Семейные тайны. 11 книга. От любви до ненависти

Ледяное дыхание замка вновь обдало женщину. Она поправила очки, перекинула непослушный шарф через плечо, пригладила черные волосы и вставила ключ в замок.

–Замок не реставрировался уже очень давно, – произнес её напарник, коренастый парень с кипой бумаг. – Прежние владельцы почти все погибли во время Второй мировой. Генерал Дженефарф фон Герц был расстрелян русскими. Его жена погибла от рук какого-то фашиствующего психопата в 1944-м. Сын исчез, и лишь недавно его следы обнаружились в Австралии. Ему вернули замок, но он предложил сделать из него музей.

Литхем не слушала. Профессор Гейдельбергского университета и Института исторических исследований Гердера в Марбурге, она искала для себя все новое и новое. Сейчас её внимание привлек замок фон Герцев. Казалось, таких замков по Германии и странам Европы огромное множество. Но этот, хоть и стоял в запустении, прекрасно сохранился. И, по слухам, хранил множество тайн. Поёживаясь, она кружила по залу, рассматривая картины. Вот Мэгрэзе, прозванная «рыжей бестией». Она правила этим замком, была его настоящей хозяйкой. И отец Фон Герц, и его бастард Конрад были ее мужьями. Но многие поговаривали, что её руки обагрены кровью многих.

–Сюда ставьте столы! – Распорядилась она, указав на центр зала. Вскоре помещение наполнилось гулом компьютеров и голосами людей.

Прошло несколько месяцев. Наступивший вечер гнал всех по домам, к семьям.

Литхем задержалась. Сканируя документы, она вдруг почувствовала холодок и услышала тихий вздох. Обернувшись, она увидела у лестницы полупрозрачную фигуру женщины. Рыжая, в великолепном золотом платье, она смотрела прямо на Литхем. У той защемило зубы от страха, но она быстро взяла себя в руки и направилась к призраку. Привидение улыбнулось и медленно начало подниматься по лестнице. У выхода на крышу оно остановилось, обернулось к Литхем, наклонилось и коснулось одной из ступеней, тут же исчезнув.

Литхем выдохнула и поднялась по лестнице. Ступенька была расшатана. Женщина легко вытащила её и застыла в онемении. Под ней лежали несколько тетрадей и огромная, очень старинная книга. С трудом достав находки, Литхем осторожно спустилась вниз. В зале, освещенном лишь настольной лампой, она разложила свои находки. Тетради оказались дневниками. Аккуратным почерком, датированным последними месяцами 1943 года, кто-то описывал свои мысли. И тут Литхем, открыв первую страницу, поразилась – это были дневники генерала фон Герца. Последняя запись обрывалась на полуслове, упоминая о «тайнике под ступенью» и «неизбежном возмездии».

Древняя книга была переплетена в кожу, испещренную непонятными символами. Страницы пожелтели от времени, а чернила местами выцвели. Литхем осторожно перевернула первую страницу. На ней был изображен герб Фон Герцев, но с одним странным дополнением – в центре щита, вместо традиционного орла, красовался кинжал, воткнутый в перстень.

–Что это может значить?– Прошептала она, проводя пальцем по изображению.

Внезапно, в комнате стало ощутимо холоднее. Лампа замерцала и погасла, погрузив зал в кромешную тьму. Литхем замерла, чувствуя, как по спине пробегает ледяной пот. В тишине отчетливо послышался шёпот, словно кто-то стоял прямо за её спиной и что-то бормотал на незнакомом языке.

Она медленно обернулась, но никого не увидела. Лишь слабый лунный свет проникал сквозь узкие окна, очерчивая силуэты. Собравшись с духом, Литхем нашарила в кармане зажигалку и щёлкнула ею. Слабый огонек осветил стол, отгоняя тьму. И тут она увидела это. Рядом с ней на полу, проступила надпись, словно выведенная невидимыми чернилами: «Прощение, помощь, правда. Помоги».

Литхем проснулась от холода, подняла голову и сонно поправила очки. Она уснула и, кажется, ей приснился сон. Она поёжилась, посмотрела себе под ноги – никакой надписи не было. Она не верила в привидения, но сон был настолько естественным, что она, сама не понимая почему, пошла к лестнице, ведущей на крышу. Осталось всего несколько ступенек до двери. Она дотронулась до одной – она заскрипела. Литхем отдернула руку, а затем осторожно отодвинула крышку. Её зубы клацкнули от неожиданности.

Перед ней открылся тайник, точно такой же, как в её сне. Внутри лежали тетради и старинная книга. Сердце забилось быстрее. Это было не сном. Это было реальностью. Реальностью, которая только начинала раскрываться перед ней в стенах этого древнего замка.

Литхем застыла, не в силах оторвать взгляд от открывшейся картины. Сон, призрак, шепот – все это сплелось в единый клубок необъяснимого. Она чувствовала, как по венам бежит адреналин, смешанный с первобытным страхом. Но страх этот был сладок, он подстегивал ее исследовательский азарт.

Она осторожно вытащила из тайника дневники и книгу, ощущая их вес в руках. Кожа древнего переплета казалась теплой, словно хранила в себе отголоски прошлого. Спустившись вниз, она разложила находки на столе, под тусклым светом настольной лампы.

Первым делом она взяла в руки дневники генерала фон Герца. Листая пожелтевшие страницы, она погружалась в мир человека, жившего в эпоху хаоса и разрушения. Его мысли, страхи, надежды – все это оживало перед ней, словно он сам рассказывал ей свою историю.

Она читала о его любви к жене, о его гордости за сына. Он писал о своих сомнениях, о своей вере в Германию, о своем отчаянии, когда всё начало рушиться. Последние записи были полны тревоги и предчувствия неминуемой гибели.

Литхем перевернула страницу, где запись обрывалась на полуслове. "Тайник под ступенью… неизбежное возмездие…" Что он имел в виду? Кому грозило возмездие? И почему он спрятал дневники?»

Она вновь перевернула несколько страниц и вдруг похолодела увидев запись.– Франциска жива. Этот идиот не довел дело до конца. Теперь придется положить в гроб другого ребенка."

Руки Литхем задрожали сильнее. Она знала историю семьи фон Герц: сын Вальтер женился на польке, у них родились две дочери. Когда девочкам исполнилось два года, мать и дочерей сбила машина. Литхем глубоко вдохнула, отложила дневники и взяла в руки древнюю книгу. Ее переплет был испещрен непонятными символами, словно письменами давно забытого языка. Она осторожно открыла первую страницу и увидела герб Фон Герцев, но с кинжалом, воткнутым в перстень, вместо орла.

Что это значило? Кинжал, пронзающий перстень – символ предательства, убийства, мести? Или что-то другое? Она провела пальцем по изображению, пытаясь разгадать его смысл.

Солнечный свет заиграл в её волосах. Наступившее утро застало её спящей в кресле, на коленях лежал старинный фолиант. Уже месяц профессор, словно неприкаянная, жила в замке, сканируя книги и читая их. Лишь изредка она уезжала домой. Но сегодня Литхем решила, что пора позвать тех, кто должен знать правду – фон Герц. Она достала сотовый.

– Вундер, здравствуйте, приезжайте, мне нужно многое вам рассказать.

*****

Ашли сидел за столом, погруженный в тишину собственных мыслей. Глаза его были закрыты, а в голове роились вопросы, ни один из которых не находил ответа. Почему же все они, словно призраки прошлого, тянулись к истории его семьи? Сестра – её нужно остановить. Конрад – его появление в Индии было окутано тайной. И всех ли он уже вспомнил, или кто-то ещё из родни, словно тень, затаился, выжидая своего часа.

– Я знаю, о чем ты думаешь! – Голос Фарида, словно удар колокола, рассеял тишину комнаты. Он вошел в кабинет, несколько минут наблюдал за другом, а затем решился заговорить.

Ашли едва заметно усмехнулся, не открывая глаз, и кивнул. – И о чем же, провидец?

– О нашей… столь "замечательной" семейке, – усмехнулся Фарид, устраиваясь поудобнее в кресле, словно собирался провести здесь целую вечность. – Твоя милая сестрица огрела меня трубой и смылась.

Ашли открыл глаза и с удивлением посмотрел на друга. Голова Фарида была перебинтована.

– Час от часу не легче, – пробормотал Ашли, чувствуя, как тяжесть наваливается на него с новой силой. – Мне пришло письмо от правительства: я буду участвовать в шествии "Бессмертного полка" вместе с президентом. Я уже позвонил и сказал, что пронесу портрет своего деда, поскольку Андрей Николаевич был фашистом и не являлся моим биологическим отцом.

Фарид уставился на Ашли, не веря своим ушам. – Ты серьёзно? И ты это сказал… президенту?

– Почему президенту? – Ашли усмехнулся, но в его глазах не было веселья. – Его секретарю. Я не знал всего, пока случайно не нашел дневники моей приёмной матери. А та история, когда Игорь хотел всех продать, просто навела меня на мысль. – Ашли выдохнул и вновь откинулся в кресле. Мысли, которые не давали покоя, теперь обретали форму, и эта форма пугала.

– Ты не боишься? – Голос Фарида звучал обеспокоенно. Он видел, как Ашли меняется, как будто сбрасывает с себя старую кожу, но эта трансформация была болезненной.

– Чего? – Ашли сел прямо, опершись об стол, словно пытаясь удержать равновесие. – Чего мне бояться? Я всё честно сказал. Неужели ты думаешь, что они ничего не знают? Полковник дал мне заявление моей матери. Значит, есть люди, которые знают. Я не хочу, чтобы меня шантажировали. Это не выйдет за этот круг. – Он чувствовал, как напряжение покидает его, но на смену ему приходила другая эмоция – решимость.

– Ты дал им оружие.

Ашли улыбнулся, но эта улыбка была скорее горькой, чем весёлой. – Я дал им оружие, которое уже отжило свой срок. Они прекрасно знают: если на меня пойдёт давление, я отвечу. Но он знал, что это игра с огнём, но другого выхода он не видел. Семья, прошлое, тайны – всё это сплеталось в тугой узел, и только разрубив его, он мог обрести свободу. И он был готов к этому. – Я должен, – Ашли встал и подошел к окну, глядя на город. – Я не могу больше жить в неведении. Я не могу позволить манипулировать мной. Я хочу знать правду, какой бы она ни была. И если для этого придется столкнуться с призраками прошлого, я готов. – Он повернулся к Фариду, и в его глазах читалась решимость, которая могла сдвинуть горы. – Ты со мной? – Спросил он.

Фарид улыбнулся. – Ты же знаешь, что я всегда с тобой. Даже если это означает столкнуться с твоей "замечательной" семейкой.

Ашли кивнул, чувствуя, как плечи расправляются. И это давало ему силы. Неожиданно зазвонил телефон. – Да, Фёдор? Что? Ты где? Мы сейчас приедем!

– Что там?

– Крест нашелся! – Бросил Ашли, хватая свой пиджак и бросаясь к дверям.

****

Фёдор ехал с работы, когда зазвонил телефон.

–Да!

– Фёдор Фёдорович? – Раздался приятный мужской голос.

– Да! Слушаю!

– Вы меня, наверно, не помните. В 2000 году вы мне крестик принесли…

– Помню, Кирилл Кирилович, – Фёдор вдруг вспомнил того карапуза-ювелира.

– Замечательно, что вспомнили! Я с трудом нашёл ваш номер и звоню по важному делу. Сегодня мне принесли такой же крестик, но он размером с ладонь!

Фёдор вырулил на обочину. – Что?

– Алло! Вы меня слышите?

– Да, слышу! Могу к вам подъехать?

– Конечно. Он придёт сегодня в 16:00. Я только сейчас смог найти ваш телефон.

Фёдор взглянул на часы. Ещё полчаса.-Спасибо, я подъеду!

Он набрал отца:– Бать, нашёлся крест! Подъезжай! – Фёдор назвал адрес.

Через двадцать минут он уже стоял у ювелирного магазина. Минут через десять подъехал и отец. Они вошли внутрь, и охранник проводил их к ювелиру.

–Здравствуйте, Кирилл Кириллович! Покажите его нам! – попросил Фёдор.

Ювелир с предельной осторожностью выложил крест на стол. Этот массивный крест, размером с мужскую ладонь, казался таинственным артефактом из древних легенд. Он был усыпан драгоценными камнями, но их сияние было тусклым и незаметным, словно забытым временем или скрытым магией, которая утаивала истинную ценность. Камни не стремились к блеску – они были подобны теням, придавая кресту особую загадочность и глубину. Сам материал казался тяжелым, будто высеченным из бетона, что делало его неподъемным и внушительным, как символ силы и стойкости. Изящные, тонкие вензеля, напоминающие рукописные узоры древних манускриптов, обвивали его, добавляя образу еще больше таинственности. Казалось, эти узоры шептали свои секреты тем, кто умел слушать. Крест был не просто украшением, а историей, запечатленной в камне и металле, полной тайн и древних секретов.

– Это он! – тихо, с придыханием прошептал Фёдор.

– Сколько просит хозяин? – спросил Ашли.

– Вы знаете смехотворную сумму – тысячу долларов, хотя на деле он стоит сумасшедших денег, – признался ювелир. – И знаете, я заметил, что он боялся и просил прощения, когда отдавал его мне.

«Я бы тоже боялся, если бы мне с младенчества вдалбливали о проклятии», – подумал Фёдор.

– А потом он рассказал мне легенду, что если крест продать, то несчастья посыпаются на семью. Но, судя по его виду, он уже потерял семью. Я видел его паспорт – он с Украины, Донбасс. Это правда, что он сказал? – спросил ювелир.

– Ну, в купе с проклятием сумасшедшей ведьмы это работало на сто процентов, – пробормотал Ашли. Он достал чековую книжку и написал сумму. – Этого хватит? – протянул он чек ювелиру.

Ювелир внимательно посмотрел на чек. – Я, как понимаю, вас зовут Ашли Чаборти.

Ашли усмехнулся. – Да!

– Я хочу сотрудничать с вашей компанией, «Ювелир Чаборти Инди» и надеюсь мой вклад,– он кивнул на крест.– Достаточно весомый?

Ашли убрал чек. – Конечно, конечно.

– К вам!– В дверях появился охранник.

– Проведите его к нам. – Попросил ювелир.

В кабинет вошел старик.

– Здравствуйте, Семён Артурович, – ювелир подошел к нему. – Позвольте вас кое с кем познакомить.

Старик, не проявляя ни малейшего интереса, равнодушно окинул их взглядом. В его поношенном костюме, седых волосах и тоскливых голубых глазах читалась долгая жизнь, полная разочарований.

Фёдор протянул ему свой крестик.

Старик осенил себя крестным знамением и побледнел. – Нашёлся!

– Расскажите нам о нём, – Фёдор подал ему большой крест. Старик с тоскливой усмешкой кивнул.

– А ваш предок так никому и не сказал, что это не крест, а элемент ритуального щита, – неожиданно произнёс Ашли.

У старика задрожали губы. – Это не крест?

– Нет. Пойдемте, нам нужно поговорить.

–Вас как зовут? – Спросил старик.

– Фёдор!

– Олег!– Неожиданно Ашли назвал свое русское имя, почему, даже не понял.

Фарид посмотрел на него недоумённо. – Глеб.

Старик кивнул и вышел с ними. Они сели в машину.– Моя родные попали под обстрел, все погибли и я почему – то решил вернуться в Москву, где прошло всё моё детство. – Старик замолчал.– Мой предок был купцом, звали его Степан Михайлович Рапнин, когда он возвращался с товаром из Индии, на него напали разбойники. Убили, как им казалось всех, и забрали этот крест

…

Под Нижним

Новгородом

1674 год июнь.

Лес, только начинал готовиться ко сну, когда стук копыт и шум колес нарушил его жизнь. Любопытная белочка, выглянула из дупла и увидела тройку, летевшую по дороге, на облучке стоял человек и неистово стегал плеткой лошадей и оглядываясь назад. А позади него с серым лицом сидел другой человек и пытался зарядить пищаль, но у него ни чего не получалось.

–Не уйдем, не уйдем, хозяин! – Крикнул работник.

– Уйдем, погоняй шибче!– Прокричал купец и, отбросив пищаль, неожиданно для себя стал выкидывать из телеги товар. Яркими красками засверкала дорога парчою и бархатом. Краски могли соперничать с радугой, а воздухе повисло еще более красочное облако благовоний. Телеге, потерявшую большую часть товара, словно ей приделали крылья, она полетела с новой силой. Но вдруг колесо наехало на камень, коляска подпрыгнула, работник вылетел на дорогу.

–Иван!? – С ужасом крикнул купец и только успел поймать поводья.

И тут, из облако пыли вырвалась лошадиная морда, взмыленная с налитым кровью глазом, к самой ее шее приник бородатый, лохматый мужик с кривым шрамом на лице, он дико захохотал и подстегнул лошадь. Купец оглянулся, увидев разбойника, неистово стал подстегивать лошадей. Лошади рванули с новой силой, разбойник стал отставать. Но колесо снова наехало на камень, коляска накренилась, проехала на двух колесах. Лопнули постромки и свободные кони полетели по дороге. А телега, жалобно заскрипев, перевернулась, увлекая за собой купца. Вокруг телеги теснились люди: кто в сапогах, снятых с убитых купцов, кто в лаптях, а кто и вовсе босиком. Рубахи и штаны, грязные и рваные, местами прожженные костром, источали густой смрад конского и человеческого пота, с примесью чего-то ещё, неопределимого.

Соскочив с коней, они набросились на добычу, но внезапно подъехавший атаман остановил делёж. Свистнул – и свалка прекратилась вмиг. Атаман спешился и подошел к купцу, лежащему возле коляски. С того уже успели стащить сапоги. Атаман провел рукой по вышитому восточному халату.– Лепота, – промолвил он.

Кивнул одному из подручных. Невысокий парень с перебитым носом и хитрыми глазками, лет двадцати, ловко развязал пояс и принялся сдирать халат. И тут, в последних лучах заходящего солнца, что-то сверкнуло. Тихий вздох пронесся над толпой. На груди купца, на золотой цепи, покоился крест с ладонь, усыпанный бриллиантами и изумрудами.

Атаман оттолкнул парня и сорвал крест с шеи убитого.

– Не… бери… его… – прохрипел купец.

Атаман опустил взгляд. Купец смотрел на него, что-то шептал, но шепот оборвался с последним вздохом. Купец умер.

Атаман вскочил на коня и вдруг почувствовал на себе напряженные, хищные взгляды. Все алчно смотрели на его грудь, где под рубахой и халатом теперь покоился крест. Но стоило атаману остановить взгляд на ком-то из завистников, как тот тут же отводил глаза.

Вся банда с гиканьем скрылась в лесу, а ночь укрыла их преступление.

В самой лесной глуши, словно язва на теле природы, располагалось разбойничье логово. Удачная охота обернулась безудержным весельем, и лагерь гудел до самого рассвета. Атаман, презрительно оглядев своих пьяных собутыльников, направился к клетке, возвышавшейся в самом центре поляны. Внутри, словно пойманные звери, жались трое мужчин в богатых, но измятых одеждах. Бледные и испуганные, двое из них были уже в преклонном возрасте, а третий – их спутник – поражал своей юностью: синеглазый, белокурый юноша с едва пробивающейся бородкой.

Атаман бросил им кусок мяса. Старики с жадностью набросились на еду, в то время как юноша лишь презрительно взглянул на атамана.

– Вижу, горд, – прорычал атаман. – Кто ты такой?– Но юноша лишь отвернулся, словно не желая пачкать себя разговором с разбойником. Атаман усмехнулся. – Ну, помолчи пока. Захочешь жрать – запоешь соловьем.

Он потянулся, и цепь креста, висевшего на его шее, звякнула, привлекая внимание юноши. Тот увидел цепь, а атаман – расширившиеся от испуга и удивления глаза. Атаман вытащил крест из-под рубахи. – Красив, – проговорил атаман, внимательно изучая лицо юноши. – Кто тот, кому он принадлежал?

Но юноша снова отвернулся. Наконец, потеряв интерес, атаман ушел. Пожилой мужчина с рыжеватыми волосами протянул юноше кусок мяса.

– Ешь, Трофим. Сила нам всем пригодится…

– Кому нужна сила, когда сидишь в этой клетке? – Горько отозвался Трофим.

– Господь посылает нам и дороги, и испытания. – Нравоучительно произнес старик.

– Неужели эти душегубы и батюшку убили? – с горечью спросил юноша.

Наступившая ночь наполнилась хриплым храпом пьяных бандитов и тихим шепотом листвы. Луна, равнодушная и спокойная, медленно пробиралась сквозь пелену туч, и ее холодные лучи упали на клетку. Трое пленников не спали. Один из купцов осторожно пытался открыть замок, но раздавшийся шорох заставил всех отпрянуть.

Рядом с клеткой стоял купец в окровавленной исподней рубахе, с перевязанной головой.

– Отец! – Тимофей бросился к нему.

– Вытащи нас отсюда, Степан. – Рыжий старик оттеснил Тимофея.

– Тихо, – прошептал Степан. – Сейчас я приду.

Степан очнулся на дороге. Рядом валялась перевернутая телега, добро раскидано. Разбойники поживились знатно, утащив большую часть товара. Степана спасло лишь то, что при падении он угодил на рулон ткани, но и это не уберегло от сильных ушибов. Всё тело ныло, голова пульсировала от боли, рубахи на нём не было, лишь исподнее. С трудом поднявшись и кое-как перевязав окровавленную голову тряпкой, он растерянно огляделся, не понимая, куда идти.

Вдруг он заметил, как один из разбойников направляется в лес. Собрав последние силы, Степан поплелся следом. Разбойник привел его прямиком в лагерь. Переступая через спящих, Степан увидел атамана. Затаив дыхание, он приблизился и попытался снять с него крест. Атаман резко открыл глаза, ухмыльнулся, и в то же мгновение у горла Степана блеснул нож. Но секунда – и глаза атамана померкли, нож выпал из его ослабевшей руки. Степан почувствовал странную дрожь в руках и что-то тёплое. Опустив взгляд, он увидел в своей руке нож, по самую рукоять вошедший в грудь атамана. Ошеломленно выпустив рукоятку, Степан, словно во сне, снял с шеи убитого крест. Тут же из-за пазухи атамана выпал большой ключ. Подхватив и его, Степан вернулся к клетке, где томились пленники, и открыл замок. Все четверо незаметно скрылись в ночи.

Но вскоре в лагере поднялась тревога. Двое братьев-разбойников, позарившись на крест атамана, подкрались к нему, но наткнулись лишь на бездыханное тело.– Атаман убит! – заорал один из них, пинками поднимая остальных.

В мгновение ока весь лагерь был разбужен. Обнаружив открытую клетку, разбойники бросились в погоню за беглецами.

С дикими криками и улюлюканьем они настигали их. Выстрел! Тимофей рухнул на землю. Степан видел, как упал его сын, но не мог остановиться, ноги сами несли его вперёд. Впереди зиял обрыв, а внизу клокотала река. Не раздумывая, все трое бросились в воду. Когда Степан выбрался на берег, рядом с ним уже никого не было.

Степан, кашляя и сплевывая воду, с трудом поднялся и побрел в лес. Лишь через два дня его нашла крестьянка и дотащила до своего дома. Обессиленный, он замотал крест в рубаху и спрятал под лавку. Только тогда он рухнул без сил, провалившись в беспамятство.

Деревня Н…. Под Москвой

август 1675.

Обессиленный человек, одетый в лохмотья, возник из ниоткуда и рухнул в реку. Бросив в сторону посох, он жадно припал к воде, утоляя мучительную жажду. Напившись, он с трудом выполз на берег и упал на песок.

– Вот я и дома, – прошептал Степан Рапнин. Собрав последние силы, он приподнялся на локте и посмотрел в сторону холма, где виднелись кресты церкви. – Добрался.

Превозмогая слабость, Степан поднялся и, опираясь на посох, побрел к церкви. С каждым шагом кресты становились все ближе, и вскоре на холме показались и сама церковь, и прилепившиеся к ней домики.

Было воскресенье. Служба закончилась, и люди расходились из церкви, когда к ней подошел Степан.

– На, возьми! – маленький мальчик протянул ему грош.

Степан удивленно посмотрел на ребенка.

– Михайлушка, пойдем, – раздался голос, от которого Степан вздрогнул и обернулся. Неподалеку стояла невысокая, худощавая женщина с грустным, усталым лицом.

– Аринушка! – воскликнул Степан, чувствуя, как подкашиваются ноги и земля уходит из-под ног.

Когда он открыл глаза, то с удивлением обнаружил, что лежит на чем-то мягком. Приподнявшись на локте, он оглядел незнакомую обстановку: старый стол, закопченный потолок, сундук.

– Сокол ты мой родной, – Агрипина неожиданно упала рядом с ним на колени. – Думала, не увижу. – Она уткнулась ему в грудь и зарыдала.

– Будя, будя, – Степан осторожно обнял жену за плечи.

– А Тимошенька где? А где…? – Она подняла на мужа заплаканные глаза, не договорив.

Степан вдруг понял, что не сможет сказать правду, – устал я, милая, – пробормотал он и закрыл глаза.

Агрипина укрыла мужа и, увидев, что он уснул, отошла к иконе и стала молиться. Степан сквозь полуоткрытые веки наблюдал за женой.«Сколько лет прошло с тех пор? Семь или восемь, когда он уезжал с посольской миссией, да и по своим купеческим делам. Он не сможет ей сказать всю правду.» Он не заметил, как уснул. Когда он открыл глаза, было уже утро. Сначала он не понял, где находится, но до боли знакомый голос пел любимую песню, а запах пирогов щекотал ноздри.

– Как почивали, Степан Кузьмич? – в комнату вошла бабка и положила рядом с ним одежду. – Банька истоплена.

Сев в кровати, он почувствовал, как закружилась голова, всё тело словно налилось свинцом.

– Ох, исхудал-то как, небось, не едал вдоволь. Но ничего, Агрипинушка вмиг тебя на ноги поставит, – запричитала бабка. – Агрипинушка, муж твой проснулся, дай ему перекусить, да потом в баньке попаримся, вмиг слабость уйдет.

Бабка что-то еще бормотала, еще, но вдруг Степан почувствовал страх но, не нащупав сверток, у себя на груди вскочил, заметался по избе, переворачивая вещи.

– Ох, что ты словно ужаленный мечешься? – Испуганно спросила, входя Агрипина.

–Где сума моя, где одежда?

–Все в печке.

Степан взвыл, словно ужаленный бросился к печке, но неожиданно сквозь закопченное окно пробился солнечный лучик и заиграл на кресте стоящим, возле икон. Стапан бросился к нему и, схватив тряпку, завернул крест. Открыл подпол и полез вниз, -никто не должен знать о нем. – Его голос слышался словно из могилы.

Испуганная Агрипина, перекрестилась. Степан вылез и увидел напуганную жену.– Не бойся. Но молчи, что видела, потом я всё расскажу.

Степан ушел в баню, а вечером собрались жители послушать его рассказ о странах далеких. Уже пропели вторые петухи, только тогда все разошлись, а Степан, захмелевший обняв сонного сына, всё рассказывал и рассказывал, а потом полез подпол и достал сверток.

–Смотри сынок, какой подарок царь индийский нашему царю батюшке подарил.

–Но Грозный умер. – Тихо сказал мальчик завороженный крестом

–Знаю, но тогда другому царю отдам. Негоже мне смертному царский подарок иметь, да и слово я дал. А если оставлю я его себе, то несчастье на семью обрушиться. В скорости и поеду.

Степан не поехал ни через неделю, ни через две, ни через месяц, ни через год. Вскоре его отъезд отсрочили несчастья, обрушившиеся на него, словно снежный ком. Сначала сгорел дом, затем умерла жена. Погоревав, Степан построил новый дом и снова женился. Однажды его новая жена, Дарья, полезла в подпол и случайно нашла крест. Крест околдовал девушку, пробудив в ней желание им владеть. Неожиданно вернувшийся Михаил, увидев мачеху с крестом, рассказал об этом отцу. Степан, желая избежать греха, решил спрятать крест. После этого Дарья возненавидела пасынка. Михаил, перед тем как сбежать из дома, вытащил из креста несколько камней.

***

Июнь 1704год

Москва

Дом князей Рапниных

Дом бурлил жизнью, охваченный трепетным ожиданием. Служанки, словно встревоженные муравьи, сновали вверх и вниз по лестнице, неся то свежее белье, то кувшины с водой. Внизу, в гостиной, метался Михаил Степанович. Парик его валялся на полу, золотистые волосы растрепались, а чёрные глаза горели тревогой. Он то опускался в кресло, то тут же вскакивал, не находя себе места. И его беспокойство было вполне объяснимо: сейчас у него рождался первенец.

Наверху, в просторной спальне, на огромной кровати, в окружении доктора и служанок, княгиня Екатерина Сергеевна Рапнина рожала. Красивая, юная женщина с мраморной кожей, ясными синими глазами и удивительными, иссиня-чёрными волосами, воплощение изящества, она с первого же появления на балу у Рапниных произвела фурор. Казалось, её принесло невидимое облако, чтобы тут же раствориться, оставив на пороге эту хрупкую, очаровательную девушку.

"-Князь Сергей Дмитриевич Волконский с супругой Анастасией Петровной и дочерью Екатериной Сергеевной! – Торжественно объявил церемониймейстер.

Первый бал и первый триумф. Те первые балы только начинались, и сам государь Петр I порой наведывался в дома своих придворных. Высокий, стремительный, он, словно вихрь, врывался в дом, быстрым шагом обходил залу и, постукивая тростью, оглядывал своих подданных внимательным взглядом. Затем поворачивался к своим друзьям, голландцам и немцам, а те, впечатлённые стремительными переменами, одобрительно кивали своими буклями. По возвращении из Европы Петр I с еще большей решимостью повел борьбу с отсталостью и косностью, принимая жесткие меры, чтобы заставить русское дворянство и боярство изменить свой уклад жизни и перенять западноевропейские обычаи. Он категорически запретил своим придворным носить бороды, обрезал долгополые платья, заставлял дворян бриться, носить парики и короткие камзолы, как это было принято в Западной Европе.

Михаил Степанович усмехнулся, вспоминая, как однажды государь ворвался в его дом. Как купец Михайлов пытался спрятаться от него, но разгневанный государь, с налитыми кровью глазами, схватил шпагу и отхватил половину бороды у испуганно ноющего купца. Затем, резко развернувшись, Петр I нос к носу столкнулся с ним, Михаилом Степановичем – они были практически одного роста, ну, государь был чуть выше. Петр хлопнул его по плечу и, раздувая усы, оглядел перепуганных придворных. Его голос, подобный грохоту обвала, заставил задрожать даже бокалы на столах: -Что встали? Танцуйте! Эй, музыка! Ну что, капитан, танцуй – вот тебе и пара! – И он толкнул Михаила Степановича в объятия Екатерины Сергеевны.

Михаил Степанович, когда то давно сбежавший из дома и судьба провела его через голод, холод и невзгоды и подарившая встречу с Петром I, когда тот проплывал мимо него и захотел жареной рыбы, выловленной Михаилом, и эта рыба стала для него, мостом в другую жизнь. Михаил Степанович стал верным соратником для царя и все начинания Петра не обходились и без него, но главной фигурой был всегда Меньшиков. Но странная судьба она не сделала друзьями и врагами они не были. Их соединила судьба, что бы они оба были рядом с Петром I один в тени, а другой во всем великолепии. А создание флота подарила Михаилу Степановичу шанс съездить в Голландию и изучить науку.

И для него, молодого капитана, недавно созданного морского флота, это девушка на этом балу перевернула всё. Он влюбился бесповоротно. Так что Петр I, можно было сказать, был свахой. На следующий день вся Москва говорила только о бале. А еще через три месяца, говорили о свадьбе, и вот сейчас наступил, тот момент, который так с нетерпением ждал, Михаил Степанович у него рождался наследник. Обессилив от ожидания, Михаил Степанович спустился вниз и вышел на улицу. Теплый июньский дождик освежил его. Сбросив камзол, он подставил свое разгоряченное тело под дождь. Молния сверкнула так ярко, что ослепила глаза, гром ударил в уши. Зажмурившись он через несколько минут открыл глаза, все также шумел дождь, но что –то новое появилось вокруг, что –то блеснула внизу на последней ступени, спустившись, он увидел крестик до боли знакомый, но меньше, а наверху крестика можно было различить герб семьи; двух коней, удерживающих щит, украшала всё изящная золотая цепочка. Краем глаза заметил какое –то движение, повернув голову в сторону сада, только увидел при молнии женскую фигуру бежавшую по саду. Он хотел бежать за ней, но услышал, как его зовут к жене, повернулся к двери, но блеснувшая молния выхватила из тьмы крестик, поднял его и захлопнул дверь. Поднялся по лестнице в комнату к жене. Она лежала уставшая, бледная, с черными кругами под глазами, но счастливая. Рядом лежал свёрток, женщина с трудом приподнялась на локте, протянула вторую руку к мужу, он упал на колени перед постелью и благоговейно смотрел на ребёнка.

–Какой красивый крестик, – Екатерина Сергеевна дотянулась до крестика, свешивающегося из зажатого кулака Михаила Степановича. Он выпустил крестик и тот соскользнул в ладонь женщины. – Это для нашего сына?

На её вопрос было молчания.

Гроза, словно выплеснув всю свою ярость, утихла лишь через час. Утром, занятый мыслями о сыне, князь забыл о ночном кошмаре. Но, подойдя к колыбели, взгляд его упал на крестик над изголовьем младенца. В памяти всплыло давнее видение – точно такой же крест, но огромный, пугающий. Теперь же на нём красовался родовой герб, словно печать судьбы. Необъяснимое спокойствие нахлынуло на князя, заставляя отступить тревогу. Он отгородился от воспоминаний, желая забыть и крестик, и зловещее предзнаменование. Через месяц в родовой церкви крестили князя Алексея Михайловича Рапнина. Петр I прислал новорожденному подарок – пистоль и шпагу с напутствием: «Для будущего защитника России от Императора Петра I».

***

1727 год июнь

Поместье Рапниных

под Санкт- Петербургом.

Михаил Степанович опустил поводья, дав возможность своему жеребцу щипать траву. В свои шестьдесят Михаил Степанович выглядел на все сорок, крепкий, сильный чуть седые вески, его только украшали. Он уехал из города и поселился в деревни в своём имении. Сын не часто показывался в усадьбе, служил государю, ему так хотелось его видеть, но в город так не хотелось ехать. Единственное утешение охота, прогулки верхом или игра в карты с соседом, да вечерние беседы с женой

Посмотрев на дорогу проходившую через луг, ветер поднимал по ней пыль и маленькие вихри закручивали её и потом исчезали, а пыль снова опускалась на дорогу, ветру надело играть и он пролетев над Михаилом Степановичем взлохматил его волосы. Он закрылся от ветра, когда открыл глаза, то встряхнул головой, ему показалось, что ему в глаз попала соринка, черная точка на дороге росла и превращалась в тройку. Уже увидел и сына, он стоял в коляске, Михаил Степанович подобрал поводья и дал шенкелей коню, тот сразу сорвался в галоп. Вот уже рядом с коляской и видит сына такой же синеглазый как мать и высокий и крепкий, как и он

–Отец! – Алексей Михайлович, выскочил из коляски и обнял отца.

–Сын! – Михаил Степанович обнял его и взял его за плечи. – Ну, сынок повернись, покажись отцу.

Он смотрел на высокого, подтянутого сына и был горд. -Уже капитан! – Михаил Степанович кивнул на эполеты

–Да, судно «Петр -1».

–Как ты похож на матушку. – Обнял сына Михаил Степанович.

–Как матушка?

–Здорова, а ну-ка капитан покажи удаль молодецкую садись на коня и скачи к матери, пусть полюбуются

–А Вы?

–А я в коляске поеду, вон какая у тебя тройка птица мне старику теперь только в коляске ездить.

Алексей Михайлович улыбнулся и взлетел на лошадь, конь, заржав, почувствовав на себе молодого человека, и сделав скачок и исчез в пыли.

А Михаил Степанович сев в коляску последовал за сыном.

Алексей Михайлович подскакав к крыльцу большого, белоснежного, двухэтажного особняка соскочив с лошади и бросив поводья ошалевшему, от удивления конюху, бросился в дом.

Катерина Сергеевна сидела в кресле и слушала девушку, которая ей читала.

–Мама! – Прошептал Алексей Михайлович.

Но Катерина Сергеевна уснула, слушая девушку, но девушка услышала его голос, она обернулся он не смог отвести взгляд от неё. Круглое, белое с красивым румянцем лицо, чёрные огромные глаза, словно чёрные озера, тонкие брови..

–Что ты Олеся замолчала, читай! – Пробормотала Катерина Сергеевна.

–Здравствуйте Мама! – Очнулся от волшебного видения Алексей Михайлович

Катерина Сергеевна открыла глаза, охнула и обняла опустившегося перед ней на колени сына.

Весь вечер Алёша рассказывал родителям о своих походах, но мысли его были далеко – он был с Олесей. Ночью его сердце тревожно билось, как птица в клетке, а тревога не отпускала. Утром, пробудившись, он увидел её – стройную фигуру, идущую к озеру, словно из другого мира. Не раздумывая, он быстро натянул одежду и тихо последовал за ней, прячась за деревьями, словно охотник за тенью. Когда Олеся достигла берега, она сняла сарафан, оставшись в длинной рубахе, и, связав косу в тугой узел, медленно вошла в прозрачную воду. Сквозь поверхность она исчезла, оставив за собой только тихий шепот волн. Вода словно растворила её в сиянии утреннего солнца, играющего в её золотых волосах, превращая девушку в мифическую фигуру – словно русалка, что сидит у берегов, расплетая косы и напевая загадочные песни. Её голос, полный чарующей мелодии, завлекал влюбленных юношей в сказку, где реальность сливается с волшебством. Алексей вздрогнул, когда Олеся прошла мимо него – словно призрачно-легким движением, будто сама природа ожила и зашептала. Он, стараясь не шуметь, обогнал её, выбежав на дорогу впереди, словно охотник, поймавший свою тайную мечту. В его сердце заиграла искра тайны и восторга – ведь он знал: эта утренняя сказка навсегда останутся в его памяти, как загадка, которую он сам хотел разгадать. -Здравствуй красавица. – Сказал он, как бы встречая её на тропинке.

–Здравствуйте барин, – тихо сказала она, и в её голосе не было той холопской лести, которой терпеть не мог Алексей. – Рано встали?

–Воздух удивительный, да и озеро рядом. А я вижу, ты уж искупалась, хороша ли водица?

–Словно парное молоко барин.

–А чья ты дочь?

–Конюха Степана..

–Так ты его дочь. – Удивился Алексей, вспоминая нескладную, худую, девочку, которую он чуть не раздавил лошадью, Его Султан, испугавшись собаки, бросился в сторону, но налетев на дрова. Упал на землю и придавил, не успевшую отскочить девочку он успел соскочить и уже, потом увидел девочку, лежащую без сознания, он поднял тогда и отнес в конюшню, потом уже несколько раз проведывал ее, так как чувствовал вину, зато, что не сумел сдержать Султана. – Он взял ее за плечи и неожиданно поцеловал.

Олеся испуганно охнула, вырвалась и убежала.

Олеся, убежав от Алексея, убежала на кухню и заплакала

–Ну что ты все воешь, ну поцеловал и что не убил ведь, – ворчала её мать Ксения рыхлая, высокая с сильными оспинами на лице и маленьким карими, пронзительными глазами. Поставив в хлеб в печь, вытирая руки о фартук, подошла к дочери и села рядом. – Барин, молодой, уж прыткий какой.

–Я хочу бежать отсюда, – прошептала Олеся. – Я хочу учиться.

–Господи, что ты удумала, знала, что барыня глупости учить тебя будет книжки какие –то, да куда тебе бежать вмиг поймают.

Олеся снова горько заплакала.

–Мама, а что за девушка была вчера. – Спросил Алексей подсаживаясь матери.

Катерина Сергеевна посмотрела сквозь лорнет на сына. – А это дочь конюха.

–Странно, а кто её научил читать?

–Скучно мне было, да и глаза видят плохо вот, и научила, а девочка легко учиться.

Поцеловав мать, Алексей ушел в комнату, но что – то заставило его снова пойти на озеро, и там снова увидел её.

Олеся сидела у озера и вдруг ей показалась, что она снова та десятилетняя девочка, угодившая под копыта лошади Алексея.

–Олеся! – Рядом с ней сел Ванька Жирдов, сын местного мельника. Бывший крепостной у Рапниных, потом старостой, а два года назад выкупивший мельницу и ставший мельником, многие поговаривали, что нашел Лука Жирдов клад. Были и другие слухи будто бы разбойничал. Но всё было слухами, только работой да хитростью сумел Лука стать мельником, таким же работящим был его сын Ванька толстый, с копной рыжих волос прищуром карих глаз, разбитной, многим девкам нравился, но любил одну Олесю и ходил за ней по пятам. – Люблю тебя, давай свадебку сыграем?

Олеся хотела уйти, но Ванька резко вскочил и схватил её за плечи, – что не люб тебе, что ты мне душу мучаешь, с барином говорил уже, согласен он. – И неожиданно приник к её губам.

Слюнявые, пухлые губы только вызвали ещё большее отвращение и, попытавшись вырваться, Олеся поскользнулась и упала, увлекая Ивана, а он всё продолжал целовать. Неожиданно что-то оторвало Ивана от земли, и не успел он даже охнуть, улетел в озеро.

Олеся поднялась и увидела рядом Алексея весь красный, синие глаза потемнели как мутное озеро.

–Пошел вон! – Прошипел он, когда Иван отфыркиваясь и отплевываясь, вылез из воды.

Алексей проследил, что бы тот ушел и обернулся к Олесе, она плакала.

Алексей обнял её,– прости, что вчера напугал. – Неожиданно сказал он.

–Негоже вам перед девкой извиняться. – Чуть слышно прошептала Олеся.

–Да ты что Олеся. А ты помнишь, когда я заболел, ты малину приносила, до сих пор помню. Чуть зорька опуститься, а ты шмыг в спальню и гостинец несешь.

Олеся улыбнулась. – Вы меня читать учили.

–А давай уедим, люблю я тебя пуще жизни. – Горячо прошептал Алексей.

–Нет барин, Вам другая жизнь написана мне своя ..

–Какой я тебе барин, помнишь, как называла, назови сейчас

–Давно это было, глупая была.

–Подожди, – Алексей взял её за руку и удержал. – Любишь ли ты меня?

Но Олеся вырвала руку и убежала.

Через два дня, вечером вернувшись домой, увидела много народу, войдя в хату, увидела за столом старосту и Лукича местного мельника и Ваньку во всем новом они сидели гордо, а вокруг них суетилась её родители

–А вот и невестушка, – бросился к ней навстречу отец. – Где ж ты дочка ходишь? Ничего не молвишь гостям дорогим

–Вечер добрый. – Прошептала Олеся, кланяясь в пояс.

–Да, красавица, – изрек Лукич, жмуря один глаз как кот на сметану. – Хороша жена для моего сына.

–И работяща, по хозяйству спора, читать умеет. – Юлил Кузьма перед сватами

–Ну, читать это лишне, но книгу божию знать надо,– пробасил с дальнего края стола поп Григорий, которого Олеся увидела только сейчас и вдруг неожиданно заплакала, – у заревела. А ну мать уведи дочь, да представь её во всей красе. – Пробасил поп.

–Пойдем.– Ксения увела дочь, по дороге шепча на ухо. – Повезло тебе доченька, станешь хозяйкой мельницы и свободной вот счастья то пришло в дом.

Олеся даже не помнила, как прошел весь вечер, желание выходить замуж, а особенно за Ваньку у неё не было. Уже наступила ночь, июньское небо расцвело звездами и некоторые звездочки слетали вниз и у самой земли исчезали

–Звезда дочь луны спаси меня. – Прошептала Олеся и неожиданно возле неё кто –то появился она испуганно вскрикнула, но это был Алексей.

–Любишь ли ты меня? – Тихо и с мольбой спросил он.

Олеся смотрела в его глаза и видела его тоску.

–Поедишь ли ты со мной?

–Да люблю я тебя и поеду с тобой. – Неожиданно для себя прошептала она .

–Пошли! – Он обнял её и, накинув плащ увлек за собой у околицы стояла открытая карета, усадив в неё Олесю, Алексей сел рядом. – Поехали.

Коляска тронулась и исчезла в ночи.

А на утро Михаил Степанович нашел записку и деньги у себя на столе « Это деньги за мою любовь. Алексей»

Ни чего не понимая он все читал и читал записку что бы хоть как –то понять написанное. Но вскоре он понял, ему сообщили, что ночью Алексей Михайлович уехал и увез крепостную.

***

1758 год

Недалеко от Санкт Петербурга

Поместье Рапниных

Осенняя ночь окончательно завладела лесом. В тишине лесной глуши слышно, как опадает сентябрьская листва, и глухо ухает сова. Высоко в небе пролетает клин лебедей, грустно курлыча прощальную песню покинутому гнездовью. Сентябрьский ветер то взметнёт над землей опавшие листья, то снова бросит их вниз, словно пытаясь вернуть лесу его былое зелёное убранство. Но багряная, жёлтая и коричневая листва лишь грустно ложится на землю.

Полная луна, кажущаяся огромной, заливает землю холодным светом, в котором всё вокруг кажется таинственным. Ветер снова подхватывает листву, и она, покружившись в лунном сиянии, медленно опускается на дорогу, уходящую вглубь леса и ведущую в деревню.

Дорога, обычная для России, изрыта колдобинами и ямами, полна огромных луж, которые уже покрылись тонкой корочкой льда. Лошадь, запряженная в телегу, легко взламывает лед, и осколки, сверкнув в холодном лунном свете, разлетаются в стороны. В телеге, молча, сидят двое: извозчик и Иван. Слышен лишь скрип несмазанных колес, шум налетающего ветра, стук ведра о край телеги и тихая музыка луны, превращающая обычную дорогу в прекрасное путешествие. Если бы не то дело, которое задумал Иван. Деревня встретила их покосившимися избами. На самой околице, возле одной такой, с кривым крыльцом, они и остановились. Иван, кутаясь в свой драный тулуп, всю дорогу боролся с собой. Задумка, казавшаяся пять дней назад такой решительной, теперь вызывала лишь сомнения. Вот они стоят у дома, и отступать, кажется, поздно… или всё-таки нет? Мысль промелькнула: отдать извозчику два рубля, и пусть уезжает, а все это забудется, как дурной сон. Но решение принято давно, и остается лишь покориться судьбе.

Иван с трудом спрыгнул с повозки и, прихрамывая, направился к избе. Внутри, сквозь полумрак, доносилось тихое пение – Ефросиния убаюкивала ребенка. Она укачивала сына, и тусклый свет лучины выхватывал из темноты её полное, серое лицо. Ефросиния подняла голову, ища глазами мужа. На её немой вопрос он коротко кивнул. Женщина, опустив взгляд, крепче прижала к себе ребёнка и беззвучно зарыдала. На сундуке закряхтел старик, пошамкал беззубым ртом и снова погрузился в сон. На печи перевернулась на бок старуха, рядом с ней, тесно прижавшись, друг к другу, спали две девочки-погодки. Под полатями вздохнул теленок. Иван осторожно подошел к жене и присел рядом.

– Ну, будя, будя, два рубля он взял. Сказал, что в хорошие руки пристроит. Сынка нашего спасем, чего плачешь? Не будет он крепостным. – Шептал он, стараясь её успокоить.

Ефросиния подняла заплаканное лицо и дрожащим голосом прошептала: – Ой, боюсь, Ванечка, запорют.

– Не бойся. Староста не внес его в свиток, да и когда спохватятся, далеко будет.

– Боязно мне, Ванечка.

– Успокойся, всё будет хорошо, ты только не бойся, и Николеньке будет лучше.

Он наклонился над сыном и поцеловал его, а самому от слов жены стало нестерпимо страшно, но он отогнал страх. Оглядел избу, словно видел её впервые: большая печь, закопченная сажей; большой, много раз скобленый стол, отчего он блестел; прогнивший пол, старые лавки. Здесь он прожил всю свою жизнь, дышал воздухом, насыщенным дымом от печи и коптящей лучины, запахом животных и птиц, дыханием людей. И всё это вдруг показалось чужим, словно не его это жизнь.Посмотрел на отца. Старик был против того, чтобы внука прятали, и если бы проснулся, обязательно бы помешал.

– Мы крепостными родились, так и помрем. Так господь хотел.– Часто повторял он.

Сейчас Иван молил всех святых, чтобы родители не проснулись,– пошли.– Иван помог подняться жене, и они, стараясь не наступать на прогнившие доски, осторожно вышли на улицу. Осенний ветер закружил вокруг них, бросая в лицо опавшую листву. Извозчик кутался в свой тулуп, а маленькая рыжая лошадёнка, закрыв глаза и поджав ногу, дремала.

Увидев их, извозчик слез с облучка и откинул дерюгу, под которой стоял ящик с сеном,– сюда. – Проворчал он и, качая головой, вернулся на облучок.

–Ой, сыночка мой. – Застонала Ефросиния, прижимая сына к груди.

Слышь, угомони её, – прошипел извозчик. – Не хватало, что бы кто –то услыхал и увидел..

–Успокойся Ефросинюшка, не плачь.

Он, с трудом сдерживая слёзы, обнял жену, потом забрал сына и положил его в ящик, снял с себя крест и одел его на ребёнка, перекрестил и отступил от телеги

Ефросинья уткнулась в грудь мужа, и её вой разорвал тишину ночи – будто она пыталась разбудить всю судьбу, прорваться сквозь темноту. Иван прижимал жену к себе, сердце у него билось так громко, что казалось, его услышит вся округа. Внутри кипела буря – страх, безысходность, любовь, которая разрывала его изнутри, словно шторм в сердце. Извозчик, словно уставший от своей судьбы, взял кнут, покрутил его в воздухе, и резкий свист прорезал ночную тьму. Лошадь вздрогнула, открыв глаза, и, словно пробудившись от тяжелого сна, потопталась на месте, напряженно вслушиваясь в незримый зов дороги. Ветер, игравший в листве, шептал свои древние сказки, а луна, словно серебряная стража, освещала узкую тропинку, по которой двигалась упряжка.

–Но, кляча. – Прошептал извозчик, опуская кнут – словно отпуская тяжелый груз своих забот.

Лошаденка обиженно вздохнула, слегка вскинула голову и, словно выражая свою горечь, неспешным шагом тронулась в путь. Над головой раскинулась бездонная ночь, а на небе сияла полная луна – всевидящее око, наблюдающее за тайнами земли. Ее мягкий свет окутывал каждую травинку, каждую ветку, каждую каплю росы на листьях, создавая атмосферу волшебства и грустной красоты.

Телега медленно уносилась вдаль, растворяясь в ночной тишине, а две фигуры у дороги становились все меньше и меньше. Лишь шорох колес и шепот ветра напоминали об их присутствии. А в сердце у извозчика, словно в глубине озера, тихо билась память о доме, о прошлом, и о том, что ждало впереди. – Ну, малой, – прошептал он, глядя в темноту, – скоро в Царьград приедем. Там, может, свет зажжется, и всё изменится. Ах, как он хорош… – и голос его затих, растворяясь в ночи, как мечта, которая еще жива, несмотря ни на что. Медленная, неспешная езда продолжалась – телега, словно везла не только тело, но и душу в другую жизнь, которая уже жадно манила за горизонтом, словно обещание новых испытаний и надежд. И ночь, как старый друг, обнимала их своими крыльями, храня их тайну, пока не наступит рассвет.

Поликарп проснулся и насторожился от непривычной тишины в избе. Взгляд скользнул по спящим сыну и невестке. Подошел к пустой люльке, подвешенной под потолком. Ребёнка не было. Он обшарил все углы, заглянул на печь, за печь, в сенях перерыл ларь, но младенец словно растворился в воздухе.

Старик попытался разбудить сына, но тот лишь что-то невнятно пробормотал во сне. В отчаянии Поликарп схватил ухват и со всей своей стариковской силой ударил Ивана. Тот вскрикнул и подскочил с полатей. Ефросиния испуганно смотрела на старика.

– Где он, ирод? – Прохрипел Поликарп.

Иван молчал, опустив голову. В одной рубахе, он переминался с ноги на ногу перед отцом.

– Что ж ты наделал, дубина? – простонал старик. – Ты что, его убил?

– Нет, он жив. Но я его спрятал. Никто его не найдет. У него будет жизнь лучше, чем у меня.

– Дурак, ой дурак, – повторял Поликарп, – Убил, ой убил…

Ухват выпал из его рук. Старик подошел к иконам, его губы беззвучно шевелились. Красные, подслеповатые глаза наполнились слезами. Он упал на колени и, крестясь, забормотал:– Иисусе, спаси и сохрани раба твоего Николая.

Чо вы шум развели. – С печки на них смотрела старуха

Дитятку своего они отдали в руки чужие, а сами спят как агницы. – Простонал старик.

Старуха с трудом слезла с печки и, не веря своим глуховатым ушам, подошла к люльке. Но, увидев, что та пуста, залилась слезами.

Что ты наделал сынка, что наделал ты же …– она замолчал и снова заплакала.

Я ему жизнь спас, вот что я сделал.

Ты не спас, ты,… где твой крест? – Вдруг в ужасе спросил Поликарп

Поликарп хотел, что – то сказать, но передумал, давно он скрывал тайну. Но, а сейчас пусть тайна останется тайной. Он не хотел, чтобы другие дети пострадали. Двадцать три года назад молодой Князь Репнин Алексей Михайлович, морской офицер, приехавший на побывку, он был завидной партией для многих девушек, но его сердце было неприступно, влюбился в молодую горничную своей маменьки. Так влюбился в девушку, что ушел из дома, бросил службу, зарабатывал тем, что в городе давал уроки фехтования, да учил купеческих детей. Прожив, со своей ненаглядной три года вернулся обратно в дом к родителям. Он вернулся не один, маленький трехмесячный сын Борис был с ним. Но горе сломало его по утрате умершей при родах жены, и вся его жизнь оказалась в маленьком сыне, это была его жизнь, любовь, воздух. Михаил Степанович простил сына, но сначала приказал избавиться от новорожденного внука. Алексей Михайлович, однако, отказался, пригрозив отцу уходом из дома. Екатерина Сергеевна, чахоточная жена Михаила Степановича, уже третий год прикованная к постели, после ухода сына, в слезах и мольбах уговорила мужа оставить ребенка. Михаил Степанович не хотел ссориться с единственным и любимым сыном, понимая, что даже угроза лишения наследства не заставит его отказаться от младенца. К тому же, он боялся, что спор может сгубить и любимую жену.

И тут помощь пришла неожиданно. Михаил Степанович случайно услышал разговор двух служанок о том, что сын кухарки тяжело болен и уже четвертый день находится на грани смерти. В голове у него созрел план.

Глубокой ночью он подъехал к дому кухарки. Сначала он просто хотел убедиться в правдивости слухов, но, войдя в дом, услышал плач женщины и понял, что ребёнок умер. Поморщившись от спертого воздуха и щипавшего глаза дыма, он вошел в избу. При слабом свете лучины он увидел женщину, сидящую с мертвым ребёнком на руках, и мужчину, Поликарпа, опустившего голову на лавке. Они даже не услышали, как он вошёл. Только когда Михаил Степанович потряс Поликарпа за плечо, тот очнулся и, подняв голову, недоуменно посмотрел на барина. Приказав Поликарпу ждать, Михаил Степанович сел на лошадь и поскакал в сторону усадьбы.Всю дорогу он благодарил судьбу за то, что сын сейчас в городе, а дочерей кухарки мать отправила к соседям. Кроме Поликарпа, кухарки и его самого в доме никого не было. Михаил Степанович готов был торжествовать – фортуна явно ему благоволила.

Приехав в дом, он вошел в детскую и застал няньку мальчика спящей. Младенец проснулся и плакал, а она спала. Завернув внука в пеленки, Михаил Степанович вернулся к Поликарпу и приказал отдать ему мертвого ребенка, отдав взамен своего внука. Поликарп, безутешный в своем горе, быстро сообразил, какую выгоду ему это сулит, и согласился. Он переодел своего сына в барские одежды, а с маленького барина снял крестик и спрятал его до поры до времени. Да и сам Михаил Степанович забыл об этом старинном родовом крестике, хранящем старую тайну. В верхнем орнаменте креста, где сплелись в узорах два коня, был герб семьи Репненых.

Михаил Степанович, крадучись, словно тень, пробирался по дому, скрывая страшную тайну. Он подменил детей и, словно наложив заклятие, приказал кухарке и её мужу молчать. В доме воцарилась гнетущая тишина, нарушаемая лишь завыванием ветра за окнами – безжалостная сила природы, словно протестующая против сокрытой правды.

На следующее утро, с первыми лучами солнца, испуганная нянька подняла крик, разбудивший всю деревню. Её голос, полный паники и отчаяния, эхом разнесся по узким улочкам, словно предвещая нечто зловещее, что невозможно скрыть. Михаил Степанович, проведший бессонную ночь у камина, прислушиваясь к гудению августовского ветра, понимал: все кончено. Ветер шелестел в трубах, словно шепот мрака, а дом был наполнен тишиной, давящей своей тяжестью.

Когда вызванный доктор поднял безжизненное тело мальчика, его лицо оставалось бесстрастным, словно маска. В сердце же Михаила Степановича бушевала буря. Он с трудом сдерживал слёзы, боясь, что раскрытая тайна вырвется наружу. Не дожидаясь возвращения сына, он приказал готовиться к похоронам и, словно древний фараон, предал тело земле в фамильном склепе – холодном, мрачном, пропитанном стариной и тайнами. Могильная земля, поросшая мхом и вьюнками, казалась живой, шепчущей невидимые слова, а тишина вокруг молила о прощении.

Алексей Михайлович, безутешный и сломленный, покинул деревню, унося с собой тяжкое бремя горя. Через пять лет он женился на графине Голубевой, и их жизнь потекла по новому руслу, унося старые печали.

В деревне остались лишь тени прошлого: Поликарп и кухарка, хранящие тайну, словно драгоценный клад. Они верили, что однажды Алексей вернется и узнает правду. И в их сердцах теплилась надежда – маленькая искра, способная разжечь огонь освобождения.

В те дни природа словно затаила дыхание. Солнце, медленно скользя по небосклону, раскрашивало облака в нежные оранжево-розовые тона. Тихий шелест ветра напоминал о вечной борьбе жизни и смерти, а лес за деревней шумел, словно живое сердце, бьющееся в унисон с древними тайнами, сокрытыми в недрах земли. Вся эта картина дышала одновременно красотой и жестокостью, подобно самой судьбе, не дающей покоя.

Лишь когда Ивану исполнилось девятнадцать, его женили. Поликарп решился приоткрыть завесу тайны – совсем чуть-чуть, словно приоткрывая крошечную щелку. Он отдал Ивану крест, говоря, что это его судьба. Но он не ожидал, что Иван отдаст сына. Теперь же доказывать что-либо не имело смысла – главного доказательства больше не существовало, креста не было.

Поликарп решил окончательно похоронить тайну. Он опустился на лавку и тихо, по-стариковски заплакал. Сползшая с печки старуха примостилась рядом и присоединилась к его горю. Ефросиния и Иван, сидя на полатях, хмуро наблюдали за ними. Иван вдруг осознал, что поступил правильно, но промолчал, оставив свои мысли при себе. Ефросиния всю ночь молилась о здоровье и благополучии своего сыночка. Но сейчас её терзали сомнения – не совершили ли они ошибку? Впрочем, пути назад не было, дело было сделано. Теперь она лишь молила о том, чтобы никто и никогда не вспомнил о рождении их ребенка. Хотя на это едва ли стоило надеяться.

*****

Андриан Вилентьевич, управляющий Рапниных, проснулся с первыми лучами солнца. Потянувшись, он с хрустом в косточках и сладостным зевком откинул одеяло. Вылезать из теплой постели совсем не хотелось. Худенький, сморщенный мужичок с редкой, куцей бородкой больше походил на лешего. В деревне его так и звали – «Лешак». Но Андриан Вилентьевич лишь посмеивался: прозвище ничуть не мешало ему вести дела и, чего греха таить, кое-что припрятывать на черный день.

Потягиваясь, он подошел к кадке с водой. Отпив холодной родниковой воды, крякнул и вытер рот рукавом. Взгляд его упал на стол, где лежала переписанная им Ревизская сказка. Он уже внес всех умерших и родившихся, но вдруг вспомнил: Иван спрашивал о сказке три дня назад. А ведь тогда, кажется, говорили, что у него сын родился? Лихорадочно перебирая бумаги, Андриан ничего не нашел. Тогда он бросился к постели, где в куче одеял спала Гликерия, пышнотелая дворовая девка.

Он начал расталкивать её, но Гликерия лишь заворочалась и что-то проворчала. Не выдержав, Андриан попытался сдернуть с нее одеяло, но напрасно – Гликерия не желала расставаться с пуховым теплом. Раздосадованный, он со всей силы ударил по тому месту, где была её попа. Эффект оказался обратным: поднялась пыль, и раздался звук, похожий на лопнувший живот коровы, надуваемый мальчишками. Гликерия заворочалась, села на кровати и, протирая глаза, спросила:– Чаво кричишь?

– Ефросиния родила?

Зеленоватые глаза Гликерии мгновенно проснулись и округлились.– Пятый день уж пошёл.

Она недоумённо смотрела, как Андриан лихорадочно одевается, и как хлопнула дверь. Гликерия пожала плечами, сладко зевнула и снова нырнула под одеяло.

Когда Андриан пришел в избу к Поликарпу, ребёнка там не было. Родители молчали, а старик со старухой лишь рыдали. На вопросы о том, где ребёнок, никто не отвечал. Управляющий, не добившись ничего, приказал выпороть Ивана и Ефросинию. Ефросиния умерла под кнутом. Ивана же, после порки, забрили в солдаты. Поликарп ни единым словом не обмолвился о том, кто такой Иван, и приказал своей жене хранить молчание.

***

2015 год апрель

Москва Квартира Фёдора

Они сидели в машине.

– Мои родные попали под обстрел, все погибли. И я, сам не знаю почему, решил вернуться в Москву, туда, где прошло мое детство, – старик осекся, погруженный в туман воспоминаний. – Мой предок, купец Степан Михайлович Рапнин, однажды возвращался с товаром из Индии. На него напали разбойники. Убили, как им казалось, всех, и забрали крест. Но Степан выжил. Он добрался до логова разбойников, сумел выкрасть крест и спасти сына. В пылу погони они упали в реку, и парень погиб. Степан добрался домой. Он так и не решился отдать крест царю, как хотел. А потом посыпались несчастья. Сначала сгорел дом, потом умерла жена. Погоревав, Степан построил новый дом и снова женился. Однажды Дарья, его новая жена, полезла в подпол и случайно нашла крест. Он околдовал ее, заронив в душу жажду обладать реликвией. Но неожиданно вернулся младший сын Степана, Михаил. Увидев мачеху, разглядывающую крест, он рассказал обо всем отцу. Степан, желая избежать греха, решил спрятать крест. После этого Дарья возненавидела пасынка. Михаил сбежал из дома, прихватив из креста несколько камней. Он оказался в Москве, и случайная встреча с Петром Первым подарила ему шанс учиться в Голландии и стать моряком. Он женился, у него родился сын. А мачеха прознала об этом. Сделав маленький крест, она принесла его в дом к Михаилу. Как именно она ему его вручила, я не знаю. Но Алексея Михайловича крестили, и этот крест повесили ему на шею. А потом она стала за ним наблюдать, оставила рядом своего сына, чтобы тот присматривал за ним и потом забрал крестик. Потому что в семье стало еще хуже.

– Поехали домой, здесь как-то неуютно, – предложил Федор.

– Да нет, сынок, не поеду я к вам. Я, считай, все рассказал. Мой предок служил управляющим в барском доме, а вот когда произошла подмена ребенка…

– Подмена? – Федор недоуменно уставился на старика.

Тот устало улыбнулся. – Когда к Михаилу Репнину приехал сын на побывку, он увидел и влюбился в горничную матери. А ее как раз собирались выдать замуж. Так парень украл девушку прямо из-под венца и уехал с ней, оставив отцу деньги за нее. А потом, когда его жена умерла при родах, он вернулся к отцу. Тот принял его, но ребенка принять не смог. Когда кормилица случайно уснула, Михаил подменил мальчика на умершего крестьянского сына. Андриан видел, как рос этот парень, как он женился, но не углядел, как тот ребенка новорожденного каким-то чудом спрятал. Мужчину выпороли и забрили в солдаты, а его приемный отец все знал, но молчал. Иван погиб на войне. После того как Андриан Вилентьевич потерял ребенка, все пошло наперекосяк, – старик вздохнул. – Он все знал и все выжидал. Можно сказать, мы были тенью у этого креста. А теперь крест за нами как привязанный ходит. Продадим, а он снова возвращается. Вот так вот…

– Где вас найти? – С надеждой спросил Ашли.

Старик устало покачал головой. – Не ищите меня. Я больше не хочу… не хочу вспоминать. Прощайте.

– Возьмите, пожалуйста! – Ашли протянул ему деньги, чувствуя его отчаяние.

– Спасибо… старуха моя обрадуется, – пробормотал он, отворачиваясь и уходя.

– Я пойду за ним! – тихо сказал Фарид, выходя из машины.

– Иди, Фарид. Семья должна быть вместе… Может, мы скоро к вам присоединимся.

***

Фёдор так и не отправился в Индию. В последний момент его охватил внезапный страх: что, если он раскроет тайну, которую крест хранил так долго? Ему показалось, что это будет святотатством.

– Может, и правда, к черту? – Ашли внимательно смотрел на сына.

Фёдор вздохнул, снова взглянув на крест. -Знаешь, это же все равно крест. Он намоленный, его, наверное, можно освятить. Хотя нет, пусть он вернется туда, где должен быть. – Решительно он отдал реликвию отцу.

Через два дня во дворце с удивлением наблюдали, как хозяин штата Карнак стоит возле огромного портрета раджи и о чем-то размышляет.

А еще через день в квартире Фёдора раздался звонок.

– Слушай, Фёдор, ты знаешь, что на щите написано?

– Что?

– Соединив щит, вы соедините семью на века.

– Ну и шутки у нашего родственничка были, – пробормотал Фёдор. – Просто ухахататься можно. Да, бать, ты помнишь Солдатова?

– Какого Солдатова? – не понял Ашли.

– Ну, он со мной в МГУ учился. Так вот, он мне вчера позвонил и рассказал, что нашел следы Брумы. Оказывается, пацан Петра не погиб. Он каким-то чудом зацепился за кусты пеленкой, его и вытащили. Потом они эту историю рассказывают с придыханием и затаенной грустью, что старуха молилась за Петра всю оставшуюся жизнь.

– Понятно! Надо с ними поговорить,– Ашли поднял голову и увидел Андрея. Тот только вчера приехал в Индию и ходил как в воду опущенный.– Ладно, сын, поговорим потом. Ты узнай, что там еще, и мне расскажешь. А про крест я у батюшки Иннокентия спрошу, может, он что-то с ним сделает.

– Я его буду носить! -Обрадовался Фёдор.

Ашли засмеялся.– Хорошо, ты будешь носить, я не против.

– Ладно, бать!

Ашли выключил телефон и недоуменно смотрел на сына. Андрей уже второй круг наматывал по кабинету, тяжело вздыхал и, казалось, не знал, куда себя деть.– Сынок, притормози немного. А то тут дыру протопчешь.

Андрей вздохнул и опустился в кресло рядом со столом.– Ты помнишь, как я оказался на улице?

– У тебя родители умерли! – осторожно ответил Ашли. – А что случилось? Говори уже, Андрей. В гадалки мне играть некогда.

Андрей зло потер лицо.– Дед мне позвонил!

– Какой дед? – Не понял Ашли.

–Мой родной дед, которому я еще мальчишкой позвонил и сообщил о смерти его сына. А он мне сказал, что у него нет времени этим заниматься, и вообще он очень занят. Я всем им позвонил, они меня послали. Я только не мог дозвониться до… – Андрей замолчал и уставился на фотографию Семёна Артуровича. Он побледнел и сжал кулаки.

– Сынок, ты чего? -испугался Ашли, увидев, как по лицу сына пошли красные пятна. -Тебе плохо? – Он встал и подошел к нему.

– Бать, ты знаешь, кто это? – Прохрипел Андрей.

– Семён Артурович, новый наш родственник. А что… – Ашли замолчал, посмотрел на сына и вмиг всё понял. – Это твой дед?

Андрей кивнул, и лицо его исказилось от злости. – Отец его ненавидел, говорил, что этот человек продаст всех и вся, не моргнув глазом. Да и сыновья у него под стать. Хотя, был один… нормальный, кажется. Имени не помню, а вот этого урода, – Андрей ткнул пальцем в воздух, словно перед ним стоял ненавистный образ, – этого я помню досконально. Фото видел. Старый мерзавец, – Андрей всхлипнул и вдруг разрыдался, – он же своего юриста прислал! Квартиру отобрали, и я оказался на улице! Сволочь! – Андрей рявкнул и грохнул кулаком по столу.

– Так, успокойся, – Ашли сжал сыну плечо. – Он тебе звонил?

Андрея передернуло. – Позвонил, откуда только этот гад мой номер узнал! Сказал, что все погибли, только он с женой остались, и спросил, не могу ли я им помочь. Я его послал куда подальше.

– А может, стоило выяснить, что ему нужно?

– Бать, ты издеваешься? – Андрей недоуменно посмотрел на отца.

– Послушай, сынок, – Ашли взял стул и пододвинул к сыну, сел напротив. – Я повторю слова своего отца: может, надо всё узнать, чтобы потом не мучиться. Прошлое погонит тебя назад, а потом будет поздно.

– Бать, у тебя амнезия была, а у меня её нет, и гнать она меня не будет. Если только ему пулю в лоб всадить.

– Андрей, прекрати истерику, – Ашли тяжело вздохнул, он не представлял, что так сложится. – Я думаю, пусть живет своей жизнью. Я камеру в квартире поставлю, пусть он там сидит и думает, что он самый умный. А мы будем жить своей жизнью. И не позволим прошлому нас сломать. Ты понял меня, Андрей?

Андрей, все еще дрожа от гнева, медленно кивнул. Слезы высохли на его щеках, оставив лишь красные следы. Он посмотрел на отца, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на облегчение.– Понял, бать.

– Вот и хорошо, – Ашли похлопал его по плечу. – А теперь пойдем. Нам нужно поговорить с Фёдором.

Они вышли из кабинета, оставив позади фотографию Семёна Артуровича, которая, казалось, смотрела им вслед с холодной усмешкой. Но теперь эта усмешка уже не казалась такой всесильной. Андрей чувствовал, что впервые за долгое время он не один. И это давало ему силы.

Тем временем, в Москве, Фёдор, размышлял. Он чувствовал, что принял правильное решение. Крест должен вернуться на свое место. А секреты… секреты, возможно, и не так уж страшны, если их не пытаться разгадать силой.

Он посмотрел на телефон. Звонок от отца был неожиданным, но и он принес свои вести. Солдатов, Брума, спасенный мальчик… Мир вокруг него, казалось, начал складываться в новую, непонятную мозаику. И он был готов собрать её, шаг за шагом.

Ашли, уже набирал номер батюшки Иннокентия. Крест, щит, семья… Все эти слова переплетались в его сознании, создавая ощущение чего-то важного, чего-то, что требовало его внимания. Он знал, что впереди их ждет непростой путь, но теперь он был готов к нему. Вместе с родными.

Ашли услышал в трубке сонный голос батюшки Иннокентия. –Прости Михаил, что разбудил. Но у меня вопрос… деликатный.

– Говори. Если дело важное, сон подождет.

Ашли вкратце рассказал о кресте, о сомнениях Фёдора и о своих собственных ощущениях. Он умолчал лишь о звонке Андрея и его деде. Это была другая история, требующая иного подхода.

– Понимаешь, я чувствую, что этот крест… он не просто украшение, не просто элемент щита. В нем есть что-то, что тянет нас назад, в прошлое. И я не уверен, что это прошлое стоит ворошить.

Михаил помолчал.– Крест – это символ веры, Олег. Символ искупления и надежды. Но иногда, – он вздохнул, – иногда вещи, связанные с верой, могут быть использованы во зло. Если вы чувствуете, что крест несет в себе негативную энергию, лучше всего его освятить. Но не просто освятить, а очистить.

– Очистить? Как это?

– Это особый обряд, Олег. Он требует времени и подготовки. Но он может помочь избавиться от негативных влияний, которые могли накопиться в кресте за долгие годы. Привезите его ко мне. Я посмотрю, что можно сделать.

– Спасибо, отец Иннокентий. Я привезу его.

Ашли отключил телефон и посмотрел на Андрея. Тот сидел, молча за столом, уставившись в окно.

– Крест отвезем батюшке Иннокентию, -сказал Ашли. – Он посмотрит на крест. -Андрей кивнул, не отрываясь от окна, – а потом, – продолжил Ашли, -мы будем следить за твоим дедом. Но, ты не подойдешь к нему, и не будешь отвечать на звонки. Но, есть ещё вариант мы можем с ним поговорить и всё узнать. Но как я понял, этот вариант ты отметаешь сразу. Значит первый вариант в силе.

Андрей повернулся к отцу. В его глазах всё ещё горел гнев, но теперь в нём появилась и какая-то решимость.– Хорошо, бать. Как скажешь.

Ашли встал и подошел к окну. Он посмотрел на сад, раскинувшийся перед окнами, где то там шумел город. Индия, страна тайн и загадок. Страна, которая связала их судьбы в один запутанный клубок. Он чувствовал, что они стоят на пороге чего-то важного. Чего-то, что может изменить их жизни навсегда.

Неожиданно зазвонил телефон , Ашли поднял трубку.– Бать я сам отвезу его отцу Иннокентию. – Раздался в трубке голос Фёдора.

Ашли улыбнулся,– хорошо, сын, я привезу его тебе, – он положил трубку и посмотрел на сына. –Сынок, давай ужинать.

*****

25 апреля 2015 года

Москва. Офис.

– И последнее…-Родриго слушал вполуха. Уже полчаса его телефон разрывался от звонков. Он выключил звук, но теперь аппарат в кармане неистово вибрировал, словно рассерженный жук в банке.

– И последнее, -голос прозвучал прямо над ухом. Родриго вздрогнул. Над ним навис Ашли Чаборти, босс фирмы, специально прилетевший в Москву для встречи с руководителями подразделений. Фёдор Фёдорович, главный директор, стоял во главе стола и недоуменно смотрел на Родриго. – Молодой человек, – в голосе Ашли звучало удивление. – Я, конечно, всё понимаю, но когда просят выключить телефоны, это делают все. Сейчас же ответьте!"

– Простите! – Родриго покраснел, чего сам от себя не ожидал. Он вытащил телефон, и после нескольких неловких движений из динамика раздался плач и крик. Родриго включил громкую связь.

– Родриго, Сережу украли! Украли! Почему ты не отвечаешь?!

Родриго лихорадочно выключил телефон и выбежал в коридор. -Светка, что ты несешь?

–Час назад… мы шли… из магазина… у дома… Серёжку схватили… затащили нас в подъезд… и сказали… что если я позвоню в полицию… его убьют… и от тебя требуют… три миллиона долларов."-Светлана снова заплакала.

– Успокойся, я сейчас приеду!– Родриго опустился на пол, не понимая, что происходит.

– Мне всё расскажи!– Рядом с ним на пол присел Ашли.

Родриго непонимающе взглянул на этого человека. Ашли был словно ледяной шторм, способный заморозить всё вокруг. В его взгляде читался холод, пронизывающий насквозь, будто он видел все слабости и использовал их с хитрой улыбкой за спиной. Глаза – черные, как бездонные омуты, в которых можно утонуть, если подойти слишком близко, и в то же время полные скрытых знаний, словно он знал больше, чем говорил. Белокурые волосы были покрашены. Родриго знал ,что Ашли полностью седой. Что и они подстриженные по-военному, строго и аккуратно, служили маской, за которой скрывался человек, умеющий играть по своим правилам. Седые пряди у висков оставлены – знак мудрости, сочетающейся с хитростью.

Но когда Ашли оказывался в окружении детей, его лицо словно преображалось. На новогодней ёлке Родриго видел, как он смотрит на сверкающие огоньки и счастливых малышей, и вдруг превращается в мальчишку – искреннего, радостного и немного наивного, словно суровый воин потерял свою броню и стал просто ребенком, которому интересно всё вокруг.

Ашли был словно соткан из загадок. Казалось, за его суровым обликом скрыты тайны, которыми он не спешил делиться. В его голосе слышалась легкая ирония, а улыбка иногда вспыхивала на губах, будто он всегда знал что-то важное, что другим еще предстояло понять. Кожа, тронутая загаром, говорила о долгих часах, проведенных под открытым небом, а кожаный костюм служил броней, защищающей от мира и одновременно делающей его еще более неуловимым. Высокий, немного полноватый, он двигался в такт своей собственной мелодии, и казалось, что сама природа прислушивается к нему. На руках сверкали кольца – символы власти и силы, но было ясно, что он носит их не ради показухи, а как часть своего таинственного образа, как ключи к давно скрытым секретам. Часы – обычные, советские офицерские, ещё 80-х годов, как сказал Фёдор. Словно он хранил в сердце частичку прошлого. Аккуратная щетина добавляла мужественности и брутальности, и казалось, что за этим фасадом скрывается человек, которому многое пришлось пережить и который умеет держать в узде собственные тайны.

На вид ему было лет 37-40, хотя на самом деле ему было 52. За этим обликом скрывались опыт и мудрость, которыми он делился только с избранными. В его взгляде было что-то притягательное и опасное одновременно – словно магнетическая загадка, которую хотелось разгадать, но которую лучше оставить в покое, чтобы не попасть в ловушку. Когда он окружен своими детьми, его лицо словно оживает. В глазах загорается искра юности, а на губах расцветает довольная улыбка. Он знает, что внутри него таится нечто большее, чем кажется на первый взгляд. Сердце наполняется особой теплотой и безграничной любовью к своим малышам – он боготворит их всем своим существом. Когда дети рядом, он всегда с ними, не отходя ни на шаг. Малыши обнимают его, цепляются за него, словно не хотят потерять этого надежного и доброго человека. Он же, в свою очередь, не отпускает их, держит крепко, словно пытается навсегда запечатлеть эти моменты счастья в своей душе. Его дети – его источник силы и вдохновения, его личное счастье, и он старается окружить их любовью и заботой, чтобы они чувствовали себя защищенными и любимыми. Особенно малыши – их объятия, их смех и тепло для него как самое ценное сокровище, и он никогда не даст им почувствовать себя одинокими или забытыми.

Но стоит только тени угрозы коснуться его детей или семьи, как его лицо мгновенно преображается. Внутри просыпается древний зверь, и его взгляд становится холодным, как ледник в горах. Он превращается в опасную силу, не знающую пощады. Нет, он не рычит и не кричит – его опасность ощущается в каждом движении, в каждом взгляде, в твердости его тела, словно высеченного из камня. По глазам можно прочесть, что он способен на всё ради защиты своих. В его взгляде – ледяное спокойствие, обманчивая гладь, за которой скрывается бушующий ураган, готовый разорвать на куски любого, кто посмеет навредить его детям или жене. В худшем случае – а он ведь и сам не всегда знает, на что способен. Его глаза могут стать бездонными пропастями, поглощающими и растворяющими врагов в своей тьме, или же – зеркалом неукротимой ярости, оставляющей за собой лишь пепел и разрушения. Тот, кто посмел посягнуть на его близких, рискует оказаться на самом дне его глаз, где, как в глубокой пропасти, скрыта безмерная мощь, готовая поглотить всё и вся. Или – в худшем случае – он исчезнет, словно тень, растворившись в ночи, оставляя после себя только тишину и леденящий душу страх. В такие моменты он – не просто человек, а сама стихия, буря, способная уничтожить всё на своем пути, и лучше не испытывать его терпение, не играть с его честью и не ставить под угрозу судьбу его детей. Его любовь к ним – это его сила, а его гнев – это его оружие.

Однажды Родриго слышал и видел: Ашли пела вместе с дедом. Мир вокруг словно померк, оставив лишь их двоих, погруженных в собственное измерение. Родриго впервые видел этого человека – странного, загадочного, непохожего на других. Худощавый, с волосами цвета ночного неба, они казались аморфными тенями, колышущимися на ветру. В нем не было привычной железной брутальности, внушающей страх и уважение. Ни капли агрессии, лишь мягкая, но ощутимая энергия, тонкая, как натянутая струна, способная зазвучать мощнее любого оружия.

Но голос… Ах, этот голос! В нем появилась ясность и стальная твердость, проникающая в самую душу. Каждое слово, каждая нота – словно откровение, заставляющее почувствовать глубину его переживаний, недоступную обычным людям. Он казался человеком, способным изменить мир, разорвать цепи и сломать стереотипы, чтобы принести перемены.

А его песня – как ласковый океан, мягко, но неотвратимо притягивающий и зовущий, словно ждущий первого шага. Враги ненавидели его, и эта ненависть была ядовитой, они готовы были выпить её до дна, лишь бы уничтожить его. Но страх держал их в тени, не позволяя сделать последний шаг. Они боялись его силы, его взгляда, его мстительной тишины, способной обрушиться ураганом.

Друзья же, напротив, обожали его, испытывая глубокое уважение и веру. Они видели в нём силу, свет и надежду. Удивительно, но даже животные готовы были идти за ним по первому зову. Его голос превращал самого опасного зверя в послушного щенка, виляющего хвостом и жмущегося к ногам. Как его волкособ, который, к сожалению, при чужих превращался в опасное животное, готовое разорвать любую угрозу в клочья.

Ашли – это воплощение контрастов. В нем уживаются мягкость и ласка океана, способные успокоить и исцелить, и грозная сила шторма, сметающего все на своем пути. Он может стать маяком надежды, спасающим от отчаяния, или несокрушимой стеной, защищающей своих от любой угрозы. Пусть враги трепещут, а друзья ждут с замиранием сердца – в глубине его души хранится тайна, способная изменить ход истории.

Ашли был полковником, служившим как в индийской, так и в российской разведке. В России его путь не лежал в высших военных кругах. Мундир он надевал лишь по особым случаям: приглашения в ФСБ для консультаций, встречи в Кремле или работа в качестве эксперта в военном министерстве. В Индии он занимал пост в разведывательном управлении. Но одно оставалось неизменным: никто и никогда не мог выведать у него ни одной тайны. Он скорее уйдет в мир иной, чем раскроет секрет. В его крови текла непоколебимая преданность долгу и стойкость духа.

Родриго однажды услышал, как шофер Ашли, с уважением и легкой иронией, произнес: «Лучше бы я возил генералов и полковников, чем садился с ним в машину». Эти слова были не пустым звуком. В глазах Ашли всегда горела решимость, а в поведении царили спокойствие и уверенность, словно он обладал знанием, доступным лишь избранным. Он не пользовался мигалками или спецсигналами, передвигаясь в потоке машин, как обычный человек.

Но Ашли мог совершать невозможное. Однажды, в самый разгар обычного дня, он приказал включить спецсигналы, чтобы пропустить скорую помощь, застрявшую в пробке. Ситуация была критической: у пациента, которого везла машина, случился сердечный приступ. Родриго помнит, как Ашли, словно вихрь, оказался за рулем и помчался по улицам города. Его вождение было подобно танцу – точное, уверенное, без лишних слов. Руки его на руле демонстрировали абсолютный профессионализм. Весь город, казалось, замирал, понимая: он не намерен ждать.

В тот день он мчался не ради славы или показухи, а ради жизни. Врач скорой помощи, сама на грани нервного срыва, сообщила, что у девушки, которую они везли, отошли воды, ее состояние было критическим, а ребенок уже начинал задыхаться. Ашли несся на пределе своих возможностей, словно в погоне за ускользающим временем. Он сел за руль не для награды, не для фотосессий. Он просто сделал то, что должен был.

Он опоздал – да, ведь ситуация была безумной, и никто не мог предсказать, что произойдет. Но когда он появился, все в комнате замерли. Его лицо выражало спокойствие и ответственность. Он извинился за задержку, мягко сказав: «Произошло непредвиденное событие, но всё под контролем». И никто не возражал, потому что все знали: с этим человеком – всё действительно под контролем.

Вскоре в интернете появились видео – полковник российской армии, садящийся в скорую и несущийся с невероятной скоростью. Ролик разлетелся по всему миру, в YouTube и социальных сетях, вызывая восхищение его решимостью. Он не просто мчался – он делал это ради спасения чужой жизни, ради того, чтобы кто-то еще мог увидеть свет, услышать голос, почувствовать тепло. Его поступок стал символом человечности – человека, готового пойти на риск, чтобы сохранить самое ценное.

******

Родриго очнулся, голова гудела. Он потряс ею, пытаясь собраться с мыслями.

–Так, Фёдор, распускай всех, -произнес Ашли , поднимая голову. Дверь в кабинет была распахнута, и в проходе толпились люди. Фёдор стоял впереди, его лицо выражало явное беспокойство. – Ладно, пойдемте! – Ашли, уже поднявшись, взял Родриго за руку. -Поднимайся, парень!

Родриго, словно пьяный, поднялся и вошел в кабинет.

–Что тебе сказала жена? -Ашли сел напротив, протягивая стакан с водой. – Выпей. Это успокоительное.

– Зачем мне это? – Родриго отодвинул стакан. – Я в порядке!

–Прекрасно. Рассказывай! – Тон Ашли не терпел возражений. Родриго показалось, что он разговаривает с Анной. Он выложил все, что услышал от Светланы.

– А больше она ничего не говорила? – Неожиданно раздался голос на английском. Родриго обернулся. У дверей стоял Поль, один из руководителей офиса в Арабских Эмиратах.

– Нет, – покачал головой Родриго.

– Ашли, Фарид туда поехал, думаю, он что-то раскопает.

Внезапно зазвонил телефон Ашли. Он выслушал, и Родриго увидел, как тот побледнел.

– Поль, там Этьена убили.

Поль уже знал – ему сообщили по наушнику.

– Что происходит, отец? – Фёдор непонимающе смотрел на Ашли.

– Мне бы тоже хотелось знать! – Пробормотал Ашли. В этот момент зазвонил телефон Фёдора, и все напряглись.

– Да! – Голос Фёдора был напряжен, но затем он расслабился. – Это Оксана, спрашивает, когда я буду дома.

– Я отправил тебе охрану!– Поль выскочил из кабинета.

– Поль, спасибо! – Фёдор посмотрел на Родриго. – Давай, собирайся, поедешь домой.

Уже через полчаса Родриго обнимал плачущую Светлану, а еще через час к ним присоединился Сергей.

– Послушай, Ашли, я вообще ничего не понимаю, – Поль щелкнул пальцами. – Они словно специально все делали под камерами. Номера машин были прекрасно видны, вот только лиц не разобрать. И еще это письмо… Оно лежало на переднем сиденье. Мальчишке что-то вкололи, и он спал.

Ашли открыл письмо и начал читать вслух.

«Если вы желаете узнать причину, приезжайте в Калининград, в Прейсиш-Эйлау. Вас ждут Ашли, Федор, Родриго, Вундер и Поль. Завтра, в 16:00. Если же вы не явитесь, все повторится вновь, но уже мальчик уснет вечным сном. И не только он…»

–Нелепица какая! – Ашли недоуменно взглянул на Поля.

– Прейсиш-Эйлау? И какое отношение я имею к этому? – Поль взял письмо, недоумевая. – Почерк женский, пожилой, рука дрожит… и запах лекарств. -Он осторожно понюхал бумагу.

– Сын, разузнай все об этом Прейсиш-Эйлау! – Ашли забрал письмо. – Ну что, отправляемся?

– Если приглашают столь оригинальным способом… – Федор усмехнулся, но в глубине души зародилось тревожное предчувствие.

– А вот и я! – Голос Вундера раздался из коридора. Все недоуменно переглянулись.

– Отец, почему ты сюда приехал? – Родриго удивленно смотрел на отца.

– Был на конференции в Санкт-Петербурге, и получил столь таинственное послание, что любопытство не дает покоя.

–Какое послание? – в один голос спросили остальные.

– "Тайна, тайна, приходи, разгадать её должны. Пусть прошлое отпустит свои секреты, и все вновь соберутся. Приезжай к сыну, он подскажет, что делать дальше". Чьё это послание? – Вундер попытался пошутить, но замолчал, увидев напряженные лица.

– Было бы смешно, если бы не одно "но" -мертвый человек! -Голос Ашли дрожал от ярости.

– А знаете ли вы, кто занимался восстановлением Прейсиш-Эйлау? – Все обернулись к Федору. – Кунцы. Они выиграли тендер.

– Можете ли вы мне объяснить, что здесь происходит? – Терпение Вундера иссякло. – Я обещал жене вернуться завтра.

– Литхем поймет! – пробормотал Родриго. – Кунцы… опять. Хорошо, что мы не стали делиться с ними информацией… Ну, св…

– Сын!

– Довольно! Я не понимаю, почему и ты, Поль, и меня с Федором вызывают. У нас с Кунцами были разногласия в бизнесе, а после моего отказа подписать контракт, Рудольфо окончательно потерял рассудок. – Пробормотал Ашли.

– Я считаю, что нам следует ехать. Я уже отправил туда людей, незаметно, чтобы осмотрелись. Фарид тоже будет там. А Кунцы это или нет, ещё предстоит выяснить. Возможно, это… – Поль не закончил фразу и задумчиво посмотрел на Ашли.

Ашли поморщился. – Он давно мертв. Не призрак же мне пишет. И ты сам сказал, что письмо написано женщиной.

– Хорошо, тогда подождем здесь до утра. Самолет будет готов к вылету.

– Я никуда его не отпущу! – Светлана, уложив сына, бросилась к мужу, поняв, что он собирается уехать.

–Успокойся, дочка! – Ашли улыбнулся и погладил её по голове. – Ты поедешь ко мне домой с сыном, там охрана. А за нас не беспокойся, мы будем его защищать. Родриго с трудом уложил жену в постель. Практически всю ночь никто не сомкнул глаз.

******

26 апреля 2015 года

Калининград

Замок Прейсиш – Элау

Контраст был разительным: одна часть замка сияла свежей реставрацией, другая же оставалась в руинах, словно два мира столкнулись здесь. Величественное прошлое соседствовало с вековой пылью и забвением. Там, где некогда гордо возвышались каменные стены, теперь зияли черные провалы окон. Резные башенки, еще недавно украшавшие силуэт замка, теперь лишь клочьями неба проглядывали сквозь обломки. Но даже в этом запустении чувствовалась былая мощь.

–В замке пять человек, он сдается как гостиница. Ты был прав, это Кунцы и глава семейства, Вибек Кунц, – сообщил Фарид, когда они уже ехали в машине после встречи в аэропорту.

Родриго недоуменно посмотрел на него. -Она же полумертва, эта неуловимая фрау! Ты уверен, что это она?

Фарид кивнул. -Уверен, Родриго. Всё указывает на неё. И не просто на неё, а на то, что она вернулась. Вернулась с целью. И, судя по всему, этот замок – её новая крепость.

Ашли усмехнулся, но в его глазах мелькнула тень беспокойство. -Полумертва, говоришь? Это не мешало ей управлять целыми империями, когда она была в расцвете сил. Если она действительно здесь, то это не просто визит. Это заявление. И, боюсь, заявление, которое нам придется принять,– он поправил воротник пальто, словно пытаясь защититься от пронизывающего ветра, который, казалось, исходил не только от природы, но и от самого места. -Что ж, Фарид, похоже, наша тихая охота только начинается. И добыча эта будет не из легких.

Они стояли у дверей замка. Не успели они постучать, как дверь сама открылась. Молодой человек, молча, проводил гостей и открыл дверь в темную, пахнущую лекарствами комнату.

–Вовремя! – Раздался властный, скрипучий голос старухи.

–А может, свет включим? – холодно предложил Ашли. – А то, фрау Вибек, мы вас не видим.

Старуха рассмеялась. – Мой мальчик, ты всегда был нетерпелив. Ну, хорошо, выполню вашу просьбу.

Щелчок. Тусклый свет канделябра вырвал из бархатной темноты силуэт, застывший в кресле. Рядом, на столике, мерцали бокалы, наполненные игристым шампанским, о чем недвусмысленно свидетельствовала и стоящая рядом бутылка. Несколько кресел окружали старуху, но одно ошеломило.– Мама! Бабушка! – одновременно выдохнули Вундер и Родриго.

Старуха расхохоталась, её смех эхом прокатился по комнате. В черной шляпке и строгом сером платье, с бокалом шампанского в дряхлой руке, она выглядела поистине эпатажно. Отпив из бокала, она с лукавой усмешкой ответила:– Вы ошибаетесь. Как и ты, Олег. Или тебя все же следует называть Ашли? А может, Ахмар или Али?

Ашли недоуменно смотрел на старуху. Где же жуткие шрамы? Где огромная родинка у правого глаза? Перед ним сидела пожилая женщина с былой красотой, поразительно напоминающая Дарью фон Герц.

–Я Надин фон Кунц! – Произнесла она.

–Вы погибли! -Прошептал Вундер, опускаясь в кресло. Ноги отказывались его держать.

– Нет, мой мальчик. Это твой отец убил меня, превратив в Вибек Кунц.

– Вы сошли с ума! – прохрипел Вундер. – Мой отец -честный человек.

–Да! – Голос старухи задрожал от гнева. Она с силой бросила бокал на пол, и стекло жалобно зазвенело. Ашли недоуменно смотрел на лужицу шампанского, и его медленно заволакивала ярость. – Он говорил, что любит меня, но на самом деле любил свою мертвую жену и своих детей.

– Фрау, может, вы объясните, что вам от нас нужно? -Спросил Ашли, стараясь сохранить спокойствие.

Старуха, или, как она представилась, Надин фон Кунц, подняла бокал с шампанским и жестом предложила его мужчинам. Но никто не шевельнулся. Она медленно отпила, её взгляд, острый и пронзительный, скользнул по лицам гостей. На губах играла едва заметная, но от этого не менее зловещая улыбка.

– О, мальчик мой, мой дорогой малыш… ты всегда хотел многого.

– Я не малыш! И хватит называть меня мальчиком! – рявкнул Ашли, его голос сорвался на крик. Он сам себе поразился, старуха вывела его из себя. – Объясните нам немедленно, что это за представление!

– Конечно, полковник. Конечно, – фрау Кунц поджала губы, её взгляд скользнул по Ашли с нескрываемым желанием. – Мне так хочется увидеть тебя без этой кожи…

Ашли почувствовал, как по спине пробежал холодок.– Фрау, вы с ума сошли?

– Ну, эта кожа так возбуждает. Теперь я понимаю Андрея, почему он так тебя ненавидел. Ты одним своим диким видом доводишь всех до экстаза. И меня, старуху, тоже. – Она расхохоталась, её смех был резким и неприятным. – Мой Андрей, мой милый Андрей так не хотел в тюрьму. Я приехала к нему, а от него воняло. А потом этот король сделал так, чтобы его опозорили в тюрьме. Мой мальчик… Да, твои девки, незаконнорожденные, в этом помогли.

Ашли почувствовал, как тошнота ярости подкатывает к горлу. Поль и Фёдор ошарашено смотрели на старуху. Родриго вдруг разразился смехом.– Фрау, да вы просто извращенка!

Вундер дернул сына за руку.– Уймись! Послушайте, фрау Кунц, может, вы, наконец, расскажете, для чего мы здесь сегодня собрались?

Фрау Кунц резко перестала смеяться, словно кто-то выключил звук. В её глазах мелькнула сталь.

– Собрались? О, это очень просто. Вы все здесь, потому что каждый из вас – часть головоломки. Часть… моего плана, – она обвела рукой роскошную гостиную, уставленную антиквариатом и освещенную тусклым светом канделябров. -Думаю, начнем с начала.

***

Яхта "Фон Кунцев"

20 ноября 1938 года.

Надин проснулась от отчаянных криков: -Иренка! Иренка! Накинув пеньюар, она осторожно прокралась в каюту Вальтера. Они решили остаться на яхте, отпустив команду, и до глубокой ночи обсуждали предстоящую свадьбу. Вальтеру дали отпуск, и эти три недели он проводил только с ней.

Она приоткрыла дверь. Вальтер сидел за столом, опустив голову на руки. Рядом стояла пустая бутылка из-под вина. Внезапно, сквозь луч лунного света, пробившийся в иллюминатор, Надин увидела фотографию. Она подошла к столу и взяла снимок в руки. Это была его жена и дети. Она слышала, что случилось, но никогда не видела их, и он никогда не говорил о них. А сейчас!

–Иренка!– Надин испуганно выронила фото, когда сильные руки Вальтера неожиданно обняли ее. Его жаркие губы, его дыхание, смешанное с запахом вина и его одеколоном – диким, который ее всегда раздражал, хотя он и извинялся с улыбкой, пользуясь подаренным ею ароматом, но лишь ненадолго. -Иренка, как долго тебя не было… Я так соскучился. Мне страшно. Прости, прости меня… Я нарушил нашу клятву. Я не буду врачом.

Вальтер, прекрати! – прохрипела полузадушенная Надин. Но его руки, крепкие, как кольца удава, не отпускали. Он, казалось, не слышал, полностью поддавшись власти Бахуса и Гипноса.

Все произошло так стремительно. Она не помнила, как оказалась в постели. Голова кружилась от его запаха и прикосновений. Надин пришла в себя от резкой боли внизу живота. "Моя девочка… Люблю тебя, люблю," – прохрипел Вальтер, засыпая.

С трудом сползла с кровати, подобрала пеньюар и, шатаясь, подошла к двери. -Иренка…– Она обернулась. Вальтер лежал, обняв подушку, и улыбался. Но это была улыбка другой. Надин, превозмогая боль, добралась до своей каюты и заперла дверь. Она сползла по ней на пол, морщась от боли. "Что это было? Он принял меня за свою бывшую жену! Он изнасиловал меня! Он! Тот, кого она боготворила и любила с первой минуты, когда он, увидев испуганную четырехлетнюю девочку, подарил ей цветы и улыбнулся. А теперь он лежит и улыбается своей так обожаемой и любимой жене, чьи косточки давно истлели в могиле."

Надин с трудом подавила рыдание и поднялась. Лихорадочно сбросив ночную рубашку, она застыла в оцепенении. На подоле, словно расцвела алая роза, проступила кровь. "И кровь осталась на его постели. Он проснется и поймет, что натворил. Он придет к ней… Вот тогда он будет у ее ног на всю жизнь и больше не вспомнит о своей полячке."

Надин вдруг улыбнулась. -"Надо немного привести себя в порядок."– Когда-то она играла в школьном театре и обожала разыгрывать небольшие сценки. Грим на корабле всегда был под рукой. Несколько штрихов – и из зеркала на нее смотрела испуганная девушка с большим кровоподтеком под глазом.– "А где сережка? Ах, вот она, зацепилась за кружево пеньюара! Вот и всё, готова."

Надин покрутилась перед зеркалом, осторожно коснулась липового кровоподтека и уснула в тот же миг, как щека коснулась подушки.

Морское утро. Как же хорошо просыпаться под рокот волн, когда соленый воздух щекочет ноздри! Вальтер улыбнулся, открыл глаза. Вчерашняя усталость, какая-то боль – всё исчезло. Хотелось кричать от радости и прыгать, вот так, в одной рубахе.

«Ох, даже не помню, как разделся вчера… Опять выпил. Ну, хорошо, что Надин не видела. Но ладно. Доброе утро, Иренка. Прости, но нам надо проститься», – он улыбнулся фотографии. «Мои маленькие девочки, простите своего папу. Но я жив, и я хочу жить. Простите меня, я вас люблю». Он поцеловал девочек на фото и осторожно положил снимок в книгу.– «Вот и всё. Он должен был вчера попрощаться с ними. Он будет помнить их, но новую жизнь начнет с чистого листа».

«Черт, кровь!» Вальтер увидел рукав в крови. Он посмотрел на свою руку – на большом пальце была довольно большая царапина.-«Бутылка разбилась». Вальтер осторожно, носком отодвинул осколки и подошел к кровати, чтобы забрать брюки. На простыне ржавыми пятнами виднелись капли крови. «Да, хорошо, что на полу не уснул». Вальтер оделся и подошел к каюте Надин. Постучал, но ответа не последовало.– «Спит еще. А у меня отпуск кончается. Напишу записку».

Надин проснулась от стука в дверь.

«Это он!» – она бросилась к зеркалу и чуть не села на пол. Грим размазался, казалось, что на ее лице кто-то рисовал красными карандашами.

–Фрау Надин, ваш завтрак! – раздался за дверью голос служанки. – И вам записка!

–Дай сюда! – Надин рванула дверь так, что испуганная служанка выронила поднос.

–Что с вами?

–Ничего! – Рявкнула Надин, поднимая записку и захлопывая дверь перед носом девушки.

«Моя милая Надин! Я не стал тебя будить. Мы оба забыли, что мой отпуск кончился, и я уезжаю. Прости, что не попрощался. Люблю и жду нашей свадьбы! Вальтер».

«Мерзавец, сволочь!» – Надин металась по каюте. Она схватила со стола книгу и уже хотела запустить ее в стену, но остановилась.

«Прости меня, моя душа. Я был подлецом, что оставил тебя в трудную минуту, и наш замок захватили. Я думал, что ты погибла. Прости, я буду всегда с тобой».

«Конрад, моя любовь, ты всё понял. Прощаю тебя».

«Ты никогда больше не умрешь, Мэгрэзэ».

Ее любимый момент в книге, когда рыцарь, бросивший свою невесту, считая, что она умерла, страдает, проходит многие испытания, а потом находит её живой и здоровой. Вот кто автор – непонятно. Отец подарил ей эту книгу со словами: «Прочитай, а потом, когда придет время, все поймешь».

«О, папа, как ты мне помог! Теперь я понимаю, что надо делать!»

Надин бросила книгу обратно на стол и бросилась умываться и одеваться. Она чувствовала, как внутри неё зарождается решимость, подобная той, что двигала героиней ее любимого романа. Вальтер, этот трусливый предатель, не заслуживал её слез. Он был лишь эпизодом, недоразумением, которое теперь нужно было забыть. Настоящая любовь, настоящая жизнь – вот что ждало её. И она знала, что делать.

Она быстро натянула платье, провела рукой по волосам, стараясь пригладить их. В зеркале отражалась женщина, полная решимости, с блеском в глазах, который мог соперничать с морскими бликами. Она больше не была той испуганной девушкой, чья душа металась в истерике. Теперь она была Мэгрэзэ, готовая к своим испытаниям.

Выйдя из каюты, она направилась к палубе. Солнце уже поднялось высоко, заливая все вокруг ярким светом. Морской бриз ласкал её лицо, и в этом свежем воздухе чувствовалась обещание нового начала. Она не знала точно, что ждет её впереди, но одно она знала наверняка: она больше не будет жертвой. Она будет той, кто пишет свою собственную историю.

На палубе было немноголюдно. Несколько матросов занимались своими делами, не обращая на неё внимания. Надин подошла к перилам и посмотрела вдаль, туда, где горизонт сливался с синевой моря. Она сделала глубокий вдох, чувствуя, как сила наполняет её.

–Конрад! – Прошептала она, и это имя прозвучало как заклинание. Она знала, что он где-то там. И она найдет его. Она найдёт свой замок, свою любовь, свою жизнь. И никто, ни Вальтер, ни обстоятельства, не смогут ей помешать.

Она повернулась и решительно направилась к трапу, ведущему на берег. Каждый её шаг был наполнен уверенностью. Морское утро, которое началось с разочарования и боли, теперь обещало ей приключение. И она была готова его принять.

Через час Надин уже была у отца. Ошарашенный фон Кунц пытался вразумить дочь, но она была глуха к его словам.

– Я уезжаю в Америку на пару месяцев. А ты сделай, как я сказала. Ты понял?

– Выслушай меня…

– Нет! Никаких больше слов. Будет так, как я сказала.

Фон Кунц лишь обреченно кивнул.– Дочка, послушай одну историю…

– Никаких историй! – Надин бросилась в свою комнату собирать чемоданы. Фон Кунц последовал за ней.

– Однажды, много веков назад, одна из наших женщин совершила преступление…

– Отец, я уже слышала эту историю. Я не могу ничего исправить. Мне нужно уехать сегодня, так что не мешайте мне. Или вы не любите свою дочь?

Фон Кунц кивнул.– Не делай глупостей! – В последний раз попытался он. Поняв, что это бесполезно, он ушел.

Через неделю останки яхты были разбросаны по всему берегу. Взрыв был такой силы, что ни одного тела не нашли.

Фон Кунц чувствовал себя полным ничтожеством. Когда почерневший от горя Вальтер принёс ему свои соболезнования, фон Кунц неожиданно снял с себя медальон и надел его на шею Вальтера.– Возьми его, сынок. Пусть твоя боль уйдет в него. – С трудом прошептал он.

Прошло три месяца, Надин наслаждалась спектаклем в театре. Внезапно она упала в обморок. Врачи сообщили ей, что она беременна. Её охватил страх: все решат, что она сбежала нарочно, чтобы родить ребенка не от Вальтера.

Но, как ни парадоксально, игра дочери уже была поперек горла фон Кунцу. Он приказал ей вернуться в Германию и объявить себя живой. Надин вернулась с ребенком. Что заставило фон Кунца продолжать эту игру? Сама же Надин считала, что объявлять себя живой ещё рано, да и игра ей нравилась всё больше. Оставив сына на попечение отца, который в итоге усыновил маленького Рудольфо, получив справку о его расовой благонадежности. А Надин снова укатила в Америку. Но доехала она только до Чехии, где познакомилась с оберстгруппенфюрером СС Отто Мюллером, племянником Мюллера.

*****

2015 год. Калининград.

Замок Прейсиш-Элау.

Напряжение в воздухе сгустилось до предела. Внезапно тишину разорвал резкий вопрос Роджера, обращенный к Надин: -Ты дура?

– Роджер! – Вундер попытался смягчить удар, но взгляд Роджера, полный злости, уже впился в покрасневшее от гнева лицо Надин.

– А что? – повторил он, не отводя глаз. – У меня других слов нет.

Ашли, несмотря на всю серьезность момента, почувствовал, как его начинает разбирать смех. После долгих часов напряжения это было уже невыносимо.

– Смейся, мальчик, смейся, – язвительно бросила Надин, -когда у тебя самого две незаконнорожденные дочери и два сына.– Обратилась она к Ашли, он побледнел от ярости.

–Послушайте, может, хватит? – Фёдор попытался разрядить обстановку. – Вальтер был практически без сознания, он еще не оправился от горя после смерти жены и детей. А мой отец был болен, он не мог себя контролировать.

– Ну да, это вы так всегда говорите. – Прозвучал ответ, полный презрения.

– А ну хватит! – рявкнул Вундер, его голос прозвучал как удар. – Вы зачем нас сюда позвали? Рассказать всё, так рассказывайте, и нечего цепляться к каждому проступку. Значит, Рудольфо – ваш сын, но как вы стали женой собственного отца?

Надин посмотрела на него с ледяным спокойствием.– Так было надо!

***

Мюнхен

Квартира Отто Мюллера

20 декабря 1941 года

Надин потянулась, случайно смахнув книгу на пол. Обложка отлетела, и из неё выпал листок с прорезями. Подняв книгу, Надин подобрала листок и положила его на страницу. Уже собираясь закрыть книгу, она насторожилась, прочитав одно предложение: "Я тебя не прощу, Магрэзе, ты украла мою дочь". Лихорадочно перебирая листок, она пыталась сложить другие фразы, но ничего не получалось. Убрав лист, Надин присмотрелась и заметила, что буквы в этом предложении отличались от всего остального текста. Время пролетело незаметно.

****

1245 год. Замок Фон Кунцев.

Ворота замка Фон Кунцев были закрыты для чужаков, но для друга они распахивались с гостеприимством.

–Петер, примешь меня? – Конрад, прибывший к воротам, был встречен самим Петером.

– Конрад, мы рады тебя видеть!

– Мои рыцари останутся за стенами замка, чтобы не стеснять вас.

– Хорошо!

Ванна – вот всё, чего желал Конрад. Он погрузился в горячую воду, заметив восхищенный взгляд молоденькой служанки, когда она вошла забрать его одежду. Он отдался блаженству теплой воды, но тут скрипнула дверь. Конрад открыл глаза и, схватив простыню, накрылся ею.

– Ты кто? – Он смотрел на маленькую белокурую девочку. Она улыбалась и смотрела на него.

– Анхель! – Раздался голос. Девочка быстро юркнула за камин. Шаги стихли.

Конрад в замешательстве не знал, что делать, как не напугать малышку. Чистая одежда лежала на кровати, а ему самому до нее не дотянуться.

– Анхель, солнышко, принеси мне простыню.

Девочка улыбнулась и подошла к кровати. Взяв то, что просил Конрад, она протянула ему. Тут у Конрада остановилось сердце. Он никому не говорил, по каким приметам ищет свою дочь. На правой ручке, когда она родилась, были три сросшихся пальчика, он их сам разделял. А сейчас он видит у девочки точно такие же шрамы.

–Отрада! Ты меня узнаешь?– Прошептал Конрад по – русски, забирая у неё простыню.

Девочка нахмурилась и сделала к нему шаг, внимательно смотря ему в лицо.

– Анхель, вот ты где! – В комнату вошла Мэркель и в ужасе остановилась, увидев лицо Конрада: ярость, гнев, ненависть.

– Откуда она у тебя? – Прошипел Конрад.

– Это моя дочь! – Прошептала Мэркель.

– Врёшь! – Конрад забрал у девочки простыню, поднялся во весь рост и, не смущаясь испуганной Мэркель, завернулся в простынь. Он подошел к ней и взял за руку. – Я давно знал, что твоя сестра творит, закрывал глаза. Но сейчас ты мне скажешь, чья это дочь.

– Мне больно! – Прошептала Мэркель.

– Кто? – Взревел Конрад, встряхнув женщину.

– Она привезла её мне! – Заплакала Мэркель.– Не забирай её у меня, прошу тебя.

Конрад обернулся. Девочка испуганно и недоумённо смотрела на него глазами Василисы.

– Забирай её и уходи. – Прошипел Конрад. И вдруг встал на колени и поцеловал девочку три раза.– Отрада, помни, я люблю тебя и мама то же. – Прошептал он – Уходи!– Рыкнул он, поднимая дочь и сунув её в руки Мэркель. Девочка вдруг заплакала.

Мэркель подхватила дочь на руки и бросилась вон. А Конрад бросился одеваться. Он успел вытащить меч, как в комнату вломились три рыцаря. Двоих он успел оглушить. Третий, поскользнувшись на мокром полу, рухнул в ванную. Конрад бросился вон из замка. Он вскочил на первого попавшегося коня, стоявшего у коновязи, перерубил веревку и дал шенкелей. Конь помчался к воротам, которые уже спешно закрывали. Конрад успел проскочить, и конь, гремя копытами, пролетел мост. Стрела обожгла плечо, но он усидел на коне. Его уже встречали рыцари, прикрывая щитами, и сумели уйти на безопасное расстояние от стрел.

– В замок! – Скомандовал Конрад.

Это была гонка не на жизнь, а на смерть. Практически все рыцари остались сражаться с рыцарями Кунца, а Конрад и два его спутника погнали коней в сторону замка фон Герц. Лошадь Конрада пала по дороге, она была ранена. Он пересел на лошадь своего рыцаря, когда их догнал Бар. Верный конь, решив, что конюшня Кунца не для него, разнес добрую ее половину и, вырвавшись на свободу, догнал хозяина.

Всю ночь Конрад гнал лошадь. Во дворе, все еще в окровавленной рубахе, он бросился в комнату Магрэзэ.

Магрэзэ вздрогнула от грохота двери и села на постели.

– Конрад? – Удивилась она. – Хвала Господу, я ждала тебя только через два дня. Что случилось, на вас напали?

Конрад с трудом дышал. Он смотрел на нее, на ее поседевшие рыжие волосы, на ее лицо с поблекшей красотой, и не верил сам, что когда-то любил это. Магрэзэ вскочила с кровати, бросилась к нему, отстегнула пояс с оружием и разорвала рубаху.

– Я сейчас вытащу стрелу!

Конрад даже не почувствовал боли. Магрэзэ и ее служанка успели уже перевязать его и принесли одежду, а он все еще не мог поверить.

– Это успокоит твою рану!– Голос Магрэзэ вывел его из ступора.

– Успокоит мою рану,– повторил Конрад. – Успокоит рану, рану успокоит! – Взревел он. – Ах ты дрянь! – Неожиданно он ударил ее по лицу. Магрэзэ упала на пол, в ужасе прижимая руку к лицу и смотря на него. – Моя рана кровоточит до сих пор, и эта рана – моя дочь, которую ты отдала своей сестре. Где Савелий?

– Кто?

– Её дед? – взревел Конрад. Схватив жену за руку, он потащил её наверх, в небольшую заброшенную комнатку. -Я любил тебя как мать и жену, но ты убила меня! Убила! И теперь ты посидишь здесь и подумаешь. Вспомнишь всё!

–Конрад, не оставляй меня! Не надо! – женщина в истерике билась о дверь. Но силы быстро оставили её. В тонком платье, в холодной комнате, она замерзла и съежилась у двери. «Господи, прости меня. Я не хотела, не хотела… Если бы всё было в моих силах, я бы всё изменила. Господи…»

Ночные тени, словно живые, закружились по комнате и опустились возле белой, призрачной фигуры.

Всю ночь Конрад метался по замку. Он то приказывал рыцарям собираться, то отменял свой приказ. Лишь под утро, с трудом отворив дверь, он поднялся в комнату и в ужасе рухнул на колени.

–Магрэзэ! – Но в ответ ему было лишь холодное тело женщины.

Через два дня Петер узнал всё, что произошло в замке фон Герц. -Твоя сестра умерла! – эта весть обрушилась на его жену, словно удар.

–Пусть это станет уроком для наших предков, – прошептала Мэркель. – Пусть старший сын Анхель узнает правду. Я всё напишу, пусть каждый из фон Кунцев запечатлеет эту историю, чтобы помнить на всю жизнь. Но фон Герцы навсегда останутся чужими для нас, клянусь!

Квартира Надин

20 декабря 1941 года

Надин скользила взглядом по рядам книг, словно заблудившийся корабль в море информации, пытаясь найти спасительный маяк. И вдруг, словно луч света в темноте, её осенила мысль: семейная книга, хроника их рода! Сердце забилось птицей в клетке. Она бросилась к полкам, её пальцы, словно ищущие сокровище, лихорадочно перебирали корешки. -Вайсман, Вайсман, где же ты? – выдохнула она, надежда смешалась с отчаянием.

***

1240 год. Замок фон Герцев.

В замке фон Герцев, где ночь уже окутала комнаты холодом, раздался тихий, отчаянный шепот: "Магрэзэ, помоги!" Камин давно погас, и утренняя прохлада пробиралась сквозь каменные стены.

Магрэзэ вознесла благодарность небесам за отсутствие мужа в замке. Она бросилась к потайному ходу, с трудом отодвигая тяжелую дверь. На ее руки упал Рето.

Собрав последние силы, она привела его в сознание. -Я люблю тебя! Позаботься о моем сыне!" – прохрипел он. "Гервиг!" – Магрэзэ обернулась. В проходе стоял мальчик, одетый в грязные, рваные одежды, с испугом глядя на нее. "Его мать – грязная шлюха, украла все и бросила нас. Лисен нас ограбила. Помоги моему сыну!" – снова прошептал Рето, изнывая от жажды. "Пи-ить…"

Магрэзэ бросилась к кувшину, но, вернувшись, увидела, что Рето испустил дух. Через полчаса она скрыла его тело во рву. А через два дня отвезла мальчика к своей сестре.

****

1923 год 29 июля

Дорога по направлению

к границе Польши.

– Вставайте, ну вставайте!

Надин увидела, как мать оседает на землю, а высокий, белокурый мужчина подхватывает её сестренку на руки и, вскочив на лошадь, исчезает в лесу. Девочка, дрожа от страха, не смогла сдвинуться, мать успела толкнуть ее в кусты, когда их нагнал бандит, который сейчас лежит у ног матери.

– А ну что вы здесь творите!– Раздался голос, Надин вздрогнула, открыла глаза, через кусты было видно хорошо дорогу, она увидела еще одного бандита, который соскочил с лошади и остановился у тела её отца. – Живой! Я же сказал, осмотреть дорогу!

– Вий прости это все…. – Но выстрел и бандит упал. – Где женщина и дети?

– Они туда побежали!– Все испуганно показывали в сторону леса.

Она увидела, как этот страшный человек идет к ней, остановился возле кустов и вот она уже барахтается у него в руках. – Эка, какая голосистая, а ну зайчонок уймись!

То ли тон или что – то ещё, но Надин замолчала и заворожено уставилась на доброе лицо человека и его теплую улыбку. – А где моя сестренка?– Вдруг прошептала она.

– Сестренка?– Не понял Вехестов – А где Соловьев?

– Да он сюда пошел!

– Ясно! Вот что галчонок ты нас не видела и не слышала! Все поняла, а то приду и язык откушу! – Сделал страшные глаза Вехистов и ущипнул за щеку Надин, девочка всхлипнула и зажала себе рот кулачком. – Вот видишь молодец! Уезжаем!

Надин видела, как уезжают бандиты и вдруг снова залезла в кусты. Девочку трясло от страха и холода . Она монотонно раскачивалась и смотрела на тела своих родителей.

**

Мюнхен

Квартира Отто Мюллера

27 апреля 1942 года

Надин задрожала, сколько лет ей снился этот жуткий человек. А сейчас прошлое вновь возвращается, но уже её сестрой. – А как её имя.– Она увидела удивленное лицо Отто – Ну, мне милый все интересно, чем ты занимаешься, ты же не хочешь, что бы я служила в SS.

– Ладно, в разведке Абвера есть кое, какие люди они тебя возьмут. А имя , вот сейчас, ага, Дарья Васильевна Соловьева.

– Ты прелесть!– Улыбнулась Надин, а у самой дрожало все от гнева и злости. « Да, точно этого бандита звали Василий, его называл тот, а второй назвал фамилию, все сходится, вот и сестренка нашлась, но она не туда посмотрела»

– Мы разрабатываем операцию, по уничтожению партизан, есть человек, мой человек Вайсман

« Вайсман! Не может быть» – Надин уже не слушала Отто – « Судьба, эта судьба! Вот кого она возьмет в свои мстители это Вайсмана, а сейчас надо найти его и узнать, что же он знает?»– Но он сейчас в госпитале. – Донеслось до Надин.

–А в каком?

– Beelitz!

*****

Под Берлином

госпиталь Beelitz

30 апреля 1942 года

“-Угораздило напороться на проволоку, но рана пустяк” -Вайсман зевнул и снова задремал , он проснулся от неприятного чувства, что на него кто-то смотрит, он приоткрыл глаза и увидел в сумраке палаты женскую фигуру. Он резко сел.– Кто Вы?

– Я задам один вопрос, вы знаете фон Герцев?

–Кого? -Опешил Вайсман.

– Фон Герц?– Вновь спросила женщина.

– Ну, рассказывали, что кто -то из них убил моего предка, а что?

– А кто именно убил, и что Вам рассказывали?

– Вы кто и кто вас пропустил в мою палату!– Взбесился Вайсман.

– Тихо, тихо! Вот прочитайте это, я приду через два дня и потом поговорим.

Женщина положила на кровать стопку листов на кровать и вышла, Вайсман уловил запах тонких, волнующих духов и черные волосы под шляпкой.

Надин закрыла дверь и улыбнулась, все те листы она переписала сама, но как было ей нужно, а слова Вайсмана о том, что кто -то из фон Герцев убил, были ей только на руку.Через два дня она пришла в палату Вайсман, он её уже ждал.

– Это написана Вами!– Холодно сказал он – И я знаю, что Магрэзэ фон Герц убила моего предка и без Вас и что из этого?

– А то что Ваш предок был не Вайсман

– Хватит, мне это не интересно, я живу сейчас, мне наплевать на ваши войны фрау Кунц, ведь так?

Надин вдруг поняла, что Вайсман опасный противник и лучше что бы он был на её стороне, а может она зря всё затеяла?– Ну, хорошо, а то, что фон Герцы присвоили всё имущество фон Фальцев и вы носите имя оруженосца фон Герца.

– Вы знаете фрау, я жил в бедной семье, где мы зарабатывали на каждый кусок хлеба и мой отец говорил мне, я должен выбиться в люди и вбивал меня эти правила. А вы не сможете жить без своего папаши и его денег, своим трудом.

– Вы живете своим трудом!– Усмехнулась Надин и закусила губу, когда на неё глянули холодные глаза.

– Что же вы хотите? – Вдруг поинтересовался Вайсман.– Я знаю, куда меня направляют, и как я понял Вас, там будет находиться искомый Вами объект.

–Да!

– И вы хотите, что бы я передал ему ваш поцелуй!

Надин вспыхнула, Вайсман в открытую над ней издевался – Нет, сделайте, так что бы он боялся собственной тени.

– Ну, ради моей родственницы, которая и знать нас не хотела …

– Я вообще не знала о Вашем существовании

–Забавно, правда? Нам ведь присылали деньги, чтобы мы просто не умерли с голоду. Я узнал об этом только когда мой отец умирал. Он тогда и рассказал мне, кто я такой и почему эта благотворительность такая странная. И это продолжается не один год! Мой отец получал, его отец получал, и так очень, очень долго. А знаете, почему? Одна ваша родственница, движимая искренней добротой, оставила его в нашей семье, дала ему имя. Мальчик вырос, и каждый год, в день его рождения, она присылала определенную сумму. Так и повелось: каждый день рождения главы семьи Вайсманов приходит конверт с деньгами. Но вот после смерти моего отца… ни один конверт с деньгами не пришел ко мне! А моему сыну такая благодать достанется?– Вайсман был готов разорвать эту женщину. Он вскочил, схватил её за плечи и встряхнул, выкрикивая:-Будет?!

– Убери руки идиот!– Вдруг зашипела Надин. – Фон Герцы украли у нас всё, а их сын Вальтер фон Герц ещёи связался с партизанами, он не только предал свою страну, он унизил меня и моего отца, а деньги посылали не мы, а фон Герцы.

– Не врите!

– А я не вру, они умеют подстраивать так, что виноваты другие. – Надин вытерла выступившие слезы. – Я хочу, что бы вы поняли, этот человек должен ответить за преступления, которые совершил его род. И он сам. Я умоляю Вас. – Надин опустилась на колени перед Вайсманом.

Тот недоуменно смотрел на неё и потом поднял её. – Я понял Вас! Но почему вы обратитесь к Отто Мюллеру?

Надин всхлипнула и почувствовала, как её ноги подкашиваются. – Это дело вашей и моей семьи. Ибо справедливость должна восторжествовать, так же у фон Герцев не арийская кровь, и вы это прекрасно знаете, в этих документах написанное моей далекой прабабкой говорится, что его предок запятнал себя славянской кровью, – Надин вдруг поняла, что надо говорить и говорила так убедительно, что Вайсман стал ей верить. Игра в театре ей помогала. – А потом, потом когда он будет у нас в руках, мы сможем с ним расправиться, но эта будет наша тайна.

– Хорошо я согласен! – Вайсман может и поверил Надин, но настолько, что в любой момент можно и не доверять.– А я могу посмотреть, как вы выглядите?

Надин улыбнулась и сняла шляпку с вуалью. на Вайсмана взглянули полные праведного гнева глаза и изуродованное лицо.

Вайсман поморщился. – Это сделал Вальтер?

– Да, на яхте!

Через неделю он был на месте и с этого момента он полностью поверил Надин.

*****

Июнь 1942 года

Мюнхен

Квартира Отто Мюллера

– Ты не представляешь!– Отто был в гневе

– Что случилось мой милый!– Проворковала Надин

– Фон Герц!

– Что?

– Мало того что он перешел на сторону партизан, так он вернулся и самое глупое тот цирк с судом, а Вайсман придурок, вместо того что бы на месте расстрелять фон Герца он еще приволок его в город. А хочешь посмотреть тот цирк, который он устроил.

Отто бросил на стол бабину и достал аппарат, по экрану побежали картинки, вот Даша стоит у виселице, вот Вальтер , потом взрыв, вот Вальтер спасает ее, какой то парень бьет Вайсмана по голове. Камера дрожит и дергается, появляются белые полосы, все, кино окончено.

– А где сейчас они?

– Вальтер? В госпитале, как и Вайсман идиот, пошел один в лес. Ничего отправим Вальтера туда, откуда не возвращаются.

– Зачем же так, отправь его на фронт, ну туда где не так опасно. А что с тем человеком?

– С каким?

–Вайсманом кажется?

– В госпитале, собрали череп, будет жить или нет непонятно.

*****

Шесть месяцев спустя

Под Берлином

госпиталь Beelitz

декабрь 1942 года

Вайсман очнулся от какого то жужжания, с трудом открыл глаз и тут же зажмурил, по стене бежала картинка взрыва ,потом он даже ощущает как его снова бьют дубиной по голове.

– Ты идиот, с кем я связалась, все твои предки идиоты!– Над ним склонилась женская фигура.

Надин вырвала бабину из проектора и выскочила из палаты, хлопнув дверью. Она вернулась в квартиру и когда вдруг заметила, что сейф в комнате открыт, любопытство просто раздирало, она разбирала бумаги и вдруг опешила, она увидела знакомое лицо, да, да она видела эту девушку, однажды во время прогулки она подошла к ним и спросила когда Вальтер вернется в институт, она агнет Абвера и вдруг у нее созрел план. Надо только подготовить почву.

– Дорогой! – Она нежно обняла Отто который блажено улыбался после бурной ночи А помнишь ты мне говорил про офицера кажется Вальтера фон Герца, что ты не знаешь , что с ним делать?

– Ну!

– А может его использовать в каком ни будь деле, да если в Абвере есть знакомые девушки этого фон Герца, можно ее ему подослать?– Промурлыкала Надин

У Отто вспыхнули глаза – Ты знаешь это идея, ведь та партизанка спаслась, а значит, если он вернется в город, он обязательно будет искать ее, а потом....

Что потом Отто не стал говорить, он вскочил, оделся и исчез за дверью. Надин удовлетворенно улыбнулась, фортуна ей улыбается. Но, когда как!

****

Новый год! Гостей полный дом! Надин, как гостеприимная хозяйка, улыбалась, как только умела. Но, постоянно ловила ревнивые взгляды Отто. А что, пусть поревнует ему полезно. А это открытое платье, прекрасно ей подходит и высокий каблук. И великолепная прическа, а вино было просто божественным....

Она проснулась от грохота, выскочила в гостиную, Отто крушил мебель, он был пьян в руке пистолет.

– Что, разбудил?– Заревел он, словно дикий буйвол – Ты думаешь, я долго буду терпеть твое вранье, Надин фон Кунц, бывшая невеста Вальтера фон Герц, что ты хочешь, что? А может ты партизанка, как и твой любовник

– Отто успокойся! – Надин первый раз испугалась.

Отто бросился на нее и свалил на пол, Надин что -то попалось под руку и она не раздумывая ударила его по голове. Отто икнул и рухнул на нее. Надин, выронила из рук бронзовую лошадку, и с трудом столкнула с себя Отто. Сдерживая рвотные позывы, она, шатаясь, поднялась, и неожиданно раздались шаги и Надин выхватила из рук Отто пистолет выстрелила в вошедшего. Надин глотая воздух, с ужасом смотрела на то, что натворила. Неожиданно она бросилась на кухню, схватила канистру с керосином, облив все, она бросила на тело служанки свои документы и подожгла. Она не успела даже переодеться. Накинув шубу и схватив ключи от машины, она бежала – домой, к отцу.

– Ты мне должен помочь, дай мне денег, я уеду, прошу тебя!

– Все деньги ты уже потратила, осталось для моего сына.

– Сына, какого сына?

– Рудольфо, вообще- то это, твой сын, если ты не помнишь.– Фон Кунц равнодушно посмотрел на когда- то любимую дочь. – Ты заигралась. Взорвав яхту ты решила себя убить. Это была твоя шутка. А потм у тебя родился ребенко и ты бросила его. И твоя игра привела тебя на край могилы, хотя ты ее копала себе давно. И вообще я женюсь! Так что не мешай нашему счастью!

– Я её знаю?

– Вибек!

– Эта крыса экономка!– взорвалась Надин, она помнила женщину с жуткими шрамами от ожога на щеке и огромной родинкой под глазом, Вайсман видел копию фрау Вибек.

– Она не крыса и из уважаемой семьи, я её люблю, она потеряла сына на войне, а я дочь, так что у нас схожи жизни. А теперь уходи я не хочу тебя видеть, моя дочь умерла.

Свадьба. Какое прекрасное торжество. Но сейчас гостей практически нет и невеста в подвенечном платье. Самая прекрасная картина. Отец Себастьян похлопал по руке фон Кунца- Я за Вас так рад, мой добрый друг.

Вот уже невеста идет по проходу..

– Свадьбу остановить!– Разнесся холодный голос.

Орган затих, гости притихли.

– Что происходит оберст?– Перед военным встал Дженефарф фон Герц.