Рю-ярл

Глава 1

Я был обычным сиротой. В наше время это дело не хитрое. Потом, меня купили жрецы храма Святовита, что на острове Руяне, и там я рос до двенадцати лет, выполняя для жрецов разную работу. А когда мне исполнилось двенадцать, мне перерезали горло на алтаре Святовита, обрызгав моей кровью кумира. Но богу не понравилась эта жертва и моя рана на глазах изумлённых жрецов затянулась, а ч стал говорить непонятные вещи.

Жрецы прозвали меня Двоедушцем и выгнали с острова. Спасибо, что не голым. Рубаха, штаны, онучи и лапти составляли моё имущество. Маленький ножик – моё оружие. Честно говоря говоря, ножик мне не давали, я его спёр ещё до своего жертвоприношения. Я прибился батраком ко двору местного хозяина хутора по имени Хельги. Хельги-бонд, так это называется в здешних землях. А я, стало быть, стал карлом. Наёмным работником.

И трудился я на него честь по чести, но вторая душа зудела и заставляла меня после работы делать странные вещи. Бегать, прыгать, отжиматься, подтягиваться на ветке и тому подобное. Так продолжалось два года. А потом я ушёл в викинг с Грюнвард-хёвдингом и оказался удачливым.

Ещё через пару лет у меня появился свой хирд, хоть и маленький, но дружный и корабль. Правда, это был не драккар, а торговый кнорр и, честно говоря, я совсем и не собирался им обзаводиться, но если нас с парнями пытаются продать в рабство, вместо того, чтобы довезти до места, то волей-неволей, а новое имущество у тебя появится. И мы построили наш хутор в землях эстов. Некоторые соседи радовались этому, мы хорошо платили за работу. Другие захотели наше серебро просто так, теперь соседей у нас меньше, а трэлей больше. И на три дня пути все знают, что если вернуть беглого раба в Русгард, то заработаешь денежку. А если укрыть, то придут хмурые парни и поинтересуются своим имуществом. А, заодно, и твоё прихватят. В качестве отступного.

Последний поход с Грюнвардом-хёвдингом был особенно удачен. Мы взяли у мавров целую кучу серебра. А на обратной дороге я ещё и женой обзавёлся. Дочерью ирландского конунга. В Ирландии, правда, конунгов, как блох на собаке, зато, моя Фианна настоящая красавица. И умница. Да, я влюбился, вот!

И пошла у меня счастливая семейная жизнь. Жена рожала мне детей, а я ходил в походы и привозил серебро и ткани, оружие и инструменты, рабов и скот. Русгард богател, все земли в округе на расстоянии трёх дней признавали мою власть. мой хирд уже не помещался на четыре драккара, Пои первые ученики стали моими херсирами и сами водили свои отряды в викинги. Но я хотел устроить большой поход и мы пошли в Миклагард посмотреть что там к чему. Сбыть кое-какие товары, да оценить, а что могут они, как военная сила.

По дороге мы повздорили с небольшим отрядом муспельманн и обзавелись лишним кораблём, освободив рабов, что сидели на вёслах. По дороге к Миклагарду немои мысли направили нас копать землю там, где когда-то был легендарный Тройгард и мы разжились приличным количеством золотых украшений, монет и старого бронзового оружия. Братья-берсерки Торвар и Гудвар отхватили себе по отличному древнему топору.

Как оказалось, среди спасённых нами рабов была племянница конунга Миклагарда. Мы немного поговорили с её отцом и пришли к соглашению, что не дело, когда таким замечательным городом правит конунг по прозвищу Пьяница. В общем, власть в Миклагарде сменилась.

Обратно мы шли по рекам и волокам до Альдейгьюборга, а дальше и до дома было рукой подать. По возвращению домой я пришёл к выводу, что мало хорошего в том, когда такое хорошее место, как Альдейгьюборг находится не под моей властью и начал готовить свой хирд к исправлению этого недоразумения.

Но всё пошло не так…

***

Холодные брызги возвращают меня к действительности. Стылые весенние воды бьют в борт драккара. Парус звенит, распираемый наполнившим его ветром, снасти гудят. Мой драккар описывает большие круги обегая караван кнорров и драккаров, идущих на восток.

– Ты пойми, боярин, – втолковывал мне Путята, дородный говорун с маленькими хитрыми, вечно смеющимися глазками, – кто ты здесь есть? Ярл. Просто ярл. И земли у тебя на три дня пути. Да и что за земля? Песок да камни. Только репу растить.

– А у вас в Альдейгьюборге, я так понимаю, реки текут пивом, а на лугах пасутся жареные быки, да?

– Ну не то чтобы… – Озадаченно протянул Путята под смешки моих херсиров, – но ты почти угадал. Ладога – это что? – повернулся он к давящему улыбку Хродгару.

– Борг, – уверенно ответил тот.

– А вот и нет! – Воскликнул купец – это ключ!

– Ключ? Какой ещё ключ?

– Ключ от пути из варяг, от вас то есть, в греки, ну к ромеям. Кто в Ладоге крепко сидит, тот самые сливки и собирает! Пушнина, янтарь, мёд и воск на юг, шёлк, узорочье и серебро на север. И к рукам-то всё так и липнет!

Хротгар посмотрел на свои лопатоподобные ладони и на лице у него разлилось мечтательное выражение. К его рукам если чего прилипнет, так на целый кнорр.

– Вы там промеж своих договориться не можете. А тут приду я, да со своими порядками. Большой кровью это может кончиться.

– Думающие бояре знают про тебя и про твои порядки, боярин. Они велели передать, им главное, чтобы ты мог закрыть Ладогу от находников и судил всех одинаково, а не одним кнут, а другим пряник, как делал Снор-собака. А остальные, они просто устали от распри. Они боятся, что завтра придётся резать родню, только за то, что она из другого рода. Они с радостью примут того, при ком не надо резаться со своими.

– А уж Ладога не поскупится. Ни на терема, ни на еду – питьё. – вступил в разговор Глузд, высокий и худой. Слышать от него про еду было занятно.

– Глузд, после нашего разговора загляни к моей Фианне. Мне не нравится твоя худоба, – замечаю я ему. – Живот часто болит? Слева под рёбрами.

– Часто, – кивает Глузд, – только приварки, считай, и принимает брюхо.

– Итак, – говорю я ладожским послам, – Если вы хотите меня князем посадить, то слушайте мои условия. Мыто с торговли – четвёртая доля моя. С идущих мимо – целиком. Мой досмотр, значит, и мыто моё. С податей тех, кто уже платит Альдейгьюборгу – половина. Но, только если мои люди охраняют полюдье. Если вы сами пошли – всё ваше, но и ответ ваш. С тех, кого я примучаю – всё моё.

– Справедливо, – заметил Путята.

– Идём дальше. Я ставлю гарды и борги там, где считаю нужным. И там всё мыто с торговли моё, если вы, купцы, не вложились в постройку.

– Это как? – удивился Глузд.

– А ты думаешь, гарды сами растут, как грибы после дождя? А борги с неба падают? Это всё стоит марок, и не малых. Прокорм работников, плата за труд, инструменты, гвозди… Оплатят купцы или старейшины половину – будут иметь половину с торгового мыта.

У моих купцов загорелись глаза. Они быстро поняли, что отдаёшь марки один раз, а получаешь потом, покуда торг в городе идёт. При удачном вложении года за два–три можно вернуть что отдал, а потом прибыток чистый пойдёт. И делать ничего не надо.

– Затем, – продолжал я, – суд вершить буду над всеми одинаково, по Правде Русгарда, но и от ладожан буду требовать того же. Если кто своим товар за марку продаёт, а моим за три – спрошу строго. В хирд и ваших набирать стану, как тут эстов брал. И разницы делать не буду. Но, покуда сижу князем, то мои люди и ходят за мной, а не за старейшинами. А предадут – ответят по Правде.

– Согласны, – ударил шапкой об землю Глузд. – по рукам.

– Тогда, собираемся. А ты, – я ткнул в пальцем в Глузда, – к Фианне за лекарством.

***

Пять драккаров и шесть нанятых кнорров перевозили Русгард в Альдейгьюборг. Нет, сам гард, в смысле, дома, стены и всё такое, остался на месте. Там даже остался сильный отряд, в основном из эстов, что у меня ходили в хирдманах и свейнах. Хотя, правды ради, надо сказать, что не все остались. Около половины. Остальные на такое предложение отвечали «Русгард – тут» и били себя правым кулаком в сердце. Эти забирали с собой в неизвестность семьи, скарб, скот. Бессемейные просто продавали всё лишнее тем, кто оставался, справедливо полагая, что в Альдейгьюборге дешевле, а серебро – это всегда серебро.

– Парус! – раздался крик дозорного свейна – полосатый! Даны!

Даны в этих водах торговали не часто. А, вот, грабили, постоянно.

– Один парус?

Свейн повертел головой

– Да!

Пошли наперерез. Скоро можно было перекрикиваться.

– Эй, вы, – донеслось с корабля данов, – мы первые этих торговцев приметили! Так что мы выбираем, кого грабить!

– Справедливо, – отозвался я. – А ты кто таков?

– Меня называют Стрибьёрном-хёвдингов, сыном Бьёрна-ярла Лысого. А ты кто?

– Мои люди зовут меня Рю-ярл Двоедушец из Русгарда, и у меня для тебя плохие новости Стрибьёрн-хёвдинг Бьёрнсон.

– Какие?

– Ты не будешь грабить эти корабли.

– Почему это?

– Это мои корабли. На них мои люди и моё имущество.

– Думаешь, это меня остановит?

– Надеюсь, что нет. Мне лишний драккар не помешает.

Стрибьёрн швыряет в меня своё копьё. Перехватываю его, кричу:

– Спасибо за подарок, Бьёрнсон! Но, подарок без отдарка – к беде.

Сухо щёлкают наши многозарядные стреломёты, сея смерть на корабле данов. Расстояние плёвое. Десять стрел в коробе. Двадцать пять стрелков с борта. Выживших не было.

Собрали стрелы, сняли с данов доспехи, пересадили часть парней на новый корабль и пошли догонять кнорры. Они хоть и медленные, но успели уйти довольно далеко.

Среди собранного оружия обнаружил пяток стреломётов, очень похожих на мои первые, которые Грюнварда-хёвдингу отдавал. А вот это плохая новость. Похоже, моё чудо-оружие перестаёт быть моим. Надо думать над защитой от него. Это ещё не к спеху, но в уме надо держать.

Ещё раз нас пытались ограбить, когда мы проходили через Ньё в Альдейгью. Целая стая долблёных лодок какого-то местного племени пыталась отбить от нашего каравана корабль. Но в результате лишь накормили местных рыб и раков. Те, наверное, решили, что чем-то очень угодили своим богам, что те послали им столько еды.

Глузд, повеселевший от лекарств Фианны, сказал, что это были местные корелы, зовущие себя «ингрикот». Они воинственны и могут представлять угрозу одинокому торговцу. Но, было видно, что против нашего каравана они не тянули. Но учтём, что Ньё надо проходить днём без ночных стоянок.

Через день мы причалили к пристаням Альдейгьюборга. Встречать меня вышли все старейшины трёх союзных племён. Чин по чину поклонились, поприветствовали и проводили на руины двора Снорри-ярла. Собственно, от него остался местами обуглившийся частокол, груды дёрна и обгорелых брёвен на тех местах, где стояли дома. Я почесал бороду и посмотрел на послов:

– Если это в Альдейгьюборге лучшие терема, то что же тогда худшие? Я привёл три сотни хирдманов с семьями. Я привёл свою семью. И где мне их селить? Славно Альдейгьюборг встречает своего князя, ничего не скажешь.

Собственно, борга, то есть крепости на холме внутри внешних стен больше не было. Звали меня в Альдейгьюборг, а приплыл я в Альдейгьюгард.

– Три дня, – повернулся я к старейшинам. Даю вам три дня для того, чтобы тут было чистое место, пригодное для постройки. Ни деревяшки старой в земле, ни уголька. И брёвна. Сухие. Зимней рубки. Для стройки. Много. Как вы это сделаете, не моё дело.

Развернулся и ушёл.

– Дааа… – Протянул Глузд, глядя на старейшин, – Удружили вы нам с Путятой, нечего сказать. Мы вам князя привели наилучшего, а вы такую свинью подложили. Чья, хоть, придумка была кремль-то спалить?

Старейшины поникли, развели руками:

– Да, само, как-то, получилось. Чего же делать теперь?

– Вам же вроде всё сказали. И, даже, сроки задали. Не справитесь, уйдёт князь, срубит себе где-нигде град, примучит племена окрестные, да торговлишку нам перекроет. Вот тогда навоемся. Обидели вы его, старешины, сильно обидели. Думайте, как задабривать будете.

– Да чего там думать, дары соберём, да поутру и принесём!

Придя на берег, дал команду грузить всё обратно. Только шатры на берегу разрешил разбить да огородить рогатками на перестрел. Костры дозорные жечь между рогатками и городом.

Наступила ночь. Мои хирдманы, привыкшие к ночным караулам, заняли позиции за рогатками. Они не суетились – каждый из них чётко знал свое место и что ему надлежит делать. Скрытые в тенях они, вооруженные стреломётами, перекрыли все подступы к лагерю. В центре лагеря, у шатров, освещаемые слабым костерком, замерли несколько фигур в шлемах и дорогих плащах – чучела для обмана возможных лазутчиков. Тишину нарушал лишь треск горящих веток да далекий плеск воды о борта наших кораблей.

Я обошел вокруг лагеря, проверяя посты. Ни один из бойцов не спал. Все вглядывались в мрак весенней ночи. Хельги-херсир, кравшийся рядом со мной, телохранитель вождя, ага, тихо поинтересовался:

– Думаешь, нападут?

– Нет, – ответил я, глядя на темный силуэт города. – Они не воины. Они торгаши. Они попытаются договориться. Или подкупить. Или упрашивать. Их оружие – не мечи, а слова и серебро. Но на всякий случай…

– …лучше перестраховаться, – закончил за меня Хельги. – Согласен.

Мы завершили обход. Я вернулся к своему шатру, где меня ждала Фианна. Она молча протянула мне кружку горячего отвара из местных трав.

– Ты слишком напряжен, – сказала она, угадав мой вопрос. – Это отгонит твои тревоги. И сон прогонит.

– Спасибо, – я сделал глоток и поморщился. – А твой отвар не мог быть самую капельку послаще?

– Горьким – лечат, сладким – калечат! – строго заметила супруга, забирая у меня кружку.

Первый шаг был сделан. Лагерь был разбит, вызов брошен. Теперь нужно было ждать. И я знал, что утром начнется настоящая игра.

Рассвет застал лагерь в полной боевой готовности. Роса покрыла плащи стражей, но никто не спал. С первыми лучами солнца из ворот Альдейгьюборга показалась процессия. Не отряд воинов, а группа старейшин во главе с Путятой и Глуздом. Они несли не оружие, а какие-то свертки и кувшины.

– Ну что, пошли на поклон, – хмыкнул Хальгрим, стоявший рядом со мной. – Как и предполагалось.

Я вышел им навстречу перед линией рогаток. Молча, давая им первыми заговорить, проявить свою слабость.

– Князь! – начал Путята, пытаясь сохранить на лице подобие улыбки. – Мы принесли тебе дары. Хлеб-соль, мёд наш местный, пиво… Знак мира и добрых намерений!

– Мои намерения и так были добрыми, пока я не увидел, что мне готовят для княжения, – холодно парировал я. – Я попросил очистить место и заготовить лес. Выполнили?

Старейшины переглянулись. Глузд, выглядевший посвежевшим после снадобий Фианны, сделал шаг вперед.

– Князь, дело это… не быстрое. Люди ропщут. Работы много. Может, сроки чуть продлить? А мы тем временем обсудим, где тебе лучшие хоромы поставить, не на пепелище же…

– Обсудили уже вчера, – оборвал я его. – Мои условия неизменны. Три дня. Сегодня – первый. Или вы думаете, что дарами откупитесь от данного слова?

Я видел, как дрогнули их лица. Они действительно на это рассчитывали. Старая торгашеская привычка – всё иметь свою цену и всё можно купить.

– Хальгрим! – крикнул я, не отводя взгляда от старейшин. – Сворачивай лагерь! Готовить корабли к отплытию!

– Стой, князь! – аж подпрыгнул Путята. – Ты чего? Куда?

– Искать место для своего города там, где хозяева своего слова не роняют, – я развернулся, делая вид, что ухожу. Это был представление, но представление, на которое они купились.

– Всё будет! – почти взвыл Глузд. – Клянемся! Лес, люди… всё будет! Мы сами топоры в руки возьмем!

Я медленно обернулся.

– Сегодня к закату я хочу видеть первый результат. И чтобы всё было сделано не рабским трудом, а руками тех, кто это сжег. Понятно?

Они закивали с таким рвением, что казалось, вот-вот головы отвалятся.

– А теперь забирайте свои дары и раздайте их тем, кто будет работать. Им пригодится.

Процессия удалилась обратно в город, и вскоре оттуда послышались крики, звон топоров и скрип телег. Они работали. Работали судорожно, лихорадочно, боясь моего гнева.

Я наблюдал за этим с вала, и на губах у меня играла улыбка. Первая битва за Альдейгьюборг была выиграна без единого удара. Но это только начало. Взять власть – это полдела. Куда сложнее её удержать.

Глава 2

С некоторым удивлением я оглядел место, где раньше стояла внутренняя крепость, "кремль", как говорят тут. Горожане тут всё разве что вениками не подмели. Хотя, не исключено, что подмели. В некоторых местах на земле явно видны следы от прутьев. Гарью уже почти не пахло.

Ямы, оставшиеся на месте домов, засыпаны землёй. Причём, не просто засыпаны, а ещё и утрамбованы, чтобы не осела. Лунки от частокола тоже засыпали, выровняли. Эко им князя то надо, что весь город от мала до велика на растаскивание пожарища напустили. Хотя, если объявили что-нибудь типа "дрова и гвозди бесплатно"… Ну да пусть их, кто когда от дармовщинки-то отказывался? Среди викингов я таких не встречал. Так чем местные хуже?

Как бы то ни было, теперь здесь можно строиться. В моих планах была береговая крепость с корабельными домами и крепость в городе, чтобы вернуть ему имя. Береговая, чтобы было, где корабли хранить, да на досмотр купцов и перехват недругов быстро выходить. А крепость в городе будет основная. Это и последний рубеж обороны, и место хранения княжеской казны, и оружейная, ну и хоромы княжеские, мои, то есть, и медовые палаты – с хирдманами пировать, пока жена не видит, и запасы еды, мёда, пива и прочая и прочая…

Начали стройку с береговой крепости. Потому что надо же где-то корабли хранить. В том месте, куда не достигает река при весенних разливах. Стены ставили не частоколом, а венцами и, промазав дёгтем, заполняли камнями и сухим песком. Такую стену не раскачать и не прорубить. А для любителей подкопов, на глубину в два человеческих роста перед стеной был выкопан ров и заполнен камни. Крупными и мелкими. Копайте, гости дорогие, милости просим. В кольце стен поставили шесть корабельных домов и длинный жилой дом со стенами, утеплёнными землёй и под доброй травяной крышей. Туда, пока идёт стройка в городе, переселили женщин и детей с кораблей. Строиться нам ещё долго, а жить где-то надо. Ну а как всё построим, тут будет жить дежурный отряд. Будут хирдманы сменять друг друга по очереди.

Крепость на холме строили с размахом. Полторы дюжины квадратных башен должны будут встать вокруг холма, скрепляя стены, которые делались так же, как и стены нижней крепости – с каменно-песчаной засыпкой. Но толще и выше. Так тут ещё никто не строил, но немои мысли требовали именно такой застройки. Пространство за стеной выравнивалось, а лишняя земля шла на внутренний вал, поверх которого стоял уже обычный частокол. А на вершине холма – башня. Высоченный сруб в шесть человеческих ростов, с которого видать окрест будет всё чуть ли не за день пути. А если наверху ещё и дозорную вышку соорудить! Эдак и старый Русгард разглядеть можно будет!

Достроиться нам, разумеется, не дали. Я пришёл поглядеть, как идёт постройка жилых домов во втором кольце стен, как прибежал дозорный свейн:

– Наставник, наставник, там такое!

Я только сплюнул в сердцах. Осмотрелся внимательно, подкидывая булыжник, но никого их херсиров не заметил. То ли они пропустили своё любимое представление, будучи слишком занятыми, то ли наконец-то научились правильно прятаться. И, лучше бы для них было второе.

– Ну, чего там у тебя?

– Паруса, наставник! Идут три драккара! Путь к устью реки держат!

– Бей общий сбор.

Тревожное било – это то, что было установлено первым, что в береговой крепости, что здесь. Зазвенело большое медное блюдо, подвешенное на цепях. Я их из Миклагарда привёз. Очень мне понравилось, как они такой штукой народ собирают.

Услыхав ритмичный "боммм–боммм–бом–бом—боммм" хирдманы побросали свои дела и галопом помчались за оружием и бронями. Дежурный хирд в речной крепости уже спускал на воду драккары. Когда воины подбежали к берегу их корабли были готовы к отплытию.

– Кто такие будете, гости дорогие? Куда путь держите? – Громко поинтересовался я, с носа своего корабля, когда три драконьи головы вывернули из-за поворота реки. Их вёсла погрузились в воду, останавливая бег драккаров. Попробуй, не остановись, когда тебя встречает шесть кораблей. Всю реку перегородили, хоть по берегу обходи.

– Горм-сэконунг! Иду в Альдейдьюборг!

– Так не звал я тебя сюда, Горм-сэконунг. Или ты на торг пришёл, так рано ещё.

– Сам-то кто таков? Назовись!

– Мои люди зовут меня Рю Двоедушец. А в Альдейгьюборге называют конунгом. Сегодня я, почему-то, очень добрый и поэтому спрошу тебя Горм-сэконунг ещё раз, куда ты идёшь? Подумай хорошенько, прежде чем отвечать.

– Я иду в Миклагард, Рю Альдейгьюборг конунг Двоедушец. И я был бы благодарен, если бы ты позволил нам закупить еды в твоём городе. Мы маленько не рассчитали запасы, и Маклагард оказался дальше, чем мы думали. И мы не будем грабить никого, до первого волока.

Я прикинул. Владения призвавших меня племён кончались раньше.

– Хорошо, Горм-сэконунг, тебя и твоих людей наши купцы будут рады видеть. Без драконов и с завязанными ножнами.

Горм прикрикнул на своих людей и носовые драконы с его лодей были сняты и бережно спрятаны. Шесть моих драккаров расступились, пропуская его корабли, и проводили их до городских пристаней. После чего побежали к речной крепости.

Этот вождь умный попался, быстро понял, что со своими тремя драккарами против моих шести он не потянет. А предыдущий, тот был храбрым. Но глупым. Вон, два обугленных остова у берега из воды торчат – в назидание оставлены. Зачем сжёг, если мог взять? Да не нужны мне сейчас лишние корабли. Возни с ними много, а толку – чуть.

Люди Горма вели себя вполне прилично, на торге не шумели сверх нужного, платили честно. Девкам вслед хоть и свистели с восхищением, но рук не распускали. А что ночью песни на берегу орали, так расслабились люди с устатку, а мёд и пиво в Альдейгьюборге делали добрые. Путята подсуетился вовремя и продал им свои прошлогодние запасы.

С утра они отчалили, и мы вернулись к нашей стройке. Как раз новые брёвна привезли. Стены и башни росли, потихоньку делая гард снова боргом.

Отшумел Большой Торг в конце лета. Незаметно пришла осень, стало дождливо и мокро. Дороги раскисли и стали непроходимыми, Альдегью штормило так, что ни один сэконунг не рискнёт в неё сунуться. Стройка встала до следующего года. Всё, что можно было накрыть, было накрыто от сырости и промазано смолой. Собственно, не завершенной осталась только башня на вершине холма. Три уровня под временной крышей смотрелись кургузо, но обзор уже давали неплохой. Я частенько поднимался туда, слушал шум дождя по соломенной временной крыше и размышлял над превратностями судьбы. Из отринутой жертвы в конунги. Получилось бы это у меня без второй души, что временами ворочалась во мне и подсказывала странные вещи? Или это я сам, Рю-сирота добился всего этого?

С первыми заморозками, сковавшими размокшие дороги, пришло время полюдья. Старейшины решили в этот раз воспользоваться моими услугами. Видимо, не всё так спокойно в подвластных Альдейгьюборгу землях. Опасались, что свои же подданные их и ограбят. Решили, видимо, лучше с князем поделиться, чем с не пойми нем.

Свейнов, или как их тут называют "отроков", набранных в конце лета из местных, я на полюдье брать не стал. Не заслужили ещё послабления от занятий. Оставил Хальгрима с его отрядом, пусть гоняет молодняк. Хорошее они слово придумали, "отрок" – "отвечающий", "тот, кто не раскрывает рта первым".

Нам же предстоял большой круг по землям, что признавали власть Альдейгьюборга. Это была не просто дань, это была проверка их верности и демонстрация силы нового князя. Мы двигались на санях и лыжах, от деревни к деревне. Дороги были завалены рано выпавшим в этом году снегом. Лошадям было тяжело, поэтому половина людей шла перед обозом, утаптывая снег широкими охотничьими лыжами, подбитыми мехом лисы. На таких лыжах нога не скользит назад.

В одних селениях дань выносили охотно – меха, мёд, воск, зерно. Другие, в глухих лесных угодьях, косились исподтишка, но вид доспехов и суровые лица моих воинов охлаждали пыл любых недовольных. В паре селений звали на охоту. Мы с радостью соглашались. Раза четыре в дома, где я ночевал, пробирались местные девки. Удачу, дарованную мне богами, приманивали. Ведь, человек может стать вождём только тогда, когда боги к нему милостивы и одаривают его Удачей. А раз его одаривают, то и потомкам его, всяко, перепадёт от удачи родителя. Так что, если зачать от вождя, то и матери и дитяте удача и божья милость будут. Нечто можно такой случай упустить. Я понимал их и старался. Воины тихонько завидовали, хотя и им кое что перепадало, за гостинцы, правда.

Я не был жаден – брал по уговору, заключённому у них с Альдейгьюборгом, не разоряя хозяйств. Но и спуску не давал: за попытку обмана или сокрытия назначал двойной штраф. И худого не брал. Зачем мне летняя белка? Куда я её дену?

Справедливость должна быть железной. За время этого круга я лучше узнал свою новую землю, её людей, их нужды и пути – дороги. А местные узнали, что есть возможность попасть к князю в дружину, как они называли хирд.

– Княже, возьми в дружину! Я из лука бью лучше всех в деревне!

– Нет, не возьму.

– Почему, княже? (Обида в глазах)

– Потому что набор в отроки происходит в день середины лета. Приходи летом, пройди испытание вместе со всеми и вот ты уже отрок в княжьей дружине. Правда, потом не жалуйся.

– Я приду, княже!

Сколько раз повторялся этот разговор с вариациями "самый меткий", "самый сильный", "самый ловкий". Мои хирдманы, вспоминая себя свейнами, только посмеивались в бороды. Ведь мне не нужны были самые. Самых я делал из них сам. Мне нужны были те, кто умеет засунуть свою гордость и самость в одно место, и идти к поставленной цели не взирая ни на что. Идти, ползти, хрипя и выплёвывая лёгкие, вгрызаться в цель зубами и не разжимать челюстей, что бы ни происходило. Потому что, Русгард тут.

Вернувшись в Альдейгьюборг, гружёные подарками и данью, мы застали город застывшим в ожидании. Зима – время не только сна, но и разбора проблем, которые копились всё лето. Пришлось вершить княжий суд. Специально для этого на нижнем ярусе строящейся башни отвели хоромину. Я сидел на украшенном резьбой престоле, подаренном местными боярами, а передо мной проходила вереница тяжущихся. Споры о земле, о долгах, о кражах, о семейных делах. Я судил по «Правде Русгарда» – своду правил, что создавал годами: сурово, но по справедливости, невзирая на знатность.

А споры попадались самые разные:

Например, лодочник Сёмушка обвинял дружинника из старой, ещё снорриевой дружины, Гриньку, в самоуправстве. Гринька, де, собирал причальный сбор с причаливших лодок, присваивая деньги себе. Сёмушка отказался платить, Гринька избил его и сломал весло. Сёмушка утверждал, что отродясь не брали с лодок причального сбора, даже во времена князя Снора. А Гринька заявлял, что был де приказ князя брать с лодок мыто.

Пришлось идти на пристань и опрашивать других обладателей лодок. Все в один голос утверждали, что в те дни, когда караул нёс Гринька, сбор был. В другие дни его, почему-то, не брали.

– Гринька, ты не мытник, ты разбойник с большой дороги, только дорога эта – моя река. – Заявил я ему. – За самоуправство, грабёж, избиение и повреждение имущества – на тебя налагается вергильд в пользу Сёмушки в три марки. А потом – публичная порка на торгу, чтобы другие знали, что воровать у людей моего города – себе дороже. И мой тебе совет – уходи из города. Вряд ли кто-то захочет иметь с тобой дело. А попадёшься на разбое ещё раз – отрублю тебе голову.

Или вот ещё, староста Альдейгьюборгских рыбаков Доман и староста соседнего погоста Твердята вынесли на княжий суд тяжбу о принадлежности луга на границе их угодий. Каждая община считает луг своим и выгоняет оттуда скот другой стороны. Дело дошло до драк, есть раненые.

– У вас тут, объявляю я им земли и травы столько, сколько я никогда и не видел, а вы её поделить не можете, как будто это последний клочок. На севере Лебединой Дороги много скал и мало плодородной земли. Раз вы считаете, что и у вас земли мало, то и с этим лугом будет так же, как поступают в Норэгр! Отныне земля эта – общая! Каждый, кто выгонит оттуда скот другого, или огородит участок для своего – преступник и будет изгнан.

Зимой работы хватало и кроме суда. Например, заготовка брёвен для будущей весенней стройки. Это была особая наука – выбрать подходящие сосны и дубы зимой, когда в стволах нет сока и древесина сухая и звонкая. Работники валили лес вверх по реке, метили бревна и складывали их так, чтобы по весне они не отсыревали, готовые к сплаву, как только лёд тронется. Работа в лесу была не только тяжёлой, но и опасной.

Я как раз приехал посмотреть на заготовку леса, когда на нас вышел медведь-шатун. Голодный, злой, он был страшен. Обычно зимой медведи спят, но этого, видно, разбудил стук топоров, или он не нагулял жира осенью. Он возник из-за сугробов внезапно, с диким рёвом, и бросился на ближайшего дровосека. Я был рядом. Не думая, выхватил топор и бросился между человеком и зверем. Метил я ему промеж глаз, но он мотнул головой, отбрасывая свалявшуюся шерсть, закрывавшую обзор и удар топора пришёлся по скуле, и лишь разозлил зверя. Мы свалились в снег, и я почувствовал его тяжёлое, вонючее дыхание на своём лице. В ушах звенело, мир сузился до клыков и когтей. Отжать его голову, схватив под нижнюю челюсть и тыкать ножом в шею. Ничего не видя от брызгавшей крови. Кроме небольшого поясного ножа, тут ещё носили нож засапожный, длинный и шириной в ладонь. Вот им я мишку и привечал. Крики людей, лай собак, хрипение медведя, которому я таки проткнул дыхательное горло… Потом ещё один удар, и зверь затих, рухнув на меня всей тушей. Это Хродгар, мой верный херсир, всадил ему в хребет свой топор. Я выбрался из-под туши, весь в крови, пытаясь отдышаться. Люди смотрели на меня с новым, не только уважительным, но и почтительным страхом. Один на один с шатуном – не каждый воин решится. Эта история облетела весь город и окрестности, обрастая подробностями, и мое прозвище «Двоедушец» зазвучало по-новому – кто-то шёпотом начал говорить, что во мне действительно живут два духа, и один из них – дух могучего зверя, дарованный мне самим Велесом

К зимнему солнцестоянию мы подготовились основательно. Решили справить праздник по-крупному, объединив и Йоль моих скандинавов, и Карачун местных славян. На центральной площади, несмотря на мороз, разожгли огромный костёр. Выкатили бочки с мёдом и пивом, зажарили туши кабана и лося, добытых на охоте. Было шумно, тесно и весело. И мои хирдманы, и местные пировали вместе. Уже с полтора десятка молодых воинов нашли себе в жены местных девок. Так что связь наша крепла.

Я сидел на почётном месте, рядом с Фианной, наблюдая за этим. Это было важно – не просто накормить, а объединить людей общим праздником, дать им почувствовать себя одним целым. Когда я поднял чашу за новый год, за процветание Альдейгьюборга, грохот в ответ был таким, что, казалось, с веток посыпался иней.

А потом пришла весна. Сначала робко, капелью и звонкими ручьями, а затем с мощным ледоходом на реке. Лёд трещал и ломался, унося вниз по течению остатки зимы. Дороги обсохли, и наша стройка снова закипела. Заготовленные брёвна сплавили к городу. Стены и башни на холме начали расти с новой силой. Теперь, с наступлением тепла, все знали – скоро снова появятся гости. Друзья и враги. Поплывут купцы, и те, кто на купцов охотится. Но Альдейгьюборг был уже не тем уязвимым поселением, что встретил меня прошлой весной. Он окреп, оброс стенами, а его люди сплотились вокруг князя, который доказал им свою силу, справедливость и удачу. Я смотрел на свою недостроенную башню, на которой уже вовсю работали плотники, и чувствовал – всё ещё только начинается.

Глава 3

Серебристый, утренний туман, пахнущий речной сыростью, рыбой и дымом очагов, стлался по земле, окутывая городской частокол, крыши домов, речную крепость и скрывая подножья могучих сосен на опушке леса. Сегодняшняя ночь, самая короткая ночь в году, для кого-то будет праздничной. Можно будет водить хороводы, прыгать через костёр и бегать за радостно визжащими девками. Но эта ночь будет не для них. Они будет спать мёртвым сном. Не все, конечно. Те пять десятков, кого отберут в княжескую дружину. А до других нет дела.

На этом лугу, под стенами речной крепости, желающих пройти испытание отрока собралось не сильно меньше сотни. Некоторые ждали тут уже несколько дней. Молодые парни из глухих лесных селений, взрослые матёрые мужики из Ладоги, решившие сменить соху или сеть на щит и копьё, северные воины, не понаслышке знавшие вкус крови. Они все пришли сюда ведомые одним и тем же известием: в день летнего солнцестояния Рю Двоедушец набирает очередных свейнов в свой хирд, или, как говорили тут в Ладоге, отроков в княжью дружину.

Я стоял и смотрел на затянутый туманом луг, на котором потерянными тенями бродили желающие попасть в ряды моих воинов. Агата рассказывала, что давным-давно, до того, как её народ принял Белого Бога, их мёртвые так же бродили в подземном мире смерти. Они знали, что их ждут какие-то испытания, но что именно будет, они не знали. Ни свейны, ни хирдманы не хотели портить себе потеху. Отбор новичков был их главным развлечением. Когда их спрашивали, они только делали страшные глаза, будто ужасные воспоминания настигали их. Особо одарённые даже слезу пустить умудрялись. Вот и сейчас, завершив утренний бег вокруг Альдейгьюборга, хирдманы и свейны потихоньку подкрадывались к полю, занимая лучшие места и предвкушая любимое развлечение.

– Смотри, как их колотит! – подтолкнул приятеля в бок молодой дружинник Любослав, буквально на днях выдержавший испытание воина и переставший быть отроком

– Ага, – согласился его собеседник, пришедший с князем Рю дружинник Олаф. – Прямо как тебя в прошлом году.

Оба расхохотались. Любославу было немного обидно, но он твёрдо знал правило дружины – на подначки обижаются только слабаки. Поэтому он хохотал до слёз и даже начал припоминать, как в прошлом году, на испытании отроков он ляпнулся в лужу. Прямо мордой. Чем ещё сильнее развеселил Олафа, который в свою очередь поведал Любомиру о своём испытании на свейна – как добежал последний круг, а на своё место полз на четвереньках.

– Ну будет вам реготать, жеребцы— буркнул проходивший мимо Хельги-херсир, или, как его звали в Ладоге, боярин Олег. – Взяли живо по хлысту и за мной.

Парни, не веря своему счастью, срезали с куста две гибкие хлыстины, очистили их от веток листьев и устремились за Хельги. В дружине все знали, что именно Хельги первый год гоняет отроков. Конунг говорил, что у Хельги призвание к обучению молодняка. А они, теперь, будут при нём на всё время обучения отроков. Лучше боярина Олега сражался только сам князь. Но, у него поди ещё, поучись. А так у парней выпал счастливый шанс целый год смотреть за самим Хельги-херсиром. Как бьётся, как ходит, как садится. Если не хлопать ушами, то через год более умелыми, чем они, в дружине будут только хускарлы конунга – его воины-телохранители. Лучшие из лучших. Хельги был их предводителем.

– Становись! – Рявкнул Хельги и кандидаты засуетились, не понимая, чего от них хотят. Пятеро воинов древками копий согнали их в некое подобие строя. Кандидаты ворчали, если получали древком слишком сильно.

Туман рассеялся. Напротив толпы, изображавшей строй, плечом к плечу стоял строй настоящий. Каменная стена, по сравнению с песчаной кучей. Хирдманы и свейны, или гридни и отроки, называйте как хотите, но отличие было видно любому. Тот, кто выдержал испытание на отрока, через год мог попытаться сдать испытание на воина, став хирдманом или, по местному, гриднем – обученным воином. Не сдал – ходи ещё год отроком. Испытание на хирдмана было опасным. Бывало, что отроки и гибли.

Я вышел и встал перед строем. Ропот среди кандидатов стих. А мои и так стояли, как каменные.

– Чем отличается воин от земледельца, рыбака или купца, – спросил я у новичков и сам же ответил, – Воин лично ответственен за безопасность Русланда. И готов пожертвовать ради него своей жизнью. Потому что Русланд…

– Тут! – рявкнули три сотни глоток, слитно ударив сегодня кулаком в грудь.

– Хельги, они твои. – обратился я к своему херсиру – Приведи мне пять десятков отроков.

– Напра-во! – скомандовал Хельги, вызвав волну поворотов и столкновений в строю претендентов. – За мной бегом! Любомир, Олаф, поддерживать скорость!

Десять кругов вокруг стен Альдейгьюборга под свист и улюлюканье со стен по протоптанной нашими утренними пробежками дороге. Перепрыгивая канавы и валежины. Не сбавляя скорости, потому что по задницам отстающих обжигающе прилетают хлыстины двух воинов, бегущих последними. Кто-то возмутился, полез в драку и тихо лёг на обочине. Потому что, нет у меня хирдманов, с которыми один на один справиться можно.