С привкусом горечи

Ⅰ

Жил-был Николай Филька. Жил-поживал и добра наживал. И жил неплохо, семья, прямо скажем, не бедствовала: мельница, три лошади, две коровы, овцы, свиньи, а уж количество пернатых никто и не считал. Семья правда тоже была не маленькая – шестнадцать детей. Пятнадцать сыновей и одна дочь. И это только от жены. А сколько детей у него от других баб в селе было, то только богу известно, да тем женщинам, у которых он ночь переночевал. Но ловеласом он не был, и по другим бабам не бегал. Они сами за ним бегали, а он просто не мог им отказать. И красавцем он не был. Обычный деревенский мужик, среднего роста, широкоплечий, и здоровьем бог не обидел, особенно мужским. И дети у него с первого раза получались, и почти всегда мальчики. Это женщин и привлекало, особенно тех, которых мужья укоряли в том, что они не могут родить им сына. Вот здесь и нужен был Филька. Достаточно было заполучить его на одну ночь, и результат обеспечен. А Николай их понимал, и никому не отказывал. Много было в селе счастливых отцов, которые растили его сыновей.

Потом была революция и гражданская война, но они в жизнь Николая особых изменений не внесли. Воевать никому не пришлось. Дети были еще малолетние: старшему сыну Ивану только в конце гражданской восемнадцать исполнилось. В двадцать лет Николай решил его женить. Жену под стать сыну подобрал: красивую, богатую. А Иван наотрез оказался на ней жениться, у него, видите-ли, уже есть невеста, которую он любит. Против воли отца пошел, негодник. И ладно бы нашел лучше той, которую ему отец подобрал, так нет же, нашел нищенку, из самой бедной семьи, да и красотой эта его невеста особо не выделялась: маленькая, худенькая. Что он в ней нашел? Николай сына сразу предупредил, что, если пойдет против воли отца, то наследства ему не видать, как собственных ушей. И все же Иван отца не послушался, и женился на своей нищенке. В свой дом Николай сына с невесткой не пустил, и пришлось им снимать угол в чужой хате. Поскольку Фильку в селе многие недолюбливали, то нашлись добрые старые люди, которые пустили молодых жить к себе бесплатно. Иван только поддерживал их старенькую хатку в нормальном состоянии. И в чужой хате они с Настенькой были счастливы. А что еще нужно молодим? Иван трудился где мог, и на кусок хлеба и кусок сала зарабатывал, крыша над головой была. Что еще нужно для счастья двух влюбленных? Только после того, как в селе пошли разговоры, что Филька выгнал сына из дому, Николай все-таки выделил сыну полгектара земли, чтобы с голоду не померли. Теперь вообще все прекрасно было. Овощи уже были свои, можно было часть заработанных Иваном денег и на постройку своей хаты отложить.

Первой у них родилась девочка, которую назвали Милей, уж очень миленькой и красивенькой она была. Николай к ним ни разу не зашел, даже когда внучка родилась, не посчитал нужным ее увидеть. И жене запретил к ним ходить. Они в его дом тоже не ходили. А вот с младшими братьями и сестрой Ивана, они общались нормально, те, несмотря на запрет отца, иногда к ним заходили. Через два года у них родился еще и мальчик. Назвали его Филимоном. Как только Николай узнал, что у Ивана родился сын, он сразу же прибежал посмотреть на внука. Это ведь не какая-то там внучка, это ведь внук – наследник, продолжатель рода. В тот же день он подарил Ивану молодого вороного коня. Это был скакун необычайной красоты: стройный, резвый, с широкой грудью и тонкими ногами, с пышной гривой и лебединым изгибом шеи. Такие красавцы очень редко встречаются. А сколько энергии в нем было, ни минуты не мог спокойно постоять на месте. Теперь у Ивана, и свой конь был в хозяйстве. Жалко конечно было такого красавца в плуг запрягать, но, что делать. Нужно ведь было помочь Настеньке полгектара земли обрабатывать. Иван запрягал Вороного, а именно так назвали коня, и потихоньку, чтобы не навредить коню, пахал им свое маленькое поле, окучивал картошку, возил урожай домой. Иван видел, что коню все это не нравится, но конь терпел. А вот когда Иван садился на него верхом, конь сразу оживал. С рыси он сам переходил в галоп, и мчал Ивана вперед с такой скоростью, что у того в ушах свистело. Такие прогулки любили и Вороной, и Иван.

Как-то Николаю по секрету сообщили, что его внесли в списки на раскулачивание. В принципе, это было вполне ожидаемо, в селе уже многих раскулачили, до семьи Николая очередь еще не дошла только потому, что у него было много детей. Старший сын от него отделился, и дочь успела выйти замуж, но четырнадцать сыновей оставались жить с ним. На всякий случай, Николай продал мельницу и двух коров, надеялся, что теперь его не будут считать кулаком. Но списки на раскулачивание уже ушли. О том, когда придут раскулачивать, Николая тоже вовремя предупредили. К их приходу он хорошо подготовился: зарезал по два десятка курей и гусей, часть из них запекли, остальные сложили в мешки и выставили на мороз. Напекли хлеба, который также сложили в мешки. Когда стемнело, усадил он свою семью на двое саней, загрузили иконы, еду и одежду, и тронулись в путь. Куда едут, он даже не представлял. Знал, что раскулаченных высылают на Урал, туда и держал свой путь. Там его точно искать не будут. Бог не выдаст, свинья не съест. Главное – сохранить детей, ведь среди раскулаченных, которых вывозили насильно, многие дорогу не выдерживали и умирали. Утром, когда пришли его раскулачивать, он был уже далеко. Свиньи и овцы были на месте, птица тоже, только лошадей и людей не было. Все оставшееся имущество забрали в колхоз, который тогда еще только начали организовывать, а его даже искать не стали. Раз кулак сбежал все бросив, то туда ему и дорога.

Очень долго ехал Николай с семьей, пока не доехал до города Екатеринбурга. Здесь он и решил остановиться. По городу везде были расклеены объявления, что требуются рабочие на стройку тракторного завода. Туда и устроились Николай и его сыновья. И места для проживания им сразу же выделили в общежитии. Теперь они все стали пролетариями, и паспорта получили. Единственное, о чем жалел Николай, что таких хороших коней пришлось продать, так как держать их было негде.

* * *

Иван с Настей продолжали жить в своем съемном углу. У них еще одна дочь родилась, Машенька. Тяжело конечно было, но кому тогда было легко. Иван был работящим, и они со всем справлялись. Потом ему предложили вступать в колхоз. Это было предложение, от которого нельзя было отказаться. В принципе, он почти ничего не имел против, вот только с конем не хотелось расставаться, ведь его придется сдать в колхоз. Но ведь он тоже будет в колхозе, и будет за ним присматривать. Так что, ничего страшного. И Иван согласился. Так как у них с Настей не было своего жилья, им даже старенькую пустовавшую хатку выделили. Теперь у них была своя хата, а возле нее сорок соток земли, а не где-то в поле, как было раньше. Иван был доволен, с вступлением в колхоз он больше выиграл, чем проиграл. Других насильно загоняли в колхоз, отбирая у них все продукты. А они жили нормально: достатка особого не было, но и голодными не сидели. Еще и четвертого ребенка родили, еще одного сына, Коленьку. В честь деда назвали.

Ⅱ

В то время в селе жила еще одна большая семья. У Павла и Харитины было одиннадцать детей. Самая младшая, Паша, родилась в тот же год, что и Маша у Насти. Жили они тоже не бедно. У них был свой большой дом, который Павел сам и построил. Павел был мужиком работящим, все мог своими руками делать. И сыновья у него под стать ему росли, тоже все трудолюбивые и работящие. В хозяйстве были две лошади и две коровы. Меньше двух коров никак нельзя было держать, иначе такую ораву прокормить было невозможно. И меньше двух лошадей тоже никак нельзя, одной лошадью большое поле не вспашешь. Со всеми полевыми работами справлялись сами, в помощь никого не нанимали. Поэтому, когда началось раскулачивание, они даже не предполагали, что их тоже в кулаки запишут. Батраков у них никогда не было, все нажили своим трудом. Хозяйство конечно у них большое, но ведь, и семья не маленькая. При меньшем хозяйстве такую семью просто не прокормить, с голоду помрут. Есть в селе семьи, в которых всего один ребенок, и держат они одну корову, и кулаками не считаются. А у Павла одна корова на шесть человек приходится. Так какой же он кулак?

Раскулачивать пришли, когда Павел был в отъезде. При нем не рискнули, знали, что он и покалечить может. Разрешили надеть свою одежду, и по небольшому узелку с нижним бельем и едой взять в руки. Харитина одела детей, связала им узелки, а себе даже узелок не связала, так как руки у нее были заняты. На руках ей нужно держать самую младшую Пашу, которой еще только полгода исполнилось. Набросила на себя новый тулупчик, который ей недавно подарил Павел, завернула в него маленькую Пашу, и вместе с детьми вышла во двор. Несмотря на то, что была уже зима, здесь их ждала телега, а не сани. Всех детей погрузили на эту телегу. Харитина садилась последней. Увидев на ней новый тулуп, старший группы раскулачивания подскочил к ней.

– Снимай тулуп, сучка кулацкая, – заорал он.

Харитина растерялась: как ей снимать тулуп, если у нее ребенок на руках? Ребенка ведь сначала куда-то положить нужно. Старший не стал дожидаться, пока она снимет тулуп, он схватил ее за тулуп сзади, и вытряхнул из тулупа. Ребенок упал в снег и громко заплакал, а Харитина, от неожиданности, еще больше растерялась, стояла над лежащим в снегу ребенком, и не знала, что делать. С телеги соскочил ее сын Ваня, поднял плачущую Пашу, вытер ее, покрытое снегом личико, отряхнул от снега дерюжку, в которую она была завернута, и отнес ее на телегу. Посадили на телегу и рыдающую мать. Отвезли их на край села, где стоял колхозный коровник.

– Неужели в коровнике ее с детьми поселят? – испугалась Харитина.

Но телега остановилась возле крайней, заброшенной маленькой низенькой хатки. Здесь их и выгрузили. Хорошо еще, что в своем селе оставили, а не отправили на Урал, как других. В этой хатке Харитина и прожила всю оставшуюся жизнь. Павел возле хатки потом еще только сарайчик поставил, чтобы было где козу и курей держать. Без молока ведь дети не выживут.

Ⅲ

Коленьке уже полгодика исполнилось, когда Иван, возвращаясь пешком с поезда, увидел своего Вороного, на котором пахали целину. У лошади не хватало сил в одиночку тянуть плуг по целине. Даже при обычной вспашке в плуг всегда запрягали пару лошадей, а тут, не тяжеловоза, а рысака заставляли пахать в одиночку. Конь уже весь выбился из сил, у него даже задние ноги подгибались. Еще немного, и он помрет. Плохо засупоненный хомут уже растер Вороному шею, и кровь из раны стекала по хомуту на землю. А колхозник, который пахал поле, изо всех сил хлестал Вороного кнутом, заставляя двигаться вперед. Увидев это, Иван аж побелел весь. Как можно так издеваться над его любимым конем? Он подскочил к колхознику, выхватил у него кнут, и начал хлестать этим кнутом его. Нельзя же так над лошадью издеваться! Потом выпряг коня из плуга, снял с его растертой шеи хомут, и отвел своего Вороного на колхозную конюшню. Доложил председателю колхоза об издевательстве над конем, и ушел домой.

На следующий день Ивана арестовали. Приехали на машине милиционеры, и увезли его в Харьков. Прошло больше месяца, а о судьбе Ивана ничего не было известно. Настя пошла к председателю колхоза, просить, чтобы узнал что-то про ее Ивана. Тот никуда звонить не хотел, и предположил, что Ивану, как сыну кулака, за избиение колхозника могут дать лет десять, а может и больше, а если признают врагом народа, то и семье не поздоровится. Настя страшно перепугалась. Что она теперь с маленькими детьми делать будет? Даже если Ивана не признают врагом народа, ей одной малышей не вытянуть, помрут с голоду. Нужно было как-то спасать детей. И что ей делать, как быть? Она иногда бывала в Харькове и видела, что на вокзале милиция подбирает брошенных детей. Говорили, что их определяют в детские дома, где их кормят и одевают. Наверно в этом и есть ее спасение. Оставалось решить, кого оставить на вокзале. Коленьку нельзя, он слишком маленький и может там помереть. Милю тоже нельзя, она уже большая, ей семь лет, и она ей во всем помогает. Можно оставить только Филимона и Машеньку. Филимону пять лет, а Машеньке – три годика, уже достаточно большие, в детдоме должны выжить. На следующий день Настя собрала всех своих детей и поехала в Харьков. На вокзале она посадила Филимона и Машеньку на скамейку в зале ожидания и проинструктировала: «Сыночек, держи Машеньку за ручку, и никуда от себя не отпускай. И никуда отсюда не уходите. Если подойдет дядя милиционер и будет спрашивать, то скажи, что вы потерялись. Он за это даст вам конфетку и накормит. А мы с Милей пойдем, покушать купим».

– А вы долго искать еду будете? – поинтересовался Филимон. – Я уже сейчас кушать хочу.

– Не знаю сыночек, как получится. Вы только никуда не уходите, и Машеньку никуда от себя не отпускай.

Настя оставила детей на скамейке, а сама ушла с вокзала. Она обошла вокруг здания вокзала и зашла в него с другой стороны, за спиной у детей. Отсюда она за ними и наблюдала. Прошло больше часа, но возле ее детей постоянно находились какие-то взрослые люди. Одни уходили, другие приходили, и дети никогда не оставались одни. Милиция на детей не обращала никакого внимания. А вот на женщину с ребенком на руках, которая уже больше часа стоит в проходе, внимание обратили.

– Женщина, Вы почему здесь стоите столько времени? У Вас что-то случилось? – поинтересовался у нее милиционер.

– Нет, я просто мужа жду. Договорились здесь встретиться, – соврала Настя. – А вот и он идет, мы уже уходим.

С наблюдательного поста пришлось уйти. Настя с Коленькой села на скамейку возле вокзала, а Милю отправила следить за детьми.

– Ты только там на глаза детям и милиционерам не попадайся, – напутствовала она, – издали наблюдай.

Прошло еще два часа. Дети все так же тихо сидели на скамейке, и Филимон все время держал Машеньку за руку. Наконец-то людей стало меньше, и милиционер заметил одиноко сидящих детей.

– Вы чьи? – спросил он.

– Мамкины, – ответил Филимон.

– А мамка где?

– Ушла за едой.

– Давно ушла?

– Давно.

– А как фамилия мамкина?

– Не знаю.

Фамилию отца он знал, и свою знал, а вот мамкину не знал.

– Кушать хотите?

– Хотим, – дружно ответили дети.

– Ну тогда пойдемте со мной, я вас накормлю.

И дети с радостью пошли за милиционером. А Миля, тоже радостная, побежала к мамке. Наконец-то ее мучения закончились, и они с мамкой поедут домой.

– Мама, их забрала милиция, – радостно сообщила она.

– Теперь можно и домой ехать, – со слезами на глазах сказала мать.

И они пошли на свой поезд. Всю дорогу домой мать проплакала, а Миля не могла понять, чего она плачет, ведь у них все получилось. Радоваться ведь нужно. Еще неделю мамка каждый день плакала. Грустно без малышни стало и Миле. А Настя каждый день думала о своих детках. Как они там, в этом детдоме? Не обижают ли их? Не болеют ли? Хотя бы одним глазком на них взглянуть. Еще и соседи достают: интересуются, куда дети делись. Сказала, что в Харькове потерялись, но они ей не поверили. Хорошо еще, что в милицию не сообщили.

* * *

Ивана держали в камере, где было еще восемь человек, находящихся под следствием. Все – вредители, причинившие ущерб Советской власти. Иван не понимал, почему его тоже считают вредителем, ведь он никакого ущерба не нанес, наоборот, спас колхозного коня от гибели. Бумагу, о том, что он является сыном кулака и хотел навредить колхозу, он подписывать отказался. Уже сменилось несколько следователей, и все требовали от него подписать эту бумагу, и всем он пытался доказать, что он не сын кулака, поскольку его отца никто не раскулачивал, да и ушел он от него еще до того, как отца внесли в списки на раскулачивание. И он спас колхозного коня, а не загубил. Судить нужно того колхозника, который чуть не угробил коня. Колхозника избил? Да не избивал он его, просто отхлестал кнутом, чтобы над конем не издевался. Он ведь тоже колхозник, и не мог смотреть, как колхозное имущество портят. Очередного следователя его доводы убедили. Просидев в камере больше четырех месяцев, Иван наконец-то вышел на свободу. А дома его ждал неприятный сюрприз: двоих детей дома уже не было. Поехали в Харьков искать их. Обошли все детские дома, но их детей нигде не было.

* * *

Детей милиционер отвел в комнату милиции, напоил их чаем с белым хлебом. Они были уже до того уставшие, что, попив чая, сразу и уснули. Проснулись они, когда их уже привезли в детдом. Хотели определить их в разные возрастные группы, но Филимон крепко держал сестру за руку и никуда от себя не отпускал. Пришлось и Машеньку определить в старшую группу, спали на соседних койках. Так они прожили несколько месяцев. Потом Машенька заболела, и ее отправили в лазарет. Филимона туда естественно не пустили, сказали, что Машенька поправится и вернется. Филимон ее терпеливо ждал. А потом всю их группу перевели в другой детдом, а Машенька осталась в прежнем. Больше Филимон ее не видел. Он часто вспоминал и маму, и Машеньку. Прошло уже несколько лет, как он жил в детдоме, но он помнил, как мама оставила их с Машей на вокзале, сказав, что скоро вернется, но так и не вернулась. Теперь он уже понимал, что мама их обманула. А вот зачем она это сделала, он не понимал. Ведь вели они себя всегда хорошо, маму не расстраивали. Зачем же она их бросила? Он очень сильно обиделся на маму, но, если бы она забрала его обратно, он бы наверно ее простил.

Как-то в этот детдом милиционеры привезли очередную группу брошенных детей. Детей сдавали заведующей по списку в коридоре, в котором бегали другие воспитанники детдома.

– Филимон, не бегай так, без головы останешься, – услышал один из милиционеров голос воспитательницы.

– А что за Филимон? – поинтересовался он. – Редкое имя. У моих соседей ребенок с таким именем потерялся.

–Вот он, бегает.

– Так это он и есть, – узнал Филимона милиционер. – Вот родители обрадуются.

Через несколько дней Филимон был уже дома. Он был очень рад этому, а вот простить мать так и не смог, он ей больше не верил, и боялся, что она опять может его бросить. У него спрашивали про Машеньку, но после того, как ее забрали в лазарет, он о ней ничего не знал.

Ⅳ

В первые дни войны большинство мужиков в селе были мобилизованы и отправлены на фронт. Ушел на фронт, и Павел с шестью сыновьями. Дома с Харитиной остались младшие: Петр, Михаил, Иван, Дуся и Паша. Позже, с последней колонной, на фронт забрали и Петра с Михаилом.

Ивана тоже забрали на фронт в первые дни войны. Настя с детьми осталась одна. Но дети уже были достаточно большими, и были ей помощниками: самому младшему, Коле, было одиннадцать, а Миле – восемнадцать. Последнюю колонну мобилизованных, в которой были, и Петр с Михаилом, которая пешком шла на Змиев, сразу за селом перехватили немцы, и всех расстреляли. В село они не зашли, пошли дальше, а жители села ночью забирали своих близких и хоронили. Это были первые погибшие на войне из их села. Потом был воздушный бой. Как показалось Насте, которая в это время окучивала картошку на огороде, бой происходил прямо над их огородом. Она испугалась, упала среди рядков картошки и так лежала, прикрыв голову руками. А бой продолжался, моторы самолетов жутко выли, и их звук то приближался, то удалялся. Любопытство взяло верх над страхом, и она перевернулась на спину. Над ней кружились три самолета: один, маленький, с красными звездами, и два побольше, с крестами. Немецкие самолеты пытались сбить наш самолетик, но тот юрко от них уворачивался и уходил из зоны обстрела. Вот ему удалось зайти в хвост нападавшему немцу, звук пулеметной очереди, и немецкий самолет уже горит. Черный шлейф дыма, и он упал где-то за селом. Пока Настя смотрела за падающим самолетом, второй немец подбил и наш самолетик. Как это произошло, она даже не видела, когда она повернула голову, наш самолет уже падал. Из кабины никто не выпрыгнул. Второй немецкий самолет сделал круг над местом боя и улетел. Настя поднялась, отряхнула с себя грязь, и шатающейся походкой побрела в дом. Работать дальше в огороде не было никакого желания. В голове крутилась мысль, что нужно бы найти этот сбитый самолет, и похоронить летчика. Но где же его искать? Скорее всего, он упал где-то аж за Донец. А через два дня в село зашли немцы. К ним в хату тоже пришли четыре немца. Из хаты их выгнали, и она с детьми переселилась в сарай. Всех курей немцы переловили и съели. Но поросенок еще оставался. Через месяц эти немцы съехали, но поселились другие. Эти уже и поросенка съели. К началу сильных холодов уехали и эти. Настя выждала несколько дней, опасаясь, что опять к ним придут жить немцы, но больше никого не было. Немцев в селе осталось мало, и они жили в более просторных домах. Настя облегченно вздохнула, и перебралась с детьми обратно в хату. Всю зиму они жили в теплой хате. Спасибо Ивану, дров на зиму достаточно заготовил. И картошки она достаточно накопала, зимой не голодали. Много людей угнали на работу в Германию, но Насте и здесь повезло, ее детей пока не тронули, хотя она очень боялась за Милю. Старалась, чтобы она сидела дома и никуда не ходила. Харитине так не повезло, ее Ивана отправили на работу в Германию, откуда он вернулся только после окончания войны.

Весной Настя, вместе с детьми, вскопали лопатами огород, посадили картошку и зелень, больше ничего на сажали. Не успели прополоть картошку, как под Харьковом опять начались бои, наши наступали. Еще немного, и война закончится. А пока-что, опять обстрелы и бомбежки. За сараем выкопали яму, и в ней прятались, когда стрельба начиналась. Потом опять все затихло. Говорили, что наше наступление провалилось. Опять в селе было полно немецких солдат, и опять их выгнали их хаты. Но летом это не страшно, главное, чтобы до зимы они ушли. До зимы из села немцы никуда не ушли, но в их хате их зимой опять не было. И вторую зиму они жили в своей хате, а не в сарае, как некоторые другие, которым не повезло, так как слишком шикарные дома себе построили, в которых теперь жили немцы. Настя благодарила бога, что ей не удалось уговорить Ивана строить новую хату. Если бы построили, то теперь и она с детьми жила бы зимой в сарае. Не зря говорят, что бог не делает – все к лучшему. А в августе их освободили. Сильных боев в их селе и не было. Немцы быстренько куда-то ушли, а наши пришли. Поскольку Филимону уже исполнилось восемнадцать лет, его, вместе в двоюродным братом Мишей, сыном ее сестры, сразу же забрали в армию. А через месяц пришла и похоронка на мужа, который погиб смертью храбрых еще в декабре сорок первого года под Ленинградом. Поплакали Настя с Милой, и пошли работать дальше. Колхоз восстанавливался, теперь и туда нужно было на работу ходить. Коля опять ходил в школу, в которую уже два года не ходил, пока в селе были немцы.

Филимон попал в войска НКВД и служил в Средней Азии, где боролся с бандами басмачей. После окончания войны домой его не отпустили, а перебросили на Западную Украину, где он боролся с бандеровцами, которые чинили там настоящие зверства. Не проходило ни одного дня, чтобы не пришло сообщение об очередном убийстве молодой учительницы или молодого врача, которые были направлены туда на работу. Иногда лесные бандиты сжигали в хатах целые семьи, в том числе и местных жителей, у которых в хате жили эти молодые специалисты. Тогда отряд, в котором служил Филимон, бросали на прочесывание леса, где, предположительно, могли находиться бандиты. Много бандитских схронов тогда было обнаружено и уничтожено.

После окончания войны домой вернулись и трое сыновей Харитины: Николай, Федор и Иван. На всех остальных, в том числе и на мужа, она получила похоронки. Николай и Федор про войну ничего не хотели рассказывать, а самый младший Иван, рассказывал, как ему жилось в немецком рабстве. Работал он у какого-то бюргера, у которого было много свиней и коров. Вот за ними он и ухаживал: поил, кормил, убирал навоз, при необходимости, делал им уколы. Бюргер этому его научил. Жил в том же сарае, что и свиньи. Били его нещадно за каждую провинность, чем придется, что под руку попадется, поэтому синяки на его теле были всегда. Кормили его один раз в день, вечером, если за день к нему не было замечаний, а если он где-то провинился, то вообще не кормили. Но Иван от этого сильно не страдал, он кушал ту вареную картошку, которую давал свиньям, поэтому голодным никогда не был. Вернувшись домой, он поступил учиться на фельдшера. В армию его не взяли, так как со здоровьем у него были большие проблемы, работа в Германии просто так не прошла.

Подросла и самая младшая, Паша. Ей исполнилось семнадцать, и она уже была девкой. Многие парни на нее засматривались, а она выбрала Митю, симпатичного парня, на год старше ее, соседа Филимона. Обнимались, целовались, гуляли до утра. Уже подумывали о свадьбе, но Митю забрали в армию на три года. Паша обещала быть верной ему, и ждать его из армии.

Женились и все трое сыновей Харитины. Старший, Николай, уехал жить в Харьков, где у него родились двое сыновей. Федор и Иван остались жить в селе, и у каждого из них родились сын и дочь. Вот только жена Ивану попалась нехорошая – злая-презлая. Она почему-то невзлюбила мать Ивана, и запрещала ему с ней общаться. Если узнавала, что он к ней заходил в гости, то устраивала такой скандал, что перья по дому летели. И Ивану приходилось навещать мать украдкой, так, чтобы жена не узнала.

Ⅴ

Коля учился уже в десятом классе. Он был немного старше многих своих одноклассников. Таких в школе называли переростками. У них уже кровь играла в теле, и их неудержимо тянуло к девкам. Коля был стройным и симпатичным, многим девушкам нравился. Девушек тоже тянуло к парням. На переменах и после школы часто целовались в укромных местах. Как-то так получилось, что Коля и Лена очень друг другу нравились. Они тоже целовались, и на переменах, и после школы, в общем, целовались везде, где только можно было. Поцелуи становились все жарче, аж до легкого головокружения. Потом поцелуи перешли на девичью грудь. Лена сначала этого стеснялась, а потом привыкла, и уже считала плохим признаком, если на прощанье Коля ее в грудь не поцеловал. Как-то Коля предложил ей попробовать сделать так, как делают взрослые. Не по-настоящему, а только попробовать. Она сначала отказывалась, но Коля стал упрекать ее, что она его не любит. А она ведь любила его сильно, и чтобы доказать это – согласилась, но только попробовать. Попробовали, и Лене это сильно не понравилось – Коля сделал ей больно. Коля просил прощения, оправдывался, что не знал, как нужно делать правильно, ведь это у него тоже первый раз. И Лена его простила. Коля уговорил ее еще раз попробовать, обещал, что постарается, чтобы ей не было больно. И действительно, на этот раз ей совсем не было больно, даже понравилось. Когда Коля в следующий раз предложил ей попробовать, она с радостью согласилась. Теперь они занимались этим при каждом удобном случае, и обоим все нравилось. Не понравилось это маме Лены, когда та заметила, что у дочери растет животик. В школе разразился грандиозный скандал. Директор школы грозился посадить Колю в тюрьму, так как Лена была еще несовершеннолетней. Вызвали в школу и мать Коли, Настю, которой тоже грозили всяческими карами.

– Какая тюрьма? – возмутилась мать. – Ну оступился ребенок, кровь уже играет, а ума в голове еще нет. А вы куда смотрели? В этом больше вашей вины, чем моей. У него отец смертью храбрых на войне погиб. А вы его в тюрьму? Да я вас всех посажу. Я забираю его со школы, больше он у вас учиться не будет.

Такой исход дела всех устроил. Лена сделала аборт, а мать Коли забрала его документы со школы. Больше нарушитель спокойствия у них не учился. Мать съездила в военкомат, и попросила устроить ее сына в военное училище, как сына бойца, погибшего на войне. И Колю зачислили в одно их Московских военных училищ.

* * *

После войны выйти замуж было сложно, уж очень мало женихов осталось. Но Миле повезло. Ее посватал парень из соседнего села, Иван: маленький, невзрачненький, с втянутой в плечи головой, но тем не менее – мужик. И Миля вышла за него замуж. Первой у них родилась девочка Маша. Девочка была здоровой и красивой, только росла медленно. Когда ей было три годика, решили родить ей еще и братика. Но видимо Иван плохо старался, опять получилась девочка, которую назвали Галей. Девочка росла хилой и болезненной, заметно отставала в развитии от своих сверстников. Врачи не могли понять, что с ней происходит, все анализы были в норме, а развивалась она плохо. Как-то к ним во двор зашла старая цыганка.

– Болеет? – спросила она, увидев Галю.

– Да вроде бы и не болеет, но какой-то хилой растет, – ответила Миля.

– Я могу ей помочь. Кусок сала старой цыганке не пожалеешь?

– Помоги, если можешь. Не пожалею.

Цыганка достала из своей сумки какие-то пакетики с травами, долго их перебирала, и отобрала Миле два пакетика.

– Держи. Вот эту траву заваришь в маленьком горшочке, и отваром будешь ее поит три дня, по три раза в день. На четвертый день, в большом чугунке, заваришь вот эту траву, – указала цыганка на второй пакетик, – в этом отваре ее искупаешь. Воду, после купания, вылей под какое-нибудь дерево. Если это дерево засохнет, то лечение удалось, и твоя дочка выздоровеет. А если нет – то больше ей ничто не поможет. И смотри – ничего не перепутай. А теперь неси сало.

Миля сбегала в чулан, взяла там большой кусок сала, и только хотела отрезать от него половину цыганке, как услышала со двора ее голос: «Не жадничай, давай все, если хочешь, чтобы дочь выздоровела».

– Откуда она узнала, что я хочу половину отрезать? – испугалась Миля. Конечно же она хочет, чтобы Галя выздоровела, и отдала цыганке весь кусок сала.

Иван, вернувшись с работы, обозвал ее дурой, за то, что за два пакетика травы отдала столько сала. Она и сама уже считала себя дурой, и не понимала, как она могла поверить цыганке. Но, на всякий случай, сделала все так, как сказала цыганка. Сало все равно уже не вернуть. А вдруг ее травы помогут? Три дня поила Галю отваром, а на четвертый – искупала ее в другом отваре. Воду вынесла в сад, и стояла в раздумье, не зная, под какое дерево ее вылить. Все деревья было жалко. А вдруг действительно дерево засохнет? Взгляд ее задержался на огромной груше, которая росла в саду у соседа. Сажал эту грушу еще прадед соседа, и груши на ней были не очень вкусные. Эту грушу Миле было не жалко, под нее она и вылила отвар, в котором искупала Галю. Вылила, и забыла об этом. Галя росла, как и раньше, и никаких улучшений у нее не наблюдалось. А весной к Миле зашел сосед, дед Чуб.

– Милко, шоб я вмер, груша засохла. Что с ней такое? Осенью абсолютно здоровое дерево было, – жаловался дед.

Тут Миля и вспомнила про цыганку и ее обещание, что, если дерево засохнет, то ее Галя выздоровеет. Последних пару месяцев у ее Гали появилась дурная привычка, ковырять печку и съедать с нее меловую побелку, за что ее все ругали. Значит ее девочка уже начала выздоравливать, а она и не заметила, ей кальция не хватало для роста. Теперь Гале начали приносить куски мела, и она с аппетитом их съедала. Через год она уже догнала по росту свою старшую сестру, а потом и перегнала ее.

Ⅵ

Отслужив в армии семь лет, домой вернулся и Филимон. Вернулся старшим сержантом. Не раненый, здоровый, сильный, и даже симпатичный. Да о таком женихе только мечтать можно было. В желающих выйти за него замуж, недостатка не было, среди них и его соседка Марта, девка здоровая и красивая. Ей давно уже пора было быть замужем, многие из парней и мужиков объяснялись ей в любви, но почему-то никто не сватался. Марта и решила заполучить себе в мужья Филимона. Много ли нужно, чтобы соблазнить не познавшего женщину солдата? Для опытной Марты это была пара пустяков. Она стала его горячо целовать и обнимать уже при первой встрече, так, как будто они еще до армии встречались. А чтобы затащить его в постель, особых усилий и не требовалось. Теперь он был полностью ее, и ничей больше. На других девок он даже не смотрел. Марта осторожно подталкивала Филимона к свадьбе, тот соглашался, но просил немного подождать, пока он денег на свадьбу заработает. Она с ним была согласна, полгодика можно и подождать, тем более, что в колхоз, где можно было заработать только трудодни, Филимон не пошел, а устроился работать на заводе в Харькове. Там он на свадьбу быстро заработает. Вот только ездить в Харьков ему приходилось каждый день. Вставал в четыре часа утра и шел пешком семь километров на первый поезд. Это по прямой, через поле и огороды семь километров, а по дороге все десять будут. Вечером, уже в потемках, возвращался домой. Так-что видеться они могли только по воскресеньям.

Как-то Филимон возвращался с работы домой, и как обычно шел напрямик, через огороды. Темень стояла, хоть глаз выколи, с трудом различал тропинку. В потемках чуть не наступил на парочку, которая занималась любовью в траве рядом с тропинкой. Те вскочили, и, на ходу одеваясь, со смехом убежали прочь. А Филимон так и остался стоять, как вкопанный. По смеху он узнал свою Марту. Теперь о женитьбе и речи не могло быть. Марта пыталась убедить Филимона, что это была случайность, это не то, что он подумал, ничего у нее с тем мужиком не было. Но он ведь сам все видел, это было именно то самое. Тогда Марта привела самый веский, на ее взгляд, аргумент: «Ну ты ведь тоже со мной был!». Но для Филимона аргумент оказался не убедительным.

– Я не хочу, чтобы я тоже был у жены. У моей жены, кроме меня, больше никого не будет, – заявил он Марте.

После этой истории с Мартой, Филимон ни с кем не встречался, и даже в клуб не ходил. В это время из армии вернулся и сосед Филимона, Митя. Он опять стал встречаться со своей девушкой Пашей, которая ждала его три года, и, не скрывая своей радости, при всех обнимала и целовала его. Но Митя, почему-то ей не верил. Не может быль, чтобы за три года она ни с кем не встречалась. Он у всех об этом выспрашивал, но никто ничего плохого про Пашу не говорил. Но он все равно ей не верил, значит тайно с кем-нибудь встречалась. Продолжал к ней ходить, обнимал и целовал, и не доверял. А через три месяца к Мите приехала женщина, с грудным ребенком на руках. Звали ее Марией, и она утверждала, что свою Тому она родила от Мити. Они жили вместе, когда он служил в армии.

– Твоя дочь? – спросил отец у Мити.

– Моя, – признался Митя.

– Тогда женись. Завтра же идете в сельсовет и расписываетесь. А с Пашей, чтобы больше никаких отношений, и не позорь меня, – выдал свой вердикт отец.

Оставшись без жениха, Паша поплакала и успокоилась, опять стала ходить в клуб, где пела в хоре. Ее старшую сестру Дусю тоже посватали, и она готовилась к свадьбе. Ее посватал тракторист Иван, из очень далекого села, расположенного аж за Харьковом, который приезжал в их колхоз оказывать помощь. Теперь все было по правилам: сначала выйдет замуж старшая сестра, а потом уж и младшей можно будет думать о замужестве. Вскоре Дуся и уехала со своим мужем, в гости приезжала очень редко, теперь они только письмами обменивались. Эти письма Паша читала и своей матери Харитине, которая была неграмотная, и читать не умела. Через год Дуся и сообщила, что родила девочку, назвали Надей. В отличие от своей матери, у которой было одиннадцать детей, Дуся больше никого не родила.

Оправившись от шока, через несколько месяцев стал появляться в клубе и Филимон. Танцевал он редко, больше стоял и смотрел, как танцуют другие. Любил слушать, как выступает хор. А в хоре ему нравилась Паша. Он конечно знал, что она с Митей встречалась, но мало ли, кто с кем встречался. Митя говорил, что у них ничего серьезного не было. Пару раз пригласил ее на танец, она не отказала, и была с ним ласковой. Потом несколько раз проводил ее домой. Прощались возле ее хаты, и он уходил домой, поцеловать даже не пытался. Для Паши такой кавалер казался очень странным, так как он больше молчал, чем разговаривал, ей самой приходилось поддерживать беседу, чтобы не молчать вдвоем. Через полгода, совсем неожиданно, предложил выйти за него замуж. Вернее, не предложил, а спросил: «Ты выйдешь за меня замуж?». Паша даже опешила от неожиданности.

– Выйду, если позовешь, – согласилась она.

– Тогда выходи, зову.

– Присылай сватов.

– А если без сватов? Давай сразу распишемся.

Она согласилась. Дома Филимон сообщил о своем решении матери.

– На ком? – не поверила своим ушам Настя. – Ты что, не знаешь, что она с Митькой крутила? Хочешь чужих детей воспитывать? Да она будет изменять тебе с ним на каждом шагу. Я не разрешаю тебе на ней жениться!

– Мамо, не лезьте не в свое дело! Мне изменять она не будет, и с Митей у нее ничего не было. Я уже все решил, и будет так, как я сказал!

– Я не пущу ее в свой дом! – кричала Настя.

– Пу̍стите, это и мой дом.

Через месяц Филимон с Пашей расписались, до свадьбы так ни разу и не поцеловавшись. Странно все это было для Паши. Раньше Митя ее обнимал и целовал, все время говорил, как он ее любит, а Филимон не обнимал и не целовал, и о любви никогда не говорил, и вот она – жена Филимона. После росписи в сельсовете, он привел ее к себе во двор, и повел не в дом, а за дом. Там стояла высокая колода, с воткнутым в нее топором.

– Смотри, – сказал Филимон молодой жене, – на этой колоде я отрубаю курам головы. Если хоть раз замечу, что ты смотришь через дорогу в сторону Митиного двора, отрублю здесь и твою. Понятно?

– Понятно, – чуть дыша, и стараясь скрыть дрожь во всем теле, ответила Паша.

После этого Филимон повел ее в дом. А Паша, после этого, не только на дом своего бывшего жениха смотреть боялась, она вообще на ту сторону улицы старалась не смотреть. Свекровь встретила невестку очень неприветливо. Что бы невестка не сделала, все было не так. И борщ не вкусный сварила, и котлеты пересолила, и пол не так подметает, слишком много пыли. Паша угождала свекрови как могла, но от этого становилось только хуже. Свекровь жаловалась соседкам, что невестка ленивая, ничего по дому делать не хочет, и ей, на старости лет, приходится тяжелые чугуны с картошкой для свиней самой таскать. Соседки свекрови сочувствовали, так, чтобы и Паша слышала. Паша начала вставать пораньше, чтобы, до ухода на работу, успеть сварить и картошку для свиней, а не только еду для семьи, как варила она до этого. Теперь свекровь обвиняла ее в том, что невестка ее от плиты отбивает, хочет показать сыну ненужность матери. И опять соседки свекрови сочувствовали, а невестка опять была плохой. Филимон, как мог, старался защитить жену, и просил мать не обижать Пашу. Но это не помогало. Не проходило ни одного дня, чтобы свекровь не наговорила невестке каких-нибудь гадостей. Ничего не изменилось и после того, как Паша родила дочь, которую назвали Галей.

– Неудачница, даже сына не смогла родить, – возмущалась свекровь.

А вот отношения с Филимоном у Паши были прекрасные. Теперь он ее обнимал и целовал, но так, чтобы мать не видела. Один раз даже сказал, что любит. Когда Филимон рано утром уходил на первый поезд, Паша провожала его в коридор, где они обнимались и целовались, считая, что мать еще спит. А когда Паша заходила в дом, то слышала: «И не стыдно целоваться при матери? Совсем стыд потеряла». Паша ничего не отвечала, молча ложилась в кровать, чтобы полежать еще пол часика, пока и ей нужно будет вставать. Вставать ей приходилось очень рано, так как работала в колхозе дояркой, а доярки встают и приходят на работу первыми.

Галю крестили. Крестным записали Колю, брата Филимона, а ее крестной стала Татьяна, двоюродная сестра Филимона. Ее брат Михаил, которого вместе с Филимоном забирали в армию, вернулся домой на три года раньше его, и уже был женат на Зое, которая работала фельдшером в местной больнице. Жители села шли к ней за помощью и днем и ночью, и она никому не отказывала, готова была и среди ночи бежать на другой конец села, чтобы помочь больному. Их дочери Таисии было уже три года. Михаил построил себе новый дом, недалеко от дома Филимона, где и жил со своей семьей. А вот Татьяне не везло, к ней так никто и не посватался. Отец не вернулся с фронта, и жила она с матерью в их старенькой хатке на параллельной улице, напротив дома Михаила, их огороды соприкасались, поэтому они часто ходили друг к другу.

Поскольку теперь у них был маленький ребенок, Филимон решил купить корову. Хорошую корову нашли в соседнем селе. Хозяйка, при них, надоила целое ведро молока. Паша тоже попробовала доить корову. Во время дойки та стояла смирно и спокойно жевала сено. Паша еще полведра молока надоила. На следующий день Филимон с Михаилом привели корову домой. Паша подоила ее уже в своем хлеву, и убедилась, что корова смирная, и молока опять больше ведра надоила. Закрыли дверь в хлев, и пошли в дом, обмывать покупку. Успели выпить только по одной рюмке, как дверь отворилась, и в комнату зашел сосед, отец Мити.

– Отличную корову купили, – даже не здороваясь похвалил он. – Поздравляю. Я с озера шел, и посмотрел. На сто лет хватит.

– А какого черта ты туда полез? – стала возмущаться баба Настя. – Мы ведь дверь в сарай специально закрыли.

– Так я открыл. Нужно ведь было посмотреть, что соседи приобрели, – невозмутимо продолжал сосед.

– Ты что, не знаешь, что у тебя глаза плохие? Зачем ты туда полез? Чтобы скотину сглазить? – продолжала кричать на него баба Настя.

– Ну почему сразу сглазить? Такую корову нельзя сглазить. Может и мне рюмку нальете?

– Филимон, не наливай ему, пусть убирается отсюда. Все, что мог, он уже сделал.

Сосед обиделся и ушел домой. А на следующий день Паша не смогла подоить корову. Она бодалась, лягалась, и не давалась подоить. И глаза ее, которые раньше были добрыми, теперь сделались какими-то бешенными. Корову и держали, и привязывали за ноги, но подоить она так и на давалась. Филимон привел старых хозяев коровы, но и они не смогли ее подоить. Вымя у коровы раздуло так, что на него страшно было смотреть. Это грозило гибелью коровы. Как ни жалко было, но корову пришлось сдать на бойню. После этого баба Настя запретила соседу ходить на озеро через их огород.

Через два года после рождения дочери, Паша родила и сына. Ребенок был крупный, особенно большой у него была голова. К рождению внука баба Настя тоже отнеслась негативно. Когда Филимон, с сыном на руках, и Пашей, возвращаясь из роддома зашли во двор, баба Настя схватила тяпку и убежала в огород, сказав при этом: «Если каждый год будем рожать, то кто работать будет?». Потом она успокоилась, и даже на некоторое время перестала пилить невестку.

– Головастый Терешко, – говорила она про внука, – умным будет.

Мальчика назвали Вячеславом, но все его звали просто Славкой. Теперь у Филимона уже было двое детей. Как человек, знавший, что такое детдом и голод, он дал себе зарок, что его дети никогда голодать не будут. Они держали поросенка, курей и уток. Кроме того, он был отличным резчиком свиней. Зимой, из желающих зарезать поросенка, к нему очередь была. За эту услугу ему давали кусок сала и кусок мяса. Поэтому без мяса семья никогда не сидела. А теперь нужно было, чтобы дети и с молоком были. Нужно было покупать корову. На этот раз корову привели домой ночью, чтобы сосед не видел, и закрыли ее в сарае на замок. Корова прекрасно доилась, и давала много молока. Три дня ее продержали в сарае с закрытой дверью, и только на четвертый день выпустили во двор. На этот раз корову никто на сглазил.

По сравнению с соседями, жили конечно бедновато, и Паша не один раз намекала мужу, что их соседи живут лучше. Но Филимон от нее только отмахивался.

– Ты им не завидуй, – убежденно говорил он, – они на ворованном разбогатели. Оно им боком вылезет. Мы ничего не воруем, и по ночам спим спокойно. А они каждую ночь трясутся, ждут, что за ними милиция приедет.

И действительно, вскоре, самый богатый из их соседей, попался на воровстве пшеницы и сел на три года. А Филимон жил хоть и бедно, но честно, спокойно спал по ночам, и ему не стыдно было людям в глаза смотреть.

Ⅶ

Пришло время подумать и о новом доме. Ранней весной перешли жить в сарай, а старую хату разобрали. За лето плотники поставили новый дом. Оставалось только оштукатурить его глиной снаружи и изнутри. Во дворе вырыли глубокую яму, в которой и замешивали глину. В воскресенье Филимон пригласил всех соседей, и они дружно приступили к штукатурке дома. Чтобы годовалый Славка никому не мешал и не плакал, недалеко от ямы забили в землю кол, и к нему, маминым поясом от халата, за ногу его и привязали. И ребенку не скучно было, и он был у всех на виду. Как и когда он отвязался, никто не понял. Татьяна только увидела, что он падает в яму с глиной. Пара секунд, и ребенка уже не видно. Татьяна наклонилась над ямой, пошарила в ней рукой и обнаружила ножку Славика. За ножку она и вытащила его из ямы. А если бы она не увидела момент его падения? Страшно подумать, что могло бы случиться. В рубашке Славик родился. Как-то домой к Филиппу приехала комиссия с завода, на котором он работал, чтобы посмотреть, в каких условиях живут его дети. Условиями жизни детей комиссия осталась довольна, только не могли понять, почему маленький сын у него к колышку привязан, как собачонка?

Галя всячески опекала маленького брата, и даже молоко из соски за него допивал, когда он не хотел его пить. Славик уже не хотел пить молоко из соски, и требовал молоко в кружке, а трех летняя Галя все еще пила молоко из соски, и не хотела пить из кружки. Родители не знали, как отучить ее от соски. Как-то, когда по улице проезжал трактор, мать забрала у Гали бутылочку с молоком, и сделала движение, как будто бросила ее под трактор.

– Все, нет больше твоей бутылочки, трактор увез, – сообщила она растерявшейся дочери.

Та не поверила, и пошла на дорогу искать свою бутылочку. Но бутылочки там, конечно же не было. Пришлось Гале пить молоко из кружки. Но, когда по улице проезжал трактор, она выскакивала со двора, и кричала вслед уезжающему трактору: «Тракторец, отдай мою сосю».

Весной квочка высидела цыплят, которых разместили в маленькой летней кухне, недавно построенной Филимоном. Кухонька была крохотная, всего с двумя маленькими окошками, построенная из тонких жердей и оштукатуренная глиной. В одном углу была грубка с плитой, а в другом – стол и две табуретки. Возле теплой грубки цыплят и разместили. Дверь в кухню закрывалась на деревянную щеколду. Чтобы Галя не заходила в кухню к цыплятам, дверь всегда закрывали на эту щеколду. Но желтенькие цыплята были такие красивые, и так Галю к себе притягивали, что она не отходила от кухни, через окошко наблюдая за ними. Попыталась открыть щеколду, но до нее она не доставала. Походив в раздумье вокруг кухни, Галя придумала, как решить эту проблему: она взяла в руки палку, и палкой открыла щеколду. Теперь все цыплята были в ее распоряжении. Она взяла в руки два желтеньких комочка, и начала с ними играться. Тыкала их клювиками в рассыпанное на полу пшено, чтобы они кушали, поила водой, налитой в банку из-под консервов, для чего окунала их головы в воду. При этом цыплята смешно вертели головами, и Гале это нравилось. Мать не сразу заметила, что Галя зашла в кухню, а когда увидела, то сразу же бросилась спасать цыплят.

– Галочка, отдай мне цыпочек, они больше не хотят кушать, – просила она дочь.

Но Галя свою добычу не отдавала. Она сжала два желтеньких комочка в своих кулачках, трясла ручками, и визжала: «Иииии». Когда матери удалось отобрать у нее цыплят, признаков жизни они уже не подавали. Пришлось на дверь кухни вешать еще и замок.

Как-то мать испекла очень вкусные пирожки с капустой. Один пирожок дала и Гале. Та с пирожком пошла гулять на улицу, где гуляла соседская девочка Галя.

– А у меня вкусный пирожок, – похвасталась Галя.

– А у меня красивое стекло, – тоже похвасталась соседская Галя.

– Покажи.

– Не покажу, дай сначала пирожок попробовать.

– На, откуси, – согласилась Галя.

Соседка откусила кусочек пирожка, и он ей понравился. В свою очередь, она показала свое стеклышко. Оно было красного цвета и блестело на солнышке.

– Дай подержать, – попросила Галя.

– А ты дай мне пирожок подержать.

Девочки обменялись пирожком и стеклышком. Пока Галя рассматривала стеклышко, соседка половину пирожка съела. Увидев это, Галя потребовала вернуть пирожок обратно, но соседка и не собиралась его возвращать, а бросилась с пирожком наутек. Галя догнала свою обидчицу, и укусила ее за спину. Вечером к Паше пришли родители соседской девочки, с жалобой, что ее дочь покусала их ребенка. От матери Гале влетело, а отец ее поддержал, сказал, что правильно сделала, нельзя давать себя в обиду.

Когда Славке исполнилось три года, он решил жениться на соседской девочке. Она тоже была согласна выйти за него замуж. Он взял девочку за руку, и они пошли в сельсовет. Там они тихонько сели на лавку и ждали. Через некоторое время на них обратили внимание.

– Вы чьи? – спросили их.

– Я мамкина, – охотно сообщила девочка. Славка молчал.

– А зачем пришли?

– Расписываться, – подал голос и Славик.

– А сколько тебе лет?

– Не знаю.

– А зовут как?

– Славик.

– А невесту как зовут?

– Маша.

– А фамилия?

– Не знаю.

Детей угостили чаем и думали, что с ними делать дальше. Кто их родители, и откуда они пришли? Пока дети пили чай, в сельсовет заглянула почтальонша.

– Так это сын Филимона, – узнала она Славку.

Она и привела жениха с невестой домой.

– Наверно похлеще Николая будет, – узнав эту историю сказала баба Настя. – Тот в десятом классе чуть не женился, а этот уже в три года пошел расписываться.

Через некоторое время Славик учудил еще раз. Он игрался во дворе с горшком, который взял в кухне. Баба Настя сначала хотела его отобрать, а потом передумала: пусть играется, меньше капризничать будет, и ее от дел отвлекать. Славик и игрался, пока не надел этот горшок себе на голову. Это ему показалось забавным, и он пришел в кухню, чтобы напугать бабушку.

– Уууууууууу, – издал страшный звук Славик, который, усиленный резонансом чугунка, звучал громко и глухо, как из глубокого подземелья.

– Это что у тебя на голове? – поинтересовалась бабушка.

– Каска, – послышался глухой низкий голос из подземелья, совсем не похожий не голос Славика.

– Ладно, снимай, – велела бабушка.

Славик уже и сам понял, что пора снимать чугунок, так как под ним было очень душно. Попробовал снимать чугунок, но он не снимался. Наделся на голову он легко, а вот сниматься не хотел. Славик испугался и заплакал. Его рыдания усиливались чугунком и превращались в громкий и жалобный рев раненого зверя. Галя стояла рядом и смеялась над братом, уж очень странно звучал из чугунка его голос. Чугунок попыталась снять бабушка, но и у нее ничего не получилось, с большой головы Славика чугунок не слезал. Видя испуганное лицо бабушки, начала плакать и Галя. Теперь они со Славиком плакали вместе. Под чугунком басом рыдал маленький Славик, а рядом, тоненьким голоском, хныкала Галя. Бабушка сбегала за своим племянником, Мишей. Тот пришел, осмотрел чугунок и голову Славика. Подергал чугунок, и убедился, что тот не слезает.

– Придется разбивать чугунок, – предложил Михаил, – другого выхода я не вижу.

Услышав, что на его голове будут разбивать чугунок, Славик заплакал еще громче. Теперь рев дикого зверя из-под чугунка слышно было и на улице. Миша невольно улыбнулся. А баба Настя разозлилась.

– Ты что, сдурел? Разбивать чугунок на голове у ребенка?

– Ну тогда подождем с работы Филимона, а там уже будем вместе решать, что делать, – отложил решение проблемы Михаил, и ушел домой.

Некогда ему было с чужими детьми возиться. У него, кроме старшей Таисии, теперь было еще и двое младших, за которыми тоже нужно было смотреть, чтобы чугунок на голову не надели. Так, с чугунком на голове, Славик и просидел до вечера, пока не пришел с работы отец. Тот решил эту проблему очень просто.

– Мамо, у Вас рука тонкая, намажьте мылом края чугунка, и, сколько достанете, голову Славика под чугунком, – попросил он мать.

После того, как баба Настя все это сделала, отец легко снял чугунок с головы сына. В целости и сохранности остались и чугунок, и голова Славика.

Неожиданно к Филимону в гости приехал дядя Андрей, один из братьев его отца, уехавший с дедом Николаем на Урал. Приехал он не один, а со своей младшей дочерью Дашей, которая, следовательно, приходилась Филимону двоюродной сестрой, а по возрасту была ровесницей его дочери Гали. Когда Гале сказали, что это ее тетя, она не поверила. Разве тетя может быть такой маленькой? Это была дочь от его второй жены, первая умерла во время войны. Из всей их большой семьи с войны почти никто не вернулся, выжили только он и Ефим. Все остальные погибли. Андрей пытался найти тот дом, в котором они когда-то жили, но ничего не нашел. Того дома уже не было. Погостив недельку в селе, Андрей уехал обратно на Урал.

Ⅷ

Николай учился в военном училище. На третьем курсе он познакомился с Томой. Познакомились они случайно. Были с другом в увольнении, когда увидели двух симпатичных девушек, шедших по улице. Николай решил с ними заговорить. Одна из девушек остановилась, и стала отвечать на их вопросы, а вторая, с гордо поднятой головой, шла дальше, как будто их и не видела. Девушку, которая остановилась, Николай оставил другу, а сам пошел за этой гордячкой. И не прогадал, девушка, которая остановилась, была из провинции, а гордячка – была москвичкой. С ней он и начал встречаться. Мать Томы была не в восторге, узнав, с кем ее дочь встречается. Она считала Николая аферистом, который хочет получить московскую прописку. Через полгода Николай закончил училище, получил специальность военного связиста, и по распределению был направлен для прохождения службы в Жуковский, в батальон связи авиационного полка. При каждой возможности молодой лейтенант приезжал в Москву и встречался с Томой. Он был настойчив, и через год они поженились. Теща, все так же смотрела на Николая как на нахлебника, женившегося на ее Томе только из-за московской прописки и квартиры в Москве. Николай все это мужественно терпел, так как жить ему приходилось в квартире тещи, своего жилья у него не было. Здесь у них родились и двое сыновей: сначала Саша, а потом и Витя. Николай старался воспитывать их в строгости, как и положено сыновьям военнослужащего.

Неожиданно его разыскала Лена, девушка, которая чуть не родила от него в десятом классе. Как она его разыскала? Он ведь специально в село ни разу не ездил, и свой адрес никому не оставлял, чтобы она его не нашла. Лена спрашивала о его жизни, не хочет ли с ней продолжить отношения, ведь они так любили друг друга? Николай ничего не имел против, чтобы продолжить с ней отношения, но честно предупредил, что жениться на ней не сможет, так как уже женат. Такое положение Лену не устраивало, она ведь приехала, чтобы выйти за него замуж, а не быть любовницей. Погостив несколько дней в Москве, Лена куда-то уехала. Николай был рад, что от нее избавился и Тома о ней ничего не узнала. Поскольку опасность со стороны Лены ему больше не грозила, он решил съездить в гости к матери. Поехали всей семьей. В честь их приезда Филимон пригласил гостей, а мать не знала, куда их посадить и где положить спать. Тома всем понравилась, уж очень красивой была, и одета так, как в селе никто не одевался. Галя и Славик, в челочку, наблюдали за гостями, и тоже глаз не могли оторвать от красивой тети Томы. А вот двоюродные братья, Саша и Витя, им не очень понравились. Какими-то дикими они были, всего боялись, а когда Галя предложила им сходить в кино, то они отказались, сказав, что у них нет денег. Гале это показалось странным, отец всегда давал ей в школу деньги на завтраки, из которых она откладывала и на кино, у нее всегда в кошельке были деньги. А у этих даже кошельков не было. Со своего кошелька Галя и дала им деньги на кино. Они взяли эти деньги в руки, и как-то странно их рассматривали, как будто впервые держали деньги в руках. Странные были парни. И Гале не показалось, Саша и Витя действительно впервые держали в руках деньги, до этого, за них все оплачивали родители, в своих руках деньги они никогда не держали. У них было спартанское воспитание. И Гале стало их жалко, хотя они и были москвичами, и раньше она им завидовала. На следующий год и баба Настя решила навестить Колю в Москве, и посмотреть, как он там живет. Побыла у сына пару дней, и быстренько вернулась, уж очень ей не понравилось, как ее сваха приняла, смотрела не нее, как на нищенку.

За время службы в Жуковском, Николай с Томой дважды отдыхали в санатории, во Фрунзенском, и Томе там очень понравилось. А тестю от завода выделили четыре сотки земли для строительства дачи. Тесть с тещей этому очень обрадовались, теперь они летом смогут отдыхать за городом на свежем воздухе, а не в этой пыльной и душной Москве. Николай же никакого восторга по этому поводу не испытывал. Он восемнадцать лет прожил в селе, на свежем воздухе, и ничего хорошего там не видел. А тесть сразу же посадил на участке деревья и начал строить дачу. Привез кирпич, нанял каменщиков, и они за пару месяцев сложили небольшой двухэтажный домик. Осенью и кирпичную плиту в домике сложили. В принципе, теперь в домике уже можно было жить: и тепло есть, и на плите что-то приготовить можно. Оставалось только внутреннюю отделку сделать. А вот на отделку у тестя сил не хватило, он начал болеть, и ему стало не до дачи. Он и предложил зятю теперь самому дачу достраивать. Своими руками Николай мало что мог делать, и чтобы не уронить свой, и без того не очень высокий, в глазах тещи, авторитет, нужно было что-то придумать. Он написал письмо Филимону, в котором просил его и Мишу приехать к нему следующим летом и помочь достроить дачу. Братья согласились, в одно время взяли отпуск и поехали к Николаю. За две недели они и обшили стены домика изнутри досками. Заготовленные тестем доски правда оказались не строганными, и им самим пришлось их вручную строгать, но Николай, как мог, им в этом помогал. Худо-бедно, домик обшили. Правда тесть, который приехал принимать работу, качество работы оценил не очень высоко.

– Ладно, сойдет, – грустно сказал он, – доски могли бы и получше прострогать.

Действительно, на досках, которые строгал Николай, остались следы от зубьев пилы, оставленные на пилораме при распиловке досок. А ведь Филимон с Михаилом ему сразу об этом говорили, но он решил, что и так сойдет. В благодарность за оказанную помощь, Николай отдал Филимону свой старый телевизор, который они с Михаилом и привезли в село. Это был не просто телевизор, над экраном телевизора был еще и проигрыватель для пластинок, а экран телевизора закрывался выдвижной шторкой.

Ⅸ

В селе дела шли своим чередом. Галя пошла в школу, где с удивление узнала, что ее соседка Галя, оказывается, не Кумхимова, как называли ее на улице, а Пономарева. Училась Галя хорошо, почти всегда домой пятерки приносила. Вот только дома у нее было не все в порядке. Бабушка по-прежнему доставала мать своими придирками. Отец мать защищал, и тогда уже бабушка ругалась с ее отцом, чуть до драк не доходило.

– Это мой корень! Я здесь хозяйка, вы здесь никто, – кричала бабушка, набрасываясь с кулаками на отца.

– Дом я построил, – напоминал отец. – От Вашего корня уже ничего не осталось.

– Ну убей меня, убей! – кричала отцу бабушка.

– Это ты, змеюка, сына против меня настраиваешь! – кричала она на маму.

– Да мы про Вас вообще никогда не разговариваем, – оправдывалась мать.

Как-то раз, во время такой ссоры, бабушка подбежала к колоде и положила на нее голову, к той самой, к которой Филимон подводил свою жену, когда впервые привел ее домой и обещал отрубить ей голову, если та будет смотреть на двор своего бывшего жениха.

– На, руби, пусть эта змея порадуется! – кричала бабушка.

– Мамо, не доводите до греха, – со злостью сказал отец, – а то действительно отрублю. Вы меня уже достали, у меня рука не дрогнет!

Бабку от колоды как ветром сдуло, и больше свою голову на колоду она никогда не ложила.

Не часто, но иногда отец напивался до такого состояния, что приезжал домой с разбитым лицом, результатом многократного падения с велосипеда. А один раз его привезли из чайной на огородной тележке, так как был совсем невменяемый. Привезли и выгрузили возле двора, как мешок картошки. Пришлось Паше с Галей затаскивать его в дом, и укладывать в постель. Вот тогда Галя и сказала, что ненавидит отца.

– Галочка, ты что? – испугалась мать. – Нельзя так говорить про отца. Он ведь вас любит. Он последнюю рубашку продаст, лишь бы вы были сыты.

Но Галя все равно злилась на отца, он ведь всех позорит. Как она завтра будет смотреть в глаза своим одноклассникам? Хотелось поскорее уехать куда-нибудь отсюда, чтобы не видеть ни пьяного отца, ни эти вечные скандалы с бабушкой Настей.

Чтобы не видеть домашних ссор, Галя начала ходить ночевать к бабушке Харитине. В отличие от бабушки Насти, она была очень доброй и ласковой, никогда не ругалась, и Гале было у нее очень комфортно. Бабушка жила все в той же крохотной хатке на краю села, в которую ее выселили при раскулачивании. А в соседней хате жила школьная подружка Гали, Лида. Семья у них была многодетная, поэтому жили бедно. Бабушка часто кормила у себя и Галю, и Лиду, и родители Лиды разрешали ей оставаться вместе с Галей ночевать у бабушки Харитины. И девочкам такая жизнь нравилась.

Была у Гали еще одна подружка, Тома, дочь дяди Мити, которая жила через дорогу от их дома. Тома была на два года старше Гали. Она была очень красивой, и у нее в школе была масса поклонников. Тома рассказывала Гале, как она с ними встречается и целуется. Затаив дыхание Галя слушала рассказы старшей подруги. Ей все это очень нравилось, она даже представляла себя на месте Томы. Потом у Томы заболела мама, у нее обнаружили рак. Все страшно перепугались, но все обошлось. Ей сделали операцию, и врачи обещали, что она проживет еще не менее пяти лет. Прожила она все десять. За это время трое ее детей успели подрасти, а Тома даже школу закончить.

Неожиданно заболела и мать Гали. У нее так сильно начали болеть ноги и спина, что она не могла ходить. Отец отвел ее в больницу, где лечили две недели, но улучшений не было. Из больницы отец привез ее уже на телеге, и на руках занес в дом. Ходить она вообще не могла. Бабе Насте пришлось опять становиться к плите. Только через полгода мать начала потихоньку ходить, а потом и выздоровела. Но отец не разрешал ей делать тяжелую работу. На работу в колхоз она вышла, но работала уже не дояркой, а телятницей, там работа была полегче.

Учились в школе и дочки Мили. Маша была отличницей, все у нее получалось легко и просто. А вот у младшей, Гали, которая теперь была на голову выше старшей сестры, с учебой были проблемы. Особенно тяжело ей давалась арифметика. Галя и просила старшую сестру решить за нее задачки. Маша ей и помогала, после чего Галя убегала гулять, а Маша, сначала делала свои уроки, а потом выполняла порученную мамой работу. И это показалось ей не справедливым. Теперь, когда Галя просила ее решить задачки, она спрашивала: «А ты за меня грядки прополешь?». И только получив согласие Гали, решала за нее задачки. Иногда Маше было некогда, и она отказывалась помогать Гале. Тогда та, пользуясь правом сильного, брала сестру за шкирку, и усаживала за стол.

– Делай, – заставляла Галя.

– Я тебе позже сделаю, – сопротивлялась Маша.

– Сейчас делай, – настаивала Галя.

– А, кроме грядок, ты еще белье постираешь? – торговалась Маша.

– Делай, постираю, – соглашалась Галя.

После окончания школы, Маша поступила в сельскохозяйственный институт, где училась на экономиста. А Галя, после окончания школы, устроилась работать на завод в Харькове. Маша была похожа на маленькую серую мышку, которая все время хочет спрятаться в какую-нибудь норку, чтобы ее не слышно было и не видно, хотя личико у нее было достаточно красивое. Галя же, из хилого и болезненного ребенка, превратилась в настоящую красавицу: высокая, стройная, с очень красивым лицом и вьющимися волосами. От поклонников у нее отбоя не было, в то время, как на Машу ребята вообще внимания не обращали.

В школу пошел и Славик. Он тоже хорошо учился, никаких проблем с учебой у него не было.

После восьмого класса дочь Филимона решила поступать в медицинское училище, уж очень ей надоели домашние скандалы. Как отличницу, ее приняли туда без экзаменов. Теперь они жили вместе с Машей в Харькове, на квартире у бабки, которую все звали Степановной. Бабка сдавала койки студенткам. В крохотной комнате бабки жили четыре девушки: две спали на одной кровати, а еще для двоих, на ночь ставились раскладушки. Сама бабка спала на маленьком топчане. Ночью вся площадь комнаты была занята настолько, что даже в туалет сложно было выбраться. Это была коммунальная квартира, расположенная на первом этаже небольшого двухэтажного домика. Кроме квартиры бабки, здесь были еще три квартиры, в которых жили другие люди, а также были общие туалет и душ. На втором этаже была еще одна, точно такая же квартира.

Гале было всего пятнадцать лет, и в училище, в своей группе, она была самой младшей, но не самой глупой. Была у них одна девушка, которая приходила в ужас от рассказов других о том, как они целовались с парнями. Ей мама строго настрого запретила целоваться с парнями, чтобы не забеременеть, и она считала, что именно от поцелуев дети и получаются. По большому счету, ее мама была права, именно с поцелуев путь к детям и начинается. Галя была единственной в группе, которая ходила с косичками, и это ее сильно смущало. Она и начала уговаривать мать, чтобы та разрешила ей отрезать косы. Мать самостоятельно такое решение принять не могла, нужно было спросить разрешение у отца. Тот сначала был категорически против этого, но когда узнал, что в училище только она одна с косичками, то разрешил. В парикмахерской Гале отрезали косы и сделали прическу.

Приближался Новый год. Намечался поход в «Театр музыкальной комедии», на оперетту «Цыганский барон», и всем желающим выдали бесплатные пригласительные билеты. Достался такой билет и Гале. Девчонки говорили, что там будут и курсанты из военного училища. К походу в театр Галю готовили всей квартирой: Люба сделала ей модную прическу, Маша дала свои золотые сережки и красивый капроновый шарфик. Вот только старенькое детское пальтишко не на что было заменить, но решили, что и так сойдет, ведь в театре она разденется, и его никто не увидит. Советовали, что, когда будет с военными знакомиться, то чтобы смотрела, у кого звездочек побольше.

В театре к ней действительно подсел какой-то курсант. Назвался Иваном. Она тоже сказала, как ее зовут, а также то, что она учится на первом курсе, и живет на квартире со своей двоюродной сестрой Машей. Иван был не очень разговорчивый, больше говорила она, а он слушал. После оперетты он проводил ее домой, вернее до остановки троллейбуса, где она выходила. Провожать ее дальше не разрешила, так как боялась, чтобы Степановна ее с этим курсантом не увидала. У Степановны была бессонница, и телевизора не было, поэтому она вечерами, а иногда и ночью, сидела возле окошка и смотрела на улицу. Поэтому знала, кто к кому пришел, и кто от кого и во сколько ушел. А всех своих жиличек предупредила, чтобы парней сюда не водили, поэтому нарываться на неприятности Галя не хотела. Простились на остановке и обменялись адресами, но записать это было негде. Договорились встретиться первого января, в десять часов утра, возле памятника Гоголю. Когда Галя прибежала домой, девчонки еще не спали.

– Быстрее дайте карандаш и бумагу, пока я не забыла, – попросила она.

– Что, познакомилась? – удивились девушки.

– Да, – продолжая записывать адрес, сказала Галя.

– Военный?

– Да.

– А в каком звании?

– Не знаю.

– Ну, звездочек сколько на погонах?

– По-моему ……, их там нет, – начала вспоминать Галя.

– А что есть? Лычки есть?

– Кажется есть.

– Сколько?

– Одна, длинная.

– Вдоль или поперек погона?

– Она вокруг погона, – вспомнила Галя.

– Так это простой курсант, – поняла Люба. – Посолидней никого не могла выбрать?

На следующий день Галя отправила Ивану поздравительную открытку, которую Иван увидел только через полгода, так как там была неправильно указана фамилия.

Первого числа, после встречи Нового года, Гале очень не хотелось вставать, но девушки ее растолкали, напомнив, что у нее сегодня свидание. Нехотя плелась она, еще сонная, к памятнику Гоголю, в душе надеясь, что Иван не придет, она вернется домой, и опять ляжет спать. Но Иван был уже там, и нарезал круги вокруг памятника. Судя по следам на свежевыпавшем снегу, ходил здесь он уже давно.

– Давно ждешь, – поинтересовалась Галя.

– Не очень. Минут тридцать.

Галя посмотрела на часы. Да, она опоздала на целых двадцать минут, мог бы и не дождаться. Пошли гулять по городу. Было очень тихо, и ветра почти не было. Ярко светило солнышко, и свежевыпавший снег блестел так, что глазам было больно. И людей на улице почти не было, только кое-где видны были одинокие прохожие. Гуляли долго, пока Иван не захотел кушать. Зашли в маленькое кафе. Так как Галя кушать еще не хотела, то Иван взял по булочке, и по чашечке кофе. Расстались только вечером. На этот раз Иван проводил ее до самого ее переулка, и она издали показала ему дом, в котором жила. Этот дом стоял поперек улицы, перегораживая ее всю, только справа от дома была арка, которая вела куда-то во двор. Здесь они и простились, пожав друг другу руки. Пару месяцев они встречались по выходным, когда его отпускали в увольнение. Только в конце февраля он решился первый раз ее поцеловать при прощании. Хотел поцеловать в губы, но получилось как-то неловко, и поцелуй пришелся в щеку возле губ.

– Ты что? – отшатнулась от него Галя. – За кого ты меня принимаешь? Я не шалава, какая-нибудь. Больше ко мне не приходи.

И убежала домой. Иван не понял ее поступка. Вроде бы взрослая девушка, а обиделась за поцелуй в щеку. Две недели он к ней не приходил, но чувствовал, что в этой ссоре каким-то образом виноват он, хотя и не понимал, в чем конкретно его вина. На восьмое марта, с букетиком мимозы и бутылкой ликера, он пришел мириться прямо к Гале на квартиру. Та была в шоке от его появления здесь, теперь точно Степановна выгонит ее из квартиры и все расскажет отцу. Но, увидев гостя с бутылкой и цветами, Степановна не стала ругаться, а предложила Ивану раздеваться. Иван снял шинель, и повесил ее на вешалку в коридоре. Девушки нарезали хлеба и колбасы, и поставили на стол, который стоял в общем коридоре. За этим столом все и разместились, в том числе и Степановна. Выпили за праздник и закусили. От сладкого, но сорокаградусного ликера, девушки все быстро запьянели, трезвыми оставались только Иван и Степановна, да Галя, которая почти не пила. Степановне молодой человек понравился, и она разрешила ему приходить к Гале. Оставив девушек и Степановну праздновать дальше, Иван с Галей ушли гулять. Здесь она и объяснила Ивану, почему обиделась за тот поцелуй.

– У меня в школе был поклонник, Яша рыжий, – начала рассказывать она. – Он был второгодник и хулиган, но ко мне всегда хорошо относился, даже мой портфель со школы домой носил. Я его ухаживания терпела. А в прошлом году, когда я училась в восьмом классе, он решил меня поцеловать. Я ему тогда так врезала. А тут ты, со своим поцелуем. Мне как-то не по себе стало.

– А ты разве не после десятого класса в училище поступила, – удивился Иван.

– Нет, после восьмого.

– А сколько тебе лет?

– Уже шестнадцать, – гордо ответила Галя, и добавила, – недавно исполнилось.

Иван чуть в осадок не выпал от такой новости. Он ведь думал, что ей восемнадцать. После этой встречи он куда-то надолго пропал, и на ее письма не отвечал. Что случилось, она не понимала, но не очень и расстроилась, не очень-то он ей и нравился. Объявился он месяца через три. Оказывается, он испугался, когда узнал, что ей всего шестнадцать лет, а не восемнадцать, как он думал. Но потом решил, что девушка ведь хорошая, а что молодая, так это ничего – подрастет. И они опять начали встречаться. Гуляли по расположенному рядом парку им. Т. Г. Шевченко, сидели там на скамейках под огромным каштаном, и целовались. Потом переходили в подъезд Галиного дома, садились на подоконник окна между первым и вторым этажом, и продолжали целоваться. Гале эти поцелуи уже нравились. Потом поцелуи перешли на шею, и они опять поссорились. Месяц не виделись, а потом опять встречались и целовались. Когда Иван поцеловал ее ниже шеи, она его опять прогнала, и решила, что с этим наглецом она больше встречаться не будет. Но прошел месяц, и она его опять простила. Теперь он уже мог целовать ее грудь, но только то, что было выше лифчика. Но наглости мужчин нет предела. Он залез рукой и под лифчик. Она ему врезала как следует, и опять они два месяца не виделись. Она уже думала, что он больше не придет, но он пришел, и она опять его простила. Теперь она уже разрешила гладить свою грудь и целовать ее. Ниже Иван не лез, и это ее устраивало. Казалось бы, поводов для ссор больше не было, но он иногда выводил ее из себя какими-нибудь дурными высказываниями, и тогда они снова ссорились. Она рассказывала ему о своей подруге Томе, у которой появился жених, Петрусь. Подруга делилась с ней подробностями своей интимной жизни, а Галя рассказывала это Ивану. Потом Петруся забрали в армию, а Тома его ждала, но при этом встречалась и с другими ребятами, и с ними, не только целовалась. Иван нелестно отозвался о ее подруге, и они поссорились. Потом Петрусь вернулся из армии, и Тома вышла за него замуж, но доброжелатели рассказали ему про Томины похождения, и он с ней развелся. Галя очень жалела Тому, и обзывала Петруся гадом и паршивцем. Иван опять высказал свое мнение по этому поводу, и опять они поссорились. После развода Тома пустилась во все тяжкие, с кем только она не переспала, и с холостыми, и с женатыми, и ей это нравилось, и она этим даже гордилась. Но, свое мнение по этому поводу, Иван больше не высказывал.

Так встречались они два с половиной года. При этом ссорились не реже, чем раз в месяц, после чего долго не встречались. Потом встречались, и опять ссорились. И все из-за Ивана, он был упрямым и несговорчивым, никогда не хотел признавать, что был неправ. Иногда правда, и она была неправа, но он ведь мужчина, мог бы и уступить девушке, признать, что это он был неправ, а не она. Не ей же признавать свои ошибки.

Люба, которая жила вместе с Галей на квартире у бабки, тоже встречалась со своим земляком. Как-то Галя со смехом рассказала Ивану, что Люба стирала свою юбку, которую ей испачкал жених. Когда они с ним целовались, он к ней прижался, и у него выскочила сперма, она и испачкала юбку.

– И ты ей поверила? – уточнил Иван.

– Да.

– Блажен, кто верит. Да это она под себя юбку подкладывала, чтобы не лежать на земле голой задницей, – попытался развеять ее наивность Иван.

– Как это? – не поняла Галя.

– Ладно, не заморачивайся, потом узнаешь.

Через некоторое время Люба родила сына, Игорька. Теперь в квартире бабки был еще и маленький, вечно плачущий ребенок.

Маша училась на последнем курсе и поехала с курсом в колхоз на уборку картошки, где они жили в бараке целый месяц. Там она и познакомилась с красивым и ласковым парнем, в которого и влюбилась. Это был первый парень в ее жизни. Он обещал на ней жениться, был таким ласковым и нежным, и таким настойчивым, что она уступила его натиску. А после возвращения в институт, он вообще перестал к ней подходить. Как сказали Маше, у него много девушек было, она не первая, и не последняя. Чтобы скрыть позор, Маша сделала аборт, и очень неудачно, врачи сказали, что больше детей у нее может и не быть. Повезло только ее сестре Гале, которая встретила прекрасного парня Женю, высокого и крепкого, под стать себе, и вышла за него замуж. Теперь они жили на съемной квартире в Харькове.

Ⅹ

Николаю в очередной раз очень повезло, его полк перебазировали в Германию. Пять лет они прожили с Томой за границей. Жизнь там была совсем не такая, как в Союзе. Здесь всего было в избытке. Из Германии Николай привез в Москву и ковры, и хрусталь, и книги. И не просто книги, а полные собрания сочинений известных классиков, которых в Союзе вообще нельзя было достать. И во Фрунзенское они каждый год ездили отдыхать. Как-то раз они в очередной раз ехали в санаторий, с заездом в Москву, чтобы оставить детей у тещи. Но оказалось, что теща приболела, и Тома вынуждена была остаться с ней. В санаторий поехал один Николай. Там он познакомился с молодой женщиной Настей, у которой дома были муж и двое детей. Она первый раз была в санатории. Николаю она понравилась, и он начал ее всячески обхаживать. Она верила каждому его слову: и что он холостой летчик, и что всю жизнь искал такую, как она, и что любит ее безумно. Настя недолго сопротивлялась, и под его напором сдалась. Это был безумный отпуск, они почти никогда не расставались. А когда Николай собрался ехать домой, Настя решила ехать с ним и выйти за него замуж, детей у мужа она потом заберет. Раньше Николай говорил ей, что она должна понравиться его матери, которая живет в Москве, и которую тоже зовут Настей. На встречу с его матерью она и ехала. А Николай был в шоке и не знал, что делать. Куда он ее повезет, в Москву к теще? Это же надо было с такой дурой связаться! Признаться, что он ей все наврал, у него духу не хватило. Решил сделать пересадку в Харькове, и там как-нибудь от нее избавиться. Пока вместе ехали в поезде до Харькова, у Николая чуть голова не лопнула от дурных мыслей. В село ее везти нельзя. Во-первых, Филимон его с любовницей в свой дом не пустить, выгонит на улицу, это он точно знал. Во-вторых, добрые люди из села могут сообщить об этом его Томе, а та пойдет в партком, и тогда конец его карьере, не видать тогда ему подполковничьей должности, как своих ушей. Решил ехать к племяннице Гале, которая недавно вышла замуж и жила теперь в Харькове. Она девка не болтливая, может все и обойдется.

Галя очень удивилась приезду дяди с незнакомой женщиной.

– Это кто? – спросила она, когда спутница дяди зашла в ванную умыться с дороги.

– Просто попутчица. Вот привязалась, не знаю, как от нее отвязаться, – оправдывался дядя.

Потом женщина объяснила Гале, что они с Николаем едут в Москву, к его матери. Они хотят пожениться. У нее есть двое детей, но она заберет их от мужа позже, когда устроиться на новом месте.

– Дядя Коля, что же Вы ей такого наобещали, что она решила и мужа, и детей бросит? – удивлялась Галя. – Это же надо, так женщине мозги запудрить? А мне с ней что делать?

Но у дяди Коли уже созрел план.

Галочка, ты завтра с ней немножко погуляй, а я тихонько в село уеду, – излагал он свой план племяннице. – А потом скажешь ей, что у меня трое детей, и живу я не в Москве, а в Сибири.

На следующий день, когда Галя с Настей вернулись с прогулки, в квартире уже не было ни Николая, ни его чемодана. Настя сразу поняла, что Николай ее обманул, попользовался ею, и бросил.

– Он домой, в Сибирь уехал. Я думала, что ты в курсе, – изобразила удивление Галя. – Ты не расстраивайся, тут жалеть не о чем. Он гуляка, у него таких как ты полно. Каждое лето новая. Его жена терпит только потому, что у них трое детей. Езжай-ка ты к мужу и детям, и живи с ними счастливо.

Настя немного поплакала, забрала свой чемодан, и уехала домой. А Николай недельку погостил у матери и вернулся в Москву, тоже, к жене и детям.

Через пять лет пребывания в Германии, их полк опять перебазировали в Жуковский. Многие офицеры получили квартиры в Москве, но, поскольку у Николая уже была московская прописка, квартиру он не получил. И опять они жили в тещиной квартире. Тесть, к этому времени, уже умер.

Ⅺ

Маша закончила институт, и по распределению уехала работать в какое-то дальнее село Харьковской области. Там ее сразу поставили на должность главного бухгалтера колхоза. На этой должности она зарабатывала хорошие деньги, и похвасталась этим перед дядей Колей. А тот как раз начал собирать деньги на покупку машины, но копить деньги ему придется лет пять. Он и попросил племянницу одолжить ему денег на машину. Маша была просто горда тем, что может помочь дяде, и с удовольствием одолжила ему восемь тысяч рублей, на которые дядя и купил новенькие жигули. А у Маши появился жених, Витя, водитель директора их колхоза. Он настойчиво ухаживал за Машей, и она согласилась выйти за него замуж, но страшно этого боялась. Ей очень не хотелось, чтобы Витя узнал, что до него у нее уже был мужчина, уж очень ревнивым он был. Приехала советоваться к Гале, но та ничего толкового посоветовать не могла. Тогда они вместе поехали к Томе, та все-таки была опытной девушкой. Тома никакой проблемы в этом не видела. Посоветовала Маше, чтобы до свадьбы никакого интима между ними не было, а в первую брачную ночь, когда жених будет поддатый, натереть вход во влагалище лимоном, тогда там будет сухо, и он с трудом сможет туда проникнуть. Он даже не поймет, что она не была девушкой. Маша даже не подозревала, что все так просто можно сделать.

Галя продолжала встречаться с Иваном, и они все так же часто ссорились. Когда он долго не приходил после ссоры, она решала, что больше с ним встречаться не будет, но он опять приходил, и опять все продолжалось. Он тоже решал, что больше к ней не придет, но проходил месяц, и его снова тянуло к ней.

Галя уже училась на выпускном курсе. Ее школьная подруга Лида проводила в армию своего парня, который обещал, что после службы в армии на ней жениться. Он тяжело переживал предстоящую разлуку с любимой, и боялся, что она его не дождется. И сколько Лида не убеждала его, что очень любит его, и обязательно дождется, он ей не верил. Чтобы убедить его в этом, и успокоить, Лида согласилась провести с ним последнюю ночь перед армией. И он ушел служить уверенным, что она дождется его из армии.

Галя тоже начала думать и о замужестве, и о распределении. Как отличница, она могла попасть в пятипроцентники для поступления в институт. Но могла и не попасть, тогда ее тоже могут послать в какое-нибудь глухое село, а ей туда не хотелось ехать. Если она выйдет замуж за Ивана, то, как жена военнослужащего, получает свободный диплом, и может хоть в институт поступать, хоть на работу куда угодно устраиваться. Последний вариант ей нравился больше всего.

– Иван, а ты не хочешь на мне жениться? – как-то предложила она.

– А не рановато ли? – удивился Иван. – Ты ведь еще малолетка, тебе восемнадцати еще нет.

– Ну и что? На Украине можно и с шестнадцати замуж выходить, я узнавала.

– Это по жизненным показателям, – улыбнулся Иван, – когда пузо к носу подбирается.

– Через полгода будет восемнадцать, – не унималась Галя.

В планы Ивана женитьба сейчас никак не входила. Во-первых, ему еще больше года учиться, зачем ему сейчас семья? Во-вторых, тех денег, которые он сейчас получает, ему и на одного не хватает, а на что он будет семью содержать? А жить где будут? И самое важное: если они сейчас каждый месяц ссорятся, то что будет, когда будут жить вместе? Каждый день будут ссориться? И зачем ему такая жизнь?

– Давай не будем торопиться, – предложил он, – вот закончу училище, тогда и поженимся.

– А если меня по распределению куда-нибудь отправят?

– Ничего страшного, я буду к тебе приезжать.

– Не нужен мне приезжий жених. А если ты на мне не женишься, кто меня потом возьмет?

– Да не волнуйся, мы потом обязательно поженимся.

– Не нужно мне твое «потом», или ты женишься на мне до моего выпуска, или мы расстаемся, – разозлилась Галя. – Лидин жених тоже обещал на ней жениться, когда уходил в армию, а когда вернулся – женился на другой. Я лучше за Васю замуж выйду.

– Что за Вася? – поинтересовался Иван.

– Курсант пожарного училища, проходит практику у нас в колхозе. Я ему нравлюсь, и он хочет на мне жениться.

– А он тебе?

– Он моей маме нравится.

– Ну и выходи за него.

– И выйду, если ты на мне не женишься.

Иван обещал подумать. Осенью Галя сообщила Ивану, что их приглашает в гости тетя Дуся. В следующую субботу они к ней и поехали. Сначала полтора часа ехали поездом, потом минут тридцать автобусом. И вот они на месте. Их встретила небольшого роста, но довольно толстенькая женщина. Не только Галю, но и Ивана она обнимала и целовала как родного, и непрерывно и быстро разговаривала. Выдавая сто слов в минуту, сообщала Гале новости, при этом, не закончив рассказывать об одном, тут же перескакивала на другое, и Иван с трудом следил за ее мыслью. Полной противоположностью ей был ее муж Иван, спокойный и немногословный. Да его, кроме рюмки, больше ничего не интересует, сказала про него тетя Дуся. Она накрыла роскошный стол, на котором было не менее пяти различных блюд, наверно в честь приезда гостей. Иван сказал, что не нужно было для них столько готовить, они столько не съедят.

– Так это не специально для вас, – ответила ему тетя, – у на всегда так.

Сели за стол, выпили какой-то вкусной наливки. Галя с Иваном попробовали понемножку каждого блюда. Все было очень вкусно. Теперь Иван понимал, почему тетя такая толстая. Непонятно только было, почему ее муж такой худой. После обеда тетя рассказывала, что она взяла в колхозе двойную норму сахарной свеклы для выращивания, за что ей выдадут много сахара. Три мешка сахара она уже получила, и еще столько же получит, для самогона хватит. Прополку она делает очень быстро, пока другие один рядок проходят, она два успевает пройти. А еще у соседа в этом году плохая картошка уродилась, так он предложил ей поменять его мелкую, на ее крупную. Поменяли два мешка мелкой на мешок крупной, теперь этой картошки ее поросятам на всю зиму хватит. Ее Надя теперь работает на заводе в Харькове, приезжает домой только на выходные, но сегодня не приедет. А приезжает она со своим кавалером, красивым таким парнем. Спят на чердаке, и неизвестно, чем они там занимаются, трахаются наверно. Но она в их дела не лезет, пусть сами разбираются. Предупредила только Надю, чтобы предохранялась, а то, не дай бог – забеременеет. Иван видел, как покраснела Галя, а тетя в том же духе продолжала рассказывать свои новости. Ивану это надоело, и он сказал, что они с Галей пойдут играть в бадминтон, ракетки они с собой взяли. Переоделся в купленные накануне плавки, и обнаружил, что они слишком высокие, выше пупка достают. Ну очень некрасиво. А у тети Дуси он видел ножную швейную машинку. Спросил разрешения на ней поработать. Отрезал от плавок лишнее, зашил пояс под резинку, заправил ее, плавки были готовы. Теперь они красиво смотрелись.

– Ты так быстро перешил? – удивилась тетя. – А я свою Надю никак не могу заставить учиться шить.

– Я в детстве на машинке много шил, – пояснил Иван. – Часто рвал одежду, и сам ее ремонтировал, чтобы от матери не влетело.

Пару часов поиграли в бадминтон на поле, где раньше росла люцерна, потом вышли на улицу, посидеть вдали от тети Дуси. Но и тут им не дали посидеть спокойно. На велосипедах подъехали какие-то два местных парня, начали знакомиться. Галя представила Ивана как своего старшего брата.

– Да оно и так видно, – даже не сомневались они, – вы очень похожи.

Иван даже не думал, что они похожи. Сидели с этими ребятами на скамейке, и спокойно разговаривали, пока один из них не стал обнимать Галю. Ивану это не понравилось.

– Ну ка, убрал от нее руки! – не выдержал такой наглости Иван.

– Ты не брат, что ли? – догадались они.

– Больше не представляй меня братом, – попросил Иван Галю.

Начали готовиться ко сну.

– Вам вместе постелить? – поинтересовалась тетя Дуся, – Хотя, чего спрашивать, свободная кровать у меня только одна.

Галя промолчала.

– Молчание – знак согласия, – сделала вывод тетя, – стелю вместе. Тебе Надину ночнушку дать?

– Спасибо, не нужно, я в лифчике буду спать, – отказалась Галя.

Итак, они впервые оказались вдвоем в одной постели. Лифчик он с нее сразу снял. Целовал в губы, шею, грудь и живот, целовал все, до самих трусиков. Но ниже не переходил. А Галя двумя руками держала свои трусики, и боялась, как ба он и их не снял.

– Может ты меня тоже обнимешь? – не выдержал Иван.

Галя оставила свои трусики, и тоже стала обнимать и гладить Ивана. На его животе ее рука наткнулась на что-то большое и твердое.

– Неужели это оно и есть? – со страхом подумала она. – Только почему оно такое большое? На рисунках в училище им гораздо меньшее показывали.

И ее руки опять схватили свои трусики. Иван это заметил.

– Ты чего перепугалась? Успокойся, не буду я тебя трогать.

Галя немного успокоилась, и опять они обнимались и целовались. Гладя ее, Иван запустил руку и в трусики, а она опять их держала, чтобы он не снял. Он продолжал гладить ее тело под трусиками, а она уже устала с ним бороться, руки ее устали, и она отпустила свои трусики. Иван аккуратно снял и их. Теперь он уговаривал ее попробовать. Она отказывалась, и закрывала руками то место, куда он хотел попасть. А он все уговаривал. И она согласилась, только попросила, чтобы только чуть-чуть, неглубоко. Иван пообещал. Она вся дрожала, и Иван продолжал целовать ее и гладить, пока она не успокоилась. Потом он лег на нее, даже не залез еще никуда, и вдруг сам задергался, и на ее живот что-то полилось.

– Все, – выдохнул он, слишком долго тебя уговаривал.

Только после этого они уснули. На следующий день они уехали в Харьков. Через пару недель Иван познакомился и с Надей. Это была очень красивая девушка, стройненькая как стебелечек, с изумительной, как у куколки фигуркой. Она была веселой и жизнерадостной, и Иван смотрел на нее, как на чудо природы. Галя заметила это и дернула его за рукав, мол не засматривайся, у нее жених есть.

Ⅻ

Зимой прошел слух, что с Нового года золото подорожает в два раза. С женитьбой Иван еще ничего не решил, но, на всякий случай, взял в кассе взаимопомощи сто рублей, и купил обручальные кольца. С их покупкой он опоздал, нужных размеров в магазинах не было, лежали только кольца очень больших размеров, и те триста семьдесят пятой пробы. Пришлось взять их. И хорошо, что взял. После Нового года золото действительно подорожало в два раза. Теперь он вообще не смог бы купить кольца. Потом ему на глаза попались очень красивые пригласительные открытки на свадьбу. Их он тоже купил. Когда он был дома в отпуске, мать решила постирать его рубашки, и обнаружила эти открытки. Пришлось сознаться, что собирается жениться.

Маша, которая уже готовилась к свадьбе, шила себе свадебное платье, и спросила у Гали, не нужен ли и ей гипюр на свадебное платье. Галя ответила, что нужен. Маша и купила ей гипюр на платье. Простая как веник Маша, привезла этот гипюр в село и вручила его матери Гали, сказав, что это гипюр на свадебное платье для Гали. Когда Галя приехала домой, мать вручила ей передачу от Маши.

– Ой, как хорошо, – запрыгала от радости Галя.

– Доцю, ты что, замуж собралась? – удивленно спросила мать. Не рановато ли? А нам почему ничего не говоришь?

Только тут Галя поняла, что прокололась, и начала оправдываться.

– Да мы еще ничего не решили, это я так, на всякий случай купила, так как гипюр тяжело достать.

– Ну ты хоть с женихом нас до свадьбы познакомишь?

– Познакомлю. Хотите, я с ним на день рождения приеду?

– Приезжайте. А кто он?

– Курсант.

– И сколько ты с ним знакома, что уже и замуж собралась?

– Два с половиной года.

– Сколько? – не поверила своим ушам мать. – И все это время скрывала?

Галя смущенно опустила голову. Итак, о предстоящей свадьбе теперь знали и родители жениха, и родители невесты.

Весной Гале исполнялось восемнадцать лет, и на день рождения она пригласила Ивана к себе домой. Ехали вместе. Галя переживала, понравится ли Иван ее родителям? В автобусе, который вез людей в село от электрички, Галя увидела свою двоюродную сестру Галю с мужем, которые тоже ехали на ее день рождения. Галя была выше Ивана, и очень красивая, настоящая украинская красавица. Ее муж Женя был еще выше ее, крепкий, широкоплечий, с копной черных вьющихся волос на голове. Только немного заикался, но он этого не стеснялся, и держался очень уверенно. Единственное, что не понравилось Ивану – он много матерился. Казалось, что без мата, он вообще не может выстроить слова в предложение. Год назад Галя родила сына, которого назвали Шуриком, его крестили, и крестной стала другая Галя, сегодняшняя именинница. Шурик рос у бабушки Мили, которая жила в соседнем селе. А еще Иван узнал, что мужа Гали забирают в армию, так как он еще не отслужил срочную службу. В подарок Гале они везли огромную куклу, которая говорила «мама».

Вместе и пришли в дом Галиных родителей. Дом был довольно большой, кирпичный, с пристроенной к нему верандой из досок. За домом был старенький деревянный сарай, а во дворе стояла еще маленькая летняя кухня, непонятно из чего сделанная, обмазанная глиной и крытая очеретом. В доме были сени, прохожая, маленькая кухонька, в которую выходила топка печи, и одна большая комната, в которой размещалась и печь. Стены комнаты были деревянные, и побелены мелом. На стенах висели вышитые картины в рамах, на которых висели красивые вышитые рушники. В общем, обычная крестьянская изба. В комнате уже были гости: какие-то родственники, и бабки-соседки. Бабки, сидящие за столом, перешептывались между собой, и, как понял Иван, больше всего их интересовало, спят ли вместе жених и невеста, и где их положат на ночь спать?

Вечер прошел без неожиданностей. Ивана никто ни о чем не расспрашивал, его только внешне оценивали. Нашли где и гостей на ночь разместить: свою Галю положили вместе с бабушкой на кровати в прихожей, Галю с Женей на кровати в кухне, а Ивана на диване в комнате. Утром отец только поинтересовался его планами на будущее, и спросил, не рановато ли они жениться собираются. Иван честно сказал, что жениться они собираются, а вот когда, еще не знают, так как заявление еще не подавали. На вопрос, знают ли об этом его родители, Иван ответил, что знают. Ответы Ивана отца вполне удовлетворили.

Через две недели Иван с Галей подали заявление во дворец бракосочетания. День росписи назначили через месяц, и выдали пригласительный билет в салон для новобрачных. Они и посетили этот салон. Здесь было все, чего не было в обычных магазинах: ковры и хрусталь, свадебные платья и костюмы для жениха, телевизоры и дефицитная бытовая техника. Чего здесь только не было? Но ни на что это у Ивана не было денег, он еще с кассой взаимопомощи за кольца не рассчитался. Чтобы не уходить из салона совсем без покупок, Иван купил Гале не очень дорогую дамскую сумочку.

Поехали еще раз в село, чтобы согласовать с родителями день свадьбы. Роспись выпала на среду, поэтому в субботу можно было и свадьбу сыграть. Бабушка Гали что-то посчитала, и сказала, что в субботу нельзя, там пост начинается, нельзя свадьбу играть, грех. Иван предложил на следующую субботу, но оказалось, что и там нельзя, пост еще не закончится.

– Ладно, не заморачивайтесь, – успокоил родителей Гали Иван. – Мы сами, в училищной столовой сыграем, там у нас уже много свадеб было. К тому времени я с кассой взаимопомощи рассчитаюсь, и смогу снова взять деньги на свадьбу.

– Как это в столовой? – растерялась будущая теща. – Без нас?

– Ну а что делать, если у вас нельзя? Не будем у вас грешить, сыграем в другом месте. Роспись ведь мы перенести не можем – объяснил свою позицию Иван.

Все взоры обратились на бабушку. Та что-то еще раз посчитала, и сказала, что она ошиблась, в субботу свадьбу еще можно играть, пост позже начинается. Родители Гали облегченно вздохнули. Потом теща еще долго припоминала зятю, что он хотел без них свадьбу сыграть.

Перед свадьбой приехал отец Ивана, чтобы познакомиться со сватами, и согласовать предстоящие расходы на свадьбу. Галя с Иваном и повезли его в село. О чем они договорились с родителями Гали, Ивану он не стал рассказывать. Будучи очень любопытным, он сходил еще и в центр села, чтобы посмотреть на цены в магазинах. Оттуда он вернулся какой-то расстроенный.

– Иван, а ты уверен, что сделал правильный выбор? – задал он неожиданный вопрос.

– А что случилось? – не понял Иван.

– Да мне там про них такого наговорили. Говорят, что они очень склочные, у них тут почти каждый день скандалы. До мордобития, говорят, доходит. Ты уверен, что тебе нужно связываться с этой семьей?

– Но я ведь не на них женюсь, а на Гале. И жить мы здесь не будем.

– Так-то оно так, – вздохнул отец, – только характер ведь по наследству передается, не ошибись.

–Галя не такая, – заверил отца Иван, хотя сам в этом совсем не был уверен, уж больно она бала похожа, по характеру, на бабу Настю.

Ночевать остались в селе. На этот раз, отца Ивана положили на диване, а Галю с Иваном – на кровати в кухне. И опять Иван начал к ней приставать, хотя радом за перегородкой лежала бабушка Настя. Ненормальный какой-то. Как Галя не пыталась его вразумить, он все равно везде запускал свои руки. Поняв, что он не отстанет, она уступила его домогательствам, но шепотом попросила, чтобы очень аккуратно и не глубоко, чтобы ничего там не порвать, и не шуметь. Не успела она опомниться, как что-то толстое и твердое провалилось в нее, она только ойкнуть и успела. Почувствовав боль, стала сталкивать его с себя, сказав, что ей больно. Спасибо, хоть не стал сопротивляться и продолжать начатое. На этом их вторая попытка и закончилась.

На роспись, со стороны Ивана, приехали только его родители, еще десять человек родственников приехали уже на свадьбу. А вот ребят из его училища, и девушек из училища Гали, было много. Свидетелями были друг Ивана, Сережа, и дочь тети Дуси, Надя. После росписи, старшее поколение уехало в село, а молодежь поехала на квартиру к Степановне. В ее комнате накрыли два длинных стола, на которых, в основном, были различные бутерброде и насколько салатов, которые сделали девушки, две бутылки водки, и четыре вина. Вот и все разносолы. Места всем не хватало, поэтому на кроватях и стульях сидели ребята, а девушки – у них на коленях. Но на тесноту никто не жаловался. Все были довольны.

Для первой брачной ночи новобрачным предоставил свою комнату сосед Степановны. А ведь это действительно была их первая брачная ночь. Наконец-то они одни и вместе, и могли насладиться близостью. Но никакого наслаждения от этой близости никто из них не получил. Оба не поняли, что в этом люди находят хорошего? Они ничего такого не почувствовали. Иван только поинтересовался, почему нет крови? Галя объяснила ему, что иногда плева рвется и без крови. А иногда, она бывает настолько эластичной, что вообще не рвется. У них был случай, когда муж с женой жили вместе почти год, а когда она пришла рожать, то обнаружилось, что девственная плева цела. У Ивана никакого опыта в этом деле не было, и он не знал, что и думать. Если бы у Гали плева растягивалась, то он наверно должен был чувствовать ее сопротивление, а он ничего не чувствовал. И он решил, что, скорее всего, он до нее не достает, она где-то ниже находится.

В субботу все поехали на свадьбу в село. Вместе с Галей и Иваном ехали три десятка парней и девушек. Всего же на свадьбе было человек двести. Столы ломились от выпивки и закусок. Курсанты и девушки такого изобилия еще никогда не видели. Они ведь привыкли, что на курсантских свадьбах, и выпивка, и закуски, были в очень ограниченном количестве. Эта свадьба курсантам очень понравилась, и потом они еще долго о ней вспоминали. Такой свадьбы больше ни у кого не было. Вечером, все ребята и девушки, кроме свидетелей, уехали в Харьков. Свидетели как-то тоже сблизились, было видно, что они симпатизируют друг другу. Тетя Дуся надеялась, что и ее Надя выйдет замуж за военного. Но Галя шепнула Сереже, что у нее есть жених, и Сережа сразу охладел. Тетя Дуся не поняла, что произошло, но подозревала, что без Гали здесь не обошлось, и очень на нее обиделась.

Постель молодым постелили на чердаке дома, чтобы им никто не мешал. Только здесь они наконец-то получили удовольствие от секса. За ночь Иван семь раз исполнил свой супружеский долг. Как только Галя просыпалась и начинала шевелиться, так он его и исполнял. Под утро она уже старалась не шевелиться, когда просыпалась, боялась его разбудить.

На второй день свадьба продолжилась. Молодым надарили кучу подарков, которые особым разнообразием не отличались. Было подарено штук двадцать комплектов постельного белья, и полторы тысячи рублей денег. Оригинальными были только два подарка: сосед Степановны подарил Гале электрический утюг, и ребята, которые жили в одной комнате с Иваном, подарили ему большую алюминиевую сковородку, с крышкой и ручкой, с толстым и ребристым изнутри дном. Как показала последующая апробация этой сковородки, благодаря этому ребристому дну, на ней ничего не пригорало. Теща прозрачно намекнула зятю, что на свадьбу они потратили много денег, и Иван отдал ей почти все подаренные деньги, оставив себе только сто рублей. Был еще один подарок – шелковая ночная рубашка. Этот подарок привез по просьбе дяди Коли, крестного Гали, его друг. Сам дядя Коля на свадьбу приехать не смог. Этот друг всех удивил тем, что зачем-то искал кукурузное масло, а мужики в селе, о таком и не слышали никогда. За неимением оного налили ему две бутылки очень вкусного и пахучего подсолнечного масла своего отжима. Вечером молодожены и свидетели уехали в Харьков, а остальные гости гуляли еще и на третий день. Вот такая была свадьба.

ⅩⅢ

После свадьбы жизнь Ивана и Гали никак не изменилась: она продолжала жить на квартире у Степановны, а он – в своем общежитии. Через две недели Галя предложила съездить к родителям, а заночевать у бабушки Харитины. Она живет одна, и у нее много свободного места. Поскольку за эти две недели им ни разу не удалось побыть вместе, идея Ивану понравилась. Хатка у бабушки действительно была очень маленькой, с соломенной крышей, с маленькими, низко посаженными окошками. Возле хаты даже веранды не было, со двора заходили сразу в сени. Слева от хаты стоял полуразвалившийся сарай, тоже с соломенной, просвечивающейся в некоторых местах крышей. Возле сарая лежала куча березовых чурбаков, примерно куба два. Их уже кто-то начал колоть, так как несколько десятков поленьев уже были сложены под сараем. Иван подумал, что это бабушка сама пыталась колоть чурбаки, и, конечно же, эту работу не осилила. Иван и предложил бабушке свою помощь в этом деле, но она стала отказываться: «Вы лучше отдохните с дороги, колоть дрова ко мне ходит Славик со своей девушкой. Вон уже немножко накололи. Они правда больше целуются в сарае, чем колют».

– Это он с Лидой приходит? – удивилась Галя.

– Нет. С Лидой он больше не встречается. С Олей приходит. Это ее младшая сестра.

Как понял Иван, речь шла о младшем брате Гали. Часа за четыре Иван переколол всю эту кучу дров. Вместе с Галей, аккуратно сложили поленья под сараем.

– Уже все переколол? – удивилась бабушка. – А Славик с Олей за три дня только маленькую кучку накололи.

– Так мы не целовались во время работы, – пошутил Иван. – Мы потом будем.

Вечером бабушка постелила им постель, а сама ушла к соседям, чтобы посмотреть у них телевизор. Бабушка была понятливая. К ее возвращению, Галя с Иваном не только нацеловаться успели. Утром бабушка рассказала им, что заболел ее сын Коля, у него рак обнаружили.

В следующие выходные они поехали его навестить. Дядя Коля не вставал с постели, болезнь была уже на четвертой стадии. Он лежал весь высохший и бледный, но был в здравом уме, и был рад гостям. Расспрашивал Галю про ее родителей и бабушку Харитину. Галя ему все рассказывала и даже вспомнила, как он приезжал к ним в село и привозил мороженное. Тетя Шура, его жена, все время плакала. Когда они уходили, она шепнула им, что жить ему осталось, максимум две недели. Умер он через неделю.

Больше месяца молодожены жили врозь. Потом, один из соседей Степановны сказал, что на лето освобождается небольшая комната у его брата, так как его дети уезжают к бабушке. Галя и попросила его, чтобы он поговорил с братом, по поводу сдачи им этой комнаты. Через несколько дней они с Иваном и переехали туда жить. Это была очень маленькая комната, размером два на три метра, в которой спал кто-то из детей хозяина квартиры. В ней стояло большое кресло, которое могло раскладываться вперед, стол-книжка, и один стул. Ребенок спал на этом кресле не раскладывая его, а для двоих, его нужно было раскладывать. Дверь открывалась вовнутрь комнаты, а разложенное кресло ее перекрывало, и открыть ее уже было невозможно. Чтобы выйти ночью в туалет, сначала нужно было сложить кресло. Примерно такая же картина была и с раскладывающимся столиком. Открыть можно было только одну его боковину, и только тогда, когда кресло было сложено. Но молодожены были рады и такому жилью. Даже в таких условиях они были счастливы. Оказалось, что по утрам Иван бегает на физзарядку. Галя об этом даже не догадывалась. И ей тоже захотелось бегать с ним по утрам. Сначала она его даже обогнала, так как бежал он не очень быстро. Потом он ее догнал, и они побежали вместе. Потом ей стало не хватать воздуха, но она не подавала вида, и продолжала бежать рядом с ним. Неожиданно ей стало так плохо, что она чуть сознание не потеряла. Села на землю и хватала ртом воздух, как лягушка, а его не хватало, и она перепугалась. Так плохо ей еще никогда не было. А Иван и посидеть ей не дал, поднял на ноги и водил, не давая садиться, пока у нее не восстановилось дыхание. На этом пробежка и закончилась, и больше она с Иваном не бегала.

Галя готовилась к выпускным экзаменам, а Иван к очередным. Галя очень волновалась перед каждым экзаменом, все билеты буквально зубрила, и Иван удивлялся, как она, с такими методами подготовки, сдает их на отлично. Он же, один раз изучал материл по вопросам экзамена, потом, еще один раз, все это повторял, и спокойно шел на экзамен. Как бы там ни было, но Галя все экзамены сдала на «отлично» и получила красный диплом. В эту сессию Иван тоже все экзамены сдал на «отлично». Галя устроилась работать в детскую поликлинику, на прием к педиатру. Работа ей нравилась.

Неожиданно приехал в гости крестный Гали. Каким-то образом он умудрился разыскать ее на работе. Галя пригласила его домой, но он отказался, так как у него было мало времени. Вечерним поездом он уезжал в Москву. Вместе им удалось разыскать и Ивана в училище. Им очень повезло, так как встретились они абсолютно случайно, увидели его, когда он выходил из училища. Познакомились, и дядя Коля предложил поехать в ресторан, чем очень удивил Ивана, так как Галя уже сказала ему, что дядя торопится. Удивление прошло, когда они приехали на вокзал и зашли в привокзальный ресторан, цену таким ресторанам Иван уже знал, там кормили ничуть не лучше, чем в обычной столовой. Иван про себя отметил, что Галин крестный из тех людей, которые любят пустить пыль в глаза. Дядя предложил им выбирать в меню все, что захотят, он все оплатит. В меню были первые блюда, котлеты, шницель, гуляш, и яичница. Галя с Иваном выбрали себе яичницу и морс. Дядя тоже взял себе яичницу. Посидели часик в ресторане, не спеша ковыряя яичницу, чтобы не сидеть потом за пустым столом. Дядя рассказал, что пять лет прослужил в Германии, а теперь служит под Москвой, но живет в Москве. Он уже заместитель командира батальона связи авиационного полка, получил звание майора. После ресторана посадили дядю на поезд, и он уехал домой.

Как-то, в пятницу, на работе Гале сообщили, что она срочно должна ехать в загородный пионерский лагерь с группой диабетиков, которых нельзя было оставлять без присмотра медсестры. Не разрешили даже домой съездить, чтобы взять зубную щетку и что-то из одежды. Как была в легком летнем платьице, так и уехала. Через водителя, который их отвозил, передала мужу записку, в которой сообщала, что ее срочно отправили с диабетиками, и просила привезти ей туалетные принадлежности и теплую одежду. Водитель обещал записку передать, но никуда ее не повез, а просто выбросил.

Вечером Иван, не дождавшись жену с работы, поехал в поликлинику ее искать, но поликлиника уже была закрыта. Из таблички, висевшей на входной двери, стало понятно, что она закрылась еще в восемнадцать часов, но завтра до обеда будет работать. Иван не понимал, куда могла деваться его жена? Он провел бессонную ночь, ожидая, что она все-таки придет домой, но и утром она не появилась. С телефона-автомата он позвонил к себе на курс и предупредил, что на занятия не приедет, так как пропала жена и ее нужно искать. Поехал в поликлинику, но там про его жену ничего не знали. У врача, с которой она работала на приеме, был выходной. С большим трудом Ивану удалось узнать домашний адрес этой женщины. Женщина жила в селе, в сорока километрах от Харькова. Иван сразу-же поехал на автостанцию, но оказалось, что в это село ходит только один автобус, и он уже ушел, следующий будет только завтра утром. Только на следующий день Иван поехал в это село, и приехал туда уже к обеду. Дом, по указанному адресу, был закрыт на замок. У соседей удалось узнать, что хозяин ушел с удочками на рыбалку, где его жена, они не знали. Показали Ивану, в каком направлении нужно идти, чтобы попасть на озеро. Нашел Иван и озеро. Оно было очень большим и красивым, с растущими по берегу деревьями. Иван бы и сам с удовольствием посидел здесь с удочками, но было не до рыбалки. Начал расспрашивать рыбаков про хозяина дома, куда он приехал, но где он конкретно рыбачит, никто не знал, сказали только, что ушел куда-то вправо. Иван и пошел в этом направлении, спрашивая у каждого рыбака, не он ли тот хозяин, к которому он приехал. Нужного рыбака удалось разыскать километра через полтора. О жене Ивана он ничего не знал, а его жена ушла в гости к сестре, на другой конец села. Иван и попросил мужика отвести его к этой сестре. Мужику очень не хотелось заканчивать так рано рыбалку, тем более, что клевал прекрасный карась, весом от двухсот до трехсот грамм. С десяток таких карасей уже плескались у него в ведре. Но, видя несчастное лицо Ивана, он смотал удочки, и они пошли на другой конец села. Там Иван и узнал, что его жену отправили с диабетиками в пионерский лагерь, ориентировочно, на месяц. А вот куда – врач не знала. Для начала и этой информации было достаточно. Главное, что жена жива и здорова. Странно конечно, что она его об этом не предупредила, но с этим будут потом разбираться.

Галя приехала домой только через неделю, бросилась целовать и обнимать мужа, но тот встретил ее очень холодно, сразу начал предъявлять претензии, почему не сообщила ему об отъезде. Галя была в шоке от такого приема, через неделю разлуки, ведь она отправила ему записку, и была очень удивлена, что он ее не получил. Только ночью они помирились, и Иван ее простил. А утром проводил ее до парка Горького, где посадил на автобус, и она опять уехала к своим диабетикам. Там она пробыла еще больше месяца. На смену первой группе диабетиков приехала вторая, а о смене медсестер никто даже не подумал. За это время муж один раз приезжал к ней в гости. Тогда ее напарница ушла ночевать в другую палатку, а ее с мужем оставила одних. Как-никак, у них медовый месяц.

К ее возвращению домой, Ивану удалось выбить комнату в семейном общежитии, правда, для решения этого вопроса, ему пришлось сходить на прием к начальнику политотдела училища. Выделенную им комнату он даже отремонтировать успел. В нее они сразу и переехали. Комната была довольно большая, пятнадцать квадратных метров. В комнате был встроенный шкаф для одежды и умывальник. Иван также успел купить стол-книжку и два стула, а односпальную тахту им подарил Толя, друг Ивана, который, к этому времени, купил себе диван-кровать. Все было замечательно, вот только штор на окне не было. Временно закрыли его газетами, а потом Галя повесила на него шторы.

ⅩⅣ

Через пару недель у Ивана закончилась заводская практика, и они уехали в отпуск к его родителям. Там устроили еще одну свадьбу, с приглашением всех родственников и соседей, правда не такую пышную как первая: здесь было всего человек двадцать. А потом свекровь попросила Галю принести ей корзинку калачиков. Галя вышла во двор, и растерялась: калачики во дворе конечно росли, куры их еще не все склевали, но на целую корзинку их явно не наберется. И сколько времени ей потребуется на сбор этих калачиков? Неделя, или две? Гале показалось, что ее, как золушку в лес послали. Она не понимала, зачем свекрови понадобились семена этой сорной травы, которая растет во дворе. На всякий случай, решила спросить у свекра.

– Папа, а где калачики взять?

– В клуне возьми, там и в куче лежат, и в корзинке есть.

Галя зашла в клуню, осмотрелась, но никаких калачиков там не было.

– Папа, – опять обратилась она к тестю, – здесь нет калачиков.

Свекор пошел вместе с ней в клуню.

– Вот же они лежат, – указал он на кучу кукурузных початков.

– Это? – удивилась Галя. – Это ведь кукуруза.

– Правильно, кукуруза. У нас початки кукурузы еще калачиками называют.

Галя взяла корзинку с калачиками и отнесла свекрови. Та собиралась сварить гостям молодую кукурузу. Поскольку родители Ивана еще работали, днем гости оставались одни. Как-то Галя сказала Ивану, что в печке мама оставила им какое-то блюдо: то ли плинтуса, то ли наличники, название она толком не запомнила. Но Иван догадался, что это налистники, самое вкусное из тех блюд, которые он ел в детстве. Гале налистники тоже очень понравились, такое блюдо у них дома не готовили. В отпуске конечно было хорошо, но он быстро закончился, и они вернулись в Харьков. Пока они были в отпуске, замуж вышла Надя, дочь тети Дуси. Письмо, с приглашением на свадьбу, немножко опоздало.

Начали обживаться в семейном общежитии. Это было даже не общежитие, а коммунальные квартиры. В их квартире было пять комнат. Кухня, туалет и ванна были общими. На кухне стояли две газовые четырехконфорочные плиты. У всех соседей были кухонные столики, а у них столика не было, поэтому на кухне Галя только готовила, а кушали в комнате. Потом купили и стол-тумбочку для кухни. Чем хороша была общая кухня, так это тем, что если забыли купить хлеб, то не нужно было срочно бежать за ним в магазин, можно было попросить у соседей, и тебе никогда не откажут. Этим правда пользовалась одна соседка, которая занимала пачку индийского чая, а возвращала азербайджанский. Овощи они привозили из села, для чего раз в две недели туда ездили. Иногда им давали и курицу, или кусок мяса. Но с мясом и в Харькове проблем не было. Это еще было то золотое время, когда, при покупке мяса в магазине, покупателя спрашивали: «А вам для первого, или для второго?». Как-то Иван решил сделать ей сюрприз, и сам сварил суп. Как варить, ему подсказывали соседки. Когда Иван показал ей этот суп, ее удивил его цвет.

– А ты в него зажарку положил? – поинтересовалась она.

– Нет. Забыл. А я всех спрашивал, чего в супе не хватает? Но все говорили, что не хватает только хлеба и ложки. Я видел, что он какой-то не такой, очень бледный, – оправдывался Иван.

Все было замечательно, вот только даже радиоприемника у них не было. И Иван вспомнил, что, когда они ночевали на чердаке в доме родителей Гали, он видел там старенький ламповый радиоприемник. В следующий раз, когда они поехали в село за картошкой, он и полез на чердак, чтобы достать этот радиоприемник. Он стоял рядом с кучей старых книжек, среди которых его привлекла маленькая брошюрка – «Пособие для беременных». В ней были рисунки мужских и женских половых органов. Иван и посмотрел эти рисунки. Оказалось, что девственная плева находится не глубоко внизу, как он думал, а на самом верху. Значит, он порвал ее еще тогда, когда они во второй раз спали вместе. Чтобы не выглядеть полным дураком, о своем открытии жене он решил не говорить. Непонятно было только про те рассказы, в которых женщина приехала рожать, а плева оказалась целой. Такого в принципе не могло быть. Иван забрал радиоприемник и спустился с чердака. Радиоприемник был очень старый, с потрескавшимся сверху фанерным корпусом и порванной декоративной сеткой на лицевой панели. С разрешения отца Гали, Иван и забрал его с собой. Чтобы не оставаться в долгу, провел электричество на чердак дома и в летнюю веранду, где электрического света еще не было.

Дома более внимательно посмотрел радиоприемник. Оказалось, что у него сгорел силовой трансформатор, причем, сгорела нижняя, первичная обмотка, четыре тысячи витков провода. Иван перемотал его вручную, на что ушло две недели. И приемник заработал. Потом Иван заменил ткань на лицевой панели. Декоративную ткань купить не удалось, поэтому поставил остаток ткани от штор. Восстановил также корпус, сняв с него верхний, отслоившийся слой фанеры. Теперь он сидел на полу посередине комнаты, и наждачной шкуркой зачищал корпус, готовя его к покраске морилкой.

– А почему твои родители нам не помогают? – не очень ласково спросила Галя.

– Они присылали пятнадцать рублей, когда мы на квартире жили, но я их обратно отправил, и написал, чтобы больше не присылали, – не отрываясь от дела, ответил Иван. – Они ведь живут на те шестьдесят рублей, которые получает мать. А я – восемьдесят семь. Стыдно грабить родителей, когда я получаю больше.

– О родителях ты подумал. А о жене? Долго я еще буду спать на этой узкой тахте, на которой переворачиваться с боку на бок можно только одновременно?

– А твои родители почему нам не помогают? Твой отец ведь получает в два раза больше моей матери?

– Как это – не помогают?! – возмутилась Галя. – А картошку ты откуда привозишь? А еще и курочку иногда дают. Как у тебя совести хватает такое говорить?

Слово за слово, и они поссорились, первый раз после свадьбы. Галя схватила свою сумочку, пальто, и убежала. Она была такая злая на Ивана, что даже видеть его не хотела. Часа три или четыре бродила она по улицам, продолжая, в мыслях, ссориться с Иваном. Да он ведь ее до сих пор в серьез не воспринимает. Как была она для него девочкой в пятнадцать лет, когда они начали встречаться, так она и осталось для него маленькой девочкой, с которой даже советоваться не нужно. Деньги обратно сам отправил, ей даже не сказал ничего. Всему этому нужно было положить конец. Домой она вернулась уже за полночь. Иван все так же сидел на полу и шлифовал свой дурацкий приемник.

– А я думал, что ты к родителям уехала, – услышала она от него.

И тут ее прорвало: «Если мы начали встречаться, когда мне было пятнадцать лет, то это не значит, что я и выходила за тебя девочкой. Я уже не была девочкой. Я …. ».

– Это я уже понял, – прервал ее Иван.

Только понял он совсем не то, что она хотела сказать. Она пыталась сказать, что уже не маленькая девочка, а он понял, что она уже не была девушкой, когда выходила замуж. Обычно такие вещи жены от мужей скрывают, а она сама ему все выложила. Зачем? Чтобы ужалить побольнее? У нее это получилось. Иван в первый раз пожалел, что на ней женился. Это же надо было – на такой змее жениться? И что теперь делать, разводиться? А Галя стояла перед ним какая-то вся несчастная, со слезами на глазах, и ему стало ее жалко. Он вспомнил девушку со своей школы, которую изнасиловал парень, и вспомнил, как на следующий день она горько плакала. В чем она была виновата? Да ни в чем, ей просто не повезло. Может и Галю вот так же в детстве изнасиловал какой-нибудь придурок, и она не один день плакала после этого. И ему стало ее жалко. Никаких разборок по этому поводу решил не устраивать, и на эту тему они больше не разговаривали. А в ближайшие два дня они вообще не разговаривали, так как Галя на него сердилась. И спали две ночи спина к спине, даже не переворачиваясь. Только на третью ночь они помирились.

Иван закончил шлифовать корпус приемника, оставалось только покрасить его морилкой и покрыть лаком. В магазине морилки тоже не оказалось. Ивану посоветовали развести на спирту марганцовку. Иван решил так и сделать. Перед поездкой в село, он начал в бутылочке разводить марганцовку, рассчитывая до отъезда покрасить и корпус радиоприемника, и закрасить немного поцарапанные стулья. Чтобы сэкономить спирт, добавил в раствор немного воды. Закрыл бутылочку пробкой, и взбалтывал ее, ожидая, пока марганцовка растворится. Бутылочка начала нагреваться, но это Ивана не смутило, он продолжал ее взбалтывать. Неожиданно раздался хлопок, пробку из бутылочки вырвало и забросило аж на стоящий в конце комнаты возле окна стол, а Ивана всего облило раствором. В бутылочке осталось меньше половины содержимого. Как оказалось, воду нельзя было добавлять, именно из-за нее и произошла такая реакция. Майка, шея и подбородок Ивана были аж черные от этой морилки. И она не отмывалась. Поездка в село отпала сама собой. Оказалось, также, что капли морилки, долетевшие до стола, прожгли дырки в скатерти, которой был накрыт стол. Но той морилки, которая осталась в бутылочке, вполне хватило и для радиоприемника, и для стульев. Через пару дней Иван покрыл радиоприемник лаком, и он засверкал, как новый. Теперь у них был свой радиоприемник, и они по утрам с удовольствием слушали передачи радиостанции «Маяк».

На следующий год Надя родила сына, Егора. Когда он подрос, Галя с мужем поехали ее навестить. Надя с мужем встретили их на своей машине, еще на железнодорожной станции. Надю они не узнали. Из девочки-тростиночки, она превратилась в толстую тетку. Теперь она была даже толще тети Дуси. Ее муж, которого звали Василием, был еще толще ее. Это просто была гора мяса. Он еле за руль машины помещался. А вот их сын Игорек, был худенький, как рахитик, с непропорционально большой головой. Оказалось, что Надя вышла замуж не за того парня, с которым встречалась, а за другого, из соседнего села. Он и не собирался на ней жениться, как рассказывала она Гале, но она, пьяного, затащила его к себе домой и уложила в свою постель. А утром сказала ему, что ночью он ее изнасиловал, продемонстрировав ему при этом кровь на постели и у себя между ног. Откуда Васе было знать, что это куриная кровь? Он и поверил. Теперь у него было только два пути: или в милицию, или в загс. Вася выбрал загс. Тетя Дуся, которая и подарила Васе машину, очень на него обижалась, говорила, что он очень жадный. Несмотря на то, что машина была подарком тещи, на железнодорожную станцию тещу он возил только за деньги, а вот поросенка, выращенного тещей, забирал даром. Галя с мужем пробыла у Нади в гостях два дня, но особой жадности у ее мужа не заметила, и денег, за доставку их на железнодорожную станцию, он не потребовал.

Иван, как мог, пытался обустроить быт. Взял напрокат телевизор, потом, на двоих с соседом Мишей, взяли напрокат холодильник. С появлением холодильника жизнь у Гали немного облегчилась: теперь не нужно было суп или борщ варить каждый день, он мог несколько дней храниться в холодильнике, и его нужно было только разогревать. Потом Иван скопил немного денег и купил диван- кровать. Отец Гали помог принести ее из магазина, так как на доставку кровати машиной, у ее мужа денег не осталось. Теперь у них было нормальное спальное место, а днем можно было смотреть телевизор сидя на диване. Старенькую тахту они подарили другой молодой паре, которая только недавно поселилась в общежитии, и у которой тоже не было на чем спать. Несмотря на наличие телевизора, по утрам включали только радио, и с удовольствием слушали передачу своей любимой радиостанции «Маяк». Жизнь коммунальной квартиры шла своим чередом. Сосед, капитан, все время ругался со своей женой, чуть до драк не доходило. Соседка Оля все время «забывала», что сегодня ее очередь убираться в общественных местах. Ее котенка, которого она звала Мики, с легкой руки Ивана, все стали звать Микикешей, что ей очень не нравилось. У другой соседки, Оксаны, было двое маленьких дочек. Муж был адъюнктом, в звании старшего лейтенанта. Это была прекрасная пара, оба высокие и красивые. Оксана, по комплекции, была похожа на Галину двоюродную сестру Галю, настоящая, роскошная украинская красавица. Ее младшая дочь Даша терпеть не могла одежду. Не успевала Оксана надеть на нее платьице, как она тут же его снимала, и бегала по кухне голышом. Потом капитан получил квартиру, а в его комнату заехала молодая пара, и в коммунальной квартире стало тихо, больше никаких ссор и криков не было. Новую соседку звали Светой, и она очень хорошо шила. На кухню она выходила в сшитом своими руками халатике, который подчеркивал все прелести ее, и без того изящной фигурки. Оле ее халатик понравился, и она сшила себе такой-же. Такой-же, да не совсем. На ее высокой и тощей фигуре этот халатик как-то не смотрелся, да еще и расходился внизу, оголяя тощие некрасивые ноги. С легкой руки Оксаны, Олю стали звать королевой кухни.

Как-то муж Оксаны собрался идти в наряд.

– Ты ведь только недавно был в наряде? – удивилась Оксана.

– Снова поставили.

– Куда?

– Патруль на вокзале.

– Но это ведь гарнизонный патруль, туда из училища не назначают, – засомневалась жена.

– А меня назначили, – как-то сник, но не сдавался муж.

– Ладно, иди. Но ночью я приеду на вокзал, и проверю, как ты несешь службу.

Через пару часов муж вернулся домой, сказал, что наряд отменили.

– Гад такой, опять хотел к какой-то бабе слинять, – пожаловалась Гале Оксана. – Испугался, что проверю. Бестолковый. Никуда бы я не поехала. На кого я детей брошу?

Галя с Иваном собирались идти в кино, и позвали с собой Мишу с женой. Перед походом решили отметить успешную сдачу очередного экзамена. Для этого у Ивана имелась трехлитровая банка самодельного вина, которое он сделал из забродившего варенья. Девушки выпили по одному стакану, остальное уговорили Миша с Иваном. Нормально сидели и разговаривали, и никаких признаков опьянения у них не было, но, когда поднялись из-за стола, то с трудом дошли до своих комнат, держась руками за стену. Вино оказалось очень коварным, и ни в какое кино они в тот день не пошли.

Как-то Галя заехала навестить Степановну, и встретила там свою старую знакомую, Таню, которая училась на заочном, и периодически приезжала сдавать сессию. На этот раз ей не повезло, все койки у Степановны были заняты. Галя и пригласила Таню неделю пожить у нее. Теперь на диване они спали втроем: от стенки – Таня, посередине – Галя, и с краю – Иван. Две ночи все было нормально. На третью ночь, когда Таня захрапела, Иван начал приставать к Гале, шептал, что уже очень соскучился, и больше не может. Она на него шипела, и толкала локтем в бок, но ничего не помогало. Чтобы не разбудить Таню, пришлось уступить его приставаниям. Он пристроился сбоку, и очень тихо сделал свое дело, Таня даже не проснулась. Это был секс в экстремальных условиях, но Гале он понравился, ощущения были совершенно другими.

Периодически ездили в село за продуктами. Ивану там еще и рыбалка понравилась. С берега рыба не клевала, но он брал лодку у дяди Мити, и рыбачил с лодки. Под камышами клевали неплохие карасики и плотвичка. Пару десятков рыбок за утро налавливал. А дядя Митя к этому времени овдовел. Прожив десять лет после операции, его жена умерла от рака. Дочь Тома работала в Харькове, а двое младших еще учились в школе. Тома рассказывала Гале о своих похождениях: с кем она переспала, и что ей за это подарили. Просто так, как раньше, с мужиками она больше почти не спала, старалась, чтобы от этого ей был какой-то интерес. И, по ее словам, желающих у нее было очень много, и она этим гордилась.