Ловец духов

Пролог

Еще никому не удавалось предсказать и тем более направить собственные сновидения. Людям остается лишь с непониманием восторгаться либо ужасаться тому, что приснилось. Но в данном случае все немного иначе. Сон, посетивший мужчину, был вещим, и даже больше: он являлся посланием от того, чью суть не могли постичь опытные искатели силы. Даже наставник не смог пояснить природу видений, указывающих путь к возвышению.

Первые несколько секунд после пробуждения мужчина смаковал тут же начавший таять образ этой надменной дряни. Ее лицо было искаженно звериным вожделением. При этом в ее глазах плескался запредельный ужас от полного понимания того, что с ней творят. Как добиться такого эффекта особыми зельями, мужчина знал и без подсказок, а вот остальные детали очень реалистичного сновидения были важны, и нельзя упустить ни одной. Он отогнал от себя будоражащие мужское естество воспоминания изнасилования одурманенной жертвы и сосредоточился на других подробностях.

Внезапно справа послышался сдавленный писк и стук упавшего на деревянный пол тела. Раздраженно повернувшись на звук, мужчина увидел немного всклокоченную девичью головку, выглядывающую из-за края кровати, с которой она свалилась секунду назад. Глаза девицы были наполненными страхом. Дворовая девка, скрашивавшая ему ночь, явно не совсем понимала, что происходит, но могла услышать что-то произнесенное им во сне. Вдруг это было имя той, кого он истязал? Рисковать нельзя! Губы мужчины растянула зловещая улыбка, но он быстро поборол в себе желание повторить пригрезившееся в сновидении. Дел сегодня невпроворот, так что не до постельных утех. Усилием воли идущего по пути силы девушку сначала выдернуло из-за кровати, а затем притянуло к мужчине. Колдун впился в полные губы злым поцелуем, но не для того, чтобы приласкать. Невидимые глазу обычного человека алые крылья колдовской ауры развернулись и окутали жертву, втягивая в себя ее дух. Через пару мгновений побледневшее и, казалось, немного усохшее тело упало на спину.

Особенной пользы от этого поглощения не было. Чужая сила скоро уйдет, как вода из решета, ведь он в своем развитии дошел до определенного потолка. Колдун раздраженно спихнул ногой тело с кровати, а затем снова сконцентрировался на деталях сна. Такие сновидения случались не часто, и далеко не каждому покровитель колдунов даровал такую милость. Если все сделать правильно, то в следующий раз выпитая жизнь усилит его, а не развеется. Но пока нужно побеспокоиться об отходах бесполезного поглощения.

– Варган! – громко позвал колдун, и в спальню тут же заглянул верный аки пес слуга.

– Хозяин, – прогудел крепыш, равнодушно скользнув взглядом по телу мертвой девушки.

– Убери эту падаль.

Варган молча кивнул, подхватил казавшееся в его руках совсем невесомым тельце и вышел из комнаты. Колдун не сомневался, что его верный раб сделает все как надо и никто ничего не поймет. Увы, пока приходится сторожиться от взгляда княжих людей, но скоро надменный урод, одним своим притворно-благостным видом бесивший до зубовного скрежета, будет бегать у него на поводке, как послушная собачонка. Приснившийся ритуал приблизит этот сладостный момент.

Глава 1

– Да как так-то! – горестно выразился я и только после этого поднялся на ноги.

И вот почему мне везет на подобные места – то клоака скотобойни, то канализационный коллектор под старым заводом? Глубина, конечно, смешная – едва по колено, но свалиться угораздило во все это плашмя, так что изгваздался с головы до ног, и ладно бы в грязную воду или тину какую, а тут именно это самое. Говорят, что вляпаться в подобное – к деньгам. Но тут точно мимо – таких денег даже у князя нет. На пару секунд я забыл о том, кого преследовал, горюя по новому костюму, который теперь придется выбросить. И грусть моя была искренней. Дима частенько подшучивал – мол, я люблю наряжаться аки девица, но меня его подколки не злили. Не понять мальчику из интеллигентной и небедной семьи того, кто все детство проходил в обносках кузенов, причем ободранных до крайней степени. Своим сыночкам новые вещи тетушка покупала крайне неохотно. А сели учитывать, что стиралась моя одежда, лишь когда начинала вонять так, что замечали даже неприхотливые тетушкины клиенты, в моей нынешней тяге к новым нарядам и чистоте нет ничего удивительного. Впрочем, неженкой я не стал и детство свое помню, так что сожаление было коротким и делу не помешало.

Ну и где эта мразота? Желание разлучать бесноватого с явно полюбившимся ему духом уже пропало, да и бессмысленно это. За прошедший год я научился определять случаи, когда в экзорцизме есть смысл, а когда проще пристрелить бедолагу. Тем более вот такого. Дух-хозяин так основательно оседлал носителя, что разделить их уже не получится. Изменения и энергетического и физического тела зашли слишком далеко. Даже не сработало парализующее зелье Виринеи! А ведь мы в него четыре дротика всадили, но он даже резвости не потерял. Очень неприятный сюрприз получился.

Да, кстати, а где остальная часть этого самого «мы»? Я поднял голову к дырке с ощерившимися словно гнилые зубы краями не менее гнилых досок. Через нее я и провалился, увлекшись погоней и не заподозрив подвоха от слишком уж хитрой твари. Словно дожидаясь моего внимания, в дырке появилась голова Акиры:

– Чекан-доно, вы в порядке?

Учитывая то, чем я покрыт буквально с ног до головы, ответ явно отрицательный, но нихонец спрашивал о другом.

– Да, в порядке!

– Никуда не уходите, мы сейчас найдем спуск, – заявил мой верный ватажник и тут же исчез вместе с фонарем.

Неприятно, но он прав, прыгать с такой высоты – дураков нет, ну если не считать меня. Впрочем, сделал я это не по своей воле, да и вообще нужно не сетовать, что так изгваздался, а благодарить Господа за эту жижу. Рухни я на каменный пол, может, и выжил бы, но поломался сильно. А грязь, даже такая вонючая, дело поправимое. Так что сейчас дождусь подмоги и продолжим охоту. К шустрому и явно хитрому, раз сумел заманить меня в ловушку, бесноватому у меня бо-ольшой такой счет. Правда, мысль насчет хитрости можно было бы немного развить, ведь не только я понял, что спуск остальных в эту клоаку займет какое-то время. Слева тут же повеяло морозным чувством опасности, которое всегда предупреждало меня о наличии рядом духа, особенно когда тому очень хотелось кого-нибудь убить. К примеру, меня.

Тут уж не до шестой заповеди, которую мне так усиленно проповедует отец Никодим. Бесноватый пока не издавал лишних звуков, явно надеясь, что сможет напасть на меня неожиданно в такой-то темноте, но кроме направленного чувства опасности у меня имелся еще один дар. Почти беззвучными горловыми вибрациями я расшатал свой дух и выглянул из себя. Чтобы хорошенько рассмотреть духовную составляющую этого мира, освещение не требуется, так что я сразу увидел горевшую грязно-красными, с зеленоватыми оттенками ауру человека с похожим на капюшон духом-хозяином вокруг головы. Вселенец распустил свои щупальца почти по всему телу подчиненного человека и явно чувствовал себя очень вольготно.

Да уж, такого уже не спасешь. Выдрать из ауры бесноватого призрачного наездника без фатального вреда носителю не получится, так что тратить время на сострадание и сомнения не будем. Осознав, что я его увидел, бесноватый оттолкнулся конечностями от своего насеста под потолком и прыгнул на меня. Причем довольно резво, так что я успел выдернуть из поясной кобуры револьвер и сделать лишь два выстрела. А затем бесноватый сбил меня с ног, точнее попытался это сделать. Уже не помню, какой раз, я мысленно поблагодарил Акиру за тренировки, которые когда-то казались совершенно нелепыми, но именно благодаря им мое тело само сместилось чуть в сторону, уходя от прямого столкновения. Из-за погруженных в жижу ног получилось не идеально, и бесноватый, пролетая мимо, все-таки сумел зацепиться когтями за мою одежду, потащив за собой. Я снова нырнул в эту непонятную мерзость, о составе которой и думать не хотелось. Кажется, даже что-то в рот попало.

Отплевывалась и чувствуя, как накатывает дикое бешенство, я сумел вывернуться из хватки монстра, уже мало похожего на человека. Серебряные пули серьезно ослабили духа-хозяина – значит, и самого бесноватого, да и вес у меня был немного больше, так что удалось подмять противника под себя. Затем я просто приставил ствол револьвера к голове бесноватого и спустил курок. Наконец-то уродец затих, скрючившись в неестественной позе, да и отсутствие половины головы краше его не делало. На всякий случай еще раз выглянул из себя и увидел лишь таявшую словно клочья грязного тумана человеческую ауру и корчащиеся огрызки духа. Вытаскивать костяной нож не пришлось.

И все же что-то с этим бесноватым не так. Выглядит как свеженький, а повадки словно у матерого одержимого. Если бы не револьвер, не факт, что сейчас он валялся бы в грязи, а не я. Так что с благодарностью посмотрел на Горыныча, верой и правдой служившего уже второму ушкуйнику. Барабан вмещал всего пять патронов, зато калибр более чем внушительный. Возвращая оружие в кобуру, вспомнил, как долго маялся из-за того, что не имею права носить и использовать огнестрел в городе. Пришлось выдумывать всякие оружейные извращения для замены. А ларчик открывался просто. Всего-то нужно было попросить благочинного. Этот без сомнения мудрый и сильный человек быстро отошел от разочарования после моего отказа помочь его брату-колдуну и проявил благородство. Он лично обратился к князю, и тот приказал выдать мне разрешение на ношение револьвера в Пинске. Хотелось бы заполучить такое же еще и на дробовик или вообще автомат, но я был послан в далекое пешее путешествие, получив в спину установку даже револьвер носить скрытно, лишний раз не смущая его видом обывателей.

Начальник городовой стражи возмущался и давил на то, что его люди обеспечат не только обездвиживание бесноватых, но и мою личную защиту. Вот, к примеру, как сейчас. С городовыми вообще получилось странно и не совсем приятно: идею духовых ружей с парализующими дротиками они тут же хапнули и даже попытались запретить мне использовать мою же задумку. Но тут нашла коса на камень. Духовушки они сделали, и дротики к ним тоже, а вот с парализующим составом вышел затык. Такого ядреного зелья, как у Виринеи, никто в городе сделать не смог. Вот и пришлось договариваться. Да, кстати, а где моя духовушка?

Когда я, наплевав на брезгливость, пытался найти под всей этой жижей духовое ружье, явились мои сопровождающие. Быстро оценив обстановку, Акира с невозмутимым видом вернул свой меч в ножны. Теперь мой ватажник выглядел не так колоритно, как раньше. Понимая, что в нашем деле бросаться в глаза всем встречным и поперечным не стоит, он сменил свой диковинно-красочный, похожий на женское платье наряд на обычный костюм и котелок.

Спускаться с кирпичного пандуса нихонец не собирался, как и троица городовых, выделенная мне приставом. На первых порах с нами ходил еще кто-то из княжеской дружины, но им это дело быстро наскучило. Такие вот веселые погони выпадали только поначалу, когда мы охотились на старых одержимых, чей симбиоз с духом-хозяином стал крепким и очень эффективным. Со временем все стало почти рутиной: мы приезжали туда, где местные активисты либо самостоятельно вязали бесноватых, либо находили и блокировали логово. Так что оставалось пальнуть туда пару раз из духовушки, подождать, пока бедолага отключится, а затем спокойно с комфортом разлучать его с непрошенным вселенцем.

Этот монстр напомнил мне о веселых деньках моего, так сказать, дебюта, а еще не давало покоя предчувствия чего-то очень нехорошего. Посмотрев на брезгливо косящихся в мою сторону городовых, я поборол в себе желание напакостить им и не стал требовать самостоятельно вытаскивать монстра из жижи. Подхватив тело за воротник неплохо сохранившийся рабочей куртки, потащил к пандусу. Затем рывком забросил мертвяка наверх, благо было невысоко. Рядом водрузил найденное духовое ружья, а затем полез сам. Городовые отшатнулись не только от вонявшего и облепленного грязью тела, но и от меня, что неудивительно. Ничего, сейчас я напрягу их еще больше.

Так и вышло. Городовым очень не понравились мои дельнейшие действия. Распахнув пошире куртку бесноватого, я, не мудрствуя лукаво, рывком разодрал остатки грязной рубахи, обнажая серовато-бледную кожу существа, которое сейчас лишь отдаленно напоминало человека. Изменения под воздействием духа-хозяина успело сильно искорежить плоть. Это уже даже не метаморф наподобие моего друга Здебора или ырки, которого я убил в доме Спаносов. Тут все зашло куда дальше, и, судя по всему, возвращать себе внешность обычного человека убитая мною тварь уже не могла.

– Степан Романович, а что это вы делаете?

– Свою работу, Иван Петрович, – доставая из плечевой кобуры метательный нож, ответил я.

– А мне кажется, что вы намереваетесь осквернить тело.

– Увы, Иван Петрович, это тело было осквернено уже давно, – по-прежнему не оборачиваясь, ответил я и чиркнул кончиком ножа по сероватой коже.

Удивление урядника было вполне естественным, но объясняться с ним не было никого желания. Слишком отвратным выдался остаток дня, да и поведение чересчур ленивых городовых бесило даже больше, чем ныряние в вонючую жижу. Что же касается моих не очень стандартных действий, то для них имелся весомый повод. Когда осматривал расползающуюся ауру человека, я заметил на ней угасающие знаки. Рассмотреть поближе не получалось, да и пропали они очень быстро. С чем-то подобным я уже сталкивался, причем не единожды. Когда срывал рубаху, ожидал увидеть выжженные на плоти знаки, но узрел только большой ожог на груди.

Мысли забегали шустрее, жадно набросившись на загадку, и выдали решение проблемы, хоть и крайне нестандартное. Надрезав кожу вокруг уже зажившего ожога, я аккуратно отделил ее, обнажая сероватое мясо и отпечатанные на нем темные линии, складывающиеся в незнакомые символы. Они не были похожи ни на строки выжженных на теле отца Никодима молитв, ни на знаки, которыми был испещрен мой костяной нож. Забегавшие еще быстрее мысли пришли к очень неутешительным выводам.

Мои мрачные размышления были прерваны возней за спиной и возмущенными голосами:

– Ты что себе позволяешь, ускоглазый?!

Я даже напрягся, боясь, что Акира прирежет хамоватого урядника, но он ответил абсолютно спокойным голосом. За прошедший год мой ватажник сумел избавиться даже от едва заметного акцента и говорил по-русски совершенно чисто:

– Не мешайте моему капитану делать свое дело. – Похоже, вежливой просьбе урядник не внял, и нихонец все так же спокойно и даже с какой-то показной заботой добавил: – Незачем так суетиться. Место тут неудобное, вдруг оступитесь и упадете в фекалии. Может, тогда и поймете настроение моего капитана.

Похоже, перспектива повторить мой заплыв урядника не обрадовала, так что, немного посопев, он отступил. За этим я наблюдал уже воочию, потому что оставил в покое мертвого бесноватого и повернулся к спорщикам. Обнаженную плоть со знаками прикрыл содранной кожей. Незачем городовым знать больше положенного.

Обладающий солидными усами, которые сейчас встали почти дыбом, урядник злобно уставился на Акиру, но тут же посторонился, едва я двинулся по пандусу к видневшейся неподалеку лестнице. Оно и понятно, сейчас со мной не станут обниматься даже самые близкие люди.

– Мы закончили, Иван Петрович. Дальше сами.

Урядник проворчал что-то раздраженно-невнятное, но у меня не было никакого желания продолжать этот разговор. Хотелось как можно скорее оказаться подальше от этого вонючего места. Идущий позади Акира порадовал меня своей наблюдательностью:

– Капитан, я видел выход водопровода. Кажется, рабочий.

К счастью, так оно и оказалось. Конечно, на особую чистку я не надеялся, но хотя бы немного смыл с себя основную часть этой мерзости. Хорошо, что транспорт у нас свой. Меня, такого благоухающего, ни в пролетку, ни в трамвай никто не пустит.

Настроение было ожидаемо далеким от радужного, но, к счастью, продлилось это недолго. Когда доехали до Соломоновых бань, я оставил Акиру руководить мойщиками, которым предстоит исправить последствия моего нахождения на пассажирском сидении мобиля, а сам, едва ли не бегом, отправился в купальню. Там залез под горячий душ и принялся отдраивать себя с таким остервенением, будто хотел смыть не только запах и грязь, но и воспоминании о пережитом приключении. Наконец-то, когда неприятные ароматы перестали даже мерещиться, я благостно расслабился в большой ванне с почти горячей водой, щедро сдобренной ароматными маслами, и, кажется, задремал. По крайней мере, появление Акиры пропустил и вздрогнул, услышав вежливое покашливание:

– Капитан, вы еще поплаваете или уже поедем?

– Да, что-то меня разморило. Поедем. Сейчас попрошу подобрать мне какую-нибудь одежку.

Акира еще раз выразительно кашлянул. Приподнявшись в ванной, я увидел, что на лавке у стены уже лежит стопка с одеждой. Нихонец не обязан заботиться о таких вещах, но делал это постоянно. И как только у него получалось совмещать ипостась наставника, старшего товарища, подчиненного ватажника и заботливую наседку? Наши с ним отношения чем дальше, тем больше удивляли меня, но менять ничего не хотелось, даже все эти странные церемонии и разные дополнения к имени.

Выбравшись из ванной, я вытерся ароматным полотенцем и переоделся в простенький костюм, сделавший меня похожим на средней руки торговца или заводского мастера. А вот как поступить с дорогим, модным, но грязным костюмом, совершенно непонятно. Выбросить жалко, к тому же я был уверен, что местные прачки очистят его практически до первозданного состояния. Но я-то буду помнить, где все это побывало.

Да уж, зажрались вы, Степан Романович.

Раздраженно мотнув головой, я подхватил сумку с боевым снаряжением и направился на выход. Подойдя к стойке распорядителя, оплатил все услуги и попросил доставить вычищенную одежду в библиотеку Спаносов.

Сами мы туда не поехали, а двинулись на нашу новую базу. Переселяться из уютного дома моих друзей ни я, ни Акира не имели ни малейшего желания. Какой идиот откажется от регулярной кормежки и заботы тетушки Агнес?! Да и сама госпожа Спанос пришла бы в ужас, узнай, что ее защитники собираются съезжать. Мы даже не рассказали ей о наличии второго жилья. Незачем тревожить добрую женщину.

База располагалась на стыке центральных районов города и Королевки – спального района, в котором проживали мелкие чиновники и разнокалиберные управляющие. Место не очень богатое, зато приличное и тихое. Наш мобиль шустро, но очень аккуратно двигался по улицам города. Так уж вышло, что, даже обзаведясь личной машиной, я по-прежнему езжу на пассажирском сидении. Не то чтобы оказался совсем уж не способен к вождению, просто чувствую себя неуютно за рулем, особенно когда вокруг много другого транспорта. Инцидент с психанувшей лошадью извозчика в момент моего обучения оказался незабываемым, так что к вождению, честно говоря, особо не тянуло, да и изначально такой страсти не было. А вот Акира мало того, что освоился за рулем едва ли не сразу, так еще и показал запредельное для новичка мастерство. Поэтому он сейчас и ведет наш приземистый и широкий, как майский жук, аппарат.

Таким же приземистым и основательным был дом, к которому мы подъехали. Раньше он принадлежал какому-то купцу. На первом из двух этажей располагались складские помещения и обширная конюшня, уже давно переделанная под гараж. Так как за рулем был Акира, да и в силу разницы возраста, я выскочил из мобиля и открыл широкие гаражные ворота. За ними нас ждало большое помещение, в котором можно было разместить и четыре таких агрегата. Правда, по-настоящему свободного места оставалось не так уж много: все занято верстаками, стеллажами и другим барахлом бывшего механика-водителя. Причем приставка «бывший» у него, можно сказать, двойная. Десять лет назад Виктор Дорофеевич ушел в отставку со службы личного водителя прошлого князя. Работать на нового правителя Пинска почему-то не пожелал. В награду за долгую службу он получил не только старую машину, на которой проездил пятнадцать лет, но и этот дом.

Неспособный сидеть на одном месте, еще не старый мужчина занимался частными взвозом, пока возраст все же не взял свое. Не желая доводить до греха, он решил продать мобиль и окончательно уйти на покой. А я в это время искал себе транспорт для того, чтобы не бегать за извозчиками, которых невозможно было найти именно в моменты, когда они нужны позарез. Порой в буквальном смысле. О том, где держать машину и вообще ее обслуживать, я поначалу не подумал. Этот вопрос поднял сам Дорофеич, как он просил себя называть. Старик предложил в аренду свой гараж, а также половину дома. Все получилось очень удобно: в случае необходимости я звонил сюда, Виктор Дорофеевич пригонял мобиль к нашему дому, где и оставался, балуясь плюшками тетушки Агнес. Именно этим он сейчас и занимался. Но дом в это время не пустовал.

Акира завел мобиль в гараж, а я подошел стене, возле которой расположились большие деревянные шкафы со всякими инструментами и запасными частями. Потянув потайной рычаг, я легко сдвинул тяжеленный шкаф, нарочито сделанный из толстенных дубовых досок. За ним в стене обнаружился проем с не менее массивной дверью. Замков в двери не было, но в случае необходимости ее можно было закрыть изнутри на массивный засов. Сейчас это не требовалось, потому что обитатель потайного жилья прекрасно видел все происходящее в гараже через скрытое окошко. За дверью меня встречал еще один обитатель этого дома.

– Брат Илия, здравствуйте. – Поздоровался и сразу перешел к делу: – Мы бесноватого подстрелили, и я заметил кое-что очень странное.

– Рассказывай, – тут же встрепенулся бывший розмысл братства Скорби.

Правда, ни бывшим розмыслом, ни бывшим монахом он себя не считал, поэтому и просил обращаться к нему не по имени отчеству, а как привык за всю свою жизнь. Да и от монашеского одеяния брат Илия не отказался, несмотря на то что стал беглецом и, по сути, расстригой.

Он был так нетерпелив, что даже не предложил мне присесть, и пришлось вещать стоя. Да и рассказ мой был не таким уж долгим.

– Почему ты не привез тело ко мне? – требовательно и резковато спросил монах.

На его тон я внимания не обратил. По сути он был добрым человеком, но долгие годы пребывания в дальнем ските, где его держали в мерзких условиях едва ли не на цепи, ни смирения, ни благочестия в старике не взрастили.

– Зачем? – лениво поинтересовался я, потому что спорить не было сил.

– Чтобы изучить его. Мне нужно видеть все самому. Да и знаками там дело точно не ограничилось.

– Изучить выуженное из канализации тело? – начал заводиться я от такой легкомысленности, казалось бы, умудренного опытом человека. – Где? На обеденном столе?

– Почему на обеденном, – тут же отмахнулся от моего раздражения старик и приглашающе махнул рукой. – Все уже давно готово.

В новой обители монаха я бывал не так уж часто и особо здесь не ориентировался. Помню только, что накрытого грубой скатертью стола у стены рядом с раковиной еще месяц назад не было.

Жестом фокусника, на выступление которого я ходил вместе с Димой и Настей, монах сдернул со стола скатерть, а затем, крякнув, снял щиток из тонких досок, игравший роль столешницы.

– Однако, – удивился я, увидев странную конструкцию.

На деревянном каркасе находилась что-то наподобие очень мелкой ванной.

– Брат Илия, вы издеваетесь?! – искренне возмутился я, но, взглянув на монаха, увидел на его лице не менее искреннее удивление.

– А что такого?

– Вы представляете, что будет, если вас найдут бывшие братья и увидят это? Вас не просто вернут в скит, а сожгут на костре, причем вместе со мной и отцом Никодимом.

– Лучше уже на костер, чем обратно в ту тюрьму, – нахмурившись, угрюмо произнес монах.

– А я не хочу ни туда, ни туда.

Первой мыслью было приказать старику разобрать все это безобразие и выбросить, но кто его знает, может, в будущем нечто подобное нам и пригодится. Чуть постояв и немного подумав, я все же разродился решением:

– Так, во-первых, уберите все в гараж, вы же тут пищу принимаете. А во-вторых, переделайте так, чтобы выглядело как ванна для промывки двигателя. Когда не будете резать на нем трупы, пускай там лежат промасленные детали. Кто вообще сварил вам эту штуку?

– Гордей, – угрюмо ответил монах.

– Вы еще и его привлекли? Скорбникам понадобится очень много дров.

– Да что ты начинаешь! – недовольно и сварливо заявил старик, но нарвался на мой жесткий взгляд и замолк.

– Напомнить, куда в прошлый раз вас привели дурное любопытство и легкомысленность? И кто вас оттуда вытащил?

Со стороны сцена выглядела странно: восемнадцатилетней юнец отчитывает седого старика. К счастью, подобное мы уже проходили. Когда в прошлый раз практически на этом же месте разразился похожий скандал, отец Никодим, к которому апеллировал брат Илия, не поддержал старого друга. Мало того, предупредил, что если тот не будет слушаться меня, то вернется на крошечную конспиративную квартиру в Глниках, где отсиживался полгода после освобождения. А там беглому монаху явно не нравилось.

– Хорошо, сделаю, как ты сказал, – проворчал брат Илия и тут же нетерпеливо добавил: – А теперь мне нужен точный рисунок тех знаков, раз уж не сподобился срезать кусок плоти.

Я уже хотел огрызнуться, но тут понял, что в чем-то розмысл прав. Поэтому молча подошел к его рабочему столу и взял чистый лист бумаги. Художник из меня еще тот, но на память жаловаться грех, так что результат был очень близок к оригиналу.

Глядя на это, старик лишь хмыкнул, а затем вместо того, чтобы поделиться важной информацией, задал вопрос:

– Сам-то что думаешь?

– Много чего думаю. Вы сами говорили, что духу нужно много времени, чтобы внести постоянные изменения в тело бесноватого. А его одежда была не такой уж сгнившей, что странно, учитывая, где обитала эта тварь. И еще эти знаки…

– И что бы это значило? – тоном отца Никодима, который словно клещами вытаскивал ответы у туповатых учеников приходской школы, спросил брат Илия.

– То, что бесноватый у нас свеженький, но кто-то позаботился, чтобы дух развился очень быстро. И подселился бес в это тело не сам.

– Не будь ты так ленив, из тебя получился бы неплохой розмысл.

– Вот уж точно такого счастья мне и даром не надо, – вполне искренне отреагировал я, но брат Илия не особо обиделся. Сейчас ему было чем заняться, как и мне.

Картина вырисовывалась очень нехорошая. После того случая с запертым в книге духом-убийцей и нападением на дом Спаносов ырки у меня появились подозрения, что в городе засел колдун, которым всеми этими странности и рулит, но отец Никодим хоть и не отмахнулся от моих слов, но благочинного беспокоить не стал. Слишком мало фактов. Сейчас же ему придется что-то делать, потому что вот такое проигнорировать уже не получится.

К счастью, теперь для того, чтобы связаться с отцом Никодимом, не нужно ехать через половину города, пусть даже на собственном мобиле. После нескольких походов по разным селениям язычников у меня образовалось достаточно средств, чтобы не только оборудовать по своему вкусу новую базу, но и провести телефонную линию и наличную пристань – и прямо в жилище священника. Благо неподалеку проходила ветка связи, так что особо и не потратился. Отец Никодим сопротивлялся как мог, ведь телефон в нашем городе все еще являлся признаком богатства, а иеромонаху такое как бы не по чину. На это я заявил, что стараюсь не ради его комфорта, а дабы облегчить работу нашему странному и напрочь незаконному ордену охотников на бесноватых. Так что теперь мне нужно всего лишь подняться на второй этаж в свою комнату и поднять трубку стоявшего на столе аппарата. Но едва я протянулся к телефону, как тот задребезжал, заставив меня немного вздрогнуть.

Справившись с заминкой, я ухватился за трубку и поднес ее к уху:

– Алло, Чекан у аппарата.

И тут же услышал хорошо знакомый голос, правда был он слишком уж встревоженным:

– Алло, Степа, у тебя все в порядке? Тут звонил какой-то подьячий из городовой стражи и напугал матушку. Она даже плакать начала.

– Чем напугал? – тут же напрягся я, ощущая прилив холодной ярости.

За тетушку Агнес я порву любого – хоть дьяка, хоть боярина. Князя не потяну, но нахамлю даже ему.

– Он нес какую-то чушь о том, что ты трупы осквернял. Чуть ли не ритуалы бесовские проводил. Требовал, чтобы ты явился для объяснений.

Вот зараза! Ведь хотел же собрать свою команду, оставив на городовых лишь оцепление. Поленился, вот и вылезло. Думаю, это усатый урядник растрепал все, что было и что додумал сам. Впрочем, разборки со стражей не мое дело – пускай отец Никодим с этим разбирается.

– Але, Степа, ты еще там? – чуть ли на крикнул в трубку Дима.

– Там, – ответил я, затем поправился: – Точнее, тут. Успокой тетю Агнес. Скажи, что это недоразумение и пустяки. Я со всем разберусь. Скоро буду дома.

– Хорошо, – сбавил обороты мой друг, и его беспокойство сменилось печальным вздохом, наверняка означавшим, что он бы и сам хотел поучаствовать во всех этих недоразумениях и пустяках.

В последнее время приходилось прилагать изрядные усилия, чтобы держать домашнего мальчика подальше от лихих дел. То ли в силу возраста, то ли пытаясь доказать что-то самому себе или той же Насте, он с трудом переносил свою тихую жизнь библиотекаря. Все порывался влезть в какие-нибудь неприятности. Ладно, с Димой разберемся позже, а сейчас нужно что-то делать с городовыми.

– Слушаю вас, – как-то настороженно, словно в ожидании подвоха, произнес в трубку отец Никодим.

Он все еще не привык к аппарату и относился к нему как к чему-то не совсем богоугодному.

– Это Степан. У нас тут небольшие проблемы образовались.

Я быстро пересказал ситуацию и с облегчением услышал от своего куратора уверения в том, что все решаемо и завтра он лично поговорит с кем надо. А еще изучит труп в мертвецкой и поговорит с благочинным.

Ну что же, свое дело я сделал, так что пора и отдохнуть. Дальше пусть другие вертятся. Попрощавшись с братом Илией, я подошел к мобилю и под ироничным взглядом Акиры уселся за руль. Свои водительские навыки следовало повышать, к тому же вечером транспорта на дороге было не так уж много, и небольшая поездка меня не перенапряжет.

Ведя мобиль по хорошо знакомому маршруту, я в очередной раз испытал двойственные чувства: с одной стороны, мне было неуютно и немного боязно из-за того, что огромная железная штука очертело несется по не такому уж широкому проходу между тротуарами. С другой стороны, я испытывал какое-то разочарование от черепашьей скорости, которую способны развивать местные аппараты. Хотелось разогнаться до ветра в ушах и мелькания фонарей на обочинах, но делать этого я совершенно не собирался, так что усиленно давил чужие порывы. Хорошо, что наследие чужака проявлялось все меньше и меньше. И память теперь я использовал преимущественно свою. Лишь иногда прилетало что-то из чужих знаний, когда не хватало собственных. Но порой я скучал по тем озарениям, что посещали меня не так давно. Это было сродни чуду.

Немного расслабившись, я уверенно довел мобиль до дома, но, когда выбрался на тротуар, все же вздохнул с облегчением. Акира наблюдал за мной с обычной невозмутимостью, но я научился считывать его эмоции даже без выглядывания из себя. От нихонца веяло веселой иронией. Наградив его угрюмым взглядом, я направился внутрь библиотеки. Там застал немного неожиданную картину: Виктор Дорофеевич вместо распивания чаев с тетушкой Агнес занял один из читательских столов. Нацепив на нос очки, старик увлеченно изучал какую-то книгу. А за регистрационной стойкой шушукались Фрося и Дима. Причем в картине этой парочки было что-то не так. Фрося шептала краснеющему Диме на ухо и тихо хихикала.

Похоже, со своими бесогонными делами я пропустил момент становления из мальчика мужчины, которое лихо провела эта рыжая бестия. Причем не без моего влияния. Недавно, надеясь отвлечь парня от мук неразделенной любви к нашей общей подруге, я намекнул рыжей, что неплохо бы оставить в покое меня и перенести свой игривый задор на Диму. Может, и неправильно было толкать девушку на скользкий путь распутства, но, формально говоря, невинной она уже давно не была, да и в плане распутства там нужно было тормозить, а не подталкивать. При этом нрав у девицы был легкий и гнили в ее ауре я не заметил, поэтому и взял на работу.

Со своей задачей она, похоже, справилась, но есть подозрение, что слегка перестаралась. Чтобы убедиться, я практически без подготовки, быстро выглянул из себя и осмотрел обоих. Все хорошо в моем очень полезном умении, но делать это совершенно незаметно для окружающих пока не получается. Еще секунду назад не обращавшие на меня внимания любовнички вдруг встрепенулись. Цветовые оттенки в их аурах тут же изменились, но я успел оценить и то, что было до этого, и перемены, которые тоже о многом говорили. Розовато-бурая смесь стыда и отчаяния у Димы вдруг сменилась голубым всполохом надежды. А вот затопившая ауру Фроси грязноватая дымка корысти покрылась белесой изморозью страха. Все это, конечно, говорит о многом, но выяснять подробности все же придется.

Виктор Дорофеевич тоже обратил на меня внимание. Он поднялся со стула и подошел ближе:

– Степан Романович, я еще нужен вам или можно уводить мобиль?

– Подождите меня пару минут на улице, пожалуйста.

– Хорошо, – кивнул старый водитель, с подозрением покосился на притихшую парочку и вышел из библиотеки.

Я пару секунд думал о том, как поступить, а затем решил особо не рассусоливать:

– Ефросинья, пройдите, пожалуйста, за мной.

Мне не нужно было выглядывать из себя, чтобы понять, что девушка испугалась еще больше. От игривости, которую она часто использовала как защиту и инструмент, не осталось и следа.

– Конечно, Степан Романович.

– Степа, мы тут… – попытался вклиниться Дима, но я лишь качнул головой, останавливая его рыцарский порыв, и тихо спросил:

– Как там тетушка Агнес?

– Выпила микстуру от нервов и легла спать, – успокоил меня Дима, тут же переключившись на правильный настрой.

Я кивнул и попросил:

– Подожди меня тут. Нам с Ефросиньей нужно кое-что обсудить наедине.

Акира по-прежнему стоял у двери и уходить в свой подвал явно не спешил. Качнув головой, я пригласил девушку следовать за мной и отошел в дальний угол библиотечного зала. Обширное пространство и особенно наличие стеллажей с книгами позволяло поговорить без лишних ушей.

Наша помощница изобразила из себя святую невинность и уставилась в пол, перебирая пальцами края передника.

– Я так понимаю, вы сблизились с Дмитрием.

– Да, но вы же сами говорили, что это… не возбраняется.

Умная девочка. Не сказала, что я ее к этому подталкивал.

– И теперь вы хотите получить награду за этот подвиг. Строите планы на совместное будущее?

– А если я его люблю?

– Не любите, – спокойно и даже печально возразил я, глядя в глаза девушки, набравшейся смелости и решительности отстаивать свои интересы и право на лучшую жизнь.

– Вы не можете этого знать.

Хорошее дело решительность, но иногда она ведет к беде, особенно когда хочешь получить то, что тебе не принадлежит.

– Могу, – холодно ответил я и на короткое мгновение выглянул из себя.

Я действительно знаю, как выглядит любовь. Видел, когда Дима смотрел на Настю. Это был чистый искрящийся свет, заполняющий ару. Иногда там было много пламени желания, но муть корысти этот свет выжигает начисто. Мое чтение аур сродни гаданию по кофейной гуще: больше догадки, чем уверенное понимание, но чистую эмоцию ни с чем не спутаешь.

Не знаю, как меняется в подобные моменты мое лицо, но если впечатляло даже такого отморозка как Рвач, то хрупкую, хоть и битую жизнью, Фросю пробрало до мозга костей. Нехорошо так пугать беззащитную девушку, но сейчас я действовал для ее же блага. Если не осознает пагубности выбранного пути, может вылететь с работы, а такие условия, как у нас, она вряд ли где найдет. Запал девушки ожидаемо тут же пропал. Она опустила взгляд и задрожала.

– Успокойтесь, Ефросинья. Если не будете глупить, все останется по-старому. Вы помогли моему другу, и я вам за это благодарен. Вы заслуживаете вознаграждения.

Фрося тут же еще раз показала, что она девушка умная, и затрясла головой так, что рыжие кудри разлетелись в стороны.

– Ничего не надо. Дмитрий Леонидович мне симпатичен, и я рада была с ним… – Чуть замявшись, она использовала подсказанный мною термин: – Сблизиться. И я не шмара какая, чтобы быть с кем-то за деньги.

Умница. У нас она заработает намного больше, чем щедрое, но одноразовое вознаграждение. И все же за ее аурой придется присматривать.

– Я верю вам. Как и понимаю желание обеспечить безбедное будущее, но свое счастье на чужом несчастье не построишь. Слышали такую поговорку?

Девушка снова уставилась в пол и ответила выразительным кивком.

– Вы ведь знаете, кого на самом деле любит Дмитрий Леонидович?

Еще один кивок показал, что она все прекрасно понимает.

– Хорошо, сейчас идите домой. Трамваи еще ходят. Но если думаете, что возвращаться так поздно будет опасно, вызовите пролетку. Я оплачу.

И тут Фрося горделиво вскинула голову, прямо посмотрев мне в глаза:

– Я не такая неженка, как вы думаете, и ночной поездкой на трамвае меня не испугаешь. Думаете, кто обо мне заботится там, где я живу? А у нас на районе таких обходительных мужчин, как Дмитрий Леонидович, днем с огнем не сыщешь. Я могу идти, Степан Романович?

– Можете, – ответил я, сдерживая улыбку.

Похоже, меня она обходительным не считала. Впрочем, я и не претендовал на это звание.

Фрося прошла мимо стойки с гордо вздернутым носиком, даже не посмотрев в сторону Димы. Мой друг дернулся остановить ее, но наткнулся на мой ироничный взгляд и печально вздохнул. Значит, я не ошибся в своих оценках, и он действительно тяготился этой связью. Как оно будет дальше неясно, но в одном не было никаких сомнений: мне нужно поговорить с другом по душам и в другой обстановке, которая не станет давить ему на мозги. Сразу вспомнил, что давно обещал сводить его в «Омут», но все не выдавалось случая. К тому же я собирался наведаться в трактир ушкуйников, чтобы что-то решить с командой охотников на бесноватых и прикинуть, кого туда можно позвать. С оплатой проблем, скорее всего, не будет. Князь убедился в моей эффективности, а от безденежья он точно не страдает.

Конечно, сейчас оставлять тетю Агнес в доме одной не самая разумная идея, так что я посмотрел на нихонца и попросил:

– Ота-сан, мы с Димой сейчас отправимся в «Омут», присмотрите здесь за тетушкой?

– Хай, – коротко кивнул сэнсэй, но при этом выразительно посмотрел сначала на меня, а затем на Диму.

– Мы справимся, учитель.

На мое заявление он отреагировал максимально невозмутимо, но я чувствовал его беспокойство. Похоже, бывший самурай привязался ко всей нашей компании больше, чем собирался.

– Не опозорьте меня, – назидательно произнес нихонец и величаво прошествовал в свой подвал.

Теперь за тетю Агнес можно не переживать. Учитель будет на чеку, и вряд ли кому-то удастся проникнуть в дом незамеченным. Дима тут же побежал переодеваться, потому что его образ интеллигентного библиотекаря в логове ушкуйников вряд ли воспримут с пониманием. Мне тоже пришлось сменить одежду. Чуть подумал и решил не использовать свой старый модный костюм, а оделся в комплект для выхода в походы. Может, днем на улицах Пинска он и выглядел бы немного неуместным, но вечером в «Омуте» собираются ребята, разодетые куда колоритнее. Когда я впервые оказался там, из чужой памяти всплыло слово «стимпанк», совершенно неизвестное в нашем княжестве.

Так как на улице нас дожидался Виктор Дорофеевич, переодевался я быстро, но все равно спустился на первый этаж позже Димы, который нервно переступал с ноги на ногу. Одет он был не так выразительно, как я, но тоже с намеком на походный стиль. Правда, немного портила впечатление новизна его наряда. На это я ничего не сказал, лишь едва заметно улыбнулся:

– Ну что, готов к приключениям? Или может, ну их на фиг? Зачем тебе синяки на такой симпатичной мордашке?

Произнося эту шутку, я понятия не имел, что она станет пророческой.

Виктор Дорофеевич дождался, пока мы усядемся на заднее сиденье, и спросил:

– Куда едем?

– До ближайшего извозчика, – ответил я, не желая лишний раз утруждать старика.

– А дальше? – уточнил он.

– Дальше в «Омут».

– Ну так чего рассусоливать? Сам отвезу, заодно прокачусь по ночному городу. Засиделся я дома.

Так мы и сделали. Через пятнадцать минут довольно лихой поездки по почти пустым улицам мобиль остановился у каменной громады двухэтажного трактира. Из открытых по случаю теплой погоды окон доносился многоголосый гомон, в котором иногда прорезывался смех и громкие споры. Ни музыки, ни женского визга в «Омуте» не любили, так что тут собирались, исключительно чтобы пообщаться на деловые и не очень темы в сугубо мужской компании.

Такого понятия, как будний день, у ушкуйников не существовало, были лишь периоды походов, когда они находились далеко отсюда, и время отдыха, проводимое весело и ярко. Так что пустым «Омут» не бывал почти никогда. Надеюсь, для нас найдется отдельный столик.

Мечтать не вредно – как только мы вошли в трактирный зал, стало понятно, что он забит под завязку, так что сразу направились к стойке, за которой возвышался седой ушкуйник, уверенно руливший всем местным бедламом.

– Мое почтение, Василь Петрович, – поздоровался я с трактирщиком.

Почти все называли его Петровичем, многие обращались на «ты», но я вел себя подчеркнуто вежливо и видел, что ему это приятно.

– Степан Романович! – широко улыбнулся бывший ушкуйник, но тут же чуть нахмурился, увидев рядом со мной Диму.

Я поспешил представить своего друга, чтобы сразу прояснить ситуацию:

– Василь Петрович, это Дима – береговой нашей ватаги.

Хмурость медленно сошла с лица трактирщика, и он солидно кивнул, приветствуя нового гостя:

– Береговой, конечно, не боевой ушкуйник, но человек тоже важный и нужный.

– Мое почтение, Василий Петрович, – повторил за мной сиплым голосом Дима и поклонился в нихонской манере.

Трактирщик улыбнулся, но явно понял, откуда тут растут ноги. Наш наставник в «Омуте» появлялся редко, но его заморочки знали многие.

Береговыми у ушкуйников называли завхозов ватаги – тех, кто помогал готовиться к походам и заботился об остающемся дома добре. Я не соврал ни на йоту – Дима действительно активно участвовал в делах нашей маленькой компании и приносил много пользы. Правда, в обычных ватагах береговыми становились либо покалеченные, либо слишком старые для походов ватажники. Такие как тот же Василь Петрович. Но то дело капитана – кого и на какую должность назначать, и лезть в чужие расклады никто не станет.

Трактирщик заметил мой растерянный взгляд в зал, хитро улыбнулся и подозвал полового:

– Проводи капитана к боковому столику.

Лично я мог бы пойти на второй этаж, но Диме там делать нечего. Шустрый парнишка лет пятнадцати от роду провел нас в сторону выхода с кухни. Неподалеку от двери действительно обнаружился небольшой столик, прижавшийся к стене. Большую компанию за него не усадишь, а вот двоим будет вполне комфортно. Тут никто не стал заморачиваться табличкой «занято», как в трактирах подороже или ресторанах, просто убрали стулья, а сверху поставили ящик с пустыми бутылками. Половой быстро унес ящик на кухню и вернулся с двумя простыми, но надежными табуретами. Затем выслушал наш заказ.

Из-за расстройства тетушки Агнес меня дома не покормили, так что я заказал к пиву изрядную порцию печенного на углях мяса. А вот Дима ограничился вяленой рыбой. Он-то был накормлен, да и вряд ли свалившиеся на него события способствовали аппетиту. Казалось бы, поговорить по душам, когда вокруг куча народа, не получится, но в этом-то и прелесть подобных мест. Никому ни до кого нет дела, да и гул голосов служил неплохой шумоизоляцией.

– Я так понимаю, ты у нас больше не мальчик? – не стал я ходить кругами и спросил в лоб.

– Как-то само собой получилось, – краснея ответил Дима. – Сегодня матушка перед дневным сном попросила Фросю отнести старые шторы в чулан. Я вызвался помочь, а там как-то внезапно все и вышло. Получается, я изменил Насте, – ошарашил меня Дима неожиданным выводом.

– Это каким таким боком?

– Ну я же говорил ей, что люблю, а сам…

– А сам нарушил слово, которое дал самому себе. Плохо, конечно, но изменой тут даже не пахнет. Предательство – это когда ты обманул доверие и ожидания близкого человека. Думаешь, Настя надеялась, что ты навеки будешь не просто ее другом, но и девственником, даже когда она выйдет замуж? Мы тоже друзья, ты же не считаешь, что предал меня?

– А у тебя с Фросей что-то… – тут же встрепенулся он.

– Ешки-матрешки, Дима! Ничего у меня с Фросей не было и быть не могло. Не нужно заморачиваться. Ты у нее далеко не первый, в любви ей не признавался. Или я ошибаюсь?

Дима яростно затряс головой, а затем для ясности добавил:

– Не признавался. И что мне теперь делать?

– Ну, уж точно не жениться. Если хочешь продолжить, старайся думать, что говоришь и обещаешь. На подарки не жадничай, но не морочь девочке голову намеками на будущее.

– Да не хочу я продолжать! – вскинулся Дима и покраснел. – Сложно это.

Да уж, действительно сложно, для меня тоже, особенно после того, как расстался с Элен. С ней было просто и ясно, а сейчас куда напряжнее. Хорошо хоть моя бывшая любовница помогла – через свою модистку нашла вдовушку, которая зарабатывала стиркой и с трудом содержала двоих детей. Элен даже сумела обернуть все в красивые слова: мол, молодая и пока еще вполне красивая вдова бедствует и уже подумывает о том, чтобы пойти работать в публичным дом. Так что стать содержанкой молодого капитана ей будет за счастье. Я в этом уверен не был, и первые встречи Верой прошли очень неловко. Затем как-то свыклись. Не идти же обоим в тот самый бордель, правда с разными целями. Для Димы подобного я тоже не хотел, потому и затеял все это дело с Фросей. Прав или нет, время покажет.

Веру я своим вниманием старался не утруждать, но содержание платил исправно. Даже если найду себе зазнобу или женюсь, не перестану это делать – не смогу оставить без помощи не столько саму любовницу, сколько ее детей. Мать-содержанка – это, конечно, плохо, но мать-проститутка куда хуже. Тряхнув головой, я вынырнул из воспоминаний и с серьезным видом посмотрел на Диму:

– Если не хочешь продолжения, можешь сам ей сказать, а можешь ничего не говорить. Я уже пообщался. Она девочка умная, поймет. А там как получится.

И только тут я запоздало понадеялся, что произошедшее не приведет к беременности, но вслух ничего не сказал, чтобы не пугать друга еще больше.

Мы несколько минут просидели молча, поглощая закуски и прихлебывая пиво. Я уже собирался задать Диме пару вопросов по нашим ушкуйным делам, но не успел: рядом остановился невысокий, броско одетый парень и посмотрел на нас сверху вниз:

– А кто это у нас тут? Лихой капитан Проходимец, но почему-то без няньки. Да еще и какого-то сладенького мальчика с собой притащил.

Ну, тут все просто. Чтобы просчитать ситуацию, не нужны пресловутые семь пядей во лбу. Для понимания хватало собственного, пусть и убого опыта жизни в Речном квартале. Там такие разводки понятны даже дурачкам. Увы, в среде ушкуйников у меня хватало и друзей, и врагов. Кто-то недолюбливал втайне, кто-то открыто. Сейчас вариант как раз открытый, и об этом говоруне я слышал. Фока ходил в ватажке капитана Дубыни. И это не фамилия, а прозвище. Там вообще компашка мутная: то ли ушкуйники, то ли контрабандисты, то ли вообще наркоторговцы. Но в нашем кругу совать нос в чужой трюм не принято – кто как может, так и вертится.

С чего это Фока, который известен своей хитростью, наглостью и умением изъясняться почти по-господски, но не впечатлявший боевыми навыками, вздумал нарываться на схватку в круге, тоже гадать не приходится. Как раз меня он не оскорблял. Скорее всего, ждет, что я полезу защищать Диму, а затем Дубыня с полным на то правом встанет на защиту своего ватажника. Я не видел этого капитана в бою, но он наверняка уверен, что в легкую разделает сопливого выскочку. Причина всего этого хоровода тоже ясна: Дубыня вплотную сотрудничал со старейшиной Борисом.

Нахал принял мои раздумья за нерешительность, но ничего не добавил, лишь гаденько так ухмыльнулся. Я же посмотрел на Диму, который был необычайно бледен, но яростно сверкал глазами. При этом он смотрел не на Фоку, а на меня. Я вопросительно поднял бровь. В ответ получил уверенный кивок. Ну что ж, вообще-то, он тренировался наравне со мной, к тому же я давно объяснил боевому библиотекарю, как нужно вести себя в подобных разборках. После моей ободряющей улыбки он со все еще бледноватым лицом развернулся на табурете и презрительно посмотрел в лицо нависающему над ним Фоке:

– И откуда тебе знать, сладенький я или нет? Не помню, чтобы разрешал тебе лизать мои пятки.

Фока зашипел и ухватился за рукоять ножа, висевшего на широком поясе. А вот это уже серьезно. Я резко встал и, откинув полу куртки, продемонстрировав рукоять револьвера в плечевой кобуре. Старался сделать это так, чтобы видел только вздрогнувший Фока. Ему понравилось – вон как перекосило. Но на этом грызня закончилась, потому что Василь Петрович был на чеку. В трактире к этому моменту стало тихо, и все смотрели нас, так что слова старика были слышны отчетливо:

– Фока, а ну грабки убрал от ножа. Если хочешь с кем-то пободаться, вали в круг.

– Да эта сявка залетная даже не ушкуйник, с чего бы я с ним в круг пошел? – ткнул пальцем Фока во все еще сидящего Диму.

– Ну так ты и не капитан, чтобы привередничать, – жестко осадил его трактирщик. – Эй, береговой, пойдешь в круг с этим болтуном?

Вот теперь Дима, с которого постепенно сходила бледность, встал и решительно заявил:

– Пойду, прямо сейчас.

Дело шло явно не по сценарию Фоки. Его смутила решительность моего друга, но все равно не видел в Диме сильного бойца. Даже наоборот, считал пусть и ершистым, но домашним мальчиком, так что решился:

– Пойдем, красавчик, подправлю тебе смазливую мордашку, а то смотреть противно.

Скорее обидно, потому что у самого Фоки физиономия была предельно далекой от идеалов мужской красоты.

Изобразив хищную улыбку, Фока решительно направился к выходу, а мы с Димой последовали за ним. На ходу я тихонько сказал другу:

– Спокойнее. Уверен, ты его умотаешь, но и не расслабляйся.

– Все в порядке, – кивнул Дима, но я все равно немного волновался.

Мне довелось повидать достаточно боев на окруженной невысоким каменным бордюром площадке за трактиром, но лично в этот круг пока не входил. Правда, есть у меня подозрение, что Дубыня от задуманного не отступится даже после того, как Фока провалил свою часть плана.

Дима снял куртку и передал ее мне, оставшись в дорогой голубоватой рубашке, чем вызвал в толпе смешки. Но он этого не заметил, слишком уж был сосредоточен на своем сопернике. Фока раздеваться не стал, словно намекая, что уложит потерявшего берега берегового, не вспотев и испачкавшись. Зря он так, нарядная то ли куртка, то ли сюртук сегодня наверняка близко познакомится с перемешанным с пылью песком.

Не знаю, остался ли кто в трактирном зале, потому что площадку уже окружала изрядная толпа. Даже Василь Петрович явился, оставив свое хозяйство на кого-то из помощников. Он же и объявил начало схватки.

– Готовы? Правила знаете? – уточнил старый ушкуйник и, увидев кивки противников, крикнул: – Начали!

Но сразу ничего не изменилось – оба соперника стояли, глядя друг на друга. Никто не спешил нападать первым. Фоке хватило чуйки, чтобы заподозрить неладное. Стойку, в которой застыл Дима, ушкуйник наверняка уже видел в исполнении Акиры в этом же кругу. Так что он решил спровоцировать моего друга на атаку:

– Чего застыл, красавчик? Боязно?

– Конечно боязно, – задорно заявил Дима. – Сам же сказал, что я красавчик, поэтому не спешу портить себе лицо. Оно барышням нравится. А ты-то чего мнешься, с такой рожей уже нечего бояться.

– Фетюк драный! – зарычал Фока и кинулся на противника, намереваясь не столько ударить, сколько вцепиться ему в физиономию.

Дима спокойно, как на тренировке, сместился на пару сантиметров. Затем принял на ладони правую руку Фоки, легким толчком нарушил равновесие разогнавшегося противника и, почти нежно проведя вокруг себя, отправил кубарем дальше. Сам же снова замер на месте. Народ загудел, и было пока непонятно, с одобрением или осуждением. Они ждали честного мордобоя с брызгами крови, а не эти непонятные пляски. Впрочем, значение имело только то, что правила не нарушаются.

Фока прокатился по песку и ткнулся спиной в каменный бордюр. Завозился, поднимаясь на ноги и ругаясь последними словами. А затем сжал кулаки и снова бросился на Диму. Я уже думал, что все повториться, но тут схватка пошла наперекосяк. Уже подбегая к противнику, ушкуйник, казалось бы, слишком рано дня нормального удара выбросил вперед левую руку и растопырил пальцы. Оказывается, пока он лежал, то сгреб в ладонь немного песка, который сейчас и полетел в лицо Димы. Мой друг от такой подлости растерялся и прикрыл глаза. В итоге пропустил удар в левую скулу, отчего начал заваливаться на спину. Я уже думал, что его вырубило, а Фока решил, что раз уж нарушил правила, так хоть отыграется на красавчике по полной. Но тут, словно компенсируя несправедливость ситуации, вмешалась госпожа удача, которую ушкуйники ценят даже больше, чем опыт и доблесть.

Дима сознания не терял. Упав, он решил покрасоваться и лихо, как на тренировке, вскочить на ноги, оттолкнувшись спиной, но увидел прыгающего на него Фоку, так что просто поджал ноги, а затем лягнул ими, как молодой жеребчик. Попал крайне удачно – прямо в лицо явно собиравшегося навалиться на него сверху противника. Учитывая встречное движение ушкуйника, удар вышел весомым. Мне даже почудилось, что там что-то хрустнуло. Фока отлетел назад и свалился на песок, явно потеряв сознание еще в полете.

Вокруг площадки воцарилась гробовая тишина. Никто не смел войти в круг. Лишь Василь Петрович деловито пересек границу и подошел к лежащему навзничь Фоке. Дима уже успел подняться на ноги и с опасением смотрел на неподвижное тело. Трактирщик нагнулся и пощупал пульс на шее пострадавшего от собственной подлости бузотера. Разогнувшись, он громко заявил:

– Живой. – Затем позвал кого-то из своих помощников. – Прошка, подь сюда. Тащи эту падаль на улицу. И чтобы ноги его здесь больше не было.

Затем Василь Петрович нашел кого-то взглядом в толпе и заявил:

– Дубыня, это твой человек накосорезил. С тебя и спрос. Вира в пять червонцев общине и десять Красавчику.

Конечно, не самое брутальное прозвище, но тоже очень неплохо. Мой друг покраснел и тут же поспешил ко мне, явно чувствуя себя неловко под всеобщим вниманием, но пообщаться мы не успели.

– Не вопрос, Петрович. Мой косяк. Рассчитаюсь честь по чести, – примирительно сказал широкоплечий и длинноруки Дубыня, шагнув через бордюр. – Но раз уж собрались, может, капитан Проходимца покажет свою удаль и хоть раз выйдет в круг, а то все за караем мнется.

Увидев угрюмое выражение на лице Василь Петровича, Дубыня добавил:

– Это не вызов, просто хочется размяться. Капитан вполне может отказаться, я плохого слова не скажу.

Ну да, не скажет, но трусом я точно прослыву. Словно в издевку, послышался голос с другой стороны.

– Ну, раз хочешь размяться, может, со мной попробуешь? – спросил также шагнувший в круг Колотун.

Вот оно как интересно бывает в жизни. Год назад это здоровяк тоже пытался вытащить меня в круг, чтобы оторвать голову по совершенно нелепому обвинению, а сейчас пытается защитить. Увы, этим он мне сделает медвежью услугу. Вон как разулыбался Дубыня, так что нужно действовать:

– Спасибо, Колотун, но я как-то сам управлюсь. А если уважаемому капитану будет мало, то потом можешь добавить, раз ему так хочется повеселить народ.

Улыбка Дубыни немного увяла, зато Колотун расплылся в зловещем оскале, намекая, что продолжение будет обязательно. Здоровяк чувствовал себя обязанным мне, хотя я уже не раз говорил, что мы квиты.

Дима даже попытался вцепиться мне в рукав, чтобы остановить, понимая, что этот противник будет куда опаснее хлипковатого Фоки, но быстро оставил в покое. В толпе забегали половые, собирая ставки. Делали ли ставки на бой Димы, я просто не заметил: слишком волновался за друга. К тому же сейчас все происходило с большим ажиотажем. Это вам не хуры-мухры, а стычка двух капитанов – довольно редкое событие. Я мог бы поставить на себя, но, во-первых, не был уверен, что смогу победить, а во-вторых – мне сейчас как-то не до побочного заработка. Сохранить бы все кости целыми.

Я начал снимать куртку и тут вспомнил, что лишний раз светить револьвер не стоит. Возможно, было глупо показывать его Фоке. С другой стороны, если обиженный ушкуйник надумает собрать компанию и напасть где-нибудь в другом месте, этот факт остудит его порыв. Отдавать револьвер Диме даже на время не совсем законно. К счастью, проблему решил подошедший Василь Петрович:

– Ты, Степан Романович, ствол-то мне отдай. Надеюсь, разрешение на него у тебя имеется? – небрежно поинтересовался трактирщик, словно даже не допуская мысли, что я тупо таскаю с собой огнестрел, надеясь лишь на лицензию ушкуйника.

– Конечно. Личное дозволение князя.

– Слышал я кое-что о твоей сделке с князем. Нужное дело, хоть и мутное, не всякий…

Не знаю, что он хотел добавить, но старик вдруг осекся, увидев, что я незаметно для остальных протягиваю ему небольшой револьвер.

– А Горыныч где? – удивленно и даже как-то обиженно спросил трактирщик.

– Горыныч отдыхает после жаркой работы. Он меня сегодня от бесноватого спас. Да и зачем таскать по трактирам такого тяжеловеса. Неудобно же, благо мне дали разрешение на револьвер, не уточнив, какой именно, – выкрутился я, стараясь не покраснеть от стыда. Ведь Горыныча я даже не удосужился почистить, лишь отмыл сверху от нечистот вместе с кобурой.

– Ну, если так, то ладно, – ворчливо согласился трактирщик, пряча мой револьвер под свой фартук.

Дальше было проще потому, что пустая кобура на фоне чехлов с метательными ножами в глаза на бросалась. Я постарался выгнать из головы все ненужные мысли и сконцентрироваться на предстоящем бое, хотя сделать это было не так-то просто. Конечно, теперь мне удается намного лучше управлять своими собственными мыслями, а не как раньше наблюдать за их полетом как будто со стороны, но все равно полностью отрешиться от назойливых дум получается не всегда.

Дубыня тоже снял куртку и закатал рукава рубахи, демонстрируя увитые татуировками предплечья. Ничего странного в этих рисунках не было, подобное носила половина ушкуйников. Выглядел мой соперник мощно, особенно без верхней одежды. Под тонкой рубахой перекатывались тугие узлы мышц, а длинные руки и, как говорится, пудовые кулаки не предвещали ничего хорошего. Дальше больше. Резкими движениями ударов в воздух Дубыня разогнал кровь в теле и, хищно улыбаясь, встал предо мной.

– Готовы? Все знают правила? – разразился ритуальными фразами Василь Петрович и, увидев наши кивки, скомандовал: – Начали!

Так же, как и предыдущие соперники, мы не спешили атаковать друг друга. Мой стиль боя вообще строился от обороны, а Дубыня явно сделал выводы из неудачи Фоки. Думаю, он и бой Колотуна с Акирой разобрал по косточкам. Так что теперь не пер буром, а, продолжая разминаться резкими и короткими имитациями ударов, медленно подходил ко мне, да еще и по дуге, тем самым заставляя разворачиваться.

Мы с Акирой обсуждали такой вариант, и учитель называл его наихудшим для меня – сейчас Дубыня начнет наносить короткие удары, совершенно не теряя устойчивости. С его длиннющими руками это получится легко и просто, так что подловить кулачного бойца на классический нихонский прием нечего и надеяться. А в обычном мордобое я ему не соперник. До начала его атаки оставались считанные секунды, и тут от капитана ушкуйников, явно вгонявшего себя в боевой кураж, повеяло кое-чем очень знакомым.

Не понял. Он что, одержимый?! Это плохо. Но как такое вообще возможно?! Очень хотелось выглянуть из себя, но сейчас все внимание толпы было сосредоточенно на мне, и непонятно, как ушкуйники поведут себя, в буквальном смысле почуяв неладное. Мне только славы колдуна не хватало.

Ну что, же вот и момент истины. Акира так и говорил: прорыв возможен, только если подойду к краю. От Дубыни веяло ненавистью. Меня сейчас будут либо убивать, либо калечить. Не понятно только за что. Мы с наставником давно пытались найти применение моим шаманским навыкам в чем-то еще, кроме простого выглядывания в мир духов и работы призрачным ножом. Еще у себя на родине Акира пытался изучать духовные практики соседней империи Чжунго. Получалось из рук вон плохо, но у него была надежда, что мой усиленный чужаком и шаманом дух, да с навыком его расшатывания по шаманской же методе, поможет освоить искусство боевых монахов.

Наши дополнительные тренировки казались мне такими же нелепыми, как и манерное нихонское искусство в самом начале изучения. Надеюсь, я прямо сейчас пойму, насколько ошибался, ну или меня поломают.

Осмысливая ситуацию и наблюдая за приближающимся соперником, я не забывал легкими горловыми вибрациями расшатывать свой дух и по методике Акиры гонять по нему, как говорил нихонец, энергию ци. Отклика по-прежнему не чувствовал, и это, честно говоря, пугало. Дубыня атаковал резко и, несмотря на всю мою подготовку, неожиданно. Все навыки нихонского стиля оказались бесполезны, но неожиданно дала о себе знать память чужака. Я тупо и бесхитростно прикрылся руками, при этом представил, что укрепляю свою ауру на предплечьях, к тому же заставляя ее вибрировать. И это помогло! Нет, удары моя зашита не ослабила: предплечья прострелило болью, и синяки там будут изрядные. Но вдруг Дубыня встряхнул правой рукой, словно она немного онемела. Окрыленный надеждой, я попробовал укрепить таким же образом кулак и попытался ударить соперника в слабо прикрытую грудь. Почему не в лицо? Да кто ж его знает. Но интуиция и в этот раз не подвела. Удар вышел удручающая слабым, таким даже синяк не поставишь, но внезапно тело моего соперника дернулось, словно его скрутила судорога, совсем короткая и почти незаметная, но все же. А еще я ощутил выплеск духовной энергии, пропитанной болью и страхом. Я чувствовал подобное, когда вырывал духов-наездников из тел бесноватых!

Времени было крайне мало, так что я ринулся вперед, нанося удары кулаками в лицо. Первые два он пропустил, но меня подвели слабые ударные навыки. Вырубить или ошеломить противника не получилось. Дубыня пришел в себя и словно тараном заехал мне в грудь. То, что меня не унесло за пределы круга, поломав при этом кости, казалось чудом. Словно это была не полноценная атака, а инстинктивное желание отбросить от себя неожиданно ставшего слишком опасным соперника.

Мне удалось сохранить равновесие. Неловко перебирая ногами, я отошел назад. Дубыня, взревев от ярости, бросился на меня еще до того, как мои ноги встали в надежную позицию, но тут сработали вбитые тысячами повторений рефлексы, и летевшего на меня соперника я принял почти не задумываясь. Все прошло как на тренировке: уход от яростного удара, легкий толчок и проводка массивного, уже потерявшего равновесие тела мимо себя. Дубыня, несмотря на весь свой боевой опыт, повторил кувырок своего подручного и неслабо так треснулся плечом в каменный бордюр. Не знаю, кто придумал такой периметр, но это явно нехороший человек: если треснуться головой, можно и кони двинуть.

Дубыня, покачиваясь, поднялся на ноги и зарычал совсем уж по-звериному. От него повеяло хорошо знакомой ледяной опасностью, и стало понятно, что шутки кончились. Совсем.

– Все, хватит! Бой закончен первой кровью! Победил капитан Проходимца, – громогласно заявил Василь Петрович, перекрывая гомон толпы.

Я сначала не понял, о чем это он, но потом заметил, как из носа моего противника падают красные капли, растекаясь по подбородку и груди. Все-таки я сумел врезать ему по сопатке, что и решило дело. Но Дубыня, похоже, ничего не услышал или просто не захотел. Он дернулся в мою сторону, правда далеко уйди ему не дали: и без того накрученные зрители, получив нужный сигнал, скопом рванули в круг, останавливая озверевшего капитана. Поднялся сущий бедлам: кто-то радовался моей победе, кто-то возмущался, что дело не доведено до конца, а я, пользуясь неразберихой, аккуратно выглянул из себя и посмотрел на рвущегося из хватки многих рук капитана.

А вот это что-то новенькое. Похожий способ усмирять духов-подселенцев я уже видел у Рвача и сам же избавил его от надоевшей контрабандисту ноши. Но там были цепи из светящихся латинских букв, а здесь какие-то незнакомые символы. Или все же знакомые?

Я так задумался, что не почувствовал, как меня окружила компания знакомых людей и потащила в сторону трактира. Это была ватага капитана Пескаря, в которую входил Колотун. Именно этого капитана я помог вытащить из больших неприятностей. Не скажу, что мы стали друзьями, но общаться с ними было приятно. И очень понравилось то, что ушкуйники легко приняли в наш круг Диму, признав хоть и береговым, но в доску своим.

– За везучего как черт капитана Проходимца! – провозгласил Пескарь, и все дружно подняли кружки с пивом.

У меня всегда все наперекосяк. Даже нормального прозвища не получил. Ушкуйники обращались ко мне либо по имени, либо как к капитану ушкуя под названием Проходимец. Впрочем, жаловаться глупо – сам так назвал свой катер-переросток. Вот теперь и расхлебываю.

Глава 2

Утро выдалось действительно добрым, несмотря на вчерашний загул. В плане пития горячительных напитков у меня уже имелся опыт. Не в том смысле, что много выпил и успел притерпеться к похмелью. Нет, просто взял себе за правило не пить больше положенного, тогда и вечер пройдет в радость, и утром никаких проблем не будет. А вот с Димой у нас сегодня беда. Вчера я притащил его буквально на себя. Думаю, когда он проснется, в доме Спаносов случится знатный переполох, особенно потому, что из-за пропущенного удара уже с вечера на лице моего отважного друга начал наливаться изрядный такой синяк. Даже лед в тряпице, которым щедро поделился Василь Петрович, не особо помог.

Проснулся я на рассвете, но все равно, когда наведался в ванную комнату, услышал, как на кухне звенит посуда и слышны голоса тети Агнес и Фроси. Рыжая приходила на работу рано, так что в этом нет ничего удивительного. Очень надеюсь, что никаких плохих последствий вчерашнего пикантного события в чулане не будет. Честно говоря, я как-то совсем забыл рассказать Диме о защите от нежелательной беременности. У самого-то всего две женщины было, так что ходок из меня еще тот.

Завтрак наверняка не готов, так что я тут же занялся тем, что должен был сделать еще вчера вечером. Достав из сумки, которую прикупил в банях, сверток с очищенной служителями набедренной кобурой и не очень тщательно вымытым лично мной револьвером, занялся разборкой оружия. Но сначала погладил барабан, казалось, надутого от обиды револьвера и тихо сказал:

– Прости, Горыныч. Больше такое не повторится.

Сноровку в этом деле я пока лишь нарабатывал, но уже ставшие относительно привычными движения не мешали думать, а поразмыслить было о чем. Если стычку с бесноватым в канализации еще можно посчитать случайностью, то откровенная провокация со стороны более чем странного капитана – совсем ни в какие ворота не лезет. И все это в один и тот же день. Тут либо сработали высшие силы, подталкивая меня к чему-то важному, либо колдун, о существовании которого я лишь догадывался, решил вплотную заняться нелегальным экзорцистом. Зачем ему это надо, мне еще предстоит выяснить.

С выбранного, пусть и не совсем добровольно, пути сойти уже не получится. Да и, честно говоря, нет такого желания. Все детство я прожил бесполезным существом, мало чем отличающимся от дворняги в подворотне, а сейчас чувствую свою важность и нужность. Если вдруг дам слабину и отойду в сторону, ничто не сможет заполнить пустоты потерянного призвания. Звучит, возможно, слишком пафосно, как в бульварных романах, манерность которых прицепилась ко мне как репей, но именно так я и чувствую. Поэтому колдуном придется заняться, несмотря на очевидную опасность этой затеи.

Честно говоря, наличие такого жирного следа, как капитан Дубыня, скорее хорошо, чем плохо. Правда, как подступиться к этому непонятному бесноватому, чтобы не рассориться со всеми ушкуйниками, пока не понятно. Вчера во время общего застолья я аккуратно прощупал почву. Ребята из ватаги Пескаря, да и он сам практически единогласно решили, что в случае чего, если не будут в походе, с удовольствием поучаствуют в ловле бесноватых, тем более за солидное вознаграждение от самого князя. Увы, их в захвате Дубыни не используешь. Не смогу я объяснить, почему решился напасть на другого капитана, даже если расскажу всю подноготную.

Городовые стражники тоже не вариант. Уверен, очередной усатый урядник тут же разболтает все подробности. Честно говоря, ничего дельного пока в голову не приходит. Значит, нужно задействовать дополнительные мозги, находящиеся в и без того замороченной голове отца Никодима.

Я уже заканчивал чистку револьвера, как наконец-то случился ожидаемый переполох.

– Господи, Митенька! Что с тобой случилось?! – запричитала в коридоре тетушка Агнес, и ей вторила тревожно раскудахтавшаяся Фрося.

Так, нужно идти спасать своего берегового, пока похмельному бедолаге совсем мозг не выклевали.

Стараясь делать это беззвучно, я открыл дверь, вышел в коридор и увидел прислонившегося к откосу своей двери бледного Диму. Женские причитания явно усугубляли его страдания. Тетя Агнес вцепилась руками в многострадальную голову моего друга и поворачивала ее так, чтобы рассмотреть все повреждения в подробностях.

– Тетушка, не тормошите его, – постарался я по-доброму вклиниться в переполох.

– Степан, – строго, как делала это в крайне редких случаях недовольства моей персоной, обратилась ко мне рассерженная мать пострадавшего дитяти. – Как ты допустил это?

Для пущей ясности она практически ткнула пальцем в синяк Димы. Это стало последней каплей. Бедолага утробно то ли замычал, то ли хрюкнул и, сорвавшись с места, галопом понесся в ванную комнату.

– Батюшки! У него же сотрясение мозга! – ахнула начитанная жена и мать библиотекарей.

Но я тоже за этот год перечитал уйму книг, включая медицинские.

– Будь это сотрясение, то блевал бы наш Дима вчера, а не сегодня. Вместо этого он знатно заливался пивом и жрал за двоих.

– А ты куда смотрел? – продолжала допытываться встревоженная мать.

– Тетушка, – произнес я очень мягко, но с максимальной строгостью, которую мог позволить себе в отношении самой дорогой для меня женщины в этом мире. – Сейчас ему станет легче. Выпьет кофию, и все будет хорошо, а если бы я вчера опекал его как маленького мальчика, он бы этого мне не простил. Дима был в полной безопасности, среди друзей, причем теперь не только моих, но и его тоже. Вместе с синяком и не таким уж тяжелым похмельем он получил уважение серьезных людей, которые в будущем, случись что, придут на помощь и, возможно, спасут ему жизнь.

Тетушка Агнес прикрыла рот руками, словно не давая вылететь неосторожным словам. Видно, вспомнила ту страшную ночь, когда между ними и одержимым ыркой бандитом стоял лишь вчерашний дурачок, практически первый раз в жизни державший в руках оружие. Несмотря на всю свою набожность и патриархальность, тетушка Агнес была не только доброй, но и достаточно умной, чтобы, как говориться, сложить два и два.

– Прости я просто испугалась.

– Мне тоже было страшно, но иначе из мальчика мужчины не сделать.

Фрося тихо пискнула, и я наградил ее строгим взглядом. Хорошо хоть тетушка была занята другими мыслями и не заметила ехидную смешинку рыжей. А мне полегчало: раз шутит, значит, приняла ситуацию правильно.

– Но ты же пояснишь Диме, почему ему сейчас плохо, а ты свеж как огурчик?

– О да! – злорадно оскалился я. – Поверьте, слова «ты мне не указ» ему еще аукнутся.

Вот теперь мы снова стали союзниками против мирового зла, которое в данном случае представлял пресловутый змий, такой же зеленый, как и физиономия наконец-то вышедшего из ванной комнаты парня.

Впрочем, Дима, после того как привел себя в относительный порядок, вид имел настолько несчастный, что все наши с тетушкой агрессивные намерения рассыпались прахом. Любящая мать тут же начала хлопотать возле своего ненаглядного сыночка, а я решил отложить нотации. Что же касается Фроси, то она, явно сложив до кучи некоторые оговорки и геройскую физиономию нашего поединщика, смотрела на него слишком уж масляными глазками. Как бы не влюбилась девица. С корыстной, но неглупой искательницей выгодного замужества договориться можно, а вот с влюбленной будет намного сложнее.

Завтрак прошел в непринужденный обстановке, если не считать кислый вид, с которым Дима наблюдал за тем, с каким удовольствием я поглощал яичницу с беконом и вкуснейшие блины. Я с ним, конечно, поделился зельем Виринеи для таких случаев, но аппетит моего друга все равно запаздывал. Наконец-то он не выдержал и попросил у матушки разрешения уйти к себе в комнату, дабы отлежаться, но не тут-то было.

Когда до нас донесся громкий звук дверного звонка, все с недоумением переглянулись. Точнее, не все – мелькнувший в глазах тети Агнес озорной огонек настораживал. Фрося быстро сбегала вниз, чтобы узнать, кто там ломится с утра пораньше, за час до открытия библиотеки. Меньше чем через минуту в столовую влетела встревоженная гостья.

– Настя? – затравленно пискнул Дима.

Похоже, пока Фрося накрывала на стол, тетушка успела сбегать в кабинет и кое-кому позвонить. Наша подруга и деловой партнер встревоженно охнула, увидев синяк на лице похмельного героя, и почти так же, как тетушка, бросилась к нему, вцепилась в голову парня и принялась разглядывать уже смазанные лечебной мазью повреждения. По Диме было видно, что он страдает, представ в таком неприглядном виде перед возлюбленной, и в то же время млел от ее прикосновений и заботы.

Пока все присутствующие глазели на эту довольно пикантную сцену, явно испытывая разные чувства, я не смог удержаться и, как мне казалось, очень аккуратно и быстро выглянул из себя.

Оп-па, а это что за новости?

Совсем незаметно не получилось, потому что три женщины вдруг напряглись и с недоумением начали осматриваться. А вот Дима бросил на меня недовольный взгляд. Я давно рассказал ему о некоторых моих способностях, вот он и посчитал, что подглядывать за чужими эмоциями бестактно. Что-то я не помню, чтобы он так возмущался, когда я вчера выяснял, что именно чувствует к нему Фрося. Что же касается моего удивления, то относилось оно к расцветке ауры Насти. Там преобладали голубовато-красные сполохи тревоги и яркая лазурь заботы со странными проблесками того искристого сияния, которое сейчас куда сильнее излучал дух моего друга.

Что же это получается? Настя врала мне, когда говорила, что испытывает к Диме исключительно дружеские чувства? Или любовь у нее только сейчас прорезалась? Конечно, я мог ошибиться и это всего лишь признак искренней, идущий из глубины души заботы о близком человеке.

Желание читать нотации другу пропало окончательно. И без меня справятся. Так что быстро закончил завтрак, поблагодарил тетушку, которая меня не услышала, помогая Насте достучаться до разума и совести Димочки, и тихонько слинял. Сегодня у меня дел невпроворот. Наследника Спаносов я доставил домой живым и практически целым, так что дальше пусть разбираются сами. Хоть эта семья и стала для меня родной, в некоторые семейные дела я предпочитаю не лезь.

Дима проводил меня возмущенным взглядом, явно считая предателем, но навязываться в компанию не стал и решил стоически вытерпеть все, что заслужил. В основном тетушка напирала на недопустимость злоупотребление горячительными напитками. А вот Настя настойчиво пыталась выяснить, при каких обстоятельствах был получен уже изрядно побледневший синяк.

Добравшийся до кабинета, я позвонил сначала отцу Никодиму, а затем Виктору Дорофеевичу. Там же и дождался приезда водителя. Когда спустился в читальный зал, увидел Акиру, замершего у стойки, за которой восседала открывшая библиотеку Фрося. На завтрак учитель благоразумно не явился, попив чая у себя в спокойной обстановке, а сейчас он явно испытывал острое желание сбежать из этого дома куда подальше. Мне его помощь сегодня не нужна, но и подставлять наставника не хочется. С тетушки станется достать его и в подвале – порой она становиться пробивной, как таран.

Виктор Дорофеевич, едва войдя в библиотеку, оценил обстановку и решил составить нам компанию. Так что на базу мы поехали втроем.

Через час приехал отец Никодим, и мы устроили небольшой совет, к которому присоединился словоохотливый брат Илия и молчаливый Акира. Нихонец вообще редко лез со своими советами, но всегда внимательно слушал. Для начала я рассказал обо всем, что случилось в трактире, акцентируя внимание на деталях.

– Ты уверен, что знаки похожи? – прицепился к моим словам брат Илия.

– Конечно нет. Издалека мало что удалось рассмотреть, поэтому гарантировать не могу. Но такое чувство, что все это связано.

– И что предлагаешь? – спросил отец Никодим.

– А что тут можно предложить? Нужно брать Дубыню за вымя и беседовать. Только как? Мне светиться не стоит. Не хватало только сделать всех ушкуйников своими врагами.

– Полиции для задержания нужен веский предлог, – сокрушенно покачал головой отец Никодим, оценивая негативные стороны дела. – Князь тоже по одному моему и тем более твоему слову арестовывать капитана ушкуйников не станет. Нужно сделать все тихо. Есть у меня идея, но она тебе не понравится.

Да у меня уже тон батюшки вызвал нешуточную тревогу, а интуиция предвещала нечто очень неприятное. Так оно и оказалось.

– Брат Аркадий, – сказал, словно припечатал, отец Никодим.

– Нет, – тут же отреагировал я, практически на уровне рефлексов. – Вы серьезно?

– Более чем, – уверенно сказал священник. – Причем эта идея пришла мне в голову, как только ты рассказал о капитане. Нам больше никто не поможет в этом мутном деле. Ты понимаешь, что если быстро не доберешься до него, то он доберется до тебя, а может, даже и до Спаносов?

Зря отец Никодим зашел с этой карты. Так грязно он обычно не играет, значит, действительно чувствовал, что ситуация у нас безвыходная.

– Но он же считает меня почти что демоном.

– Ну, такие подозрение были и у меня. Поначалу, – невозмутимо парировал священник. – Поразмыслив, я посмотрел на ситуацию с другой стороны и принял тебя таким, каков ты есть. А брат Аркадий вовсе не дурак. К тому же не в его положении привередничать.

От этих слов моя жгучая ненависть к бесогону чуток поутихла, уступив немного пространства любопытству:

– У Аркаши проблемы?

– А как ты думаешь, кому достается вся слава за обезвреживание опасных бесноватых, которых в основном вылавливаешь ты?

Думать особо не пришлось, потому что ответ был на поверхности.

– Городовому приказу?

– Да, и руководству братства Скорби такое положение вещей совсем не нравится. Представляешь, что приходится выслушивать брату Аркадию? А к нему и так предвзятое отношение – слишком молод для места главы отделения ордена, хоть и в удельном княжестве. Он пообещал благочинному помалкивать о тебе, так что еще один секрет от надзирающих отцов его душу не особо отяготит. Зато какая будет польза, если слава главного борца с бесноватыми перейдет к нему?

К тому, что вместо меня все лавры достаются другим, я давно привык, хотя поначалу было противно читать в газетах о том, какие молодцы стражники, изловившие очередного бесноватого. Даже немного грело душу, что там же шпыняли скорбников, которые, по словам одного из авторов статей, совсем мышей, сиречь бесноватых, ловить перестали. И радость эта была вполне объяснимой: слишком сильно перепугал меня этот самый брат Аркадий, когда пытался выяснить, не бесноватый ли я, причем страстно желая начать выяснение прямо с дыбы. Конечно, отец Никодим пояснил, что скорбники не всегда работают так грубо, но это не помогло. И теперь мне предстоит работать с недругом рука об руку! Конечно, если Аркаша не упрется своим фанатично-непробиваемым лбом, на что я втайне надеюсь.

Мое молчание отец Никодим оценил по-своему и, хлопнув ладонью по столу, за которым мы проводили наш совещание, заявил:

– Значит, я прямо сейчас поеду к скорбникам и попытаюсь договориться. Меня он любит не больше, чем тебя, но выслушать обязан. На всякий случай отмени все свои дела как минимум на пару дней.

И тут внезапно подал голос брат Илия, точнее, выразительно так откашлялся, чем сразу привлек всеобщее внимание. Они с батюшкой знают друг друга почти с детства, поэтому отец Никодим тут же напрягся:

– Ну и чего ты кряхтишь, пень старый?

– Не старее твоего, – ворчливо отреагировал розмысл. – Посидел бы с мое в холодной на хлебе и воде вместо пирогов с зайчатиной от заботливых вдовушек, выглядел бы так же, – не удержался от укола расстрига, которому долгое пребывание в подвалах дальнего скита совершенно испортили характер.

– Хватит ворчать, говори, что там у тебя, – не повелся на подначку отец Никодим, сверля своего старого друга строгим взглядом.

На учеников приходской школы этот взгляд действовал парализующие, но брата Илию таким не проймешь. И все же определенное смущение он испытывал, и через пару секунд стало понятно почему.

– Мне с утра пришла телеграмма от Арама.

– Тебе? – переспросил отец Никодим.

– Да.

– От Арама?

– Ты глухой? – не удержался розмысл.

– Нет, Илия, это ты, похоже, глухой. Я что тебе сказал? Никаких контактов, кроме меня и Степана! Захотел вернуться в скит?

– Никша, год прошел. Меня уже никто не ищет. И Арам никогда не предаст, что бы ты там о нем ни думал.

– Серьезно? – не унимался отец Никодим, явно теряя остатки терпения.

Иногда я влезал в свары двух довольно-таки вздорных стариков, но сейчас сидел и помалкивал, потому что понимал негодование священника.

– А как ты думаешь, почему мне не нравится твой расчудесный Арам?

– Потому что я доверился ему, а не тебе, – раздраженно вскинулся старый розмысл, но в ответ услышал лишь ехидный смешок.

– Плевать мне на нож и ваши тайны. Вы оба скорбные на голову. Все ищете что-то, лезете куда не следует. Думаешь, я сомневаюсь в надежности этого придурка? Я сомневаюсь в наличии у него здравомыслия. Он ведь обязательно сотворит что-то непотребное и привлечет внимание наших с тобой бывших братьев. Не мне тебе рассказывать, что на дыбе даже истовые язычники поют как соловьи, а твоего Арама самый тупой вопрошающий расколет, как гнилое полено.

Брат Илия внезапно сник и опустил взгляд к столу. Похоже, он действительно хорошо знает, на что способны скорбники-бесогоны.

– Дай угадаю, что в этой телеграмме, – не унимался отец Никодим. – Твой Арам во что-то вляпался и ему нужна помощь Степана? Так вот, хрен ему! Ты вернешься на старую квартиру в Глинках, а Степа будет делать то, что должен, здесь.

Я был так загружен размышлениями о перспективе работы с бесогонами, а тут еще и задумался о том, что же такого мог сотворить часовщик, раз ему так срочно понадобилась моя помощь, поэтому не сразу обратил внимание на слова отца Никодима. Зато Акира ничего не упустил и тут же отреагировал, как всегда без лишних слов, но очень эффектно. Звук резкого удара и вид вошедшего в доски стола на треть лезвия метательного кунаи прервали спор стариков. Это, конечно, перебор – необязательно было портить мебель. С другой стороны, мне бы сейчас пришлось перекрикивать вошедшего в раж отца Никодима, затем был бы скандал, возможно ухудшивший бы наши и без того не самые простые отношения, а тут мой ватажник моментально перетянул общее внимание на себя и жестким взглядом пояснил священнику расклад сил за столом. Так что мне осталось лишь тихо, даже примиряюще донести свою мысль:

– Не думаю, что необходимо действовать так радикально. Брат Илия, конечно, неправ, когда напрямую, да еще втайне, списался с Арамом Николаевичем. Позже мы продумаем, как все организовать, чтобы не было лишнего риска. Теперь о том, что я должен и не должен делать. Батюшка, кажется, мы уже это проходили. Так что повторяться не стану. Действительно, дело с капитаном отлагательств не терпит. Прошу вас постараться договориться со скорбниками на этот вечер, чтобы завтра я мог отправиться в Туров.

Священник уже набрал в грудь воздуха для резкой отповеди, но я успел первым:

– Я сказал постараться. Понимаю, что это будет непросто. Не получится, значит, поездку придется отложить, но вы сами сказали, что туровских скорбников лучше не дразнить, так что чем быстрее я окажусь в часовой лавке, тем меньше будет проблем у нас всех.

– Значит, с братом Аркадием ты работать согласен? – не удержался от ехидного замечания отец Никодим.

Я ответил спокойно, потому что теперь скорбник стал меньшим злом:

– С моей стороны проблем не будет, так что вам осталось всего лишь уговорить этого фанатика.

Мы замолчали, пытаясь осмыслить новые расклады, но тут подал голос брат Илия, как человек обладающий наиболее развитым аналитическим мышлением:

– Уговорить брата Аркадия, конечно, дело важное, но еще нужно собрать информацию о самом капитане – где и с кем живет, чем дышит. Тут без стражников не обойтись.

– Обойдемся, – возразил я, хотя мысль, которая пришла в голову, совсем не радовала.

Отец Никодим настороженно уточнил:

– Как именно?

– Пока не знаю, – не стал откровенничать я. – Давайте каждый займется своим делом, а там посмотрим, что получится.

– Хорошо, – решительно кивнул отец Никодим и добавил: – Собираемся здесь же в три пополудни. Успеешь?

– Да, должен, – ответил я, и на этом мы закончили обсуждение.

Я поднялся на второй этаж и зашел в свою комнату, которая одновременно выполняла роль кабинета и спальни. Сел за рабочий стол и задумался. Нужно еще раз хорошенько обмозговать возникшую идею. Идти к стражникам действительно не вариант, несмотря на то что в управе мы можем узнать точный адрес, а городовой на месте даст полнейший расклад по капитану и его соседям, но это все равно что прийти в «Омут» и во всеуслышание заявить, что собираюсь сдать собрата-капитана бесогонам. Мой вариант был надежнее в плане секретности, но тоже очень далек от идеала. Зато факторов риска куда меньше – точнее, всего один.

Сколько ни пытался, ничего более умного в голову не приходило, и когда на столе прямо перед моим носом задребезжал телефон, я воспринял это как знак судьбы. Хватит рассусоливать, нужно идти и делать.

– Алло, Чекан на проводе, – настороженно, в ожидании очередных неприятностей ответил я на звонок.

– Степа, – послышался из трубки рассерженный голос Насти, – ты должен мне все объяснить.

– А что Дима? – уточнил я, сдерживая улыбку, хотя девушка и не могла меня видеть.

– Он молчит, дундук эдакий, – распылялась Настя. Я даже представил, как она рассерженно топнула ножкой. – Но мы же не чужие люди. Я переживаю.

Да уж, действительно, не чужие, особенно после того, что я увидел в ее ауре. Достав из кармана жилетки часы, сверился со временем и предложил:

– Давай, как обычно, пообедаем в нашем кафе.

– Хорошо, – тут же успокоилась наша адвокатесса. – Это действительно не телефонный разговор.

И тут же повесила трубку. Ни тебе здрасьте, ни до свидания. Ох уж эти экзальтированные барышни. Кто бы мог подумать, что непростой разговор с Настей покажется мне отдушиной. Все познается в сравнении. До обеденного перерыва в стряпчей конторе Настиного батюшки оставалось три часа, так что тянуть не стоит. Мобиль повел Акира, потому что у меня для этого не было желания, да и тревожные мысли в голове сильно отвлекали.

Посещение оружейной лавки всегда поднимало мне настроение. Радовало не только изобилие стреляющих игрушек для взрослых дядей, но и встреча с человеком, которого я искренне уважал. Правда, не уверен, что его доброе отношение ко мне сохранится после этого разговора.

– Какие люди! – сразу после того, как колокольчик возвестил о моем появлении в торговом зале, изрек расплывшийся в улыбке Олег Остапович. – Степан Романович, рад видеть.

Старейшина ушкуйников и по совместительству владелец крупнейшего оружейного магазина в городе радушно раскинул руки, словно желая обнять меня, чему явно препятствовал прилавок. Но все равно в его голосе не было ни иронии, ни фальши.

– Надеюсь, надумал просто навестить старика и поболтать. Или опять по делу?

– Увы, Олег Остапович, по делу, причем не самому приятному, – решил я не оттягивать мрачный момент.

Старейшина тут же нахмурился и обратился к своему помощнику:

– Антон, присмотри тут. Я буду у себя в кабинете. По пустякам не беспокоить. – Затем оружейник повернулся ко мне. – Идем, Степан Романович, расскажешь, что там у тебя такого неприятного приключилось.

Начал с вопросов:

– Олег Остапович, вы же слышали, что произошло в «Омуте»?

– Конечно, но не понимаю, почему ты такой хмурый. Обычная стычка в кругу, из которой ты вышел победителем.

Я вспомнил намеки трактирщика и добавил еще один вопрос:

– А о том, что я иногда охочусь на бесноватых, тоже слышали?

– И такие слухи доходили, но расспрашивать тебя не стал, понимал, что это не только твоя тайна. Рядом вдели княжеских дружинников.

– Олег Остапович, есть вещи, о которых знает очень мало людей. С вами делюсь не только потому, что доверяю, просто не вижу другого выхода. Я способен чуять бесноватых и поэтому охочусь на них.

– Это что, как собака чует след? – ошарашенно уточнил оружейник.

– Почти, – сдержав кривую и невеселую улыбку, ответил я. – Так вот, когда Дубыня начал распаляться перед боем, я почувствовал, что он бесноватый, причем не простой. Беса ему подсадил колдун.

Оружейник на пару секунд застыл с открытым ртом, затем достал из шкафчика у стола маленький графинчик с чем-то темным и две рюмки. Молча разлил напиток и без приглашений махом выпил свой.

– Ты в этом уверен? Звучит как бред.

Вопросы я задавал не просто так, поэтому зашел сразу с козырей:

– Ну да, князь тоже посчитал мои умения бредом, поэтому приставил дружинников с городовыми и отправил ловить бесноватых, коих я лично обезвредил уже шесть штук.

О том, что убиты были лишь двое, а четверо, избавившись от неприятного подселенца, сейчас укрепляют свой дух в монастырях, решил не говорить, и так пошел на серьезный риск, раскрывшись еще перед одним человеком. Каждый раз угроза того, что на новом посвященном вся конспирация рухнет, как карточный домик, лишь увеличивалась. Слюна во рту стала вязкой, и я счел, что идея Олега Остаповича не так уж плоха, несмотря на раннее время. Так что выпил предложенную рюмку. Напиток оказался неожиданно приятным – какой-то не очень крепкий настой на разных травах. Не особо пьянит, зато бодрит и не требует никакой закуски. Нужно узнать, что это за вкусняшка, но я тут же мысленно одернул себя – сейчас точно не до того.

– Ну и почему ты пришел ко мне? – наконец-то справившись с растерянностью и жестко глядя мне в глаза, спросил старейшина.

– Не хочу выносить сор из избы, и мне срочно нужно знать, чем живет и дышит Дубыня.

– Хочешь, чтобы я сдал капитана бесогонам? Я был о тебе лучшего мнения.

– Во-первых, не бесогонам, а мне. Во-вторых, если найдете команду из пяти опытных ушкуйников, готовых потрясти капитана, то скорбники об этом деле даже не услышат, – немного приврал я, понимая, что столько власти у старейшин нет.

На самом деле ни одному капитану они ничего приказать не могут, лишь порекомендовать, опираясь на свой общий авторитет. Даже мой недоброжелатель Борис, который, скорее всего, и натравил Дубыню, вряд ли удержит его на коротком поводке. К тому же увиденное намекает, что хозяин у капитана совсем другой. И теперь, понимая, что колдун узнает, что я раскрыл подсыла, – а он точно узнает, – мне стало как-то не до реверансов.

Как я и предполагал, возможности организовать для меня силовую поддержку у Олега Остаповича не было. Но и уступать он не собирался:

– У нас вольное братство, и каждый живет как хочет, пока не нарушил наши обычаи и законы. С чего ты вообще взял, что я помогу тебе? Раз уж вольная жизнь ушкуйника тебе не люба, шел бы под руку князя. Сразу получишь целую свору дружинников. И самое главное, даже если не врешь, то можешь просто ошибиться. Мне тоже многое чудится на старости лет.

Я и не надеялся, что доверие ко мне старейшины окажется безграничным и он сразу же поверит и придет на помощь, но слышать подобное все равно неприятно. Ну что же, и на этот случай у меня имеется козырь. Старейшина все еще сверлил меня взглядом, словно требуя ответа, но вслух я ничего не сказал. Не особо скрываясь, горловой вибрацией расшатал свой дух и выглянул из себя, продолжая смотреть собеседнику в глаза. Однажды, поддавшись уговорам, я проделал подобный прием с Димой. Бедолага потом полдня икал и старался на меня не смотреть. Но позже отошел.

Старый, битый жизнью капитан не был таким впечатлительным, как домашний мальчик, но все равно слегонца сбледнул. Свою компетентность, надеюсь, доказать удалось, а что касается вольностей ушкуйников и правил, по которым они живут, то этот вопрос я задал себе еще полчаса назад. Так что ответ уже имелся.

– Под руку князя я не пойду, потому что хочу воли, а к вам пришел, желая отвести беду от всего братства. Думаете, когда вскроется, что капитан Дубыня является прислужником колдуна, для ушкуйников это пройдет без последствий? Трясти будут всех.

– Можно подумать, если я помогу, то нас оставят в покое? – Вопрос был задан правильный, если бы не был так сильно пропитан ядом.

– Конечно, если разбираться во всем этом бесогоны будут рука об руку со старейшиной.

Да уж, теплоты во взгляде Олега Остаповича ко мне не осталось совсем, к тому же там поселился если не страх, то серьезная такая настороженность. Я хорошо его понимал, но все равно было обидно, и удержать в себе эту обиду не смог:

– Вы сейчас думаете, что лучше бы этот сопляк вообще подох в своем последнем походе. Или Дубыня прибил в круге. Всем было бы проще. Ваше право, но поразмыслите лучше вот о чем. Зачем колдуну понадобился капитан ушкуйников и во что это может вылиться для братства, если просто ничего не делать? Вы вообще с колдунами сталкивались?

Лицо оружейника потемнело.

– Было дело, – почти прорычал старейшина, обжигая меня злым взглядом.

Но, скорее всего, злился он потому, что я заставил его вспомнить прошлое. Вспомнить и применить тяжкий опыт к данной ситуации. Дураком Олег Остапович не был, так что крепко задумался. Минут через десять он поднял на меня тяжелый взгляд и заявил:

– У меня есть условие. Брать Дубыню мы поедем вместе.

– Уверены? – удивился я и тут же пояснил: – Дело может быть опасным.

Старик вскинулся и посмотрел на меня совсем уж возмущенно:

– Думай, с кем говоришь… капитан.

Уверен, он хотел сказать «сопляк», но сдержался.

Дальше наша беседа пошла сухо, но по делу. Старейшина действительно обладал обширной информацией о капитане Дубыне, включая то, что он живет в отдельном двухэтажном доме вместе с парочкой своих несемейных ватажников. А еще поделился подозрениями в том, что в доме хранится контрабанда, потому что все портовые склады, включая формально неприкасаемые стоянки ушкуев, временами жестко обыскивались ищейками мытного приказа. Так что опасные и запрещенные товары контрабандисты хранили в других местах. Олег Остапович даже нарисовал план дома, в котором однажды побывал.

Когда закончили обсуждение, я пообещал сообщить время и место встречи, а затем поспешил покинуть дом, в котором мне уже не рады. На душе было мерзко, потому что я действительно радовался хорошему отношению ко мне этого человека, но внутренняя уверенность в том, что делаю все правильно, не позволила сомнениям помешать.

Посмотрев на часы, я понял, что у меня есть еще полчаса, и улыбнулся. Как и предполагал, обед с Настей уже сейчас поднимал настроение. Ей-то предстоящий разговор наверняка видится серьезным и даже тяжелым, у меня же эта детская возня вызывала лишь умиление, особенно на фоне переговоров с оружейником. А вскоре, возможно, предстоит говорить с бесогоном – вот уж кто всю кровь выпьет и нервы истреплет.

Как и на встречу с оружейником, в кафе Акира со мной не пошел, сказав, что быстро перекусит в другом заведении неподалеку – том, что попроще. Вид сидящих на летней площадке манерных дам явно не усиливал аппетит моего ватажника. Да и сладкое он любил в меру, а вот я все не мог наесться всякими пирожными, компенсирую голодное детство.

Это уже стало нашей с Настей традицией – проводить переговоры в кондитерской неподалеку от конторы ее отца. Год назад здесь обсуждали казавшиеся неразрешимыми проблемы толком не знающий жизни вчерашний дурачок и неопытная, к тому же оттираемая от получения этого самого опыта адвокатесса. Теперь меня ни неопытным, ни растерянным назвать нельзя, а у Насти постепенно появлялась репутация въедливого и настойчивого специалиста, уверенно идущего по стопам своего зубастого родителя. Правда, сейчас мы будем обсуждать не юридические вопросы, а кое-что совсем другое.

Желая подчеркнуть свой образ эмансипированной барышни, Настя никогда не опаздывала, так что, едва я уселся за наш любимый столик и обменялся улыбками с официанткой, в кафе словно ветер влетела госпожа Шарова. Было видно, что она горит желанием тут же наброситься на меня с вопросами, но взяла себе в руки. Чинно поздоровалась, уселась за столик и сделала заказ немного поскучневшей официантке.

– Ладно, не буду тебя мучить, – с легкой улыбкой сказал я, видя, как девушка от нетерпения даже покусывает губы. – Никто его не бил и тем более не обижал. У самого язык оказался остер аки брита. Была перепалка, вылившаяся в честную схватка в кругу ушкуйников, и Дима с блеском победил.

Что именно это значит, девушка поняла сразу, судя по ее расширившимся и заблестевшим глазам, в которых переживания и возмущение сменили возбуждение и гордость. Как бы снова не начала терзать Диму попытками изучить нихонское боевое искусство. Где-то полгода назад мой друг все же решился дать пару уроков настойчивой девушке втайне от нашего учителя. К моему удивлению, сюсюкаться с возлюбленной он не стал, лишь иногда краснел, когда их прикосновения становились слишком плотными. Ко всеобщему облегчению, все это закончилось, едва начавшись. После не совсем удачного падения Настя увидела на своей идеальной коже синячок, и ее запал тут же улетучился.

Девушка явно жаждала подробностей, но мне и рассказать-то больше нечего, зато есть о чем спросить.

– Анастасия Николаевна, давайте откровенность за откровенность, – нарочито официальным тоном заговорил я. – Год назад вы уверяли меня, что не испытываете к Дмитрию ничего, кроме дружеских чувств. Но сейчас по этому поводу у меня появились определенные сомнения.

Я старался, чтобы наигранный официоз смягчил неловкость, но ошибся. Подхватив мой тон, Настя намеренно понизила градус нашего общения:

– Так же, как год назад, я, Степан Романович, напоминаю вам, что наши отношения с Дмитрием касаются лишь нас.

Внутри шевельнулась какая-то детская обида, но такие порывы я научился гасить в зародыше; впрочем, все равно было неприятно.

– Вы совершенно правы, но я, как друг Димы, позволю себе настоятельную просьбу. Думаю, сейчас самое время еще раз напомнить ему о том, что вы с ним друзья и не более.

Говоря это, я достал из кармана пиджака кошель Виринеи, с которым не расставался все это время, и приготовился рассчитаться за обед, который нам еще даже не принесли. Мой посыл она поняла правильно и чуть виновато произнесла:

– Степа, извини, но я сама не понимаю, что чувствую. Я до сих пор люблю другого человека. Так что ты прав, с моей стороны нечестно обнадеживать Диму.

– Серьезно? – прекратив демонстрировать, что собираюсь уходить, по-доброму и с хитринкой прищурился я. – Вот прям готова честно признаться и ему, и себе, что совершенно ничего не чувствуешь?

Дожидаться ответа не стал и лишь понимающе хмыкнул, когда увидел, как покраснела Настя, уставившись на принесенное официанткой пирожное.

– Может, все-таки расскажешь, что это за таинственный возлюбленный, который так цепко держит твое сердце, что ни вздохнуть, ни… – Осекся, осознав, что из меня чуть не вылетела концовка поговорки, которая ходила в не самых куртуазных кругах.

Но, похоже, распространена эта шутка была куда шире, чем мне казалось. Настя внезапно растеряла свой романтически-угнетенный настрой и закрыла лицо ладонями. И это были не рыдания, а безуспешная попытка сдержать смех.

– Фу, Степан Романович, как пошло.

– Куда уж мне. В кабаке вырос, под забором воспитывался, – шутейно отмахнулся я, но, похоже, в голосе промелькнула горечь, потому что настроение Насти снова сменилось.

Она с доброй и необидно-жалостливой улыбкой, как могут лишь немногие из женщин, выразила свое сочувствие и понимание. Затем посерьезнела и все же ответила на мой вопрос:

– Степа, тут все очень сложно. Тот, о ком мы говорим, сейчас далеко, в Новгороде, и уже месяц отвечает на мои письма как-то сухо. Знаешь, если бы он просто написал, что больше не любит меня, все было бы намного легче.

Но и не особо тяжело. Теперь-то, когда ей есть на кого перенаправить свои чувства, такой поворот не станет большим горем. Вслух я, конечно, ничего не сказал, к тому же было видно, что чувства к таинственному новгородцу у Насти еще очень сильны, а невнятность ответов на письма лишь распаляла их. Решив не усугублять, я сменил тему и повеселил девушку рассказами о подвигах Димы. Не тех, что произошли в кругу для боев, а свершившиеся после, за столом, когда он пытался перепить пропавших порохом и пропитанных пивом ушкуйников. В ответ Настя поделилась пикантной историей из жизни барышень пинского высшего общества. Отчасти этот конфуз касался и меня.

– И я ведь сама еще дважды объясняла этой дурочке после того, как продавец подробно рассказал, как пользоваться баллончиком. Но она, вернувшись домой и собрав подружек, включая внучку главного княжьего казначея, решила похвастаться обновкой и распылила смесь прямо в своем будуаре. Что тут началось! В доме переполох, как при пожаре. Барышни все в слезах и соплях. Лекарей свезли со всего города. Казначей порывался изловить и наказать всех причастных.

Да уж, веселенькая история. Мне сейчас только неприятностей с городской верхушкой не хватало. А покушение на здоровье любимых дочурок власть имущих может аукнуться похлеще, чем чрезмерное внимание колдуна.

Похоже, переживания ярко отразились на моем лице, и Настя поспешила успокоить:

– Не переживай, поиски начали сразу с того, кто посоветовал этой дуре купить баллончик. Точнее, я не советовала, просто объяснила, что эта чудна́я штучка необходима мне для защиты от недовольных клиентов и злопыхателей. Ей же баллончик и даром не нужен, но кто бы меня слушал! В общем, позвонили отцу, а он лишь посетовал, что нынче взрослые барышни, которым давно замуж пора, то ли читать не умеют, то ли осознать прочитанное не способны. Ты же знаешь, он у меня, если захочет, горазд кому угодно ум за разум завести.

Да уж, горазд. Прекрасно помню момент, когда Николай Кириллович заманил меня в свой кабинет и попытался выпытать, в какие такие грязные ушкуйные делишки я пытаюсь втащить его дочурку. Я чуть там не психанул. До сих пор озноб пробирает. Вот уж въедливый господин. Даже начал опасаться, что он перейдет к втыканию зубочисток мне под ногти. Глаза как у княжьего ката, а голос вежливый такой и даже сочувственный.

О стряпчем я вспоминал недолго, потому что в голове назойливо зажужжала какая-то недодуманная мысль. Возникла она, когда Настя рассказывала о переполохе после распыления баллончика в замкнутом помещении. А я ведь лично прописывал в инструкции категорически запрет на это безрассудное действо. Так, а ведь чужая глупость может оказаться полезной, особенно для предстоящего захвата логова Дубыни!

– Степа, ты меня слышишь? – вырвал меня из задумчивости голос Насти.

– Конечно слышу, – встрепенулся я, разгоняя досужие размышления.

Главную мысль поймал, а остальное обсудим с Гордеем.

Остаток обеда провели за поеданием вкуснейших пирожных и милой беседой ни о чем. Затем Настя поспешила в контору, а я вернулся в машину, где уже дожидался Акира, и мы поехали на стоянку нашего ушкуя – главную базу ватаги.

Это отдельная песня, как мне удалось заполучить не старую, бревенчатую, насквозь прогнившую развалюху рядом с пристанью на таких же гнилых сваях, а вполне себе ладный кирпичный ангар. И фиг бы что получилось, если бы не Олег Остапович. Мысли о старейшине, чье отношение теперь далеко от теплого, вызвали печальный вздох. Гордей его не услышал, но мою кислую физиономию рассмотрел хорошо. Мой старший друг и механик встречал нас у ворот ангара. Рядом, на берегу у невысокой, но основательной пристани чуть покачивался на волнах мой Проходимец. Выглядел он как малец, решивший влезть в отцовские сапоги. Причал-то строили под нормальный пароход, а тут вон какое недоразумение приблудилось. Но разочарования не было, лишь гордость за себя и свою маленькую, но шуструю команду. Озадаченный выражением моего лица Гордей жестами поинтересовался, все ли у меня в порядке.

– Все хорошо, – по давней привычке, сопровождая речь знаками для глухонемых, ответил я.

А затем перешел к подробному описанию возникшей идеи и на всякий случай уточнил:

– У нас же есть запас Виринеиного зелья для баллончиков?

Гордей сначала неопределенно повертел пальцами, чем вызвал у меня нехорошее предчувствие, но затем жестами пояснил, что выпуск баллончиков придется прекратить, потому что на мою задумку весь этот запас и уйдет.

Затем мы прошли в ангар, где и разместилось основное производство нашей небольшой мануфактуры. Здесь обученные Гордеем парни клепали и паяли жестяные баллончики. Так как основными покупателями были дамы, то в углу, у окна сидела конопатая девчушка и, чуть высунув язычок от усердия, тонкой кисточкой разрисовывала очередной баллончик яркими цветочками.

Кроме этого, мастер приловчился делать духовушки, и стража частично закупалась именно у него. Но городовым доставались одностволки, а вот мне Гордей сделал три двуствольных духовых ружья и уже доводил до ума трехствольное. Перезарядка оказалась слишком муторной, и по скорострельности это оружие сильно уступала моему полуавтоматическому дробовику. Вот и приходилось извращаться.

Ко мне тут же подбежал Заяц, которого так почти никто не называл, и деловито протянул раскрытую ладонь для рукопожатия:

– Приветствую, капитан.

– Здравствуй, Андрей.

За год парень серьезно вырос, раздался в плечах. И даже два передних зуба, раньше веселившие всех встречных-поперечных, теперь не особо бросались в глаза. По статусу он у нас был, так сказать, специалистом широкого профиля. С одной стороны, полноценный ушкуйник, о чем говорил серьезный такой, как по мне, слишком уж показушный тесак на поясе, а с другой – помощник механика, причем с долей в общем бизнесе. На побегушках у Фроси в нашем телефонном магазине давно подвизался другой сирота. В походы наш ушкуй ходил намного реже остальных, так что подработка для Андрюхи, кормившего всю свою семью, была не лишней.

Гордей быстро разобрался в моих хотелках, но сразу сообщил, что обычные баллончики тут не подойдут, нужно побольше начинки, и придется делать новые. На клепку и пайку новых баллонов, а также их заправку механик попросил два часа. На этом и порешили. Я прихватил с собой четыре давно пылившихся в мастерской противогаза и вместе с Акирой вернулся к мобилю. До назначенного отцом Никодимом срока остался час, так что можно было не спешить.

На городской базе надолго не задержались. Брат Илия передал сообщение от священника о том, что с бесогонами он договорился, но переговоры пройдут в церковном доме. Оно и правильно, незачем скорбникам тут разнюхивать, а на их территорию я соваться не собираюсь.

В дом священника Акира пошел со мной. У нас у обоих имелись опасения, что эта встреча может закончиться скандалом, переходящим в мордобой. И начало в этом плане было многообещающим. Молодого бесогона я не видел год и, будь на то моя воля, не встречался бы с ним еще десять раз по столько. Тяжелый взгляд уже не такого задорного, как раньше, немного осунувшегося и побледневшего Аркаши говорил о полной взаимности. Обмениваться любезностями никто не собирался, так что я молча уселся за знакомый с детства стол напротив бесогона. Акира, подражая широкоплечему помощнику брата Аркадия, встал за моей спиной.

Встретивший нас отец Никодим присаживаться не стал, а замер у торца стола, возвышаясь над нами обоими:

– Я знаю, что приязни между вами нет и, скорее всего, не будет, но все мы делаем одно и то же богоугодное дело.

Брат Аркадий вскинулся, но священник остановил его жестом руки:

– Я помню все твои претензии к Степану Романовичу и не вижу смысла повторяться. Можешь думать о нем что угодно, но помни: «по делам их узнаете их». Поведай мне хотя бы об одном богомерзком деянии капитана Чекана, и я тут же отдам его в руки братства Скорби.

Ничего себе заявочка! С другой стороны, отец Никодим явно уверен во мне, и это радует. А насчет отдать… он может попробовать, но получится ли взять? Я не видел, но догадывался, что губы Акиры, смотрящего на подручного главного бесогона, тронула легкая, но хорошо читаемая улыбка. Он наверняка даже не стал прикасаться к рукояти своего меча. Помощник Аркаши, одетый, как и его хозяин, в подрясник, утробно заворчал. Но на этом все. Судя по сверкающим глазам и перекошенному лицу старшего бесогона, у него была куча претензий ко мне, но деяний, тем более богомерзких, в этом списке нет – либо подозрения, либо не особо порицаемые церковью проступки. Обе переговаривающиеся стороны не произнесли ни слова, но отец Никодима посчитал это добрым знаком:

– Раз уж это выяснили, перейдем к делу. Степан, ты был прав, соваться к стражникам и даже к князю не стоит. Я хотел посмотреть на тело убиенного тобой бесноватого, но оказалось, что его сожгли еще ночью. Кто именно отдал приказ, разузнать не удалось. А это значит, что последователи колдуна, или даже он сам, сидят высоко.

Священник намекал на то, что выбора у меня нет, но после встречи с Настей я сам шел на эти переговоры с относительно спокойной душой. С кем бы ни пришлось сотрудничать, оно все равно стоит того, чтобы и дальше в светлой кафешке за большими панорамными окнами барышни в красивых платьях спокойно лакомились пирожными, а после этого без страха шли гулять по парку. Может, мне и хотелось бы сидеть в тишине библиотеки или с выгодой наведываться к друзьям в Крачай, не встречаясь ни с бесноватыми, ни с колдунами, ни с такой мразотой, как брат Аркадий, но раз уж такая судьба, нужно сжать зубы и идти дальше. Да и вынужден признать, что сидящий передо мной явно измотанный жизнью молодой мужчина тоже тянет эту лямку, причем даже в худших условиях, чем у меня.

Похоже, он заметил что-то эдакое в моих глазах, поэтому сверкнул взглядом и, вцепившись в край стола, попадался немного вперед:

– Да, у нас плохо получается. Видать, не достоин, раз уж Господь отвернулся от меня. Так что для пользы дела буду работать даже с таким, как ты. Но помни: если оступишься и окончательно отдашь свою душу нечистому, я приду за тобой.

И тут я сотворил очевидную глупость. Не удержался. Без особой раскачки выглянул из себя, что в такой близости на обученного бесогона подействовало почти как пощечина. Оба скорбника зарычали, как спущенные с поводка псы. За моей спиной послышался шорох покидающего ножны меча Акиры, а я потянулся за револьвером. Но на этом все – ничего плохого так и не случалось, потому что нас всех буквально придавило зычным голосом отца Никодима:

– А ну успокоились все! Быстро!

Он явно применил что-то эдакое, потому что у меня пробежал озноб по спине, да и оба скорбника утратили большую часть своего злобного пыла. Да уж, у старика еще остался порох в пороховницах, хотя и не так уж много. Осадив нас, священник ссутулился и тяжело задышал, но все-равно с упреком прохрипел:

– Степан, вот зачем так-то?

– Простите, не удержался, – искренне повинился я, затем встал и протянул руку брату Аркадию. – Если, не приведи Господь, тьма поглотит меня, буду рад, если ты вовремя окажешься рядом.

Своей выходкой я не хотел напугать и тем более угрожать. Просто возникло неудержимое желание увидеть дух этого человека. Вопреки моим подозрениям, там не оказалось не гнили, ни зависти, лишь разъедающая душу бессильная ярость. А также фанатичная, но чистая как январский снег ненависть. Учитывая рассказы отца Никодима о том, как из сирот с сильным духом в муках выращивали будущих бесогонов, Аркаше можно только посочувствовать. Дружбы между нами не будет, но прежней ненависти к этому человеку я больше не испытывал. Дожидаясь реакции, пришлось простоять с протянутой рукой не меньше пары минут, но я все же вытерпел его недоверчивый и все еще пылающий ненавистью взгляд. А затем скорбник встал и пожал протянутую руку. Правда, при этом попытался сломать мне пальцы, но тщетно.

– Ну и слава Господу, – перекрестил нас обоих батюшка. – Раз уже закончили обнюхиваться аки псы, давайте перейдем к делу.

Действительно, после почти вынужденного рукопожатия разговор пошел намного легче, и мы, практически не огрызаясь, сумели обсудить, что и как делать в предстоящей вылазке. Лишь когда дошло до присутствия Олега Остаповича, Аркаша встал на дыбы, но я чувствовал, что это лишь повод, чтобы хоть как-то взбрыкнуть. Ну не любит он меня, так ведь я не червонец, чтобы всем нравиться.

В два голоса мы с отцом Никодимом уболтали скорбника, напирая на то, что ушкуйники все еще серьезная, к тому же независимая сила, которая в нашем общем деле может принести много пользы. На слове «нашем» Аркашу снова перекосило, но уже не так сильно, как раньше. Ничего, привыкнет. Коготок увяз – всей пташке пропадать. Теперь, если вскроются наши совместные делишки, на костер пойдем все скопом.

Поговорив еще немного, мы попрощались и скорбники покинули дом священника, а я на всякий случай поинтересовался:

– Батюшка, я вижу, что Аркаша…

– Брат Аркадий, – перебил меня отец Никодим. – Старайся называть его так даже в помыслах. Ты не до конца понимаешь, сколь тяжела доля скорбника. То, что он способен мыслить разумно после свалившихся на его голову испытаний, достойно уважения.

– Так и я о том же. Брат Аркадий явно не дурак, а вот его помощник особым умом точно не блещет. Вдруг разболтает чего?

Священник позволил себе снисходительную улыбку и пояснил:

– Этот тугодум своего старшого никогда не предаст, даже если тот надумает продать душу нечистому. Среди сирот, отбираемых в особый монастырь, частенько попадаются сильные духом, но слабые умом. Такое тоже бывает, – уточнил отец Никодим, увидев мои удивленно взлетевшие брови. – Их привязывают к тому, у кого ума хватит на двоих, а то и на полудюжину. Получаются крепкие стаи псов Господних.

– А у вас была своя стая? – задал я вопрос, который явно не понравился священнику.

– Нет, Степа. Я был одиночкой. Таких в братстве не любят, потому и тебе подобной участи я не пожелал.

На этом мы и закончили разговор. У каждого хватало проблем с подготовкой своей части общего плана. Я справился часа за три и даже смог позволить себе немного поспать перед выходом на дело.

До условленного места мы с Акирой добрались на нашем мобиле, по пути наведавшись к уже закрытому оружейному магазину. Там нас дожидался Олег Остапович, все еще пребывающий в недобром настроении. Впрочем, гадостей он мне говорить на стал, и на том спасибо.

Если честно, я понимаю его терзания. За вечер он наверняка успел сто раз пожалеть, что повелся на мои почти ничем не подтвержденные уверения. С другой стороны, я тоже имел время для раздумий. Бесноватые – это не шутки, и каждый житель Пинска, да и других городов Руси, не страдает недооценкой этой угрозы. Матери пугают детей бесами и бесогонами. Причем вторых боятся ничуть не меньше, чем первых. К тому же старейшина прекрасно понимает всю шаткость положения братства ушкуйников. По большому счету, там осталась одна показуха, и любая встряска может расшатать давно изжившее себя сообщество. А если их, точнее, нас всех скопом свяжут с бесноватыми или, не дай бог, колдунами, то все может посыпаться, как карточный домик. И тогда прощай привилегии и особый статус – всех уравняют с простыми торговцами. Так что оружейник хоть и смотрел на меня угрюмо, но в машину сел и дал отвезти себя куда нужно. А нужно нам было в дом, чем-то похожий на нашу городскую базу. Такое же старое купеческое подворье с большим внутренним двором, конюшнями и складами. Причем это здание находилось далековато от официальной резиденции скорбников. Внутри нас встретили отец Никодим и брат Аркадий. Своры бесогона, включая здоровяка, нигде не видно. Мы сначала перегрузили вещи из мобиля в конный фургон с решетками, а затем молча надели на себя просторные накидки с капюшонами. Когда на переговорах я сказал, что для скрытности нам нужно замаскироваться под скорбников, брат Аркадий едва не нарушил наше хрупкое перемирие и не полез драться. Дело снова решил священник, обещав найти облачение католических монахов с капюшонами, чем успокоил ретивого фанатика. В итоге наша копания выглядела более чем колоритно, зато совершенно неузнаваемо. Открытым оставалось лишь лицо скорбника в подряснике, почему-то обвитом поясом-патронташем, который оттягивала кобура с револьвером. Я-то думал, что они охотятся на бесноватых только со своими посохами, имеющими заточенные кресты в навершии.

В просторный фургон с лавками четыре человека поместились вполне вольготно. Брат Аркадий сел на козлы. Мобиль мы оставили на подворье. Вряд ли кто решится грабить дом, в котором тайно поселились бесогоны. Уверен, слава у этого места до предела дурная. Сквозь узкие зарешеченные оконца почти ничего не видно, и оставалось надеяться, что бесогон не везет нас в пыточные подвалы для более вдумчивого знакомства. Зловеще освещенные почти полной луной улицы навевали именно такие мрачные мысли.

К счастью, долго терзаться неведением не пришлось. Минут через пятнадцать фургон остановился и заднюю дверь открыл запропавший здоровяк. Он с подельниками наверняка занимался разведкой. К здоровяку тут же присоединился брат Аркадий. Дождавшись высадки и разбора оружия, включая духовые ружья с парализующими дротиками, он тихо заговорил:

– В доме недавно закончилась попойка с развратом. Сейчас все спят, так что возьмем их тепленькими. Твои ведьмовские штуки не пригодятся.

Это он о газовых гранатах, которые я несу в наплечной сумке. Вот бедолагу плющит от двойных стандартов – гранаты ему не угодили, а духовое ружье с дротиками, сдобренными составом от той же самой ведьмы, обнял как родное. По договору оно останется у бесогона, как и запас Виринеиного зелья. От противогазов бесогоны тоже отказались, но это их проблемы, потому что сумку с двумя баллонами я оставил при себе. Находились мы в небольшом переулке, за выходом из которого просматривал еще один монах. Освещение здесь было слабым, лишь керосиновый фонарь внутри фургона позволял хоть как-то ориентироваться. Когда вышил из проулка, стало понятно, что и прилегающая улица тоже погружена в полутьму, слабо подсеченную уже ушедшей за дома луной. Ближайшие фонари не горели, явно стараниями тех же бесогонов. Олег Остапович хотел пойти вместе со всеми, но отец Никодим шепотом убедил его остаться с ним у выхода из переулка. Мол, нечего старикам соваться туда, где не всякий молодой сдюжит.

Я совершенно не ориентировался на местности, в отличие от помощника брата Аркадия. Здоровяк уверенно вел нас сначала по улице, затем какими-то закоулками, пока не подошли к невысокой дверке, у которой уже копался самый щуплый из монахов. Ждать пришлось недолго, всего с минуту, затем щуплый открыл дверь и отошел в сторону. Благодаря старейшине мы знали где находится личная спальня Дубыни и как пройти к ней от задней двери. Пришлось пересечь обширную гостиную, явно предназначенную для общих посиделок ватаги, а затем по лестнице подняться на второй этаж. Двигались парами – впереди брат Аркадий и его здоровяк. Позади мы с Акирой. Все-таки у бесогонов опыта ловли людей и нелюдей побольше нашего.

Я уже давно распрощался со своей неуклюжестью, так что тишину спящего дома мы не нарушили ни топаньем, ни скрипом. Зато за нас с этим с лихвой справилась девица, внезапно вышедшая из боковой двери коридора, ведущего к спальне хозяина дома. Я не видел подробностей немой сцены встречи Аркаши нос к носу с совершенно голой девицей, но ее реакцию услышал очень хорошо. Впрочем, как и все обитатели дома.

Я не могу знать наверняка, но, скорее всего, бедный монах опешил так, что не смог заткнуть девицу на вдохе, поэтому визг продолжался секунды три, пока не оборвался от сильной оплеухи, отбросившей крикунью обратно в комнату. А затем все пошло кувырком. От двери в конце коридора повеяло знакомой стылой опасностью. Дубыня не только проснулся сам, но и растормошил прикованного к нему духа. Я рванул вперед, протолкавшись мимо обоих слегка опешивших бесогонов и стараясь добраться до дверей раньше, чем бесноватый коллега начнет отстреливаться. Не успел. То ли благодаря интуиции, то ли просто неугомонные мысли сложили два и два, но к стене я успел качнуться за пару мгновений до первого выстрела. В двери образовалась изрядная дыра. У меня в сейфе лежит дробовик, заряженный в первую очередь резиновыми пулями. Дубыня предпочел картечь. Еще две дыры показали, что он совсем не шутит. Впрочем, мне хватило бы и одной. Все еще прижимаясь к стене, я достал из сумки баллончик, выдернул чеку и забросил его свозь дыру, вполне позволяющую сделать это. Через несколько секунд вместе с шипением до меня донесся радующий слух кашель, а вот звон стекла озадачил. Для начала я натянул на себя противогаз, затем на всякий случай пальнул из револьвера в замок двери и ударил туда же ногой. Можно было и не стрелять – дверь оказалась незапертой. Спальня уже пустовала, лишь холодным ветерок влетал свозь раскуроченное окно. Я подбежал ближе к окну и выглянул наружу. В темноте и сквозь стекла противогаза рассмотреть что-либо было трудновато, но бегущую к переулку фигуру все же увидел.