Звездочка

Грузовик «ГАЗ-51» трясся и дребезжал на неровной дороге, каждый бугор подбрасывал кузов так, что позвоночник Андрея отзывался болью на каждую выбоину, а пальцы судорожно вцеплялись в край сиденья. Сквозь толстое запотевшее стекло мир выглядел размытым и чужим: осень, пришедшая без предупреждения, принесла туманный холод, запах сырой гнили, клочья ржавых листьев и особую тишину, в которой слышались только надсадный рык мотора да его собственные навязчивые мысли.

Водитель, хмурый парень в вязаной шапке и латаном ватнике, не произнёс ни слова с тех пор, как они покинули райцентр. Лишь изредка он сплёвывал в щель окна и бесцельно пощёлкивал пальцами по рулю.

Андрей сидел с чемоданом на коленях и пытался не думать о том, как нелепо это всё выглядит: двадцатилетний студент архитектурного института сбежал от диплома, друзей и шумной московской жизни в какой-то забытый богом лагерь. В нём что-то надломилось после ухода Ленки. Тоска, накатившая внезапно и не отпускавшая всё лето, выжгла его изнутри. «Академ» показался единственным правильным решением. Тишина и покой – вот всё, что ему было сейчас нужно.

Он прогнал воспоминание, как отмахиваются от назойливой мухи.

– Далеко ещё? – спросил он, нарушая томительную тишину.

Водитель чуть повёл плечом и хрипло буркнул:

– Скоро поворот. Лагерь «Звёздочка». Там дальше, вглубь. – Он скосил взгляд на Андрея, и в глазах мелькнула тень сомнения. – Ты ведь не местный?

– А что? – удивился Андрей.

– Да то, что местные туда ни ногой. За километр обходят. Ты вот что… – он запнулся. – Поаккуратнее там.

Андрей нахмурился.

– В каком смысле? Что значит «поаккуратнее»?

Тот хмыкнул, достал самокрутку из-за уха, но не закурил – лишь помял её в пальцах.

– В главный корпус не суйся. Там… – Парень замялся, но все же решился. – Там плесень.

Последнее слово он выговорил вяло, словно «Плесень» была фамилией.

Андрей вскинул бровь, попробовал усмехнуться, но вышло криво. Переспросить можно было, но он понял: другого ответа не услышит. Лучше уж «плесень», чем признаться в чём-то куда более странном. В его ушах это звучало как предупреждение от человека, который и сам не до конца верит в то, что знает.

Андрей скептически хмыкнул про себя: честнее было бы сказать прямо – лагерь проклят, туда лучше не суйся, по ночам двери открываются сами, а дети шепчут в подушку чужими голосами. Он усмехнулся и снова стал рассматривать тоскливые пейзажи за окном…

***

Вскоре грузовик свернул с бетонки и покатил по ухабистой грунтовке. Болтанка усилилась. Дорогу плотно обступали стволы берёз и елей. Под колёсами хрустели ветви, в воздухе стоял запах сырой земли и подгнившей листвы. И вдруг, прямо перед ними, возник старый металлический забор. Столбы, соединённые ржавыми трубами, ещё хранили следы зелёной краски, а на облезлой, покосившейся табличке над входом едва угадывались слова:

«Пионерский лагерь “Звёздочка”. Вперёд – к свету!»

Андрей нахмурился.

– Весёлое название, – пробормотал он. – Как из газеты…

Водитель промолчал. Лишь сбросил скорость, и «ГАЗ» с тяжёлым вздохом въехал на территорию. Лагерь «Звездочка» выглядел давно заброшенным. Корпуса с провалившимися крышами стояли молча. Окна зияли пустотой, некоторые изнутри были заколочены досками. Земля между строениями заросла высокой травой и пошла кочками.

У сторожки – когда-то симпатичного домика с резными наличниками – стоял пожилой мужчина. Невысокий, сутулый, в шинели старого образца. Мужчина курил тонкую самокрутку, выпуская дым прямо в серое небо.

Водитель заглушил двигатель, выдохнул сквозь зубы и кивнул на старика:

– Это Вадим Иванович. Здесь всем заведует.

Андрей вылез из грузовика, почувствовав, как земля чавкает под ногами. Чемодан в руке вдруг стал тяжелее, словно набрал вес за долгую дорогу.

Он подошёл ближе и, чуть смущаясь, сказал:

– Добрый день. Я Андрей. Меня прислали… на охрану. До весны.

Старик долго смотрел на него. Не враждебно и не оценивающе – скорее, как на новую деталь в знакомом механизме, которую всё равно придётся подтачивать или менять.

– Раз прислали – значит, надо, – произнёс он наконец. – Только не геройствуй. Территорию обходи, но ночью сиди в сторожке. – Он кивнул на домик. – Свет в корпусах не включай. И в главный корпус не суйся. – Голос стал тише. Он вздохнул и добавил, одарив Андрея странным взглядом: – Даже если дверь будет открыта.

Андрей приподнял бровь и нервно усмехнулся.

– А если всё-таки зайти? Любопытство и всё такое… – рискнул он пошутить, чтобы разрядить и без того странную беседу.

– Лучше без любопытства, – медленно сказал Вадим Иванович, строго глядя ему в глаза. – Лучше по-человечески. Услышишь что-то – не ходи. Увидишь – отвернись, от греха подальше. И ещё…

Он бросил окурок под ноги медленно раздавил мыском сапога.

– Если в сторожке зазвонит телефон – не бери трубку.

Андрей помолчал, с подозрением разглядывая старика – не шутит ли тот. Потом спросил:

– Какой телефон?

– Старый, чёрный. В углу на столе стоит. Работать не должен. Но… бывает, звонит.

– Откуда?

– Не откуда. – Вадим Иванович медленно обвел взглядом лагерь и снова посмотрел в глаза Андрею. – Потому и не бери…

***

Сторожка внутри оказалась тёплой, но неуютной. Воздух пах древесиной, плесенью и чем-то копчёным, от чего щекотало в носу. Обстановка была спартанской: кровать с продавленным матрасом, облупившийся стол, старый шкаф, на шкафу – керосиновая лампа с мутным стеклом и, конечно, тот самый телефон. Массивный, чёрный, с дисковым набором и пыльными проводами, уходящими в щель в стене, где, по логике вещей, не могло быть никакой линии.

Андрей подошёл ближе, дотронулся до аппарата и сразу же отдернул руку – поверхность телефона больше походила на кожу, чем на холодный пластик. Он сразу вспомнил нелепое предупреждение:

Не бери трубку…

Что за вздор? Что может случиться в этой глуши, где, кроме сторожа да лесного зверья, никого нет?

К вечеру Андрей прошёлся по лагерю. Корпуса были давно заброшены и тоскливо смотрели на него пустыми глазницами окон. Главный же корпус отличался от остальных: его словно не тронули все прошедшие годы. Андрей долго разглядывал дверь. Она была стянута несколькими рядами стальной проволоки – не для того ли, чтобы никто не вошёл?

Или не вышел… – мелькнула у него в голове странная мысль.

***

Ночь сползла на лагерь незаметно. Ветер усилился, и вместе с ним из леса потянуло сыростью, мокрыми листьями и ещё чем-то – кислым, отдающим плесневелой одеждой.

Андрей устроился в сторожке, закутавшись в телогрейку. Он пытался читать старый, заляпанный и с выдранными страницами журнал "Наука и жизнь", который нашел в шкафу. Читал про мумию, найденную в пустыне, но слова не шли, а все мысли настойчиво крутились вокруг странного лагеря.

Снаружи что-то щёлкнуло. Щелчок был резкий, такой звук издает сорванная щеколда.

Андрей поднялся, накинул куртку и открыл дверь. В темноте виднелись только контуры леса.

Он вышел на крыльцо.

Снова раздался громкий щелчок. Где-то левее, в районе бывшего санузла, за столовой.

Возможно это были крысы, или шатающиеся под порывами ветра доски…

Хотя нет… Что-то в этих звуках – их ритм, последовательность – подсказывало совсем другое.

Щёлк. Пауза. Щёлк. Пауза. Как шаги… Шаги костяных ног, у которых выворачиваются суставы.

От этой мысли Андрею стало не по себе. Он вернулся в дом и поспешно закрыл дверь на ключ. Затем уселся на кровать и снова прислушался. Но снаружи стояла полная тишина.

Он попытался отвлечься и закрыл глаза…

И тут зазвонил телефон.

Резко. Громко. До звона в ушах.

Андрей аж подпрыгнул от неожиданности.

Телефон не должен был звонить… Еще днем он из любопытства проверил провод и даже вытащил его из стены.

Телефон просто не мог звонить…

Андрей замер.

Пронзительный звонок снова прорезал воздух.

Трррр… Трррр… Трррр…

Он медленно поднялся и подошёл к аппарату. Нерешительно протянул руку. Пальцы дрожали. Телефон гудел, и в этом чувствовалось что-то живое.

И он взял трубку.

Тишина…

Ему показалось, что в трубке кто-то дышал. А потом раздался голос, от которого по телу Андрея пробежал холод.

– Ты пришёл? – Проговорил детский голос. – Мы ждали.

Пауза.

– Нам холодно. Открой дверь…

Голос шёл приглушённо, гулко, слишком тихо, чтобы быть настоящим, и слишком ясно, чтобы быть выдуманным. Андрей отпрянул назад и выронил трубку. Она закачалась на шнуре словно маятник.

Из неё продолжал доноситься голос:

– Пожалуйста… Пожалуйста… ПОЖАЛУЙСТА…

А через мгновение голос превратился в скрежет, стал менять интонацию и вдруг неожиданно затих.

Андрей схватил фонарь, распахнул дверь и выбежал наружу. Неожиданно он остановился. У ворот лагеря метрах в двадцати от него в тусклом свете фонаря стоял человек.

Или… не совсем человек.

Высокий, худой, чёрный. Или просто очень тёмный. Контур его головы был неправильным, каким-то вытянутым что ли. Он не двигался. Даже, как и не дышал.

Просто стоял и смотрел на испуганного Андрея.

Андрей не моргал. Его сердце билось где-то на уровне горла. Фонарь дрожал в руке.

Существо резко с громким щелчком склонило голову набок.

Как бы изучая парня.

Андрей сделал шаг назад… Затем второй.

Существо не шевельнулось, оно наблюдало. И вдруг исчезло. Не ушло и не растворилось в воздухе, а просто вырезалось из пространства.

Андрей бросился в дом, запер дверь и упал на кровать. Сердце бешено колотилось в груди. Он лежал до самого рассвета, прислушиваясь к тишине, а в его голове всё ещё звучал детский голос:

– Нам холодно… Пожалуйста… ПОЖАЛУЙСТА…

***

На следующий день Андрей проснулся не от будильника и не от света, а от глухой и тяжелой тишины. Почти всю ночь он пролежал без сна, сжавшись под одеялом, прислушиваясь к каждому скрипу и треску в стенах. Лишь перед рассветом на пару часов он провалился в дрему, тревожную и пустую. Телефон больше не звонил, но ощущение чьего-то присутствия, давящего и гнетущего, не ушло. Наоборот, оно словно пустило корни…

Андрей сел на кровати, натянул штаны и куртку. Достал термос, налил крепкого чая и сделал глоток, пытаясь согнать остатки липкой сонливости. Комната пахла воском, железом и ещё чем-то странным – запахом, который невозможно было сразу определить. В нём было что-то животное, сырое и отталкивающее.

Телефон стоял на месте черный и неподвижный и глядел на Андрея словно глаз неведомого существа…

Его мысли путались. Может, всё произошедшее ночью – плод усталости? Игра воображения? Одиночество? Но внутри Андрея что-то противилось этим объяснениям. Он мог бы сказать себе, что все это бред, но события были реальны…слишком реальны. Он слышал голос. Слышал звонок. Видел фигуру у ворот. Он помнил и каждое мгновение прошлой ночи.

Андрей поднялся и тяжело вздохнул. Одно было ясно: он не выдержит, если будет сидеть здесь взаперти. Нужно выйти хотя бы на полдня. Увидеть людей, услышать голоса, и убедиться, что с его рассудком все в порядке …

Он открыл шкаф, достал карту, которую заметил вчера. Расстелил её на столе. Красной шариковой ручкой кто-то обвёл лагерь жирным кругом, словно отгородив его от всего остального мира. Андрей провёл пальцем по пожелтевшей бумаге. В нескольких сантиметрах к югу от лагеря значилась деревня Липовка и судя по карте, идти до нее было меньше километра по лесной тропе.

Он ещё раз посмотрел на телефон. В комнате стало как-то тесно от его молчаливого присутствия. Андрей решительно натянул пальто, сунул в карман сухарь из своих припасов и вышел на улицу…

***

Тропинку в Липовку Андрей с трудом отыскал среди густой растительности. По всей видимости, местные все же наведывались в лагерь – на это указывала примятая трава и следы сапог. Пока он пробирался по лесу, мелкие ветки цеплялись за лицо, за одежду, как пальцы. Пару раз он останавливался, чтобы убедиться, что не сбился с пути, но всё время чувствовал, что кто-то или что-то идёт следом за ним.

Он прибавил шагу.

Иногда ему мерещилось, что он слышит смех: слабый, детский, откуда-то из-за стволов черных елей в лесном сумраке…

***

Увидев первые покосившиеся дома Липовки, Андрей вздохнул с облегчением, его сердце уже колотилось так, что готово было вырваться наружу. Он огляделся. Деревня была пуста. Не то чтобы людей не было – они были, но они наблюдали. Из-за занавесок на окнах, из приоткрытых дверей, из-за скрипучих ставен.

Кругом стояла какая-то гнетущая, вязкая тишина. Никаких звуков. Ни топота ног, ни весёлых криков детворы, ни звона посуды. Только редкий дымок из труб на ветхих крышах, да облезшие куры, вяло клюющие землю у калиток.

На лавке у забора ближайшей хибары сидели трое стариков. Все трое были на удивление похожи друг на друга: худые, скрюченные, с глубоко ввалившимися глазами. Один держал в дрожащих пальцах самокрутку, второй деловито распутывал узлы на куске старой, свалявшейся веревки, а третий плел что-то похожее на корзину из лозы, лежавшей тут же у его ног.

Андрей замедлил шаг.

Все трое одновременно повернули к парню головы. В их блеклых глазах не было ни удивления, ни особого интереса, Андрею даже показалось, что они ждали его прихода.

– Добрый день, – он нерешительно остановился рядом с ними.

Деды молча разглядывали парня.

– Я из «Звездочки»… – Еще больше смущаясь продолжил Андрей и добавил. – Лагерь охраняю до весны.

Старик с самокруткой смачно затянулся и покачал головой:

– Погода хорошая, а ты всё живой…

– Простите? – Не понял Андрей.

– Ничего, сынок. – Старик отмахнулся от парня рукой и слабо улыбнулся. – Просто удивительно. Обычно кто туда приходит, тот долго не задерживается.

– Что? – Парень невольно отступил назад с удивлением разглядывая старика.

– Мы думали, что после ночи-то первой… тебя уж и не будет. А ты вон топчешь землю.

– От… От-куда вы знаете? – Удивление на лице Андрея сменилось недоумением.

– Земля слухами полнится… Ничего не скроешь. – Совсем по-философски произнес старик.

Мысли в голове Андрея стали напоминать собой калейдоскоп, они сменяли друг друга в бешенном темпе. Старик смотрел на него долгим, внимательным взглядом, ожидая какого-то вопроса. И Андрей решился.

– Я слышал… в лагере… дети пропали?

Старик ответил не сразу. Он бросил «бычок» себе под ноги и старательно затоптал сапогом.

– Пропали… – сказал он наконец. – или не пропали…. Кто их теперь знает.

– Погибли?

– Нет тел – нет смерти. Только страх. А страх, сынок, живучее смерти будет.

Андрей подошёл ближе.

– Я… хотел бы узнать, что произошло в лагере? В каком это было году?

– В сорок девятом, – сказал старик. – Лето жаркое было. Комары как самолёты. А дети… такие, как все… Нормальные. Играли, бегали, песни пели.

Он замолчал, его губы сжались.

– Привезли их сюда на лето, – Сказал другой старик, глядя в сторону. – Семь, восемь, девять лет. Мелкота, одним словом…

Старик хмыкнул.

– А ты в главный корпус заглядывал?

– Нет. Он закрыт. Проволокой стянут. – Тихо проговорил Андрей.

– И правильно. Там они и остались.

– Кто?

– Мальчишки, девчонки… Весь лагерь.

Он удрученно покачал головой.