Слияние

Тот день сразу пошел не так.

Я проснулась задолго до будильника. Мне снился снег. Он покрывал все живое плотным ковром, не давая шанса освободиться. «Вить», – жалобно позвала я разделявшего со мной кровать человека. Он не пошевельнулся. Пытаясь справиться с неприятным чувством, навеянным сном, я встала с постели и прошла на кухню. Кофе там не оказалось. Моей одежды тоже нигде не было. Тщетно обыскав все комнаты, я нашла ее в шкафу, аккуратно сложенной на пустой полке. Быстро оделась, все еще испытывая тревожный холод, как во сне, и вышла из квартиры, тихонько захлопнув дверь.

Улица только-только начала освещаться пробудившимся солнцем. Летняя прохлада поприветствовала меня свежестью и заносчивым ветерком, попытавшимся взбудоражить волосы и приподнять и без того короткое платьице. Я хотела вызвать такси, но телефон сразу стал корчиться в предсмертных муках, сигнализируя о низком заряде. Села на скамейку, стоящую у подъезда. Все вокруг постепенно оживало: появился дворник, нещадно метущий асфальтную дорожку, словно желавший оставить на ней кровавые следы своего присутствия, прошла дама с собачкой, за ней еще одна, проехал одинокий велосипедист, вяло покатились автомобили. Телефон в моей руке последний раз вздрогнул и окончательно выключился. Я встала и направилась в сторону автобусной остановки.

Тревога никак не отступала. «Который час?» – спросила я сильно спешащего мужчину, уже покрывшегося потом от чрезмерно быстрой ходьбы. Он недовольно взглянул на меня, потом на часы и бросил, продолжая движение: «Без десяти пять».

До первого автобуса было еще больше получаса. Возвращаться в квартиру Виктора мне не хотелось, и я направилась к парку, что был неподалеку. Летний воздух все больше прогревался, лучи солнца озаряли все вокруг, пытаясь пробудить город от затянувшейся спячки, шаловливо заглядывая в окна домов, в проезжающие автомобили, в глаза прохожих. Я невольно улыбнулась, ощутив теплое заискивание на своем лице. Дойдя до парка, обнаружила там кофейный ларек. В нем было движение, хотя вывеска грозно гласила: «Закрыто». С трудом уговорив девушку сделать мне кофе, я блаженно вдохнула аромат желанного напитка. Несколько жадных глотков – и я направилась в сторону выхода.

Вся природа заговорщически затаилась: ветер сокрылся в кустах, деревья застыли в немом ожидании следующего аккорда, даже солнечные лучи спрятались за одиноким пушистым облачком. Я продолжала идти, чувствуя себя главной героиней этой сцены. Но, сидя где-то вверху живота, постепенно овладевая внутренностями и вот уже подступая к горлу, тревога оспаривала эту роль. Я остановилась и сделала глоток, пытаясь подавить ее наступление. В миллиметре от меня пронесся парень на самокате. От неожиданности я громко вскрикнула и отпрянула в сторону. Сердце забилось быстрее. Тревога внутри ехидно хохотнула. «Нужно идти,» – сказала я себе и, чтобы немного успокоиться, подняла взгляд на небо. Его безмятежность отчасти передалась и мне: бесконечное пространство оставалось безукоризненно голубым, и, милостиво повинуясь закону природы, принимало в себя золотые всплески утра. «Что бы ни происходило здесь, под его куполом, оно остается все таким же невозмутимым», – пронеслась в голове непрошеная мысль. Я медленно двинулась дальше, иногда останавливаясь, чтобы влить в себя кофе.

Была пятница, и я начала строить планы на вечер. Почему-то перед глазами возникла голова Виктора с вытянутыми в трубочку губами, из которых бесконечным роем сыплются удушающе нудные: «Ну давай вместе…», «ну я же заказал столик» или «нас уже ждут друзья… я думал, ты поедешь». Я невольно поморщилась. Его излюбленные фразы наматывались на горло, не давая возможности продохнуть и ответить что-либо вразумительное. Так что обычно я поддавалась, заранее зная, что не получу никакого наслаждения от задуманного им мероприятия.

Сегодня даже не стану отвечать на его звонки.

Я хотела остановиться, чтобы сделать очередной глоток. Но, как я уже предупредила, день шел совсем не так: угодив каблуком в скучающий от безделья камешек, я слегка потеряла равновесие. Нога подвернулась, туфля осталась лежать в стороне. Я выругалась полушепотом. Повертела стопой, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. И осторожно заковыляла к брошенной туфельке. Почти как Золушка. Я успела опустить ступню в туфлю и даже почувствовала некоторое облегчение, как вдруг…

Столкновение.

Из моих рук вырвался стаканчик кофе и упал, выплевывая коричневатую жидкость. От неожиданного толчка меня слегка откинуло назад, я еле удержала равновесие. Подняла глаза, чтобы увидеть виновника моего почти-падения, в горле уже стояла заряженная очередь ругательств. Но… Наши взгляды соприкоснулись. Сердце застучало невыносимо быстро. Я почувствовала внутри чье-то ликование: та самая тревога, с утра поселившаяся во мне, одержала наконец окончательную победу. Готовая было вырваться наружу очередь ругательств в замешательстве попятилась назад. Мы продолжали смотреть друг в друга, ощущая, как на шею набрасывают петлю, плечам становится невыносимо тяжело под ее гнетом, воздух как будто заканчивается, все тело предчувствует приближающееся удушение.

– Простите, – выдавил он и с усилием перевел взгляд в сторону.

Еще не осознавая до конца, что произошло, я кивнула и стала переставлять плохо поддающиеся ноги в попытке скрыться. Продолжая двигаться, не поднимая взгляда, я прошла мимо него на трясущихся ногах. «Не останавливаться», – прозвучала команда в голове. Столько сил уходило на то, чтобы просто идти. Скорее. Почти бежать от ощущения затягивающейся на шее петли, от привкуса трупного смрада во рту, от возникшего из ниоткуда желания – окунуться в него, погрузиться так, чтобы не выплыть.

Против воли я обернулась. Он обернулся тоже. В каком-то первобытном страхе я тут же повернула голову. И ускорила шаг, пытаясь спастись. Петля на шее затягивалась все туже, казалось, еще мгновение – и спасительный островок под ногами будет выбит чьим-то безжалостным ударом.

Мы пытались спастись еще около месяца, откладывая неизбежное и наивно надеясь на смягчение встречей вынесенного приговора. Я погрузилась в работу, он – в разгул и разврат. С периодичностью раз в два-три дня мы созванивались (я – в перерывах между деловыми встречами, он с похмелья, часто с остатками ночного веселья – незнакомым женским телом в собственной постели). Говорили обо всем. Обо всем, кроме того, что волновало нас обоих: непреодолимая тяга друг к другу. Мы избегали этой темы, боялись, что, как только переполнявшее нас влечение обретет речевую форму, назад пути уже не будет. Но его не было изначально.

Не стоит полагать, что это была любовь с первого взгляда. Это, скорее, желание погрузиться друг в друга. Словно ты с головой ныряешь в океан, не имея никакого специального снаряжения и, несмотря на давление, нехватку кислорода, темноту, холод, продолжаешь стремление ко дну.

Через несколько дней после встречи друзья позвали меня в бар, где мы любили под пару бокалов нефильтрованного обсудить последние события из жизни друг друга. Атмосфера в том баре была располагающая: просторный зал был обставлен таким образом, что столики находились на достаточном расстоянии друг от друга, чтобы не было слышно соседних разговоров, а благодаря приглушенному свету остальные посетители сливались в единую массу, не привлекая к себе никакого внимания.

Я чувствовала себя раскрепощенно в компании друзей. Основная ее часть сложилась в студенческие годы, позже была разбавлена парой-тройкой лиц: чей-то коллега, парень или знакомый с общим увлечением. В тот вечер нас было шестеро. Рассевшись за широким деревянным столом и сделав заказ, мы завели непринужденную беседу. Это, наверное, негласное правило всех дружеских компаний: прежде чем перейти к личному, поболтать о чем-то посредственном.

Когда первый бокал был наполовину выпит, посредственные темы для беседы иссякли. Раздался вопрос (не помню, кто именно его озвучил), как обстоят дела с Виктором. Вопрос долго висел в воздухе, ожидая востребования. Помню, я, как и все, ждала чьего-то ответа, даже не задумываясь, чей именно ответ должен прозвучать: увлеченно перебирала в своей тарелке ингредиенты салата, откладывая в сторону нелюбимые сухарики так, чтобы они даже ненароком не оказались в основной массе блюда. Молчание и по-прежнему висящий над столиком вопрос не особо волновали меня: мысли в моей голове кишели, то смешиваясь в нечто единое, то распадаясь на множество отрезков, – это состояние, когда ты думаешь обо всем и ни о чем одновременно.

Внезапно уставший находиться в подвешенном состоянии вопрос стремительно и остро вонзился в мой разум. Виктор?.. Какой еще Виктор? Мне понадобилось несколько минут, чтобы вспомнить молодого человека, с которым еще недавно я просыпалась в одной кровати. Сначала возникли его серые глаза, всегда выражающие слишком много доброты и слишком мало уверенности. Затем губы, вытянутые в трубочку и выдающие очередную порцию нудящих фраз. Затем нос, достаточно правильной формы, но этот нос смотрелся чужим на его лице: он словно кичился своей правильностью и жил отдельной жизнью, не сосуществуя ни с какой из других частей лица Виктора. Я так и не смогла собрать полный образ этого человека, лишь отдельные элементы врывались в мое сознание, не соединяясь между собой: широкие плечи, всегда выгодно подчёркнутые одеждой, короткие широкие пальцы, то поправлявшие прядь волос, то беспокойно перебиравшие в уставшем от существования бумажнике денежные купюры, то тянущиеся к моим, еще пиджак песочного цвета с кричащими от своего уродства пуговицами. Виктор… Да, мы встречались с ним, и не раз, и он так безжалостно был вычеркнут из моей памяти.

Вместо ответа я сделала несколько глотков. Легкий хмель приятно дурманил. Выдавив виноватую улыбку, я поднялась из-за стола и проговорила почти шепотом:

– Мне нужно позвонить.

Тогда, направляясь к выходу из бара, сталкиваясь с кишащей массой людей, снующей на выходе из заведения, я неожиданно поняла: все, что было до, бесцеремонно выброшено из меня, как выбрасывают что-то испорченное и мерзко пахнущее, – в плотно завязанном мусорном мешке, с гримасой отвращения и подступающей от омерзения тошнотой. Виктор и все другие… Теперь они гнили на помойке ненужных воспоминаний, источая зловоние и привлекая лишь жирных мух и других мерзостных насекомых.

Странное ощущение освобождения, скорее, даже обнуления. Словно то столкновение наших глаз скальпелем удалило из моей памяти злокачественную опухоль.

Да, пути назад не было изначально.

Я вышла из бара. Резкий запах сигаретного дыма бросился в нос. Громкие разговоры и неестественно оживленный смех подвыпивших, слегка шатающихся тел, пролетающие машины, свет фар которых сливался в одну непрекращающуюся вспышку, гремящая музыка, прерывающаяся то визгом, то басом исполнителя. Я огляделась. Спрятаться было негде – повсюду масса людей и какофония. Отойдя чуть дальше от входа и прислонившись к стене здания, я достала из клатча телефон. Искать его номер долго не пришлось, он был в «недавних». Длинные гудки оборвались словами оператора: «Абонент не может ответить на ваш звонок. Пожалуйста, оставьте…». Я сбросила. Не торопясь возвращаться, стала разглядывать проходящих мимо людей, но не могла сфокусироваться ни на ком. Такое состояние удачно проиллюстрировано в кино: герой изображается четко, а все остальные сливаются в единую снующую массу, теряя очертания. Все вокруг казалось неважным и ненужным. А внутри меня было спокойствие и затишье перед надвигающейся безысходностью.

Слабая вибрация телефона вернула меня к реальности. «Пью. Перезвоню», – высветилось на экране. Я зашла обратно.

– Вы что, разошлись? – очередной вопрос и его требовательный стук в мое сознание.

Я попыталась вспомнить хоть что-то, но перед глазами стоял только правильной формы нос на размытом бледно-желтом пятне, которое никак не хотело превращаться в лицо Виктора.

– Кажется. Да. Разошлись, – медленно проговорила я, оставив попытки воскресить в памяти что-нибудь, связанное с этим мужчиной.

Все пятеро подняли на меня глаза. Что-то, похожее на сожаление, отражалось в них. Я же не испытывала ничего. Давая понять, что сказать мне нечего, я повернулась и стала смотреть на посетителей.

Видимо, мое молчание произвело нужный эффект: беседу перевели в другое русло. Кто-то делился впечатлениями с недавнего свидания, атмосфера разряжалась, слышался смех.

Я медленно опустошала содержимое бокала. Содержание разговора не доходило до меня, да я и не вникала. Остановив взгляд на одноногой вешалке у нашего стола, я дала потоку мыслей овладеть мной, не прерывая его.

Чей-то назойливый, как муха, голос пытался достучаться до меня. Я услышала его, только когда чужая рука коснулась моего плеча:

– Мы в клуб. Ты с нами?

Пытаясь снять оцепенение, я тряхнула головой:

– Нет. Немного устала.

Я встала из-за стола, направилась к выходу. У самых дверей меня кто-то остановил, прокричав в ухо: «Ир, твоя сумка!». Не оборачиваясь, я протянула руку назад, почувствовала в ладони знакомую форму и двинулась в вовремя открывшиеся двери. Теплый летний воздух радостно приветствовал меня легким порывом ветра.