Антикварная лавка утерянных судеб. Что если у тебя появится шанс прожить жизнь заново?
© Савицкий А., текст, 2025
© Бортник В.О., обложка, 2025
© Грушина Д.Д., иллюстрации в блоке, 2025
© Оформление ООО «Издательство «Эксмо», 2025
Увертюра
Увертюра
Диплом был размером с ладонь, пах типографией и почему-то старым книжным шкафом. Сразу после вручения парень закинул его в рюкзак и отправился на железнодорожную станцию. Выпускной отметят и без него, а его праздник уже заждался на перроне хорошенькой девушкой в джинсовых шортах.
– Опаздываешь, – улыбнулась она.
Дневная электричка оказалась приятно пустой, и даже горячие от солнца сидения и духота в вагонах если и раздражали, то совсем чуть-чуть. Парень закрыл глаза. В его руках была тоненькая девичья ладошка, в рюкзаке – диплом, пусть даже и не тот, о котором мечталось, а электричка впервые за последние пять лет везла его туда, куда он действительно хотел.
Заранее купить еду они не догадались, поэтому пришлось выбирать из скудного ассортимента киоска на станции. Купили две упаковки сосисок, килограмм картошки, немного фруктов, овощей и два стаканчика пломбира.
– Студенты? – спросила продавщица.
– Я – еще да, – весело ответила девушка. Получать ненужный диплом ей предстояло только через год.
Пока шли по ухабистой дороге до дачного поселка, ели мороженое. От жары оно плавилось, капало со стаканчика, пачкало руки. Парень целовал девушку в сладкие сливочные губы, а та хохотала в ответ. В траве трещали кузнечики. Над крышами дач белой юркой змейкой плыл дым от мангалов. Впереди было два дня выходных и целая жизнь.
Девушка еще никогда здесь не была. Он показал ей запущенный сад («Какой кошмар!» – восхищенно проговорила она), вид с балкона и место, где любил прятаться от взрослых в детстве.
– Почему вы забросили дачу?
– Бабушка умерла, а родители – совсем не дачники.
– А я обожаю возиться с землей. Ухаживать за цветами. Собирать урожай, – сказала девушка. – Будь у меня такая дача, я бы приезжала сюда каждые выходные.
– Будет, – приобнял ее парень, – и будешь приезжать. Обязательно.
И от смысла, который он вложил в эти слова, в груди обоих разлилось сладкое тепло.
Потом они вместе убирали дом, подпевая песням, доносящимся из старого телевизора – с большим трудом, но у парня всеже получилось настроить антенну и поймать MTV.
– Давай вечером зажжем камин, – попросила девушка, – будем сидеть на полу и смотреть на огонь, как в фильмах.
– Ну давай, – неуверенно сказал парень, вспоминая, что в таких случаях делал отец. Кажется, сначала нужно было убрать золу из камина.
– Я гляну твой диплом, ладно?
– Гляди, сколько хочешь.
Она достала из его рюкзака тонкую синюю книжечку, на которую он убил пять лет жизни, и провела пальцами по вытисненным на ней буквам:
– Даже не верится, что через год у меня будет такой же. И вообще не представляю, что делать после этого.
– Я тоже, – сказал парень, – но давай пока с этой золой разберемся.
Девушка улыбнулась. На черно-белом экране телевизора появились силуэты четверки из Queen, пропевших на английском, что от реальности не уйти, а потом молодой Фредди без усов заиграл клавишный проигрыш «Богемской рапсодии».
– У меня всегда мурашки от его «Мама, у-у-у-у!», – призналась девушка.
Золы было так много, что она уже не помещалась в пакет. По экрану шли помехи.
– Давай представим, что это наша старая жизнь, – вдруг сказала девушка, продолжая сжимать в руках диплом.
– Что «это»?
– Зола. Пепел. Что это все, что у нас не получилось. Все, что шло не так, как хотелось.
Парень вытер руки полотенцем, подошел к девушке и сел рядом с ней.
– А что потом? – спросил он, мягко вынимая диплом из ее рук.
– Мы его – ее – выкинем. И начнем все заново. Новую жизнь. Такую, какую выберем сами.
– Давай, – прошептал он и поцеловал ее под заверения Фредди, что все – суета.
Если бы жизнь была книгой, то можно было пролистать ее вперед – хотя бы на главу – и узнать, что будет дальше.
Если бы жизнь была книгой, кто знает, может, у него бы и хватило духу вырвать из нее лишние страницы и вклеить новые. Заменить одну главу другой, или даже целую часть – кто знает.
Если бы жизнь была книгой, он положил бы закладки на всех днях, когда был счастлив. Обвел бы этот абзац в дачном домике карандашом, чтобы вспоминать его снова и снова, чтобы возвращаться в него, как в место, где можно спрятаться от всего мира. И, помня о нем, не наделал бы тех ошибок, что ждали его в следующих главах. Тогда бы и вырывать страницы не пришлось.
Если бы жизнь была книгой – но она, конечно, ей не была. Поэтому день на даче растаял в памяти как дымок над домами. Поэтому он забыл теплоту тонких ладошек, изгибы локонов у лица, мягкость щеки на своем плече. Поэтому через год он останется на перроне один, а поезд увезет его праздник и счастье в новую жизнь. Ту, которой на двоих у них так и не случится.
Но это потом. В следующей главе. А в этой они еще были счастливы и целовались под помехи черно-белого телевизора, не думая больше ни о дипломе, ни о золе в старом камине.
Действие первое. Знакомство с лавкой
Глава 1
Стратегический блокнот, из которого ничего не сбылось
Он мог никогда не увидеть этого письма. Папка «Спам» – могила для писем.
И тогда был бы обычный вторник – с черепашьей ездой по Гагаринскому проспекту, безвкусным ужином № 2 на 488 килокалорий, дурацкими роликами в телефоне и тщетными попытками уснуть не позже двенадцати. Короткая ночь – и вот уже среда, и снова все по накатанной.
Но еще в офисном лифте Марк принялся искать выписку из банка. Выписка нашлась в «Спаме» – пришла еще на прошлой неделе, – а следом за ней было письмо от пользователя vera_che.
«Стратегический блокнот» – гласила тема письма.
Сердце рвануло к броне из дорогого пиджака, но ударилось о грудную клетку и полетело вниз, скрутив кишечник в болезненную петлю. Марк спешно погасил экран, словно это могло отмотать все назад. Раз! – и он не искал выписку, не видел письма, не заводил стратегического блокнота, не писал в нем ерунды, не придумывал Вере этот ник для ящика.
«ВераЧе – как Че Гевара, – услышал он свой голос, – и все сразу поймут, что с тобой шутки плохи». Тихий смех самой Веры. Конечно, она догадывалась, что Че Гевара здесь ни при чем. Фамилия Марка – Чеботин. Когда они поженятся, Вера тоже станет Чеботиной. Может быть, уже в следующем году.
Какой год тогда должен был быть «следующим»? 2003-й. Вот же черт.
Дороги домой Марк не запомнил и очнулся только перед входной дверью. Квартира встретила его ароматом сандала из диффузора и… больше ничем. Марк не терпел разбросанной обуви, беспорядочного декора, постороннего шума, запахов еды – словом, всего, что делало жилище жилым. Слава богу, на дворе давно не 2003-й. Можно сделать качественную шумоизоляцию, вызвать клининг, заказать сбалансированные завтраки и ужины на неделю вперед. Были бы деньги. С ними у Марка все в порядке, спасибо родителям, хорошему образованию и немного – бывшей жене.
«Когда нам будет сорок, – мечтательно говорила Вера, – нет, сорок пять. Дети уже вырастут, разлетятся кто куда. И мы останемся вдвоем. По утрам я буду варить кофе в турке – ровно на две маленьких чашечки из бабушкиного сервиза. Потом ты будешь работать в кабинете – у нас ведь будет дом с садом и большими окнами, я уже говорила? Наверное, еще много курить и разбрасываться исписанной бумагой. Что буду делать я? Дай подумать. Ухаживать за садом. Посажу анютины глазки, розы и помидоры с перцами. Обожаю фаршированные перцы! А вечером…»
В холодильнике идеальными рядами стояли контейнеры с едой. Марк автоматически потянулся к ужину № 2 – кажется, булгуру с брокколи и рыбой на пару́, но тут же поставил обратно. Вообще-то и ужины, и завтраки в доставке были такими дрянными, что он предпочитал перекусывать в офисных кафешках. То же самое было и со спортзалом, и с бассейном – красивыми безлимитными абонементами он пользовался не больше десяти раз за год. Вся жизнь – сплошной самообман.
На идеально чистом столе в белом свете лампы сиротливо лежал ноутбук. И зачем только она написала это письмо?..
«…Я так и не полюбила соцсети, а твою почту помню наизусть, представляешь? Знаю, что ты женат, и надеюсь, что у тебя славная семья. О твоих успехах тоже знаю и очень за тебя рада. У меня все хорошо. Муж, сын, дочка и большая собака. И уже пять лет у меня своя кондитерская. Сама не готовлю, но всем руковожу. Месяц назад мы достроили дом и теперь живем за городом, как я и мечтала…»
«Ты ведь мечтала жить за городом со мной и нашими детьми, а не с мужем и большой собакой», – быстро подумал Марк.
«…сейчас дети на каникулах, а муж в командировке. Я затеяла уборку и в одном из ящиков с хламом нашла твой стратегический блокнот. Даже не знаю, как он оказался у меня и почему столько лет не попадался на глаза. Конечно, ты его помнишь…»
«Конечно, помню, Вера. В двадцать лет людям свойственно делать всякую чепуху. Верить в светлое будущее. Заводить блокноты и называть их стратегическими. Считать себя гениями, особенно если кто-то смотрит на них влюбленными глазами…»
«Могу тебе его выслать, только напиши адрес. Если не нужен, то выбрасывать все равно не буду. Прости, я не удержалась и открыла его на страничке с закладкой. Там были заметки к “Виктору и Виктории”, и я почему-то расплакалась. У тебя должна была получиться чудесная пьеса! До сих пор помню всех героев и сюжетные ходы.
Марк, ты ведь ее дописал? Наверное, это главное, из-за чего я решилась на это письмо. Вряд ли тебе нужен стратегический блокнот. Но ответь, пожалуйста: ты ее дописал?..»
Дальше было что-то еще, но Марк захлопнул ноутбук. После развода он стал посещать психолога – хорошенькую девочку лет двадцати пяти. Девочка сказала, что у него низкий эмоциональный интеллект и надо учиться «ловить» свои эмоции в моменте и подбирать им точные названия. Радость или воодушевление? Злость или досада? Какая злость?
Марк всегда учился быстро, но распознать ощущение от Вериного письма оказалось непросто. Он снял пиджак, повесил его на спинку стула и померил кухню шагами. Клинер приходил сегодня днем, и все вокруг сияло чистотой. К запаху сандала примешивался слабый аромат лимонного средства для мытья полов. Стерильная квартира. Стерильная жизнь.
Пьесу «Виктор и Виктория» Марк придумал в девятнадцать лет и исписал ее набросками половину стратегического блокнота. «Стратегического» – потому что в нем были все идеи, вся стратегия, которая должна была привести его в большую драматургию. Вообще-то он учился на инженера, потому что так хотелось его родителям, но Вера говорила, что инженеры тоже могут писать пьесы. Инженеры могут перестать быть инженерами, если им очень хочется.
В последнем акте Виктор должен был выбежать из поезда в последнюю минуту, чтобы вернуться к своей Виктории. В жизни получилось по-другому: Вера уехала, а Марк остался и больше не написал ни строчки.
Ярость – вот что он чувствовал. Стратегический блокнот обещал ему театральную славу, кофе из бабушкиного сервиза, Верины перцы, и Марк потратил много лет, чтобы похоронить эти обещания в удачных сделках, костюмах без единой складки и сандалово-лимонном запахе чистоты. И вот, здравствуйте – «Я нашла твой стратегический блокнот…».
Ярость.
Часы на духовке, в которой никто не пек пироги, показывали 23:49. Если он ляжет в постель, то пролежит с открытыми глазами до самого утра. Марк надел пиджак, взял ключи от машины и вышел из квартиры.
Ночные дороги всегда его успокаивали. Светофоры мигали желтыми огоньками, беспрепятственно пропуская вперед, музыку из магнитолы не перебивали посторонние звуки. Ездить по ночам Марк стал лет десять назад, правда, вынужденно, но постепенно это оформилось в рабочее средство против бессонницы. Марина – а тогда он был еще женат на Марине – вечно злилась из-за его покатушек.
Марина понимала и принимала только очевидные доводы. Не можешь объяснить, зачем накатываешь километры вместо того, чтобы спать, – не накатывай. Она не мечтала как Вера, не терпела лирической чепухи. Марина ставила задачи и добивалась желаемого. Пьесы? Какая ерунда, Марк. Выйдешь на пенсию и в кресле-качалке будешь писать хоть пьесы, хоть сказки, хоть Евангелие от Марка. А сейчас работай. Квартира, Марк. Машина. Море два раза в год. Работай.
Марина не хотела детей, ей достаточно было кота. Марку, наверное, тоже.
Ближе к двум его начало клонить в сон. До дома было далеко, и нужно было выпить кофе, чтобы выдержать дорогу обратно. Он помнил, что за следующим перекрестком, на остановке, был кофейный автомат с неплохим эспрессо. Иногда он брал его по дороге с работы. Марк доехал до места, но автомата там больше не было.
Он припарковался, вышел из машины и походил туда-сюда, словно автомат мог волшебным образом уменьшиться и спрятаться за урной или кустом. Но найти то, чего нет, всегда проблематично.
Ближайшая кофейня была через дорогу, но открывалась только утром. Марк посмотрел в ее сторону и уже хотел вернуться в машину, но…
Вывеска кофейни тоже исчезла. Зато на ее месте красовался небольшой баннер «Антикварная лавка. Здесь хранятся жизни, которые не случились», в окнах уютно горел свет, а на двери белела табличка «Открыто». Марк прищурился, но все было именно так: антикварная лавка, открыто. В два часа ночи.
«Наверное, это подпольное казино», – подумал он и почему-то перешел дорогу. В прохладном ночном воздухе ему почудился слабый кофейный аромат.
Позавчера тут точно была кофейня, но много ли времени нужно, чтобы поменять вывеску? Сейчас он откроет дверь, а там будут рабочие, спешно красящие стены или меняющие барную стойку на стеллажи. Или дверь вообще не откроется, потому что какой-то идиот просто забыл выключить свет и поменять табличку.
Но дверь поддалась, а внутри Марка встретили шкафы со всякой всячиной, огромный фикус и деревянный прилавок с кнопкой-звонком.
«Точно, подпольное казино. Или еще хуже», – пронеслось у Марка, а рука сама потянулась к кнопке.
Дзинь!
Из глубины магазина вышел пожилой, но еще статный мужчина в сером твидовом пиджаке. Похожий пиджак когда-то висел у деда в шкафу – с мешочком лаванды, чтобы не съела моль, и парой галстуков на выбор. Дед никогда их не надевал.
– Нет, это не бордель, – мужчина словно прочитал мысли Марка, – всего лишь антикварная лавка. Но вы, кажется, даже разочарованы.
Голос у него был низкий, обволакивающий, как у баритонов со старых пластинок.
– И часто люди покупают антиквариат по ночам? – от неловкости Марк попытался уйти в шуточную интонацию, но получилось коряво.
– У всех свой режим. Одни встают ни свет ни заря, другие колесят по ночным дорогам. Третьи совмещают и то и другое. Вот вы же, например, пришли, хотя за окном отнюдь не полдень.
– Я хотел выпить кофе. Раньше через дорогу был автомат. А здесь – кофейня.
– С удовольствием угощаю кофе своих покупателей. – Старик улыбнулся и зашел за прилавок. На секунду Марка обдало лавандой и пылью из старого шкафа, а в памяти нарисовались галстуки: темной-синий и серый в полоску. Но видение исчезло так же быстро, как появилось.
Марк пригляделся к старику. У того были седые волосы, элегантно зачесанные на косой пробор (и наверняка маленький гребень-расческа в кармане пиджака), густые, но тоже аккуратно причесанные брови, гладко выбритое лицо и светлые глаза. Их цвет было не разобрать – наверное, серый, но в свете от лампочки они отдавали золотом. Конечно, это ерунда. Золотых глаз не бывает.
– Я не покупатель…
– Не любите старые вещи?
Марк огляделся по сторонам. Вазы, статуэтки, часы, книги, пыль на полках и листьях фикуса. В магазинах, открывшихся пару дней назад, столько пыли не бывает.
– Не люблю.
– А у меня есть чудесные экспонаты. Винтажные пиджаки, гребни, старинные книги, блокноты… Блокноты ведь вам нравятся?
«Я нашла твой стратегический блокнот…»
Что за чертовщина! Марк было открыл рот, чтобы пожелать старику спокойной ночи или другого времени суток, но тут на прилавок изящно запрыгнул кот – черный, длинный, с вытянутыми ушами и мордочкой. Кот посмотрел на Марка и протяжно заскрипел, как дверь с несмазанными петлями.
– Замолчи, Зевс. Ты напугал нашего гостя. Нельзя быть таким невежливым, – проворчал старик, но тут же почесал Зевса за длинным ухом. Кот выгнулся дугой и заскрипел еще громче.
– У нас с женой был такой же кот, – сказал Марк, забыв о том, что хотел уходить, – вот натерпелись мы от его голоса! Только звали его Бакс.
– Бакс?! Да вы с фантазией. Назвать такое дивное ориентальное создание как зеленую бумажку…
– Я равнодушен к котам. Мне больше нравятся собаки.
– И, конечно же, большие.
– Знаете, я, пожалуй…
– Зовите меня Виктор.
– Виктор, я…
– Кофе по-турецки?
– Что?
– Вы любите кофе по-турецки? Я приготовлю. У меня отличные зерна. Вам понравится. Понимаю, – Виктор заметил, что Марк снова открыл рот для возражения и предупредительно выставил вперед правую ладонь, – вы сделали крюк, чтобы найти автомат. Вы устали. Люди приходят ко мне по разным причинам. Вам хотелось кофе, и мне нетрудно угостить вас чашечкой. Не прощу себя, если вы заснете за рулем.
«Я действительно могу заснуть», – подумал Марк и послушно сел на диванчик.
Старик тем временем достал небольшую кофемолку с деревянной ручкой – очевидно, винтажную, – насыпал в нее зерна из жестяной баночки и энергично принялся за работу. Зерна дробились – хрусть, хрусть, – и этот звук успокаивал, убаюкивал, как колыбельная. Марк открыл и закрыл глаза, а потом зажмурился, чтобы не заснуть.
Кофемолка на прилавке исчезла, а вместо нее появилась маленькая газовая плитка с туркой. Старик, вернее Виктор, пересыпал в нее смолотые зерна и залил водой из бутылочки. Зевс не проявлял интереса к действиям хозяина и свернулся в клубочек прямо на прилавке. Его глаза тоже затуманивались. Ночь брала свое даже в кошачьем царстве.
Виктор достал блюдце и маленькую чашечку с золотой каемкой и тонкой ручкой. На чашке были изображены черные силуэты танцующей пары: изящной дамы в пышной юбке и кавалера в панталонах и с широким воротником. Марк не поверил глазам и подошел к прилавку.
– Я знаю этот сервиз, – хрипло сказал он.
– «Черный принц», Чехословакия. Он младше многих вещей в этой лавке. Думаю, ему не больше пятидесяти лет.
Вера когда-то рассказывала, что у бабушки в шкафу стоял чудный сервиз с танцующими дамами и кавалерами. Пользоваться им было нельзя, только любоваться через стекло, но бабушка обещала подарить его Вере на свадьбу.
«Буду пить из него кофе каждый день, – говорила Вера, – мы будем пить. Вещи нужно использовать по назначению, иначе они умирают. В чашках должен быть кофе, в сахарнице – рафинад, в молочнике – молоко. Маленькой мне казалось, что они плачут от безысходности, замурованные под стеклом».
– Вы готовите себе кофе? – Низкий голос Виктора спугнул воспоминания, как робкую птичку.
– У меня капсульная кофемашина.
– О, как современно. Быстро, просто и абсолютно безжизненно.
– Безжизненно?
– Вы не видите зерен и того, что с ними происходит. Только готовый результат. А вся магия – всегда в процессе.
Кофе зашипел, поднялся вверх нарядной шапочкой, и Виктор ловко снял турку с огня. Чашка наполнилась напитком до самой золотой каемки и приветливо подмигнула Марку. Аромат от нее шел невероятный.
«Кажется, я задремал, когда он готовил кофе, – подумал Марк, – он мог подсыпать туда какую-нибудь дрянь. Антикварные лавки не работают по ночам. Здесь слишком странно… и слишком много совпадений. Сейчас я сделаю пару глотков, упаду замертво, а потом…»
– Решайтесь, – сказал Виктор и пододвинул к нему блюдце с чашкой.
«Перестань, Марк. Тебе сорок пять лет, у тебя нет жены, нет детей и даже дивного ориентального существа. Твоя квартира напоминает музей без экспонатов. В этой жизни тебе уже давным-давно нечего терять».
Марк взял чашку и сделал глоток. Кофе был божественный: густой, тягучий, горьковатый, с фруктовой кислинкой. От удовольствия Марк даже закрыл глаза.
– О таком кофе вы мечтали в двадцать лет, Марк?
Он замер с чашкой в руках. Старик не мог знать его имя. Но знал. Казалось, и старик, и кот, и все предметы в этом странном месте знали о Марке больше, чем он сам.
– Кто вы такой?
– А я не говорил?
Виктор сверкнул золотом в глазах, перегнулся через прилавок и поманил Марка пальцем. Тот рефлекторно наклонился вперед.
– Я – владелец этой лавки, – прошептал старик Марку в ухо, – почти все здесь принадлежит мне.
– Почти? – Марк тоже перешел на шепот.
– Да. Кроме того, что принадлежит вам.
«А что мне принадлежит?» – хотел было спросить Марк, но промолчал. Если разобраться, то ничего в этой жизни ему не принадлежало.
Глава 2
То, что было
– Такого не бывает, – сказал Виктор, хотя Марк так и не решился задать вопрос.
«Я схожу с ума. Или заснул за рулем, врезался в столб и попал в чистилище», – Марк сам скривился от этой мысли. Ни в какие чистилища на самом деле он не верил, а если бы и верил, то для временной передержки душ лавка была не самым плохим местом: вкусный кофе, котик, загадочный старик. Марк вспомнил совет девочки-психолога и прислушался к себе. Нет, он действительно не чувствовал в Викторе опасности. Только тайну, загадку, причем было ощущение, что та вот-вот будет разгадана.