Джентльмен с усами

Пролог. Джентльмен с усами

Меня зовут Сэр Мурчингтон. Звучит пафосно – и справедливо. Пафос – удел тех, кто его заслужил. Я серо-дымчатый, с благородным белым галстуком на груди и хвостом, которым можно было бы подметать парламент. Мой взгляд глубок, как чашка утреннего кофе моей хозяйки: немного горечи, чуть усталости и неизбежная мудрость.

Живу я с женщиной по имени Лена. Без фамилии – она ей всё равно не помогает. Лена – существо милое, порой до безумия, с лицом, на котором ангельская наивность упорно борется с тёмными кругами от бессонницы и сериалов BBC. Волосы у неё цвета позднего чая с молоком – она так говорит, а я думаю, что просто забыла, когда в последний раз видела парикмахера. Глаза серо-зелёные, как мои, что наводит на мысль: судьба неслучайно свела нас вместе.

Она обожает английские романы, цитирует Дарси в быту и уверена, что где-то за углом её уже ждёт мистер Райт – желательно в пальто, желательно с зонтами и чувством иронии. И каждый раз, когда этот мифический «мистер» появляется, я беру на себя миссию проверить его. Ведь кто, если не я, защитит Лену от эмоциональных катастроф и сомнительных носков в прихожей?

Наша квартира – это микс лондонской богемы и русской реальности. На стене висят постеры с мистером Дарси и котом в очках (оба кажутся мне переоценёнными). На подоконнике – горшки с полумёртлыми фиалками, которые Лена называет «зелёными друзьями» и поливает, когда чувствует вину перед миром. Кухня – мой излюбленный театр боевых действий: там я ежедневно защищаю холодильник от забытых брокколи и прочих кулинарных ошибок. А в гостиной царствует диван – старенький, пушистый, с вмятиной точно под моё тело. Это трон, на котором я принимаю гостей и выношу приговоры.

Лена – существо утончённое, но, к сожалению, непрактичное. Её книги лежат стопками на полу, кружки с недопитым чаем мигрируют по дому, как птицы – по сезонам. А в центре этого хаоса – я. Сэр Мурчингтон. Единственный представитель порядка, вкуса и здравого смысла.

Вам может показаться, что я высокомерен. Это правда. Но только потому, что я видел всех её ухажёров.

О, поверьте, это было зрелище. Паноптикум мужской неадекватности. Парад напыщенных идиотов, каждый из которых был уверен, что достоин Лены – и, разумеется, моего одобрения. Один пытался гладить меня против шерсти. Другой сказал, что не любит кошек. Третий пришёл с цветами – искусственными. После этого я два дня сидел на шкафу и молчал от ужаса.

С тех пор я решил: ни один человек не приблизится к моей хозяйке без тщательной проверки. Я – охранник её сердца. И пусть она думает, что это просто совпадение, что её ухажёры исчезают вскоре после того, как я «случайно» опрокидываю на них чашку кофе, кладу коготь в руку или справляю нужду в их обувь. Но я-то знаю: я спасаю её.

Может, люди называют это ревностью. Я – называю это долгом джентльмена.

И всё было прекрасно, пока не появился он. Тот, кто не побежал, когда я зашипел. Кто не перепутал лоток с декором. Кто не пытался выгнать меня с подушки. И именно тогда я понял: мой главный враг – не идиоты с сайтов знакомств. Мой главный враг – любовь.

Глава 1.

Первого ухажёра после затяжной зимы одиночества Лена привела домой с видом человека, который нашёл не просто мужчину, а сюжет. Я видел этот блеск в её глазах – смесь надежды, глупости и кофеина. Она даже пылесос достала, что бывает у нас примерно раз в эпоху межледниковья. Меня это насторожило.

Звали его Роман. По иронии судьбы, имя полностью отражало его содержание: ни ума, ни логики, одно сплошное чувство, правда, направленное исключительно на себя. Он вошёл в квартиру с букетом тюльпанов, которые пахли так, будто их держали в бензине, и с выражением лица, как у человека, который репетировал перед зеркалом фразу: «Я не такой, как все».

Сэр Мурчингтон наблюдал за ним с подоконника. Да-да, я – это я. Мне хватило трёх секунд, чтобы понять: этот субъект опасен. Не потому что злой, а потому что глупый с энтузиазмом. Он говорил громко, смеялся над своими же шутками, а когда увидел меня, изрёк сакраментальное:

– О, котик! А можно тебя потискать?

Можно. Только попробуй.

Я смотрел на него, как на второсортного актёра, которому забыли сказать, что спектакль отменили. Он, разумеется, не понял взгляда. Никто из них не понимает. Люди ведь уверены, что если улыбнуться – все вокруг сразу тают. Я не таю. Я царапаю.

Лена же сияла. Сидела на диване, слегка склонив голову, и делала вид, что слушает. Она, конечно, не слушала – просто влюблялась в своё представление о нём. На ней было её «лучшее» платье – то самое, с мелкими голубыми цветочками, которое делает её похожей на чайную чашку из бабушкиного серванта. Она смеялась так звонко, что даже фиалки на подоконнике пытались расправить листья. А я сидел и думал: ещё один идиот в доме.

Роман рассказывал, как пишет стихи. Да, стихи. Из тех, что начинаются со слов «Твои глаза – два океана». Я однажды действительно посмотрел в её глаза – никакого намёка на океан, максимум небольшое озеро с уткой. Он читал их громко, вдохновлённо, размахивая руками, будто заклинал духов поэзии. В конце он сделал паузу и посмотрел на Лену в ожидании восторга. Она ахнула. Я фыркнул. Баланс был восстановлен.

Потом началась дегустация его "кофейного таланта". Он принес с собой зерна из «маленькой частной обжарни». Запах стоял такой, будто поджарили носки. Но Лена улыбалась, пила, кивала, говорила: «Да, необычный вкус». Я сидел на столе, смотрел на этот фарс и думал, что если она скажет «мм, чувствуется карамель», я спрыгну и опрокину чашку. Она сказала. Я спрыгнул. Кофе разлился по белой скатерти, а Роман схватил чашку, как герой, спасающий утопающего. Лена вскрикнула. Я медленно облизнулся и ушёл, неся в сердце торжество долга.

Вечером Лена долго ворчала. Говорила, что я «ревнивый тиран». Что я не дал ей «шанс на счастье». Счастье? Если счастье пахнет жжёными носками и рифмуется с «глаза – слеза», то я, пожалуй, останусь несчастным. Она обиженно легла в кровать, отвернулась ко мне спиной. Я лёг рядом, уткнулся в её плечо и мурлыкнул. Так, чтобы она вспомнила – счастье у неё уже есть. И оно с усами.

Через два дня Роман прислал голосовое сообщение, где сообщил, что "почувствовал между нами разную энергетику" и "ему нужно пространство для творчества". Лена молчала, потом выключила телефон и просто села на пол. Я тихо подошёл, положил лапу ей на колено и посмотрел в глаза. Без слов, без кофе, без рифм. Иногда людям нужно не признание в любви – а просто напоминание, что кто-то рядом и не уйдёт, даже если ты пролил кофе и расплакался.

Она улыбнулась, смахнула слёзы и сказала:

– Ну что, сэр Мурчингтон, опять ты был прав?

Я гордо вытянул хвост и отошёл к окну. Разумеется. Я всегда прав. Просто иногда людям нужно время, чтобы это понять.

Глава 2.

После Романа Лена какое-то время приходила в себя. Она варила какао, читала Остин, обещала себе «больше никаких идиотов» и даже покупала себе новый плед – серый, уютный, идеальный для самодостаточной женщины и её кота. Но, как известно, женские клятвы о покое живут ровно до следующей доставки из «ВкусВилла» – где на кассе вдруг улыбается кто-то с прессом и ямочками на щеках.

Так в нашу жизнь вошёл Антон. Человек, у которого всё тело состояло из белков и самомнения. Он был тем типом, что носит кроссовки даже в театр и считает, что утренняя пробежка заменяет психолога.

Впервые он появился в нашей квартире в спортивных шортах, несмотря на то, что был ноябрь.

– Я после зала, – сказал он, будто это освобождает от необходимости носить одежду.

Лена сияла.

– Сэр Мурчингтон, познакомься, это Антон, он тренер!

Я посмотрел на него долгим взглядом, в котором было всё: скепсис, презрение и лёгкая усталость от человеческих глупостей. Он протянул руку, будто собирался меня пожать. Я отошёл. Пусть пожмёт штангу – ей это приятнее.

Антон говорил исключительно о себе: сколько он жмёт, как правильно дышать, почему углеводы – зло и как «мы с Леной будем ходить в зал вместе». Я знал: ничего хорошего из этого не выйдет. Моя Лена создана не для штанг. Она создана для книг, шерстяных носков и разговоров о смысле жизни под одеялом.

А он… он пытался кормить её овсянкой на воде. Без сахара. Без души. Без надежды. Я наблюдал за этим с подоконника, чувствуя, как у меня поднимается шерсть от ужаса.

Лена смущённо улыбалась, ела ложку этой грусти и говорила:

– Да, полезно…

Антон одобрительно кивал, словно дрессировал её. И тут я понял: это личное. Он вторгся не просто в нашу жизнь – он вторгся в мою миску. Настоящий враг дома.

Сначала я пытался действовать мягко. Классические методы британской дипломатии: падение на коврик во время йоги, внезапное “я здесь полежу” на его кроссовках, демонстративное мурчание, когда он садился на моё место. Он не понял. Он просто перестал меня замечать. А это, господа, хуже, чем ненависть.