Но даже тех, кого задело, хватило, чтобы на камнях остались лужи крови.

Я зарычал, чувствуя, как по венам снова хлынул жар неукротимой злости от того, что не смог долго поддерживать заклинание.

Пальцы лихорадочно перебирали страницы, пока взгляд не наткнулся на нужную. Алые символы вспыхнули тусклым светом, узнавая своего хозяина. Я выдохнул и прочёл:

– Vraes’gul, zhaun lil vlos, nindel dosst!

Земля под ногами вздрогнула. Кровь, что уже залила камни, зашевелилась, потянулась к ступеням, собираясь в вязкие ручьи. Из них начала подниматься форма в нечто рябящее и текучее.

Из этой массы вдруг раскрылась пасть, тянущаяся из крови, огромная, с десятками тонких, живых лезвий вместо зубов. Она хищно сомкнулась на гончих, обхватив их лапы. Те взвыли, пытаясь вырваться, но кровавая плоть уже сжималась, прорезая их сухожилия. Мясо и кости трещали, как если бы кто-то ломал сучья. Визг стоял такой, что дрожали стены.

Одна из гончих, ещё живая, пыталась отползти, но кровавая пасть потянулась дальше, обвила её хвост и дёрнула вниз. Прежде чем она успела взвыть вновь, хлынула волна крови, и тварь исчезла, растворившись в вязком, алом омуте.

Магия ревела, голодная, как зверь. Пасть дёргалась, как живая, тянулась к новым жертвам. Её движение сопровождалось хлюпающим звуком, от которого мороз пробежал по спине.

Я стоял, чувствуя, как кровь вокруг послушно отзывается на каждый мой жест, на каждую мысль. Но чем сильнее я удерживал заклинание, тем больше боль росла в груди и висках. Казалось, что кто-то вонзает в голову тысячи игл.

Я зажал виски, с трудом удерживая равновесие. Из носа пошла тонкая струйка крови, но я не отводил взгляда, пасть уже тянулась к следующим тварям.

Гончие, завидев меня, сорвались с места. Их клыки блеснули в тусклом свете магических кристаллов, а шаги эхом отдавались по каменным сводам. Я удерживал заклинание, чувствуя, как жилы в висках пульсируют от перенапряжения, пока первая стая уже взбегала по ступеням.

– Отойди!

Иллиарис уже стояла рядом. Воздух вокруг неё исказился, и в тот же миг из центра её ладони рванула ударная волна. Она прошла по туннелю, с глухим звуком ударив в гончих. Большинство из них взвыло и полетело вниз, сбивая своих, но часть удержалась. Когтями они вцепились в камень, и, не издавая рёва, кинулись вперёд.

Иллиарис лишь шагнула вперёд. Её глаза засветились багровым, а в воздухе вокруг неё запахло железом и кровью. Следующие мгновения превратились в жуть. Из тел гончих начала сочиться кровь, вытекая из глаз, ушей, из-под когтей, из пастей. Она текла вниз, собираясь в вязкие ручьи, и прямо на их пути вздымалась в острые шипы.

Первые из тварей не успели остановиться. Они налетели на эти кровавые пики, и звук был как пронзают сырое мясо копьём. Воздух наполнился визгом, хрипами и чавканьем. Те, что остались позади, замерли на миг, но и этого хватило. Иллиарис хищно вскинула ладонь, и новые шипы выросли из пола, проткнув последних, словно куклы из плоти.

Но двое сумели прорваться. Они рванули прямо ко мне, издавая низкий гортанный рёв. Я захлопнул гримуар, скинув его себе под ноги, и в одно движение выдернул меч из ножен.

Первая гончая прыгнула. Я сделал шаг вбок, и, развернувшись, рассек её в полёте. Лезвие вошло в бок и вышло через грудь, брызнув кровью. Вторая попыталась кинутся, но в тот же миг её тело дёрнулось. За её спиной образовались острые кровавые шипы, проткнув гончую насквозь. Иллиарис стояла в двух шагах, опустив руку, с холодным, безэмоциональным взглядом.

Всё стихло. Только эхо шагов и капли крови, медленно падавшие со стены на каменный пол.

Иллиарис, не дав отдышаться, резко дала мне подзатыльник.

– Ай! – прошипел я, обернувшись.

Она стояла передо мной с холодным раздражением, но в её голосе не было ни капли заботы, а только сталь.

– Не смей бросать мой гримуар на пол! – отрезала она. – И сколько раз мне вбивать в твою пустую голову, что нельзя использовать мощные заклинания без подготовки?! Умереть захотел? Так я могу устроить это хоть сейчас!

Я потёр место удара, сдерживая раздражение, и, не говоря ни слова, нагнулся, чтобы поднять гримуар. Кожа переплёта была испачкана кровью. Я аккуратно отряхнул его, провёл пальцем по символу на обложке и бросил короткий взгляд на Иллиарис:

– Довольна?

Она выхватила гримуар из моих рук с такой сноровкой, если бы я украл у неё что-то святое. Осмотрела, сдула пыль, и, прищурившись, бросила через плечо:

– Вытри кровь под носом. Смотреть на тебя противно…

Я непроизвольно коснулся лица. Действительно, из ноздрей текла тонкая струйка крови. В этот момент Иллиарис уже шагнула вперёд, направляясь вглубь прохода. Я успел расслышать, как она вполголоса процедила:

– Oloth D’rahn…

Я, благодаря изучению их языка, прекрасно понял значение. Глупый? Это кто тут глупый? Сама еле стоит после проклятия антимагии, а меня ещё поучает.

Вздохнув, провёл рукавом по лицу, вытер кровь, очистил меч о край одежды и сунул его в ножны. Затем, глядя на удаляющуюся фигуру Иллиарис, с ворчанием пробормотал себе под нос:

– И ведь ни капли благодарности…

И пошёл за ней, вглубь Айр’Калета, где фиолетовые отблески кристаллов освещали путь вниз.

Когда мы вернулись в Айр’Калет, никто ничего не сказал. Ни одобрительного взгляда, ни слова благодарности, ни даже лёгкого кивка. Стражи, стоящие на стенах, лишь обменялись короткими жестами и снова заняли свои посты. Для них всё это обыденность, часть бесконечной борьбы, в которой нет места эмоциям.

Гончие Погибели для жителей Айр’Калета они не враги, а ежедневное напоминание, что покой в подземельях на границе Лорена лишь иллюзия. Иллиарис говорила мне, что эти твари уязвимы почти к любой магии, но при этом и жаждут её. Они чувствуют силу, тянутся к ней, и, если достигнут цели – ничто не сможет их остановить.

Я тогда не поверил. А теперь… теперь понимал. Их движение несло в себе не просто ярость – они страдали, горели изнутри от той силы, что разъедала их тела и души. Иллиарис рассказывала, что все они подвержены проклятью времени. Каждый раз, когда их тела погибают, время для них сбивается, превращается в петлю, и они вновь возвращаются, снова и снова, в то же место, где пали. Без надежды на конец.

Именно за это их и прозвали Гончими Погибели. Существами, для которых смерть не освобождение, а возвращение.

Теперь я знал, что тянет их сюда. В сердце Айр’Калета, глубоко под бастионами, скрыт кристалл защиты, который видел ранее. Древний источник силы, созданный, чтобы удерживать враждебную магию за пределами крепости. В нём заключено столько энергии, что она зовет всех, кто чувствует магию, как зов крови зовёт хищника.

Через день я вновь сидел за столом, погружённый в изучение тёмно-эльфийского языка под руководством Лоринтара. Его манера преподавания отличалась от Иллиарис. Сухая, скучная, без всякого старания донести смысл. Казалось, он просто исполнял обязанность, а не обучал. Мне приходилось постоянно переспрашивать, уточнять, просить повторить. В какой-то момент я перестал удивляться, почему среди тёмных так мало настоящих учёных. Если каждый учит, как Лоринтар, то знаний они передают ровно столько, сколько требуется, чтобы не вызывать вопросов. Или… он делает это специально? Но с чего бы ему скрывать что-то от меня?

Скоро должны прибыть дипломаты, и занятия подойдут к концу. На этом моё погружение в их язык завершится. Впрочем, я не был уверен, что сильно огорчён. Магия тёмных эльфов, их культура и история действительно завораживали, но дни, проведённые в этом подземном мире, начинали тянуться вязкой скукой. Я скучал по пшеничным полям и гулким дорогам, по запаху пыли и дыма костров, по ветру, что бьёт в лицо, когда идёшь навстречу рассвету. Здесь не было ни рассвета, ни ветра, ни простора. Только мрак, камень и вечное эхо шагов, от которого уже начинала болеть голова.

Ещё через день я позволил себе короткую передышку. Утро, если это можно было так назвать, было спокойным. Светящиеся грибы у стен источали ровный фиолетовый свет, а по площади перед вратами суетились десятки тёмных. Они очищали камни, выносили мусор, устанавливали новые символы охраны. Казалось, весь Айр’Калет готовился к чему-то важному.

Я спустился по ступеням у самой крепости и присел на нижней, облокотившись локтями на колени. Взгляд скользил по площади, по эльфам, что работали в тишине, прерываемой лишь глухими командами. В воздухе висел слабый запах металла и сырости. Я достал кисет, машинально проверил – пусто. Курево давно закончилось. Хоть убей, но без дыма табака в груди будто зияла пустота.

Я сидел так, раздумывая о глупостях, о доме, о дороге, когда услышал позади лёгкий звук шагов. Ни один тёмный не ходит впустую, у них всегда есть цель. Поэтому я даже не стал оборачиваться. Через мгновение кто-то опустился рядом.

Это оказался Лоринтар. Он сел так же, как и я, не произнеся ни слова. Ни приветствия, ни вопроса, ни взгляда. Просто молча устроился рядом. Некоторое время мы оба смотрели на площадь, где кипела работа.

– Может, останешься? – внезапно спросил Лоринтар, не отводя взгляда от площади.

Я не сразу ответил. В его голосе не было привычного холода, но и теплоты тоже. Просто спокойное, тихое предложение. Я медленно выдохнул, не поднимая глаз, и сказал:

– Мне тут не место. Сам же видишь.

Он кивнул, выдержав короткую паузу. Затем тихо произнёс:

– Многие здесь тебе благодарны. Особенно Лаэримель.

Я усмехнулся, покосившись на него.

– Не сильно-то и заметно.

Лоринтар повернул голову, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на сожаление.

– Лаэримель – единственная из всех нас, кто… не такая, как остальные. Разве ты не заметил?

Я нахмурился, глядя на него с лёгким недоумением. Откинулся на ступень, опёрся локтем и буркнул:

– Да, заметил. Пока она не хотела меня повесить как это хочет Иллиарис. Прямо нежность сплошная.

Краем губ Лоринтар едва заметно усмехнулся.

– Не это я имел в виду. Сестра… мягкая и нежная натура. Я бы даже сказал женственная.

– Ха! – фыркнул я. – Впервые слышу, чтобы эльф был мягким и нежным. Разве что под пытками может об этом вспомнить.

– Я серьёзно, Калдрин, – ответил он, и в голосе прозвучала тихая боль. – Ты бы видел её раньше… в саду Варнарета. Под светом кристалла матери… Всё бы отдал, чтобы снова увидеть ту улыбку.

Я взглянул на него, и впервые в Лоринтаре увидел не наставника, не холодного тёмного, а брата, потерявшего близкого человека. Не умершего, но изменившегося. Понимающе похлопал его по спине и снова облокотился на колени.

– Всё равно не могу остаться. – сказал я после короткой паузы. – Дорога зовёт. Да и тёмные… могут неправильно меня понять. Не из страха смерти дело, просто… не привык я к такому.

Лоринтар, не отводя взгляда от площади, тихо спросил:

– А если бы привык… остался бы?

Я пожал плечами и сделал загадочное лицо, словно взвешивая что-то невидимое между пальцев.

– Возможно. Кто знает… – ответил я уклончиво и перевёл тему, кивая в сторону суетящихся эльфов. – Лучше скажи, что они делают? К встрече с дипломатами готовятся?

Лоринтар помолчал, прежде чем ответить:

– Нет. Мы готовимся проводить в последний путь наших братьев и сестёр. – он чуть опустил голову. – Похороны, на вашем языке.

Тишина вновь легла между нами. Теперь я понял, почему в воздухе стояла такая глухая, тянущаяся тяжесть. Айр’Калет не знал праздников, только вечные тени и память о тех, кто не вернулся.

Мы с Лоринтаром ещё немного посидели, обмениваясь редкими фразами, а потом молча разошлись.

Когда настал поздний час, я вновь вышел из своей башни и заметил, что на площади уже собралась толпа. Мягкое свечение кристаллов крепостью озаряло мрачный камень, превращая его в нечто похожее на застывшую скорбь. Я не мог просто стоять и смотреть издалека, но и приближаться не посмел. Для чужака там не было места. Потому остался на ступенях крепости чуть выше, чтобы видеть всё, но не мешать.

Передо мной стояли сотни тёмных эльфов. Около пяти сотен, не меньше. Ровные ряды, будто единое тело. Ни одного голоса, ни одного движения лишнего. Только мерцающий свет и едва слышное дыхание сотен существ, объединённых одной болью. На каждом – доспехи, но без шлемов и клинков. Лишь странные полотна в руках глубокого фиолетового цвета. Ткань переливалась в отблесках света, и на неё они аккуратно сыпали золотистый порошок. Он ложился на ткань тонкой дымкой, будто след луны на воде, и воздух над рядами начинал мерцать.

В конце строя, под тяжёлыми каменными арками, покоились пятьдесят постаментов. На каждом – тело павшего эльфа. Всё выглядело безупречно: вымытые, ухоженные лица, без следов боли, будто спящие. Их доспехи отполированы до зеркального блеска, волосы аккуратно уложены, руки сложены на груди. Было странно видеть, как в смерти они сохранили ту же гордость, что и при жизни. Я поймал себя на мысли, что эти тела должны были быть давно погребены, ведь прошло уже два месяца с битвы у стен Айр’Калета. Почему только сейчас? Где они держали их всё это время?..

Пока я размышлял, за спиной тихо раздался скрип древних створов. Врата крепости медленно распахнулись, и наружу вышли четверо. Впереди – Лаэримель. Она шла уверенно, неся в руках такое же фиолетовое полотно, украшенное золотой пылью. Её походка была величественной и скорбной одновременно. Ни гордыни, ни страха, лишь холодное достоинство и внутренний огонь, сдерживаемый силой воли.

Позади неё шли Лоринтар, Иллиарис и ещё одна эльфийка, чьё лицо я помнил лишь смутно. Я видел её в тот день, когда впервые оказался в Айр’Калете. Тогда она стояла рядом с Лаэримель и Иллиарис. Все четверо были облачены в боевые доспехи, чёрные как сама ночь, с серебристыми рунами по краям. Металл тускло отражал свет кристаллов, словно поглощая его.

Когда они проходили мимо, каждый на миг задержал на мне взгляд. Ни слов, ни улыбок, только короткие, одобрительные кивки. И этого оказалось достаточно. В ту секунду я понял, что им не нужно было благодарить. Для них я был всего лишь свидетелем. Но всё же… частью их скорби.

Исключением среди них была лишь Иллиарис. На ней не было привычных металлических доспехов, ни блеска стали, ни звона клинков при каждом шаге. Вместо этого она облачилась в одеяние из плотной ткани чёрного цвета с золотистой вышивкой и прожилками тёплого янтарного оттенка. Наряд скрывал тело куда больше, чем её обычная форма мага, но при этом казался почти ритуальным, строгим, возвышенным и в то же время пугающе прекрасным. Каждая складка ткани двигалась точно и плавно, как если бы сама тьма подстраивала под неё свои волны.

Когда четвёрка приближалась, плотные ряды воинов медленно расходились, как единое живое море, расступающееся перед бурей. Никто не осмеливался поднять взгляд и лишь короткие, едва заметные поклоны сопровождали их путь. Шаги Лаэримель и Лоринтара отдавались глухим эхом по каменному полу, и этот звук казался тяжёлым.

Они двигались медленно, и с достоинством. Когда дошли до центра площади, воинство вновь сомкнулось за ними, заполнив каждый шаг их пути ровной тишиной. Иллиарис, не обмолвившись ни словом, прошла дальше всех и остановилась посреди освещённого круга, где с потолка падал мягкий свет фиолетового кристалла. Она скрестила ноги, опустилась в позу лотоса и медленно приподнялась над камнем. Её тело парило без усилия, едва заметно покачиваясь, а руки сложились в те самые мудры, что я уже видел во время её медитаций.

Лаэримель подошла к незнакомой эльфийке и передала ей фиолетовое полотно. Та приняла его с глубоким поклоном, прижала к груди и, не произнеся ни слова, заняла своё место в строю. Теперь рядом с Лаэримель остался только Лоринтар. Они стояли перед воинством, обращённые лицом к своим собратьям, и не произносили ни звука.

Повисла тишина. Плотная, давящая, почти осязаемая. В ней было что-то древнее и священное. Где-то вдалеке слышались редкие капли воды, падающие на камень, и этот звук эхом отражался от стен, придавая всему происходящему почти мистический оттенок. Никто не двигался, не шептал, не дышал громко. Всё застыло в ожидании.

Внезапно, Лаэримель начала свою речь. Громким, властным но чистым, красивым голосом:

Сыны и дочери Тьмы…

Сегодня земля пьёт кровь наших братьев и сестёр, павших не от страха – но от верности.

Их клинки погасли, но не их честь. Их дыхание угасло, но не их песнь.

Мы стоим здесь, среди пепла и теней, не для того, чтобы оплакивать —

а чтобы помнить.

Айр’Калет жив, и его имя теперь вплетено в саму ткань Лорена.

С каждым ветром, касающимся наших лиц, мы слышим их шёпот —

он не о смерти. Он о долге.

Когда тьма сжимает наши сердца, когда сомнение тянет руки к нашим душам, —

вспомните их глаза, что горели, когда солнце отвернулось от нас.

Они остались, когда другие ушли.

Они стояли, когда мир падал.

Пусть же их тени будут нашим щитом,

пусть их имена будут нашими клятвами.

Мы не изгнанники. Мы – наследие.

Мы – кровь тех, кто не склонился ни перед светом, ни перед бездной.

Сегодня мы предаём их тела земле,

но сердца – вечности.

И пока бьётся хоть одно сердце тёмного эльфа,

Лорен не падёт.

Пусть ночь станет нашим союзом.

Пусть Тьма – нашим домом.

И пусть павшие знают:

мы не забудем. Никогда.

После её слов настала короткая, тяжёлая пауза. Казалось, сам воздух в подземелье дрожал, пропитанный болью и памятью. Ни один взгляд не отвёлся от Лаэримель. Даже свет кристаллов будто стал мягче, затеплел, скользя по лицам собравшихся. В каждом взгляде читалась скорбь, в каждом дыхании – немая клятва, что их павшие братья не будут забыты.

И вдруг – из глубины строя, протянулся низкий, глубокий голос. Один, затем второй, третий. Их голоса начали сливаться, переплетаясь в мощный, медленно набирающий силу хор. Гулкая, торжественная мелодия наполняла площадь, и каменные стены подземья отвечали им эхом, будто сами пели вместе с ними.

Это было не просто пение – это была молитва, воплощённая в звуке. Голоса тёмных были густыми, насыщенными, глубокими, проникающими прямо в сердце. Никаких инструментов, только их голоса, несущие древнюю скорбь и гордость народа, который никогда не сдаётся. Их мелодия шла не вверх, к небесам, а вниз – вглубь земли, в самое нутро мира, где покоятся их предки.

Я почувствовал, как по спине пробежал холодок. В груди что-то сжалось, и на глаза подступили слёзы. Эти голоса… в них была сила, в них было всё, что нельзя выразить словами – боль, верность, любовь, горечь утраты и гордость за тех, кто пал, но не был забыт.

Лаэримель стояла с закрытыми глазами, её губы шевелились – она пела вместе с ними.

Хор тёмных эльфов, как сама душа Тьмы, заполнил всё пространство подземного зала. Голоса – глубокие, густые, переплетающиеся, и казалось сама земля плакала вместе со всеми. Казалось, что камни вокруг дрожат, а воздух звенит от этой скорби и силы.

Над гробами, где покоились павшие, проявился он – драконий лик, прозрачный, как лунный туман, и столь древний, что сам взгляд на него внушал благоговейный трепет. Его глаза, потухшие и вечные, следили за происходящим. Сам дух древнего покровителя пробудился, чтобы принять тех, кто отдал свои жизни.

Когда глаза Лаэримель и остальных потемнели, став бездонно-чёрными, по их щекам потекли слёзы – тягучие, как смола, и блестящие, как обсидиан. Эти слёзы несли не боль, а память. Они падали на камень, оставляя следы, словно печати судьбы. Даже Лоринтар, всегда холодный и сдержанный, не мог сдержать дрожь в губах, продолжая петь – и с каждым словом его голос становился всё мощнее, отчаяннее, проявление желания удержать ушедших.

Золотые потоки, что поднимались от полотен, закружились в воздухе, осветив зал мягким, неестественным сиянием. Иллиарис стояла в центре, как жрица между мирами – её руки двигались плавно, с величественной точностью, и каждый жест отзывался вибрацией в воздухе. От мёртвых тел поднимались призрачные образы – не призраки ужаса, а отражения душ, спокойные, тихие, и прекрасные. Они тянулись вверх, к свету, как дети к матери.

Когда золотые реки начали втекать в ромбовидный разлом на лбу драконьего лика, зал словно замер. Песня сменилась – голоса потянулись вверх, ввысь, и последние аккорды звучали, как дыхание вечности. Существа уходили – и с каждым мигом становилось светлее, чище, тише.

Я стоял, едва дыша. Пальцы дрожали, сердце билось, как загнанный зверь. И я не понимал, что вижу, но чувствовал, что это не просто прощание. Это обряд, который соединял мир живых и мёртвых, оставляя в каждом, кто присутствовал, след вечной скорби и благоговейного ужаса.

Я ощутил, как ком в горле не даёт вдохнуть. Мир вокруг будто рассеялся, и остались лишь голоса… и лёгкое эхо золотых рек, растворяющихся в небытие.

– Это прекрасно… – услышал я за спиной женский голос, и сердце ударило со страху о грудную клетку.

Резко обернувшись, я встретил взгляд Талис, стоявшей всего в нескольких шагах. Её серебристое одеяние мерцало в мягком отблеске золотого сияния, исходившего от всё ещё парящих над гробами потоков. На миг показалось, что она соткана из самого света и пепла, её присутствие нарушало ту вязкую, гнетущую тишину, что опустилась на площадь после обряда.

– Чёрт… – выдохнул я, проведя рукой по лицу. – Ты меня напугала. Откуда ты взялась?

Она не ответила сразу. Её взгляд оставался прикован к процессии, к уходящим в небытие золотым рекам. По щекам Талис текли слёзы, и я заметил, что они не чёрные, а вполне обычные и в них отражался свет кристаллов.

– Многие, кто погиб, – прошептала она, – наконец обрели покой.

Я глубоко вдохнул.

– Да… – тихо ответил я.

– Хочешь уйти? – неожиданно спросила Талис.

Я перевёл взгляд на неё. Вопрос прозвучал просто, но за ним пряталось нечто большее.

– Мне здесь не место, – ответил я, не раздумывая.

– В тебе больше от тёмного эльфа, чем ты думаешь. – намекнула она.

Эти слова повисли в воздухе, как капля чернил в воде. Я не понял, что она имела в виду, но спорить не стал. Всё происходящее казалось настолько хрупким, что любое лишнее слово могло разрушить этот странный миг.