Я, ужасающий
Caitlin Rozakis
DREADFUL
Печатается с разрешения литературных агентств The Tobias Literary Agency и Andrew Nurnberg Literary Agency
Любое использование материалов данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается
Иллюстрация на переплете EyeEmpty
Дизайн переплета Ольги Жуковой
Copyright © 2024 by Caitlin Rozakis
© Двинина В. В., перевод на русский язык, 2025
© ООО «Издательство АСТ», оформление, 2025
Посвящается Чаку —
без тебя этой книги не было бы.
Во всяком случае, без твоей веры
в неизмеримую силу чеснока.
1
В себя он пришел на бровях, нет, без бровей, понятия не имея, как оказался в таком состоянии.
И дело даже не в том, что он никак не мог вспомнить, почему лежит навзничь или почему по всей комнате тлеют какое-то крохотные костерки. Он и комнаты-то вспомнить не мог.
А комната была не из тех, которые легко забыть. Пол из черного мрамора с будто бы вдавленными в него концентрическими серебряными кругами. Остатки сложного узора из магических рун и неведомых загогулин, нанесенного мелом по внешнему кругу и стертого до почти полной неразборчивости. Кинжал, весь в запекшейся крови, с мертвой головой в навершии рукояти, от одного вида которого по спине побежали мурашки. Со стены свисали вмурованные в камень кандалы, и он ощутил мимолетную благодарность за то, что всего-навсего лежит на полу. Интересно, а этот огромный птичий скелет используется в каких-то практических целях или просто служит украшением? Человеческий череп, к примеру, с торчащей из него оплавленной свечой явно пытается играть обе роли. Причем безуспешно. Ну и кто, интересно, выбрал подобный стиль оформления? У него возникло сильное искушение поделиться своими мыслями с владельцем дома, только вот он не помнил, кто этот владелец.
Да и кто он сам – тоже.
Осознание этого не столько поразило, сколько вежливо похлопало по плечу, терпеливо ожидая, когда же он перестанет отвлекаться на всякую ерунду. От этой мысли у него перехватило дыхание. Как ты мог забыть, кто ты такой? А если забыл, как мог не заметить такого простого факта?
Но, с другой стороны, как часто ты задумываешься об этом? Он не мог припомнить, когда в последний раз сообщал себе свое собственное имя. Хотя, опять-таки, он не мог вспомнить вообще ничего. Придется спросить первого встречного.
Кто-то постучал в дверь.
И он сразу отказался от намерения кого-либо о чем-либо спрашивать. Он валялся в одиночестве в чьей-то разгромленной мастерской – в кабинете человека, для которого человеческие черепа служили декором, а вокруг тлели пожары. Ему как-то не хотелось, чтобы зловещий владелец помещения вернулся и обвинил во всем его.
Может, если не дергаться и сидеть тихо-тихо, хозяин уйдет?
Скелет птицы очень медленно и очень – несомненно – преднамеренно развалился.
У него было достаточно времени, чтобы увидеть, как скелет начал падать, и почувствовать, как вместе со скелетом падает его сердце. А вот времени, чтобы поймать бывшую птицу, было явно недостаточно, хотя он и пытался. Куча костей, крепление которых наверняка ослабило то же, что украло его брови и память, треснулась на пол прямо перед его вытянутыми руками – с грохотом, нещадно ударившим по нервам и эхом разнесшимся по кабинету. Некоторые кости отскочили и с мелодичным бряцаньем посыпались с полки. Он бросился за ними – как будто надеясь, что, если остановить этот звук, тот, кто стоит снаружи, не заметит первого удара. Но кости выскальзывали из трясущихся пальцев, создавая каскадный эффект арпеджио. Локоть врезался в птичий череп, и тот, ухмыляясь, с громким стуком покатился по полу. Опущенная на череп нога захлопнула разинутый клюв, но толчок вывел из равновесия высокую стопку книг. Книги он удержал, не дав им упасть, и запихнул поглубже, сбив стоящую сзади каменную ступку с пестиком. Ничего иного, кроме как признать свое поражение, не оставалось. Ступка, лишь чуть-чуть выщербленная, неторопливо прокатилась по спирали, и стук камня, бьющегося о камень, наконец затих.
Последовала долгая пауза.
Потом в дверь опять постучали.
– Милорд? – Голос был скрипуч и с сильным акцентом, как будто слова не были впору произносящему их рту. – Нужна пожарная команда?
Ох. Наверное, следует все-таки попытаться потушить эти маленькие костерки, пока не занялось что-нибудь покрупнее. Но если впустить сюда пожарных, то обнаружится, что никакого милорда тут нет, а есть только он, и всем захочется узнать, кто он такой, и последует множество неудобных вопросов, на которые у него нет ответов.
Как должен звучать голос этого их лорда? Зло, несомненно. Неплохо бы придать голосу глубину. И говорить коротко.
– Все в порядке.
Он лихорадочно огляделся. Ничего для тушения огня в комнате не наблюдалось. На черном столе стояла разнообразная стеклянная посуда – ну, по крайней мере, раньше стояла. Оставалось надеяться, что это не проблема, что половина колб разбита вдребезги, а из треснувшего перегонного куба сочится синяя жидкость. Хотя, судя по шипению стола, может, и проблема. Но как-то не похоже, чтобы в оставшихся склянках была вода. К счастью, большинство очагов возгорания еле теплились.
– Нужна помощь, милорд?
Какова настойчивость! Весьма похвально! Даже, возможно, самоубийственно! Обладатель голоса явно ставил долг превыше чувства самосохранения. Схватив толстую пачку бумаг, он принялся прибивать мелкие язычки пламени.
– Нет! – Задетая бутылка полетела на пол, расплескавшись эффектным фонтаном стеклянных брызг. Над ее стремительно подсыхающим, превращающимся в порошок содержимым потянулся лиловый дымок.
– Милорд? – Ручка двери заходила ходуном.
Голос его сорвался на визг:
– Не входить! – Теперь уж стоящий за дверью никак не мог не заметить, что в комнате не его хозяин, но было уже слишком поздно придумывать план получше. – А то… э… сорвется заклятье!
Ручка тут же перестала трястись.
– Простите, милорд! – Кажется, в голосе за дверью тоже зазвенели нотки паники.
– Оставьте меня в покое!
Ну вот, еще один пожар погас. Но брызги разъели подол балахона, превратив его в кружево.
– Да, милорд!
Он бы, конечно, насладился удаляющимся топотом, если бы не был так занят тушением занявшегося совиного крыла.
Только справившись с последним очагом возгорания, он сообразил, что пачка бумаг сама по себе могла представлять какую-то ценность, и, наверное, было неблагоразумно превращать несколько нижних ее листов в обугленный мусор.
Тяжело отдуваясь, он рухнул в громоздкое кресло в углу. Кресло выглядело настоящим чудовищем, кошмаром из темного дерева, весящим не меньше тонны. Украшала его искусная резьба: нагие знойные женщины, едва прикрытые волосами. Одна облизывала яблоко, которое держала в руке, длинным раздвоенным языком. Он уставился на резьбу с восхищением и смутным отвращением. «Шедевр» жутко отвлекал от реальных проблем, которые нужно обдумать.
Итак, у него шок. Как же это неудобно, что мозг, реагируя на смертельную опасность, сильно поглупел.
Сосредоточиться. Кто он такой? На нем черный бархат, ниспадающий до самого пола. Добротная ткань, если не считать новых дыр. Дорогая. Мягкие туфли, не предназначенные для уличных прогулок. Пояс из маленьких соединенных друг с другом серебряных бляшек, по ощущениям – сделанный за по меньшей мере пару лет до регулярного злоупотребления пивом и сдобой. Рукава безнадежно испорчены, изодраны и опалены, только лохмотья болтаются. От всего этого неприятно сосало под ложечкой.
Гигантское зеркало шириной в сажень и вдвое выше человеческого роста громоздилось на резной подставке, привинченной к полу в паре дюймов от стены. Сверху свисал кусок черной ткани, полностью прикрывающий стекло, позволяя видеть лишь неясные очертания.
Он заставил себя подняться на ноги. Глубоко вдохнул – и сорвал тряпку.
Никакого шока узнавания.
Лицо мужчины средних лет, взглянувшее на него из стекла, не было даже отдаленно знакомым. Бледная кожа, темные волосы, довольно злодейская козлиная бородка. Впрочем, мрачный образ несколько подпорчен намечающимися брылями. И копотью. И отсутствием бровей.
Сердце ухнуло прямо в пятки. Зловещая комната, где смешалось жуткое и нелепое? Это его комната. Человек за дверью повиновался его приказам, потому что это были приказы хозяина. А кто может жить в такой комнате, кто может одеваться подобным образом?
Только Темный Маг.
Он – Темный Маг.
Он почти ожидал хоть какого-то подтверждения этого осознания. Раската грома, карканья ворона. Но не дождался. Разглядывая собственное отражение, он чувствовал себя все более и более нелепо. Поднял руки, уставился на ладони, желая, чтобы они затрещали, заискрили, наполнились огнем или, ну, хоть чем-нибудь.
Ничего.
Впрочем, само зеркало наполняло его тревогой, не желающей рассеиваться, пока он вновь не накрыл стекло черной тканью. Хотя… у ткани имелось две стороны. Одна полупрозрачная, позволяющая разглядеть сквозь нее очертания предметов. А другая – как так-то? – абсолютно непроницаемая. Он не понимал, откуда ему это известно, но что-то подсказало убедиться, что к зеркалу обращена непрозрачная сторона.
Итак. Маг. Колдун. Что ж, с этим уже можно работать, но отсутствие имени все равно раздражало. Стол был завален опаленными бумагами и гранеными кристаллами, закупоренными склянками и маленькими деревянными шкатулочками, и все это было густо усыпано битым стеклом. Придется разбираться. Наверняка тут найдется какая-нибудь зацепка.
Он сгреб пригоршню бумаг. На секунду испугался, что разучился читать (откуда он знает, что должен уметь читать?), но слова выглядели вполне знакомо. Это были записи заклинаний, чертежи и пояснения. Он читал, чувствуя, как возвращается смысл. Остановился на миг, глядя на свою руку. Недостаточно просто пожелать сотворить пламя, нужно еще представить схему, привязаться к другому объекту и кое-что переключить в мозгу. Засушенная роза, часть совершенно неуместного тут букета, засунутого в пыльную вазу в углу, рассыпалась прахом, когда на ладони его возник маленький огненный шарик. Он смотрел на него, пока пламя не потухло, спалив все вложенное в него топливо. А он чуть не заплакал. Он все еще что-то помнил. Он не совсем бессилен. В нем есть магия.
Толика магии, по крайней мере. Простое ему подвластно. А вот сложные механизмы ускользают. Он ощущал в своем сознании затененные структуры – словно вошел в темный собор с одной-единственной свечой. Воспаряющие ввысь контрфорсы скорее ощущались, чем были видны. Они стояли на месте, просто ожидая, когда будет достаточно света, чтобы показаться.
Что тут еще имеется? Он принялся наугад открывать шкатулки. Три зуба, достаточно маленькие, чтобы предположить, что принадлежали они человеческому ребенку, и с достаточно большими корнями, чтобы усомниться, что они выпали сами. Кучка черных шариков – только потыкав в них пальцем, он сообразил, что это помет, и с отвращением отдернул руку. Пуговица, крохотный золотой ключик, огарок свечи, мышиный череп, черный камень, покрытый замысловатой резьбой, буквально сочащийся злобой. Две шкатулки оказались тщательно запечатаны воском; он не помнил, что в них, но понимал, что, что бы там ни было, это лучше не трогать. На будущее придется оставлять себе какие-то заметки. Хотя… а если записи попадут в руки врага? Кстати – у него есть враги? Большинство Темных Магов имеют врагов. Наверняка именно поэтому он и оказался в таком положении.
Он откинулся на спинку кресла и оглядел комнату. Бумаги, повсюду бумаги. Книги, стопки, перевязанные пыльными черными и красными лентами, беспорядочные груды. Потребуется год, а то и больше, чтобы прочесть это все. Он не был уверен, что у него есть год. В конце концов ему понадобится выйти из этой комнаты, и тогда кто-нибудь наверняка заметит его затруднения. И что этот заметивший сделает, узнав правду?
Что ж, в крайнем случае он попытается сжечь приставалу заживо. Мысль показалась ему и отрадной, и отчего-то вовсе не утешительной.
Неожиданно под осколками и птичьими костями на столе он заметил какую-то банку, и сердце возбужденно подпрыгнуло. Почему? Кажется, именно это он и искал. Это было частью рутины. Разумеется, никакой этикетки на банке не было. Вдохнув поглубже, он отвинтил крышку. Внутри копошились черные мохнатые гусеницы. Извивались, ползали друг по другу. Отвратительно. Его даже замутило. С этими гусеницами было что-то не так. Приглядевшись, он понял, что у них нет ног. Да и тел-то нет. Они больше напоминали полоски волос. Он смотрел, смотрел, и вдруг разразился хохотом – ну разве что слегка истеричным.
Это были брови.
Великий Тиртракс, такое, наверное, происходит с ним постоянно, если он держит под рукой целую банку запасных бровей. Ну, неконтролируемые взрывы, по крайней мере, если не потеря памяти. (И кстати, кто такой этот Великий Тиртракс? Перед мысленным взором промелькнули вдруг совиные крылья, и дрогнуло воспоминание о жарком дыхании и чужом неутолимом голоде, и возникла твердая решимость в будущем поосторожнее призывать кого бы то ни было.) Он взял одну из мохнатых ленточек за самый кончик и, поколебавшись, поднес к лицу. «Гусеница», изогнувшись, потянулась к его лбу. Сглотнув, он прижал ее к коже. Полоска поползла по лицу (от чего затылок его покрылся мурашками), а потом впилась в плоть крохотными коготками. Он невольно выругался – и весь букет объяло пламя.
На сей раз, однако, он вспомнил заклинание для тушения небольших пожаров. Затем, стиснув зубы, выбрал еще одну бровь. Вживление прошло не менее болезненно, но хотя бы не так неожиданно. Он приподнял завесу на зеркале, проверяя результат. Что ж, когда брови заняли свое место, он обрел вид куда менее глупый и куда более внушительный. Только вот с жирком на подбородке ничего не сделать, не прибегая к заклинанию посложнее. Интересно, почему он не применил его раньше? Вероятно, его прошлое «я» отказывалось признавать свои недостатки.
В животе заурчало. И когда же его прошлое «я» ело в последний раз?
Жажда его тоже мучила, и эта проблема была куда более насущной. Кроме того, ему понадобится какая-нибудь целая одежда и, возможно, ванна, и еще кое-что для удовлетворения нужд, постепенно становящихся все более настоятельными. Не может же он торчать в этой комнате без окон вечно.
И дверь тут была всего одна. Он прижался к ней ухом. За дверью кто-то тихо напевал, сильно фальшивя. Может, обладатель скрипучего голоса?
Нет, никто не должен догадаться, что у него проблема. Память может вернуться в любой момент; он был уверен, что все планы, которые у него, наверное, будут разрушены признанием слабости. Он в долгу перед самим собой – и не имеет права уничтожить то, над чем работал. Не говоря уже о потенциальных последствиях, если о случившемся станет известно. Соперники, ученики… может, у него есть и пара-тройка заклятых врагов? Темные Маги не славятся своим дружелюбием, в этом он был уверен. Как и своим добросердечием к окружающим. Ему не хотелось умирать – ни взорванным файерболом, ни насаженным на вилы.
Он попытался представить, как должен вести себя Темный Маг. Надменно? Наверняка. Сердито? Возможно. Он выпрямился. Рассеянно? Да, это может сработать: он занят своими исследованиями, очень важными, и у него нет времени на такие мелочи, как имена или происхождение продуктов питания. Это – для подчиненных. Если у него есть пожарная команда, то наверняка имеется и какой-никакой повар? Потому что он сомневался, что сумеет соорудить что-либо помимо бутерброда, да и то еще большой вопрос, где достать для этого бутерброда составляющие.
Был ли он из тех, кто повсюду таскает с собой бумаги, работая на ходу, или из тех, кто все запирает? Запирать казалось надежнее. Рядом с дверью висел большой железный ключ, слабо засветившийся, будучи снятым с крючка. Он нутром чувствовал, что этот ключ подойдет к замку. Еще разок глубоко вздохнув, он открыл дверь.
По ту сторону никого не было.
Он опустил взгляд. И обнаружил где-то на уровне пояса… непонятно, кого именно. Нечто в доспехах. Доспехи, похоже, предназначались кому-то другому и сидели не слишком хорошо. Шлем выглядел слишком большим – учитывая тщедушное телосложение «стражника». Гордое красное перо, наверное, когда-то добавляло ему роста, но в какой-то момент переломилось пополам. Сквозь щели плоховато пригнанного к нагруднику шлема виднелась зеленая шея с парой бородавок, щетинящихся впечатляюще длинными волосками. Ниже выпячивался весьма внушительный гульфик. Непонятно, намекало ли это на тщеславие, отсутствие доспехов подходящего размера или некоторые физиологические факты об этом пока еще не опознанном существе – факты, о которых он вообще-то не желал знать.
– Милорд! – проскрипели неуклюжие доспехи, привлекая к себе внимание. – Нужна помощь с пожарами?
Стражник с надеждой махнул рукой в сторону длинного ряда ведер с водой и песком, выстроившихся вдоль стены коридора.
– О нет, – ответил он. Он собирался спросить о еде и, возможно, уборной, но внезапно струсил. Вероятно, будет легче все найти самому. – Продолжай, э-э-э…
Он понятия не имел, как обратиться к этому угловатому низкорослому существу, чья алебарда выглядела слишком длинной, чтобы ею можно было орудовать эффективно.
Существо, наверное, почувствовало его замешательство, что не предвещало ничего хорошего для дальнейшего развития сюжета:
– Я есть новый капитан стражи!
А что случилось со старым капитаном? Пожалуй, узнать это лучше на сытый желудок. А может, и вообще не стоит поднимать тему.
– Это, м-м-м, превосходно. Что ж, продолжай… охранять.
Капитан отсалютовал, неправильно оценив расположение унаследованного от кого-то шлема и основательно засветив себе по лбу. Существо слегка пошатнулось, и Темный Маг поспешно отвернулся, дабы избавить их обоих от неловкости.
Каменный коридор был скверно освещен чадящими – но не дымящимися – факелами, отбрасывающими зловещие тени. Похоже, он сам зачаровал их таким образом. Казалось бы, куда как легче сотворить вечные, ровно горящие светильники, но, наверное, он решил, что это будет не столь атмосферно.
Завернув за угол, он едва не столкнулся с лысеющим человеком чуть ниже его ростом, облаченным в темно-красное. Человек отпрянул, но быстро подавил ужас и придал своему смуглому лицу подобострастное выражение.
Выражению этому совершенно не хотелось доверять. Скорее уж хотелось отшвырнуть льстивого ублюдка подальше. Впрочем, «подальше» едва ли получилось бы – упражнения на укрепление мышц рук явно не входили в его распорядок дня.
– Милорд? – подобострастно пролепетал типчик в красном. Дворецкий, возможно? Или управляющий? Определенно кто-то, стремящийся угождать. Жаль, что этот мажордом не назвал его по имени.
Похоже, разговора все же не избежать. «Сердитый, надменный», – напомнил он себе. И прищурился.
– Докладывай.
Приказ вроде достаточно безобидный.
Прием сработал.
– Принцесса наконец отказалась от своих требований, как вы и предсказывали. – Голос дворецкого так и сочился удовлетворением. – Гоблины, надзирающие за ней, сообщили, что она просто плачет в углу своей темницы. Но от еды по-прежнему отказывается. Возможно, придется еще раз применить подпитывающее заклинание.
Судя по тому, как сиял коротышка, данная перспектива его страшно возбуждала.
А маг едва не задохнулся от прилива новой информации. У него есть гоблины. Скорее всего, он только что беседовал с гоблином. У него есть принцесса. И он понятия не имеет, зачем ему принцесса. Но ему определенно не нравится мысль о том, что этот дворецкий будет отираться где-то рядом с ней. А ведь он еще даже не видел девушку. Или, по крайней мере, не помнит этого.
– Отец принцессы Элиши предлагает за нее целое состояние, – продолжил дворецкий.
О, вот это причина довольно веская.
– Заманчиво, – протянул он предельно нейтральным тоном, на какой только был способен. Что бы он стал делать с кучей денег? Прикупил бы одежду попрактичнее и замок с более естественным освещением? Что планировало его прошлое «я»? Еще более уродливую мебель, наверное.
Дворецкий хихикнул. Поскольку хозяин пребывал, похоже, в хорошем настроении, слуга явно решил подыграть.
– Славно было бы, милорд, не так ли? Хотелось бы мне увидеть рожу старого дурака, когда он узнает о настоящем плане.
Батюшки. Значит, у него был план. Ну конечно, у него был план.
– Может, и увидишь, – великодушно бросил он.
От лица мужчины стремительно отлила кровь.
По-видимому, это была угроза. У него скрутило желудок. Необходимо поскорее выяснить, что это был за план и насколько далеко он продвинулся. Но сейчас ему нужен дворецкий любезный и услужливый, а не запуганный. Он старательно растянул губы в улыбке, хотя никакого веселья и близко не ощущал.
– Есть, знаешь ли, такие штуки, как магические зеркала, – сказал он, удивляясь, что ему самому известны подобные вещи. – Ты мне еще пригодишься, мой верный слуга.
– Да-да, спасибо, милорд, – облегченно затараторил дворецкий. Вообще-то это было довольно забавно. Ему совершенно не нравился этот человек, и наблюдать, как он трясется, оказалось неплохим развлечением. Интересно, не поэтому-то он и держит его при себе? Он даже не знал, как к этому относиться.
Он прервал благодарный лепет дворецкого резким жестом, и человек, к счастью, умолк.
– Итак, на чем мы остановились? За работой я совсем потерял счет времени.
– Не желаете ли навестить принцессу теперь, когда она в более… кротком настроении? – предложил дворецкий после секундной паузы. Наверное, советовались с ним нечасто – на его лбу даже выступила испарина.
– Возможно, чуть позже, – допустил он. Он не был уверен, что ему действительно хочется «навестить» девушку. Нет, конечно, его терзало отчаянное любопытство, но он совершенно не представлял, что ей сказать. – Полагаю, мне не мешало бы сперва переодеться.
Он поднял руки, взмахнув рваными рукавами.
– О да! – дворецкий изобразил удивление. Хотя едва ли до сего момента не замечал, во что превратилась одежда хозяина.
– Веди, – велел он, придав приказу оттенок сарказма. Потому что не могло же такого быть, чтобы он не нашел дорогу в собственном замке. Естественно.
Дворецкий сглотнул. Этого человека определенно не слишком вдохновляла перспектива поворачиваться к хозяину спиной. Возможно, ему следует изобразить склонность к паранойе? Или и вправду развить ее? Ему самому не хотелось, чтобы дворецкий тащился за ним по пятам. Страх и унижение любого способны довести до срыва. Или этот тип отыгрывается на пленниках?
Его покои оказались не слишком далеко. Дворецкий распахнул дверь, задержавшись, чтобы убедиться, что хозяин не пожелает проследовать еще куда-то. Но стоило приподнять бровь, и скользкий тип мигом шмыгнул в комнату. Непонятно было, чего именно боится дворецкий, а грозить чем-то, чего он не понимал, казалось слишком опасным. Но наверняка не настолько опасным, как позволить запуганному садисту неожиданно обнаружить, что его мучитель уязвим. Что, если слуга решит, что вышеупомянутое «состояние» пригодится ему лично? Похоже, он оседлал тигра, понятия не имея, как с него слезть. А ведь это всего лишь второе живое существо, которое он встретил.
Войдя в комнату, он несколько встревожился, но не удивился, увидев, что и в жилых помещениях сохранен тот же стиль декора. Значит, его вкусы по меньшей мере неизменны? Перед ним предстала чудовищная кровать с балдахином, громоздкое сооружение из черного дерева, задрапированное кроваво-красным бархатом. Каждую стойку кровати украшала непристойная резьба. Выглядело это… пошло. Безвкусно. Хорошо, что в комнате хотя бы имелось окно, пускай и забранное решетками. Вместо факелов он, к своему несказанному облегчению, обнаружил мирно горящие свечи. И едва не вознес хвалу какому-нибудь божеству, но внезапно понял, что опасается благодарить кого-либо, так что запнулся на полуслове, оборвав собственные мысли.
Взгляд привлекло какое-то движение, и он, обернувшись, увидел у вычурного гардероба существо с огромными выпученными глазами. Ростом существо едва доходило ему до пояса, даже с учетом больших заостренных ушей. Зеленая кожа обещала полную невидимость в болоте или ином столь же грязном месте. А здесь эта зелень дико не сочеталась с убранством и наспех перешитой ливреей, явно предназначавшейся для кого-то повыше. Существо нервно переминалось с ноги на ногу, разглядывая собственные когти. «Гоблин», – услужливо подсказал разум.
– Ваш новый камердинер, – представил дворецкий. Тон его намекал на долгую историю. – Его зовут, э, Грррибитл, не так ли?
Мелкое существо пробормотало что-то своим когтям, дрожа так, что получилось совершенно неразборчиво:
– Бур-бур-бур, мстр Сирако. Бур-бур-бур, уж-жасающий л-лорд Гавракс.
Имена! Он готов был расцеловать гоблина, но сдержался, сохраняя видимое бесстрастие.
– Напомни, Сирако, что случилось с прошлым?
Он надеялся, что вопрос прозвучал лениво и небрежно.
– Вы сожгли его заживо за то, что он испортил ворс на вашей любимой мантии, – ответил Сирако, скользнул взглядом по Грррибитлу – и облизнулся, наслаждаясь реакцией юного гоблина, который с трудом сглотнул, явно восприняв слова дворецкого как предупреждение.
– Ах да, – умудрился выдавить он, надеясь, что внезапно подкатившая к горлу тошнота не слишком уж очевидна. Неужто и старого капитана стражи постигла такая же участь? Как он вообще поддерживает порядок в замке, если постоянно истребляет прислугу? – Надеюсь, повторения не потребуется. Добро пожаловать в, э, команду, юный Гр…р…ри…битл?
Так ловко раскатывать «р», как у дворецкого, у него никак не получалось.
Гоблин-камердинер судорожно закивал.
Интересно, а сколько Грррибитлу лет? Он не мог припомнить, откуда ему известно, как должен выглядеть взрослый гоблин, но отчего-то знал, что этот малек куда более угловат, чем был бы, достигни он совершеннолетия. Подросток – или что-то в этом роде, как они там у гоблинов называются. Наверное, до сих пор ест все что попадется ему на глаза. В голове вдруг мелькнул мучительный эпизод – как он сам в юности с жадностью сожрал целую буханку черствого хлеба, совершенно не заботясь о том, что он черствый, а потом все снова исчезло, оставив лишь воспоминание о воспоминании. Как бы ему хотелось, чтобы оба прислужника убрались прочь, чтобы он мог погнаться за мимолетным образом, но дворецкий и камердинер продолжали стоять в ожидании.
– Что ж, Грррибитл, мне нужно заглянуть к принцессе, но этот наряд определенно не годится для визитов. – Он снова потряс рваными рукавами. Конечно, его обуревали сильные сомнения по поводу пригодности гоблина для данной работы, но, поскольку сам он не знал, где лежат вещи, попробовать все же стоило.
Сирако продолжал торчать рядом. Этому парню что, больше нечем заняться?
– Ты можешь идти, – велел он, сделав жест, который, наверное, не очень-то походил на великодушное разрешение удалиться. Скорее уж так прогоняют кошку. Нужно будет попрактиковаться. Без посторонних.
Сирако наконец вышел, оставив его в комнате с камердинером, твердо уверенным, что от сгорания заживо его отделяет лишь один неверный шаг. Было это удивительно неловко. Гоблин занялся гардеробом. А что, интересно, полагается делать ожидающему хозяину? Хорошо еще, что этот камердинер не знал, чем он занимался обычно.
Он отпер ставни и распахнул их настежь. Петли заскрипели, непривычные к такому обращению. Теплые лучи заходящего солнца хлынули в комнату, делая обстановку еще более безвкусной.
Спальня находилась в углу скромного замка. Не слишком большого, хотя он и не мог припомнить никаких других замков для сравнения. Если тут и имелись башни, видно их не было. А что было видно, так это приземистое строение из темно-серого камня с маленьким внутренним двориком, окруженным крепкой стеной. Здание возвышалось на холме, едва вмещающем сооружение и окруженном рвом со стоячей водой. Узкая тропа спускалась к убогой деревеньке, дома которой когда-то, возможно, и радовали глаз, но сейчас явно переживали тяжкие времена. Людей вокруг не наблюдалось, только парочка коз паслась на склоне. Хотя вдалеке он разглядел крохотные согбенные фигурки на полях, явно трудящиеся от восхода до заката.
Какое-то нерациональное разочарование вдруг кольнуло его. Он ведь колдун, обладающий достаточной силой, чтобы управлять собственным замком и собственным городком холопов. Только вот городишко какой-то жалкий. Гордиться нечем. Неужто они не могли хотя бы попытаться поддерживать чистоту и порядок? Наверное, было бы слишком желать по-настоящему грандиозного логова среди скалистых гор и пещер, или, по крайней мере, с нормальным рвом. Но если жилищу далеко до «зловещего», неплохо было бы достичь хотя бы «живописного». Может, ему удастся запугать народец и вовлечь смердов в проект по благоустройству.
И все же. У него есть информация, куда больше информации, чем час назад. И имя! Ужасающий лорд Гавракс. Конечно, едва ли это его настоящее имя. Ни одна мать не назовет свое дитя Гавраксом, не так ли? Он поморщился. А вот тот, кому по нраву эти столбики для кровати, мог бы выбрать и имя Гавракс. Он попытался думать о себе как о Гавраксе, но разум решительно отказывался. Тогда, может, Гэв? С именем Гэв еще можно жить. Хотя едва ли у него есть тот, кто будет звать его Гэвом.
Грррибитл предстал перед ним с новым комплектом одежды. На сей раз гоблин даже не пытался бормотать и не смотрел хозяину в глаза. Наверное, выражая так почтительность. Как требовало его прежнее «я»? Он не был уверен, что ему это нравится. А как вообще гоблин получил тут работу? Были ли у него родители? Кто-то, кто скорбел о риске, которому подвергается их бесценное дитя? Кто-то, кто с жадностью ухватился за подвернувшуюся возможность?
А у самого Гэва имелись родители? Эта мысль вызвала слабый приступ боли – как будто ткнули пальцем в давно зарубцевавшуюся рану. Может, он сирота? Как еще решаются пойти по пути во тьму?
Но об этом он подумает позже. Когда переоденется.
Дверь в темницу принцессы Элиши источала угрозу. Еще один гоблин, из-под шлема (столь же неправильно подобранного) которого торчали клыки, сторожил пленницу. Здесь имелось окно, закрытое, впрочем, снаружи ставнями. Ему захотелось распахнуть ставни и выглянуть наружу, но он решил, что это как-то недостойно его положения.
Сирако отирался рядом, едва не пуская слюну в мечтах о том, что его хозяин собирается сделать с беспомощной принцессой.
– Наблюдать за вашей работой огромное удовольствие, милорд. То, как вы выкапываете чьи-то глубочайшие комплексы, а потом просто… потрошите жертву. На словах. Прежде чем выпотрошить на деле. Это шедеврально.
Какое… восхитительное описание. Наверное, он весьма популярен на вечеринках.
– Оставьте нас, – приказал Гэв.
Сирако, кивнув, зашаркал прочь, бросив через плечо короткий тоскливый взгляд. Через секунду за ним последовал и гоблин.
Ну вот. И что теперь? Не может же он просто взять и отпустить ее. Во-первых, в любой момент память может вернуться. Нужно просто сохранять стабильность, чтобы, когда он вспомнит, какого черта вообще делает, не оказалось бы, что он все испортил. Во-вторых, это было бы необратимым признанием слабости. Все, от Сирако до отца принцессы, поняли бы, что он уязвим, а он, похоже, всем им дал достаточно поводов желать его смерти. Пока в повиновении их удерживает страх. Кроме того, маленький огненный шарик на ладони еще не означает, что когда-нибудь он вспомнит серьезную боевую магию.
Итак. Имеется принцесса, уже запуганная и покорившаяся. Нельзя, чтобы она разобралась в его ситуации лучше прочих. Не стоит полагать, что девушка глупа, даже если она вела себя глупо. Будь он пленником Темного Мага, то, наверное, тоже вел бы себя не лучшим образом. Любой пленник старался бы сбежать. Значит, от нее свои слабости необходимо скрывать в первую очередь.
На самом деле лучше всего было бы просто оставить принцессу в темнице, поручив гоблинам кормить пленницу. Это было бы самым разумным решением. Но в то же время в глубине души ему жутко хотелось ее увидеть. Настоящую живую принцессу. Из тех, о которых рассказывают сказки пятилетним детям. Из тех, кого пятилетний ребенок вроде него знал, что никогда не встретит. (Мысль, опять-таки, вызвала раздражение. «Пятилетний ребенок вроде него»? Каким он был в пять лет? И почему был так уверен, что ни одна принцесса не обратит на него внимания?)
Он глубоко вдохнул и, не давая себе возможности передумать, толчком распахнул дверь.
Фигура в углу со всхлипом отпрянула, прикрывая рукой глаза. Освещение в коридоре оставляло желать лучшего, но в камере царила почти полная тьма. Какую-то секунду он видел пленницу – а она не видела его.
Она была прекрасна. Стройная, утонченная. Даже от света она заслонялась грациозно. Бледная кожа, золотые локоны, рассыпанные по плечам, кое-где взъерошенные, кое-где приплюснутые – можно только представить, что было бы, если бы у девушки была возможность прихорошиться так, как она, наверное, привыкла. Светлая кожа и светлые волосы свойственны для данной местности, внезапно осознал он, хотя этот золотистый оттенок весьма примечателен. Какие все-таки странные вещи порой западают в память. У него, например, совсем другой цвет волос. И у Сирако тоже. Хотя, опять-таки, нет никаких причин полагать, что он родом отсюда. Как придать себе таинственности и внушить должный страх тем, кто помнит твое сопливое детство и прыщавое отрочество?
Принцесса опустила руку, моргая, и гордо выпрямилась. На ней была легкая ночная сорочка. А еще ее окружала аура – наверное, свойственная принцессам. Она, казалось, светится даже в полумраке темницы. Досадно, что на ней не было диадемы, но на шее, по крайней мере, поблескивало тонкое золотое ожерелье, доказывая благородное происхождение девы, а палец украшало совершенно не вписывающееся в образ увесистое кольцо. Он понятия не имел, как у него это получилось, но девушка, похоже, была утащена прямо из постели. Она могла бы стянуть ворот сорочки, прикрываясь, но не сделала этого, вызывающим взглядом так и подстрекая похитителя посмотреть куда-нибудь ниже ее подбородка. Она знала, что он может сделать с ней что угодно, но была первой, кому удалось скрыть свой страх.
– Ваше высочество, – произнес он, отвесив поклон. Вообще-то он не знал, как кланяются при дворе, но ему это было и не нужно. Он был уверен: что бы он ни сделал, это будет воспринято как насмешка.
– Опять пришел позлорадствовать? – поинтересовалась она. – Или просто поглазеть, как твоя ручная гадюка?
У него есть ручная гадюка? А, она имеет в виду Сирако.
– По-моему, он более скользкий и жирный, чем рептилия, – выпалил он неожиданно для себя.
Она тоже не ожидала ничего подобного. Рот девушки приоткрылся – и снова захлопнулся. Похоже, она пыталась вернуться к сценарию, который прокручивала в голове, сидя взаперти. Нужно было предложить ей что-то получше для времяпрепровождения.
– Я подумал, может, вы голодны, – продолжил он.
Девушка бросила презрительный взгляд на стынущую в углу миску с похлебкой.
– Предпочитаю умереть с голоду!
– Любой предпочел бы умереть, чем есть это, – легко согласился он, и она вновь опешила. – Я подумал, может, вы захотите отужинать где-нибудь за пределами вашей камеры. Облачившись в нормальную одежду.
Она невольно покосилась на довольно грязную пену кружев.
– Так не соблаговолите ли вы разделить со мной трапезу?
– Никогда!
Ну естественно.
– Не в темнице. В нормальной одежде, – напомнил он.
– Я не стану с тобой есть. Никогда!
– Хорошо. Не соблаговолите ли вы поголодать рядом со мной, облачившись в нормальную одежду, пока я ужинаю?
Многократное упоминание нормальной одежды наконец проняло ее. Она не стала вновь опускать взгляд, но тонкие пальчики довольно нервно скомкали кружевную оборку.
– Это прекрасный шанс собрать информацию для вашей неизбежной и обреченной на неудачу попытки побега, – добавил он.
Девушка прищурилась:
– Чего ты хочешь?
– В данный момент? Не ужинать вместе с Сирако. – Он пожал плечами. – Можно ли меня винить?
– А потом?
– Идемте, ваше высочество. Вы кажетесь разумной женщиной. Как вы думаете, что я собираюсь с вами делать?
При слове «разумной» она моргнула. Интересно, часто ли так называют принцесс?
– Возможно, удерживать меня ради выкупа, – медленно проговорила она. – А может, жениться на мне против моей воли.
– Гм-м-м, – протянул он. – Первое, пожалуй, эффективно, хоть и ненадолго. Подозреваю, что сохранение выкупа может оказаться проблематичным. Второй вариант, каким бы заманчивым он ни был, тоже выглядит маловероятным.
– Что тогда?
– Если бы я намеревался рассказать вам, то, наверное, позлорадствовал бы сразу, едва вы появились здесь, – указал он. Не говоря уж о том, что ему самому жутко хотелось узнать, что же такое он задумал. Что ж, было бы слишком рассчитывать на то, что он уже открыл жертве свой коварный план. – Но если забыть об этом, возможно, нас ждет весьма интересная беседа за ужином. То есть пока я ужинаю, а вы демонстративно отказываетесь. Кстати, я здорово проголодался.
Она пока не согласилась, но с каждой секундой выглядела все менее решительной и все более растерянной.
– Послушайте, ваше высочество. Мы оба понимаем, что вы покуда останетесь здесь. Но вы можете выбирать, голодать ли вам в темноте и одиночестве или попытать счастья, попробовав очаровать, или обмануть, или что-там-еще Темного Мага, а заодно глотнуть немного свежего воздуха. И хотя я высоко ценю ваше достоинство, несмотря на ночную рубашку, мы оба знаем, что вам было бы куда комфортнее в чем-нибудь непрозрачном, что лучше сохраняет тепло.
Девушка, словно защищаясь, скрестила на груди руки:
– Хорошо.
– Ну и отлично. Спасибо за благоразумие. – Он улыбнулся, великодушный в своей победе. – Вскорости я пришлю вам что-нибудь.
– Просто, э, приготовьте что-нибудь вкусное. То, что захочется отведать принцессе.
Гоблин медленно моргнул, глядя на хозяина. В кухне было ужасно темно – пространство освещало только ревущее в очаге пламя. И неизвестно, было ли это милосердным. Отблески огня плясали на лице, состоящем в основном из носа, ну и двух крохотных черных глазок, поблескивающих светляками из зеленоватых складок кожи. Малыш-камердинер выглядел почти милым по сравнению с данной особью – непонятно даже, какого именно пола.
– И то, что захотеться вам, мастер, хозяин?
Поиски кухни заняли куда меньше времени, чем он боялся. Замок был не так уж велик, и кухня, как оказалось, занимала большую его часть. При его приближении все бросались врассыпную, не задаваясь вопросом, а не заблудился ли он в собственном доме. Потому что это было бы смехотворно.
Он вздохнул, стараясь скрыть досаду:
– Да. Что-нибудь, что захотелось бы съесть и мне, и принцессе.
Существо продолжало моргать и пялиться на него. Может, это все-таки женская особь? Мешковидное одеяние прикрывало большую часть верхней половины, э, ее туловища, в то время как некоторые из ее сородичей ограничивались лишь набедренными повязками. Хотя платье, похоже, давно не стирали. Если вообще стирали когда-нибудь.
Это было невыносимо. Возможно, он и выбивался из образа, но знал, что все время, пытаясь поесть, будет представлять эти грязные лохмотья.
– Не думаю, что у тебя найдется что-то почище, а? Ну хотя бы фартук.
Маленькие глазки медленно расширились.
– Фартук?
– Или… нет… – Он мигом пошел на попятный – как трус, которым, увы, похоже и являлся. Непонятно, отчего упоминание фартука могло вызвать подобный эмоциональный всплеск, но он на такое не подписывался. – Вообще-то как хочешь. Просто позаботься о том, чтобы ужин удался. Пожалуйста. Э. Я приказываю.
И он сбежал обратно наверх.
Нехорошо, что гоблины заставляют его нервничать. Этого нельзя показывать. Он сам выбрал такой персонал, так что они наверняка достаточно компетентны. А может, и нет. Может, он считал вероятность быть отравленным гоблинами меньшей, чем поварами-людьми.
Он уже начал сожалеть о своей затее.
Наверху лестницы ждал Сирако, и Гэв чуть не застонал вслух.
– Я принес принцессе платье из наших кладовых, – доложил дворецкий. – Немножко побитое молью по подолу, но, думаю, будет в самый раз.
Наверное, ему стоило взглянуть самому. Гэва несколько страшила мысль о том, что, по мнению Сирако, «будет в самый раз». Но поскольку он понятия не имел, где тут кладовые, пришлось перепоручить подбор платья прислуге.
– Осмелюсь заметить, милорд…
Гэв прикрыл глаза, молясь о терпении.
– В чем дело, Сирако?
– Возможно, сегодня не лучший день? – Взгляд Сирако перепрыгивал с потолка на пол, метался по углам, не останавливаясь лишь на Гэве. – Просто…
– Выкладывай, Сирако.
Он придал своему голосу властности.
Дворецкий съежился.
– Ваше настроение всегда оставляет желать лучшего после разговоров с лордом Зарконаром.
Гэв застыл.
А Сирако торопливо продолжил:
– И вы сказали, после прошлого раза, что хотите, чтобы я напомнил вам, чтобы вы ничего не планировали сразу после сеанса связи, поскольку у вас осталось не так уж много целых кристаллов.
Он попытался унять колотящееся сердце. Кто такой Зарконар? И почему от одного этого имени у него пересохло во рту?
– Напомни-ка, Сирако, – медленно проговорил он. – Кажется, я потерял счет времени. Сколько там до сеанса?
Сирако сверился с маленькими песочными часами, висящими у него на шее, – наверное, заговоренными, иначе как они могли идти точно, постоянно стукаясь о живот?
– Около пятнадцати минут, милорд.
– Ясно. – Он изобразил уверенную улыбку. – Ну что ж. Значит, у меня достаточно времени подготовиться, не так ли?
И он оцепенело двинулся в свой кабинет, пытаясь придумать, как скрыть потерю памяти от человека, страх перед которым не способна затмить даже амнезия.
2
Теперь, когда он уловил, что именно надо искать, назначение зеркала сделалось более очевидным. Естественно, он желал, чтобы никто не мог к нему заглянуть. Нехотя отбросив полотнище, он глубоко вздохнул. Слова щекотали горло. Но едва он попытался сосредоточиться, они улетучились. Тогда Гэв закрыл глаза, заставляя себя расслабиться, и позволил словам выплеснуться самим.
На миг в зеркале полыхнула молния, затем стекло тускло засветилось. И что теперь? Зарконар, очевидно, превосходит его рангом. Значит, заставит ждать. Как мелко. Зато действенно.
Он мог бы пока чем-нибудь заняться. Может, и следовало бы. Надеясь успеть, он схватил пачку бумаг и подтащил ближе кресло. Деревянные ножки дико заскрежетали по камню. Гэв надеялся, что царапин не осталось, но проверять не стал. Он плюхнулся в кресло, стараясь выглядеть непринужденным. Может, закинуть ногу на подлокотник? Он попробовал. Нет, это слишком. Лучше с достоинством выпрямиться. Вот так. Сразу видно, человек поглощен своими мыслями, а вовсе не скучает. Слова на бумаге плыли перед глазами. Он попытался сосредоточиться. Безуспешно. Тогда он просто принялся лениво листать страницы, одну за другой.
Зеркало вспыхнуло, и он едва не подпрыгнул. Однако удержался, сделал вид, что дочитал фразу до конца, а потом нарочито медленно, с приятной улыбкой на губах отложил листок.
Кожа Зарконара – темно-красная, почти черная – тлела. И это был совсем не тот цвет кожи, который (знания пришли к Гэву вместе с одной из тех бесполезных вспышек, к которым он быстро привыкал) свойственен торговцам-южанам. Настоящий красный и черный, как будто запекшуюся кровь смешали с чернилами и покрыли этой краской человека. А может, Зарконар сам наколдовал себе этот оттенок. Цвет, в котором не было ничего человеческого. От плеч и выше ушей колдуна поднимался жесткий черный бархатный воротник, обрамляя блестящую лысую башку. Застежка плаща представляла собой череп, вроде человеческий, но меньше детского. Кому он принадлежал? Зародышу? Обезьяне? Или его каким-то образом ужали? В любом случае – отвратительно.
В целом эффект был совершенно нелепым.
Но глаза Зарконара горели так угрожающе, что смех застрял в горле Гэва.
– Принцесса у тебя? – вырвался из груди Зарконара низкий рокот, и Гэва скрутил приступ зависти. Его собственному тенору никогда не достичь такого уровня зловещести.
Гэв сглотнул. Во рту внезапно пересохло.
– Да.
– Хорошо. – Второй колдун прищурился. – Сопротивление?
– Король… э… предлагает выкуп, – сообщил после паузы Гэв. Он понятия не имел, чего ожидал другой колдун, но маленькая испуганная часть его мозга требовала оправдать эти ожидания. Сейчас, немедленно. Он не знал, что сделает Зарконар, если его ожидания не оправдаются. И не хотел узнавать.
Кажется, это позабавило краснокожего. Губа мага изогнулась в ухмылке.
– Что-нибудь соблазнительное?
– Небольшое состояние? Но не земли. – Он тоже выдавил улыбку. – Несколько оскорбительно, на самом деле. Можно подумать, девчонка ему совершенно безразлична.
Зарконар захохотал. И это не придало Гэву особой уверенности.
– Что-то ты осмелел сегодня, а?
Гэв почувствовал, как кровь отливает от его лица. Закружилась голова. Зарконар почувствовал, что что-то не так. Как же ему себя вести? Подобострастно? Испуганно? Нет, он уже сделал выбор, и теперь придется блефовать.
– Я свою работу сделал.
Горящие глаза сузились.
– Первую часть, по крайней мере. Теперь подождем, когда Валевна и Ксаксус сделают свою.
За отсутствием других идей Гэв кивнул.
На губах Зарконара вновь заиграла улыбка. Улыбка многообещающая. Обещающая то, осуществление чего Гэву не хотелось бы видеть.
– На данный момент тебе требуется лишь удерживать ее у себя. И без всяких глупых идей. Ты ведь на это способен, а, Гавракс?
– Без глупых идей, – слабо повторил Гэв.
– Отлично, – громыхнул Зарконар. – Новый разговор через три дня.
Гэв кивнул. Голова все еще кружилась.
Зеркало потускнело.
Он рухнул обратно в кресло. Потом снова выпрямился и пробормотал слова, разрывающие связь с его стороны. И вернул на место черную тряпку.
И опять тяжело осел.
Значит, неведомый план разработан не им. Это плохо. Подумать только, им руководит человек с зачарованной кожей, который должен быть смехотворен, но вместо этого от одного его вида у Гэва все кишки выворачивает наизнанку. Даже сейчас желудок крутило, требуя найти отхожее место, и как можно скорее. Все хуже и хуже. И в дело вовлечены по меньшей мере еще двое, вероятно, тоже Темные Маги, носящие эти нелепые имена. Неужели нельзя назваться нормально, Бо, там, или Тревен? Наверное, они сами придумали себе клички. Интересно, а как спит по ночам этот кошмарный Зарконар? Наверное, в кровати в виде драконьей пасти. А может, на спинах десятка рыдающих девственниц.
Что он собирается делать? Любые мысли отпустить принцессу Элишу уже улетучились. Это определенно не вариант. Он чувствовал себя скверно; он вовсе не желал зла девушке, но, поразмыслив, понял, что не собирается рисковать навлечь на себя гнев Зарконара из-за незнакомки, какой бы симпатичной та ни была. Придется провести дополнительные исследования. Это всего лишь первая часть плана Зарконара, и Гэв, несмотря ни на что, не может позволить себе разочаровать колдуна во второй части. Что он точно не собирается делать, так это признаваться Зарконару, что ничего не помнит. Зарконар, похоже, из тех, кто ценит людей лишь до тех пор, пока те полезны ему. А становиться бесполезным Гэву хотелось меньше всего на свете. Бесполезных устраняют.
А Гэв очень, очень хотел выжить.
С немалым облегчением он обнаружил, что в замке и впрямь есть столовая. Ну, скорее, Большой Зал, хотя не такой уж и большой. Но длинный стол там имелся. За таким столом могло поместиться человек десять, а то и двенадцать. Хотя двенадцати пришлось бы потесниться. Со стропил свисали штандарты, похожие не столько на захваченные у врагов трофеи, сколько на скверно сшитые – причем, похоже, в одно время – стяги. Все покрывал толстый слой пыли, и Гэв вызвал гоблина для уборки. Как ни странно, служанка справилась с работой неплохо и довольно быстро.
Он принялся барабанить пальцами по столу, потом заставил себя остановиться. Покосился на Грррибитла, которого поставил возле буфета, проявив таким образом жалкую склонность к фамильярности. Темных Магов не должно волновать, кто где стоит. Если Темные Маги проявляют нетерпение, все должны бросаться угодить им. Их нельзя заставлять ждать – чтобы никто не загорелся.
Ну где же она?
Когда она появилась в дверях, он едва не опрокинул стул. Грррибитл успел подхватить громоздкую деревяшку и бесшумно поставил на место. Гэв хотел что-нибудь сказать, но, похоже, лишился дара речи.
Он боялся, что платье, подобранное Сирако, будет красным и облегающим. Но принцесса плыла в голубом облаке. Побитый молью низ мог бы распасться в клочья, а Гэв бы этого даже не заметил. Все его внимание было приковано к изящному вырезу, намекающему, но не выставляющему напоказ, и золотому поясу, подчеркивающему изгиб бедер. Золотое ожерелье, плотно прилегающее к шее, подходило к поясу идеально (перстень – чуть меньше), как будто шло в паре с ним. У Сирако оказался на удивление хороший вкус. Заплетенные в простую косу волосы девушки лежали на плече, перекликаясь с концами пояса. Платье едва ли было модным – кто знает, как долго оно валялось в кладовке, – но восхитительно сочеталось с неземной красотой принцессы.
Он едва сумел перевести дыхание.
Гордо подняв голову, девушка вновь встретилась с ним взглядом. Один из сопровождавших ее гоблинов-стражников легонько подтолкнул конвоируемую в поясницу, к счастью, не той рукой, в которой держал алебарду. Принцесса невольно сделала шаг вперед.
Придя в себя, Гэв нарочито размеренным шагом двинулся навстречу пленнице по не-такому-уж-длинному залу. А знаком ли он вообще с придворными церемониями? Почему-то ему так не казалось. Следует ли предложить ей руку? Пока он шел к ней, у него было достаточно времени, чтобы вообразить ее презрительный взгляд. Так что он решил просто отодвинуть для нее стул.
– Присаживайтесь, – выдавил он, стараясь придерживаться насмешливого тона. В искренность она никогда бы не поверила, а приказывать он не хотел.
Она села – напряженно, обводя взглядом комнату. Он заметил, как ее губы слегка скривились при виде знамен, и попытался скрыть собственную гримасу. И не принимать это на свой счет. Замок таких размеров едва ли мог произвести впечатление на принцессу. Наверное, ей давали уроки танцев в зале побольше этого.
– Обстановка, конечно, не очень, – сказал он, прикрывая ехидством уязвленную гордость, – но мы нечасто удостаиваемся чести принимать столь прелестных гостей.
Девушка была слишком благовоспитанна, чтобы фыркнуть, но, кажется, ей очень хотелось. Зачем он это сказал? Конечно, это правда, но произнес он фразу самым отвратительным образом. Неосознанно. Неужто он именно так ведет себя с хорошенькими девушками? Почему, интересно? Из убеждения, что женщины непременно будут его презирать? Или из твердой решимости заранее относиться к ним так, словно они непременно будут его презирать, чтобы это не стало большой неожиданностью?
Он занял место во главе стола напротив нее, изображая полное безразличие, которого не испытывал. В комнату заглянул гоблин, и Гэв подозвал его жестом. На этот раз жест получился гораздо лучше. Вот что значит практика.
Появились новые гоблины, с серебряными блюдами в лапах, ставших куда чище, чем он видел на кухне. И их одеяния из мешковины выглядели гораздо светлее – а при ближайшем рассмотрении оказались еще влажными. Некоторые слуги подпоясались одинаковыми клетчатыми кушаками, что навело Гэва на мысль о родовых кланах гоблинов. Мысль эту он поспешно отмел. Однако в остальном яркое освещение не пошло слугам на пользу. Ничто не могло замаскировать ни огромных носов, ни тошнотворно-зеленой кожи. Один из официантов украдкой вытер сопливый нос тыльной стороной ладони. Его напарник пнул товарища. Гэв притворился, что ничего не заметил. Но головы гоблины держали высоко поднятыми, и их роста хватало на то, чтобы видеть стол, на который они поставили накрытое крышкой блюдо. Затем слуга рядом с Гэвом снял крышку и с тревогой уставился в лицо хозяина, ожидая его реакции.
Судя по состоянию кухни, он не знал, чего ожидать. Какую-нибудь баланду? Небольшую тушку, зажаренную целиком, предполагающую отдирание мяса от костей? Но на блюде лежал довольно аппетитный стейк, разве что немного сыроватый. Гэв одобрительно кивнул слуге, и существо (мужского пола?) чуть не рухнуло от облегчения. Другой гоблин наполнил кубок густым красным вином, и все прислужники шустро удалились туда, откуда пришли.
Рот Гэва наполнился слюной. Он старался не смотреть на мясо слишком уж жадно, но желудок так и сводило от голода. Ему потребовалось усилие, чтобы не закатить глаза от наслаждения, когда по языку потекли горячие мясные соки. Два или три куска он проглотил с неприличной поспешностью, и только после этого поднял глаза, чтобы посмотреть, как там его гостья.
Принцесса сидела с большим достоинством, сложив руки на коленях. Тарелка ее оставалась нетронутой.
– Что, блюдо вам не по нраву, ваше высочество?
Мысленно он выругал гоблинов. Полусырая говядина для принцессы? Наверняка она привыкла к более изысканной пище. Пироги с язычками жаворонков, мороженое из роз и тому подобное. Могли бы, по крайней мере, сделать ей салат.
– Я не совсем понимаю, как, по-вашему, я должна это есть, – холодно сказала она.
Какую-то секунду он колебался, не зная, выразить ли презрение к ее утонченности или рассыпаться в извинениях за неподобающее блюдо. Потом взглянул на стол перед гостьей – и понял, в чем проблема.
Вздохнув, он жестом подозвал Грррибитла.
– Пожалуйста, подай даме нож.
Грррибитл, существо вроде как благоразумное, несколько удивился, но направился к двери.
– Только достаточно острый, чтобы им действительно можно было что-то порезать, – добавил Гэв в спину удаляющемся камердинеру. Не заставлять же принцессу кромсать стейк ножом для масла.
Вернулся гоблин с нормальным разделочным ножом. Принцесса приподняла бровь:
– Вы мне доверяете?
Он тоже поднял брови:
– Вы по ту сторону стола. Сомневаюсь, что вы сумеете что-нибудь предпринять, оставшись незамеченной. Или вы планируете метнуть в меня нож?
Она все-таки фыркнула, еле слышно, носом, но все же приняла решение отрезать себе ломтик мяса. Во время еды принцесса задумчиво поглядывала на Гэва. А он, воспользовавшись возможностью, сунул в рот еще два куска, попытавшись жевать как-нибудь поделикатнее. Не то чтобы он представлял, как это – учтиво жевать, но подозревал, что в результате лицо его обрело несколько странное выражение.
Внезапно рука девушки взлетела – и брошенный нож полетел прямо ему в лицо. Время замедлилось. Рука Гэва взметнулась по собственной воле. Одинокий гортанный слог обжег горло. Нож врезался в невидимый барьер в считаных дюймах от его физиономии и отскочил в облаке искр. Гэв надеялся, что ему удалось не вздрогнуть.
Для пущего театрального эффекта нож должен был бы вонзиться в стену и задрожать под взглядами зрителей. Однако нож продемонстрировал досадное отсутствие чувства драмы. Скрежетнув по камню, он приземлился с глухим стуком. Опаленное лезвие заканчивалось теперь не острием, а чем-то вроде крюка. Гэв многозначительно посмотрел на «оружие», пытаясь унять сердцебиение.