Деревяшка

Денис, или как его теперь все уважительно величали Денис Владимирович, терпеливо утопал в потертом дерматиновом кресле, предназначенном для особо важных посетителей. К таковым здесь причислялись представители благотворительных фондов, главы инспекционных комиссий и перспективные приемные родители. Дело в том, что кресло это находилось в кабинете заведующей детским домом Татьяны Михайловны Райкиной, напористой авторитарной руководительницы, поднаторевшей к своим пятидесяти годам в тонком искусстве принуждать людей к работе. И Денис, несмотря на свой еще совсем свеженький и пахнущий пятерками диплом психотерапевта, никак не мог противостоять ее профессиональной благожелательности.

– Мальчик, разумеется, проблемный. – Татьяна Михайловна прижимала ладони к сердцу в сострадательном жесте. – У нас других не бывает, но этот – особенный случай. Родная мать его убить пыталась, понимаете? Сама-то в окно сиганула, а его из духовки достали, когда спасатели в квартиру вошли. Представляете, какая травма у ребенка? Хорошо, газ не включила. Социализирован слабо, в развитии отстает, конфликты со сверстниками…

Денис Владимирович, заслышав милые уху сентенции, оживился и попытался выкарабкаться из пухлых объятий гостевого кресла. Но Татьяна Михайловна, верно истолковав эти колебательные движения и не желая раньше времени будить в молодом человеке специалиста, поспешила вернуться на привычную почву административно-бытовых реалий.

– Вы поймите, у нас образцовое учреждение. Мы тут все как одна большая семья. Старшие помогают младшим, у нас игры, занятия, экскурсии на автобусе, на озеро мы ездили… Все, чтобы дети чувствовали постоянную заботу и внимание, которых им так не хватает.

Яркие фотографии за спиной директрисы, вывешенные в точном соответствии с оглашенным списком, документально подтверждали слова Татьяны Михайловны. Вот башня из разноцветных кубиков, очевидный плод совместных усилий всего детско-юношеского коллектива. Вот приглашенный докладчик в камуфляже демонстрирует притихшим малышам шестую часть политической карты мира, назидательно тыкая указкой в возвращенные в родную гавань территории. Вот новенький НефАЗ с черной надписью «ДЕТИ» на желтом борту отворяет прямоугольную дверь, чтобы принять в свое нутро шеренгу юных путешественников. И наконец, веселая гурьба мальчишек и девчонок по пояс в бирюзовой воде под бдительным присмотром ответственного лица и с полным соблюдением всех правил техники безопасности.

– Егор проявляет агрессию только по отношению к сверстникам? – Денис расправил локти, чтобы удержаться на плаву в зыбучих волнах вознамерившегося поглотить его кресла.

– Нет, он не проявляет… Он провоцирует других. Вы поймите, Денис… – Татьяна Михайловна на секунду запнулась, чтобы свериться со шпаргалкой под стеклом на столе, – Владимирович, у нас никогда не было конфликтов. Таких конфликтов. Разумеется, это дети. Дети все сложные. Большинство – социальные сироты. Поэтому случается всякое. Но драки, избиения – никогда! Дети его боятся. Поверьте моему опыту.

– Виктимное поведение. – Денис Владимирович компетентно кивнул и в двух словах доказал, что не зря шесть лет скучал на парах и зовется теперь по имени-отчеству.

Однако Татьяна Михайловна казалась не слишком впечатленной его академическим багажом. Дипломатичный наклон ее мелированного каре оставил прозвучавшее умозаключение на совести автора.

– Мы очень рассчитываем на вашу помощь, Денис Владимирович. На вас только и надежда.

– У Егора кто-то остался из родных? – Выказываемое доверие благодатным дождем оросило ростки профессионального азарта в душе молодого психотерапевта.

– Отца у него и не было никогда. Мать отказалась.

– Но вы же сказали…

– Да жива она. У нас ведь окон выше третьего этажа не бывает. А под окнами чернозем. Жива. И выписали уже. Под домашним сейчас, еще суд будет.

– Пьет?

– Нет, не пьет. – Нотка странного сожаления послышалась в голосе Татьяны Михайловны.

– Я могу побеседовать с Егором?

– Пожалуйста. У младшей группы тихий час, но этот не спит. Вы не удивляйтесь, мы его отдельно держим. – Заведующая шумно поднялась из-за стола, чтобы сопроводить Дениса до чулана, где содержался проблемный ребенок, и попутно оправдать вынужденную дискриминацию. – Он ведь лежит, глаза открыты, потолок буравит, и хоть бы разок моргнул. Мне, взрослому человеку, смотреть на него жутко, мороз по коже, а представьте, каково детям рядом с ним…

Денис Владимирович ступал твердой походкой. В его вдруг ожесточившемся и сосредоточенном взгляде зрела решимость разобраться в ситуации и в адекватности принимаемых мер. Когда же элегантные туфли психотерапевта перешагнули порог тесной подсобки, Егор обнаружился именно в том положении, в каком его живописала Татьяна Михайловна. Бледный мальчик с большой головой лежал на кровати, вытянув вдоль тела тонкие, с трудом угадываемые под одеялом руки. Его слезящиеся водянистые глаза были устремлены куда-то вверх и не выказывали ни малейшего движения при появлении двух взрослых.

– Егор, к тебе пришли. – Татьяна Михайловна осталась в дверном проеме, предоставляя полную свободу действий Денису Владимировичу.

Егор вялой рукой откинул одеяло, по-старчески тяжело поднялся с едва примятого матраса и спустил на пол безвольные костлявые ноги.