Сумка

Бываю ли я в церкви? Нет. А этот парень, корчащийся на корячках, с липкими сгустками крови на лице? Уверен, что тоже нет, но в отличие от меня он считает себя причастным к религии, верующим в общем понимании. Но что значит верить в Бога? В своих рассуждениях он вряд ли заходил так далеко. Наличие оного было принято, как само собой разумеющееся, как факт. Как то, что в его груди есть сердце, гоняющее кровь, как то, что рядом с сердцем расположены лёгкие, втягивающие воздух через носовые впадины. Как будто вера в Бога ему передалась через ДНК предков и осела неопровержимой догмой внутри крошечных нейронов.

Сам по себе вопрос «Веришь ли ты в Бога?» обусловился до причастности отвечающего к какой-либо из религий и не несёт философской дилеммы. Религия, обряды и каноны которой не соблюдаются, а ментальный вход и выход прост и безболезнен, в большинстве своём признается только на словах и отрицается на деле. Нужна ли такая религия? Не буду спорить о существовании крошечных ниточек, держащих этот религиозный Титаник на плаву общественного сознания, дарующих исключительные права причастным к этой системе. Первая из этих ниточек позволяет снимать ответственность с себя за совершенные поступки или их следствия, в силу ничтожности человека перед сложившимися обстоятельствами.

– Что я мог сделать? Ну что я мог сделать? Бог видит, я этого не хотел.

– Не хотел? – описывая очередной круг со скорченной гримасой на лице рявкнул малой. Сколько таких кругов с центром в виде заблудшего человеческого Агнца он очертил, и не сосчитать. Вряд ли он когда-нибудь задумывался, для него это обычная механика, процесс, совершенный на автомате не представляющий для него интереса.

Резким движением, сравнимым с тем, как цепной пес переводит взгляд с добычи на хозяина, малой повернул голову на меня.

– А давай я ему ногу сломаю.

Я никак не отреагировал, моё внимание было сосредоточено на полулежащем в комнате мужчине. Я знал, что это всего лишь манипуляция и наблюдал как он потянет за вторую ниточку, наделяющую адепта правом взывать к Всевышнему в неподконтрольных ему ситуациях, ибо только Всевышний ответственен за всё, что происходит в нашем мире.

– Да поймите же вы меня! Господи, прошу тебя, помоги мне…

Мужчина обхватил лицо грубой ладонью, и через пальцы просочился отчаянный стон, похожий на блеяние.

– А-а-а-а-а!

– Ха, стонет как баба. Что же ты деньги сразу не отдал, утырок? – вскидывая голову сказал малой.

Я по-прежнему сидел в кресле напротив и не отводил глаз от Агнца Божьего.

Малой завершил ритуал хождения по кругу и, как бы поставив точку, опустился на корточки.

– Хана тебе, дядя, – с улыбкой сказал малой.

Рука мужчины, обожжённая гневом безысходности дёрнулась от лица и в мою сторону вырвалось пламя обжигающих слов.

– Грязные выродки! Чтоб вы сдохли! Каждый из вас получит своё, каждый будет гореть в аду и молить о пощаде! Вы ещё пожалеете, каждый, слышите меня, каждый!

Загорелась третья ниточка. Она действует как моральное болеутоляющее, ободряющее и умиротворяющее средство. Эта нить напомнит нам, что все мы смертны, что Бог чрезмерно справедлив и каждый получит отмщение. Убийцы будут корчиться на адском пламени, сколотившие капитал на крови рабочих – жрать уголь из-под ног сатаны, а лгунов повесят на их же языках. Но не здесь и сейчас, а потом, где-то там, ведомо одному Богу где.

В своей сути подобные религии не так уж и плохи. Наоборот, всё, что я о них знаю, скорее всего сделало бы наш мир лучше, при условии выполнения их законов большинством населения планеты. Всё было бы так, да не так. Быть может, причина такого посредственного отношения к религии в конкуренции, создаваемой другой религией? Религией иной сути. Религией, где не Бог является центризмом, а иная сущность. Религией, в которую верят намного больше, сами того не подозревая. В которой обряды, культы и законы соблюдаются должным образом, которая здесь и сейчас, согласно своим догматам, карает преданного ей служителя, вышибая мозги нажатием курка.

БАХ!

А ведь он так и не понял во что он верил на самом деле.

***

Время поджимает, но бежать не стоит, это лишнее внимание. Мы уверенным шагом выходим из подъезда, идём через спящие дворы прямиком к машине сквозь густую ночную темноту. Лишь изредка свет фонарей облизывает мое правое плечо. Под каждым кругом желтого света кишит рой насекомых. В детстве я читал, что искусственное солнце сбивает их с толку, нарушая ориентацию в пространстве – они постоянно оглядываются на лампочки и корректируют свой курс, тем самым попадая в западню. Кружат, кружат и кружат до тех пор, пока на горизонте не появится пылающий титан, либо кто-то не вырубит рубильник. Сколько же таких лживых звезд, сияющих в темноте, забирает их время! Жизнь длиной в несколько суток сгорает по милости хитрых фотонов.

Малой опережает меня на полшага. В правой руке он держит ключ от машины, в левой чёрную увесистую сумку. Взгляд исподлобья мечется по сторонам, анализируя каждый силуэт, проявляющийся в темноте, оголённые белки глаз ерзают из стороны в сторону.