Истинный блэк-метал

Размер шрифта: 13

Я ничуть не безумен, я по-своему нормален

В цивилизации, образ жизни многих отравлен

Виталий Миллер «Синоним текущего – Армагеддон»

Глава 1

В её голове сохранились чёткие воспоминания о событиях того злосчастного день, когда она потеряла всё, что так много значило для неё. Забыть было сложно, когда она вновь и вновь перебирала в памяти всё, что повлекло за собой необратимые последствия. Она помнила его слова, свои ответы, крики, боль внутри и даже вкус собственных слёз, стекающих по лицу непрерывным потоком. В тот день она поняла, что значит выражение «земля уходит из-под ног», потому что сама испытала то же самое.

– Мне очень жаль, – сказал он, – но я не могу остаться. Ты хочешь, чтобы я всегда был с тобой, а я хочу быть один, стремиться к чему-то и получить то, о чём мечтаю.

– Но чем я помешаю тебе? – Не унималась она. – Я могу просто быть рядом, поддерживать тебя. Я же всё понимаю!

Он горько усмехнулся и отвёл взгляд.

– Пожалуй, ты единственная, кто меня не ненавидит. От меня отказались все, а ты продолжаешь меня любить. Почему?

Она не смогла подобрать нужные слова, чтобы ответить на этот вопрос, поэтому молча обвила его шею руками. Он тяжело вздохнул и попытался убрать её руки.

– Пожалуйста, – сквозь слёзы пролепетала она, – не оставляй меня.

– Ты знаешь, что я не могу, – он решительно оторвал её от себя и взял за плечи. – Я плохой человек, я тебе не нужен. Ты хорошая, милая девушка, которая обязательно найдёт себе достойного парня.

Она отрицательно помотала головой.

– Нет, нет. Я сама вправе решать, кто достоин меня. Я уже говорила тебе это.

Его лицо резко приняло ожесточённое выражение.

– Слушай, раз ты так меня любишь, то добавь ещё к тому, что я сказала измену. Да, я изменил тебе и не смотри так на меня. Она была той, к которой ты ревновала меня. Я сказал, что она не в моём вкусе, но, знаешь, только с ней я наконец почувствовал себя счастливым.

Ноги моментально превратились в мягкую вату, силы покинули её тело. Целый мир рухнул и окончательно перестал существовать. В голове крутились его слова, но она никак не могла взять их в толк.

Вдруг она снова наполнилась энергией и, в надежде, взяла его за руки.

– Ничего, ничего, я тебя прощаю. Только не уходи, молю, – быстро проговорила она и стала медленно опускаться на колени. В какой-то степени по своей воле, а в какой-то, потому что ноги ещё больше ослабли.

– Нет, нет, – на его лице появилось страдальческое выражение. – Ты ничего не понимаешь. Ничего. Ты слышала, что я сказал? Я изменил! Трахал другую девушку! Неужели ты примешь меня обратно, после всего этого, позволишь прикоснуться к тебе, целовать, обнимать, когда я делал то же самое с другой?

По коже пробежала дрожь. Постепенно до неё всё больше и больше доходило осознание сказанного. Она не верила, что её идеальный мир, который она построила вокруг себя, может так мгновенно рассыпаться на мелкие частицы, словно песок. «Нет, этого не может быть, – повторяла она про себя». Однако внутреннее утешение никак ей не помогало.

– Но знаешь что, Лина? – спокойно спросил он, и она уже почувствовала, что после этого её жизнь никогда не станет прежней. – Она бросила меня. Уехала в родной город и нашла себе нового парня. А что сделал я? Я жутко расстроился и даже встал перед ней на колени, просил, чтобы она не уезжала.

Внутри образовался огромный комок боли, словно её сердце насквозь пробили ножом. Слёзы хлынули из глаз, и ей захотелось кричать. Было бы очень хорошо, если бы в этот момент Вселенная схлопнулась, потому что жить в ней отныне невозможно.

Неожиданно в груди запылал пожар ярости, и Лина поднялась с колен. Она крепко сжала кулаки, собирая в них всю свою злость. Ей хотелось совладать с собой, но не получилось. Замахнувшись, она ударила своего парня в грудь, вложив в удар всю боль и оставшиеся силы. Он был высоким и крупным, поэтому для него, по всей видимости, этот удар был совершенно жалким, как удар хомячка, даже синяка не останется.

Лина заметила, как его брови сдвинулись к переносице, и он часто и глубоко задышал. Ладони сжались в кулаки. Её собственная злость испарилась и, как ей показалось, вернулись любовь и нежность.

– Ян, прости меня, я не должна была… – она подбежала к нему и попыталась обнять.

– Не подходи ко мне, – закричал тот, – иначе я смогу не сдержать себя. Лина, оставь меня в покое! Я не хотел тебя обижать, но ты меня заставляешь! Просто. Оставь. В покое.

Лина в страхе отступила. Она не думала, что когда-нибудь будет бояться того, кто был таким заботливым и чудесным парнем. Это никак не укладывалось в голове.

Постепенно Ян пришёл в себя и сделал глубокий вдох.

– Мы не подходим друг другу, пойми. Я использовал тебя. Притворялся милым и добрым, но я не такой. Я хотел, чтобы ты любила меня, но теперь не хочу. Я приехал, чтобы заставить тебя меня ненавидеть, но всё зашло слишком далеко. Я больше не приеду. Никогда.

Лина была готова снова броситься к его ногам. Она верила, что он всё ещё любит её, но сейчас, у него был очень тяжёлый период в жизни. Было, ведь, столько событий за последние два года, и, неужели, в каждом из них не было ни капельки любви? Это невозможно.

– Пожалуйста, – она всхлипнула, – не оставляй меня. Я… – голос дрогнул, – Я буду ждать. Всё равно буду ждать. Ты мне нужен. Я люблю те… Бя… Я… Я… Прощаю тебя, и ты прости меня… – горло сдавили подступающие слёзы, и она не смогла продолжить говорить.

– Я ухожу и вряд ли вернусь. Мне не нужна ты, и мне больше не нужна твоя любовь. Оставь её для кого-нибудь другого, и… Иди домой, – сказал Ян и повернулся, чтобы уйти.

Лина поспешила его догнать. Она встала напротив и жалобно посмотрела прямо в его глаза.

– Поцелуй меня в последний раз.

– Я не могу.

– Можешь. Пожалуйста.

Он наклонился и нехотя поцеловал. Его губы были холодными и совершенно чужими. Лина сама не знала, чего ожидала, но если бы у неё была возможность, то она бы снова и снова целовала его губы, пока они не стали бы родными.

Ян отстранился.

– Всё. Теперь я должен уйти. Надеюсь, что ты довольна.

Она хотела удержать его, но ноги не слушались. Молча, смотря ему вслед, она подумала, что если бы мысли убивали, то она была готова умереть в ту же секунду, лишь бы не жить без него.

Каждый день Лина продолжала мучиться от жутких душевных болей. Ей очень хотелось позвонить Яну, попросить о встрече, но, даже если бы она сделала это, тот не поднял трубку. Она начала ходить в церковь и даже приобрела икону, которой молилась каждый вечер по полчаса. В ней продолжала жить вера в то, что, если она продолжит любить, всё обязательно вернётся на круги своя. Любовь поможет им преодолеть трудности и найти путь к счастью. Она была готова сделать всё, что угодно, лишь бы Ян снова вернулся.

– Господи, – произносила она одними губами, стоя на коленях в церкви, – пожалуйста, верни любовь в его сердце. Пусть он полюбит меня, как любил раньше, – а я верю, что любил, – и вернётся. Я его очень люблю. Я верю, что ты слышишь меня. Пожалуйста, помоги.

По дороге домой она представляла, как совсем скоро Ян свяжется с ней, попросит прощения, и у них снова всё будет хорошо, потому что по-другому быть не может. Так прошло около месяца.

Наступил июнь. В этот раз он был дождливым, с частыми грозами и иногда даже градом. Лине нравилась эта погода, и она часто выбиралась из дома на прогулку, чтобы хоть как-то отвлечься. Постепенно, её вера в то, что всё наладится, угасала. Только спустя сотни часов размышлений, она стала приходить к выводу, что Ян никогда не вернётся в её жизнь, но сразу же старалась отсекать эти мысли. Ей было очень обидно, что она потратила так много сил, времени на эти отношения, и в тот момент, когда стало спокойно, пропали бесконечные ссоры, и они пришли к пониманию, всё разрушилось. Ян наконец-то доверился ей и перестал обвинять в том, что она не была «чиста» до их отношений. «У меня ощущение, что я поел из немытой тарелки, – сказал он как-то. – Я думал, верил, что ты не такая, как все. Даже хвалился друзьям, что ты особенная, но…».

Первое время Лина не видела ничего плохого в том, что у неё были отношения до этих. Ей казалось совершенно не важным, что какой-то парень трогал её. Да и до большего так и не дошло, потому что спустя несколько недель они расстались. Эрик (так звали её первого молодого человека) сказал, что вынужден уехать в Дрезден, чтобы продолжить получать образование. Сказал, что их общение нужно временно прекратить, так как ему приходится очень тяжело в университете. Учителя вечно жужжат о сдаче контрольных и экзаменов, а времени на подготовку почти нет. Лина приняла это и сказала, что будет ждать, когда он сдаст экзамены и снова станет свободен.

Спустя неделю, она решила прогуляться с подругами по городу, и, неожиданно, встретила Эрика в компании друзей. Лина ожидала, что, увидев её, он подойдёт, обнимет, но тот даже не поздоровался. Взяв себя в руки, она решила не обращать на это внимание. Они оба приняли решение, что не станут афишировать отношения, поэтому, возможно, Эрик, просто не стал делать знаки внимания при друзьях. И всё же, внутри осталась частичка обиды.

Она стояла с подругами, неподалёку от компании Эрика, и внимательно слушала их разговор.

– Ну а как там в университете? – спросил Карл, один из его друзей.

Эрик усмехнулся.

– Университет… Ха-ха, меня скоро выгонят оттуда, судя по всему. Я там почти не появляюсь.

Тут-то Лине стало всё ясно. «И как он мог? – подумала она. – Он врал и даже не постыдился». Ей было стыдно отчитывать парня перед друзьями, поэтому она дождалась, пока все разойдутся по домам. Парни вызвались проводить подруг до дома. На Лину пришёлся Эрик. Они шли домой в полной тишине, и тут, Лина решила высказать всё, что накопилось. Эрик смотрел на неё абсолютно непонимающим взглядом, словно слышал всё это впервые, но, позже, Лина поняла, что он всего лишь притворялся удивлённым. Если бы он боялся её потерять, то никогда при ней не признался во лжи. Он был либо слишком глуп, либо ему было плевать, что она подумает.

– Ладно, признаюсь, – сказал Эрик, – я соврал.

– Зачем? – раздражённо спросила Лина.

Тот пожал плечами. Она всё поняла, прочитала его, как открытую книгу, и, совершенно не стесняясь, послала к чёрту, хотя раньше не позволяла себе ничего подобного.

В тот момент она была жутко горда собой, потому что не позволила себя унизить, но после того, как она встретила Яна, от прежнего чувства не осталось и следа. Она стала считать себя настолько никчёмной, что даже подумывала наложить на себя руки. Ян обвинял её в том, что она не отказалась от поцелуя, хотя, по его мнению, вполне могла. Со временем Лина и сама стала думать, что это было так.

С неба срывались редкие дождевые капли. Гуляя по улицам Эдерана, Лина вспоминала, что когда-то они были здесь с Яном. Она громко смеялась, привлекая внимание прохожих, а Ян пытался её успокоить, хотя и сам еле-еле сдерживал смех, разожжённый общим весельем. Они часто ходили в парк, катались по траве, хохотали так, что слёзы выступали на глазах, а потом, успокоившись, целовались, пока не начинали неметь губы.

Сердце сжалось, и к горлу подступили слёзы. Лина осторожно сделала вдох, стараясь не позволить себе заплакать. Остальным не нужно видеть, что ей плохо. Это была её боль, которую не поняли бы окружающие. Может, один из сотни, выслушал её и сказал бы то, что она хотела услышать в этот момент, но проверять так ли это будет, не было желания. Лина уже убедилась в том, что рядом с ней уж точно нет таких людей. Набрав единственной подруге, которая всё ещё хотела с ней говорить, Лина рассказала всё, что произошло между ней и Яном, на что услышала шаблонные фразы, по типу «всё будет хорошо», «не думай о нём» и «это твой опыт, прими его и иди дальше». Всё это не успокаивало, а, наоборот, навивало ещё большую тоску. Она не могла забыть, не могла не думать, и не могла смириться. Ян всегда находил к ней подход. Ему стоило сказать только слово, а ей уже становилось легче. Теперь рядом с ней не было такого человека, и это было очень тяжело осознавать.

Когда-то рядом было много людей, но, со временем, когда у Лины появился один, самый настоящий друг, а по совместительству ещё и её парень, она отсеяла всех подруг. Тем более, они приносили ей только беды. Их взгляды стали разительно отличаться от взглядов Лины, и она поняла, что им совсем не по пути. Иногда ей становилось грустно оттого, что только у неё нет друзей, но чаще всего она была рада, что не осталась с теми, кто её не понимал.

Еле-еле волоча ноги по асфальту, Лина дошла до скамейки и присела. Вложив лицо в ладони, она напряглась всем телом, чтобы не позволить себе потерять контроль. Дождь усилился, и где-то вдалеке пробурчал гром. Она должна была идти домой, но видеть озабоченное лицо матери не хотелось. Она часто спрашивала, что с ней происходит, но Лина не могла рассказать. Эта была одна из тех тайн, которой нельзя было делиться даже с родителями.

Мелкие капли стали усыпать её кожу. От слабого ветерка стало холодно, но она не нашла в себе сил, чтобы подняться. «Как бы было хорошо, если бы он был рядом, – подумала она. – Ты мне так нужен. Где ты, чёрт побери?». Здесь, в парке, ей было немного легче, но сердце всё равно ныло от боли. Нет ничего более страшного, чем потерять человека, который был твоим смыслом жизни. Лина часто представляла, как, получив образование, они устроятся на работу, снимут небольшую квартирку в большом городе, и, наконец, смогут быть всегда рядом, а не довольствоваться редкими встречами по выходным. Ян жил достаточно далеко от дома Лины, поэтому ему всегда приходилось ездить на автобусе или, в редких случаях, идти пешком. Он говорил, что скучает по ней, хочет видеть, и разве это могло быть враньём?

Неожиданно, Лина почувствовала, как что-то тёплое касается её спины. Она вздрогнула и огляделась. Рядом с ней присел какой-то парень с длинными, чуть ниже плеч, и чёрными, как смоль, волосами. Лина заметила, что не чувствует холода, и, как оказалось, теперь на ней была чёрная кожаная куртка. Парень немного улыбнулся, видя её озадаченный вид, отвёл взгляд и стал смотреть куда-то вдаль. Лина хотела спросить, кто он и что здесь делает, но язык не слушался. Спустя пару минут, когда она всё же решила задать вопрос, парень заговорил первым:

– Когда человек сидит один, под дождём, это может значить только одно: на душе у него очень хреново. – Он окинул Лину беглым взглядом. – Вот я, например, хотел сегодня убить себя, потому что уже по горло сыт этой дерьмовой жизнью. – Он как-то странно усмехнулся. – А у тебя что?

Он был одет в чёрную футболку, поэтому Лина без труда смогла оглядеть его руки, покрытие множеством царапин и порезов. По телу пробежала дрожь, а дыхание на миг остановилось.

– Мне повезло, – парень посмотрел на неё, – нож был тупым, и я не смог ничего сделать, но… Если у меня не получилось сегодня, то, вероятно, получится завтра. Хотя… Может, я и не так сильно хочу, потому что это не первая моя попытка.

Ощутив холодок, пронизывающий до самых костей, Лина бездумно обхватила края куртки руками и плотнее закуталась в неё. Ей даже и в голову не пришло, что это была чужая вещь.

– Слушай, – продолжил парень, – как тебя зовут?

Она не сразу поняла суть вопроса и ответила через пару секунд, хотя, как ей показалось, прошла целая вечность.

– Лина.

– Лина… А я Тим, но не очень люблю это имя. Лучше зови меня Вэл.

– Вэл?

– Да. Это сокращение от моёго прозвища. Полное имя Вельзевул. Ну, знаешь, демон гордыни и так далее. Я получил его год назад, когда выступал с одной малоизвестной группой «Тойфель». Слышала о такой? Всего скорее нет. О чём я вообще? Ты выглядишь, как ангелок в этом белом платье и с этой причёской, а я тут спрашиваю о метал группах. Скажи, бред?

– Не совсем. Я слушаю рок, но совсем ничего не понимаю в жанрах.

– Неожиданно. Я бы мог тебе сыграть что-нибудь, объяснить, но, вряд ли это будет интересно и захватывающе.

– Когда-то я хотела научиться играть.

– Правда? По тебе не скажешь. Нет, я не имею в виду, что ты выглядишь плохо, просто, ты не похожа на тех, кто замешан в чём-то подобном.

– Я так выгляжу, потому что… – ей почему-то стало стыдно говорить об этом в присутствии Вэла. – Была в церкви.

– Ааа, вот в чём дело, – он засмеялся. – Ничего не имею против, но, лично я, служу Сатане. Мы из разных миров.

Лина вдруг подхватила его смех.

– Ты серьёзно? Моя мама бы тебя убила.

– Было бы славно, – не переставая смеяться, ответил Тим. – Я говорю абсолютно честно. Не хочу жить.

Лину поразили эти слова, но, неожиданно, она поняла, что он чувствовал сейчас и почему так считает.

– Я тоже хочу умереть, – вырвалось у неё. Она подумала, что сказав это, ей пришлось бы объяснять причины, но Тим не спросил об этом.

– Эта жизнь не стоит того, чтобы её проживать. Посуди сама: мы никогда не можем делать то, что хотим, хотя, все нам твердят, что всё возможно, главное, захотеть; жизнь не имеет смысла, потому что всё равно нас всех ждёт одно – смерть; к тому же, мир полон мразей, которые так и норовят испортить тебе, и без того, никчёмную жизнь.

И тут Лина вспомнила, почему вообще находится здесь и почему была такой грустной. Ей захотелось вылить свои чувства, которые так долго копились в ней, и она знала, что именно этот человек сможет их понять.

– Ты… – робко начала она. – Спрашивал, почему я здесь. Я рассталась с парнем, которого очень сильно любила, – и она тут же пожалела о сказанном. – Прости, ты, наверно, не захочешь об этом слышать…

– Почему это не хочу? Если бы мне было не интересно, то я бы не задал вопрос.

Лина отвела взгляд. Ей было стыдно смотреть в глаза Вэла. Впрочем, как и говорить на тему своего расставания.

– Он… Бросил меня, – продолжила она. – Сказал, что я ему больше не нужна, что он совершил ошибку, начав наши отношения. И… Он мне изменил. Боже… – обессилено выдохнув, она уронила лицо в раскрытые ладони.

– Урод, что ещё можно сказать? А ты его оправдываешь?

– Нет, – она удивлённо посмотрела на Вэла. – То есть… Возможно. Не знаю. Я теперь ничего не знаю, – жалобно сказала она и покачала головой.

– Не нужно оправдывать поступки других людей. Так или иначе, он сделал это, его решение было не вынужденным, не спонтанным, поэтому не стоит твоего прощения. Если бы его сбила машина, то только в этом случае его вины бы тут не было.

– Знаешь, мне бы не было так больно, если бы между нами была хоть какая-то частичка любви.

– Сколько вы встречались?

– Больше двух лет.

– Нельзя прожить с человеком так долго, не чувствуя ничего по отношению к нему.

– Нет, ты не понимаешь, – запротестовала Лина. – Он сказал, что вообще не может чувствовать любовь.

– Как это возможно?

– Не знаю, но он говорил, что не чувствует ни любви, ни счастья, ни радости – ничего положительного.

Вэл тихо засмеялся.

– Я так и живу, в принципе. Однако, я уже чувствовал любовь, поэтому не исключаю, что смогу почувствовать это снова, – он посмотрел Лине в глаза и улыбнулся краем губ.

Немного помолчав, он проводил взглядом прохожего, бегущего по тротуару с зонтом в руке, и продолжил:

– Да, я любил когда-то, но наши отношения разрушились. В тот момент, когда она сказала, что больше не может находиться со мной рядом из-за того, кем я стал, моя жизнь рухнула окончательно. – Заметив странный взгляд Лины (или ему так показалось), он поспешил её заверить: – Сейчас я уже не думаю о ней. Почти. Прошло два года с тех пор, как мы расстались. Моя жизнь была и без того не сладкой, но когда даже единственный смысл жизни меня покинул, всё стало в разы хуже. – Он горько рассмеялся. – Я даже плакал, представляешь? И мне не стыдно, кстати. С того дня я не пролил ни одной слезинки, так что, держусь молодцом, можно сказать. И… – его взгляд зацепился за одно из деревьев. – Я тоже её оправдывал. Говорил, что она просто не вынесла моего состояния, что это тяжело, никто бы не справился, но со временем понял, будь я на её месте, никогда бы не бросил человека, которого люблю. Впрочем, так и случилось, но наше отличие было в том, что она не была так сильно ранена детством и жизнью, как я, поэтому многих моментов она просто не могла понять, как не пыталасью. – Пауза. – А может плохо пыталась.

– Это ужасно… – только и ответила Лина. Она могла бы сказать ещё много чего, но ей казались эти слова совсем неуместными.

– Да, наверно, – Вэл пожал плечами, – но где-то через пару месяцев размышлений я пришёл к выводу, что не такой уж идеальной она была, какой я её видел. Может, и твой бывший не такой уж распрекрасный, не думала?

– Думала. И в последнее время всё чаще. Он совсем не был идеальным. – Лине вдруг стало очень легко об этом рассуждать. – Мы часто ссорились первые полтора года, и только потом всё наладилось. В какой-то момент он даже сказал, что ему стало скучно. Смешно. Мне иногда кажется, что во всех наших ссорах больше всего страдала я. Рыдала, кричала, иногда кидала предметы в стены, потому что он никак не мог мне поверить, считал, что я вру. Зря я, наверно, сказала, что ложь – это часть моей жизни.

– Ложь – часть жизни каждого. Это защитная реакция. Думаю, что это приходит из детства, когда нас наказывали за проступки. Мы старались их скрывать, чтобы нас не били, не ругали. Будь в наших семьях доверительные отношения, то нам не приходилось бы потом бояться осуждения за ошибки.

Лина не сдержалась и тихо засмеялась.

– Ты рассуждаешь, как настоящий психолог.

Вэл растянул бледные, потрескавшиеся, губы в улыбке.

– Может, я уже и настоящий психолог, вот только свои беды с головой вылечить не могу.

– Я своего рода тоже психолог, поэтому, если хочешь, могу попробовать тебя вылечить. Ты меня, а я тебя.

Вэл громко рассмеялся.

– Звучит, как охренительный план. Только учти, у меня нет денег, чтобы платить за консультации.

– Ничего, это будет взаимовыгодная помощь, – смеясь, ответила Лина.

Дождь шёл непрерывно, иногда гремел гром, а их одежда была уже мокрая насквозь, но им было решительно всё равно. Они смогли, впервые за столько времени, отпустить свои проблемы, ощутить некую лёгкость, а потому, остальной мир их уже мало волновал. Солнце клонилось к закату, и Лина поняла, что ей пора домой, иначе дома мама сойдёт с ума от беспокойства. Она сказала об этом Вэлу, и тот предложил проводить её до дома. Она ответила согласием.

По пути к дому Лины они беседовали о том, как было бы классно сбежать куда-нибудь далеко, где нет людей, их мнения и «глупых лиц». Например, на необитаемый остров. Пусть пришлось бы выживать, но это лучше, чем иметь дело с окружающими, причиняющими так много боли одними только словами. Лина сказала, что на самом деле, она устала не от людей в целом, а от своего общества, своего окружения. Мать вечно пытается всё контролировать, а она хотела бы жить своей жизнью, не спрашивая чьего-либо мнения. Вэл поддержал её, но не стал говорить, что когда начал жить один, ничего не изменилось.

Впереди показалось огни родного дома, и Лина тяжело вздохнула.

– Вот я и дома. Нужно идти.

– Да, видимо.

– Ты же не попросишь какую-то благодарность, верно? – кокетливо спросила она.

На лице Вэла появилась загадочная ухмылка.

– Ну… Например, поцелуй, что скажешь?

Улыбка с лица Лины тут же исчезла, и она, не задумываясь, сделала шаг назад. Вся эта ситуация, вдруг, напомнила ей то, что произошло, казалось, уже целую вечность назад. Она стояла здесь с Эриком. Он довёл её до дома и спросил, не хочет ли Лина его как-то отблагодарить.

– Ну не знаю, – сказала она, опустив глаза и застенчиво улыбаясь.

– А ты подумай, – Эрик был немного пьян, так как они возвращались с дня рождения их общей подруги, поэтому слегка качался из стороны в сторону. Его руки легли на талию Лины, и он стал медленно водить ими от бёдер к подмышкам. – Я жду.

Она знала, чего он хочет, но смогла только решиться на поцелуй в щёчку. «Это всё?», – спросил он, и Лина ответила согласием и сказала, что пока не готова на большее. Теперь, стоя рядом с Вэлом, она ощутила чувство, похожее на дежавю. Ей стало страшно, что та же ситуация снова повторяется. Пусть дальнейшие события были бы другими в этот раз, но проверять, будет ли так на самом деле, ей не хотелось. Испытать то же чувство стыда, что она уже ощущает ежедневно, она была не готова.

Вэл тихо рассмеялся.

– Что с тобой? Я же пошутил. Верни мою куртку, и этого будет достаточно.

Только сейчас Лина осознала, что по-прежнему носила её на своих плечах. Смутившись, она быстро сняла её и протянула Вэлу.

– Ох, извини, я совсем забыла…

– Ничего, это тоже была шутка. Не стоит так пугаться. Можешь вообще оставить её себе, если хочешь.

– Нет-нет, не нужно. Я возвращаю.

– Ладно, – он взял куртку, и хотел было, как бы ненароком, коснуться её руки, но передумал, посчитав, что это может снова её напугать.

В голове Лины крутилась одна и та же мысль, но всю дорогу она никак не решалась её озвучить. Она подумала, что если не скажет об этом сейчас, то не скажет уже никогда.

– Жаль расставаться с тобой, – выпалила она.

Вэл мягко улыбнулся ей.

– Мне тоже, но ты говоришь так, словно мы никогда не увидимся. Хочешь, встретимся завтра? – Он ухватился за её слова, как за хлипкую соломинку, в надежде на спасение. Если бы у него была возможность, то он остался бы с ней на всю ночь и даже на весь следующий день.

– Хочу, – быстро ответила Лина. – Во сколько?

– Давай в два часа дня?

В это время Лина была на службе в церкви, но решила, что один день можно и пропустить.

– Договорились, – сказала она и, неожиданно для самой себя, протянула руку.

Вэл, улыбнувшись, пожал её, но не слишком крепко. На всякий случай.

Он шёл домой, не разбирая дороги. Все его мысли были заняты размышлениями о девушке, чей аромат (кажется, дикой вишни) остался на его куртке. Провернув ключ в замке, он с сожалением подумал о том, что мог назначить встречу на более раннее время, чтобы не томиться в тяжком ожидании.

Квартира была пуста. Как и обычно. Вэл давно подумывал завести домашнего питомца, но решил, что с его частыми переездами это вряд ли возможно. Он не хотел брать на себя ответственность, зная, что, всего скорее ему придётся оставить собаку или кошку в приюте или отдать кому-то другому.

Он снял мокрую куртку и повесил её на стул рядом с батареей. Вспомнив, что та давно не работает, так как отопление отключили, он понадеялся, что куртка высохнет и так.

Пройдя в кухню, он зацепился взглядом за нож. Сегодня он, возможно, едва ли не совершил ошибку. Если бы ему удалось умереть, на его пути никогда бы не встретилась эта девушка с тёмными волосами и бледной, будто у мертвеца, кожей. Он думал, что его жизнь давно закончена, стремиться больше не к чему, но теперь ощущал настойчивое волнение. У него снова был повод проснуться. Наверняка он не вытерпит и пойдёт к ней намного раньше назначенного времени. Сидеть дома тяжелее, чем бездумно шататься по городу. Он не подойдёт прямо к крыльцу, но будет поблизости. Ему в любом случае нравилось ощущать девушку где-то рядом.

Вэл подумал налить себе чаю, но его желудок скрутило от переживаний, поэтому он решил отложить это на потом. Хотя, вероятно, он и на следующий день не сможет поесть. С другой стороны, ему не привыкать.

Он взял нож и положил его в ящик тумбы (от греха подальше). С сегодняшнего дня ему противопоказана смерть. Походив по комнате (потому что сидеть было невыносимо), он решил сыграть что-то на гитаре. Взяв свой старенький, потёртый стратокастер, он попытался что-то наиграть, но из-за испорченных струк звук получился глуховатым и не таким мелодичным, как раньше. «Вот и появилось занятие на завтра, – подумал он. – Нужно сходить в магазин и купить новые струны. Вдруг она захочет научиться играть?». Эта мысль заставила его сердце биться чаще.

Вэл отложил гитару и снова зашагал по комнате. На часах было почти восемь часов. Он был слишком взволнован, чтобы ложиться спать, да и время раннее. Подумав, он взял книгу и стал бегать глазами по тексту, не разбирая слов. Тяжело вздохнув, положил её на место. Ему предстояла очень тяжёлая ночь, особенно, если брать во внимание его бессонницу, но в этот раз он ожидал не ещё один день боли, как это было обычно, а в кой-то веке что-то радостное, будоражащее ум и душу. От этого становилось легче.

Лина ворочалась с боку на бок, думая о том, что завтра наденет, какую причёску сделает и что скажет Тиму. Она пыталась возродить в памяти его образ, но когда перед мысленным вздором появлялись голубые глаза, её пробивала дрожь.

Поняв, что не сможет заснуть, она высунулась из-под одеяла, встала и подошла к шкафу. Она не знала, стоит ли одеваться в стиле Тима (вдруг он подумает, что она пытается подражать, и ему это не понравится?), но почему-то ей очень захотелось надеть что-то чёрное. Во всём гардеробе она смогла найти только чёрную майку с узкими бретелями и чёрные шорты, которые были слишком короткими. Идти на встречу с парнем в таком виде, было не самым разумным решением, поэтому она сменила шорты на синие джинсы. Спустя месяц ей впервые захотелось нанести макияж, замазать свои синяки под глазами, сделать кожу лица более здоровой и сияющей, губы более алыми, а глаза выразительными.

С уходом Яна Лина почти перестала следить за своей внешностью. Ей казалось это неважным, поскольку она не собиралась вступать в новые отношения, да и сил, чтобы сделать макияж у неё не хватало. Она с трудом умывалась по утрам – чего уж говорить о более энергозатратных процедурах? Однако завтра ей хотелось выглядеть безупречно.

Она подготовила всё к предстоящей встрече, но подготовить себя морально никак не могла. Сердце билось так быстро, что уснуть было невозможно. Хотелось что-то делать, не сидеть на месте, но, в тоже время, она не могла сосредоточиться, ни на одном деле. Она ходила по комнате, смотрела в окно, копалась в вещах, в надежде найти что-то ещё, и всё это до тех пор, пока на часах не оказалось три часа ночи.

Ощутив усталость, Лина легла в кровать, но всё равно какое-то время продолжала вертеться с боку на бок. С самого момента расставания с Вэлом, её преследовал запах его духов, попавший с куртки на кожу. Он не только волновал её, но ещё и приносил удовольствие. Она почти не вспоминала Яна, хотя пару раз, воспоминания мелькали перед глазами, как кадры кинофильма, когда она начинала понемногу погружаться в сон. В груди тут же образовывался комок, который, казалось, давил на лёгкие, заставляя их сжиматься и принося сильный дискомфорт. Она отгоняла всё, что было связано с Яном, чтобы не портить хорошее настроение.

Через час она смогла заснуть. Поутру её разбудил стук в дверь. Мама требовала подняться с постели и идти завтракать. Вернее обедать, потому что время близилось к двенадцати часам дня. Лину, словно током ударила мысль, что так можно и опоздать на встречу, и она мигом поднялась с постели. Наскоро умывшись, одевшись и накрасившись, она посмотрела на себя в зеркало. Ей давно перестало нравиться то, что она видела. Более того, это было противно ей. Она старалась, как можно реже смотреть на себя, чтобы не испытывать негативные эмоции. Изо всех сил она старалась сделать максимально подходящий макияж, но он, то был слишком яркий, то слишком бледный и неказистый. Остановившись на чём-то среднем, она вышла к завтраку (обеду).

Мама отчитала её за слишком долгий сон, а затем, обратив внимание на её внешний вид, спросила:

– Куда это ты собралась? Накрасилась, нарядилась… На встречу с Яном? Я что-то его давно не видела.

У Лины тут же пропал аппетит. С трудом проглотив сэндвич, она ответила:

– Нет, с подругой.

– Вот как? Насколько я знаю, Мия сейчас учится. А твоя новая «подруга» случайно не ходит во всём чёрном?

Сердце Лины пропустило удар. Её словно поймали за чем-то непристойным.

– Лина, – строго обратилась мама, отставив чашку кофе, – кто этот парень? Почему ты с ним? Где Ян? Вы расстались? Почему? Он был таким хорошим мальчиком, всегда здоровался со мной, спрашивал, как дела.

– Ты ничего о нём не знаешь, – тихо пробурчала Лина, опустив взгляд.

– Что?

Не дождавшись ответа, мама продолжила:

– Зачем ты променяла Яна на этого… Сатаниста? Ты думаешь, что я ничего не понимаю? Послушай меня, не вздумай делать глупости.

– Я и не делаю, – быстро заверила её дочь.

– Делаешь. Подумай, что скажут люди? Если вы расстались, то это не повод спустя неделю заводить нового бойфренда. Ты же не проститутка, верно?

Лину задели эти слова до глубины души. Такое сравнение было для неё самым противным, что можно было услышать из уст матери.

– Ты сегодня пропустила службу, – продолжила мать. – Из-за него, да? Это не хорошо. Вы знакомы только несколько дней (или часов), а он уже на тебя влияет. Что это на тебе надето? Что за макияж? С Яном ты никогда не была такой.

Эти слова уже не просто обижали Лину, а начинали раздражать. Она была хорошо одета, вполне скромно. Макияж тоже был не вызывающим, но мама почему-то продолжала видеть в дочери не девушку, желающую выглядеть хорошо, а распутную даму, жаждущую привлечь мужчину. А с Яном она выглядела по-другому, потому что он так же, как и мать, считал яркий макияж признаком измены, ведь она ему нравилась и без «шпатлёвки» на лице.

– Этот парень выглядит очень сомнительно, – продолжала мама. – Это не доведёт до добра. Сейчас он, может, и кажется милым, но потом покажет своё истинное лицо. – Она отпила кофе из чашки. – Заведёт тебя на какую-то заброшку, познакомит с друзьями, а потом они принесут тебя в жертву дьяволу. Не смотри так на меня. Если бы ты читала новости, то знала об этом.

– Мам, хватит, – не выдержала Лина.

– Что «хватит»? Что «хватит», Лина? Ты в своём уме? – Мама начал повышать голос. – О чём ты думаешь? Нужно хоть немного размышлять, прежде, чем делать. Ты – молодая, красивая, верующая девушка, а связалась с каким-то дьяволопоклонником! Нет, ты никуда не пойдёшь.

Лина подскочила со стула. Внутри неё начинала зарождаться настоящая паника.

– Да почему?!

– Потому что я так сказала, – строго, чеканя каждое слово, ответила мать. – Сядь.

– Нет, не буду, – быстро поговорила дочь. – У меня наконец-то начало всё налаживаться, а ты хочешь всё это отнять. Тебе видимо больше нравится, когда я плачу по ночам и хожу с унылым лицом.

– Мне нравится, когда ты в целости и сохранности, будто проигнорировав слова Лины, возразила мать. – Ты никогда не слушаешь меня, и к чему это приводит? Я тебе говорила, что нельзя поддаваться соблазну и отдаваться парню, а что ты сделала? Ты проигнорировала мои слова, и он тебя бросил. И, знаешь, что я скажу? Правильно сделал, потому что ты оказалась слишком доступной для него.

Лина изо всех сил попыталась сохранить подступившие слёзы при себе, но они всё равно вырвались и потекли по щекам. Она никак не ожидала услышать эти слова от матери. Они ранили в самое сердце, кололи, словно игла, и Лине захотелось тут же провалиться на месте. Она не могла найти в себе слов, чтобы как-то отреагировать, поэтому просто повернулась и устремилась к выходу. По пути она зацепила ногой стул, и он тяжело рухнул на пол.

– Ладно, – злобно выкрикнула мать. – Иди. Иди! Но когда тебя будут убивать, насиловать, или, Бог знает, что делать, можешь даже не просить меня о помощи. Это будет твоим уроком. Конечно, иди!

Вэл стоял за поворотом, нервно стуча носком ботинка по асфальту. Куртка всё-таки не высохла за ночь, поэтому он пошёл вовсе без неё. На небе собрались тучи, и стал дуть прохладный ветер. Вэд поёжился, сунул руки в карманы, рассчитывая хоть как-то согреться.

Он услышал чьи-то шаги и резко вскинул голову. Пряди волос перекрыли большую часть обзора, и он поспешил их убрать. Вэл не сразу узнал её. Она выглядела совсем не так, как вчера. Волосы были распущены и оказались почти по пояса. На ней была майка и джинсы, которые отлично подчёркивали её замечательную фигуру. Вэл не знал, как именно называется эта форма, но отметил широкие бёдра, узкую талию и плечи. Ему очень понравилось то, что он видел, но постарался скрыть интерес – лишнее возбуждение было ни к чему (по крайней мере, пока). Однако когда он увидел её лицо, от возбуждения не осталось и следа. Она плакала, отчего тушь сильно размазалась, образовывая пятна под глазами, схожие с окрасом панды.

Вэл поспешил подойти к ней, совсем позабыв, что до назначенного времени осталось ещё больше получаса. Она была так слаба, от неё веяло отчаянием и болью, поэтому Вэл быстро подхватил её, не давая упасть на асфальт, хотя точно не знал, упадёт ли она вообще. Ему так хотелось к ней прикоснуться, что он перестал думать о чём-либо ещё, кроме этого.

– Что случилось? – спросил он.

Она ничего не ответила и продолжала тихо всхлипывать. Вэл обнял её, и она прижалась к нему, принимая этот жест. Он стал ощущать её слёзы сквозь футболку, и от этого у него заболело сердце. Лина представлялась ему прекрасным цветком, который только и должен цвести и радовать глаз, но теперь, когда он был готов погибнуть, видеть его таким стало невыносимо.

Мимо прошёл мальчик, внимательно смотря на то, как какая-то «тётя» тихо плачет. Радом стоял хмурый «дядя» с длинными волосами, больше похожий на тётю, и обнимал её.

– Чё пялишься? – спросил дядя.

Его грубый голос вселял страх. Мальчик отвернулся и быстро посеменил прочь. Ему хотелось узнать, почему тётя плачет, потому что лично у него день был великолепный. Он считал, что все вокруг должны быть счастливы только потому, что бабушка набила его карманы конфетами, а мама дала две дойч-марки, чтобы тот сходил в магазин и купил себе что-нибудь вкусное. Только он решил их не тратить, а вложить в книгу о динозаврах (его любимую), ведь мечтал накопить на велосипед, такой же, как у его соседа, которому он втайне завидовал, но никогда не признался бы в этом, если бы кто-то спросил.

Обернувшись и смотря издалека на хмурых дядю и тётю, мальчик подумал, что, вероятно, они грустят из-за плохой погоды. Решив для себя, что так и было, сразу же забыл об этом.

Лина оторвалась от груди Вэла, чувствуя себя полностью разбитой. Она ощущала неподдельный стыд из-за того, что ему пришлось увидеть её в таком состоянии. Она рассчитывала произвести хорошее впечатление, но, в итоге, выглядела хуже, чем вчера.

– Тебе лучше? – спросил Вэл, по-прежнему держа руки на её плечах.

– Да. Нормально, – ответила Лина, хотя была далеко от значения слова «нормально», просто у неё кончились силы плакать. Казалось, из неё вылились все чувства, которые скопились за месяц, поэтому теперь она чувствовала себя максимально пустой, выжатой и безэмоциональной.

Вэл вздохнул, также понимая это. Ему захотелось как-то утешить Лину, но он не знал как именно.

– Давай сядем куда-нибудь, – предложил он, – а то ты на ногах еле стоишь.

Лина кивнула, соглашаясь. Они нашли лавочку рядом со швейным магазином. Вэл подумал, что было бы неплохо раздобыть где-нибудь влажные салфетки, но бросать девушку в таком тяжёлом состоянии не хотелось. Он порылся в кармане, но смог найти только смятую купюру и медиатор. «Так вот ты где, – подумал он рассеянно. – Поздно ты нашёлся. Сегодня я купил новый». Денег после покупки струн и медиатора почти не осталось, а ведь скоро он должен оплатить счёт за квартиру. Он мог перетерпеть холод, голод, но отсутствие крыши над головой было бы невыносимым испытанием. Делать было нечего: вероятно, придётся позвонить матери и попросить денег «взаймы».

Вэл сел рядом с Линой и осторожно спросил:

– Ты не расскажешь, что случилось?

– Это всё мама, – тихо произнесла она, осматривая свои кроссовки.

– Что она учудила?

– Она… Иногда бывает невыносима. У неё в голове столько тараканов.

– Понимаю. Моя мать такая же.

Из магазина вышла женщина, окинула сидящих на лавочке взглядом, но, не сказав ни слова, повернула направо и зашагала по тротуару, элегантно неся сумку на предплечье. Вэл подумал, что если бы она только пискнула, он бы сразу взорвался от злости. Ему не хотелось, чтобы кто-то вмешивался и, особенно, упрекал в чём-то.

– Она не знает ничего о моей жизни, но пытается яро в неё вмешиваться, – продолжила Лина, провожая взглядом женщину. – Может, я бы и рассказывала ей, если бы не её бурная реакция. Она не пытается меня понять. Мне кажется, что для неё, я – одна большая проблема.

– А вот я думаю, что это не так, – подумав, ответил Вэд. – Я полагаю, что она такой же веры, что и ты?

Лина кивнула.

– Тогда всё ясно. Не бери это на свой счёт, но я не очень хорошо отношусь к вере в Бога. Говорить за всех не буду, но, на мой взгляд, большая часть верующих – это лицемеры. Да и глупо верить в то, что делает из тебя тряпку, об которую можно сколько угодно вытирать ноги, а ты и пикнуть не смеешь. «Ударили по одной щеке – подставь другую»,– и прочий бред.

– Об меня вытирали ноги, – задумчиво сказала Лина. – Тот, кого я очень сильно любила, пользовался моей добротой, любовью и доверием.

Вэл вдруг ощутил огромный прилив агрессии, но не на девушку, а на парня, поступившего так с ней. Это было подло, низко.

– Поэтому никогда нельзя давать слишком много, – сказал он, стараясь не показывать свою злость. – Когда ты безвозмездно что-то отдаёшь на протяжении долгого времени, для людей это входит в привычку. Когда ты что-то даёшь, нужно требовать того же взамен, иначе в чём смысл? Отношения – это взаимовыгодный обмен.

– Ты думаешь, что если бы я давала ему любовь, но не всю, а только часть, он бы остался? – с примесью надежды, спросила Лина.

– Нет, – уверенно ответил Тим. – Не думаю. Как ты говоришь, у него не было чувств изначально, поэтому чтобы ты не сделала, всё было бы бесполезно. Учить человека любить, когда он не умеет, это всё равно, что учить собаку говорить.

– Боже, зачем я вообще ввязалась в эти отношения? – в отчаянии выдохнула Лина и закрыла лицо руками. – Самое ужасное, что я всё равно не могу его отпустить.

– Ты просто продолжаешь верить в чудо, – сквозь зубы прошипел Тим. – Лина, посмотри на меня. Посмотри. Да, нам очень хочется верить в лучшее, считать, что судьба не может с нами так поступить, но она, на самом деле та ещё сука. Она неумолима и будет бить тебя, пока ты не поймёшь, что полагаться на неё нельзя. Нужно самостоятельно строить свою жизнь, а не ждать, пока кто-то над тобой сжалится. Люди не перестанут быть мразями, а чудо никогда не произойдёт. Знаю, это тяжело осознавать, но в том и проблема: мы привыкли, что в конце любой сказки все «живут долго и счастливо», но в реальной жизни этого не будет. Ты умрёшь в нищете, ничего не добившись, если так и будешь думать, что тебя спасёт судьба, Бог или ещё кто-то. Посмотри вокруг – на свете много несчастных людей, и дохнут они, оставаясь такими же несчастными. Я веду к тому, что тебе стоит осознать: твой «ненаглядный» никогда не вернётся. Почему? Потому что между вами нет никакой волшебной связи, и он не услышит твоих молитв. – Заметив внимательный взгляд Лины, Вэл осёкся, и продолжил более спокойным тоном. – Он наверняка живёт и даже не вспоминает о тебе. Да, это больно. Осознавать, что твои желания могут исполняться только в том случае, когда это целиком и полностью зависит от тебя.

Помолчав, он добавил:

– Я тоже жил иллюзиями, думал, что ещё наступит моё время, судьба подкинет мне что-то, но если бы я закрылся в комнате и вообще не контактировал с людьми, вряд ли бы, например, встретил тебя. Людям удобно верить, что во всём виноваты не они, а кто-то другой, поэтому и говорят, что «не я плохо постарался, а судьба у меня такая, только и всего».

Лину поразили эти слова до глубины души. Она никогда не задумывалась об этом. Когда-то её посещали мысли о том, что высших сил не существует, но они настолько пугали, что сразу же откладывались на потом. Теперь же, идея о том, что не существует ни судьбы, ни Бога, ни кого бы то ни было ещё, представилась так ясно, что заставила мгновенно ощутить всю тягость положения. До этого она могла рассчитывать на чью-то помощь, облегчить свои страдания, думая, что кто-то на небесах её поддерживает, но сейчас она чувствовала себя совсем одинокой. Хотя, рядом теперь был Вэл, но, не уйдёт ли он так же, как и все остальные?

Открылась дверь магазина, и наружу вышла другая женщина. Она посмотрела на Лину, потом на Вэла и, цокнув языком, сказала:

– Довёл девочку. Не стыдно? Кошмар. А ты? Терпишь его, да? Если доводит до слёз, а не до восторга, то нужно сразу же бросать таких. Тьфу! – Она покачала головой и пошла по своим делам, продолжая что-то бормотать.

У Лины эта ситуация почему-то вызвала смех. Вэл сначала с сомнением посмотрел на неё, а затем улыбнулся, почувствовав, что от души немного отлегло. Улыбка шла Лине намного больше, чем слёзы.

– Мне нужно умыться, по всей видимости, – немного успокоившись, сказала Лина и осторожно потёрла глаза.

– Насколько помню, здесь неподалёку должно быть кафе. Можно попроситься в туалет, – предложил Тим.

– Хорошо, пошли.

– Ты сказал «насколько я помню». Недавно здесь? – спросила Лина по дороге к кафе.

– Около трёх месяцев. Я редко выхожу из дома, поэтому ещё не успел всё как следует изучить. А ты здесь с рождения?

– Не совсем, но уже довольно давно. Может, лет десять. Мама переехала сюда после того, как… Как мой отец умер.

– Как это вышло?

Лина вопросительно посмотрела на него. Ей было непривычно, что подобные вопросы задают в лоб, без предварительной подготовки.

– А, извини, – сказал Вэл. – Забыл спросить, хочешь ли ты поговорить об этом.

– Нет, всё нормально. Я его почти не знала. В детстве всё кажется несерьёзным. Мама сказала, что у него был рак лёгких от чрезмерного курения. Когда его обнаружили, было уже поздно что-то делать.

– Мне всегда казалось странным, когда люди говорят «я хочу жить», но в то же время продолжают поддаваться вредным привычкам. Я не курю и не пью, хотя, мог бы, учитывая мой образ жизни.

– У меня то же самое. Как-то раз подруга предложила мне сигарету, но я отказалась. Все вокруг меня курили, но… Мне нравилось думать, что я особенная. Однако совсем недавно мне довелось это сделать. – Она смутилась. – Я подумала, что ничего особо плохого не случиться, но, на деле, потеряла свой внутренний стержень. Мне стыдно за это.

– Иногда можно поддаваться соблазнам, я думаю. Тебе ведь не понравилось?

– Конечно же, нет! Я чуть не задохнулась.

– Тогда можешь не переживать по поводу стержня. Он всё ещё у тебя есть. Ты не пристрастилась к курению, поэтому можешь продолжать считать себя особенной. – Вэл растянул губы в улыбке. Его сердце забилось быстрее. Это было странно, но он ждал реакции на комплимент, затаив дыхание.

Лина всё-таки оценила его и улыбнулась.

– Что ж, это радует. А ты ни разу не пробовал?

– Нет.

– Чёрт, теперь я чувствую себя уже не такой уверенной в себе, – Лина нервно рассмеялась.

Вэл поджал губы и не ответил на смех. Он знал, что тот был не искренним и исключительно для психологической разрядки. На самом деле, Лине было не весело от мысли, что даже Вэл, парень, не пробовал сигареты.

Они вошли в тихое кафе под названием «StadtCafe». Когда-то Лина намекала Яну зайти сюда, но тот проигнорировал её. У него совершенно не было денег, хотя Лина знала: он мог попросить у мамы, если сильно бы того захотел.

Спросив у проходящего мимо официанта, можно ли Лине воспользоваться уборной, они услышали положительный ответ. Обычно, если люди не являлись посетителями кафе, их не пускали в туалет, но, видимо, увидев заплаканные глаза Лины, официант сжалился.

Зал был почти пуст. Лишь в углу, за круглым столиком, пили пиво трое мужчин и над чем-то громко смеялись. Возможно, кафе сейчас переживало не самые лучшие времена. Туристический сезон начнётся только через месяц, поэтому, как правило, ресторанам, кафе и прочим заведениям приходится обходиться редкими посещениями местных.

– Что ж, ты иди, а мне нужно отойти на пару минут, – неожиданно заявил Вэл. – Если не обнаружишь меня рядом с дверью, просто подожди, хорошо?

Заметив обеспокоенное выражение лица девушки, он быстро добавил с улыбкой:

– Не бойся, я никуда не уйду. Просто нужно кое-что сделать. О’кей?

– Хорошо, – с сомнением ответила Лина и вошла в уборную.

Лампочка на потолке магазинчика то и дело мерцала, действуя на нервы. Тим тщетно пытался отдышаться после быстрой ходьбы. Он не хотел надолго оставлять Лину, чтобы она не почувствовала себя брошенной. «Чёрт, она выйдет через пять минут или меньше, а я меня уже не будет десять, – подумал Вэл». Он быстро оглядел витрину, ища подходящий вариант под свой бюджет. Засунув руку в карман, он не смог найти купюру. Уже обозлившись на себя за то, что он, растяпа, посеял единственную оставшуюся дойч-марку, он стал раздражённо выворачивать карманы наружу. Зелёная купюра упала на пол с тихим шорохом, и Вэл облегчённо вздохнул. Если бы он потерял её, то весь план мог пойти под откос.

За кассой сидел молодой парень с, едва пробивающимися, подростковыми усишками над верхней губой. Он читал свежий выпуск «Die Welt» и с улыбкой поглядывал на своего посетителя.

Вэл ткнул пальцем в стекло и сказал:

– Мне пачку F6.

Парень нехотя отложил газету и нарочито медленно подошёл к витрине.

– Вот эту? – он указал на одну из пачек сигарет.

– Да, я же сказал, – раздражённо ответил Вэл.

– Мало ли, – уныло ответил парень, взял пачку и подошёл к кассе. – С вас четыре дойч-марки, сорок восемь пфеннингов.

Вэл положил на кассу пять дойч марок. Парниша отрыл кассу и стал отсчитывать сдачу. Кинув взгляд на часы, Тим с отчаянием осознал, что Лина наверняка уже заждалась.

– Давай быстрее, – поторопил он кассира.

Парень выложил сдачу на стол.

– Что, уже невтерпёж? – с ухмылкой спросил он.

– Что? – Вэл нахмурился, стараясь понять его вопрос.

Тот кивнул подбородком в сторону сигарет.

– Слушай, – сказал Вэл, поняв, что имеет в виду этот наглый мальчишка. Он наклонился к нему немного поближе, словно хотел сообщить какую-то тайну, – лучше заткни пасть и почини эту ебучую лампочку.

Парень свёл брови к переносице и собирался что-то ответить, но Вэд схватил сдачу и вышел из магазина.

Лина до последнего не выходила из туалета, не желая столкнуться с кем-то чужим. Она не любила, когда незнакомцы подходили к ней и пытались что-то спросить. Это вселяло в неё страх, ведь каждый из них мог оказаться маньяком или насильником.

Через минут десять в дверь постучал официант и вежливо спросил, всё ли с ней в порядке. Лина поняла, что больше нельзя находиться здесь и поспешила выйти. Она старалась не смотреть по сторонам, чтобы случайно не поймать чей-то взгляд, и быстро вышла из кафе.

На улице её охватило ещё большее беспокойство, ведь чужих людей было море. Лина встала ближе к стене и нервно смотрела по сторонам, выискивая Вэла. Он всё не появлялся, и она начала переживать, что он вообще не придёт. Странно, ведь никаких предпосылок для этого не было. Однако она могла понять такой поступок, ведь в детстве часто молча уходила из компании друзей, когда ей становилось скучно. Лина очень не любила, когда её игнорировали. Друзья обижались, но она искренне не понимала за что, ведь во всём этом были виноваты только они. Когда появился Ян, он стала предавать меньше важности своему эго. В момент ссоры она старалась максимально ощетиниться и не подпускать к себе парня, чтобы он осознал свою вину, постарался нарушить её личные границы и обнять, но тот просто уходил по своим делам и ждал, пока Лина придёт в себя и подойдёт сама. Наедине с собой она начинала думать, что слишком несправедливо поступала с Яном и извинялась, считая себя виноватой. Ян же, принимал извинения и объяснял, что ему неприятно, когда Лина отталкивает его. С тех пор девушка стала всегда принимать какие-либо действия со стороны Яна, стараясь его не обидеть своей отстранённостью.

Посмотрев ещё раз по сторонам, Лина увидела Вэла, и ей стало легче. Он не бросил её, и это было очень хорошо.

– Извини, я старался вернуться, как можно быстрее, – сказал Вэл, подходя ближе.

– Ничего страшного, – ответила Лина. – Я уже… Честно говоря, думала, что ты не придёшь.

– С чего бы это? Я тебя не брошу. Тем более просто так. Это было бы подло.

Лине согрели душу его слова, словно он добавил между «тебя» и «не брошу» слово «никогда». Она не знала, где он был, но спрашивать не стала, подумав, что это было что-то личное.

День прошёл очень быстро, будто бы прошёл всего час, а не половина дня. Солнце стало клониться к закату, и Лина осознала: ей пора домой. Возвращаться туда не хотелось и видеть маму тоже. Она наверняка снова начнёт читать морали, спрашивать, как же дочь провела день, и всего скорее, будет язвительно отзываться обо всём, что та расскажет.

У Лины раньше была возможность сбежать из дома, хотя бы на пару дней. По праздникам Ян приглашал её к себе с ночёвкой. Поначалу мама была против, но после сотни уговоров, согласилась отпустить дочь в чужой дом. После этого отпрашиваться стало проще, ведь мама поняла: Лине ничего не угрожает, и она всегда вернётся домой вовремя. Прощание с Яном, после короткой ночи вместе, разбивало сердце Лине. Она не хотела уезжать, снова прощаться на неделю со своим возлюбленным, но делать было нечего, оставаться на более длительное время мама не разрешала.

– Я не хочу домой, – сказала Лина вслух.

– Понимаю, я тоже, хотя, меня дома никто не ждёт, – ответил Вэл.

– А каково это? Жить одному? – немного оживляясь, спросила она.

Вэл не хотел её расстраивать, но и врать было нельзя. Он постарался дать уклончивый, но более-менее правдивый ответ:

– В этом есть свои плюсы.

– Например?

– Например… Ну, тебя никто не отвлекает от дел.

Это не совсем было правдой, ведь соседи почти каждую ночь громко ругались. Может, будь стены потолще, таких проблем не было, но в квартире Вэла их можно было сравнить разве что с листком картона. Всё же, в квартиру Вэла никто не ломился, поэтому его ответ не был лживым.

– Я хотела бы жить одна, – грустно произнесла Лина, – но мать никогда меня не отпустит.

– А кто будет её спрашивать?

– Что?

– Ты можешь уехать, не спрашивая её разрешения. Это твоя жизнь, и ты сама вправе решать, как жить. Напиши записку, чтобы тебя не искали, и, когда никого не будет дома, уезжай.

– Легко сказать, – она покачала головой. – Знаешь, будь у меня деньги…

– Нет, нет, нет, – перебил её Вэл. – Это всё отговорки. Ты можешь и без денег, но не хочешь делать серьёзный шаг. Всего скорее, когда у тебя появятся деньги, ты придумаешь новую отговорку.

– Она… Уже есть. Я боюсь делать это одна. – Лина опустила голову. – Я уеду и без денег, но только не в одиночку. Девушкам гулять одним опасно…

– Ладно, тут согласен, – Вэл задумался. У него возникла идея, но он не стал её озвучивать. Пока что. – Всё сложно.

Вэл пытался подгадать момент для осуществления своего плана, но вдруг понял, что забыл купить зажигалку. Это разрушило всё, что он тщательно продумывал и уже представлял реакцию Лины. «Чёрт, значит, не сегодня, – с упрёком к самому себе из-за просчёта, – подумал Вэл».

Он проводил девушку к самому дому, и они попрощались. Ему было тяжело оставлять Лину в таком состоянии, но и придумать что-либо для её спокойствия он тоже не мог. Вэд шёл домой и долго обдумывал, как поступить, но все идеи, которые приходили на ум, казались абсолютно абсурдными.

Мама никак не прокомментировала их вчерашнюю ссору, и Лине стало немного легче, но и расслабляться окончательно не она стала. Мама мола долго молчать, а потом, при удобном случае, высыпать всё, что надумала.

Лина и Вэл договорились встретиться на следующий день, и девушку снова охватило волнение. Она думала, что ей надеть, ведь показаться в том же самом было бы странно. А, может, и нет, но Лине так думалось. Она выбрала белую футболку, вместо майки с бретелями, а джинсы решила оставить те же. Уже какое-то разнообразие. Посмотрев на себя в зеркало, Лина почувствовала, что с каждым разом у неё всё больше портиться настроение. Она с завистью вспоминала, как простая футболка так здорово смотрелась на её однокласснице с третьим размером груди, и всё больше печалилась из-за своего первого. Мысль о том, что такой размер только у неё из всех знакомых, ещё больше действовала на нервы. Лину могли порадовать только широкие бёдра, и то, они были далеко не идеальны. Теперь, когда она не получала от кого-то комплиментов о своей внешности, её всё больше занимали мысли о собственной никчёмности. Мама говорила, что с возрастом всё может измениться, но пока Лина не ощущала ни единого изменения в лучшую сторону.

Лина взялась руками за футболку и заправила её назад, выделяя фигуру. Ощутив, что вот-вот заплачет, она плюнула на всё это и вышла из дома.

Вэл, волнуясь, шагал из стороны в сторону. Ему вдруг пришла мысль, что если бы сейчас его увидели бывшие друзья, то они бы умерли со смеху. Для всех Вэл представлялся жестоким, твёрдым, как кремень, но теперь, когда он снова ощутил привязанность к девушке, его сердце оттаяло. Он не знал, стоит ли поддаваться чувствам, но успокаивал себя, думая, что пережив столько боли, Лина никогда не поступит так же, как поступила Лизи. Вэл часто сравнивал их, хотя последние несколько месяцев даже не думал о бывшей девушке. Он выделял плюсы обеих, и понял, что у новой девушки (которая пока не является его) положительных сторон намного больше. Она была общительная, пусть и достаточно скромная, но со временем открывалась с разных сторон. Лизетт с самого начала была закрытой и ожесточённой. Этим-то она и привлекла Вэла, ведь в момент их знакомства, он переживал сильный кризис. Он ненавидел весь мир и искал такого же человека. Они познакомились в музыкальном магазине, когда Вэл подбирал гитару. Ту самую, что по сей день была у него.

– Что-то конкретное ищешь? – спросила Лизи, неожиданной оказавшись позади.

– Я даже не знаю. – Ответил Вэл. – Можешь что-то подсказать?

– Нуу… – Протянула она. – Лично у меня стратокастер. Насколько знаю – это самый оптимальный вариант. Новичок? – Спросила она, спустя минуту молчания.

– Ага.

– Я могла бы помочь. – Лизи стала играть прядью светлых волос.

Вэл улыбнулся.

– Было бы славно.

Она помогла ему подобрать гитару, струны, медиатор и комбоусилитель. Вэл надеялся, что у него достаточно денег для покупки всего этого, но, то ли по нему было видно, то ли Лизи просто угадала, она подобрала всё вполне качественное, но дешёвое. Особенно она поспособствовала тем, что без всякого стеснения начала торговаться с продавцом и требовать скидку. Что самое удивительное – у неё получилось.

– Можешь на оставшиеся деньги угостить меня мороженым, – сказала Лизи, выходя из магазина.

Этой девушке было не занимать наглости, но именно этим она и восхищала. Вэл казался таким же, но на самом деле был очень неуверен в себе. Лизи играла с ним, как кошка с мышью, а он поддавался. Ему это даже нравилось. Возможно, она была такой уверенной, потому что Вэд был младше её на два года. Это никого не смущало, потому что на внешности и характере это никак не отражалось.

Вэл, как и просила Лизи, угостил её мороженым. Позже она вызвалась обучать его игре на гитаре, рассказывала интересные факты из биографии музыкантов, часто шутила, да и просто была безумно красивой. У неё были блестящие светлые волосы, светло голубые глаза, чётко выраженные скулы и великолепная фигура. Уже через неделю, Вэл понял, что влюбился по уши.

Он пригласил её в клуб, где, набравшись смелости, впервые поцеловал. Вэл был очарован девушкой, поэтому у него и мысли не возникало, что что-то может пойти не так. Спустя три месяца, Вэл переехал к ней (свой квартиры у него не было на тот момент). Это было странно в его понимании, – переезжать к девушке, – но ему так хотелось быть с ней рядом, что он почти сразу согласился.

Вэл понял, что всё не так уж их гладко в их отношениях, через пару недель после переезда. Лизи часто закрывалась в себе и иногда не разговаривала с ним часами. Они объясняла это тем, что она не может быть постоянно общительной и ей нужно время, чтобы обновиться. Вэл постепенно смирился с этим, но всегда чувствовал себя в моменты «обновления» особенно одиноким.

Он и представить не мог, чем занимается Лизи в момент их разлуки. Она закрывалась в комнате, а, временами, и вовсе уходила из дома. Вэл очень нервничал, но изо всех сил старался понять девушку.

Спустя месяц, он не выдержал и решил поговорить.

– Лизи, я хочу тебе кое-что сказать.

– Да? – Она оторвала взгляд от журнала. – Представляешь, Сэм Маккол, тот самый гитарист, про которого я рассказывала, покончил с собой вчера.

– Да, я уже видел новость. – Ответил Тим и сел рядом с ней на диван.

– Так о чём ты хотел поговорить? – деловым тоном спросила Лизи.

– О нас.

– Что с нами?

– Мне не нравится то, что происходит. – Тим стал нервно стучать носком ботинка по полу и ломать кисти рук.

Лизетт вскинула одну бровь и хихикнула.

– Тим, не будь ребёнком. У нас всё хорошо.

– Нет, я наоборот стараюсь решать проблемы по взрослому. Если кому-то не комфортно в отношениях – это нужно обсудить.

Она нахмурилась, а затем подняла брови вверх и опустила уголки губ вниз. Это выражения раздражало Вэла. Ему всегда думалось, что Лизи над ним насмехается таким образом.

– Я говорю серьёзно. – Строго сказал он. – И убери этот журнал. – Он вырвал журнал из её рук и откинул в стену.

– Так. – Уже серьёзным тоном сказала Лизи. – Меня это начинает выводить из себя. Что ты хотел? Говори быстрее и перестань жевать сопли.

Вэл вскинул брови. Она не говорила с ним, как с парнем, равным себе. Он был для неё ребёнком, вечно выдумывающим какие-то глупости.

– Ладно. – Ответил он. – Я скажу. Меня бесит, что ты не ставишь меня ни во что. Ты вообще меня любишь?

Лизи на некоторое время замерла, раздумывая, а потом взорвалась смехом.

– Чего? Ты в своём уме? Конечно же, я тебя люблю. Иначе, я бы не терпела тебя в своём доме.

– Тогда почему наши отношения превращаются в… Это? Мы больше не проводим время вместе, как было раньше. Мы не обнимаемся, редко целуемся, а о сексе я вообще молчу.

Лизи закатила глаза и подсела ближе. Она обвила его шею руками и выдвинула губы вперёд.

– Божечки, мальчику не хватает ласки и тепла. – Она поцеловала Вэла в шею.

– Лизи… – попытался остановить её Вэл. Ему хотелось поговорить. К тому же её сюсюканья начинали выводить его из себя. Он ощущал себя маленьким питомцем, а не мужчиной, с мнением которого стоит считаться. – Перестань.

– Что? – Она посмотрела на него смеющимися глазами. – Ты сказал, что тебе не хватает секса. Я хочу исправить недостатки. Так что замолчи и иди сюда. – Лизи села на колени парня и начала целовать его губы. Оторвавшись, она сказала: – Такой глупенький, маленький мальчик.

– Лизетт, – сказал Вэл, слегка задыхаясь, – хватит говорить со мной так.

– Как?

– А вот так. Думаешь, дело только в сексе и поцелуях? У нас ворох проблем, а ты не хочешь их решать.

Лизи цокнула языком.

– Каких проблем? Твои детские фантазии – это не проблемы.

– Что ты сказала?

– Я сказала: твои проблемы не стоят решения, потому что проблем, как таковых не существует.

– Да? А, может, ты просто не хочешь их замечать?

– Что я не замечаю? «Ты меня любишь вообще?» – она попыталась спародировать голос Вэла, что выглядело жутко оскорбительно в контексте проблемы. – Что это такое? Не любила бы – не жила вместе! Если что-то не нравится, можешь уйти.

– Я не хочу уходить, потому что я люблю тебя. Ты ведёшь себя холодно по отношению ко мне. Что я должен думать?

Лизи встала с его колен и с недовольным видом плюхнулась на диван.

– Ну что за бред, а? Это нормально. Нор-маль-но! Все отношения рано или поздно изживают себя. И вообще, раз представилась возможность, скажу, что иногда, я начинаю уставать от тебя. Ты меня бесишь.

Сердце Вэла забилось, как у маленького зверька, которого вот-вот съест хищник. Он вдумывался в слова Лизи, и никак не мог понять, всерьёз ли она говорит.

Вэл вдруг ощутил огромную пропасть между ними, словно они были не парой, а чужими друг другу людьми. Когда они начинали встречаться, она была весёлой, любящей, часто говорила о своих чувствах. Да, временами она была холодной, но в отношении Вэла – никогда. Он считал себя особенным, когда она с порога могла нагрубить любому, даже случайному прохожему, а его уважала.

– Что это значит? Ты шутишь? – Спросил Вэл и нервно рассмеялся.

– Нет, не шучу. – Лизи переплела руки на груди. – Твоё ребячество меня поражает. Да, я была другой, но, может, я наоборот чувствую себя с тобой свободно и легко, а потому могу показать свои истинные чувства. Ты тоже был другим, если подумать.

– Да, я был другим, но я не перестаю ухаживать за тобой, делать комплименты, заботиться и так далее.

– Господи, – Лизи хлопнула себя по лбу ладонью, – мне что, цветы тебе подарить? Говорить, какой ты красивый, мужественный, будто ты это сам не знаешь? – Она поднялась. – Мне надоело. Можешь поплакать, легче станет.

Лизетт закрылась в спальне, и вышла только на следующее утро.

После, практически бессонной ночи, Вэл решил, что она права: может, и впрямь, она себя чувствует спокойно рядом с ним, поэтому и становится такой холодной, как бы по умолчанию. Более того, ему стало стыдно за своё поведение. Возможно, после этого она станет ещё больше закрываться себе и совсем перестанет делиться чувствами.

Вэл решил попросить прощения, приготовил завтрак, и, когда она мыла свою кружку в раковине, подошёл сзади и обнял за талию.

– Прости меня, – сказал он и осторожно поцеловал в её шею, – и… Ты права. Я должен меньше придавать значение таким мелочам. Ты можешь вести себя, как хочешь, а я просто буду рядом. Хорошо?

Лизи помолчала, а потом растянула губы в улыбке.

– Хорошо, договорились. – Она развернулась к нему лицом и обвила шею руками. – Правда, тебе стоит перестать выдумывать проблемы, когда всё прекрасно. Я же никуда не ухожу, что ещё нужно? Ммм? – Лизи потянулась к нему и одарила нежным поцелуем, а Вэл с удовольствием ответил на него.

Прошло ещё чуть больше месяца. Вэл начал замечать, что становится таким же, как и его девушка. Он иногда позволял себе веселье, смех, но чаще всего был угрюмым и необщительным. Домашняя атмосфера и молчание Лизетт начинало его нервировать, и он стал уходить на тусовки с друзьями, но, вдруг отметил, что больше не хочет находиться в компании. Ему было тяжело, скучно, и, в конце концов, он уходил раньше обычного. В университет, как он планировал, ему не удалось поступить. Вэл не сдал экзамены и позже понял, что вообще не хочет учиться.

В это время он открыл для себя новую метал-группу «Morgendammerrung Anarchie», которая постепенно набирала свою популярность. Музыканты были напрочь отбитые, но это и интриговало. Их выступления часто отменяли из-за пропаганды сатанизма, поэтому они выступали тайно и только узкий круг поклонников знал о концертах. Вэлу удалось попасть на один из них, и он был восторге. Их песни были пропитаны мраком и отчаянием, а площадка для выступлений, вселяла страх: по сцене были разбросаны внутренности животных, и даже сами музыканты были опутаны ими. Это было невероятно. От группы прямо веяло ненавистью, и Вэлу нравилось её ощущать. Она не угнетала его, а наоборот наполняла жизнью и наслаждением. После тяжёлых лет, проведенных в школе, ненависть к людям вошла в привычку, и теперь ему было приятно думать, что не только он это чувствует, но и целая орда единомышленников, практически поклоняющихся мировоззрениям группы.

Он подумал, что когда-нибудь точно так же соберёт группу, и будет колесить по миру с концертами, получая овации от понимающих его людей.

Однако его мечта перестала иметь хоть какое-то знание, когда Вэла накрыла с головой жуткая депрессия. Он перестал вовсе появляться дома, только изредка забегал к Лизи, чтобы напомнить о себе. Вэл нашёл заброшенное здание, где он мог полностью предаться своим чувствам и мыслям. Пусть он и стал холоден к Лизи, но его обижало, что она, словно и не замечает того, что с ним происходит, а ему хотелось, чтобы она увидела. Осознав в какой-то момент, что поступает так же нечестно, как и она, он решил вернуться домой и начать разговор первым.

– Лизи. – Он вошёл в дом и позвал её.

Она вышла в коридор и безразлично оглядела Вэла с ног до головы.

– Привет. – Бросила она и снова зашла в прихожую.

Вэл последовал за ней.

– Я хочу поговорить.

– Ага, давай.

Он сел на стул, стоящий напротив дивана.

– Я знаю, что в последнее время мы оба переживаем не лучший этап в нашей жизни, но мы должны, просто обязаны, поддержать друг друга.

Лизи посмотрела на него, медленно моргнула и снова отвернулась.

– Знаешь, мне очень тяжело. – Продолжил Вэл. – Я начинаю думать о смерти, хотя, вроде бы всё хорошо.

– Я каждый день об этом думаю и что с того?

– Ты думаешь? – Вэл поднял голову и удивлённо вгляделся в её лицо.

– Ну да. Странно, что ты только сейчас это понял. Если ты думаешь, что меня нужно было поддержать или что-то ещё – не нужно. Мне не нужна поддержка. Я со всем справляюсь сама. И… – Она окинула его взглядом. – И тебе советую. Зачем ты пришёл, я не понимаю.

– Я хотел… – Ответ Лизи был таким неожиданным, что Вэл потерял нить разговора. – Хотел сказать… Я не могу справиться с этим один. Копаюсь в своих мыслях и закапываю себя всё глубже.

– А что ты от меня хочешь? Я не мозгоправ.

– Я знаю, но… – Вэл сбился с мысли. – Ладно. Заново. Давай начнём всё заново? Когда мы встретились, всё стало так хорошо, я вышел из депрессии, начал новую жизнь, и это потому, что ты была рядом. Будь рядом снова? Пожалуйста.

Лизетт подняла одну бровь.

– Я? Быть рядом? Тебе сколько лет? Я же не мама, чтобы спасать тебя от ночных кошмаров, верно? И вообще, как ты себе это представляешь? Мы сделаем вид, что между нами ничего не было и познакомимся снова? Боже, бред какой.

– Я не говорю, что мы должны всё забыть. Я говорю, что мы можем просто снова проводить больше времени вместе, гулять, общаться и так далее. Что скажешь? – С надеждой в глазах, спросил он.

Лизи почесала лоб.

– Это невозможно. Мы уже привыкли друг к другу, знаем всё о нашей жизни, и рассказывать уже нечего. Понимаешь, первое время знакомства всегда лёгкое и беззаботное: мы только начинаем изучать друг друга, притираться, принюхиваться, и это интересно, вызывает эмоции. Это и есть любовь. Инстинкт, который помогает двум особям (грубо говоря) начать отношения и заняться размножением. – Она хихикнула. – Не смотри так на меня. Да, первая влюблённость всегда проходит, мы просто привыкаем, а потому не расстаёмся. Ты привык ко мне, Тим.

– Нет, я не верю, – твёрдо ответил Вэл спустя минуту раздумий. – Ерунда какая-то. Я же продолжаю тебя любить.

– Повторюсь, – деловито сказала Лизи, – ты ко мне привык. Привык заботиться, привык ожидать поддержки.

– А тебе так сложно мне её дать? – неожиданно едко, спросил Вэл.

Улыбка с лица Лизетт пропала.

– Смеёшься? Как я в таком состоянии могу тебе что-то дать? Я не привыкла получать поддержку и не привыкла её давать. Вот и всё. Если я научилась справляться сама, то и ты научишься.

– Но я не могу! – Закричал Вэл в исступлении и резко подскочил с места. – Не могу, понимаешь? Мне нужна ты, твоя забота, поддержка, я беру отсюда силы, но без тебя я начинаю угасать.

– Не кричи на меня! – отрезала Лизи. – Нет, ты невыносим. Ты ждёшь понимания, но сам не понимаешь ни черта! Всё мямлишь, ноешь, жалуешься. Сложно взять себя в руки? Я сыта этим по горло. – Она подскочила и ушла в спальню.

Вэл был так раздосадован, что готов был перевернуть дом вверх дном, но ограничился вазой, разбив её об пол. Ему было горько от того, что никто не мог его понять, даже девушка, которой он был готов ноги целовать. Когда она успела стать такой? Она ведь обещала, что будет рядом, что будет его любить.

В этот раз он решил не извиняться. Он чувствовал, что прав в этой ситуации. Может, если они возьмут паузу, то всё встанет на свои места?

Вэл перестал выходить из дома. Злился на Лизетт, но пытался быть рядом. Он сидел на кухне и пил чай, когда она вышла из спальни и села напротив. «Ну вот, наконец, настал момент, – подумал Вэл. – Пусть извинится, а я сделаю вид, что мне тяжело принять решение, но, в конечном итоге, сразу же её прощу».

Лизетт опустила глаза и начала теребить рукав джинсовой куртки.

– Тим, – сиплым голосом обратилась она. Прочистила горло, а затем продолжила: – Я хочу поговорить.

– Хорошо, давай. – Он уже устал играть в эту игру «Я обижаюсь сильнее», поэтому с нетерпением ждал разговора. Он постарался скрыть своё радостное возбуждение, за маской безразличия, но мысленно уже представлял, какими будут её губы на вкус, когда он будет целовать её после примирения.

– Я хочу расстаться, – выпалила она.

Вэл чуть не поперхнулся чаем.

– Что?!

– Ты слышал. – Лизи устало вздохнула.

– Но… Почему?

– Мы не подходим друг другу. Такой ответ тебя устроит? Пожалуйста, не надо только устраивать сцен. – Быстро добавила она. – Я не хочу слышать уговоры. Всё давно решено. Можешь оставаться в квартире. Квартплату нужно будет внести через три дня. А я пойду собирать вещи.

Вэл удивила его собственная реакция, но он практически не был удивлён или расстроен. Ему казалось это решение достаточно логичным, и он, будто бы и сам уже задумывался над этим. Он неспешно допил чай и пошёл в комнату к Лизи. Она уже почти собрала вещи. Видимо готовилась заранее. Одежды было мало. Она часто переезжала, поэтому не любила покупать много всего.

– Так ты… Серьёзно? – осторожно спросил Вэл

– Да, абсолютно, – ровным тоном ответила Лизи.

Её слова «не устраивать сцен» почему-то подействовали на Вэла магическим образом, и он действительно не проронил больше ни слова, пока она собирала чемодан. Он тщетно пытался осмыслить происходящее. Всё казалось сном. Однако его не отпускала мысль, что ещё не всё потеряно. Не может быть, чтобы Лизетт, его Лизетт, ушла и больше не вернулась. Она подумает и снова приедет. Не успеет даже истечь аренда квартиры. Может, тогда всё по-настоящему придёт в норму.

Она уехала и больше не вернулась. Вэл вдруг почувствовал себя настолько одиноким, словно был последним оставшимся человеком на Земле. Это было не вынужденное одиночество, когда человечество вымирает в результате болезней или катаклизмов, а настоящее предательство. Словно все люди дружно договорились между собой и улетели на другую планету, намного лучше этой, а Вэла оставили здесь на произвол судьбы.

Вэл услышал, как хлопнула входная дверь. Его сердце быстро забилось, но настроение резко испортилось. Он осознал, что чувствовал то же самое по отношению к Лизи, но его чувства оказались безответными. Это сильно ударило по нему, и он не хотел снова отдать слишком много, чтобы потом потерять всё. Вэл посмотрел на пачку сигарет в своей руке. «Что я делаю? – подумал он, – это глупо, – и, вложив сигареты в задний карман, ощутил лёгкую тошноту. – Не нужно спешить. Да, она классная, но это не повод терять голову. Нужно взять себя в руки».

Лина выглядела бесподобно, но мысль о том, что её внешность может оказаться обманчивой, заставила Вэла придержать свои эмоции.

Девушка подошла ближе, и её лицо приобрело беспокойное выражение. Вэл старался сделать вид, что ничего не изменилось, но тон не мог не выдать его состояние. Он был слишком напряжённый и не такой раскрепощённый, как вчера.

Вэл заметил кое-что ещё во лице Лины. Это было полное и искреннее непонимание случившегося. Она-то не могла знать о том, какие чувства бушуют внутри парня, поэтому, вероятнее всего стала искать проблему, прежде всего в себе. Девушка выглядела настолько жалко в своей внутренней борьбе с противоречиями, что Вэл не смог не сжалиться. Он вымученно улыбнулся, чтобы Лина не брала вину в его состоянии на себя, и легонько коснулся её плеча.

– Мы можем пойти в парк, если хочешь, – предложил он.

Лина не поверила его улыбке, это было видно, но всё равно постаралась улыбнуться в ответ.

– Пошли, – ответила она.

Была чудесная погода после нескольких недель дождя, поэтому многие стали выбираться на природу, чтобы насладиться долгожданными лучами солнца. Лину и Вэла это не очень радовало, так как в парке было слишком многолюдно. Редкие скамейки были заняты подростками, а полянки устелены покрывалами для пикника. Вэл предложил прогуляться по городу, вместо парка.

– Мне кажется, что все жители сбежались сюда, и на улицах будет пусто, – предположил он.

Лина усмехнулась и согласилась. Они шли по уложенной плиткой дорожке, и никак не могли собраться с мыслями, чтобы получился какой-никакой разговор. Лина тщательно копалась в голове, но, даже если нужные слова были, то найти силы для того, чтобы открыть рот, она не могла. Вэл же, просто не хотел ни о чём говорить. После воспоминаний о Лизетт, он не мог теперь так безмятежно отдавать всего себя. Ему необходимо было подумать. Лина была хорошей девушкой, понимала его, и он стал считать её спасением от печали и мыслей о смерти, но довериться полностью боялся.

Лина начала видеть между ними пропасть, которую теперь очень трудно перешагнуть. Она могла бы, но стоило ли оно того? Если Вэл закрылся от неё, не значит ли это, что ей стоит не лезть в его жизнь? Может, он всё обдумал и решил, что ему эта дружба (Лина чаще всего в своих мыслях упоминала это слово, потому что назвать всё, что происходит между ними, «отношениями» она вряд ли могла) не нужна? И если это так, зачем он пытается сделать вид, что всё хорошо? Снова обман?

Вэл понимал, что молчать нельзя, что Лина может заподозрить что-то, но темы для разговора никак не обнаруживались. Их прогулка прошла настолько скомканной и бесцельной, что каждый из них стал задумываться, что она и вовсе не нужна. Стоило остаться дома и не разжигать лишние чувства и эмоции.

Прошло около часа любования домами из белого и бежевого кирпича, указательными знаками, людьми, идущими мимо, пока Лина не решилась на разговор. Она не хотела быть в неведении.

– Вэл, – осторожно обратилась она, – я хочу кое-что спросить. – Едва она смогла привлечь его внимание, как тут же, боясь растерять уверенность, задала свой вопрос: – Я что-то сделала не так?

Вэл удивлённо посмотрел на неё, совсем не ожидая этого вопроса. Он знал, что он мучает Лину, но думал, что она не сможет его задать вслух, а он не сможет на него ответить так, чтобы её не обидеть. Вспоминать бывшие отношения ему не хотелось, хотя это и случилось непреднамеренно. Говорить об этом вслух ещё больнее.

– Я… – промямлил он, но затем, решил взять себя в руки. – Дело совсем не в тебе. Это всё я, моё прошлое.

Лина понимающе покачала головой. Она была не глупой и всё понимала понимала.

– Ты можешь ничего не рассказывать, если что, – сказала она. – Я понимаю, что тебе тяжело, потому что… Потому что мне тоже.

Вэл почувствовал себя глупцом. Она знала, всё это время знала, а он, как дурак, пытался сделать вид, что всё хорошо. Ничего не было хорошо, и ему следовало прямо об этом сказать.

– Нас очень помотала жизнь, правда? – спросил он и опустил глаза.

– Это звучит… Как-то несерьёзно. Мы ведём себя, как подростки, которые считают себя самыми настрадавшимися. Не подумай, я говорю не про тебя. У тебя наверняка тяжёлое прошлое, но моё… Думаю, я буду выглядеть очень глупо, если начну перечислять свои «проблемы». – Она подняла руки и пальцами показала кавычки.

– Нет, это не так. Если тебе плохо, то твои проблемы очень даже имеют смысл.

– Не думаю. – Лина горько усмехнулась. – Это просто смешно. Я… – она задумалась, стоит ли об этом говорить, но потом решилась. Ей нужно было поделиться. – Я дважды любила, но каждый раз мною пользовались, мама действует мне на нервы своей бесконечной верой в Бога, и я хочу сбежать отсюда. Разве это проблемы по сравнению с людьми, которые, допустим, оказались в эпицентре военных действий?

– Не обесценивай свои проблемы, Лина, – спустя несколько минут ответил Вэл.

– Но что, если они правда ничего не стоят?

Вэл не ответил.

– Мне кажется, что я так и сгнию в этом городе, так и не увидев мир, – продолжила она.

– А что если мы сбежим? – Идея зажглась в его голове так ярко, что он поспешил сказать об этом вслух, но сразу же усомнился в ней. – Извини, глупости сказал.

– И куда мы можем сбежать? – Внутри у Лины зажёгся огонёк надежды.

Вэл посмотрел на неё.

– Да хоть в Лейпциг! Или Берлин.

Перед мысленным вздором Лины возникла картина того, как она собирает вещи, пишет маме записку (ведь в глаза она бы не смогла сказать, что уезжает), садится в автобус и следит за тем, как мелькают дома и деревья за окном. Это вселило в неё веру в лучшее будущее.

– Ты серьёзно? – решила уточнить Лина, прежде чем давать ответ. Она не хотела выглядеть глупо.

Вэл задумался. Он и не надеялся, что она может согласиться. Это была абсурдная идея. Разве может девушка, в здравом уме, согласиться уехать с парнем, которого она знает несколько дней? Глупо, безумно. Однако, она задала вопрос, а, значит, её это заинтересовало. Он не знал, что Лина давно уже потеряла какую-либо веру в себя, свои силы, и не думала, что когда-нибудь у неё появится возможность проявить себя. Шанс возник так неожиданно, что Лина хотела крепко ухватиться за него, пока он не исчез.

– Да, – твердо ответил Тим.

– Тогда я согласна, – уверенно сказала Лина.

Глава 2

Было решено уехать в полдень, когда мать Лины на работе. Лина и Вэл обсуждали детали, но до последнего не могли осознать, действительно ли они решились на такой поступок. Оба сомневались в намерениях друг друга, и когда собирали вещи, тщательно обдумывали сказанные слова, чтобы не упустить какой-то важной детали, указывающий на несерьёзность всего плана. В то же время, оба напитались уверенностью, что именно сегодня, их жизнь измениться навсегда. Они не знали, что их жизнь, в моменте засиявшая разноцветными огнями, впоследствии превратится в Ад, но сейчас было приятно думать, что всё ещё впереди.

Лина собрала чемодан и трясущейся рукой написала на листке бумаги записку:

«Мама, это Лина. Не ищи меня и не пытайся звонить. Со мной всё хорошо. Об этом можешь не переживать. Я в целости, сохранности, и счастлива, что смогу быть свободна»

Она подумала написать слова «Я тебя люблю», но рука никак не хотела их выписывать, поэтому решила оставить всё, как есть. Сложив в сумку ещё пару вещей, она села на кровать и стала нервно следить за стрелкой часов. Встреча случится через полчаса. «Действительно ли он придёт? Вдруг это шутка? – подумала Лина, и её охватило ещё большее волнение». Решив, что не может сидеть на месте и ждать, она поднялась и ушла на кухню. С самого утра у неё во рту не было ни кусочка. Она окинула взглядом еду в холодильнике, и тут же почувствовала тошноту. Нет, поесть сегодня не удастся. Лине удалось скопить немного денег, поэтому, может, она сможет перекусить в дороге.

Вэл, едва на часах показалось восемь часов утра, поднялся с постели, оделся и пошёл в банк. Вчера, сразу после встречи с Линой, он пошёл к телефонному автомату и запросил звонок матери. Ему очень нужны были деньги, но где их взять, кроме как не у неё, он не знал.

Мать ответила почти сразу. Видимо сидела рядом с телефоном в кресле и читала книгу.

– Слушаю, – послышалось в трубке.

– Мам, это я, Тим.

– Тим? Здравствуй. – Мама словно ожила. – Как твои дела?

– Всё нормально. Твои как? – У него не было времени на пустые разговоры, но он не хотел, чтобы мама решила, что он звонит только из-за денег. Она могла отказать, а запасного плана не было.

– Мои тоже ничего. Как твоя… Музыкальная карьера? – она словно выплюнула последние слова. Ей очень не понравилось, когда Вэл сказал, что не будет поступать в университет и посвятит себя творчеству.

– В порядке. Слушай… – он решил, что настал момент. Больше он ждать не мог. – Я хотел бы приехать к тебе в город завтра. Билеты стоят очень дорого, и мне нужна твоя помощь.

Мама ядовито усмехнулась.

– Неужели тебе не принесла денег твоя музыка?

– Приносит, но не столько, сколько нужно. Во всяком случае, мне на жизнь хватает, а вот на поездку нет.

– И зачем тебе навещать меня? – её тон немного смягчился.

– Хочу увидеть тебя, зачем ещё? Мы не виделись уже год, наверно.

– Год и два месяца, – поправила его мать.

– Да. Год и два месяца, – повторил Вэл.

На другом конце телефона послышался короткий вздох.

– Хорошо, я отправлю. Если тебе нужны деньги, не нужно врать, что на поездку ко мне. Ты не приедешь, я же знаю.

Вэл хотел было возразить, но не стал. Мама всё поняла, и вешать лапшу на уши больше нет необходимости.

– Спасибо! – сказал он.

– Не за что.

Он хотел положить трубку, но мама снова заговорила:

– Значит, я права. Что ж, если ты всё-таки захочешь приехать – мои двери открыты для тебя. Тебе срочно нужны деньги?

– Очень срочно.

– Хорошо. Завтра утром схожу в банк и положу на твой счёт.

– Спасибо, – повторил Вэл и услышал гудки.

Он догадывался, что, вероятно, мама не положит деньги с самого утра, но ему ещё предстояло простоять в очереди, поэтому лучше направиться в банк заранее. Вэл боялся опоздать к назначенному времени, и сообщить о своей задержке Лине он никак не мог. Хотя, он даже не знал придёт ли она. Всё выглядело настолько сюрреалистично, что он стал считать это сном. Но он не спал всю ночь, а значит, события вчерашнего дня могли быть вполне реальными.

В банке сидело несколько человек. Что ж, по крайней мере, не придётся долго ждать своей очереди, решил Вэл. Теперь осталось только уповать на то, что мама уже была в банке.

Он подошёл к стойке с сотрудником банка через полтора часа.

– Доброе утро, – сказала милая девушка. Она старалась изо всех сил держать планку, но беспокойство выдавал один только взгляд.

Да, по Вэлу нельзя было сказать, что он надёжен и не опасен. Слегка отросшая щетина, красные глаза, синие мешки под ними, растрёпанные, грязные волосы и чёрная одежда – он вполне мог сойти за наркомана или извращенца. Если бы он действительно употреблял алкоголь и наркотики, то, всего скорее, выглядел в разы хуже.

– Чем я могу Вам помочь? – снова заговорила девушка с именем «Грета» на бейдже.

Она была молода, хороша собой, но Вэл нашёл в её внешности что-то схожее с Лизетт, поэтому сразу же ожесточился.

– Мне нужно снять деньги со счёта, – бросил он.

– Хорошо, я могу узнать Ваше имя и фамилию? – Грета держалась молодцом. Возможно, Вэл просто был не первым таким посетителем.

– Тим Фишер.

– Благодарю. – Её пальцы быстро защёлкали по клавиатуре. – На вашем счёте одна тысяча пятьсот три дойч-марки. Вы хотите снять деньги или внести?

– Снять.

– Поняла Вас. Ваш паспорт, пожалуйста.

Вэл отдал паспорт, и Грета снова забарабанила по клавиатуре.

– Сколько хотите снять? – спросила она.

– Все.

– Хорошо. Подождите пару минут, пожалуйста. – Она ввела данные, подняла паспорт, сравнила фото с лицом Вэла, и положила его на стойку. Грета застучала каблуками по полу и, элегантно виляя бёдрами, ушла в другой зал.

Грета вернулась через минут пять, неся в руках конверт. Она встала за стойку и протянула его Вэлу.

– Ваши деньги. Всего доброго.

Вэлу вдруг захотелось показаться девушке ещё более устрашающим, и он, когда брал конверт, как бы ненароком, коснулся её руки. Она смутилась, но постаралась улыбнуться. Вэл изобразил хищную улыбку и ответил:

– Всего доброго.

Лина подбежала к окну, в очередной раз, и легонько вздрогнула, наконец, увидев того, кого ждала с такой надеждой. Она долго думала стоит ли ей идти на такой отчаянный шаг, но спустя несколько часов тщательных раздумий, пришла к выводу, что очень даже стоит. Она может в любой момент сбежать, у неё есть деньги, чтобы какое-то время продержаться, а если дела действительно будут плохи, вернуться домой с позором. Было страшно, но, нужно хотя бы попытаться. Это лучше чем сидеть, сложа руки всю жизнь.

Лина должна в этом году, по истечению летних каникул, поступить в университет. У неё прекрасные оценки, поэтому если неожиданно запахнет жаренным, она сможет поступить на бюджет. Мама говорила, что он обязана поступить на учителя, чтобы иметь хороший заработок, но Лина, особенно в последнее время, стала мечтать немного о другом. Детей она не очень любила, они вызывали раздражение. Больше всего ей хотелось быть рядом с Яном, любить его, заботиться, поддерживать, но теперь, когда у неё нет таких возможностей, она желала побыть одна. Вместе с Вэлом это будет сложно, вдруг их ждёт что-то впереди, но они, по крайней мере, не давали пока друг другу обещания о любви до гроба, поэтому есть ещё возможность отступить.

Девушка подхватила сумку, в последний раз (а, может, и нет) окинула взглядом свою комнату, вздохнула, стараясь поддерживать в себе чувства решимости, вышла из комнаты и сбежала по лестнице, пытаясь не споткнуться. Она окинула взглядом улицы с правой и левой стороны, чтобы убедиться, что мама случайным образом, как назло, не приехала на обеденный перерыв. Покрепче сжав лямку сумки, висевшей на плече, Лина перебежала улицу и встала рядом с Вэлом.

– Ты готова? – Спросил он.

Лина кивнула.

– Автобус должен подъехать к остановке через минут десять, – сообщил Вэл и повесил на одно плечо чехол с гитарой, а на другое небольшую спортивную сумку с вещами. – Успеем?

– Думаю, да, – слегка задыхаясь, словно после бега, ответила Лина.

Они быстрым шагом пошли к остановке и были на месте как раз в тот момент, когда автобус уже был виден вдали. Жёлтый, немного поцарапанный с боков и с потёртой краской, автобус, остановился около небольшой кучки людей, среди которой теперь стояли Вэл и Лина. На них косо поглядывали рядом стоящие женщины. Возможно, они начинали подозревать Вэла в каком-то злом умысле, но Лина не выглядела так, словно ей нужна помощь, поэтому, вскоре, до странной парочки сатаниста и католички, не было никакого дела.

Автобус зашипел, и дверь начала складываться в гармошку, открывая проход внутрь. Вэл кивнул Лине, чтобы она шла вперёд. Та быстро взбежала по небольшой лесенке, после пожилого мужчины, и села на место во втором ряду с правой стороны. Она очень надеялась, что никто больше не займёт место рядом, если вдруг Вэл не успеет войти в автобус сразу после неё.

Повезло. Вэла никто не опередил. Он положил сумку на колени, а гитару на пол под ногами. Лина прижала к себе свою сумку и посмотрела в окно. Она сейчас покинет родной город, из которого не выезжала почти никогда. Только на каникулы, и то, не далеко. Она всей душой желала поскорее сбежать, а теперь не верила, что эта возможность представилась так быстро и просто.

Громко заскрипели тормоза, и транспорт тронулся. Из другого конца автобуса прошлась женщина, предлагая купить билеты. Вэл отказался принимать деньги от Лины и сказал, что сам всё оплатит – хоть что-то из слов, сказанных матери, будет правда, он действительно потратит деньги на поездку.

Мимо мелькали деревья, пышные постриженные кустарники, и самые различной величины здания. Автобус загудел от перешёптываний. Позади Лины и Вэла сидела женщина и говорила, сидящей рядом, женщине постарше, что скоро погода снова испортится. Лине было всё равно, ведь она уже скучала по прежней погоде. Солнце выжигало глаза, сквозь большое окно, а внутри транспорта стояла жуткая духота.

Седовласый мужчина, с испещрённым морщинами лицом, поднялся со своего места и подошёл к водителю.

– Жара невыносимая, – сказал он. – Давайте откроем окно?

– Делайте, что хотите, – бросил ему водитель.

Мужчина вернулся на своё место и с трудом смог распахнуть продолговатое прямоугольное окошко. В салон ворвался тёплый воздух. Мужчина уселся в кресло, снял с себя кепку и начал ей размахивать около лица.

– Было бы очень неплохо, если бы погода действительно вернулась в прежнее состояние, – устало сказал он. – От холода можно скрыться, а вот от жары нет.

– Не нужна нам плохая погода, – пробурчала пожилая женщина. – От неё тоже одни беды. Представьте себе, из-за дождя, позавчера затопило Владивосток. Огромные реки по всему городу, грузовики плавают! Бедные люди. Сколько убытков…

– Это в России, что ли? – спросил мужчина с кепкой.

– Да, в России. Благо, без погибших обошлось. Бог не допустил.

– Нда… – протянул он, и, приложив кепку к груди, быстро перекрестился. – Слава Богу!

Вэл фыркнул.

– Что-то не так, молодой человек? – спросила женщина, сидящая позади.

– Нет, всё нормально. – Вэл мог сказать много чего, но не хотел, чтобы их выгнали из автобуса.

Пассажиры загудели о чём-то другом, и Вэл бросил взгляд на Лину. Она неотрывно смотрела в окно.

– Как ты? – спросил он, легонько тронув её за плечо.

Она вздрогнула и обернулась.

– Нормально. Надеюсь, что мама не подаст заявление в полицию.

– А если и подаст, то что с того? Они вернут тебя домой. Не думаю, что они за побег из дома могут посадить за решётку.

– Я не хочу домой. – Лина снова отвернулась к окну.

– Понимаю.

– Кстати, – спустя небольшую паузу, Лину осенило, – куда мы едем сейчас?

– Нам предстоит пересадка в Дрездене, а потом напрямую в Лейпциг на поезде. Насколько я помню.

Девушка напряглась.

– Дрезден?

– Ну да, – пожал плечами Вэл, – туда. А что?

– Ничего, ничего. – Она не хотела говорить об этом сейчас. Да и вообще когда-либо. Заметив озадаченный взгляд парня, Лина решила перевести тему. – Ты упоминал группу, в которой был участником. Расскажешь? И… Почему именно рок стал твоей страстью?

– Хм, – Вэл задумался. – Возможно, через рок, будь то мои личные выступления или просто прослушивание музыки, я смог выразить свои истинные эмоции. Наверно, я выгляжу обычным, но на деле, у меня очень много скелетов в шкафу. Метал – это ненависть, злость, а я, как раз и наполнен этим. – Он усмехнулся. – Что касается группы… Это было, кажется, уже целую вечность назад. В наш город приехала группа, и я был ей поражён. Как-то после их выступления, я подошёл и спросил, не требуется ли им гитарист. Они сказали, что нет. Меня это немного расстроило, но, спустя какое-то время, прошлого гитариста нашли мёртвым в одной из подворотен. Их лидер, Аспид (я по сей день не знаю его настоящего имени), подозвал меня, когда увидел в толпе, и сказал: «Пацан, покажешь, что можешь?». Я сыграл пару гитарных риффов, – решил не исполнять какую-то конкретную песню, – и Аспид спросил, что за рифф я использовал перед последним. Он был моим. Я придумал его. Меня взяли, я отыграл с ними пару концертов, поездил по городам…

– А когда ты получил свой псевдоним? – Глаза Лины были полны интереса.

– Вельзевул? Его я получил почти сразу, и в нём нет ничего сверхестественного. Меня так Аспид назвал. Сказал, что я слишком уж горд собой. А гордость это, собственно, всё, что у меня и осталось, наверно. Мне было неважно мнение людей тогда, и мне плевать на него сейчас.

Женщина на заднем сидении усмехнулась. Вэл это проигнорировал.

– Я бы тоже хотела играть в группе, – сказала Лина.

– Да? А что ты умеешь?

– Ну… Я неплохо пою. Только до жути боюсь выступать на сцене.

– Ничего, со временем привыкнешь. Во всяком случае, для метала не обязателен отличный навык пения: побольше хрипов, криков и сойдёт. – Вэл растянул губы в улыбке. – Хотя, кто-то этому обучается.

– Если нужно будет научиться, я научусь, – с уверенностью заявила Лина.

– Тогда далеко пойдёшь. Если хочешь, могу тебя обучить игре на гитаре.

– Я была бы не против, – ответила девушка и улыбнулась.

Автобус остановился. Лина и Вэл сошли с него практически последними. Небо окрасилось в оранжевый, серый и голубой, тона. Солнце готово было в любой момент скрыться за горизонтом и погрузить город во тьму.

– Так, – Вэл посмотрел по сторонам. – Чёрт, не совсем помню куда идти, но, думаю, сегодня мы уже никуда не уедем. Всего скорее поезд отправится утром. Значит, нам нужно где-то переночевать.

– Вряд ли я смогу заснуть, – ответила Лина и подошла ближе к Вэлу. Ей очень не хотелось заблудиться в большом городе.

– Тогда пошатаемся по городу. Можем сходить к реке. Что скажешь?

– Давай. Только… Что делать с сумками?

– Придётся потаскать с собой. Ничего не поделаешь. Благо, мы взяли мало вещей.

Водрузив на плечи багаж, они зашагали по выложенному плиткой тротуару. Река показалась почти сразу. Она проходила почти через центр города, а на одном из берегов располагалось огромное здание, похожее на настоящий замок. Вэл и Лина спустились вниз, на усыпанный мелкими камешками, берег. Лина вдохнула новые запахи.

– Запах свободы, да? – усмехнулся Вэл.

– Ага, – кивнула Лина. – Вроде бы то же самое, но я, словно в другом мире. Всё чужое, опасное, неизведанное. Мне хочется всё рассматривать.

– Ты видишь в этом красоту, а люди, которые живут здесь с рождения, уже принимают эти здания, реку и статуи на площадях, как данность. Однако, чему мы все одинаково не устаём удивляться, так это закату, который мы видим на протяжении всей жизни.

– Да, он красив.

Солнце уже почти скрылось, и небо стало светло голубым, почти белым, а на нём, словно мазки краски, расположились розоватые облака. Вода в реке так же порозовела.

Вэл присел на берег и посмотрел вдаль. Лина села чуть поодаль. Они долго слушали тихий шум воды, смотрели на небольшие белые катера, плывущие по реке, пока Вэл не решил спросить то, что мучило его всю ночь.

– Почему ты поехала со мной?

Лина вырвалась из своих размышлений и посмотрела на парня.

– Почему? – снова спросил он. – Только, пожалуйста, не говори, что посмотрела в мои глаза и увидела в них свет. Там его не может быть. И доверять мне нельзя. Чёрт. – Он неожиданно осознал, что опоздал с вопросом, – нужно было сказать это раньше. Я… Очень спонтанный. Могу долго к чему-то идти, стремиться, добиваться, но, когда прихожу к мысли, что больше не хочу, бросаю. Прости.

– Я ничего не увидела в твоих глазах, – ответила Лина. – Я поехала только потому, что боюсь умереть, так ничего и не увидев. Мама говорит, что никто не знает, сколько ему отмерено. Вдруг мне осталось совсем немного?

– Звучит логично. Значит… Ты здесь не потому что влюбилась с первого взгляда? – он посмотрел на неё и широко улыбнулся.

Лина улыбнулась в ответ, но скорее из вежливости. На душе скребли кошки.

– Я мечтала вырваться из своего городка, но думала, что это выйдет немного по-другому, – задумчиво сказала она.

– Ты хотела попасть сюда с ним? – Вэл нахмурился, но не мог понять, раздражает ли его девушка или только её недалёкий бывший парень.

– Не именно сюда, но да. Он сказал, что мы со всем справимся…

– …но это были всего лишь слова.

Лина медленно кивнула.

– Я видела в нём своё спасение, будь оно от скуки или от матери. Знаешь, она чаще бывает хорошей мамой, но когда её запреты начинают касаться моей мечты, я её… Ненавижу. – Она быстро проговорила последнее слово, словно совершала какой-то смертный грех, произнося его. – Почему она не может поддержать меня?

– Может быть, она боится. Она растила тебя, кормила, ночами не спала, а потом ты говоришь, что уедешь покорять мир. Возможно, мать начинает чувствовать себя брошенной. Особенно, если у неё нет мужа.

– Пусть найдёт, я же не против! – выпалила Лина, едва не с раздражением. – С самого детства я твердила, что мне не нужен младший брат или сестра, но, если ей так важно иметь кого-то рядом, пусть удочерит или усыновит кого-нибудь.

– И ты смогла запретить родителям иметь второго ребёнка? – Вэл тихо усмехнулся.

– Не совсем. Когда мне было лет семь, меня отправили к бабушке. Я помню, как приезжала в больницу, мама лежала на койке с белыми, как снег простынями. Я подбежала к ней, мы обнялись. Чуть позже, когда бабушка поговорила с мамой, мы уехали домой, а мама осталась там. Не помню, когда она забрала меня от бабушки. Только спустя лет пять, я узнала, что мама была беременна. Она потеряла ребёнка. Бабушка сказала, что это было даже к лучшему. – Лина свела брови к переносице.

– Жестоко…– Вэл не чувствовал ничего по отношению к этим словам, но не хотел обижать этим Лину. – А папа? Он ещё был в твоей жизни?

– Редко. Он уезжал на работу и возвращался только на несколько дней. Он был далеко не идеален. Напившись, папа часто обижал меня. Не бил, но портил вещи, которые имели для меня большое значение.

– Грустно. Мой отец, вроде, не так уж плох. Скорее семье не повезло со мной. До средней школы, я был адекватным, но потом… Учителя через день звонили родителям и спрашивали, почему я такой ёбнутый. Не такими словами, конечно. Мне не нравилась школа. Я её терпеть не мог. Стал много прогуливать. Мать в какой-то момент решила провожать меня прямо до школы, но я находил способ сбежать. Это была самая настоящая тюрьма.

– Почему?

Вэл сосредоточил взгляд на крошечной ряби, бегущей по реке. Свежий, вечерний ветер, раздул его волосы.

– Меня травили в школе. Не только ученики, но и учителя. Не хочу об этом говорить, – он прикрыл глаза, стараясь вырваться из омута прошлого, в который его медленно засасывали мимолётные воспоминания. Ему показалось, что он начинает чувствовать, как зудит шрам на животе.

– Прости, не хотела возвращать к плохому. – Лина сложила предплечья на коленях и опустила голову.

– Ничего. Может, когда-нибудь расскажу.

Вэл изо всех сил отгонял картинки, но они, словно надоедливые мухи, летали перед глазами. Убегать от прошлого нельзя. Нужно решать проблемы, иначе они всю жизнь будут мучить тебя. Нельзя, как ни пытайся, упаковать воспоминания. Сколько скотча бы ты не использовал, и сколько бы сундуков не закрыл, они всё равно будут преследовать тебя, напоминая о себе не прямо, а мимолётными чувствами и эмоциями.

Новый, лёгкий порыв ветра, принёс с собой запах табака. Желудок Вэла резко скрутило. Он подумал, что вот-вот вырвет, но когда запах исчез, рвота отступила. Нет, ему нужно было об этом поговорить, разобраться, но не сегодня, не сейчас.

Лину начало клонить в сон. Она старалась не уснуть, но веки, налитые свинцом, медленно опускались. Она уткнулась лбом в предплечья и не смогла уловить момент, когда провалилась в сон.

«Уснула, – подумал Вэл, взглянув на Лину. – Оставила меня наедине со своими демонами. Нет, я понимаю, она устала. Опять начинаешь оправдывать? Чёрт, что со мной происходит? Я хочу открыться чему-то новому, но, боюсь обжечься. Чего бояться? Может, стоит опасаться, когда произойдёт хотя бы намёк на плохое? Пока всё хорошо. Ты сам мешаешь себе быть счастливым. У тебя паранойя, парень. Лечись».

Скрюченная фигура Лины, стала медленно заваливаться в сторону, словно Пизанская башня. Вэл окаменел, думая, стоит ли ему подхватывать её. Девушка может расценить это, как домогательство. «Когда ты стал таким правильным? – пронеслось в голове у Вэла. – Думай о плохом, только когда плохое произойдёт». Он решился, и подсев ближе, подставил Лине своё плечо. Подпёр её, словно столб.

Девушка была такой беззащитной и… До безумия доверчивой. Если бы Вэл захотел, он бы мог сделать с ней всё, что угодно, пока она без сознания. Ей повезло, что он никогда бы не решился на этого без согласия. Иногда он думал о том, что хотел бы взять кого-то грубо, без лишних слов, но ему было важно, чтобы этот кто-то имел к нему чувства.

Нежная, добрая, милосердная… Разве она пара такому, как он? Довериться первому встречному… Что-то в духе сказок о принцессах.

Вэл не может оставить её. Он мог тогда, когда увидел её на скамейке в парке. Теперь нельзя. Нужно идти дальше. Он обязательно научит её игре на гитаре. Плевать, что придётся убить на это кучу времени. Его навыки были не очень хорошими, но он обучит хотя бы азам. Лина умеет петь – это явный плюс. Вэл написал несколько текстов, ещё во время совместной жизни с Лизетт, но уже отчаялся найти того, кто мог бы их исполнить.

Теперь у него есть Лина. Он не один, а, значит, жизнь имеет шанс продолжиться. Слишком сентиментально для металлиста, любящего кровь, мясо и внутренности, но что поделать? Иногда он может быть романтичным.

Яркий луч солнца, мгновенно ударил в глаз, как только он слегка приоткрылся. Лина отвернулась и уткнулась носом во что-то мягкое, хотя тело изнывало от боли. Вместе со вдохом, в лёгкие попал слабый запах мужских духов. Когда глаза немного привыкли, девушка смогла их открыть полностью и поняла, что лежит на куртке, сложенной в несколько раз. Лина повернула голову и увидела Вэла, сидящего на корточках у реки. Он сложил ладони и зачерпнул воду. Плеснув её себе в лицо, он потёр его руками и провёл по волосам, зачёсывая их назад.

Лина была удивлена, насколько неправдоподобно всё это выглядит. Это казалось сном, но она уже не спала. Камни, колющие тело, давали это понять. Её вдруг посетили мысли о матери. Как она там? Ищет ли её? Плачет? Лина старалась успокоить себя мыслями, что она это заслужила, но сердце всё равно сжалось.

Вэл попытался расчесать волосы пальцами, но они застревали в спутанных прядях. Он тихо выругался.

– У меня в сумке есть расчёска, – смеясь сказала Лина. Она не привыкла, что длинные волосы могут быть не только у девочек, и эта «затруднительная ситуация» показалась ей забавной.

Парень обернулся.

– Не, не нужно, – он вырвал волос и поморщился. Вздохнул и сказал: – Ладно, тащи сюда.

Лина поднялась и ощутила, как немеет всё тело после сна на земле. Она полезла в сумку и вынула расчёску. Вэл поблагодарил и взял её из руки Лины. Он сел на куртку и начал ожесточённо чесать волосы, отчего те жалобно затрещали.

– Ты выглядишь, как неандерталец, – сказала Лина и засмеялась.

Вэл усмехнулся.

– Можешь лучше? Они так спутались, что им, кажется, ничего не поможет. – Он посмотрел Лине в глаза и протянул расчёску. Ему хотелось, чтобы она это сделала.

– Нужно расчёсывать снизу вверх, а не сверху вниз. – Лина, без всякого подозрения в хитром умысле, робко взяла расчёску. Она коснулась рукой его волос, и по телу побежали мурашки. Сердце быстро застучало, её бросило в жар.

Лина стояла прямо перед Вэлом и пыталась, как можно аккуратнее, распутывать его пряди. Она был так близко, немного склонялась над ним, что её волосы начали касаться его лица. Нос зачесался, но Вэлу удалось не чихнуть. Его дыхание участилось. Её талия была так близко, буквально в паре сантиметров, что он вдруг ощутил, как на него накатывает желание сейчас же схватить Лину и притянуть к себе, покрывать поцелуями живот, разжигая их общее (если бы это было так на самом деле) желание. Перед глазами вспыхнули картины, как он делал то же самое с Лизетт, и Вэла затошнило. Было даже хорошо, что желание пропало. Лина бы его не оценила. Ему стало интересно, думает ли она о прошлых отношениях, когда находится рядом с ним? Наверняка.

Лина обошла Тима и стала позади него. Он стал ругать себя за то, что позволил таким глупым мыслям проникнуть в голову.

Спустя пару минут, Лина воскликнула:

– Ну вот и всё! Не запускай себя так больше, пожалуйста, иначе в следующий раз я не смогу помочь. – Она рассмеялась.

Вэл засмеялся в ответ. Он заметил, что Лина стала более открытой и чаще смеялась. Он подействовал на неё так или смена обстановки?

– Хорошо, не буду, – пообещал Вэл. Он сглотнул и спросил: – А могу я расчесать тебя? Тебе бы тоже не помешало, иначе будешь, как я. – У него возникла мысль, что она непременно откажется, но Лина неожиданно согласилась согласилась.

Вэл поднялся, и девушка села на его место. Он знал, что это могло снова привести к лишним помыслам, но действовал скорее телом, нежели разумом. Его очень тянуло к Лине. Он хотел её касаться. Случайно или намеренно, но хотел. У неё на лице было написано, что она нервничает, но всё равно по какой-то причине не сопротивлялась. Может, и сама того хотела.

Лина с болью в сердце вспоминала дни, когда она ночевала у Яна. Его мать, бывало, уходила из дома, и они могли предаться ласкам. Ян вёл её в душ, они входили в него вдвоём, а выходили только через полчаса, хихикая, как дети. Лина укладывала волосы парня, а он помогал ей разобраться с её локонами. Иногда Ян начинал нежно целовать её в шею, а она тихо вздыхала, тая от наслаждения.

По телу пробежала дрожь. Это было всего пару месяцев назад, но по ощущениям, прошло, как минимум пару лет. Она была с другим парнем, он ей нравился, а прошлые отношения казались далёкими и уже не такими значительными. Они проявляли себя не прямо, не в лоб, а отражались в тех же мурашках или тяжестью на сердце. Это мешало, как следует воспринять то, что начинало приносить радость.

Вэл взял прядь её волос. Они были мягкими и шелковистыми. Он с особой осторожностью начал вести по ним расчёской. Казалось кощунством портить такую красоту. Его же волосы были средней густоты, но жёсткими и сильно путались.

Лина застыла, задумавшись. Ей вдруг так наскучила её нынешняя внешность, что она уверенно пришла к решению: нужно что-то поменять.

– Давай их обрежем, – выпалила она.

– Что? Волосы? – спросил Вэл, не веря в эту затею.

– Да. Не под каре, конечно. Чуть-чуть.

– Но почему?

Она пожала плечами. Ей подумалось, что срезав волосы, она сможет открыться новой жизни и отсеять прошлое.

– Устала от них.

– Ясно… А ты уверена? – Вэл решил предпринять попытку остановить её.

Лина задумалась.

– Не совсем… Всё равно здесь нет ножниц. Сделаем это позже, если я не передумаю.

Вэл хмыкнул. Так как волосы рассыпались, а не спутывались, он быстро закончил, но решил напоследок, как бы ненароком, коснуться пальцами её шеи. Ему стало безумно интересно, какой она была.

Лина замерла. По спине пробежал холодок. Она не знала нужно ли ей бояться или наоборот поддаваться.

Вэл только что разглядел на её шее тонкую золотую цепочку. Он поддел её пальцем, и из-за майки показался маленький католический крестик. Вэл покачал головой. Заметив, что Лина застыла словно статуя, он убрал руку и подошёл к реке с видом, словно ничего не произошло.

Лина пыталась унять беспокойство.

– Не знаю, сколько сейчас на часах, – сказал Вэл, смотря на другой берег, – но нам нужно идти. Возможно, мы сможем поймать момент и уедем уже сегодня. – Он вернулся к Лине и взял свои сумки.

– Да… Да, – слегка дрожащим голосом, проговорила Лина.

Они спросили дорогу у прохожего, и буквально через час оказались перед огромным железнодорожным вокзалом. Это было высокое здание из бежевого камня со стеклянным арочным полотком и крупной скульптурой на крыше. Она состояла из трёх человек: двоих мужчин и одной женщины. По центру стояла женщина, держащая в одной руке зеленоватый скипетр, а в другой щит. По бокам расположились два ремесленника. Тот, что справа обнимал одной рукой шестеренку, а во второй зажимал молот, возложенный на колено. Слева сидел молодой парень, и в его руках тоже что-то виднелось, но из-за того, что статуя была высоко, сложно было разглядеть, что именно.

Здание имело две небольшие башенки на крыше с часами на них. С обеих сторон, на высоте, проходили железнодорожные пути. Внутри вокзал оказался ещё больше чем снаружи. Он был огромен, и в нём, наверняка, можно было без труда заблудиться. Лина, с вероятностью сто процентов, потерялась бы, если бы с ней рядом не было Вэла.

Они кое-как смогли найти стойку, где выдавали билеты. Сразу за ней, после покупки билета, можно было пройти к поездам. На станции могло расположиться около пяти поездов, но в тот момент, когда Вэл и Лина подошли к ней, на рельсах стояло только три поезда, один из которых был товарным.

– Приветствую вас на вокзале Дрезден-главный, – быстро проговорила женщина за стойкой.

– Здравствуйте, – Вэл подошёл ближе к ней. – Мы бы хотели узнать, будет ли сегодня поезд в Лейпциг?

– Лейпциг? Сейчас посмотрю, – её пальцы защёлкали по клавиатуре. – Да, будет. Ровно в десять часов. Вы хотите приобрести билет?

– Да. Нам нужно два.

– Хорошо. Два билета будут стоить девятьсот сорок дойч-марок.

– Сколько? – удивлённо переспросил Вэл. Он никак не мог поверить в сумму. Если она действительно такова, на два билета ему не хватит.

– Девятьсот сорок, – повторила женщина.

– Чёрт…

Лина подошла к нему и шепнула:

– Я могу оплатить свой билет.

Вэл не хотел принимать предложение, но делать было нечего.

– Ладно, – нехотя согласился он.

Они оплатили билеты и отправились в зал ожидания. Поезд должен был прийти через два часа. Лина села на диванчик, а Вэл расположился рядом. Он стал заметно нервничать. У него осталось всего шестнадцать марок. Нужно было просить больше у матери. Теперь он испытывал лёгкое чувство стыда за то, что все остальные траты придётся оплачивать Лине.

– Не переживай, – Лина постаралась его поддержать, – мне не сложно. Тем более, ты оплатил автобус. – Она улыбнулась.

Вэл выдавил улыбку.

– Да, наверно. Нам ещё нужно будет где-то остановиться в Лейпциге, а денег не хватит. Придётся ночевать на улице, – он потёр глаза, белки которых были красными.

– Ты спал сегодня?

– А? Нет.

Лину охватило чувство стыда.

– Прости. Не знаю, как так вышло… Я только на минуту закрыла глаза и…

– Не, ничего страшного. Иногда я не спал и по трое суток, так что не бойся. Если ты выспалась, то, может, сегодня я смогу поспать немного.– Он подмигнул.

Поезд заскрежетал на рельсах и остановился на станции ровно в десять часов дня. Войдя в внутрь поезда, вслед за большим людским потоком, Лина села на своё место рядом с окном. Смотреть на мелькающий пейзаж было всегда приятно.

– Ехать недолго, – сказал Вэл, садясь на соседнее сидение. – Чуть больше часа, вроде, но я всё равно попытаюсь вздремнуть. Глаза слипаются.

– Да, конечно, – ответила Лина. – Я разбужу, когда мы подъедем.

– Спасибо. – Он отинул голову на спинку кресла и закрыл глаза.

Лине сразу же стало некомфортно. Когда Вэл был рядом, он мог отвечать на вопросы, которые задавали окружающие или сам начинал диалог, но теперь, если что-то подобное будет необходимо, она будет чувствовать себя максимально потерянной. Лина стала, по привычке, молиться про себя о том, чтобы никто не подошёл и ничего не спрашивал. Отвернув голову к окну, она попыталась абстрагироваться от того, что происходит вокруг.

Мимо сновали люди с сумками и небольшими квадратными чемоданами. Они садились на свои места, и, если рядом кто-то был, заводили беседу. Лина завидовала тем людям, которые вели себя естественно при разговоре. Она же, не могла даже поздороваться с проходящим по улице знакомым. Ей хотелось сбежать, опустить взгляд, пройти так, чтобы подумали, что у неё отшибло память, или она ослепла, поэтому не сразу смогла распознать знакомое лицо.

Больше всего Лина боялась новых знакомств, хотя, при дальнейшем общении чувствовала себя очень даже комфортно. Она пыталась идти наперекор своим страхам, но стоило ей хоть раз нормально заговорить с чужим человеком, как тут же, буквально при следующей встрече, она чувствовала себя максимально закрыто. Это мешало, но она ничего не могла с этим поделать.

Глазные яблоки Вэла, за закрытыми веками, начали бегать из стороны в сторону. Он мирно спал, не обращая внимания на окружающих. Лина не хотела спать, поэтому всё, что ей оставалось – это смотреть в окно на мелькающие деревья, улицы и дома. Благо стоило потерпеть всего один час, однако, когда тебе нечем заняться, этот час может показаться вечностью. Лина пожалела, что не взяла с собой несколько книг или, хотя бы, не купила одну в киоске на вокзале.

Интересно, что её могло ждать в новом городе? Стоило ли доверяться первому встречному, ради исполнения своего желания? Всего скорее это полный бред. Идти за тем, кого знаешь два дня, в то время, как сама же, на своей шкуре убедилась, что и за несколько лет невозможно понять истинные намерения человека.

У животных всё проще. Их эмоции более естественны и правдивы. Если зверь злой – по нему это видно. Чего не скажешь о человеке, который до последнего способен скрывать свои чувства. Ян был заботливым… Нет, только прикрывал своё безразличие за маской заботы и участия. Может, он сам боялся остаться один, но потом всё-таки решился, когда в его жизни появился новый человек. Пожалуй, держаться за одного человека, слушать только его, считать авторитетными его мнения, не самая лучшая затея. Человек не сможет выбрать правильный путь, если не знает, что их несколько.

Ян был с Линой, считал, что только она, и больше никто не сможет понять его чувства, позаботиться о нём, полюбить. Он не общался с другими девушками, думая, что все они одинаковы, имеют гадкую натуру, и не смогут стать ему парой. Ему повезло найти Лину, а в следующий раз может и не повезти, поэтому лучше всеми силами удержать эти отношения. А если они не вписываются в нужные рамки, всегда есть возможность подогнать так, чтобы они были идеальны. Пусть это будет насилие, но… Кому может быть от этого плохо? Станет лучше! Обязательно станет.

Пообщавшись с новым человеком, Ян неожиданно прозрел. Он-то думал, что не сможет быть счастлив ни с кем, если не может быть счастлив там, где его окружили теплом и всеми силами стараются угодить.

Лина тщательно обдумывала всё это, старалась понять, осознать, причину поступка её любимого человека, но, как только находилось логичное обоснование, она тут же открещивалась от него. Ей было неприятно оправдывать жалкий, трусливый поступок, так называемого «мужчины». Да, у него могло не быть выбора, он хотел вырваться, причинив, как можно меньше боли (он говорил, что ему жаль бросать такую хорошую девушку), но, нельзя никак оправдывать то, что Ян продолжал возвращаться к Лине, говорить с ней и пытаться заставить ненавидеть. Это было неправильно и принесло в разы больше боли, чем, если бы он ушёл, не объясняя причины. Лина бы обязательно постаралась их выяснить, но Ян мог молчать, не отвечать на звонки, и, в конце концов, смогла бы забыть и отпустить. Она бы не переваривала из раза в раз то, что её любимый, которого она так сильно уважала и ценила, в ответ на её поступки, готов был целовать ноги не ей, а левой девушке, которая смогла его «схватить» в то время, когда Ян избавился от назойливого желания подчинять себе всё вокруг.

Он сильно изменился. Когда они познакомились Яну и Лине было пятнадцать. Они были детьми, которые старались вести себя, как взрослые. Им хотелось всего и сразу. Хотелось в полной мере ощутить то волшебное чувство взаимной любви, когда ты готов любить не только одного человека, но и весь мир. Мало кто знает, что после того, как бабочки в животе устают порхать и постепенно успокаиваются, наступает самое тяжёлое время.

В первую очередь, чаще всего, открываются самые яркие и позитивные черты личности. Это желание привлечь симпатизирующего человека. Потом, когда уровень доверия повышается, открываются самые мрачные качества. Например, ревность.

Нежелание делить что-либо или кого-либо с окружающими, это вполне нормально, но, когда оно перерастает в запреты, ограничения свободы, намерения вызвать стыд за поступки и вообще за какие-либо проявления активности, то это тревожный звоночек. Любовь – это про поддержку и опору. Жить становится проще, когда рядом есть человек, который готов… Просто быть рядом. Не вмешиваться, не навязывать свои собственные мысли, а всегда стараться проявить участие и оказать помощь в нужный момент. Человеку, который испытывает искренние чувства, многого не надо. Только лишь ощущать присутствие родного по духу.

Лина чувствовала, что Ян её понимает. Они были схожи не только во вкусах, но и в некоторых историях из прошлого. Это заставило Лину подумать, что Ян – это чудо, посланное с небес. Она считала его своей судьбой, ведь не может же быть столько совпадений, если бы человек не был тем, с кем ты проведёшь всю оставшуюся жизнь. Плохое отсеивалось, а хорошее Лина ценила и сохраняла в памяти. Она узнала о негативных чертах своего парня только тогда, когда открылась ему полностью.

Девушка ругала себя за прошлое, хотя у Яна была возможность его принять, а вот у Лины не было возможности вернуться обратно на машине времени и изменить что-либо. А, когда ты понимаешь, что не можешь ничего поменять, проблема не имеет путей отхода, в голову начинают приходить мысли, что лучше вовсе не жить, чем мучиться от неразрешимой задачи. Лине и Яну следовало расстаться, отпустить тогда, когда они ещё не были настолько связанны, но в силу возраста, им не удалось совершить логичный поступок.

Из месяца в месяц, они работали над отношениями, и, когда, спустя два года, подошёл момент, когда нужно было закончить страдания, стало сложно бросать то, на что ушло так много сил и времени.

Лина ненавидела себя, но и жалела. Ей были противны её необдуманные поступки, и она всеми силами старалась оправдывать и Яна, и себя. Если действия имеют удобное объяснение, их становится легче принять.

По-сути, Вэл ещё ничего не сделал для того, чтобы боль Лины прошла, но, тем не менее, девушка ощущала какое-то родство между ними. Они оба страдали, а, значит, есть шанс, что они не повторят те же глупости в новых отношениях. Лина хотела в это верить, но внутри всё равно продолжали существовать противоречивые чувства. Ей не хотелось снова ошибиться, поэтому, может не стоит повторять ту же ошибку и начинать с хорошего. Как там? «Друг познаётся в беде»? Быть может, стоит в первую очередь показать свою худшую сторону? Тогда Вэл и Лина смогут решить: готовы ли они мириться с этим или стоит разойтись, пока не поздно.

«Уже поздно, – пронеслось у Лины в голове». Она пожалела о том, что все эти мысли не пришли на ум раньше. Как она будет жить дальше, если Вэл покинет её? Она была в чужом городе, целиком зависела от поддержки этого парня, поэтому, когда он уйдёт, ей будет сложно адаптироваться. Что ж, с другой стороны, что им мешает заключить небольшой договор? Они могут не строить романтические отношения, а просто быть друзьями. Делить с другом половину, а то и часть души легче, чем отдавать всю своему любимому.

Лина решила, что когда у неё представится возможность, и она наберётся смелости, то обязательно расскажет Вэлу о своих мыслях. Чтобы не обжечься вновь, следует заранее узнать точную температуру.

Вэл лежал с закрытыми глазами, но всё равно никак не мог заснуть. Он много думал, и это сильно мешало расслабиться. Перед тем, как ему удалось погрузиться в сон, он снова поймал себя на мысли, что слишком много себе позволяет. Нужно держать свои мысли в узде, потому что, когда взаимоотношения придут к расколу, ему снова станет плохо. Вэл мог легко и просто поддаться тому порыву на берегу Эльбы. Да, возможно, он бы отхватил пощёчину. Да, всего скорее, Лина бы стала его опасаться, посчитала маньяком или насильником или ещё кем-то. Факт в том, что он МОГ. Но не стал.

На самом деле, он боялся. Ему было страшно проявить чувства, которые сидели внутри, потому что, если он не получит должный отклик, его мир снова потеряет краски. Вэл безумно хотел заглянуть в будущее, узнать, к чему приведут его действия, но, так как это было невозможно, ему стоило, как можно дольше оттягивать момент. До тех пор, пока не появится уверенность.

Лина сказала, что поехала с ним только потому, что её влекла мечта. Значит, никаких романтических чувств не было. Чего уж греха таить, Вэл точно так же повёлся на эту авантюру, потому что думал только о спасении своей задницы. Он хотел уехать, сменить обстановку, рискнуть последний раз, чтобы понять, действительно ли его душа обречена на смерть. Он менял места жительства, как бумагу в туалете. Часто переезжал, но толку в этом не было. Если и это путешествие окажется бесполезным, то он точно сведёт счёты с жизнью. Возможно, приняв окончательное решение, его перестанет так сильно интересовать судьба Лины. Всё-таки она чужой человек, непроверенный, поэтому доверять ей и жить только ради неё будет глупо. «Надейся на лучшее, но готовься к худшему». Лучше уж Вэл сразу вычислит подвох, чем узнает правду через несколько лет.

Сквозь сон, Вэл услышал женский электронный голос, оповещающий о достижении пункта назначения. Он нехотя открыл глаза и боковым зрением заметил, что Лина собиралась коснуться его плеча, но заметив, что тот проснулся, мигом убрала руку.

– Ты уже не спишь, – смущённо пролепетала она. – Мы на месте. Ты слышал?

– Да, слышал, – прохрипел Вэл и откашлялся.

Они подхватили сумки, которые стали за время поездки настолько родными, что ощущались, как панцирь улитки.

Станция в Лейпциге была уже не настолько впечатляющей, так как почти ничем не отличалась от вокзала Дрезден-главный. Парень и девушка, выскользнули из поезда и направились к выходу. На фразу билетёрши «Приветствую Вас в Лейпциге» они бегло кивнули и быстрым шагом прошли мимо. Лине безумно хотелось вырваться наружу, сделать глоток свежего воздуха, – насколько это вообще было возможно в городе, – и осмотреть новое место со всех сторон.

Снаружи вокзал был вполне обычным и ничем не выделялся. Не было уже той стеклянной крыши и какой-либо особенной скульптуры. Обычные стены и обычная крыша. Рельсы располагались уже не по бокам от вокзала, а позади него.

Людей было много, и это не могло не смущать. Было столько новых лиц, что Лину сразу же охватила новая волна беспокойства. Мимолётом, она поймала себя на мысли, что было бы лучше, если бы Вэл взял её за руку, но тут же загнала эту идею куда подальше.

– Чёрт, а здесь я ничего не знаю толком, – проговорил Вэл и почесал затылок. – Где-то рядом обязательно должна быть закусочная. Нам нужно поесть.

Только сейчас до Лины дошло, что она не ела почти два дня. Их путешествие было достаточно нервным для неё, поэтому о перекусе не могло быть и речи.

– Можно спросить у прохожих, – предложила Лина.

– Да, можно, – согласился Вэл. Он окликнул одного из проходящих мимо и спросил дорогу. Вернувшись к Лине, он сказал: – Тут недалеко. Метров пятьсот. Пошли.

Через пару минут, они смогла найти закусочную и вошли в неё. Там были обычные столики с белой скатертью, скучные стены, но, в целом, в любом заведении такого типа главное – не интерьер, а еда. Вэл и Лина сели за один из столиков, и через пару минут к ним подошёл официант. Тим заказал шницель, жареный картофель и кофе, а Лина взяла почти то же самое, только картофель заменила салатом. Официант сообщил, что их заказ принесут через минут пятнадцать.

– В целом, здесь не так дорого, как я думал, – Вэл оглядел стены закусочной, украшенные картинами. – Не буду скрывать, у меня осталось всего 16 дойч-марок. Думаю, что мы имеем право немного расслабиться.

– Да, ты прав, – проговорила Лина, не слишком вникая в его слова. Её больше волновало то, где они будут ночевать и чем питаться потом, когда деньги закончатся. – Может… Это была не очень удачная идея… – задумчиво сказала она, но тут же осознала, что эти слова были немного лишними. – Извини. Я не то чтобы жалею о поездке… У нас скоро не останется денег, понимаешь? – Лина опустила взгляд и уставилась на свои руки, лежащие на скатерти.

– Понимаю тебя. Сам не думал, что цены на транспорт будут настолько охреневшими, – Вэл покачал головой. – Ничего, мы справимся, – уверенно заявил он, но внутри ощущал, что это не совсем правда.

– Да, думаю, ты прав.

– Знаешь, я считаю, что ты должна как можно скорее обучиться чему-нибудь, что будет соответствовать нашему роду занятий. Если ты умеешь петь, так почему бы нам не отрепетировать песни с моими текстами и музыкой? Мы могли бы выступать на улице и заработать немного денег. А дальше… У меня стратегия такая: мы ищем барабанщика и бас-гитариста. Всё-таки нам нужна группа, чтобы полноценно играть метал.

– Видимо да… Извини, я ничего в этом не понимаю. И… Честно, не хочу петь.

– А что ты хочешь? – спросил Вэл и положил локти на стол.

– Может, мне лучше играть на бас-гитаре?

– Я не против, конечно же, но у нас нет ни барабанов, ни бас-гитары. Их нужно покупать, но денег совсем нет. Проще найти человека, который уже имеет всё необходимое.

– Но и микрофона ведь у нас нет.

– Это верно, но… – он задумался и потёр подбородок. – Мы могли бы обратиться в какое-нибудь кафе, где предусмотрена музыкальная программа. У них есть оборудование, а тебе, кроме микрофона, ничего и не нужно.

Лина медленно кивнула.

– Всё нормально? – спросил Вэл.

– Не люблю выступать на публике. Думаю, я уже об этом говорила. Меня в дрожь бросает.

Всякий раз, когда дело доходило до выступления на сцене в школьные годы, Лина вспоминала одну и ту же позорную ситуацию. У неё абсолютно не было ни настроения, ни желания учить слова, репетировать песню, к тому же, она была очень расстроена чем-то. Выйдя на сцену, она услышала музыку, но совершенно забыла слова. Все смотрели на неё, перешёптывались, а Лина не смогла произнести ни одного слова. Учительница выключила музыку, и Лина вернулась на своё место. Одноклассники спрашивали, что с ней такое, но она не смогла дать какой-либо разумный ответ. Она была потеряна. Тупо смотрела на учительницу в ожидании подсказки. Это был ужасный позор.

Лина пришла домой, и мама высказала ей, насколько безалаберным был её поступок. Ей следовало учить текст, а не заниматься ерундой. Теперь все вокруг будут обсуждать, шептаться и думать, что мать плохо воспитывает дочь, потому что та ни на что не способна. Если Лина и испытывала лёгкое чувство стыда после происшествия, то после слов матери, она ещё больше начала загоняться.

– Ты привыкнешь, – сказал Вэл. – Все рано или поздно привыкают. Да, первый раз может не пройти так гладко, как хотелось бы, но это не конец света. Люди часто меняют своё мнение, поэтому даже если кто-то и посмеётся, то в следующий раз, когда ты наберёшься опыта, могут начать наслаждаться твоим пением. Главное, не бросай начатое, а совершенствуй свои навыки. Назло всем, так сказать.

Лина подумала, что и в этом Вэл был прав. Она может это сделать, и плевать на чьё-либо мнение. Всем мил не будешь. Тем более, никто её здесь не знает, чтобы вести рассредоточились по всему городу. И известные личности могут попасть впросак. Все ошибаются.

– Я тут поговорить хотела, кстати, – вспомнила Лина.

– Да? – Вэл внимательно посмотрел ей в глаза.

– Мне кажется, что мы должны…

Официант принёс заказ, и она не смогла продолжить. Пожалуй, не такой уж подходящий момент был сейчас. Лучше поговорить позже, когда они будут наедине.

После обеда было необходимо решить, что делать дальше. Снять какое-либо жильё за те деньги, что у них имелись, вряд ли возможно. «Путешественники» не потянут даже ночь в простеньком хостеле. Оставалось только одно – ночевать прямо на улице. И Вэлу, и Лине, было одинаково не привычно, хотя первый имел в этом какой-никакой опыт.

– А у тебя здесь нет знакомых? – спросила Лина во время скитания по городу.

– Нет, – ответил Вэл.

– Будем ночевать на остановке? – она нервно засмеялась. С ней, конечно, ничего не случилось в прошлый раз на берегу Эльбы, но она бы не хотела, чтобы Вэл не спал и караулил её сон.

– Нет, не хочу спать у всех на виду. – Вэл воспринял её слова всерьёз. – Лучше в таком случае пойти спать на какую-то заброшку. Кстати, не самая плохая идея.

Лине она понравилась больше, чем перспектива сна под открытым небом. В этом была доля романтизма, но вот насчёт безопасности не было никакой уверенности.

Центр города целиком и полностью состоял из огромных многоэтажных домов. Пришлось пилить до самой окраины города, чтобы выйти на улицу с частными домами.

Вечер наступил быстрее, чем вчера, поэтому, когда удалось найти нежилой дом, было почти темно. Это было весьма кстати, потому что двери домов можно было разве что взломать.

– Ты, случайно, не прихватила заколку? – спросил Вэл.

– Где-то была, вроде, – ответила Лина и стала копаться в сумке. Через минуту она вынула шпильку. – Это?

– Сойдёт. – Вэл взял её, осмотрелся и склонился над замком. – Следи, чтобы никто не подошёл неожиданно. Мне нужно время.

Шпилька зашелестела в замке. Лина смотрела по сторонам, всматриваясь в темноту, но, кроме летящих мимо светлячков, никого не было видно. Она вздрогнула, заметив какое-то движение в сумерках. Вглядевшись, Лина поняла, что это было просто бродячая собака.

Прошло минут пять, а замочная скважина никак не поддавалась. Вэл хотел ещё немного подогнуть шпильку, но та с тихим треском сломалась напополам.

– Чёрт, – выругался он. – Есть ещё?

– Поищу, – Лина нырнула рукой в сумку и смогла отыскать ещё одну шпильку, но поменьше предыдущей.

Вэл присел на корточки и воткнул заколку в скважину.

Лина боялась, что их поймают за взломом чужого дома, но в то же время, ей нравилось ощущать, что они делают что-то плохое, противозаконное.

Спустя какое-то время, Вэл поднялся и надавил на дверную ручку. Дверь со скрипом открылась.

– Фух, наконец-то, – выдохнул он. – Когда это делал мой друг, всё казалось намного проще.

Они вошли в пыльную, полупустую прихожую. Из мебели в комнатах был только стол, стул и диванчик. Пол был грязным и усыпанным сухими осенними листьями. Ветерок, ворвавшийся в комнату сквозь открытую дверь, разогнал их по углам, опутанным белой паутиной. На входе Лина заметила большого паука, который вызвал у неё беспокойство.

– Не любишь пауков? – спросил Вэл, слегка улыбаясь.

– Немного, – ответила Лина и отошла подальше от входа. – Не люблю их. Жуткие.

– Есть такое.

Вэл прошёлся по дому, разглядывая комнаты. Смотреть было особо не на что. По крайней мере, на первом этаже. Он ступил на лестницу, отчего та жалобно заскрипела. Судя по всему, в этом доме давно никто не жил. Возможно, уже более пяти лет.

Окна, заколоченные досками, едва пропускали свет. Лина шла медленно, стараясь не наступить на пятки Вэла. Парень отворил одну из дверей на втором этаже. Это была спальня. Кровати не было, только маленькая тумба в углу. Там, где всего скорее стояла кровать, на стене висело распятие. Вэл подошёл и взял его в руки. На его лице появилась усмешка.

– Почти в каждом доме такие. Их после ремонта рабочие вешают что ли?

– Здесь хотя бы один, – проговорила Лина. – У нас дома целый угол из крестов и икон. Мама докупает новые раз в год.

– Бред, конечно, – фыркнул Вэл и небрежно опустил распятие на тумбу.

– Ты не веришь в Бога, как я поняла?

– В существование верю, но ему самому не доверяю.

– Почему?

– Ты ещё спрашиваешь! Католичество – это настоящее рабство. Попробуй сделать что-то, что неугодно Богу, и будешь мгновенно наказан. Я считаю, что Бог – это обычный нарцисс, который только и делает, что требует особого к себе отношения.

– Некоторым он помогает…

– А что, если это не с его подачи было сделано? Повезло, не более. Но все считают, что это именно он помог, – Вэл вздохнул. – Только представь, на Земле несколько миллиардов человек. Сможет ли один, пусть даже и Всесоздатель, уследить за каждым. В мире происходят войны, массовое насилие, а Бог, видите ли, помог какой-то девке забеременеть, вместо того, чтобы решать проблемы более крупного масштаба.

Лина ничего не ответила, но внутри тщательно смаковала каждое слово. Только когда они спустились на первый этаж, она решила спросить:

– Ты поклоняешься Сатане?

– Не поклоняюсь в прямом смысле этого слова, – ответил Вэл и провёл рукой по пыльному столу. – Скорее, я поддерживаю взгляды сатанинского общества. Ты читала когда-нибудь Библию?

– Целиком – никогда. Мама на день рождения подарила мне книгу с кратким содержанием, где выделены основные тезисы.

– Тогда, думаю, про Чёрную Библию и спрашивать не нужно. Я раньше тоже думал, что Сатанизм – это про зло. Так все вокруг говорили. Но, однажды, я прочитал Сатанинскую Библию под авторством Антона Лавея и понял, – Вэл посмотрел на Лину, – что Сатанизм – это свобода. Ты сам волен решать, как строить свою жизнь, в отличии от законов, которые диктуются Ветхим и Новым заветами. Я читал обе Библии, и католическая показалась мне в разы жёстче.

– Странно, мама всегда говорила, что Бог – это добро, свет, и мы все должны стремиться быть такими же.

– А у нас есть выбор? Если ты не подчиняешься, так будь наказан. Давай согласимся, что мы – всего лишь жалкие марионетки.

– Наверно… Ты прав, – Лина коснулась креста на шее. Пока что, она вела тяжёлую внутреннюю борьбу. Вэл высказывал логичные вещи, но ей было привычнее верить в то, во что она верила все восемнадцать лет.

Вэл тихо засмеялся.

– Ведём тут какую-то дискуссию. Даже смешно. Я не пытаюсь тебя отлучить от того, что ты считаешь правильным, однако задумайся, веришь ли ты в это искренне или под воздействием страха. – Он плюхнулся на диван, поднимая вверх облако пыли. Вэл закашлялся, но на его лице всё равно сияла улыбка. Он решил перевести тему, видя, что Лине нужно дать время переварить сказанное: – Слушай, я слышал, что здесь похоронен какой-то рок музыкант. Предлагаю сходить туда на днях. Не знаю, правда это или нет, но проверить стоит.

– Я не против, – ответила Лина и села рядом с Вэлом.

Она понимала, что это был бы идеальный момент для разговора, но никак не могла найти в себе силы начать. Язык намертво прилип к нёбу, хотя, если бы она попыталась сказать что-то другое, ей бы это удалось.

– Завтра постараюсь тебя обучить чему-нибудь, – снова заговорил Вэл. – Из меня такой себе учитель, конечно. Постараюсь преподносить информацию максимально ясно.

– Спасибо, – ответила Лина и немного улыбнулась. Она упустила момент.

– Не за что. Делать всё равно нечего. Да и чем быстрее мы что-нибудь выучим, тем быстрее начнём выступать.

– Да, ты прав, – бездумно проговорила Лина.

– Что-то не так?

– Я… – Теперь, когда Вэл первым завёл разговор, она не могла не воспользоваться этим. – Я хотела поговорить. Ещё в закусочной, помнишь?

– Да, точно. Говори, я слушаю.

– Ну… – Лина замялась. Язык снова перестал слушаться.

– Не бойся мне что-то сказать. Лучше решим сразу, чем потом, когда решать будет нечего. – Вэл перенёс вес вперёд и положил локти на колени.

– Я считаю, что мы должны сразу рассказать друг другу самое худшее о себе, – наконец выпалила она.

Вэл слегка нахмурился. Ему не особо понравилась идея рассказывать о своих школьных годах.

– И что же ты хочешь услышать?

– Не только услышать, но и рассказать. Не хочу, чтобы потом какие-то моменты из прошлого разрушили наши… Э-э-э… Взаимоотношения. Я знаю, о чём говорю, потому что и сама в прошлых отношениях скрывала правду, и когда решила открыть всё плохое из моей жизни, это чуть напрочь не разрубило нашу связь.

– А, может, оно и к лучшему бы было, – мрачно проговорил Вэл.

– Возможно, но я подумала, что лучше мы изначально будем знать всю мерзкую подноготную друг друга.

До Вэла неожиданно дошёл смысл её слов.

– Погоди, ты сказала «наши взаимоотношения»? Ты надеешься на что-то большее?

Лина тут же пожалела о том, что завела этот разговор. Так глупо, она себя ещё никогда не чувствовала.

– Прости, глупость сказала. Полнейшую. Я ни на что не надеюсь, естественно… Просто хотела… – Она не нашла ничего лучше, кроме как в прямом смысле сбежать от ответа. Она подскочила с дивана и попыталась уйти, но Вэл схватил её за руку.

– Стой, стой. Если начала что-то говорить – договаривай до конца. Я тебя ни в чём не осуждаю, поверь.

Лина отвела взгляд, хотя, в полутьме Вэл и так не смог бы заглянуть в её глаза.

– Лучше говори прямо о своих чувствах, – продолжил он, сжимая её запястье. – Ты и сама знаешь, как больно, когда человек скрывает их. – Он немного потянул её за руку, и она, будто послушная кукла, опустилась на диван, – Выкладывай всё.

– Мне кажется, что уже поздно, – тихо проговорила Лина.

– Не поздно. Самое время. Что ты думаешь обо мне?

– Я считаю тебя не плохим человеком. – Она старалась говорить сразу, почти не думая, чтобы снова не закрыться в себе.

– Я не знаю, можно ли меня таким назвать. Вероятно, да. Я никому не мстил, никого не обижал. Я ненавижу и презираю людей, но у меня со всеми нормальные отношения. Что ещё?

– Я благодарна тебе за то, что ты меня спас от матери. Ты дал мне возможность сбежать и попытаться поймать удачу.

– По правде говоря, мне и самому хотелось уехать, начать новую жизнь. Мне думалось, что это уже бессмысленно, поэтому я не предпринимал попыток. Знаешь, что я думаю о тебе?

– Что?

Вэл всё ещё держал её руку, а Лина, словно и не замечала этого.

– Когда я впервые тебя увидел, мне подумалось, что такой девушке не интересны мои проблемы. Но тебе было больно, я это видел, поэтому решил, что у меня есть шанс открыться. Однако… – Он прочистил горло. Ему стало трудно говорить. – Тебе лучше не заводить со мной отношения и ни в коем случае не привязываться. – Вэл подтянул её руку и подставил своё запястье под её пальцы, чтобы она смогла почувствовать порезы, покрывшиеся корочкой. – Я не строю из себя какого-то героя романа, который всю книгу кричит: «Со мной нельзя быть вместе. Я опасен». Мне хочется быть с тобой откровенным. Тем более ты сама об этом попросила. Я не причиню тебе физический вред, но душевный, вполне могу. Ты чувствуешь?

Лина кивнула. Её бросило в жар.

– Я не проживу долго, – продолжил Вэл. – Не планирую. Лет тридцати-сорока мне хватит с головой. Сейчас моё состояние в норме, но желание умереть может вернуться снова. Оно, как море. Бывают приливы, бывают отливы.

Девушка молчала.

– Ты можешь сказать: «Нет, нам всё нипочем. Я тебя вылечу, мы будем счастливы», но подумай: ты знаешь меня меньше недели. Я тебе никто. Меня всё равно скоро не станет, – уверенно сказал Вэл и переплёл пальцы их рук. – Не нужен я тебе. Если ты и сейчас и уверена, что готова потерпеть, то выбрось эти слова из головы. Ты пожалеешь об этом уже через несколько месяцев. А обещать мне ничего нельзя, потому что я буду требовать исполнения клятв и обещаний.

Лина взглянула на него. Его глаза блестели в лунном свете. Сердце Лины бешено стучало. Она была готова поспорить с Вэлом, но он, в каком-то смысле был прав. Если она снова полюбит, а затем потеряет, её жизнь не будет прежней, но… Всегда можно уйти.

– Мы могли бы не обещать друг другу любовь до гроба, – выдавила она. – Пусть всё идёт своим чередом, а если что-то не понравится, мы можем со спокойной душой отпустить.

Вэл невесело усмехнулся.

– Не думаю, что это возможно. Кто-то по-любому привяжется, а когда один захочет уйти, второму будет больно.

Лина задумалась. Вэл, несомненно, был прав, но, с другой стороны, почему бы не дать шанс отношениям? Попробовать, а потом решить, действительно ли у них ничего не выйдет.

Она хотела сказать об этом, но посчитала глупым уговаривать парня быть с ней. Особенно, когда он так яро пытается отказаться от отношений. Не нужно навязываться.

– Это верно, – ответила Лина. – Давай закроем эту тему?

– Как скажешь, но не думай, что я пытаюсь отвязать тебя от себя. Ты попросила поделиться плохим, и я это делаю. А принять или отказаться – твоё решение. Я не стану тебе запрещать проявлять свои чувства и ни в коем случае не буду запрещать тебе… Кхм, любить меня. – Он с трудом выдавил из себя последние слова.

– Да, да, это правда, – быстро проговорила Лина. Она чувствовала себя так некомфортно от этого разговора, что пыталась, как можно скорее закончить его.

– И ещё, – добавил Вэл, горько усмехнувшись, – какая между нами может быть любовь, когда мы знакомы всего несколько дней? Правильно, никакой. Мы не в каком-то дешёвом романе, поэтому тщательно подумай, перед тем, как бросаться в омут. Окей?

– Да, окей, – согласилась Лина.

– Вот и отлично. А теперь – спать. Честно, меня уже вырубает.

Лина кивнула и поднялась. Её рука медленно выскользнула из руки Вэла.

– Я заглядывала в другую комнату, – сказала она, – там была кровать. Пойду туда.

– Хорошо. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Лина соврала, сказав, что в другой комнате есть кровать. Ей не хотелось, чтобы Вэл спал на полу, поэтому она поднялась на второй этаж, вошла в комнату, где было распятие, и расстелила на полу полотенце, которое взяла с собой, а под голову подложила лёгкую куртку, свёрнутую в рулет.

Ей было одновременно печально от того, что разговор не привёл к чему-то большему, чем просто дружбе, но с другой стороны, было действительно неразумно поддаваться первому впечатлению. Может, у них всё получится, но важно помнить, что самые крепкие отношения рождаются от крепкой дружбы.

Вэл видел, что Лине тяжело от разговора. Он понял по тому, как быстро она соглашалась с его словами. Она явно пожалела, что слишком быстро заикнулась о любви. Да, Вэл тоже чувствовал симпатию, но не хотел поддаваться ей. Его тянуло к Лине, но ему не нужны были одноразовые отношения, которые слишком быстро изживут себя. После отношений с Лизетт, ему хотелось сделать так, чтобы его выбор не был ошибочным.

Он сказал, что хочет спать, но сна не было ни в одном глазу. Вэл ворочался с боку на бок, пытаясь выбрать удобную позу. В конце концов, усталость одержала победу, и он заснул.

Глава 3

– Смотри, берёшь гитару вот так, – сказал Вэл и поставил инструмент на бедро. – Затем отклоняешь немного левое плечо назад и гитару поворачиваешь в ту же сторону. Это важно. От посадки зависит качество твоей игры. Понятно?

Лина кивнула.

– Теперь рука, – продолжил Вэл. – Она должна лежать на гитаре. Видишь? У неё здесь есть небольшая выемка. Обычно она имеется на всех стратокастерах, но на некоторых гитарах других фирм тоже. Что дальше?.. А, медиатор. Лучше всего начинать играть с медиатором сразу. Пальцы – это для акустики. На электрогитаре тоже можно пальцами, но… С медиатором звук чётче.

– Это понятно, – ответила Лина. Она внимательно следила за каждым движением Вэла. Ей не терпелось взять в руки гитару.

– Так, возьми её, – Вэл передал Лине гитару. Она положила её на бедро и постаралась сделать правильную позу. – Да, только чуть-чуть влево. Супер. Бери медиатор. Он не должен быть продолжением указательного пальца, а должен располагаться скорее наискось. Не зажимай его между пальцами, как какую-то блоху. Вот. Вот. Смотри. – Он провёл рукой по гитаре. – С правой стороны у тебя гриф. Наверху колки. Они нужны для того, чтобы подтягивать струны. Их приходится настраивать перед каждой игрой, потому что они, суки, могут натягиваться от холода и расслабляться от жары.

Вэл порылся в сумке и достал маленькое устройство с прищепкой. Он встал с дивана и подошёл к Лине с другой стороны. Нацепив устройство на кончик гитары, он продолжил «урок»:

– Эта хреновина называется «тюнер». Она нужна для настройки инструментов. Тот, кто варится в музыке уже долгое время, настраивает на слух, но это совсем профессионалом нужно быть. Дёрни за струну.

Лина дёрнула.

– Видишь букву? Это нота.

– Мне казалось, что ноты другие.

– На гитаре можно играть, зная и классические ноты, но у гитаристов своё обозначение. Каждая нота обозначается буквой.

– Поняла.

– Отлично. Вот эти маленькие металлические линии на грифе называются ладами. Точки нужны, чтобы ты быстрее ориентировалась. Вот третий, пятый, седьмой, девятый и так далее. Дёрни ещё раз за струну.

Лина дёрнула третью струну.

– Это – открытая струна. Она часто обозначается, как 0. Если ты увидишь на табулатуре… А, да, гитаристы используют в основном табулатуру, чтобы играть музыку. Сейчас. – Вэл склонился над сумкой и начал в ней рыться. – Вот, – он достал лист бумаги, свёрнутый напополам. – Эти линии – струны, а цифры – номер лада. Тут ещё много других обозначений, но я тебе как-нибудь потом об этом расскажу. Сейчас основы. Всё понятно пока?

– Да, ты всё хорошо объясняешь, – сказала Лина.

– Надеюсь, что так. Никогда не думал, что буду преподавать музыку. Честно, я и сам еле выучился. В фильмах всё казалось проще. – Вэл вытер пот со лба. Сегодня он попросил у Лины резинку и убрал волосы в хвост, чтобы не мешали. – Что ж, чё потом? Зажимать струны нужно не подушечкой пальца, а кончиком. Поначалу будет сложно. Пальцы будут болеть, но потом кожа огрубеет и перестанет быть такой чувствительной. Зажми второй лад, вторую струну. Струны считаются снизу вверх. От самой тонкой к самой толстой.

Лина приложила палец к нужной струне на нужном ладу, и дёрнула её медиатором левой рукой.

– Класс, – Вэл сел рядом. – А дальше… Начинается самое сложное, которое мне будет достаточно тяжело объяснять на голодный желудок.

– У меня есть деньги. Можем перекусить, – предложила Лина. Она и сама умирала от голода. Они проспали до обеда, поэтому желудок уже требовал еду. Дома с этим было проще: когда Лина просыпалась, завтрак уже был на столе.

Продолжить чтение