Длань Закона

Глава 1

"Историю пишут победители"

"…к концу четвёртого столетия своего существования Империя уже стала крупнейшей силой континента. Вела ли Сертаре вперёд скудность своих земель, желание господствовать над всей Коремой или что-то другое – факт остаётся фактом, в 452 году СОИ Владыка развязал Северную Войну, продлившуюся дольше, чем даже он сам мог ожидать…"

отрывок из "Феномена Сертаре" книгочея Лантри, запрещённого в Империи, Клирастре и Видарии

Мар скользил вдоль пёстрых от зарева пожара стен, бесшумный и невидимый. На самом деле ему даже не было нужды прятаться: накалившийся ночной воздух разрывался от обезумевших криков и рёва огня, и никто в этой суматохе даже не обратил бы на Мара внимания. Но он по привычке окунался в рвано скачущие тени, потому что как бы это задание не отличалось от его будничных, это всё-таки было задание. Причём важное.

Очередной свист и всполох огненной бомбы, стон чьего-то обваливающегося дома. Мар поморщился, не сбавляя бега. Оркестр чересчур распалился, ещё немного и они весь Сон Селены спалят. Мар не обязан был, да и не хотел приструнять опьяневшую от крови орду, но это значило, что времени у него остаётся всё меньше и меньше.

Он вошёл в накренившийся, но чудом устоявший дом с порывом удушающего ветра. Копоть и искры вились в воздухе, словно снежинки, забивая нос и рот жаром. На полу ничком лежал крупный мужчина, раскинув руки с зажатым в одной из них кузнечным молотком. На пробитом затылке уже запеклась кровь. Сагза́де, сказано же было, не трогать ремесленников… Мар быстро огляделся: он чувствовал здесь чьё-то присутствие, едва уловимое частое дыхание. Ещё один ребёнок. Мар аккуратно перешагнул через тело, перевёрнутую мебель и россыпь самого разного скарба, который оркестрантам показался бесполезным. Нечеловеческие жёлтые глаза его были прикованы к кровати в самом дальнем углу, с которой свисали сбитые впопыхах простыни. Он нагнулся и приподнял серую в полумраке, почти цвета его кожи, ткань.

Хорошо, что девочка прикрывала глаза перепачканными в пыли ладошками: вопреки сложившимся предрассудкам, Мар не выносил детских криков. Лет десять-одиннадцать, руки-ноги на месте. Он аккуратно вытащил её из-под кровати, благодарный, что она не сопротивлялась. Похоже, девочка либо была в шоке, либо надышалась дымом, либо и то, и другое. В любом случае, она не поняла, кто перед ней: осоловевше похлопала глазами и припала головкой к его груди.

Мар поспешил вынести её на воздух. Если бы он её не нашёл, она бы задохнулась. На секунду он неодобрительно поджал губы – он не любил цепенеющих от страха людей – но потом вспомнил, что она всего лишь ребёнок. Пока ещё ребёнок.

Свободной рукой Мар коснулся одного из своих наручей. Тени послушно проглотили его, и через мгновение он оказался за стенами пылающего города. Ближайший к нему страж-оркестрант грязно ругнулся и едва не выронил факел, подпрыгнув от неожиданности. Мар не обратил на него внимания, опуская девочку со своих рук в импровизированный кружок из других, грязных и испуганных детей. Они прижались друг к другу ещё плотнее, парализованные ужасом, уставились на него во все глаза. Мар сосчитал их и неудовлетворённо нахмурился. Владыке нужно больше, а после отсева в Суде детей и с дюжину не наберётся…

– Эй, Архонт, – панибратски гаркнул другой караулящий малышню оркестрант, нервно облизывая потрескавшиеся губы. – А наша часть где?

Наглец бегал глазами по группке хнычущих у его босых ног детей.

– Мне казалось, у нас с вами чёткий уговор, – прохладно проговорил Мар. – Или ваш генерал уже растерял весь свой сброд, раз ему нужно ещё?

Оркестрант побагровел, но молча отвёл взгляд, явно избегая смотреть в лицо Мара с нарисованным на нём белой глиной черепом. Видимо, спохватился и вспомнил, что говорит с легендарным Архонтом и разящей рукой Владыки. Но сжатые в полоску губы выдавали, что оскорбление ватаги и самих Шёпотов он запомнил. Мару было плевать. Союзный генерал или нет, Шёпоты, этот одержимый Архонт-лич, как и его хаотичные фанатики, не вызывали у него ни капли уважения.

Мар исчез. Спустя секунду он снова появился в стонущем, хрипящем городе, и помчался по раскуроченным улицам дальше.

Детей было просто найти, если знать, где искать. Мар перепрыгивал из одной тени в другую, проверяя самые тёмные и узкие места, куда мог забиться только ребёнок. Одну девочку он нашёл в потухшей печи, с ног до головы перемазанную в саже; ещё одного мальчишку – в уже занимающимся огнём хлеву, в куче грязной, прогорклой соломы. Одного он даже достал из будки: мальчик невидящими глазами уставился на Мара, крепко прижимая к груди ещё тёплый труп собаки. Ещё пару, девочку и мальчика, он нашёл в посеревшем от пепла огороде на отшибе. Они прятались в вырытой прямо под покосившимся забором яме, прижавшись друг к дружке и прикрываясь пожухлой картофельной ботвой. При виде Мара девочка вскочила и до побелевших костяшек сжала облезлую кочергу. Пришлось вырвать импровизированное оружие из её дрожащих рук и жестом приказать обоим следовать за собой. Дети покорно сдались, не замечая катящихся по грязным щекам слезинок.

Мар старался с ними не заговаривать. Так было проще: может, некоторые надеялись, что Архонт-Палач им только снится, как и весь происходящий ужас. Но он пришёл не для того, чтобы убивать, нет, – в кои-то веки ему нужно было спасать.

Многим детям не повезло: их нашли оркестранты. Если ребёнок подходил, Мар, не без брезгливости, вмешивался. Какую-то высокую девочку двое уже тащили в тёмный переулок, когда он подоспел. Как бы ни хотелось перерезать ублюдкам глотки, он лишь забрал трясущуюся, прижимающую рваное платьице к груди девочку, оставив оркестрантов искать себе новую жертву.

Мар наблюдал сцены их варварства на каждой улице: они убивали, насиловали, ломали и разбивали всё, что видели. Кто-то из ватаги уже нашёл алкоголь, и за него началась потасовка. Несколько трупов оркестрантов остывали в кругу из своих орущих соратников, где «победители», расплёскивая пойло, гоняли охрипших от воплей жителей зазубренными мечами. Дикий хохот сотни глоток звенел отовсюду и нещадно резал по ушам, и Мар мечтал поскорее покончить с этим распроклятым заданием.

В сердце города самые расторопные уже вскрыли склад лунного камня. Мар скрипнул зубами, сразу поняв это по особенно, даже по меркам Оркестра, воодушевлённой группке. Они в неистовом экстазе орали похабную клирастрскую песню и скакали вокруг чего-то, пока Мару невидимого. Скользнув поближе, он с презрением взглянул в их расширившиеся зрачки и посиневшие белки, а потом увидел причину их восторга.

Мальчик, зажатый в узком раскачивающемся кругу из опьяневших тел, тяжело дышал. Он единственный остался на ногах: другие двое детей, которых отловили оркестранты, стонали у его ног, кто-то из них истекал кровью. Мальчик крепко держал в руках обагрённый кинжал, в ужасе бегая глазами по раненым им детям. Его богатая кожаная жилетка местами была порвана, где-то уже пестрела запёкшимися тёмными пятнами. Шайка варваров визжала: «Убей!»

Мар появился за спиной мальчика, и этого хватило, чтобы фанатики с криками кинулись врассыпную. Мальчик обернулся и снизу вверх взглянул на Мара, глаза его распахнулись в немом ужасе. Архонт внутренне усмехнулся: да уж, наверняка не о таком «спасении» он молился. Мар быстро изучил остальных: один мелковат, другой сильно ранен, только провозимся… Мальчик с кинжалом не спускал с него глаз, даже дышать забыл, словно ожидая вердикта. И только Мар открыл рот, как вдруг он, запинаясь, тихо спросил:

– Вы возьмёте меня в Длани?

Мар удивлённо хмыкнул. Ещё раз оценивающе оглядел мальчишку сверху вниз и обратно, хитро ухмыльнулся и протянул ему серую ладонь.

– Посмотрим. Хватайся.

Через несколько часов всё было кончено. Сон Селены был взят, пожарища дотлевали, крики наконец стихли, сменившись плачем. Мар наблюдал, как обессиленные после бурной ночки оркестранты грузили лунный камень в телеги. Владыка будет доволен, да и Шёпоты получат неплохую долю, а местные шахты будут кормить магов ещё долгие годы войны.

Другая вереница телег, с детьми, уже должна была проехать Северо-западную Рану. Мару больше нечего было делать в городе, поэтому он поспешил на юг, в сторону Старых Стен, желая ещё раз взглянуть на своих будущих птенцов. Занимался рассвет, и посеревшие тени лениво ползли навстречу своему хозяину. Вдали уже виднелась змея Стен с пробитым Раной брюхом. Последние телеги тяжело переваливались через груды обвалившегося древнего камня, вступая на территорию Империи. Далеко на западе Ястребиный Шпиль обманчиво маленькой свечкой взмывал из толщи Стен, наблюдая за крикливой процессией.

Мар скользнул во мрак под одной из лавок телеги. Дети жались друг к дружке, пытаясь согреться. Рваная одежда, у многих босые ноги – слышно было, как стучат зубы. Мар зажмурился на лениво поднимающееся солнце, настолько блеклое, что даже бледно-синий расколотый шар Могилы Коремы казался ярче. Начинался локоть Погибели, и воздух подрагивал в преддверии скорых заморозков.

– Оглобля, идиот свинорылый! – гаркнул кто-то из хвоста процессии. Дети вздрогнули, а Мар юркнул под брюхо в нетерпении похрапывающей лошади и через мгновение оказался рядом с ругающимся оркестрантом-командиром. Оглобля, тощий мальчишка, ежесекундно хлюпающий носом, пытался освободить застрявшее между камнями колесо. Командир отвесил Оглобле звонкий подзатыльник, так что его костяное ожерелье затрещало.

– Отойди, не трогай! – зашипел он, воровато оглядываясь. – Не трогай камни!

– Десятник Кишка, как не трогать? А что делать-то? – Оглобля увернулся, спасая руки от чуть не ударившего по ним посоха, и распрямился.

– Стегай лошадь, куролюб недобитый! А камни не трогай, даже не смотри на них! – Кишка суеверно сплюнул через плечо, украдкой всё-таки подняв глаза за молчаливые Старые Стены. – Забыл, где находишься-то? Запрещено у них это!

– Так запрещено ж заходить, а мы туточки, снаружи.

– Поговори мне ещё! – разозлился Кишка, снова пытаясь достать мальчишку посохом. – Бей лошадь, думос тебя дери! А вы чего вылупились, помогайте!

С козел ближайшей телеги спрыгнули ещё двое оркестрантов и принялись яростно лупить бедную, ничего не понимающую животину. Мар устало вздохнул, наблюдая за этим цирком и, наверное, в сотый раз за день подумал, что лучше бы прислали Видарцев. Да, с устрашением оркестранты справились на ура, но если бы город брали легионеры, то и запасы лунного камня были бы целей, и лишних трупов не было бы… да и дети бы так не тряслись, глядя на в непонимании хрипящую, бешено вращающую глазами лошадь.

Они были похожи в своём горе и страхе, но намётанным глазом Мар видел, насколько они разные. Перемазанная в печной саже девочка смотрела заворожённо, словно не понимая. У мальчика с соломой в волосах дрожали губы, а глаза сверкали бессильным негодованием. Девочка с мальчиком, которых Мар нашёл под забором, прижались друг к дружке, отвернулись и зажмурились, не в силах смотреть на появляющиеся на крупе животного кровавые росчерки. Многие старались отводить глаза, но нет-нет да и бросали быстрый любопытно-стыдливый взгляд; кто-то настолько отрешился от всего вокруг, что как будто даже не слышал криков оркестрантов. Девочка, придерживающая на груди обрывки платья и накинутую на плечи кожаную жилетку, пустыми глазами смотрела куда-то поверх других голов за горизонт. Её сосед, мальчик теперь уже без кинжала (и без жилетки), остервенело оттирал засохшую на пальцах кровь, плотно сжав губы в полоску.

Мар прищурился. Как будто кого-то не хватает… Он скользнул по складкам разномастной одежды, считая детей, остановился в тенях прядей последней в ряду макушки и изумлённо усмехнулся.

– Убери, вдруг увидят! – побледневший как смерть мальчишка оттолкнул от себя кусок гнилой доски с застрявшим в ней гвоздём и испуганно обернулся на всё ещё ругающихся между собой оркестрантов.

– Ты не хочешь бежать? Тогда мне помоги, – с жаром взмолилась девочка, выползая из-под лавки с доской в руках. – Только закричи погромче. Они тебя мигом полечат, у них же маг есть, видишь, у того с ожерельем посох?

Мар вскинул брови: это была та девчонка, которую он нашёл под кроватью в доме кузнеца.

– Не стану я этого делать, сдурела? – мальчик нервно отодвинулся, случайно толкая соседа. Дети начали беспокойно на них оборачиваться.

– Они не сунутся в Стены, им запрещено! – быстро зашептала девочка, поглядывая на оркестрантов. – Давай вместе, ударим кого-нибудь другого!

Бедная лошадь вдруг жалобно всхрапнула, встала на дыбы и скакнула. Оглобля вскрикнул, дёргаясь в сторону, и колесо со стоном выпрыгнуло из ямки; с телеги посыпалась добыча. Десятник Кишка снова принялся грязно костерить подопечных, а те, уклоняясь от его посоха, забегали, собирая пожитки.

В серых глазах девочки полыхнул мрачный решительный огонь, и пока все отвлеклись на хвост колонны, она занесла над плечом мальчишки дощечку с гвоздём.

Мар понял, что пора вмешаться. Мало того, что она собралась ранить одного из детей, которых он скрупулёзно собирал полночи, так девчонка ещё и пары шагов не пробежит: её настигнет либо стрела, либо, уж придётся, сам Мар. Он уже собирался было появиться, но тут она замерла с занесённой доской. И Мар тоже замер, удивлённо склоняя голову. Она растеряно уставилась прямо на макушку мальчишки – туда, где скрывался Мар. Она никак не могла его видеть, но словно смотрела прямо на него. Её рука медленно опустилась, и она нахмурилась, непонимающе моргая.

Кишка махнул передним телегам, запрыгнул на козлы, напоследок ещё раз от души зарядив Оглобле по затылку, и процессия наконец снова тронулась.

Мар не спешил менять неудобную позицию, с любопытством наблюдая за девочкой. Она ещё пару раз неуверенно метнула взгляд на волосы отсевшего от неё подальше мальчика, но, ничего так и не увидев, просто уставилась в пол телеги. Видимо, решила, что ей показалось. Мар знал, что некоторые люди чувствуют его незримое присутствие, в частности, напрямую работающие с магией или подверженные постоянному влиянию лунного камня, как, например, жители шахтёрского города. Но эта девчонка…

Как только телеги выровняли скорость и поползли по едва заметной в жухлой траве тропинке, дощечка незаметно выпала за борт, утонув где-то в росистом кусте. Девочка вздохнула, отряхивая руки. Мар выпутался из волос мальчишки, скользнул по её серой от пепла макушке и в несколько больших прыжков оказался в голове процессии. Ночь была долгой, хотелось хотя бы перекусить перед следующим этапом, так что Мар соскочил с холки коня и помчался вперёд, к вставшим лагерем в паре километров союзникам.

Ещё на подходе пахнуло готовящимся завтраком: над просыпающейся заставой вился ароматный дымок десятка водружённых над огнём бараньих туш, густо бурлила в казанах гречневая каша с овощами. Сонные поварята носились туда-сюда под вечное, не зависящее от внешних обстоятельств ворчание старших кашеваров; интенданты-черби двух сотников-оркестрантов опять вцепились друг другу в глотки по какой-то мелочи вроде помятой жестяной кружки; какой-то бедняга-каптёр из легионеров старался не отсвечивать, чтобы не попасть под горячую руку: сидел себе тихонько у своей палатки, чесал заросшую щетиной щёку под рогатым шлемом и ждал прибытия каравана. В палатке у него как раз была детская одёжка и обувь разных размеров.

Мар прислушался: где-то на вершине наскоро возведённой сторожевой башенки тонко пела флейта. Звук плыл над ругающимися оркестрантами, взмыленными поварятами, сочащимися жиром бараньими тушами, – невесомый и лёгкий, словно не от мира сего. Мар усмехнулся. Со своими соколятами он ещё увидится, а пока он скользнул в сторону заволочённых дымом полевых кухонь.

– …Да на кой кыш оно б надо, Норт? Мы и без Эдикта справились прекрасно. Я так считаю: воевать надо людьми, людь-ми, слышь? а не этими вашими магическими штучками… А то мало ли чавой, – фыркнул пожилой повар-оркестрант, расплёскивая содержимое горячей ложки. Вихор его лихо стриженных волос был прибран костяным гребнем, напоминавшем зазубренную ключицу. Мар остановился в тенях: значит, вороны с новостями об успешно взятом городе уже долетели. Второй повар, легионер Норт, флегматично пожал плечами.

– Ну, спорить не буду, может, и не нужен был Эдикт. И они не «эти наши», а Дланей…

– Да какая ж ты погань видарская! Вечно лишь бы чавой поперёк сказать! Говорю – не нужон, значит, не нужон! – в сердцах оркестрант бросил ложку обратно в суп и яростно замахал руками. – А вдруг бы Владыка какой-нидь огненный шторм захотел наслать, и лунный камень того… взорвался? Нас бы всех от Сна и до Этерны по стенкам размазало!

– Впервые вижу клирастра, который магию не любит, – усмехнулся Мар; ему надоело слушать из тени. Повара подпрыгнули, оркестрант ругнулся от души, чуть не утопив в супе свой гребень.

– Архонт, – Норт первым вернул самообладание и уважительно поклонился – скрестив руки на груди на северный манер.

– Драть вас всех во все стороны, – даже не стесняясь, проворчал оркестрант. – Вашу шайку-лейку специально пужать людей учат? Намедни вашенский тоже подкрался, чуть поварёшкой по башке не получил.

– Который из? – Мар кивнул вопросительно смотрящему на него Норту, и тот без лишних слов принялся накладывать в миску горячее из соседнего котла.

– Не запоминаю я всех соплежуев, – грубо отозвался оркестрант. – С Люсьеном который тёрся.

– Каламит, – кашлянул Норт, виновато пожимая плечами. – Трещотка староват уже, Дланей много, наверное, повидал.

– А их всё больше и больше, – Трещотка заученным, но не самым изящным движением налил супа в подставленную Нортом миску. – Как Империя ещё не трещит от количества этих заучек? Скоро плюнуть нельзя будет без ведома законников.

Мар усмехнулся, принимая тарелку из рук Норта, раскрасневшегося за старого коллегу.

– В-вы не подумайте, мы со всем уважением… Вон они как ловко Сон Селены отрезали! На севере даже глазом моргнуть не успели!

– Может, они просто всех гонцов укокошили, – фыркнул Трещотка. – Так бы и Оркестр смог.

– Может, и так, – покладисто согласился Мар, пробуя первую ложку супа. – Главное, чтобы Оркестр теперь город удержал.

– Удержим. Оставьте сваво Люсьена, пусть проследит да доложит, – проворчал Трещотка, но Мар уловил в его голосе уважение к Длани. Приятно слышать, что твоих учеников ценят даже старые повара.

– А Эдикт-то рванул бы, а, Архонт? – не удержался Норт. Видно было по его возбуждённо сверкающим глазам, что ему просто хочется поговорить с Маром, раз уж он вдруг заявился и так запросто с ними болтает. Мар пожал плечами, переходя к дымящейся каше с кусками баранины.

– Зачем бы Владыке насылать Эдикт, взрывающий запасы стратегически важного ресурса? – потом он лукаво усмехнулся: – Хотя мало ли, может, у него было бы плохое настроение.

– Вот! – тут же вклинился Трещотка, потрясая ложкой. – А я чавой талдычил! Мало ли!

– Но нет, для такой ерундовой задачи Эдикт – просто трата ресурсов.

– Хотел бы я посмотреть, – мечтательно вздохнул Норт. – Может, был бы смерч или ледяной дождь, как при осаде Хафнарлонда…

– Вас ведь им и покосили, – вскинул брови Мар.

– Да, но всё равно красиво было, – вздохнул Норт, принимая у него тарелки. – Может, ещё чего-нибудь, Архонт? Добавки?

– Нет, спасибо, лучше оставьте новоприбывшим.

Мар услышал, как подъезжают телеги с детьми. Повара навострили уши, а когда развернулись обратно на Архонта, тот уже исчез.

Через несколько дней, ровно к моменту, как детей доставили в Суд, Мар тоже вернулся в столицу. Этерн, и в особенности крепость-резиденция Верховного Адъюдикатора Мимира гудела новостями о начале новой войны и первых успехах армий. Конечно, расхваливали и Дланей, приложивших руку к захвату Сна Селены: в Длани Войны Люсьене никто и не сомневался, а вот впервые показавший себя его подопечный Каламит стал предметом жарких обсуждений. Мару было интересно задержаться на улицах и послушать, что думают об одном из его лучших выпускников прошлого года.

Поговаривали, будто Люсьен смог договориться с одной из главных дворянских семей Сна Селены, и они должны были добровольно открыть ворота имперцам. Мар внутренне усмехнулся: везде найдутся предатели, хоть они, наверное, себя таковыми не считают. Скорее всего, предполагалась некая выгода или неприкосновенность в ответ, но почему-то в последний момент решение изменилось, и Длани безжалостно задавили город ордой Оркестра. Народ, поотвыкший от жестокости с предыдущей войны с Видарией, был смущён и решил, что дала старт этой бойне именно новая, ещё никому не известная Длань. Мар рассеянно хмыкнул: для него, знавшего Каламита с юных лет, это бы не стало неожиданностью… Однако его мысли уже занимали будущие его ученики, поэтому он поспешил в крепость Аэквум.

Мар успел как раз вовремя. Он проскользнул с тенями за высокие стены, по широкой парадной лестнице, влетел сквозь закрывающиеся двери в главный зал суда Империи и клубком свернулся на своём излюбленном месте, за одной из колонн, подпирающих галерею. Зал был как на ладони: огромное круглое помещение было торжественно залито столбом света, льющимся с высокого стеклянного купола, и золотые весы на чёрно-красных гобеленах Суда сверкали до боли в глазах. Ещё более величественные стяги Владыки Сертаре, одинокая свечка золотого Шпиля на чёрном фоне, свешивались от самого купола до приглушённо-алых ковров. Стража закрыла тяжёлые двери и встала по обе стороны массивных створок, положив руки на гарды мечей, даже не глядя на скамейки для просителей, услужливо расставленные вдоль стен небольшого широкого коридорчика перед основной секцией. На противоположном конце зала, под широким, выступающим вперёд балконом, ждали сигнала старшие Длани в чёрно-красных церемониальных мантиях с золотой отделкой. Довершали их парадный наряд шипастые короны с тянущимися от зубцов до белого воротничка тонкими цепочками, немного скрывающими лицо. А в центре зала, крошечные на фоне огромного пустого пространства, щурясь от заливающего их сверху света, сбились в испуганный ком только что доставленные дети.

Их стало меньше: Длани предварительно отсеяли детей ещё в лагере, оставив только самых здоровых. Уговор с Оркестром был выполнен: не подошедшие для Суда имели шанс вступить в ряды орды – если переживут их посвящение. Что будет с теми, кого отсеют сейчас, Мара особо не интересовало. Он наблюдал за этим малоторжественным действом далеко не в первый и даже не в сотый раз, и сейчас на трясущихся от страха детей он смотрел не как на живых существ, а как на будущие свои клинки. Тупые ему были не нужны.

Детей уже оценивали. Мар посмотрел наверх, на балкон, тонувший в клубящемся дыму и приглушённом, сером свете. Присутствие Архонта Суда Мимира ощущалось буквально кожей, и дети тоже это чувствовали, хоть и пока не могли различить его парящую в полумраке фигуру. Мар пригляделся и нахмурился, неприятно удивившись. Помимо Мимира на балконе стоял неприметный человек в белом одеянии и в белой же маске, полностью скрывавшей его лицо – посланник самого Владыки. Несмотря на то, что, по сути, у них был один и тот же повелитель, Мар недолюбливал этих безликих молчунов – они почти никогда не открывали рта. Странно было не понимать, сколько их на самом деле, с полдюжины или сотни: они все были словно копиями друг друга. Да и Мар слабо представлял, какими именно задачами они занимаются. Сейчас, однако, он догадывался о причинах появления посланника: новое поколение Дланей, тем более из пропитанного магией города, было важным вопросом для будущей долгой войны. Кто-то из этих детей станет Дланью Закона и будет нести слово и правосудие Сертаре на новые покорённые земли, а кто-то станет Дланью Войны и будет эти земли захватывать и обрушивать Эдикты на непокорных. Осталось понять, кто из малышни покажется белому посланнику и Мимиру достойными.

К детям, шурша мантиями, приблизились старшие Длани и начали тихо просачиваться между ними, аккуратно отделяя друг от друга. Пошла «прополка».

Длани задавали детям тихие вопросы и осматривали изнурённые дорогой, перепачканные тельца. Почти что бессмысленный спектакль, учитывая, что окончательное решение всё равно принимает Архонт Суда. Но, конечно, список кандидатов возглавляли крепкие и выносливые – что особенно приветствовал Мар, – а также ценились владеющие всеобщим языком, обученные грамоте и хоть сколько-нибудь одарённые магическим потенциалом. Ах да, и, желательно, ничем не больные. Похоже, не в этот раз: молодая Длань Клео отдёрнула руку в перчатке от головы какого-то мальчишки. Скорее всего, за путь до столицы вши уже разлетелись по маленьким головкам, как лесной пожар. Пожилой полноватый Длань Люта, справляясь с ещё только проклёвывающимся тремором, со вздохом вписал это в свои бумаги. Длань Рамарис, хмурый средних лет мужчина, тут же перешёл в другой ряд, плохо сдерживая брезгливость. Длань Бетанси, нисколько не смущённая, продолжила бесстрастно задирать одежду детей и деловито ощупывать грязные тельца, как делала это много раз до этого – так долго, что под шапероном и шипастым убором Дланей у неё уже почти не осталось волос.

Мару нравилось наблюдать за детьми в этот момент. Во взглядах читалось разное: от благоговения до животного ужаса, от поистине детского любопытства до безвольного смирения перед судьбой. Многие наверняка и до захвата города слышали об Империи, о Сертаре и о Дланях, но теперь, когда страшные сказки о воинственном соседнем государстве стали реальностью, осознание ложилось на их детские лица разными оттенками. Мар оценивал деловито: он давно перестал сопереживать, и проявления слабости даже у детей его не трогали. Он искал глазами тех, из кого может, по его опытному мнению, получиться что-то стоящее. Сейчас они все как необработанный металл – нужно только закалить и заострить.

По правде говоря, Мар скорее прикидывал, с кем ему было бы нескучно работать: когда придёт время, он бы не хотел тратить его на ничтожеств, которые если и дотянут до конца обучения, вырастут в невыносимые посредственности. Или вовсе не попадут под его крыло и сразу станут Дланями Закона, которых, по его мнению, вообще следовало бы уже упразднить. «Посредственности лучше, чем ничего», – говорил Мимир, но Мар считал иначе. Одни ломались, не выдерживая соперничества и давления, другие прогибались просто и покорно, словно овцы, не удовлетворяя Архонта-Призрака. Если бы не воля Мимира, такие бы никогда не попали в ряды Дланей.

Вшивый мальчишка продолжал пускать носом пузыри, размазывая сопли кулачком по раскрасневшемуся лицу. Нет. Люта быстро поговорил с ним и поставил широкий росчерк в своих бумагах. Множество крошечных хлипеньких девочек, сбившихся в стайку, ревели и держались друг за друга. Клео выдернула одну из этой кучки, покрутила её, затихшую как куклу, вопросительно обернулась на старших Дланей. Эту Мимир возьмёт, со вздохом подумал Мар. Хотя бы для численности. А ему потом возиться с этой «численностью» и пускать ей кровь.

Парень постарше – широкие плечи, одежда побогаче, смотрит гордо, но сам едва держится, чтобы не дрожать. Мар прищурился: это тот самый, которому он отсрочил первое убийство. Бетанси довольно покивала, ощупывая его мышцы, и через плечо сделала жест Рамарису. Парень аж засветился. Возьмут, да и Мар с удовольствием проверит, было ли его первое положительное суждение о нём верным.

Мар глазами выцепил из толпы и других детей, которых он спас: рядом с высокой девочкой, уже в новом платье взамен порванному, Клео быстро строчила что-то в бумагах – заметила её магический потенциал; неразлучные девочка и мальчик из ямы в огороде стояли плечом к плечу, испуганно заглядывая в записи Люты…

Мар удивлённо вскинул брови, только после повторного осмотра толпы замечая девчонку, которая хотела сбежать: она незаметно отодвинулась за спины всех остальных и теперь озиралась то на скучающих стражников, то на тонувший в полумраке балкон. Длани тоже её не замечали, и шанс того, что список кандидатов заполнится без её имени, рос с каждой минутой. Мару было бы всё равно, если бы не та её странная проницательность. Он медленно пополз ближе, ныряя от колонны к колонне, и остановился, глядя на неё из тени сбоку. Девочка кусала ногти, сама видимо не зная, чего пытается добиться, и тут она всё-таки перевела взгляд в сторону.

Она замерла. Мар сощурился в любопытстве. Значит, в прошлый раз ему не показалось. Она не видела его – это читалось в её испуганно мечущемся по тёмному углу взгляде, – но чувствовала. Словно пустынная мышка, не зрением, слухом или запахом, но как-то знающая, что хищник рядом.

Мар не дал бы улизнуть от себя такому экземпляру. Ему часто было скучно, и поэтому он никогда не пропускал даже мало-мальски интригующих будущих подопечных.

В один прыжок он очутился прямо перед ней и показался. Ближайшие дети взвизгнули, прыская в стороны, даже Клео вздрогнула, неаккуратно мазнув пером по пергаменту. Девчонка сжалась – Мар почти слышал, как сдерживаемый крик царапнул ей по горлу, – но осталась стоять неподвижно, лишь подняв на него глаза, расширившиеся до размера блюдец.

– Как тебя зовут? – в воцарившейся тишине промурлыкал Мар, склоняясь к ней ближе. Она сглотнула. Мар забавлялся, глядя, как ужас в ней борется с необходимостью отвечать.

– Джастис, – слабо выдохнула она, загипнотизированная его жёлтыми глазами.

Губы Мара растянулись в улыбке.

– Это ведь «справедливость» на старо-имперском?

Девочка кивнула, сжимаясь ещё сильнее.

– Тебя мама так назвала? Почему не на северный манер?

Пока девочка собиралась с ответом, Мар пристально изучал её. Низковатая, выглядит младше нужного, но в целом здоровая. Ногти искусаны до мяса, ручки грубые – видимо, помогала отцу в кузне. Он пытался нащупать магический потенциал: жалкие крохи тлели где-то в глубине. Так каким образом она его чувствует?..

– Мама… верила в приход Сертаре, – наконец хрипло ответила Джастис, опуская глаза.

– И дождалась, – усмехнулся Мар. – Красивое имя, – доверительно наклонился он к ней с лукавой усмешкой. – Очень подходящее для Длани.

– Не дождалась, – вдруг прошептала Джастис, глядя на Мара исподлобья. Губы она поджала, словно обиделась или разозлилась, но не решалась показать это открыто. – И я не хочу быть Дланью.

Мар поражённо вскинул брови. Понимала ли девчонка, что и кому говорит, или совсем растеряла остатки страха? Он быстро скользнул глазами в сторону: похоже, кроме него никто этого не услышал. Он присел перед Джастис на корточки, пристально вглядываясь в её серьёзные тёмные глаза.

– Ты знаешь, кто я?

Они все знают. У Архонта-Призрака нет второй роли – он страшная сказка на ночь для непослушных детей, после которой неизменно следуют кошмары. Его боялись и за пределами Империи, потому что разящий клинок Сертаре способен дотянуться куда угодно и до кого угодно. В каждой тени, в каждом углу мог прятаться беспощадный палач, вечный и неуязвимый, как сама смерть. И девчонка это знала, но смотрела на него прямо, будто он один из всех вокруг сейчас мог понять её, прочитать её взгляд.

– Запиши её, Люта, – наконец сказал Мар, поднимаясь. – Как можем мы не принять девчонку с таким именем.

– Разве это критерий, Мар? – пророкотал над головами невидимый голос, тяжёлый и густой, словно дым, сопровождающий своего хозяина. Мар внутренне цыкнул и обернулся на балкон: белый каменный лик Мимира выплыл из темноты, и даже не видя его лица, Мар знал, что тот в гневе. Он терпеть не мог, когда Мар вмешивался в процессы, его не касающиеся. Тем более сейчас, на глазах у молчаливой марионетки Владыки.

– А разве нет? – весело крикнул Мар, расслабленно пожимая плечами. – Адъюдикатор, вы ведь и сами говорили, что посредственности лучше, чем ничего.

Где-то за спиной Джастис шумно вздохнула. «Не обижайся», – холодно зыркнул на неё Мар.

– Да и иронично, что имя, данное фанатичкой на новой территории Империи, станет нести справедливость от имени Владыки.

Обиделась. Мар видел это по её вспыхнувшим гневом глазам и затрясшимся губам. Его взгляд опасно приказывал ей смолчать, проглотить слова, которые он почти слышал в её горле. Худые кулачки разжались, и со злым смирением Джастис опустила взгляд.

«Умница». Здравый смысл победил.

Последняя фраза Мара предназначалось больше для посланника Сертаре, и Архонт в ожидании поднял глаза в темноту, где тонули в дыме две белые маски. Адъюдикатор молчал. Клео неуверенно оглядывалась то на Люту, замершего с пером над пергаментом, то на Бетанси, критично разглядывающую Джастис. Взгляды притихших детей прыгали между взрослыми и девочкой.

Вдруг белый посланник шевельнулся: Мару даже показалось, что он что-то сказал Мимиру. Каменный лик Верховного Судьи чуть склонился.

– Будь по-твоему, – наконец прогудел ледяной голос Мимира. – Не отбирать же у тебя уже вырытую кость.

Мар саркастично ухмыльнулся. Приятно, когда тебя иногда балуют.

Может, эта девчонка и не подойдёт, и её настигнет клинок завидующего товарища или клинок самого Мара – «разочарованный» клинок. Может, она недостаточно или, наоборот, слишком податлива и наскучит ему, как многие до неё… Но из-за шестого чувства, которым она его «видит», Мар был готов попробовать. Возможно, игра стоит свеч.

Вот что, должно быть, происходит со всеми бесконечно старыми Архонтами – и с самим Владыкой, наверное, в том числе. Игры с чужими жизнями на радость своей. Убийства и даже войны походили на затянувшуюся игру в шахматы, где уже никакой ход не вызывал всплеска эмоций и мыслей. Только в Суде Мар иногда находил себе нечто любопытное – как, например, её. Многие, перешёптываясь и думая, что он не видит, фамильярно называли его «Старая Тень», но вот эта девчонка… Мар бы поставил на то, что, доживи она до такой наглости, назвала бы его так в глаза. Одна эта мысль рождала внутри бурлящий смех. Он бы взглянул на это.

Мар даже потрепал её по волосам. Джастис вздрогнула, пытаясь отстраниться, но Архонт уже слился с тенями между её пепельных прядей и оттуда незамеченным скользнул обратно во мрак колоннады и вверх, на балкон к Мимиру. Девочка настороженно огляделась, с вызовом отвечая на множество уставившихся на неё пар глаз, но возобновившийся скрип пера Люты разрушил тишину, и все словно отмерли. Бетанси усмехнулась, и они вместе с Рамарисом вернулись к осмотру оставшихся детей, а Клео смерила Джастис долгим нечитаемым взглядом, потом нахмурилась и склонилась над своими бумагам.

Величественная высокая фигура Архонта Суда плавно парила над землей, укутанная клубами чёрного дыма. Бесстрастная белая маска даже не повернулась в сторону Мара. Почти непрозрачный шлейф разгневанно хлестал чёрно-красную мантию Адъюдикатора, словно – Мар хмыкнул – хвост разъярённой кошки. Он подозревал, о чем думал Мимир: что для Старой Тени забава, может оказаться головной болью для Суда. Длани были элитным подразделением Империи, а не личными игрушками Архонта-Призрака. Тем не менее, Мар уже победил: Мимир отказываться от своих слов не станет, да и к тому же решение как будто поддержал белый посланник.

Через некоторое время по изгибающейся вдоль стены лестнице на балкон взбежала Клео и робко постучала в косяк стрельчатой арки. В её руках – аккуратный лист пергамента. Мимир безмолвно принял его, склонил свой лик, и кольца дыма размеренно закачались, задумчивые. Белый посланник даже не пошевелился, всё так же глядя равнодушной маской в зал. Мар скосил на него взгляд: если он не участвует в отборе Дланей, тогда зачем он здесь?.. Наконец, Мимир сухо назвал имена: тринадцать новых учеников, и Джастис среди них.

Жестом затянутой в печатку руки Мимир отпустил поклонившуюся Клео, и внизу снова зашуршали мантии: Длани начали разделять детей на две группы. Мар лишь усмехнулся, безошибочно считывая недовольство Адъюдикатора: ещё не остыл, но, зная его, скоро сменит гнев на милость и забудет о вмешательстве – Мар так и не понял, только его или в том числе белой маски? У обоих Архонтов слишком много других дел, да и они ещё долго не притронутся к обучению будущих Дланей, так что пока девчонка была просто одной из массы. Ну, или почти… Мар лишь приготовил себе отложенный сюрприз – приятный или неприятный, ещё предстоит узнать.

Стража вывела из крепости «неподошедших» – они больше не имели никакого значения, – а избранных Бетанси повела прочь из зала, за один из огромных гобеленов Владыки и по длинным изгибающимся полукругом коридорам в общую спальню первого этажа – теперь это их дом.

Мар в точности знал, что будет дальше, от одного поколения к другому всё было почти одинаково: Длани, так или иначе оказавшиеся на посту «нянек» – в этот раз это были Клео, Рамарис и пока ещё не прибивший в Аэквум Вален – проинформируют детей насчет местных порядков и последствий их нарушений, выдадут простенькие мантии… а также, видимо, побреют всю эту ораву налысо. Потом – баня, скудный ужин в маленькой столовой и ночь, нарушаемая всхлипами и плачем в подушку.

В первую ночь Мар всегда приходил понаблюдать за детьми. Привычное шмыганье носов в тишине, давящий мрак, не спешащие расходиться Длани, перебрасывающиеся короткими фразами… Между одинаковыми кроватками, тесно расставленными в три рядка, скользила серая в лунном свете тень из одинокого узкого окошка под потолком. Пустые тумбочки, голые холодные стены, которых не хотелось касаться, голый же, потрескавшийся деревянный пол… Скупая неуютная казарма, только для детей. Лишь уже подготовленные на завтра мантии тускло блестели полустёршейся золотой каймой да белели постели, словно кораблики, плывущие друг за другом по таинственному туманному морю. Часы – кусок лунного камня, подвешенный на цепочках напротив окна, – матово переливался чёрным, показывая приближение полуночи.

Мар с удовлетворением отметил, что многие дети, которых он спас лично, прошли отбор: широкоплечий мальчишка-без-кинжала тихо сопел, сложив руки на груди. На самом деле он только притворялся спящим, а сердце его колотилось как бешенное. Его дыхание перебивал приглушенный подушкой вой соседа – кажется, это тот, что обнимал собаку. Высокая девочка, над которой пытались надругаться, тупо смотрела в одну точку, не шевелясь. Она прикусывала дрожащую губу почти до крови, но если уметь подбираться так близко, как это умеет Мар, то можно было различить всё-таки вырывающиеся из горла всхлипы. «Неразлучники» тоже были здесь – они заняли соседние кровати, и, боясь шептаться, общались одними глазами. Девочка, которую Мар достал из печи, плакала, стараясь быть тише, потом оглаживала себя по бритой голове и плакала сильнее, сморщивая миловидное личико. Мальчик из амбара смотрел на неё с жалостью, но не решался встать и подойти, поглядывая на мелькающие в дверном проёме тени Дланей.

Джастис сидела на кровати у стены прямо под окном, поджав острые коленки к груди, и взгляд её отрешённо перебегал с одного соседа на другого. Мар остановился прямо напротив неё. В этот раз она не отреагировала на приближение: может, была слишком погружена в свои мысли, а может, пелена теней была слишком плотной. Невысокая, ещё по-детски угловатая, с бритой головой она стала выглядеть ещё более мелкой. Словно почувствовав чужой взгляд, Джастис провела рукой по гладкой макушке. Только в этот момент её губы задрожали, но она не дала волю слезам. Наверное, она очень любила свою пепельно-русую косу, теперь просто выброшенный жгут мёртвых волос. Пальцами она снова полезла в рот, кусая огрызки ногтей. Она была похожа на зверёныша, съёжившегося и всё ещё грязного, несмотря на баню. Взгляд её лег на призывно подмигивающую тусклым золотом мантию – старую и перелатанную. Когда она подрастёт, ей выдадут новую, более богатую, возможно, даже сошьют под её небольшой рост – если она дотянет до этого момента. Она ещё об этом не знала, как не знала ещё много о чём не самом приятном, что ждет её дальше. Сейчас у них была своего рода передышка – короткая, только эта ночь, скорее всего, бессонная, – а после… Маленькая ладошка потянулась к мантии и осторожно сжала ткань в пальцах, как диковинку.

«Я не хочу быть Дланью», – вспомнил Мар и снова бесшумно ухмыльнулся.

Он оставил детей засыпать – если у них получится уснуть – и так же тихо, как и пришёл, скользнул между кроватей к выходу из спальни.

Клео вздрогнула, когда Мар бесшумно появился рядом. Он блеснул жёлтыми глазами на скучающего у соседней колонны Рамариса, и тот тактично отошёл подальше.

– Прошу, хватит так делать, – выдохнула Клео, одёргивая мантию. Она оглянулась на темнеющий провал спальни и зябко поёжилась: – Ну как они?

– А ты как думаешь? – усмехнулся Мар. Клео не ответила, нахмурилась и вопросительно уставилась на Архонта.

– Ты что-то хотел?

– Да нет, просто составляю тебе компанию.

Клео промолчала. Конечно, она бы предпочла лишний раз не находится рядом с бывшим учителем, оставившем ей столько шрамов и кошмаров, но сказать это не посмела бы.

– Раз уж ты здесь, могу я задать вопрос? – осторожно начала Клео.

– Задавай, – прекрасно зная, о чём пойдёт речь, разрешил Мар.

– Зачем ты… взял ту девчонку? – Клео бросила взгляд в темноту спальни. – Имя, серьёзно? Она ведь… ничего из себя не представляет. Самая обычная.

– Кло, думаешь, ты была необычной? – со смешком проговорил Мар, скрещивая руки на груди.

Клео поджала губы, угадывая подтекст. «Думаешь, ты из себя шибко много представляешь?» Она рассеянно подтянула рукав, плотно обхватывающий запястье. Мар проследил за её движением. Если бы он ещё помнил, что такое жалость, ему бы было её немножко жаль.

– Была бы моя воля, ты бы тоже здесь не стояла, – вместо этого напомнил ей Мар. Это её укололо.

– Конкретно здесь я стою не по твоей воле, – холодно заметила Клео.

– Нравится новая работа?

Клео фыркнула.

– Жаловаться не буду. Хотя бы задницу не приходится морозить, как Люсьену и Каламиту.

Мар усмехнулся шутке. «Няньки», конечно, не самая престижная работа для Длани, но это лучше, чем сразу после Эдикта растрепаться, как старая книга, и уйти в утиль.

– Но приятно иногда выехать на задание, как в старые-добрые?

Клео вскинула брови: откуда он знает, что она выезжала в лагерь, чтобы встретить детей? Они ведь не виделись.

– Флейта, – коротко ответил Мар на её немой вопрос, улыбаясь. Клео смущённо переступила с ноги на ногу. Наверное, ей было удивительно, что учитель знает о таких мелочах, как увлечение старой ученицы музыкой.

– Она может даже не дотянуть до твоих уроков, – Клео снова оглянулась на спальню. – Или… ты не захочешь её брать, – она скосила на него глаза. Сама в это не верила и уже заранее жалела девочку. – «Джастис» всё-таки больше «закон», чем «война».

– Уже за неё переживаешь? Как ты размякла. Всё-таки эта работа тебе подходит.

– Я за всех переживаю. Они все дети, – колко ответила Клео.

– Как и вы когда-то были, – Мар склонил голову. – И, уверен, половина этих детей, как ты выразилась, «не дотянут» до моих уроков – к счастью или нет. Пускай. Если не дотянут, то действительно ничего из себя не представляют. Мне не впервой разочаровываться, не расстроюсь.

– Но ты уже её отметил, – с любопытством напомнила Клео. – И подошёл ты к ней, ещё не зная имени.

Мар лишь загадочно пожал плечами. Клео долго на него смотрела, но не стала дальше выспрашивать – сама знает, что бесполезно.

– Она так… бесстрашно с тобой разговаривала, – хмыкнула она. Мар любезно улыбнулся – ясно, пытается зайти с другой стороны. – Я думала, тебе не нравится, когда тебя не боятся.

– Она боится, – со смешком возразил Мар. – Но не слепым ужасом, будто я могу в любую секунду броситься. А по-другому.

– По-другому, – мрачно повторила Клео, откидывая короткую светлую прядь со лба. – Она – они все – пока не понимают, чего именно боятся.

– Если это глупость или самоуверенность, я собью с неё спесь. А если не будет справляться… Мимир знает, что я сам разберусь, если что. Но я искренне надеюсь, что этот год будет интересным.

– Смотрю, тебя и правда… что-то зацепило, – Клео вскинула бровь. – Будешь приглядывать?

– Пока я здесь, почему нет. Интересно наблюдать за малышнёй, – бесстрастно ухмыльнулся Мар. – Только, конечно, ни слова – пусть пока что сомневаются. Бессонных ночей у них ещё будет предостаточно.

С этими словами он скользнул в тени, оставляя Клео смотреть ему вслед. Её взгляд затуманился: короткими вспышками воспоминаний пронеслось её собственное обучение. Клео сочувствующе вздохнула, косясь на притихшую спальню.