Пуля и пропавшие тапочки

Глава 1. Утро с носом в подушке

Зима пришла в дом не со снегопадом, а с утренним «б-р-р!». Сквозь окно тянуло морозом, будто кто-то снаружи дышал холодом и смеялся. Машка свернулась клубочком под одеялом, только нос торчал – розовый, сердитый и слегка сопящий. Одеяло пахло тёплым молоком и сном. Тик-так, тик-так – на тумбочке слишком бодро отбивали время часы, словно не знали, что в доме ещё спят важные люди. Из кухни доносился звон чашек, запах поджаренного хлеба и мамин голос, бодрый, как петушок на зарядке:

– Машка, поднимайся, солнце уже встало!

Машка недовольно зарылась в подушку.

– Пусть солнце само идёт в садик… – пробормотала она, и подушка глухо засмеялась.

На краю подушки дремала Пуля – плюшевая кошка с бантом и важным выражением мордочки – «всё под контролем». Она была немного вытерта на боку, но зато умела слушать сердцем. Когда Машке снились сны, Пуля всегда знала, какие из них стоит запомнить, а какие можно выбросить в корзину к вчерашним обидам. Плюшевая кошка пошевелила ушком (плюшевым, но очень выразительным) и тихо протянула:

– Маш… кажется, мама опять идёт на работу.

– Конечно идёт… – буркнула девочка, не открывая глаз. – Она всегда идёт.

Пуля задумчиво поджала хвостик, потом внезапно подняла голову.

– А если она не пойдёт?

Машка приоткрыла один глаз – настороженно, будто проверяла, не шутит ли игрушка.

– Это как – не пойдёт? Чтобы осталась с нами весь день?

– Ну да, – кивнула Пуля, серьёзно моргнув пуговичными глазами. – Вдруг мы придумаем, как.

Идея повисла в воздухе, тонкая и тёплая, как луч солнца, пробравшийся сквозь занавеску. Она заискрилась, как утренняя пыль в свете, и щекотнула Машке щёку. Машка резко села. Волосы взметнулись вихром, глаза вспыхнули – живые, хитрющие, как две лужицы с отражением солнца.

– Значит, операция «Выходной для мамы» начинается! – торжественно объявила она.

Одеяло сползло на пол, подушка перекосилась, а Пуля гордо вскинула бантик.

Всё. Решено.

В этом доме зреет план.

И если уж Пуля с Машкой задумали что-то, то скучное утро точно станет приключением.

Глава 2. Тайный совет у подушки

План они обсуждали шёпотом – таким таинственным, будто вокруг стояли не стены детской, а снежные сугробы, в которых могли подслушивать духи утра. Воздух в комнате был ещё сонный, чуть дрожал от тепла батареи, и пах ванилью, маминым кремом и тем волшебным запахом, который бывает только утром – запахом «ещё можно чуть-чуть поваляться».

Пуля сидела на Машкиных коленях, сложив лапки на животе, как настоящий стратег, собравшийся вести важное совещание. Её бантик поблёскивал розовым в лучике, пробравшемся через занавеску, а глаза-пуговицы светились решимостью.

Машка подперла щёку кулачком и сделала серьёзное лицо, как у взрослых, когда они обсуждают, что делать с мировой экономикой.

– Что мама делает каждое утро? – спросила Пуля, осторожно, будто от правильного ответа зависела судьба всех домашних тапочек на свете.

– Пьёт кофе, – начала Машка, загибая пальцы. – Потом ищет вторую серёжку. Потом долго ходит и ворчит: «Где мои тапочки?» А потом находит – и всё, пошла.

Она вздохнула трагически, будто именно в этот момент мир и теряет самое важное – мамины шаги, звук её чашки, запах кофе.

Пуля прищурилась и медленно, очень медленно произнесла:

– Значит… если не найдёт тапочки…

– Она не уйдёт! – с восторгом выкрикнула Машка и тут же зажала рот ладонью. – Гениально!

Обе посмотрели друг на друга – глаза круглые, как у двух мышек, впервые придумавших ловушку для кота – и прыснули от смеха. Смех у Машки был звонкий, как капли дождя по подоконнику, а у Пули – хрипловатый, ватный, но заразительный.

Смех перекатился по комнате, ударился о подушку, и та будто ответила вздохом: пух тихо шевельнулся внутри, словно и она была в курсе заговора.

– Главное, чтобы мама не догадалась, – шепнула Пуля, озираясь. – У мам особый радар: они всегда чувствуют, когда кто-то строит план.

– Ничего, – уверенно сказала Машка. – Она подумает, что тапочки убежали сами!

Пуля уважительно кивнула.

– Да, тапочки бывают непостоянные. Особенно по утрам.

Машка вскочила, волосы разметались, свитер упал с кровати, и она ловко его натянула поверх пижамы. В свитере было уютно, будто спряталась в тёплую булочку. Девочка выглянула из-под одеяла, как разведчик из сугроба.

– План такой, – прошептала она. – Я отвлекаю маму разговором. Спрошу, например, где живёт зима, и можно ли с ней подружиться. А ты, Пуля, в это время – забираешь тапочки и прячешь.

Пуля гордо выпрямилась, бантик дрогнул.

– Миссия принята, – сказала она деловым тоном. – Я – кот спецопераций.

Машка поправила бантик и прищурилась:

– Главное – не оставляй следов. У мамы нюх на беспорядок.

Пуля фыркнула:

– Ещё бы! Я же кот, не ёж.

И обе снова захихикали. Смех теперь был тихим, сдержанным, как будто они прятали его под одеялом, чтобы не разбудить соседние комнаты.

За окном зима дышала в стекло – холодным, прозрачным дыханием. На подоконнике лежали крошечные сугробы инея, и, если присмотреться, можно было увидеть, как они искрятся, будто знают о плане и хихикают по-снежному.

Машка соскочила с кровати, на цыпочках подошла к окну и нарисовала пальцем на запотевшем стекле сердечко.

– Пусть мама останется, – прошептала она. – Хотя бы сегодня.

– Обязательно останется, – уверенно ответила Пуля. – Главное – действовать решительно.

Они вернулись к подушке, словно к штабу. Там, под одеялом, было тепло, и оттуда начинались все лучшие идеи. Пуля разложила хвост, будто карту, и важно ткнула лапкой в разные стороны:

– Итак. Потенциальные места для укрытия тапочек.

Машка кивнула серьёзно, чуть поджав губы, как мама, когда читает инструкции к миксерам.

– Под кроватью – нельзя, мама туда смотрит. В шкафу – рискованно, там её свитер. В ванной – можно, но вдруг намочит.

– Холодильник? – предложила Пуля осторожно.

– Нет, – покачала головой Машка. – Тапочки замёрзнут и простудятся.

Пуля почесала за ухом.

– Тогда… под кресло в гостиной? Там темно, и никто туда не заглядывает.

– Под кресло – годится! – воскликнула Машка, потом зашептала. – Только надо положить что-то сверху. Например, плед или журнал.

Пуля покосилась на полку.

– Лучше плед. Журналы всегда пахнут маминым кофе. Она учует.

План рос и креп, как снежная крепость на морозе. Каждая деталь становилась всё важнее, каждая мелочь казалась судьбоносной. Даже подушка, наклонившись чуть набок, будто внимала совещанию. Машка подошла к комоду, взяла карандаш и тетрадку с котиками на обложке. На первой странице крупно написала: «Операция «Выходной для мамы». И ниже добавила пунктами:

Пуля гордо посмотрела на список.

– Всё продумано, даже пункт с какао. Вот это профессионализм.

Машка хихикнула, глядя на неё.

– Ну конечно. Операция без какао – не операция, а недоразумение.

Потом Машка закрыла тетрадку и прижала к груди.

– Знаешь, Пуль, я просто хочу, чтобы мама хоть немного побыла с нами. Когда она идёт на работу, дом как будто скучает. Даже ковер грустит.

Пуля тихо мурлыкнула, прикоснувшись носом к Машкиной руке.

– Всё получится, – прошептала она. – Мы – команда.

И в этот момент в комнате будто стало чуть теплее. Солнце лениво поднялось выше, коснулось шторы и оставило на стене золотое пятно, похожее на окошко в другое, добрейшее утро.

Внизу зазвенели ложки. Мама, ничего не подозревая, готовила завтрак.

Машка замерла.

– Всё, сигнал! Время действовать!

Пуля вскочила.

– Принято, босс!

Они выбежали из комнаты – одна на лёгких ногах, другая в Машкином кармане, – и коридор встретил их замиранием воздуха.

Там, где пахло теплом и кофе, начиналось приключение.

Тапочки – мягкие, пушистые, с золотыми ушками – ещё не знали, что сегодня они станут героями тайной миссии.

В прихожей всё выглядело как всегда: мамина сумка на крючке, шарф свисает, варежки улыбаются друг другу. Только на полу – те самые тапочки. Они стояли аккуратно, нос к носу, будто готовились маршировать. Машка сделала знак рукой, как в кино:

– Вперёд.

Пуля выбралась из кармана и поползла по ковру – тихо, ловко, с выражением крайней секретности. Её бантик дрожал, но не предательски – от волнения.

Машка из кухни слышала мамин голос:

– Маш, завтрак остывает!

– Сейчас, мам! Я только… проверяю, где солнце живёт!

Пуля, услышав, одобрила:

– Хорошее прикрытие.

Она подобралась к тапочкам, толкнула один лапкой.

– Тяжёлый, зараза, – прошептала.

Толкнула другой – тот заскользил чуть дальше.

– Отлично! Ещё чуть-чуть…

Но тут где-то скрипнула дверь. Пуля замерла, затаив дыхание. Из кухни донёсся мамин смех:

– Проверяешь солнце? Только не выгоняй его обратно!

Машка заглянула в коридор, показала большой палец. Всё под контролем. Пуля, вдохновлённая, покатила второй тапочек к креслу. Дорога заняла вечность. Каждый шаг казался подвигом: скрип пола, эхо маминого смеха, тень на стене… Но наконец – кресло! Под ним – темно, пыльно и очень секретно. Пуля задвинула тапочки внутрь и гордо отступила.

В этот миг ей показалось, что даже дом слегка подмигнул.

Миссия выполнена.

Она вернулась к Машке, вся сияющая и немного запылённая.

– Всё, – прошептала. – Тапочки под арестом.

Машка засмеялась и прижала её к груди.

– Ты герой, Пуля!

И тут из кухни снова раздался голос мамы, удивлённый и немного растерянный:

– Странно… где же тапочки?..

Машка и Пуля переглянулись.

Их глаза блестели, как у двух шпионов, только что спасших мир от слишком раннего утра.

– План работает, – шепнула Машка.

– Ага, – ответила Пуля. – Осталось только убедиться, что мама не замёрзнет.

А дом, словно слушая их, тихо зашуршал обоями, качнул занавеской и наполнился ожиданием – добрым, волшебным, как перед чудом.

Глава 3. Следы преступления

На кухне пахло кофе и поджаренным хлебом – тем самым запахом, который делает утро настоящим. Он был густой, ласковый, как объятие, и даже кот на занавеске, вышитый мамой прошлым летом, казалось, мурлыкал от удовольствия. Мама стояла у плиты в своём фиолетовом халате – тёплом, с потёртым карманом, в котором всегда пряталась конфета «на потом». Волосы – в пучок, чуть растрёпанный, потому что мама, как всегда, торопилась быть взрослой. Лицо – светлое, мягкое, но слегка сонное, будто она ещё разговаривала с подушкой. Она тихонько напевала себе под нос, слова складывались в песенку, знакомую с детства:

– Где же тапочки, где же тапочки, не хотят они вставать…

Голос у мамы был уютный, как шерстяной шарф. От него в воздухе появлялись невидимые блёстки – как будто в кухне поселилась добрая зима. Машка сидела за столом, ноги болтались в воздухе, ложка в руках притворялась дирижёрской палочкой.

– Мам, – спросила она невинно, покосившись на Пулю, которая притворялась плюшевым наблюдателем на подоконнике, – а у тебя сегодня важный день на работе?

Мама улыбнулась в отражение чайника.

– Как всегда, – сказала она, наливая кофе в кружку с надписью «Мама – главный начальник». – Совещание, отчёт, бумажки…

Она вздохнула, но мягко – без усталости, просто потому, что так делают взрослые по утрам. В этот момент Пуля скользнула вдоль стены, тихо, как тень от пушинки. Её бантик чуть колыхался, отражая солнечный блик, будто маленький маячок. Пушистая разведчица пригнулась к полу, поднырнула под стул и осторожно исчезла за ножкой кресла. Там, под креслом, мирно дремали мамины тапочки.

Они были плюшевые, серые, с помпончиками, и казались живыми – словно два облачка, которые приземлились в дом и решили тут остаться. Один тапочек наклонился вперёд, будто наблюдал за Пулей, другой будто прятался за ножкой кресла.

– Объект найден, – прошептала Пуля едва слышно. – Визуальный контакт установлен.

Она осторожно поддела один тапочек лапой и потянула. Шурррр. Ковёр прошептал в ответ, и тапочек неохотно сдвинулся с места. Второй оказался упрямее – зацепился за ножку кресла. Пуля поднатужилась. Глаза-пуговицы блестели от решимости.

В этот момент из ниоткуда прилетела пылинка. Самая обыкновенная, но зловредная, с характером. Она зависла прямо перед плюшевым носом и щекотнула его.

– Ап… ап… апчхи-и-и! – тихо, как могла, чихнула Пуля, но всё равно дрогнул воздух.

– Что это было? – настороженно спросила мама, оборачиваясь.

Машка подскочила, глядя на маму круглыми глазами.

– Это я чихнула! – скороговоркой выпалила она. – От запаха кофе! Слишком ароматный!

Мама засмеялась. Смех у неё был как колокольчик – звонкий и добрый.

– Так не нюхай носом, пей ротиком, – пошутила она.

Машка изобразила виноватое лицо, но внутри скакала от облегчения. Пуля успела юркнуть за штору.

А за шторой происходила великая операция.

Плюшевые лапы осторожно тащили тапочки по полу, и ковёр тихо вздыхал под их шагами.

След за следом, как рельсы, остались на ворсе – две узкие бороздки.

Будто маленький поезд прошёл по мягкой дороге и исчез в тоннеле.

Пуля старалась изо всех сил, а тапочки, кажется, сопротивлялись.

Один помпон зацепился за пыльную ниточку и не хотел отпускать.

Пуля потянула сильнее – и вдруг услышала, как где-то рядом зевнул дом.

Старый стул скрипнул, посуда позвенела, и в этой симфонии утренних звуков всё смешалось: запах кофе, мягкий свет, шаги мамы… и сердцебиение миссии.

– Пуля, ты где? – шепнула Машка, осторожно сползая со стула.

– На позиции, – отозвался тихий голос из-за занавески. – Объект в движении. Повторяю, объект в движении.

Машка подошла к краю кухни, изображая полнейшее равнодушие.

– Мам, а почему зима белая, а не фиолетовая? – спросила она с самой невинной интонацией, какую смогла придумать.

Мама моргнула, удивилась и даже отставила чашку.

– Хм… ну… потому что снег белый.

– А если бы снег падал из варенья, тогда какая была бы зима? – не унималась Машка.

Мама прыснула от смеха, покачала головой.

– Тогда весной все лужи были бы сладкие, и ни один ребёнок не дошёл бы до детского сада.

Машка сделала вид, что задумалась.

– А если бы мама не ушла на работу, то весь день был бы как лужа из варенья.

Мама улыбнулась, но не успела ничего ответить – в этот момент за шторой снова шуршнуло. Тапочки сдались. Один покорно катился по полу, второй ковылял следом, как сонный ежонок. Пуля, вся в пыли и гордости, выглянула на свет. На носу у неё сидела паутинка, а на бантике – крошка от печенья, но глаза сияли победой.