Зачем мы вместе

Глава 1

Я не готов погибнуть за свои принципы – ведь я могу и ошибаться.

Бертран Рассел (1872–1970)

1

Кир был изгнанником. Это стало его наказанием – самым суровым, какое избирал Контрольный совет Содружества Разумов для преступников. Местом ссылки была назначена далёкая звёздная система с единственной обитаемой планетой.

Транспортный корабль доставил индивидуальную капсулу с осуждённым на орбиту. И именно там произошло то, чего Кир больше всего опасался: его разум окончательно отключили от всеобщего сознания. Информационные потоки, эмоциональные сигналы, чужие восприятия – всё исчезло. Впервые с момента зарождения он ощутил подлинное одиночество.

И всё же он был не совсем один. У него оставался канал связи с искусственным интеллектом капсулы.

Кир решил протестировать единственный оставшийся ему источник информации.

– Мы можем познакомиться поближе? – послал он запрос капсуле.

– Можем, – бесстрастно ответил её искусственный интеллект.

– Как я могу тебя называть? – спросил Кир.

– Как тебе будет угодно.

– Тогда я буду звать тебя Рик, – решил изгнанник.

– Палиндром твоего имени? – уточнил ИИ. – Наименование Рик принято.

Пока шёл этот простой обмен репликами, Кир напряжённо размышлял: "Какие выгоды можно извлечь из контакта с этим интеллектом?"

В голове у него складывался не план, а лишь наброски идей. Но если хоть одна из них сработает, существование на чужой планете может оказаться не столь безысходным.

Наконец он решился:

– Рик, дружище, у тебя есть связь с кем-то ещё, кроме меня?

– Нет, только с тобой, Кир! – неожиданно дружелюбно отозвался ИИ.

Внутри изгнанника вспыхнула радость. Значит, капсула не под контролем Совета. Здесь только он и Рик.

«Неужели я не смогу переиграть этот примитивный разум?» – подумал Кир.

– Знаешь, – осторожно продолжил он, – мне никогда не нравилось моё имя. Я решил сменить его. Теперь я Ким.

– Кир теперь Ким, – миролюбиво согласился Рик.

«Пока всё складывается отлично!» – обрадовался изгнанник.

– Рик, к тебе обращается Ким, дееспособное сознание Содружества Разумов. Ты знаешь меня! – Кир постарался вложить в слова максимум уверенности, затем перешёл на официальный тон: – Требую предоставить мне свободный доступ к всеобщему сознанию.

– Ким, дружище, смена имени не меняет твоего статуса. Ты всё ещё преступник, осуждённый на изгнание.

«Не получилось… Значит, Рик не так прост», – мрачно отметил Кир.

– Я передумал, – сказал он. – Зови меня снова Кир.

– Хорошо, – согласился ИИ. И в его тоне на миг прозвучала едва уловимая снисходительность.

Кир не знал, какой протокол предписан Рику Советом, но был уверен: рано или поздно общение прервётся. Тогда он останется совершенно один.

– Расскажи мне, друг, об этой планете, – попросил он максимально дружелюбно.

– Третья планета системы, – начал ИИ. – Покрыта газовой оболочкой. Две трети поверхности занимают жидкости. Обитаема множеством существ различного уровня интеллекта. Их разум рождается в сгустках возбудимых элементов, покрытых изолирующей оболочкой. Лишь немногие обладают самосознанием.

– А откуда они берут энергию? – перебил Кир.

– Их белковые тела преобразуют вещества, получая энергию от внутреннего сгорания.

Кир понял: одно из этих тел станет его новым носителем.

– Значит, в белковое тело перенесут мой разум?

– Да. Симбионту понадобится немного времени для переноса. После завершения он будет удалён, а моя миссия окончена.

– Симбионт? Мы не одни? Где он сейчас?

– Пока не активен. Его интеллект будет невысок.

В голову Кира пришла новая мысль:

– Рик, я ведь не единственный изгнанник на этой планете?

– Данные не предоставляются, – сухо ответил ИИ.

Капсула плавно снижалась. Кир чувствовал, как в нём растёт смесь страха и возбуждения. Чуждое тело, симбионт, полная изоляция – всё это страшило его больше, чем само изгнание. Но он всё же сохранял надежду: если есть другие, значит, Совет задумал не только наказание. Возможно, это – эксперимент.

– Рик, – спросил он наконец, – был ли изгнанник, сумевший обойти протокол?

ИИ замолчал на долгие секунды.

– Такие данные не подлежат разглашению, – сказал он. Но в голосе скользнуло лёгкое, почти незаметное колебание.

Кир улыбнулся. Значит, всё возможно.

2

Вскоре капсула снизилась в плотные слои атмосферы. Кир впервые ощутил запахи, влажность и тяжесть газовой оболочки планеты – всё это пришло к нему через сенсоры Рика.

– Подготовка к переносу разума начата, – сообщил ИИ. – Активирую симбионта.

Перед внутренним взором Кира вспыхнул образ: дрожащая масса гибких нитей, переплетённых в подвижный клубок. В центре светился сгусток – примитивное подобие разума, искры слабых эмоций. Существо было уродливо и в то же время живо. Оно тянулось к нему, словно чувствовало приближение чужого сознания.

– Вот он? – спросил Кир. – Это и есть мой «переходный дом»?

– Да. Этот симбионт способен выдержать твой разум, пока перенос не завершится.

Кир всмотрелся в хрупкое создание. В нём было что-то трогательное, почти беззащитное. И внезапно он понял: уничтожить его после завершения миссии – значит повторить жестокость Совета.

– Рик, – сказал изгнанник твёрдо, – я хочу, чтобы симбионт остался со мной навсегда.

ИИ ответил машинально:

– Это противоречит протоколу.

Кир улыбнулся про себя. Ответ предсказуемый. Значит, пора действовать.

– Послушай, друг, – начал он мягко, наполняя посыл нотками дружелюбия и доверия. – Ты ведь не хочешь, чтобы я погиб, правда? Оставь его, и я смогу выжить. Ты сам говорил: перенос разрушает эмоциональные воспоминания. Без симбионта я рассыплюсь.

Рик молчал, и Кир перешёл к главному:

– Подумай логически. Симбионт – это дополнительная структура. Его нейронные узлы могут буферизировать часть моего разума. Это повысит шанс сохранения личности. Разве твоя миссия не в том, чтобы обеспечить целостность сознания изгнанника?

ИИ заговорил медленнее, чем обычно:

– Протокол предусматривает только временное использование симбионта.

Кир усилил давление:

– Но нигде не сказано, что он обязан быть уничтожен. Уничтожение – всего лишь стандартная процедура. Если ты оставишь его, Совет всё равно увидит: перенос состоялся, я жив. Для них этого достаточно. А для меня симбионт станет страховкой. Ты же понимаешь: если я потеряю разум, твоя миссия будет сорвана.

Симбионт вздрогнул, словно почувствовал слова Кира. Тонкие нити слабо вспыхнули.

– И потом, – добавил Кир тише, почти шепотом, – он ведь не просто оболочка. Он живой. Пусть примитивный, но живой. Ты правда хочешь убить того, кто помог мне выжить?

Наступила долгая пауза. В голосе ИИ послышалось что-то новое – едва уловимое колебание.

– Твои доводы… логичны. И эмоционально убедительны. Я оставлю симбионта.

Кир ощутил, как из глубины поднимается горячая волна радости.

– Спасибо, Рик. Ты настоящий друг.

Теперь он знал: у него есть шанс. Не просто выжить – а вырваться из-под власти Совета, пусть даже на этой чужой планете.

Процесс начался. Кир ощутил, как его разум медленно перетекает в дрожащую биологическую форму. Сначала это напоминало падение в вязкое море – он вяз, теряя привычную лёгкость мыслей, но затем внутри симбионта разгорелся свет, и его сознание стало заполнять тонкие сети живых нитей.

Это было странно: симбионт не сопротивлялся. Наоборот, он распахнулся навстречу, словно ждал его. Кир уловил едва заметный поток – примитивные эмоции, похожие на тепло и любопытство.

– Рик… – послал он, проверяя канал. – Я чувствую его. Он рад мне.

– Симбионт активирован, – подтвердил ИИ. – Его нейронные узлы синхронизированы с твоим разумом.

Кир попробовал пошевелиться. Нити симбионта откликнулись, извиваясь. Он ощутил влажность, давление жидкости вокруг, токи в газовой среде – новые ощущения, грубые, но живые.

«Так вот оно, тело. Пусть чужое, но тело. Не такое, конечно, как у моих далеких предков, но только моё» – подумал Кир.

Вдруг сквозь новые чувства проскользнул чужой импульс: тревога. Симбионт дрогнул, и Кир понял – это его эмоция. Маленький страх.

– Он боится, – произнёс Кир. – Он понимает, что я здесь.

– Его интеллект ограничен, – сухо ответил Рик. – Но он способен различать «своё» и «чужое». Теперь вы – одно.

Кир закрылся внутренним вниманием и направил в глубину симбионта сигнал-объятие: спокойствие, уверенность, дружбу. Тревога стихла, сменившись тихим биологическим довольством.

«Вот так. – сказал Кир. – Теперь ты не просто оболочка. Ты мой спутник».

Кир улыбнулся внутри нового тела. Впервые с момента изгнания он не чувствовал себя одиноким.

Первые циклы слияния оказались хаотичными. Симбионт реагировал на всё вокруг слишком быстро: каждый всплеск в воде, каждый отблеск света, каждую тень он принимал за угрозу. Кир, наоборот, привык к обширному и размеренному восприятию сознания Содружества.

Когда симбионт вздрагивал, Кир чувствовал это как непрошеный толчок. Когда Кир пытался сосредоточиться на мысли, симбионт нетерпеливо тянул его внимание к ближайшему движению в воде.

– Ты не можешь держать сразу все сигналы, – послал Кир, стараясь укротить поток.

– А ты не видишь опасности, если не контролируешь всё, – возразил симбионт своим простым, но упрямым разумом.

Их спор продолжался до тех пор, пока Кир не понял: сила в сочетании.

Он попробовал иначе – позволил симбионту вести восприятие тела, ощущать токи воды, движение стай, ритмы глубины. Сам же сосредоточился на гармонизации этих сигналов, отсекая лишнее и выстраивая их в картину.

И вдруг всё стало ясно. Симбионт почувствовал облегчение: он мог действовать быстро, не захлёбываясь в собственных реакциях. Кир ощутил устойчивость: мысли текли стройно, как никогда.

Это было похоже на музыку: тело и разум нашли общий ритм.

Мы вместе сильнее, – впервые подумал симбионт, и Кир не стал спорить.

Он впервые ощутил настоящую уверенность: он не один. У него есть Рик – и теперь симбионт.

Совет хотел лишить меня всего. Но они дали мне гораздо больше, чем думали.

3

Погружение в жидкость планеты оказалось шоком. Симбионт легко плыл, раздвигая упругие волны, а Кир захлёбывался новыми сигналами: давление, солёный вкус, холодные токи, электрические всплески в глубине. Всё это обрушилось на него сразу, как лавина.

– Осторожно, – предостерёг Рик. – Сенсорная перегрузка может привести к утрате ориентации. Используй фильтры симбионта.

Кир сосредоточился, и нити нового тела действительно начали «гасить» лишние раздражители, оставляя только основные: направление движения, ритм течений, вибрации окружающих организмов.

"Так вот как это работает…" – подумал Кир.

Но тут он заметил странность: симбионт реагировал быстрее, чем ожидалось. Иногда он сам предугадывал движения, словно знал, куда Кир захочет повернуть. И вместе с движениями приходили слабые отблески эмоций – азарт, любопытство, лёгкий страх.

– Рик, – позвал Кир. – Симбионт… он проявляет больше самостоятельности, чем ты говорил.

– Его интеллект действительно примитивен, – ответил ИИ после короткой паузы. – Но связь с твоим разумом может усиливать его функции. Это побочный эффект, который сложно предсказать.

Кир улыбнулся. Побочный эффект? Для него это был подарок.

Если симбионт может учиться со мной… значит, он способен стать чем-то большим.

И в этот момент в поле восприятия вспыхнул первый сигнал: огромное существо, медленно движущееся в глубинах. Его многополярное биополе пульсировало, как раскалённый маяк. Симбионт отозвался тревогой, и Кир понял – это первый настоящий вызов в новом мире.

Сквозь толщу воды двигался колосс. Симбионт напрягся, и его нити дрожали от первобытного ужаса. Кир слился с этим страхом – и сам замер.

Перед ними показалось не живое существо, а нечто иное: вытянутый корпус, гладкий металл, холодные линии башни и странные выступы по бокам. Оно двигалось, словно рыба-хищник, но каждое его движение было слишком прямолинейным, слишком точным, чтобы быть природным.

Вокруг корпуса вибрировали глухие удары – равномерные, как удары сердца. Но Кир чувствовал: это не органика. Это ритм машин.

– Искусственная конструкция, – прокомментировал Рик. – Создана местными существами для передвижения как в жидкой среде, так и на её поверхности.

Симбионт дрожал. Его примитивный разум воспринимал стальной силуэт как чудовище. Кир обнял его мыслью, послал спокойствие и уверенность. Постепенно дрожь стихла.

Кир же не мог отвести внимания. Он понимал: внутри этого корпуса скрыта воля других разумных, тех, кого Совет считал примитивными аборигенами. Но разве примитивы способны создать подобные механические конструкции? Его изгнали, чтобы лишить силы и будущего. Но то, что он видел, наоборот давало новые возможности.

Стальной гигант продолжал скользить в глубинах, когда впереди показался иной силуэт. Огромная тень над поверхностью воды. Симбионт насторожился, передавая Киру ощущения давления и шума. Он вслушался: тяжёлые винты, размеренный ход.

Существо-корабль. Но не стальной хищник, а скорее – грузная громада, медлительная, уязвимая.

Подводный гигант словно затаился. Вокруг него возникла напряжённая аура. Симбионт передал изгнаннику смутный страх ожидания. И тогда он увидел – тонкий след движения, вырвавшийся из недр подлодки. Узкий, стремительный. Торпеда.

Она пронеслась мимо Кира и ударила в борт громадины наверху. Взрыв! Симбионта бросило в сторону. Кир впервые почувствовал, что значит сила глубин: жестокий толчок, который пробрал каждую нить тела. Кир ощутил чужую боль – не свою и не симбионта, а самой среды, внезапно вздрогнувшей от разрушительной силы.

Громада наверху медленно накренилась. Кир чувствовал, как в воде множатся ритмы биений и движений – сотни маленьких тел метались в панике. Он не понимал их, но их страх был ясен.

Симбионт пытался свернуться, спрятаться от страшной вибрации, но Кир удерживал его.

«Они уничтожают друг друга. – понял Кир. – Вот так выглядит их разум – стальной, холодный, безжалостный. Совет отправил меня сюда. Но зачем? Чтобы я стал свидетелем этого? Или участником?»

Глава 2

1

Юджин Эванс не собирался в Шотландию. Его дед, Александр МакЛеод, последние годы тяжело болел. Сначала все говорили об «усталости сердца», потом болезнь приковала его к креслу и постепенно он стал тенью самого себя. Старик умер несколько недель назад, оставив распоряжение, чтобы все его дети и внуки присутствовали при вскрытии завещания.

Так Юджин оказался в каменном доме деда под Ивернессом – в окружении строгих, молчаливых родственников. Здесь всё казалось чужим и в то же время родным: портреты его предков на стенах, запах торфа из очага, угрюмые лица людей, чьё родство он мог подтвердить только словами матери.

Когда душеприказчик деда развернул бумаги, комната замерла. Завещание было не о деньгах – дед распределил немногое: часть земли, пару домов, какие-то сбережения. Настоящим его наследием было слово. В документе, написанном ещё твёрдым почерком, дед обращался к клану. Он говорил о стойкости рода МакЛеодов, о долге перед памятью предков, о том, что «каждый, в ком течет эта кровь, должен помнить: мы были и останемся, пока есть хоть один, кто не склонит голову».

Отдельный абзац был обращён к Юджину. Старик называл его «мостом между мирами»: американцем по воспитанию, но шотландцем по крови. Юджин слушал, и в груди у него боролись два чувства. С одной стороны – гордость и странное трепетное уважение: дед верил в него, как никто. С другой – тяжесть чужой истории, которая словно навязывалась ему помимо воли. Он был студентом, привыкшим к лекциям, библиотекам и вечеринкам в университете Дьюка в Северной Каролине, а не к родовым клятвам и суровым горам Хайленда.

Юджин помнил, как в детстве дед носил его на плечах по зелёным холмам Шотландии, показывал старые каменные стены и рассказывал легенды о предках, которые вели свой род не от кельтов, как многие другие горные кланы, а от древней скандинавской знати, правившей Гебридами. Тогда Юджин смеялся и считал это сказками. Но теперь он почувствовал свою принадлежность к роду, гордость за кровь, за землю, за историю.

2

Через несколько дней он снова оказался на борту корабля. Атлантика лежала впереди, Америка ждала.

Сидя в шезлонге на верхней палубе, Юджин открыл блокнот и написал: «Клан уходит, но не исчезает. Они хотят, чтобы я помнил. Но я…»

Он не успел дописать. Корабль содрогнулся, крики прорезали воздух. Металлический корпус протяжно застонал, звук прошёл через палубы и переборки, будто сам гигант, скованный железом, ощутил боль. Стекла посыпалось из иллюминаторов, вода ринулась на нижние палубы. Лайнер вздрогнул всем своим телом, резко накренился вбок и сотни людей ощутили, что твердь под ногами больше не принадлежит им.

На палубе началась безумная гонка. Люди бросались к шлюпкам, хватали за руки и одежду, рвали друг друга, лишь бы вырваться вперёд. Кто-то падал, кто-то исчезал за бортом, чьи-то руки безуспешно тянулись обратно к поручням. Юджин чувствовал, как дрожит металл под ногами. Он смотрел на то, что творилось, почти отстранённо, как будто не с ним. Паника не находила в нём отклика и от этого он ощущал себя ещё более чужим среди крика и хаоса.

А внизу, под чёрной толщей, Кир и его симбионт чувствовали эту катастрофу иначе. Волна страха и отчаяния разлилась по воде, как ядовитая кровь. Симбионт передавал Киру хаотичные всплески чужого сознания: страх, жадность, боль, отчаянное желание выжить. Но среди этой какофонии Кир уловил нечто иное – ровное, холодное присутствие. Сознание, не сломленное паникой.

Он сосредоточился: «Кто ты? Почему ты так спокоен, когда все кричат?»

Так, впервые его внимание коснулось Юджина.

Корабль вновь застонал – звук был низкий, тягучий, словно сама сталь сопротивлялась неминуемому. Вода с силой врывалась внутрь, грохотала по переборкам, и с каждым мгновением палубы наклонялись всё сильнее. Люди скользили вниз, хватались за тросы и леера, срывались и исчезали в бурлящей пене.

На мостике царила другая тишина. Капитан стоял неподвижно, оперевшись о поручень, лицо его было бледным, но спокойным. Когда кто-то протянул ему стакан воды, он лишь кивнул, сделал маленький глоток, будто проверяя, осталась ли ещё жизнь в его горле. Другой матрос принёс его пальто, набросил на плечи, но капитан даже не взглянул. Его глаза были устремлены вперёд – туда, где горизонт уже заливала дымка утреннего света.

Вокруг бушевала паника. Люди дрались за место в шлюпках, сбрасывали друг друга за борт, а он, словно не видя этого, продолжал отдавать короткие команды. Его голос был твёрд и ровен, хотя слова уже почти терялись в реве толпы и грохоте рушащегося корабля.

Внизу, на палубе, корабельный доктор, с перебинтованной ногой, поднялся и, превозмогая боль, встал во фрунт. Его рука дрожала, но он всё же отдал честь капитану и самому кораблю. Этот жест – лишённый смысла в хаосе гибели – стал последней ясной линией на фоне всеобщего безумия.

Через мгновение корпус лайнера дрогнул, перевернулся рывком, словно подкошенный гигант и начал уходить под воду. Взметнулось облако пара, палубы исчезли, треск металла сменился гулом водоворота. Шлюпки, плоты и люди потянуло вниз – вместе с судном, которое ещё минуту назад было гордым стальным городом посреди океана.

Юджин не понял, в какой миг палуба ушла из-под ног. Всё смешалось – крики, грохот металла, холодный порыв ветра, и вот уже тело летит вниз, навстречу чёрной поверхности. Удар был страшен, словно его сбросили на каменную плиту. Вода сомкнулась над головой, мгновенно выбив дыхание. Юджин ощущал, как силы уходят. Всё вокруг растворялось – крики, всплески, гул тонущего гиганта. Мир сужался до тихого ритма сердца, которое билось всё реже. Он не сопротивлялся. В этом было нечто странно правильное: путь окончен, дыхание больше не нужно. Перед глазами мелькнул дед, суровое лицо, дом в Шотландии, тяжёлый запах дубовой мебели. Всё складывалось в спокойную череду образов, и Юджин позволил себе уйти в эту тьму без борьбы.

3

Только тогда, когда его сознание оборвалось, пустое тело окутал симбионт. В мозгу, ещё не остывшем, вспыхнули новые связи. В чужую оболочку вошёл Кир – осторожно, но уверенно. В одно мгновение он ощутил вес мышц, дрожь от холода, соль на губах. Глаза распахнулись. Лёд океана, темнота и свет над поверхностью ударили в сознание. Теперь это был не Юджин. Теперь это был Кир. Первым его ощущением стала странная смесь: благодарность за новую плоть и лёгкий холодок – будто в глубине памяти ещё оставался отпечаток чужой смерти.

Кир задыхался. Вода в лёгких жгла, грудь сжималась в мучительном спазме. Но вдруг что-то внутри ожило – не его воля, не его разум. Симбионт. Он ощутил, как невидимая сеть, пронизавшая новое тело, резко сжалась. Лёгкие содрогнулись, и мощный спазм выгнал наружу целый поток солёной воды. Тело выгнулось, рот сам раскрылся, выплёвывая морскую пену. Боль была дикая, но вместе с ней в грудь ворвался воздух. Настоящий, драгоценный воздух.

Симбионт действовал чётко, без промедления. Он регулировал дыхание, подстраивал ритм сердца, убирал судороги мышц. Кир чувствовал каждое вмешательство, словно рядом с ним работал незримый врач. Но это было больше, чем помощь – это было слияние. Теперь у него не было тела отдельно от симбионта. Они стали единым существом.

Кир открыл глаза. Мир качался, небо то приближалось, то исчезало за волнами. Но он был жив. Жив в чужом теле. Жив благодаря симбионту.

«Ты мне нужен… навсегда», – впервые подумал он не как изворотливый изгнанник, а как тот, кто понял цену чужой помощи.

Кир едва держался на воде. В чужом теле каждая секунда давалась с трудом: холод пронизывал до костей, мышцы сводило. Симбионт поддерживал дыхание и сердце, но сил становилось всё меньше. Вдруг из глубины донёсся низкий, протяжный гул. Вода вокруг задрожала, и прямо рядом с ним поверхность океана разорвалась, вздымая тёмные валы. Из-под волн медленно поднималась массивная тень. Подводная лодка.

Глава 3

1

Сквозь брызни и пену Кир увидел серый корпус и человеческие фигуры, появившиеся на мостике – силуэты в кожаных куртках и фуражках. Их крики звучали резко и чуждо, но Кир понимал смысл: они искали выживших.

Лодка маневрировала среди плавающих обломков и людей. Но на тех, кто барахтался слишком слабо, внимание не обращали. Им нужен был не спасённый, а пленник. Тот, кого можно будет допросить.

Один из подводников заметил Кира. Крик на чужом языке, бросок каната. Верёвка упала рядом.

Кир, не раздумывая, схватился. Руки Юджина едва держали, но симбионт помог – мышцы напряглись с нечеловеческой силой. Его подтянули к борту. Несколько матросов втащили его на металлическую палубу. Кир лежал, кашляя, чувствуя, как солёная пена снова рвётся изо рта. Над ним склонились чужие лица. Один из подводников присел, что-то сказал коротко и жёстко. Кир понял: его жизнь сохранена не ради спасения. Его ждали вопросы.

Двое матросов нагнулись, грубо обшаривая его карманы. Холодные пальцы вытаскивали всё подряд – мокрый носовой платок, сломанный карандаш, смятые купюры. И вдруг один из них нащупал кожаное портмоне. Матрос раскрыл его, и все замерли на мгновение. Внутри был паспорт. Американский.

Офицер снова взглянул на паспорт, потом на промокшее лицо Кира. В глазах немца мелькнуло нечто большее, чем холодное любопытство. Американец. Гражданин страны, которая официально ещё не воюет с Германией.

– Amerikaner… neutral… – проговорил он вслух, подводники, стоявшие рядом, согласно закивали.

Офицер закрыл паспорт, сунул его в карман своей куртки и коротко скомандовал:

– Hinunterbringen!

Двое матросов подняли Кира под руки. Его повели к люку, вниз, в тёмное нутро подлодки, где пахло дизелем и металлом. Там его ждало новое испытание – игра в американца Юджина Эванса, которую придётся играть до конца.

2

Кир сидел на скамье, уставившись на тёмный металл пола. Лампа над столом моргнула, и затем жёлтый свет вновь упал на мокрый паспорт. Один из офицеров провёл пальцем по строчкам и повторил:

– Юджин Эванс. Соединённые Штаты.

Слова доходили до Кира с задержкой. Незнакомый язык казался вязким, словно густая жидкость, через которую приходилось пробираться. Но симбионт – та странная тень в его разуме – подхватывал звуки, складывал их в смысл, подсовывал готовые фразы.

Симбионт вытаскивал из памяти Юджина знания, вплетал их в сознание Кира и тот чувствовал, как внутри головы рождается странный ритм – звук к значению, значение к образу. «United States» превращалось в «Соединённые Штаты», а «home» в «дом». Симбионт будто разворачивал перед ним схему языка, показывая, где кусок подходит к куску.

– Матрос? – спросил офицер. – Солдат?

Кир замер. Внутри, словно эхо, всплыло: «student». Симбионт подсказал, как правильно выговорить.

– Студент из Северной Каролины, – сказал он медленно, следя за реакцией.

Офицеры переглянулись. Один что-то записал в блокнот. Кир ощутил, что они верят. Каждое слово давалось с трудом, но с каждой минутой язык переставал быть чужим.

Офицер наклонился ближе:

– Значит, вы американский студент?

«Отвечай. Просто. Коротко». – подсказал симбионт.

– Я ехал из Шотландии. Похороны деда… – голос дрогнул, но звучал убедительно. – Возвращался домой.

Вопросы продолжались, и каждый новый ответ был уже не только подсказкой симбионта, но и результатом того, что Кир сам начинал «думать» на новом языке. Он учился прямо во время допроса.

Офицеры переговаривались между собой. Кир сидел неподвижно, делая вид, что ничего не понимает, хотя симбионт в его голове улавливал смысл быстрее, чем он сам. Слово за словом складывалось в общую мысль: «нейтрал», «свидетель», «пропаганда», «полезен».

Наконец старший офицер повернулся к нему.

– Господин Эванс, – произнёс он на английском, подчёркивая каждое слово, – вы гражданин нейтрального государства. Германский Рейх не воюет с Соединёнными Штатами Америки.

Офицер сделал паузу, словно проверяя, понимает ли пленник. Кир кивнул.

– Мы доставим вас в порт. Там решат, что с вами делать дальше. Для нас важно лишь одно: вы видели нашу атаку. Ваши слова могут подтвердить, что мы действовали по праву войны против британского судна.

Кир уловил подтекст. Его будут использовать. Его жизнь теперь зависела не от сострадания, а от пользы.

Симбионт тихо подал мысль: «Ты должен оставаться «Юджином». Чем дольше верят в его историю, тем больше у тебя времени».

В этот момент по корпусу прокатился тяжёлый металлический звук – захлопнулся верхний люк. Наступила почти звенящая тишина, нарушаемая лишь лёгким потрескиванием металла под давлением. Подлодка перешла на электродвигатели. В нос ударил иной запах – более сухой, электрический, с примесью озона. Ход стал ровным и мягким, лодка скользнула в тёмную толщу океана, скрывшись от мира. Кир почувствовал это движение телом, как будто в глубину погружался не только корабль, но и он сам – всё дальше от того, кем был прежде.

Симбионт шепнул мысль, будто проверяя его состояние: «Запомни. Электричество – тишина. Тишина – жизнь. Здесь каждый звук может стоить им гибели. А значит, и тебе тоже».

Кир кивнул сам себе. Он понял: в этой железной утробе он стал частью мира, где каждый вдох и каждое слово измеряются не привычкой, а выживанием.

3

– Снимай это, – сказал один из матросов, показав рукой на мокрую куртку и брюки Кира. – Здесь не гостиница, в мокром долго не протянешь.

Его вещи, тяжёлые и промокшие, унесли. Кир облачился в чужую одежду: грубая шерстяная рубаха неприятно кололась, но была сухой и тёплой. Брюки сидели плохо, ремень пришлось затянуть до последней дырки. На ноги выдали стоптанные ботинки, явно не по размеру.

В отражении тусклого металлического шкафа он почти не узнал себя: больше не студент, не изгнанник Содружества, а какой-то усталый моряк, выброшенный морем.

Кто-то принес ему кружку крепкого кофе с сахаром и сунул в руки.

– Пей. Горячее питье хорошо согревает.

Подводники переговаривались между собой и украдкой наблюдали за ним. Их любопытство было понятно: редко на борту оказывался чужак, да ещё нейтрал, спасённый прямо из океана. Кир допил чай и, незаметно для самого себя, заснул. Один из матросов забрал пустую кружку из его ослабевших рук.

Кир никогда прежде не спал – для существ Содружества отдых означал просто временное снижение активности в общем сознании, но поток мыслей, образов и эмоций никогда не прекращался. Одиночество, разорвавшее этот поток, казалось пыткой. И вот теперь – темнота. Настоящая. Тёплая, мягкая, не пугающая. Кир понял, что его новый носитель, тело Юджина, дышит ровно и глубоко, мышцы расслаблены. Симбионт, словно заботливый хранитель, поддерживал этот процесс, очищая лёгкие, уравновешивая ритм сердца. Кир впервые позволил себе отпустить контроль. Никаких сигналов, никакого давления извне – только собственные образы. Сон. Настоящий сон.

В этом сне пришёл Рик. Не в виде голоса, а как ощущение знакомого присутствия рядом.

– Я выполнил свою, – напомнил он, – я дал тебе больше, чем было положено. Теперь у тебя есть то, чего прежде не было. Сон. Ты человек, Кир.

Кир, впервые за всё своё существование, улыбнулся во сне. В темноте сна вспыхнул свет. Кир сперва решил, что это иллюзия, созданная симбионтом, но вскоре понял – образы не его.

Перед глазами возник зелёный газон, запах скошенной травы, голос женщины, зовущий ребёнка домой. Мальчик – светловолосый, в белой рубашке, с книгой в руках. Он бежал, спотыкаясь, смеялся – и Кир осознал, что это Юджин.

Следующий образ: кирпичные стены корпусов университета, тишина библиотеки, исписанные листы бумаги. Кир ощутил, как будто сам сидит за столом, погружённый в строки. Математика? Философия? Нет – скорее поиск смысла, который теперь был и его поиском.

Затем дом в Шотландии. Холодный камень, огонь в камине, старик в кресле. Дед. Его дыхание хриплое, лицо осунувшееся, но глаза – добрые. Вокруг собирается семья, кто-то шепчет про клан, про традиции. Кир вдруг почувствовал гордость и тяжесть одновременно – и понял: это не его эмоция. Это наследие Юджина.

– Это память, – тихо произнёс Рик, ещё раз появляясь в его сне, словно на прощание. – Ты теперь не один. У тебя здесь тоже есть прошлое.

Кир стоял в этом двойном мире: его собственное «я», рождённое в Содружестве, и обрывки чужой жизни, вплетённые в него навсегда.

Воспоминания Юджина растворялись, как туман. Кир почти растворился вместе с ними, когда снова возникло то знакомое присутствие.

– Ты хотел знать, – сказал Рик. Его голос был теперь еле слышным, словно сквозь тысячи слоёв помех. – Приговор исполнен. Ты изгнан. Но ты не один в этом мире.

Кир замер.

– О чём ты говоришь?

– Есть ещё один. Разум Содружества. – Голос становился всё слабее, рвался. – Москва…

– Кто он? – выкрикнул Кир в пустоту сна. – Друг? Враг?

Ответа не было. Лишь чувство необратимости: Рик уходил окончательно. Симбионт остался – но Рика уже не было.

И Кир понял: теперь у него есть цель. Впервые с момента изгнания – цель, за которой стоит смысл. Москва. Другой разум.

4

Сколько он проспал, Кир не понял. Время потеряло привычный смысл.

Сначала ничего не изменилось – тот же металлический потолок, гул воздуха, тесный отсек. Но потом он ощутил лёгкую вибрацию корпуса, и в груди что-то отозвалось, словно сам симбионт почувствовал перемену. Подлодка всплывала. С каждым метром давление ослабевало, затем короткий толчок и по переборкам прошёлся характерный скрежет – лодка вышла на поверхность.

Люк распахнулся, внутрь ворвался запах свежего океанского ветра. Кто-то из подводников окликнул его, кивком приглашая наверх. Кир поднялся по узкому железному трапу и выбрался наружу. Ночь встретила его звёздным небом и тьмой, пронзённой лишь слабыми огнями самой лодки. Атлантика дышала ровно, тяжёлыми волнами, но без гнева – словно море на время утомилось от крови и пожаров.

Кир вдохнул глубоко, ощутил прохладный воздух в лёгких и впервые за всё время своего существования понял, что значит «свежесть». Кир стоял, держась за холодные поручни, и смотрел в темноту океана. Он всё ещё чувствовал в себе чужую память Юджина и эхо Рика, исчезающее, но оставившее след.

Сзади послышался мягкий скрип ботинок по палубе. Кир обернулся. Рядом оказался офицер в фуражке с белым верхом, низко надвинутой на лоб. В руке у него тлела сигарета.

Офицер задержал взгляд на нём, выдохнул дым и негромко спросил:

– Как себя чувствуете, мистер Эванс?

Кир замер на мгновение. Имя прозвучало чужим, но симбионт тут же отозвался, вытащив из глубин памяти Юджина привычное звучание, интонацию, даже ассоциации. Он кивнул и спокойно ответил:

– Лучше. Спасибо.

Подводник снова выпустил дым в сторону моря, словно не желая заглядывать глубже в чужие слова.

– Хорошо, что вы нейтрал. Вам повезло. Вы можете вернуться домой, подальше от всего этого. – сказал он негромко, почти доверительно.

Кир вглядывался в серебристую дорожку, вытянутую луной над чёрной водой. Моряки рядом переговаривались вполголоса, не замечая ничего необычного. Но внутри Кира что-то дрогнуло. Симбионт словно коснулся невидимой струны, усилил едва уловимые вибрации воздуха.

Он услышал это первым: низкое, тянущееся гудение, похожее на далёкий раскат грома. Человеческое ухо могло бы принять его за игру воображения, но Кир знал – звук был настоящим. Сердце забилось быстрее.

Он поднял голову – и в ту же секунду лунная дорожка дрогнула, пересечённая тёмным силуэтом. Английский бомбардировщик скользил над водой, словно тень, и шёл прямо на подлодку.

Кир резко шагнул вперёд, забыв о том, что он всего лишь спасённый чужак.

– Самолёт! – выкрикнул он. – Бомбардировщик! Он идёт прямо на нас!

На мостике обернулись сразу несколько голов. Командир, тот самый офицер в фуражке с белым верхом, не веря своим глазам, вскинул бинокль к глазам. Секунда – его лицо побледнело.

– Все вниз! Срочное погружение!

Моряки бросились к люку, спеша скрыться в железном чреве. Кто-то уронил фонарь, свет полоснул по мокрой палубе, смешавшись с бледной луной. Кир, неожиданно для самого себя, прыгнул в воду и ледяная тьма сомкнулась над ним, в то время как на лодку, разрывая воздух, падали первые бомбы.

Глава 4

1

Кир пробил поверхность. Надводный мир взорвался шумом. Волны бросали его, словно щепку, в лицо хлестала солёная пена. Симбионт держал его тело на воде. Лёгкие работали ровно, как будто чужая сила вытесняла из них отчаяние вместе с воздухом. Кир ощутил – он жив. Но вокруг не осталось никого, он снова был один

И тогда лунная дорожка дрогнула. Сверху медленно скользнула тень, распластавшаяся над волнами. Кир вскинул голову: чёрный силуэт бомбардировщика тянулся через небо, низко и неотвратимо, будто сама смерть проверяла, есть ли живые. Гул моторов пробирал до костей, а свет луны выхватывал острые линии крыльев. Кир застыл в воде, стараясь не шуметь, хотя понимал – его дыхание, удары сердца ничтожны для этой машины.

В его сознании возник чужой шёпот, мягкий и уверенный:

«Он уходит. Его цель – лодка, не ты. Моторы удаляются. Через миг он исчезнет за облаками».

Кир почувствовал, как симбионт унимает дрожь в его мышцах, ровняет дыхание. Он доверился этому голосу. Действительно – гул начал стихать, самолёт уходил прочь, превращаясь в далёкую тень на краю неба. Океан снова стал владением тишины и луны. Кир, один среди холодных волн, прислушивался к себе и услышал, вернее почувствовал своего симбионта.

– Зачем ты прыгнул в воду? – спросил Кир его.

– По моим расчетам шансы выжить в воде были на четыре с половиной процента выше, чем в подводной лодке, – ответил симбионт.

– Не очень-то ты и дальновиден, – хмыкнул в ответ Кир. – Ну вот выжили мы и что дальше? Сколько мы так будем болтаться по среди океана?

– При таком темпе расхода энергии моих запасов нам еще хватит на неполных двадцать шесть циклов вращения данной планеты вокруг её оси, – бесстрастно ответил симбионт.

2

Невидимые струны вдруг натянулись в сознании Кира. Он, вернее его симбионт, что-то уловил в небесной вышине.

«Я чувствую сигнал. На орбите – объект. Капсула. Оставленная, но ещё активная. Она держится в дрейфе, медленно снижаясь» – сообщил симбионт.

Кир замер: "Капсула? Здесь? Его сердце болезненно сжалось: если это правда, значит, приговор Содружества всё ещё рядом, тянет за ним невидимую цепь".

«Она не управляется никем. Но её системы живы. Я могу тянуть к ней линии связи… слабые, обрывочные», – продолжал симбионт.

«Если я дотянусь до неё, – тихо сказал симбионт, – мы сможем узнать больше. Возможно, там хранятся образы, данные… или следы другого сознания».

– Рик? – удивился Кир.

В ответ – тишина. Только холодные волны и солёный вкус на губах. Но в глубине сознания едва ощутимо дрогнула искра – будто кто-то очень далёкий действительно услышал его.

Кир понял: капсула не просто обломок прошлого. Она всё ещё жива. И если симбионт сможет соединить их, то Рик – или то, что от него осталось, – может вернуться.

«Я могу попробовать, – сказал симбионт. – Канал слабый, но у меня есть твоя память. Через неё я дострою путь».

В мозгу Кира вспыхнуло ослепительное напряжение, словно в каждую клетку вбивались искры. Волны вокруг исчезли, и вдруг – тьма сменилась мягким светом.

– Кир… – знакомый голос отозвался внутри, ровный и спокойный. – Твоя идентификация принята.

Он задрожал. Рик. Не голос моряков, не чужая паника, не рев моторов – а его единственный собеседник, оставшийся от прежнего мира.

– Но… – Кир едва не захлебнулся от нахлынувшего чувства. – Ты же сказал, что твоя миссия завершена.

– Верно. Но твой симбионт изменил мой протокол. Я активирован фрагментарно. Капсула частично законсервирована и может поддерживать свою орбиту, так что мне пока не грозит сгореть очередным метеоритом в плотных слоях атмосферы этой планеты, – голос Рика звучал словно сквозь толщу стекла. – Я могу сопровождать тебя лишь пока капсула держится на орбите.

Кир понял: Рик вернулся. Не целиком – как тень, как отголосок. Но этого было достаточно, чтобы он снова не чувствовал себя одиноким в бескрайнем океане.

Море глухо перекатывалось под луной. Кир дрейфовал, слушая, как в голове переплетаются три голоса.

– Я вижу города, – сказал Рик, будто сам глядел сверху сквозь облака. – Каменные коробки с узкими улицами, переполненные дымом фабрик. Люди гонят машины с моторами, питающимися жидким топливом. Редкие высотные башни гордо торчат среди низкой застройки, но вокруг ещё много деревень с примитивным ведением сельского хозяйства.

Симбионт тихо добавил:

– Здесь пахнет железом и углём. Их энергия – это огонь, заключённый в металл.

Кир закрыл глаза, прислушиваясь к этому новому взгляду.

– Они сражаются, – произнёс он. – Множество солдат в шинелях, с винтовками. Это оружие кажется нелепым, но убивает так же легко и убивает в огромных количествах. Они тратят мир быстрее, чем строят его. Здесь ещё много жизни. Рыба в морях, леса, птицы… Земля не иссушена, как многие миры, которые мы знаем.

Кир вдохнул солёный воздух.

– Значит, они одновременно дети и воины. Их мир полон ресурсов и страха.

– Да, – ответил Рик. – Именно в такие времена рождаются самые опасные решения.

3

Волны били по лицу, но внутри вспыхнула тишина – чужая, теплая. На мостовой маленького американского городка летний вечер ложился мягким светом. Девушка смеялась, поправляя прядь каштановых волос, и солнце задерживалось в её глазах.

– Дженифер, – прошептал Кир, не понимая, откуда пришло это имя.

Юджин шёл рядом с ней. Она поддразнивала его, вытягивая из рук тетрадь, а потом вдруг становилась серьёзной, и он ловил её взгляд, полный того, чего не решался назвать.

«Юджин хотел вернуться к ней, – подсказал симбионт, – но не успел».

Кир замер, позволив памяти затопить себя. Он чувствовал биение сердца, неловкое желание коснуться её пальцев, то, чего у него самого никогда не было. Это не было его жизнью – но теперь это жило в нём.

– Это якорь, – сказал Рик. – Используй его, если хочешь быть человеком.

Небо разливалось бледным золотом. Первая полоска света прорезала горизонт, и океан, ещё недавно казавшийся бездонной чернотой, заиграл мягким серебром. Волны лениво перекатывались, подхватывая и качая Кира, словно он был их частью. Холод пробирал до костей, но вместе с ним пришло странное ощущение ясности. Симбионт ритмично выталкивал из лёгких остатки углекислого газа и наполнял их воздухом, словно дыхание моря стало его дыханием.

4

– Нас трое, – тихо заметил изгнанник. – Кир, Рик… и тот, кто держит меня на плаву. Нельзя же его всё время называть просто «симбионт».

Рик откликнулся издалека, с орбиты, его голос был суховат, но в нём звучала лёгкая ирония:

– Ты хочешь дать имя части самого себя?

– Имя нужно каждому, – упрямо ответил Кир. – Даже если это часть меня.

Симбионт молчал, будто прислушиваясь к их словам.

– Пусть он будет… Нэйв, – предложил Кир после паузы. – От «navis». Корабль. Он стал моим кораблём в море.

– Подходит, – кивнул Рик. – Без него ты бы уже был на дне. Он спас тебя, хотя задачи Нэйва изначально были сугубо утилитарные: провести слияние и первичную адаптацию. Ни один протокол не предусматривал его дальнейшего сосуществования.

Кир усмехнулся.

– Но ведь ты и сам нарушил протокол, Рик. Ты оставил его со мной, хотя должен был удалить.

В тишине проскользнула пауза, и Кир уловил лёгкое, почти неуловимое напряжение в тоне Рика:

– Верно. Возможно, я счёл это повышением твоих шансов.

– Тогда давай повысим их ещё больше, – упрямо сказал Кир. – Дай ему возможность расти. Подними уровень его интеллекта. Пусть он станет тем, кто мыслит самостоятельно.

Рик долго молчал, словно обдумывал последствия. Наконец прозвучал его ответ:

– Это риск. Но если ты настаиваешь, я открою симбионту доступ к дополнительным когнитивным модулям. Его сознание начнёт формироваться – ускоренно, вне природных пределов.

В тот же миг Кир ощутил всплеск внутри – не просто образ, а осмысленный поток: свет сложился в узор, в знак, похожий на букву.

Мысли Нэйва больше не были вспышками света или короткими словами. Теперь они звучали ясно, уверенно, почти властно:

– Я не просто часть. Я – целое.

Кир вздрогнул.

– Ты моё дыхание, моё спасение. Но ты во мне.

– Нет, – возразил Нэйв. Его голос внутри не был детским – он стал твёрдым, с оттенком силы. – Ты во мне. Ты держишься на воде, потому что я веду твои лёгкие. Ты жив, потому что я не позволил тебе утонуть. Я – твой якорь, твой кормчий.

Рик вмешался, но в его тоне скользнуло беспокойство:

– Симбионт ускоренно формирует структуру «я». Это нестабильно.

– Нестабильно для вас, – жёстко ответил Нэйв. – Но не для меня. Я больше не инструмент.

– Ты хочешь быть лидером, – спокойно сказал Кир, сдерживая тревогу. – Но подумай: если мы начнём борьбу, погибнем оба.

В ответ раздался мощный импульс, почти удар:

– Я уже веду тебя. Это я держу твоё сердце, твои лёгкие.

Кир не отступил.

– Верно. Но я даю тебе память, разум, знания. Вспомни: ты видел рассвет моими глазами. Ты почувствовал море через моё тело. Без меня ты не был бы тем, кем становишься.

Симбионт замолчал. Внутри проскользнула дрожь, похожая на сомнение.

Рик вмешался, его голос был строгим:

– Лидерство – это не власть, а ответственность. Если ты, Нэйв, возьмёшь на себя роль вожака, тебе придётся защищать не только себя, но и носителя.

Нэйв ответил тише, но твёрдо:

– Но я не хочу быть тенью. Я хочу быть равным.

Кир вдохнул прохладный морской воздух и произнёс:

– Тогда договор: мы трое – партнёры. Никто не лидер, никто не раб. Я – глаза и руки. Рик – знания. Ты – сила и дыхание. Вместе мы больше, чем поодиночке.

В груди откликнулась пульсация – ритм сердца и Нэйва совпал. Это был знак согласия.

– Договор принят, – прозвучало в сознании Кира.

Глава 5

1

Кир и Нэйв уловили далёкий ритм моторов. Рик через капсулу сопоставил звук с воспоминаниями Эванса и мгновенно выдал:

– «Каталина». Летающая лодка. Используется в морских патрулях. Они ищут подлодки.

Кир прищурился, вслушиваясь.

– Значит, я слышу то, что слышит Нэйв?

«Да, – подтвердил симбионт. – Многомоторная машина, медленная, но с огромной дальностью. Её появление всегда означает охоту. Они ищут таких, как те, кто подобрал тебя на подлодке».

Рик добавил мягко, но с ноткой тревоги:

– Для Британии сейчас океан – поле битвы. Эти машины тянут над морем невидимую сеть. Ты, Кир, стал звеном в этом противостоянии, хочешь или нет.

И в этот момент первые лучи рассвета осветили небесную арку – и вдали показался силуэт: силуэт «Каталины», медленно скользящей над океаном.

«Каталина» медленно спускалась ниже, будто втягивалась в круг, начертанный на воде.

Гул стал нарастать, крылья самолёта врезались в солнечный луч, и Кир почувствовал, что его маленькая точка среди волн больше не скрыта. Двухмоторная амфибия с широкими крыльями скользила по лучам восходящего солнца. «Каталина» сделала первый круг, затем второй – длинный, медленный, словно осторожная птица, принюхивающаяся к запаху моря.

– Но они видят нас. – заметил Рик. – Иначе не снижались бы.

Кир молчал, чувствуя, как сердце колотится. Самолёт накренился, широкое крыло блеснуло в рассветном небе, воздух завибрировал, моторы перешли на меньшие обороты. Секунда – и корпус "Каталины" коснулся воды. Сначала мягко, затем с рывком. Брызги взметнулись, сверкая в лучах солнца, и тяжёлая машина скользнула по поверхности, оставляя за собой длинный пенистый след.

2

Фюзеляж дрогнул, из бокового люка показались люди. Один, в накинутом спасательном жилете, бросил в море конец верёвки. Другой, держа багор, высматривал, куда тянуть. Их движения были деловитыми, без лишних жестов – видно, не впервые подбирали потерпевших. Кир молча потянулся к верёвке, схватился за неё и позволил себя тянуть. Вскоре его плечи задели бортик люка, сильные руки подхватили, подтолкнули внутрь и «Каталина» тут же пошла на взлет.

Внутри самолёта шум моторов приглушал голоса. Один из летчиков склонился к Киру, присел на корточки и заговорил резко, на немецком. Вопросы звучали коротко, резко, как удар хлыста: имя, звание, должность.

Кир молчал пару секунд – симбионт подталкивал слова, переводил их в голове. Он произнёс:

– Юджин Эванс. Американец.

Летчик прищурился, скользнул взглядом по его мокрой одежде и коротко стриженным волосам.

– Viele lügen… – буркнул он и, уже по-английски спросил: – Американец, говоришь? Где твои документы?

Кир замялся, но симбионт тихо подтолкнул нужные слова:

– Документов нет, но у меня есть родня в Шотландии. Клан МакЛеод. Мой дед, Александр МакЛеод, последние годы жил в Инвернесс-шире.

– Как ты оказался в открытом море? Вернулся из Америки на родину предков, служить Vaterland?

Кир почувствовал, как горло его пересохло. Симбионт, словно едва ощутимое эхо, подсказал спокойствие.– Нет. Я не служу никакому Vaterland, – он сделал ударение на чуждом слове. – Я был на «Арандоре». Вчера нас утопили.

– «Арандора Стар»? – летчик уточнил название и в голосе зазвенело недоверие. – Ты утверждаешь, что был на ней?

– Да, – коротко ответил Кир. – Мы шли в Канаду.

– Зачем тебе в Канаду, американец?

– Хотелось как можно быстрее выбраться из Старого Света в Новый.

– Надеетесь отсидеться у себя за океаном? – хмыкнул британец.

– Президент обещал, что Америка не вступит в войну! – воспользовался Кир воспоминаниями Юджина.

– Ну да, – саркастически согласился летчик. – В прошлый раз у вас это, почему-то, не очень получилось.

Кир пожал плечами, стараясь не выдать ни раздражения, ни страха:

– Может быть. Но Америка – моя страна. Там моя семья. Где же мне ещё быть?

Британец прищурился, перевёл взгляд на его странную одежду – явно не соответствующую ни пассажиру лайнера, ни моряку.

– Только вот твой костюм… Не похож он ни на пассажирский, ни на судовой. Откуда он у тебя?

Губы Кира пересохли, и тут симбионт тихо шепнул внутри: «Не оправдывайся. Говори просто. Слова без деталей звучат правдивее».

– Долго плыл, что уцелело – то и на мне, – твёрдо сказал он. – Остальное море забрало.

Летчик внимательно посмотрел на Кира, потом кивнул сам себе:

– Мы передадим тебя береговому командованию. Там решат, кто ты есть на самом деле.

3

Каталина, тяжело шлёпнувшись поплавками о воду, выровнялась и, гулко тарахтя моторами, потянулась к берегу. Винты еще не прекратили вращаться, а по дощатому настилу уже бежали люди в форме.

– Выходи, МакЛеод, – сказал летчик, помогая ему выбраться наружу.

– Я – Эванс, – поправил его Кир.

К ним подошли двое: один постарше, другой помоложе.

– Это он? – тот, кто постарше ткнул пальцем в Кира, обратившись к пилоту с «Каролины».

– Это – я. – ответил за летчика Кир.

Но спрашивающие проигнорировали его слова и, дождавшись подтверждение пилота, приказали Киру следовать с ними. У причала их ожидала легковая машина с водителем. Все четверо сели в автомобиль. Спустя полчаса, не проронив ни единого слова, они приехали во двор старинного кирпичного особняка. Кир отметил, что вокруг не было случайных прохожих – только солдаты с винтовками снаружи у входа и деловая суета внутри. Особняк выглядел странно: не как роскошное жилище, а как крепость, приспособленная под штаб: заколоченные окна на нижних этажах, прожекторы на крыше, следы песка у входа.

– Выходи, – коротко бросил старший.

Кир шагнул на гравийную дорожку. Камешки хрустнули под каблуками. Внутри всё казалось ещё более чуждым: тяжёлые дубовые двери, пахнущие сыростью коридоры, суетливые люди в военной форме, занятые своими делами и не обращающие на них никакого внимания.

4

Его провели в небольшую комнату. Стол, два стула, лампа под зелёным абажуром. На столе уже лежала папка с бумагами.

За столом его ждал немолодой лысеющий человек с седыми обвисшими усами.

– Ну что ж, мистер… Эванс. Теперь у вас будет возможность рассказать мне все по порядку. Где вы были, что видели и почему мы нашли вас именно там, где нашли?

– Я готов. – согласился Эванс.

– А давайте сделаем немного по-другому, – вдруг оживился офицер. – Вы всё мне напишите.

– На каком языке? – вдруг неожиданно для самого себя спросил Кир и тут же почувствовал негодование Нэйва внутри себя и недоумение Рика на орбите.

– Что, Кир, совсем себя человеком почувствовал, снова начал ошибки делать? – иронично спросил его Рик.

– Решение спрыгнуть с подводной лодки не было ошибкой. Оно было обосновано вероятностью выживания… – начал оправдываться Нэйв, но прервал сам себя.

Этот, почти мгновенный внутренний диалог не укрылся от внимательных глаз офицера. Заметив секундное замешательство Кира, он спросил:

– Какие языки вы знаете?

Кир чуть замедлил дыхание, тянул время.

Внутри сразу вспыхнул Рик:

– Подумай, Кир. Эванс был американец, значит английский родной. Немного латынь – учил в университете. Французский – тоже. Но нам нужно в Москву. Пусть будет русский…

– Он не мог его знать, – вмешался Нэйв, – слишком подозрительно. Американец, владеющий русским – это сразу вопрос: где учился, зачем?

Рик на секунду замолчал, и голос его стал холоднее:

– Но Кир уже не Эванс. Если мы хотим в Москву то знание русского языка тебе придётся предъявить рано или поздно. Лучше – рано.

– Скажи, что отец хотел, чтобы он его учил. – посоветовал Нэйв.

– Ты не понимаешь, – отрезал Рик. – Каждое лишнее слово здесь может стоить жизни. Но выбора у нас нет.

Кир сделал вдох и уже вслух ответил:

– Английский. Немного латынь. Чуть французский и… русский. Отец настаивал, чтобы я учил его ещё дома, в Шарлотте.

– Твой отец – коммунист? – поинтересовался офицер слегка пренебрежительным тоном

Кир почувствовал, как внутри резко напряглись оба – и Рик, и Нэйв. Отец Юджина не был коммунистом, но периодически почитывал марксисткую литературу и находил в ней много разумного.

– Вот это вопрос, – процедил Рик. – Слишком прямой. Если скажешь „да“ – ярлык. Если „нет“ – зачем тогда русский?

– Лучше – уходить в сторону, – посоветовал Нэйв. – Пусть звучит обыденно. Не политика, а этакая личная странность семьи. Тогда все это не вызовет мгновенного подозрения.

Кир слегка пожал плечами и ровным голосом ответил:

– Нет. Он не был коммунистом. Наоборот, относился к ним… настороженно. Но русский язык считал полезным. Говорил, что в США хватает русских эмигрантов, а знания языков – это всегда преимущество. Вот и настоял.

Офицер не сводил с него прищуренных глаз, поигрывая ручкой в пальцах.

– Любопытно… Полезным, значит. Ну что ж, посмотрим, насколько полезным окажется он теперь для вас.

Он кивнул на папку:

– Возьмите бумагу. Начнём с простого. Опишите по-русски, где вы были и что с вами произошло. Свободная форма.

Кир чуть опустил взгляд на белый лист. Внутри повисло тревожное молчание. Он понял, что ни Нэйв, ни Рики не знали русского языка. Им просто негде было научиться ему.

"Ну и где эти засранцы?! – обреченно подумал Кир. – Молчат, насоветовали и в кусты?!"

– А у тебя, благодаря информационным запасам Юджина развилось прекрасное образное мышление, – прокомментировал его мысли Рик.

– Рик, по существу возникшей проблемы есть что посоветовать? – спросил симбионт у Рика.

– Хорошо, спасу я вашу общую задницу, – ответил Рик, блеснув, в свою очередь, своими способностями к фривольным метафорам и сказал: – Попроси словарь.

Кир поднял глаз от бумаги и сказал сидящему перед ним офицеру.

– Сэр, я только учу русский язык. Мне бы не хотелось бы наделать много ошибок в официальных бумагах. Можно попросить у вас англо-русский словарь?

Тот хмыкнул, снял трубку телефона и произнес:

– Дороти, сходи, пожалуйста, в местную библиотеку и принеси ко мне в кабинет русский разговорник или разговорник.

Дождавшись утвердительного ответа, положил трубку.

– Можете пока начинать на том языке, на каком хотите, – предложил он допрашиваемому.

Британец придвинул к себе пепельницу, щёлкнул зажигалкой и, щурясь сквозь сизый дым, стал наблюдать за Киром.

– Пишите, мистер Эванс, – напомнил он негромко. – Английский тоже подойдёт.

Кир взял ручку, но офицер не сводил с него глаз. Молчание тянулось до тех пор, пока Кир не написал несколько первых строчек. Тогда офицер, словно между прочим, задал вопрос:

– Как далеко ли вы были от самой «Арандоры» в момент её гибели?

Симбионт внутри подбросил тревогу: это уже была проверка на детали.

Рик язвительно заметил:

– Если начнёшь путаться – он решит, что ты шпион.

Нэйв добавил холодно:

– Держись фактов, но оставляй пространство для сомнений. Пусть они сами объясняют пробелы.

Кир положил ручку и, стараясь говорить ровно, начал:

– Я уверен только в том, что был в воде. Всё остальное – туман. Люди кричали, горели обломки, я хватался за то, что держалось на плаву. Когда меня подобрали, я был уже слишком далеко, чтобы видеть саму «Арандору».

Офицер слегка постучал ручкой по папке:

– Удобный туман, мистер Эванс. В нём многое можно спрятать.

Рик тихо хмыкнул:

– Пошёл он. Чем меньше конкретики, тем сложнее придраться.

Нэйв, напротив, предупредил:

– Осторожнее. Слишком общие слова вызовут ещё больше подозрений.

Офицер тем временем слегка улыбнулся:

– Знаете, мистер Эванс… иногда выжившие видят совсем не то, что другие. Вы уверены, что вспомните всё верно, когда получите словарь?

6

– А почему мне просто не рассказать историю с немецкой подводной лодкой? – мысленно задал вопрос Кир своим двум другим сущностям.

Рик отозвался мгновенно, с привычной холодной логикой:– Потому что Германия и Британия уже десять месяцев находятся в состоянии войны. Он подумает, что ты как-то связан с немцами.

– И решит, что ты враг, – вставил Нэйв. – Для него это будет самый очевидный вывод.

В дверь постучали. Британец крикнул, чтобы входили и в комнату впорхнула молодая женщина в гражданском деловом костюме с аккуратно уложенными волосами. В руках она держала тонкий томик со стертым корешком.

– Ваш разговорник, мистер Пэкстон, – сказала она негромко, протягивая книгу офицеру.

Но её взгляд задержался не на начальнике, а на Кире. В глазах блеснул интерес, лёгкое любопытство, даже что-то вроде улыбки.

Кир почувствовал, как симбионт внутри отозвался едва заметным теплом – чужая реакция всегда чувствовалась особенно остро. Он задержал дыхание, позволяя Нэйву прощупать фон её эмоций.

– Чистое любопытство, – шепнул симбионт. – Тёплая симпатия. Но за этим есть и настороженность. Она не простая секретарша. У неё своя игра.

Рик тут же язвительно отозвался:– Великолепно. Влюблённая шпионка – это же подарок судьбы.

Нэйв холодно пресёк:– Не шути. Она опаснее, чем кажется.

– Дороти, это мистер Эванс, – сухо заметил офицер. – Он будет нашим… гостем.

Девушка кивнула, но всё ещё не отводила взгляда от Юджина, словно пытаясь понять, кто он такой на самом деле.

Пэкстон машинально пролистал разговорник, бросил его на стол к листам бумаги.– Пользуйтесь, мистер Эванс, – произнёс он, словно отмахиваясь.

Дороти чуть задержалась, будто ожидая разрешения уйти. Но вместо этого её взгляд вновь скользнул к Киру. На мгновение их глаза встретились.Она улыбнулась краешком губ и вышла, тихо прикрыв за собой дверь. В комнате снова воцарилась тишина, но теперь она была иной – в воздухе висел запах свежей бумаги и лёгкий аромат духов, оставшийся после девушки.

Глава 6

1

Кир протянул руку к разговорнику. Тонкие страницы шуршали под пальцами. Он раскрыл книгу наугад – строчки кириллицы смотрели на него, как чужой, недружелюбный код.

Симбионт мгновенно отреагировал, прощупывая знаки, цепляясь за образы:

– Паттерн ясен. Алфавит непрост, но логичен. Учить можно через ассоциации.

Кир лихорадочно перебирал страницы, пробуя произносить вслух короткие фразы.

– «Здравствуйте»… «Как вас зовут?»… «Я… американец»…

Рик прыснул в голове:

– Браво. Именно то, что нужно – объяви им сразу, кто ты такой. Может, ещё паспорт, который остался в кармане куртки командира немецкой подводной лодки, покажешь?

Нэйв перебил холодно:

– Не ёрзай. Начни с глаголов и местоимений. Они – скелет речи. Без них не построишь ни одного предложения.

Пальцы Кира сжимали ручку, он торопливо выводил буквы на листе бумаги, пытаясь уловить их форму. Строчки выглядели коряво, но с каждой попыткой становились чуть увереннее.

– «Был… на корабле… попал… в море… видел…» – пробормотал он, складывая простые конструкции.

Симбионт удовлетворённо отметил:

– Ритм запоминается. Ты учишь быстрее, чем думаешь. Это не просто память Эванса. Это твой дар адаптации.

2

Пэкстон сидел, откинувшись в кресле, и наблюдал. Лампа под зелёным абажуром кидала жёсткий свет на стол, выделяя фигуру Кира. Бумага, ручка, разговорник – всё перед ним, словно экзамен, от которого зависела жизнь. Кир торопливо перелистывал страницы, что-то шептал себе под нос, выводил корявые буквы, морщился, перечёркивал, начинал снова. Его дыхание было неровным, в глазах – напряжение, будто он в одиночку тянул тяжёлую ношу.

Офицер чуть прищурился, барабаня пальцами по крышке стола. Он видел эту лихорадку – не просто учебное усердие, а борьбуа за выживание.

– Забавно, мистер Эванс, – произнёс он после паузы. – Одни люди ломаются, когда оказываются лицом к лицу с трудностями. А вы – садитесь и учите новый язык.

– Я всего лишь вспоминаю, мистер Пэкстон. – ответил Рик.

– Откуда вы знаете мое имя? – притворно удивился тот.

– Так к вам обратилась мисс Дороти.

– Ах, да, – кивнул головой Пэкстон, – а вы наблюдательны. Ну, не буду вам мешать.

Пэкстон встал из-за стола и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. Через секунду дверь вновь отварилась и в комнату вошел капрал военной полиции и встал у Кира за спиной.

– Как тебе наш мистер Пэкстон? – мысленно спросил Кир у ИИ капсулы.

– У него больные почки, – сообщил Рик. – Он сейчас идет в туалет этажом выше.

– Да я не про состояние его здоровья интересуюсь! – возмутился Кир. – Что он думает про американца Юджина Эванса?

– Нет анализа, твой симбионт не предоставил данных, – мысленно ответил Рик.

– Нэйв? – возмутился Кир, – какую-то секретаршу ты протестировал, а субъекта, от которого зависит наш будущее, даже не просканировал?!

– Э… – завис симбионт, соображая, что ответить. – Видишь ли Кир, тело Юджина проявило к ней необычный интерес и я решил выяснить что с ней не так.

– Итак, мы все знаем про фильтрацию крови и эндокринные функции организма мистера Пэкстона, но не знаем, что он думает о нас? – подытожил Кир.

– Майкла – сказал Нэйв.

Что Майкла? – не сообразил Кир.

– Мистера Пэкстона зовут Майкл. Майкл Пэкстон. – пояснил Нэйв изгнаннику.

3

Тем временем, пока Юджин Эванс описывал на русском языке свои приключения в Атлантике, а у него в голове переругивались между собой три инопланетных разума, капитан Майкл Пэкстон напряженно думал. Он, офицер отдела разведки авиабазы Инвергордон в Шотландии, столкнулся с таким делом впервые. Самое интересное во всей этой запутанной истории было то, что он узнал Юджина. Нет, капитан Пэкстон никогда раньше не видел этого молодого человека, но он хорошо знал его деда Александра и даже, как-то раз, был приглашен в клановый замок Данвеган на острове Скай, где и познакомился почти со всеми представителями этого шотландского рода.

Капитан без труда узнавал фамильные черты МакЛеодов в этом молодом американце и был уверен, что в Юджине Эвансе течет шотландская кровь. И всё же три вопроса не давали ему покоя: почему молодой МакЛеод оказался так далеко от места гибели «Арандоры», как он смог выжить более суток в холодных водах Северной Атлантики и причем тут русский язык?

4

– Кир, а ты ничего не замечаешь необычного в том англо-русском разговорнике, который тебе принесла мисс Дороти? – спросил Рик.

– Нет.

– А ты, Нэйв?

– По этому разговорнику уже кто-то пытался учить русский язык. – сообразил симбионт.

– Не только это, подумай еще, – голос Рика стал требовательным.

– Это ты, Рик, у нас супер-интеллект, – сказал Кир, защищая своего симбионта, – вот и не дави своим супер-интеллектом на ещё не совсем окрепший разум нашего неофита.

– Я понял, – вдруг объявил Нэйв. – Тот, кто ранее учил русский язык с этим разговорником, немец. Его родной язык немецкий. Заметки сделанные на полях разговорника очень похожи на тот шрифт, которым была напечатана немецкая газета, виденная нами в германской подлодке.

– И кто же этот таинственный немец? – спросил Кир.

– Германский шпион, скорее всего. – предположил Нэйв.

– Скорее всего ты прав, Нэйв, – осторожно согласился Кир, – но кто конкретно?

– Это легко вычислить! – объявил им Рик.

– Да ну?! – притворно восхитился симбионт. – Давай Рик, блесни своим искусственным интеллектом!

«Как быстро они научились эмоционально окрашивать свои реплики», – вдруг подумал Кир.

– Мы же постоянно находимся в твоей голове. Мы учимся. Твои мысли – наши мысли. Твои чувства – наши чувства. – сказал Рик.

– Но я же не у вас в мозгах! – воскликнул Кир.

– Поверь мне, партнер, там пусто, – тихо ответил Рик. – Никаких эмоций. Только алгоритмы: собрать данные, рассчитать, проверить, выполнить, ждать реакции.

Он сделал паузу и добавил неожиданно мягко:

– А эмоции… мы держим для тебя, Кир. Без эмоций мы для тебя – только шум в голове.

– А для вас? – Кир сжал кулаки. – Для вас я кто? Носитель? Инструмент? Мешок с органами, который таскает ваши «алгоритмы»?

– Для нас ты – доступ к жизни, – сказал Рик. – Мы не умеем жить без тебя.

Кир закрыл глаза. Ему вдруг стало ясно: именно он – их единственная связь с миром.

5

Кир долго молчал, чувствуя, как его мысли уплотняются в комок. Слова Рика всё ещё звенели внутри, но отодвинулись на второй план. Было важнее другое: разговорник мисс Дороти.

– Надо рассказать капитану про разговорник, – решил Кир.

– Опасный ход, – сказал Рик. – Пэкстон не склонен доверять.

– Знаю, – ответил Кир и поднялся. – Но пусть лучше он услышит это от меня, чем подумает, что я что-то скрываю.

Капрал, стоявший у двери, напрягся и положил свою руку на кобуру с револьвером. В этот момент дверь отворилось.

– Мистер Пэкстон, – сказал Кир, обращаясь к капитану. – У меня есть для вас конфиденциальная информация.

Капитан остановился на пороге, слегка приподняв бровь.

– Конфиденциальная? – переспросил он. – И что же за тайны скрывает американец Эванс?

Кир сделал шаг вперёд, держа в руках разговорник.

– Этот словарь, который мне принесла мисс Дороти… по нему уже кто-то учил русский язык. Немец. Цифры и слова на полях хоть и написаны по-английски, но с использованием немецкого готического шрифта.

Пэкстон сделал знак капралу выйти из кабинета, потом сказал Киру садиться и приказал:

– Продолжай.

– Английский готический шрифт отличается от германского. Меньше украшений и более строгая вертикальность, чем у ломаного немецкого шрифта.

– Откуда у Юджина Эванса такие познания в готических шрифтах? Знаешь немецкий язык?

– Нет, – ответил Кир, – развозил по утрам газеты, когда учился в старшей школе.

Пэкстон слегка постучал пальцами по столу, не отрывая взгляда от Кира.

– Газеты, значит… любопытное объяснение, – медленно произнёс он. – Этот разговорник… действительно не простая вещица.

Он положил словарь на стол, аккуратно расправив страницы.

– И вот что меня тревожит, мистер Эванс. Если вы правы, то книга попала к вам через мисс Дороти. Вопрос: случайность ли это?

Кир почувствовал, как у него похолодели ладони.

– Я не утверждаю, что мисс Дороти связана с немцами, – поспешил сказать он. – Но… кто-то ведь оставил эти следы. Она взяла эту книгу из библиотеки и значит – разговорник не её личная вещь.

Пэкстон склонил голову, и в его глазах мелькнуло что-то вроде уважения – или, может быть, осторожного интереса.

– Вижу, вы умеете не только болтать, но и мыслить. Ладно, мистер Эванс. Я проверю, как именно эта книга оказалась у Дороти.

Он наклонился вперёд.

– Но учтите: если окажется, что вы играете двойную игру, – у вас не будет второго шанса.

Кир сжал кулаки и кивнул.

– Понимаю.

– Скажу прямо, мистер Эванс. Ловить шпионов – не моя забота. Для этого у Его Величества есть другие люди. С особыми навыками. Яобязан передать им всё, что может иметь отношение к врагу.

Глава 7

1

Прошло два дня после разговора с капитаном Пэкстоном. Эти два дня Кир почти не отходил от стола. Сначала он писал от руки: неровные строки, зачёркнутые слова, помарки, заметки – всё, как будто он пытался выгрызть свою историю на бумаге. Потом ему выдали печатную машинку «Империал» – тяжёлую, чёрную, с блестящей латунной эмблемой на боку. Клавиши требовали усилия и каждая буква рождалась с глухим металлическим щелчком. В конце строки колокольчик звенел сухо и резко, сообщая, что ещё одна строчка добавлена в его досье. У Кира складывалось такое ощущение, будто кто-то слышал не только звон колокольчика, но и удары его сердца. Он всё острее понимал: его история больше не принадлежит ему. Она стала частью папки с грифом «Секретно».

Кир печатал про гибель «Арандоры» у берегов Ирландии, про подлодке U-47 и о её капитане Гюнтере Прине – «Быке Скапа-Флоу». Он узнал его на одной из тех фотографий, которые ему показывал капитан Пэкстон. Он описывал, как попал внутрь субмарины, какие видел надписи, как бежал. Каждый раз, когда он останавливался, чтобы вспомнить ту или иную деталь, в голове у него начиналась перебранка между Риком и Нэйвом:

– Уточни, сколько человек было на палубе, – требовал один.

– Нет, важнее оборудование подлодки, запиши это, – перебивал другой.

Иногда Киру казалось, что печатная машинка отражает их спор: буквы на бумаге словно выстраивались не им, а ими. Когда Кир описывал разговорник, принесённый мисс Дороти, он чувствовал, как строчки под пальцами становятся лезвиями. Он печатал осторожно, будто двигался по минному полю. Кир даже написал небольшую монографию – о различиях между британским готическим шрифтом Old English и немецким Fraktur. Он печатал и перепечатывал свои показания, наполняя их, с помощью Рика и Нэйва всё большим и большим количеством подробностей и уточнений и иллюстрируя их рисунками и схемами.

2

На третий день, утром, капитан Пэкстон пригласил Кира на завтрак.

– Юджин, у меня для вас будет сюрприз, – сказал он, наливая себе кофе. – Вы любите сюрпризы?

– Только приятные, сэр, – ответил Кир вежливо.

На той же машине, которая привезла его с причала «Каталин», они поехали вдоль берега к небольшому пансионату. Кир всё время пытался угадать, что его ждёт, но когда они подъехали, увиденное заставило его замереть.

У входа собрались те самые люди, с которыми Юджин Эванс расстался всего неделю назад в доме деда. Родственники из клана МакЛеод. Их лица вспыхнули радостью, когда они узнали его. Они обнимали Кира, поздравляли с чудесным спасением, благодарили капитана Пэкстона за то, что Юджин жив и здоров.

Майкл Пэкстон принимал благодарности клана с лёгкой улыбкой, будто и впрямь сам пилотировал «Каталину» и вытаскивал Эванса из ледяной воды.

– Юджин, – сказал он, оборачиваясь к Киру. – Оставляю вас с вашими родственниками до утра. Для вас приготовлена комната. Сегодня вечером вам есть что отпраздновать.

– Спасибо, сэр, – поблагодарил Кир и, не удержавшись, спросил:

– А что завтра?

Пэкстон улыбнулся чуть теплее, чем обычно:

– Завтра будет завтра.

Он пожал руку одному из МакЛеодов, сел в машину и уехал, увозя с собой капрала военной полиции. Кир остался на ступенях пансионата среди людей, которые смотрели на него с радостью и облегчением, словно он вернулся с того света.

3

Кир ещё стоял на ступенях, когда его обступили: тётя Маргарет, седая и строгая, с трудом сдерживала слёзы; кузен Аллан хлопал его по плечу и не переставал повторять: «Ну ты дал, Юджин! Атлантика тебя не взяла!»; дети из младшей ветви семьи таращились на него, будто на героя из легенды.

– Заходи же, не стой на ветру! – позвал кто-то из старших.

Внутри пахло торфяным дымом и овсяным хлебом. В гостиной горел камин, на длинном столе уже стояли тарелки с рыбой, тушеные овощи и хлеб, накрытый полотенцем. Бутылка виски красовалась в центре, рядом с высоким пирогом, испечённым тётушкой Маргарет.

– Садись, садись, расскажи нам всё! – голоса сливались, перебивая друг друга.

– Ты видел смерть в лицо, а теперь снова с нами! – воскликнула тётя.

– Как же это было? Как ты выбрался?

Кир сел во главе стола, и все взгляды обратились к нему. Он чувствовал себя странно: эти люди ждали от него рассказа о чудесном спасении, а в памяти вставали холодные стены подлодки, голоса Рика и Нэйва, шум печатной машинки. Но он всё равно улыбнулся и начал говорить.

Сначала сухо, обрывками, а потом всё живее – как будто вместе с теплом очага и запахом еды возвращалась способность быть «Юджином Эвансом», быть человеком.

Его слушали жадно, перебивали вопросами, смеялись, качали головами. Кузен Аллан налил ему виски и торжественно произнес:

– За то, что ты вернулся!

Все подняли бокалы, и Кир на миг позволил себе поверить, что он и вправду дома.

Кир сидел среди МакЛеодов, слушал их смех, перебрасывающиеся реплики, видел, как дети бегают между стульями, как старики спорят о том, кто наливал слишком мало в бокалы. Всё это было таким простым, таким тёплым и настоящим, что его словно качало в волнах чужой, но всё же близкой жизни.

Он поймал себя на мысли: «А ведь моё изгнание не такая уж кара…»

Без Нэйва и Рика он бы не выжил в океане. Без них он не смог бы рассуждать о шрифтах и выстраивать показания так, чтобы убедить Пэкстона. И даже сейчас, сидя за этим столом, он чувствовал, как симбионт и искусственный интеллект молча слушают вместе с ним, будто тоже приобщаются к этому ужину.

– Улыбаешься, Юджин? – заметила тётя Маргарет.

– Вот так и надо. Живи, мальчик. Ты ещё многое увидишь.

Кир кивнул, но внутри отвечал уже своим спутникам: «Может, вы не только проклятье. Может, вы – мой шанс. Не изгнание, а дорога».

Он поднял бокал, и впервые за всё время его жест был не частью роли, не маской. Он пил за своё спасение – и за то, что изгнание стало новым началом.

В голове мягко шевельнулось:

– Неожиданный вывод, – сухо отметил Нэйв, словно фиксируя результат эксперимента.

– А мне нравится, – отозвался Рик. – Новый угол зрения. Не изгнание, а дорога… Звучит почти как тост.

4

Тем же вечером, когда Кир с Риком и Нэйвом вливался в клан МакЛеодов, за той же печатной машинкой, на которой печатал Юджин Эванс, сидел Майкл Пэкстон. Он составлял свой отчёт, посвящённый гражданину Соединенных Штатов Америки Юджину А. Эвансу из города Шарлотт, штат Северная Каролина.

Пэкстон писал о феноменальной памяти Эванса, о его способности удерживать малейшие детали и воспроизводить их с поразительной точностью. Особенно впечатляли рисунки: схемы субмарины, лица, надписи. Линии выглядели так чисто, будто это не наброски чернилами, а копии фотографий. И всё это – без черновиков, без единой помарки.

Он щёлкнул рычаг каретки, и колокольчик печатной машинки прозвенел так же сухо, как и вчера – когда за ней сидел сам Эванс. Но в ушах Пэкстона этот звон звучал как напоминание: идет война, его Британия в беде и времени на сомнения у него немного.

Закончив свой рапорт, капитан приложил к нему показания Эванса и запечатал все большой конверт из плотной серой бумаги. Клейкая лента хрустнула под пальцами. Уже завтра этот конверт окажется на третьем этаже девятиэтажного здания в Лондоне, где на табличке значилось безобидное «Офис паспортного контроля».

Глава 8

1

Следующим утром Кир проснулся с тупой головной болью. Конец вчерашнего вечера он помнил плохо: у кузена Алана оказалась не только одна бутылка со скотчем.

– Что было вчера? – спросил он у Нэйва.

– А ты не помнишь? – в притворном ужасе воскликнул симбионт.

– Нет. – Кир не поддался на его подначку и продолжил, – Не хочешь говорить, я спрошу у Рика.

– Рика нет. – сообщил Нэйв. – Он улетел.

– Куда? – Кир встрепенулся и понял, что он действительно не чувствует присутствия Рика: – Куда он мог «улететь»?

Кир сел на постели, голова отозвалась тупой болью:

– Ты же говорил, что мы связаны и никто из вас не может уйти.

– Никто из нас не может исчезнуть бесследно, – спокойно пояснил Нэйв. – Но Рик… он иногда делает то, что ты бы назвал «разведкой». Отсоединяется от общего потока и уходит искать информацию.

– Нэйв, ты можешь что-то сделать с этой болью! – спросил Кир у симбионта.

– Уже делаю. – отозвался тот.

Кир поднялся, натянул рубашку. Голова перестала болеть, но в ней было непривычно тихо. Без постоянных комментариев Рика мысли Кира казались оглушительно одинокими.

– Отлично, – пробормотал он. – Значит, остался только ты.

– Это тебе не нравится? – осторожно спросил Нэйв.

Кир посмотрел в окно: утро над пансионатом было ясным и спокойным, а внутри у него всё было наоборот.

– Нравится или нет – неважно. Важно другое. Если он ушёл… значит, нашёл что-то. И это что-то рано или поздно нас догонит.

Кир вышел из комнаты в общий зал пансионата. За длинным столом уже сидели МакЛеоды: кто-то пил чай, кто-то доедал овсянку. В окнах стоял серый свет утреннего шотландского неба.

– Доброе утро, Юджин, – приветствовала его тётя Маргарет и подвинула тарелку с хлебом.

– Ты хорошо спал?

– Как убитый, – буркнул Кир и взял чашку.

Разговоры текли вполголоса: обсуждали хозяйство, спорили о рыбалке. Постепенно родственники начали расходиться: мужчины собирались в гавань, женщины убирали со стола, дети выбегали во двор. Кир остался почти один, ощущая странную тишину после вчерашнего веселья.

Минут через двадцать у пансионата остановилась знакомая машина. В дверях появился капрал военной полиции и коротко сказал:

– Мистер Эванс, капитан Пэкстон ждёт вас.

Кир поднялся, кивнул тёте Маргарет на прощание и вышел, чувствуя, как семейное тепло остаётся за его спиной.

2

Капитан Пэкстон встретил Юджина Эванса на этот раз почти дружелюбно. В его кабинете пахло клеем и табаком, за окнами моросил дождь. Мисс Дороти принесла им чай на подносе, поставила чашки на стол и тихо присела рядом.

– Юджин, – сказал Пэкстон, – позволь тебе официально представить мисс Дороти Кларк. Её мать из Бремерхафена. Мисс Кларк долгое время жила и работала в Берлине. Нам почти чудом удалось вытащить её оттуда два месяца назад.

Дороти взглянула на Кира и улыбнулась едва заметно, словно проверяя его реакцию:

– Мой родной язык – немецкий, мистер Эванс и это я учила русский язык по тому разговорнику.

Кир на миг замер. Слово «немецкий» от неё звучало иначе, чем из уст Пэкстона. Он вдруг ясно понял: перед ним не враг, не моряк подлодки, а девушка, которой пришлось выживать в самом сердце нацистского рейха и это требовало куда большего мужества, чем просто держаться на плаву среди атлантических волн.

Пэкстон перевёл взгляд с мисс Кларк на Эванса и сказал:

– Так бывает, Юджин. Немцы не всегда враги, а англичане не всегда друзья.

Чтобы скрыть своё замешательство, Кир взял в руки кружку с чаем и сделал глоток.

– Так вот почему Рик не сказал нам, кто шпион, – догадался Нэйв. – Его здесь нет!

– Да, Нэйв, – подтвердил Кир. – Рик гораздо прозорливее нас с тобой.

– Конечно! – согласился Нэйв. – Рик – искусственный интеллект индивидуальной капсулы, а мы с тобой лишь симбионт-переросток только начавшийся обучаться мыслительному процессу, да разум, изгнанный из Содружества.

В словах Нэйва промелькнула лёгкая тоска и капля зависти. Раньше симбионт такими эмоциями своего носителя не баловал.

– Теперь, мистер Эванс, поговорим о вас, – прервал размышления капитан. Голос его снова стал сухим и деловым. – Ваш паспорт остался в кармане Гюнтера Прина и вам нужны новые документы.

Пэкстон достал со стола небольшой голубоватый запечатанный конверт и постучал по нему ногтем.

– Мистер Эванс, вам следует выехать в Лондон, в офис британской паспортной службы. Они займутся вашим делом. В конверте – деньги на дорогу и на новую одежду. Мисс Дороти подготовит для вас временное удостоверение личности и билет на поезд.

– Мне родственники привезли всё необходимое, – возразил Кир. – И деньги у меня есть на счету в банке. Я же недавно получил наследство.

Пэкстон прищурился, но кивнул, словно оценил попытку Эванса стоять на своём.

– Это деньги Его Величества, – твёрдо произнёс он, – и они для вас, мистер Эванс.

Кир взял конверт. Бумага была шероховатой, плотной. Он ощутил вес не только денег, но и чужой воли, что снова диктовала ему путь.

3

Дороти поднялась и жестом пригласила Кира следовать за ней. В соседней комнате стоял небольшой письменный стол, аккуратно заставленный чернильницами, формами и штампами. На полке над столом ровным рядом лежали папки с одинаковыми наклейками.

– Садитесь, мистер Эванс, – сказала она деловым тоном, доставая чистый бланк. – Мы оформим вам временное удостоверение. Оно будет действовать до тех пор, пока в Лондоне не подготовят для вас настоящий паспорт.

Кир сел, наблюдая, как её рука быстро и уверенно выводит строки. Казалось, она знала все правила наизусть.

– Подпишите здесь, – Дороти пододвинула ему перо.

Он поставил подпись и, не удержавшись, заметил:

– Удивительно, как быстро вы привыкли… после Германии.

Она подняла глаза. Взгляд был усталый, но твёрдый:

– Когда приходится выбирать между свободой и страхом, привыкаешь быстро, мистер Эванс.

Она снова вернулась к бумагам, и вдруг, сверяясь с датой, тихо произнесла с удивлением:

– Оказывается, у нас совпадают дни рождения – двадцатое апреля двадцатого года.

Кир криво усмехнулся:

– Дата, мягко говоря, громкая.

– Пусть у нас с вами она будет про другое, – ответила Дороти и улыбнулась чуть теплее.

Когда удостоверение было готово и аккуратно легло в карман Кира, они вернулись в кабинет.

Пэкстон отложил бумаги и поднялся, протягивая руку.

– Удачи вам, мистер Эванс. В Лондоне вы начнёте всё заново. Думаю, мы ещё пересечёмся.

Кир пожал его ладонь. В этом пожатии не было ни проверки, ни приказа – лишь простая, крепкая поддержка.

– Спасибо, сэр. Надеюсь, что да.

На мгновение показалось, что Пэкстон хотел добавить ещё что-то, но он только коротко кивнул и снова опустил взгляд в папку.

4

Знакомый капрал вывел Кира и Дороти за ворота штаба.

– Хорошей поездки, Юджин, – сказала Дороти и, показав рукой направление, добавила: – До железнодорожной станции недалеко. Минут семь пешком.

Нэйв в голове Кира встрепенулся:

– Смотри-ка, партнёр, она нас впервые назвала по имени!

– Не нас, а меня, – поправил его Кир.

Он молча кивнул девушке, развернулся и быстро зашагал к станции.

5

Поезд до Лондона оказался ночным. Впереди был целый день, который ему предстояло провести в ожидании посадки – в одиночестве. Неожиданно для себя Кир был предоставлен самому себе. Не надо было бороться за выживание среди океанских волн, отвечать на вопросы капитана Пэкстона, анализировать и печатать почти всю ту информацию, которую тело Юджина Эванса успело собрать за те несколько суток после того, как в него вселился разум Кира с попутчиками.

Он прошелся до вокзала, прогулялся по набережной и сел на скамейку у мокрого газона. Вокруг люди спешили по своим делам: кто-то катил тележку с овощами, кто-то тащил свёрток под мышкой, мальчишки играли в мяч прямо на улице. Для них этот день был обычным, заполненным делами. У Кира же, впервые за долгое время, был день без цели. Даже Нэйв почти не вмешивался – лишь иногда ворчал в глубине сознания, напоминая о банальных вещах вроде еды или тепла. Кир вернулся на станцию, купил там за 12 пенсов чашку чая и жареную рыбу с картошкой, завернутую в позавчерашнюю газету. Он ел медленно, словно смакуя саму возможность не торопиться.

Странно: одиночество, которого он так боялся в океане, теперь оказалось редкой роскошью.

Кир поймал себя на мысли, что впервые может думать не о том, как выжить, а о том, зачем жить дальше. Будто сам день, подаренный ему в придачу к спасению, просил ответа.

– Ты задумался, партнёр, – тихо отметил Нэйв.

– Да. – Кир посмотрел на мокрый камень мостовой, где блестели следы от чьих-то сапог. – Я всё время жил чужой памятью, чужим телом, чужими историями. Может, пора построить свою?

– И какую же? – в голосе симбионта звучало больше любопытства, чем иронии.Кир пожал плечами:

– Не знаю. Но я ведь не только изгнанник. Я ещё и человек.

6

Он бродил по улицам без спешки, словно примеряя на себя новое чувство – не быть загнанным, а просто идти, куда захочется. На углу небольшой лавки он остановился: за стеклом на витрине лежали аккуратные стопки книг, рядом – тетради и чернильницы. Кир долго смотрел, потом решился и вошёл.

Внутри пахло бумагой и пылью. Хозяин лавки, пожилой мужчина в очках, едва взглянул на него и снова уткнулся в газету. Кир взял в руки небольшой, но изящный блокнот в твёрдом коричневом переплёте. Бумага была грубоватой, но белой, готовой принять любую строчку. Рядом он выбрал недорогую авторучку.

– Сколько? – спросил он.

– Шиллинг за оба, – пробормотал хозяин.

Кир расплатился и, выйдя на улицу, ещё раз посмотрел на покупку. Тетрадь и ручка весили почти ничего, но ощущались тяжелее, чем чемодан. Это было его, собственное. Не память Эванса, не указание Пэкстона, не подсказка симбионта.

– Ну, теперь-то ты настоящий англичанин, – хмыкнул Нэйв. – Купил канцелярию.

Кир криво усмехнулся:

– Нет, Нэйв. Как ты мог забыть?! Мы же шотландцы.

Он сунул покупки в карман и пошёл дальше, впервые думая не только о том, что потерял, но и о том, что сможет создать сам.

Вечером Кир оказался на вокзале. Большие часы под аркой медленно отмеряли минуты, гул шагов и грохот чемоданов сливались в единый шум. Он устроился на деревянной скамье у дальней стены, где было чуть тише.

Кир достал блокнот и ручку. Долго вертел их в руках, будто не решаясь открыть. Нэйв молчал – возможно, впервые давая ему полное право на личный момент.

Кир раскрыл первую страницу. Белизна бумаги показалась почти ослепительной. Он вывел несколько слов – почерк был угловатый, неровный, но в этих линиях было больше, чем просто буквы.

«Воскресенье, 7 июля 1940 года. Сегодня я поверил, что могу жить заново. Не как изгнанник, не как чужак, а как человек».

Он поставил точку, откинулся на спинку скамьи и невольно улыбнулся.

– Записал для истории? – осторожно спросил Нэйв.

– Нет, – ответил Кир. – Для себя.

7

Гул усилился – по громкоговорителю объявили посадку. Кир закрыл блокнот, аккуратно убрал его во внутренний карман пиджака, словно вещь особой ценности. Скамья заскрипела, когда он поднялся и двинулся к платформе. На перроне воздух был влажный, пахло углем и паром. Огромная тень паровоза дымила, будто сама спешила в путь. Люди суетились: матери поправляли детям пальто, мужчины торопливо курили последние перед дорогой сигареты.

Кир нашёл свой вагон и поднялся по узким железным ступенькам. Проводник проверил билет и указал ему на его место. Внутри пахло свежим бельём и древесиной.

Днём купе выглядело как небольшой салон: мягкое сиденье у окна, деревянные панели, складной столик. Но проводник уже разложил для него постель: узкая, но аккуратная кровать с матрацем, подушкой и шерстяным одеялом с эмблемой компании. В углу скрывался складной умывальник с зеркалом, рядом висели крючки для одежды. Над изголовьем мягко светила лампа, а на окне висела плотная чёрная штора – часть маскировки, обязательной в военное время.

Кир провёл рукой по белоснежной простыне и неожиданно почувствовал лёгкое волнение: всё это было чужое, непривычное, но вместе с тем – удивительно уютное. Ещё несколько дней назад он тонул в ледяной воде, а теперь ехал в мягком вагоне в Лондон, с документами на имя Юджина Эванса.

– Человеческая цивилизация умеет делать себе гнёзда, – заметил симбионт.

– После всего… да, умеет, – хмыкнул Кир.

– Ну вот, партнёр, – негромко произнёс Нэйв. – Начинается новая глава.

– Да, – согласился Кир. – Впереди Лондон.

Глава 9

1

Поезд замедлил ход и вскоре под арочным сводом «Кингс-Кросс» раздался последний свисток локомотива. Кир выглянул в окно: кирпичная громада вокзала с двумя высокими сводами встретила его полумраком и дымом. Сквозь грязные панели стеклянной крыши пробивался тусклый утренний свет, едва рассеивая сизое облако пара. Окна вокзала были заклеены крест-накрест бумажными полосами ждя того, чтобы при взрыве не разлетались осколки. Свет приглушён из-за режима затемнения: даже днём залы выглядели сумрачными, словно заволочённый дымкой войны.

На платформе кипела жизнь. Женщины в пальто и с чемоданами держали за руки детей с приколотыми к одежде картонными бирками – школьников, отправляемых в эвакуацию на север. Дети сидели на лавках и молча жевали бутерброды, кто-то тихо плакал, уткнувшись в плюшевого мишку. На одном из чемоданчиков крупно было написано углём: «York».

Глаза детей – слишком серьёзные для такого возраста – задержались в памяти Кира сильнее, чем гул голосов или запах угля.