Ответный ход Президента

Часть первая. Теория заговора

Совершенно секретно

Экземпляр: единствен.

Стенограмма № 03/11/98

Совещания Совета Национальной Безопасности

от 17.05. 200… г.

Повестка дня: 1. …

2. …

3. Возможные глобальные изменения политической ситуации в Северной стране в связи с избранием нового президента.

4. Некоторые вопросы международной политики, вытекающие из первостепенной задачи дальнейшего углубления кризиса в отношениях между странами СНГ…

5. …

Место проведения: Овальный кабинет.

Присутствовали: Президент страны, Вице-президент, Госсекретарь, Министр Обороны, Директор ЦРУ.

…Первый голос: Переходим к обсуждению третьего вопроса. Мы в свое время при рассмотрении Вашей кандидатуры на пост Госсекретаря приняли во внимание Ваше хорошее знание Вами данного направления международных отношений. Что Вы можете сказать по этому вопросу?

Третий голос: Всесторонний анализ, проведенный нами, совершенно однозначно показывает, что своеобразный менталитет, присущий жителям Северной страны, некоторые его особенности, не в состоянии долго мириться с создавшимся положением…

Первый голос: Что Вы хотели нам сказать? Нельзя ли выражаться конкретно? Без всяких аллегорических преамбул…

Третий голос: У них существуют определенные круги… явно недовольные политикой и курсом прежнего Президента, полной утратой былого статуса сверхдержавы…

Первый голос: Означает ли это?

Третий голос: Да, однозначно. Если господина Бориса интересовало одно его собственное положение…

Первый голос: Прошу Вас выражаться яснее.

Третий голос: Проще говоря, тому было все равно, что происходит в их экономике, во внутренней политике, лишь бы высшая власть в стране оставалась в его руках. За это он был готов идти на любые уступки. За очередной транш МВФ прежние руководители готовы были принять любое наше условие, идущее в разрез их собственной безопасности…

Первый голос: Что, по Вашему мнению, может измениться?

Третий голос: Поменявшаяся конъектура на мировом рынке цен на углеводороды привела к тому, что впервые за последние годы им удалось сформировать бюджет с положительным сальдо…

Первый голос: К чему все это может привести?

Третий голос: К нашему сожалению, приходится констатировать тот непреложный факт, что они больше не нуждаются в наших финансовых вливаниях. Через два-три года они достигнут некоего уровня, когда будут реально претендовать на то, чтобы иметь право на ведение собственной политики, что, в свою очередь, способно быстро привести к некоторым осложнениям в наших взаимоотношениях.

Первый голос: Мы надавим на них…

Третий голос: Это, по мнению наших аналитиков, будет представлять определенные трудности. Достаточно сложно влиять на политику тех, кто от вас уже ничем не зависит…

Четвертый голос: Мы, как и прежде, будем давить на них нашим неоспоримым военно-техническим превосходством.

Пятый голос: Не думаю, что это представляется возможным. Несмотря на все наши старания, на все уступки, на которые шел мистер Горбачев, на все ощутимые для них потери, их ВПК – военно-промышленный комплекс сумел сохранить свой высокий потенциал. Как только у них появятся свободные деньги, они разместят заказы на своих оборонных предприятиях и получат новое современное вооружение. И всего за три-четыре года ситуация может коренным образом измениться…

Первый голос: Меня информировали об том, что их отставание достигло лет десяти-двадцати.

Пятый голос: Я бы столь опрометчиво не считал бы. Наши ракеты и самолеты до сих пор уязвимы для их комплексов ПВО. А наша система ПРО легко преодолевается ракетой МХ34 «Булава М» и другими…

Третий голос: Добавим в этот ряд их подводные лодки, способные выполнять широчайший спектр боевых задач. Третий мир предпочитает покупать именно их самолеты и танки, а не наши, невзирая на все попытки лоббирования нашей военной техники и другие моменты…

…Первый голос: Переходим к обсуждению четвертого вопроса. Он исходит, насколько я это сам понимаю, из того, что мы обсуждали с вами по первым пунктам. Что мы с вами должны еще предпринять, что бы это, гм… максимально минимизировать, да-да, вот именно так, последствия возможного изменения внешнеполитического курса Северного соседа?

Третий голос: Создать вокруг него невыносимые условия, чтобы им еще долго было бы не до вмешательства в реальную мировую политику.

Первый голос: То есть? Поясните конкретно…

Третий голос: Сделать все, от нас максимально зависящее и возможное, чтобы предельно обострить противоречия между странами СНГ и их бывшим центром. Создать, по сути, кольцо стран, враждебно настроенных против него.

Первый голос: К примеру?

Третий голос: Добавить к Прибалтике цепочку из стран ГУАМ.

Первый голос: ГУАМ? Я правильно Вас понял? Это еще… кто такие? Попрошу Вас изложить вопрос конкретнее, отдельно по странам…

Третий голос: Закавказская республика…

Первый голос: Да-да, знаю такую. У нее еще название, помнится мне, как у одного нашего штата Джорджия. Что предлагается?

Третий голос: Необходима смена Президента.

Первый голос: Эдуард столько для нас сделал. Его помощь, как меня информировали, в развале советской империи была неоценима…

Третий голос: В настоящий момент он представляет собой ненужный балласт. Практически своей страной он не управляет…

Первый голос: Что ж, согласен. Что дальше?

Третий голос: Приднепровская республика…

Первый голос: Что у нас там?

Третий голос: Хитрый лис искусно ведет свою политику. Играет и на наших, и на ваших. Как ему оно и когда представляется удобно. Как только ему срочно нужны наши деньги, он показывает нам свою лояльность. Но никогда не забывает о развитии отношений со своим Соседом. Нужно в корне менять его половинчатый курс…

Первый голос: Что для этого нужно?

Третий голос: Осуществить переход власти к оппозиции.

Первый голос: Хорошо. Дальше…

Третий голос: Прикаспийская республика.

Первый голос: Пока их Президент лежит у нас в госпитале, осуществить государственный переворот? Гейдар был к нам лоялен.

Третий голос: На наш взгляд, предпочтительнее представляется переход власти в руки сына. Путем проведения президентских выборов.

Первый голос: Согласен. Кто следующий?

Третий голос: Придунайская республика. Необходимости смены власти пока нет. Требуется небольшая поддержка.

Первый голос: Хорошо. Что в итоге мы можем получить в результате смены режимов на лояльные к нам режимы?

Третий голос: Смена лидеров позволит выдавить военные базы Северной страны из Закавказья. По завершении срока договора лишит его Черноморский Флот его главной базы. Вызовет обострение отношений на Каспии и в Приднестровье. Змеиный клубок противоречий еще долго не даст нашему «другу» расправить свои крылья.

Первый голос: Что потребуется для осуществления вашего плана?

Третий голос: Подготовить условия для так называемых «цветных» революций. Начать следует в Закавказье. Затем перейти на берег Днепра. Продолжить в Средней Азии. Убрать слишком лояльно настроенного к своему соседу Акаева. Он неуправляем.

Первый голос: Мы, если мне не изменяет моя память, ставили его в пример, как самого демократического руководителя…

Третий голос: Придется им пожертвовать. Необходимо разворошить «осиное» гнездо, взорвать мир изнутри. Хаос сделает их руководителей сговорчивее в вопросе размещения там наших собственных военных баз.

Первый голос: Логично. Что нужно для создания всех этих условий?

Третий голос: Необходимо, чтобы наш Госдепартамент в полном объеме профинансировал все программы. Создать негосударственные общественные организации. Образовать Фонд поддержки и развития демократии. Выделить крупные гранты на развитие науки, образования и сферы искусства. Развивать негосударственные средства массовой информации. Готовить оппозицию к президентским выборам…

Шестой голос: Мы дадим команду всем НИИ, в чьих ведениях находятся эти вопросы, проработать стратегию и тактику действий.

Пятый голос: Весь вопрос упирается в достаточное финансирование.

Первый голос: Думаю, господа, что у нас с этим вопросом проблем не возникнет. Мы призваны распространять демократию по всему свету. В этом высшее предназначение нашей великой страны. На эти цели ничего не жалко. Да здравствует наша…

Судьбоносные решения были приняты. На их основе засекреченные НИИ выработали рекомендации по их осуществлению. Приведенный в действие слаженный механизм продвижения заокеанского стандарта «демократии» заработал четко и без сбоев.

Где-то в центре Приднепровской республики.

В довольно просторной учебной аудитории собрались члены Ученого Совета одного из самых старейших и авторитетнейших высших учебных заведений страны. Все кандидаты и доктора наук давно были на месте. За исключением двух человек. Их с нетерпением ожидали и не начинали. А как можно начать без них? Без председателя Совета и его заместителя?

– Уважаемые коллеги, извините, – прямо с порога, снимая с головы шляпу, басисто заговорил появившийся в дверях зам. – На Коллегии в министерстве задержали. Приступаем…

Преодолевая едва-едва заметное со стороны внутреннее неудобство, он решительно прошел и уселся на место председателя.

– Сергей Иванович, а где, позвольте спросить, Олег Анатольевич? – удивленно приподнял очки седой старичок с узким клинышком бородки, совсем как у Михаила Ивановича Калинина.

И голосок у него был тихий, ровный, ближе к заискивающему тону.

– Разве вы не вместе вернулись? Мы что, ждать его не будем?

Недоуменный клок седых волос взволнованно колыхнулся. Странно, столько времени все ждали, могли бы они и еще чуток потерпеть.

– Начнем. Наш уважаемый всеми нами Олег Анатольевич остался в министерстве. Собственно, он уже и не наш, – глаза у зама на мгновение блеснули плохо укрытой радостью.

Его торжествующий взгляд не удержался и победно пробежался поверх голов присутствующих ученых мужей.

– Что, простите, как следует понимать? – удивленно затрясся острый клинышек седоватой бороды.

Многозначительно приподнимая указательный палец, зам изрек:

– Он переведен на другую работу.

– На более легкую, – с задних рядов послышался колкий смешок.

– В связи с пошатнувшимся здоровьем, – едко добавили с центра.

– Если проще сказать, сняли, освободили от занимаемой должности? – старичок вернул очки на положенное им место.

– Зачем же, друзья, так грубо? – бывший зам заерзал на стуле, попав под перекрестный огонь ничем не прикрытых насмешек своих коллег.

Его особо не жаловали, не без основания считая дельцом от науки.

– Нашего, уже бывшего, ректора просто перевели на другую работу. Он, признаюсь вам, и сам от нового поста не отказывался.

Но проникновенно увещательному голосу зама никак не поверили, язвительно и издевательски кинули:

– С радостью и согласился? Прослезился, расплакался от счастья…

– А что, интересно, по этому поводу сказал наш Министр? – седой старичок вытянул ухо в сторону председательствующего. – Кажется, они хорошо понимали друг друга. И, насколько мне оное известно, вплоть до вчерашнего вечера наш Олег Анатольевич никуда уходить не собирался. Утром он делился со мной далеко идущими творческими планами.

– А Министр, – глаза у зама торжествующе блеснули, – друзья мои, с сегодняшнего дня другой! А потому вопрос решился быстро.

– А-а-а, – долго-долго протянул член Совета, задавший последний вопрос. – Все становится понятным. И кто же у нас, если не секрет, стал новым Министром? Кому доверили двигать научную мысль вперед?

– Степан Михайлович Загоруйко, – с почтительным придыханием в голосе произнес зам, выказывая всем преданность новому министру.

– Кто-кто? – громко раздался изумленно недоверчивый возглас ученого мужа, не сумевшего поверить столь очевидной глупости или же намеренной и открытой демонстрации резкой перемены курса. – И как это, спрашивается, на эту кандидатуру согласился наш Президент?

– Возможно, у него не было другого выбора, – неопределенно пожал плечами бывший зам, теперь уже, скорее всего, что новый ректор.

На что он не только надеялся, но и в чем был точно уверен.

– Я вам, уважаемые коллеги, сейчас все популярно объясню, – седой старичок бодро приподнялся со своего места. – Под прежнего Министра некая негосударственная общественная организация наотрез отказалась выделять нам ранее обещанные деньги. А они кем-то уже были заложены в наш бюджет. И на нашу зарплату. На ее, обещанное нам, повышение.

– Умеют хвостом вилять, когда денежкой поманят. Под кого угодно лягут! Особыми нравственными комплексами сильно не страдают.

– А ты хотел бы по полгода ходить без зарплаты? Забыл уже, как все было десять лет назад? Я тогда со своей дачи всю посуду сдал.

– Которую ты складировал на протяжении последних двадцати лет… – раздался едкий смешок не без намека на некоторые обстоятельства, на тщательно утаиваемые от общественности и гласности некие пристрастия отдельных членов всеми уважаемого Совета.

– За те «бабки» нас заставят петь под их дудку. И делать это со всей тщательностью и педантизмом, присущим господам капиталистам, когда дело касается отработки их денег. И что прикажут они вам, господа хорошие, из-за Океана наши благодетели, то и будете петь, уважаемые коллеги. Начнете вы на лекциях проникновенно рассказывать студентам байки про то, что последнюю войну выиграли американцы. Впрочем, если в этом вопросе хорошо разобраться, то так оно на самом деле и есть. Мы уложили кучу своего народа, а они на войне разбогатели…

…В небольшой районной газетенке неожиданно и без всяких объяснений сняли со своего поста главного редактора. На его место назначили нового человека, присланного откуда-то из Центра.

На следующее утро сотрудникам все стало ясно и понятно. Из краткого программного выступления нового руководителя.

Предполагался переход на изложение материала исключительно на государственном языке. Настойчиво рекомендовалась избирательность в освещении происходящих событий, направленная на полный подрыв доверия к власти, проводящей в их многострадальной стране якобы недемократические преобразования, гибельный антинародный курс на сближение с соседом со всеми его имперскими замашками…

Как грибы после дождичка в четверг, повырастали независимые издания, обливающие грязью курс, проводимый Президентом. Набирала ход кампания по инициированию его импичмента. И на всем этом негативном фоне в самом лучшем свете выставлялись лидеры оппозиции. Маховик, запущенный с чьей-то легкой руки, закрутился и заработал…

К спортивному комплексу Политехнического университета подъехал кортеж из двух машин сопровождения и автомобиля представительского класса с депутатскими номерами. Вышколенный водитель стремительно выскочил, обежал вокруг машины и, раболепно согнувшись, открыл дверцу. Показался солидный мужчина на вид лет сорока. Оглянулся по сторонам своим строгим хозяйским взглядом и степенно, осознавая всю важность своего положения, направился к главному входу. Навстречу ему по лестнице буквально катился-катился вниз невысокий человечек довольно плотного телосложения.

– Ласкаво просимо до нас, шановний Тарасу Григорьевичу, – бывший борец тяжелой весовой категории угодливо склонился перед высоким гостем, подобострастно заглядывая в его холодные глаза, низко-низко тряся перед ним своей заискивающей улыбкой. – Все готово. Я, Иванюк Семен Никитич, зам секретаря районной парторганизации…

Снисходительная улыбочка скользнула по горделиво выпяченным губам Тараса Стеценко, члена Политсовета партии «Наш выбор».

В просторном и светлом, недавно отремонтированном зале человек сорок отрабатывали приемы рукопашного боя с элементами самбо, дзюдо и восточных единоборств. Два инструктора с черными поясами гоняли ребят до седьмого пота, без жалости и снисхождения. Видно, дело свое знали и кусок хлеба своего отрабатывали на совесть.

– Неплохо-неплохо, – скупо проронил высокий гость.

– Все наши студенты, – с нескрываемой гордостью произнес Иванюк. – Мой участок работы, головой отвечаю.

– Все они состоят в вашей организации? – уточнил по ходу Стеценко.

– Все состоят членами в наших дочерних отделениях молодежной организации «ПОРА». Таково было указание свыше.

– Очень хорошо. Это наш скрытый резерв на предстоящих выборах. Пусть наши соперники до поры до времени не знают и не догадываются. Я хотел бы знать, – Стеценко прищурился, – есть проблемы по подбору новых активистов? Позарез необходимо знать реальную картину, чтобы не оказаться в зловонной луже, доверившись радужным иллюзиям.

– Были, – Иванюк кивнул головой. – Если честно сказать, то были. На самых первых порах. Ребята с Юга и Востока неохотно записывались и не шли в наши ряды. Потом, правда, дело пошло.

– Как и чем удалось исправить ситуацию?

– На Ученом Совете перед всем профессорско-преподавательским составом поставили конкретную задачу… И сразу не члены организации из числа студентов стали испытывать определенные трудности во время экзаменационной сессии, да и в ходе учебного процесса в целом. Надо сказать, что весьма действенная мера…

Что-то умнее трудно было придумать. И высокий гость тоже сполна оценил изобретательность тех, кто вырабатывал концепцию и стратегию плана по вербовке сторонников свержения действующей власти. Все в их действиях оказалось тщательно продумано и предусмотрено.

– Какова сейчас численность этих организаций? – Тарас Григорьевич попытался «на глазок» прикинуть ряды их сторонников.

– Доходит до семидесяти-восьмидесяти процентов учебных групп… – отвечая гостю, Иванюк светился глуповатой, распирающейся от счастья показать себя в самом лучшем свете улыбкой.

Проделанная ими работа говорила сама за себя.

– Считаем дальнейший рост нецелесообразным.

– Правильно. Не стоит гоняться за показухой. Тут вам не советские времена. Надо брать не количеством, а качеством. Я как это все понимаю, у вас проходят подготовку, так сказать, – Стеценко несколько замялся, подбирая нужные слова, – наши передовые отряды, назовем их так?

– Да, эти ребята смогут постоять сами за себя в уличных потасовках. И… – многозначительно добавил Иванюк, – они могут еще кое-что…

– Что именно? – Стеценко снова повернул живые глаза в сторону маленького и толстого человечка.

Иванюк громко хлопнул в ладоши и сделал кому-то знак рукой. К нему вмиг подбежал крепкий паренек, выслушал, кивнул головой и вышел из зала. Видно, к показу для высокопоставленного гостя все было подготовлено заранее. Пяти минут не прошло, как на освободившуюся середину зала вышли человек двадцать в полном милицейском снаряжении. Со шлемами, касками, дубинками и щитами.

Напротив них выстроилось примерно столько же ребят довольно крепкого телосложения с короткими металлическими стержнями в мускулистых руках. При ближайшем рассмотрении этих снарядов можно было бы заметить, что все они имели телескопическое устройство и при необходимости удлинялись, едва ли не втрое.

По едва уловимому знаку представление началось. Стройная шеренга «блюстителей порядка» наступала на толпу митингующих. Казалось, еще несколько мгновений и организаторы уличных беспорядков будут смяты и расчленены, обращены в постыдное и необратимое бегство. Однако…

На глазах изумленного Тараса Григорьевича заслон из милицейских щитов вдруг разорвался, и в эту щель хлынула беспорядочная толпа.

– Не понял, – он недоуменно повел головой из стороны в сторону. – Как у них легко и просто оно получилось?

Заискивающе ловя взор высокого гостя, Иванюк поспешил уточнить:

– Повторить?

Результат оказался таким же. Митингующие и на этот раз довольно легко прорвали выставленный против них «милицейский» заслон.

– Все дело тут в этих палочках, – пояснил довольный Иванюк, держа в своей руке металлический стержень.

Заглянули в соседний зал. Группа девчонок с увлечением наносила удары. Кто руками, а кто и ногами молотили по нарисованным на матах человеческим силуэтам. Стеценко невольно загляделся на стройные девичьи ножки, мелькающие в воздухе. Захотелось ему подойти поближе и влиться в их ряды. Где же его восемнадцать лет?

– Некоторые из них не уступят в драке и парням, – донесся до него вкрадчивый голос Иванюка, и он стряхнул с себя сладкое наваждение.

– Хорошие у вас девчата, – многозначительно заметил гость.

– Изволите перекусить? – заманчиво прошелестело возле его уха, и он в задумчивости прищурился.

Перед его глазами сама по себе возникла живописная картинка: поднос с запотевшей бутылкой в руках смазливой официантки в черной короткой юбочке, сильно обтягивающей стройные бедра, в белоснежной прозрачной блузке с высоким стоящим воротником и глубоким вырезом, в котором виднелись две аппетитные грудки…

Через часик инспектирующее лицо, весьма довольное увиденным зрелищем, покинуло гостеприимные стены и направилось за город, в сторону детско-юношеского спортивного лагеря. И там самым полным ходом шла подготовка к важному мероприятию. По всему периметру теснились большегрузные фуры с иностранными номерами. По всей видимости, откуда-то прибыла гуманитарная помощь.

– Ну, Степаныч, как у тебя дела? – широко улыбаясь, Стеценко подошел к худощавому человеку в темных очках.

– Неплохо, Тарасик, неплохо, – завхоз лагеря пожал протянутую ему руку. – Хочешь сам все посмотреть?

После плотного обеда большого желания толкаться среди беспрестанно снующего туда-сюда рабочего люда Стеценко в себе не ощутил, ограничился всего одним дежурным вопросом:

– Все идет по плану?

– Да, пока график поставок не срывается. Чего тут удивляться. Если бы этим занимались наши люди, таки обязательно все сорвали бы. А эти заграничные партнеры таки дело знают. Получили до тысячи палаток…

Перечисляя ассортимент полученной помощи, завхоз показывал рукой, где разгрузили и складировали одеяла, продукты, сухие пайки.

– Думаю, Тарасик, что к намеченному сроку мы таки будем всего иметь в достаточном количестве.

Обратив внимание на то, что водители, как один, издали походили друг на друга, инспектирующее лицо вспомнило и уточнило:

– Что с униформой?

– Пошьем таки, что надо. Заказы размещены на нескольких швейных фабриках. Оплата произведена в валюте, и там стараются изо всех сил. К намеченному сроку таки все успеем.

Держа в памяти дату предстоящих выборов, Стеценко вздохнул:

– Как бы холода не стукнули.

– На военных складах получаются и свозятся печи-буржуйки. Пару сотен дополнительно заказали на одном из заводов, и нам таки изготовят. За это можешь не волноваться. Любые морозы перестоят, перезимуют.

– А одежда?

– И это таки все продумано. Часть придет с гуманитарной помощью. Часть мы и сами приобретем и изготовим.

– А как же быть с символикой? Если свезенная со всех сторон теплая одежда окажется разношерстной…

– Чего ты таки переживаешь, Тарасик? – завхоз широко улыбнулся. – Было бы еще чего сложного… Трудно, что ли, нашить несколько тысяч легких накидок? Накинуть ее сверху куртки, и сразу тогда становится понятно, за кого тот или иной студент.

– И, – облегченно выдыхая, подытожил Стеценко, – ты хочешь со всей ответственностью сказать, что будем готовы к тому, чтобы выйти на улицы города? Как только наступит срок показать свою силу и мускулы.

– Да, конечно, если будет подобная необходимость. Скажи-ка мне, Тарасик, – Степаныч прищурил один глазок, – а она таки будет?

– Ну… – гость неуверенно передернул плечами. – Все проводимые независимые социальные опросы мнения населения в один голос твердят, что выборы выиграет нынешний премьер-министр, а не наш кандидат.

– И к чему таки все это? – Степаныч непонимающе обвел глазами свое хозяйство. – Если игра не стоит свеч? Зачем тратить столько сил и средств? Неужто нельзя применить их с большей пользой?

– В этом-то, Степаныч, – нервно хохотнул Стеценко, – и кроется вся соль. Ты помнишь, как в Грузии Саакашвили проиграл Шеварднадзе?

Оказалось, завхоз не лыком шит и политически весьма подкован.

– Нет, Тарасик, – качнул он головой, где-то и в чем-то не соглашаясь, – правящая партия во время выборов в парламент выиграла у оппозиции.

– Какая сейчас разница? – Стеценко недовольно поморщился. – Все мы понимаем, что Саакашвили проиграл Шеварднадзе, и оппозиция вмиг подняла народ. Произошла, как ты помнишь, «Революция роз».

Уяснив схожесть политтехнологий и единство анонимного автора, Степаныч спросил с искрящейся хитринкой в глазу:

– И как, скажи-ка мне, Тарасик, будет называться наша?

А в ответ завхоз получил встречный вопрос:

– А какого цвета ты получаешь палатки?

– Оранжевого.

– Ну вот, Степаныч… – многозначительно протянул Стеценко и не стал договаривать до конца, ибо кому надо, так сам все поймет.

– Понятно, – завхоз пожевал губами, о чем-то еще напряженно думая.

Нет, конечно же, размышлял он вовсе не об оранжевом колере.

– Ну-ка, Тарасик, таки просвети меня старого. Как говорил один мой знакомый татарин, что пятьдесят дошел и ум таки назад пошел…

– Степаныч, чего уж тут никак непонятного? Если мы не выиграем на выборах, то обвиним власти в подтасовке результатов. Выведем народ на улицы. А дальше все по плану, как и в Грузии.

– Ты думаешь, – Степаныч сверкнул – зря он сам на себя грешил – умными глазами, в которых зажглось недоверие, – народ таки пойдет за вами? Может, он-то, наш народ, и не так уж умен, но не совсем уж, чтобы нам таки поверить от начала и до конца.

– Народ, может быть, и не пойдет. Но у нас есть, кому выйти на улицы. Будем требовать пересмотра результатов выборов и назначения новых. Блокируем работу всех государственных органов.

– А если все это таки не понадобится? – Степаныч обвел глазами горы имущества.

Предприимчивого завхоза этот самый вопрос интересовал не из-за простого праздного любопытства. Степаныч к этому времени успел уже сплавить на сторону с десяток палаток. Куда-то бесследно исчезали с его склада комплекты практичной одежды, немецкие сухие пайки. Много нашлось желающих среди местных рыбаков и охотников приобрести по сходной цене имеющийся у него ходовой товар. А если все это окажется невостребованным, его заставят все сдать по накладным! А вот если начнется буча, он в неразберихе элементарно укроет любую недостачу…

– Тогда, – Стеценко прищурился, выдержал томительную паузу, – мы барахло быстро распродадим. А денежки себе в карман.

– Понятно… – завхоз посветлел лицом.

Такая постановка вопроса Степаныча устраивала. Если дело дойдет до распродажи, то он свою долю тоже урвет…

– В накладе вы, Тарасик, при любом раскладе не останетесь. Ясное дело… – завхоз задумчиво почесался в затылке.

Насчет этого вопроса, значится, можно нисколько не волноваться. Теперь след перейти к вопросу о политике:

– Тарасик, а тебе не кажется, что все то, чем вы сейчас занимаетесь, таки очень смахивает на подготовку государственного переворота?

– Все будет обставлено, как самое искреннее волеизъявление нашего народа. Об этом авторитетные средства массовой информации заявят на весь мир. И никто не станет подвергать саму мысль сомнению. А вот мнение некоторых просто услышано не будет. Его большая часть цивилизованного мира возьмет и проигнорирует.

– А у него вы спросили? У простого народа, от имени коего…

– А это уже ни к чему, – Стеценко пренебрежительно пожал плечами. – Ты, может, помнишь, как все проголосовали за Союз, а потом его взяли и успешно развалили? И что, народ выступил против? Да он проглотит все, что ему подсунут. Сожрет любое блюдо, что ему приготовят…

Слушая разглагольствующего гостя, завхоз покачал головой. Видно, у этих деятелей большие и могущественные покровители.

– Тарасик, ты таки в сауну пойдешь?

– В сауну? – второй раз за этот день Стеценко призадумался.

За обедом собралась мужская компания, но он попросил накрыть ему отдельно. Иванюк прислуживал. И тут вокруг одни мужики. Вот если бы ему кто-то из женского пола составил бы компанию, то…

– Один? Как-то самому не хочется.

– Так тебе это, – в усах Степаныча скользнула хитроватая улыбочка. – Там это… Иванюк прислал вслед за тобой парочку своих активисток.

– Да? – Стеценко оживился, лицо его просветлело, ибо бывший борец оказался не так прост, понял его тонкий намек. – Это меняет все дело. Схожу, попарюсь. Может, мне за этого Иванюка замолвить словечко?

– Замолви, замолви, – Степаныч усмехнулся. – Иди уже…

Не торопясь, Стеценко разделся и прошел в парилку. Две весьма симпатичные тени скользнули за ним. После тяжелого трудового дня не мешало бы и, как следует, расслабиться. А в этакой благодатной тиши это делается с особым удовольствием.

В душе посмеиваясь, он наблюдал, как одна из юных девиц больше инстинктивно, на уровне подсознания, скромно прикрывала руками крепкую грудь и пушисто-кучерявую, темнеющую опушку. Зато вторая бесстыдно крутилась перед его глазами, ловко выставляя напоказ свои прелести. Ушат холодной воды, вылитой ею на подружку, сбил с той всю стеснительность, и они на пару схватились за венички.

От хлестких, с потягом, вовсе не болючих, а тягучих, томительно обжигающих ударов все его тело становилось невесомым. От запаха березовых листьев, пихты, выпитого пива, легких прикосновений мягких девичьих рук и острых грудей было приятно, кружило голову…

Довольно профессионально исполнив свою часть работы, девочки выскользнули. Умиротворенный Тарас перевернулся на спину, устало прикрыл глаза и задумался над бренностью существующего мира. Как все-таки быстро все может меняться. За последние десять лет его жизнь стала больше похожа на гигантские качели.

Все началось после оказавшегося для него полной неожиданностью развала Союза. Тридцатилетний секретарь райкома ВЛКСМ смог быстро оценить весь создавшийся момент и политическую конъектуру. Сумел и ухватился одной рукой за уходящий вперед вагон истории и запрыгнул на его подножку. Перекрасился в социалиста национального толка и стал ратовать за счастливое будущее страны, но без своего старшего брата.

Популистские лозунги сработали, и он прямиком попал в Раду. Там и познакомился с Еленой Суреновной. После короткого общения смог он сполна оценить ее поистине выдающиеся организаторские способности, огромную пробивную силу, кошачью изворотливость и непостижимую непотопляемость. И Тарас мертвой хваткой прицепился к ней.

Сделал ставку на эту женщину. И не прогадал. Сколько же раз за все эти прошедшие годы они попадали в такую критическую ситуацию, что, казалось, уже все. Что это уже полный конец. Конец всему. Конец всей их политической карьере. Конец всему их материальному благополучию.

С ужасом и внутренним содроганием он до сих пор вспоминает те дни, когда Суреновну взяли под арест и посадили в СИЗО, предъявили обвинение в тяжких преступлениях…

С веселым щебетом девочки вернулись, и он встряхнул головой. Словно завороженный, наблюдал, как две юные богини, томно изгибаясь, намыливаются и ловко трут себя большущими мочалками. Здоровый мужик не выдержал сладкую пытку томлением и присоединился. В четыре руки девчушки принялись за него, и он блаженно зажмурился. Шаловливые руки то и дело натыкались на тугие выпуклости, проворные пальцы забирались в укромные места. Девицы вскрикивали и весело повизгивали. Видно, и им подобная игра явно пришлась по душе…

…Часто они висели на волоске от того, что называлось крахом. Но Елена всегда находила выход из любой сложившейся неблагоприятной ситуации. Без всякого на то сожаления кидала, бросала она всех своих же соратников и договаривалась со своими непримиримыми противниками.

Договаривалась и шла дальше к вершине политического Олимпа уже поруку с ними. Выпуталась она и в тот раз. Вышла из воды сухой. С нее сняли обвинения в растрате и воровстве государственных средств в особо крупных размерах. Политическая и реальная власть нужна была им не только, да и не столько для удовлетворения всех своих личных амбиций, сколько для того, чтобы добраться до самых первых рычагов управления государством и его экономикой. Игра стоила свеч.

Одна система газораспределения со всеми ее к тому времени до невозможности запутанными схемами расчета со старшим братом давала поистине неограниченные возможности для быстрого обогащения…

Вот на уворованные деньги и организовали широкую кампанию по поддержке Суреновны, когда та томилась в изоляторе.

Вдруг и как в один голос, в одну тональность завопили зарубежные средства массовой информации. В один миг они превратили Елену-свет Суреновну в великомученицу, в жертву тоталитарного режима. По всей стране прокатилась волна митингов в ее защиту. И Президент вынужден был отступить. И сделал он это совершенно зря. Если уж начал дело, то следовало довести его до логического конца. На зоне Суреновна была бы неопасна. А выйдя на волю, она поклялась отомстить за свое унижение. Такие, как она, своих обид не прощают…

Ушат холодной воды, опрокинутый на мужика, заставил вздрогнуть. Он чуть, было, не забыл, где находится и зачем пришел в это место. Его руки, неподвижно застывшие, нащупали нежно податливое тело, которое вмиг с готовностью скользнуло под него. Он нашел мягкие губы…

…Надо признаться, что это был самый тяжелый период в их жизни. Какую-то часть из всего награбленного у государства у них отобрали.

Многие от них поспешили отвернуться, справедливо посчитав, что возвращение в реальную политику практически им не светит. Конечно, может, для кого-то и не светит. Но только не для Суреновны.

Потихоньку, не спеша и не торопясь, малую кроху за маленькой крохой она постепенно возвращала себе свои утраченные, было, позиции. Окружила она себя ореолом мученика, пострадавшего от действующего недемократического режима. Нашла для себя новых союзников…

Задумавшись, мужчина сделал девице больно, сдавив неосторожно ее розовый сосок, защемил его между пальцев. Она вскрикнула. Еще раз. Посмотрела в его отсутствующие глаза. Но нет, не оттолкнула его, тихо вздохнула. Будь проклята работа, которую их вынудили выполнять…

…И многое в их жизни изменилось после одного разговора. Тарас присутствовал на нем, хотя и участия не принимал. Он привез Суреновну в один из тихих загородных ресторанчиков. Туда же минут через десять подъехала машина с дипломатическими номерами.

Мужчина в темных очках подсел за столик к женщине.

– Господин…

– Э… – мужчина неловко замялся. – Давайте обойдемся без всех этих условностей. Называйте меня просто Алексом.

– Мистер Алекс, – вдохновенно начала женщина, – я благодарна Вам за то, что Вы согласились на нашу встречу…

Дипломат внимательно смотрел на нее и откровенно изучал. Правда, глаз его собеседница при этом не видела. Как же ей хочется с первой же встречи понравиться ему. Глаза у нее вдохновенно сверкают.

На мужском лице появилась напускная улыбка:

– Взаимно, Хелен. Мы, со своей стороны, тоже заинтересованы в общении с вами. У нас с вами одни общие цели. Не так ли, Хелен?

– Да-да! – в глазах у женщины закипели обида и ненависть, и лицо ее на миг исказилось, стало некрасивым, как у одного мелкого грызуна. – Я ему не прощу! Он сядет на нары, на которых мне пришлось «париться».

– Не понял? – брови у иностранца удивленно изогнулись. – Вас что, заставляли все время ходить в баню? Зачем, какой смысл? Или это есть какая-то неизвестная мне традиция – наследство ГУЛАГа?

– Извините, – она взяла себя в руки, смущенно улыбнулась, и на ее щечках появились милые ямочки. – Местный сленг. Вылетело случайно.

– Ах, это есть ваш сленг, – Алекс понимающе кивнул головой.

Эти русские – он всех выходцев из СССР называл русскими – порой до того странные вещи говорят, что сразу их и не понять.

– Да-да, мы иногда так говорим между собой…

После небольшой паузы мужчина посчитал нужным заметить:

– Но, дорогая Хелен, чтобы заставить того человека «попариться», как вы только что мне сказали, необходимо, чтобы к власти пришли именно те самые люди, кто выступает против его политики, но никак не нынешний премьер. У того слишком большая тяга к вашему соседу.

– Мы обязательно выиграем выборы, – в глазах у женщины горела твердая решимость.

Алекс отметил то, как быстро у нее меняется выражение лица. Она мгновенно переходит от одного состояния к другому. Импульсивна. Довольно быстрый склад ума. Моментально перестраивается. За словом она в карман не лезет, как господин Президент его великой страны.

– Нет, дорогая Хелен, – собеседник отрицательно покачал головой. – Вам самим сделать этого не удастся.

– Почему? – женщина, словно наткнувшись с разбегу на невидимую преграду, напряженно замерла, постаралась изобразить на своем лице этакую крайне милую и непосредственную недоуменность.

Вот те и раз! Она пришла убеждать его в неизбежности их победы, а эти самые люди в них попросту не верят. Или ее проверяют на вшивость? На то, как она на все отреагирует? На ее умение держать удар?

– Все очень просто, дорогая Хелен. Все социологические опросы, проводимые по нашему заказу, показывают, что популярность премьера все время растет. Он опередит любого вашего кандидата…

По лицу женщины проскользнуло досадливое раздражение. Всего на неуловимый глазу миг. Это они и сами знают. Они и добивались встречи, чтобы заручиться полной поддержкой Запада в их нелегкой борьбе с предателями, как они их про себя называют, интересов народов.

– Мистер Алекс, вы о чем? – женщина хитро прищурилась. – Вы же позвали меня не для того, чтобы сообщить об этом неприятном факте?

Ее собеседник с трудом смог скрыть на своем лице усмешку. Лиса. Ох, и лиса же. Так и крутит, виляет своим пышным хвостом. Именно такая фигура в игре им и нужна. Без особых моральных принципов и устоев. Готовая продать всех и вся. Но на роль будущего президента она не годится. Вряд ли их народ выберет в такой момент себе президентом страны женщину. К тому же, то ли еврейку, то ли армянку по своему происхождению. Но вот использовать ее в своей игре необходимо. Таких бойцов, как она, лучше держать в союзниках, чем во врагах.

– Мы предлагаем вам свою помощь, – произнес Алекс после долгого молчания, вдоволь насладившись ее мучениями. – План, как привести к победе вашего кандидата. Руководство по «цветным» революциям…

Насытившись, мужчина лениво откатился в сторону. Нагнув голову, девчушка соскользнула с деревянной полки, пряча глаза, вышла.

Освободившееся место мгновенно заняла ее бойкая товарка, которая себя жертвой особо не считала. У нее на этот счет имелись свои планы и соображения. Склонившись над обессилившим Стеценко, дева томно коснулась мужской груди напрягшимися комочками…

Словно тоненькой дирижерской палочкой, никому не видимый режиссер и постановщик всего этого захватывающего дух, задуманного где-то далеко за океаном спектакля продолжал искусно руководить всеми стремительно разворачивающимися событиями.

Как, собственно, оно и предполагалось, в первом туре выборов одержать победу никому не удалось. Два кандидата забрали львиную долю голосов. Остальные претенденты в пределах некой статистической погрешности банально перетянули на себя голоса всех тех избирателей, как-то еще сомневающихся в первых двух номерах.

На это оппозиция и рассчитывала. Главное – не дать действующему премьеру одержать победу в первом туре. Для этого и шли на выборы те, кто на успех и не рассчитывал. У них имелась своя конкретная задача распылить голоса избирателей. В следующий тур, как и планировалось, вышли Премьер и единый общий кандидат от всей оппозиции.

На этом этапе все противники действующего режима сплотились в единый фронт. Забыли на время обо всех непримиримых разногласиях. Сумели найти компромиссные решения и договориться. Разработали общую программу действий. Впрочем, сама программа была давно кем-то заботливо и весьма тщательно продумана. Не только продумана, но уже и обкатана. Применена, как говорится, на практике и в действии.

В одной стране проведенные выборы объявили недемократическими, а последовавший силовой захват власти, попросту узурпацию ее назвали победой демократии, когда высшая власть меняется не в результате победы на выборах, а вследствие устроенного кем-то бунта толпы против органов управления, блокирования работы всех властных структур.

Началось организованное, заранее спланированное наступление по всему фронту. На избирательных участках, где в комиссии преобладали члены, лояльные Премьеру, исподволь готовились провокации. Вокруг них создавалась нездоровая атмосфера, мешающая нормальной работе. Все вокруг хором кричали об использовании административного ресурса. Полным ходом шла подготовка к дискредитации самих выборов.

На тех же избирательных участках, где членами комиссии являлись свои люди, напротив, шла работа по подготовке к фальсификации результатов выборов в свою пользу. В списки избирателей точечно вкрапливались, избирательно вносились фамилии несуществующих людей. Специально искажались паспортные данные тех избирателей, кто заведомо собирался голосовать против их кандидата. Шла масштабная обработка местного населения. Откровенно запугивали малограмотных крестьян москалями, страшными и обозленными распадом Союза, которые в случае прихода к власти действующего Премьера камня на камне не оставят в их родных Карпатах. Хроника произошедших в те дни событий больше походила на сводку новостей с фронта.

За неделю до начала выборов при очень загадочных обстоятельствах погиб мэр одного из восточных городов, стоявший на непримиримой позиции по отношению к кандидату от оппозиции. Слишком рьяно он агитировал жителей своего города голосовать за Премьера. На свою беду. Станет оно хорошим уроком для других.

Не раз задумаются они перед тем, как выступить перед народом…

За два дня до начала второго тура прямо днем, на глазах у людей, выкрали из своего дома председателя одного из избирательных участков. Ее нашли спустя несколько суток. Никто уже и не сомневался в том, что похитителей не найдут. Запуганные судьбой своей начальницы, члены избирательной комиссии послушно подписались под тем актом, который им подсунули, который не отражал реального положения дел…

На многих участках на Юге и на Востоке страны были осуществлены попытки сорвать проведение выборов. Молодые люди в намотанных на шеях бело-голубых шарфах устраивали драки, кидали в окна тяжелые предметы, вплоть до бутылок с зажигательной смесью.

Выглядело все оно довольно странно. Ведь именно в этих районах бело-голубые имели подавляющее преимущество. Им-то на кой еще ляд, спрашивается, надо было срывать эти самые выборы? Или тут кто-то другой действовал под их видом? Тот, кому все это было выгодно…

И, несмотря ни на что, подсчет голосов показал, что действующий Премьер во втором туре выиграл. С небольшим отрывом выиграл, но вполне достаточным для того, чтобы одержать конечную победу. То же самое показывали и большинство независимых опросов, оперативно проводимых в ходе выборов.

Власть выборы выиграла. И тогда группа независимых – от кого независимых? – наблюдателей от ОБСЕ вдруг заявила о многочисленных нарушениях именно на тех самых избирательных участках, где большинство избирателей отдавали свои голоса действующему премьеру.

Там, где они сами стояли. Рядом стояли наблюдатели от СНГ. Тем почему-то это так совсем не казалось. А вот всем этим, аккредитованным от ОБСЕ и стоявшим на службе у кое-кого господам, так показалось. Видно, очки у них какого-то другого цвета. Оранжевого, что ли…

И ничего не говорилось про избирательные участки на Западе страны, где избирателя за ручку проводили до самой кабинки, водили его пальцем и указывали на графу, где следует поставить галочку. А потом торжественно провожали избирателя до самой урны. А после закрытия участка вытащили пачки неиспользованных бюллетеней, заполнили их и отправили прямиком в урну…

Выборы объявили недемократическими. Все те Западные страны с их развитой демократией. Странно, конечно. Но пора бы было к этому уже и привыкнуть. Когда американцы и ОБСЕ проводят «свободные» выборы в Афганистане под дулами автоматов, выборы вполне демократические. Когда проголосовавшему намазывают палец нестираемыми чернилами. А он выходит из участка, смывает краску, получает свои деньги и снова идет на участок голосовать за того, на кого ему укажут и за кого платят живыми деньгами. Карусель. Если на выборах избирают тех, кто угоден американцам, то оно демократично. Но если народ позволил себе сделать выбор отличный от их указаний, то оно недемократично. Это новый тип демократии. В ходу так называемая демократия по-американски…

И тогда в стабильно развивающейся стране начало твориться нечто уму невообразимое. На Майдане поразительно быстро вырос палаточный городок. На широких улицах Города появились толпы молодых людей в удивительно одинаковой одежде. Группы людей, очень организованных и послушных чьей-то воле. Митинги захлестнули страну. Народ, вернее, кто-то от его имени настоятельно требовал пересмотра результатов выборов. Активисты, правильнее сказать, провокаторы от имени всего народа требовали отставки правительства.

«Гоньба!» «Позор!» Позор Президенту, допустившему такой позор своей стране. Такой позор своей власти. Молодчики с плакатами «ПОРА» бегали по всему Городу. Пора, пришла пора забрать власть у тех, кто уже не способен крепко держать ее в своих руках…

Тихий областной город на благодатном берегу Черного моря все эти захлестнувшие практически всю страну предвыборные баталии почти не затронули. Местный люд в основе своей не волновало то, кого у них выберут новым Президентом.

Им было совершенно фиолетово. Они были заняты своим важным делом. В этом южном городе едва ли не каждый житель, пусть и через одного, что-то покупал, а потом с выгодой для себя перепродавал.

Этим и жили. Им было как-то все равно, до одного того самого места, какой язык в их стране считают за государственный. Тут все жители разговаривали на своем особом, одним им понятном, языке.

Они могли многого не знать. Но каким был курс валют вчера и сегодня, каким будет завтра, они знали. Могли почти безошибочно сказать, каким он будет через год. Знали, что и где дешевле меняют.

За валюту покупали товар в Германии, Италии, Греции. В основном брали его в Польше и Турции. Товар везли в город морем и поездами. Попадал он на огромные оптовые рынки. Отсюда он уходил, развозимый автобусами во все соседние области. От курса валюты зависели все оптовые и розничные цены. И к чему тут еще и язык? Цифры, они же на любом языке пишутся одинаково и понятны всем без исключения…

На улице установилась тихая пригожая погода. Осеннее солнце проникало сквозь окна и согревало помещение. Отопление в городе еще не включили, сделают это, по всей видимости, еще не скоро. Поэтому по утрам было зябко. Днем становилось тепло. Можно было скинуть с плеч курточку и расправить свободно плечи…

Неурочный звонок из Генпрокуратуры заставил испуганно вздрогнуть милую девушку, сидевшую за секретарским столом. Она тут же нажала кнопку на пульте и соединилась со своим шефом.

– Олег Александрович, вас спрашивает зам Генерального. Что ему ответить? – милая барышня устроилась недавно, ко многому еще не привыкла, а потому сильно волновалась, боясь оказаться неловкой.

– А ты, Солнышко, что успела сказать? – услышала она несколько насмешливый голос, ибо по подрагивающему ее голоску шеф, конечно же, уловил все ее душераздирающие переживания.

– Что вы ненадолго вышли из своего кабинета, – мелодично пропела секретарша и замерла в ожидании ответа.

Холодная блестящая капелька пота нехотя покатилась по ложбинке между смуглыми упругими полушариями, за ней устремилась вторая жемчужина, но девушка этого совершенно не замечала.

– Соединяй. Все равно он теперь не отстанет! – состроив на лице страдальческую мину, шеф протянул руку к телефону. – Я слушаю…

– Здравствуй, Олег Александрович. Что, не хотел брать трубку? Чую, чую, что ты не хотел, не хотел ты отвечать! Искал приличествующий повод, чтобы избежать разговора, но не нашел.

– Да как сказать, Михаил Тимофеевич, – человек за длинным столом передернул плечами. – Звонок от вас, да в столь поздний час. Хорошего ждать не приходится.

– Ну, сразу и о плохом…

– А хорошего от вас, уважаемый Михаил Тимофеевич, редко когда и чего дождешься. Особенно в наше неспокойное время.

– Ты прав, – в трубке послышался глубокий вздох, – времена у нас настали, что не приведи Господь! За полгода третий Генеральный.

– Но ты-то же, Михаил Тимофеевич, все сидишь… И никакие шторма и бури не в силах вырвать тебя из теплого кресла.

– Сижу я потому, что не высовываюсь и много на себя не беру. Партийную свою принадлежность не выказываю…

Кривя губы, Олег Александрович сочувственно хмыкнул:

– Нейтралитет, так сказать, соблюдаешь?

– Он самый! Ни левым, ни правым, ни социалистам, ни коммунистам. Да, вот что я от тебя хотел. У тебя, Олег Александрович, в штате некая Полищук Оксана Степановна имеется?

– Работает у меня такая дама, ты не ошибся. Что-то случилось? – городской прокурор насторожился.

Не нравилось ему повышенное внимание вышестоящего начальства к его сотрудникам, обязательно жди какой-нибудь скорой каверзы.

– Ею интересовались из Управления по делам Президента.

– А по какому вопросу, не знаешь? – еще больше встревожился Олег Александрович, его предчувствие худого и на этот раз не ошиблось.

– Вот этого я и сам сказать не могу…

Подливая масла в огонь, зам Генерального поинтересовался:

– Может, жалоба на нее яка поступила в администрацию Президента.

Собрав на своем лбу задумчивые морщины, городской прокурор нерешительно протянул, оставляя себе на всякий случай пути для отхода:

– Да, вроде бы, по службе нареканий нет. А что иного творится за пределами нашего ведомства, один Господь то знает.

– Ну, поживем-увидим. Она у тебя на месте?

– Сегодня перед обедом докладывала мне…

– Завтра ей к десяти утра прибыть по следующему адресу…

Задумчивая рука шефа потянулась к затылку. Ну и дела…

Рабочий день подходил к концу. Из кабинета вылетела девица с расплывающимися красными пятнами на кукольно красивой мордашке.

– Зойка, что случилось? – молодой человек уклонился от лобового столкновения, перехватил раздраженно вскинутые девичьи руки.

– Понимаешь, Юрок, – на миловидном личике нарисовалось неподдельное удивление, граничащее с полным непониманием, – снова мне Стерва весь отчет исчеркала. То ей не нравится. Это ей не нравится. Все, что ни сделаю, все ей плохо. По нескольку раз все переделываю.

Воровато оглянувшись, прижав девицу к стене, мужчина горячо зашептал в раскрытое ушко, рассчитывая на то, что его доверительность без внимания не останется и он будет, в конце концов, вознагражден:

– Да плюнь ты на нее. Нечего с ней связываться. Говорят, что она стервой стала после смерти первого мужа. Сильно переживала. Да вот не сильно долго о нем горевала. Мухой за другого выскочила. Чтобы грешок свой прикрыть. И ребенок у нее второй неизвестно от кого родился.

– Стерва, – девица скривилась в злорадной усмешке. – Стерва она и есть Стерва. Другого слова про нее и не скажешь…

Широкая ладонь, подминая ткань, потянулась по упругому бедру:

– Плюнь, Зойка. Пошли ко мне. Потом я тебе помогу, подправлю…

Увлекаемая вдаль коридора, зло оглядываясь на дверь кабинета, из которого только что вылетела, девица с ненавистью прошипела:

– Чтоб ее, Стерву, черти к себе забрали!..

И накаркала же черная завистница, напророчила злая вещунья…

Старшего следователя по особо важным делам вызвал к себе прокурор города. Оксана посмотрела на часы. Без десяти минут пять. Не могли бы они еще чуть попозже спохватиться. Надо было ей уйти с работы чуть раньше. Надо было. Насколько она это знала по своему опыту, ничего хорошего столь поздние вызовы за собой не несли. Одни сплошные неприятности ворохом рассыпались от них.

– Олег Александрович, разрешите?

– Да-да, входите, Оксана Степановна. Присаживайтесь.

– Спасибо, – Полищук чуть наклонила голову и скромно устроилась на самом краешке стула.

Прокурор окинул подчиненную внимательным взглядом. Знакомы они были почти уже как три года. И встретились тогда, надо сказать, при крайне необычных обстоятельствах. Ее мужа, крупного бизнесмена, обвиняли в причастности к совершению ряда тяжких преступлений.

Все вскоре прояснилось. Но, к сожалению, муж этой женщины в те дни погиб, кстати, спасая ее жизнь. Да, весьма-весьма прискорбный факт. Оставил ей большие деньги. Но по ней этого не скажешь. Службу свою не оставила. Ведет себя скромно, но очень достойно. Единственно, что перешла из военной прокуратуры в их ведомство. Но и это можно понять. Года полтора назад она вышла замуж за своего начальника и поэтому поменяла место службы, чтобы не быть у того в подчинении. И это тоже понятно. Ушла, чтобы не давать повода для лишних разговоров.

– Как вам у нас, Оксана Степановна? – спросил он, придав своему голосу возможную теплоту. – Сколько вы уже у нас?

– Работать можно… – уклончиво ответила женщина, подняв на шефа свои прекрасные с едва-едва заметной в них печалью глаза.

Зачем же ее вызвали? Ясно же, что не для того, чтобы задать ей эти вопросы. Что от нее хотят? Чтобы она сейчас взяла и выложила на стол все, что она думает об их заведении? Интересно, за кого ее держат? Он что, забыл уже, когда она перешла к ним на работу? Вопрос о ее переводе решался лично через него самого, и именно его согласие позволило ей в те дни приступить к работе на новом месте.

– А у вас я тут уже год, четыре месяца, восемнадцать дней, девять часов и семь минут… И десяток-другой секунд, уже чуть больше.

– Какая точность! – Прокурор не выдержал и улыбнулся.

Занятная ситуация, словно кое-кто какой-то срок отбывает.

– Как ваша семья? – задал он очередной дежурный вопрос.

– Ничего, не жалуюсь, – легкая тень набежала на спокойное женское лицо. – Все хорошо. Не хуже и не лучше, чем у всех остальных людей.

– Я сожалею, Оксана Степановна, о том, что у вас случилось.

– Спасибо, Олег Александрович. Все оно в прошлом. Как вы знаете, у меня сейчас другой муж… – глаза женщины замкнулись, лицо ее стало непроницаемым. – У нас с ним все хорошо…

Выходит, ее пригласили, чтобы выразить сочувствие? Раньше надо было делать. Три года назад. Когда погиб ее любимый Малахов…

Стоп! Не надо об этом. Не стоит себя расстраивать воспоминаниями. Тем паче на виду у человека, который своими решительными действиями реально мог бы не допустить всего не по тому пути пошедшего развития событий. Мог, но ничего не сделал.

– Вы меня для этого, Олег Александрович, пригласили? Чтобы выразить свое сочувствие? Не поздновато ли вы решили это сделать? – голос ее от слова к слову становился все ядовитее.

Наблюдая за превращением, происходящим прямо у него на глазах, от удивления Прокурор едва заметно качнул головой. Вот дает! Недаром ее кое-кто из сослуживцев называет язвой. Или хуже того – холодной стервой. Если дать повод, попасться ей на язычок, то мало не покажется. Но еще надо заслужить, чтобы быть удостоенным хлесткой отповедью. Обычно она отделывается самым простым презрительным взглядом.

Никого не боится. Припоминает он, хорошо припоминает, как она три года назад выдала типу, прибывшему к ним из Генпрокуратуры.

И еще в тот вечер ее характер понравился ему. И потому он и не был против того, чтобы ее перевели в его ведомство.

– Нет, Оксана Степановна. Не за этим. Извините. Я не хотел вас чем-то обидеть. Вас вызывают в Управление по делам Президента.

– Меня? – холодные женские глазки от неожиданности изумленно заморгали, раскрылись на всю ширь, сбросили свои защитные доспехи, и в них разлилась беззащитная бездонная синь.

Прокурор подавил в себе восхищенный вздох. Как же она хороша! И только сейчас он и увидел всю ее внутреннюю красоту. Оказывается, вся исключительная прелесть этой женщины заключена в ее глазах. Нет, конечно, она и сама по себе очень красива. Но вот ее глаза. Это уже что-то особенное. И за такие глаза можно было броситься под гранату, как это сделал ее первый муж. За такие глаза можно любить и ждать годами своей очереди, как это делал полковник Ковальчук, ее второй муж.

– Олег Александрович! – взмолилась она. – Скажите, что вы сейчас со мной пошутили. Это была всего лишь шутка…

Прокурор моргнул. И как же быстро меняется выражение ее миндалевидных глаз, когда она не занята единственно тем, что изо всех своих сил пытается изобразить из себя ледяную крепость, этакую всю из себя ничем не прошибаемую холодную и колючую гордячку.

– Нет, Оксана Степановна, вовсе не шутка, – Прокурор нагнулся, чтобы скрыть от нее свое восхищение.

– Не шутка… – и снова ее глаза поменяли свой цвет, стали темными-темными. – Вы не знаете, с чем связан мой вызов? Не может такого быть, чтобы высшее начальство было не в курсе.

– Нет, Оксана Степановна, этого я не знаю…

Городской прокурор посмотрел прямо в ее волнующиеся глаза, тем самым подтверждая, что говорит сущую правду.

– Не знают этого и в Генпрокуратуре, – упредил, заодно ответил он и на ее возможный вопрос.

– Интересно, – женщина пожала плечами и недоуменно моргнула. – Странно, дыма, вроде, не было, а огонь вовсю полыхает.

– Вы ничего паленого за собой не чувствуете?

– Нет. Кажется, что нет. Хотя, как вы знаете, в этом мире уверенным в чем-то до конца быть никогда нельзя. При желании любого человека, даже самого святого, можно с успехом обвинить, черт знает, в чем.

– Вы правы, Оксана Степановна. Командировочное на вас готово. Ну, а насчет командировочных и суточных… – Прокурор, как бы извиняясь, пожал своими плечами, – вы уж не обессудьте. Сами понимаете. В такое время, – он посмотрел на часы. – Впрочем, с ними проблема и днем…

В их независимом государстве денег не хватало катастрофически, ни на что. Они, видно, дензнаки, тоже существовали от всех независимо.

– Олег Александрович, я найду, – на ее красиво очерченных губах скользнула тонкая усмешка. – Для нас оно проблемы не составит…

Облегченно вздохнув, городской прокурор осведомился:

– Я могу чем-то вам помочь? Всем, кроме, естественно, денег.

– Буду благодарна вам, если ваша Мариночка закажет мне билеты. Два места в двухместном купе на ночной скорый. Пусть там, – женщина усмехнулась, – особо не переживают. Возьму за свои наличные.

Черкнув в блокноте, шеф явил доброжелательную улыбку на лице:

– Сделаем. Она перезвонит вам на мобильный.

– Большое вам спасибо, Олег Александрович…

Решительно встряхнув головой, Оксана живо поднялась, получив кивком головы разрешение, вышла из начальственного кабинета.

На стоянке ее ждала машина. Личный водитель Володя. Она могла себе позволить. Выглядело вполне пристойно. Машину ей выделял некий холдинг, которым раньше владел ее первый муж. Она пользовалась их услугами. Якобы. На самом же деле, эта машина принадлежала ей.

– Куда мы поедем, Оксана Степановна? – водитель повернулся к женщине, молчаливо сидевшей на заднем сиденье.

– Давай, Володя, подъедем к памятнику Дюка.

Сообразительный парень понимающе кивнул. Снова на его хозяйку нахлынули воспоминания. Как только на душе у женщины становилось тоскливо, она просила отвезти ее в Старый город.

Оксана вышла из машины. Немного прошла пешком. Вот отсюда, с этого самого места, начинался их город. Вот и сам памятник основателю города Дюку де Ришелье, внуку могущественного кардинала и герцога Ришелье. Вниз бегут бесчисленные ступеньки Потемкинской лестницы. Число их она знает. Их всего-то сто девяносто две. Если подниматься по ним вверх. Говорят, когда спускаются, то ступенек на одну меньше.

Ступеньки бегут вниз и торопятся попасть в Морской порт. Вон он, красавец, хорошо виден. Его недавно перестроили, и он стал совсем другим. Заиграл новыми красками. А за ним уже видно их море. Они так любили приходить сюда. Она и Малахов. Вдвоем. А теперь она ходит только одна. Чтобы никто другой не смог помешать ее воспоминаниям…

– Поехали, Володя, – она устало откинула голову и прикрыла глаза.

Это такая невообразимая тяжесть, все ее воспоминания. Она и хочет избавиться от них и никак не может. Они не отпускают ее. Они не дают ей покоя. Они мучают ее. Они преследуют ее…

Муж, видно, как чувствовал, что она уезжает в командировку, на этот раз пришел домой раньше жены. На звонок дверь открыла Рыжик, ее старшая дочка. Пятилетняя девочка давно с большим успехом справлялась со всеми хитрыми устройствами. Вся в своего отца. Вся в Жеку. Вся в Малахова, своего родного отца. А Ковальчук ей не отец. Зачем она вышла за него замуж? Зачем, спрашивается?

Лешка настоял на своем. Да и Жека перед своей смертью просил ее об этом. И все? Только из-за этого? Может, есть что-то еще? То, о чем она не хочет и боится признаться даже самой себе. Может, ее испугало грозящее ей одиночество? Захотелось, чтобы с нею кто-то все время был рядом? Вспомнила, как жила все те годы еще до встречи с Малаховым.

Холодная, пустая койка в общежитии. Тридцать лет, а у нее ничего своего. Ни кола и ни двора. Все изменилось с появлением в ее жизни Малахова. Но недолго продлилось ее счастье. Всего три года. И во всем виновата была она и только она. Если бы не ее безрассудная глупость, то ее Жека был бы жив, и она сейчас не мучилась бы над этим вопросом.

Но его уже нет. И ничего не исправить. А с его гибелью и в ней что-то тоже умерло. Недаром же ее на работе некоторые за глаза называют холодной стервой. За ее язвительность. Напускное равнодушие к чужой беде. Наверное, за то, что она недолго походила во вдовах и выскочила замуж за своего начальника. Так стала она стервой или нет?

Как же она все для себя запутала, выйдя замуж за Ковальчука. Теперь сама страдает и его заставляет страдать. Его-то… за что?..

Или она все сделала правильно? Она же предупреждала Лешку, что не сможет забыть своего Малахова. Даже в те самые моменты близости, когда все ее тело расслабленно отдыхает, предательски радуясь полному насыщению, внутри у нее подкатывается горький комок. Она стерва! Она предает Жеку! Но он сам просил ее выйти замуж за Ковальчука…

Нет, она снова запуталась, ходит в своих рассуждениях по одному и тому же замкнутому кругу…

– Ксана, с тобой все в порядке? – Ковальчук прищурился.

Вот и муж ее заметил, что она больше пяти минут стоит, неподвижно застыв возле огромного зеркала, словно пытаясь отыскать в нем чей-то призрак. Свой или еще чей-то? Ох, как ему с ней сложно. И в то же время все понятно. Его жена никак не может избавиться от своего прошлого. Она его ни в чем не обманывает. Она с ним всегда предельно честна.

Ксана всегда такой и была. Честной и открытой. По крайней мере, в отношениях с ним. Да и знакомы они давным-давно. Лет уже, наверное, десять. И влюбился он в нее чуть ли не с первого взгляда. И если и не с первого, то со второго. Это точно. Долго вида никакого ей не показывал. Потом началось их быстрое сближение. Если бы он не был тогда женат, то, не раздумывая, сделал бы ей предложение.

Но он промедлил, а тут на горизонте замаячил Малахов. И Ксана, отметя в сторону все сомнения, бросилась в омут своей проснувшейся еще девичьей любви к парню, которого знала двенадцать лет назад. Вот как, оказывается, бывает. Он и не заметил тогда, как из его раскрывшихся рук упорхнуло счастье. Не смог, не удержал. Проморгал.

– Ксана, с тобой все в порядке? – повторил он, положив руки на ее плечи. – Ты сегодня где-то не с нами. Вернись к нам…

Постепенно воспоминания уступили место обыденной реальности, и Оксана увидела в зеркале отражение Ковальчука.

– Меня вызывают в Управление по делам Президента, – она тяжело вздохнула, развернулась и прижалась к груди мужа.

Несколько секунд ушло на то, чтобы мужчина осмыслил полученную им довольно неожиданную информацию.

– Зачем? – в его глазах промелькнула нешуточная тревога.

– Не знаю, – Оксана неопределенно пожала плечами.

Понимая, что от них ничего не зависит, Ковальчук не стал задавать ненужные вопросы, на которые ответа все едино не будет, вздохнул:

– Когда едешь? Ужин готов.

– Ночным. Леша. Я сначала в ванную, а потом поем. Хорошо?

Оксана зашла в детскую. Рыжик играла со своим маленьким братишкой. Подросшая пятилетняя девочка и двухлетний пацан. Все, что осталось ей в память о Малахове. Она так благодарна ему за своих детей. Они помогли ей хоть как-то смириться с потерей любимого мужа.

– Мама, не мешай. Видишь, мы с Женькой играем, – девочка быстро чмокнула Оксану и состряпала забавную рожицу. – Ты нам мешаешь.

– Мам, ты нам мешаешь, – вторил ей мальчонка после того, как подставил свою щечку для материнского поцелуя.

Исполнил малыш ритуал и кинулся в объятия старшей сестры.

– Раз я лишняя, то я пошла… – Оксана притворно сдвинула брови.

– Иди… – девочка послала ей воздушный поцелуй. – Мы сами…

Вишь, они сами. Оксана усмехнулась и пошла в свою спальню. Сняла с себя одежду, накинула халат и босиком пошлепала в ванную. Горячая вода немного взбодрила. Разогнала кровь. На душе стало немного легче. Не все на этом свете стало казаться совсем уж бесповоротно плохим.

– Ксана, твой телефон, – дверь приоткрылась, и показалась рука мужа. – Ответишь, или сказать, чтобы перезвонили попозже?

Сана поняла, что звонят ей с работы. Скорее всего, насчет билетов.

– Подай, Леша, пожалуйста. Слушаю, – она приложила трубку к уху.

– Оксана Степановна, это Марина. Билеты на вас заказаны. Подойти надо будет к окошечку номер семнадцать.

– Спасибо, Мариночка. С меня причитается…

Хорошая новость. Не придется ей выстаивать очередь и получить в ответ, что мест нет, хотя обычно мягкие вагоны заполнены наполовину. Все билеты к тому времени давно на руках у перекупщиков.

– Для вас, Оксана Степановна, всегда, пожалуйста…

Сана усмехнулась. Как же. Если бы шеф не приказал наглой девице, то она бы и глазом не повела. А тут фря рассыпается в любезностях.

– Спасибо, Леша, – Оксана протянула телефон мужу. – Ты у меня…

– Может, помочь? – приободренный редкой похвалой, Ковальчук с большой готовностью протянул к ней обе руки.

Вот что делает теплое слово с человеком. Много ли нужно человеку для счастья? Ласковая улыбка жены, чуть-чуть тонкой лести. Или все же ему нужно от нее что-то большее?

– Да, Леша, если тебя сильно не затруднит, – в ее глубоких голубых озерах заиграла лукавая улыбка.

Конечно, Ковальчук заметил все и весело хмыкнул. Затруднит ли его оно? Да никогда! Он всегда готов с огромным удовольствием купать эту Русалку. Она это очень любит, когда ее купают. Душа ее размягчается и оттаивает. И она сама становится намного ближе к нему. Кажется, именно в такие моменты между ними почти не остается преград.

– Ты довольна, моя маленькая девочка? – спросил он, проводя рукой по захрустевшей от чистоты женской коже.

– Да, – тихо прошептала она, прикрыв реснички. – У тебя неплохо получается. Если ты еще отнесешь меня…

Сильные мужские руки подхватили ее, понесли. Она благодарна ему за то, что он всегда готов прийти на помощь. На него можно опереться. Он нужен ей. Она в нем нуждается. Он хороший. А она частенько плохо к нему относится, совсем не замечает того, что заставляет его страдать…

– Леша, если ты… – тихо, едва слышно, зажурчал ручеек ее голоса, – если ты хочешь этого… скажи, не мучь себя.

– Да, Ксана, я этого хочу… – мужские глаза мгновенно вспыхнули, в них неприкрыто загорелся огонь непреодолимого желания.

Две тонкие и изящные женские руки протянулись к посветлевшему мужскому лицу и нежно погладили его. Он заслужил это. И она должна дать ему это. Он ее муж. А она его законная жена. И что же в этом, спрашивается, во всем этом противоестественного?

Жаркое тело опустилось на нее, и она прикрыла глаза, ушла в свой мир, как старалась сделать это всегда в эти самые моменты. Надо было только представить, что рядом с нею ее Жека. Это его ласковые руки обнимают ее. Его губы целуют ее грудь. Это он любит ее…

Сквозь чуть прикушенные губы послышалось частое и прерывистое дыхание. Все выше и выше взбирается она. Еще немного, еще чуть. Вот-вот, еще-еще. Женское тело изогнулось в предвкушении всплеска и несколько раз дернулось. Сладкая истома растекалась по нему.

– Тебе было хорошо? – мужские глаза внимательно всматривались в ее отсутствующее лицо.

– Да, Леша, – женщина выдохнула, приходя в себя, – мне было очень хорошо. Это было чудесно…

И она говорила ему правду. Однако мужчина смотрел глубже:

– Но ты была не со мной. Я чувствовал, что ты была в это время где-то далеко-далеко. И я даже догадываюсь, где и с кем.

– Прости меня, Леша, – она повернула к нему свое лицо. – Это было нечестно с моей стороны соглашаться выходить за тебя замуж. Все это время я мучаю тебя. Тебе, наверное, невыносимо плохо со мной.

– Не надо. Не говори так, – его пальчик прижался к ее губам. – Ты не должна так думать.

– Но оно, к сожалению, так и есть, – Оксана поморщилась, и на ее лице стала появляться холодная маска.

Ковальчук понял, что момент душевной близости уже прошел, и его жена снова пытается уйти в свою спасительную раковину.

– Ксана, девочка моя, – он еще раз попытался пробиться к ней. – Ты же знаешь, как я тебя люблю.

Тяжелый вздох вырвался из женской груди. Это и было тем самым, что столь сильно мучило ее совесть.

– Знаю, Леша. Я все знаю. Но от этого нам нелегче. Надо что-то делать. Ладно, Леша, приеду, мы с тобой поговорим. Так больше не может продолжаться. Я не могу смотреть на то, как ты мучаешься. Ты ушел от своей жены, а я тебе не смогла дать того, что ты хотел. Выходит, что я вольно или невольно, но обманула твои ожидания.

– Ксана, ты… – со всей горячностью заговорил Ковальчук, осознав, что разговор незаметно подошел к опасной черте, за которой ощутимо маячил разрыв, скорый и бесповоротный, безжалостный и болезненный.

– А ты этого, как будто, Леша, не понимаешь?

– Ты, девочка моя, – он попытался прижать ее к себе, – дала мне многое. Быть рядом с тобой. У нас с тобой растут прекрасные дети.

Наверное, лучше было бы, если бы он об этом совсем не заговорил и не заикался даже. По лицу Оксаны пробежала болезненная тень.

– У нас? – она осторожно отвела от себя мужские руки и грустно усмехнулась. – Это не твои дети. Это дети Малахова. Ты, Лешка, не забывай об этом. И не рви мне этим, пожалуйста, сердце.

Ковальчук нахмурился. Она неправа. Она сказала так, чтобы сделать ему больно. Специально сделала, чтобы было легче начать неприятный для обоих разговор. Но он очень любит этих детей. Как своих родных. И они любят его, тянутся к нему. Он же не слепой, все он видит.

– Нет и нет, – он качнул головой. – Теперь они стали моими. И не надо отрицать этого. Женька называет меня папой, а Аннушка…

Уводя глаза в сторону, Оксана вздохнула. Лешка прав. Сто раз прав. А она неправа. Сто раз неправа. На душе становилось еще тяжелее. Она сама умудрилась все запутать, согласившись выйти за него замуж.

– Но ты хотел бы иметь своего ребенка. Леша, ты достоин большего, чем я могу дать тебе. Я вернусь, и мы с тобой обо всем этом спокойно поговорим. Так дальше жить больше нельзя…

Женщина нахмурилась. В конце концов, она сама когда-нибудь не выдержит невыносимую пытку совестью. Не выдержит и сорвется…

Оксана поставила на полку свою дорожную сумку. Окинула глазами купе. Двухместное. Все, как она и просила. В мягком спальном вагоне. Теперь она может себе позволить. Ехать одной на двух местах, невзирая на цены билетов, которые росли вверх с упорством скалолазов.

Можно было, конечно, лететь самолетом. Оно намного быстрее. Но оно не столь надежно. Вдруг произойдет задержка рейса. А оно в такое время года случается довольно часто. Поездом ехать надежнее. Ночь в пути, а утром уже на месте. И вокзал почти в самом центре города.

Путешествовать в мягком вагоне одно удовольствие. Совсем не то, как она как-то ехала в Болград. Вспомнила полное убожество и вся передернулась. Одно название, что купейный вагон. Весь подвижной состав давно следовало бы списать. Вполне возможно, что те вагоны уже списали. На отстойные пригородные рейсы и этакое убожество сходило.

Все разломано. Из окна ветер свищет. Кругом грязь. Но зато она там встретилась со своим Малаховым. Правда, она не узнала его в мрачном типе с трехдневной щетиной и запахом недельного перегара. С их последней встречи прошло больше двенадцати лет. Она в тот момент презирала того горького пьяницу, которым он перед нею предстал.

А он ее узнал. Жека потом признался, что узнал ее по косичкам, когда она стала заплетать их ночью и свет случайного фонаря выхватил ее силуэт из темноты. А она думала, что ее сосед давно уже дрыхнет, и спокойно приводила себя в порядок перед зеркалом. Жека сказал, что в тот момент признал в ней свою, потерянную им, Русалку…

Ее взгляд случайно упал на окно, прошел через него и загулял по почти безлюдному перрону. Провожающих мало. Большая часть их уже ушла, помахав на прощание своим близким и родственникам.

Молодая девушка пробежала в сторону головного вагона. Но минут через пять она вернулась. Отчаянно жестикулируя руками, о чем-то просила и слезно умоляла проводницу. Но бабища только отрицательно покачивала головой и разводила руками. И Оксана поняла, что девушка хочет сесть в поезд, но у нее нет билета. А без посадочного документа ее брать никто не хочет. Не рискуют проводницы, боятся за свои места. Так и с работы можно запросто вылететь в два счета. Или, на худой конец, попасть на зачуханный маршрут типа Мухосранск-1 – Мухосранск-2.

На мгновение их глаза встретились. Ее, Оксаны, и этой девушки. И она вдруг отчетливо увидела в них нескрываемую боль и отчаяние. Что-то внутри помимо ее воли сработало. И тогда она, ни секунды не раздумывая, выскочила из купе и ринулась в рабочий тамбур.

– Девушка, садитесь скорее! – с ходу проговорила она, почувствовав, как состав мягко толкнуло, а фонарный столб стал медленно уплывать назад. – Давайте мне свои вещи.

– А как же билет? Не положено! – заверещала проводница, своей необъятной грудью, как щитом, мешая проходу девушки.

Человеческое милосердие и сострадание, присущие женщине в обыденной жизни, вдруг заслонились бюрократическим педантизмом, желанием исполнить должностную инструкцию до самого конца.

– Тетенька-тетенька, пропустите меня! – умоляла девушка, шагая за ускользающим вагоном, смахивая набегающие слезки. – Ну, пожалуйста!

Состав набирал ход. Еще немного и станет поздно.

– У меня два билета, а я еду одна. Поедет вместе со мной… – быстро-быстро зачастила Оксана.

– Не положено! – жестко отрубила хозяйка вагона.

– Черт! – Оксана вытянула свое служебное удостоверение. – Читайте! Я беру все на себя, – ее руки уже тащили девушку к себе.

– Ну, ежели так… – дебелая проводница сдалась и неопределенно пожала плечами. – В общем-то, ваше право…

Попробуй поспорить с красной книжечкой. Не разрешить, в историю попасть. А ежели разрешить, то потом ревизор начнет зудеть. Впрочем, у нее на руках будут билеты по количеству пассажиров. Женщина сама себя успокоила и пошла в свое рабочее купе. Ее-то дело маленькое…

Доброжелательно улыбаясь, Оксана потянула к себе саквояж девушки, приглашая ее следовать за собой. Дверь за ними тихонько прикрылась. Вещи заняли положенные им место. И только тогда девушка облегченно вздохнула. Состав набирал скорость. За окном мелькали освещенные улицы. Проскочили станции Малую и Поездную. Теперь она поверила в то, что действительно едет, на что уже и не рассчитывала.

– Спасибо вам большое. Не знаю, как и благодарить вас, – девушка зачастила, заспешила со своим рассказом. – Я и не надеялась на то, что смогу уехать. А у меня мать больная. Ее положили в республиканскую больницу. Я не знала об этом. Мне сегодня только позвонили…

По укоренившейся привычке окинув спутницу профессиональным оценивающим взглядом, Полищук чуть сузила левый глазок:

– Вы живете не с родителями?

– Нет, – девушка мотнула головой и вымученно улыбнулась.

– А что так? – как можно мягче, спросила Оксана.

Кто его знает, что может за этим фактом крыться? Может, эта девочка поссорилась со своими близкими и ушла из дома? Как бы своим вопросом не резануть бы по живому и не сделать бы ей очень больно.

– Они живут в Луганске, а я тут учусь.

– Ах, вы тут учитесь, – успокаиваясь, произнесла Оксана.

– Да, учусь. Билет на поезд купить не успела. В кассах стоят дикие очереди, что не пробиться. Все хотят куда-то уехать. Пока я стояла, дошла до окошечка, билеты продавать и перестали. Совсем немного мест выкинули с брони. А купить с рук у перекупщиков у меня, к сожалению, денег нет. Шкуру дерут мироеды…

– Понятно-понятно… – согласно протянула Оксана. – Я так полагаю, что поужинать вы тоже не успели. Присаживайтесь, – она вытянула на белый свет пакет с провизией. – Составите мне компанию.

Завороженными глазами девушка наблюдала за тем, как на чистой салфетке раскладывались давно ею невиданные продукты.

– Нет-нет, что вы! Я не буду! – она испуганно замотала головой. – И так я доставила вам столько хлопот. Еще вдобавок ко всему и объем вас. И за ваш билет я вам заплачу, – девушка стала вытаскивать из кармана скомканные и помятые бумажки.

По гривне, по две. Потертые, замусоленные…

– Оставьте же вы это, – женщина поморщилась. – Эти оба места мне оплатили с работы. Мне без особой разницы…

Оксана слегка слукавила, сказав именно так. Хотя брала билеты за свой счет, и возвращать ей их стоимость никто, конечно, и не собирался.

– Ой, это правда? – опуская глазки, девушка еще раз вздохнула.

Обрадовалась она. Вот повезло ей, так повезло. И на поезд попала, да еще и деньги можно немного сэкономить.

Успокаивая нечаянную попутчицу, Оксана чуть качнула головой. Она еще не забыла те времена, когда считала каждую копейку. Жила от зарплаты до зарплаты. Сейчас ей абсолютно все равно, вернут ей деньги за проезд или нет. А было время, когда…

– Давайте-ка, мы с вами лучше будем знакомиться. Раз уж нам суждено какую-то часть времени провести вместе. Меня зовут Оксана.

– А меня Алена, – чуть с задержкой протянула девушка, перед этим из вежливости старательно прожевав и проглотив пищу.

Не удержалась она и уже держала в руке аппетитный бутерброд с ветчиной, нежно тающей во рту. Ее попутчица была абсолютно права, предполагая, что она сегодня еще даже не ужинала. Честно сказать, она и пообедать-то толком не успела. Пока бегала в деканат, договаривалась, чтобы ее отпустили на недельку. Пока искали и нашли деньги на дорогу. Время-то незаметно и пролетело. Только теперь, увидев перед собой разложенные на столе продукты, она поняла, как зверски голодна…

Заметив, как заблестели голодным огнем девичьи глаза, Оксана усмехнулась. И она когда-то была студенткой. Жила на одну стипендию. Из дома никто ей не помогал. Жила на сущие копейки. Впрочем, как и основная масса ее товарищей. Находились и в те времена, конечно, такие студенты, у которых деньги куры не клевали. Ходили важные, все из себя деловые, кичились достатком и положением своих родителей.

Девки за ними увивались, табунами ходили. На шею им вешались. Готовы были за вечер в ресторане или за шмотки – тряпку заграничную и модную легко запрыгнуть в постель. Как и сейчас. Времена-то меняются, а вот нравы, а нравы они всегда неизменны. Так же, как и сущность человеческая. Она-то практически и не меняется. Может, у них раньше кое-что не выпячивалось, а сейчас все просто делается в открытую.

Или при них, когда она училась, девчонки не спали с мужиками за деньги? Или раньше девицы как-то и не стремились выйти замуж, да и поудачнее? Пристроиться так, чтобы потом всю жизнь уже не работать и сидеть на шее у мужа? Или раньше многие бабы не делали карьеру, используя свои внешние данные? Нет? Не было всего этого? А она вот, однако, об этом совершенно иного мнения. Просто тогда было больше циничной лжи, хитрого лицемерия и откровенного ханжества.

А нынче об этом говорят совершенно открыто. Сейчас этого вовсе не стыдятся. Продюсер, никого не стесняясь, живет со своей очередной еще не вспыхнувшей «звездой». А не станет эта «звездочка» с ним спать, так и мега «звездой» никогда и не станет. Все знаменитые артисты, как с ума, вдруг сошли. Переженились на молоденьких актрисах.

А она сама? Она спала с кем-то ради своей карьеры? Вот если только честно? Нет? Или все-таки – да? И да и нет. Когда ей в свое время это самое предложил сделать ее начальник отдела, она напрочь отвергла все его поползновения. За что и попала в жестокую опалу. Принимать ухаживания старого похотливого скота? Бр-р-р! У нее до сих пор, как полковника вспомнит, от отвращения и брезгливости скулы сводит.

Но потом она, особо и не раздумывая, прыгнула в постель к одному симпатичному подполковнику, правда, нисколько не рассчитывая на его помощь в продвижении по службе. Но тем красавцем, на ее счастье, оказался Лешка Ковальчук. Она его ни о чем не просила. Ей нужно было от него немножко человеческого тепла и дружеского участия. И он помог ей. Здорово помог. Перетянул к себе в отдел. По его настоянию ее вскоре назначили на вышестоящую должность. Так стерва она после всего этого или нет? Трудный, вообще-то, вопрос. Смотря, с какой стороны на все это взглянуть. Лешка помогал ей потому, что был в нее влюблен. Но, как бы оно и ни было, она все же его протекцией пользовалась…

Оксана моргнула, и ее рука потянулась за небольшой бутылочкой коньяка, спрятавшейся в боковом кармашке дорожной сумки.

– Нет-нет! Я не буду! – Алена замахала рукой.

– Мы всего-то по чуть-чуть, – улыбнулась Оксана, разливая по небольшим дорожным стаканчикам. – За наше знакомство.

Обжигающая все внутренности жидкость окончательно согрела девушку, ее иззябшую душу, и она совершенно раскрылась. Слабая улыбка появилась на ее губах. В глазах засверкали маленькие искорки.

– Так вы, Алена, все время жили в Луганске?

– Мы туда переехали недавно. А жили мы до этого во Львове…

– И там у тебя остался парень? – наугад спросила Оксана.

Если девушка жила во Львове с самого рождения, то должен быть кто-то, кто обратил свое внимание на это маленькое чудо. Кажется, как-то ее подруга Дина говорила ей, что у нее бабушка со Львова.

– Да. Он остался там. Наверное, уже и забыл про меня, – по лицу девушки пробежала тень. – А мы с ним дружили с первого класса…

…Маленькую Аленку родители долго не решались отдать в первый класс. Уж слишком небольшого росточка была девочка. Могла пешком пройтись под партой. Думали все взрослые и гадали. Может, отдать им дочку в школу с восьми лет? За год она чуть подрастет. Станет она, хоть на чуточку, но выше. А иначе начнут все ее обижать и дразнить.

В конце лета пришла к ним домой учительница начальных классов, посмотрела на Аленку, на их маленькое чудо с весело поблескивающими умными глазками, смогла переубедить ее родителей. У девочки к тому времени заметны были неплохие способности. Читать и считать она уже умела. Буковки в тетрадке выводила одна ровнее другой. Чего же время зря терять? Целый год напрасно выжидать. И ровно столько же потерять.

Купили Аленке школьную форму. Девочка одела ее и разревелась. Края доставали до пола, а по ширине в ней могла поместиться еще одна кроха Аленка. Потом мать укорачивала ее и ушивала на своей швейной машинке. Купили портфель. Купили тетрадки и учебники.

И пошла Аленка в школу. Папа тащил тяжелый портфель. Пришли. Столько народу кругом! Опасливо поглядывала она по сторонам, жалась к маминой юбке. Смотрела на всех снизу вверх. Выстроились ученики на торжественной линейке. Слезы навернулись на глазах у девчушки.

Все до одного первоклашки рослее ее. Кто-то выше ее всего-то на полголовы, а кто-то и на целую свою бестолковку. Словно солнце в этот миг зашло за серую тучку. Радостные краски разом потускнели. До того ей стало грустно, неуютно, что она повернулась, хотела уже пробираться назад, поближе к своей маме, просить, умолять, чтобы ее увели домой.

Лучше она еще один годик походит в садик. Но что-то мешало уйти ей. Это «что-то» просто невозможно было пройти или обойти. Это «что-то» прочно заслонило все спасительные пути отхода…

– Ой! – ее головка с косичками начала задираться вверх.

– Какая чудесная девочка! – восхищенно произнес здоровый розовощекий мальчуган, на которого она вдруг натолкнулась.

– Ты… ты… – Аленка подняла свои испуганные глаза. – Пусти меня, пусти! – ее слабые ручонки пытались оттолкнуть в сторону возникшую перед нею преграду.

Но только пацан явно не хотел пропускать ее. Ему так понравилась эта девочка, что он решил проявить свое мужское благородство.

– Меня зовут Михась. Хочешь, я буду тебя защищать? – спросил он и согнул свою ручонку в локте. – Смотри, какие у меня мышцы!

Затаив дыхание, она замерла. Что делать? Соглашаться или нет? Но он может в случае отказа ее запросто обидеть. Нет, лучше согласиться.

– Хочу, – едва слышно проговорила девочка.

В эту минуту она готова была согласиться на многое, лишь бы этот ужас поскорее закончился. Ох, как хочется снова очутиться дома.

– Как тебя зовут? – мальчуган спешил закрепить новое знакомство, застолбить свои исключительные права на маленькое чудо.

– Меня зовут Алена. Но я маленькая. Все надо мной будут смеяться. И над тобой тоже все начнут смеяться потому, что водишься со мной.

– Пусть они только попробуют! – пацан быстро оглянулся вокруг, но не заметил никого выше себя ростом. – Мы им всем покажем!

– Но я такая маленькая! – она хотела поверить, но всего боялась.

– Вот и хорошо, – мальчик важно кивнул головой. – Легче будет тебя на руках носить… – сказал он, сильно не вдаваясь в смысл слов.

Просто он живо представил себе, как возьмет на руки и перенесет маленькую девочку через лужу. Попробуй перетащить толстушку. А эту кнопочку перенести легко и просто. Он даже уже представил это себе и зажмурился от предстоящего ему несказанного удовольствия.

Бережно взяв девочку за ее маленькую и тоненькую ручку, Михась больше не отпускал ее до тех пор, пока они не вошли в учебный класс и их не посадили за одну парту. Упрямо держал, не отпуская от себя, пока учительница не подвела их и не посадила вместе за первую парту.

Кто-то позади них, было, попытался возмущаться тем, что он своим ростом загораживает всю доску. Но это его нисколько не смущало. Ответом на все возмущения служил сжатый кулачок. Упертый временами был мальчуган. Стоял Михась до конца, когда дело касалось его чести. Согласился он только на то, чтобы их пересадили со среднего ряда на крайний. Там он сразу перестал выделяться на фоне доски, и все быстро успокоились. И родители детей, в том числе. Родители парня. И Аленины родители. Перестали переживать за свою кроху дочку…

Стеценко прибыл в штаб, оперативно развернутый в квартире одного из домов на Крещатике. Важно окинул довольным взглядом рабочую обстановку. Точно Смольный дворец перед Октябрьским восстанием. Пройдет время, и, может, он тоже войдет в анналы мировой истории, как Ленин, Троцкий, Зиновьев, Каменев…

– Тарас Григорьевич, – радостно улыбаясь, живо вскочил Иванюк.

Да-да, тот самый Иванюк, которого он сделал своим помощником. После того памятного посещения и всесторонней инспекции молодежной организации, руководимой Семеном Никитовичем.

– Докладывай, Семен, – Стеценко опустился в пододвинутое кресло. – Все идет у нас по плану?

– Так точно! – Иванюк расцвел. – Городская организация в полном составе вышла на улицы и заняла позиции согласно нашему плану. К нам подтянулись члены организации из Черновцов, из Ивано-Франковска, из Львова. Ребята добираются автобусами, поездами и электричками.

– Це добре-добре, – Стеценко довольно кивнул головой. – Места на всех хватает? Как обстоят дела с их размещением?

Старательный помощник, вытянувшись насколько позволяла ему тучность, присущая бывшим борцам, четко и упоенно рапортовал:

– Все продумано и организовано. Завхоз Степаныч своевременно по заявкам направляет машины с палатками, одеялами, теплой одеждой.

– Что еще?

– Организованы пункты обогрева. Расставлены палатки с печками, можно забежать, обогреться.

– Что у нас с питанием? Голодные и злые готовы кинуться на любого и без разбора. Разорвут в клочья…

– Всем участникам выдаются талоны на бесплатное питание в нашей сети ресторанов и кафе.

– Неплохо… Главное, чтобы этот народ не взбунтовался против нас самих. Что у нас с суточными? За одну идею умирать на улицах никому неохота, треба ее подкрепить чем-то существенным…

– Выдаем по утрам…

– Народ не жалуется?

Состроив на своем лице недоуменно удивленную улыбку, Иванюк широко развел свои коротковатые, но жилистые руки:

– Тарас Григорьевич, на что им еще жаловаться? Им самим таких денег нигде не заработать. Они согласны тут, хоть полгода, торчать и не работать. А студенты и вовсе довольны! Им бы лишь бы не учиться. Всем участникам пообещано зачесть сессию.

– Пойдем-ка, посмотрим, чем дышат массы… – Стеценко поднялся.

Что-то знакомое показалось ему во взгляде одной девушки. Где-то он ее видел. Вот эти глаза. Изящный наклон тонкой шеи. Точно. Вспомнил.

Не одна ли эта из тех двух девчушек, что прислал ему как-то Иванюк в детско-юношеский спортивный лагерь? Очень она похожа на Верочку. До чего же хорошо они в тот день провели время. До сих пор при одном воспоминании об этом в душе поднимается что-то этакое бодрящее. А где ее подружка Светочка? Может, и она тоже где-то здесь?

Человек тридцать здоровых молодых парней кучно толпились возле палаток, очень, надо отдать должное, грамотно кем-то расставленных. Чувствовалась военная выучка. Все продумано. Все учтено.

Лица у всех веселые, и это уже радовало. Этим баррикады еще, как в забаву. Эти ребята думают, что делают своими руками историю, строят свое светлое будущее. Наивные. Это их руками на глазах у всей страны совершается неконституционный захват власти.

– Как дела, молодцы? – с веселой улыбкой на лице Стеценко шагнул к ним ближе. – Одолеем москалей?

– Еще как! Подсыплем клятым перца под хвост!

– Дадим им жару! Покажем москалям, где раки зимуют!

– Пусть убираются к себе и командуют там, в своей Сибири, посреди комариных болот и вечной мерзлоты.

– Гоньба! Позор! Тем, кто поет и пляшет под дудку москалей.

– Ишь, чего они захотели. Посадить над нами своего человека. Не на тех напали, руки коротки. Чтобы потом они распродали нашу Неньку по частям. Не выйдет! Не те времена, и мы поумнели.

– Пора навести порядок! Вымести наймитов клятых москалей.

– Пора выгнать всех москалей и их продажных наймитов…

– Пора показать всем, на что мы способны… Пора! Пора! Пора!..

От разгоряченной толпы, громко скандирующей лозунги, незаметно отделились две фигурки и утонули в полной темноте, куда не доставали рыжие отблески от небольших костров, разведенных по всей площади.

Две тени тихо скользили, прикрываясь палатками, вышли к домам.

– Свищ, ты чего надумал? – семенящий сзади тщедушный человечек дотронулся рукой до впереди идущего напарника.

– А ты что, Винт, – тот оглянулся и криво усмехнулся, – собираешься до самого утра слушать их дешевого краснобая? Как тот заливает басни развесившим уши простакам, ловко играет на их глубоко внутренних, порой даже и низменных чувствах…

– А что, – Винт непонимающе пожал плечами, – мужик дело говорит.

– Ты чего, Винт, совсем с глузду съехал? – Свищ покрутил пальцем возле виска и постукал своего товарища по лбу. – Байки он все красивые втирает. Думаешь, они о народе думают? О его счастливом будущем?

– А что, нет?

– Дудки! – Свищ быстро скрутил из пальцев очень понятную для многих фигуру. – Власть им нужна. Чтобы самим добраться до жирной кормушки. Чтобы самим можно было без всякой опаски воровать.

– Ты чего-то, Свищ, наверное, не понял, – человечек, не соглашаясь, закрутил головой. – Я его всего выслушал. Очень даже внимательно. Они обещают вернуть нам неправильно приватизированные предприятия.

– Ну да, как же, держи свой карман шире. Заберут у одних и потом отдадут другим. Своим же. Или же загонят кому другому, но намного подороже. А «бабки» поделят между собой. Для этого и нужна им власть. Еленка хочет вернуть контроль над газовой областью. Президенту хочет отомстить за то, что стукнули ее по рукам, когда она нагло воровала на своем посту. Хотели посадить бабу, да что-то у них не сладилось. Или откупилась своими наворованными миллионами хитрая воровка…

– Свищ, откуда в тебе оно? Тебя этому на зоне, что ли, просветили?

– На зоне, дружок, там насчет совсем другого просвещают. Как жить по правилам. Со своими и с простыми мужиками. Я же, Винт, закончил два курса экономического. Кое-что поэтому я соображаю. В отличие от некоторых, которые «парились» вместе со мной.

– Не, я тебя не понял! – Винт встал, как вкопанный. – Ты скажи, чего меня за собой потянул? «Давай, давай, записывайся». Твои слова?

– Мои. Я от них и не отказываюсь. Но приехали мы с тобой сюда вовсе не для того, чтобы слушать красивые байки, а для дела.

– Для дела? Что тут нам делать? – глуша подступающую одышку, тщедушный человечек глубоко вздохнул и непонимающе оглянулся.

– А вот что… – Свищ показал своей рукой на разбитую витрину магазина. – Я еще днем приметил, что ее ненароком задели.

На самом деле, кинул камень в стекло сам Свищ. Сделал он пакость незаметно, коротким боковым броском. И вместе со всеми оглянулся только тогда, когда послышался резкий звон разбитого стекла. Но их колонна шла, не останавливаясь. Старшие отрядов строго следили за порядком. Мародерства не допустили…

– Вот мы с тобой сейчас и посмотрим. Может, что и есть…

– Так бы сразу мне и сказал, – Винт в возбуждении потер враз вспотевшие ладони. – А я себе все голову ломал…

Он все это время мучительно ломал голову и никак не мог взять в толк то, зачем они сюда притащились. Не из-за обещанных же суточных? Правда, он и по дороге времени зря, можно сказать, не терял. Ночью в поезде, когда все после хорошей, как оно полагается, вагонной пьянки вырубились, он быстренько прошелся по карманам. Снял жирные пенки.

Забирать все не стал, чтобы наутро не вышло большого шума. А по мелочи никто и не заметит. Вечером все до одного метали из своих карманов «бабки» на бочку перед очередной станцией…

Лазать по карманам своих товарищей он начал еще в школе. У кого ручку, понравившуюся ему, из пенала утянет. А у кого, как корова языком, слизнет мелочь, приготовленную для похода в школьный буфет.

Бывало, его ловили. Как оно водится в таких случаях, били. Иногда сильно. Иногда только так, для проформы. Росточка он был небольшого, а потому частенько ему доставалось по самой полной программе.

Силенок дать сдачи ему не хватало. Он мстил им исподтишка. Выходило подловато, но это ему приносило радость и удовлетворение.

Со временем он начал выискивать тех, кто был послабее его, чтобы на них безнаказанно вымещать свою злобу на тех, против которых его руки оказывались коротковаты…

– Свищ, – его глазки хитровато сощурились, – если ты у нас такой вумный как вутка и образованный, чего же ты на зону-то угодил?

– Жить захотелось получше. Ухватить от жизни много и сразу.

Импровизированный ночной митинг закончился так же быстро, как и начался. Стоило Стеценко отойти в сторону в сопровождении Иванюка и нескольких охранников, как народ разом остыл от охватившего его националистического угара и снова принялся травить анекдоты про то, как хитрющий хохол пытается своим никому ненужным салом заплатить за потребленный им газ. А когда сало наотрез отказываются брать, хохол начинает воровать. Упорно, долго в этом не сознается и только стыдливо краснеет, когда его хватают за руку на месте преступления.

Заглянул Стеценко в одну из палаток. Скромненько. Но им, вообще-то, не до комфорта. Матрацы и одеяла есть. Да и то ладно. Он вспомнил, как его забрили на военные сборы. Призвали в «партизаны». Привезли их команду на место общего сбора, всюду бардак, что не приведи Господь еще раз такое самому увидеть. Ладно бы только увидеть. А то пришлось ему самому во всем этом сплошном безобразии участвовать.

Поздней осенью жили в палаточном городке. Палатки рваные, видно, пятой категории. Как дождь, так внутри кругом лужи. По ночам стоял зверский колотун, зуб на зуб не попадал. Как в насмешку над ними привезли печи-буржуйки. Неукомплектованные. Колосников не хватало. Не хватало переходников и труб. Из трех-четырех собирали одну. Только вопрос: чем топить? Уголь кто-то разворовал еще по дороге на полигон.

На огромную кучку земли ссыпали полмашины угля, прикрыли бугор тонким слоем. Всем показалось, что на их век хватит. А прошел день, второй, и пробились бурые комья земли. А земля в печке не горит…

И кормили паршиво, он за эти два месяца килограмм десять сбросил, никак не меньше. Зачем, спрашивается, все эти новомодные диеты? Вот послать их всех на военные сборы, и делу конец. Вместо супа была какая-то болтанка. Черпал ложкой жижицу и бурно радовался, что подцепил крохотный ломтик картошки, временами больше похожий на очистку. Один-два на всю тарелку. Тушенкой в каше только пахло. Если сильно принюхаться к ней. При удачном раскладе можно было раскопать пару-вторую мясных волокон. Так отощали, что ко второму месяцу о бабах-то и думать уже перестали. Ноги едва таскали. Какие тут еще бабы…

– Семен, – Стеценко дотронулся до плеча своего помощника.

– Да, Тарас Григорьевич, – взгляд у Иванюка искательно забегал.

Угодливый и понятливый, он все время пытался предугадать желание своего начальника, потрафить ему. Авось, что с этого и перепадет.

– Семен, я заметил одну девочку… – Стеценко не договорил, нарочно сделал паузу, давая своему помощнику самому сообразить, что и к чему.

Чтоб будто и не его идея была, а инициатива доверенного человечка.

– Да-да, Тарас Григорьевич, – глазки у Иванюка заблестели, а на лице у него появилась понимающая улыбочка. – Вы не ошиблись.

– Я сегодня до утра лично дежурю… – многозначительно проговорил Стеценко. – И у меня есть пару свободных часиков…

Не глупцом оказался Семен Никитович, два раза ему повторять и объяснять нужды не имелось, он мелко-мелко закивал:

– Счас мы все организуем. Пройдемте. Тут у нас есть место для отдыха. Очень подходящее местечко именно для вашего случая.

– Там у вас тихо? – Стеценко беспокойно поежился.

В его положении репутация значила многое, если не больше того.

– Никто нам не помешает?

– Все предусмотрено. Именно как раз для деликатных моментов, когда человек желает пару часиков отдохнуть и расслабиться.

– Ну, смотри, Семен…

С опаской войдя в незнакомую ему квартиру, Стеценко оглянулся. Вполне прилично. Подошел к книжному шкафу. Люди интеллигентные. Везде чисто и опрятно. Неплохо подготовился Иванюк. Со своей задачей справился. Ушлые люди нужны. Самому ему заниматься такими делами не с руки. Не тот у него уровень. И вдвойне приятно, когда его мысли улавливают с полуслова, хватают на лету.

В дверь тихонько постучали.

– Входите, не заперто…

– Можно, Тарас Григорьевич? – на пороге конспиративной квартиры показалась запыхавшаяся девушка, торопилась она, часто-часто дышала.

– Верочка, рад тебя видеть, – Стеценко притянул ее к себе и жадно поцеловал. – А ты, ты меня рада видеть?

Конечно, Вера была рада видеть этого человека. Не так, чтобы была счастлива от встречи с ним, но все же. После той поездки в спортивный лагерь все дела просто чудесным образом сразу пошли в гору. Она уже четвертую сессию не могла пересдать зачет по физической подготовке. Потому и вынуждена была она крутиться целыми днями в спортзале, чтобы подвинуть это самое дело. Побыла на побегушках у скользкого, как ужак, и противного, как жирная крыса, Иванюка.

А тут негаданно представился случай разом решить все проблемы. Если, конечно, они со своей индивидуальной задачей вместе со Светкой справятся. И справились они. Даже, скорее всего, неплохо справились. Иванюк был на седьмом небе от счастья, когда его вдруг повысили. И тут же в ее зачетке да и в Светкиной тоже появились необходимые подписи. И все хвосты ликвидировались, как будто их и в помине не было.

Начались выборы, и она опять же со Светкой попала в предвыборный штаб их организации. И работали они, отнюдь, вовсе не за бесплатно, а за вполне приличные деньги. И все счастье за какой-то час-другой не самой тяжелой работы. Подумать только, вдвоем обработали мужика, здорового нормального мужика. Сами, к тому же, получили при этом немалое удовольствие. Отдохнули и отвлеклись от рутинной обыденности…

– Конечно же, я рада вас видеть, Тарас Григорьевич, – беззаботная улыбка осветила ее лицо. – Я часто вспоминала о вас.

– Ты вспоминала обо мне? – он с трудом оторвался от ее нежной шеи, оставляя на ней отчетливый красный след.

Его руки прошлись по большим пуговицам, распахивая куртку, стягивая ее с плеч. Показалась упругая, выпирающая из кофточки девичья грудь, и его глаза вспыхнули возбужденным огнем.

– Вспоминала. Еще как вас вспоминала, – Верочка приподняла вверх руки, позволяя ему беспрепятственно стянуть с себя свитер.

– Недобрым словом? – Стеценко отступил на шаг и прищурился.

А как хороша чертовка. Чертовски хороша. Знает, что оно ей идет, и ничего не надевает на крепкие грудки. Вон как вызывающе просвечивают сквозь тонкую полупрозрачную ткань уже напрягшиеся острые кончики.

– Почему же? – девушка хмыкнула. – Вы мне понравились…

Мужские руки по-хозяйски прошлись по девичьим плечам, гладя и лаская их. Скользнули к отвороту блузки.

Проворные пальцы расторопно пробежались по маленьким пуговкам, с ловкостью расстегивая их. Показались розовые полукружья. Он дотронулся до их кончиков. Сначала пальчиком. Потом двумя…

– Ой! – она шумно выдохнула. – Тарас Григорьевич…

– Да? – он оторвался и прекратил игру с нежной плотью.

Что-то насторожило его в изменившемся тоне девичьего голоска.

– Я, понимаете, уже почти сутки в одежде. Мне бы того… помыться бы надо, – девушка смущенно улыбнулась. – Мне неловко…

Она боялась, что может вызвать у мужчины неприятные ощущения, отвратит от себя. Да и сама чувствовала себя не совсем комфортно.

– Вот ты о чем, – он подмигнул одним глазом и небрежно взмахнул рукой. – Пустое. Мне нравится твой запах, – он с наслаждением потянул в себя наполненный девичьим присутствием воздух.

Стеценко почувствовал этот тонкий аромат, как только она вошла. Бывает, что запах невыносим. И ничем его не забить. Никакими духами и дезодорантами. Смешиваясь с парфюмерными, запах человеческого пота может вызвать острое отвращение. Но не в этом случае.

Еще больше возбуждаясь, мужчина провел руками по ее плечам, и блузка скользнула вниз. Прошелся по бокам и опустился к узкой талии.

– В тебе все прекрасно. Даже запах пота. Так бывает…

Освобожденная от застежки короткая юбка медленно спала к ногам. Верочка моргнула. Красиво говорит и дело свое знает. Большая редкость. Одним движением стянул с нее колготы, что говорит о богатом опыте. Жадный язык раздвинул ее трепещущие и ждущие губы и сладко потянул из нее соки, вздымая вихрь внутри нее, пробуждая желание, распаляя кровь. Бесстыдные пальцы гуляли по всему ее телу. Нет, она больше не может терпеть. Пора, пора ей брать инициативу в свои руки. Девушка улыбнулась и опустилась на колени…

– А где твоя подружка? – спросил Стеценко, повязывая галстук.

– Светка? – будто споткнувшись об неожиданный вопрос, девушка насторожилась, не понравился ей вопрос про подружку.

Поправляя сбившуюся прическу, мужчина тщательно разглядывал себя в зеркале. Ничто в его облике не должно выдать то, что только что случилось в этой комнате. За этим важным занятием он не заметил, как дрогнул голосок у Верочки, не обратил даже внимание.

– Она самая, – заговорщицки подмигнул Стеценко.

– Ее смена завтра. Сутки дежурит она. Сутки я дежурю… – отвечая, Вера говорила медленно, тщательно подбирая слова.

Неспроста, нет, неспроста он выпытывает про ее подружку.

– Вы, Тарас Григорьевич, зачем про нее-то спросили? Я вам сделала что-то не так? – обида все-таки вырвалась наружу и проскользнула в ее словах. – Если что-то было не так, вы мне скажите! В следующий раз я постараюсь все исправить и сделать все по самому высшему разряду!

– Нет-нет, Верочка, – мужчина ласково погладил ее и, многое поняв, поспешил успокоить. – Все прекрасно. Мне хотелось ее тоже увидеть.

– Понятно… – несколько потерянно произнесла девушка.

Теперь ей все стало ясно. Ему, видно, мало одной. И какое ей дело? Он большой начальник, ему видней. Сколько, когда ему, походя, щупать безотказных девок, как она сама. Или она стала рассчитывать на что-то больше, чем их скоротечные встречи?

– Верочка, не стоит воспринимать все близко к сердцу, – Стеценко погладил девушку по щеке. – Будешь сильно за все переживать, то скоро-скоро состаришься, морщинки пойдут по твоему миленькому личику.

Мужчина внимательно посмотрел на нее. Кто ему больше нравится? Она или ее подружка? Трудно вот так сразу взять и сказать. Вот об этом он завтра и узнает. И тогда уже, может быть, и примет окончательное решение. Выберет одну из двух. Или оставит их обеих. Для той самой конкурентной борьбы. Чтобы старались изо всех сил в борьбе за него…

Приближаясь к станции, состав стал потихоньку сбавлять свой ход, очень плавно притормаживая, чутко оберегая покой своих пассажиров. Чуть только качнуло, за окном раздался скрипучий металлический голос, в котором с трудом, но еще можно было разобрать:

– Скорый поезд… прибыл на первый путь. Стоянка – десять минут.

От полусонного, плохо разборчивого, но зато довольно громкого и хриплого бульканья девушка очнулась.

– Не знаете, это уже не Котовск? – она встряхнула головой, отгоняя от себя свои полузабытые воспоминания.

– Нет, Аленка, это Раздельная. До Котовска еще часа два пилить, – Оксана тепло улыбнулась, увидев на девичьем лице следы крайнего нетерпения. – Еще по стаканчику чаю?

Девушка тотчас вскочила со своего места, с радостью бросившись исполнять просьбу своей попутчицы. Женщина нравилась ей все больше и больше. Видно было, что дама недостатка в средствах не испытывала. Глазом даже не моргнула, отказалась от ее денег за билет. А стоит он немало. Это почти столько, сколько она смогла наскрести себе на дорогу. А сколько и какой еды выложила ее соседка на стол? Ничего не жалея и с бескорыстным радушием предлагая все ей? Богатая Оксана, но не жадная. Встретить подобное сейчас – большая редкость. Это ее большая удача. А как внимательно эта женщина слушает ее. Так и хочется все ей рассказать и излить всю свою душу. А может, тут просто эффект дороги? Знает же, что больше, наверное, никогда этого человека не встретит, и поэтому с легкостью выкладывает все свое наболевшее…

…Маленькая девочка, прикусив розовый язычок от усердия, с особой тщательностью выводила в своей тетрадке идеально ровные палочки и закорючки. А вот ее сосед, как метеор, нарисовав их вкривь и вкось, косился на нее своими очень живыми и подвижными глазенками.

Ему нравилось смотреть на милую соседку. Получив за классную работу очередную жирную тройку за свое посредственное старание, не проявленное в полной мере, мальчик беззаботно хмыкал, переворачивал лист на чистую страничку, и все повторялось. Изо дня в день.

Странно, но вот все домашние задания у него почему-то выходили вполне аккуратными. Может, девочка плохо на него влияла? Может, это она отвлекала мальчугана во время уроков и мешала ему учиться?

Родители парня, точнее, его мамаша побежала в школу разбираться. Под угрозой оказалось будущее их родного дитяти. Последовательно устроила сцену сначала в кабинете у директора, а потом и в учительской.

Увидев превосходные оценки Аленки, ее аккуратные тетрадки, она пришла в недоумение. Нет, не девочка плохо влияла на их сына, а что-то другое влияло. Впрочем, ничего плохого она в этом пока не увидела.

Каждый день мальчуган провожал маленькую Кнопку до самого ее дома. С утра, как штык, торчал у ее подъезда. Как должное, принимал из ее ручонок портфель и важно шествовал за ней. Плевать он хотел с высокой горки на то, что называли их женихом и невестой. Возвращались из школы вместе. Порой их путь проходил по замысловатой кривой. Петлял и кружил. И никак они не могли дойти до подъезда ее дома.

Быстро пролетели первые три начальных класса. Каким-то чудом они перешли сразу в пятый класс и почувствовали себя почти взрослыми.

Нежная дружба, взявшая свое начало с самой первой в их жизни школьной линейки, крепла. Теперь мальчик не только провожал свою соседку по парте до дома. В какой-то момент они стали проводить вместе почти все свободное время. Родители записали Аленку в спортивную секцию, на гимнастику. И тогда Михась в самой ультимативной форме потребовал от своих предков, чтобы и его отдали в спортивную школу. Куда? Не имело значения. Лишь бы быть рядом со своей подрастающей и с каждым годом тянущейся вверх соседкой.

Вместе возвращались из школы. Потом спешили во Дворец спорта. После тренировок он провожал девочку домой. Время от времени, а потом все чаще и чаще делали вместе уроки. Когда кого-то из них двоих не было рядом, то второму просто ни о чем другом не думалось.

Давно у них распределись обязанности. Аленка тщательно готовила домашнее по русскому, а Михась с порой непостижимой скоростью расправлялся со всеми труднейшими задачками. Потом добросовестно друг у друга переписывали. Освобождалось определенное количество времени. И они шли гулять по городу. Ходили в кино. Родители, наблюдая в их дневниках хорошие и отличные отметки, дружбе особо не препятствовали. До поры, до времени это всех устраивало.

Две тени осторожно проникли в темное помещение сквозь разбитую витрину. Под ногами противно скрипнули осколки стекла, и они замерли, прислушиваясь к звукам ночного города. Все спокойно. Город заснул. Та самая его часть, что днем добросовестно трудилась, а ночью отдыхала.

– Бляха! Хоть глаз выколи! – сквозь зубы выругался Винт, когда они, толкнув дверь, попали в темный коридор.

– Ш-ш-ш! – зашипел Свищ и достал из кармана пальчиковый фонарик. – Не дрейфь раньше времени. Со мной не пропадешь.

– А что мы ищем? – Винт с интересом оглянулся по сторонам.

Узкий коридор и двери. Одна, вторая, третья…

– Магазин с украшениями. Только, бляха, витрины все пустые. На хрен нам порожний паровоз с пустыми тележками.

– А как ты думаешь, где они товар хранят?

– А хрен их всех мама знает, – Винт неопределенно пожал плечами. – А ты сам-то на этот счет… как думаешь-то?

На этот счет у Свища имелось собственное мнение:

– Где-нибудь в подсобке. Если, конечно, днем все не вывезли. На месте хозяина я так на всякий случай и сделал бы.

– А если они все забрали?

– Значит, нам с тобой не повезло.

Открыли одну дверь и попали в туалет. Нужное дело. Уже начинало подпирать. От холода и волнения. Сразу как-то стало легче. И на душе, и в мочевых пузырях. Весело переглянулись они и потопали дальше по коридору. Снова дверь. Дерг, дерг рукой. Но дверь, зараза, не поддалась.

– Будем ломать? – в глазах у Винта загорелись хищные огоньки.

Это уже что-то. Если дверь закрыта, значит, за нею должно быть что-то ценное. Вот туалет запирать же не стали.

– Зачем? – Свищ вытянул перед собой связку отмычек.

– Ну, ты, бляха, затарился! – уважительно протянул Винт. – Все, бляха, предусмотрел. Заранее все приготовил.

– В отличие от некоторых, яки… – на тонких губах у Свища заиграла насмешливая улыбка, и забулькал короткий язвительный смешок.

Он вставил в замочную скважину свои приспособления. Отмычки достались ему по наследству от родного дяди, старого «медвежатника». Он же и передал родному племяшу все тайны своего мастерства.

На этом Свищ и погорел по первому разу, когда учился в институте. Кто-то надоумил его, что если вскрыть сейф в преподавательской, то там можно достать варианты контрольной работы и ответы к ним. Так он с одним своим дружком и проделал. Себе взяли и кое-кому прихватили. Продали за «бабки». Понравилось. Еще раз повторили. Еще. А потом их накрыли. Кто-то сдал из своих же товарищей. Жаба задавила…

Дверь поддалась, стала уходить вглубь небольшой, глухой, без окон комнаты. Узкий луч света поочередно выхватывал из темноты небольшой диванчик, стол, телевизор, кресло, шкафчик. И, наконец, сейф.

– Оп-па! – не удержался Винт. – Попался голубчик. Сейчас, сейчас мы тебя, родненького! Живо распотрошим, как замороженную курицу.

– Тихо ты! – Свищ предостерегающе поднял руку. – Соседи сверху могут услышать. А нам оно совершенно ни к чему.

– Понял, – напарник тут же притих и отступил чуть в сторону. – А ты… это… с ним справишься?

Первые секунды восторга прошли, на их место заступили сомнения.

– С этим, что ли? Гм… – Свищ презрительно хмыкнул. – Легко. Пожалел хозяин «бабки». Но, чтоб не сглазить, пока помолчу.

Выпорхнув из двери, Верка вприпрыжку покатилась вниз по лестнице. Черт! Надо же было этакому и именно с нею случиться! Нога промахнулась, скользнула по краю мраморной ступеньки. Потеряв вдруг опору, тело стало стремительно наклоняться вниз. Ну, все. В ее головке успела мелькнуть мысль о том, что этот столь хорошо начавшийся вечер настолько плохо для нее закончится. Эх, лишь бы только не лицо…

Сколь долго длилось ее падение, трудно было сказать. И вдруг чьи-то сильные руки в самый последний момент подхватили ее, рванули на себя, смягчили, погасили скорость, приняв удар на себя. Толчок был настолько силен, что ее спаситель не устоял на ногах, опрокинулся на спину, однако, не отпуская девушку из своих рук и крепко прижимая ее к себе.

Сила инерции толкала его назад, и он, упав на бетонный пол, больно ударился головой о стенку. Огненные круги, расширяясь, побежали перед его глазами. Ладно, еще вязаная шапочка была на голове, чуть ослабила, амортизировала удар. Девичьи губы скользнули по его щеке. Они вкусно пахли, и он забыл о боли. На секунду прижался к ним и отпустил.

– С мягкой вас, красавица, посадкой, – выдавил он из себя. – Куда мы эдак низко летели? На бреющем, считающем ступеньки полете.

– Миха? – девушка успела прийти в себя. – Ты что тут делаешь?

В темноте чужого подъезда, куда ее саму привела, если и не сказать, что чистая случайность, но стечение обстоятельств – это уж точно.

– Тебя охраняю… – простодушно признался Михась.

– От кого? – хмыкнула Верка, ощущая тяжесть его рук.

Только почему-то желания оттолкнуть их в себе она не находила.

– От тебя самой, красавица, – ухмыльнулся парень, ощущая теплоту ее тела. – Не будь меня, что сейчас тут с тобой случилось бы?

– Не говори, не надо… – девушка передернулась. – Миха, скажи, тебе не больно? – заботливо спросила она, лежа на нем, вспомнив, как что-то отчетливо и с характерным глухим стуком шмякнулось об стенку.

– Поцелуй меня, – прошептал он с непонятной надеждой, ощущая возле себя вкус девичьих губ и ее горячее дыхание. – Может, пройдет.

Что-то теплое и влажное коснулось его, и он задохнулся от этого ощущения. С опаской язычок нащупал гладкую эмаль, проник дальше, не встречая на своем пути никакого сопротивления. Наоборот, ему там были очень рады. Или ему оно только показалось? Нет-нет, не показалось…

Громко стукнула дверь внизу, послышались шаги. И кого же несет на самом интересном месте? Не могли бы еще чуточку подождать?

– Потоцкий, ты где? – раздался в темноте бодрый голос Иванюка.

– Тут я, – ответил парень, быстро поднимаясь и вставая на ноги.

Компрометировать девушку в его ближайшие планы не входило.

– У окна стою… – добавил он.

– Верка еще не вышла? – шаги поднимались все выше и выше, двумя проемами ниже показалась голова.

– Со мной стоит… – парень осмотрел девушку сверху донизу.

Кажется, все в порядке. Никаких следов недавнего падения и всего за ним последовавшего не наблюдалось.

– Ты давай, отведи ее в штаб, – Иванюк скользнул по ним ничего не значащим взглядом и стал подниматься выше.

Они для него никто. Одни из многих. Не станет их завтра, он и не заметит их отсутствия. На их место придут другие, заполнят брешь.

– Ты слышал, что я тебе сказал? Нечего тут без дела торчать.

Подошел к знакомой двери и аккуратно постучал. Стеценко стоял рядом, в нетерпении ожидая того, как за ним зайдут, и сразу же открыл.

– Тарас Григорьевич, все в порядке? – заискивающая улыбка скакала и бегала по лицу Иванюка.

– Да, Семен, можно идти, – Стеценко поправил перед зеркалом галстук, запахнул пальто.

Переминаясь на коротеньких ножках, Семен ел начальство глазами, наполненными собачьей преданностью и готовностью служить и дальше:

– Как вам у нас, понравилось?

– Все хорошо продумано. Продолжай в том же духе. Как придем к власти, я тебя не забуду. Девочке выпиши-ка премиальных. Да не жалей ты, не жалей. Не свои же гроши отдаешь. Придумаешь, как оформить. Старательность треба поощрять, вовремя подпитывать источник…

Свищ посветил на сейф и выбрал нужную отмычку. Затаив дыхание, Винт смотрел на священнодействующего дружка. У него так никогда не получалось. Энто, стоять на шухере или чистить уже вскрытый ларек или магазин, энто, пожалуйста. Поэтому он всегда-то у кого-то на подхвате. Чаще всего у того же самого Свища. Ну, с ним можно на дела ходить. Много из себя не строит. Не то, что некоторые. Мнят из себя, хрен весть что. Хотя на самом деле и в подметки Свищу не годятся. Зато у них по нескольку ходок. Тело все в наколках. Вот и все их заслуги…

Металлический крючок в руке Свища плавно провернулся, дверца с тихим скрипом – не могли ее смазать – подалась вперед. Еще мгновение, и все встанет на свои места. Пан или пропал. Пан или…

На этот раз удача не отвернулась. Светящийся кругляш выхватил притаившиеся футлярчики и коробочки с колечками, цепочками.

– Я же говорил, что, – Свищ самодовольно усмехнулся, – что хозяин магазина очень большой жмот. Пожалел «бабки» на нормальный сейф. Теперь, небось, локти себе будет кусать, когда узнает. Да поздно будет. Цацки-то к его приходу будут уже того, тю-тю! Небось, волосы дыбом у мужика встанут, седины добавится, когда узнает про ночной налет неизвестных воров. Когда все увидит своими глазами…

А Сергей, хозяин небольшой сети магазинов и ювелирных отделов «Диамант», и ни сном и ни духом не ведал, что некто в этот самый момент нанес по нему и по всему его бизнесу весьма ощутимый удар. Лежал спокойно на широкой кровати с довольно смазливой девицей и даже не думал о том, что подобное с ним может когда-то случиться.

С самого утра ему позвонила Лялька – продавщица одного из его магазинчиков и с придыханием в голосе от охватившего ее приступа удушливого страха сообщила, что по улице вдоль и поперек шатаются толпы бездельников, распугивая своим видом всех нормальных клиентов. Покупать – они не покупают. Только перебирают товар. Так и норовят что-нибудь упереть. Стоит только чуть зазеваться, и нет на прилавке колечка или цепочки. И кто, спрашивается, потом за все будет отвечать?

Продавщица была права. Когда-то в каждом его магазине или же в небольшом отделе большого супермаркета стоял охранник. Но потом он подумал и со временем эту штатную единицу сократил. Для уменьшения своих издержек. Посчитал охрану за что-то излишнее. Зачем еще платить одному абсолютно лишнему, как он совершенно справедливо посчитал, человеку? Если нужды в нем почти никогда не бывает.

Но в тот раз был не тот случай. В последние дни в городе стало очень неспокойно. Майдан собирал вокруг себя не только истинных радетелей за справедливость, но и разного пошиба сброд. От отпетых гастролеров можно было ожидать что угодно.

Сергей все понял и сразу направился в ее сторону. На всякий случай он свою машину оставил на соседней улице. И правильно сделал. Проезд там оказался перекрыт. Прилично перепуганная девушка встретила его появление с радостной и облегченной улыбкой. Быстро в четыре руки собрали они товар с витрин. На прилавке выросла груда коробок.

Поморщился он, вспомнив, что все добро придется тащить на руках на виду у праздношатающегося люда. Это был не лучший выход.

Митингующее запросто могли огреть его короткими дубинками, и прости, прощай. Лучше все оставить в сейфе. И чего над этим голову еще ломать? Раньше так и делали. Оставляли на ночь и с собой не возили.

С утра подходила машина из фирмы и доставляла новый товар. А с вечера инкассатор забирал с собой всю выручку, составлял список того, что необходимо им подвезти. Дело было неплохо отлажено. Золото брали в Турции. А продавали его, как изготовленное в Италии. Народ толком не разбирается. Все принимает за чистую монету. Свято верит всему тому, что ему впихнут. Главное, что цена-то его, народ, устраивает…

Содержимое сейфа быстро перекочевало в объемистую сумочку. Под руку попалась видеокассета. Свищ оглянулся. Телевизор стоял в углу. Вот и видеомагнитофон скромненько притаился в уголочке.

Приемный механизм с хищной готовностью проглотил кассету.

– У, бляха! Вот дают! – Винт, захлопав глазами, уставился на экран. – Кто энто бабу лихо жарит? Смотри, может, энто в Турции?

Здоровый мужик с мускулистым торсом самозабвенно занимался любовью со светловолосой красоткой, томно изгибающейся под его жгучими ласками. Вдалеке, на заднем плане, угадывались пальмы…

– Может, – Свищ безразлично пожал плечами. – Какая мне разница? Хотя, кино ничего вышло. Я бы не отказался кого-нибудь поиметь. Это не наш ли хозяин снимал? – в его голову пришла одна интересная мысль.

И Свищ нисколько не ошибался. Автором и режиссером фильма был сам Сергей. Хозяин сети магазинов лично подбирал девушек для работы в них. Семья, конечно, у него стояла на первом месте. Он о ней всегда заботился. Не меньше внимания он уделял и самому себе. В свое время он удачно женился. Тесть дал ему деньги на раскрутку. Первое время он глаз не сводил с молодой жены. Но со временем оно все ему приелось. Душа требовала полета, разнообразия. Его, как он считал, утонченная натура не могла долгое время находиться с одной и той же женщиной.

Время от времени брал одну из понравившихся ему продавщиц и отдыхал с нею. Снимал с себя стресс. Мог забрать ее на полчасика или же часа на два, на три. Смотря по обстановке. Мог, конечно, и завести ее в подсобку и по-быстрому разгрузиться.

Если приглянувшаяся ему девушка оказывалась вполне на уровне, то он мог предложить ей прокатиться вместе с ним на один из курортов. Совместить приятное с полезным. Произвести закупку очередной партии товара и заодно отдохнуть. Там и проводились экзотические съемки…

Парень и девушка вышли из подъезда. Верка вдохнула полной грудью и взяла своего провожатого под руку.

– Миха, как хорошо на свежем воздухе! – тихим голосом произнесла она. – Знаешь, как чувствуется! Весь день провела в тесной комнатушке. Спертый и прокуренный воздух, вдыхаемый и выдыхаемый десятком людей. Постоишь тут со мной?

– Мы с удовольствием, – парень улыбнулся и подул на сбившуюся девичью челку. – Кажется, нас прервали? На самом интересном месте.

– А? – Верины мысли где-то уже витали, вдалеке от этого места. – Ты о чем-то меня спросил?

– Я говорю, что нас прервали, – он усмехнулся, дотрагиваясь пальцами до ее щеки. – Кто-то, помнится, что-то мне обещал.

– Я? – девушка хитровато прищурилась.

Парень ей нравился. Давно она приглядывалась к нему. От дружбы с ним она не отказалась бы. К тому же, он только-только, что называется, спас ее. Не от смерти. Но от синяков, ушибов или переломов уж точно. И от асфальтной болезни. Надолго она вышла бы из строя. Как показаться на людях с битым лицом? В самый-то для этого неподходящий момент. Когда деньги сами плывут в руки. Только успевай и подставляй ладошки.

Сумеет ежели она побольше денежек поднакопить, то и проблем со сдачей сессии не станет. А то она все голову ломала над тем, что будет делать весной. Некоторые из их преподавателей настолько забурели, что уже в наглую устанавливали не всеми и не всегда подъемную таксу. Не дать в «лапу», зачет ни в какую не ставят. Кошмар какой-то…

И Миха ей нравился. Она с большим удовольствием начала бы с ним встречаться. Хоть сейчас. Тем более что после встречи со Стеценко осталась у нее внутренняя неудовлетворенность, так и засела там. Мужик он то, что надо. Но почему-то думал только о себе. Нисколько о ней не позаботился. Урвал свое и отвалился в сторону. А ей не хватило совсем немного. Прервали грубо ее на самом предпоследнем вздохе. И даже не глянул в ее сторону. Как будто ее вовсе и не существует. Как будто она вовсе и не живой человек, а аппарат для удовлетворения его желаний.

– Ты хочешь, чтобы я тебя поцеловала? – лукаво выдохнула Верка.

– Хочу, – парень кивнул головой.

По голосу девушки он понял, что та не прочь с ним поиграть. Он еще не знал, докуда может завести их эта игра, но был готов идти до конца.

– А на что-то большее у тебя слабо? – приблизившись к нему, прошептала девушка. – Что, слабо?

– Слабо? У меня? – Михась подхватил ее и куда-то потащил.

Не стоит с ним опасно шутить! Ее слова разожгли в нем дремавший огонь. Он совсем не каменный, и в жилах у него течет не водица.

– Давай направо, – подсказывала Верка. – В подъезд! Нет-нет! Не туда. Давай в другой подъезд! – на ходу завернула она парня, рванувшего напролом туда, откуда они только что вышли.

Возможная и вполне вероятная встреча с Иванюком и Стеценко ее никак не прельщала. Вот это был бы совсем для нее нежелательный исход пока еще столь благополучно для нее складывающегося вечера.

– Чего? – Михась непонимающе завертел башкой.

– Мы там уже были…

– Понял-понял я! Не дурак!

Наконец, и до него дошло, и короткий смешок вырвался наружу.

– Пусти, дальше я сама, – горячечно шепнула она и выскользнула из его чуточку ослабших объятий.

Не желая выпускать из своих рук желанную добычу, парень буркнул:

– Чего еще?

Быстро перебирая ножками, Верка обернулась к нему на ходу:

– Побереги силенки. Еще пригодятся.

– Ты думаешь? – не задумываясь, выпалил он, едва поспевая за девушкой. – Думаешь, я не смог бы донести тебя? Не слабак я…

– Туда-то ты меня, может, и донесешь! Дурное дело нехитрое. Но, что я потом с тобой делать-то буду? С высунувшим от бессилия языком.

– Вот ты в каком смысле! – парень моргнул.

Он и не знал, что Верка заводная. Думал, что она холодная, смотрит на всех свысока. Задирает нос, путается с шишками. Думал про нее, как про дешевую подстилку, пока торчал под дверью той самой квартиры.

Но постоял он с ней рядом немного, поговорил. И вот, оказывается, что она совсем другая. Пяти минут близкого с нею общения хватило, чтобы понять ее душу, заглянуть в нее. Что-то на это похожее, похожее на родство душ, у него уже было. Да, было. В раннем детстве…

Свищ смотрел на экран, и в голове его зрел план. Сам по себе. А пока он смотрел и наслаждался красивыми девушками. Сколько же их у этого козла? Надо так понимать, что это его продавщицы. Точно. Вот перед его глазами мелькнул знакомый план. Это безо всяких сомнений комната, в которой они сейчас находились. Скорее всего, что снимали тайком. Девушки, наверно, и не догадывались, что их запечатлевают на видео.

Свищ поднялся и прошелся, внимательно оглядывая угол, в котором должна была стоять камера. Так и есть. Вот и она, родная. Он протянул руку и достал коробку с отверстием. В ней скромненько и притаилась портативная видеокамера. Одна из самых последних моделей. Сама по себе стоит бешеных «бабок». Тоже неплохо. Совсем неплохо. Вот как бывает, если подойти к процессу вдумчиво и с пониманием.

Собрав кассеты, Свищ отправил их в свою сумку. Пора убираться. И так они задержались. Делать здесь больше нечего. А это кино и потом, в другом месте, можно посмотреть.

Пока одни бегали с плакатами на Майдане и хором скандировали лозунги, он времени даром не терял. Седьмые сутки пошли, как они шастают здесь, и он за это время успел познакомиться с одной бабенкой.

С сестричкой из медпункта. В первый же день он обратил внимание на тихую девушку. Не из-за ее красоты. Как раз и наоборот. Лицо ее с частыми мелкими оспинками даже в первом приближении трудно было назвать миловидным. Скромная и простенькая одежонка. Невзрачная наружность. Полуопущенный взгляд. Робость и страдание в глазах.

На невзрачную бабу вряд ли кто особо позарится. Ну, если бы это было в полевых условиях, когда кругом одни мужики, то, конечно. Там любое бревно за стройную березку запросто сойдет. Помнится ему, когда служил в армии, на полигоне у одной палатки, где жили две женщины из медсанчасти, всегда выстраивалась очередь. Одна сестричка выглядела еще и ничего. А вторая была лет за сорок. Грузная. То ли двойной, то ли тройной подбородок без всякого перехода упирался в ее мощную грудь. И на это не смотрели. А что еще поделать, если выбора не имелось.

А тут девчат не меньше, чем самих парней. Студентки на любой вкус. Высокие, стройные и красивые. Молоденькие. А этой лет, наверное, под тридцать, а то и больше. Может, он, конечно, в этом и ошибался. Это просто, может, одежда ее, чуть ли не монашеская, сильно старила.

И сразу же он навел все справки. Ее и врачиху прислали из какой-то поликлиники. Они не те самые добровольцы, которые тут протестуют за хорошие «бабки», что исправно и своевременно приплачивают. Их, этих баб, пригнали насильно. И вкалывают они за копейки. За одну свою нищенскую зарплату, которую им еще, бывает, и месяцами задерживают.

И Свищ моментально просек момент и складывающуюся обстановку. Именно такая женщина ему и нужна. Та, на которую никто другой внимания не обратит, а он посмотрит. Потому что знает, хорошо знает, что именно из таких невзрачных женщин получаются самые преданные подруги. Если, конечно, суметь растопить их сердце, сжавшееся в один твердый и колючий комочек. А он знает, как это можно сделать.

Постоял он в палатке минут пять, прислушиваясь к разговорам. Узнал, как зовут девушку. Лида. Хорошее имя. Но подходить не стал. Ни к чему пока все это. Время не настало. Не поленился он и метнулся в поликлинику. Узнал все про медсестру по имени Лида, отправленную на передовые позиции. Одинока. Проживает в отдельной квартире. Удача. На такое он и не рассчитывал. В том смысле, что на отдельную квартиру.

Вернулся он, зашел в палатку. Оглянулся. Подхватил стоявшую в углу пустую тридцатилитровую флягу из-под воды и бегом отправился на поиски ближайшего крана. Набрал воды, принес и молча поставил.

И был удостоен немого и удивленного взгляда. Усмехнулся в душе и присел перед печкой-буржуйкой, дымившей, не желавшей разгораться. Дым-проказник куражился над ними, шел не в трубу, а через все щели. Бывает, если что-то установлено не так, не по правилам. Вышел на улицу и покрутил переходники и соединительные трубы. Поймал направление ветра, задувающего внутрь, и развернул железку по баловнику-ветру.

В печке загудело. Рыжие язычки принялись лизать березовое полено. В палатке потянуло теплом. Это было замечено и оценено. Лида то и дело кидала взгляды в сторону молчаливого мужчины. Ходит, помогает. Взамен ничего не просит. Врачиха, непонимающе пожимая плечами, было, шепнула, намекнула на то, что, может, чудному парню нужны лекарства из тех, что содержат наркотики. Но у них таковых и нет. Откуда такие. Зря, мол, потому клиент старается, из кожи вон лезет.

Но, видно, и этого ему не нужно. Давно попросил бы, не выдержал. И что же ему нужно? Что потребно от них этому человеку? Время шло, а ответов на эти вопросы все как не было, так и не стало.

Ближе к пяти часам в палатку забежал местный распорядитель, как они его про себя прозвали, всех этих беспорядков. Окинул мужчина все своим командирским взглядом. Вышел. Но вскоре вернулся и не один.

И, к их несказанному удивлению, оставил им на двоих с врачом кучу всяких продуктов. Да столько их те ребята принесли, что ей самой и не утащить. Мука, сахар, крупы. По парочке еще разных консервов. Сказал, что выделили сухой паек на целую неделю. Не забыли и про них.

Самой не утащить и оставить жалко. До утра растащат, точно все растащат. Волки вокруг стаей рыщут. Только и смотрят, где и что плохо лежит. Видно, не все собрались по душевному призыву. Многие прибыли сюда, как стервятники, в надежде на легкую наживу.

А ей все это не помешало бы. Продуктов хватит на целый месяц. И на сэкономленные деньги она сможет купить себе новую кофточку. Старая уже до того затаскалась, что стыдно в ней показываться на людях. Ладно, белый халат ее еще как-то прикрывает. А то срам один, да только…

Наметанным глазом Свищ мгновенно уловил женские сомнения, увидев ее беспомощный и остро жалеющий взгляд, направленный на гору продуктов. Он сразу понял. Хрупкой женщине столько с собой не унести, и бросить жалко. Он метнулся в палатку и принес объемистую сумку.

– Я вам помогу, – сухо произнес он и принялся укладывать пакеты.

Протестующие женские кисти стремительно взлетели вверх:

– Нет-нет, что вы, не надо. Спасибо…

– Спасибо мне скажете потом, – как отрезал мужчина.

– Спасибо… – натолкнувшись на невидимую преграду, женские руки беспомощно остановились, надломившись, застыли. – Я живу далеко, – она бросила последний, самый действенный, по ее мнению, аргумент.

– А мне особо торопиться некуда, – рассудительно произнес Свищ. – Мы застряли надолго. Длительная прогулка моему здоровью не повредит, только пойдет впрок. Я правильно излагаю, товарищ доктор?

– Не повредит, не повредит, – усмехнулась врачиха, непонимающе пожав своими плечами. – И ей не повредит, если кто-то ее приласкает… – добавила она, но про себя, чтобы ее никто не услышал.

Чего на вид весь справный мужик в их пигалице нашел? Весь Майдан девками усыпан. Выбирай. Одна краше другой. Ходят и предлагают себя на выбор. Хотя, как говорится, на цвет и на вкус товарищей нет. О вкусах не спорят. Видно, сдвинутый вкус у мужика. Своеобразный. А вот у ее мужа вкус тот, что надо. Она поднесла к уху телефон:

– Жора, подъезжаешь? Жду. Только тебя. Ты у меня единственный. Жду-жду… – непонятная улыбка гуляла по ее красивому лицу.

Наверное, кривящиеся в усмешке женские губы могли бы многое поведать из того, что не очень-то понравилось бы мужским ушам.

– Ладно, Лидка, – врачиха договорила и повернулась к своей помощнице, – до завтра. Смотри только, не опаздывай…

Она снова усмехнулась, окинув пристальным взглядом эту странную парочку. Красивого стройного мужика и невзрачную на вид женщину.

– Мне страшно неудобно, – прошептала Лида. – Она так на нас посмотрела. Будто мы с вами совершаем что-то нехорошее.

– Каждый судит в меру своей распущенности, – философски изрек Свищ, перекладывая поклажу из одной руки в другую. – И всем хамкам рот не заткнуть. По простой причине, что рук не хватит. Сама-то, небось, по мужикам бегает втихаря от мужа. На чувственной роже, холеной, у нее все ясно прописано. Или же я сейчас… малость того… ошибаюсь? – он остановил на женщине внимательный взгляд.

Лида смутилась, по ее лицу побежали красные пятна. Об этом можно думать. Но как об этом можно говорить вслух? Это все неприлично. Это та потаенная часть жизни, которую следует обходить стороной.

– Не знаю я. Может, и бегает, – произнесла она нерешительно.

Бегает-бегает. Цветы врачихе один поклонник все время носил. Раз она вернулась в кабинет во время обеда. Что-то забыла, хотела забрать. Но только попасть в помещение не смогла. Ключ был вставлен изнутри. Тогда она тихонько присела и стыдливо заглянула в щелочку. Увидела голые мужские ягодицы и свешивающиеся со стола женские ноги…

– Нет, бегает. Точно бегает, – набравшись духу, выпалила женщина и покраснела еще гуще. – Я сама как-то видела, как к поликлинике во время обеда подъехал не ее муж и она села в его машину. А вернулась с опозданием, вся раскрасневшаяся. А в глазах утомленность и ленивая пресыщенность. И пахло от нее в тот раз по-особенному.

– Ага, – Свищ степенно кивнул головой. – И я о том с первого на нее взгляда подумал. Шустрые глаза у врачихи. Светятся, словно рентген.

– Почему вы об этом подумали? – извечное нешуточное женское любопытство превозмогло природную робость.

– Смотрит на мужиков оценивающе. Словно перебирает их…

– А что, что вы подумали обо мне? – спросила Лида и отвернулась в сторону, чтобы не видеть его глаз.

– Ты хорошая. Ты мне понравилась.

Остановившись, женщина порывисто повернула к нему свое лицо. Он просто издевается над ней. Он сказал, чтобы сделать ей больно.

– Я вам понравилась? – она горько усмехнулась. – Повторите…

– Да, ты мне понравилась, – повторил мужчина и тепло улыбнулся.

– Врете вы все! – в сердцах выдохнула Лида. – Нет, это уже слишком. Вы или же окончательный ханжа или просто слепец, который ничего не видит. Посмотрите на меня. Что вы во мне нашли такого? Про таких, как я, говорят, что одна кожа да кости. Раньше на селе таких, как я худышек, ледащими дразнили, замуж не брали. Зачем в семье лишняя обуза, что в руках ни лопату, ни вил не удержит.

– Вовсе неправда. Все ваше при вас…

Она вздохнула. Может быть, в этом он и прав. Она худощава, но отнюдь не костлява. Но это еще не все, что она хотела ему высказать.

– А еще говорят, что на моем лице черти горох молотили, – в уголках ее глаз появились досадующие слезы.

– Человек прекрасен душой. Человека любят не за его внешность, а за его душу. Человек – не просто красивая игрушка. Это нечто большее!

И не заметила Лида, как они дошли. Его последние слова о том, что человека можно полюбить за его душу, перевернули в ней все. Больше ни о чем другом она думать не могла.

Не торопясь, Свищ выгружал продукты на небольшой кухонный стол. Его взгляд скользил по сторонам, придирчиво и внимательно вокруг все рассматривая. Как он и думал, мужиком не пахло. Даже приходящим, самым, что ни есть, завалявшимся. Забегающим сюда на часок, на другой. То, что ему и нужно. А он грешным делом подумывал о том, что у этой тихони все-таки кто-то, да мог быть. Хоть и просвечивалась в ее глазах тихая печаль, да поди, вот догадайся, от чего она, эта грусть да печаль.

– Лида, сколько у тебя всего в квартире сгоревших розеток? – он вышел из кухни и пошел по всей квартире.

– Что? – у нее от неожиданности перехватило дыхание.

– Розетки у тебя, смотрю я, все попаленные. Так, дорогая девушка, и до короткого замыкания недалече, – он укоризненно покачал головой. – Спалишь хату, где потом жить-то будешь?

Слезы так и брызнули из ее глаз. Она и сама все прекрасно понимала. Только вот, кто этим делом займется, если никто к ней не ходит, никто в ее сторону из мужиков даже и не смотрит. Пыталась как-то пригласить к себе слесаря, бутылку она на стол выставила. А он как посмотрел на ее лицо вблизи при хорошем освещении, и след его простыл. Инструменты свои напрочь позабыл. Пришлось ей самой относить их в слесарку.

– Ну, – он сделал удивленные глаза. – Что за сырость? Сейчас мы с тобой это дело поправим. Жди. Я мигом обернусь.

Дверь за ним тихо прикрылась, и враз женщина без сил опустилась на шатающуюся табуретку.

Ей снится сон, а она все никак не может проснуться. Так в жизни не бывает. Только в кино или в сказках. Но она не Золушка. И никто в детстве, насколько она знает, ее не заколдовывал. Она встала и подошла к зеркалу. То же самое неприглядное лицо, что и утром, вчера вечером…

Закрыла глаза и открыла. Ничего в ней к лучшему не изменилось. Как выступали ее чертовые оспинки, так и выступают. Портят все лицо. Ну, кто на нее, уродливую, позарится? Кто? Кому она нужна, уродиха?

Зачем папа и мама произвели ее на свет, такую уродиху? Разве таким, как они, можно иметь детей? Они-то еще нашли друг друга. А она уже не сможет себе никого найти. Живет одна и мучается. Но этот-то пришел. Непонятно зачем, но пришел. Говорит про женскую душу. Странно все.

Или нет… Может, и вправду еще есть мужики, которые в женщине, прежде всего, видят ее душу? Женскую любящую душу. Ох! Как страшно в это поверить! Но как хочется, чтобы нашелся тот человек, который смог бы дать ей почувствовать, что она тоже женщина. Хотя бы на один краткий миг. А она всей душой и телом его отблагодарила бы…

Свищ быстро нашел нужный ему магазин. Купил с пяток розеток и три, на всякий пожарный случай, выключателя. Прищурившись, подумал и взял кое-что из инструмента. Догадался, что у бедной Лидки в доме и вшивой отвертки и днем с огнем не сыскать. Не бегать же с этим делом по всем соседям. Он где-то там, в душе, так все себе это и представлял.

Проходил мимо ларька и остановился. Заказал себе сто пятьдесят. Выпил. Ее нельзя назвать красавицей. Но и, отнюдь, не полная уродиха. Если особо не вглядываться в ее лицо. Недаром же говорят, что не бывает некрасивых женщин. Бывает просто мало водки. Он потихоньку наберет кондицию, когда внешность женщины большой роли в этом деле не играет. Главное – настроить себя. И все пойдет, как по накатанной…

Перед уходом он приоткрыл дверцу старенького холодильника и был поражен его стерильной пустотой. Зачем если в нем ничего не хранится, держать его все время включенным в сеть и работающим? На этом одном можно было бы прилично сэкономить. А еды следует прикупить…

Забежав в продуктовый магазин, Свищ накидал полную корзинку. Поставил ее возле кассы и расплатился, скорее всего, что месячной Лидиной зарплатой. Но для него это были совсем не деньги. Он, бывало, такие «бабки» за один раз мог просадить…

– Зачем вы все это купили?! – ахнула женщина и заморгала глазами. – Вы… вы ставите меня в неудобное положение.

Лида вся покраснела. Нет, она ни в коем случае не может принять все это от незнакомого ей мужчины. Мало того, что он уже помог ей, собирается произвести кое-какой ремонт, так еще и…

– Лидочка, будем считать, что это все я купил сам себе на ужин, – невозмутимо произнес Свищ, посмеиваясь одними глазами. – Это буду кушать я. А вы будете питаться одной кашей, – он показал рукой на ячневую крупу. – Надеюсь, против этого вы возражать не будете?

Слова застряли у нее в горле. С ним невозможно спорить. На все у него есть готовый ответ. Но она до сих пор не знает его имени. Вот это да! Он для нее уже, считай, столько сделал, а она даже не удосужилась спросить о том, как его зовут. Как же так можно?!

– Извините, – чуть ли не заикаясь, начала женщина, – я даже не знаю, как вас зовут. Страшно неудобно получилось.

– Юра, – он привстал. – Меня зовут Юрой.

Раскрасневшаяся Лида проворно крутилась возле плиты, а Свищ деловито занимался починкой. Пришлось ему еще раз сбегать в магазин после того, как он зашел в ванную и увидел то, что творится там, обычно скрытое от постороннего взгляда. Заодно поменял все краны и на кухне.

– Будешь принимать работу, хозяйка, или поверишь слову мастера? – он появился на кухне с полотенцем в руках.

– Я верю вам, верю, – обрадованная женщина закивала головой. – Но можно, Юра, я все-таки посмотрю? – она так преданно заглядывала в его весело посмеивающиеся глаза, что он не выдержал и дотронулся губами до ее порозовевшей от стеснительного смущения щеки.

Лида дернулась так, как будто до нее дотронулся электрический скат и потратил на нее весь свой немалый заряд. До того неожиданным, но, к ее стыду, и настолько желанным оказалось мимолетное прикосновение. Но она быстро взяла себя в руки и немного сконфуженно улыбнулась.

– Лида, я что-то сделал не то? – его рука мягко опустилась на женское плечо. – Ты скажи, не стесняйся…

Пряча смятенно мечущиеся кисти под передник, хозяйка с трудом лишь смогла ответить ему:

– Вы… вы меня извините. Просто это все страшно неожиданно…

Хозяйке стало стыдно за свое поведение, и она готова была тотчас провалиться под землю, лишь бы только он не видел ее.

– Ничего-ничего… – он успокаивающе провел ладонью по ее голове, приучая женщину к себе, к своим ласкам. – Какая ты… Необычная…

В голове у женщины зашумело, как после хорошего стакана доброго вина. Он назвал ее необычной. Неужели, она нравится ему? Он страшно хороший. У него «золотые» руки. В них все спорится.

Новенький выключатель в комнате бросался в глаза, так и просился, так и просился, чтобы на него нажали, попробовали его в действии. Она так и сделала. Выключила и включила. Свет потух и снова зажегся.

– Работает! – восхищенно произнесла она.

Все это время Свищ не отрывал от женщины своего взгляда. Радуется неискушенная мужским вниманием баба всему, как маленький ребенок. Ведет себя с умилительно-подкупающей простотой и естественностью.

Две розетки слились с обоями. Мелочь, а сразу другой вид. Вовсе не кусок обугленной пластмассы посреди голой стены. Обои, правда, новые. В прошлом году она разорилась и купила на рынке те, что подешевле. Но выглядят они прилично. А так и смотреть в комнате больше не на что…

– Нравится? – его правая рука слегка придерживала женщину за талию, мягко и совсем ненастойчиво.

– Очень. Юра, вы просто кудесник…

А какая красота ожидала ее в ванной. Новенький кран-смеситель, душ. И все оно на удивление работает. Ничто не течет и не подтекает.

Она смотрела, как мужчина ест, и сердце ее замирало. Приятно, когда есть кто-то, кого нужно покормить, за кем можно поухаживать, кому можно подкладывать еду, отбирая для него самые вкусные кусочки.

– Ну, я пойду, – Свищ отставил в сторону вилку и отодвинул от себя тарелку. – Давно я вкусно не ел. Все больше всухомятку…

Сказал все это специально, чтобы она поняла, что он живет один, что у него на данный момент никого нет. И женщина уловила. Снова внутри у нее бешено заколотилось в предчувствии чего-то еще не изведанного, но крайне желанного. Может, может, это случится с нею именно сегодня? Никогда еще в своей жизни она не оказывалась столь близка к этому…

Раньше, когда была еще глупой девчонкой, страх как боялась этого, сама старательно избегала тесного общения с мальчишками, которые, невзирая на ее внешность, все же пытались с нею заигрывать, нахально лезли руками под кофточку, откуда выпирали сильно манящие их тугие бугорочки. Думали они, по своей простоте, что она никому не откажет. С ее ли лицом-молотильней для гороха и строить из себя недотрогу?

Один нахальный пацан, что сидел за партой позади нее, тот то и дело пристраивал зеркальце на носок ботинка, вытягивал ногу и все старался заглянуть к ней под юбку. Что он там находил, она и до сих пор понять не могла. Ближе к лету, то еще, может, и понятно. Но зимой…

Помнит она, как на ежегодной уборке картошки в темных сенях сельского клуба местный парнишка поймал, прижал ее к стенке и жарко задышал ей в ухо, обхватив ее обеими руками пониже спины и приминая платье. Уже пальцы его коснулись ее обнаженной кожи, отодвинули в сторону тугую резинку. Она стояла тихо, как мышка. Боялась пискнуть.

Пацан тяжело задышал. Упруго твердое уперлось в ее ногу. Но тут включили свет, и вмиг все очарование пропало. Парень вблизи увидел ее лицо, поморщился. Она увидела его разочарованный и обманутый взгляд. Руки его растерянно опустились. Он весь сник и потихоньку ретировался.

Она вспыхнула и выбежала на улицу. Именно после этого она совсем перестала и близко подходить к ним. Превратилась в серую незаметную мышку. Но на всю жизнь в ее памяти остались пережитые ею ощущения. Преследовали и мучили ее. Не давали спать. Но время шло. Желания становились острее, а надежды на это оставалось все меньше и меньше…

– Юра, ночь на дворе. Может, вы…

На большее духу у нее уже не хватило. Досказать остальное она не смогла. И вышло неопределенно. Непонятно, что она хотела сказать.

– Неудобно. Мы друг друга еще мало знаем. Нет-нет, я пойду.

Свищ улыбнулся на прощание, и дверь за ним закрылась. Женщина вздохнула. И этот ушел. Не смогла она его удержать. Может, она сама что-то сделала не так? Может, каким своим словом спугнула его? Ушел и больше не придет. Не найдется другого повода. Или что-то случится. Она должна догнать его. Он не мог уйти сильно далеко. Она быстро догонит его. Она побежит и догонит его. Он не мог еще настолько далеко уйти.

Лида решилась, накинула курточку. Рванула дверь, выскочила на лестничную площадку. Коснулась перил и ринулась вниз. Один шаг, второй, третий… Крепкие мужские руки схватили ее и прижали к себе.

– Лида, это я. Не беги…

– Юра, Юрочка… – прошептала она, тыкая губами в его лицо, к вечеру покрывшееся короткой и колючей щетиной.

Легко подхватив почти невесомое тело, мужчина понес его наверх. Щелкнул захлопнувшийся замок. Упала на пол впопыхах накинутая на плечи курточка. Промелькнула дверь в комнату. Все, как в полусне. Как будто все это происходит не с ней, а с кем-то другим. Это не она, а кто-то другой послушно поднимал руки. И нестерпимо горело лицо. От жаркого стыда. От всех его бесчисленных поцелуев. Горело оно, исколотое его острыми щетинками. Никто до этого еще так не прикасался к нему.

Довольная усмешка пряталась в темных мужских глазах. Он не ошибся и все рассчитал точно. И одного дня ему хватило, чтобы взять эту, казалось, неприступную крепость. Главное – неплохо знать женскую психологию. Суметь сыграть на скрытых от глаза человеческих чувствах.

Если бы он пошел на штурм нахрапом, то ничего бы у него и не получилось. Женщина могла бы закрыться, уйти в себя. А он притворным уходом подтолкнул ее на самый последний шаг. Она сама сделала свой выбор, и назад ей хода нет. Она всецело в его руках и будет послушна его воле. После того, как он доведет свою партию до самого конца.

Чуткие и ловкие пальцы пробегали по женскому телу, настраивая его и попутно освобождая от лишней одежды. Простенькое платьице от китайского ширпотреба – прочь, в сторону. Он не удержался, и вздох восхищения вырвался из его груди. Он и не ожидал. Тело у женщины оказалось прекрасным. Нежная, шелковистая кожа. Формы, близкие к совершенным. Вот что пряталось под ее дешевой одежонкой. Щелкнула простенькая застежка, и копеечная, уродующая женское тело, тряпка спала с ее груди. И снова он был удивлен. Не удержался и прикоснулся губами к нежным бутончикам. Вздрогнув, она замерла, затаила дыхание.

Еще никто так к ней не прикасался. Она и не знала, что это может быть столь восхитительно. Первые ощущения, что остались в ней после неудачной попытки в деревенском клубе, не шли в никакое сравнение с тем, что она испытывала именно сейчас.

Свищ все думал, как у него получится, если он на деле не испытывал к женщине ничего, кроме одного неловкого чувства. А тут и его самого захватило. Самого понесло и закружило после того, как почувствовал вкус ее девственной груди. Вожделение поднималось и победно крепло. Без всяких на то его усилий. Только не надо торопиться. Если она еще…

– Юра, я… – еле-еле слышно прозвучал ее голос. – Ты у меня…

И он так и думал. Понял по всем ее робким и неумелым движениям. По тому, как она пугливо сжимала свои коленки, когда его рука поползла к низу ее живота. Пыталась инстинктивно прикрыться.

– Не бойся, – он прямо посмотрел в ее напуганные глаза, – это будет совсем не больно. Если ты будешь слушаться меня…

Его губы неохотно оторвались от нежного бугорка и медленно-медленно поползли вниз. Сантиметр за сантиметром.

– Ой! – громко и испуганно выкрикнула она.

Лида была ошеломлена. Она слышала. И даже видела по телевизору. У лучшей своей подружки, краснея и смущаясь, смотрела одну кассету с одним пошлым фильмом. Но думала, что это все люди выдумывают. А в жизни все оно происходит совсем не так, намного проще и прозаичнее. И никогда не думала, что этакое может случиться именно с ней.

– Ш-ш-ш! Все хорошо. Это поможет тебе…

Она всецело доверилась ему. Громкий вздох вырвался из ее груди. Как чудесно. И ей почему-то совершенно не стыдно. Что, что оно такое, что называют стыдом? Разве стыдно то, от чего на душе разливается тепло и хочется запеть и взлететь? Это не стыд. Это высшая радость…

– Я умираю… – прошептала она пересохшими губами. – Юра, ты не знаешь, я в аду или в раю?

– Мы на нашей грешной земле, Лидок, – мужчина усмехнулся, но в темноте это было незаметно. – Чтобы попасть в рай, заслужить еще надо. Если он вообще еще где-то существует, а не есть один сплошной обман для верующих. Ты… ты заслуживаешь это.

А вот он не попадет в рай. Ему за все его деяния дорога прямо в ад. Как говорится, что благими намерениями дорога в ад вымощена…

– И ты заслужил…

– Лидок, твоими устами бы, да мед только пить. Да вот…

– Я ничего не поняла. Я сказала глупость? – женщина приподнялась и попыталась заглянуть в его глаза.

Ее Юра что-то не договаривает. Может, у него на душе лежит такое, что знать ей пока не положено? Или она все только придумывает?

– Люди, Лидок, предполагают, а Бог располагает. По-своему…

Как наверху распорядятся, так и получится. Хотя, один грешок ему спишется. За эту женщину. За то, что дал ей маленькую капельку земной радости. Нет. Он и ее обманывает. А это грех. Эх, грехи их тяжкие…

Утром врачиха посмотрела на изменившееся, одухотворенное лицо помощницы и озадаченно покачала головой. Что, мужик польстился на уродиху-сестричку и пожалел ее? Вот она вся и светится. Ну и дела!..

Винт подошел к окну и осторожно выглянул на улицу. Никого. Все вокруг вымерло. Ни души. Все спят. Отдыхают после трудного и долгого дня. Набираются сил перед новой рабочей сменой. Одни пашут, стоят у станка. А у них своя работа. Ночная.

– Ну, что там? – Свищ нетерпеливо толкнул своего подельника. – На ходу спишь? Сопли подбери! Мозги включи…

Тщедушный человечек глубоко вобрал голову в плечи, моргнул:

– Тихо все.

Как приведения, две неясные тени одна за другой возникли посреди ночи, выползли из разбитого витринного стекла, прижимаясь к стеночке, пробрались к ближайшему проулку и скрылись в нем…

Казалось, весь город спал. Или оно только так казалось…

– А-а-а! – протяжный стон полетел одновременно вверх и вниз по лестничным маршам, будя всех плохо и чутко спящих.

Он органично вплелся в кошмарные сны, добавив иным ощущений.

– Ах! Миха! – девушка резко дернулась, и голова ее, обессиленная, припала к плечу стоящего перед ней парня.

– Ну, ты, Верка, даешь! – весело и изумленно прошептал он. – Сейчас весь дом перебудишь. Откроются любопытные двери, полетят в темноту возмущенные звонки.

– Я… я… – она очень тяжело и часто-часто дышала, никак не могла восстановить дыхание и унять разогнавшееся сердце.

Настолько неожиданно высоким оказался пик, куда она вознеслась.

– Что ты? – он нашел ее теплые губы.

– Я… я…

Этого и следовало ожидать. Стеценко лишь распалил ее. Пробудил в ней желание, но сам удовлетворить ее не смог. А оно все копилось. И вот вырвалось наружу. С помощью Михи. Какой он милый и сильный. Все ее тело до сих пор полно ощущениями его присутствия внутри нее. А как он все умело делает. Наверное, у него полно было девчонок. Чтобы у такого парня и не было девчонок. Надо его об этом как-то спросить бы.

– Понятно, – Миха усмехнулся и отпустил девушку.

Отдышавшись, Верка скользнула с широкого подоконника, опустила юбку. Быстро привела в порядок одежду и накинула на себя куртку.

– Мы в расчете? – девичьи глаза лукаво блеснули в лунном свете.

– Вполне, – невнятно буркнул парень.

– Не поняла? – она задорно одним пальчиком приподняла его подбородок и заглянула в глаза. – Снова что-то не так? А я старалась, вся отдалась захватывающему действу. И вот кому-то даже не понравилось.

– Скорее всего, Верка, что теперь уже я тебе должен, – усмехнулся парень и неопределенно пожал плечами. – То, что только что случилось промеж нас, превзошло все мои ожидания. Ты… это, когда соберешься снова куда-нибудь лететь, свистни, я буду начеку. Отработаю должок. А то мне теперь, честно слово, неудобно перед тобой. А чувствовать себя кому-то обязанным я как-то не привык.

– Шутник ты, Миха, – девушка ласково взъерошила его короткие волосы. – Скажи, Миха, у тебя было много девчонок?

– У меня? – его бровь задумчиво поползла вверх, а рука потянулась к затылку. – Немного. Если уж быть откровенным и сказать, как на духу.

– А где ты… – остальное девушка досказала одними жестами.

– Где я всему научился? – он забавно моргнул и прищурился.

Хороший вопрос, особенно из уст одной милой девушки.

– Кажется, это не совсем скромный вопрос, – Миха почувствовал, как у него запылали уши.

Еще никто до того откровенно не вторгался в его личную жизнь.

– О чем ты говоришь! – коротко хохотнула она. – После того, что ты тут вдохновенно проделал со мной.

– Действительно… – он смущенно хмыкнул.

И сам Миха толком не понимал того, что с ним происходит. Почему-то он эту девушку нисколько не стеснялся. Почему-то он чувствовал к Верке что-то притягивающее. То, что он и сам никоим образом не мог объяснить себе. Сам тот факт, что он сразу пошел навстречу ее желанию, чего с ним обычно никогда – только за самым редким исключением – не случалось, о чем-то, да громко говорил. Действительно, бывают в жизни моменты, когда хочется кому-то и перед кем-то раскрыть всю свою душу. Особенно после того, что произошло между ними.

– Понимаешь, – парень тепло улыбнулся. – Как тебе сказать…

– А ты, Миха, начни, – ее блестящие глазки страшно завораживали его, просили, толкали на то, чтобы он раскрылся и все рассказал.

– После девятого класса я гостил у дальних родственников. Дальних настолько, что я затрудняюсь определить степень их родства.

– И что? – в девичьих глазах разгорелось нешуточное любопытство. – У них оно все и случилось? Как оно обычно бывает в таких случаях?

– Да, – он кивнул головой. – Меня отправили туда на каникулы. Там же отдыхала одна моя тетка. То ли двоюродная, то ли троюродная…

…Стояло жаркое лето. Кто-то спасался на речке, а кто-то прятался от жгучих лучей в тени вековых деревьев. Он вернулся с пляжа и наткнулся на неподвижный взгляд. Два огромных черных глаза смотрели на него в упор. Тетка томно полулежала на кушетке и давно наблюдала за ним. Ее неловкое движение, и полотенце сползло вбок и открыло небольшую ослепительно белую грудь с острым темно-темно розовым соском.

Неискушенного парня бросило в жар. Он отвернулся и попытался уйти. Поторопился он и споткнулся об корень, торчавший из земли. Поднялся и выпрямился. Прохладные руки опустились на его плечи.

И невооруженным взглядом было видно, что тетка маялась от скуки. Муж находился в заграничной командировке. Ее с собой не взял. А ей от безделья хотелось чего-то большего. Кровь играла в ней и бурлила. Муж во всем виноват. Нечего уезжать и надолго бросать жену одну…

Две сумасшедшие недели промчались, как один день. Быстро и незаметно. Они расстались и больше не виделись. Да и ни к чему им это было. Как украдкой они сошлись, так и разбежались. Она получила свое, в полной мере удовлетворив свою похоть. А он взамен от нее приобрел столь ему необходимые в его возрасте познания в этой самой области.

Может, так оно и должно быть, когда опытный партнер приобщает неискушенного юнца. Тогда этот процесс проходит почти безболезненно и не столь влияет на еще неустойчивую психику в случае неуспеха…

– Вот, собственно, и все. Вот и все мои похождения, не считая еще нескольких коротких встреч.

– Миха, а ты еще помнишь свою первую девушку? Расскажи…

– Мою первую девушку? – на его глаза вдруг налетела тень.

И тут же напрочь пропала легкость и исчезла приподнятость.

– Помню. Но у нас с ней ничего не было…

– Это как? – глаза у Веры от удивления расширились, а реснички пришли в частое движение.

Понять бы еще такое она могла, но сразу поверить… нет, не могла.

– Понимаешь…

…Время шло, и мальчик все больше влюблялся в свою соседку по парте. Столько всяких пар на их глазах разбежалось по разным углам. Менялись многие налево и направо своими соседями. А они все сидели и сидели за одной партой. И никто этому больше не удивлялся.

Только где-то к седьмому классу, когда девочка подросла и почти догнала своих сверстников, они переместились на «Камчатку», на самую заднюю парту. Со зрением у обоих все было в порядке. И на слух они не жаловались. И рост уже особо большого значения не играл.

Зато у последней парты нашлись неоспоримые преимущества. Там легче всего было списывать. Он один к одному передирал с ее тетради диктанты. А она, в свою очередь, с еще большей ловкостью навострилась переносить на свой листок решения задачек по математике и по физике, которые он записывал на своем черновике. Делал сначала ее вариант контрольной работы и только потом свой. И всегда успевал.

По-прежнему они вместе ходили во дворец спорта. Он быстро, тяп-ляп, выполнял установленное тренером дневное задание и бежал в другой зал. В тот зал, где дети занимались спортивной гимнастикой. Тихонько подходил он и садился рядом с тем снарядом, на котором трудилась его маленькая девочка. А она до того привыкла к этому, что перед началом выступления всегда искала глазами своего самого горячего поклонника. Будь то на ковре перед вольными упражнениями. Или же перед опорным прыжком. Стоя перед брусьями или перед бревном. Увидит она его ободряющий взгляд, и все волнение пропадает, как рукой его снимает.

Однажды девочка на ответственных соревнованиях сорвалась с перекладины и очень сильно повредила колено. Он едва дожидался конца уроков и бежал к ней в больницу. Садился рядом с нею и читал ей книжки. А она, прикрыв глаза, слушала его. Ей всегда страшно нравился его голос. Она слушала его и живо представляла все наяву.

Вот она вместе с Петькой из повести «Белеет парус одинокий» и Гавриком играет в «ушки». И они в детстве как-то играли. Она точно так же, как и в книжке, срезала у отца с кителя блестящие пуговицы. Вот смеху-то тогда было. Глава семьи собрался на демонстрацию, надел на себя свой парадный мундир, а на нем одни обрывки ниток торчат…

Время шло, а только вредное колено все никак не срасталось и не срасталось. Вернее, самая первая операция прошла неудачно, и пришлось делать повторную. Поломали все и заново сложили.

А в воздухе явно запахло весной. Прилетели скворцы. Распустились абрикосы и вишни. В открытое окно ветерок порциями заносил пьянящие запахи, а на ее глазах наворачивались слезы. Она уже знала о том, что к осени они должны переехать. Ее отец вот-вот должен был получить новое назначение. Вопрос был решенным, и перевод стал делом времени. А она все никак не решалась сказать ему об этом. Все откладывала разговор на «потом». Вот завтра обязательно скажет ему, завтра…

Приближались выпускные экзамены за восьмой класс. Книжки были временно отставлены, убраны в сторону. Их место заняли учебники. Юноша принес ей ответы на все экзаменационные билеты и теперь занимался вместе с ней. Она с тихой благодарностью смотрела на него, но все никак не могла решиться и сказать ему всю правду. Вот завтра уже она обязательно скажет. Завтра, завтра…

На все экзамены девочку привозили прямо из больничной палаты. На коляске. Учителя прятали в сторону глаза и из чувства жалости уже согласны были и за глаза выставить страдалице приличные оценки.

Но Аленка удивила. Ее сочинение отправили на городской конкурс. Контрольная по математике была выполнена безукоризненно. Возможно, и, скорее всего, не обошлось без помощи соседа по парте. Но это было уже не важно. С блеском она ответила на экзамене по истории. И просто поразила всех своим знанием английского языка. Если бы также отвечали все те, кто сидел на всех уроках, бездарно протирая штаны и юбки…

Начались долгожданные каникулы, и юноша ни на шаг не отходил от нее. Сам вывозил девочку на прогулки в парк, почти все свое время проводил возле нее. Потом она заковыляла на костылях, и ее, наконец-то, отпустили домой. Наконец-то… Свобода! Свобода!

Она не могла нарадоваться. Он усаживал ее на багажник велосипеда, и они отправлялись в путешествие. Каждый день все дальше и дальше. Сначала пляж, а потом прогулка по окрестностям.

Один раз все чуть не закончилось большой бедой. Он привез девочку к пещере, о которой знали немногие. Вход в нее был надежно укрыт от посторонних и нескромных взглядов. Когда-то эту пещеру ему показал отец. А тому, в свою очередь, указал на нее его отец, дед мальчика.

Приехали они еще поутру. Ярко светило солнце. Ничто, ну, ничто в тот день не предвещало скорого приближения бури. Ярко светило солнце посреди голубого неба. Разве что где-то на краю горизонта притаилась небольшая черная точка. Но кто, интересно, в их возрасте обращает внимание на этакую мелочь, как небольшая точка…

Велосипед кинули возле входа. Михась пробежался и насобирал сухих веток и сучьев. Осторожно вступили в темнеющую неизвестность. Развели внутри пещерки огонь. И веселые рыжие язычки враз осветили ее, раздвинули границы дрожащей темноты до самых неровных стен, испещренных наполовину истершимися рисунками. Поставили котелок, живо принялись за приготовление похлебки. Они заранее готовились и припасли для удивительного приключения все необходимое.

Обжигаясь, пробовали свое варево. То оно казалось им несоленым, то вдруг стало просто несъедобным. Пришлось добавить воды. Да, повара из них пока что вышли совсем никудышные. Но, ничего, срубали они все за милую душу. Настолько успели проголодаться к этому времени…

Сидя в пещере, они не видели, как все небо заволокло иссиня-черными тучами. Гром грянул с такой силой, что им показалось, будто содрогнулись горы. Ливень хлынул и отгородил их от всего мира водяной завесой. Поначалу они не придали всему этому большого значения. Летний дождь недолог. Быстро ливень пройдет, и снова выглянет ласковое солнышко, обогреет все своими теплыми лучами.

– Дождик пошел, – задумчиво проговорила девочка. – Назад будем ехать, дорогая будет скользкая. Не знаю, как доберемся…

– Ерунда, – мальчик с юношеским максимализмом в голосе напрочь отмахнул все сомнения. – За полчаса высохнет. Зато пыли не будет.

Но они ошиблись. Дождь не перестал лить ни через час, ни через два. Грязные и мутные потоки воды низвергались сверху и тащили с собой ветки и маленькие камни. Ливень все не прекращался, а потоки, получая себе новую подпитку, ширились, волоча с собой небольшие булыжники. Тихий поначалу рокот стал переходить в непрекращающийся грохот.

– А дождик все не кончается, – смятение зазвучало в голосе девочки. – А ты говорил, что все быстро пройдет.

– Пройдет-пройдет. Это последние капли, – успокаивал ее мальчик, но не осталось в нем и следа былой уверенности.

Волнение и тревога потихоньку закрадывались в их юные сердца. Думать о возвращении домой пока не приходилось. Темнело. Ничего уже им не оставалось, как готовиться к ночлегу.

– Темнеет, – она все ближе прижималась к его плечу.

А дождь все не прекращался…

Родители забеспокоились ближе к вечеру. Обычно дети к этому времени возвращались домой. Оставалась одна надежда на то, что они задержались у кого-то из друзей. Но время шло, а обзвон одноклассников ничего путного и обнадеживающего не дал. Никто их не видел.

Четверо взрослых людей попарно сидели друг напротив друга. И только одно хорошее воспитание пока еще не позволяло им начать перебрасываться взаимными упреками и обвинениями. А так хотелось, так и подмывало высказать прямо в глаза сидевших перед ними людей.

Все то, что исподволь копилось годами. Но умалчивалось до поры, до времени, поджидало только удобного случая. «Все это ваша девица во всем виновата. Совсем задурила голову бедному парню». Или: «Все это ваш повеса во всех бедах виноват. Если бы не его буйная фантазия, то ничего бы худого сейчас бы не случилось». Перед лицом наступившей общей беды взрослые благоразумно решили, что пока будет намного лучше, если они вместе и сообща примутся за организацию поисков, отбросив в сторону лишние эмоции. Мобилизуют все свои силы и связи. Подключат общественность…

К вечеру в пещере похолодало. Дрова приходилось экономить. Их оставалось лишь на поддержание огня. Иначе они останутся без света.

– Жалко, что я не перетащил сюда весь лес, – сокрушался мальчик. – Эх, следовало бы мне не полениться…

– Жалко, – печально вторила она и с любовью смотрела на него.

Оглушительные раскаты сотрясали все в округе. Небо испещрялось зигзагами, и тогда девочка в страхе прижималась к парню.

– Михась… – ее тоненький голосок умилительно дрожал.

А он все время шептал ей ласковые слова, успокаивал ее. Наступит утро, и сразу все образуется. А до этого времени они должны выдержать.

– Все будет хорошо… – его крепкая рука обнимала ее за плечи.

Печальная девочка согласно кивала головой. Она верила ему и готова была на него положиться. Вместе с ним ей ничего не страшно.

Долгожданное утро наступило, но вместе с ним пришло и осознание беды. Всю ночь до них доносился грохот. Время на часах подошло к пяти утра, а проем у узкого входа почему-то не светлел. Юноша тихонько поднялся, осторожно сняв со своего плеча тонкие ручонки, и двинулся к выходу. Небольшая лужа отсвечивала внизу, а в ней отражалась стена. Стена? Откуда тут могла взяться стена?

Сначала он подумал о том, что ему показалось спросонья, и, проверяя себя, ткнул рукой. Сейчас все прояснится и встанет на свои места. Но рука вдруг уперлась в твердую преграду из огромных валунов.

– Михась, что там такое? – донесся сонный девичий голосок.

Боясь вслух произнести о том, что только что обнаружил, он замер.

– Михась, ты чего молчишь? – она стояла уже за ним.

– Нас завалило. Только ты не пугайся, – он сразу же прижал ее к себе, чтобы теплом своего тела согреть и придать ей некую уверенность.

И, правда, его бережные объятия сотворили небольшое чудо.

– Я с тобой ничего не боюсь, – прошептала девочка. – Ты же придумаешь что-нибудь? Правда? – с надеждой в голосе спрашивала она.

– Да-да, мы придумаем, – ответил он с полной решимостью в голосе и готовый к немедленным действиям. – Мы сами себя и откопаем.

Засучив рукава, он потянулся к завалу. Думал наивно, что это будет легко и просто. Но валуны не поддавались. Слишком плотно сидели один на другом. Не подцепить и не поддеть. Гладко обтесанные неумолимым временем и дождями, они потеряли все свои острые края. Прошел час работы, второй. Горка камней росла, но слишком медленно. Если дело пойдет с такой скоростью, то на раскопки уйдет слишком много времени.

– Михась, может, я тебе помогу? – ласковые девичьи руки опустились на его плечи и отвлекли от работы.

– Аленка, что ты говоришь? Куда уж тебе? – он с жалостью погладил ее по голове. – Твои нежные пальчики…

Глубокий вздох сожаления вырвался из девчоночьей груди:

– Ты прав. Но мне хочется тебе помочь. Мне одной скучно… Глупые мысли, одна страшней другой, приходят в голову.

– Посиди рядом со мной. Говори вслух.

– О чем? – приложив пальчик к нижней губе, спросила девочка.

– О чем хочешь. Все равно, лишь бы ты не молчала и говорила. О том, как мы вчера варили похлебку, и ты ее пересолила.

Только он напомнил о еде, и, было, спрятавшееся чувство голода полезло наружу, кипящей пенкой бурно перелилось через край.

– Мне хочется есть. У нас что-нибудь еще осталось?

– Не знаю даже, – он пожал плечами. – Посмотри в сумке. Боюсь, что вчера мы все съели. Моя вина. Надо было что-то оставить на утро.

– Ты же не мог вчера этого предположить, – вполне резонно заметила девочка. – Мы же с тобой рассчитывали, что к вечеру вернемся домой. Зачем же понапрасну себя в этом винить?

– Но я тебя подвел, – упрямо твердил он.

Мальчик чувствовал свою ответственность за любимую подругу.

– Я нашла один сухарик, – ее голосок на время прервал его кающиеся терзания. – Как будем делить?

– Я есть не хочу, – быстро-быстро выпалил он и, подтверждая свои слова, замотал головой. – Ты подели его на несколько кусочков.

Деловито выполнив несложное поручение, Алена в нерешительной задумчивости смотрела на творение своих рук. Но чем больше смотрела она, тем сильнее сосало под ложечкой.

– Я скушаю один, а другие отложу пока в сторону.

– Ну… да, – Михась согласно кивнул головой. – А лучше всего, если его не грызть, а медленно сосать. Так его на дольше времени хватит. И чувство голода обманется, отступит.

– Хорошо, – она отправила маленький кусочек в свой ротик. – Вкусно как! Кажется, ничего вкуснее и не пробовала.

– Конечно, вкусно. На природе все вкусно, – мальчишка незаметно сглотнул голодную слюну.

Как ему хочется есть! Есть! Есть! Нет, не надо думать о еде. И тогда это чувство на время уйдет, забудется. Надо ему работать, работать. И мальчик с яростью принялся за очередной неподдающийся валун.

К вечеру в пещере стала собираться вода. Лужа у входа становилась все больше. Михась работал по колено в воде. Отковыривать валуны становилось все труднее и труднее. Он давно и сам понимал, что это все бесполезно. Если им не придут на помощь снаружи, сами они выбраться отсюда не смогут. Он трудился и не останавливался только для того, чтобы еще больше не испугать и не расстроить Аленку. Хотя, она и молодец. Сидит тихо и не скулит. Терпеливо ждет. Вот только… чего…

– Хватит на сегодня, Михась, – тихий мелодичный голосок нежными колокольчиками раздался в его ушах. – Садись рядом. Нас ищут. Я тебе оставила твою долю, – она протянула ему два кусочка сухаря. – Возьми.

Собрав в кулак всю свою волю, мальчик решительно мотнул головой:

– Не надо мне, Аленка…

Их искали. Но никто не знал, где именно следует их искать. Искали везде, но пока, видно, не там, где следовало бы. Откуда они могли знать, что детей в тот день потянуло в горы. Обычно они спускались к речке.

Их искали на реке. Тщательно обследовали квадрат за квадратом. Опрашивали свидетелей. Но никто детей в тот день на воде не видел. Это обнадеживало. Пока еще не найдены тела, значит, еще теплится надежда на то, что они живы. Надежда на то, что с ними все в порядке…

Расширили район поисков. Намного ниже по течению перегородили реку сетями. Но снова ничего. Ничего утешительного. Но именно в этом «ничего» и заключалась вся надежда на лучшее.

Искали велосипед. Если дети и утонули, и их тела далеко унесло, то велосипед, эту железяку, течением далеко не унесет. Водолазы обшарили все дно. Но снова ничего. Ничего. Подходили к концу первые сутки поисков и второй день, как дети ушли из дома…

Где-то рядом с ними тихо-тихо зажурчал ручеек, и вода стала подступать к их ногам. Все ближе и ближе.

– Потоп, – мальчик невесело усмехнулся.

Вот только именно этого им для общего счастья и не хватало.

– Спасайся, кто может! – чуть веселей вскрикнула девочка и для приличия чуточку завизжала.

– Полундра! – Михась вскочил.

Они перетащили свои вещи повыше. К утру проделали это еще разок. Доступ к заваленному выходу был перекрыт водой. И весь предыдущий день работы пошел насмарку. Зря только он сил столько потратил.

– Мне холодно, – она зябко передернула плечами. – Я вся окоченела и не могу согреться. Ничего не помогает, и нет сил двигаться.

– Аленка, – парень изо всех сил дышал на ее окоченевшие пальчики. – Ты немного потерпи.

От невыносимого осознания того, что именно он во всем виноват, ему становилось еще хуже. Он не уставал мысленно казнить себя.

– Что будем делать? – спросила она, все теснее прижимаясь к его телу. – Я готова терпеть. Но ужасно холодно. И дров не осталось.

– Не осталось, – в каком-то тупом оцепенении повторил удрученный парень. – Ничего у нас с тобой не осталось.

Откуда-то из темноты до него донесся неожиданный вопрос:

– Сколько можно прожить без воды и еды?

– Без воды семь дней, а без пищи дней сорок, – совсем безразлично произнес он, словно не задумываясь над этими словами.

Как будто бы речь шла о ком-то другом, а не о них самих. Словно бы это касалось не их, а какого-то совсем для них постороннего.

– Да? – задумчиво протянула девочка. – Значит, мы долго протянем. Воды у нас с тобой навалом. Только пить ее пока чего-то не хочется, – она брезгливо поджала свои губки.

– Ты это о чем? – мальчик насторожился.

Приподнявшись, он нашел ее в темноте, прижал к себе.

– А потом нас найдут, – произнесла девочка. – Через год, позже…

– Ты думать об этом перестань, – Михась возмутился, но больше для порядка. – Нас ищут. Обязательно найдут. Мне дед рассказывал, как их в шахте завалило. И они пять суток ждали помощи. Ждали, ждали…

– Дождались? – донеслось до него будто с другой планеты.

– Что? – переспросил он.

– Дождались, я спрашиваю… – подталкивая сильно задумавшегося мальчика в плечо, чуть громче повторила девочка.

– Да, дождались. Иначе как бы дед об этом смог бы сам рассказать.

– Да. Может, и мы дождемся…

В течение следующего дня они перебирались еще два раза, объявляя тревогу, поднимаясь все выше, все дальше отодвигаясь вглубь пещеры. Пережили ночь. Хотя в их положении было совершенно без разницы, что день, что ночь. Единственное различие состояло лишь в том, что один раз запущенные биологические часы предполагали сон в ночное время.

К обеду журчанье прекратилось. Ручей обмелел и вскоре пересох. Стало тихо. Еще через пару часов что-то зашуршало и обрушилось в дальнем углу. Девочка теснее прижалась к своему другу. С ним рядом ей ничего не страшно. Если бы кто-нибудь время от времени давал бы им по сухарику. Маленькому, вкусному сухарику. Снова зашуршало. Что-то в пещере незаметно изменилось. Она никак не могла понять, что это…

– Михась, у меня что-то с глазами, – девочка зажмурилась и снова их открыла. – Мне кажется, что немного посветлело…

Может быть, к ним залетела стая светляков. Или она стала привыкать к темноте, скоро начнет видеть, как кошка. Но точно такие ощущения испытывал и ее друг, который, неуверенно хлопая ресницами, заявил:

– Мне тоже показалось.

После недолгого раздумья Аленка вдруг спросила:

– У тебя еще остались спички?

Тряхнув коробок, мальчик вздохнул:

– Осталось штуки три… всего. Скоро и они закончатся. Что делать…

– Пошли, – она потянула его за собой.

– Куда? – накопившаяся усталость апатично сковывала все члены.

Пропало всякое желание что-либо делать, учитывая, что все его предыдущие труды оказались совершенно напрасны.

– В тот угол, – настойчиво тянула девочка его за собой, – где обвал.

– Ты думаешь? – кажется, и он уже догадался о том, о чем и она.

И это придало ему новые силы, Михась вскочил:

– Пойдем, посмотрим…

Пошел третий день безуспешных поисков. Стало понятно, что они ищут не там. Может, дети пошли в горы. И пошли в потайное место…

– Я как-то показал сыну одну пещеру, – боясь еще поверить в свою догадку, произнес вслух отец парня.

– Что же ты до этого-то молчал, старый дурень? – тихо-тихо на его ушко прошептала разъяренная, но никак не подающая вида жена, готовая в рваные клочья разорвать своего мужа-недотепу. – Если это только так, я тебе это потом припомню, дай только детей найти…

Поисковый отряд, прихватив необходимое снаряжение, немедленно выступил в указанный им район. Внизу, у самого подножья, валялся велосипед, утащенный селевыми потоками и весь покалеченный.

Вход в пещеру завалило огромными валунами. Дети должны были, по крайней мере, с большой долей вероятности могли бы находиться внутри. Немедленно приступили к разбору завала…

Михась подобрался к дальнему углу, неловко чиркнул спичкой об отсыревший коробок. Руки дрожали, и у него не вышло. Он попробовал еще. Спичка сломалась, головка раскрошилась, успев только шикнуть.

– Я смогу, – прошептал он, настраивая себя.

– Сможешь. Ты сможешь…

Узкая ладошка ласково прошлась по его коротко стриженому затылку, дотронулась до шеи, ободряюще спустилась по плечу:

– Ты все сможешь. Давай…

Камень за камнем, валун за валуном. Лопатами откидывали сырую землю и щебенку. Пробили дырку, и оттуда под напором хлынула вода, заставив многих затрепетать в страшно нехорошем предчувствии.

Вдруг вся пещера заполнена ею. Тогда шансов на спасение, конечно же, нет! Спасатели продолжили свою работу, стоя по колено в воде, устроив канал для стока воды. Только не останавливаться. Дорога каждая минута. Сейчас они, как на вес золота. Нет, куда дороже…

Слабый дрожащий огонек осветил изнеможенные детские лица. И смотрели они на оживший желтый язычок добытого ими пламени, заколыхавшийся, наклонившийся и потянувшийся туда, к осыпавшейся стене. Это могло означать только одно.

– Михась, там… – она еще боялась поверить в чудо. – Там дырка…

Воспрянувший духом парень опустился на колени и принялся прямо руками отбрасывать обрушившуюся породу. Девочка притащила котелок и тоже, как могла, помогала ему. Пустили в ход и валявшийся без дела костыль. Он, почти не встречая сопротивления на своем пути, как-то неожиданно очень легко протолкнулся вперед. Вытащили его назад, и в пещеру проник лучик света. Дышать сразу стало легче. Ощутимо потянуло теплом. Видно, там, на свободе, было довольно жарко.

Дети радостно переглянулись и с утроенной силой продолжили работу. Земля поддавалась легко. Без труда от нее отделялись небольшие камни. Сзади них все росла горка, а впереди отверстие все ширилось и ширилось. Они действовали не хуже самых заправских кротов.

С трудом юноша протиснулся через прорытый узкий лаз и выполз наружу. Вдохнул полной грудью и протянул руку подружке. Ухватился и потянул ее на себя. Лишь бы не сделать ей больно. Худенькая девочка выскочила легко, почти без всяких усилий…

Поисковая группа разобрала завал и проникла в пещеру.

– Пусто…

Новое разочарование. Снова все их старания напрасны. Столько сил потрачено на то, чтобы убедится в том, что снова искали не там.

– Но они здесь были…

Были. Только до дождя или во время него? Если были, то куда они могли деться? Не в воде же они растворились?

– Они пытались выбраться. Вот кучка отбросанных камней.

Группа разделилась и продолжила поиск.

– Смотрите, там виднеется свет. Грунт вынут недавно.

– Черт, проход слишком узкий! Надо искать сверху. С той стороны…

Дети продышались и, щурясь на солнце отвыкшими от света глазами, грелись под его лучами.

– Так хорошо! – прошептала девочка.

– Хорошо, – произнес парень, но вовсе и не очень весело.

Что-то уже не радовало его. Казалось, должен был он умирать от счастья, но нет же. Что-то необъяснимое случилось с ним…

– Ты чего сейчас хотел бы? – вдруг спросила она.

И услышала в ответ девочка совершенно неожиданное заявление:

– Я уже хочу назад.

– Почему? – она повернула к нему удивленное лицо.

Подрагивающими губами мальчик прошептал:

– Потому что там ты, Аленка, все время была со мной. Я чувствовал твое постоянное присутствие. Там ты была со мной.

– Я всегда буду с тобой! – в запальчивости выкрикнула девочка.

Она уже забыла о том, что скоро они переедут в другой город, о чем все не решилась рассказать своему другу. А он словно предчувствовал.

– Нет, Аленка. Сейчас наши предки устроят нам кошмар…

Временное перемирие между родителями, объявленное на время поисков, в одно мгновение угрожающе переросло пока еще в молчаливую войну выразительных взглядов, как только навстречу им показались их дети, в обнимку спускающиеся вниз по тропке. Они немедленно были разделены и уведены в разные стороны.

– Она во всем виновата! – не сдерживая себя, кричала мать Михася. – Чтобы я рядом с тобой ее не видела! От нее одни только проблемы!

Осунувшийся лицом отец спасенной девочки нес ее на руках. Рядом семенила ее мать и тоненько причитала:

– Аленка, я же тебе говорила, что общение с этим мальчиком ни до чего хорошего тебя не доведет…

Парня отправили в спортивно-оздоровительный лагерь, перекупив горящую путевку. А через неделю родители Аленки переехали в Луганск. Вот она и не успела ему сказать. Все тянула, тянула и дотянулась. Так и уехала она, не повидав его на прощание и не сказав самых нужных слов. Вот так все и вышло. Прав был Михась, когда говорил, что…

Он приехал и впал в отчаяние. Как она могла уехать и ничего ему не сказать? Юное сердце его никак этого понять не могло. Уехала и ничего не пишет. Он ей написал бы, если бы знал ее новый адрес. Обязательно написал бы. Но она-то знает его адрес! Почему она ничего ему не пишет?

Откуда бедному юноше было знать, что его мать сходила на почту и предупредила всех, кого следует, проинструктировала, чтобы все письма отдавали лично ей в руки. За определенную плату, разумеется. Но Михась этого не знал, а потому ничего понять не мог.

Оксана проснулась посреди ночи, поднялась и вышла в коридор. Постояла возле окна. Посмотрела она на пролетающие огоньки. Вот и ее жизнь летит. И все, кажется, мимо нее. Сначала из-за своей матери она потеряла двенадцать лет своей жизни. Самых лучших лет своей жизни. Той, что она могла прожить вместе со своим Малаховым, а провела их в тоскливом одиночестве. До тридцати лет никак не могла она найти того, кто смог бы стать ей настоящим другом по жизни и надежной опорой.

И все только из-за того, что ее матери пожилая цыганка как-то нагадала, что она будет с Жекой несчастлива. Жгучие слезы брызнули из ее глаз. Слезы горькой обиды. А те три года, проведенные вместе с ним, были в ее жизни самыми лучшими. Она тогда не жила, а порхала и летала от счастья. Малахов сказал, что будет носить ее на руках, и носил.

И она не уберегла его, свое счастье. А сейчас она просто существует. Потому что так нужно. Живет ради своего Рыжика и маленького Женьки. Жека ушел из жизни и успел оставить ей вместо себя сына, точную свою копию. Это единственное, что как-то примирило ее с жизнью, которая попросту опротивела ей, заставило ее жить дальше…

Ах, Жека-Жека! Она виновата перед ним. Сможет ли она вымолить для себя его прощение? Только из-за нее, из-за ее глупого упрямства погиб он. А мог бы жить. Радоваться тому, как растет их Рыжик. Тому, как забавно топает его сынишка, совсем как когда-то его старшая сестренка. А как их дети любят друг друга. Как Рыжик трогательно заботится о своем братишке. Без него не сделает ни шагу. А Женька, получив в подарок конфетку или шоколадку, тут же спрашивает:

– А Рыжику, где?

Мол, а его сестренке, почему ничего не дали? На то он не согласен. Вот такие у них растут детки-конфетки. Она-то все видит. А видит ли это сам Жека? Что ему видно оттуда? Он говорил, что там ничего нет. Где же он сам? Значит, и его уже нет? И больше не у кого просить ей прощения? Значит, жить ей до самой смерти, так и не прощенной им? Господи! Что же она тогда наделала! Сама себе поломала всю жизнь.

Но нет, это неправда! Жека жив. Он жив в ее памяти. Жив в памяти его друзей. Он живет в Рыжике и в Женьке. Пока они живут, живет и он. Женька вырастет, и она расскажет ему, кто у него настоящий отец. Не Ковальчук, а Евгений Павлович Малахов, который своим телом накрыл ее, чтобы спасти их, ее и своего будущего сына.

Приоткрыв дверь, Оксана бесшумно вошла в купе, стараясь не помешать чуткому сну своей нечаянной попутчицы. Но осторожничала она совершенно напрасно. Девушка не спала. Промелькнувший на большой скорости фонарь на безымянном полустанке на мгновение осветил и выхватил из темноты ее открытые глаза, направленные на стоявшую в проходе женщину.

– Что, Аленка, не спится?

– Нет, никак не могу заснуть, – девушка глубоко вздохнула.

Воспоминания разбередили всю ее душу. Как же нескладно все у них получилось. Михась отправился поправлять здоровье, подорванное, как считали его родители, во время общения с нею. А они переехали…

Первым делом девочка побежала к ним. Но его мать не пустила ее на порог, разговаривать не стала. Вытянула руку в направлении лестничного пролета, сжала зубы, поджала губы, молча, захлопнула перед нею дверь.

Потом она все писала и отправляла ему письма. Одно за другим. Каждый день. В течение одного месяца. Потом все реже и реже. В душе поднималась обида. Неужели, он так быстро смог ее забыть? Или он все делал назло ей, потому что она ему ничего не сказала в свое время? Почему? Почему? Столько разных вопросов и ни одного на них ответа…

Свищ уверенно шел по ночному городу, почти не оглядываясь по сторонам. За ним следом тащился Винт, сгибаясь под тяжестью своей ноши. Недолго подумав, они решили прихватить с собой и всю аппарату: телевизор, видеомагнитофон и камеру. Разумно предположили, что добру нечего зря пропадать и что оно пригодится своим новым хозяевам.

– Куда мы все денем? – Винт опустил сумку на небольшую скамейку. – К себе в палатку энто добро же не потащишь?

– Тут ты, брат, прав, – Свищ усмехнулся. – К нам все не потащишь! Там столько любопытных и не менее любознательных.

– Кто-нибудь возьмет да посмотрит содержимое!

Усмехнувшись, Свищ посмотрел на подельника. Тут Винт про таких, как сам, говорит. Небось, там тоже успел пробежаться по чужим сумкам.

Решение пришло само собой. Оно, собственно, и было давно уже готово. Не зря же он наводил мосты к одной женщине.

– Мы с тобой разделимся. Ты возвращайся в лагерь. А я смотаюсь в одно место и постараюсь пристроить добро там.

– Энто надежно?

Кривя губы, Свищ многозначительно присвистнул:

– Как в сейфе!

– В том, что ты вскрыл? – уныло усмехнулся Винт. – Ищи-свищи потом ветра в том поле. Такая перспектива мне энто не по душе.

– Ты поосторожнее со словами, – Свищ нахмурился. – Все будет тип-топ. Если что, прикроешь на построении. Но я буду вовремя…

Дверь ему открыла Лида, моргая сонными глазами, теплая ото сна и возбуждающе пахнущая особым, притягательным женским запахом. Ее руки ласково обвились вокруг мужской шеи.

– Я думала, Юра, что ты больше никогда не придешь, – глубоко припрятанная обида едва заметно проскользнула в ее голосе. – Получил мужик от бабы свое, натешился вдоволь и совсем забыл про меня.

– Ну, – он крепко-крепко прижал женщину к себе. – Как ты могла так про меня подумать? Просто нас сегодня всех отправили в лагерь грузить всякое имущество. Вот и припозднились маленько.

Женщина виновато улыбнулась. Мужиков припахали работать, а ей в голову стало взбредать всякое. А все просто. Вот он и вернулся к ней.

– Я думала… – протянула она, томно изгибаясь и волнуя его видом угадывающихся под сорочкой грудей, глубоко припрятанным особым внутренним женским чувством угадала, что они неотразимо действуют.

– А ты не думай! – его пальчик дотронулся до кончика ее носа.

Крепкие руки по-хозяйски обхватили женское тело, задирая материю. Под его напором женщина отступила назад.

– Что это? – ее нога неосторожно ступила и больно стукнулась обо что-то твердое и угловатое, и она мило сморщилась.

– А то! – Свищ с загадочной улыбкой потянул сумку в комнату и извлек из нее небольшой переносной телевизор и видео. – Ну, как тебе?

– Ты где их взял? – ее брови удивленно приподнялись.

У женщины и следа не осталось от остатков былого сна. Он не перестает ее все время удивлять. Зачем он принес к ней аппаратуру?

– В магазине присмотрел по сходной цене, – Свищ по-хозяйски провел рукой по телику. – У тебя же своего нет?

Стыдно ей признаться в этом, но возразить ему было нечем.

– Нет, – она смущенно вздохнула. – Это ты мне?

– Нам… – загадочно раскрылись мужские глаза.

– Нам? – по ее лицу поплыла, расширяясь, счастливая улыбка.

Женское сердце всколыхнулось и радостно забилось. Он сказал, что это им. Значит, ей и ему. Он собирается жить вместе с нею. Ей очень хочется, чтобы оно именно так и было. Кажется, она уже до беспамятства в него влюблена. Такого с нею не было. Он помог ей почувствовать себя настоящей женщиной. И у нее есть кто-то, о ком можно заботиться. Для кого можно готовить. Кормить его и смотреть, как он ест…

– Юра, ты проголодался? – заглядывая в мужские глаза, спросила она. – Я согрею? Хочешь?

– Да-да… – Свищ согласно закивал головой, в желудке у него давно уже требовательно урчал голодный зверь.

Улыбнувшись, женщина ушла хлопотать на кухню. А он подключил принесенную с собой аппаратуру. Вот и розетки, отремонтированные им, пригодились. Вставил одну из кассет.

– Ой, что это! – Лида стыдливо прикрыла глаза.

На весь, правда, небольшой экран хозяин ювелирного магазина выставил на показ свое достоинство и яростно покрикивал, видно, испытывая в этот самый момент непередаваемое наслаждение.

– Юрка, как тебе не стыдно непотребство смотреть! – она и бледнела, и краснела. – Выключи… сейчас же…

Возбужденный происходящим на экране, Свищ притянул женщину к себе. Его рука проворно скользнула в манящую теплоту халата.

– Суп же остынет… – растерянно протянула Лида.

Что же она зря ему пищу грела? Она же для него старалась. Но и оттолкнуть его руку она не могла. Ей и самой безумно хотелось. После того, как он пробудил в ней женщину, она только и жила этими ощущениями. И вот эти два чувства упорно боролись в ней.

– Ничего, – прошептали его губы, отрываясь от ее упругого комочка.

Всего на какое-то мгновение разжались, чтобы только ответить.

– Мы люди привычные! Одно другому не помешает. Еда останется на закуску, на второе блюдо.

Винт посмотрел вслед дружку, уносящемуся вдаль ночного города, и пожал плечами. Спать не хотелось. После удачного дела возбужденное состояние не отпускало его. Хотелось чего-то еще. Чем же ему заняться? Напряженно думая, не заметил он, как дошагал до палаточного городка. Время за полночь, а жизнь в нем не замирала. Понятно как-то еще, что не спят те ребята, кому выпало дежурить. Те охраняют покой остальных. На тот самый случай, если власти решатся и под покровом сонной темноты попытаются разгромить их городок и разогнать всю их толпу.

То в одном углу, то в другом месте собираются в небольшие кучки. Доносятся громкие крики, веселый смех. Не спится. Видно, от избытка сил, девать которые пока некуда. Парни стоят вперемежку с девчатами. Некоторые стоят в обнимку. Успели голубки, спелись. Одна парочка и вовсе напропалую целуется, невзирая на шутливые окрики.

Проходя мимо одной из них, Винт презрительно сплюнул. Детство еще у них в одном месте играет. Романтики им, придуркам, захотелось. Поиграть хотят в демократию. Лишь бы протестовать. А против чего, им все равно. Главное, чтобы выйти на улицу и изо всех сил крикнуть: «Позор! Долой! Пора!»

Поморщившись, Винт пожал плечами и сунул нос в свою палатку. И там никто не спит. Два парня сидели на корточках перед незамысловатой закуской и приговаривали бутылку с водкой.

– Ты кто? – послышалось из темноты угла.

– Свои, – ответил Винт и шагнул внутрь.

Хотел, было, он поначалу протопать к своей постели, но возле импровизированного стола нарочно задержался.

– Будешь? – розовощекий крепыш поднял голову и повернул ее в сторону вошедшего.

– Не откажусь энто, – Винт взял в руку протянутый ему стакан.

От выпивки, тем более, дармовой он никогда не отказывался. Не водилось сроду у него этакой вредной привычки. Раз предлагают, зачем же отказываться. Можно отказом и обидеть хороших людей…

– А где твой дружок? – не поднимая головы, спросил второй.

– К бабе энто поехал, – Винт неопределенно махнул рукой.

– Нужное дело. Хотя, этого добра и тут навалом. Подсказать, может, тебе один адресок? – в тонких усах парнишки с острым вытянутым лицом затаилась непонятная усмешка.

– Далеко энто? – просто так, еще ни о чем не думая, спросил Винт.

Не из-за желания, а больше из любопытства осведомился он.

– Зачем же далеко? – остролицый парень пожал плечами. – У нас все организовано, как у порядочных людей. Сервис, мать его, – он сквозь зубы сплюнул. – Был бы спрос, а предложение всегда будет.

– Тут оно все, рядом. Во втором углу. Только, знаешь, они нам за «бесплатно» не дают, – по палатке поплыл булькающий смешок.

– Понятно энто, гм… – Винт хмыкнул. – Ясное дело…

Бесплатно нигде и ничего не сделают. За все радости жизни надо хорошенько платить. Для того они и работают, чтобы потом можно было приобщиться к этим радостям. А тому, кто их доставляет, надо платить…

Минут через десять, выпив еще одну стопку и подзакусив, он вышел на свежий воздух. В голове приятно шумело. В желудке ощущалась сытая тяжесть. Можно было подумать о чем-то другом. Он засунул руку во внутренний карман куртки и вытянул небольшой кулон. Красивая штука. Сойдет для оплаты. Жалко тратить наличность. А эту вещь еще надо сбыть. Он произведет бартер. Подумав, Винт сорвал ценник. Могло стать ненужной уликой. А так в его руках оказалась обезличенная вещь. Попробуют пусть теперь доказать, откуда эта вещица у него появилась.

Нашел Винт ту самую палатку, где, как ему сказали, обслуживают мужиков, как и он, сильно страждущих. И разгрузиться ему совсем не помешает. И можно тогда считать, что денек выпал удачный во всех отношениях. Пришлось ему еще малость подождать. Зашел. Показал безделушку. Девица поднесла ее к свету, и глаза у нее разгорелись. Она согласно кивнула головой. Плата явно ее устроила. Руки ее проворно скользнули к его брючному ремню. Профессионалка…

– С собой? – коротко кинула она.

– Чего энто? – совсем не понял ее Винт.

Ясный перец, все свое имущество он носил с собой. Чай, не протез у него тупо болтается в штанах.

– Резинку, говорю тебе, презерватив принес? Откуда ты эдакий, бестолковый, взялся на мою голову?

Никогда в общении с бабами он не пользовался такими штуками. Это не его проблемы. Да и его подружки и сами этого никогда не спрашивали и не требовали. В их тесном кругу пользоваться резинками не принято. Денег на них не напастись. Особенно в его случае. Сходило и так. А тут, смотри-ка, какая культурная фря выискалась. Городская пигалица…

– Все вы не думали. Мать вас… – беззлобно выругалась девица. – Так и быть. Возьми в коробке. Ладно, ложись, я сама достану…

В темноте зашелестела обертка, что-то щелкнуло…

Женщина пробудилась, как от толчка. Вздрогнула. Что-то во сне ей приснилось. Но вспомнить она уже не смогла. Всегда с ней так. Спит, все помнит, а откроет глаза, ничего в памяти не осталось. Рядом доносилось ровное дыхание. Она тихо улыбнулась. Юрочка утомился, заснул у нее прямо на груди. Глаза ее чуть скосились. Губы его шевелятся рядом с ее соском. Как малое дитя, во сне причмокивает. Снится ему…

Ой, да что это с ней такое творится! Она же разогрела ему ужин. А он заснул голодным. Лида потихоньку высвободилась из его объятий и, в чем была, заторопилась на кухню. Достала спички и зажгла конфорку…

А Свищ проснулся, едва женщина зашевелилась. Зачем она встает? В его мозгу тупо ковырялась, неведомо откуда взявшаяся подозрительная мысль. Может, она решила проверить содержимое его сумки?

Поднявшись, он на цыпочках пошел на свет. Нет. От души отлегло. Он все придумал. В последнее время он стал плохо думать о других людях. Всех начинает подозревать. А Лида хорошая. Она еще ничем не испорченная. Побежала греть ему еду. Женщина согнулась над плитой, и его обдало жаром. Отдых явно пошел на пользу. Вид стройных бедер, плавно переходящих в ягодицы, привел его в неописуемый восторг.

– Вот ты куда от меня сбежала… – раздался сзади тихий голос, и она от неожиданности вздрогнула.

– Мы… мы совсем забыли! Про еду, оставленную на плите.

– Подожди, – правая рука крепко обхватила женскую талию, а левая нащупала краник. – Еда потом, потом, после, после…

Винт вышел из палатки и от охватившей его досады сплюнул. Черт, и за что бабло платить? Еще и какое. Совсем забурели нынче городские девки. Пролежала фря бревно бревном. В руке дымящаяся сигарета. Нет, такое кино ему не нравится. Никакого удовольствия он не получил.

Хотя бы ради одного приличия чуть подвигалась бы сучка, малость под ним застонала бы. Страсть из себя изобразила бы. Нет, легла тварь, ноги свои раздвинула. Вперед. Работай сам.

Закончил – на выход. Вышел – следующий. Думает, что им и так сойдет. Может, кому-то и сойдет. А для него – нет. Не сойдет.

Озленный мужик оглянулся. От зрелища раскинувшегося на площади палаточного городка его претило. Томящая неудовлетворенность бурлила внутри него. Вспомнил он, что через пару кварталов от площади где-то был ночной магазин. Именно туда и понесли его ноги, уже не спрашивая об этом своего хозяина. Стоило только подумать, как ноги тут же сами и пошли в нужном ему направлении.

Вскоре Винт уперся в ярко освещенную витрину. Ночным гостям здесь завсегда рады. Бойкая продавщица зазывно подмигнула, приглашая не медлить, совершить покупку. Глядя на ее хитрющие глаза, Винт сразу же сообразил, что с бабой лучше всего расплатиться живыми деньгами. Вышел он из магазина, держа в руке плоскую полулитровую бутылку водки. Небольшую фляжку удобно носить с собою в кармане. А не хватит, он еще раз сюда заглянет. Дорогу теперь знает, не промахнется…

Шел по плохо освещенной улице. Столица, а зайди чуть дальше от центральной улицы, кругом бардак. А оно ему даже на руку. Нечего ему светиться. Он присел на первой же попавшейся ему скамеечке и сделал большой глоток. Блаженно вытянул ноги, прогнулся в спине. Лепота…

Откуда-то с ночной смены возвращалась женщина. Она считала, что ей крупно повезло. Где-то на подстанции произошла авария, и в их цеху пропал свет. Когда устранят ее последствия, одному Богу известно. Их и распустили по домам. Она шла и уже представляла себе, как прикоснется к мягкой подушке. До такой степени устала за эти ночные смены…

Заслышав негромкий стук каблучков, Винт приоткрыл один глаз. Так может идти только женщина. Не старая. Глаза его раскрылись и хищно сверкнули в темноте, как у одиночного волка, вышедшего на охоту.

Женщина вошла в подъезд. Нога уже вступила на первую ступеньку, как тихонько хлопнула входная дверь. Что-то тяжелое навалилось на нее. У своего горла она вдруг почувствовала холодную сталь клинка. Сердце у нее захолонуло, и она без сил стала опускаться на пол…

Сквозь небольшое квадратное окошко на лестничную площадку проникал слабый свет от уличного фонаря и отражался в ее застывших от ужаса глазах. Крик о помощи ватным комом застрял в горле…

В восемь часов утра Свищ, как тень, проскользнул в свою палатку, смешался с другими ребятами, которым и дела вовсе не было до того, где всю ночь шатался один их товарищ. Рожи странно у всех перекошенные. Он принюхался. От Винта дюже сильно несло. В углу валялись пустые бутылки. Понятно. Устроили ночью гульки.

Прибыло начальство. Построились. Пересчитали по головам. Вроде бы, потерь нет. К этому времени успели вернуться все. Чтобы получить «бабки». Причем немалые. По двадцать баксов за сутки раздали…

Скорый поезд прибывал на первую платформу. Уважали их поезд. Как-никак, а прибывал он все-таки из города-героя. Раньше его тоже встречали торжественно, маршем «Прощание Славянки». Теперь об этом напрочь забыто. Оно нынче не в тренде. Советские традиции в прошлом.

Никуда особо не торопясь, Оксана и Аленка вышли из вагона. Пошли по перрону и недоуменно переглянулись. У самого выхода в город стоял непонятный патруль и у всех прибывших проверял документы.

Тряхнув головой, Оксана непонимающе моргнула. С какой это, интересно, целью все эти люди здесь стоят? Кто их на это, спрашивается, уполномочивал? Зачем вся эта проверка?

– Девушки, предъявите-ка нам ваши документики, – с нагловато веселой ухмылкой на губах обратился к ним один из четверых парней, стоявших возле прохода через выставленный передвижной турникет.

– Освободите проход, – Сана скользнула по нему жестким взглядом.

Однако на ее просьбу никак не отреагировали, и она процедила:

– Ушел, говорю, в сторону! Расчисть фарватер!

– Не понял, подруга?! – недоуменно потянул патрульный, встретив неожиданный отпор. – Повтори!

– Подрастешь, сынок, поймешь. Освободите проход.

Выставив руку с сумкой и упрямо поджав губы, Оксана пошла напролом. Но дорогу ей преградили накаченные ребята. Пройти не дали. Заслышав шум, к ним вперевалку спешил солидный мужчина, на лацкане у которого поблескивал депутатский значок.

– Что за шум? – деловито обратился он к старшему наряда. – Что за шум, а драки нет? – на его лице появилась примирительная улыбочка.

Ощущая за собой силу, парень приосанился:

– Вот дамочка не хочет документы свои показывать! Нарушает, так сказать, установленный порядок.

– Вы почему, собственно, нарушаете порядок? – мужчина повернулся к Оксане, укоризненно покачивая головой. – Не хорошо, не хорошо! Вроде, солидная дамочка, а простых вещей не понимает.

– Какой еще порядок? – пока не повышая голоса, полюбопытствовала Оксана, решившая идти до конца.

Впрочем, как она понимала, все это делалось на незаконных основаниях. Итак, о чем ей сейчас пропоет записной краснобай?

– Общий порядок, общий, – мужчина пожал плечами, словно удивляясь тому, что, вроде бы, интеллигентно выглядевшая женщина не знает самых простых истин. – Вы что, не в курсе?

– Кем он установлен? – поинтересовалась она, чуть-чуть прищурив левый глаз и отступив на один шаг, на всякий случай, для лучшего обзора и большего простора для маневра.

– Нами. Мы его установили, – важно произнесло лицо, словно случайно поглаживая свой значок. – Это вам, надеюсь, понятно?

Вот это она могла понять. Непонятно было только одно – на каких основаниях. И Оксана, естественно, попыталась всецело прояснить:

– А кто это такие «мы»?

– Государство! – важно надулся стоявший перед ней мужчина.

– Вы что, государство? – на губах у женщины заиграла насмешливая до иронического сарказма улыбка. – Умереть со смеху и не встать.

– Представьте себе, – человек весь напыжился, осознавая всю свою значительность.

– Не смешивайте себя с государством. Разрешите ваш документ, – Оксана требовательно выставила вперед свою ладошку.

Ее встречное требование грозило перевернуть все с ног на голову.

– Зачем он вам? – депутат чуток стушевался.

– А зачем вам мой документ? – на ее губах опять заиграла улыбка, правда, уже с большей примесью лукавства.

Сейчас она устроит кое-кому приличную выволочку на глазах у всех.

– Чтобы можно было удостовериться в вашей личности, – мужчина непонимающе пожал плечами.

Эта странная женщина совсем его запутала своими вопросами, на которые есть один и простой ответ.

– Прежде чем что-то спрашивать у кого-то, – тоненький пальчик уперся в мощную грудь депутата, – вы сами обязаны предъявить свои документы, чтобы можно было удостовериться в ваших полномочиях.

– Э-э-э… – депутата моментально заклинило.

Человечек почувствовал, как его прошиб трусоватый пот. Нет, лучше вредную бабу пропустить. Окажется еще дотошной журналисткой. Потом выставит его не в самом лучшем свете. А ну ее, к черту, от греха подальше. Он подтолкнул старшего и показал глазами на женщину. Мол, убирайте ее поскорее, пока она всех остальных не взбаламутила.

– Проходите, гражданка, не задерживайте людей, – вдруг вежливо произнес молодой человек, тоже, в свою очередь, кое-что сообразивший.

Проход перед Оксаной быстро-быстро освободился. Растерянные парни по знаку своего начальника раздвинулись по сторонам.

– Нет, я не уйду, пока вы мне не объясните, на каком основании вы устроили весь этот цирк и пока не узнаю вашу фамилию.

Ответственное лицо, поморщившись, замахало рукой:

– Проходите, гражданка…

– Впрочем, – Оксана на секунду сомкнула свои реснички, – я вас узнала… Теперь вам не отвертеться от ответа.

– Узнали и ладно, – депутат попытался отвернуться и уйти.

Но тихонечко и без шума ретироваться восвояси ему не удалось.

– Нет, вы уж постойте, Петр Нестеренко. Вы депутат от фракции… Бывший коммунист, по случаю перекрасившийся в социал-демократа. А недавно, если мне не изменяет память, – Оксана говорила хлестко, словно била наотмашь, – перебежавший в стан «Нашего выбора». Что, там вам больше предложили за ваши лакейские услуги?

Мужчина побагровел. Такого он не ожидал. Он был направлен сюда, чтоб организовать неусыпный контроль за прибывающими лицами. Чтобы вовремя воспрепятствовать появлению отрядов, прибывших с промышленного Востока в защиту Премьера. Все, что они делали, было противозаконно. Но как, спрашивается, иначе им сохранить перевес сил на своей стороне, если в город начнут прибывать бело-голубые? Ни для кого не являлось особым секретом то, что оппозиция на самом деле представляла собой националистическое меньшинство. Большая же часть населения страны поддерживала собой действующего премьера.

Все до этой минуты шло по плану. Поезда, прибывающие с Юго-востока, тщательным образом фильтровались. Подозрительные личности, которые имели целью своего прибытия горячее желание поддержать законную власть, задерживались и после долгой психологической обработки отправлялись назад. Милиция смотрела на эти все безобразия сквозь пальцы. Она получила негласную команду не вмешиваться.

И тут, откуда ни возьмись, появилась, на его голову, эта странная дамочка. Переполошила всех, взбаламутила весь до этого послушный народ. Взбудоражила всех простых людишек, по первому же требованию с угодливой готовностью достающих свои паспорта и протягивающих их с заискивающими улыбками. Толпа негодующе зашумела и сама вмиг разобрала турникеты. Пришлось им на какое-то время ретироваться…

Оксана посмотрела на часы. Время до назначенного ей часа было. Куда бы его деть? Съездить, посмотреть, что творится на Крещатике? Ну, если исходить из того, что она увидела на вокзале…

Сергей проснулся и сладко потянулся. Неплохо они оторвались. Как же хорошо, что его жена собралась и укатила на курорт. Так пришлось бы ночевать ему дома, в одной с ней кровати, а не с роскошной Лялькой. В этой небольшой, но жутко уютной квартирке, прикупленной им как раз для пикантных случаев. Этакое маленькое гнездышко для любви.

Каждая из его продавщиц прошла через эту постель. Гордость за себя заполнила его до отказа. Он, как истинный турецкий султан, создал себе целый штат наложниц. Не каждый мужик может этаким похвастаться.

Любая девчонка бежала к нему по первому же его сигналу. А пусть попробует отказаться. Если заартачится, на следующий же день окажется на улице. Строптивых баб не держал. Не хочет красавица, не надо. Не велика потеря. От него не убудет. На другой же день на ее месте новая красотка появится, более сговорчивая. Как эта Лялька. Она тоже вовсе не исключение из общего числа. Поначалу они думают, что смогут занять в его жизни главное место. Наивные. Тешат себя несбыточной мыслью о том, что он купит им квартиру, разведется с женой и женится на них…

Поначалу он их особо не разочаровывал. Когда очередная девица попадала в эту квартирку, он давал ясно понять, что это и есть первый шаг к их, возможно, будущей совместной жизни. И тут она так старалась, так старалась. Но вся беда была в том, что они все быстро ему надоедали.

Особенно после того, как девицы, пообвыкнув, притершись чуток, съездив с ним разок на курорт, прокатившись туда за его счет, начинали исподволь качать свои права. Этого он не терпел и девку выгонял.

Просто показывал на дверь, и дело с концом. Одну выгонял из своего сердца и из этой квартиры и тут же приступал к охмурению следующей кандидатки. А в таковых недостатка никогда не имелось. Отставленные любовницы вскоре сами увольнялись, или же их увольняли. А повод, подходящий для выдворения, всегда находился…

Открыв чуточку припухшие со сна глаза, девушка встретила в упор направленный на нее насмешливый взгляд лежавшего рядом с ней мужчины. И сердце у нее радостно встрепыхнулось. Сергей обещал ей ночью, прошептал, что скоро выкупит квартирку и оформит на ее имя. А еще он сказал ей, что скоро они поедут на недельку в Анталию…

А она еще поначалу крутила носом, даже не хотела смотреть в его сторону. Но ей вовремя шепнули, что она была не права, отказавшись прокатиться с хозяином в ночной клуб. А почему она с ним не пошла?

А потому, что хорошо понимала, чем обычно заканчиваются походы подчиненной со своим начальником. А у нее имелся к тому времени жених. Ушел полгода назад служить в армию. Она с ним переписывалась. Ждала, когда он вернется, после они поженятся. Считала месяцы и дни.

Но подъехал вечерком инкассатор и по секрету обронил новость о том, что на ее место ищут замену. И она должна хорошенько подумать, подумать, если не хочет оказаться на улице. А работа была ей нужна. Ох, как была нужна! Отказаться от хорошей работы она не могла.

И что? Она надумала. Поехала в часть, где служил ее Витек. Хорошо, что не пришлось ехать на тот край света, на Камчатку. Взяла выходной и поехала. Три часа на электричке. Ехала и все думала о том, что правильно ли она поступает, решившись на этакий шаг…

А как Витек обрадовался ее появлению. Договорился и ушел из части на парочку часов. Затащил ее куда-то в безлюдное место. Смотрел на нее своими умоляющими шалыми глазами, в которых она без труда смогла прочитать все его желания. А что, собственно, мог еще желать солдатик, живущий на краю полигона, где женским духом за версту не пахнет?

И в этот раз она своему парню позволила все. Вообще-то, ради этого одного она и приехала. Чтобы потом развязать себе руки. Чтобы после Витек не мог обвинить ее в неверности. Если бы она к нему не приехала, то он запросто мог бы. А после этого уже не мог. Не смог бы и все.

Стыдно ей было в том кому-то другому признаться, но до этого дня она была скромной девочкой и никому не позволяла дотрагиваться до себя. И Витек ее об этом прекрасно знал. Знал и поэтому со спокойной душой уехал в армию, понимая, что в любом случае он сразу догадается о том, что оставалась верна ему невеста или нет. А тут он сам не выдержал.

Получилось все быстро, что она толком ничего и не почувствовала. То ли парень ее сильно спешил, то ли еще что-то ему мешало. Только-только она, чуть прикусывая губки, начала что-то чувствовать, как Витек с силой выдохнул и отвалился в сторону со счастливой улыбкой на лице. Она и не поняла в тот раз того, что стала ли женщиной или нет.

Вышла Лялька в понедельник на работу, а тут и сам хозяин подоспел. Словно только и ждал начала рабочего дня. Пригласил ее поужинать. С тонким намеком на все за этим последующие толстые обстоятельства. И она уже не отказалась. Вечером Сергей забрал ее и повез с собой в один загородный ресторанчик, точнее, крутой развлекательный комплекс.

Все там было. Были и небольшие домики для отдыха. В одном из них она и проснулась поутру. Все тело ломило. В низу живота неприятно тянуло. На простыне кровь. Выходит, что ее Витек что-то там не того…

И закружило ее, затянуло. Настолько поманило сладкой жизнью, что она совсем растерялась. Ведь прекрасно понимала, что хозяин никогда на ней не женится. Не такая она дура, как некоторые, чтобы на это всерьез рассчитывать. Такие, как их хозяин, от своих жен не уходят.

Но почему бы в этаком случае не попробовать ей урвать от жизни всего побольше? Если правильно суметь себя повести. Быть попроще. Много не требовать. Права свои не качать. Дать ему ясно понять, что этакое положение вещей ее вполне устраивает. На роль его будущей супруги она вовсе и не претендует. Пусть он только время от времени делает ей небольшие подарки. Вот и все. Она на все полностью согласна.

А Витьку она просто ничего не скажет. Она потом почти каждую неделю или через две наведывалась в войсковую часть, где служил ее доблестный солдатик. И домик она на это время, предусмотрительно договорившись, снимала у одной старушки, божьего одуванчика. Витек убегал в казарму на вечернюю поверку, а потом возвращался к ней. А она уезжала от него самой первой утренней электричкой. К открытию магазина она находилась на своем рабочем месте.

Время от времени хозяин делал ей дорогие подарки. Зарплата у нее выходила неплохая. Магазин находился в проходимом месте, и торговля у нее шла довольно бойко. Если так дело пойдет, то до лета она сумеет подкопить приличную сумму деньжат. А там подъедет Витек. И хозяину она к тому времени порядком надоест, и он ее отпустит. Если и вовсе не бросит ее намного раньше того срока. Но оно уже всецело зависит только от нее. От всех ее способностей. От ее умения удержать его при себе. По крайней мере, пошел уже третий месяц их отношений, и пока Серега без ума от нее. Квартиру переписать на нее пообещал…

Суточное дежурство в предвыборном штабе, наконец, подходило к своему логическому завершению. Появился у них малость проспавшийся Иванюк, выполз из своего кабинета. Подозвал он к себе Веру.

– Да-да… – она стояла, скромно потупив свои серые глазки.

– Тут тебе того… премия небольшая положена, – Иванюк подсунул девушке отдельную ведомость. – Распишись и получи… – попытался и скаламбурил он, насколько оно у него получилось.

Глянула Верка на цифру, и глаза у нее загорелись. Она и не стала спрашивать у Иванюка, за что именно ей положена премия. Знамо, за что. За то самое. За ее сверхурочную работу! Интересно, откуда у них столько денег? Такую прорву народа собрали. Кормят их и каждый день суточные им выдают. И еще удовольствия свои оттуда же оплачивают. Неплохо устроились. Пенсии и зарплаты платить – на то денег нет…

Кто же это все оплачивает? Государство? Вряд ли. Частные лица или же лидеры их партии? Как же, дождутся от них. Эти за свою копейку удавятся. Сами все время норовят залезть в чужой карман. И кто же, а?

Или деньги идут со стороны? Из-за рубежа? Вон у грузин все их правительство зарплату получает от непонятно какого-то заграничного фонда. От кого получают, знамо, на того и работают. Только, знамо, не, увы, на свою страну. А эти, простите, потом на кого будут работать?

– Потоцкий, отведешь нашу Верочку домой и до вечера ты свободен. Головой за нее отвечаешь! – Иванюк бочком подошел к дремлющему в кресле парню и грубо толкнул его в плечо.

– Понял, – Миха потянулся, прогнулся в спине, кинул взгляд на девушку и подмигнул. – Вечером, Семен Никитович, снова дежурство?

– Ты у нас догадлив, как никто…

Окинув парня быстрым взглядом, Иванюк улыбнулся. Умен пацан и сметлив. Все схватывает буквально на лету. Доходит до всего с первого же намека. Два раза повторять ему ничего не приходится. Выйдет из него вскоре неплохой помощник. Парень вкалывает тут не за деньги, а за саму идею. Дед его гнил еще в сталинских лагерях. Пострадал от того режима. Боролся в свое время против советской власти. А теперь его внук мощной грудью встал на защиту свободы и молодой демократии.

Вот черт! Иванюк дернул головой. Сам себя же и ругнул. Разошелся, как на митинге. Какая тут, ко всем чертям, свобода и демократия? Вот молодых ребят еще можно дурить громкими лозунгами. А он-то хорошо понимает, что оно все не так. Что все это очередные сказки для народа. Просто к власти рвутся люди, желающие добраться до самой кормушки.

Рвутся за чужие деньги, за которые их всех на самом-то корню и купили. Чтобы потом они покорно исполняли волю своих заокеанских хозяев. А что тем надо? А чтобы тут они все делали в пику своему соседу. Чтобы разрешили поставить здесь базы НАТО. Чтобы разместить здесь аэродромы для своей дальней авиации. Чтобы воткнуть элементы своей ПРО. Той, что якобы направлена против стран-изгоев. А на самом деле все прекрасно знают, против кого она нацелена.

Вот сенаторы, может, и американский конгресс не знают, где и что в этом регионе расположено, а они-то, живущие тут, это прекрасно знают.

И он прекрасно все это понимает. И он работает не за идею, а за те же самые «бабки». Рвет себе одно место за то, чтобы потом занять положение повыше. Чтобы уже не им командовали такие, как, к примеру, Стеценко, а он сам руководил такими, как Потоцкий.

Если их дело выгорит, то все они здорово поднимутся. Вот за это он и пашет, не покладая своих рук. Вот для Стеценко, может, вся эта возня, вроде забавы. В Зарницу они играют. И о себе при этом не забывают. С комфортом живут. А для него это тяжелый труд. Случись тут что, с него все спросят. Хотя, если здраво рассудить, пока у них в руках деньги, ситуация находится под их полным контролем. Тот, кто планировал, учел буквально все. Как-то Стеценко ему проговорился, может, и специально сказал, что этим вопросом занималось не одно НИИ там, за Океаном.

– Потоцкий, ты еще здесь? – его блуждающий взгляд остановился на парне, о чем-то перешептывающемся со своим сменщиком.

– Все, бегу, Семен Никитович, – Миха выпрямился и шагнул в сторону двери. – Вон одна нога моя уже бежит по лестнице.

В это время Верка терпеливо поджидала парня у входа. Одной идти домой не хотелось. Толпы народа праздно шатались по центральным улицам, задирая одиночных прохожих. Молодая кровь бурлила. Энергия, скопившаяся за эти дни, требовала выхода. Для многих нужен был только повод для того, чтобы чуток встряхнуться и разгуляться. От всей души повеселиться. Побуянить. Помахать кулаками. Уже, было, подступались они к жидкому милицейскому кордону, но служивые каждый раз позорно отступали и покидали площадь без боя. Зачем ребятки выходили на нее, смешили весь народ? Или кто-то позади за фалды удерживал их?

– А вот и я! – парень пулей вылетел из парадной.

– Миха, я тебя порядком достала? – девичьи глазки смотрели на него с хитроватым прищуром, и он смущенно моргнул.

Ее глазки могли свести с ума любого, а не только его, неженатого и пока холостого. Но надо ему быть поскромнее. И так он перед девушкой в долгу. Как бы он не втянулся во что-то большее, чем их внезапно вспыхнувшая друг к другу симпатия. На что-то легкое он еще и согласен. Но на что-то серьезное он пока еще не способен…

– Да нет, – он постарался изобразить на своем лице самое, что ни на есть, простодушное выражение. – К тому же, я кое на что рассчитываю…

Верка удивленно моргнула. Уж как-то очень неожиданно ответил ей Миха. Прищурился и замолчал. На что же он, хитрец, намекает?

– И на что мы рассчитываем? – улыбнулась девушка. – Скажи-ка, но на ушко. Чтобы ветер-баловник ненароком не донес до чужих ушей.

– На то, что ты предложишь мне угол как соратнику по борьбе, – парень весело усмехнулся. – Надо же где-то мне отоспаться. Сделать это на Майдане, как ты понимаешь, вряд ли удастся. День на дворе. Все соратники по борьбе на ногах. В палаточном городке шум не утихает.

– Только и всего? – она сделала удивленные глаза.

Не думалось ей, что заполучит себе квартиранта и не больше того.

– И все, – он пожал плечами. – Я и без того перед тобой в неоплатном долгу. А ты о чем подумала? – в его глазах пробежали задорные огоньки.

– Я подумала, что мы с тобой…

Запнувшись, она не договорила, но он все понял по ее взгляду.

– Нет-нет! – он дурашливо замахал руками. – Свят меня, свят! Иначе я, Верка, никогда с тобой не рассчитаюсь. Попаду я в вечное рабство! Поставят меня, бедного, на счетчик до конца моих дней.

– Ох, Миха-Миха, – она на мгновение прижалась к его плечу. – Все ты шутишь. Знаешь, с тобой мне почему-то необъяснимо легко. С тобой можно разговаривать на любую тему. Ты лучше всякой подружки.

– Это комплимент или? – его глаза вдруг стали очень серьезными.

Вот именно этого он и боялся. А именно тихого перерастания их отношений из ничего незначащего флирта во что-то много большее.

– Это, можно сказать, признание, – она вздохнула и провела пальцем по его губам. – Вот тебя я смогла бы представить в качестве того, с кем придется провести весь остаток своей жизни. И не морщиться при этом от тошнотворных приступов отвращения при одном виде осточертевшего до несварения желудка мужского лица.

– А почему только представить? – ему вдруг захотелось пройтись, балансируя на самом краю опасной пропасти. Сама же, вроде, хочет этого и сама же говорит, что ничего не получится. Интересно, почему?

– Потому что ты-то меня-то не любишь. Но все равно тебе спасибо.

– За что? – он озадаченно расширил глаза.

Эта девушка способна и его поставить в тупик. Она совсем непроста. У нее есть свой глубоко скрытый от остальных внутренний мир.

– А за то, что ты есть. Ладно, Миха, хватит, – девушка поморщилась. – А то я сейчас расплачусь. Не смотри ты, Миха, на меня, – она закрыла ладошками его глаза. – Ты из меня всю душу вытягиваешь. Не понимаю я, как та девчонка могла позабыть тебя, такого классного парня?

– Она? – он словно наткнулся на невидимую глазу преграду и встал, как вкопанный, растерянно оглянулся по сторонам. – Я… я не знаю…

…Михась долго метался, как зверь, запертый в ненавистной клетке. Пусть и золотой, но от этого не менее ненавистной. Почему она не написала ему? Пусть она ничего не знала про их скорый отъезд и заранее ему не сказала. Даже если бы и знала, то все равно оно ничего не меняет. Не сказала, значит, не захотела тревожить заранее. Или же попросту она побоялась сказать. Она же девочка. Но написать же можно? Она же знает его адрес, а он про нее ничего уже не знает. Куда они уехали, зачем?

Старый дед успокаивал. Казалось, дед один в доме понимал все его мучения. Отец вечно в разъездах. Его всегда мало что волновало. Стоит их дом на своем месте, и, слава Богу! Остальное все приложится само собой. Обо всем остальном позаботится его жена. А мать делала вид, что ничего не случилось. Как будто и не было той восьмилетней дружбы…

Аленка вышла из такси у республиканского клинического центра. Тяжело вздохнула. Одна поездка, и кошелек ее опустел наполовину. Ну и цены у них тут! Нет, она в первый и последний раз берет тачку. Где же она возьмет деньги на обратный билет? Будет просить их у матери?

А если у той у самой с собой ничего нет? Ладно, еще та женщина не взяла у нее денег. Телефон даже ей свой дала. На всякий случай.

Все. Надо все мысли оставить за больничными воротами и предстать перед матерью веселой и жизнерадостной, чтобы глупо не расстраивать родительницу. Как-нибудь выберется. Лучше она позвонит той женщине и попросит взаймы. А потом как-нибудь рассчитается…

Оксана вышла из метро. Не торопясь, прошлась она по Крещатику. Серые тучи, низко-низко плывущие над крышами домов, своим угрюмым видом еще больше способствовали ходу всяких нехороших мыслей, они были сродни ее мрачному настроению.

Дурное предчувствие поднималось при виде четких рядов палаток «стихийно» возникшего палаточного городка. Якобы это только сам по себе справедливый гнев народа широко вылился на улицы вследствие антидемократических действий властей.

Если все оно возникло стихийно, то откуда вдруг в одночасье у этого простого народа появилось столько новеньких однотипных и тщательно подобранных по цвету палаток? Почему вокруг невидно пенсионеров, бабок, которым делать больше нечего, как против чего-то протестовать? Нет, тут дело не так просто. Что-то за всем этим кроется…

– Проходи, – девушка открыла дверь. – Извини, у меня не прибрано, – Верка смущенно поморщилась при виде разбросанных по всей комнате в самых для этого неподходящих местах предметов женского туалета.

– Ты живешь одна? – парень с нескрываемым интересом оглянулся.

Нечасто он попадал в святая святых, куда мужиков допускают не сразу и даже не всегда.

– Нет, – девушка впихнула вещи в огромный трехстворчатый шкаф.

Потом она с барахлом разберется. Надо ж было жутко оконфузиться. Совсем не подумала она. Они обычно к себе никого не приглашали. Да и соседка ее подвела. Раскидала повсюду свои вещи.

– А с кем? – непраздное любопытство прозвучало в его голосе.

– Не бойся, не с мужиком, – девушка усмехнулась. – Понятное дело, кому же хочется стать персонажем расхожего анекдота. Со Светкой.

Облегченно вздыхая, Миха шагнул вперед и прищурился:

– С нашей? С той самой, с которой ты чередуешь свои дежурства…

– С нашей, с нашей… – Верка согласно кивнула головой.

– А чья это хата? – больше по инерции спросил он.

– Ее родной тетки. Та куда-то и надолго уехала. Не знаю я. Там еще какая-то история. Мое дело маленькое. Пустили жить, и то ладно. Ты, Миха, меня не спрашивай, а я тебе ничего не отвечу. Чай пить будешь?

– А мне его предложат? – парень успел опуститься в старенькое, жалобно скрипнувшее кресло, шутливое настроение не отпускало его.

– Если ты не откажешься, – девушка, казалось, тоже была не прочь поиграть с ним в кошки-мышки. – Откажешься?

– Я похож на того, кто отказывается? – Миха сделал следующий ход.

Интересно ему стало узнать, что она на это ответит.

– Ты, – девушка посмотрела на него долгим особым взглядом, – не похож. Уговаривать тебя вчера долго не пришлось, – она усмехнулась. – Ломаться, как девочка, не стал. Ты всегда до дури безотказный?

– Нет, – очень просто и коротко ответил он.

Пусть она знает, что он не из тех, кто готов волочиться за каждой юбкой, взмахнувшей перед ним своим подолом.

– А как же вышло вчера? – ее, было, прищуренные глаза широко приоткрылись в томительном ожидании его ответа.

Теперь уже она перешла в наступление и теснила его. Задала ему настолько каверзный вопрос, что так просто и не ответишь.

– Ты… – он часто-часто заморгал, – тут совсем другое дело…

Нет, все-таки именно его загнали в угол, очень похоже на это.

– Другое дело, говоришь… – на, казалось, веселое и беззаботное лицо девушки набежала легкая тень. – Ах, Миха…

Обжигаясь, молча, они пили горячий чай. Он молчал. И она молчала. И, кажется, сами и не хотели этого, но невидимая грань пододвинулась настолько близко, что начинала мешать. Пропали, куда-то исчезли легкость и простота ничего не обязывающих отношений.

Или ей это только казалось? Может, это только она отчего-то боялась ступить дальше, а он молчал из простой деликатности? Не хотел ее просто подталкивать? Или давал ей возможность самой принять для себя решение? Но ей нечего решать. Она для себя все уже решила.

После продолжительной до неловкости паузы Вера подошла к своей кровати и откинула одеяло. В его глазах застыл немой вопрос. Она, улыбнувшись, покачала головой и кивнула на свою постель.

– Или тут или на полу! На выбор, что больше понравится.

– А там? – он показал рукой на противоположную сторону, где стояла тахта. – Я там… до вечера перекантуюсь. Все же удобнее, чем на полу. Чего зря спальному месту пустовать…

– Нет, – девушка отрицательно качнула головой. – Не могу положить тебя в чужую кровать. Соглашайся или… мы не сошлись в цене.

– И тогда выметайся, – парень пожал плечами. – Раз у меня нет выхода… – он стал стягивать с себя свитер. – Я и на это согласен… Раз уж вопрос поставили ребром и развернули этаким ракурсом.

– Куда ты, милый, денешься с подводной лодки, – тихо прошептала она. – Согласишься, как миленький. Поупрямишься для вида и пойдешь.

– Что?

– Ложись-ложись. Я сейчас приду…

По-солдатски быстро скинув с себя одежку, Миха нырнул под холодное одеяло и натянул его на себя, пытаясь согреться.

Нет, кажется, зря, зря он напросился к ней в гости. Должен же он был сразу понять, чем оно все закончится. Или он надеялся, что она найдет для него отдельную постель? Надеялся на то, что произошедшее накануне было просто исключением из всех правил? Нет, так не бывает…

А с другой стороны, чего в этом плохого? Девочка неплохая. Не хуже, чем другие. Понятно, что она крутится в этой нелегкой жизни, как может. Ну и что худого, что спит с мужиками? То с одним, то с другим. С одним спит ради дела. А с ним? А с ним это делает для души. Понять ее можно. Она такая. Ее не переделать. Продукт современного жития…

Но его Аленка была вовсе не такая. Его Аленка… Задев краешек до сих пор кровоточащих воспоминаний, он болезненно поморщился. Была когда-то его. А чья она сейчас? Кого она сейчас любит? Почему она не написала ему? Он нашел бы ее. Он обязательно ее нашел бы. Напиши она ему, он все бросил бы и помчался бы к ней. Ах, Аленка-Аленка…

…Старый дед вздыхал, глядел на своего вконец расстроенного внука, на его вытянувшееся, посеревшее лицо.

– Михась, да забудь ты уже ее, – как-то не вытерпел он, притянул к себе внука и усадил его рядом с собой.

– Как это забудь? – глаза у юноши недоуменно расширились.

Как это можно все забыть? Взять и вычеркнуть из своей жизни целых восемь лет, наполненных одной только дружбой с его Аленкой?

– Она была тебе не парой, – старый человек тяжело вздохнул, и его седые ресницы задрожали от плохо скрываемого волнения, оттого что не мог объяснить своему самому дорогому человеку самые простые истины.

– Почему? Почему она мне не пара? – воскликнул Миха.

Нет, парень просто не мог этого понять. Как это они не пара? Если они любят друг друга! Неужели, любовь в их жизни не самое главное? Есть еще что-то такое, что ему пока непонятно и неизвестно?

– Понимаешь, Михась, они русские, а мы…

– А мы что, не русские? – внук непонимающе заморгал глазами.

Нет, тут дед что-то начинает путать. Есть различия, но не столь же критично. Это, верно, дед заговорил словами своей невестки, его матери.

– Да, мы, Михась, из другого теста. Мы украинцы с Правобережья. Коренные местные жители. А они – москали, приехавшие на наши земли, кацапы, оккупировавшие ее.

– Дед, ты это о чем? Ты это серьезно?

– Куда серьезнее. Они не понимают нас. А мы не понимаем их. Между нами лежит пропасть. Я раньше молчал, не говорил тебе об этом. Не хотел ворошить свое прошлое…

Насупившись, внук глухо проговорил:

– Ты еще скажи, дед, что она не нравилась тебе?

– Нет, я не скажу. Да-да, не скрою от тебя, – ласковая рука прошлась по непокорным волосам внука. – Нравилась мне твоя девочка. Очень нравилась. Все надеялся, что, может, промеж вами что-нибудь получится. Но судьба распорядилась по-другому, расставила все по своим местам. И имя ее мне очень нравилось.

– Ее имя? Моей Аленки?

– Да, были у нас знакомые. Дворжецкие… Жили тут до войны. Мы с ними дружили. Дочка у них Аленка была. А сына их звали Михасем.

Парень понимающе прищурился. Не оттуда ли проросло его имя?

– Как и меня, дед?

– Да, тебя в его честь прозвали. Именно я настоял на том, чтобы так назвали моего внука. Ты должен его помнить. Мы еще к ним ходили, когда его родная сестра приезжала со своей внучкой Диной… Это Дина помогла своему дяде. Хлопотала за него. В Москву еще ездила. И старого Михася, друга моего, реабилитировали. Восстановили в звании. Вернули ему все награды. А у того только орденов Славы все три степени были. Считай, что Герой Советского Союза.

– Неужели, дед, и такое случалось?

– Редко, сынок. Но случалось. Михась мне еще по секрету говорил, что по просьбе Дины его делом занимался один генерал-лейтенант. Все благодаря именно ему. А та власть свои ошибки признавать не любила. Если разобраться, то ей пришлось бы признать, что десятки миллионов людей в свое время осуждены были незаконно, без всяких оснований.

– А что с ними, с Дворжецкими, сталось? Почему они живут не вместе? Ты говорил, что сестра твоего друга живет далеко от нас.

– В войну эвакуировали. Родители по дороге погибли в бомбежке. Аленка застряла где-то на Урале. А Михась работал на заводе в Сибири. Потом его забрали в армию. Воевал. Один раз даже угодил в штрафбат. Но он выжил. Снова стал он воевать. Дослужился до капитана. Война закончилась. А потом его арестовали и отправили в лагерь.

– За что его, дед? – у внука разгорались глаза.

В его небольшой комнате явно повеяло живым духом истории, той, о которой в их учебниках скромно и стыдливо не писали.

– Это, сынок, очень долгая история. Если в двух словах, то за то, что родом он был из Западной Украины.

– Как и тебя?

Дед поднялся, прошелся по комнате. Нелегкие вопросы подняли они. Как вспомнит он о том времени, так подкатывается неприятный комок…

– Ну, меня-то осудили за то, что я держал в руках оружие. Посчитали, что я член организации, из «зеленых братьев».

– Дед, ты до сих пор ненавидишь их?

Глубокая печать застарелого сожаления появилась на лбу старика:

– Нет, внучок, это не ненависть. Это нечто иное, обычными и простыми словами и не объяснить.

Миха прищурился:

– Но ты их не любишь.

– А за что мне их, спрашивается, любить? Они пришли на наши земли. Отняли их у нас. До 39-го года мои родители жили весьма зажиточно. У нас был свой уклад жизни. А у них свой. И москали насильно стали насаждать нам свой образ жизни. Не всякому человеку этакое принуждение понравится.

– Может, они были правы? Говорят, что они поделили землю между всеми людьми. Уравняли всех в правах. Не стало ни бедных, ни богатых.

– Нет. Богатых тогда, действительно, не стало. Это уж точно! Но зато все стали поголовно бедными. «Голодранцы усих краин до кучи гоп! Пролетарии всех стран соединяйтесь!» А до прихода москалей в наших краях бедными были только те, кто не хотел или не умел работать. При желании своими руками, своим трудом всегда можно было пробиться. Если, конечно, в голове не одни опилки, и не ветер там погуливал.

– Значит, дед, правы те, кто воевал против Советов?

– Трудный вопрос. Они были правы лишь в той части, что хотели вернуть себе свои отобранные у них богатства и привилегии. Но не правы в том, что они делали все от имени всего народа. Заявляли о нежелании жить в Союзе от имени всех. Но не все хотели этого. Русские, конечно, намного украинцам ближе, чем поляки.

– С чего, дед, все оно пошло? Тяга к Западу?

– Очень долго наши земли входили в Речь Посполитую. А когда-то оно было единое государство Киевская Русь.

– А как же полякам удалось прибрать к себе наши земли?

– Ну, это все случилось во времена татаро-монгольского нашествия. Вернее, после него уже все эти князья киевские, черниговские и прочие стали искать себе поддержки у западных соседей. Вот тогда-то Польша и Литва потихоньку и прибрали эти земли к своим рукам. Путем сложных династических браков, подкупом и подлым обманом. Порой просто насильно выхватывали власть у ослабевших правителей.

– А почему молчал народ?

– А у него, сынок, когда-то и что-то спрашивали? Его, народ, всегда использовали, как рабочий скот. Что ему скажут, то он и делает. Забитый и в основной своей массе неграмотный. Чернь, одним словом. Чернью его и за глаза, и прямо в глаза польские паны и называли.

– И что случилось дальше? – юноша внимательно слушал.

– А потом поляки приняли один хитрый закон, по которому те, что не католики, теряли права, привилегии, которые имелись у шляхты. Ушлый народ. Подлый и коварный. Поляки были католиками. А литовцы, белорусы и украинцы, их предки были православными. Тонкий расчет. Или веру надо свою предать, или остаться без всех прав и привилегий.

– Зачем они так поступили?

– Им, сынок, не нужны были равноправные союзники…

Им требовались рабы, которые должны были трудиться на них от зари до зари. А сами они все это время проводили в праздности. В пирах и весельях. Дошли до того, что своих королей стали выбирать на сейме. С того времени и пошло, что продажнее той самой шляхты нет больше на земле какого другого сословия. За деньги выберут любого, хоть черта. Кто больше заплатит, того и провозгласят королем. Каждый стал мнить себя пупом земли. Доигрались.

– И что с ними случилось?

– Польша как-то надолго потеряла свою независимость…

Ее поделили на части. Многие земли отошли к России. Вот поляки до сих пор и не могут этого русским простить. До сих пор в их крови кипит великодержавный шовинизм. Они когда-то претендовали на роль одного из центров мироздания, жили в Московском Кремле, а нынче вынуждены мириться с положением третьесортного государства.