Безымянная гора

Пролог

Он ненавидел вечный холод, который пробирал до костей. Он ненавидел лед, который никогда не таял, а, наоборот, с годами только нарастал все больше. Он ненавидел остров, над которым никогда не светило тёплое, яркое солнце и не простиралось голубое, летнее небо. Он ненавидел этот маленький, никчемный мир, который спрятался от остального яркого, восхитительного, приветливого мира под огромной толщей ненавистного льда. Он ненавидел свежий, морозный воздух, от которого никуда нельзя было деться, и которым ему приходилось дышать с самого первого дня своего рождения. Он ненавидел все то, что было связано с Подледьем.

Олекто всегда считал, что судьба была к нему не благосклонна, и что он должен был родиться в другом месте. Часто он представлял себя шлепающим босыми ногами по берегу Теплого моря. Над ним светило знойное, жаркое солнце, а песок приятно грел ступни. Стоило взглянуть налево, и он видел прозрачные морские воды, что с шумом накатывали на берег. Вода омывала его ноги, и ее прикосновения были приятны. Олекто видел себя неспешно гуляющим по золотистыми полям Асдалии, где он вдыхал запахи поспевающей пшеницы или ржи. Он чувствовал ароматы хвойного леса, и полевых цветов, что в разноцветном беспорядке росли на Вороньем лугу. Он буквально ощущал, как по его лицу струится пот от нестерпимой летней духоты, как каждый лучик солнца приятно щекочет его лицо, и он жмурится от яркого света. А он стоит, закрыв глаза, и счастливо улыбается… Но стоило ему открыть глаза, как мечты разбивались о суровую, холодную реальность. Он оказывался снова посреди льда. Не было ни теплых морей, не пшеничный полей, ни дивных ароматов. Ни-че-го. В этом мире его абсолютно ничего не радовало и ничто не могло согреть измученную душу.

Мама, прежде чем ее перерезали горло в одном из многочисленных, темных переулков Буяна за жалкую горсть монет, часто рассказывала Олекто о жизни надо льдом. Мама была легирийкой и большую часть жизни она прожила в стране «приправ и специй», как называли Легирию. Она никогда не рассказывала о причинах, побудивших ее спустится под лед, но именно в Подледье она встретила отца Олекто, с которым решила связать свою жизнь. Отец торговал шерстью на Буяне, и имел небольшую лавку, которую он не хотел оставлять. Мама так влюбилась в отца, что осталась с ним жить. Как иногда она говорила: «ледяной мир холоден, но тепло искренней любви греет намного приятнее, чем солнце». Когда Олекто вырос, он понял, что мамины слова не имели ничего общего с действительностью. Возможно потому, что он никогда никого не любил, кроме себя самого.

Мальчишкой он внимательно слушал и впитывал все рассказы мамы. Они его увлекали, он старался запоминать их во всех деталях. Каждая история, которую мама рассказывала, как будто небрежно, без особого интереса и энтузиазма, будоражила душу мальчишки. Мама даже представить не могла, как сильно ее истории влияли на сына! Он рисовал в воображении картины о прекрасной жизни в Верхнем мире. В какой-то момент эти картины стали так реальны, что он стал верить в них, и в душе мальчишки постепенно зарождалась безумная неприязнь к ледяному миру. Как можно было любить тусклое, ледяное подледское небо, когда есть голубое, бескрайнее небо, где днем светило приветливое солнце, а ночью на небе зажигались яркие, далекие звезды, и всплывала бледная, загадочная луна? Как можно было любить твердый лед, когда под ногами у тебя мягкая земля, покрытая зеленой травой? Как можно было любить холодный ветер, когда тебя ласкает теплый, летний ветерок? Многое не укладывалось в голове мальчишки, и чем старше он становился, тем больше понимал, что люди не должны жить в таком неприятном месте, как Подледье.

Когда жизнь мамы трагически оборвалась, его ненависть ко льду стала сильнее. Олекто не столько жалел, что погибла мать, сколько жалел о том, что она не успела ему рассказать все, что знала. Его фантазии и мечты остались в какой-то степени неполноценными и не законченными, словно он не до конца собрал пазл. Полной картине, что он рисовал в своей голове, не хватало чего-то важно: нескольких деталей, которых не мог дорисовать самостоятельно его ограниченный, скудный и ленивый мозг.

Иногда он спрашивал себя, а могла ли мама рассказать ему все о Верхнем мире? Хватит ли одной короткой человеческой жизни, чтобы рассказать обо всех пяти великих княжествах Равнин, о Диких Западных степях, о Далеких Восточных землях, о Скалистом берегу, и поверженных княжествах Кратоса и Азарда, о Теплом море, и о Студеной воде, о легирийских лесах, и о хаганских пустошах? Смог бы он мысленно пройти с мамой за руку до самых Заречных каганатов, а может и дальше?

Олекто зло смотрел перед собой, размышляя об этом. Его желваки на скулах играли, он едва сдерживал ярость, что практически всегда бушевала в нем. Погруженный в мрачные раздумья, он не заметил, как простоял на месте некоторое время. Наконец, моргнув, он пришел в себя, и вернулся в реальный, ненавистный для него мир.

Было обычное, серое подледское утро, которое мало чем отличалось от любого другого такого же отвратительного утра. Хотя нет, сегодняшнее утро было немного другим. Нынешний рассвет не разрывал неугомонный рев труб со стен, по улицам не маршировали отряды хмурых ратников, а жители, с испуганными лицами не бегали в разные стороны, как тараканы. Когда мальчишка и его дружки отправились к Безымянной горе, все на острове как будто бы успокоились, словно их вылазка действительно могла хоть как-то остановить катастрофу, которая неизбежно грозила ледяному миру. Олекто твердо верил, что никто и ничто не могло спасти Подледье.

«Тем лучше, что улицы пусты – думал стражник, оглядываясь по сторонам. – Меньше людей, меньше посторонних глаз, и меньше лишних вопросов».

Олекто находился на Фиолетовой улице, где жили ремесленники, простые рабочие, лекари и городские мелкие служащие. Улица имела удобное расположение – она опоясывала город по периметру, и пересекала практически все остальные улицы острова. С Фиолетовой улицы можно было оказаться в любом уголке Буяна, не считая таких мест, как трущобы, да Пустынный берег. Пустынный берег располагался за стенами, а трущобы буянцы не считали частью города и не предоставили бедному, захудалому району даже собственный цвет огня. Олекто пригляделся к плоским, керамическим блюдцам, что вереницами висели вдоль стен, и в которых пылал огонь с фиолетовым оттенком. Один знакомый, что жил на Зеленой улице, и был довольно уважаемым и умным буянцем, рассказывал Олекто, как добивались того, чтобы уличный огонь не затухал целыми днями. Знакомый говорил, что для уличных огней используют специальную смолу, которой пропитывают небольшие лепешки из спрессованного снега. Смолу добывали из стволов стуженых сосен, что росли на Пустынном берегу. Снег, который мог долго не таять и практически не подвергался воздействию тепла, покупали у Ордена Льда. Его поставляли на остров с самого дальнего севера, с мыса Морозных Ветров. Лепешки окунали в смолу, и клали в блюдца, после чего поджигали. Смола вспыхивали мгновенно, но снег хорошо выдерживал огонь. Меняли снег в блюдцах примерно раз в месяц, когда лепешки практически превращались в лужи воды, и огонь практически затухал. Нужный цвет получали с помощью устойчивой к горению краски. Именно таким образом каждая улица Буяна и приобретала свой неповторимый оттенок.

Олекто было наплевать и на улицы, и на сам город. Он слушал нудные рассказы собеседника, так как считал, что сам выглядел умнее, стараясь поддерживать с ним разговор. Десятник любил общаться с умными людьми, хотя часто их не понимал.

На Фиолетовой улице было тихо. Домики здесь были длинными, и приземистыми, с прямыми крышами. Они походили на солдатские бараки, но в отличие от жилищ ратников и стражников, были возведены не из дерева, а из кирпича и камня. Немногочисленные окна были высокими и очень узкими. В некоторых окнах горел свет. Жители Фиолетовой улицы, как правило, просыпались раньше остальной части города.

Мутное небо над головой светлело, на горизонте зажигались изумрудно-голубые облака. Олекто перевел взгляд на небо, и зло стиснул зубы. Стражник пригрозил ненавистному небу кулаком. Ледяное небо десятник считал главным виновником всех своих несчастий, ведь именно оно отделяло стражника от совершенно иного мира.

Еще раз стрельнув глазами по сторонам, Олекто понял, что улица перед ним пуста. Стражник скользнул вдоль домов, кутаясь в темно-синий плащ почти с головой.

«Все же я не плохо устроился», – старался успокоить себя Олекто, двигаясь в сторону Западной стены. Когда-то он был обычным продавцом шерсти, что держал ничем не примечательную лавочку на Желтой улице. Его отец был продавцом шерсти, дед тоже был им…Если бы не определённые обстоятельства и события, то у Олекто было мало шансов разорвать замкнутый круг, где все мужчины его семьи рано или поздно становились хозяевами фамильной лавки. Шерсть, конечно, очень высоко ценилась в ледяном мире, так как все нуждались в теплых вещах, но Олекто всегда мечтал о чем-то большем. Он считал, что не предназначен для такой низкой, скучной работы.

Отец любил говорить ему, что их работа очень важна и она делает ледяной мир чуточку теплее. А если теплее становилось жителям Буяна, то на душе простого торговца становится приятнее. Таким образом он старался приободрить сына, в глазах которого видел презрение, когда тот приходил в лавку помогать отцу. Но Олекто не видел ничего приятного. Перед глазами его всплывали картины, как он отправлялся в Холодное море, к берегам Домура или Ротвала за очередной партией овечьей шерсти. В крохотной лодочке он безнадежно старался спрятаться от неистового холодного ветра, который с диким воем проносясь мимо, терзал мальчишку и днем, и ночью, и не ослабевал ни на миг. Олекто молил всех забытых богов, чтобы они даровали ему хотя бы чуточку тепла. Но боги молчали, не обращая внимания на его мольбы, как не обращали внимания и на весь мир, что размещался подо льдом. Олекто замерзал, пока отец говорил, что они делают жизнь других подледцев теплее – это была еще одна, большая несправедливость этого мира.

Олекто ухмыльнулся, аккуратно пригибаясь под окном, откуда лился теплый, желтый свет свечей.

«А потом все сложилось как нельзя лучше».

В его жизни появился Олег.

«Великий князь Олег», – мысленно поправил он себя, будто бы боясь, что стены читают его мысли, и доложат о них Олегу. Великий князь поднял на острове мятеж, свергнул посадника великого князя Белимора, и провозгласил себя правителем острова. Олег пообещал Олекто много золота, если торговец поддержит его. Олег посулил золотые горы представителям всей торговой гильдии острова. Многие торговцы сначала усомнились в щедрости новоявленного великого князя, намекая, что великий князь Белимора не простит жителям, если княжеская казна на острове будет разграблена. Но Олег убеждал, что в скором времени у него появятся силы, которые способны будут противостоять Белимору. Хитростью, подкупом, где-то шантажом, он заставил торговцев поверить ему, а следом поверили влиятельные бояре с Красной улицы и богачи с Зеленой. Остальные улицы можно было не спрашивать. С наемниками, что нанял Олег, он легко подчинил себе весь остров.

Стражник улыбнулся. Великий князь Олег почти умолял, чтобы Олекто помог ему, потому Олекто был не просто торговцем шерсти, он был контрабандистом, который знал тайные ходы, что вели в город. Олег пообещал столько золота, что его должно было хватить на новую жизнь в Верхнем мире, подальше от холода и льда. Олекто согласился, но при одном условии: пока ему не будет выплачено все обещанное золото, он станет десятником городской стражи. Олекто хотел показать своим родным и знакомым, что был достоин чего-то большего, чем просто торговать шерстью.

Улыбка сползла с его губ. Все складывалось прекрасно, пока не вмешался проклятый Яромир. Воевода не просто лишил Олекто звания, но старик отправил служить стражника на одну из стен, где холод пробирал до самых костей, и был таким же постоянным спутником, как и мрачные мысли. Олекто считал, что Яромир многое себе позволял и часто перегибал палку. Об этом стражник осторожно нашептывал великому князю Олегу. Но великий князь в этом вопросе был чересчур упрям, и не прислушивался к жалобам стражника. Это вызывало у Олекто приступ бессильной злости. Яромир казался не только всесильным, но и не уязвимым.

Олекто ненавидел Яромира, как и все, что было связано с Подледьем. Воевода был типичным представителем ледяного мира, который искренне любил Подледье, находя красоту в холодных ледяных пейзажах. Яромир был прямым в разговорах, несгибаемым, сильным, непоколебимым, твердым, и что самое страшное – неподкупным. Эти качества никак не соответствовали тем, что Олекто ценил в людях. Стражник считал, что надо быть чуточку хитрым, в меру скользким, когда надо – изворотливым и всегда идти на компромиссы, если это сулило выгоду.

Ничего, Олекто зло сверкнул глазами, он отомстит им всем. Всем тем, кто хоть немного похож на Яромира. Они не знают, что задумал великий князь Олег. Когда придет время, Олег больше не станет закрывать глаза на безумные выходки воеводы. Мысли об этом приятно согревали.

Западная стена была все ближе. Олекто видел ее очертания на фоне светлеющего неба. Впрочем, еще было достаточно темно, чтобы стражники, которые несли службы на стене, не увидели его. Олекто видел маленькие, дрожащие огоньки от факелов, что стражники держали в руках. Чуть пригнувшись, Олекто подходил все ближе, пока не увидели спины стражников стен. Замерев на месте, один из них внимательно смотрел в сторону моря, кутаясь в короткий, меховой плащ.

«Глупцы, – весело думал Олекто, – вам надо смотреть не наружу, а внутрь».

Не доходя до стены пару домов, он юркнул в небольшой переулок. В переулке было намного темнее, теснее, и пахло затхлостью. Он прошел вглубь переулка, где домики были более ветхими, и выглядели заброшенными. В принципе, так оно и было. Многие из домов были пусты, лишь в некоторых ютились бездомные, бродяги, да преступники, что прятались от стражников. Люди старались перебраться жить вглубь острова, бросая свои дома, и оставляя многие вещи. Жители острова хотели быть как можно дальше от стен, так как климат тут был немного холоднее, и суровее, чем на остальном острове. С каждым годом заброшенных переулков и улиц становилось больше. Бояре, богачи и торговцы скупали и строили дома ближе к Цветной площади, отчего земля в центре очень ценилась, и застройка была намного плотнее. Окраины же вымирали. Это не могло не радовать контрабандистов, которые прятали и хранили в оставленных домах товар, который они незаконно провозили на остров. Кроме того, в заброшенных жилищах контрабандисты делали скрытые от чужих глаз лазы, что вели в тайные тоннели под островом. По тоннелям можно было попасть на остров или покинуть его, скрытно минуя стены и стражников.

Информация о том, где располагаются тайные лазы была одной из немногих вещей, за которую Олекто был благодарен отцу. Контрабандой их предки начали заниматься с тех пор, как начали торговать шерстью. Не все в роду Олекто были чисты на руку, и некоторые хотели заработать лишнюю монету, минуя княжеские законы и не платя лишние налоги. Контрабандисты, как никто другие, были заинтересованы в том, чтобы тоннели не обнаружили, и об их существовании знало, как можно меньше людей.

Тоннели на острове были обнаружены очень давно, когда люди только начали возводить город. Обнаруженные потайные ходы пугали людей, так как они не знали, кто и с какой целью прорыл их на практически бесплодном, пустынном острове, поэтому многие из тоннелей были завалены. С помощью неимоверных усилий особо алчные строители сумели сохранить несколько тоннелей, а потом продали информацию об их местонахождении торговцам. Ходили слухи, что торговцы вскоре убили жадных строителей, чтобы никто больше не узнал о тоннелях. С тех пор тоннели использовались для незаконного провоза товара на остров. Расположение тайных ходов бережно хранилось контрабандистами. Координаты тоннелей передавались торговцами из поколения в поколение только устно, шепотом, в закрытом помещении без окон, чтобы никто ненароком о них не узнал.

Именно поэтому Олег высокого ценил Олекто, особо выделяя его среди всех других своих сподвижников. Великий князь прощал стражнику некоторые «шалости», например, буйные пьянки, который любил устраивать Олекто, или слишком предвзятое, если не сказать жестокое отношение десятника к другими лавочникам. Многие из них насмехались над незадачливым торговцем шерсти, у которого не очень хорошо шли дела в бытность его торговцем. Олекто считал, что виной его неудач были как раз недоброжелатели, которые перетягивали к себе его покупателей, а не его лень и жадность, из-за которой он сильно завышал цены. Когда Олекто стал городским стражником он с удовольствием начал мстить торговцам, конфисковывая без причины товар, и закрывая лавки.

«Да, я стал большим человеком», – хмыкнул Олекто, вспоминая, как недавно прилюдно избил одного купца, который всегда считал его шерстяные нитки гнилыми, указывая на это покупателям. Может быть так оно и было, потому что Олекто сильно экономил на перевозке, и не накрывал шерсть во время плавания непромокаемым брезентом, отчего морская соль разъедала шерсть. Но тот наглец слишком рьяно это всем доказывал, собрав вокруг себя огромную толпу народу. Какое Олекто получил наслаждение, когда отделал того нахала прилюдно! Никто не посмел за него вступиться, а другие городские стражники смотрели на это все с довольным видом, и ухмылялись.

Вот он и пришел. Пробравшись вдоль серых, молчаливых стен, он осторожно приблизился к небольшому домику. Домик немного покосился, и практически облокотился на соседнее строение, такое же дряхлое и унылое. Домик смотрел на стражника зияющими чернотой и пустотой, провалами выбитых окон. Это было очень подходящее место, где можно было что-то спрятать от посторонних глаз. Мало кто сунется в такое неприметное, отталкивающее место.

Оглянувшись, проверяя, чтобы его никто не заметил, Олекто резво вбежал по ступенькам узкого крыльца в чуть приоткрытую, обшарпанную входную дверь. Дверь с коротким, быстро утонувшим в глухой тишине переулка, скрипом отворилась, и стражник на мгновение замер на пороге, внимательно осматриваясь. Он подмечал каждую деталь, внимательно рассматривая то, что было перед ним, внутри. Это была одна из хитрых уловок контрабандистов. В каждом месте, где располагались лазы, был проработан специальный интерьер: все предметы было расставлены по своим, строго определённым местам. Если кто-то из контрабандистов попадался, и стражники находили лаз, то пойманный старался едва заметно изменить обстановку. Сдвинуть, например, стул, или открыть шкаф, который всегда был закрыт. Стражникам это все казалось пустяком, а контрабандистам любое изменение сразу бросалось в глаза: они знали интерьер каждого укромного места с секретным лазом так же хорошо, как имена всех забытых богов.

Олекто расслабился: все было на своих местах. Еще раз оглянувшись, он зашел внутрь и аккуратно прикрыл за собой входную дверь. Стражник подошел к небольшому, потемневшему и потрескавшемуся от времени шкафу и открыл его. Достал факел, что лежал на нижней полке, и зажег его. Плотно закрыв дверь шкафа, он, освещая себе дорогу, пошел в соседнюю комнату, где одиноко стояла кровать. Простыня была белой и чистой, подушки аккуратно лежали сверху, на заправленном без единой складки одеяле. Олекто подошел к кровати, наклонился, и бережно взялся за одну из деревянных ножек. Нашел углубление, нажал на него указательным пальцем. Послышался легкий щелчок, после чего стражник смог легко отодвинуть кровать в сторону. Под кровать находился квадратный, темный ход вниз. Посветив факелом, он увидел ступеньки, покрытые инеем – это означало, что лазом давно не пользовались. Не теряя времени, Олекто начал медленно спускаться вниз.

Он шел по узкому, втиснутому в толщу земли, тоннелю, иногда пригибаясь, чтобы не стукнуться головой о низкий свод. Он с трудом протискивался там, где стены очень близко сходились друг к другу. Олекто вспоминал сколько раз его выручал этот тоннель. Стражник знал каждый его поворот. Он знал, где именно проходил, и что находилось над ним в данный момент. Например, сейчас он проходил прямо под стеной, где стражники стен неустанно несли службу, и даже не догадывались, что их так легко обводят вокруг пальца.

Под землей было холоднее, чем в Холодном море. Невольно Олекто начал дрожать, и от этого чувства ему стало противно и тошно – дрожь от холода он ощущал намного чаше, чем, например, радость или счастье.

«Ничего, – думал Олекто. – Если все задуманное великим князем Олегом исполнится, то скоро я буду богат, и смогу навсегда покинуть эти ненавистные земли».

В том, что все задуманное великим князем исполнится, стражник не сомневался. Ведь именно Олекто была поручена одна из важнейших ролей в грандиозном план князя. А он справится, он не мог не справиться, потому что он очень этого хотел.

Впереди Олекто увидел мутное, белое пятно. Значит, конец пути был близок. Подойдя ближе, он уперся руками в ледяную стену, которая перегородила ему путь. Через мутный лед едва пробивался свет. Стражник ощущал ладонями жгучий холод, что шел ото льда, но сейчас он не думал об этом. Олекто надавил на левый край, и льдина послушно сдвинулась с места и провернулась, открывая стражнику дорогу дальше. Свет стал ярче, подул морозный, морской воздух. Перед ним расстилались черные воды Холодного моря. Он слышал легкий плеск волн, что накатывали на прибрежные скалы. Небо стало еще ярче, возвещая о том, что скоро наступит новый день.

«Назад пути нет, – Олекто внезапно ощутил тревогу. – Если они здесь, то они видели меня, и теперь смогут попасть внутрь даже без моей помощи».

Сейчас в голову пришли мысли о том, что те, кого он встречал, не будут с ним церемониться. Они жестоки, и они не любили людей. Станут ли они разговаривать с Олекто, или сразу пронзят его своими ужасными мечами?

Он ощущал, что дрожь начала пробивать его все сильнее, но теперь не от холода, а от страха. Преодолевая тревогу и страх, он все же подполз к самому краю тоннеля, и осторожно выглянул наружу. Они были здесь. Они припыли именно туда, куда им было указано заранее.

У каменистого берега, куда выходил тоннель, располагался небольшой, почти неприметный и незаметный выступ, где с трудом мог расположиться один человек. Выступ находился далеко от любых из ворот, и таких выступов на береге было бесчисленное множество, поэтому он не привлекал ничьего внимания. У выступа была пришвартована узкая, длинная ладья. Три высокие фигуры в белых одеждах, что до этого неподвижно сидели в ладье, медленно поднялись, когда увидели голову Олекто. Стражник видел, что под белыми халатами у них были надеты доспехи, на поясах висели ледяные мечи.

Время разговоров закончилось, пришло время действий. Олег предупреждал о том, что льдоняне были настроены более, чем решительно. Льдоняне очень хотели попасть на Буян. Они пообещали Олегу защиту от белиморцев и золота, много золота. Еще больше, чем было в княжеской казне на острове.

«Это было хорошо, – думал Олекто, прогоняя страх. – Очень хорошо. Скоро закончатся мои мучения».

– Меня прислал к вам великий князь Олег, – произнес Олекто почти шепотом, опасаясь, что стражники на стене моли его услышать, хотя он знал, что тоннель был далеко даже от башен, а дозоры по стенам проходили раз в час. – Он отправил меня, чтобы я тайно провел вас внутрь.

Льдоняне равнодушно смотрели на него, а потом по одному начали подниматься на выступ.

– Прошу вас, – на губах стражника появилась мерзкая улыбочка, и он еще больше отодвинул льдину в сторону, приглашая льдонян забраться в тоннель. – Великий князь ждет вас, чтобы обсудить условия сдачи острова.

Про себя он отметил, что последние слова доставили ему истинное удовольствие. Скоро ненавистному острову придет конец.

Глава 1

Подледское небо светлело, ночная мутная пелена растворялась, зажигались изумрудно-голубые облака, серая тьма отступала. Фрегат, подгоняемый попутным ветром, что неутомимо раздувал белоснежные паруса, неустанно несся вперед, разрезая лениво ползущие на него морские волны. Море раскинулось темно-голубым покрывалом, а холод, что шел от воды, ощущался даже на высокой палубе корабля.

Унто стоял на носу судна, в очередной раз наслаждаясь красотой ледяного мира. Небо, загадочное море, свежий, бодрящий воздух – все привлекало юношу. Тревожным в это тихое, безмятежное утро, была лишь зияющая трещина, что пересекала прекрасное небо. Корабль плыл чуть в стороне от нее: льдоняне и люди опасались, что льдины снова могут начать падать вниз. Взгляд Унто раз за разом невольно возвращался к разлому. Он была похож на глубокую рану, что был нанесена Подледью неизвестным оружием. От этого зрелища наемник чувствовал на душе щемящее чувство, как будто небо было чем-то близким ему, родным. Внутри него появлялся колючий комок, который раз за разом шевелился, принося новые страдания. Заживет ли эта рана, хотя бы со временем? Наемник не знал, никто не знал. Кроме того он боялся, что эта рана могла быть не единственной.

«Мы должны успеть, – сжимая кулаки, повторял он себе. – Обязаны».

От отвернулся от неба, и чтобы как-то развеяться от мрачных размышлений, начал наблюдать за льдонянами, что были на палубе. Они походили на механические игрушки, которые идеально точно, без единого изъяна или сбоя выполняли свою работу. И ничего больше. Не было слышно ни чьих команд, или шуток, они не говорили между собой. Лица их были непроницаемы, и льдоняне совершенно не проявляли чувств. Эбенового цвета глаза были пусты. Думали ли он о чем? Мечтали ли? Знали ли они о том, чей меч Унто носил с собой?

Наемнику не нравилось, что к горе они отправились на корабле льдонян. Это давало некоторое преимущество Цигвину. Все же охотиться хищнику всегда удобнее в родных краях. Ночью Унто почти не сомкнул глаз, вслушиваясь в каждый шорох. Когда утром он вышел на палубу, то чувствовал на себе пристальные взгляды, но оглядываясь, не замечал ничего не обычного.

Практически все свободное время Унто решил проводить на верхней палубе фрегата, где трудно было застать его во врасплох. Было холодно. Но он посчитал, что лучше страдать от холода, чем попасть в ловушку, расставленную Цигвином, и его подручными.

Иногда льдоняне бросали на него короткие взгляды, возможно недоумевая, почему этот теплокровный человек променял теплую каюту на холодную палубу. Встретившись ненароком с одним из них взглядом, юноша поежился. Нет, думал он, они точно знали, чей меч висел на поясе наемника. Наверняка, они хотели вернуть оружие хозяину не меньше, чем сам Цигвин. Унто отвернулся от льдонян и снова посмотрел в море. В море он не видел ничего опасного, оно было по-прежнему таинственным и загадочным.

Сзади послышались тяжелые шаги, через мгновение к нему подошел Нурмир. Варяг облокотился на фальшборт, протяжно выдохнул, и тоже уставился на море.

– Хорошо, что ее не видно, – после непродолжительной паузы произнес Нурмир, внимательно вглядываясь вдаль. – Нам предстоит преодолеть немало земель, многие из которых враждебны. Мы проскачем сотни километров, и пройдем предостаточно пути пешком, прежде чем увидим ее. Время и расстояние, что отделяют нас от нее, успокаивают.

Нурмир не говорил напрямую, о чем именно он ведет речь, но Унто и так это знал. Юношу сковал знакомый холодок, который он почувствовал, впервые находясь в лодке Ларуса. Это был ни с чем несравнимый холод, отличный от любого другого. Его нельзя было объяснить словами. Но один раз испытав его, невозможно было его забыть.

– Я привык видеть своего врага, – юноша постарался улыбнуться, но улыбка вышла чересчур натянутой. Поводов для веселья было мало. – А пока я его не вижу, я не знаю, что нас ждет.

– Безымянная гора – это не враг, – серьёзно заметил варяг.

– А что же?

– Нечто другое, – поразмыслив, ответил Нурмир.

Точно. Другое. Этот холод, что пронзал юношу, был чем-то другим, более ужасным и пугающим, чем обычный страх.

– Что произойдет, когда мы ее увидим? – поинтересовался Унто. Возможно, варяг сможет объяснить ощущение, что испытывал Унто, когда разговор заходил о горе.

– Это сложно объяснить словами, – крепко задумавшись, медленно начал Нурмир. – Возможно, люди и не придумали таких слов, все же она творение рук точно не человеческих. Я видел ее один раз… Издалека. Это случилось давно, когда я был еще молод, и отправился на службу к великому князю Косты Святославу. В Малых княжествах всегда много работы для умелого меча. Я был полон сил и уверенности, что нет такой преграды, которую я не преодолею, и нет врага, которого я не смогу убить, – варяг ударился в воспоминания. Я вовремя пришел к великокняжескому столу. Святослав как раз собирался идти в поход против Хон Дура, в надежде добыть огнецветы. Я считал, что нас ждет увлекательное путешествие: много битв, много денег, много горячих девушек, чтобы будут вешаться на шеи храбрым воинам, – варяг хмыкнул и покачал головой. – К Хон Дуру мы отправились через земли Мерзлых племен, с которыми в тот момент у великого князя Святослава был договор о проходе. За землями племен начиналась бескрайняя Арахийская снежная пустыня. Многие дни наш отряд пробирался по многовековым сугробам. Мы с трудом шли вперед, утопая в снегу, как в зыбучих песках. От белого снега рябило в глазах, пронизывающий ветер не затихал ни на секунду. Он постоянно жалобно выл, и сложно было услышать что-то кроме него. Но мы упрямо шли. Мы были воинами, которых нельзя испугать снегом, или ветром. Поверь, рядом со мной действительно были храбрые мужи: сотня самых отчаянных наемников, и две сотни ратников князя Косты, – Нурмир словно пытался оправдаться. – Но в один момент, без чьей-либо команды, мы все замерли на месте, испуганно глядя по сторонам. Чувство нахлынуло внезапно, как будто на нас накатила огромная морская волна. Мы ощутили, будто кто-то наблюдает за нами. Это был ничем не прикрытое, истинное зло. Это чувство прилипло к нам, проникло в нас, им был пропитан воздух вокруг. От него нельзя было избавиться, оно не отпускало нас, и с каждым нашим шагом становилось сильнее. И это был не страх, – Нурмир отрицательно качал головой. – Это было… что-то другое, нечто более страшное. Не только мы ощущали это, но кони, что тащили наши сани с едой и теплой одеждой, тоже. Животные, громко ржа, безумно вытаращив глаза, истекая пеной, встали и начали крутиться на месте. Когда мы попытались их успокоить, они начали вырваться из наших рук.

Затем, нас накрыла снежная буря, такая сильная, что мы были вынуждены двигаться чуть ли не на ощупь. Но как быстро буря грянула, также быстро и успокоилась. И вот, когда снег рассеялся, мы поняли, что сбились с пути, и двигались совершенно в другом направлении. Мы осознали это, так как увидели вдалеке Безымянную гору…

Унто ощутил, как по телу побежали мурашки, словно он тоже был там, с ратниками, в тот момент из встречи с пугающей неизвестностью. Вокруг стояла глухая тишина, люди чуть ли не перестали дышать и двигаться. Все молча смотрели на гору. Никто не смел пошевелиться.

Унто посмотрел на Нурмира, и видел, что варяг был сильно напуган.

– Она была далеко, была видна только ее черная вершина, но казалась нам близко, как никогда. Будто стоило нам сделать только один, самый маленький шаг вперед, и мы бы оказались у ее подножия, в полной ее власти. Никто нам не приказывал, так как наши командиры были напуганы не меньше, чем мы, но, словно по команде, мы развернулись и бросились прочь. Это было настоящее бегство. Каждый из нас понял, что ни на что другое был не способен. Мы отпустили коней, мы падали в снег, поднималась, бежали, снова падали, но желали как можно дальше оказаться от горы. Ни холод, ни усталость, ни голод не могли нас остановить. Мы двигались, как безумные. Спиной я ощущал тот проклятый страх. Я думал, что если обернусь, то увижу, что мы ни капли не удалились от горы. Я чувствовал, что кто-то будто бы тянул ко мне свои ужасные руки или щупальца. Ощущение оставило всех нас только тогда, когда гора исчезла с горизонта.

Нам повезло, что гора не забрала никого из нас, другим везло намного меньше. Ратники Косты отказались возвращаться в пустыню, а наемники, несмотря на свой святой кодекс, вернули деньги великому князю и удалились прочь. Никогда больше я не испытывал ничего подобного, – Нурмир у упор посмотрел на Унто. В уголках его серых глазах затаился страх. – Даже в самой безнадежной битве, окружённый десятками врагов, когда моя жизнь висела на волосок от смерти, я больше никогда не терял самообладания, и власть над своим разумом. В тот день гора отобрала у нас храбрость, уверенность, рассудок. До сих пор я пытаюсь убедить себя в том, что мы не видели Безымянную гору, что это был лишь мираж, но в глубине души я знаю, что это не так.

Унто задумался. Он понимал, что не представляет, что ждет их впереди. Наверное, никто из них не знал. Это могло быть что-то такое, с чем никто из них еще не сталкивался. И взгляд Нурмира, в чьей отваге и храбрости не приходилось сомневаться, сейчас говорил о многом. Они боятся. Все. Возможно, даже льдоняне.

– Я чувствовал ее, – решил поделиться своими переживаниями Унто. Нурмир внимательно смотрел на него. – Я чувствовал ее, как только попал в Подледье. Мы плыли с Ларусом, и он рассказывал мне о горе. В тот момент я ощутили что-то странное, – Унто нахмурился. – Как ты говорил, это было ни с чем несравнимое чувство.

– Говорят, гора чувствует истинных воинов, – попытался объяснить варяг. – Она видит тех, кто может ее разрушить и пытается сломить его волю. Унто, – позвал Нурмир, и наемник поднял глаза на варяга. – Я очень рад, что ты оказался среди нас. Ты смог сделать то, чего не случалось уже много лет.

Унто недоуменно хлопал глазами.

– Ты показал, что люди Верхнего мира, жители Подледья и льдоняне могут объединиться. Ты напомнил всем, что в мире есть вещи поважнее, чем междуусобные распри. Наш союз должен доказать всем тем, кто желает гибели ледяному миру, что у него много защитников, а значит у Подледья есть шанс на существование. – Помедлив, он добавил, – я отправлюсь к горе, Унто, даже несмотря на страх, что она мне внушает, потому что рядом со мной ты

Унто зарделся. Многие его хвалили, но он не понимал, за что. Все, кто был на корабле, добровольно отправились в опасное путешествие, и рисковали жизнями не меньше, чем он, а замечали только его. Но услышать похвалу от человека, которому легче было перерезать чье-то горло, чем сказать доброе слово, дорогого стоило.

– Со своей стороны, я постараюсь приглядывать за твои братом. Все же, он пока еще служит мне.

– Ему не нужна защита, – ответил Унто и добавил, опуская глаза, – больше не нужна.

Нурмир широко, искренне улыбнулся:

– Ты понял, что мальчишка стал воином? Наемники взрослеют очень быстро, а в Подледье это происходит еще быстрее. Тут нет привычного для нас понятия, как детство.

– У нас его тоже не было. Наш отец… Наш наставник, – в который раз поправил себя Унто, вспоминая Эрла. Чем дольше они были в разлуке со стариком, тем больше он по нему скучал, и понимал, что старик для него было кем-то больше, чем просто учителем. – Он начал обучать нас военному ремеслу сразу, как взял к себе. Ахти еще не научился говорить, а уже умел стрелять из арбалета.

– Эрл мудрый человек, – одобрительно заметил Нурмир. – Миром правят две вещи: деньги и сила. Эти две вещи дают человеку власть. И часто первое появляется в результате второго. Не верь тем, кто говорит, что миром правит любовь, доброта, или сострадание. Разве безмерно любящая своего сына мать сможет защитить его от острого клинка?

Унто не совсем был согласен с Нурмиром. Раньше он шел в бой, думая о монетах, которые зарабатывает. Он не особо заботился о своей жизни, и отчаянно лез в самую гущу сражающихся. Теперь он двигался навстречу опасности, думая о Дарине. И он хотел вернуться назад, к ней.

– Иногда любовь с подвигает на необдуманные шаги, какой совершаем и мы, – ответил Унто, положив руки на фальшборт. – В мире много других тайных сил, которые управляют нашими мыслями, чувствами, действиями.

Нурмир хитро сощурил глаза.

– Я видел ту рыжеволосую девчонку на площади.

Унто смутился.

– Ты прав, воину нужна женщина, любовь дает воину силу. Я не обзавелся любимой женщиной, мой меч всегда был для меня важнее. Знаешь почему? Любовь может предать, а сила – нет.

Помолчав, он грустно продолжил:

– Но я сожалею, что никого не повстречал. Я всегда был один, даже когда вокруг меня было много боевых товарищей. Им же не расскажешь о своих чувствах, и переживаниях, правда? Так что не упусти ее. Она хорошая девушка, я много слышал о ней. Она благородна, умна, красива. Не совершай мою ошибку, иначе в старости с тобой останутся только твои шрамы.

Перед глазами Унто всплыл образ Дарины. Ему безумно захотелось снова оказаться на Цветной площади, он хотел увидеть ее, уловить на себе ее взгляд. Он хотел обнять ее, почувствовать запах ее волос, ее тела. Он хотел ее крепко прижать к себе, и услышать биение ее сердца. Он хотел, чтобы она обняла его в ответ. Унто понял, что безнадёжно влюбился. И чем дальше он был от Буяна и от Дарины, тем сильнее разгоралось внутри него приятное чувство. Нет, он обязательно должен вернуться.

– Знаю, о чем ты думаешь, – улыбнулся варяг. Видимо, мысли Унто отражались на его лице. – Помни, что самая желанная встреча со временем становится только сладостнее. Если мысли о ней не будут покидать тебя, а будут становиться сильнее, она твоя женщина.

Унто, смущенный этим разговором до самых корней волос, решил напомнить варягу о том, о чем они разговаривали до Дарины.

– Бывает властью владеют люди, которые совершенно не достойны ее, – произнес Унто, вспоминая князя Олега. – И, наоборот, бывает сила, которая достойна власти.

Каким был для Унто Олег в те немногие минуты, когда он видел князя? Самонадеянный, напыщенный эгоист, который думает только о себе. Его не интересовала судьба Буяна, и его жителей. Во всем, что происходило на острове, Олег пытался добиться какой-то своей выгоды. Полной противоположностью был Яромир. Сильный, справедливый, Унто видел, как воеводе был не безразличен Буян. Он должен был стать посадником Буяна, но никак не Олег.

– Бывает и так, – согласно кивнул Нурмир. – Не всегда сила стремится к деньгам или к власти. Бывает сила противостоит деньгам. Если бы в нашем мире не было такой справедливой силы, то мир давно бы сгинул. Но, к сожалению, я видел много сильных, достойных людей, которые из-за денег становились слабее.

Они оба замолкли, каждый, думая о чем-то своем. Унто твердо решил, что будет становиться только сильнее, чтобы никогда не подчиняться таким людям, как князь Олег. Чтобы противостоять таким людям, как Олег, которые кичатся своей властью. А деньги… как говорил Эрл, деньги нужны, чтобы купить кружку пива, миску еды, да теплую постель на ночь – не надо иметь больше того, чем тебе нужно. Как Унто раньше жестоко ошибался, считая, что надо проливать больше крови, чтобы заработать больше монет. Но ведь этому учил его Эрл! Или не учил? Часто Унто видел, когда возвращался из похода, как на него смотрел Эрл. С любовью, теплотой, и радостью. Лицо старика прояснялось, и он словно становился чуточку моложе. Эрл ждал юношей из похода, и переживал за них.

Внимание Унто привлекло небо. Снова начали появляться оранжевые молнии. Они зажигались, как звезды. Их было меньше, чем накануне вечером, но они низменно ползли в ту сторону, куда плыл их корабль.

– Нам даже не надо прокладывать маршрут, нам надо просто следовать за ними, – усмехнулся Нурмир, уперев руки в бока, и следя, как небо расчерчивалось оранжевыми всполохами. Тем не менее, взгляд варяга было тревожным. – Чтобы это ни было, надеюсь, оно на нашей стороне.

– Я слышал, что мы поплывем через острова пиратов, – вспомнил Унто слова Велимира на вечернем собрании. – Тебе много известно про них?

– Знаю ли я про Острые скалы? – хохотнул Нурмир. Он посмотрел вдаль, словно надеясь увидеть эти острова. – Да, я многое знаю о них, думаю, даже очень. Через Острые скалы лежит самый короткий путь к вольному городу Сондору, но нас ждет много опасностей. Не зря их прозывали «острыми». Если мы их преодолеем, дальше нас ждут огромные льдины, что дрейфуют в море. За ними, коварные водовороты, что могут засосать даже такой огромный фрегат как наш. Скалы… – Задумчиво протянул варяг, почесав подбородок. – Это земли пиратов. Нам надо молиться, чтобы пираты пропустили нас. Надеюсь, Эрлинг Одноухий не забыл меня, – усмехнулся в бороду Нурмир.

– Ты с ним знаком?

– Конечно! – воскликнул Нурмир. – Наши дороги часто пересекались, потому что у пиратов и наемников много общего. Например, – варяг подмигнул юноше, – мы очень любим золото.

Старый наемник громко расхохотался.

На палубу вышел Рагнар, который услышал громкий смех Нурмира, и, заметив товарищей, направился к ним. На нем была плотная, холщовая рубашка простого ратника, и теплые штаны. Светлые длинные волосы были распущены. Даже без доспехов он выглядел внушительно, что говорило о годах тренировок.

– Что так тебя веселит, Нурмир? – улыбнулся Рагнар, подойдя к ним.

– Я рассказываю мальчишке об Острых скалах, и о том, что нас там ждет, – сквозь смех ответил Нурмир, вытирая слезы.

– Это очень опасное место, – серьезно заметил дружинник. –Я не вижу поводов для веселья

– Да брось, дружинник, – весело ответил Нурмир, хлопнув его по плечу. – Не будь как ледышки, что на окружают.

– Тем не менее, – Рагнар хмурился, обращаясь к Унто, – нам не стоит расслабляться. Скалы полностью покрыты льдом и лед этот очень острый. Представь множество практически незаметных, маленьких лезвий, которые торчат из земли, и покрывают ее словно трава, что покрывает склоны холмов. На скалы нельзя вступить, не поскользнувшись. Но даже если ты устоишь, маленькие льдины вопьются в твои ступни. Лед на скалах не сломать, он также крепок, как лед, из которого куются мечи льдонян.

– Как же там живут пираты? – недоумевал Унто.

– Скалы принадлежат им, но они не живут на них, – пояснял Нурмир. – Помнишь, я говорил про льдины? Эти льдины похожи на горы, настолько они огромны. На них располагаются скудные жилища пиратов. Они предпочитаю не обременять себя лишним домашним скарбом. Все их имущество – это жилища из шкур, миски и котлы под еду, да мягкие тряпки для постели. Но это является их преимуществом. Стоит на горизонте появиться военным кораблям великих князей, как они быстро разбирают свои дома, грузят их на корабли с женами и детьми, и отправляют в море, а сами располагаются за Острыми скалами. Скалы служат им защитой не хуже крепостных стен. Проходы меж скал узки, корабли с трудом могут протиснуться в них. Но даже если это им удается, на головы ратникам сыпятся пираты. Безнадежная затея сражаться против пиратов на Острых скалах, поэтому великие князья предпочитают не воевать с пиратами, а договариваться. Даже белиморский великий князь платит им, чтобы его торговые суда спокойно плавали вдоль скал.

– Варяг, ты слегка преувеличиваешь их силу, – возразил Рагнар. – Флот, что стоял под стенами Буяна, справился бы с пиратами, и от великих князей не скрылся бы не один пират.

Нурмир рассмеялся.

– Я говорю тебе, князья уже пытались завладеть Острыми скалами, думаю старые ратники-белиморцы могут рассказать, сколько своих товарищей они потеряли в тщетных попытках овладеть ими. Легче взять штурмом Белую Гору, чем благополучно миновать пиратов.

Дружинник, улыбнувшись, покачал головой:

– Не буду спорить. Получается, если мы не договоримся с Одноухим, путь через острова нам будет закрыт. Как бы нам ни пришлось отрезать ему второе ухо.

– Ты поаккуратнее со словами, дружинник, и тебе точно не стоит произносить такие вещи в присутствии Эрлинга, – нахмурился Нурмир.

– Если бы я боялся пиратов, то не отправился бы к горе.

– И то верно, —хмыкнул Нурмир. – Как только они узнают, куда мы направляемся, то разбегутся, потому что не захотят иметь дело с сумасшедшими.

Они оба рассмеялись. Унто смотрел на товарищей и понимал, что ему было очень приятно находиться в их компании. Очень чувствовал себя частью чего-то важного. Они стали одним целым, и он знал, что никто из них не отступит ни перед какими опасностями. Он был уверен в них больше, чем в себе. Не могут предать люди, которые добровольно рискуют своими жизнями. Но главное, они делали это, так как искренне хотели помочь ледяному миру.

«Да, – думал Унто, – Подледье меняет людей. И определённо в лучшую сторону».

– Мы, конечно, можем рассчитывать, что варяг договорится с пиратом, но бы должны быть готовы ко всему, – неожиданно появился Цигвин. Он двигался так бесшумно, что друзья не слышали его. Унто представил, как льдонянин бесшумно подкрадётся к нему сзади, и наемник этого не заметит.

Рагнар резко изменился в лице при появлении Цигвина. Он стал мрачным и серьезным.

– То, что ты предоставил нам корабль, не означает, что мы должны вести с тобой милые беседы, – зло бросил Рагнар, прожигая льдонянина гневным взглядом.

– По-твоему, я плохой собеседник? – Цигвин удивлённо изогнул белую бровь.

– Лучше говорить с ослом, чем общаться с кем-то из вас!

– Хм, а разве ослы умеют говорить? – казалось, Цигвин задал этот вопрос довольно искренне.

– Тогда я буду с ними молчать, – разозлился дружинник, едва сдерживая себя, чтобы не броситься на льдонянина. – Я готов быть в компании с самой Костяной, нежели с тобой.

Льдонянин внимательно смотрел на разъярённого дружинника, будто изучая его.

Цигвин спокойно стоял на месте. Некоторое время человек и льдонянин смотрели друг на друга. Рагнар сжимал кулаки, лицо его покраснело. Унто тревожила такая перемена в поведении товарища. Ему тоже не нравился Цигвин, но не стоило проявлять по отношению к льдонянину открытую враждебность. Сейчас они были вместе, и выполняли одну миссию, они должны быть дружны, или, по крайней мере, терпимы друг к другу. Не в первый раз Унто подметил, что среди всех людей, что были на корабле, Рагнар больше других испытывал неприязнь к льдонянам. Он никак не пытался это скрывать. Оставалось только догадываться, почему дружинник так себя вел.

– Рагнар, что на тебя нашло? – Нурмир удивлялся не меньше, чем Унто.

Рагнар перевел взгляд на варяга. В его глазах еще пылал огонь.

– Пойдёмте, лучше выпьем вина, – больше не удостаивая Цигвина взглядом, дружинник направился прочь.

– Точно, – воскликнул вмиг повеселевший Нурмир. – Вино прогонит хандру, и развеселит наши души!

Варяг пошел вслед за дружинником, Унто поспешил за ними. Наедине с Цигвином он оставаться не хотел. Уходя, он чувствовал на себе пристальный взгляд.

Глава 2

Ларуса прозвали чудаком, когда рыбак заявил, что не будет ночевать на Буяне. Рыбак пробовал уснуть в казармах, но не смог. На кровати ему было спать неудобно. Он лежал всю ночь и смотрел в потолок, думая, что в какой-то момент потолок обрушится на него, либо сомкнутся стены. Он неуютно чувствовал себя в закрытых помещениях. Некоторые наемники с насмешкой смотрели на него и тихо перекидывались шуточками, когда Ларус заявил, что отправится спать в море, в свою рыбацкую лодку.

Оно и понятно, думал Ларус, подплывая назад к острову, когда начало светать. Все они привыкли засыпать в домах, в теплых кроватях, либо на твердой земле, подложив под голову плащи, и укрывшись теплыми шкурами. Многие из них считал море коварным, непредсказуемым местом, и выходили в плавание лишь по острой необходимости.

Но Ларус был гордым ротвальским рыбаком! Для него море – второй дом. Ходить на веслах, или под парусом любой ротвалец начинает раньше, чем научится писать или читать. Настоящий ротвалец может считать себя мужчиной только тогда, когда он отправится в море, и выловит первую в своей жизни белохвостую мурену – хитрую и опасную хищницу, что обитает в Холодном море. Ларус поймал мурену в двенадцать лет, и было очень этим горд, так как в Прибрежной Стуже мало кто решался отправляться на охоту за муреной раньше четырнадцати лет.

Рыбак хорошо запомнил тот день. Небо было особенно ясным, не было видно облаков. Обычная для ротвальского берега серая дымка рассеялась, а море было настолько спокойным, что Ларус практически не слышал шума волн. Даже мелкая рябь не пробегала по темной воде. Море словно загустело и застыло. Вокруг стояла такая тишина, что можно было услышать возгласы немногочисленных рыбаков, которые утром готовили рыбацкие лодки на берегу, чтобы затем выйти в море. Рядом с Ларусом сидел его отец. Он как обычно был не многословен. Попыхивая трубкой, отец с важным видом наблюдал, как сын, напряженно и сосредоточенно сидел с леской в руках, один конец которой был опущен в воду.

Ладони вспотели, мышцы онемели, но Ларус не смел попросить отца сделать передышку. Он знал, что отец ничего не ответит, но за него ответит его стальной взгляд. Отец был непреклонен, когда желал чего-то добиться. Он заявил в Прибрежной Стуже накануне, что его сын поймает мурену, но многие скептически отнеслись к этому. Когда они собирались в море, Ларус слышал, как рыбаки вокруг в открытую смеялись над ним, и над его отцом. Для гордого отца это был непростым испытанием, так как в Прибрежной Стуже он был уважаемым человеком. Ларус не хотел подвести отца, которого сильно любил, даже несмотря на чрезмерную отцовскую строгость и нередкую жестокость.

День перевалил за полдень, а Ларус все сидел, пытаясь поймать мурену. В какой-то момент он пал духом, он хотел повернуться к отцу, посмотреть в его суровое лицо, и расплакаться, потому что у него ничего не получалось, но леска неожиданно натянулась, врезаясь в его ладони. Мальчишка испуганно посмотрел на отца, крепче сжимая леску в руках, а отец ответил ему взглядом, который говорил: «ты должен выловить ее сам, я тебе не помогу».

Отец в очередной раз закурил трубку, и молча наблюдал за сыном. Ларуса охватила паника и страх. Где-то там, под водой, отчаянно билась мурена, в которую вонзился рыбацкий крюк. У нее были острые, как кинжалы зубки, которыми она легко могла перекусить руку здорового мужчины, и крепкое, упругое, скользкое тело, за которое практически невозможно было ухватиться. Ларусу предстояло вытащить эту хищницу, и победить ее голыми руками. На мгновение, испугавшись предстоящей схватки, Ларус ослабил хватку, отчего часть лески скользнула в воду. Мальчик почувствовал, как напрягся отец, он чуть подался вперед, внимательно вперившись в сына суровым взглядом. Ларусу точно не поздоровится, если он не справится с рыбой. Если они вернутся в Прибрежную Стужу без мурены, это навлечет позор на всю их семью.

«Отец побеждал мурену, многие ее побеждали, даже женщины-рыбаки» – мысли несколько успокаивали, поэтому Ларус кое-как собрался с духом, уперся коленями в борт лодки, и намотал леску на правую руку, на которую была надета плотная рыбацкая перчатка. Мальчик начал тащить леску на себя, а вместе с ней рыбу. Он ощущал, как рыба яростно билась, стараясь вырваться из западни. Наверняка, мурена была очень зла. Мальчишке казалось, что он слышал, о чем думала рыба: «о, не поздоровится тому, кто пытается меня схватить. Я перекушу тебе шею. Я буду бороться за свою жизнь до конца».

Мурена была сильна. Несколько раз она тянула леску на себя, отчего Ларус чуть не свалился за борт. Сквозь перчатку он ощущал, как леска жгла его ладонь. Ему было больно, но он не сдавался. Слезы прыснули из его глаз, но стиснув зубы, он напрягал все мышцы, и упрямо тащил леску.

Вот из воды на мгновение показалась морда. Мурена несколько раз клацнула челюстью, и снова скрылась под водой. Мурена была слишком близко, а ее зубы были слишком большими. Страх стал невыносим. Если бы рядом не сидел отец, то Ларус бросил бы все, и отправился к берегу. Промелькнула мысль так и сделать. Ларусу внезапно захотелось сообщить отцу, что он не сможет стать рыбаком, что он хочет заняться чем-нибудь другим, например, торговлей, или разведением овец. Но он не мог этого сделать. Он не мог подвести отца.

Ларус потянул леску вверх. Из воды показались маленькие, злобные черные глазки с красными радужками. Она смотрела на мальчишку, он это чувствовал. Оставался последний шаг. Собрав все силы, Ларус так дернул леску на себя, что рыба выскочил из воды, и запрыгнула в лодку. Мальчик, распластавшись на дне лодки, испуганно наблюдал, как рыба начала бешено извиваться из стороны в сторону, клацая зубами, намереваясь убить любого, кто к ней приблизится. У нее было длинное змеиное тело. Чешуйки были белого цвета. Она была просто громадной, более метра в длину. Ларус не мог представить, как он мог ее победить. Белый хвост, который метался в разные стороны, иногда бил его по ногам. Он ощутил, какой сильной она была! А ее зубы вблизи были еще больше! Она спокойно может обвиться вокруг его хрупкого тела, и переломать все его кости! Бледнея, Ларус посмотрел на отца, ища его помощи.

– Щенок! – вспылил отец, вскакивая с места, и тыча в сторону сына трубкой. – Души ее, или она убьет тебя. Клянусь Тайфуном, я пальцем не пошевелю, чтобы помочь тебе! Если тебе суждено умереть, то так тому и быть! Мне не нужен никчемный сын! Тебе решать: либо сегодня на берег вернутся два рыбака, либо один, но с ужасной вестью о гибели сына!

Грозные слова вывели Ларуса из оцепенения. Поднимаясь на дрожащие ноги, мальчик внимательно следил за муреной, которая немного успокоилась, и перестала биться о дно лодки. Мальчишка понимал, что ему предстояла битва не на жизнь, а на смерть. Чтобы жить, он должен был победить.

Ларус выбрал момент, когда голова хищницы метнулась в сторону отца, и набросился на мурену, стараясь своим худым тельцем придавить ее ко дну лодки. Он чувствовал, какая она была холодная, скользкая и мерзкая. Он невольно соскальзывал с нее, но продолжал упорно держаться. Прижимаясь к ее коже щекой, он ощущал запах моря, и тины. Ее тело напряглось, изогнулось, и мурена попыталась скинуть Ларуса с себя. Мальчишка крепко обхватил ее, сцепив руки и ноги на ее теле. Напрягая мускулы изо всех сил, он начал сжимать ее в своих объятьях. Мышцы жгло от боли и напряжения, мурена раз за разом вздрагивала, вскидывая тело вверх, но Ларус держался. Ее зубы тщетно клацали в воздухе, стараясь добраться до лица мальчишки, но он буквально присосался к ней. Все крепче он сжимал объятья. Он закричал, от боли, от усталости, от страха. Но чем дольше он ее держал, тем слабее были попытки хищницы вырваться. Наконец, мурена замерла, а с ней замер и Ларус, который не смел ослабить хватку, и отпустить рыбу. Мальчишка помнил рассказы старых рыбаков о том, как казавшиеся мертвыми бездыханные мурены внезапно оживали, обвивались вокруг шей несчастных рыбаков, и утаскивали их на морское дно. Эти хищницы были очень коварны.

Но мурена не шевелилась. Всхлипывая и вздрагивая, мальчик продолжал ее сжимать. Он не знал, сколько пролежал, пока к нему не подошел отец. Мальчик больше не боялся показать отцу своего страха и слез, ведь он победил. «Не бойся плакать, если победил, не смей смеяться, если проиграл», – гласит старая подледская мудрость.

Отец некоторое время постоял над сыном, а потом наклонился, и разжал онемевшие руки мальчика, и поднял сына на ноги. На отца смотрело заплаканное, испуганное лицо, но в глазах отца была гордость. Положив руки на худые мальчишеские плечи, отец сказал, что сегодня в Прибрежной Стуже родился еще один рыбак. Он крепко обнял сына. Эти объятья для Ларуса были лучшей наградой. С тех пор отец больше никогда не называл сына «щенком», и общался с ним на равных. Детство Ларуса закончилось вместе с муреной, которую он убил.

Может быть, Ларус не был неустрашим, как наемник или ратник, не умел искусно владеть оружием, и восхищать девушек в корчмах внушительными мускулами, и рассказами о лихих приключениях, но он был настоящим рыбаком. В Прибрежной Стуже его уважали также, как уважали отца. В Ротвале умение ловить рыбу, и ловко пользоваться рыболовными снастями ценилось выше, чем способность махать мечом, или метко пускать стрелы из лука.

Все жизнь он ловил рыбу. Почти все время он проводил в море, редко бывая дома. Он практически не видел, как взрослели его дочки. Он не заметил, как некогда цветущая, пышущая энергией, молодостью, и любовью жена превратилась в полнеющую, седеющую женщину, с безразличным взглядом, и дурным характером. Но таков был удел любого уважающего себя ротвальца. Девиз княжества гласил – «воспитанный морем служит ему, а море его защищает», и ротвальцы строго его придерживались.

Поэтому Ларус не мог заснуть на берегу, за крепостными ледяными стенами, на твердой земле: на берегу море не способно было его защитить. Рыбак получил разрешение у недоуменного Яромира отправиться в море. Видар, который лично проводил рыбака до Торговых ворот, иногда бросал на Ларуса короткие взгляды, но вопросов лишних не задавал. Но рыбак не смог бы на них ответить. Как он может объяснить тысяцкому, что он чувствует себя в безопасности, лишь когда слышит шум волн, ощущает легкую качку и вдыхает морской воздух? Что ему спокойнее, когда он видит бескрайний морской простор, нежели, когда прячется за городским стенами, где опасность может поджидать за каждым углом? Ротвальцы считали, что стены домов могут скрывать врагов, а в море им прятаться негде.

Остров был все ближе. Ларус медленно плыл со стороны Западной стены к Торговым воротам. Рыбак почти бесшумно опускал весла в воду. За многие годы он научился грести не слышно, и не заметно. Еще было достаточно темно, стражники стен его наверняка не заметили, поэтому ему стоило зажечь факел, чтобы в темноте они не приняли его за врага. Ему стало отчего-то весело, что он вот так, как шпион или лазутчик, незаметно подплывал к Буяну. Мелькнула мысль, подкрасться к самой пристани, подняться к воротам, и громко постучать в них, показывая, как обычный рыбак обвел вокруг пальца стражников, но он отбросил ее – у стражников на стенах могло быть не такое игривое настроение, как у него.

Подняв весла из воды, почти достигнув стен, он решил немного передохнуть. Прекрасное было утро, как и любое другое, которое рыбак встречал в море. Море словно совсем замирало перед рассветом, отчего вокруг устанавливалась полная тишина. Предрассветное небо играло на воде вспыхивающими и затухающими редкими бликами. Это было чарующее волшебство, которое было доступно только Ларусу.

Все было хорошо в этом утре, если бы не страшная, зияющая трещина, которая напоминала об угрозе, что нависла на Подледьем. Рыбак вспомнил об Унто, который отправился к Безымянной горе. Ларус не особо жаловал наемников, ратников или стражников, считая их храбрость несколько преувеличенной. Как и любой ротвалец он считал, что настоящая храбрость и смелость проявлялась в море, в борьбе со стихией и с морскими хищниками, а не на поле боя. Но к Унто это не относилось. Было в юноше что-то особенное, невидимое обычному взгляду, и чего рыбак не наблюдал в других людях. Унто был действительно храбр, даже храбрее любого рыбака. Он не побоялся ввязаться в схватку с льдонянами, он без страха вступил на мятежный остров, он отправился к Безымянной горе, о которой даже думать было страшно. В нем было столько смелости, что она передавалась тем, кто был вокруг него, в том числе и Ларусу. Это была особенная смелость – смелость наемника из Верхнего мира.

Рыбак чувствовал некоторую привязанность к необычному юноше. Ларус очень сожалел, что его не взяли в поход к горе, где он мог бы помочь Унто, и показать наемнику, что он трус, как Унто мог подумать о нем после битвы с льдонянами. Ахти весело заметил, когда Ларус робко вызвался идти вместе с Унто, что у горы нет ни одного пруда, где можно ловить рыбу.

Рыбак решил дождаться Унто на Буяне, и только после этого отправляться домой. Если Унто не вернется, если у него ничего не получится, то возвращаться, возможно, будет некуда. Подледью наступит конец, а значит, и рыбаку. Ларус не мог представить свою жизнь без ледяного мира. Не станет родной Прибрежной Стужи, любимого холодного моря, завораживающего ледяного неба. Семью он постарается спасти, вывести ее в Верхний мир, но сам рыбак решил остаться здесь, подо льдом, чтобы не произошло. Ему не нужны были бескрайние, зеленые поля, что простирались под палящим, жарким солнцем. Ему не нужны были высокие, величественные горы, что вздымались до самых небес. Ему не нужны были знойные, песчаные пустыни, где нестерпимый жар шел от самой земли. Он любил снег и лед, он привык жить в холоде. Великие княжества Равнин по красоте не могли сравниться с суровой красотой Подледья.

Все больше уходя в грустные раздумья, он услышал короткий звук, похожий на легкий всплеск. Звук повторился, и начал звучать раз за разом. Рыбак прислушался. Кто-то старался очень тихо опускать весла в воду. Это насторожило Ларуса. Неизвестный старался производить, как можно меньше шума. Наверняка со стен нельзя было уловить эти звуки, а вот в море их было слышно хорошо. Внимательно прислушиваясь, Ларус пригнулся в лодке.

Это был шум весел, сомнений не было. Рыбак определил это так точно, как опытный ратник мог по лязгу оружия определить в каком княжестве был выкован меч, а казначей по звону монет мог определить, серебряная монета или золотая.

Звуки становились громче. Ларус терялся в загадках: кто мог плыть к острову так рано, стараясь двигаться тихо? На ум приходили нехорошие мысли.

Ларусу повезло, что он почти достиг острова, так как лодочка пряталась в тени, что отбрасывали стены Буяна. Он был практически незаметен. Затаившись, он неподвижно продолжал вслушиваться в звуки, наблюдая за морем.

Наконец, вдалеке, справа от себя, он увидел мутное пятно на воде. Пятно было нечеткими в предрассветной темноте, но Ларус определил, что двигалось оно в сторону Западной стены. Пятно плавно перемещалось по волнам, и рыбак начал различать весла, что опускались и поднимались из воды. Это была небольшая лодка, а в ней он различил три силуэта. С каждой секундой силуэты становились все четче. И когда Ларус смог их хорошо рассмотреть, страх сковал его. К острову плыли льдоняне.

Ладья плавно скользила вперед, постепенно подплывая к острову. Испуганно Ларус смотрела на нее, боясь лишний раз моргнуть. Он заставил посмотреть себя в море, с еще бОльшим страхом ожидая, что ладья была не одна, и к острову приближался весь флот льдонян. Но рыбак больше никого не видел, а это означало, что льдоняне не собирались вероломно нападать на остров. Это вернуло Ларусу присутствие духа. Он здраво решил, что несколько льдонян никак не смогут штурмовать стены острова. Он продолжил наблюдать за ладьей, намереваясь разобраться, для чего они приплыли сюда.

Ларус позволил себе легкую улыбку, когда ладья достигла острова, так как дальше непрошенных гостей ждали высокие, крепкие стены, на которых несли службу бдительные стражники. Будь льдоняне хоть вдесятеро сильнее, чем люди, они не смогут незаметно преодолеть стену.

Ладья замерла у берега. Льдоняне неподвижно сидели в ладье, и ничего не предпринимали. Ларус ликовал. Ему стало очень интересно, что они будут делать дальше? Неужели полезут на стену? Рыбак решил досмотреть этот спектакль до конца, надеясь увидеть, как бездыханные тела льдонян, пронзенные стрелами, падают в воду. Ему было сложно представить, о чем думали эти трое, когда приплыли под стены. Они посчитал, что их будут встречать с распростертыми объятьями? Или эти трое не знают, что путь льдонянам на остров заказан? Или они попросту заблудились? Все эти мысли веселили рыбака.

Льдоняне продолжали спокойно сидеть на своих местах. Переведя взгляд на стену, Ларус отметил, что огоньки факелов, которые держали стражники, были далеко от места, куда приплыли льдоняне. В сердце екнуло. Словно они знали куда плыть. Улыбка исчезла с губ рыбака.

Время тянулось мучительно долго. Рассветало все больше. Тревога, которая закралась в сердце рыбака, растворялась. Еще немного и тени исчезнут, и льдоняне не смогут скрыться от глаз стражников. Осталось подождать еще чуть-чуть. Льдоняне начали понимать, что их могут скоро разоблачить. Они повставали со своих мест. Ларус пригнулся ниже. Если льдоняне увидят его, то ему придется уплывать. Но рыбак был уверен, что грести он умеет быстрее, чем льдоняне: птицам крылья даны, чтобы парить в небе, а весла даны ротвальцам, чтобы они парили над морем.

Льдоняне не смотрели в его сторону. Они смотрели на стену. Неужели они все же попытаются ее преодолеть? Он скептически оценивал их шансы, отмечая высоту и крутость стен. Нет, они точно не смогут этого сделать. Но льдоняне не были глупцами, чтобы погибнуть в отчаянной попытке перебраться через стену. Здесь было что-то другое, рыбак это чувствовал. Слишком спокойно, и уверенно себя вели пришельцы. Вскоре он понял почему.

Ларус увидел, как из стены Буяна наружу вывалилась небольшая льдина. В стене образовалось отверстие, из которой показалась голова. Это был человек. Ларус слышал, как человек о чем-то начал приглушенно разговаривать с льдонянами, а потом льдоняне, один за другим начали вылезать из лодки, и скрываться в образовавшейся дыре.

Страх рыбака нарастал. Даже когда дыра исчезла, снова создавая видимость целостности и неприступности стен, он продолжал смотреть на пустую ладью. Льдоняне не были глупцами, глупцом был он, Ларус, и жители Буяна.

В голове Ларуса появилась страшная мысль. С каждой секундой она звучала все сильнее и сильнее. Льдоняне совершенно незаметно пробирались на остров. Никто их не увидел, кроме рыбака. Возможно, они не первый раз таким образом попадали внутрь. Сколько их было? И сколько еще будет? Ларус понял, что над Буяном нависла новая опасность. Льдоняне внутри крепости, которую люди всегда считали своей.

Надо было что-то делать. Моргнув, Ларус вышел из ступора, и начал быстро соображать. Надо было сообщить о произошедшем. Доверять кому-либо было опасно, так как рыбак не знал, кто из жителей острова был предателем, и помогал льдонянам. Он мог довериться только воеводе, этот человек никогда не предаст остров. Надо было идти к нему.

Ларус снова застыл. На острове есть предатели. А что, если предатели среди стражников, которые охраняют Торговые ворота? Они могут что-то заподозрить, увидев встревоженное лицо Ларуса. Стражники могут схватить его.

«Узкие переулки таят больше опасностей, чем открытое море», – ехидно смеялся его внутренний голос, что старался его предостеречь. Если не стражники, то его могли поймать на улицах Буяна.

Может стоит уплыть, пока не поздно?

Он посмотрел на море, которое так манило своим спокойствием, и отсутствием до самого горизонта каких-либо опасностей.

«Твое поле битвы – море, помни это. Там ты способен что-то сделать, но не здесь. Здесь правят другие».

Ларус снова подумал об Унто. Смог бы наемник уплыть, зная, что другим людям грозит опасность? Нет, он бы так не поступил. Что подумает наемник, когда вернется на Буян и увидит, что остров принадлежит льдонянам? Ларус представил, как Унто стоял на носу корабля, смотрел на остров, и винил во всем рыбака, потому что Ларус все знал и не предупредил об опасности буянцев. Унто зло думал, что рыбак сбежал, как трус.

Ларус крепче схватился за весла, опустил их в воду, и начал яростно грести к Торговым воротам. Он должен предупредить воеводу, он должен попытаться помочь жителям острова. По-другому поступить он не имел права. Он не был трусом.

Глава 3

Летнее поле, которое славилось полевыми цветами, цветущими круглый год, превратилось в большой, военный лагерь. Давно здесь не собиралось настолько огромное воинство. Со всех уголков Верхнего мира сюда стекались верные дружинники, смелые ратники, отчаянные наемники и обычные землепашцы, которые взяли в руки оружие по призыву великого князя Асдалии.

Можно было увидеть хмурых и свирепых варваров в звериных шкурах со Скалистого берега. Они разводили большие костры, располагались вокруг них, и жарили огромные свиные туши. Подле них лежали двуручные легирийские мечи. Смуглые, широколицые всадники Марийских степей проносились меж ратников на низкорослых скакунах, поднимая вокруг клубы пыли, и заставляя некоторых воинов ворчать им в след. Стройными рядами, синхронно чеканя каждый шаг, мимо промаршировала наемная гордомирская рать. Их гладко выбритые лица было гордо подняты, глаза горели, а начищенные доспехи блестели на ярком солнце. Над ними реяли стяги с изображением молота на наковальне – флага Гордомира. Гордомирские флаги были видеть странно, так как они не представляли великого князя Гордомира, а прибыли сюда, как наемники. Среди солдатских палаток важно прохаживались невысокие толстяки из Западных Диких степей. На плечах они носили длинные луки, из которых толстяки стреляли лучше всех во всем Известном мире. Загорелые на южном жарком солнце худые воины Далеких Восточных земель располагались чуть поодаль ото всех. Они расставляли каркасные шатры необычной многоугольной формы, и обивали их грубым войлоком. Кочевники с недоверием смотрели на ратников, и разговаривали между собой на непонятном языке. Все огромное поле, до самого горизонта, утопало в скромных серых, солдатских палатках, и в роскошных белых шатрах князей и воевод. На ветру колыхалось множество флангов и стягов. Были видны флаги с изображением вепря, которые принадлежали удельному князю Ратимиру из Белоса, чье княжество формально подчинялось великому князю Асдалии, но фактически сохраняло независимость. Князь Ратимир часто нелестно отзывался о великом князе Ольберге, и иногда разорял его земли, но тем не менее привел свои немногочисленные рати на Летнее поле. На вычурных, немного помпезных, испещрённых множеством непонятных символов, доспехах некоторых дружинников были изображены гербы с вечноцветущим зеленым деревом. Эти дружинники служили удельному князю Аривии из великого княжества Легирии, который был чересчур заносчив и нахален с великими князьями, но и он откликнулся на зов великого князя Асдалии. Можно было различить оранжевые стяги с изображением трех колосьев, что принадлежали коллунгам из Хоратии. Данное воинство было самым разношерстным, в нем были собраны представители самых разных народов, и вооружение они имели самое разнообразное. Но больше всего над полем реяло флагов с изображением головы свирепого Медведя. Именно Медведь, великий князь Асдалии Ольберг, собрал этот несметное войско под своими знаменами. Поистине, великий князь смог объединить и купить всех, кого только мог.

Тривена гордо окинула Летнее поле, и у нее захватило дыхание – никогда она не видела столько воинов в одном месте. На западе, по одной из дорог, что вела на поле, медленно маршировал очередной отряд ратников, который постепенно втекал на поле, погружаясь в общую суматоху и хаос военного лагеря. Девушка с небольшим страхом и волнением рассуждала о том, что никто во всем Известном мире не смог бы противостоять этой мощи. Если бы пришлось, думала она, их войско дошло бы до Студеной воды, переплыло бы ее, и двинулось дальше, в Неизведанные земли, где проживали угрюмые варяги. Войско разгромило бы всех, кто повстречался им на пути, развернулось назад, и вернувшись в Известный мир пересекло бы Безводную пустыню. Войско вторглось бы в Далекие Восточные земли, разрушив Великую стену, и уничтожило все царства, чьи ханы всегда надменно и презрительно смотрели на жителей Равнин. А потом они пошли бы в Дикие Западные степи, и достигли бы Бескрайней Бездны. Весь мир принадлежал бы им…

«Конечно, – отдернула себя Тривена, выныривая из фантазий, – если бы в этом была необходимость».

Великий князь Ольберг созвал войско по совершенно другой причине. Он не думал ни на кого нападать, наоборот, он хотел защищаться.

Шатер Тривены располагался на возвышении, на небольшом, поросшем сочной, зеленой травой, холме, который плавно скатывался в практически плоское Летнее поле. Отсюда открывался прекрасный вид. Холм так и назывался «Смотровой». Это место Тривене и ее людям любезно предоставил сам великий князь. Ольберг относился к девушке с симпатией, но никогда не позволял себе проявлять чего-то большего. Это огорчало Тривену. Многие знатные гордомирцы приезжали к ее отцу, и пытались добиться его благословения на брак с Тривеной, а великий князь Ольберг относился к ней либо как к сестре, или еще хуже, как к дочке.

Тривена гордо вскинула голову. Она давно не маленькая девочка! За ее спиной собраны полсотни самых храбрых головорезов из Гордомира. Ратники были так преданы ей, что ради нее покинули родное княжество, навсегда навлекая на себя гнев великого князя Гордомира. Путь домой им был заказан, но это их не пугало, потому что рядом с ними была их воительница, и предводительница – Тривена.

«Если надо, – думала она, – они отправятся за мной в Сумрачные земли».

Девушка хотела доказать великому князю Ольбергу, что ее воины способны на большее, чем просто быть гостями в его лагере. Она жаждала битвы. Нужен был хоть малейший шанс и ратники Тривены показали бы, что они лучше многих воинов, которые присутствовали на Летнем поле.

Она сложила руки на груди, и величественно окинула взглядом войско, которое с каждым часом разбухало все больше, занимая те немногие зеленые проплешины поля, что были еще свободны. Но девушка была благодарна Ольбергу хотя бы за то, что оказалась здесь. Вот, на что она променяла родной дом: на право быть частью этой могучей силы, на право чувствовать себя свободной, на право ощущать себя воином!

Несмотря на новые чувства, и эмоции, прекрасная гордомирка часто скучала по своему небольшому, тихому и очень уютному княжеству. Она очень скучала по отцу. Удельный князь Боргха Радомысл, ее отец, видел в ней прежде всего хрупкую девушку, а не воина, которым она всю жизнь стремилась стать. Законы Гордомира суровы и жестоки – любая княжеская дочь, которая достигала совершеннолетия, обязана была выйти замуж. Радомысл, очень добрый к своим детям, но очень упрямый человек, свято соблюдал законы княжества и сначала успешно выдал замуж двух старших сестер Тривены, а потом настала и ее очередь.

Струве, юношу, которого сватали к Тривене, был хорошим человеком, и достойным воином. Он проявил себя во время Третьего похода в Хаганские пустоши, и поговаривали, что великий князь Гордомира собирался сделать его сотником в своей княжеской дружине. Тривена была знакома со Струве с детства, их отцы имели общие дела, и дети крепко сдружились. Но когда Тривена повзрослела, она поняла, что их дружба была предопределена при их рождении. Как только Тривена появилась на свет и издала свой первый крик, удельные князья Боргха и Герота заключили брачное соглашение, по которому их младшие дети по достижению совершеннолетия, должны были пожениться. Тривена была против этого. Во-первых, брак хотели заключить наперекор ее воли, а во-вторых, ей не льстила перспектива стать женой в столь юном возрасте. Брак означал, что ей пришлось бы переехать в дом мужа, где она оказалась бы практически взаперти. Она стала бы заниматься домашним хозяйством, пока муж пропадал на охотах, да в военных походах. Немногими развлечениями были бы приемы других знатных жен, которые быстро полнели и дряхлели от скучной, семейной жизни. А Тривене хотелось ощутить азарт погони за хищником по глухим гордомирским лесам во время охоты! Она мечтала отправиться в дальний поход в Хаганские пустоши, где каждый день ей пришлось бы рисковать жизнью, добывая себе славу и уважение! Все это было доступно годромиркам-простолюдинкам, которых с детства обучали военному ремеслу наравне с мужчинами, но никак не девушкам из знатных семей. Тривену не устраивал такой расклад: вместо того, чтобы учиться готовить изысканные блюда, шить, и изучать науки, она тайно от отца упражнялась со всем, что могло колоть, резать или стрелять.

Отец был добр с Тривеной, но всю жизнь мучился от ее независимого, горячего, зачастую вспыльчивого характера. В чем-то отец с дочкой были похожи, они оба были непреклонны. Поэтому Тривена покинула дома отца, наплевав на угрозы, что отец бросил ей в след. Отец обещал лишить ее наследства, отречься от нее и забыть, но даже это не остановило девушку. Вместе с верными ратниками, которые составляли ее личную охрану, она отправилась в Асдалию.

Великий князь Ольберг радушно принял Тривену, предложив ей место за княжеским столом. Но главное, она почувствовала себя свободной. Не было запретов, и глупых, устаревших традиций. В Асдалии никто не рассказывал ей, как она должна жить, и не указывал, что она должна была делать.

Асдалия и Гордомир сильно отличались друг от друга. Асдалия было легким, беззаботным и красивым княжеством, а Гордомир был суровым, жестким краем, где красоте предпочитали практичность. Жители Асдалии были улыбчивыми, веселыми людьми, которые часто шутили и смеялись, и выглядели счастливо, гордомирцы были хмуры, немногословны, суровы, и зачастую замкнуты. В Асдалии можно было мечтать, фантазировать, грезить, в Гордомире заставляли соблюдать дисциплину, и учили подчиняться. В Небесной Заре, столице Асдалии, были широкие улицы, наводненные статуями, садами и фонтанами. Строения были изящны, отличались друг от друга, и были выполнены в различном архитектурном стиле. На просторных площадях располагались величественный храмы, посвященные Светлобогу, и роскошные дворцы князей, бояр и воевод. В Стальном Кулаке, столице Гордомира, все здания походили на строй солдат – были однообразны и угрюмы, и подчинялись строгой геометрии, выстраиваясь вдоль улиц ровными, одинаковыми рядами. Все площади были пусты, и использовались исключительно для тренировок ратников или общих собраний. Во всем Стальном Кулаке была лишь одна статуя, посвященная Светлобогу. Несмотря на всю строгость и скупость, Тривена смогла со временем полюбить Стальной Кулак, когда девочкой посещала столицу вместе с отцом. Но когда она увидела Небесную Зарю, то влюбилась в нее с первого взгляда.

Рассуждая о прошлом и представляя будущее, Тривена заметила всадника, который пробрался сквозь массу ратников, и, пустив коня рысью, начал взбираться по холму, приближаясь к ней. Несколько гордомирцев, которые сидели позади девушки у костра, прервали разговор, поднялись со своих мест и подошли ближе к Тривене. Она слышала, как забряцали их кольчуги и зазвенели мечи, вытаскиваемые из ножен. Жестом она показала им, что все хорошо, и не стоит тревожиться.

Каждого гордомирца с детства учат, что асдалийцы их самые заклятые враги. Тривена представляла, как тяжело было ее ратникам находится в стане войска князя Асдалии. Она видела, как часто были напряжены их лица, а их взгляды постоянно выискивали опасность. Но ни один из них не высказал Тривене своего недовольства, они беспрекословно подчинялись ее приказам. Девушка была безгранично благодарна ратникам за выдержку и терпение, которые они проявляли.

Всадник держал в левой руке копье, к концу которого крепился треугольный штандарт с изображением медведя. По зелёному плащу Тривена поняла, что всадник принадлежал к младшей дружине великого князя. Скорее всего всадник был гриднем. С ног до головы он был закован в доспехи, лицо скрывал шишковидный шлем с забралом.

Поравнявшись с девушкой, всадник осадил коня, и ловко, несмотря на громоздкие доспехи, спрыгнул на землю. Сняв шлем, он склонился перед Тривеной на одной колено. У него были длинные тёмные вьющиеся волосы. Это было немного чуждо гордомирцам, так как гордомирские мужчины предпочитали стричься либо налысо, либо очень коротко. Гордомирцам разрешалось опускать только длинные бороды.

Взглянув в лицо всадника, Тривена заметила, что он был совсем юным, безусым мальчишкой. Она не могла представить, как в столь юном возрасте он мог стать телохранителем великого князя? Но асдалийское и гордомирские войско набиралось по разному принципу. Девушка слышала, что в младшей дружине великого князя Асдалии служили знатные бояре и часто это право передавалось по наследству, от отца к сыну. В Гордомире дружинник должен был в бою заслужить право сидеть за княжеским столом.

– Сударыня, – любезно и немного напыщенно произнес всадник. Тривена едва сдержалась, чтобы недовольно не скривить губы, так как ненавидела, когда воины обращались к ней подобным образом. Она любила, когда мужчины говорили с ней как с равной, как с воином, а не как со знатной девушкой. Она как можно дружелюбнее улыбнулась в ответ и кивнул головой в знак приветствия. Дружинник поднялся на ноги и продолжил. – Великий князь Ольберг просит вас незамедлительно прибыть в шатер Советов, – и секунду помедлив добавил, – он приносит извинения за такую срочность, но дело очень важное.

Юноша замер, переминаясь с ноги на ногу. Тривена вовремя спохватилась. Иногда асдалийцы казались чересчур вежливыми и тактичными.

– Я с радостью принимаю предложение великого князя, – ответила она, чуть склонив голову.

Всадник еще раз поклонился, вскочил на коня, и поскакал назад. Тривена хмурила брови, провожая всадника взглядом. Никогда великий князь Ольберг не посвящал ее в свои военные дела, и тем более не приглашал в шатер Советов, где князья и воеводы проводили важные совещания. Насколько она знала, ни одна девушка еще не переступала порог этого шатра.

«Тем быстрее мне надо отправляться», – подумала она.

– Илар, – громко позвала Тривена, и через мгновение перед ней вырос высокий лысый мужчина с острой, аккуратно стриженой иссиня-черной бородой. На нем была кольчужная рубашка обычного ратника и светлые, легкие брюки, заправленные в высокие, красные сапоги. – Ты отправишься со мной к великому князю. Только ты один, никто больше. И оставь оружие, – Илар хотел было что-то сказать, но Тривена остановила его. – Илар, мы среди друзей, а не врагов.

Илар молча кивнул, но Тривена уловила недовольство в его глазах. Она должна была научить своих ратников, что в лагере асдалийцев им нечего было бояться.

В Шатре Советов было шумно и многолюдно. У войска, что собиралось на Летнем поле, было много командиров. Князья и воеводы сгрудились вокруг длинного стола, который пересекал практически весь шатер. Командиры что-то живо обсуждали, активно жестикулируя руками, стараясь перекричать, и переспорить друг друга. Стоял невообразимый гам от множества голосов. В шатре было жарко и пахло потом, едой и кислым пивом.

Когда внутрь в боевом облачении вошла Тривена, голоса стали затихать, и мужчин начали оборачиваться в ее сторону. Наконец, все смолкли и наступила тишина. Тривена чувствовала на себе взгляды: недоуменные, любопытные, удивлённые, возмущенные. Ей стало неуютно от столь пристального внимания. Тривена пожалела, что Илар остался снаружи, и не мог ее поддержать. Но она старалась держаться стойко, держа голову прямо и выдерживала назойливые взгляды.

Из-за стола вышел высокий мужчина, с волевым подбородком, и твердым взглядом. Он подошел к ней и тепло улыбнулся.

– Я очень рад, что вы приняли мое предложение, Тривена, – приятным баритоном произнес он, склонив перед ней голову.

– Для меня большая честь присутствовать здесь и быть вам полезной. Вы предоставили мне крышу над головой, и меньшее, что я могу сделать, это откликнуться на ваш призыв, – Тривена улыбнулась ответ. Она едва удержалась, чтобы стыдливо не опустить глаза в пол. Ей казалось, что щеки ее вспыхнули, а в глазах читались все чувства. Великий князь было очень красивым мужчиной. Он был высоким и стройным. Она слышала, что у Ольберга был острый ум, и в манерах он был изящен. Великий князь был благороден и добр. Тривена осознавала, что Ольберг начинал ей нравиться все больше, с каждой их новой встречей, даже несмотря на то, что он был старше ее на двадцать лет, и его золотистого цвета волосы начала изрядно проедать седина. На нем были позолоченные доспехи, в которых великий князь выглядел очень мужественно. Девушка ощутила, как ее сердце начало биться сильнее. Она молила, чтобы ее голос не дрогнул, когда ей снова придется заговорить.

«Не для этого ты покинула родной дом, – старалась отдернуть она себя, сжимая губы, – чтобы влюбиться и стать той, кем ты не хотела стать».

– Даже за короткой стрижкой нельзя спрятать милого личика. На военном совете девка!

Тривена прожгла гневным взглядом маленького толстого лысеющего мужчину, что стоял у стола и качал головой, недовольно глядя на нее. Именно он бросил в ее сторону неприятные слова.

– Мой дорогой Крисп, – спокойно произнес Ольберг, не поворачиваясь к толстяку. Он продолжал внимательно смотреть на Тривену. – Эта, как вы выразились, девка стоит не менее десяти хоратийских наемников, многие из которых еще вчера держали плуг. Гордомирские девушки умеют держать меч ничуть не хуже мужчин.

Среди собравшихся прокатился легкий смешок.

– Это не касается знатных дам, – не унимался Крисп. – Удел дочерей гордомирских князей вязать. Спицы и нитки, вот их оружие!

Кто-то громко рассмеялся.

– Хм, – пронзительные, голубые глаза, казалось, видели Тривену на сквозь. А милая улыбка не сходила с губ великого князя. – Я кое-что знаю про Тривену. Вы позволите?

Он изогнул бровь, ожидая согласия годромирки. Тривена в ответ смогла только кивнуть.

– Я много наслышан про Тривену. Она упражнялась с оружием с самого детства, о чем нем знал ее отец. Именно поэтому она оказалась здесь, так как Радомысл видел в ней удачную брачную партию, а не воина. Я слышал, что Тривена умеет держать меч не хуже, чем любой мужчина-гордомирец. Увидеть девушку-гордомирку в рядах врага к большой беде. Они неистовы, как львицы, и беспощадны, как хаганские волчицы. Поэтому, мой Крисп, – теперь Ольберг посмотрел на толстяка. Великий князь посерьёзнел, его голос стал тверже, – на твоем месте, я более любезно бы обращался с нашей гостьей, и тогда сударыня может быть простит тебе твою дерзость.

Смех становился громче, но теперь смеялись над Криспом.

– Как прикажет великий князь, – недовольно произнес толстяк. Потом он перевел взгляд на Тривену и состряпал самую неестественную улыбку, на которую был способен. – Прошу простить меня, сударыня, за эти грубые слова. На такой жаре пиво сильно ударило мне в голову.

Он слегка поклонился ей. Впрочем, поклон был небрежным, и неестественно-почтительным. Тривена кивнула ему в ответ. Но он назвал ее девкой! Она решила его немного проучить.

– В моих родных краях пиво пьют только в трех случаях: когда кто-то умирает, кто-то рождается, или когда человек чего-то сильно боится. Как вижу, – она огляделась, – среди нас нет мертвецов. Также, я не слышу, чтобы где-то кричали новорождённые дети.

Разразилась новая волна смеха. Крисп вжал голову в плечи, став еще меньше, и больше не произнес ни слова.

Тривена, – великий князь стал задумчив и хмур, – вы сказали, что я дал вам крышу над головой и меньшее, что вы могли бы сделать, это прийти сюда.

– Именно так, великий князь, – согласно кивнула Тривена.

– Но я вынужден буду просить вас о большем, – он рукой пригласил Тривену подойти к столу.

Несколько воинов, по виду фрагийцев, немного подвинулись в стороны, гремя оружием и доспехами, пропуская великого князя и Тривену. Девушка заметила, как мужчины внимательно смотрели на нее. Назойливые, непристойные взгляды преследовали ее все жизнь. Она была высокой, стройной, красивой девушкой, с приятными чертами лица. Разве что стричься она предпочитала коротко. Но многие говорили, что короткие волосы подчеркивали ее красоту.

– Нам поступили не самые радужные донесения, – начал Ольберг, обращаясь к Тривене. На столе лежала карта Верхнего мира, на которую он положил свою ладонь. – Гордомирцы и кочевники хаганских пустошей собирают войско, их рати двигаются к нашим границам. Марийцы, союзники Гордомира, – он провел ладонью по карте в сторону Марийского княжества, – созывают орду. По донесениям наших лазутчиков орда вскоре двинется в сторону Асдалии. Нам будет грозить опасность вдоль наших северных и западных границ.

У Тривены кольнуло в груди. Она вздрогнула, но надеялась, что этого никто не заметил. Девушка не могла представить даже в самом страшном сне, что ей придётся скрестить мечи с гордомирцами, что они станут ее врагами на поле боя. Но, судя по всему, все складывалось именно так. Но об этом она должна была думать раньше, когда тайно пересекала границу Гордомира и Асдалии. Тривена попыталась отринуть мрачные мысли.

– Наши союзники, фрагийцы, заняты внутренними делами. Фрагийское княжество сотрясают смуты, и мятежи, они не смогут прислать войско, – Ольберг посмотрел на смуглого, толстогубого мужчину в длинном пестром халате, что стоял напротив. – Иерахаим, не обижайся, но там сам знаешь, как обстоят дела. Мы не можем рассчитывать на великого князя Абностора.

Иерахаим согласно кивнул в ответ, немного прикрыв глаза.

– Поэтому, – Ольберг обратился к Тривене, – вам надо будет отправиться в Легирию.

Воеводы и князья начали негодовать, услышав эту новость. Несколько дружинников, вытаращив глаза, тыкали пальцами себя в грудь, и просили великого князя послать их вместо Тривены. Ольберг выдержал паузу и спокойно продолжил:

– Вам надо будет заручиться поддержкой великого князя Велхемаса. Из Легирии к нам пришли немногочисленные рати удельного княжества Аривии, и легирийские наемники, число которых невелико. Удельный князь Аривии Альнос, и наемники не могут представлять интересы великого князя Велхемаса. Мы посылали в Душистый Сад сов и голубей, но наши призывы о помощи пока остались без ответа. Легирия всегда была нашим надежным торговым партнером, и верным другом. Мы должны удостовериться, что легирийцы выступят на нашей стороне. Я рассчитываю, что великий князь Велхемас соберет свои рати, и выдвинется к границам Марийского княжества, о чем я просил его в письмах. Этот маневр должен будет оттянуть силы орды от нашей границы, и мы избежим войны на два фронта. Тривена, вы должны отправиться к Велхемасу, и просить его о помощи от моего имени.

Когда Ольберг произнес последнюю фразу, шатер взорвался. Толкаясь, воины пытались перекричать друг друга. Некоторые откровенно враждебно смотрели на Тривену, бросая в ее сторону гневные, оскорбительные слова. Тривена сжалась, ощущая как это все масса мужчин в миг стала ненавидеть ее, и испуганно посмотрела на великого князя. Ей льстило, что Ольберг выбрал ее для такой важной миссии, но она боялась, что живой не сможет выйти из этого шатра.

Ольберг сдержанно смотрел на все происходящее перед ним. Но Тривена чувствовала, как внутренне великий князь стал напряжен. Он переводил взгляд с одного лица на другое. Девушка слышала, как Ольберг тяжело вздохнул. Он подождал, пока поток проклятий начал иссекать, и ударил кулаком по столу, после чего разом стихли все голоса.

– Братья, – голос Ольберга был как некогда холоден и тверд. – Мне очень стыдно смотреть на вас. Многие из вас присягнули мне на верность, другие взяли мое золото, поклявшись свято блюсти законы наемничества. Мы должны были стать одним целым! Я рассчитывал, что вы не будете сомневаться в моих приказах, – воины начали смущенно опускать глаза. – Великие князья Равнин должны были сплотиться перед лицом общей опасности, но, к сожалению, не всего этого хотят. Лед рушится, – сухо сообщил он, и повисла такая тишина, что можно было услышать биение собственного сердца. – Мы должны помочь ледяному миру. Мы выдвинемся к берегу Моря Льда, и встанем у Кровавых ворот. Чтобы бы не задумали гордомирцы, мы будет охранять вход в Подледье. Мы должны дать подледцами время, чтобы они справились с угрозой, которая нависла над ними. Мы будем защищать Подледье от тех, кто хочет нарушить священный договор, но должны быть готовы, что если лед рухнет, то нашими противниками станут не только люди.

– Огненные змеи, это всего лишь глупые легенды, – бросил кто-то с дальнего конца стола.

– В детстве мне, как и вам, рассказывали сказки про камнекожих. А теперь окоченелые утверждают, что они видели их сквозь лед. Камнекожие еще недавно были глупыми легендами, – спокойно парировал князь.

Ольберг на несколько секунд закрыл глаза. Было видно, как ему сложно давался этот разговор. Жизни всех этих людей, а возможно и существование всего мира зависело от его решений.

– Я хочу верить, что истории об огненных змеях – это вымысел… И я очень надеюсь, что те, кто хочет нарушить древний священный договор, одумаются, и нам не придется проливать кровь. Но до мне доходят слухи, что великий князь Гордомира Будимир хочет воспользоваться тем, что подледцы ослаблены, и заняты своими проблемами. Ледяной мир сейчас не может дать достойный отпор. Будимир хочет править Подледьем, в каком бы состоянии он ему не достался. Ужаснее всего, что гордомирцы находят союзников не только наверху, но и подо льдом.

– Подледцы действительно начали зазнаваться, может быть, стоит их немного проучить.

Бросившего это фразу юношу в доспехах с гербом на груди вечноцветущего зеленого дерева, великий князь прожег взглядом, и другие воины вытолкнули юношу из-за стола.

– Я не нарушу клятву моих предков, честь для меня дороже чужого куска земли. Напомню, что девиз Асдалии гласит, что честь выше власти, – Ольберг едва сдерживался, чтобы не перейти на крик. Его взгляд стал жестким. Каждый, кто пересекался с ним взглядом, опускал глаза, не в силах его выдержать. – Наши предки умирали, чтобы установился мир, и я не хочу развязывать новую войну. Кто будет сражаться против камнекожих и огненных змей, если мы перебьем друг друга?

Великий князь обводил всех властным взглядом, но никто не осмелился посмотреть на него, и что-то сказать. Немного успокоившись, Ольберг продолжил:

– Мне нужны все, кто сейчас стоит передо мной. Важен каждый меч. Только объединившись, мы сможем остановить гордомирцев, если они захотят воплотить в жизнь свои гнусные планы. Помните, я доверяю каждому из вас, и каждому отведена особая роль в моем войске. Вместе, мы часть одного большого, единого механизма. Я не могу лишиться никого из вас, иначе весь механизм рухнет. Я доверяю и вам, Тривена, – мягко, слегка улыбнувшись, он обратился к девушке. – Вы моя гостья, и я не могу позволить вам сражаться в рядах моего войска, но я хочу вас попросить выполнить мою маленькую, но очень важную просьбу.

– Все, что пожелаете, – тихо, без капли сомнения, ответила Тривена.

– Но она гордомирка! – возмутился кто-то. – Как мы можем доверять ей, если собираемся воевать против Гордомира?

– Она гордомирка, – лукаво улыбнулся князь. Он продолжал смотреть на Тривену, а девушка не могла отвести взгляда от его ясных глаз. – Тривена, помните день нашей первой встречи, когда я принял вас в своем дворце, и позволил вам остаться? Помните, как вы дали клятву, что будете всегда мне верны?

– Конечно помню, – коротко отвечала девушка.

Ее небольшой отряд вступил в Небесную Зарю. Было необычно, что ворота столицы были открыты и никто их не охранял, Ворота Стального Кулака почти всегда были наглухо закрыты, и нужно было добиться разрешения, что попасть внутрь. Тривена и ее ратники, как дикие звери озирались по сторонам. Любому гордомирцу с детства внушают, что асдалийцы кровожадны, и они непристойно себя ведут. Ей говорили, что асдалийцы ходят голыми, совокупляясь друг с другом прямо на улицах, а некоторых несчастных сжигали на кострах, поедая потом человеческое, жареное мясо. Но ничего такого она не увидела в Небесной Заре. Улицы были чисты, жители были хорошо одеты, и мило улыбались, завидев их отряд. Ее сильно удивило, что асдалийцы не боялись отряда вооруженных гордомирцев. Ольберг тепло приняли Тривену в своем дворце. Ее ратников разместили в гриднице, а Тривене великий князь устроил экскурсию по сдворцу. Он взял ее за руку, и они неспешно шли из одних палат в другие. Он ей живо что-то рассказывал, а она не слышала ничего, разглядывая его мужественное, открытое лицо. Она помнила только прикосновения его рук. Ладонь его не была груба, как ладонь воина, на ней не было шрамов, которыми обычно хвастались гордомирцы между собой, но это была крепкая ладонь мужчины. Она помнила тепло его кожи. Тривена хорошо запомнила тот день, как и любой другой день, когда ей удавалось увидеть великого князя.

– Если гордомирец дает клятву великому князю, – заявил Ольберг, – то он верен ей до самой смерти. Для гордомирца нет большего позора, чем предать данную клятву. Помните, что девиз Гордомира гласит: клятва крепче железа.

– А Будимир? – произнес бородатый, крупный мужчина. Судя по фибуле, которым был закреплен его красный плащ на груди, он был сотником или тысяцким. – Если для гордомирца так важна клятва, то почему он готов нарушить клятву предков?

– Формально Будимир не давал клятву предков, – отвечал Ольберг. – Мой отец не мог присутствовать на коронации Будимира, поэтому он отправил меня. Я был еще ребенком, но хорошо запомнил тот момент. Будимир клялся в верности Гордомиру, своему народу, Светлобогу… Но он не поклялся соблюдать договор заключённый с подледцами. Думаю, он сознательно не сделал этого. Поэтому я повторю, гордомирцы не нарушают данную клятву, поэтому у меня причин сомневаться в Тривене.

– Верно, княже, – согласно крикнул кто-то, другие закивали головами.

– Мы тоже доверяем ей, если ей доверяет великий князь, – громко произнёс другой голос.

Ольберг довольно улыбнулся.

– Тривена, я должен предупредить, что вас ждет непростой, и очень опасный путь. Вам надо будет преодолеть враждебные земли Марийского княжества, где каждый захочет вас убить, если узнает с какой целью вы идете в Легирию. Марийское княжество кишит разного рода разбойниками. Также не стоит забывать, что земли марийцев граничат с землями ненавистного Азарда. Я не склонен верить всякого рода слухам, но мне сообщали, что не все волхвы были повержены. В безлюдных землях Азарда можно наткнуться на них. Поэтому я бы не советовал вам идти через Азард.

Тривена постаралась не выдавать страх, который сковал ее, когда было произнесено название уничтоженного княжества. Страшнее сказок о камнекожих, были только легенды о волхвах.

Ольберг сделал едва заметный шаг навстречу Тривене, их взгляды встретились.

– Поэтому, – тщательно подбирая каждое слово, продолжал великий князь, – я прошу вас хорошенько подумать перед тем, как вы дадите окончательный ответ. Я приму любое ваше решение, и не хочу вас ни к чему принуждать.

Как она могла ему отказать! Глядя в его глаза, она понимала, что не может оторвать взгляда от великого князя! Она была готова пойти ради него на всего! От внезапного осознания этого факта она почувствовала на душе легкую, горькую обиду. Она убегала из родного дома, чтобы стать независимой, но в итоге чувства брали верх над ее разумом.

– Да, я согласна, – не раздумывая, ответила Тривена.

Князь посмотрел на нее как-то по-другому. В его глаза она увидела благодарность? Нет, это было что-то другое. То, отчего она смущенно опустила взгляд, сразу ругая себя за проявление слабости.

– Я благодарен вам, Тривена. Вы храбрая девушка, как и любой гордомирец, – тихо произнес он, и взял в свои ладони ее, отчего девушка от волнения задержала дыхание. Он наклонился чуть ниже, и прошептал ей на ухо, —я очень буду ждать вашего возращения.

Тривена недоуменно смотрела на него. Чтобы это значило? Великий князь Ольберг, известный свои непостоянством, что-то почувствовал в Тривене? Ольберг никогда не брал прилюдно за руку девушку, как сделал это сейчас, с Тривеной. Это заметили многие его подчиненные. На их лицах появились довольные улыбки.

Великому князю было сорок лет, но он не был женат. У него были легкие интрижки со знатными дамами, но они ему быстро надоедали. Его близкие и приближенные побаивались, что никогда не дождутся наследников великого князя. Это могло привести к печальным последствиям в будущем, когда Ольберг умрет. Асдалию могли начать раздирать смуты, как произошло в Гордомире, в Суровый год. Великий князь Гордомира не оставил после себя наследников, и многие удельные князья и некогда преданные трону воеводы пожелали захватить власть в великом княжестве.

«Нет, – пыталась успокоить себя Тривена, но сердце ее бешено колотилось. – Это все мои глупые фантазии».

Ей хотелось, как можно быстрее выполнить задание, что поручил Ольберг, чтобы поскорее вновь увидеть его! Она хотела ловить на себе его взгляд! Вот такой, каким он смотрел на нее буквально минуту назад!

– Крисп, – Ольберг убрал ладони с рук Тривены, и повернулся к толстяку. Крисп выпрямился, когда его позвал князь, и приготовился внимательно слушать. – Ты мой верный воевода наемников. Всем известно, что многие наемники побывали во всех уголках Известного мира.

– Истинно так, княже, – согласился Крисп, и, улыбнувшись, добавил. – Я знаю мужей, которые спускались в Сумрачные земли, и возвращались оттуда с полными карманами золота. Ходят слухи, что кто-то из них прихватил с того света себе наложниц.

Послышались смешки.

– Нам нужен наемник, – прищурил глаза Ольберг, рассуждая в слух. – Он должен быть умелым воином, опытным следопытом. Нам нужен человек, который хорошо знает Марийское княжество, и не раз пересекал его. Нам нужен тот, кто умеет действовать скрытно, и кто сможет провести Тривену незаметно, прямо под носом у орды. Черт! – Ольберг хлопнул ладонью по столу. – Он должен незаметно пройти даже через земли Азарда, если это потребуется! У тебя есть такой человек?

Лицо Криспа стало серьезным, он крепко задумался, почесывая круглый подбородок. Потом его взгляд прояснился, и он медленно кивнул:

– Да, у меня есть такой человек. Он был везде, где светит солнце, и дует ветер, – толстяк широко улыбнулся. – Иногда мне кажется, что он действительно посещал Сумрачные земли. Он не молод, несколько лет назад он оставил службу, и поселился в Хоратии, но лучшего наемника для этой цели нам не найти!

– Как его зовут? – поинтересовался Ольебрг.

– Его зовут Эрл.

Глава 4

Велимира сильно тяготило, что он уплывал от Буяна. Это ноющее чувство всегда сидело глубоко внутри него, но теперь оно разрасталось только сильнее. Всему виной была клятва, которую он принес сам себе. Он не скучал по острову, который стал ему чужд, но отдаляясь от острова, становилось все труднее исполнить клятву.

«Неужели, – горько рассуждал он, – я не смогу сделать то, что задумал?»

Стражник злился на себя. Он не заметил, как просидел больше часа на одном месте, молча уставившись в стену перед собой. Он машинально сжимал и разжимал кулаки, пытаясь унять тихий гнев, что овладел им. Сотник так был прогружен в мрачные раздумья, что не обратил внимания, как забыл снять кольчужные перчатки, и они тихонько поскрипывали в глухой тишине, которая стояла в каюте.

Надо было действовать намного раньше. Он ясно это понимал. Сотник очень долго медлил, но не все зависело только от него. Были другие обстоятельства и преграды, которые стражнику сложно было преодолеть. Если бы он был более решителен и смелым, он мог попытаться исполнить клятву. Но сейчас об этому думать было поздно. Фрегат плыл все дальше от Буяна.

Он должен обязательно вернуться. Он был на правильном пути, ему просто не хватило времени! Он стал сотником Южной стены, его стали призывать на собрания в Дом Огня. Он втерся в доверие к влиятельным людям, которые могли помочь ему подняться еще выше, войти в круг избранных! Велимира было не остановить в своем стремлении, он был готов пойти по головам боевых товарищей и друзей, коих и так осталось не много. Многие отвернулись от него, но им всем было не понять его! Он стал одержим свой клятвой! Он хотел стать воеводой! Все двери на Буяны тогда должны были стать открытыми для него, и больше не было бы никаких преград!

Велимир стал омерзителен самому себе от того, что он мог предать Яромира, который стал ему вторым отцом и который доверял ему. Но так было нужно, иного пути он не видел.

Велимир моргнул, приходя в себя. Часто он проводил время в таком подобии транса, злясь на себя, настраивая себя на нужные действий и мысли, чтобы не забывать о клятве, но теперь появились другие заботы. Подледью грозила гибель. Стражник родился здесь, рос, жил, любил… Он стиснул зубы. Любил и его любили. Со злобы он со всей силы тряхнул кулаком по столу. Любил ли?

Он зарычал, как загнанный в ловушку дикий зверь. Его родные мертвы. Буянцы считают Велимира предателем, потому что он не защитил своих близких. Но ему было наплевать, что они все думают! Они многого не понимают. Ведь он действительно любил! Велимир сжал кулаки так, что затрещали кости. Он любит до сих пор!

Он был когда-то счастлив. Но все прошло. Судьба вывернула его жизнь наизнанку и становилось тошно от того, что происходило вокруг. Осталась только тупая ненависть, и клятва, больше ничего.

Велимир огляделся, словно впервые увидел каюту, в которой оказался. Каюта была обставлена без особых изысков: квадратный стол, на нем свеча в высоком, железном подсвечнике и кружка с водой, в углу стул, да кровать. Был еще узкий шкаф, куда Велимир сложил доспехи, верхнюю одежду и оружие. Вот и все скудное убранство тесной каюты. Но большего стражнику и не надо было. Главное, что были четыре глухие стены, пол и потолок. В каюте он мог спрятаться от чужих глаз, и предаваться размышлениям, зная, что за ним не наблюдают. Часто во время дозора на стене, он ловил на себе тревожные взгляды стражников, когда надолго замирал, раз за разом повторяя в голове клятву. Стражники ничего не говорили ему и смущенно опускали глаза, когда Велимир смотрел на них. Они все старались держаться от сотника подальше – стражники считали его нелюдимым, неприветливым, а кто-то сумасшедшим. Ему было плевать и на мнение боевых товарищей. Если надо будет, он убьет любого из них.

«А если любой будет Унто?»

Сотник вспомнил о юноше. Наверное потому, что Унто напоминал Велимиру самого себя в молодости. Велимир тоже был отважным, смелым, храбрым. Он считал, что весь мир открыт перед ним. Но как он ошибался! Велимир не хотел, чтобы юноша познал его боль. В мире хватит одного угрюмого, никчемного стражника, который не смог защитить свою семью.

В дверь постучали.

– Войдите, – произнес Велимир после паузы, окончательно приходя в себя.

Дверь приоткрылась, и в комнату юркнул урдмурский княжич, который осторожно оглядел каюту перед тем, как переступить порог. Он выглянул в коридор и аккуратно закрыл за собой дверь. Княжич, хитро глядя на сотника, потер ладони, и заулыбался.

Мечислав был разодет в дорогие, шелковые одежды, а на ногах у него были красные, фрагийские сапоги, наверняка выполненные на заказ. Пальцы рук были увешаны кольцами, с дорогими, сверкающими камнями. На голове была надета шапка из редкого белого пшипского меха. Велимир скривился, обратив внимание на шапку. Пшипы были маленькими, пушными зверьками, которые жили в Высоком лесу. Стражник считал, что убивать безобидных животных, которые доверяли людям и не боялись их, было низкими, недостойным занятием. Но знатные и богатые особы любили носить одежду, сделанную из пшипского меха. Мех был очень дорогим, потому что Высокий лес находился далеко от княжеств, и привезти пшипов было дорогим и зачастую опасным удовольствием. Велимир слышал, что за шкурку одного пшипа в Верхнем мире могли отдать коня или кусок земли.

Велимир сидел перед княжичем в обычной рубахе, и простых штанах. Мечислав презрительным взглядом оценил скудное одеяние сотника, а тот в ответ лишь хмыкнул.

– Ты не занят? – поинтересовался княжич. Велимир молча смотрел на него. – Мне надо поговорить с тобой.

Велимир поднялся со стула, и пересел на кровать. Жестом он предложил стул гостю. Княжич опустился на стул.

– Все, что я могу вам предложить, этот стул, но не сочтите это за неуважение, – выдавил Велимир, хотя ему не хотелось видеть княжича в своей каюте, и тем более разговаривать с ним. Мечислав был неприятен сотнику. Велимир был наслышан о том, что в Урдмуре княжич жил в обстановке полной вседозволенности. До Буяна доходили слухи, что Мечислав был капризен, высокомерен, и жесток. Кроме того, он у него был скудный ум. Велимир скривил губы в едва заметной ухмылке, подумав про умственные способности княжича.

– Ничего страшного, – Мечислав развалился на стуле, отчего тот жалобно заскрипел. Он еще раз окинул каюту взглядом. – Моя каюта имеет такой же убогий вид. У льдонян ужасные условия. Кони в конюшнях Урдмура живут лучше.

Велимир сжал кулаки. Ему хотелось ответить, что каюта не плоха. Что лучше жить так, чем спать на голой, холодной земле, укрываясь тонким плащом, когда кругом задувают злые, колючие ветра, да так, что холод пробирает до костей. Княжич не знает, каково это: постоянно согревать руки своим же дыханием, и растирать щеки, чтобы не замёрзнуть окончательно. Княжич и сотник были людьми из разных миров, хотя оба принадлежали Подледью. Но один привык проводить время в роскошных дворцах и замках, предаваясь веселью, упиваясь вином, и веселясь на шумных пирах. Другой полжизни провёл на ледяных стенах.

– Ваш благородный отец хорошо заботится не только о своих людях, – как можно вежливее заметил Велимир.

Стражник почувствовал резкий и терпкий запах вина. День только начался, а княжич уже приложился к кружке. Вот она, настоящая жизнь царственных особ. Бывало и стражники могли с утра пригубить теплое пиво, но они делали это, чтобы согреться изнутри. Велимир закрывал на это глаза, так как теплое пиво было единственным средством, которое помогало не замерзнуть на стенах, и не сойти с ума во время долгих дозоров.

– Что вас привело ко мне? – стараясь сохранять вежливый тон, спросил Велимир, но ему очень хотелось взять за шкирку нахального княжича, и выкинуть из каюты.

– Об этом я хотел спросить тебя, – ответил Мечислав, доставая из кармана маленький ножичек. Он начал ковырять им ногти, словно под ними была грязь. Руки княжича наверняка никогда не касались настоящей грязи.

– Боюсь, я не совсем вас понимаю.

Мечислав расплылся в мерзкой улыбочке и положил ножичек на стол. Черные глазки заблестели и внимательно вперились в стражника:

– Зачем ты вызвался идти к горе, сотник? Ты же мятежник, как и все буянцы. Как мы можем тебе доверять? Хуже мятежников могут быть только нищие и пьяницы.

Велимир спокойно выдерживал взгляд княжича, но внутри возникло почти непреодолимое желание встать, и ударить Мечислава. Велимир не понимал, к чему тот начал разговор? Он хотел оскорбить стражника? Для чего? Мечислав хотел вывести Велимира из себя?

Велимир должен был держать себя в руках. Навредить княжескому отпрыску было равносильно смерти. Велимир не то, что не сможет вернуться на Буян, он даже не сойдет на берег с этого корабля.

– Можете спросить у Нурмира, или Леграна, или даже у воеводы вашего отца, с которым мы не раз ходили в походы на льдонян, можно ли мне доверять, – сдержанно отвечал сотник. – Нахожусь я здесь, потому что миру, который мы с вами любим, скоро может прийти конец. Здесь мой дом, здесь живут близкие и родные мне люди, и я должен попытаться их защитить.

– О тебе ходят разные слухи, стражник. Из них можно сделать выводы, что у тебя нет друзей. Разве у тебя остались близкие, о которых ты говоришь и которых так желаешь защитить? Разве твоего отца не казнили? И сына, вроде, тоже, – Мечислав сделал вид, что что-то усиленно вспоминает, но Велимир понимал, что тот все хорошо знал о нем. – Судьба твое матери никому неизвестна. Она пропала после мятежа. Может даже ты приложил к этому руку. А жена? Разве она не умерла от страшной болезни? Разве тебе стоит защищать мир, который так жестоко обошелся с тобой?

«Ты должен просто хорошо выполнять свою работу, не горячись, —успокаивал себя стражник. – Он всего лишь безмозглый мальчишка, который решил развлечься, но ты не должен давать ему поводов для веселья».

– Вы пришли поговорить о моей чести, и о моих близких? Признаюсь, мне льстит ваше внимание. Можете быть спокойны, этот мир всегда был и будет дорог мне. Что же касается моей чести…

– Довольно! Мне начинает надоедать этот разговор, – Мечислав поднял ладонь, прерывая Велимира. Он сделал кислую мину. – Мы можем долго рассуждать о чести, но это не значит, что у кого-то из нас ее прибавится, – княжич хихикнул. – Я пришел узнать, что ты за человек, стражник, – маленькие наглые глазки внимательно изучали лицо сотника. – Поверь, я не пытаюсь тебя как-то оскорбить.

«У тебя это хорошо получается», – зло думал Велимир.

Стражник привык, что многие относились к нему неприязненно, он часто ловил на себе презрительные взгляд. Но никто никогда в открытую не оскорблял его.

– Я говорю лишь то, что слышал от других, – княжич развел руки в стороны. – Признаюсь, ты таинственнее, чем наши друзья-льдоняне. Человек-загадка, который потерял все, и служит тому, кто все у него отнял. Не обижайся, но ты предатель. Думаю, ты сам это хорошо знаешь. Человек, который предал один раз, сможет предать и еще, – княжич закинул ногу на ногу и неожиданно сменил тему. – У меня есть очень важные новости от моего отца, которыми я хочу с тобой поделиться.

Мечислав снова взял ножичек, и начал ковыряться в ногтях. Некоторое время они сидели молча, а потом княжич вопросительно посмотрел на сотника:

– Тебе не интересно, что это за новости?

– Если вы хотите поделиться со мной чем-то важным, то я готов слушать.

Мечислав бросил нож на стол, и начал барабанить по столешнице пальцами:

– Отец сообщает, что из Верхнего мира приходят тревожные вести. Великие князья Равнин собирают свои рати. До конца неизвестно, что они задумали, но наши лазутчики сообщают, что некоторые великие князья хотят двинуться в сторону Подледья. Мой отец опасается, как бы люди Верхнего мира не воспользовались теми событиями, что творятся в ледяном мире. Мы ослаблены, мы заняты другими проблемами, и великие князья Равнин могут попытаться захватить Подледье, нарушим договор наших предков.

– Это очень серьезные обвинения, – новость сильно взволновала Велимира, если не сказать больше: шокировала. Он всегда догадывался, что равновесие между мирами было очень хрупким, но он не ожидал, что великие князья Равнин осмелятся в открытую выступить против Подледья. Это было настоящее предательство!

«Но разве ты сам не предатель?»

– Гордомирцы никогда не признавали договор и не клялись ему. Они, – Мечислав поднял палец к потолку, – всегда считали море Льда своими исконными землями. Великий князь Гордомира не раз призывал великих князей Равнин нарушить клятву. Один он боялся выступить против нас. Теперь у него появился подходящий момент и союзники. Он хочет забрать Подледье, как только рухнет ледяное небо и мы не сможем дать ему отпор. Пока мы плывем к Безымянной горе, чтобы предотвратить одну катастрофу, иная идет на нас с другой стороны.

– Что же нам делать?

– Ты задал очень правильный вопрос, – Мечислав изучал реакцию стражник, будто стараясь прочесть его мысли. Взгляд его стал цепким, подмечающим каждое изменение в поведении сотника. – В Подледье живет много людей, которых не устраивает нынешний миропорядок, и наш климат. Люди устали ото льда, они хотят, чтобы он исчез, растаял, испарился. Люди хотят увидеть солнце. Представь, стражник, если здесь заблагоухают сады, как в Легирии! Как задуют теплые ветра и нам не придется круглый год кутаться в шубы, и пить противное, теплое пиво, – мечтательно протянул княжич.

Велимир недоуменно смотрел на Мечислава. Он не понимал, к чему клонил княжич, но разговор ему совершенно не нравился. Как княжич мог об этом рассуждать?

– Ответь мне, стражник, – голос княжича стал подобен шипению змеи. – На чьей ты будешь стороне, если придется сделать выбор?

Сотник вскочил. Он навис над княжичем, едва сдерживая гнев. Он вызывающе смотрел на Мечислава.

– Вы снова называете меня предателем! Один раз я вам это простил, но не стоит испытывать мое терпение!

– Второй раз ты сам назвал себя предателем, – холодно заметил Мечислав. – Я попытался узнать твое мнение, хочешь ли ты и дальше прозябать в холоде.

– Разрушение ледяного неба грозит катастрофой всем, – Велимир взял себя в руки. – Не говоря о змеях, которые исчезли, как только появилось ледяное небо. Возможно, змеи вернутся, если не станет нашего мира. Вам же я хочу сообщить, что искренне люблю Подледье, и не променяю его ни на что другое!

– Да змеи… никто их видел, никто не знает существовали ли они на самом деле, – зевнул Мечислав. – Может сказки о них придумали, чтобы держать нас в страхе, подо льдом. Чтобы бы мы не мечтали о другой жизни.

– До недавнего времени мы забыли о камнекожих, их тоже никто не видел, – парировал Велимир.

– Мы и сейчас их не видим. Кто знает, что на самом деле происходит с ледяным небом. Возможно, это какой-то природный катаклизм, – он ухмыльнулся. – Возможно, сама земля устала держать лед, и постоянно мерзнуть под ним.

– Надеюсь, вы правы, и это всего лишь бунтует природа, и нам не грозит смертельная опасность. Лично вам я хочу сказать, – голос сотника стал тверже, – что буду защищать наш мир с мечом в руках, и убью любого, кто захочет его разрушить.

Мечислав резко потерял интерес к разговору, делая скучающий вид.

– Ну да, ну да, – он поднялся со стула, встал напротив стражника, и внимательно посмотрел в его лицо. На губах появилась улыбка. – Надеюсь, ты защитишь Подледье лучше, чем собственную семью?

Улыбаясь, княжич протянул сотнику руку. Княжич стоял так близко, что запах вина стал невыносим. Велимиру было тошно от этого человека, и от его гнусных намеков. Перед сотником стоял трусливый сынок влиятельного человека, который привык, что перед ним все пресмыкались.

– Позвольте мне задать вам вопрос перед тем, как вы уйдете? – Велимир проигнорировал протянутую руку.

– Задавай, – устал выдавил княжич, направляясь к двери.

– Зачем вы отправились с нами? Почему не остались в своем красивом и неприступном замке, под защитой надежной стражи? Сидели бы и ждали, чем это все это обернется, а вместо себя отправили бы кого-нибудь из чёрных всадников. Я слышал, что они отменные и храбрые воины, и помогли бы нам не хуже вас.

– Я наследник княжеского трона, и командир черных всадников. Командир черных всадников должен делом доказать, что достоин высокой чести, быть их командиром, – напыщенно и торжественно отвечал Мечислав.

– Именно это и вызывает у меня еще больше вопросов, – Велимир сделал задумчивое лицо, а Мечислав обернулся к нему. – Вы не достойны быть не только командиром всадников, но даже быть их конюхом. Кони бы издохли от вашей заботы.

Княжич удивленно хлопал глазами. Он хотел было что-то сказать, но был сильно потрясен словами сотника.

– Судя по вашим рукам, – продолжал Велимир, – Они не держали ничего тяжелее кубка с вином. Единственный соперник, который вставал у вас на пути, это было пьянство, и увы, вы ему вчистую проиграли.

Мечислав изменился в лице, оно исказилось от злобы. Он развернулся, и не говоря больше ни слова вышел из каюты, громко хлопнув дверью

Велимир стоял и смотрел на закрытую дверь. Княжич попытался его к чему-то склонить, намекая про предательство. Когда у княжича это не вышло, от потерял всякий интерес к сотнику. Велимир понял, что с княжичем надо было держать ухо в остро. Жизнь научила его, что всегда надо быть настороже, потому что она никогда не бывала излишней.

Глава 5

– Рыбак, как тебе спалось в твоем водяном дворце? – стражники, которые отворили Торговые ворота, широко улыбались, глядя на Ларуса.

– Может он вернулся, чтобы прихватить девицу, которая будет согревать его в море. Рыбак, не пробовал поймать русалку?

Стражники громко рассмеялись, а Ларус, бросая на них тревожные взгляды, проскочил мимо. Он не знал, можно ли им верить, и не заподозрили ли они чего. Но стражники выглядели веселыми и были расслаблены. Не обращая внимания на безобидные шутки, что еще летели ему в след, рыбак пошел по Желтой улице.

Город спал, улицы были пусты, ставни лавок наглухо закрыты. Было самое прекрасное время суток, когда можно было насладиться тишиной спящего города, увидеть его с необычной стороны, прогуливаясь по тихим, сонным, безлюдным улицам, подмечая те детали, которых было не видно днем, когда по улицам текли шумные толпы народа. Но Ларусу было не до красоты утреннего Буяна.

«Главное, – с содроганием думал он, – не наткнуться на льдонян».

Он помнил, как Унто встретился с одним из них в переулке и что после этого произошло, поэтому рыбак старался идти по цветным улицам, где сложно было затаиться и устроить засаду. Минуя коварные переулки, с помощью которых можно было сократить путь, Ларус пришлось сделать небольшой крюк: дойти до Цветной площади и повернуть на Фиолетовую улицу, где непосредственно располагался дом Огня.

Ларус был уверен, что Яромир находился в доме Огня. Рыбак слышал разговоры стражников о том, что после мятежа воевода почти никогда не покидал это здание. Яромир старался контролировать все, что происходило на острове. Он внимательно следил за выполнением всех своих поручений и приказов. Воевода старался быть в курсе всех новостей и событий. Стражники стен тепло отзывались о воеводе. Они считали, что интересы острова Яромир ставил выше своих собственных. Яромир настолько был обеспокоен происходящим на Буяне, что отдыхал прямо в доме Огня, где проводил советы и принимал важные решения. Он забывался в кресле тревожным сном буквально на пару часов, остальное время он бодрствовал. Про Яромира меж стражников стала ходить безобидная шутка, что воевода стал считать себя защитой для острова, вместо ледяных стен. Отчасти так и было: если кто-то и мог защитить буянцев, то только Яромир.

Фиолетовая улица тоже была практически пуста. Ларус встретил пару рабочих в серых куртках и штанах, которые с заспанными лицами, взвалив на плечи инструменты и пустые мешки, неспеша шли на работу. Они не обратили никакого внимания на рыбака, который обошел рабочих стороной.

Ларус облегченно выдохнул, когда увидел дом Огня. Он не привлек лишнего внимания, и никто не попытался остановить его. Но перед ним вставала преграда в виде городских стражников, которые охраняли вход во двор, где располагался дома Огня. Рыбак не был уверен, что они поверят в его рассказ о том, как он видел льдонян, которые проникли на остров через потайной ход в ледяной стене. Да и городским стражникам он доверял еще меньше, чем стражникам стен. Возможно, эти двое, что маячили впереди, у входа во двор, были предателями. Ларус на мгновение представил: как только он откроет рот, чтобы поведать о льдонянах, стражники достанут мечи, и вспорют ему живот. Был ранний предрассветный час и у стражников будет достаточно времени, чтобы хорошо спрятать тело незадачливого рыбака, пока улицы не наводнят жители. Ларус замедлил шаг, понимая, что ему срочно надо было что-то придумать.

Ларус не любил врать, да и не умел. В море все просто: там не надо врать или обманывать. Море не любит, когда его пытаются обмануть. Тайфун, который является покровителем рыбаков, умеет легко отделять правду от лжи, и он жестоко наказывает лжецов. Ротвальцы в это свято верили. Чтобы достойно прожить жизнь, рыбаку надо было быть справедливым, трудолюбивым, честным. Тогда после смерти Тинобородый будет угощать тебя пивом в своих подводных чертогах.

Ларус на секунду остановился, понимая, что совершенно не знает, что будет говорить стражникам. Они стояли у ворот, улыбались, и о чем-то тихо переговаривались. Один из них, что активно жестикулировал руками, заметил оторопевшего Ларуса. Он умолк, внимательно разглядывая рыбака. Второй стражник тоже посмотрел на Ларуса. Улыбки растворились с их лиц, взгляды стали холодными и серьезными. Ларус понимал, что выглядит подозрительно, потому что застыл посреди улицы. Поэтому, собравшись с духом, он направился к стражникам. Ему придется врать, и врать надо будет убедительно.

Он подошел к ним. Стражники расслабились, замечая, что рыбак не был вооружен. Один из них, со светлыми длинными волосами, заплетенными в тугие косички, что торчали из-под остроконечного шлема, положил руку на рукоять своего меча. Ларусу пришлось призвать всю свою храбрость, чтобы не развернуться и не побежать прочь. Рыбак подумал, что Унто не испугался бы. Наемник попал бы внутрь, чего бы это ему ни стоило. Это вселило немного уверенности. Пока Унто пытался защитить жителей Буяна, направляясь к горе, Ларус должен был помочь им здесь.

– Ты кто такой? И зачем ты здесь? – грозно поинтересовался светловолосый.

Ларус поднял руки и улыбнулся как можно дружелюбнее:

– Мне надо срочно увидеть воеводу Яромира.

– Еще ранее утро, – светловолосый бросил мимолетный взгляд на небо. – С чего ты взял, что воевода здесь?

– Все на острове знают, что Яромир не покидает дом Огня, и ночевать предпочитает здесь, – Ларус продолжал улыбаться, но внутри у рыбака все сжалось и скрутилось. Невольно он бросил взгляд на копье, которое сжимал второй стражник. Ларус представил, с какой быстротой стражник может опустить копье, и с какой лёгкостью кончик копья пробьет его грудную клетку.

«Интересно, – думал рыбак, – успею ли я что-то почувствовать? Легкая будет смерть или я буду умирать в страшных муках?»

Эти мысли, как назойливые мухи, жужжали в его голове. Он очень наделся, что стражники не видели его страха.

– Воевода никого не принимает так рано, – светловолосый бросил на рыбака презрительный взгляд. – Простолюдины со своими просьбами должны идти к десятнику городской стражи, а не к воеводе.

Пробежала очередная предательская мысль: развернуться и уйти. Сделать вид, что он так и поступит, тогда он не вызовет никаких подозрений. Он доберется до ворот, запрыгнет в свою лодку и уплывёт. Сделает вид, что он никого не видел. Это не его остров. Он уплывает домой, и больше никогда сюда не вернется. Стражники напряглись, Ларус молчал.

– Эй, с тобой все в порядке? – обеспокоенно спросил светловолосый.

Рыбак посмотрел сначала на одного, потом на другого. В нем боролись противоречивые чувства.

«А как же они? Эти стражники, стражники стен, их семьи? Остановятся ли льдоняне, захватив Буян? Или они, как саранча, начнут прибирать к рукам все, чем владеют люди? Их нужно остановить прямо здесь!»

– Я не простолюдин! – громко заявил Ларус. – Я рыбак из Ротвала! Мы, ротвальцы, хозяева Холодного моря! Ты бы стал в море кормом для белохвостых мурен! – Ларус тыкал пальцем в грудь стражника. – Ты знаешь, что чешуя всего лишь одного золотистого окуня, которого я могу поймать голыми руками, стоит больше, чем твое годовое жалование?

Стражники переглянулись. На их лицах Ларус увидел удивление, смешанное с замешательством. Он продолжал наступать:

– У меня важное сообщение для воеводы от наемника Унто! Вы слышали о нем?

Ларус отлично знал, что стражники слышали об Унто. Весть о юноше, который не побоялся отправиться к Безымянной горе, быстро разлетелась по всему острову.

Светловолосый молча кивнул.

– Вы наверняка слышали, что он прибыл на Буян не один, а в компании рыбака?

В ответ снова кивок.

– Этот рыбак я, – Ларус ударил себя в грудь кулаком, распыляясь все больше и больше. – Я его верный друг и товарищ, которому он доверяет! Он доверил мне сообщить воеводе важную весть, так как сам он покинул остров, и не может этого сделать! Я уже слишком долго задержался из-за других глупцов, в таких же темно-синих плащах! Поверьте, – Ларус пригрозил пальцем, – я пообещал этим стражникам, что Яромир обязательно узнает их имена, и накажет их за то, что они не помогли мне как можно быстрее прибыть в дом Огня!

Стражники продолжали молча смотреть на него. Но было видно, что слова Ларуса их взволновали.

– Передай донесение нам, а мы сообщим его воеводе, – предложил светловолосый без прежней уверенности в голосе.

Ларус был на грани. Какое донесение он может сообщить? Он боялся, что стражники почувствуют, что он врет им. По одному движению, по одной фразе, по голосу, который задрожит в самый ненужный момент. Но отступать было поздно, он должен был гнуть свою линию.

– Мне было приказано доставить сообщение лично Яромиру! Он должен стоять передо мной, как сейчас стоите вы! Только его уши должны услышать весть, ни чьи другие! – Ларус сделал как можно более грозное выражение лица.

Стражники молча глазели на него, не предпринимая никаких действий. Надо было придумать что-то посерьёзнее.

– Стражники, вы преданы великому князю Олегу?

Стражники вытянулись перед рыбаком, вскинув головы.

– Конечно! – коротко рявкнул светловолосый.

– Великий князь выбрал Унто, он доверил наемнику свою жизнь! Великий князь Олег доверился ему, а вы не доверяете?

Стражник с копьем начал заметно нервничать, переминаясь с ноги на ногу.

– Грядет страшная буря, – Ларус перешел почти на шепот, поражаясь своей дерзости. – Неужели вы хотите стать виновниками трагедии, что надвигается на нас? Это только начало, – указал он на небо, где зияла трещина. – Есть вещи намного страшнее. Унто видел это, он поведал об этом мне, – рыбак постарался изо всех сил изобразить на лице неподдельный страх, будто действительно знал что-то ужасное. – Наемник знал, что истинная опасность Подледью таится под землей, под Хладной башней.

Для пущей убедительности он топнул ногой. Стражники уставились себе под ноги. Пару секунд все трое молчали. Ларус сжался – он очень хотел верить, что его вранье звучало правдоподобно. Каждую секунду, пока стражники продолжали молчать, он начинал все больше сомневаться в том, что они ему поверили.

Ларус встретился взглядом со светловолосым. Казалось, целую вечность стражник смотрел в лицо рыбака. Ларус молил, чтобы ни один мускул не дрогнул, чтобы взгляд не выдал его.

– Хорошо, – нехотя произнес стражник, отходя в сторону, открывая ворота, и пропуская Ларуса внутрь. —На вид ты щуплый, у тебя нет оружия, воевода легко справится с тобою, если в этом будет надобность. Если ты соврал, то в худшем случае нас отправят на стены. А если ты говоришь правду, и нам грозит еще одна опасность… Нас могут и казнить. Спеши скорее к воеводе, расскажи ему, что знаешь, а он решит, поступили мы правильно или нет!

– Я могу причинить вред только рыбе, – Ларус старался сохранять спокойствие, протискиваясь мимо стражников, но внутри он ликовал.

Воевода сидел в кресле, напротив камина. Ларус не понял, спит ли Яромир, когда рыбак зашел внутрь дома Огня, но воевода не шелохнулся. В камине весело потрескивали дрова, яркий огонь освещал огромную, бездвижную фигуру старика. Только дыхание, от которого вздымалась могучая грудь, намекало, что Яромир был жив. Его голова была склонена в бок, седые волосы были распущены, и скрывали его лицо. Когда дверь за Ларусом со щелчком, который был подобен громовому раскату в тишине огромного зала, захлопнулась, воевода вздрогнул, и поднял голову. Он взглянул на рыбака. Старик ничего не сказал Ларсу, и снова опустил голову.

Ларус замер в замешательстве, наблюдая за реакцией воеводы. Складывалось впечатление, что Яромир его не заметил. Преодолевая легкое волнение, рыбак пошел внутрь, приближаясь к воеводе. Яромир во второй раз поднял голову, встретился взглядом с рыбаком, и слабо улыбнулся.

– А, рыбак, – тихо произнес он, с трудом разлепив губы, – рад тебя видеть. Хорошо, что ты решил променять море на теплый очаг. Прошу, присоединяйся, – он указал на второе кресло, которое стояло рядом, а сам уютнее устроился в своем. – В этом время суток огонь особенно притягателен и волшебен.

Ларус стоял на месте, и не мог оторвать взгляда от воеводы. Яромир всего за одну ночь постарел на добрый десяток лет. Не было видно привычной живости в его глазах, движения были вялыми. Его лицо осунулось, и воевода выглядел сильно уставшим. От его фигуры не исходила та энергия, которая обычно бушевала в его огромном теле. Было сложно представить, что еще вчера этот человек поражал всех вокруг себя яростью и неистовостью. Перед Ларусом предстал слабеющий, дряхлеющий старик.

– Вы выглядите слишком усталым, – позволил себе заметить Ларус, поражаясь неожиданной перемене, что произошла в воеводе.

– Я устал уже давно, —Яромир глядел на огонь. – Ларус, я не молод, и каждый прожитый день отнимает у меня все больше сил, и для меня остается все меньше времени на этом свете, которое мне отмерила неумолимая Кара. Когда-то давно я мог не спать многие дни, я не смыкал глаза неделями, а теперь могу задремать во время важного совещания. Хотя, – воевода подмигнул рыбаку, – совещания всегда казались мне скучны. В молодости я рвался в бой первым и любил уходить в дальние, трудные походы, чтобы добыть славу, а сейчас это кресло, – Яромир огромными ручищами сжал подлокотники, да так, что те жалобно заскрипели, – мне милее боевого коня. Но мне рано думать о покое, – воевода отрицательно помотал головой, и вроде как его фигура слегка напряглась. – Буянцы рассчитывают на меня. Они доверили мне свои жизни, поэтому я не могу их подвести. Мысли о том, как я могу защитить остров волнуют меня больше, чем тревоги о старости.

– Воевода, – позвал Ларус, —поэтому я здесь. Над Буяном нависла новая угроза.

Старик моментально исчез. Яромир выпрямился в кресле, расправил плечи, в рыбака вперился жесткий, грозный взгляд. Перед Ларусом предстал бесстрашный воевода.

– Что случилось? Что я снова упустил? Старость все же иногда выбивает меня из седла, – сокрушался Яромир.

– Я видел льдонян, – ответил рыбак.

– Их флот снова приплыл под наши стены? – вскочил воевода. – Я знал, что эти гнусные ледышки воспользуются ситуацией, и попробуют прибрать остров к своим рукам! Но мы не сдадимся, – тряс указательным пальцем в воздухе Яромир. – Мы поднимем всех, кто может носить оружие! Мы встанем на стены, и ни один льдонянин не перелезет через них! Даже без Белимора мы отстоим наш дом!

– Боюсь, все намного хуже, – выдавил Ларус.

Яромир резко умолк и уставился на рыбака.

– Что может быть хуже? – взмолился воевода, протягивая руки в сторону Ларуса. – Отвечай же, быстрее!

– Я видел, как льдоняне тайно проникли на остров. Я видел, как человек указал им тайный путь в стенах острова, по которому льдоняне незаметно пробрались внутрь. Льдоняне на острове, я в этом точно уверен.

Яромир пошатнулся, закатил глаза и облокотился рукой на спинку кресла. Он издал протяжный вздох. Когда воевода снова открыл глаза, его взгляд был полон горечи, и печали. Этот взгляд говорил о многом. Воевода много лет верой и правдой защищал остров, а враг ударил ему в спину. Он был готов пожертвовать жизнью ради каждого из буянцев, а кто-то из них предал его. Яромир закрыл лицо руками, и медленно опустился в кресло.

– Измена, – прохрипел он после недолгой паузы. Когда он отнял руки от лица, его взгляд снова сверкал, будто за время недолгой передышки он зарядился энергией. Словно сам огонь, что продолжал гореть в камине, питал его. Возможно, так и было, потому что в молодости Яромира прозвали «Пылающий огнем». От него исходила настолько неистовая энергия, что враги считали, будто внутри него бушует жаркое пламя. – Это трусливые контрабандисты предали нас! Нет сомнения, что это они провели наших злейших врагов на остров! Только контрабандистам известны тайные ходы на Буян, которые не были запечатаны! Мы должны найти всех контрабандистов, и допросить их! Они все сгниют в темницах! С ними давно надо было кончать!

Воевода решительно подошел к входной двери, отворил ее и крикнул на улицу:

– Твердислав!

Через мгновение в дом Огня вбежал светловолосый стражник, который не хотел пропускать рыбака. Он настороженно косился на Ларуса.

– Немедленно отправляйся к Видару, – приказал воевода. – Он должен собрать всех верных нам людей! Нам! – постучал Яромир пальцем по столу, делая акцент на этом слове, – не Олегу! Среди городских стражников много бывших контрабандистов, так что пусть тысяцкий будет осторожнее. Чужие глаза не должны видеть, как мы собираем людей, чужие уши ничего не должны услышать! Пусть он поторапливается! Как только Видар соберет всех, то пусть идет сюда! Надо отправить гонца на стены, оповестить всех сотников, чтобы они были наготове!

Твердислав коротко кивнул, развернулся, и выбежал из дома Огня.

– Где ты видел их? Сколько их было? – Яромир начал засыпать рыбака вопросами.

– Я видел их у Западной стены, – отвечал Ларус. – Их было трое.

– У Западной стены есть много укромных мест, где можно спрятаться от посторонних глаз. Окраины острова вымирают, у Западной стены это происходит намного быстрее, – задумчиво произнес воевода. – Если льдоняне захотят, то в заброшенных районах у Западной стены они могут спрятать целую армию! Возможно, все так и есть. Нам надо отправиться туда, и все проверить. Как только появится Видар, мы выдвигаемся к стене. Мы выкурим оттуда всех крыс. Мы отыщем льдонян и предадим их суду! Я лично их казню!

Ларус молча смотрел на воеводу, но радовался, что-то то принимал прежний облик. Яромир начал ходить из угла в угол, негодуя, громко ругаясь и фыркая.

– Это дело рук Олега, – продолжал Яромир, иногда бросая грубые фразочки. – Только он мог опуститься до такой низости, как предать нас!

С улицы начали доноситься крики и лязг оружия. Яромир остановился, вслушиваясь в тревожные звуки. Ларус хотел верить, что это прибыл Видар. Но по лицу воеводы он понимал, что это было далеко не так. Даже недалекому человеку было бы понятно, что снаружи шел бой, звуки его становились громче, крики яростнее.

– Вот, что ты сейчас сделаешь, – Яромир сохранял хладнокровие, обращаясь к рыбаку. – За камином, в стене, есть ниша, где можно укрыться. Это укрытие сделал один из моих предшественников, Симеон, которого прозвали Подозрительным. Он был воеводой острова в неспокойные, темные времена. Он считал, что жители острова хотят его смерти. Часто он тайно прятался в укрытии за камином, когда в доме Огня проходили военные советы, стараясь определить, кто из командиров не предан ему. Об этом укрытии всегда знали только воеводы острова. Ты спрячешься, и будешь ждать либо моего разрешения покинуть укрытие, либо подходящего момента, чтобы незаметно уйти.

– А как же вы? – рыбак не хотел оставлять воеводу. Ларус понимал, что от него мало пользы, но он хотел вместе с воеводой встретить врага. Он хотел показать Яромиру, что на него можно рассчитывать.

– Они идут за мной. Они не успокоятся, пока не найдут меня, – зло сверкал глазами Яромир. – Никто не знает, что ты находишься здесь, поэтому помни – от тебя зависит многое. Ты собственными глазами все увидишь, и сможешь сообщить буянцам, что тут произошло. Теперь ступай, нет времени спорить!

Ларус послушно последовал за воеводой, который провел его за камин, и указал, где рыбак мог укрыться. Когда Ларус залез в небольшое, тесное углубление, Яромир отошел на пару шагов назад. Присмотревшись, он довольно хмыкнул, и возвратился назад к столу. Как ни в чем не бывало он сел на высокий стул, и стал ждать.

Из укрытия открывался хороший вид на весь зал. Ларус, практически затаив дыхание, смотрел на воеводу, поражаясь его спокойствию. На лице Яромира появилась легкая улыбка, когда звуки боя стали совсем близко.

Наконец, входные двери распахнулись, Ларус вжался в стену. Воевода напрягся, и стал похож на глыбу, которую никому не под силу было сдвинуть с места. Внутрь ввалились городские стражники, которые охраняли ворота. Лицо Твердислава было в крови. В одной руке он держал окровавленный меч, другую прижимал в груди. Он еле двигался, а лицо его исказила гримаса боли. Напарник его распластался на полу. Из его спины торчал короткий кинжал. Твердислава шатало, он с трудом держался на ногах. Повернувшись ко входу, он выставил перед собой меч, защищаясь от льдонянина, что зашел следом. Льдонянин ухмыльнулся, наблюдая за слабыми попытками стражника противостоять ему. Льдонянин ледяным мечом легко разрезал пополам железный клинок стражника, а потом проследовал дальше. За одним льдонянином появились еще два, а за ними шли городские стражники. Один из них подскочил к Твердиславу, и пронзил стражника мечом. Из груди Твердислава вырвался предсмертный хрип, он выронил меч, что со звоном упал на пол, а потом стражник свалился замертво.

Яромир поднялся из-за стола, сложив руки на груди, спокойно наблюдая, как льдоняне бесцеремонно прошли внутрь. Нескольких стражников возглавлял Олекто. Люди с тревогой оглядывались по сторонам, ища врагов, но, когда поняли, что Яромир один, стражники убрали мечи в ножны. Олекто ехидно заулыбался, глядя на воеводу.

Льдоняне подошли к столу, и остановились напротив воеводы. Яромир был немалого роста, но все равно каждый из льдонян был выше его. Тот, что шел первым, невозмутимо убрал ледяной меч в ножны. Большие черные глаза внимательно смотрели на Яромира.

– Полагаю, ты Яромир? – холодно поинтересовался льдонянин, изогнув бровь.

Яромир не ответил, он прожигал льдонянина ненавистным взглядом.

– Это он, он, – из-за спин льдонян послышался голос Олекто. – Нет другого такого дурака, что постоянно протирал бы свои штаны здесь.

Стражник расплылся в мерзкой, мстительной ухмылочке:

– Хватайте его скорее!

– Думаю, в этом нет особой нужны, – равнодушно заметил льдонянин.

– Как вы посмели… – Яромир сжал кулаки, едва сдерживая гнев. – Как вы посмели прийти сюда, и убить моих людей? Вы не имеете право находиться тут! Вон!

Яромир взорвался. Громка крича, он указывал рукой на дверь. Его совершенно не волновало, что положение его было незавидным. Противников было больше, у них было оружие, но Яромир этого не замечал. Он был главным в доме Огня, он был воеводой, и не намерен был пресмыкаться перед льдонянами. Яромир тряс кулаками, но это не производило на льдонян никакого впечатления, в отличие от Олекто и других стражников, которые вздрагивали при каждом слове воеводы, невольно хватаясь за мечи.

– Прости, я не с того начал разговор, – льдонянин положил руку на грудь. – Меня зовут Нимбгебор, я маршал Ордена Льда. Мое высокое звание позволяет находиться здесь, и вести с тобой беседу.

– Мне плевать, кто ты! Будь ты сам Сведун! Ты ледышка, не больше и не меньше! – Яромир грозно сверкал глазами, негодуя все больше.

– Олекто! – грозно позвал Яромир стражника, отчего Олекто вздрогнул, съежился и постарался спрятаться за спинами льдонян. Стражники продолжали бояться воеводу. – Почему вы их пустили? Немедленно схватить их! Бросить их в темницу! Поднять по тревоге всех стражников! Привести стены в боевую готовность! Призвать наемников и ратников! Всех! Нам надо найти каждую ледышку, что проникла и затаилась на острове! Скорее, спеши к Видару, пусть он выполнит все мои поручения!

– Видар мертв, – холодно произнес Нимбгебор, не сводя взгляда с воеводы. – Как мертвы и другие командующие, кто вздумал сопротивляться.

Лицо Яромира удивлённо вытянулось. Он ничего не говорил, но Ларус видел, как задрожали его руки. Ярость, что бушевала во взгляде воеводы, с каждой секундой таяла.

– Остров наш, – спокойно продолжал Нимбгебор. – Городские стражники перешли на нашу сторону. Стражники стен распущены по домам, наемники заперты в своих казармах. К острову плывут ладьи, на которых находятся шесть сотен наших воинов. Им откроют ворота, и никто не окажет им сопротивления… Ведь им не окажут сопротивления? – льдонянин вопросительно смотрел на ошеломленное лицо воеводы, для которого каждая произнесённая фраза Нимбгебора была сродни удару молота по голове. – В противном случаем прольется кровь, много крови. Ты же не хочешь, чтобы гибли жители Буяна?

Яромир протяжно застонал и рухнул на стул. Он опустил голову, руки плетьми повисли в воздухе. Воевода был сломлен, он снова превратился в старика.

– Как… – тихо недоумевал Яромир. От гнева и ярости не осталось и следа. Он поднял голову, его печальные глаза пытались словно что-то найти в пространстве перед собой. – Как вам все это удалось?

– Объединенный флот Белимора, Урдмура, и Малых княжеств отплыл к своим берегам. Люди забыли об острове, так как появились проблемы посерьезнее. Мы, совершив обманный маневр, вернулись к острову. Расположившись на некотором расстоянии, где мы оставались незамеченными для взоров стражников стен, мы ждали пока наши люди на острове не проведут нас внутрь. И теперь мы здесь.

– Князь Олег… – Яромир впервые произнес это имя без ненависти, а больше с надеждой, что не все потеряно, что на острове есть сила, которая сможет сплотить людей и повести их против льдонян. – Его вы тоже схватили?

– С ним мы заключили договор. Его люди провели нас на остров. Стража великого князя на нашей стороне. Сегодня он объявит всем жителям на Цветной площади, что сопротивление бесполезно, и что все жители должны подчиниться нам.

Безумный крик отчаяния вырвался из груди воеводы. Это был настолько душераздирающий рев, что у Ларуса сжалось сердце. Он смотрел на человека, который всю жизнь посвятил любимому делу. Все, что воевода бережно пытался сохранить, разваливалось у него на глазах. Льдоняне невозмутимо смотрели на раздавленного старика.

– Для чего это все было нужно? —Яромир задавал этот вопрос самому себе, и не требовал ответа. – Зачем нужно было поднимать мятеж и уходить из-под власти великого князя Белимора? Зачем было казнено столько хороших людей? Зачем было обещать буянцам свободу, а потом безжалостно бросать их в лапы льдонян? Зачем без боя отдавать остров?

– Остров теперь наш, – повторил Нимбгебор, которого не трогали речи воеводы. – Надеюсь, ты не будешь делать глупости, как другие твои командиры и спокойно проследуешь за стражниками? Помощи тебе ждать неоткуда, ты проиграл.

Ларусу показалось, что Яромир хотел взглянуть в его сторону, но старик удержался.

Нимбгебор кивнул стражникам и те, злобно скалясь, подоставали мечи из ножен, и начали обступать Яромира. Они походили на шакалов, которые опасливо пытались атаковать израненного, но еще представляющего смертельную угрозу, льва.

Повисла тревожная тишина. Было слышно лишь, как тихо по полу ступали меховые ботинки стражников. Они крались к могучей, продолжавшей оставаться неподвижно фигуре. Рыбак не смел даже моргнуть, наблюдая за этой картиной. Сердце сжималось от ужаса, внутри все похолодело. Мысли крутились в голове в безудержной карусели, одна была безумнее другой. Он молился про себя всем забытым богам, чтобы Яромир подчинился Нимбгебору.

Стражники окружали Яромира. Их выставленные вперед мечи были совсем близко. Стражников было больше, но они боялись. Ларус видел, как они невольно замерли, боясь сделать еще хотя бы один шаг ближе к воеводе. Они знали на что был способен человек, сидящий перед ними. Яромир мог разметать их всех как пушинки. Но с льдонянами справиться было намного тяжелее.

«Я должен ему помочь! —среди хаоса мыслей просочилась одна, самая, как казалось Ларусу, дельная. – Я отвлеку их! Я выйду из укрытия и буду громко кричать! Это даст Яромиру время, он что-нибудь придумает!»

Рыбак не испытал ни капли страха, когда решил пойти на такой шаг. Недавно он трясся от одного только упоминания о льдонянах, а теперь готов был готов в открытую пойти против них. Он знал, почему им овладела такая решимость: его жизнь ничто, а от жизни воеводы зависит многое. От жизни воеводы зависят жизни всех буянцев. Яромир не должен был погибнуть!

Ларус был готов выскочить из своего укрытия, подавшись вперед, но Яромир неожиданно вздохнул и тяжело поднялся со стула. Стражники, чуть отступив назад, крепче сжимали мечи. Их руки дрожали.

– Хорошо, – Яромир посмотрел на Нимбгебора. – Я сдаюсь. Но я делаю это не из-за страха за свою жизнь. Я делаю это, чтобы жители, узнав о моей смерти, не взялись за оружие. Я не хочу, чтобы кто-то погиб из-за меня. Пусть Олег объявит острову, что меня пленили и я жив, и что моей жизни ничего не угрожает. Куда мне идти? – он с презрением смотрел на стражников.

– Следуй за мной, старик! – зло приказал Олекто. – Мы отведем тебя в княжеские темницы, где ты будешь чувствовать себя, как настоящий князь! – десятник толкнул воеводу в плечо. В следующее мгновение Яромир метнул на стражника такой взгляд, что тот отшатнулся. Гадкая улыбка сползла с губ Олекто.

Воевода покачал головой.

– В истории Буяна были всякие воеводы, но я запомнюсь, как самый жалкий и слабый.

– Отнюдь, я так не считаю, – возразил Нимбгебор. – Ты проявляешь не слабость, а мужество. Я много слышал о тебе. Такому человеку легче умереть, чем кому-либо подчиниться.

Яромир горько усмехнулся на такой комплимент:

– Нашему миру грозит опасность, все мы должны были объединиться, а вы вероломно нарушили договор и захватили остров. Вскоре может случиться так, что вам не придётся владеть островом, так как его не станет.

– Для того, чтобы спасти ледяное небо, и наш мир, мы решились на этот отчаянный шаг по захвату Буяна, – жестко отвечал Нимбгебор. – Люди не пустили бы нас на остров, если бы мы это попросили. Времени, чтобы все вам объяснять и доказывать не было. Кроме того, люди очень упрямы. А что насчет нашего вероломства… Когда-то давно мы доверяли людям. Не поверишь, но некоторые из нас и сейчас доверяют вам. И что по итогу? Князья Равнин собирают армии, и никто не знает, какие цели они преследуют. Возможно, люди Верхнего мира, как и ваши предки, которые захватили остров, хотят вторгнуться в Подледье и захватить весь ледяной мир целиком. Поэтому скажи нам, кто из нас вероломнее?

Яромир ничего не ответил, опустил голову, сложил руки за спиной, и направился к выходу, где его ждали стражники, внимательно следившие за каждым его шагом.

– Надеюсь, кто-нибудь найдет способ, как помочь острову, и его жителям, – громко произнёс Яромир перед тем, как переступить порог и скрыться.

Когда воевода и стражники ушли, в доме Огня остались только льдоняне. Ларус затаил дыхание, наблюдая за ними. Ему казалось, что они могли услышать его. Он еще глубже сжался внутрь, настолько, насколько мог. Нимбгебор посмотрел в сторону камина, а потом неспешно подошел к нему. Каждый шаг льдонянина были подобен громовому набату.

«Он увидел меня! Он идет ко мне!» – мысли метались в голове, и рыбак беспомощно шарил руками по стенам, в поисках помощи. Но тщетно, стены были абсолютно ровными и голыми. Возникла безумная идея выскочить из укрытия, и попытаться спастись бегством, но рыбак понимал, что у него было мало шансов убежать. Двое других льдонян не отходили далеко от входной двери.

Шаги внезапно затихли. Преодолевая страх, Ларус осторожно выглянул и увидел, что льдонянин смотрит на огонь. Он стоял на достаточном расстоянии от камина, чтобы жар огня не слишком беспокоил его.

Нимбгебор недовольно скривил лицо от яркого пламени. Он протянул в сторону камина руку, но тут же отдёрнул ее, словно обжегшись. Он улыбнулся, в глазах разгорались синие огни.

– Этот огонь горит на острове много, много лет, – произнес Нимбгебор, видимо, обращаясь в своим товарищам. – Огонь был призван показать силу людей, их непоколебимость, их мощь. Огонь дает людям надежду. Они считают, что если погаснет огонь, то иссякнет их власть над островом, и остров поглотит тьма и холод. Они спустились в Подледье, веря в своих богов, главным из которых они считают Жарбога – бога огня. Они построили в его честь храмы, они приносят ему жертвы, они верят, что он может защитить их…Но здесь правят совершенно другие боги, здесь нем места огню.

В его широко раскрытых глазах, что продолжали смотреть на бушующее пламя, синие огоньки стали чересчур яркими, они практически излучали слабый свет. Ларус еще никогда не видел такие яркие глаза у льдонян. Улыбка Нимбгебора стала шире.

– Потушить этот огонь, – скомандовал он, резко поворачиваясь и энергичными шагами направляясь к выходу. – Как и весь огонь в этом зале.

Глава 6

Тривена всей душой ненавидела наемников. Она считала, что езде, где появлялись наемники, происходила беда: они приносили смерть, горе, и разрушения. Наемники были умели только грабить и убивать. Из-за них дети становились сиротами, женщины вдовами, а мужчины вдовцами. Наемники не умели сострадать, быть милосердными, или гуманными. Они ценили лишь золото. За звонкие монеты они переступали через любые принципы, опускались до самых гнусных поступков. Наемники не умели нормально жить: они проводили жизнь в походах и в дешевых кормчих, спуская заработанные деньги на распутных девиц, да упиваясь пивом до беспамятства. Они были людьми без будущего, и у них было сомнительное настоящее. Этот ужас мало кто их них осознавал, потому что они были недалекими людьми. Они были грязными, жестокими, жадными людьми.

Это мнение сложилось у девушки не на пустом месте. Она близко узнала, кто такие наемники, когда была маленькой девочкой. В Суровый год многие удельные князья Гордомира пытались бороться за трон, когда великий князь Болеслав, прозванный Бездетным, умер и не оставил после себя наследников. Это было страшное и неопределённое время. Князья, которые еще недавно преломляли хлеб за великокняжеским столом, сцепились друг с другом в смертельной схватке. Каждому был нужен трон Стального Кулака. Дружины князей, как и наемные войска, рыскали по княжествам, убивая любого, кто не присягал на верность их хозяину. Огнем выжигались целые деревни, вдоль дорог вырастали цепочки виселиц, реки были переполнены утопленниками и казненными. Границы между княжествами стёрлись, великое княжество Гордомир постепенно скатывался в пучину хаоса и беззакония. Удельные князья словно пытались перещеголять друг друга в жестокости, и наемники с радостью начали помогать им. Толпы свирепых воинов стекались в Гордомир со всех концов Известного мира, с одной целью – пограбить и неплохо заработать на этом.

Тривена на всю жизнь запомнила день, когда наёмники вторглись в земли Боргха. Радомысл со дружиной ушел в поход, в надежде отвоевать трон Стального Кулака для своего двоюродного брата. Удельный князь соседнего княжества, слабый, но завистливый князек, имел территориальные споры с князем Радомыслом. Несколько небольших деревушек на границе княжеств многие годы переходили из рук одного князя в другие. Заклятый соседа решил воспользоваться тем, что отца Тривены не было в Боргхе, и вероломно напал на Глухой Край, столицу княжества. Как нельзя кстати, ему подвернулся под руку отряд головорезов, который промышлял в Гордомире разбоями и грабежами. Наемники с радостью согласились напасть на беззащитный Глухой Край.

Наемники налетели внезапно, так как Глухой Край был окружён непроходимыми, густыми лесами, которые почти вплотную подступали к стенам города. Их небольшое войско на крепких хаганских скакунах стремительно ворвалось в распахнутые настежь ворота и быстро растеклось по узким улочкам города, убивая всех на своем пути. Служанки спрятали напуганную до смерти Тривену под кровать. Девочка с содроганием слушала истошные вопли, крики, мольбы, что доносились с улицы. Затем она услышала грубые, мужские голоса, и топот сапог в соседних комнатах. Заплакали служанки, а мужчины громко смеялись. Сердце Тривены сжалось от страха. Она не могла представить, что могло вызвать смех у этих мужчин, когда рядом с ними плакали женщины. Крики служанок начали переходить в хрип, Тривена слышала, как что-то глухо упало на пол, потом голоса резко оборвались. Долгие, томительные минуты Тривена лежала под кроватью, вслушиваясь в каждый шорох. Она слышала, как наемники зашил в ее комнату. Они видела только их сапоги, измазанные грязью. Она видела кончики их мечей, с которых на пол капала красная кровь. Девочка закрыла рот рукой, чтобы не закричать, по щекам потекли слезы.

Наемники начали ходить по комнате, выворачивая шкафы и комоды. На пол полетели платья, нижнее белье, куклы и всякие безделушки, которые были не интересны наемникам. Девочки было наплевать на вещи. Она желала только одного, чтобы эти страшные мужчины забрали все, что хотели и ушли. Она боялась, что они заглянут под кровать. Детская фантазия живо рисовала картину, как грязные, свирепые мужчины с кровожадными улыбками вытащат ее из-под кровати. Они будут громко смеяться над ней, а она будет молить из о пощаде, как молили служанки. Но они будут глухи к ее мольбам…

На улицах зазвучали трубы, и наемники, схватив все, что могли унести, поспешно покинули комнату и княжеский дом. Ратники Радомысла с ближайшей заставы, узнав о нападении, прискакали в город и прогнали наемников, которые предпочитал больше грабить и насиловать, нежели вступать в бой с настоящими воинами.

Девочку искали долго. А когда нашли, то с трудом достали дрожащую, плачущую, напуганную Тривену из-под кровати. Ее вывели из комнаты, и они увидела тела служанок, которые в неестественных позах лежали в коридорах княжеского дома. Их безжизненные, бледные, искаженные от ужаса лица Тривена запомнила на всю жизнь. Служанки не представляли угрозы, но наемники убили их ради удовольствия.

«Но этот стар, и не должен представлять опасности», – думала Тривена, глядя на худую, сгорбленную спину наемника, который медленно скакал впереди.

Она едва сдержала гнев, когда ей дали в проводники наемника, но увидев Эрла посчитала, что он не сможет сделать ничего плохого. Эрл вообще мало походил на наемника: маленький, щуплый, с самым обычным лицом старика, без хищной улыбки и жадного взгляда.

«Он был наемником, он убивал людей», – Тривена крепче сжала поводья. Если Эрл что-то задумает, если посмотрит в ее сторону как-то не так, она его убьет. Плевать, что Ольберг поручился за него. Оглянувшись назад, она посмотрела на гордомирцев, которые ехали позади и тихо переговаривались между собой.

«Никто не узнает, что я его убила. Спишем все на несчастный случай. Он стар, в дороге всякое может случиться. Ратники подтвердят все мои слова».

Эрл держался чуть в стороне от гордомирцев, явно считая себя чужим среди них. Никто из гордомирцев не был против: в Суровый год наемники лишили многих сыновей своих отцов. Ратники тоже, как и Тривена, бросали в сторону старика презрительные и ненавистные взгляды.

Наемник вел отряд только ему одному известным маршрутом. Когда Тривене казалось, что они забредали в непроходимый и непролазный лес, когда ее терпению практически приходил конец, Эрл внезапно находил узкую тропинку, или заброшенную дорогу, по который они спокойно ехали дальше. Им удалось пересечь границу Асдалии и Марийского княжества, миновав незаметно все асдалийские заставы, и конные разъезды марийцев. Если в начале Тривена иногда хотела поспорить со стариком о выборе дороги, то чем дальше они уходили, тем больше она стала полагаться на него. Кругом были недружелюбные марийские земли, и им надо было действовать сообща, и меньше предаваться спорам.

Иногда Эрл останавливался. Он подолгу всматривался и вслушивался вокруг себя. Он ничего не говорил, неподвижно держался в седле, и слегка щурил глаза, словно пытаясь что-то услышать или увидеть. Гордомирцы терпеливо ждали. Потом Эрл резко оживал, удовлетворенно хмыкал, и устремлялся дальше. Гордомирцы следовали за ним.

Всего их было семеро: Эрл, Тривена, Илар, который неотступно следовал за ней, и четыре ратника-гордомирца, которых отобрал Илар. Тривена хотела взять все своих ратников, но Эрл заявил, что отряд должен быть небольшим. Они должны были быть мобильными, не должны привлекать внимания, и им нужно было действовать быстро, если будет грозить опасность.

Они оставили знаки различия, знамена, доспехи, и расстались с дорогим оружием. Они переоделись в легкие кольчуги, поверх надели грубые холщовые рубашки. Остроконечные шлемы заменили на шапки из войлока. Из оружия у них были простые фрагийские мечи, но сделанные из лучшей стали, что добывают в Удольских шахтах, короткие белоские копья, хаганские луки, и небольшие треугольные щиты, которые предпочитали носить кочевники Безводной пустыни. На плечи накинули серые плащи, закрепленные спереди на железные фибулы. Серые плащи означали, что они были наемниками, которые не состояли на службе. Эрл пояснил, что в неспокойных марийских землях всегда полно работы для острого меча. Они стали походить на обычных наемников, которые странствовали в поисках работы.

Тривену передёрнуло, когда Эрл сравнил их с наемниками, и она едва удержалась, чтобы не сорвать с себя плащ. Хуже наемника на службе мог быть только наемник без работы, который запросто мог напасть на чей-либо дом и убить хозяев, ради еды и выпивки, либо недорогих побрякушек, что потом можно продать на ближайшем рынке. Единственное, что могло выдать их, это лошади. Тривена настояла, чтобы они взяли рослых аривийских скакунов, которые были быстры, как ветер. У них были мощные ноги, и характерные золотистые гривы. Девушка посчитала, что если им придется убегать, то лучше убегать на хороших лошадях. Старик хотел что-то возразить, но Тривена была непреклонна в этом вопросе. Эрл покачал головой, и заметил, что наемники ли могут позволить себе таких дорогих жеребцов.

«Наемник, – ее глаза ширились от удивления и гнева. – Теперь я стала наемником».

Ее как будто окатили грязью. Тривена едва удержалась, чтобы не выругаться вслух. Но она успокаивала себя тем, что ей поручено очень важное задание, и не было времени для обид и недовольства.

Девушка пришпорила коня, и догнала наемника. Старик бросил на нее короткий взгляд, но ничего не сказал.

– Старик, ты раньше часто бывал в этих землях? – холодно поинтересовалась девушка, давая свои тоном понять, как она относится к Эрлу. Она хотела показать, что они оказались вместе по воле случая. При других обстоятельствах она не подпустила бы его к себе на расстояние выстрела стрелы. Но им предстоял долгий путь, поэтому стоило узнать Эрла получше. Может ей удастся за что-нибудь зацепиться, обвинить наемника в неподобающем поведении или оскорблении, и тогда его бездыханное тело навсегда останется лежать в марийских степях.

Эрл усмехнулся в седые, пышные усы.

– Марийское княжество велико, его степи бескрайни, но мои ноги много раз проходили княжество вдоль и поперек. Клянусь Светлобогом, я знаю эти земли не хуже, чем марийцы, а может даже лучше. Земля тут плодородна, и дарит щедрые урожаи, но здешние люди ленивы и не хотят ее возделывать. В княжестве мало больших городов и постоянных поселений, так как марийцы предпочитают вести кочевой образ жизни. Удельные марийские князья независимы и не охотно подчиняются великому князю Хулану. Княжеской дружине трудно настигать вечно перемещающихся марийцев, и привести их к покорности. Когда великий князь начинает их сильно притеснять, то удельные князья собираются вместе, образуя многочисленную орду. Ничто не может устоять против орды, и дружина запирается в Степном Стане, столице Марийского княжества. Великому князю приходится откупаться, и орда уходит в степи. Но не беспокойтесь, орда нам сейчас не угрожает. С приграничных асдалийских застав сообщали, что на границах видны конские разъезды марийцев, а значит орда собирается у границ Асдалии. Нам стоит опасаться только разбойников…

– Я не просила тебя рассказывать, чем тут занимаются люди, и что нас ждет, – зло перебила его Тривена.

– Простите, я нем хотел вас обидеть. Думаю, неплохо знать земли, по которые нас окружают, – спокойно ответил Эрл, пожимая плечами.

Слова про орду, что собиралась у границ Асдалии, несколько встревожили Тривену:

– Сколько марийцы могут выставить воинов?

Старик снова пожал плечами.

– Сложно определить численность орды, она всегда не постоянна. Зачастую не все князья откликаются на призыв. Но если предположить, что соберутся все князья, – Эрл задумчиво почесал подбородок. – И к ним присоединится княжеская дружина, то марийцы смогут выставить тысяч двадцать – двадцать пять всадников, плюс тысяч десять ратников и лучников, которых можно набрать в горных племенах, что обитают в Исполинских Камнях.

– А сколько людей у великого князя Ольберга?

– Вы хотите знать, сможет ли выстоять Асдалия, если начнется война? – наемники посерьёзнел, и выпрямился в седле. Тривена внимательно смотрела в его хмурое, задумчивое лицо.

– Бояться нам нечего, если нам будет противостоять одна одра, – успокаивающе продолжил Эрл. – У великого князя Ольберга есть почти двадцать тысяч прекрасно обученных дружинников и ратников. Еще он может рассчитывать на пять тысяч закаленных в боях наемников, которым он даровал земли в Хоратии, и которые преданы ему за это. Орда многочисленна, но плохо организована. Марийцы привыкли жить набегами, и не способны вести долгую войну.

– Выходит двадцать пять тысяч асдалийцев и наемников, – вслух рассуждала Тривена. – Против десяти тысяч гордомирцев, орды, и еще десяти тысяч хаганских кочевников.

– Я хорошо знаком с гордомирцами и часто скрещивал мечи против них, – Эрл внимательно слушал девушку. – Каждый гордомирец стоит в бою двоих, а то и троих ратников. Оружие и доспехи Гордомира считаются одними из лучших в Известном мире. Гордомирцы искусны как ремесленники, и как воины. Нам придётся тяжело, если гордомирцы нападут на Асдалию одновременно с ордой. Поэтому, Тривена, нам очень важно, чтобы Легирия выступила на нашей стороне. Их пятнадцатитысячное войско позволит нам избежать войны на два фронта. Легирийцы вторгнутся с Закатной стороны в Марийское княжество, орде придется отхлынуть от границ Асдалии и защищать свои земли. Это позволит нам спокойно разбить гордомирцев, рассеять хаганских кочевников, а потом двинуться на помощь легирийцам, и окружить орду… Конечно, если до этого дойдет. Я не верю, что возможна большая война. Давно великие княжества Равнин не воевали друг против друга.

– А легирийцы буду с нами? – Тривену все больше тревожили слова Эрла. Она знала, на что было способно десятитысячное городмирское войско, если собрать его в единый кулак. Именно поэтому столицу Гордомира назвали Стальной Кулак. Когда гордомирцы оставляют свои кузницы и мастерские, берут в руки мечи и копья, надевают крепкие доспехи, то собираются в войско, отливающее на солнце сталью, и ощетинивающееся сотнями длинных копий. Городмирское войско становится похоже на несокрушимый, железный кулак. Такой кулак завоёвывал земли, на которых раскинулся ныне Гордомир, подчинив все воинственные, полудикие племена. Никто не мог противостоять гордомирскому кулаку. Есть даже поговорка, что легче разбить головой камень, чем прорвать гордомирский строй.

Эрл нахмурил густые, седые брови:

– Это мы очень скоро узнаем. Надеюсь, наш визит носит чисто символический характер и великий князь Велхемас не забыл о своих союзнических обязательствах.

– Эрл, можно задать еще один вопрос? – Тривена смотрела в сухое, морщинистое, узкое лицо старика. Он не вел нахально, или грубо. Наоборот, он был очень учтив, что было необычно для нее.

– Да.

– Ты наемник. Я часто видела наёмников, и видела на что они способны. Они жестоки и циничны. Наемники редко доживают до таких седин, как ты. Наверняка, всю жизнь ты провел в проходах и мне сложно представить тебя в другом виде, без меча и доспехов…

Эрл изогнул бровь, ожидая вопроса.

– У тебя есть семья? – она вспоминала, что недавно сама оставила свою семью. Возможно, навсегда. Возможно, она хотела найти еще одну такую же одинокую душу, как она. Помедлив, она добавила, – даже не могу представить, чему наемник может научить детей.

Эрл улыбнулся.

– Перед тем, как ответить вам, могу я задать встречный вопрос?

– Конечно.

– Зачем вы здесь?

Тривена на мгновение даже придержала коня, недоуменно глядя на наемника. Затем она догнала наемника.

– Мы только что говорили об этом. Мы направляемся к Велхемасу…

– Нет, – мягко перебил ее Эрл, улыбка не сходила с его губ. – Сударыня, зачем вы здесь, в боевом облачении, среди воинов.

Тривена поняла, на что намекал Эрл. Ее щеки вспыхнули. Она прожгла наемника грозным взглядом. Многие мужчины задавали ей этот вопрос, когда видели ее в доспехах. Она была стройной, хрупкой девушкой, да еще и знатных кровей. Гордомирские воительницы обычно были крупными и мужеподобными, и могли испугать врага одним своим свирепым видом. Часто Тривена слышала смешки в свой адрес, когда появлялась среди воинов в доспехах. Мужчины шутливо намекали ей, что она перепутала меч воина и поднос служанки. Но весельчаки потом платились за это сломанными носами, разбитыми в кровь губами, и выбитыми зубами.

– По-твоему, – она едва сдерживала гнев, что бушевал в ней, – женщины созданы только для того, чтобы рожать детей, и ждать мужей из военных походов?

– Женщины созданы для того, что мужчины брали в руки оружие ради них, – в глазах Эрла больше не было и намека на смех. – Женщины должны делать то, что плохо получается у мужчин. Они должны растить и воспитывать детей.

– Мы берем в руки мечи, чтобы защищаться от мужчин, —быстро нашлась Тривена. Она поняла, что наемник не хотел ее обидеть, поэтому гнев отступил.

Эрл рассмеялся.

– Хорошо, в таком случае я наберусь наглости, и задам вам еще один вопрос. Чему вы можете научить детей, если на вашем поясе всегда будет висеть меч?

На этот раз Тривена не нашлась, что ответить. Она понимала, что вся ее жизнь – это неустанные тренировки и поединки. Она хотела доказать всем вокруг, что она намного сильнее, чем о ней думают.

– Детей учать грамматике, правописанию, и другим наукам. Но мы с вами тоже можем кое-чему научить детей. Мало кто рассказывает детям, что мир очень жесток, и что главное умение, которое им пригодится в жизни, это владеть мечом. Вы можете научить ребенка защищать свою жизнь. Поверьте, это гораздо лучше, чем знать, что Известный мир с севера омывается Студеной Водой, а с юга Теплым морем. Если бы каждый человек с детства умел защищать себя, в мире было бы намного меньше зла.

– А ты не творил зло?

– Творил, – без раздумий ответил старик и немного помолчав добавил. – Не буду напыщенно говорить, что я многое хотел бы изменить, но я искреннее хотел бы забыть многие вещи, которые делал.

Эрл представал перед Тривеной в ином свете, нежели она думала о нем. Он ни капли не походил на тех кровожадных, безжалостных наемников, что бахвалились тем, сколько людей они убили и сколько девушек изнасиловали. Старик ехал рядом с ней, низко склонив голову. Его лицо было усталым, словно воспоминания прошлого тяготили его.

– Хорошо, теперь я отвечу на ваш вопрос, – печально произнес он, ссутулившись еще больше. – Семьи у меня нет. Мне было бы глупо даже мечтать об этом, так как всю жизнь я провел в походах и битвах. Но я не считаю, что это плохо. Если бы у меня была жена и дети, то в сражениях я постоянно думал бы о них, и желал поскорее бы к ним возвратиться. Мое сердце бы сильно тосковало.

– Воин должен биться за свою семью, – не соглашалась Тривена. – Ты сам сказал, что мужчины берут мечи в руки, чтобы защитить женщин? Это делает воина сильнее и храбрее.

– Мечи мы берем из-за вас, – согласился Эрл. – Но сильнее воина делают постоянные тренировки, а храбрее – громкие приказы командиров.

Тривена решила не продолжать спор. Старик в чем-то был прав. Воину легче идти в битву и рисковать жизнью зная, что за плечами у него ничего нет.

– Но у меня есть два ученика, мальчишки, – продолжил наемник, его губ коснулась легкая улыбка. – Я воспитал их воинами.

– И где они сейчас? Ты оставил их на Летнем поле?

Старик снова изменился в лице. Ей показалось, что на его глазах появились слезы. Хотя, возможно, глаза заслезились от ветра, который внезапно налетел на них, выскочив из-за небольшого холма, к которому они неспешно приближалась. Ветер взъерошил зеленую траву на вершине холма и пронесся мимо них.

Эрл долго не отвечал, а когда он снова заговорил, голос его дрожал.

– Из-за них я откликнулся на призыв Медведя, хотя в седле я сижу намного хуже, чем в молодости. Мои ученики в Подледье, поэтому я очень хочу спасти ледяной мир. Я должен попытаться это сделать, потому что если сгинет холодный мир, то, возможно, погибнут и мои мальчики.

– Как они оказались там? – поинтересовалась Тривена. Девушку тронул рассказа старика. То, с какой теплотой Эрл говорил о своих учениках.

– Младший, Ахти, сбежал около года назад, он всегда был непослушным. Старший, Унто, его брат, отправился на его поиски. Унто говорил мне, что собирается спуститься в Подледье, в надежде отыскать брата.

– Видимо из тебя был плохой учитель, – сзади раздался голос одного из ратников. Они все время ехали чуть позади, но слышали разговор, – раз они сбежали от тебя. Не пробовал сначала научить чему-нибудь огородных пугал? Они будут намного послушнее, и покорнее.

Ратники дружно рассмеялись.

– Если кто-то из вас захочет еще посмеяться надо мной, – отвечал Эрл, не оборачиваясь к ратникам, – то для начала пусть попробует сразиться со мной на мечах. Посмотрим, будет ли шутнику потом также весело.

Тривена обернулась к ратникам, и бросила на них укоризненный взгляд. Гордомирцы смутились и умолки. Илар, который всегда хорошо чувствовал настроение Тривены, цыкнул на товарищей.

– Не сердись на них, – Тривена все больше понимала, что ей не противно разговаривать с наемником. – Они хорошие воины, и верно служат мне. Они участвовали во многих битвах. Илар был сотником в войске моего отца, и командовал многими людьми. Если надо они защитят нас ценою своих жизней, поэтому прости им их глупый юмор.

– Думаете, мне нужна защита? – усмехнулся Эрл и, пришпорив коня, поскакал чуть быстрее. – Да, я сижу в седле не так, как сидел в нем раньше, но все равно я делаю это намного лучше, чем ваши ратники.

– Эрл, – позвала Тривена, и старик оглянулся, придерживая поводья. – Куда лежит наш путь? Как мы будем пересекать Марийское княжество, чтобы остаться незамеченными?

Эрл посмотрел сначала вправо, потом влево, словно ища дорогу, по которой они продолжат скакать. Вокруг них расстилалась зеленая долина. Впереди, далеко на горизонте темнела полоска леса. Слева поле спускалось все ниже и ниже, пока путь ему не преграждала извилистая речка. Речная долина была усеяна разноцветными полевыми цветами. За узкой, извещающейся словно змея, речкой начинались поля, покрытые золотистой пшеницей. В лучах заходящего солнца цвет пшеницы становился ярко-рыжим. Справа, на горизонте тоже простиралсяя лес. Но за лесом вырастали высокие, величественные горы. Они были настолько большими, что их вершины терялись в пушистых облаках, что степенно плыли по вечеряющему небу.

– Пойдем по Купеческому тракту, он пролегает через Исполинские Камни, – сообщил Эрл, указывая рукой в сторону гор. – Сегодня заночуем в поле, погода позволяет, а завтра продолжим путь.

– Почему? – удивился Илар. – Путь через горы длиннее и опаснее, чем путь через Туманную долину. В горах и лесах полно разбойников.

– Лучше сражаться против тех, кого можно убить мечом, или пронзить стрелой, – ответил Эрл. – Туманная долина проходит через земли Азарда, и никто не знает, что скрывает туман.

– Ты говоришь про… волхвов? – Тривене с трудом удалось произнести последнее слово. В детстве ее пугали страшными рассказами о мрачном княжестве Азард, и о его таинственных жителях, волхвах. Волхвы занимались колдовством, и черной магией. Они творили ужасные, непостижимые уму обычного человека, вещи. Великие князья уничтожили волхвов, чтобы черная магия не расползлась по всему Известному миру.

– Они мертвы, – сухо произнес Илар. – Много лет назад войско волхвов было разбито, а города их разрушены. Они были все истреблены.

– Черную магию не так просто победить, поверьте мне. Я много раз встречал ее. —Эрл смотрел в ту сторону, где за многие километры от них, должна была начинаться Туманная долина, чей плотный, серый туман никогда не рассеивался. – Магия всегда тлеет, даже когда кажется, что под сапогом, который ее топчет, не осталось и искры. Она разгорается с новой силой, если подлить в нее горючее. А что для черной магии горючее? Человеческая душа.

Эрл развернул коня, и поскакал в сторону гор. Гордомирцы молча последовали за ним. Тривена поежилась, глядя в сторону Туманной долины, а затем тоже тронулась в путь.

Глава 7

– Не могу в это поверить, – весело произнес Рагнар, поднося к губам деревянную кружку. Они плыли уже несколько дней, море до самого горизонта было пустым, на пути им никто не встречался. Вино – было одним из развлечений, которое себе могли позволить люди на борту фрегата, коротая однообразные, унылые дни. – Урдмурский княжич неприятный тип, но он родился здесь. Здесь его дом. Он понимает, что крах ледяного неба, грозит гибелью практически всему живому в Подледье.

Рагнар широко улыбнулся, от удовольствия прикрывая глаза. Вино, как и многие напитки, которые привыкли пить в ледяном мире, было теплым. Велимир, в отличие от дружинника, не притрагивался к вину. Он крутил кружку в руках, о чем-то крепко задумавшись. Лицо его было хмурым и напряжённым. Сотник практически всегда был серьезным и немногословным, но сейчас был сам не свой.

– От любой бури можно укрыться, и переждать ее. Например, он может подняться в Верхний мир. Можно заключить договор с великими князьями Равнин, и они не тронут его. Взамен он пообещает им земли Подледья, когда лед растает, – вслух рассуждал Велимир, все больше мрачнея от собственных слов. – Главное, чтобы Подледье погибло, и было меньше людей, которые захотят его спасти.

– Напомню тебе, что отец Мечислава – великий князь Урдмура, и он никогда не высказывался против существования ледяного мира, – заметил дружинник. – Ратибор всегда защищал Подледье.

– Сын не всегда должен идти по стопам отца, и не должен слушать его. – не унимался сотник.

– Тут ты прав, – Рагнар снова пригубил вино. – Тебе это хорошо известно.

Велимир зло посмотрел на дружинника. Но злость быстро прошла, взгляд его прояснился.

– Рагнар, а ты считаешь себя верным сыном Подледья? Ты родился в Белиморе, долгое время защищал границы княжества от льдонян, а потом все бросил, и ушел в Верхний мир, где поступил на службу к великому князю Асдалии. Я же ничего не путаю? Долгое время ты не знал, что происходит в Подледье. Тебе было все равно. Может ты тоже хочешь, чтобы наш мир сгинул?

Теперь настал черед Рагнара злиться. Его лицо потемнело. Он глубоко вздохнул и сжал кружку в руках.

– У меня были причины покинуть Подледье, – дружинник сверкнул на сотника ненавистным взглядом. – В некоторых вопросах великий князь Михаил не поддерживал меня, и я не смог этого стерпеть.

– У меня тоже были своим причины поступить так, как я поступил. Многие меня презирают, но им меня не понять. Иногда, увидеть суть бывает очень сложно.

– Может поделишься с нами? – поинтересовался Рагнар. – Я слышал, что многим интересно, почему ты так изменился… И так поступил.

– Нет, – спокойнее ответил Велимир, наконец, глотнув вина. – Но иногда надо подождать, и тогда всем все становится ясно.

Унто внимательно слушал разговор товарищей, которые внезапно разоткровенничались. Он удивлённо смотрел на дружинника:

– Я не знал, что ты родился тут.

– Это было давно и это не имеет никакого отношения к нашему делу, – раздраженно отмахнулся Рагнар, и мягче добавил, – давайте не будем тревожить мои старые раны. Под солнцем Верхнем мира они начали, наконец, заживать.

Унто улыбнулся, и протянул к товарищам свою кружку. Кружи с глухим стуком ударились друг об друга, и они одновременно отпили вино.

Товарищи устроились прямо на палубе, куда Унто и Рагнара позвал Велимир, чтобы быть подальше от посторонних ушей и глаз. В качестве стола они использовали пустую, деревянную бочку, стянутую железными обручами. Несмотря на напряженный разговор, теплое вино согревало, и придавало настроение. Но Велимиру это не помогало. Он по-прежнему был без настроения. Сотник рассуждал о разговоре с княжичем. С товарищами он решил поделиться своими подозрениями.

– Если бы видели его лицо в тот момент, – Велимир снова вернулся к тому, с чего начал. – Надменный, самодовольный инеистый таракан. Если бы не его княжеская кровь, я бы не стал теперь его мерзкие речи.

– Будь тише, – Рагнар приложил палец к губам. – На этом корабле нельзя доверять даже ветру, что носится по палубе. Клянусь Жарбогом, я лучше бы добирался до горы вплавь, чем плыл на этой дурацкой посудине. Мне ненавистно все, что связано с этим никчемным народом!

Дружинник зло сплюнул под ноги, а Унто в очередной раз заметил, как менялся Рагнар, когда разговор заходил о льдонянах. Может быть, он покинул Подледье именно из-за них? Как сказал Велимир, Рагнар жил на границе Белимора. Княжество граничило на севере с землями ордена Льда. Приграничные стычки удел любых государств. Озвучивать мысли в слух, и спрашивать, Унто не стал, чтобы не наткнуться на очередную волну гнева.

– Давайте поговорим о том, для чего я вас сюда позвал, – тише произнес Велимир. – Если я прав, то льдоняне могут нам помочь. Они больше всего заинтересованы в существовании ледяного мира. Сообщим им о моем разговоре с Мечиславом. Может он решил нас предать?

– Мы никогда не попросим льдонян о помощи, даже если ты будешь сто раз прав, – жестко сказал Рагнар.

– Хорошо, – примирительно согласился Велимир. – Но что вы думаете о Мечиславе? Какой он по-вашему?

– Надменный, эгоистичный мальчишка, вот и все, – рассуждал Рагнар. – Но он княжич, наследник трона Урдмура. Он будет владеть всеми землями и богатствами, после смерти отца. Не думаю, что он захочет от них отказаться, или с кем-то их разделить.

– Он что-то задумал, я в этом уверен, – Велимир словно не слышал товарища. Он был похож на безумца.

Унто настораживало поведение сотника. Они должны были думать о том, как добраться к горе, а не искать предателей. Тем более наемник не был уверен, что Велимир был прав.

– Велимир, – Унто позвал стражника. – Ты зря волнуешься. Княжичу нужны пиры, девицы, и вино, а этого всего полно и подо льдом, тем более, если ты княжеских кровей. Ему не зачем рисковать.

– Наш Унто говорит дело, – согласился Рагнар.

– Он спрашивал меня, на чьей я буду стороне, если князья Равнин вторгнутся в Подледье! – возбужденно доказывал Велимир.

– Все верно, – кивнул Рагнар. – Если вести о том, что князья Равнин собирают войска, окажутся правдой, мы должны знать, кто с нами, а кто против нас.

– Нет, нет, нет, – мотал головой стражник. Он резко замер. На лице шевелились только губы. Он что-то начал шептать, но сложно было разобрать, что именно.

Унто и Рагнар переглянулись. Необычное поведение сотника не могло их не тревожить. Велимир все больше походил на безумца. Или он им уже был? Кто спокойно переживет смерть близких и не тронется умом?

«Главное, – думал Унто, – чтобы Велимир не совершил никаких глупостей».

Как бы то ни было, наемник относился к сотнику с симпатией, и он хотел ему помочь.

– Мечислав рискует жизнью, как и мы, – продолжал Унто убеждать товарища.

– Предать князю сложнее, чем обычному человеку, – поддержал наемника Рагнар. – Человек предает дом, а княжич все княжество. Удел правителей суров – они имеют много, но и ответственности несут намного больше, чем простые люди, как мы.

Велимир пару раз моргнул, выныривая из размышлений. Он посмотрел на Унто, потом на Рагнара. Взгляд его был не хорошим.

– Я думал, что вы меня поддержите, – он резко поднялся, посмотрев снова на Унто, он добавил, – я уверен, что он хочет нас предать. И я это докажу!

– Брось, сотник, – Рагнар с насмешкой смотрел на Велимира. – Княжич просто выпил и хотел с тобой поболтать.

– Как мы бы потом обо всем этом не пожалели.

Велимир развернулся и пошел прочь. Рагнар усмехнулся, допивая вино, не обращая внимания на слова сотника. Унто решил, что за Велимиром надо было приглядывать. Как бы наемник ни относился к сотнику, но у Велимира была дурная слава. Его считали предателем. Теперь же Велимир обвинял в предательстве другого, пытаясь к чему-то склонить Унто и Рагнара. Возможно, сам стражник затеял какую-то свою игру. У них появлялась новая проблема, которую необходимо было решить до того, как они достигнут Безымянной горы.

Глава 8

Вблизи Исполинские Камни были огромны. По мере приближения к горам, они вырастали все выше, пока не заняли собою все пространство перед небольшим отрядом. Недосягаемые вершины терялись в сумерках вечеряющего неба, представая темными, неясными силуэтами. Горы величественно раскинулись над окружающей их местностью. Древний лес, что густо рос у подножия гор, поднимался вверх, по склонам. Чем выше уходил лес, тем реже он становился, пока не превращался в редкие кустарники, да кривые, тонкие деревья. Дальше продолжались только отвесные, непреодолимые скалы.

Тривена никогда не видела настолько высоких гор. Она задирала голову, в надежде все же увидеть далекие вершины, но тщетно, облака и все больше сгущающиеся сумерки хорошо укрывали их. В Гордомире были горы, но все они были невысокими, каменистыми, плоскими, похожими на огромные, расплывшиеся картофельные лепешки. Любую такую гору можно было легко преодолеть. В Асдалии девушка совсем не видела гор, только холмы, покрытые кустами, да зеленой травой. Холмы не были отвесными, и плавно спускались на равнины, представляя любому человеку возможность преодолеть их, даже не слезая с коня.

– Исполинские Камни, – Эрл хитро щурил глаза, видя с каким удивлением Тривена и ратники разглядывали горы. Илар приоткрыл рот от изумления. – Это самые высокие горы на всех Равнинах. С ними не может сравниться даже Вздымающийся хребет Студеной воды, и Лунная гора в Азарде. Вы знали, как Лунная гора получили свое название? В древние времена один волхв смог с ее вершины достать кончиками пальцев до луны, поэтому гору так и прозвали.

Тривена посмотрела на наемника. Эрл улыбнулся:

– По крайней мере так гласят легенды.

– А бывают горы выше? – приближаясь все ближе, Тривена ощущала всю мощь и силу, которая была заключена в горах. Она не могла представить, как природа смогла создать настолько величественное и грандиозное чудо.

– В Известном мире нет. Но на закатной стороне, за Бескрайней бездной, и на рассветной стороне, за Заречными Каганатами, я слышал есть горы, чьи вершины нельзя увидеть ни в одну подзорную трубу. Вершин тех гор никто не достигал, и никто не знает, насколько высоки те горы. Но я не бывал за пределами Известного мира, и не видел их собственными глазами.

– Ты знаешь, как появились Исполинские Камни? – не унималась Тривена. Ей хотелось узнать про горы, как можно больше.

– Хм, – задумался Эрл. – про Камни ходят много легенд, некоторые похожи на фантастические небылицы. Согласно одним преданиям, это вовсе не горы, а последние истинные великаны, что жили в Верхнем мире много веков назад. Они были настолько высокими, что руками могли достать до небес, разогнать тучи и сорвать с ночного неба звезды. Великаны делали один шаг и пересекали половину Равнин. Они приняли бой против огнедышащих змей, что властвовали тогда на земле. Бой был долгим, и жестоким, но великаны победили, убили змей, а змеенышей они заточили в ледяные темницы, чтобы чудовища больше не смогли сеять смерть и разрушения на земле. Затем всемогущий бог Сведун превратил оставшихся великанов в горы, чтобы всегда оставалась возможность снова призвать их, если змееныши вырвутся из заточения. С тех самых пор великаны стоят здесь, охраняя покой мира. Они ждут часа, когда их снова призовут и пробудят ото сна. Исполинские Камни служат напоминаем ныне живущим на земле людям, что когда-то давно мир принадлежала совсем другим существам.

– Красивая история… Красивая и страшная, – хрипло произнес Мал, коренастый, широкоплечий ратник, со смеющимися, светлыми глазами. Среди людей Тривены он был главным шутником и весельчаком. Именно он пытался подшутить над Эрлом накануне днем. Но если предстоял бой, то Мал становился неистовым, безжалостным воином. С врагами он шутить не любил.

– Как ты считаешь, это история правдива? – поинтересовалась Тривена у наемника. Девушка не верила в легенды про великанов, и огнедышащих змей. Она считала все это выдумками, чтобы пугать людей. Ничто в Известном мире не напоминало о том, что змеи и великаны когда-то жили на земле, кроме сказок и легенд.

– Это касается не правдивости истории, а веры в бога Сведуна. Вы верить в него?

– Наш бог Светлобог, – неуверенно ответила Тривена. Практически во всех уголках Верхнего мира молились новому богу. Но девушка никогда не обращалась ни к одному из богов. Она никому не признавалась, но даже в молитвах она просила о помощи не богов, а свою мать, которая умерла от болотного лишая. Болезнь свирепствовала в землях Гордомира десять лет назад, и собрала кровавую жатву, забрав многих родных и знакомых Тривены.

– Я тоже верю в Светлобога, – кивнул Эрл. – Но я знаю, что раньше люди поклонялись другим богам, и верили в них. Если веришь в богов, то веришь и в чудеса, которые они могли сотворять, —разглядывая горы, рассуждал Эрл. – Чем дольше я смотрю на эти горы, тем больше они мне напоминают очертаниями людей.