Сказка о лесной фее и обыкновенном человеке

1

В лесу, километрах в тридцати от города, была одна поляна. Посреди нее лежала почти скрытая травой коряга, а рядом стоял огромный пень. Дальше виднелась вековая дубрава, и кудрявые ветви дубов казались вырисованными на холсте. Очень живописное место. Всюду пестрели полевые цветы, пели птицы, стрекотали кузнечики. На этом пне любила сидеть лесная фея.

Это была еще совсем молодая фея. Всего лишь около трехсот лет она жила здесь и считала себя полноправной хозяйкой, пока люди не начали строить поблизости дачи. Город расширялся, предместья росли и наступали на лес. Однако фея, хотя и стала осторожнее, продолжала жить, как и прежде: собирала лесную ягоду, сушила крапиву, наблюдала за яркокрылыми бабочками и шептала заклинания на плодородие леса. Друзей заменяла ей природа. Иногда, правда, приходили в гости из соседних мест другие феи – женска и мужеска полу. А однажды к ней даже посватались. Но семью ей создавать было еще рано. Да и семья в мире фей – явление намного более сложное и ответственное, чем у людей. Хотя стоит оговориться, что феями этих существ называли только по старинке, а по сути дела, это были лесные кикиморы, среди которых, однако, встречались очень симпатичные, а иной раз и необычайно красивые особой лесной красотой, которую, по слухам, при лицезрении мог выдержать не каждый смертный.

Так и жила эта фея в своем маленьком, уютном и не заметном для людей домике своей не заметной для посторонних глаз жизнью. Но все чаще, сидя на своем пеньке, она могла издали видеть прогуливающихся по лесу людей и с интересом наблюдала за ними. Но всякое сношение с человеческим миром было запрещено Лесным Кодексом, предписывающим суровые наказания нарушителям, поэтому приближаться к ним она не рисковала, оставаясь невидимой наблюдательницей.

Однажды фея собирала землянику и наткнулась на погасший костер, залитый водой. «Хорошо, что еще затушить не поленились!» – мрачно заметила она. Это был небольшой кружок золы, оставшийся после костра. В последнее время она все чаще натыкалась на молчаливые следы пребывания человека – и это уже не было для нее неожиданностью или невидалью, как раньше. Но что-то в этом костре, именно в этом, приковало ее взгляд, привлекло и словно заворожило. Что-то в нем такое было… От него веяло унылостью и неблагополучием человеческой жизни, вынужденностью жить именно так, по-людски, защищаться от холода и зверья своими, неугодными природе способами, необходимостью вредить, чтобы выстоять, бороться, чтобы не умереть. И в то же время от него веяло непостижимой красотой и бесконечной тоскою… Непостижимо красивою тоской! Вокруг пепелища валялись остатки дров – ветки, порубленные с живых деревьев и обреченные стать золой, ради того чтобы согреть людей. Это был совсем другой мир, которому незачем было завидовать. Люди мерзли, когда заходило солнце, голодали, если не было пищи, нуждались в отдыхе и сне, в любви, которой им всегда не хватало. И сквозь пепельно-серый круг, как сквозь дыру, просвечивало все неладное и жестокое этого мира, словно человечество нуждалось в помощи, как никогда.

Некоторое время фея смотрела, как зачарованная, а потом опомнилась и отступила. Но, идя с лукошком и лопухом, в котором, как в чаше, лежала мелко-красная, сочная земляника, она продолжала думать обо всем этом – и думалось ей чем дальше, тем труднее. Старейшины рода с младенчества втолковывали ей, что в людском мире много зла, зависти, ненависти и что нужно держаться от него подальше. Просто держаться подальше – и все. Всего этого не было в мире фей, где царили свои понятия и о жизни, и о красоте и где господствовали иные ценности. Но в последнее время фею все больше тянуло к людям, ее манило это смешение уродства, и красоты, и безудержной их печали. Об этом нельзя было думать, но фея думала. Она думала о людях иначе, чем предписывалось, она позволяла себе размышлять о них, она пыталась понять людей. И то, что она в них уже поняла, заставляло ее не презирать, а сочувствовать. Ибо если войти в их положение, в их оболочки, попасть в их обстановку – кто смог бы поступать иначе? Разве что святой великомученик… Такие были среди людей! Но ведь не все способны и согласны ради идеала отказаться от попыток построить нормальную жизнь. Тогда за что же с ними так жестоко?

Прежде чем дать в надел фее лесное угодье, ее заставили выучить Закон, в котором все это было сказано и который хотя и не запрещал открыто еретических мыслей, но предупреждал, к чему нехорошему это может привести. И с тех пор до сих фея добросовестно выполняла свои обязанности, очень старалась. Только сегодня она подумала вот что: все это время она жила, как во сне, в своем прекрасном мире, но что если мир на самом деле не такой и ей все время врали, будто это – идеал всех живых существ и что некоторые из них не живут так только потому, что не хотят, а не потому, что не могут? Конечно, так быстро и опрометчиво она не могла решиться сделать что-то роковое. Напротив, теперь у нее возник такой интерес к миру людей, что она забеспокоилась о себе… Однако фея продолжала свою спокойную, размеренную жизнь, а в свободное время сидела на любимом пеньке и сочиняла добрые сказки, чтобы потом передавать их через Лесное ведомство в детские сны (это было законно и даже приветствовалось). Ей было жаль человеческих детей – они с детства видели вокруг себя так много злого и неправильного, что она старалась добавить в их сны как можно больше добра и ласки. Она жалела людей и очень тревожилась за их будущее.

2

Проходили дни и недели, все шло своим чередом. Близилась осень, но было еще тепло. И вот в один ясный августовский день фее довелось наблюдать за игрой молодой пары. Они называли игру бадминтоном. Они веселились, кидали друг другу с помощью странных приспособлений, состоящих из палки и круга с сеткой, что-то маленькое, похожее на зеленый листик. Из разговора она поняла, что это маленькое называется воланчиком. Они много раз теряли этот летучий листик и подолгу искали в кустах, а порой обнимались там, будто забывая, зачем туда залезли. Они казались такими странными! Так и хотелось подойти и сказать им, что вот ведь оно лежит, то, что они ищут! А они не видели. В конце концов, они совсем перестали играть и ушли. А через некоторое время фея нашла недалеко от этого места ракетку с порванной решеткой. От этого бессмысленного, на первый взгляд, предмета, какими виделись все вещи и поступки людей, снова повеяло той непостижимой тоскливой романтикой, и фея взяла ракетку себе. Вскоре нашлось и применение – ею удобно было, почти не нагибаясь, раздвигать траву в поисках земляники. «Как это похоже на людей! – с укором говорил ей голос совести. – Они всегда ищут приспособления, чтобы облегчить себе труд и жизнь. А там и до использования друг друга в корыстных целях совсем недалеко!» Но фея посчитала, что ей до такого не дойти и ничего плохого в этой находке нет. Однако с тех пор в ее лесу пропала липа – деревья не цвели два года, а потом стали и вовсе чахнуть и погибать. Последние молодые липки, посаженные взамен засохших, померзли в лютую зиму. Фея смекнула, что это ей в наказание за проступок, но выбрасывать ракетку все равно не стала – из какого-то необъяснимого упрямства, воцарившегося и вздыбившегося в ее чистой душе. Да и с мыслями о людях в долгие одинокие вечера ей было уже не совладать.

Долгое время ничего особенного больше не происходило. Снова наступила весна, потом лето. Но вот как-то раз, когда фея опять сидела на своем излюбленном пне и с интересом следила за еще одной человеческой парой, она так увлеклась, что незаметно для себя стала видимой для всех. С дороги, утоптанной частыми ходоками, гуляющие стали разглядывать красивую поляну. И вдруг девушка, секунду назад восхищавшаяся видом с огромным пнем, вскричала и схватилась за голову, а потом побежала прочь. Фея тут же исчезла.

– Ты видел? Ты видел это? – панически спрашивала девушка у своего молодого человека, дрожа всем своим существом, когда тот догнал ее и попытался успокоить.

– Что-то было, – согласился он. – Но я не понял, что.

Девушка утверждала, что видела фею. Рассказывала, будто на ней была панамка с кружевом из молодой листвы и розовато-зеленое платье из нежной и прозрачной материи, отороченное по низу лепестками цветков земляники. Она сидела на пеньке и смотрела на них с парнем. А волосы ее были непостижимого золотисто-каштанового цвета…

С тех пор фея стала очень осторожной и старалась не смотреть подолгу на людей, чтобы не оказаться увиденной. Она поняла, что сильные ощущения к чему-то человеческому делают ее слабой, и тогда она оказывается не в силах оставаться незаметной. Но опять наступила осень, прошла зима. В холодное время люди редко наведывались в лес, и бдительность феи пригасла. Но взамен пустоте, образовавшейся в душе, с новой силой возник опасный интерес к чужой жизни.

3

В один из летних послеполуденных часов, когда зной наполняет душу добрым и ленивым спокойствием, по лесу прогуливался парень в соломенной шляпе с загнутыми по-ковбойски полями и вытертой дачной одежде. Фея дала себе слово не смотреть подолгу на людей, чтобы ненароком опять не заинтересоваться «до видимости». И даже если бы самый сильный интерес и самое ужасное любопытство в мире овладели ею в тот момент, она бы не нарушила слова. Но тут дело было в другом. Парень размашистым шагом шел прямо к болоту и совершенно не чувствовал опасности…

Этого человека фея видела здесь уже не раз. Он всегда гулял один, всегда был в этой шляпе, защищавшей его от солнца или дождя. Похоже, в теплое время года он вообще жил здесь – очень рано вставал на прогулку по утрам и тоже любил собирать грибы. Но он никогда не был так подавлен, как в этот день, и никогда не заходил так далеко в те места, которые не знал. Не знал он и о существовании болота неподалеку, так умело скрытого природой, что его выдавала лишь чуть другая по цвету осока, росшая поверх кочек. Она отличалась не резко – своими более мягкими переливами, напоминающими ковыль, только с чуть красноватым оттенком. Но на это отличие можно было не обратить внимание и попасть в крепкие тиски бесстрастной смерти, проглатывающей без разбору и хороших, и плохих. И самых обыкновенных.

Фея забеспокоилась и на всякий случай направилась за парнем. Она ступала шагах в десяти за его спиной – неслышно, как умели только феи – а он шуршал ботинками по разноперой полевой траве и все приближался к красивому красновато-ковыльному месту вокруг раскидистого дерева. До него не доходило, что там трясина! Вот уже земля под ногами стала другой – полотнища седой сплошной травы устилали начинающиеся кочки, поверх которых шелковисто струилась осока. Только глупый или очень сильно расстроенный человек мог не заметить этих перемен. Фея молчала до последнего. И лишь когда человеку оставалось несколько шагов до верной гибели, за его спиной раздался голос:

– Не ходи, там болото – утопнешь!

Парень замер и тут же обернулся.

Вокруг никого не было…

Его окружало огромное лесное пространство, тихое и на вид равнодушное. Но ведь кто-то его предупредил… А перед ним, сразу у его ног, и впрямь начиналось болото! От неожиданности он отступил на шаг и, раскинув руки, чтобы удержать равновесие, заметил, что почва хлюпает под подошвами. Тогда он сделал еще несколько быстрых пятящихся шагов и миновал опасный участок. Отойдя подальше, где земля была твердой и надежной, в изнеможении от только что пережитой опасности, человек опустился на траву и снял шляпу.

«Что это было? Кто это мне сказал? – размышлял он. – Может быть, показалось?» Он еще раз поглядел по сторонам, ничего особенного не увидев, и вдруг испытал острое чувство благодарности за спасение.

– Кто бы ты ни был, спасибо тебе! – произнес он, встав и обращаясь на все четыре стороны. – И если когда-нибудь я чем-то смогу тебе помочь – обращайся, я сделаю все, что в моих силах, – пообещал он.

«Но в моих силах столь немногое, что я не знаю, смогу ли я тебе когда-нибудь помочь…» – хотелось добавить ему, но он грустно смолчал.

Фея не умела читать мысли, но по голосу поняла его печаль. Ей и не нужно было от него помощи – ну чем ей поможет какой-то человек? Она сейчас больше беспокоилась о том, как бы в Лесном ведомстве ее не наказали за то, что вмешалась в чужую судьбу. Но даже если бы запрещено было делать это всеми законами Вселенной, она поняла, что не смогла бы смотреть на чужую гибель молча и все равно бы поступила так, как поступила.

«В момент опасности люди часто слышат какие-то голоса, – размышлял парень, неся шляпу и слегка размахивая ею по дороге к своей даче. – Может быть, это был мой ангел-хранитель?»

4

В тот же вечер сорока принесла фее повестку. Следующим утром на Лесном Совете старейшины сказали:

– Ты помогла смертному уйти от его участи, ты вмешалась в чужую – да еще и человеческую! – жизнь. Это серьезное нарушение Лесного Кодекса, мало того – одно из самых страшных нарушений. Знаешь ли ты, что совершила это преступление напрасно? Этот человек все равно обречен!

– Нет, – тихо и удивленно ответила фея, скромно подняв на собравшихся глаза. – Почему?

– У него два варианта гибели: один – вчерашний, а второй возникнет ровно через пять лет в тот же день, и вот тогда его уже наверняка заберут, иначе он будет мешать своей линией жизни другим смертным! Ему нет места среди людей – каждому отмерен свой срок. Хотя ты слишком молода, чтобы понять…

Старейшины задумались и стали шепотом совещаться, по-видимому, о возможности смягчения наказания. Наконец один из них грозным голосом сказал:

– Недостаток ума – не грех, но грех – непослушание! В то время как тебе должно было беспрекословно подчиняться законам и учиться, ты покусилась на неприкосновенное – позволила себе менять чужую судьбу! Из-за этого теперь у многих людей будет больше проблем, чем нужно. Уясни, что ты ничего хорошего своим поступком не сделала!

Фея опустила глаза и сморгнула хрустально-зеленую слезу.

– Но это был твой выбор, и ты за него должна будешь ответить, – более мягким, но неизменно строгим голосом продолжал старый эльф. – За всякий твой поступок в этом мире приходится отвечать полной противоположностью: за каждую слезинку ты будешь вознаграждена улыбкой, каждое злое дело должна будешь восполнить добротой и милосердием. И при этом ты всегда обязана следовать своим желаниям, своим искренним чувствам. Ты хотела знать человеческую жизнь? Ты давно интересовалась людьми – не скрывай, мы это знаем! Что ж, ты станешь человеком. На неопределенный срок, пока искренне не захочешь чего-то иного для себя. Волею Суда Старейшин и согласно Закону ты изгнана из леса фей!

Стук судейского молоточка по срезу пня-стола разделил жизнь лесной нарушительницы на «до» и «после». По рядам эльфов-зрителей пронесся легкий удивленно-сочувствующий ропот… Она еще не верила в то, что услышала, сознание пока не могло это воспринять, не могло осмыслить сразу, а перед глазами все слегка поплыло и на миг подернулось рябью черных мушек. Но тут же слабость прошла, оставив странное ощущение полуполета. Точнее, полета куда-то вниз, неуправляемого, приятного и страшного одновременно – как все, что было связано с людьми.

– Но она же погибнет! – крикнул кто-то из толпы и тут же умолк, когда все взгляды устремились в его сторону. Альма с благодарностью посмотрела на дерзнувшего вступиться за нее эльфа Алька. Но, к сожалению, его заступничество ничем не могло ей помочь…

– Со временем ты поймешь, что это даже не наказание с нашей стороны, а вынужденный шаг, – продолжали старейшины. – Мы бы с радостью простили тебя, но закон есть закон.

Все эти слова воспринималось молодой феей как отговорки жестоких, непреклонных существ, которые хотят прикрыть свою черствость ссылкой на закон, на опасность, грозящую тем, кто проявит снисходительность. Жестокость, с какой она столкнулась впервые в жизни, была для нее удивительной до невероятности. Секунду назад готовая попросить прощения и осознавшая теперь, что это бесполезно, она возненавидела их за поучающий тон и тошнотворную правильность и готова была принять свою участь гордо и молчаливо. Однако голоса продолжали накатывать волнами, сменяя друг друга:

– Но в качестве смягчения наказания мы решили разрешить тебе посещать этот лес в человеческом обличье один раз в пять лет – именно этого числа этого месяца. А если будет особенно тяжело – кликни кукушку, и она передаст тебе от нас совет…

– Разве мне теперь запрещено свободно посещать мой лес? – вырвалось у феи.

Это было самым тяжелым ударом из всего услышанного ею сегодня на Совете.

Ответ был категоричен:

– У тебя есть три дня, чтобы собрать необходимое и попрощаться с лесом.

5

Что за «необходимое» ей собирать, фея не представляла. Вдобавок ко всему она была раздавлена настигшим ее несчастьем и могла думать только о том, как будет скучать по этим местам, и особенно по своему пеньку и полянке. Земляника казалась слаще во сто крат, а все вокруг – в тысячу раз красивее, оттого что это все придется вскоре потерять. Слезы душили ее при созерцании лесной красоты. А вот о том, как ей будет житься где-нибудь в другом месте и найдется ли вообще место для нее, фея особенно не переживала: она ведь не знала иной жизни и не представляла себе, что может быть намного хуже, чем здесь, в лесу. Как звери и птицы девственного леса не боятся людей, так она не боялась идти к людям и как будто даже была готова к этому. У нее была утешительная мысль: она ведь хотела познать мир людей, встретиться с ними, понять их, она давно ими интересовалась. Поэтому, казалось ей, в таком повороте событий есть для нее хотя бы один плюс: она, наконец, все узнает о людях! И горе ее вдруг утихло, вытесненное интересом к новому и любопытному. Это была просто какая-то лавина новья – непостижимая, захлестывающая. То ли еще будет! И что-то праздничное прорвалось через боль и тяжесть настигшего ее удара, будто открылось продолжение пути. Это не конец, не конец! Дальше будет интересно, еще интереснее! Надо бы всегда смотреть на вещи с такой стороны, тогда в жизнь никогда не прокрадутся человеческая печаль и рутина. А вот о том, что она просто-напросто не нужна людям, помыслить фея даже не догадалась…

Новый поворот событий придавал сил, решимости и даже ощущений грядущего удовольствия от предстоящего перехода на следующий жизненный этап. Она была смела и уверена в себе. Хотя большую наивность и представить себе было трудно.

Опьяненная своими смелыми мыслями, на которые никогда бы раньше не решилась, фея забрела дальше, чем обычно, и внезапно наткнулась на кирпичный домик. Это была крайняя дача, самая ближняя к лесу. Человеческий дом, небольшой, двухэтажный, стоял гордо и независимо, как крепость. «Ты всегда обязана следовать своим желаниям и поступать по совести», – уместно вспомнилось то, что сказал один из старейшин – тот самый, что прочел сегодня приговор, ее участь. И она решилась проникнуть вовнутрь и посмотреть…

Об осторожности, казалось, теперь уже не надо было думать. Чем могло ей грозить еще одно нарушение лесного законодательства? Терять было нечего. Тихонечко подойдя к дому, фея с любопытством вытянула шею и заглянула во двор: решетчатые металлические ворота приоткрыты, а за ними на земле лежало что-то твердое и несуразное – бетонные плиты, но она еще не знала, как это называется. От кирпичных стен пахло человеческим духом, и фея инстинктивно сжалась в комочек, ведь никогда доселе она не находилась к людям так близко. Изнутри доносилась неприлично-веселая песенка, иногда переходящая в мычание. Много позже фея поняла, что так люди иногда скрашивают одиночество: звук собственного голоса и какой-нибудь ритм помогают создать иллюзию общения, обмануть тишину и задать темп своему труду. Но мало-помалу голос стих, и тишина все-таки наступила, лишь изредка прерываясь каким-то стуком, шорохом и шипением, сопровождавшимся неведомым, но приятным запахом. Фея не знала, что так пахнет жареная картошка с овощами. Но ей было настолько любопытно, что, невзирая на страх, изгнанница подкралась к самому входу и заглянула в дом.

Отсюда все равно ничего не было видно – вход закрывала плотная белая паутинка, к тому же еще и грязноватая. Но, даже отодвинув ее, кроме темного коридора она ничего не разглядела. Только из соседней комнаты бил грубый яркий свет, так не похожий ни на лунный, ни на солнечный, ни на мерцание светлячков…

Свет внезапно погас. Послышались шаги. От неожиданности фея резко подалась в сторону и столкнулась с дверью, которая ударилась о стену и противно лязгнула.

– Кто здесь? – услышала она.

Не думая больше об осторожности, грохоча деревянными каблучками, фея помчалась на выход и выскользнула в сад. Ко всему прочему в голове мелькнула неуместная мысль о том, зачем люди строят для себя какие-то маленькие домики, а в них делают неудобные проходы, ограничивают себя стенами и навесами. «Зачем им эта гадость?» – спрашивала она себя, впервые в жизни задыхаясь от нахлынувшего приступа клаустрофобии. Фея спряталась за дерево и только потом, успокоившись, стала невидимой, вспомнив свою пока еще не исчезнувшую способность. И чуть было не потеряла ее опять от увиденного спустя несколько мгновений. Из дома в сад вышел человек. Но не просто человек, а тот самый, которого она примечала на поляне и в лесу много раз, тот, которого спасла по доброте душевной, в общем, тот самый, из-за которого ее и прогоняли теперь из собственного леса! Он был в клеенчатом фартуке, от него пахло картошкой и подсолнечным маслом… Но она не знала, зачем фартук и что такое подсолнечное масло. Она подумала, что должна бы ненавидеть его, но вместо этого без всякой обиды в душе стала рассматривать его одежду. Без шляпы он казался совсем другим, не узнать…