Крик в темноте
Художественный редактор Д. Васильченко
© Нортвуд О., 2025
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025
Леденящая душу история о жестоких убийствах и тайнах, что тенью прошлого преследуют героев. Липкая паутина интриг, осколки психологических травм, тревожная атмосфера триллера, приправленного взрывной смесью из страха, трепета и драмы, не позволяют оторваться от книги до самой последней страницы. Детективная линия ведет зигзагами, ошеломляя неожиданными поворотами, и закончится на пике саспенса фееричным финалом.
АЛЕНА ТИМОФЕЕВА,автор книги «По другую сторону Алисы»
«Остро. Жестко. Неожиданно. Больно», – попеременно именно эти слова крутились в моей голове во время чтения «Крика в темноте». Говорят, вторая книга серии – самая сложная. Важно удержать интерес и возобновить его. Оливии это в полной мере удалось. Как персонажи справились с ужасом первой части? Как расследование переплелось с процессом возвращения к жизни? Шагните навстречу бездне – и не пожалеете.
АННА БЛЕЙК,автор серии книг «Город убийц»
Оливия Нортвуд умеет удивлять! Если вы думаете, что сможете предугадать сюжет книги, то глубоко ошибаетесь. До самого конца книга будет держать в напряжении и не отпустит, пока последняя страница не будет прочитана. В «Крике в темноте» очень много боли утраты и ошибок, которые могут привести не к лучшему исходу. Эта книга покорила меня и вошла в личный топ триллеров и детективов!
ПОЛИНА РЕЗНИКОВА,книжный блогер, автор канала «Царство греха и света», @your_dream_in_books
Не описать спектр эмоций, который я испытала при прочтении этой книги. Новая глава жизни детектива Грейс Келлер должна была начаться с чистого листа, но началась с нового убийства. Моментами было настолько жутко, что приходилось даже брать время на передышку. Прочла ее залпом, и теперь хочется еще.
ЛЕЙЛА,автор канала «Книжная станция»
Это не просто триллер… Это разрывающая душу и сознание история невосполнимой утраты и боли, которая разъедает нутро ядовитыми вздохами отчаяния, безысходности и желанием воздать справедливость за то, что так жестоко, грязно и гнилостно отняли без единой капли раскаяния и сожаления. Блестящая книга, от которой все внутри сводит тугими спазмами горечи, разрывая сердце!
ЭЛ ЭЙР,автор канала «Полночная библиотека»
Пока улики ведут в темные уголки прошлого, а убийца оставляет провокационные намеки, Джеймс и Грейс вынуждены признать: между ними больше, чем просто партнерство. Но смогут ли они разобраться в своих чувствах, когда каждая новая жертва – еще один шаг к опасной развязке? «Крик в темноте» не только напрочь стирает грань между понятиями «правосудие» и «месть», но и заставляет задаться вопросом: насколько далеко можно зайти в поисках справедливости, прежде чем сам станешь монстром?
ВАЛЕРИЯ,автор канала «Эй, Асташ | bookverse»
Это качественный многослойный детектив, который пропитан разрушительным отчаянием, который ведет по краю доверия и сбрасывает в пропасть настоящего ада. Напряжение зашкаливает и не оставляет шансов расслабиться до финальной строки. Браво! Это было впечатляюще и незабываемо!
ИРЭНА БЕРН,автор книги «Безликий свидетель»
Никогда не устану восхищаться творчеством Оливии Нортвуд. Настолько проникновенно, пронзительно она пишет, что каждое слово резонирует в душе и отзывается легким уколом в сердце. С момента, когда берешь в руки книгу, и до момента, когда ее откладываешь, ты не живешь своей жизнью – ты живешь жизнями ее героев.
АЛЕКСАНДРА РАЙТ,автор книги «Дитя Культа»
От автора
Тайные общества в старых американских университетах – моя Римская Империя. Тема, к которой я периодически возвращаюсь мысленно без каких-либо предпосылок и причин. Глубинный интернет (даркнет) и снафф-видео еще одна моя гиперфиксация. Это то явление, впервые узнав о котором ты испытываешь сильное отчуждение. Мир начинает казаться ирреальным, и ты просто не можешь поверить, что это на самом деле существует, что ты живешь на одной планете с теми, кто создает и потребляет такой контент.
Эта книга проверила на прочность мои границы, вымучила меня вопросами морали и прокатила на эмоциональных американских горках.
Я надеюсь, что чтение окажется для вас столь же увлекательным, шокирующим, а местами терапевтическим, как для меня написание.
Пристегните ремни безопасности!
«Мужчина, настоящий мужчина, не имеет права поддаваться разрушительной силе выпавшего на его долю горя».
Джон Стейнбек «К востоку от Эдема»
Глава 1
У помощника мэра Джейми Брюэра был загородный дом в Эллисвилле. Выяснилось это быстро: Брюэр тщеславен, кичлив и неосторожен. Сложнее оказалось дождаться, когда он бросит дела в Сиэтле, возьмет отпуск и приедет сюда, прихватив жену и троих детей-погодок. Волосы этих кудрявых, белокурых ангелочков светились ореолом вокруг голов, когда они играли на газоне под апрельским солнцем. Он смотрел на них и вспоминал, как пахла она. Он любил ловить дочь на бегу, заключать в крепкие объятия, и, пока она шутливо пыталась вырваться, он утыкался носом в ее макушку и вдыхал солнце с ее ярко-рыжих волос. Перед его последней командировкой в Ирак она сильно плакала, как будто уже тогда знала, что они расставались навсегда. Ее слезы промочили его форму на груди и въелись в кожу. Она пахла как девушка, в которую превратилась помимо его воли, – чрезмерно сладкой туалетной водой и шампунем. Но ее волосы все еще были рыжими, а глаза, полные злых слез и детского непонимания, блестели, как звезды. Она не хотела его отпускать.
Несколько дней он провел в предгорье, разбив опорный пункт вдали от туристических троп, но ежедневно спускался в долину и наблюдал за домом Брюэра. Он запоминал и фиксировал в блокноте все, что казалось важным. В семь тридцать утра Анджела Брюэр – жена Джейми – выходила к бассейну в махровом домашнем костюме с чашкой кофе и книгой в руках. Она садилась на шезлонг и долго читала. Это было ее время, она наслаждалась им. К девяти просыпались дети, няня выводила их к матери, и они завтракали. Джейми просыпался после двенадцати. Брюэр вел ночной образ жизни. В восемь вечера Джейми выходил на пробежку по Мун-Вэлли-роуд, возвращался в десять и работал почти до рассвета, сидя в гостиной с панорамными окнами. Пару раз он видел, что Анджела спускалась к нему и, судя по ее отрывистым жестам, они скандалили. Но ничего не менялось: Джейми спал до полудня, говорил по телефону во время обедов и ужинов, бегал и работал до тех пор, пока на улице не становилось светло.
Мужчина уже хотел отказаться от первоначального плана. Жена и дети Брюэра не должны были быть здесь. Он громко выругался и едва не разбил бинокль о камень, когда увидел, что из машины по очереди выпрыгивают мальчики, а следом, грациозно, как львица, с непроницаемым выражением лица, выходит Анджела Брюэр. Он понимал, что их присутствие в любом случае помешает ему, пока однажды утром Анджела Брюэр не посадила детей в машину и не уехала. Что между ними произошло? Что заставило ее уехать, не дождавшись даже его пробуждения? Может быть, она нашла волосы в сливном отверстии ванны? Среди них были рыжие? У Джейми были любовницы, о них часто писали таблоиды. Мужчина запомнил лица нескольких, он часто смотрел на вырезки из газет, приколотые к пробковой доске. Скорее всего он привозил девиц в этот дом, хотя принадлежал он родителям Анджелы. Что же она нашла? Волосы, вещь, переписки, фотографии? Или ничего? Что она узнала? Что заставило ее в спешке собрать вещи и прервать этот незапланированный отпуск, в который, он был уверен, их отправили принудительно – в городе прошло несколько митингов, люди требовали отставки мэра.
Вопросы душили его, оставаться в маленькой, тесной палатке он не мог. Мужчина сидел на мшистом камне, привалившись спиной к необъятному стволу дерева. Он почти не обращал внимания на пауков, проплывающих на тонких позолоченных солнцем нитях перед его лицом, на мошкару и москитов, пьющих его кровь. Это их сезон, ничего не сделаешь, он вторгся на их территорию. Он сидел под небом, прислушивался к шорохам – в вечернем лесу им не было числа, – погружал пальцы в мягкий, ароматный мох, срывал его и растирал в ладонях. Он вдыхал запах теплой сырой земли, чувствовал, как она дышала, как в холодный, вечерний воздух поднималась влага и оседала туманом на скалах.
Он скучал по ней каждую прожитую секунду после ее смерти. Эта тоска ощущалась сильнее, чем боль. Он даже не подозревал, что может быть так больно.
Может, она тоже была здесь? Бежала по этим скользким валунам, спасала свою жизнь. Она была нежным ребенком: его хрупкая, тонкая, наивная дурочка. Ее загнали, как лань, но он знал, что она боролась, видел это собственными глазами.
Может быть, она до сих пор здесь? Ее тело лежит под одним из этих деревьев: бледную веснушчатую кожу объели черви и жуки, волосы выросли с их последней встречи, но она здесь, она ждет, чтобы ее нашли. Он часто сталкивался с обезображенными телами на разных стадиях разложения: мужчины в солдатской форме, женщины, тощие дети. Их лопаты часами вгрызались в твердую, каменистую почву, иссушенную раскаленным солнцем, чтобы похоронить тела и отогнать падальщиков и голодных бродячих собак. Он запрещал себе думать о ней так. Его малышка не могла так пахнуть. Она пахла солнцем, даже когда стала пользоваться парфюмом.
У кривого и вздыбленного основания горы Си он ощущал ее близость. Словно это место помнило ее страх, слезы и крики, словно эта земля впитала ее кровь и спрятала от чужих глаз тело. Он чувствовал незримое присутствие дочери в деликатном шепоте птиц, в ласковых порывах ветра, в холодном дожде, в угрюмом молчании предгрозового неба. Ему никуда больше не хотелось. Он мог бы остаться здесь навечно. Рядом с ней.
Мужчина сверился с часами, было уже около семи вечера. Джейми Брюэр выйдет на пробежку через час. Спускаться со склона вечером – не самое быстрое дело, особенно теперь, когда у него стали болеть колени. Нужно идти сейчас.
Прихватив черный компактный рюкзак из палатки, он надел походные ботинки и вышел на пешеходную тропу. Посетителей в это время уже не было – никого на несколько миль вокруг. Негостеприимность горного маршрута позволила ему спустить себя с поводка, ослабить контроль и перестать видеть мир словно через оптический прицел. Ночью в предгорье всегда холоднее, чем на равнине. Лежа без сна в палатке, он слышал койотов и шорохи в молодой листве. Ночи усиливали сомнения. «Тебя учили быть убийцей, – думал он. – Так будь им». Профессиональным убийцей, героем, не охотником, выслеживающим жертву, как неандерталец, без четкого понимания, как именно следует убивать: перегрызть глотку зубами, размозжить череп камнем или задушить. «Ты хороший парень. И хороший солдат», – сказал полковник, когда его последняя командировка подошла к концу. Он тогда уже знал, что она пропала. Жена позвонила ему в истерике. Он надеялся найти дочь.
Прошлой ночью ему так и не удалось заснуть: он зажмуривался, и перед глазами мелькали лица и образы людей, которых он убил. Он видел заплаканное лицо жены. Его девочки были так похожи.
Когда ему приспичило отлить, он вышел из палатки и столкнулся с подросшим детенышем оленя, который уже мог твердо стоять на ногах, но еще не знал, что такое страх. Черные влажные глаза сияли холодным блеском, в них отражалась луна. Они застали друг друга врасплох. Мужчина потянулся к нему рукой. Вдруг показалось, что стоит ему коснуться пальцами жесткой рыжей шерсти на загривке, как спадет проклятие. И она явится перед ним первобытно нагая, одичавшая, но пахнущая солнцем и лесом, как зачарованная принцесса из детских сказок, из тех, что он читал ей перед сном. Под его тяжелым ботинком звонко хрустнула сухая ветка – олененок вздрогнул всем телом, прижал к голове уши и бросился в кусты. Она не вернется.
Он спустился в долину и лесом вышел к Мун-Вэлли-роуд, недалеко от места, где Джейми Брюэр разворачивался и бежал назад, к дому. Он надеялся, что мелкий дождь не заставит Брюэра передумать. Легкая паника длинными скользкими пальцами кралась по его груди к шее, чтобы схватить за горло и подчинить себе. В его плане оказалось слишком много слепых пятен: Анджела Брюэр, дети, погода. Воспользовавшись тем, что жена уехала, он мог притащить в дом любовницу. Или просто остаться дома. Может быть, Джейми сбегал от шума? Сам он никогда не был идеальным отцом, но ему нравилось, когда она шумела и ярко-рыжим вихрем носилась по дому, как и полагается ребенку.
Джейми Брюэр появился на дороге ровно в восемь тридцать. Света от фонарных столбов хватало, чтобы разглядеть, что его футболка пропиталась потом до середины груди, кудрявые волосы потемнели и слиплись от дождя, а дыхание рвалось из груди сизым паром и смешивалось с туманом.
– Заблудился? – с едва уловимой насмешкой спросил Джейми. Пробегая мимо, он замедлился.
– Нет, я как раз там, где должен быть.
Брюэр остановился, развернулся и подбежал ближе.
– У тебя проблемы?
– Беги. Я отпускаю тебя.
– Прошу прощения?
Первой мыслью было использовать винтовку. Когда по его вине погибал человек, в его руках всегда была «М-4». Это было привычно, он всегда знал, что делать. Но его девочке перерезали горло охотничьим ножом. Он вынул стальной клинок из набедренной кобуры и крепко сжал рукоять ладонью. Он был уверен в себе, потому что привык преодолевать препятствия и бегать по пересеченной местности. Сейчас он чувствовал в себе такую силу, что становилось страшно.
Джейми Брюэр поднял руки ладонями вверх.
– Тебе не нужны неприятности, парень. И мне тоже, – он снял наушники, часы и вытащил телефон из кармана. Джейми Брюэр всю свою жизнь бегал по протоптанным дорожкам.
– Беги, сучка, у тебя есть фора, – он столько времени думал о том, что почувствует, когда наконец произнесет эти слова. С тех пор, когда впервые услышал голос Брюэра на записи. Думал, что станет легче, если он увидит страх в глазах Джейми, но не стало.
Во взгляде Брюэра промелькнуло узнавание, он попятился. Эмоции на его лице сменяли одна другую. Было забавно за этим наблюдать.
Он сделал неуверенный шаг. Затем еще один. Когда Брюэр сорвался с места в своих новеньких белых кроссовках, он побежал следом за ним, развив с первой секунды какую-то нечеловеческую скорость.
Он нагнал его быстро. Джейми боролся. Но фальшивые мышцы Брюэра из спортзала, годные лишь для позирования в паршивых мужских журналах, были практически бесполезны против сухого стального сплава, что таился под его собственной кожей. Он зажал рот Брюэра ладонью и применил удушающий захват, заключив его шею в треугольнике руки.
Когда Джейми перестал сопротивляться и потерял сознание, он опустил его на землю, взял за запястья и оттащил от дороги.
Убивать его было просто, но он не сдох, пока не назвал все имена.
Глава 2
Грейс не могла вспомнить, как оказалась в его доме. Она была уверена, что пару секунд назад была совсем в другом месте, а затем перед ней из темноты выстроились блеклые стены чужой гостиной, стол из светлой древесины, покрытый полупрозрачной кружевной скатертью, посуда, еда в ней, бутылка вина, два бокала и лицо. Красивое лицо с жесткими чертами и непроницаемыми серо-голубыми глазами. Где-то на самом дне его взгляда таилось столько ненависти и боли, что становилось не по себе.
Ладони вспотели, Грейс вытерла их о джинсы и почувствовала, что ноги напряжены, словно она была готова сорваться с места в любую секунду. Это насторожило ее. Есть и пить не хотелось. Мясной рулет и клюквенный соус смотрелись великолепно в сервировочном блюде, но от вида и запаха мяса во рту собралась слюна с привкусом желчи, ее затошнило.
Калеб не разговаривал, он наклонился над столом и, почти не отрываясь от тарелки, поглощал мясо: отпиливал куски притупленным столовым ножом, обмакивал в красно-бордовый, как свернувшаяся венозная кровь, клюквенный соус, клал в рот и проглатывал, словно животное. Его тарелка напоминала место преступления. Иногда он подолгу смотрел на нее, криво улыбался, обнажая верхний ряд зубов и десен, перепачканных соусом.
Грейс улыбаться не хотелось. Ей хотелось сбежать. И никогда больше не чувствовать на себе его взгляд.
Чтобы перебить сладко-горький вкус на языке, Грейс сделала глоток вина, но оно оказалось теплым и безвкусным.
– У тебя есть лед? – Она не узнала свой голос: он звучал тише, чем часы, с дергающейся секундной стрелкой и поплывшими, текучими цифрами.
– Посмотри в морозилке. – Подкрашенная розовым, пузырящаяся слюна потекла по его подбородку.
Сглотнув, Грейс отодвинулась от стола – стул скрипнул по кафельному полу тонкими металлическими ножками – и встала. «Проснись», – думала она, все еще не уверенная в том, что спит.
Коридор казался бесконечным. Она шла по нему, держась за стены, слыша собственные шаги, но он все не кончался. Зелено-желтый свет, проникавший в дверной проем из кухни, казался спасением, но она не могла выйти к нему, блуждая по темному коридору, как по лабиринту. На стенах висели фотографии женщин, которых она знала, но не могла вспомнить откуда. У всех этих женщин были светлые волосы и ярко-голубые глаза, которые следили за каждым ее шагом.
Добравшись до кухни, Грейс привалилась к холодильнику и задышала, как после длительного бега. Серебристый фасад приятно холодил взмокшую кожу. «Зачем я здесь?» – в мыслях звучал вопрос, Грейс отчаянно пыталась вспомнить, для чего пришла сюда. Она умоляла себя сосредоточиться. Грейс уже была здесь раньше: хрипящие рации, собачий лай, мужские голоса. Был день, в окно хлестал дождь, кто-то открыл морозильную камеру и среди полуфабрикатов и упаковок с готовым тестом увидел это.
Лед. Ей нужен был лед. Кажется, она хотела выпить вина. Но с кем? Грейс обернулась, когда по телу прошел озноб, словно от чужого присутствия, но на кухне кроме нее никого не оказалось.
Схватившись за ручку морозильной камеры так сильно, что побелели костяшки пальцев, Грейс дернула ее на себя и стала на ощупь искать лед. Ей попадались коробки с замороженной готовой едой, мороженое, что-то еще, чего она не могла разобрать в тусклом освещении, пока пальцы не наткнулись на нечто округлое, нечто, что раньше было теплым и мягким. Грейс отшатнулась назад, она бы упала, если бы чьи-то руки не подхватили ее.
– Ну, что ты, милая? – Калеб захлопнул дверцу, развернул Грейс к себе, обхватил ладонью за шею и прижал к холодильнику. – Нашла что-то интересное?
Калеб провел пальцами по ее телу от подбородка до промежности. В долгом, тягучем, как мед, прикосновении она чувствовала широкое лезвие наточенного ножа.
– Пожалуйста, – прошептала она, не вполне понимая, чего просит.
Тело больше не принадлежало ей, внутри себя в вакуумной, мертвой пустоте она металась, как неуклюжий ночной мотылек, опаляя крылья о неподвижную внешнюю оболочку.
Калеб расстегнул на ней джинсы и спустил до колен.
– Пожалуйста, – сорвалась просьба с холодных, онемевших губ.
– Пожалуйста, возьми меня? – Он улыбнулся и провел лезвием ножа над резинкой трусов, а затем вонзил его острием в тело и провернул.
Грейс ничего не почувствовала. Она упала на колени и отползла в сторону, где ее стошнило желчью. Она услышала, как звенит пряжка на его ремне, почувствовала липкую, холодную кровь, стекающую по бедрам. От закрытого холодильника несло тлением.
Калеб подошел к ней, схватил за волосы и резко дернул вверх. Грейс повисла на его руке, закричала.
И проснулась с горлом, забитым собственным криком, и ноющей болью внизу живота. Грейс села в постели и, не успев отойти ото сна, по слабости в ногах сразу все поняла: месячные.
После ареста Калеба[1] она не могла дождаться их наступления. Она все еще не могла простить себе эту слабость, притупившую инстинкт охотника. Острое одиночество, вынудившее Келлер впустить в свою постель убийцу.
В первые недели задержки она с легкой тревогой заглядывала в календарь и хмурилась: сбоев не было с подросткового возраста, по ее циклу можно было настраивать часы. Когда спустя еще несколько недель месячные так и не пришли, ее беспокойство возросло. Грейс пыталась договориться с собой – это стресс, мы использовали презерватив, этого не может быть. Ей не хватило духу купить тест на беременность. Кроме Джеймса и доктора Лоуренса никто не знал, что она сделала. И, пожалуй, Мэдди, но она была мертва уже почти шесть месяцев. Во время допросов Калеб не упоминал об их связи, за что, пусть и с допущением, она была ему благодарна. Но он смотрел на нее так… «Я знаю твою тайну. Знаю о тебе то, что может тебя уничтожить». Грейс не могла поговорить об этом с матерью или с сестрой, хотя привыкла обсуждать с ними все. «Если так, – думала она, – я могу сказать им, что встречалась кое с кем. И так вышло». Но знала, что этого никогда не будет. Она знала, что не избавится от чудовища Калеба Сент-Джозефа, если оно присосалось к ее внутренностям своими мерзкими, скользкими щупальцами.
Гнетущие мысли превратили ее в напряженную, нервную суку. Грейс отстранилась от близких, грубила коллегам, молчала, когда ей хотелось кричать и истерить, натянуто улыбалась, когда хотелось разрыдаться. Она ходила с прямой спиной, боясь, что если позволит себе на секунду расслабиться, то сразу сломается. Ее успокаивало только то, что живот оставался плоским.
Но этого хватило ненадолго: спустя еще месяц Грейс (не без помощи доктора Лоуренса) нашла в себе силы записаться в клинику и пройти обследование. Она надеялась, что ее отпустит, когда придут результаты анализов, но этого не произошло. Когда после затяжного отсутствия наконец пошли месячные, она радовалась, как никогда в жизни. Сейчас же они снова стали просто рутиной, неважным самочувствием и желанием остаться дома, в постели.
Грейс уже видела сны с участием Калеба и ненавидела себя за ту жалкую беспомощность, с которой сталкивалась в подсознании. После ареста криминалисты осмотрели его дом и обнаружили в морозильной камере отрезанные женские груди, в том числе и молочную железу Конни Чапман, его матери, а позже он рассказал, что пытался употреблять их в пищу, но, когда ничего не вышло, решил хранить без четкой цели. Грейс не помнила себя в тот день, когда услышала это. Она не понимала, как ей удалось высидеть весь допрос, который проводил лейтенант МакКуин, и добраться до дома живой, но в памяти остался вечер: задыхаясь, Грейс вернулась домой, сорвала с себя одежду, забилась в угол душевой и несколько часов, как ей казалось, сидела на полу под льющейся откуда-то сверху горячей водой, до тех пор, пока ее кожа не покраснела и не стала напоминать сморщившуюся оболочку утопленника.
Уже на парковке перед департаментом полиции со стороны девятой авеню Грейс поняла, что что-то не так. Она приехала задолго до начала рабочего дня, но места, чтобы оставить машину, уже не было. Припарковав «Челленджер» возле городской библиотеки, Грейс взяла сумку с заднего сиденья и вышла из машины. Она шла сквозь нестройные ряды патрульных машин, пикапов дорожной полиции и огромных джипов, принадлежащих управлению шерифа. Было слишком людно: Грейс смотрела по сторонам и не могла сосредоточиться хоть на ком-то. Ей не хватало Джеймса. Она постоянно, с точностью до секунды, прокручивала в голове тот вечер, когда он поцеловал ее из отчаяния и растерянности. После внутреннего разбирательства, во время которого Келлер и Нортвуду запретили видеться, она уехала к родителям на пару недель, а когда вернулась, поняла, что все это время его здесь не было: сменная рубашка в шкафу, пыль на столе, след от кофе и открытый ноутбук весь в самоклеящихся разноцветных бумажках. Они не виделись, лишь пару раз созванивались с долгими неловкими паузами или переписывались. Джеймс не уволился из управления, но был близок к этому. МакКуин не хотел его отпускать, и Грейс была благодарна за это лейтенанту.
Детектив Келлер поднималась по лестнице на заднем дворе, когда из дверей вылетел запыхавшийся лейтенант МакКуин. Она никогда раньше не видела Майкла таким растерянным, напуганным и решительным. Его взгляд метался из стороны в сторону, пока он не ухватился за ее плечи и буквально втолкнул в раздвижные двери.
– Хорошо, что ты здесь, Грейс. Утром рейнджер позвонил в диспетчерскую. Он нашел тело мужчины в лесу возле Эллисвилла.
– И в чем дело? – Ноги у Грейс сделались неподъемными, она едва их переставляла. И, если бы не лейтенант МакКуин, аккуратно, но настойчиво подталкивающий ее в спину, Грейс остановилась бы посреди коридора, окруженная незнакомыми людьми, их громкими голосами и недоверчивыми взглядами. – Разве этим не должны заниматься люди шерифа или полиция Эллисвилла?
– Ты не понимаешь, Келлер. Убит помощник мэра Джейми Брюэр. И не просто убит. Офицеры, прибывшие на место, передали по рации, что там какой-то ад. Шеф поручил мне лично курировать дело. И я хочу, чтобы им занялась ты.
– Рейнджера уже допросили? Есть что-то, что я должна знать?
– Допросили, но пользы от этого мало. Я передам тебе документы, подписанные шефом, чтобы не возникло грызни с местными копами. Ты поедешь туда сразу после. – Войдя в свой кабинет, МакКуин не придержал для нее дверь. – И, да. – Он поднял взгляд от стола, застыв со стопкой документов в руках. – Подумай, кого возьмешь в команду. И, ради всего святого, оторви задницу Джеймса от дивана и заставь его работать.
Глава 3
На дорогу до Эллисвилла ушло немногим больше часа. Грейс могла бы добраться быстрее, но простояла двадцать минут на выезде – перед Пасхой все словно обезумели в желании выбраться из города на выходные. Она двигалась по I-90, стараясь не превышать скорость: ей был не нужен патрульный на хвосте и проблемы с дорожной полицией. Грейс ехала мимо Фолл-Сити, мимо фермы, где нашли Кэтрин Донован, мимо водопадов-близнецов, мимо призраков убитых женщин, оставленных Калебом на шоссе вместо путевых флажков. Дорога слева и справа от нее тонула в изумрудной зелени. Скрюченная молодая листва перемежалась темно-зеленой, почти синей хвоей. Холмы и далекие туманные горы покрылись бархатом: на травянистом полотне ярко вспыхивали полевые цветы: красные, лиловые, белые. Когда она была здесь в прошлый раз, все вокруг казалось мертвым: и лес, окрашенный в осенние цвета, и темная мокрая земля, и тяжелое свинцовое небо.
Несколько дней назад в полицию Сиэтла обратилась жена помощника мэра Анджела Брюэр. Она сообщила, что ее муж Джейми не выходил на связь уже больше суток. Она приехала в их загородный дом в Эллисвилле и нашла его таким, словно Джеймс отлучился на пробежку и не вернулся: всюду был включен свет, из колонок играла музыка, на столе стояла чашка с остывшим кофе. Все его вещи оставались на месте. Машина стояла на насыпи из колотого мрамора во дворе. Анджела сообщила, что ее муж любил бегать по вечерам. Пару раз она выбиралась на пробежку с ним. В основном он бегал по Мун-Вэлли-роуд в сторону Эрнис-гроув, поэтому спасательные службы немедленно развернули поиски в этом районе, подключив рейнджеров и шерифа округа Кинг. Джейми Брюэра нашли сегодня утром, перед рассветом. Он был мертв уже несколько дней. На месте преступления работали криминалисты и судмедэксперт. Грейс надеялась увидеть доктора Хэмптона, с ним было комфортно работать.
Грейс знала помощника мэра. Они виделись пару раз. Первый, когда он вручал грант матери Эвана – напарника Грейс – после его похорон. Второй, когда он приезжал в управление осенью. После встречи с ним Майкл МакКуин сплюнул себе под ноги и назвал Джейми «ублюдком»: на просьбу МакКуина помочь им привлечь больше сил для поимки Калеба и обезопасить женщин из группы риска Брюэр отказал.
Заметив блокпост издалека, Грейс сбросила скорость и припарковалась на обочине рядом с фургоном криминалистической лаборатории. Перед выездом она написала Джеймсу, но он не ответил. Без напарника она чувствовала себя уязвимой, неполноценной, оставленной. Ей не хватало Джеймса каждую секунду. После ареста Калеба у нее было немного работы. Она разбиралась с документами, отчетами, посещала судебные заседания, внимательно следила за процессом и тряслась, словно в лихорадке, каждый раз, когда ловила на себе его взгляд. Давая показания, она ждала, что в какой-то момент он прервет ее и скажет: «Не забудь рассказать о главном, милая, расскажи им, как стонала подо мной». Он этого не сделал. Он смотрел на нее и улыбался, ему было достаточно того, что они оба знают, что этим знанием он держит ее за горло. Иногда ей хотелось расплакаться, иногда – признаться во всем. Ее показания звучали неуверенно, повезло, что на стороне обвинения выступала Хелена Хейс, а у Калеба был паршивый государственный защитник. После завершения дела Хейс получила должность прокурора, Грейс могла бы получить сержанта, если бы не повела себя как идиотка, положившись на чувства там, где нужен был трезвый ум.
За это время у нее было несколько бытовых убийств, которые повысили раскрываемость в отделе, но ничего серьезного. И все же ей не хватало Джеймса. Она боялась признаться себе, что скучала.
Люди шерифа, оцепившие территорию, показали ей, куда идти, тропа, помеченная желтыми пронумерованными табличками, уходила в лес, к подножию Маунт-Тенрифф. Иногда, глядя на них, она ничего не видела, но иногда на жесткой старой коре появлялись бурые мазки, а на низкорослом кустарнике тяжелые красные капли.
То, что Грейс увидела на месте преступления, заставило ее попятиться и задержать дыхание. «Не смотри, – сказала бы она себе, если бы была кем-то другим. – Не смотри, дурочка, если не хочешь, чтобы он являлся к тебе ночным кошмаром, от которого не отделаться». Но она была вынуждена смотреть.
Джейми Брюэр лежал на боку с перерезанным горлом и вспоротым животом. Он смотрел в никуда выбеленными мертвыми глазами, его губы ссохлись и открытый рот напоминал широкую улыбку или оскал, но она сразу его узнала. Кишки вывалились из живота, они лежали рядом с ним на земле, как клубок буро-лиловых змей. Можно было подумать, что его задрал дикий зверь, если бы не тонкий порез от уха до уха на горле и вязкая, как желе, кровь прямо под ним. Джейми был одет в спортивные лосины и шорты. Футболка собралась складками на груди, кроссовки слетели с ног где-то в другом месте, вероятно, пока тот, кто сделал это, тащил Брюэра от дороги.
– Койоты уже добрались до него, когда его нашли рейнджеры.
Один из криминалистов протянул ей маску.
Запах стоял невыносимый – животные повредили внутренности. Грейс с радостью надела маску и защитный костюм. Криминалист показался ей смутно знакомым, кажется, его звали Арчи.
– Спасибо, – застегивая костюм и убирая волосы под капюшон, сказала она.
Судмедэксперт, сидевший перед телом на коленях, обернулся на их голоса и сдвинул маску на подбородок. Грейс мгновенно его узнала, выдохнула с облегчением и подошла ближе. С доктором Хэмптоном они уже работали над делом Калеба Сент-Джозефа.
– Здравствуй, Скотт.
– Привет, Келлер.
– Ты давно здесь? Какого черта здесь происходит? Что это?
– Приехал минут за двадцать до тебя. Пытаюсь выяснить. Джейми Брюэр, мужчина, сорок три года. Мертв уже по крайней мере шестьдесят часов: трупное окоченение почти разрешилось. Причина смерти – резаная рана шеи глубиной около трех сантиметров. – Хэмптон говорил уверенно. Его голос всегда действовал на Грейс успокаивающе.
Новая ассистентка Хэмптона, едва окончившая медицинский, собирала улики с тела и упаковывала их в герметичные контейнеры. Когда она схватила длинным металлическим пинцетом жирную извивающуюся личинку мясной мухи, Грейс затошнило, но она сдержалась.
– Что еще?
– На теле многочисленные гематомы и ссадины, вероятно, полученные в борьбе перед смертью. Сначала я решил, что брюшину разорвали падальщики, но ошибся. Это сделал человек. Ножом. Вероятно, тем же, которым перерезал горло, – края у ран очень похожи.
Скотт натянул маску обратно. Он говорил, что уже давно перестал воспринимать запах разложения, но это, похоже, было слишком даже для него.
– Изнасилован? – Грейс заметила, что шорты и лосины у Джейми были приспущены, был виден паховый треугольник и ягодицы.
– Нет. Уверен, что нет. Никаких следов изнасилования я не нашел.
Грейс наклонилась и нахмурилась, пытаясь запомнить детали. Между ее бровей пролегла тонкая морщинка. Судя по почерку, убийцей был мужчина. Женщины расправляются с жертвами иначе. Мужчина в хорошей физической форме, чтобы справиться с Джейми Брюэром. Грейс пыталась вспомнить все лекции по профайлингу и криминалистике, которые она посещала в университетах и в ФБР как свободный слушатель, но вспоминала только слова профайлера Генри Уайтхолла, его голосом теперь говорили все профессора в ее голове и улыбались его губами.
На Джейми напали на дороге и оттащили в лесополосу, ему перерезали горло и выпотрошили, как рыбу. В голове возник образ: Грейс держит в руках нож с широким лезвием, перед ней на деревянной доске лежит форель, она пахнет речным илом, ее чешуя поблескивает серебром и золотом, нож вонзается ей в скользкое брюхо, Грейс сглотнула, стараясь прогнать воспоминание. Золотые «Ролекс» сидели на запястье, через ткань шорт проступало очертание телефона, вероятно, давно разряженного, иначе его бы нашли раньше по сигналу, до того как личинки устроили пир в брюшине. Его не ограбили. Убийца скорее всего был знаком с ним или его нанял кто-то из окружения Брюэра. Грейс лихорадочно перебирала в голове варианты. Бизнес-партнер? Кто-то из мэрии, метивший на его место? Любовница? Жена? Жена могла узнать об очередной любовнице и нанять кого-то. Это было очень вероятно, о похождениях Брюэра много писали в прессе, но Грейс чувствовала, что все намного глубже. И ей придется постараться, чтобы отыскать ответы на вопросы. Одной, если Джеймса не удастся вызволить из той тюрьмы, в которую он сам себя заточил после смерти Мэдди. МакКуин поручил ей собрать команду, но ей не хотелось обсуждать это ни с кем, кроме Нортвуда.
Джейми Брюэр яростно поддерживал тело в форме, он был одним из тех молодящихся мужчин неопределенного возраста, вечных подростков с сединой на висках, с витаминным шотом в одной руке и с бутылкой виски в другой. Она вспомнила, что он позировал для какого-то мужского журнала, его скалящееся в улыбке лицо смотрело на нее с витрин газетных киосков. Что-то было не так с его зубами. Взглянув на его рот сейчас, Грейс поняла, что именно: от переднего резца откололся кусок бело-голубого керамического винира и под ним проступил обточенный зуб цвета слоновой кости. Возможно, с естественным цветом зубов его улыбка не выглядела бы настолько хищной и отталкивающей.
Криминалисты продолжали тщательно исследовать место преступления, а Грейс все смотрела на его рот, на когда-то полные розовые губы. Между плотно сжатых челюстей Грейс заметила кое-что: крошечный поблескивающий уголок, словно заламинированный документ или фотография.
– Что это? – Грейс указала пальцем на его сжатые зубы.
– Сейчас проверим. – Доктор Хэмптон не без усилий разжал его челюсти, несмотря на то что трупное окоченение спало, достал изо рта сложенный вдвое полароидный снимок и аккуратно его развернул.
Скотт жестом подозвал криминалиста с камерой, и тот сделал несколько фотографий.
– И что это должно значить?
Грейс нахмурилась. Защитные пластиковые очки запотели от ее дыхания, и ей пришлось их снять. Запах уже не ел глаза, она постепенно к нему привыкла. Небо над ними затянуло серостью, оно отяжелело и откуда-то издалека пригрозило раскатом грома и обещанием скорого ливня. Воздух стоял. Грейс взмокла под непроницаемым костюмом, капелька пота медленно заскользила по ее спине вдоль позвоночника. Она рассматривала снимок, зажатый между пальцев доктора Хэмптона, и не могла понять, для чего его сделали и поместили жертве в рот. На нем она видела ту же картину, что сейчас была перед глазами. Фотография сделана ночью в свете фонаря, Джейми Брюэр на ней выглядел лучше, чем сейчас, кровь блестела на его коже и на траве темно-красным, а не буро-коричневым, он поджал пухлые, как у ребенка, губы, словно был в смертельной обиде на кого-то. Вокруг – ни души, но в остальном на снимке не было ничего интересного, ничего, что могло бы привлечь ее внимание.
– Эмма. – Хэмптон протянул фотографию ассистентке. Она положила снимок в прозрачный пластиковый бокс. – Ладно, парни. – Подозвав ординаторов, Скотт поднялся на ноги. – Пакуйте его.
– Но как? – спросил один из них, такой же безликий, как все остальные из-за белого защитного костюма.
– То, что отделилось от тела, сложите в отдельный контейнер. В остальном как обычно. – Доктор Хэмптон держал себя в руках, но по его взгляду Грейс стало ясно, что он раздражен. – Никто из моих старых ординаторов не стал продолжать практику после Калеба. Они наелись убийствами до смерти. От новых никакого толка. Эмма подает надежды, но я еще сомневаюсь насчет нее, – убирая инструменты в чемодан, тихо говорил Скотт, так, чтобы слышала только Грейс. Он снял перчатки и выбросил их в пластиковый пакет.
– Она вроде бы чувствует себя на своем месте. – Грейс отошла с ним от тела Джейми Брюэра, расстегнула молнию на костюме и наконец задышала.
– Посмотрим. – Хэмптон пожал плечами и посмотрел на Грейс: – Тебе нужно разобраться с этим, Грейс. И хорошо бы побыстрее. Ты знаешь, что на тебя будут давить гораздо сильнее, чем в прошлый раз.
Без защитных очков его взгляд прожег в ней дыру, но не огнем, а холодом, серо-голубым, почти прозрачным. От ощущения, что он видит ее изнутри, видит что-то, спрятанное под белой рубашкой, бельем, слоем кожи и мышц, у нее мелко затряслись руки. Ноги, ищущие опору на скользкой молодой траве, вдруг ослабели. Но Скотт всего лишь человек. Человек, который знал ее в разных состояниях: разбитой, сильной, встревоженной, выхолощенной. Он не мог разглядеть то, что она прятала даже от своего психотерапевта.
– Где он? – Скотт остановился перед оградительной лентой, натянутой вдоль дороги, и сжал ее предплечье. – Где Джеймс?
– Не надо, Скотт. – Грейс сглотнула, опустила подбородок и покачала головой. – Не надо… Когда ты сможешь предоставить отчет?
– Сегодня, в течение дня.
– Скажи фотографу, чтобы выслал мне снимки как можно скорее. И сообщи, когда тело будет готово к опознанию.
– Это Джейми Брюэр, можешь мне верить.
– Я тебе верю, Скотт. – Грейс устало улыбнулась и коснулась его плеча. – Но его жена, вероятно, нет.
Фотографии тела Брюэра пришли на почту, когда Грейс сидела за компьютером в кабинете, заканчивая предварительный отчет для лейтенанта МакКуина. Майкл уже дважды напоминал, что ей стоит ускориться. Первое, что она сделала, вернувшись в участок, – собрала команду. Грейс привлекла к работе несколько офицеров, едва приступивших к работе в отделе убийств для мелких поручений; Нейта Портмана, потому что ей нравилось, как он работал и как ловил каждое слово. Поднялась на этаж выше, в отдел по связям с общественностью, и попросила Ханну Салим поддержать ее во время общения с прессой. Затем она выбрала детектива Нелл Хоппер из оперативного отдела, из-за настойчивой рекомендации лейтенанта Реймонд. Договорилась с диспетчерской, что она в первую очередь должна получать все сообщения о насильственных смертях мужчин в округе Кинг, и только после этого села писать отчет, который мало ее волновал.
Грейс беспокоил пустой стол Нортвуда. После смерти Эвана он казался ей проклятым. Иногда она поглядывала на крутящийся стул, на вещи, оставленные Джеймсом в кабинете, и терялась. Что она ему скажет? Что почувствует, когда переступит порог их с Мэдди дома и не услышит ее заливистый смех, легкий цветочный запах ее парфюма?
Грейс как-то слишком скоро обнаружила, что ярко-алая, сочащаяся кровью нить жизни Джеймса настолько плотно вплелась в полотно ее незыблемой повседневности, что выдернуть ее безболезненно уже не получится. Разве что с приличным куском самой себя.
«Несколько месяцев, – в странном замешательстве подумала она. – Всего несколько месяцев, и я влипла. Влипла до абсолютной неспособности представить себе, что случится, если он не вернется». Грейс вдруг подумала о своей жизни. Не о той, которой она довольствовалась еще в конце прошлого лета, оплакивая Эвана. О жизни после того, как с ней случился Джеймс. Вечный круговорот бестолковых событий: утро, доктор Лоуренс, участок, работа на автопилоте, лица коллег, полные отвратительного сочувствия, глаза Калеба и то, что он знает, безвкусная еда и бесконечные зимние дожди стеной, изредка звонки родителей. И пугающие яркие кошмары по ночам. Они стали сниться ей после ареста Калеба, когда ее подсознание приняло то, кем он был на самом деле. Ночь в пустой квартире и затем снова утро, и снова участок, и короткая цепь, на которую она добровольно себя посадила, чтобы передвигаться в пределах хорошо изученной территории, – ни шагу в сторону и никаких попыток стащить с себя ненавистный строгий ошейник. И все это без Джеймса, не в одиночестве, нет. Просто без него.
«Несколько месяцев и его чертов поцелуй ночью на парковке, – подумала она. – Мысли о Калебе и призрак Мэдди, блуждающий где-то посреди этого ужаса».
Грейс не знала, как его вернуть, но она должна была попытаться.
Глава 4
Грейс припарковалась на противоположной стороне улицы от дома Джеймса и, выходя из машины, прихватила папку с отчетом и фотографиями с пассажирского сиденья.
Теплый безветренный вечер стелился молочным туманом на зеленые кроны деревьев. В промежутках между низкими заборами пряталось солнце, его золотисто-розовые лучи скользили по траве. В воздухе пахло цветущим жасмином, лимонным миртом, тимьяном и морской солью с залива. Звук ее шагов эхом отскакивал от асфальта и смешивался с тонким пением птиц. Шуршал гравий на подъездной дорожке, когда она шла к воротам.
Дом, показавшийся ей ухоженным и уютным, теперь выглядел заброшенным. Газон зарос и пожелтел, прошлогодние опавшие листья сбились в буро-коричневые кучи по углам участка. Гриль, оплетенный паутиной, покрылся толстым слоем пыли. Цветы в кадках высохли. Дверь гаража была открыта, внутри стояла машина Джеймса со следами грязи на кузове. На крыльце кто-то в порыве ярости перевернул стеклянный стол и кресла из ротанга: осколки хрустели под подошвами ботинок Грейс, когда она поднималась.
Возле двери Грейс поправила волосы и разгладила складки на рубашке. Она глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться – сердце гулко билось у нее на языке и в ушах, – и постучала.
Когда на третий раз никто не открыл, Грейс на пробу сжала дверную ручку и провернула ее. Внизу живота потяжелело, ее бросило в дрожь – незапертый замок мог значить что угодно. Внутри Грейс крадучись прошлась по коридору. Он казался таким же бесконечным, как и тот, что она видела во сне. Никто не убирал в доме с похорон, когда Грейс достала швабру и ведро из гаража и вымыла полы после многочисленных гостей, которые приехали попрощаться с Мэдди.
– Джей? – Собственный голос в пустоте чужого дома показался чем-то инородным, словно ее не должно быть здесь. Звать напарника по имени еще раз она не осмелилась.
Она нашла его спящим на диване в гостиной в окружении пустых бутылок из-под виски и бурбона. Джеймс лежал на боку, спиной к ней. Его лица она не видела, но видела, что он прижимал к себе что-то, сильно напоминающее худи, в котором Мэдисон ходила по дому. Грейс знала, Джеймс не хотел бы, чтобы она нашла его таким. Ей захотелось убраться из этого дома, выйти за дверь и никогда больше не возвращаться. Но она осталась.
Сначала Грейс открыла шторы – пыль, слетевшая с них, заплясала в узкой полоске солнечного света. Затем выключила телевизор, работающий без звука, и положила пульт в металлическую корзину, как это всегда делала Мэдди. Она подошла ближе к Джеймсу и тронула его за плечо.
– Джей…
Он мгновенно развернулся, словно не спал все это время, а только делал вид, лежал и прислушивался, схватил ее за запястье и прижал к себе. Второй рукой Джеймс потянулся к ее шее.
– Грейс? – Он замер в движении и непонимающе посмотрел на нее сощуренными воспаленными глазами.
Выглядел Джеймс неважно: он похудел, лицо осунулось и заросло, всклокоченные после сна отросшие волосы торчали в разные стороны, под впалыми глазами лежали темные тени.
– Что ты здесь делаешь? – Джеймс отпустил ее руку и сел, спустив ноги на пол.
Грейс растерла онемевшее запястье. На глазах выступили слезы, ей не хотелось думать, что могло случиться, схвати он ее за шею. Ей стало тошно. Сердце билось в реберную клетку. От ледяной волны, прокатившейся по позвоночнику, Грейс передернуло.
– Дверь была открыта, – невпопад ответила Грейс, на ощупь нашла выключатель, и гостиную затопил рассеянный теплый свет.
Прошлась по комнате, включила еще два настенных бра. Стало светлее.
Грейс принесла с кухни мусорное ведро и стала собирать в него бутылки. Она умела скрывать свои чувства за маской настороженной отстраненности, ему незачем было видеть, как она напугана тем, что увидела. Мусор вокруг, переполненная пепельница и его заросшее лицо не сильно ее смущали. Но взгляд… Внутри его глаз, где-то за ярко-голубой радужкой, Грейс видела разрушающую бурю, сметавшую все на своем пути. Но Джеймсу незачем этого знать.
Его боль, казалось, стерла между ними последние условности. Стало проще и сложнее одновременно. Джеймс стал еще ближе, еще значимее – это пугало. Стремительно рушились ее границы, впуская Джеймса внутрь. И где-то на уровне подсознания Грейс понимала, что сдать назад или притормозить не получится. Если она сделает еще хотя бы полшага навстречу, Джеймс сломается.
– Да, дверь была открыта. – Джеймс кивнул и потер заспанное помятое лицо ладонями. – Но что ты здесь делаешь? – Он взглянул на нее снизу вверх, и в этот момент ей показалось, что сломается она.
– Долго ты собираешься ее оплакивать?
– Это не твое дело, Грейс. Уходи.
– Можешь грубить мне, хватать меня за руки. Делай что хочешь, но я не уйду.
Когда погиб Эван люди пичкали ее бессмыслицей: скоро станет легче, со временем боль уже не будет такой сильной, он бы не хотел, чтобы ты страдала, не хотел бы, чтобы ты оплакивала его так долго, чтобы рушила свою жизнь. Теперь настала ее очередь говорить это Джеймсу. Но она не стала.
– Чего ты хочешь?
– Я… – Грейс поставила наполненное ведро на пол и открыла окно – от запаха алкоголя и сигарет ее замутило. – Хочу поговорить. Хочу, чтобы ты вернулся. Потому что я не справлюсь без тебя. Но для начала я хочу, чтобы ты сходил в душ и переоделся. Ты воняешь.
Джеймс рассмеялся и откинулся на спинку дивана, но не стал возражать. Она слышала его шаги по лестнице, а потом на втором этаже хлопнула дверь в ванную и полилась вода.
Оставшись одна, Грейс не чувствовала настоящего уединения. Каждая вещь в доме была пропитана Мэдди. Она боялась, что не найдет здесь ее незримого присутствия и это будет самым весомым подтверждением ее смерти. Но она была здесь. Казалось, она вот-вот выйдет из кухни и скажет что-то вроде: «Цыпленок почти готов». Она была пустой припыленной консолью в коридоре и мелкими безделушками, которые Джеймс смахнул на пол, отрицая ее смерть. В потускневших и пыльных шторах, в картинах на стенах. Сейчас их кукольный домик, обставленный с щепетильностью и любовью, был памятью Мэдди и отражением Джеймса. Их дом – его реальность, ее место в мире живых, где Грейс ощущала себя чужой, инородной. Выдранная с корнем из собственной жизни убийством Джейми Брюэра, Грейс осознавала, что, когда она выйдет за двери этого дома, то будет знать Джеймса немного лучше, вне зависимости от того, что он ей ответит.
Джеймс вернулся в гостиную в старой футболке с надписью Soundgarden. Грейс точно знала, что на задней ее стороне расписание их тура по Америке в 2012 году, потому что у нее была такая же. Может быть даже, они были на одном стадионе, ей не хотелось спрашивать. С волос Джеймса капала вода, в футболке и в пижамных штанах стала еще заметнее его непривычная худоба и сухие мышцы.
– О чем ты хотела поговорить?
– Ты не думал вернуться?
– Куда вернуться? – Джеймс закурил и сел на диван рядом с ней, касаясь ее своим бедром.
– Джеймс.
– Я не… Вернуться, чтобы что?
– Вернуться к работе. Найти что-то, что заткнет дыру в груди. Не знаю. Ты упиваешься своей болью, но прошу тебя, перестань себя жалеть. Потому что… Однажды ты проснешься вот так. Посреди гостиной, заставленной пустыми бутылками, и поймешь, что уже поздно, что кроме боли у тебя ничего не осталось.
– А может быть, я этого и хочу. Ты не думала?
– Я тебе не верю, Джей.
– Тебе придется. Потому что в следующий раз, когда я приеду в управление, я напишу заявление об увольнении.
– И чем хочешь заняться? – Грейс скрестила руки под грудью и сжала челюсти. Она уже почти пожалела, что приехала.
– Не знаю.
– Будешь работать охранником в супермаркете? Или упьешься до смерти?
– Я не знаю! – Джеймс развернулся к ней, Грейс вздрогнула – ей показалось, что он сейчас ее ударит. Или задушит. В этот момент он не был похож на человека. – Уходи, Грейс.
– Хорошо. – Тон был холоден и стоил Грейс огромных усилий. Она закусила губу и невидящим взглядом уставилась перед собой.
Ей хотелось кричать и колотить Джеймса по груди. Позволить себе истерику. Эван погиб, и она обещала себе, что не станет привязываться к новому напарнику, но Джеймс… Вокруг нее внезапно не оказалось людей, которые были бы ближе. Словно те, кто стоял за ее спиной, растворились как дым его сигареты где-то под потолком гостиной, стоило ей обернуться. Сначала она оставила позади родителей и Холли – сестра была вечно загружена учебой, а Грейс работой, они почти не пересекались в последнее время. Всех своих школьных подруг Грейс тоже оставила в Спокане с их мужьями и многочисленными детьми. Затем ушел Эван. Она сама отдалилась от Ханны и коллег. Мэдди тоже ушла, ее смерть стала ударом для Грейс: она как будто вот-вот должна была обрести что-то очень важное, чего ей всегда не хватало. Она предвкушала, каково это, иметь подругу, с которой можно пройтись по магазинам, сходить в бар, где не будет ни одного полицейского, кроме нее, посмотреть фильм из тех, что принято осуждать из-за сентиментальности и глупости главной героини. И Джеймс. Теперь он ускользал из ее рук. Грейс еще чувствовала напарника рядом, но его силуэт становился все более размытым и смазанным. Она знала, что в конце исчезнет и он.