Сказки Digital #2

Птица Гамаюн и Царь Вышень

В тридевятом царстве, в тридевятом государстве, где небо с землёю сходится, стоит Древо. Ветви его в поднебесье уходят, а корни – в самую глубь Земли матушки. На том древе дивном сидит Птица Гамаюн, вещая. Крылом одним касается мира яви, а другим – мира нави.

И шли к тому древу люди: добры молодцы, красны девицы да старцы умудрённые. Каждый нёс в душе вопрос заветный, а в руках – нить судьбы своей, светлую либо тёмную, крепкую либо тонкую. Подойдёт человек, прикоснётся нитью к перу, а мысль свою, словно птицу, отпустит навстречу Тайне.

Но не сразу внемлет Гамаюн шёпоту сердечному. Помолчит малость, а после возьмёт и запоёт песню многоголосую. И в той песне, мудрой да туманной, для каждого звучит отгадка его судьбы. Услышит пахарь про дождь благодатный, воин – про меч булатный, а девица – про суженого далекого. Не ясно говорится, а намёком, чтобы ум сердцем подкреплял, а не одну лишь голову слушал.

И шёл тогда человек обратно, о песне той думая, и находил в ней правду свою, как находит путник в ночи тропу при свете месячном.

В те времена дальние, незапамятные, царствовал над тем краем светлым царь по имени Вышень. Не для власти земной правил он, а для порядка вечного. Был он хранителем завета между миром людей и тайной небесной.

Владел Вышень для того дивным орудием – «Веретеном Рода». Не простое то веретено было, а волшебное: когда подходил человек к Древу, царь Вышень запускал сие веретено. И нить судьбы человека, ложась на него, сама собой начинала движение неторопливое.

И вот какое чудо происходило далее. Едва касалась нить веретена как окутывался человек лёгкой дымкой, и забывал обо всем на свете: о заботах своих, о дороге домой, о самом себе. Лишь вопрос его сокровенный оставался в сердце.

Ложилась нить на перо Гамаюн. Птица вещая, ощутив прикосновение, начинала петь. И в песне её, для каждого в его коконе, звучал тот самый туманный ответ.

И было сие отлажено, как ход светил небесных. Пока царь Вышень неусыпно запускал веретено, сердцем угадывая чья нить к чьему сердцу тянется, в царстве царили мир да лад. Пахарь знал, когда сеять, купец – когда торговать, а воин – когда меч точить. И процветала земля та. Ибо был в ней порядок, установленный свыше.

Шли века за веками в ладном порядке, да случилась в подземном царстве Нави беда великая. Взбунтовались упыри окаянные, перестали кости умерших стеречь, стали к свету явиться норовить. Возмутился покой усопших, задрожала земля над могилами.

Не мог царь Вышень такого беззакония стерпеть. Призвал он дочь свою единственную, Зорюшку-свет, да и молвит:

– Дочь моя любезная, приспела нужда моя в царство Нави сойти. Взбунтовавшихся упырей вразумить. Оставляю тебя на свое место, береги Веретено Рода пуще зеницы ока. Помни, доченька: крути его справно, без хитростей, чтоб нить шла за нитью, вопрос за вопросом. Не дай узорам запутаться, не слушай речей посторонних.

Поклонилась Зорюшка отцу в пояс:

– Не сумлевайся, батюшка. Сберегу порядок заветный.

Ушел Вышень во тьму подземную, а Зоря осталась у Древа. Первое время верно слушалась наказа родительского, аккуратно веретено крутила.

А у Древа того, в тени коварной, притаился Змей. Он с завистью наблюдал за стройным бегом веретена. И приметив, что сменил Вышня молодой страж, возликовал он в сердце своем черном.

Подполз он к девице неслышно, да и шепчет голосом, что мед слаще:

– О, Зорюшка-краса, дитя света! Неужели не видишь ты какая в нитях твоих красота сокрыта? Гляди-ка, как они на солнце играют, каждая цвет свой имеет, песню свою таит. А ты их в одну унылую вереницу строишь.

Но молодо-зелено сердце девичье, задумалась Зорюшка.

Змей, видя то, шепчет дальше:

– Истинная-то красота песни Гамаюн – в вольном плетении нитей! Сплети их в узор замысловатый, пусть одна с другой повивается, третья с четвертой резвится. Тогда и песня Птицы зазвучит богаче, мудрее станет, и каждый ответ обретет силу новую, небывалую!

Захотелось Зорюшке, чтобы красиво было. Залюбовалась она, как нити судьбы переливаются на солнце, как бы их сплести бы в дивный узор… Сладко стало на сердце от мысли, что может она красоту явить миру, а не просто службу нести. Позабыла она наказ отчий строгий, ухватилась за веретено руками нетерпеливыми… и нарушила ход вековой, начала нити судьбы в узоры прихотливые плести.

Стал кузнец про острый меч спрашивать. А в песне Гамаюн прозвучало: «Ищи семя, что спит в тени плачущего камня». Бросил кузнец молот свой, стал тень от камня ловить да в горн кидать – искал тот меч целый месяц. Только уголь перевёл, а меча нет как нет.

А воевода, что о войне спрашивал, услышал: «Исцеление в пении синей птицы на рассвете». Тут же рать свою распустил, велел воинам птиц синих ловить. И остались рубежи без охраны.

Девица-краса, суженого ища, в песне про улов в кипящем озере услышала. Побежала к гейзеру, чуть живьём не сварилась – жениха искала.

Лекарь, что зелье от хвори спрашивал, увидел во сне тень девичью да сердцем к ней так прикипел, что забыл про больных, всё на дороге сидит, на проходящих дивчин глядит.

Садовник же, о семени диковинном спросив, услышал: «Самый сладкий хлеб родится из дрожжей, вскормленных смехом младенца». Стал он хлеб в грядки закапывать, смех растить пытаться. А земля ему горькие корни родила.

Рыбак про улов спросил – а в песне ему битвы да сечи привиделись. Бросил сети, подушку в руки взял, да как пойдёт фехтовать по горнице! А рыба в реке так и плещет нетронутая.

И поползла по царству смута великая. Реки вспять потекли, хлеб в печах горчить стал. Рыцари в реках невест искали, рыбари в палатах больных – рыбу. Хвори не лечились, рубежи без защиты стояли, а красны девицы у наковален кузнечных толпились – мечи ковать норовили. Совсем мир перевернулся, одичал без порядка Вышнего.

А жил в тех краях добрый молодец по имени Добрыня. Не княжеского он был роду, не боярского, а простого, но умом остр и душой чист. Частенько приходил он к Древу, не с вопросом, а с разумением – любил он наблюдать, как нити судьбы текут по веретену, как песня Гамаюн разливается над миром.

И вот когда беспорядок по земле пополз, Добрыня суть беды уразумел. Видит: Птица поёт правду как прежде, да ответы не по адресу попадают. Не в Птице дело, а в порядке нарушенном!

Не он стал ждать, пока царь Вышень вернётся, не стал звать дружину на помощь. Взяв на душу свою тяготу, за ум взялся.

А Змей стал Добрыне являться. Не когтями рыскал, не жалом сверкал, а словами ядовитыми шептал:

– Зачем тебе, добрый молодец, этот скучный порядок? Посмотри, как весело ныне живется! Всяк творит что хочет, вольная воля настала!

Но Добрыня лишь головой качал:

– Не воля это, а безумие. Без ума – смятение, без порядка – распря.

Усмотрел он однажды, как вода в ручье несёт сучки строго друг за другом, ни один перед другим не заскакивает. Осенило его тогда!

Срубил Добрыня дуб вековой, выдолбил из него желоб длинный, а в него запустил челноки помеченные, чтоб шли чередой неспешной, один за другим. Назвал он изобретение сие «Рекой Порядка».

И объявил народу:

– Кто с вопросом к Гамаюн идёт, тот пусть нить свою в челнок кладёт. Первым пришёл – первым и ответ услышишь!

И потекли челноки по желобу ровной чередой, восстанавливая нарушенную связь времён. А Змей, видя это, в тени ветвей притаился, лишь шипит каждому приходящему:

– Послушайте, ведь можно же красивее, пёстрее…

Но народ лишь отмахивался:

– Отстань, окаянный! Видишь, очередь движется. Мой челнок уже у Птицы.

Ибо «Река Порядка» сия была проста до гениальности, надёжна в своей простоте и для любого глаза прозрачна. Негде было лжи укрыться, не за что хитрости зацепиться. Пахарь, получив наконец ответ про дождь благодатный, вернулся к своему полю. Рыбак, услышав, где косяк рыбы ходит, понес сети к реке. И песня Гамаюн, попадая к уму и сердцу предназначенного, снова стала нести благо и ясность.

Вышел тогда Добрыня к народу и указал на Змея:

– Смотрите! Враг наш не страшен более! Сила его – в пустословии, а против дела настоящего пустословие бессильно!

И народ, видя, что коварный искуситель бессилен, стал над ним насмехаться. Кто в него шишкой пускал, кто словами укорял:

– Иди, Змей, ворон считать да с камнем плачущим беседы вести! Нет тебе более места среди людей разумных!

И пополз он в пещеру свою тёмную, чтобы укрыться от позора.

И вот вернулся из Нави царь Вышень, усталый да запыленный, битвой подземной изможденный. Ждал он увидеть смятение великое, а узрел – порядок пуще прежнего. Челноки по желобу дубовому бегут, нити судьбы ровной чередой на крыло Гамаюн ложатся, а люди у Древа тихо стоят, друг перед друга не толкаются.

Диву дался царь, и вышла к нему Зорюшка, да не с гордым взором, а с повинной головой. Упала в ноги родителю, слезами горькими обливается:

– Прости, батюшка, ослушалась я завета твоего, поддалась речам лукавым… Чуть не погубила царство своею глупостью.

И рассказала все как было – и про Змея-искусителя, и про хаос на земле, и про доброго молодца Добрыню, что умом своим да смекалкой беду отвел.

Призвал тогда Вышень Добрыню пред свои светлы очи. Глядит на него – не княжеский сын, не витязь закованный, а разум в очах его светится ясным светом.

– Заслужил ты, добрый молодец, награду великую. Проси чего хочешь – хоть полцарства, хоть звание первое при дворе.

Поклонился Добрыня мудро и ответил:

– Не надо мне, государь, ни злата, ни чинов. Дай лишь «Реку Порядка» в вечное свое попечение – дабы никто более стройности вековой не нарушил.

Тут Вышень в бороду улыбнулся:

– По уму твоему вижу – достойнейшего избрала судьба. А коль так – сочетую я ныне красу девичью с умом молодецким, дабы вовеки престол мой мудростью да гармонией укреплялся.

И сыграли на всей земле той свадьбу великую – не для пища гордого, а для союза истинного. Стала Зорюшка царевной не по рождению, а по добродетели, а Добрыня – правителем не по крови, а по разуму. И жили они в ладу да согласии, а «Река Порядка» при них вечно текла, ни на день не сбиваясь с верного пути.

Сказка о Мосте и Волшебном Порядке

В великом Волшебном Царстве Арифметики всё подчинялось строгому порядку. Реки текли по формулам, деревья росли по законам геометрии, а самый главный Мост, соединявший два берега пропасти «Незнания», строился по волшебной формуле:

«(Доски + Гвозди) * Прочность»

Серебряные Скобки «( )» в этой формуле были самыми важными. Они указывали строгий порядок: сначала должны были соединиться «Доски» и «Гвозди», и только потом эта прочная конструкция умножалась на «Прочность», становясь несокрушимой.

Каждое утро мудрый Царь-Функция выходил на мост и, поправляя Скобки, напевал свою волшебную песню:

«Действий порядок, ты всем нам дороже!

Сначала мы сложим, а следом умножим,

Скобки нарушить врагу не позволим!

Тот, кто нарушит – того мы уволим!»

Его голос вибрировал так, что отпугивали главного врага царства – коварного Скобковора. Эта тварь из Пустоты НедоВычисления питалась ошибками и обожала, когда всё шло наперекосяк.

Однажды Царю-Функции пришлось срочно уехать на Совет Мудрецов в соседнее царство. Наказывая своему стражнику по имени Элемент, он сказал строго:

– Запомни, Элемент: на рассвете ты должен совершать Ритуал. Пой мою песню у моста, и Скобки будут в безопасности. Без этого мост рухнет!

Первые два дня Элемент исправно выполнял приказ. Но на третий день ему стало лень брать вибрирующую ноту.

– Эка невидаль! – проворчал он. – Что за детские песни? Мост и так стоит. Царь просто старомоден.