Данные

том первый

Пролог

По тёмной улице, застроенной маленькими деревянными домишками, шёл человек. Его высокая, фигура выделялась в полумраке. Он был одет в тёмный костюм, который, казалось, впитал в себя всю тьму вокруг. Но что действительно притягивало внимание – это его глаза. Они горели ярко-зелёным светом, словно два изумруда, в которых отражались тайны, известные только ему. На вид ему было уже под шестьдесят, но в его движениях чувствовалась сила, которую годы не смогли сломить. На левом кармане его пиджака красовалась красная роза – живая, сочная, словно только что сорванная. На ногах – чёрные туфли, отполированные до блеска, а в руке он нёс старый кожаный чемодан с необыкновенной лёгкостью, будто в нём не было ничего, кроме воздуха. На голове – шляпа, словно сошедшая с экрана старинного чёрно-белого фильма.

Он шёл медленно, почти бесшумно. Его походка была спокойной, но в ней чувствовалась непоколебимая уверенность. Каждый шаг словно отмерял время, которое текло здесь иначе, чем в остальном мире.

Вдруг он остановился у одного из низеньких окон. Заглянув внутрь, он увидел своё отражение. Лицо было обычным, почти стереотипным – таким, какое он так долго добивался. Но глаза… Зелёные, искрящиеся, они выдавали нечто большее. На мгновение в них мелькнула печаль, но он тут же сменил её улыбкой – не наигранной, а искренней, словно вспомнив что-то важное.

Продолжив путь, он сначала посмотрел налево. Там, в одном из домов, он увидел человека, чья жизнь была наполнена красками. Да, сначала она была трудной, полной лишений, но потом он добился многого. Большую часть жизни он ни в чём себе не отказывал, но и не забывал помогать другим. Наш герой задержал на нём взгляд, словно взвешивая что-то в уме, а затем двинулся дальше.

Через несколько шагов он повернул голову направо. Там был другой человек – сильный духом, но холодный сердцем. Он не любил помогать другим, кроме своей родины. Он защищал её долгие годы и погиб, сражаясь за неё. Его боялись многие, но уважали ещё больше.

Загадочный человек задумался, словно вспоминая что-то давно забытое, а затем продолжил свой путь. Пройдя ещё несколько десятков метров, он столкнулся плечом с прохожим. Тот даже не извинился, просто прошёл мимо, не обращая на него внимания. Но наш герой знал, кто это был. Заносчивый, самоуверенный, он когда-то имел шанс покорить весь мир, но вместо этого едва не уничтожил его. У него было всё: власть, богатство, страх и уважение окружающих. Но вредные привычки и гордыня погубили его.

Как только прохожий скрылся за углом, человек в чёрном костюме повернул голову и увидел вдалеке ещё одну фигуру. Это был самый ментально сильный человек, которого он когда-либо встречал. Тот, кто смог объединить весь мир под единой идеей, достигнув уровня жизни, о котором другие могли только мечтать. И сделал он это с минимальными потерями.

Поверив в то, что увидел, таинственный человек крепче сжал ручку чемодана и направился к одному из домов. Перед тем как войти, он обернулся. Вдалеке, в низине, он заметил ещё одного человека – того, кого можно было назвать началом всей этой истории. Он был твёрд и решителен, хотя старался казаться мягким и уступчивым. Жизнь бросала его из стороны в сторону, но даже в самые тёмные моменты он находил надежду и цеплялся за неё, продолжая идти вперёд.

Осмотрев всех, кто жил в этих домах, ярко-зеленоглазый человек вошёл в дом. Он снял пиджак и повесил его на спинку стула. Теперь стало видно, что под пиджаком на нём была белоснежная рубашка, контрастирующая с тёмной тканью костюма. Он сел за старый деревянный стол, поставил чемодан перед собой и открыл его.

Внутри лежали пять капсул, заполненных жидкостью неопределённого цвета. Они переливались, словно живая радуга, заключённая в стекло. Рядом с ними лежала ещё одна колба – большего размера, но пустая.

Человек долго смотрел на содержимое чемодана, его зелёные глаза сверкали в полумраке комнаты. Наконец он произнёс:

– Наконец-то я собрал их всех.

И в тот же момент земля вокруг затряслась. Стены дома заскрипели, пыль посыпалась с потолка, но он оставался спокоен. Его голос прозвучал снова, тихо, но уверенно:

– Пора…

Драгонизм – идеология, которая, как ядовитый корень, проникла в умы людей. Её суть проста: чем больше мир раздроблен на мелкие части, тем лучше. Чем больше границ, флагов и независимых правителей, тем ярче горит пламя свободы. Но свобода ли это? В Рокмании драгонизм пустил глубокие корни, а за океаном его идеи стали почти религией. Однако соседи Рокмании, словно защищённые невидимым щитом, остались невосприимчивы к этой заразе. Именно это и спасло их. В самой же империи за причастность к драгонизму теперь казнят. Но даже страх смерти не остановил тех, кто жаждет разрушения. Крайние формы драгонизма идут ещё дальше: они требуют разделения вплоть до семьи. Каждый дом – своя крепость, свои законы. Государство? Оно должно исчезнуть. Законы? Они лишь цепи. Идея, которая начиналась как мечта о свободе, превратилась в кошмар.

Часть первая.

1

Эта история начнётся так и никак иначе. В абсолютно другой вселенной, которая никак не связана с нашей, развернутся события, полные тайн, опасностей и неожиданных поворотов. Итак, начнём.

В далёкой и невероятно красивой вселенной, жил Миронов Миноин Миноинович. Он обитал на планете Акрос, в великой империи Рокмания. Когда-то эта империя была величайшей из всех, её слава гремела на весь мир, а её столица, Польнополь, считалась жемчужиной цивилизации. Но теперь всё изменилось.

Империя трещала по швам. Социальные и политические проблемы, как ядовитые корни, опутали её изнутри. Внешние враги, бывшие союзники, с жадностью смотрели на её богатства, готовые разорвать её на части. Некогда единая и могучая, Рокмания теперь была лишь тенью своего былого величия.

Миноин, наблюдая за этим упадком, решил уехать. Он покинул родные места на окраинах империи и направился на запад, к центру, где уровень жизни всё ещё оставался высоким. Собрав немного денег, он купил билет на поезд: сначала до Новограда, потом до Пенталио, а дальше – куда судьба приведёт.

И вот он уже сидит в купе поезда, который мчится сквозь бескрайние просторы Акроса. В купе четверо: пожилая женщина, двое мужчин средних лет и сам Миноин. Их всех объединяло одно – все они бежали. Бежали от разрухи, от войны, от того, что когда-то было их домом.

Бабушка ехала к родственникам в Авыко, надеясь найти там покой. Антарос, мужчина с суровым лицом и шрамом на щеке, направлялся за границу, в Вильмур, где, как он надеялся, начнёт новую жизнь. Ротект, весёлый и громкий, мечтал увидеть столицу – великий Польнополь, о котором он столько слышал.

Поздним вечером, когда пожилая женщина уже спала, трое мужчин решили поболтать. Первым заговорил Антарос.

– Вижу, вы из ближних мест будете? – спросил он, глядя на Миноина.

– Я из Клирона, – ответил Миноин спокойно, но в его голосе чувствовалась лёгкая усталость.

– Из Клирона, говоришь? – Антарос усмехнулся. – Слышал, дела там хуже некуда. Говорят, несколько группировок уже несколько месяцев делят город, но по итогу просто грабят, даже не пытаясь восстановить его.

– Да, это горькая правда, – вздохнул Миноин. – Я уехал, потому что завод захватили, и работать уже негде. А как-то жить-то надо.

Антарос кивнул, его лицо на мгновение стало мрачным.

– Я тебя понимаю. Я ведь и сам уезжаю по той же причине. Жил я в Морске – городке неподалёку отсюда. Небольшой он был, может, человек двадцать пять тысяч и наберётся. Работал я на заводе, большом и богатом. Платили хорошо, с премиями, штрафовали редко. В общем, рай на земле. Но потом… – он замолчал, его голос дрогнул. – Директор объявил, что завод становится независимым от государства. И тогда военные просто взяли и взорвали его. Многих людей расстреляли на месте. Я не знаю, что ими руководило, но я один из немногих смог тогда спастись.

В купе повисла тишина, нарушаемая только стуком колёс.

– Давайте не будем о грустном, – вдруг вмешался Ротект, его звонкий голос разорвал тяжёлое молчание. – Я, например, из Марганацка.

– Из Марганацка, говоришь? – Антарос поднял бровь. – Слышал, у вас там всё хорошо идёт, и даже нынешние события вас мало затронули.

– Верно говоришь, – улыбнулся Ротект. – Город мой очень красивый. Чего только стоит центральный небоскрёб! А на работе шахтёра мне платили целых двадцать тысяч.

– Сколько? Двадцать? – Антарос чуть не подпрыгнул на месте. – Я за свои двадцать лет работы на заводе больше восьми никогда не получал!

Пока Антарос и Ротект спорили, Миноин пристально смотрел в окно. За стеклом мелькали города, деревни, сёла и бескрайние поля. Он не слышал их разговора, не замечал времени. Его мысли были далеко.

– Эй, ты, как тебя… – окликнул его Антарос.

– Его Миноин зовут, – подсказал Ротект.

– А, да, Миноин! Ты что, спишь?

– Нет, – ответил Миноин, не отрывая взгляда от окна. – А тебе что-то нужно, Антарос?

– А ты сколько получал на работе?

– Это уже не важно, – тихо сказал Миноин. Он лёг на полку, почесал затылок и закрыл глаза.

Антарос и Ротект продолжили спорить, но вскоре их спор перешёл в шутки, а затем и в дружескую беседу. К утру они стали неразлучными друзьями.

2

Миноин оказался на вокзале Новограда и замер, поражённый открывшимся перед ним видом. Он будто попал в гигантский калейдоскоп эпох, где прошлое и настоящее сплелись в причудливый узор. Вокзал, напоминающий исполинского зверя из древних легенд, возвышался над площадью. Его фасад, облицованный стеклом и сталью, сверкал под солнцем, словно драгоценная броня, но у основания виднелись массивные каменные блоки с выщербленными гербами – следы той самой «старой Рокмании», о которой Миноин слышал лишь в сказках. Воздух гудел от голосов толпы, смешиваясь с рокотом дирижабля, пролетавшего над крышей . его тень скользила по брусчатке, как призрак прогресса.

Он сделал шаг вперёд, и его нога утонула в мягком ковре лепестков, осыпавшихся с цветочных гирлянд, украшавших фонарные столбы. Видимо, здесь недавно был праздник. Но даже эта красота не могла скрыть трещин в фасадах: на стене ближайшего здания алел свежий плакат с надписью «Долой драгонизм!», а под ним валялись обломки разбитой витрины. Новоград, как и вся империя, балансировал на лезвии ножа.

Миноин шёл, запрокинув голову, пытаясь объять необъятное. У фонтана в центре площади он остановился, чтобы перевести дух. Вода струилась по фигуре древнего божества – крылатого льва, держащего меч и щит с гербом Рокмании. Но и здесь время оставило след: щит был расколот, а вместо глаза у льва зияла дыра от пули. Рядом сидела старуха в платке, продающая «счастливые» камушки с реки Новой.

Два дня он бродил по городу, стучась в двери мастерских и контор. В квартале заводов, где воздух пропитался запахом смолы и раскалённого металла, ему вежливо отказывали: «Мест нет, да и заказы только для армии». Даже в порту, где грузчики в поте лица таскали ящики с экзотическими товарами, лишь пожимали плечами: «Не до чужаков сейчас. Сам видишь – границы каждый день меняются. Кто знает, завтра Новоград в чьих руках будет».

На третий день, когда Миноин сидел в дешёвой харчевне «У великой реки», он услышал разговор за соседним столом. Двое мужчин в потёртых мундирах пили вино, громко споря о чём-то. «Екламбай – это жерло ада, – хрипел один, стуча кулаком по столу. – Туда даже драгонисты не суются! Зато билет до Пенталио через него – как золотой. Все маршруты перекрыты, только этот червь ещё ползает…». Миноин не стал дожидаться конца фразы.

На вокзале, у карты маршрутов, он ощутил ледяной комок в груди. Линии поездов, некогда ровные, как стрелы, теперь извивались, как змеи, обходя «новорождённые государства» – пятна, закрашенные кричащими цветами. Еламбай светился тусклой точкой в самом центре клубка нестабильности. Кассир, щурясь на запрос Миноина, фыркнул: «Туда? Один билет в один конец… Ну ладно, ваше дело».

На вокзале Миноин, чтобы скоротать время, решил завязать разговор с кем-нибудь. Его взгляд упал на молодого человека, сидевшего на лавке и явно ожидавшего поезда. Миноин подошёл и сел рядом.

– Приветствую, – сказал он, слегка кивнув. – Поезда ждёте?

– Да, вот сижу… жду… – ответил незнакомец, окинув Миноина любопытным взглядом. – А вы куда путь держите?

– До Екламбая.

Молодой человек усмехнулся, и в его глазах мелькнула тень иронии.

– Знаете, разные вещи говорят про это место. Говорят, там диктатор сидит – жестокий и безнравственный.

– Учту, – сухо ответил Миноин. – А вы кем будете?

– Маварди из Ойтоветра. Еду куда-нибудь на запад, а может, на юг – я ещё не определился. – Он вдруг пристально посмотрел на Миноина. – Стоп… Миноин, ты что ли?

– Да… – удивился Миноин. – А откуда ты моё имя знаешь?

Маварди улыбнулся, и его лицо озарилось воспоминаниями.

– Коронация в императорский полк помнишь? Лет десять назад, вроде. Я в звании был МиахОр, как раз этого полка. Я у тебя присягу принимал, помнишь?

– Точно! – Миноин оживился. – Только это был первый и последний раз, когда я тебя видел. У тебя отличная память!

– Не спорю, – усмехнулся Маварди. – Жалко только, тебя со службы рано отпустили. Да и, честно говоря, к тому времени у нас такой бардак начался… – его голос стал твёрже, почти жёстким. – Никто не понимал, что происходит.

– Времена сейчас не лучшие, – вздохнул Миноин. – Неужели ты меня по внешности запомнил? Я бы не сказал, что я особо примечателен.

– Ну как… – Маварди прищурился, словно изучая его. – Обычное телосложение, обычный рост, сероватые глаза, голос сурово мужской, черты лица на лет семь вперёд. Но одна вещь всегда выдавала тебя.

– И какая же? – заинтересовался Миноин.

– Твои, на первый взгляд, простые волосы, – на лице маварди появилась лёгкая улыбка.

– И что же в них примечательного?

– В народе бы сказали – торчком.

Оба засмеялись, и за мгновение напряжение между ними исчезло.

– Я только одного не понимаю, – сказал Миноин, когда смех утих. – Зачем имя менять?

Маварди нахмурился, и его лицо стало серьёзным.

– Знаешь, сейчас к бывшим военным отношение не лучшее, особенно к тем, кто служил самому императору. Поэтому я пытаюсь прятаться. Надеюсь, что смена фамилии и имени пойдёт на пользу моим планам.

Миноин кивнул, понимающе.

– Тебе на двенадцатый рейс?

– Угу.

– Поехали вместе?

– Вперёд! – улыбнулся Маварди, и в его глазах загорелся огонёк авантюризма.

3

Когда поезд тронулся, Миноин прижался лбом к стеклу. Последнее, что он увидел в Новограде, – статую крылатого льва на площади, теперь уже крошечную, как игрушка. Её разбитый глаз словно подмигнул ему на прощание.

– Что в мире новенького? За время пути ни одной новости не слышал, только слухи. Говорят, мир изменился навсегда.

Проломей, сидя в купе рядом с Миноином, медленно повернул голову. Его глаза, обычно твёрдые и уверенные, теперь отражали глубокую усталость.

– Изменился, это точно, – произнёс он, глядя на проплывающие за окном пейзажи. – Только боюсь, не в лучшую сторону. Далеко не в лучшую. – Он замолчал, словно подбирая слова, а затем добавил, уже не скрывая грусть: – Наш с тобой бывший дом, Миноин, рвут на части. И это не метафора. У него был шанс объединить весь мир под своим кровом, а теперь с ним не считается никто. И всё это из-за драгонизма. Сатанинская идеология, которая пожирает нашу мораль, нашу честь. О долге забыли уже давно.

Миноин молча кивнул. За окном мелькали леса и поля, словно бесконечная лента, напоминающая о том, что когда-то здесь была единая земля.

– Ты хотел услышать другое, – продолжил Маварди, его голос стал жёстче. – На западной границе Конфедерация Монтавы разорвала все союзы и соглашения. Она захватила нейтралов на западе и теперь глубоко вклинились в нашу оборону. Если её, конечно, ещё можно назвать обороной. Мы не оказываем сопротивления. Вильмур, Вильамер, Варамель, Руинос – всё это теперь их. Правда, говорят, что в последнее время они остановились. Почему – не ясно.

– А на юге? – спросил Миноин, чувствуя, как в груди сжимается тревога. – С Визимирцами и Кланом? Говорят, они уже близко.

Маварди усмехнулся, но в его глазах не было радости.

– Ты прав. Клан Грома захватил всю Манрианскую равнину. Линия фронта, если её так можно назвать, сейчас в 300–500 километрах отсюда. Мы с тобой где-то между Клироном и Новоградом. А Визимирская империя… – он сделал паузу, – они идут на Антаросбург. Гарнизон крепости не сдаётся. Пятьдесят тысяч лучших воинов бывшей империи держат оборону. штурмующих – полтора миллиона. Сколько из них пойдёт на убой, не ясно. – Он вздохнул, и в его голосе прозвучала ностальгия. – Жалко город. Я там был, по службе. Центр… там статуя на статуе. Красота, которую, боюсь, мы больше не увидим.

Миноин задумался. В его памяти всплыли образы Седейского моря, его бескрайние голубые просторы, и Новопинталио, стоящий на берегу, словно страж.

– Вы бывали на Седейском море? – спросил он. – Воистину прекрасное место. А Новопинталио… он тоже прекрасен.

Маварди кивнул.

– Думаю, мы оба согласимся, что каждый уголок необъятной Рокмании был прекрасен.

– Я слышу в ваших словах тревогу за будущее, – тихо сказал Миноин. – Вы серьёзно считаете, что у нас нет будущего?

– Почему нет? Судьба судьбой, а время покажет. – Он помолчал, затем спросил: – Приходилось ли вам иметь боевой опыт?

Миноин усмехнулся.

– Приходилось. Долгое время я в разведке работал. На моём счету больше двадцати заданий и одно крупное дело. Может, слышали о деле с золотым рудником в Клане?

– Нет, должно быть, засекретили, – ответил Маварди, заинтересованно приподняв бровь. – Так где вы получили боевой опыт?

Миноин откинулся назад, и его взгляд стал далёким, словно он снова видел перед собой те события.

– Давно это было. Мне нужно было отправиться на задание. Я был на границе с Кланом Грома, в городке Чвинхае – точное название не помню. Мне нужно было переправиться через границу. Стою я, разговариваю со старшим в городке, как вдруг – взрывы. Наши укрепления начали обстреливать, тревога зазвучала, а потом из-за холмов как попёрли южане! Их было много, очень много. Они выбили нас с большей части города, а на западе и востоке прорвались на десятки километров. Судя по докладам, которые я потом слышал, они планировали стратегический прорыв. Хотели захватить всю Манрианскую равнину.

Он замолчал, словно переживая те моменты снова.

– Мы держались на севере укреплений, но надежды не было. В боях мне удалось ранить одного из врагов. И тогда к нам подошло подкрепление – элитный отряд, закалённый в боях. Те самые, должно быть, кто сейчас под Антаросбургом сидят. И всё изменилось. На западе армия Буртоса, в пять раз меньше по численности, отбросила их за реку и окружила группировку в центре и на востоке. Большинство сдалось.

Маварди усмехнулся, и в его глазах вспыхнул огонь.

– Да, помню. Я тоже там был. Состоял в армии Буртоса. Ух, дали мы им тогда жару! Только, кажется, они забыли.

Миноин улыбнулся, но его улыбка была горькой.

– Мы им ещё покажем!

– Кому покажем? – резко оборвал его Маварди. – Манрианская равнина захвачена южанами. Всё, что мы сделали, было зря.

Миноин посмотрел на него, и в его глазах загорелся огонь, который давно уже не горел.

– Рокмания возродится. Я в этом уверен.

4

Он оказался на вокзале Екламбая, и с первой же секунды этот город впился в него, как ржавый гвоздь. Вокзал пророс из земли трещинами и копотью. Его кирпичные стены, когда-то охристые, теперь почернели от сажи и плесени. Шаткая крыша проваливалась местами, открывая взгляду балки, скрипящие на ветру. Платформа была усыпана окурками и битым стеклом, а под навесом ютились бродяги в прожжённых пальто – их пустые глаза следили за каждым шагом новоприбывших. Воздух гудел от воя ветра в ржавых фермах и вонял запахом мазута.

Но сам городок был ещё страшнее.

Екламбай раскинулся в долине, окружённой голыми холмами, будто сама природа отвернулась от этого места. Узкие улочки петляли между домами, которые давно перестали быть жилищами – теперь это были каменные коробки с выбитыми окнами, заколоченными досками. На стенах висели обрывки плакатов с лицом диктатора: мужчина с ледяными глазами и тонкими губами, сжатыми в линию.

Власть здесь принадлежала тому, кого называли «Отцом Отечества». Он запретил женщинам жить в городе – декрет висел на каждом углу. Теперь Екламбай был городом теней: мужчины в красиво вышитых мундирах патрулировали улицы, подростки с тусклыми лицами таскали ящики на складах, а старики прятались по подвалам, боясь даже кашлянуть лишний раз.

Беззаконие цвело махровым цветом. У фонаря на центральной площади Миноин увидел, как двое стражников избивают подростка – тот упал на землю, прижимая к груди украденную булку хлеба. Прохожие спешили отвернуться, словно не замечая. Чуть дальше, у полуразрушенной ратуши, толпился народ его гнали в рабочие лагеря под дулами винтовок. Эти лагеря, как раковая опухоль, опоясывали город: колючая проволока, вышки с часовыми, бараки без окон. Говорили, что там исчезали даже те, кто посмел усомниться во власти диктатора.

Но самое жуткое – это тишина. Ни детского смеха, ни женских голосов. Только лязг цепей, грубый мат надсмотрщиков и вой ветра в пустых окнах. Даже собаки здесь не лаяли – их давно съели.

Миноин шёл, стиснув чемодан, чувствуя, как каждый кирпич этого ада давит на грудь. У колодца он увидел старика, черпающего мутную воду. Тот прошептал, не поднимая глаз: «Беги, чужеземец».

Через два часа Миноин уже сидел в поезде, набитом беженцами. Когда состав тронулся, он взглянул в окно: на перроне стояли те же стражники, а за ними – силуэты рабочих лагерей, сливающиеся с горизонтом.

Но поезд уже набирал скорость, увозя его прочь от этого кошмара.

5

До Пенталио Миноин не доехал – путь преградила новая граница, нарисованная на карте, словно детская каракуля. Вместо этого поезд остановился в крошечном и, казалось, затерянном на фоне бурлящей жизни Протополисе. Это был городок, которого не было даже на его старой карте, и его название звучало претенциозно, словно придумано воплощением амбиций чиновника, мечтавшего о величии и славе. Однако реальность оказалась куда более скромной и невзрачной: с населением всего в десять тысяч жителей в его центре возвышалась пара пятиэтажек, а вокзал, сверкающий стерильной чистотой, привлекал к себе внимание путников. Белые плиты, хромированные скамьи – всё это было новым и незапятнанным временем, и невольно напоминало Миноину о родном Клироне, том самом городе до того, как его поглотил хаос и беспорядок. Сердце сжалось от щемящей ностальгии, заставив задуматься о времени ушедшем и упущенных возможностях.

Миноин стоял у вокзального ларька, сосредоточенно пересчитывая трижды двадцать тысяч вселенов, словно пытаясь уловить хоть малейшую надежду. «До следующей станции? Если питаться одним лишь воздухом», – усмехнулся он про себя, пряча солидную пачку купюр обратно в карман.

Протополис жил своим особенным ритмом, ритмом заводов и промышленных кампусов. Это было заметно сразу с первых шагов, сделанных по его пыльным улицам: воздух был насыщен звуками, гудящими, как раскалённая проволока под напряжением. На востоке, у самого края Протополиса, возвышались массивные корпуса железобетонного гиганта – это был завод, и его мощь ощущалась в каждом звуке, в каждом глотке воздуха. Рядом с ним расположился рельсовый завод, откуда доносился бессменный лязг металла, а по ночам небо над ним алело от ярких вспышек сварки, окрашивая своим светом небо и земли в подножии. Местные жители часто шутили, что «там куют цепи для нового порядка», но за этими словами скрывалось нечто большее, нечто, что укладывалось в рамки живучей действительности города.

Жизнь кипела и на другом заводе, нефтеперерабатывающем, что стоял за рекой, о котором было известно крайне мало, и тайна окутывала его густым покрывалом. И вот, вопреки логике и здравому смыслу, в самом центре небольшого городка стоял уверенным бастионом мясокомбинат, напоминающий древнюю крепость. Его кирпичные стены дышали историей и копотью, а сладковато-мясной запах наполнял улицы, создавая причудливую симфонию запахов. «Неплохо для небольшого городка», – решил Миноин, прогуливаясь по улочкам. Дома, хоть и невзрачные, были удивительно целы и ухожены, а в витринах магазинчиков смиренно красовались консервы, инструменты, дешёвая одежда – всё это придавало городу ощущение стабильного урбанистического пережитка.

В центре города, на площади у мэрии, висел плакат: «Протополис – опора нового мира!». Под плакатом стояли толпы безработных, терпеливо ожидающие набора на заводы, словно в ожидании нового жизненного шанса.

Голод загнал Миноина в одну из двух городских столовых – «Мария», уютно расположившуюся рядом с вокзалом. Внутри пахло приятно и уютно, вызывая ассоциации с домашним уютом и теплом. За соседним столом двое рабочих в промасленных комбинезонах оживлённо спорили о зарплатах и условиях работы, словно делились самыми сокровенными секретами.

– Опять зарплату задержали! – прошипел первый, сняв каску и протирая пот со лба. Его голос звучал с оттенком раздражения, и злость читалась в каждом слове.

– Тихо-тихо! – оборвал его второй, резко оглядываясь по сторонам так, будто боялся быть услышанным. Его взгляд был полон тревоги, а слова полны скрытого беспокойства. – Нам всё равно не понять, какие у них планы, – он нарочито громко хрустнул котлетой, словно заговаривая зубы себе и окружающим.

– Здравствуйте, – сказал с особой яркостью Миноин, подойдя к стойке.

– Приветствую вас в нашем скромном заведении. Чего пожелаете отведать? – спросила девушка в ярко-жёлтом платье, её карие глаза светились, как янтарь, а голос звучал мягко, как шёлковый шёпот.

– Я думаю, вам подойдёт наша фирменная солянка, гречка с мясом и мясной беляш. Настоящий гастрономический шедевр! – её искренность была обезоруживающей.

– А попить будет? – Миноин с любопытством рассматривал меню.

– Непременно. Сок подойдёт? – предложила она с улыбкой.

– Да, вполне. Подскажите, сколько с меня? – деловито спросил он, подсчитывая вселены в голове.

– Сейчас, сейчас… Так-то получается восемнадцать тысяч пятьсот девяносто шесть вселенов, – её голос звучал как извинение, но Миноин был спокоен.

– Ох, цены поднялись, – Миноин выложил все свои средства. – Держите, с чаевыми. А как вас зовут, юная девушка? – вдруг, вопрошающе произнёс он.

– Меня… – девушка понизила глаза, смутившись. – Анфиса.

– Красивое имя, как и город, в котором вы живёте, – провозгласил он, озаряя её комплиментом, и с подносом направился к свободному столику.

Присев, он погрузился в размышления и первым делом взялся за солянку. Ел быстро, наслаждаясь каждым кусочком, стараясь не привлекать к себе внимание, но одна деталь не давала покоя. С момента его прихода он ощутил на себе пристальный взгляд: человек за дальним столиком не сводил с него глаз. Незнакомец был массивного телосложения, его куртка явно не по размеру с трудом огибала его плечи, и во всей позе чувствовалась скрытая угроза. На столе гордо покоился пистолет, а в кармане был виден второй. По спине Миноина пробежала дрожь, но он старался сохранять внешнее спокойствие.

Закончив есть, он залпом допил сок, не торопясь сунул беляш в карман и медленно поднялся, готовый уйти. Но едва он сделал шаг, незнакомец поднялся и направился к нему. Пол шага и отсутствие смятения в движениях говорили о его уверенности. Положив чаевые на стол, незнакомец важно озвучил:

– Можешь звать меня Марвартов. Ты меня ещё не знаешь, но я с тобой знаком, – произнёс он, усаживаясь на стул, который затрещал под его весом. Теперь Миноин смог лучше разглядеть его черты: лицо приятное, но глаза ледяные и неподвижные.

– Скоро ты уедешь в Пенталио, но я предлагаю остаться. Работа для тебя уже есть – согласно твоему прошлому.

– По какому прошлому? – Миноин нахмурил брови и инстинктивно сжал пальцы у края стола, словно искал опору.

– Я же сказал: «Ты меня ещё не знаешь, но я с тобой знаком». Потому и говорю о том, что скрыто за завесой твоих лет.

– Ближе к делу! – прервал его Миноин, краем глаза отмечая безразличие окружающих. Вспомнилась подозрительная машина у входа с тремя людьми в чёрном. «Живым не уйти», – рассудительно подумал он.

– Завтра Протополис будет объявлен независимым от Рокманской империи. Новая конституция, демократия… но появятся недовольные. тебе придётся решать их проблемы. Я стану мэром, а тебе предлагаю пост главы отдела по борьбе с коррупцией. Зарплата – тринадцать тысяч новых вселенов с премиями.

Он потянулся в карман за вторым пистолетом. Но Миноин опередил его, схватив пистолет на столе и направив его на великанского незнакомца. Тот поднял руки, в правой был кнопочный телефон, который Миноин раньше видел только на картинках.

– Молодец, гвардии сержант, хватка есть. И почему вы так рано ушли из армии? – прошептал Марвартов, возвращая пистолет.

– Я согласен на ваше предложение, – твёрдо произнёс Миноин. – Теперь можете забирать свой пистолет. он не настоящий – уж больно он лёгкий.

– Молодец, – Марвартов протянул руку, готовый заверить соглашение. При крепком рукопожатии он тихо сказал: – Это именной. Самый настоящий. Исключительно для тебя.

– Как? – удивлённо, но с пониманием спросил Миноин.

– Чудеса инженерии от моего друга, – с гордостью в голосе продолжил Марвартов, протягивая три обоймы.

Миноин взял их без колебаний. Они вышли на улицу. Марвартов сел в чёрную машину – ту самую, мрачно исчезающую в дымке растекающихся облаков.

«Всё это, конечно, хорошо… Но где тут можно переночевать?» – подумал Миноин, с холодным взглядом наблюдая, как автомобиль теряется вдали, оставляя после себя лишь воспоминание.

6

Эту ночь я никогда не забуду. Сначала я стоял у ресторана, размышляя, куда пойти. Было уже поздно, и я не надеялся, что кто-то пустит меня переночевать. Даже на платный ночлег рассчитывать не приходилось.

Пока я блуждал по городу и зашел в парк, то нашел подходящую лавку, на которой можно было бы переночевать. Было за полночь, и я надеялся, что по местным законам это не запрещено. За всё то время, сколько я живу (а это 29 лет), где я только не был – видывал разные законы. Поэтому повод для волнения был. Помнится, в Дырбумбее чуть не остригли налысо за то, что бакенбарды выпирали больше чем на разрешенные два миллиметра. Да-да, именно миллиметров! У меня их никогда не было и не будет. Эх, хорошо тогда лейтенант спас – не знаю, что бы делал без него…

После раздумий я лег на лавку. День выдался сложный, нервный – вся эта нервотрёпка с Марвартовым, новый город, Анфиса… Поймал себя на недопустимой мысли: «О чём ты думаешь, болван? Давай спать!» Следом за последней мыслью «Миноин» мигом заснул. Но вскоре, примерно в три часа ночи, его разбудил чей-то необычный смех. Он звучал как попытка соловья засмеяться, но неудачно. Открыв глаза, я увидел перед собой пару сверкающих глаз. Они, словно феникс среди ночной тишины, созерцали меня, при этом оставаясь неподвижными, будто монолит. Между моим взглядом и этими глазами возникла напряжённость. Она длилась недолго – в полудрёме я не понимал, сон это или явь. Даже попытался припомнить, пил ли сегодня, хотя не употреблял уже больше года. Вскоре два огонька отдалились и исчезли. Взглянув в их сторону, я понял, что эти глаза принадлежали старой женщине лет восьмидесяти. Двигалась она так живо, будто ей едва исполнилось двадцать. Она была хрупкой, маленькой и при этом в пижаме. Когда она удалялась, от неё доносились малоприятные звуки, которые почему-то вызывали эффект пробуждения. Но, слава Фарсию, они стихли. «Наверное, привиделось», – подумал я, снова ловя себя на недопустимых мыслях о сложном дне. Обязательный цикл перед сном повторился.

Я попытался снова заснуть: завтра предстоял тяжелый рабочий день. Уже удобно устроился на лавке, цикл подводил ко сну (ни слова про бабку!), как вдруг меня разбудил человек в полицейской форме. «Неужели здесь запрещено спать на скамейках?» – мелькнуло в голове.

Полицейский выглядел встревоженно и даже не пытался это скрыть. Его бесцветные в темноте глаза бегали по мне. Сначала я хотел высказать всё, что думаю: мол, едва заснул, а эта… эта… Ой, кретин! Стоп, он же в форме! Я понял, что едва не сорвался, и мысленно поблагодарил судьбу, что слова остались при мне. Тем временем он спросил: «Эй, ты! Как тебя… Видел пожилую женщину в пижаме? Маленькая такая, из дома престарелых сбежала». Его лицо выражало обеспокоенность, а наспех надетый мундир говорил, что ситуация застала его врасплох. Я молча, с видом невыспавшегося ребёнка, показал направление, куда скрылась старушка. «Благодарю вас, сударь», – сказал полицейский и бросился вдогонку, явно удивляясь, что я его не боюсь.

Разобравшись с ночными делами, наконец смог лечь и заснуть.

7

Стояло прекрасное утро. Лучи солнца осторожно пробирались сквозь узкие проходы между небольшими деревянными зданиями, отбрасывая длинные и причудливо изогнутые тени на пыльные кварталы . Улицы города погружались в солнечный свет, который играл, переливаясь на стеклах окон и деревьях, стоящих вдоль дороги. Тишина раннего утра обволакивала город, скрывая его вторым слоем от суеты и шума, который появляется позже.

Ни один из солнечных лучей не коснулся еще лица спящего Миноина. Тот лежал, прислонившись к холодной деревянной спинке скамейки, отчаянно цепляясь за ускользающие кусочки сна. Однако, как бывает в такие утра, когда солнце все-таки настегает тебя своими лучами, один из них скользнул по его щеке. Миноин встрепенулся, зевнул и потянулся так, будто собирался обнять все небо своим утренним приветствием. "Ох, ночь выдалась… больше так нельзя", – пробормотал он, ощутив легкую дрожь от утренней прохлады. Несмотря на это, он почувствовал удивительное облегчение от того, что таки удалось выспаться. Ночная история, словно тонкая вуаль, осталась за пределами его восприятия, не оставив и следа на его самочувствии, разве что утренняя хандра слегка покачивала его.

Впереди его ждала работа, и, вспомнив адрес – "Киберпанк, 89", – он вышел на улицу со своего уютного места в парке. Улицы были пустынны. Редкие прохожие, словно тени, мелькали на фоне утреннего горизонта. Время не способствовало толпотворению, и Миноин наслаждался уединением в этом забвенном мире до тех пор, пока один из силуэтов не привлек его внимание. Это был мужчина в потертой пальто, совершенно нелепое для теплой погоды, в дырявых штанах и новеньких ботинках, будто сошедших прямо с витрины дорогого бутика. "Интересно, сколько он копил на них? Год? Два?" – озадаченно подумал Миноин, рассматривая угрюмое лицо незнакомца, который шел, уставившись в асфальт и нервно держа руки в карманах. "Что происходит в его жизни? Возможно, с ним случилась какая-то беда. Надеюсь, у него есть, с кем поделиться своими наболевшими мыслями", – с состраданием прокомментировал он, провожая взглядом силуэт.

За мыслями и раздумьями несколько кварталов пролетели незаметно. Миноин остановился у здания, напоминающего гигантский бетонный куб, с вбитывать табличкой "ул. Киберпанк 89". "Должно быть, мне сюда", – произнес он вслух, нахмурившись от мысли о том, как странно выглядит этот участок. Металлический забор с облупившейся краской, трое стражей в черной, изрядно поношенной униформе у входа. "Хотя нет," – подумал он, – "это такие же роботяги, как и я, которые еще не отошли от горя, охватившего всю Империю". Из этих троих двое, высоких и худощавых, с лицами, во многом стереотипными, словно созданные по единому шаблону, опирались на ограду, изучающе глядя в горизонт. Третий, низкорослый, нервно теребил рукоять пистолета, который, казалось, был больше чем он.

Миноин нерешительно кивнул в знак приветствия, но в ответ получил лишь ледяное молчание, которое более напоминало барьер, чем ответ. Дверь скрипнула под его рукой, крепко охватив пальцами холодный металлический каркас. Он вошел внутрь, заваривая за собой рухнувшую дверь. Внутри оказалось длинный коридор, освещенный старыми, почти выгоревшими лампами. Свет слабо мерцал, создавая атмосферу чего-то таинственного и тревожного. Сделав шаг вперед, он остановился, чтобы оглядеться. "Куда теперь?" – обернувшись, произнес он, но вдруг услышал легкие, почти неслышные шаги.

Из-за угла, словно кусочек моря в бетонном океане, вышла женщина. Её глаза цвета южного, нежно-голубого моря были едва заметны из-за стопки документов, удерживавшихся в руках. "Вы ко мне?" – ее голос звучал мягко, словно ветерок в весенний день, но в нем чувствовалась сталь, которой следовало прислушаться. "Проходите. В конец коридора", – добавила она, указывая направление движением головы, словно предлагая последовать за ее словами без колебаний.

Миноин толкнул дверь в конце коридора. Она поддалась с тихим скрипом, открыв пространство, резко контрастирующее с унылыми стенами учреждения. Кабинет был погружён в полумрак, словно специально созданный для тайных сделок. Единственный источник света – бронзовая настольная лампа с зелёным абажуром – отбрасывал овальное пятно на массивный дубовый стол, покрытый трещинами времени. Стены украшали стеллажи до потолка, заставленные папками: тонкие деловые досье соседствовали с потрёпанными фолиантами в кожаных переплётах. Воздух пах воском, старостью и влажным пергаментом.

За столом, на простом деревянном табурете, сидел человек в мундире цвета морской волны. Его фигура казалась хрупкой на фоне гигантских шкафов, но мощные руки выдавали боевое прошлое. Лицо, гладко выбритое до синевы, напоминало лезвие ножа – острый подбородок, впалые щёки, густые пепельные. Ему было не больше тридцати. Он перелистывал документ, и свет лампы выхватывал из темноты рокманский герб.

– Вы, должно быть, тот самый Миноин? – голос звучал как скрип пергамента, медленно и нарочито чётко. – Пожалуйста, присядьте.

Миноин опустился в кожаное кресло напротив, слыша, как прогнулись пружины. Его взгляд скользнул по полкам: между папками мелькнул странный предмет – чёрный кинжал с рубиновой рукоятью. На столе лежала фотография какого-то чиновника, и его лицо было перечёркнуто

– Полагаю, вам уже доложили, зачем я здесь, – ответил он, стараясь не выдавать напряжения. В углу комнаты тикали старинные часы с маятником, отсчитывая секунды тягостной паузы.

Роуль закрыл папку, положив сверху ладонь, словно прижимая тайну.

– Изучил ваше досье. Признаюсь, некоторые детали… озадачили. – Он потянулся к графину с обыкновенной водой, наливая в хрустальные кружки. – Служба в королевском спецназе «Тень короны», шесть лет стажа. Оборона Изумрудного дворца в 81-м… Вы тогда в одиночку уничтожили пятерых драконистов, пытавшихся убить императора Антараса IV Миротворца. Интересно, как вы избежали награды за подвиг?

Миноин взял кружку, наблюдая, как свет играет в ней.

– Награды требуют публичности. А «Тени» работают в тишине.

– Мудро, – Роуль пригубил воду, не сводя с него взгляда. – Тогда принят. Можете звать меня Роулем. Никаких титулов вроде «главминистра по антикоррупционным делам Роуль Бихард Швайтов». Просто Роуль.

Он откинулся на спинку стула, и тень скрыла его лицо, оставив видимыми лишь блестящие пуговицы мундира.

– Кабинет слева. Там проведут инструктаж.

Миноин уже поднялся, когда голос остановил его:

– Я вас не отпускал.

Роуль встал, и его тень, удлинившись, накрыла всю стену. Он подошёл к стеллажу, достал папку с красной меткой «Совершенно секретно» и швырнул её на стол. Пыль взметнулась золотистыми вихрями в луче лампы.

– Битва при Чвинхае. Семь лет назад. Вы ранили генерала Гракхана Маэлстера выстрелом с 1200 метров. – Его палец ударил по фотографии. – На такой дистанции даже ветер…

– Если бы вы внимательнее читали досье, – перебил Миноин, чувствуя, как сжимаются кулаки, – то знали бы, что с 15 лет я учился в Академии теней. Там нас тренировали стрелять по движущимся мишеням в ураган.

Роуль хмыкнул, доставая из папки пожелтевшую фотографию. На ней – мужчина в офицерском мундире, стоящий на фоне горного ущелья.

– Ваш отец. Полковник Миноин Миронов. Погиб при обороне перевала Дырбумбея с тысячью бойцов против южан. Вам тогда было три года. Интересно, помните ли вы его голос?

Миноин ощутил, как холодная игла прошлась по позвоночнику.

– Зачем вы это говорите?

– Чтобы напомнить: отвага у вас в крови. Но есть разница между подвигом и безрассудством. – Роуль подошёл вплотную, и Миноин уловил запах пороха. – Ваш отец отказался отступать, хотя приказ допускал манёвр. Он выбрал смерть ради чести. Вы… ради чего работаете?

– В Протополисе я нашёл работу. Этого достаточно.

– Ложь, – Роуль улыбнулся, словно врач, ставящий диагноз. – Вы бежите от прошлого. Но оно настигает даже здесь.

Он повернулся к окну, раздвинув жалюзи. За стеклом открылся вид на площадь.

– В Рокмании сейчас год нулевой – между смертью императора и коронацией нового, которого после недавних событий больше не будет никогда. Но здесь, – он постучал ногтем по стеклу, – мы считаем время от основания города. Лето 86-го года. Думаете, это случайность?

Миноин молчал, наблюдая, как луч закатного солнца упал на стену, освещая портрет Роуля в парадном мундире. За ним виднелась дата: «85-е лето после основания».

– Вы свободны, – неожиданно заключил Роуль, возвращаясь к столу. – Но запомните: в нашем деле важна не скорость, а точность. Чрезмерный энтузиазм убивает чаще, чем пули.

8

Дверь в левом кабинете скрипнула, выпуская Миноина наружу. Он тяжело вздохнул и пробормотал: «Столько слов… Зачем так много?» Его уставший разум стремился к отдыху, и он направился в самую большую комнату, где опустился на первый попавшийся диван. «Когда я впервые её увидел, то подумал, что она – секретарь. Глаза нежно-голубые, почти как летнее небо… А оказалось, что она – правая рука Роуля. И болтает, как торговка на рыночной площади!» – пронеслось у него в голове. «Ничего толком не объяснила: «Будь внимательным, неподкупным, следуй указаниям главы». И всё… Да уж, вот такое наставление!»

Мысли Миноина прервались, когда он заметил троих, стоявших у входа. Самый низкорослый из них, ёрзая на месте, подошёл и произнёс: – Привет, меня зовут Дима. Дмитрий. А тебя как?

– Миноин, – отозвался он, протягивая руку для рукопожатия. – Рад знакомству. Если будет настроение поболтать – подходи, обсудим, – буркнул Дима, плюхнувшись в кресло рядом с двумя молчаливыми коллегами.

Миноин внимательно осмотрел Диму, удивляясь его странной манере общения. В этот момент в комнату вошёл Роуль, уверенно вышагивая в своих лакированных ботинках: – Приветствую всех. Работа найдена. Возьмите дубинки в соседней комнате. Миноин, надень форму.

Через семь минут Миноин уже стоял на улице, нервно переминаясь с ноги на ногу. Роуль выстроил колонну из четырёх человек. «Шесть человек на весь отдел… Негусто», – пронеслось у него в голове.

– Двигаемся в Министерство инфраструктуры. Всем ясно? – рявкнул Роуль, его голос звучал как команда на корабле.

– А сколько платят-то? – выпалил Дмитрий без тени сомнения. Роуль на мгновение поджал губы, но тут же улыбнулся, демонстрируя профессиональную сдержанность: – Не волнуйся. Зарплата достойная. Поехали!

9

Ехали мы, как я понял, на личном автомобиле Роуля, что, в свою очередь, может говорить о солидном уровне его доходов и о его социальном статусе. В конце концов, в моём родном крае машину могли позволить себе только состоятельные люди, даже не у каждого министра была такая роскошь. Это редкость и очень престижно, особенно когда речь заходит о личном автомобиле. Разумеется, я впервые в этих краях, но думаю, что такая вещь, как машина у обычного человека, может многое сказать о нём и о его возможностях. Что именно, мне неясно, но есть над чем поразмыслить. Возможно, это свидетельствует о его связях с преступным миром или о наследовании крупного капитала. Когда мы наконец приехали, я увидел здание, которое не производило впечатления штаб-квартиры важных министров, обсуждающих тёмные и непонятные вопросы ради блага народа. Оно было на треть меньше здания антикоррупционного отдела, но зато в два этажа, что придавало ему особую значимость. У входа стояли два человека в рабочей форме, судя по всему, они чинили трубу. Мы припарковались рядом и вышли из машины. И тут Роуль начал свою речь.

«Что ж, вот мы и приехали. Миноин, ты проверь этих двоих и прилегающую к зданию территорию. Остальные – за мной», – сказал он с непринуждённым выражением лица, полным уверенности. Я даже думаю, что у него всегда такое выражение лица. Стабильность и скрытые связи, которые он не собирается демонстрировать, только придают ему уверенности. И вот они уже вошли в здание, а я остался один. Моё задание было простым, но ответственным.

Первым делом я направился к двум рабочим, которые без особого энтузиазма пытались починить трубу, демонстрируя профессионализм и опыт. Они были во многом похожи друг на друга, но самым заметным отличием было то, что первый был старше лет на десять, ему было около пятидесяти, а второму, чуть выше ростом, было около сорока. Больше я не нашёл никаких существенных отличий. Осмотрев их, я решил подойти и заговорить.

«Здравствуйте, отдел по борьбе с коррупцией», – начал я, соблюдая формальности. «Здравствуйте», – ответил старший из них, не выказывая ни страха, ни сомнений. «Что вам нужно?» – конечно, добавил он про себя. У отдела по борьбе с коррупцией и без меня дел по горло.

Мне велели много чего интересного: например, выворачивать карманы и проверять всё, что можно. Я, конечно, понимаю, какой сообразительностью нужно обладать, чтобы носить миллионы в карманах. Я думаю, вы знакомы с процедурой, но проверять вас я не собираюсь. По-моему, вы хорошие люди, и эта работа не стоит того, чтобы вам мешать. Я вижу, как вы стараетесь, и это вызывает уважение.

Сказав это, я заметил, что на их лицах отразилось искреннее замешательство и, возможно, даже облегчение. Они явно не ожидали такого поворота событий. Глаза старшего из них забегали.Однако наша беседа продолжилась.

Тот, что копошился внизу, произнес, и в его голосе явно сквозило удивление, смешанное с какой-то опаской. "Но кое-что нам все-таки известно. Я вижу, ты тут совсем новенький, еще не познал всех местных причуд и тайн. Если тебе не сложно, может, просветишь нас о себе немного? Времени у нас предостаточно, некуда спешить. Как тебя звать-то?

– Миноин Довольно простое имя, не находишь.

Что ж, Миноин…" – в его голосе удивление постепенно сменялось легким пренебрежением, словно он оценивал новичка свысока. "Появился здесь недавно один тип, называет себя Наждачкиным. Ему потребовалось всего пара данных, чтобы, видите ли, угодить абсолютно каждому в этом захолустье. Понимаешь, многих это настораживает, заставляет задуматься, что к чему. Что-то с ним не так, чую это нутром. Все, кто его видел, описывают его по-разному, словно он умеет менять облик, но имя всегда называет одно – Наждачкин. Его я тебе уже назвал. Так вот, в итоге хочу сказать: держись от него подальше. Такого наивного и чистого душой человека, как ты, еще поискать надо, не преследуй его, ничем хорошим это для тебя не кончится, уверяю. Да и вот еще что, – он начал выбираться из ямы, в которой до этого чинил какую-то проржавевшую трубу. – Ты же знаешь из школьных учебников, чем известен наш убогий городок? Чем мы тут гордимся, если вообще есть чем?"

В этот момент второй человек, который до сих пор хранил молчание, положил тяжелую руку на плечо говорившего, обрывая его поток слов. "Я думаю, ему достаточно информации для начала. Пошли отсюда, нечего время тратить. Уж пойми, некогда мне тут рассусоливать".

Второй бросил на него недоверчивый взгляд, полный невысказанного упрека, а затем снова повернулся лицом к Миноину. "Так ты знаешь, что тут к чему? Не может быть, чтобы не знал! В этих местах зародилась человеческая жизнь, как утверждают не просто древние легенды, но и учённые с исследователями . Где-то неподалеку от города даже должен стоять памятник этому знаменательному событию, хоть он и выглядит сейчас жалко и заброшенно".

Миноин пробормотал про себя: "Так к чему же он клонит? Какова цель этого странного разговора?"

– На этот счет до сих пор ведутся ожесточенные споры, – продолжал первый, словно прочитав его мысли. – Никто толком не знает, как именно появилась жизнь, но все уверены, что именно здесь. Тебе не кажется это странным, мягко говоря?

– Я, например, не улавливаю суть. Мы сейчас говорим о теориях всемирного заговора или о гипотезах зарождения жизни?

– В общем, поверь мне на слово, в нашем городе порой творятся чертовски странные вещи. Во времена Рокманской империи наш город был закрытой территорией, окутанной мраком тайн. Обо всем, что здесь происходило, было строжайше запрещено говорить и вывозить за пределы города".

Миноин поймал его спокойный взгляд, даже несколько умиротворяющий. Казалось, он только и ждал подходящего момента, чтобы выложить все это и облегчить свою душу. "И что же здесь происходило такого, что требовало стольких предосторожностей?"

– Мне кажется, ты и сам уже догадываешься, что место зарождения жизни и эти странные, необъяснимые события как-то связаны между собой, переплетены незримыми нитями, – лукаво усмехнулся первый.

– Точно. Но я ничего не знаю наверняка, лишь строю предположения, пытаюсь сложить пазл, – признался Миноин. – Но что…?

– Да тут всяких чудиков встретить можно, людей, которые резко выделяются на общем фоне, словно пришельцы из другого мира. И такое оружие у них, что и на всей планете не сыщешь. Да и вспышки в небе, которые никто не может объяснить,– словно кто-то испытывает новое оружие или подает сигналы. Жуть, одним словом". Тут его наконец перебил его напарник

– Тебе пора перестать нести чушь, людей пугаешь.

– Да ладно тебе, пусть парень знает что к чему тут!

– Я вас понял, – кивнул Миноин. – Буду на стороже, постараюсь быть внимательным ко всему.

– Единственное, что я сейчас осознаю, – это то, как мало я знаю, – пробормотал он. – Хотя теряться в догадках для меня большая редкость, я обычно всегда знаю что делать.

– Спасибо за понимание и за предостережение, – добавил он.

Во время всего разговора второй человек не сводил с Миноина злобного взгляда, словно тот был его личным врагом. Причины этой неприязни оставались для Миноина совершенно непонятными.

В этот самый момент из чрева здания, словно из пасти механического зверя, появился начальник. Его жест был скуп и лаконичен – лишь легкий кивок, призыв, обращенный ко мне. «Давайте, чтоб работа только радовала душу», – напутствовал Миноин честному работнику, чье лицо тут же расплылось в ответной улыбке. «И вам не хворать, проверяющий», – прозвучало в ответ, и эта простая фраза, казалось, впитала в себя всю соль тяжелого трудового дня.

После этих слов, словно очнувшись от мимолетного видения, я развернулся и направился к начальнику. Сердце сделало неровный скачок, предчувствуя неизведанное. Толкнув обитую дерматином дверь, я оказался в узких, как пеналы, коридорах, где гулко отдавалось эхо шагов. Послушно, как тень, продолжал следовать за капитаном, ощущая его тяжелую ауру впереди.

В конце концов, мы достигли второго этажа, где за мутным стеклом окна открывался вид, лишенный всякой поэзии: серая стена соседнего здания, клочок унылого неба. Ничего примечательного, ничего, что могло бы хоть на миг задержать взгляд. Капитан, не замедляя шага, вошел в комнату.

Я последовал за ним, и моим глазам предстала аскетичная картина: тусклый свет, проникающий сквозь пыльное окно, и одиноко стоящий посреди комнаты стол, словно алтарь в заброшенном храме. За столом, откинувшись на спинку скрипучего стула, сидел человек. Лет сорока, не больше и не меньше, среднего телосложения, одетый в потертую, но на удивление чистую рабочую куртку. Его лицо, обветренное и грубое, говорило о многом. Но главный акцент, несомненно, приходился на бороду. Казалось, бриться у него не было в планах не в течение последних пяти лет, а, пожалуй, всей жизни. Мощная, пышная, она покрывала почти все лицо, словно густой лес, скрывающий тайны.

– Так, Миноин, значит, у тебя опыт допроса имеется, да и в принципе, опыт работы с такими делами у тебя большой, – произнес капитан, нарушая молчание. – Вот этого, будь добр, допроси, пожалуйста. А то у меня никак не выходит найти с ним общий язык.

В его голосе сквозила усталость и едва уловимая надежда.

– Вы считаете, он из драгонистов? – неуверенно спросил я, стараясь уловить суть происходящего.

– Точно, читаешь мои мысли, стажер, – усмехнулся капитан. – Ну, не будем об этом. Ближе к делу. За работу. А я пока пойду и посмотрю, как там у остальных продвигается. Работа не ждет.

С этими словами он развернулся и вышел, оставив меня один на один с незнакомцем и смутным предчувствием.

Про себя, я лихорадочно прокручивал в голове возможные сценарии. Я знал несколько приемов, как распознать ложь, как вывести человека на чистую воду. Нужно было лишь собраться с мыслями и выбрать правильную тактику. Времени на раздумья не было.

Я остался в комнате один. Один на один с головой министерства – с самим Буртосом. Обстановка царственной не была, скорее, наоборот. Вокруг царила пыль веков и неприкрытая разруха, документы валялись повсюду, и казалось, что пол не был исключением из этого хаоса. Старый, видавший виды шкаф, забитый под завязку все теми же бумагами, и стол – в том же удручающем духе. Я решительно двинулся вперед, поднял с пола обшарпанный табурет, поставил его рядом со столом, напротив Буртоса, и бесцеремонно уселся. Все это время он сидел неподвижно, словно каменный истукан, с какими-то пугающе выпученными глазами, уставившимися в пустоту. "Так будем сидеть, так и будем сидеть", – пронеслось в голове, "иначе я просто не смогу спокойно воспринимать происходящее". Я откашлялся и нарушил гнетущую тишину: "Долго ли вы тут работаете?"

Буртос нисколько не изменился в лице. Единственное, что он сделал, как будто преодолевая внутреннее сопротивление, – медленно поднял глаза и, без тени страха, даже, я бы сказал, с некоторой раздражительностью и ненавистью, посмотрел на меня. Не скрою, мной завладел некий страх. Обычно мне не свойственно отводить взгляд, но в его глазах я увидел такую бездну, что невольно поежился. Он и не пытался напугать, но именно это и пугало больше всего. Хоть во мне и поднималась волна страха, я старался не выдать его. Он сверлил меня взглядом своих глубоких, серых, как зимнее небо, глаз. В комнате повисло тягостное молчание, которое разорвал тяжелый, басистый голос: "Двадцать девять лет". Он произнес это негромко, как будто говорил сам с собой, вспоминая о чем-то далеком и утраченном. "Двадцать девять лет и десять дней. Безупречной работы". Он продолжал смотреть мне прямо в глаза, не отводя взгляда ни на секунду, словно пытаясь прочитать мои мысли. "И все испоганила революция", – голос оставался спокойным, но в нем чувствовалась скрытая ярость.

Внезапно он взмахнул кулаком и с силой ударил по столу, так что подскочили бумаги и зазвенели стекла в окнах. Вскочил на ноги и, побагровев лицом, сорвался на крик: "И вы еще считаете, что я виноват? Да как вы смеете?!" Слюна брызгала изо рта, глаза метали молнии. "Меня награждал император Антарас Третий, сам лично, а вы еще смеете утверждать, что весь беспорядок из-за меня, да еще и того хуже, что я из драгонистов, из числа этих тварей, которые поломали каждую несчастную жизнь в этой стране?" Буртос тяжело дышал, пытаясь унять дрожь в голосе. "Знаете что, я плевать хотел на ваши обещания! Если я вам не нужен, то просто возьму и уволюсь, к чертовой матери!"

Я судорожно сглотнул, пытаясь унять дрожь в коленях. Сказать честно, я испугался не на шутку. Обдумывая ситуацию уже позже, я понял, что передо мной стоял не просто чиновник, а человек, прошедший через огонь и воду, но тогда я пытался сохранить лицо и ответил голосом, насколько возможно спокойным: "Я же ничего не сказал. Я ни в чем вас не обвиняю, честно говоря, не совсем представляю, о чем вы говорите".

Его глаза потупились. Он молча опустился обратно в кресло, отвел взгляд на свои руки, сжатые в побелевшие кулаки. Какое-то время он молчал, собираясь с мыслями. "Я вас слушаю", – сухо произнес он, наконец. "Рабочие при входе ремонтируют трубу, верно?" Он поднял на меня глаза, окинул презрительным взглядом и добавил: "Так. По вашему плану у вас за спиной… там нет трубы. Они выходят с другой стороны здания". Наступила небольшая пауза, нарушаемая лишь глухим гулом работающих где-то вдалеке механизмов.

Тогда… что там – не ваше дело. Я увольняюсь. В его голосе звучала усталость и какая-то безнадежность.

– Я думаю, мы могли бы сотрудничать, – попытался я сгладить ситуацию.

– нет и всё

Я и не рассчитывал на вашу помощь. Можете идти, от следствия нет каких-либо претензий".

– Нет. Постойте! – воскликнул он.

– Я слушаю. мои глаза посмотрели на него .

Это не настоящий план. Во времена Империи была секретная ветка, которая вела на военный завод. Сейчас эта ветка не работает. А что стало с заводом, мы не знаем. Связи с теми местами нет.

– Далеко стоял данный завод?

Километрах в двадцати от города. В подробности я особо не вдавался, – ответил Буртос, немного смягчившись.

Как вам удалось при таком низком обеспечении поддерживать отличную работу целого министерства? – спросил я, надеясь на откровенность.

Ох, это я могу, не зря же медаль получил. Я надеюсь на дальнейшее сотрудничество с новым правительством". В его голосе прозвучала нотка сарказма. Ладно, – из его груди вырвался легкий смех, – помогу вам пока.

У вас есть драгонисты? – спросил я, переводя разговор на более деликатную тему.

Драгонисты? Относительно кого?" – Буртос нахмурился, словно не понимая, о чем я говорю. "По-своему, все население Протополиса – драгонисты для Империи".

– Но есть ли драгонисты относительно вас? – я повторил свой вопрос, стараясь говорить максимально четко.

– Думаю, нет. У меня здесь дисциплина, и я обещаю, что если такие люди, такие нелюди здесь появятся, мы их на месте порешаем. – Его слова прозвучали угрожающе.

– Это хорошо, конечно, но лучше бы сначала перевести в участок, – возразил я, стараясь быть тактичным.

– Хорошо, услышал, – кивнул он. Буртос встал, спрятал руки за спину и подошел к окну. – Нелегкое сейчас время, – сказал он с горечью, глядя на серый пейзаж за окном.

Я встал, подошел к нему и остановился рядом. "Думаю, мы не совсем правильно начали, – сказал я, протягивая руку. "Меня Миноином зовут, а вас?"

– Буртос, —сухо ответил он. В голове промелькнул контраст между этим вспыльчивым человеком и другим Буртосом, которого я знал по легендам, который был одним из лучших генералов в истории Рокмании. Мы пожали руки. "Думаю, на этом все, а начальнику передам, что вы тут ни при чем".

– Это самая лучшая новость за этот день. Прощайте.

Я обернулся и уже начал двигаться к двери, но меня остановила крепкая рука, схватившая за правое плечо.

Я резко обернулся.

– Хорошего дня.

– Доброго дня, – процедил я, словно освобожденная из заточения птица, покидая теплую ладонь, в которой меня держали, и направился к выходу.

Вырвавшись из удушающей атмосферы здания, я сразу же заприметил знакомую фигуру – главу, капитана Роуля. Он стоял спиной, прислонившись к обшарпанному, видавшему виды забору, который жалко отгораживал парковку от унылого, однообразного пейзажа. В руке его дымилась неизменная сигара, источая горьковатый аромат, а клубы дыма, словно призрачные змеи, медленно растворялись в стылом воздухе. Вокруг не было ни души, ни единого члена команды. Лишь одинокий силуэт капитана, словно изваяние, застывшее в позе вечной усталости, словно памятник самому себе и своей непростой судьбе. Не колеблясь, я приблизился и, ступив рядом, тоже оперся о прогнившие доски этого никчемного заборчика.

Е— сть что-то новенькое? – проворчал он, не утруждая себя поворотом головы, с присущим ему спокойствием, граничащим с полнейшим фатализмом. В его приглушенном голосе не прозвучало и тени удивления, словно он заранее знал, что я подойду, и этот разговор – лишь неизбежное продолжение моего задания.

– Не уверен, что он как-то связан с Драгонистами, но одно могу сказать наверняка: министерству срочно требуется новый глава. Человек с его характером – холерик у власти – это большая редкость, граничащая с полнейшей невозможностью."

– Да ты это Марвартову скажи, вдруг он тебя послушает. Хотя в последнее время он никого не слушает, совсем от рук отбился, но вдруг тебе повезет. Может, хоть твое мнение услышит. Будешь сигаретку? – он протянул мне свой изрядно потертый портсигар, украшенный тусклыми самоцветами, которые, казалось, давно утратили свой былой блеск.

– Пожалуй, да, – ответил я, машинально вытягивая сигару из предложенного портсигара и ощущая, как терпкий, обволакивающий аромат табака мгновенно заполняет мои легкие, возвращая давно забытые ощущения. Затянувшись, я невольно выдохнул облачко дыма, попутно задумавшись откуда у него такая дорогая вещь. – "Вот уж не думал, что ты куришь.

– А я и не курю почти, – усмехнулся капитан, бросив на меня мимолетный взгляд. – Как так случилось, что ты пристрастился к этой отраве?

– Во время службы в Императорском полку я был единственным некурящим, представляешь? И, как ты понимаешь, долго так продолжаться не могло, это было просто невозможно в той обстановке. А как ушел со службы, сразу же бросил. И вот сейчас, впервые за тридцать с лишним данных, снова курю.

Я сделал еще одну затяжку, наслаждаясь горьковатым привкусом дыма, а капитан, в свою очередь, выпустил плавное кольцо дыма, которое тут же растаяло в холодном воздухе, словно и не бывало. В его глазах мелькнула легкая тень воспоминаний, словно он на мгновение вновь оказался в тех далеких, полных опасностей и приключений днях.

– Понимаю. Ну, ладно, вот, держи сорок тысяч вселенов. Считай, что это премия. Ты это заслужил, – он протянул руку с пачкой хрустящих банкнот. Моему удивлению не было предела. Пачка новеньких, приятно шуршащих купюр выглядела чем-то совершенно нереальным, чужеродным в этой серой, унылой действительности.

– Сорок тысяч – это очень большая сумма. Огромная, я бы даже сказал. Откуда такие деньги? Все это выглядит довольно подозрительно, – я взял деньги, чувствуя, как они будто жгут мне ладонь. В голове моментально зароились бесчисленные вопросы, на которые я пока не мог найти ни одного вразумительного ответа.

– В здании все тихо, ничего подозрительного не происходит. Скукотища смертная. Тебя, кстати, подвезти или сам дойдешь?

– Сам, на своих двоих. Нужно немного развеяться, – ответил я, ощущая острую потребность пройтись пешком, побыть наедине со своими мыслями и попытаться осмыслить все произошедшее.

– Тогда давай, до завтра. А я пока остальных по домам развезу,– Роуль резко затушил сигару о шершавый забор и направился к своей машине, оставив меня в одиночестве.

Затянувшись сигарой, я не удержался и спросил капитана: "А что это за кинжал у тебя на поясе? Никогда раньше не видел."

Роуль, слегка повернувшись, коснулся рукояти кинжала.

– Это памятный. Подарок от самого Буртоса, когда он тут проездом был.

– Буртос? Тот самый Буртос?– изумился я. – Да я бок о бок с ним сражался в битве при Чвинхае! Не думал, что он лично такие подарки раздает."

С этими словами Миноин направился в знакомую всем местным жителям столовую. В животе отчаянно урчало от голода, напоминая о себе, и воспоминания о сытном обеде, съеденном здесь накануне, приятно подгоняли его вперед. Войдя внутрь, он увидел ту же самую молодую продавщицу за прилавком, все так же безучастно взирающую на посетителей.

– Закажу все то же самое, сяду за тот же самый столик, – пробормотал он себе под нос. Все было как обычно, привычно и до боли предсказуемо. За исключением одного, но очень важного нюанса. Лишь одна-единственная деталь, словно небольшой завод, внезапно выросший посреди девственного леса, неприятно кольнула его сознание и вызвала волну раздражения. Думаю, вы уже догадались, о чем идет речь. Это цена. Тридцать четыре тысячи вселенов! Огромная цифра на ценнике буквально резанула глаз, словно удар хлыста по голой коже. Еще вчера этот самый обед стоил втрое дешевле, что было вполне приемлемо.

Не в силах сдержать свое возмущение, Миноин, конечно же, выразил свое недовольство продавщице. Он попытался воззвать к ее совести, напомнить о вчерашней цене, которая казалась такой разумной и справедливой, но все было тщетно. В ответ он услышал лишь заученную фразу о том, что сейчас, мол, инфляция, кризис, и цены просто вынуждены были поднять. "Ничего личного, только бизнес", – читалось в ее холодных, равнодушных глазах. Перспектива оказаться на улице, без крыши над головой, как и для любого адекватного человека того времени, вызвала лишь смирение. Он понимал, что спорить бесполезно, что его доводы просто не будут услышаны, и проглотил обиду вместе с этим чертовски вкусным, но таким дорогим обедом.

Выйдя из столовой, Миноин начал задумчиво размышлять о том, где же ему придется провести эту ночь. Кошелек предательски зиял пустотой, словно насмехаясь над его бедственным положением. Немного побродив по близлежащему парку, вдыхая свежий, прохладный воздух и безуспешно пытаясь успокоить расшатанные нервы, он направился обратно в отдел. "Может быть, там удастся спокойно поспать", – промелькнула в голове робкая надежда, словно слабый лучик света в темном царстве безысходности. Вскоре он уже стоял у дверей родного отдела и с удивлением обнаружил, что не только ему пришла в голову мысль провести ночь в этом скромном убежище. Оказывается, отдел превратился в своеобразный ночлежный дом для тех, кто не мог позволить себе оплатить ночлег.

Здесь была и глава по отделу кадров, выглядевшая усталой и осунувшейся, и сам капитан, задремавший прямо в своем рабочем кресле, и еще какие-то двое незнакомых лиц, вероятно, такие же бедолаги, как и он сам. Все они искали тепла и покоя в этих привычных, но таких неприветливых стенах родного отдела. Получив себе раскладушку, Миноин, недолго думая, сразу же завалился в постель и мгновенно провалился в глубокий, беспокойный сон, полный тревожных сновидений и мрачных предчувствий.

10

Утро уже наступило, но Миноин не спешил вставать. Солнечные лучи пробивались сквозь полузакрытые шторы, рисуя на полу золотистые полосы, которые дрожали при каждом порыве ветра за окном. Однако мысли о предстоящей работе быстро заставили его подняться. Пахнущий пылью и вчерашним кофе воздух заполнял комнату, а за стеной слышалось оханье соседа. В помещении, которое с натяжкой можно было назвать кухней, уже собрались все пятеро сотрудников. Стол с облупившейся краской был завален бумагами, а на подоконнике ржавела консервная банка с увядшим кактусом.

– «Доброе утро всем», – произнесла единственная здесь женщина, Мирана, снимая с плеч потёртый кожаный плащ, и устало опустилась за стол, поправляя растрёпанные волосы. Её тени для век слегка расплылись, выдавая бессонную ночь.

– «Доброе», – раздалось в ответ хором, но голоса звучали так, словно участники хора репетировали разные произведения.

Миноин потянулся и, зевнув так, что челюсть хрустнула, спросил:

– «Ну что, в городе за ночь что-нибудь случилось?»

Начальник,задумался на секунду, затем тяжело вздохнул, будто выдыхал дым невидимой сигареты.

– «Статистика, как всегда, не радует. Хотя чего ещё ожидать? Учитывая, что город у нас независимый, народ разбегается. Как крысы с тонущего корабля. Из 10 152 человек, которые жили здесь ещё вчера, около 232 уже уехали. И это только за одну ночь. Осталось, как несложно посчитать, 9 920. Если так пойдёт, к зиме будем считать население по пальцам.»

Он сделал глоток кофе из треснувшей кружки с надписью "Лучшему начальнику" и продолжил:

– Бизнес пока держится, но производство упало на 5%. Один из цехов мясокомбината вообще остановлен – оборудование украли подчистую. Инфляция за прошлый месяц – 300%. Хлеб теперь дороже пули.

В комнате повисло тягостное молчание. Мирана нервно постукивала пальцами по столу, выбивая ритм печального марша.

– Но есть и хорошие новости, – начальник развернул перед ними карту, покрытую пометками красного маркера. – Наш штат увеличился до 22 человек, из них 10 – на выезд. Двое из новых – бывшие военные, могут пригодиться. Полиция сейчас насчитывает 80 сотрудников, хотя половина из них – пенсионеры или мальчишки, и Марвартову удалось наладить контакт с ближайшими деревнями. Там живет около 15 тысяч человек – потенциальные союзники. Правда, требуют оружие в обмен на лояльность.

– Так что в целом ситуация под контролем, – заключил он, хотя его левый глаз дёрнулся, выдав напряжение.

– Согласен, – раздался чей-то голос из угла. Там, в тени, вспыхнула искра зажигалки – кто-то прикуривал сигарету.

Миноин обернулся – незнакомый парень, с татуировкой в виде паука на шее, возможно, новенький. Его глаза блестели как у ночного хищника.

В этот момент прозвенели часы с отбитым стеклом, их маятник замер в крайней точке, будто не решаясь продолжить движение.

– Смена начинается! Всем по местам! – рявкнул капитан, хлопнув ладонью по столу так, что затрепетали листы с отчётами.

Поскольку Миноин был в оперативной группе, ему оставалось только ждать вызова. Минуты тянулись мучительно медленно. Потолок покрылся трещинами, напоминавшими карту неизвестной страны. Он сидел на потрёпанном диване, пружины которого впивались в бока, и ему казалось, что ещё немного – и он сольётся с ним воедино. Даже запах пыли и старой кожи казался теперь частью его собственного тела. Чтобы не уснуть, он встал и подошёл к начальнику.

– Будет сегодня выезд или нет? – спросил он, поправляя кобуру на поясе.

– Новостей пока нет, – буркнул начальник, не отрываясь от рапорта с кроваво-красным штампом "Совершенно секретно".

– Скучно до чертиков. Хоть бы перестрелка какая…

– А что по преступности? Полиция докладывает о чём-нибудь? – Миноин ткнул пальцем в карту, где район вокзала был зачёркнут крестом.

Начальник развернул карту города со следами кофе и пепла.

– Условно город разделён на пять зон. Думаю, ты понимаешь, по какому принципу. Центр ещё наш, но держимся на честном слове и трёх патрулях. Весь Южный сектор сейчас под контролем банд. Там теперь свои законы: вчера на рынке за кражу яблок человека забрали, а где он теперь никто не знает. Половина Западного тоже вне нашего влияния. Главный там – некий Наждачкин. Говорят, он бывший циркач, умеет обращаться с ножами. Информации о нём кот наплакал, да и та, что есть, противоречивая. То ли ему пятьдесят, то ли двадцать пять. То ли лысый, то ли кудрявый.

–Интересно выходит. стойте пока не забыл помнится мне что вы упомани о том как получили свой кинжал такой чёрный с рубиновой рукоятью. Тогда вы ответили что это вы получили от Буртоса когда тот тут проезжал. будьте добры расскажите как это произошло?

Вопрос застал врасплох Роуля. Он замер, будто тень прошлого накрыла его. Всё случилось сразу после битвы под Чвинхаем. Буртос ехал в столицу по железной дороге. Состав то и дело останавливался. Одна из таких остановок пришлась на наш город, затерянный среди холмов, где дожди стирают даже память о войне.

Сойдя с поезда, Буртос первым делом отправился ко мне, как к старому товарищу. Его плащ был в пыли, а в глазах – усталость, смешанная с тем огнём, что я помнил ещё со времён Академии. Как-никак, мы оба окончили одно и то же учебное заведение – может, слышал, «Академию имени Будущих Героев»? Там, в старых стенах, поросших плющом, мы с ним ночами спорили о тактике, а на рассвете бегали к реке, чтобы успеть до звонка. Оттуда и дружба наша пошла, крепче стального клинка.

Вот тогда-то он и вручил мне этот кинжал. Перед тем как протянуть его, Буртос замер, будто вспоминал что-то давнее. «Роуль, – сказал он, – этот клинок видел больше чести, чем вся наша армия». Сам Буртос говорил, что клинок принадлежал одному из командиров южан, человеку, который сражался до конца, даже когда знамя уже пылало. Рубин на рукояти, по его словам, был вырван из короны князя – капля крови в оправе из тьмы.

А после, закурив трубку, он добавил: «Держи его близко. Иногда оружие помнит больше, чем мы сами». И улыбнулся так, словно вручал не оружие, а часть своей души. Поезд ушёл на закате, оставив за собой алый след, а я стоял, сжимая рукоять, и думал: сколько же историй замолчал этот клинок?

Вдруг раздался резкий телефонный звонок со старомодным трещощим звуком. Начальник демонстративно выждал пару секунд, сцепив зубы, затем поднял трубку проводного аппарата, обмотанную изолентой.

– Вас слушает антикоррупционный отдел. Ждём указаний.

Голос в трубке был напряжённым, словно говорящий пытался кричать шёпотом:

– Это полковник Никронов. Вы мне не поверите, но… Нам не хватает людей. Нужна помощь в одном срочном деле – хищение президентской казны. Пропала золотая печать и документы на нефтяные вышки. Как приедете, введу в курс. Улица Юного Императора, 17. Жду.

– Понял вас. Скоро будем. – Начальник бросил взгляд на часы: стрелки показывали 8:47 – время, когда город либо просыпался, либо умирал.

Начальник бросил трубку, его глаза горели решимостью и чем-то ещё, что напоминало голод.

– Вот и работа. Наконец-то. – Он резко встал, и пистолет в кобуре глухо стукнул о край стола. – Миноин, за мной. Поехали. Надеюсь, ты не забыл, как заряжать твоего дружка?

11

Мы вдвоём стояли у довольно большого полукаменного полудеревянного дома, чьи стены, вовсе не покрытые трещинами времени, рассказывали о свежести постройки. На территории размером с гектар, полностью окружённой двухметровым прочным каменным узорчатым забором, который напоминал зубья спящего дракона. Ворота же были металлические, кованые, с орнаментом из переплетённых шипов – будто сама неприступность отлита в железе.

– Так, где тут у нас звонок? Его нет, – проворчал я, проводя ладонью по холодной поверхности.

– Похоже на то, – капитан усмехнулся, поправляя фуражку. – Я думал, нас будут ждать. Дело-то важное.

Немного подумав, я нашёл единственное решение этой проблемы. Просто постучаться в ворота. Так и было сделано. Удар костяшками отозвался глухим эхом.

– Есть кто? Полиция? – пробовал я спросить у стены, но ответом стала лишь тишина, нарушаемая шелестом ветра в кронах дальних тополей.

– Видно, не всему тебя научили, – весело высказад некогда спокойный человек, сняв перчатку. – Тут территория с гектар. Если дом на другом конце, то и подавно ничего не услышат.

Я попробовал ещё раз постучаться, а потом ещё. Это оказалось бестолку. Металл лишь глухо звякал, будто насмехаясь.

– Тут кричать надо, по-другому никак, – капитан обернулся и встал спиной к воротам, расставив ноги, как оратор перед толпой. – Как же там было… Сейчас вспомню. Сначала голос подготовить, чтоб кричать…

«Я тебя…» – капитан начал петь нараспев, растягивая слова, будто разминая связки. – «Искал везде!

В этот момент дверь рядом с воротами открылась, скрипнув, словно проснувшийся страж. На пороге показался всеми вами знакомый Марвартов, его массивная фигура заслонила свет из двора. Только он решил шагнуть за порог, сразу отступил назад, будто столкнулся с невидимой стеной. В руке он держал кнопочный телефон, поднесённый к уху, и вёл с кем-то важную беседу, но наш вид заставил его замолчать. Отступив, он застыл, застигнутый непроизошедшей картиной: возле ворот стоял автомобиль, пыль на капоте ещё не осела. Прямо на него с лицом недоумения глядел я, а чуть позади, спиной к Марвартову, стоял человек, напевающий о любви.

На лице Марвартова появилась лёгкая мимолётная улыбка, которая, словно машина, мчащаяся мимо, сразу же скрылась под его суровым, но приятным лицом.

– Подождите секунду, – бросил он в трубку, прижав телефон к груди. – Я вас ждал. Проходите в подвал. Там сами разберётесь.

Он оставил дверь открытой и скрылся во внутреннем дворе. Я и капитан, который успел повернуться на полкруга, с красноватым блеском на лице – то ли от смущения, то ли от закатного света – двинулись за Марвартовым.

Двор и вправду был большим. Среди аккуратных газонов стояло несколько зданий, вовсе не маленьких: кирпичный гараж с чёрными ставнями, и беседка, увитая диким виноградом. В углу двора блистал небольшой бассейн с бирюзовой водой, где плавали опавшие листья, а рядом – конюшня, из которой доносилось фырканье единственной лошади, белой как снег. Но особое внимание мой глаз привлёк тир с мишенями и стойками, где сверкало настоящее оружие.

– Пострелял бы, – капитан щёлкнул затвором воображаемого ружья.

– С радостью, сэр. Вижу оружие новое, там стоит из уголков мира разных, – кивнул я, чувствуя, как пальцы сами тянутся к ближайшему стволу.

– Что правда, то правда. Ещё позже, когда времена имперские, тут турнир проходил, – капитан провёл рукой по корбе. – Я тогда выиграл. Марвартов тоже участвовал, но меня обойти не смог, даже такой слон, как он.

– Я бы с радостью сразился с вами, у лучших учился, – ухмыльнулся я.

– А это мы узнаем, – буркнул он, уже направляясь к дому.

Он и вправду был на самом краю от ворот – трёхэтажный гигант с остроконечными фронтонами и стрельчатыми окнами. Интересно, задумался я, как Марвартов смог услышать нас, если дом так далеко? Может старинные стены хранили шепоты…

Внутри нас ожидала обычная, ничем не примечательная мебель: дубовый стол, кожаный диван с потёртостями, часы с маятником, отсчитывающие секунды. Но всё изменилось, когда мы спустились в подвал. Там, за железной дверью с кодовым замком, находился не просто сейф – целая комната, забитая до потолка купюрами. На полу валялись пачки денег разного номинала и валют: от привычных пинтвселенов и вселенных до экзотических Ахиев и Капиталов, а также десятки незнакомых Миноину банкнот с портретами королей на обороте. Стеллажи стояли в хаотичном порядке, многие сломались. Местами на полу блестели одиночные монеты – словно звёзды в пыльной галактике.

– Миноин, дело решено, – капитан хлопнул меня по плечу.

– А как же? – Мы одновременно рванули вперёд, ударив ногами в стену, которая, как нам казалось, скрывала тайник.

Из-под ноги Миноина вылетела идеально квадратная часть стены, около 2×2 метра, обнажив узкий проход в армированном бетоне, извивающийся уже в самом начале, как змеиная кожа. На моём лице расцвела улыбка победителя… Но длилась она недолго. Только первая радость озарила меня, как я услышал крик. Крик был протяжный, словно вой сирены, подал его капитан.

– Чёрт возьми! А, кажется, нога!

Я мгновенно рванул обратно в комнату. Удача сегодня явно была не на стороне капитана: вместо тонкой фальшстены он ударил по настоящей, получив сильный ушиб. Его сапог застрял в трещине, а лицо исказила гримаса боли.

Крик услышал Марвартов, который ворвался в подвал спустя мгновения – будто материализовался из воздуха. Возможно, он был в соседней комнате, где хранились… ну, наверное, ещё больше сокровищ. Мы вдвоём вытащили капитана наружу, а затем позвонили в скорую. Та примчалась через минуту – видимо, дежурила за углом. Пока медики накладывали шину, Марвартов стоял в стороне, скрестив руки, и смотрел на нас так, словно мы разбили его любимую вазу.

– В следующий раз, – пробурчал он, сжимая челюсть, – используйте дверь.

Когда машина скрылась за поворотом, я застыл, прислонившись к грубой каменной кладке забора. Мысли кружились, как осенние листья. Какой-то это спектакль? Всё слишком гладко складывалось, будто кто-то заранее расставил декорации: проход в стене, подвал с деньгами, даже эта травма… Судьба что ли решила преподать мне урок? Я представил невидимую руку, ворочающую наши жизни, как шахматные фигуры. Урок, наверное, был прост: «Не лезь, куда не зовут». Но тогда зачем вести меня сюда?

– Эй, Миноин, что задумался? – голос Марвартова вырвал меня из размышлений. Он стоял рядом, скрестив руки на груди, и пытался изобразить на лице строгость, но уголки губ дёргались, будто сдерживали смех.

– Вы что-нибудь успели понять за время, пока с вами был капитан? – спросил он, кивнув на дверь .

– Всё просто… подозрительно просто, – провёл я рукой по стене, ощущая шершавость бетона. – Как в дешёвых детективах. Проход за стеной, сокровища, кричаще очевидная ловушка… Вам не кажется это странным?

– А что в этом странного? – Марвартов фыркнул. – Проход не был прикрыт как следует. И сделан… сделан на совесть. Не на один раз. Он тут, должно быть, давно.

– Ничего другого я не знаю, – вздохнул я. – Но проход всё-таки стоит обыскать. Может… выйдем на след?

– Я с тобой пойду, – неожиданно согласился он. – Всё равно скука здесь смертная.

Мы спустились в подвал, где холодный воздух пахнул плесенью и железом. Пока Марвартов ворчал о «глупостях молодых», я размышлял: Какая может быть скука у мэра? Человек с конюшней, тиром и подземным хранилищем явно жил ярче иных королей.

Проход оказался узким, с низким потолком, где армированный бетон местами крошился, оставляя на одежде белые разводы. Мы шли молча, пригнувшись, под свет фонаря, выхватывающего из тьмы паутину и следы крысиных лап. Туннель тянулся как бесконечная кишка, уводя за город. Но через час пути мы упёрлись в завал: потолок обрушился, засыпав путь грудой камней и ржавой арматуры.

– Интересно, что они прятали… – пробормотал Марвартов, пнув бетонный осколок.

– Или кого, – добавил я, замечая на стене царапины, похожие на следы когтей.

Вернувшись, мы ещё час болтали у ворот. Марвартов, неожиданно разговорчивый, вспоминал турниры прошлого – как бился на саблях с послом южных земель. Но когда я спросил о подземном ходе, он замолчал, будто проглотил язык.

– Иди, – вдруг сказал он, хлопнув меня по плечу так, что я едва устоял. – У меня дела.

Я ушёл, но не домой. Ноги сами понесли меня к дому того самого работника Министерства инфраструктуры – щуплого человечка в потёртом пиджаке, чьи глаза всегда бегали, будто искали выход из клетки. Всё это время меня одолевало чувство, будто я нахожусь в неком спектакле, сыгранном специально для меня, где каждая роль – кроме моей – давно расписана. Даже воздух вокруг казался густым от невидимых нитей, ведущих к кукловоду.

Капитан… На первый взгляд он показался мне человеком сдержанным, уверенным, но не весёлым. Его голос звучал как приказ, а движения были отточены, будто он всё ещё марширует на плацу. Но сегодня, когда он запел у ворот, лицо его преобразилось, а в голосе прорвалась мальчишеская бойкость. Как будто под маской каптана прятался другой человек – тот, кто когда-то бегал по лужам, а не по минным полям. Почему он не смог себя удержать? Может, это тоже часть спектакля?

И скорая помощь, которая по щелчку пальца оказалась на месте… В городе, где даже хлеб привозят с опозданием в три часа, медики примчались за минуту. Будто их дежурная машина ждала за углом, словно зная, что капитан непременно проломит стену. А сам проход – Марвартов уверял, что он «сделан на совесть и давно», но трещины в бетоне были свежими, будто их оставили вчера. Откуда ему это знать? Может, он сам его построил?

Я замедлил шаг, втягивая запах дыма из трубы соседней пекарни. В голове крутились обрывки фраз, как клочья тумана: «используйте дверь», «урок», «судьба»… Что, если все они – актёры? Капитан, Марвартов, даже тот работничек – все, кроме меня. А я зритель, которому вдруг позволили выйти на сцену. Но зачем? Чтобы я увидел подземный ход, ведущий в никуда? Или чтобы заметил, как дрогнула рука Марвартова, когда он говорил о «совести»?

12

Миноин уже стоял у входа в здание Министерства, прислонившись к ржавой ограде, чьи чешуйчатые пластины скрипели под его весом. Солнце, медленно закатывающееся за горизонт, окрашивало небо в багряные тона, а длинные тени от фонарей тянулись, словно пальцы великана, цепляясь за трещины на асфальте. Воздух был пропитан запахом перегретого металла и пыли – словно сам город выдыхал усталость после долгого дня. Рабочий день подходил к концу, и последние лучи солнца скользили по стёклам окон, превращая их в золотые пластины. Из дверей рванули сотрудники – усталые, с потухшими глазами, но оживляющиеся в последние минуты свободы. Они рассыпались по тротуару, как муравьи, потревоженные палкой: кто-то шагал в одиночку, уткнувшись в газету, другие болтали группами по три-четыре человека, обсуждая планы на вечер, перебивая друг друга смешками и шёпотом. Среди них Миноин заметил своего оппонента – мужчину в мятом костюме, бредущего с опущенной головой, словно он нёс на плечах невидимый груз.

– Добрый вечер! – громко бросил Миноин, перекрывая гул толпы, и эхо его голоса отразилось от кирпичных стен, как выстрел в тире.

Тот вздрогнул, словно его ударили током, и медленно поднял глаза, за которыми читался немой вопрос: «За что?».

– О, кого я вижу? Миноин собственной персоной? – голос его дрожал, будто он пытался скрыть панику под маской сарказма, но неудачно, как актёр-любитель. – Откуда такой интерес? Вам мало бумажек в архивах?

Миноин шагнул ближе, и тень от его новой цилиндой шляпы накрыла лицо собеседника, словно вуаль.

– Прогуляемся до вашего дома? По пути поговорим.

Мужчина мотнул головой. Его взгляд метнулся к выходу из переулка, будто ища спасения.

– Ну, давайте… – он прочистил горло, словно в нём застрял ком лжи. – Всё равно я сегодня один. Мой друг… пропал.

Они двинулись вдоль улицы, где фонари уже начинали мигать, будто подмигивая тайне. Тротуарные плиты скрипели под ногами.

– Говорите, ваш друг пропал? – спросил Миноин. Его собственные пальцы машинально потянулись к карману, где лежала записная книжка с зацепками.

– Да, уже данную ищут, – мужчина всхлипнул, словно ребёнок, и резко оборвал себя, стиснув зубы. – Надеюсь, с ним всё… – он не договорил, уставившись на трещину в асфальте, будто она вела в бездну.

Миноин замедлил шаг, давая собеседнику время собраться с мыслями. Ветер донёс запах жареных каштанов из уличной лавки, но тот словно не замечал его.

– Вы про того, что трубу тогда со мной чинил? – спросил он, намеренно смягчив голос.

– Да, он, – взгляд оппонента метнулся в сторону, к витрине магазина, где манекены в костюмах застыли в вечном безразличии. – Это что, допрос? – он фальшиво хмыкнул, пытаясь скрыть дрожь в коленях. – Или я вам зачем-то нужен? Может, я теперь подозреваемый?

Миноин остановился, повернувшись к нему лицом. Его тень, вытянутая в полосу, легла на мужчину, словно клеймо.

– Думаю, вы наслышаны о разграблении дома мэра.

Тот фальшиво рассмеялся.

– Конечно! – он махнул рукой, будто отгоняя муху. – Говорят, наворовали столько, что даже императору не снилось. Золотые унитазы, картины в рамах из костей… – он замолчал, поняв, что переигрывает.

– Мне нужны не сплетни, а факты. Что в народе болтают?

Мужчина замер, будто наткнулся на невидимую стену.

– Говорят, это Наждачкин всё устроил, – он произнёс шёпотом, будто боясь, что имя услышат стены, а те, в свою очередь, передадут его по кирпичной кладке прямиком в уши владельца. – Его люди… как тени. Налоги ввёл: хочешь жить – плати. Чем больше, тем лучше. Словно мы все в его личном зоопарке.

– Интересно… – Миноин прищурился, и в его глазах вспыхнул холодный блеск, как у кошки, учуявшей добычу. – Что-то ещё?

Оппонент вздохнул, опустив глаза. Его дыхание стало прерывистым, словно он поднимался по лестнице.

– Я… видел его. Наждачкина, – он выдохнул, и слова повисли в воздухе.

В глазах Миноина вспыхнул азарт, но он тут же погасил его, сделав вид, что поправляет перчатку.

– Подробнее.

– Было это утром… – мужчина сглотнул, замедляя шаг, будто каждое слово давалось ему ценой крови. – Сплю я, просыпаюсь – на стуле у кровати сидит человек. В моём доме! – он ткнул пальцем в грудь. – Я глаза протираю – думал, сон. А он говорит: «Иди за мной». Голос… как скрежет металла по стеклу.

– И вы пошли? Не пытались сопротивляться? – Миноин наклонился ближе, ловя каждое слово, как падающую монету.

– А что я мог? – он дрожащей рукой расстегнул воротник, обнажив бледную кожу с каплями пота. – Бита у него была… с гвоздями. Такими, что до сих пор мурашки. – Он провёл ладонью по шее, будто проверяя, цела ли она. – Одет был просто: балахон на три размера больше, всё чёрно-коричневое, лицо под банданой. Как призрак из детских кошмаров.

– Что дальше?

– Вышли на улицу… – он замолчал, глядя на фонарь, вокруг которого кружила моль. – Утро было холодное, я попросился за пальто. Думал, хоть так отсрочу…

– И?

– «Потом оденешь», – сказал. Пошли. Смотрю – народ со всей улицы к трибуне тянется. В центре площади – помост, охрана с лицами кирпичами. Тут подъезжает «Мастер-Пятый», чёрный, без номеров. Из него вылезает…

Оппонент замолчал, будто язык прилип к нёбу. Его глаза расширились, словно он снова видел ту сцену.

– Ну?

– Высокий, худой… Пальто на плечи накинул, будто мантию, но плечи-то узкие – видно, парнишка. Под ним – спортивные штаны, мешковатые, а сверху… – он замялся, словно искал сравнение.

– Что с пальто?

– Оно… разделилось. – Он провёл руками по воздуху, изображая жест, будто разрезал себя пополам. —. Провёл рукой от шеи до пояса – и оно распалось на две части. Под ним – белая футболка, хоть на подиум. Чистая, будто только из магазина.

– Лицо видели?

– Как вышел – сразу к трибуне. Лицо… молодое. Лет двадцать, не больше. Красавец, как из рекламы. Но глаза… – оппонент содрогнулся, и его голос сорвался на шёпот. – Голубые, как море. Взгляд – будто рентген. Видел всё: страх, ложь… Даже мысли, кажется, читал.

Толпа тогда затихла, будто её выключили. Наждачкин вскинул руки, словно дирижёр, готовый начать симфонию хаоса, и заговорил сладким голосом, от которого мурашки бежали по спине:

– Дорогие граждане! Вас мучает вопрос: зачем я вас собрал? – Он улыбнулся, обнажив белые зубы, которые сверкнули, как лезвия. – Вижу, как вы прозябаете за гроши. Но я дам вам достойное!

В толпе пронесся ропот, как ветер перед грозой. Кто-то выкрикнул: «Разбойник!» – и тут же зажал рот ладонью, но было поздно. Наждачкин замер, будто змея перед ударом, а его пальцы сжались в кулаки, словно сжимали горло смельчака.

– Приведите его.

Охрана – двое здоровяков, как квадраты – выволокли мужчину, который теперь походил на загнанного зверя. Наждачкин подошёл к нему вплотную, и его голос стал шипящим, как пар из котла:

– Почему ты считаешь меня разбойником?

– Налог ваш! Пять тысяч с семьи! Грабёж! – выкрикнул мужчина, и его голос сорвался на визг. – Нам жить не на что, а вы…

Люди Наждачкина засмеялись, но тот взмахом руки остановил их, будто дирижируя оркестром боли.

– Это плата за вашу безопасность, – он повернулся к толпе, разводя руки, как проповедник. – Администрация предала вас! Они спят в шелках, пока вы голодаете! Но я – ваш защитник! – Он махнул рукой, и железные ворота трёх складов напротив с грохотом распахнулись, обнажив горы еды, ящики с деньгами,кухонную утварь, золотые слитки… – Берите! – крикнул он, и его голос звенел, как натянутая струна. – Но помните: я ваш попечитель. Скоро весь мир узнает, что такое истинное благосостояние!

Началась давка. Люди рвали друг друга за тушёнку и пачки купюр, словно стая гиен. Женщина упала, и её затоптали; ребёнок заревел, потеряв мать в толчее; старик сгорбился над мешком муки, прижимая его к груди, как младенца…

– После этого я сбежал, – оппонент замолчал, скрестив руки, буд пытаясь сдержать дрожь. – Больше не хочу говорить.

Миноин кивнул, но в голове уже складывался пазл. *Наждачкин… Пальто-трансформер… Молодой лидер с глазами хищника…* Что-то здесь было крупнее обычной банды. Гораздо крупнее. И, судя по блеску в глазах собеседника, эта история только начиналась.

13

Миноин успел смотаться в отдел, где разжился ста тысячами – целым состоянием, эквивалентным, казалось, стотысячной зарплате в виде вселенов. Однако эта астрономическая сумма утекла сквозь пальцы, растворившись в бездонной бочке пропитания. Но Миноин не пал духом. С побежденным аппетитом он вернулся в отдел, где, погрузившись в кресло, предался размышлениям.

– До сих пор не пойму, – бормотал он себе под нос, – откуда они откопали мою биографию?

– Хотя, – мысль кольнула его, словно осколок льда, – они многое упустили.

Он сделал глоток обжигающего чая, словно пытаясь согреть этой мыслью озябшие надежды.

– Очень много. Хотя, если быть точным, всего одну деталь, но какую! Я скормил им сказку про Академию Теней, но на самом деле я получил образование в лучшем закрытом учебном заведении рухнувшей империи. Попасть туда было сложнее, чем пройти сквозь строй вражеских солдат. Отбор был чудовищный, превращавший обучение в подобие трудового лагеря, где выживал лишь тот, кто был способен выдержать нечеловеческий стресс и неподъемные объемы работы. Я оказался в числе этих избранных. После выпуска меня зачислили в разведку, где я верой и правдой отслужил более двадцати пяти данных, оставив яркий след на южных рубежах. Именно мне удалось в кратчайшие сроки выведать одну из самых тщательно охраняемых тайн юга – координаты самого крупного в мире золотого рудника Манкар.

Он отбил нервную дробь пальцами по столу, а затем, извлекши из потайного кармана личный дневник, занес в него несколько строк, посвященных Наждачкину. Разложив перед собой огромный лист старых газет, он отметил булавками ключевые точки, словно расставляя фигуры на шахматной доске.

– Итак, что мне известно? Городом правит Марвартов, фигура, настолько затертая и неинтересная, что о нем вряд ли удастся что-то накопать. Его авторитет – вот его щит и меч, который, впрочем, не вечен, хотя, зная что такое авторитет, я не соглашусь сам с собой. Авторитет будет спасать его всю жизнь. Наждачкин – один из столпов преступного мира Протополиса. Он больше не прячется в тени, а открыто демонстрирует свою власть, словно бросая вызов всему миру. При этом в городе он всего две данных. Почему же его видели в разных обличьях, словно он – мастер перевоплощений? Хм, а был ли он, этот Наждачкин, здесь до обретения городом независимости? – Нет, не был.

В этот момент дверь со скрипом распахнулась, и в кабинет, опираясь на костыли, вошел начальник, явно пребывающий в еще более мрачном расположении духа, чем утром.

– Я тоже ломаю голову над тем, что творится в этом проклятом городе, – задумчиво произнес он, – и пока не продвинулся ни на йоту.

Его взгляд скользнул по листку с булавками, но тут же вернулся к Миноину.

– Вместе мы сможем горы свернуть, – протянул он руку с неожиданной теплотой. – Начнем же прямо сейчас.

Миноин был ошарашен внезапным порывом босса, но сомнения терзали его душу: можно ли доверять этому человеку? Выбора не было, и они скрепили союз крепким рукопожатием.

– Продолжайте вашу мысль, Миноин, а я буду помогать вам по мере возможности.

– Вы слышали, что сегодня Наждачкин учудил в Южном округе? – В полицейских рапортах – ни слова, подозрительная тишина. – Он устроил целое представление, раздавал милостыню направо и налево… Но откуда у него такие баснословные средства?

– Если вы говорите правду, то это, мягко говоря, странно. Почему в отчетах об этом ни гу-гу, словно ничего и не было?

– Он, так сказать, осыпал народ золотым дождем, и там произошло много чего интересного. А как информация о происшествиях попадает в полицию? – Непосредственно от свидетелей, которые обращаются в участок, или от патрульных, несущих службу на улицах.

Миноин водрузил еще одну булавку на карту:

– То есть в Южном округе не было ни одного полицейского, готового донести о происходящем.

– Я вас понял, нужно проверить полицию на наличие коррупционной гнили. Это вполне вероятный сценарий, который может принести свои плоды в будущем.

– Верно. Я исследовал ход под домом Марвартова. Он уходит далеко на северо-запад, а затем обрывается в никуда.

Миноин сделал еще один глоток чая и с досадой отметил, что напиток стремительно остывает, и его нужно поскорее допить.

– А вот и первая ниточка, связывающая события воедино, – заключил Миноин. – Ограбление сейфа и щедрая раздача денег в Южном округе. С большой долей вероятности за всем этим стоит один и тот же кукловод.

– Наждачкин, – произнес капитан зловещим шепотом.

– Итак, он всего две данных в городе, и за это время сколотил огромное состояние. Верно?

– Именно.

– А есть ли еще какие-нибудь группировки, или у нас только один этот злодей, возглавляющий преступный синдикат?

– Пока неизвестно. Полиция сейчас проводит масштабное расследование, и это вселяет некоторую надежду. Пока это все, что мне удалось выяснить. Дорогой гвардии сержант, неужели вам удалось столько всего узнать всего за две данных?

– А как же?".

С этими словами Миноин торопливо допил чай. Его собеседник, задумчиво наблюдая за опустевшей кружкой, проговорил:

– Да бросьте вы этот чай, у нас тут расследование века на носу. Ведь и я кое-что знаю. До обретения независимости город купался в деньгах, главным образом благодаря щедрым имперским субсидиям. Правда, большая часть этих средств уходила на нужды военного завода, а городу доставались лишь крохи. Думаю, вы о нем слышали. Находится он на северо-западе от города, как раз в том направлении, куда ведет туннель.

– То есть?

– Возможно, это и не тот Наждачкин, за кого себя выдает, но кто он на самом деле, мы пока не знаем. Откуда у нас сейчас деньги? Чтобы содержать всю эту армию чиновников и министерств, нужны колоссальные средства, а после падения империи дотаций больше нет.

В этот момент подошел глава отдела кадров и поставил перед капитаном дымящуюся кружку с чаем, который тот тут же жадно припал.

– Я имел дело с финансовыми документами за прошлые годы, еще при зависимости. И вы правы, город не может позволить себе такую роскошь в нынешней ситуации. А почему так происходит, думаю, прекрасно знает мэр.

– Каков будет наш план действий?

Коллега выразительно посмотрел на кружку с чаем, а затем сделал молниеносный глоток, словно пытаясь определить степень готовности напитка.

– Давайте вы пройдете по земле в направлении туннеля, а я выясню, что происходит с финансированием в нашем городе.

– Договорились, мне все равно сейчас нечем заняться. Пойду, развеюсь.

– Вот и отлично, а я все-таки пойду вздремну, – вставил капитан.

14

Миноин вышел на улицу, предчувствуя неладное, ибо начинался дождь. Время стояло темное и какое-то зловещее, несмотря на дождь и ночь, лето было в самом разгаре, и полный набор запахов Протополеской растительности, влажной и дурманящей, летал в воздухе.

Этой ночью судьба словно испытывала город на прочность: произошли серьезные проблемы со светом, во всем городе вырубило его, погрузив его во тьму. Но Миноин, вместо того, чтобы грустить о несбывшемся свете и домашнем уюте, посмотрел наверх, в самое сердце сумрачного неба. Его взгляду предстало зрелище, от которого он успел отвыкнуть еще очень давно – созвездие Д'Варвина предстало во всей красе, словно подарок свыше.

Созвездие Д'Варвина висело в небе, словно разбитая сфера из хрусталя и пламени, собранная руками неведомого бога. Его ядро, мерцающее ослепительно-белым светом, напоминало расплавленное серебро, а вокруг, словно осколки древнего взрыва, вращались сотни звезд, переливающихся всеми оттенками космической палитры: глубокие сапфировые всполохи сменялись кроваво-рубиновыми, изумрудные волны сливались с аметистовыми тенями. Казалось, это не плоский узор, а живой, дышащий организм – звезды то сжимались в плотный клубок, то рассыпались в спирали, словно танцуя под неслышную мелодию вечности. Между ними струились туманности, похожие на дымчатые вуали, подсвеченные изнутри: одни неслись стремительно, другие застывали, как зачарованные, создавая иллюзию объема, глубины, в которую хотелось провалиться.

Особенно гипнотизировала центральная звезда – не статичная точка, а пульсирующая сфера, чей свет то усиливался, заливая небо матовым сиянием, то угасал, превращаясь в едва заметное биение. В эти мгновения по краям созвездия вспыхивали новые огни, будто ответные сигналы, и тогда весь шар начинал медленно вращаться, обнажая слои – словно кольца Сатурна, но сотканные из чистой энергии. Миноину чудилось, что он видит нечто древнее, вневременное: легенды гласили, что Д'Варвин – это око забытого божества, заточенного в небесную темницу. Его свет, падая на землю, окутывал лес и поле призрачным сиянием, превращая мокрые листья в серебро, а лужи – в зеркала, отражающие иной мир.

Оно, словно огненный шар неземной красоты, изливаясь во все стороны, переливался различными цветами. Ведь и вправду, это созвездие имело форму приплюснутого шара, объемного и завораживающего. Не линия, а именно шар, пульсирующий светом. Миноин остановился, завороженный, чтобы посмотреть на всю эту красоту, что простиралась вокруг, заполняя всё его сознание. И вдруг, словно расколов тьму, прошла черно-белая, четкая белая линия, изящная и стремительная, и сразу исчезла, оставив лишь воспоминание.

Потом еще и еще, он успел насчитать аж девять до того момента, как это закончилось, словно небеса посылали ему некое послание. Есть ли судьба, размышлял он, и является ли она чем-то предопределенным? Если да, то явно это какой-то знак, правда такой, смысл которого мне пока неведом, словно иероглиф на древнем свитке. Ладно уж, что-то меня на ночь глядя потянуло философствовать. Тема эта многогранна и сложна, оставлю её на потом, для более подходящего момента. После долгой ходьбы по мокрой траве он дошел до предполагаемого места, и долго бродить в поисках цели не пришлось.

На расстоянии меньше ста метров, в месте, где лес начинал отступать, неохотно уступая место полю, но и до чистого поля было еще далеко, он заметил огонь, мерцающий в ночи. Вблизи он разглядел трех человек, фигуры которых зловеще маячили в свете костра. А рядом с ними какое-то углубление, возможно, вырытое недавно. Узнать, какой оно глубины, было невозможно с такого расстояния, лица были еле видны, скрытые тенью и отблесками пламени.

Трое болтали, но тихо, словно заговорщики, и у каждого из них было по автомату, готовому в любой момент выплюнуть смерть. Первый просто лежал, расслабленно ожидая чего-то, и жуя лист от пырея, держа автомат в левой руке, словно небрежную игрушку. Второй нервно ходил с руками за спину и о чем-то ворчал, словно недовольный пес. Автомат был на нем, держался благодаря застежке. Третий находился в состоянии полусидя, держа автомат прикладом вниз, углом наверх. Это положение не мешало ему положить голову прямо на дуло автомата, словно это была удобная подушка.

Миноин услышал тихие шаги за спиной, словно крадущийся зверь, и был готов мгновенно схватить свой пистолет, дабы защититься. – Миноин, это ты, что ли? – раздался очень знакомый голос, заставивший его замереть. Он обернулся и увидел знакомого человека, чье лицо прорезалось сквозь тьму.

Часть вторая.

Если у человека есть „зачем“ жить, он может выдержать любое „как“»

Фридрих Ницше

Нет Предназначения… Оно не существует. Единственное, что предназначено всем, – это смерть

Анджей Сапковский.

Я знаю, что ничего не знаю

Сократ

1

Солнце только-только начинало своё триумфальное шествие по небосводу, предвещая жаркий летний день. Первые лучи, словно золотые нити, просачивались сквозь утреннюю дымку, лаская верхушки низких гор, утопающих в лесах. Аромат хвои и нагретой солнцем земли плыл в воздухе, обещая день, полный возможностей. Небо было безупречно чистым, ни единого намёка на надвигающуюся грозу. Лишь перистые облака, окрашенные в нежно-розовый цвет, лениво дрейфовали. Море простиралось до самого горизонта, словно зная, что сегодня никто не посмеет нарушить его безмятежность.

Над всей этой красотой вальяжно наблюдал человек. Полулежа в бархатном кожаном кресле, он закинул ногу на соседний столик, словно хозяин жизни, которому подвластно всё сущее. В руках он небрежно вертел дорогую сигару, будто размышляя, достоин ли этот день быть отмеченным её ароматом. Всячески игрался с ней. Это утро ему понравилось, а сигарета могла его испортить, поэтому размышления продолжались. Мужчина был чуть ниже среднего роста, с непримечательным телосложением, разве что широкие плечи намекали на скрытую силу. Лицо – типичное для тридцатилетнего: ещё юношеская мягкость в чертах, но уже с отпечатком пережитого опыта. Гладко выбритые щёки и подбородок выдавали привычку к аккуратности, если не сказать педантичности.

Одет он был в просторную серую рубашку, брюки в тон и туфли, идеально сливающиеся с общим ансамблем. На правой руке красовался массивный золотой перстень, в центре которого был искусно выгравирован чёрный дракон из обсидиана. Остальная часть перстня была покрыта матовым серебром, что придавало украшению зловещий, холодный оттенок.

– Товарищ Андропов! – чей-то встревоженный голос разорвал утреннюю тишину. Незнакомец стремительно спустился по лестнице, тяжело дыша.

Андропов лениво приоткрыл глаза, не поворачиваясь.

– Чего тебе надо? – отозвался он, стараясь сохранить спокойствие в голосе, хотя внутри уже зарождалось раздражение. Он достал зажигалку, искусно стилизованную под миниатюрную копию его перстня, и наконец прикурил сигару. Утро, казалось, было безвозвратно испорчено.

– Какой-то Наждачкин передал, что хочет с вами поговорить. Не знаю, кто это, но, кажется, вам знаком. Говорит, дело не терпит отлагательств.

Андропов выпустил густую струйку дыма в сторону неба. Дым растаял в лучах солнца.

– Замшелый типаж, – проворчал он, сжимая перстень так, что дракон словно ожил, сверкнув обсидиановыми глазами. – Давно таких не встречал. Так и тянет пулю в башку всадить… Но нет, рано.

– А если он пришёл с миром? – рискнул спросить подчинённый.

– С миром? – Андропов усмехнулся, поворачиваясь впервые за весь разговор. – Мир здесь только я творю. Ладно, иди вниз, разберись с его людьми. Выясни, что им нужно.

– Там двое ждут. Может, уже ушли… – И вообще, какого чёрта? Вы вломились в мой дом и находитесь здесь уже очень долгое время! Что вы здесь забыли? Сколько это будет продолжаться? – в голосе мужчины звучало отчаяние.

Андропов встал, медленно приближаясь к нему. Его тень накрыла собеседника, словно хищник, готовящийся к прыжку.

– Не моя забота! – прошипел он. – Пока я прощаю тебе эту дерзость, но… – Рука его скользнула к ремню, откуда внезапно возник пистолет неестественных размеров, холодно поблёскивавший во тьме. – Знаешь, как я называю таких, как ты?

– Н-нет… – пробормотал мужчина, отступая.

– Прах. Прах под ногами.

Собеседник невольно сглотнул, заметив презрительный взгляд карих глаз, тонкие губы и мелкие черты лица Андропова, искажённые циничной усмешкой.

– Держи. – Андропов небрежно швырнул купюру, согнутую под прямым углом, словно крылья подбитой птицы.

Тот поймал её, несколько секунд ошарашенно разглядывая пятитысячную банкноту. Подняв голову, он обнаружил, что Андропов уже спустился на первый этаж.

У подножия крыльца стояли двое невзрачных мужчин, одетых в помятые кожаные куртки. Один из них, коренастый, со шрамом через левый глаз, надменно произнёс:

– Наждачкин недоволен, что вы лезете в его дела… Говорит, вы перешли черту.

Андропов затянулся сигарой, выпустив дым прямо в лицо говорившему. Дым пополз в его сторону, словно ядовитая змея.

– На чём? – перебил Андропов. – Хотите торговаться? А может, в карты сыграем? На жизни? Что скажете, господа?

– Он предлагает договориться на… – начал второй мужчина, но Андропов не дал ему закончить.

– Я уже всё решил! – взревел Андропов, и эхо его голоса разнеслось по округе. – Я – бог здесь! Я решаю, кому жить, а кому – кормить червей! Проваливайте, пока живы! Передайте своему Наждачкину: Западный округ мой! И тот, кто попытается оспорить это, отправится следом за вами!

Он с яростью ударил кулаком по стене дома, оставив в штукатурке глубокую вмятину, но тут же, словно отработанным движением, выхватил пистолет. "Вот и завтрак", – пронеслось у него в голове.

Выстрелы прогремели мгновенно, слившись в один оглушительный раскат. Первый упал, пробитый в лоб, даже не успев осознать произошедшее. Второй лишь успел судорожно схватиться за рукоять своего пистолета, когда пуля пробила ему грудь. Он забился в предсмертных конвульсиях, хрипя и царапая асфальт.

Андропов замер, равнодушно наблюдая за агонией умирающего. Затем взглянул на кровь, испачкавшую рукав его идеально выглаженной серой рубашки.

– Что за день… – пробормотал он, раздражённо встряхнув руками. – Утро только началось, а уже приходится пачкать руки. Да ещё и костюм испорчен. Кто мне это возместит? Наждачкин? – Он сплюнул на тела убитых и направился обратно в дом. – Устроили тут балаган. Теперь надо будет убирать за ними.

Из тени крыльца выступила фигура в чёрном плаще.

– Андропов… Ты опять начал войну? – голос звучал ледяно.

– Война? – обернулся он, ухмыляясь. – Это не война. Это напоминание.

– Наждачкин не из тех, кто прощает.

– Он уже мёртв, – Андропов щёлкнул пальцами. – Просто ещё не лёг. А ты, тень, замолчи, я не разрешал тебе болтать!

2

Ночь пала на город, и дождь, тихий и ласковый, словно шепот леса, окутал Пенталио. Не тот дождь, что хлещет по стеклам, стараясь их пробить, а грибной, теплый и уютный. Луна спряталась за плотной завесой облаков, оставив набережную во власти теней. Серый, древний гранит, которым она была вымощена, хранил в себе истории минувших веков. Где-то вдали, за поворотом реки, завыл пароходный гудок – протяжно, как зов забытого бога.

Вдоль реки Пинта, величавой и спокойной, тянулся ряд зданий, словно застывшие свидетели былой эпохи. На том берегу, как призраки из прошлого, вырисовывались старинные постройки, бережно сохраненные заботливыми руками реставраторов. Им было больше двух сотен лет, и в их стенах наверняка звучали голоса, давно умолкнувшие. Разнообразие архитектурных стилей поражало: готические шпили здесь соседствовали с барочными завитками, а строгие классические линии – с модерновой асимметрией. Но ни одно здание не смело возвышаться над восьмью этажами, дабы не нарушить гармонию этого места. Эти дома помнили времена расцвета Империи, могущество которой осталось лишь в учебниках истории. Той самой Империи, что когда-то простиралась от Бахрейского залива до Пиратских островов на востоке, а на юге ее границы терялись в песках пустыни Мехтов.

«А я был её последним императором», – с горечью подумал мужчина, сидящий за аккуратно сервированным столом. Рядом стоял второй стул, словно ожидая гостя, и был обращен к реке, такой же прекрасной в эту ночь, как полная луна. На столе лежала карта старого города, испещренная пометками киноварью – словно кровь на пергаменте.

Мужчина был высок и строен. В полумраке можно было различить лишь его силуэт в строгом офисном костюме, который он носил вопреки холодному дождю. Его пальцы нервно перебирали золотой медальон на цепочке – подарок единственной.

«Дождь стихает… – пронеслось в его голове. – Я владел огромными территориями. Меня называли владыкой. Актер из меня вышел отменный. Жаль только, что я знал исход. Исход всей кампании. Да и много чего ещё знаю…»

– Антарос! – Голос прозвучал из тени, полный искреннего недоумения. Огромный человек в длинном пальто, промокшем до нитки, вышел на свет. Его сапоги гулко стучали по камням. Дождь к этому моменту почти прекратился, оставив после себя запах мокрого камня и прелых листьев.

– Ты принёс? – Антарос даже не обернулся. Его голос был ровным и спокойным, будто они обсуждали погоду, а не судьбы империй.

– Разумеется. Твои намёки бывают сложны, но в этот раз, кажется, я разгадал, – гость швырнул на стол потрёпанный конверт с печатью в виде золотого дракона. – Хотя мог бы и прямо сказать: «Марвартов, укради архив у слепого библиотекаря». Экономь мои нервы.

– Садись.

Гигант опустился на стул, который жалобно скрипнул под его весом, и протянул Антаросу один из двух стаканов с кофе из ближайшей забегаловки.

– Представь, я знал, что ты зайдёшь именно в эту кофейню. Хотя, по-твоим меркам, это, наверное, обычная забегаловка, – уголки губ Антароса тронула едва заметная усмешка. – Ты всегда выбираешь места, где кофе пахнет уютом, а официантки спрашивают: «Сахар или соль?»

– Вечно ты загадками сыплешь. Время летит, а ты не меняешься, – проворчал Марвартов, разминая плечи. В его голосе исчезла натянутость, появилась легкая усмешка. – Почему бы не встретиться в нормальном месте? В театре, например. В ресторане.

– Тебе рано философствовать. Ты не готов.

– А когда буду готов? – Марвартов наклонился вперёд, и тень от его шляпы скрыла лицо. – Когда ты решишь, что я созрел для твоих мудростей? Или когда мне стукнет сто лет, как этим камням?

– Когда придёт время. – Антарос пожал плечами, разворачивая конверт. Внутри была фотография девушки с глазами цвета меди. Увидев фотографию, он порадовался: "Это действительно работает", – подумал он про себя.

– Если память не подводит, ты умеешь читать мысли. Скажи, о чём я сейчас думаю? – Марвартов скрестил руки на груди, ожидая ответа.

– Я не читаю мысли. Я использую научный подход, но при этом не наблюдаю и не анализирую. – Антарос поднял стакан, будто предлагая тост. – Ты думаешь: «Зачем тебе ехать тысячу километров из Протополиса в Пенталио, потратив двенадцать часов в поезде, если можно было отправить голубя?»

– В точку. Выкладывай. – Марвартов откинулся на спинку стула, всем своим видом показывая, что готов слушать.

– Мы давно не виделись, – Антарос разом осушил стакан и сморщился от горечи. – И ты перестал мне доверять. Думаешь, я кормлю тебя обещаниями. Но своё задание ты выполняешь с… необычным профессионализмом.

– Необычным? – Марвартов фыркнул. – Ты хотел сказать «деликатно, но с криками». Помнишь того таможенника в порту Ойтона? Он два дня не мог говорить после нашей встречи.

– Он жив. А это уже достижение.

Гигант протянул ему свой кофе, и Антарос залпом выпил, не моргнув.

– Ты прав. Я не понимаю, зачем весь этот театр вокруг обычного человека. Чего ты хочешь добиться? – голос Марвартова был полон нетерпения.

– Скоро узнаешь.

– Опять обещания.Может, сразу скажешь, что ждёшь, пока я поседею?

– Я перееду в Протополис. Насовсем. Чтобы помочь тебе. – Антарос отложил фотографию. – Как команда?

– Команда? – Марвартов засмеялся, но в смехе звучала горечь. – Мелкий совсем распоясался. Вчера украл почтовый дирижабль, единственный в Протополисе, чтобы «прокатиться к чёртовой матери». Контроля над ним нет.

– Не беспокойся. Судьба его проучит. Тогда он станет другим. – Антарос провёл пальцем по краю стакана, и стекло зазвенело тонко, как колокольчик. – Да и надо сказать, он много настрадался. Его поведение понятно. На его месте я делал бы то же самое, оказавшись в схожих обстоятельствах. Он несёт на себе груз аморального выбора, но спустя время он его отпустит и изменится настолько, что мы его не узнаем и будем предполагать, что его подменили с Вортолиза.

– Его уже ничего не изменит. – Марвартов встал и начал шагать вдоль набережной, его тень колыхалась на камнях, как исполинский призрак. – Вся наша команда – сумасшедшие. Но он… Он как дитя, которому дали бомбу вместо погремушки. Ладно, не будем. Антарос, ты веришь в судьбу?

– Ты… не готов к этому спору. – Антарос поднял глаза. В них вспыхнуло что-то древнее, словно само время глядело через его зрачки. – Но позже, возможно, приведёшь достойные аргументы.

– Я не хочу спорить. Мне интересно твоё мнение.

Последовало молчание. Лишь шум реки нарушал тишину ночи. Где-то упал камень, отколовшись от старой кладки, и Марвартов вздрогнул, будто услышал выстрел.

– Неужели ради этого спектакля ты заставил меня ехать в Пенталио? – Его голос был полон сарказма. – Показать мне руины империи? Напомнить, что всё прах? Или ты решил, что мне не хватает поэзии в жизни?

– Отчасти. – Антарос встал, поправляя манжеты. – Маслов выполняет свою часть сделки. А тебе, думаю, наскучил Протополис. Хотел, чтобы развеялся. Заодно встретишь важного человека – сегодня ночью. Она будет в седьмом вагоне с конца. Составь ей компанию.

– Снова спектакль, но теперь со мной? – Марвартов замер, а его пальцы непроизвольно сжались в кулаки. – Сначала ты ведёшь себя простачком, а теперь… Что дальше? Прикажешь мне влюбиться? Или станцевать на краю крыши?

– Остынь. – Антарос положил руку ему на плечо, и Марвартов почувствовал, как холод просочился сквозь ткань. – Я лишь знаю, что она будет там. Твои действия – твой выбор. Я за него не отвечаю. Ты сказал по приказу влюбиться? Но мы же вдвоём с тобой знаем, что ты не можешь любить. Ты можешь чувствовать только симпатию, и то недолго, поэтому она тебе на одну ночь, а затем симпатия исчезнет.

Собеседник встал, впервые оторвав взгляд от реки. Тучи рассеялись, и в небе ярко сияло созвездие Д’Варвина – то самое, за которым в эту же минуту наблюдал Миноин. Его спирали мерцали, словно насмехаясь над человеческой суетой.

– Удачи тебе, Марвартов, – произнёс Антарос, исчезая в тени, будто его и не было. – И не забудь: поезд уходит в полночь.

Марвартов остался один. Он достал из кармана монету с профилем давно умершего императора и подбросил её. Монета упала в воду, и река унесла её туда, где даже боги теряют свои лица.

3

Так, стоп! – Миноин вцепился в рукав своего друга из министерства инфраструктуры. – Давай еще раз, и медленнее. Это чертовски важно.

Они отошли от троицы головорезов, скрывшись в трехстах метрах, на небольшом холме, где деревья росли густо, словно щетина, а сварливые птицы переругивались на разные голоса. Воздух пах смолой и прелой листвой. Где-то вдалеке ухал филин, будто насмехаясь над их тихой паникой.

– Эх, помнишь, как на меня зыркал мой бывший друг, когда я тебе про этот проклятый город рассказывал? – вздохнул друг Миноина, поправляя протирая глаза намокшие под дождём. – Так вот, убили его, как собаку. Когда все уже выгребли барахло со складов Наждачкина, ко мне подкатил один из этих «квадратных» и процедил: «Босс недоволен. Друга у тебя больше нет. Ждем тебя ровно в полночь по этим координатам». Меня как параличом хватило. Не знал, что делать, вот и приковылял сюда.

Миноин нахмурился. Именно этого он боялся больше всего – что из-за его попыток спасти город начнут гибнуть близкие ему люди. Ведь кроме них у него никого не осталось. Ни единой души. В ушах зазвучал голос отца: «Спасать мир – значит терять себя по кускам».

– У меня есть план! – воскликнул Миноин, крепче сжимая пистолет.

– Валяй, – отозвался его друг печальным голосом, доставая из кармана смятую пачку сигарет.

– Ты попробуй с ними поговорить, вытянуть хоть что-то. А я тебя подстрахую.

– План, мягко говоря, дерьмовый, – фыркнул тот, закуривая. Дым смешался с туманом. – Они меня на части разорвут.

– Мне нужна хоть какая-то информация! – Миноин схватил его за плечо. – Из них клещами не вытянешь, а тебе, может, скажут из чувства… – он запнулся, подбирая слово, – …из чувства жалости а может и признания. Поверь, я буду рядом.

– Жалости? – друг горько усмехнулся. – У этих кретинов вместо сердца болт. Ну что ж… была не была. – Он швырнул окурок под ноги. – Я пошел.

Миноин занял позицию всего в десяти метрах от назначенного места. Тихо, как крот, он подполз к самой границе и стал внимательно слушать. Луна, выглянув из-за туч, осветила поляну, превратив корни деревьев в сплетение змеиных тел.

Позиции троих бандитов изменились. Тот, что ходил туда-сюда, теперь спешно вышагивал, словно замеряя расстояние между деревьями. Другой, прижав к себе автомат, растянулся на земле, вполне возможно, задремал. Третий от скуки облокотился на одно из двух могучих деревьев, поблескивающих в лунном свете, и уставился в темноту.

– Кто идет? – рявкнул тот, что у дерева, и направил автомат в сторону звука. Его голос напоминал скрежет железа. Бродячий сделал то же самое, наклонившись, чтобы хоть что-то разглядеть. Спящий продолжал храпеть.

– Эд! Это я, Савласов! Сказали подойти. – Он поднял руки, мирно идя в их сторону. Его тень дрожала на мокрой траве.

– Чего так поздно? – бандит у дерева щёлкнул затвором. – Да ладно. Буди нашу канарейку Рейку.

Тот, что высматривал в темноте, обернулся и смачно пнул спящего. Тот начал издавать ругательства, каких Миноин, имея огромный опыт общения с подобными типами, никогда не слышал и даже не понимал, на каком языке они произнесены. Вполне возможно, на обезьяньем. Спящий поднялся, отряхнулся, подтянул ремень автомата.

– Так, что за птица? – спросил Рейк, почесывая щетину.

– Савласов, я же говорил. Вы должны знать, вас что, не предупредили? – голос друга дрогнул, но он сделал шаг вперёд.

Все трое были примерно одного роста с Савласовым, только не совсем проснувшийся казался более крепким, в отличие от двоих других. Его взгляд, мутный от сна, внезапно прояснился, словно он унюхал кровь.

– Наждачкин тобой недоволен, – начал Рейк, играя ножом. – Но он предлагает тебе очистить грехи. Нужно всего лишь ответить на наши вопросы и поработать на нашу… – он усмехнулся, – …великолепную команду.

Савласов сглотнул и замер, как вкопанный. Он боялся. Миноин под деревом понял, что пора действовать, и начал медленно подкрадываться к ним сзади.

– Итак, отвечай, что ты знаешь о Миронове Миноине Миноиновиче? Местном работнике Министерства по борьбе с коррупцией.

Когда Миноин оказался у них за спиной, ему стало не по себе. Слишком мало их. Как будто это засада. Он решил быстро осмотреть окрестности. За сосной мелькнула тень – четвертый? Или это игра света?

– О нем? – Савласов сделал паузу, переводя дух. – Может, что-то и знаю. А что вам конкретно нужно? Думаю, все, что я вам скажу, и так известно. – Он попытался улыбнуться.

– Хватит выпендриваться, простолюдин. Выкладывай, а то потом тебя придется выкладывать на этой полянке.

– Он… как бы сказать… достаточно умен в словах, выражениях, – Савласов протёр глаза.

– Хватит тянуть резину! – Рейк приставил нож к его горлу. – Быстро и по делу, а то пристрелю.

– Он интересуется Наждачкиным, всем, что хоть как-то связано с этим именем! – выпалил Савласов.

– А твое отношение к нему?

Все трое засмеялись. Звук был похож на треск сухих веток.

– Положительное. Хороший человек, с доброй душой, с сердцем… – последнее слово он произнес настолько неуверенно, словно не верил сам себе.

– Знаешь, – Рейк наклонился к его уху, – высокоуважаемый тобой Наждачкин был бы очень рад, если бы ты поцеловал мой сапог.

Раздались выстрелы. Четкие и ясные, с близкого расстояния. Всего четыре. Первая пуля попала крайнему справа в крестец – тот рухнул, хватая ртом воздух. Вторая задела среднего,а третья пробила трапецию. Третий успел опомниться и бросился бежать. Пуля прошла мимо него.

Миноин подскочил и побежал к другу. Ноги подкашивались, земля плыла под ногами.

– Ты как? Кажется, задела немного…

Пуля лишь слегка изменила траекторию, но этого хватило, чтобы оставить глубокий разрез на животе Савласова. Кровь сочилась сквозь пальцы.

– Беги! Поймай этого гада! – прошептал друг, сжимая его руку. – За меня не беспокойся… я справлюсь…

У Миноина не было времени на раздумья. Удостоверившись, что двое мертвы, он бросился в погоню. В голове промелькнула мысль: именно в этом месте они с Марвартом обнаружили разрушенный проход. Вполне возможно, его взорвали во время отступления. Третий мог спрятаться где угодно и, притаившись, напасть на него.

Но сейчас ему было не до этого. Надежда догнать преступника заполонила его разум. Через минуту беглец был уже близко. Миноин достал пистолет. Целиться на бегу неудобно, и он начал стрелять наугад. Первая же пуля попала в ногу. Тот упал, ударившись головой, но не потерял сознание.

– Не убивай! Я все расскажу, знаю много! – завопил бандит, прижимая рану. – Наждачкин… он не тот, за кого себя выдаёт!

– Ты пойдешь со мной! – Миноин схватил его за воротник.

Они двинулись обратно раненый пробовал помогать своей единнственной здоровой ногой . Как только вышли из прохода на холодный, мокрый воздух, перед ними открылась ужасная картина. Савласов лежал на земле, не подавая признаков жизни.

Миноин бросил раненого и подбежал к товарищу. Пульса не было, лицо застыло в маске. Ветер шевелил его волосы, словно пытаясь разбудить.

– Ты обещал… – прошептал Миноин, сжимая кулаки. Где-то в лесу закаркала ворона.

Раненый бандит засмеялся, лёжа в грязи:

– Привет от Наждачкина. Он передаёт… ты следующий.

4

Серое небо, словно прохудившаяся крыша, пропускало редкие слезинки недавнего дождя. Воздух, вопреки всему, был обманчиво теплым, а легкий ветерок, укравшись с полей, заунывно оплакивал уходящий день. Причина его необычного маршрута была очевидна – кладбище, свежая могила. Ничем не примечательная среди множества других, таких же новых, наспех вырытых, без изысков и траурных речей. Несколько скромных цветов – вот и все, что осталось от человека, у которого не было ни родных, ни близких. Лишь один друг, и тот, казалось, давно забыл о его существовании. На покосившейся табличке крупными буквами выведено: «Саврасов Вадей Антарасович. 544 данных».

У могилы стояли двое. Первый – крепкий мужчина в синей форме, серые глаза внимательно сканировали местность, короткие волосы торчали, будто взъерошенные ветром. Второй, опираясь на костыли, возвышался над ним, худощавый, но с благородной осанкой и пронзительными серо-голубыми глазами, в которых читалась усталость от службы в условиях независимости..

Этот день был рубежом для обоих.

– Жаль его, говоришь, человек был достойный, – капитан Камалёв попытался разрядить тягостную тишину, поправляя пряжку на ремне.

Миноин, не отрываясь, смотрел на надпись, будто пытался высечь ее в своей памяти. «Саврасов Вадей Антарасович… 544 данных». Читал снова и снова, словно впервые видел эти слова.

– Я знал его всего две данных, – голос Миноина, словно заржавевший от долгого молчания, хрипло прозвучал в тишине. – Но и этого хватило, чтобы понять – он был настоящим.

Он замолчал, и в тишине кладбища отчетливо прозвучало его обещание, произнесенное с леденящей душу уверенностью:

– Я отомщу. Клянусь. Слово Миноина – славное и великое.

– Это ведь не просто так, – задумчиво произнес Камалёв, не обращая внимания на мрачную клятву. – Ты веришь в судьбу, Миноин?

– Нет. Предназначения его не существует. Единственное, что уготовано каждому – это смерть. Все остальное – иллюзия выбора. Да и рождение тоже.

– А я верю, – эгоистично перебил его Роуль, словно не слышал слов друга. – И думаю, что это событие – знак. Напоминание о том, что нужно ценить дружбу. Никогда не знаешь, каким ты останешься в памяти человека в его последний день.

Миноин, казалось, не слышал его. Он продолжал сверлить взглядом могилу, будто ждал, что земля раскроется и вернёт ему ответ.

– Знаешь, капитан… – вдруг произнес он, словно очнувшись. – Я ведь до сих пор не знаю твоего имени. Как и до этого момента не знал, что его зовут Вадей.

– Я – Камалёв Роуль Аддитович, – отозвался тот, поправляя костыль. – А псевдоним я тебе указывал при собеседовании – Роуль Бихард Швайтов.

Он немного помолчал, а потом спросил:

– Так вот, как ты думаешь, Роуль, что давало этому человеку силы жить? Что заставляло его просыпаться каждое утро?

– Я считаю – цель, – ответил Роуль. – Без цели человек, как бы хорошо ни жил, не видит смысла. А человек с целью может выдержать что угодно, во имя ее достижения. Как говорят древние: «У кого есть "зачем" жить, тот может выдержать любое "как"».

– А какая цель была у него? – Миноин перевел взгляд на капитана, словно надеясь найти ответ в его глазах.

– Рассуждать можно долго, – пожал плечами Камалёв. – Может, жить ради будущей семьи, которой так и не суждено было появиться. А может – познать веселье в новой империи, подобной прошлой, но лучше, справедливее…

– А у тебя, Роуль, какая цель?

– Действовать во имя закона и вернуть порядок в этот город. Порядок, который рушится на глазах. – Камалёв замолчал, а потом вдруг резко закончил: – Какая же цель у тебя?

– Я уже ничего не знаю и не хочу знать. И цели у меня нет.

– Знаешь что, Миноин, съезди в Пенталио, отдохни. У нашего министерства есть для тебя 10 тысяч пентвселенов, должно хватить.

– Откуда такая щедрость?

– Я вижу, тебе тяжело, – тихо ответил Роуль. – Съезди, развеешься, уверен, город за это время хотя бы минимально изменится к лучшему. А твоего приятеля, которого ты притащил среди ночи и кинул мне на кровать, перед этим так его побив, что он мешал мне спать всю ночь своим мычанием , я допрошу. Хорошо?

Миноин впервые оторвал взгляд от мрачной надписи и посмотрел на Камалёва. В его серо-голубых глазах мелькнула тень благодарности.

– Идет.

Капитан отвернулся и, опираясь на костыли, медленно побрел прочь с кладбища, оставляя Миноина в одиночестве у свежей могилы. Ветер, словно подхватив его горе, завыл еще сильнее, разнося по кладбищу печальную мелодию утраты и мести.

– Постой, Бихарт! – резко остановил Миноин своего друга.

Тот медленно остановился и лениво повернулся, ожидая вопроса.

– Откуда у тебя машина? Это дорогая игрушка в наше время.

– Подарок Марвартова.

5

В тот день, Миноин словно заново родился в Пенталио. Этот город покорил его сердце с первого взгляда. Что-то неуловимое манило в нем, словно зов крови, отголосок чего-то давно забытого, но безумно родного.

"Новоград… да и только!" – пронеслось в его мыслях. Вокзал – и вовсе точная копия новоградского, словно созданный по одним и тем же лекалам. И на деле так оно и было. Время летело незаметно, и позже Миноин с удивлением признавал, что давно не испытывал такого щемящего чувства умиротворения, искренней радости, неподдельного восторга и, что самое главное, бодрящего прилива сил. Каждая клеточка его тела словно оживала, наполняясь энергией.

Вот он идет по оживленной улице, а вокруг – суета и гомон. "Битком народу," – как говаривали когда-то в старой Рокмании. Конечно, до муравейников современных мегаполисов Пенталио было далеко – раза в десять меньше, но даже этот размеренный поток казался Миноину чем-то внушительным. Улица сияла чистотой – мостовая, вымощенная словно под линейку, являла собой зрелище, способное умиротворить самого придирчивого перфекциониста, заменив тревогу и раздражение чистым восторгом перед искусностью строителей и их безграничной преданностью своему делу. Казалось, каждый камень на своем месте, каждый шов – идеален.

Лица вокруг светились неподдельным счастьем. У каждого встречного – веселая улыбка, словно город зачаровал своих обитателей, наполнив их сердца радостью и беззаботностью. Казалось, ни одного унылого лица невозможно встретить за все время пребывания в этом благословенном месте. Словно Рокмания и впрямь возродилась из пепла, преобразившись и засияв новыми красками. "Они точно под гипнозом. Такими счастливыми быть нельзя," – размышлял Миноин, отбросив свои последние тёмные мысли.

"Так, город определенно приличный. Пожалуй, и мне стоит приодеться соответственно," – промелькнуло в голове Миноина, и он с интересом принялся окидывать взглядом прохожих. Он начал искать глазами ближайший магазин одежды, и долго искать не пришлось – прямо по правую руку возвышался небольшой, но уютный магазинчик, чьи витрины пестрели разнообразием нарядов, элегантно представленных на статичных манекенах. Бархат, шелк, тончайшая шерсть – чего здесь только не было!

"Должно быть, мне сюда," – пробормотал счастливчик, направляясь к заветной двери. Дверь, оснащенная старинным, но хитроумным механизмом, при каждом открытии оглашала пространство мелодичным перезвоном колокольчиков. Миноин нерешительно толкнул ее, и звон колокольчика приветливо возвестил о его прибытии, словно приглашая окунуться в мир моды и преображения.

Есть кто? – прозвучал вопрос Миноина, эхом отразившись от стен полумрачного магазина. Пытаясь разглядеть хоть что-то в густой тени, он окинул взглядом помещение. Тонкие лучи света, пробиваясь сквозь неплотно задернутые окна, едва освещали пространство. Странно, но в этих лучах не было видно привычной домовой пыли, они казались кристально чистыми, словно скользили по густой, белоснежной сметане. Воздух был настолько свежим, что создавалось впечатление, будто в магазине давно не было посетителей. Уже решив, что ошибся дверью, Миноин собрался уходить, как вдруг из-за кулис, словно по мановению волшебной палочки, к нему подбежал человек. Невысокий, но довольно энергичный, с аккуратными, офицерскими, тонкими, закруглёнными усами, гладко выбритой щетиной и приятной наружностью. В его облике безошибочно читалась кровь истинного Рокманца.

Одет он был весьма экстравагантно, даже вызывающе, что не могло не броситься в глаза Миноину. Тот, в свою очередь, смотрел на него с легким недоумением, словно старый дед, к которому в гости заглянул непоседливый внук, ухвативший его за бороду.

О, кого я вижу! – воскликнул незнакомец, его голос был крайне приятным, почти звенящим, полным энергии и неподдельного восторга. – Позвольте поинтересоваться, сколько зим пережило ваше пальто? Оно, должно быть, видело немало славных дней Рокмании!

Четы… – попытался ответить Миноин, слегка опешив от такой бурной встречи.

Хотя ладно, не стоит раскрывать все тайны времени! – перебил его незнакомец, лукаво подмигнув и взмахнув рукой. – Я сделаю вам щедрую скидку! На эксклюзив моего магазина! Ведь каждый заслуживает выглядеть превосходно! Идемте за мной, мой друг, я покажу вам настоящие сокровища!

С этими словами незнакомец, не дожидаясь ответа, приобнял Миноина за плечо и повел его вглубь магазина, умело лавируя между вешалками, увешанными разнообразной одеждой. Миноин, слегка ошарашенный такой напористостью, тем временем размышлял, что же такое этот таинственный "эксклюзив". "Должно быть что-то старое и запыленное, раз он так щедро предлагает скидку," – подумал он. "Хотя… кто знает, может, меня ждет что-то необычное и интересное…"

Вскоре они остановились перед большим зеркалом в полный рост, обрамленным позолоченной рамой. Незнакомец, сияя улыбкой, театрально развел руками.

Дорогой мой друг, – воскликнул он, – позвольте представиться! Я – Варамель Аль Минас, и я смело могу заявить, что создал образ специально для вас! Да-да, именно для вас! Практически за долю секунды до вашего появления здесь! Уверен, звезды благоволят нашей встрече! И сегодня, в знак особой признательности судьбе, я щедр как никогда и готов предоставить вам целых два наилучших набора, причем за совершенно смехотворную цену!

Показывай, что тянуть, – ответил Миноин, в котором проснулось любопытство. Он с интересом принялся разглядывать свое отражение в зеркале, пытаясь понять, что же такого особенного мог предложить ему этот эксцентричный торговец.

Первый – это само воплощение легкости и свободы! – с воодушевлением произнес Варамель, жестом указывая на манекен, одетый в воздушный комплект из тонкой ткани. – Легкая, дышащая рубашка в сочетании с такими же легкими брюками просто созданы для вашей фигуры! А если добавить сюда элегантные песочные туфли и эту замечательную шляпку в схожем цвете… о, это будет просто красотааа! Вы словно сошли с обложки модного журнала!

Миноин, словно загипнотизированный, посмотрел в зеркало и на мгновение не узнал себя. В отражении смотрел юноша, будто время повернулось вспять, стирая с лица следы прожитых лет. Невольно в памяти всплыли воспоминания о молодых годах, о беззаботных днях, полных надежд и мечтаний.

Это все сочетание оттенков, оно идеально гармонирует с вашей внешностью! – продолжал щебетать Варамель, не давая Миноину опомниться. – Не чувствуете ли вы прикосновение нежнейшего льна, сотканного руками мастеров из южного города Дырбумбей? Это ткань, пропитанная солнцем и ароматом цветущих садов!

Эээ… да, это верно, – удивленно протянул Миноин, пораженный проницательностью Варамеля. – Что-то в этом определенно есть. Вы, кажется, упоминали про второй набор?

Точно! – воскликнул Варамель, словно вспомнив о чем-то важном. – Второй набор – это уже осенняя симфония стиля! Серые, благородные цвета – элегантное пальто, классические штаны, да все выдержано в этой изысканной гамме! И, конечно же, утолщённая, теплая ткань, чтобы вы чувствовали себя комфортно в прохладные дни. Это все из последнего писка моды!

Миноин, недолго думая, принял решение.

Беру оба набора. Сколько с меня причитается?

Первый – в подарок! – торжественно объявил Варамель, сияя широкой улыбкой. – Чтобы вы чаще улыбались! А то, сколько вы здесь стоите, я ни разу не увидел улыбки на вашем лице. Мир должен видеть вашу красоту! А второй набор обойдется вам всего в 500 питвселенов.

Миноин не смог сдержать улыбку, растроганный щедростью и вниманием Варамеля. Он был приятно удивлен, обнаружив, что у него не просто хватает денег на покупку, но еще и останется приличный запас.

Спасибо вам большое, Варамель, держите ваши 500 питвселенов, – сказал Миноин, протягивая торговцу монеты.

Выпорхнув на улицу в своем новом песочном костюме, Миноин почувствовал себя не просто другим человеком, а настоящим денди! Легкий, уверенный в себе, излучающий стиль, он словно заново родился в этом незнакомом, но уже манящем городе. И все благодаря одному мимолетному знакомству и щедрости эксцентричного Варамеля Аль Минаса.

Небо, словно вымытое небесно-голубой краской, было почти безупречно ясным, лишь редкие, словно пушистые овечки, облака неспешно проплывали мимо. Температура была идеальной – ни изнуряющей жары, ни пронизывающего холода. Просто благодать, сама природа шептала: "Наслаждайся!" Хм, и куда же теперь направить стопы?

– Приветствую, любезный, не подскажете, где тут можно от души повеселиться? – обратился он к веснушчатому парню, с любопытством разглядывающему его новый костюм.

– А, сразу видно, что вы тут человек новый. Идите прямо, а там, сразу за углом, такое место, что пальчики оближете! – подмигнул парень.

– Благодарю за наводку, так и поступлю, – ответил Миноин, и проводив взглядом исчезающего парня, двинулся в указанном направлении.

Миноин продолжал упиваться этим восхитительным днем, позабыв о времени и людях, и вот, он уже на месте. Прямо на него, словно подмигивая вывеской, смотрел трактир с говорящим названием «Пьяница с улицы».

"Да, даже в таких элегантных городах встречаются подобные заведения, – подумал Миноин. – Но ничего. Напиться и в Протополисе можно, а тут нужно наслаждаться каждым мгновением".

Обдумав это, он продолжил свой променад по улице, название которой ему ни о чем не говорило – улица имени Манила. Она была выдержана в том же архитектурном стиле, что и предыдущая, однако была немного уютнее, благодаря вкраплениям зелени. Небольшие деревца и клумбы с яркими красными и синими цветами были высажены по четкой линии вдоль тротуаров.

Миноин внимательно читал вывески, словно надеясь, что какая-нибудь из них своим названием принесет ему внезапное счастье. "Аукционы Дома Милори… – не то. Магазин "Новые Горизонты"… – слишком пафосно. Аукцион "Искусство Неплохо"… – ну такое себе".

– Путешествия по каналам и экскурсия по городу! – воскликнул он, словно нашедший клад. – Вот это уже интересно! Хотя, стоп! Это же именно то, что мне сейчас нужно!

И плавным движением он свернул в указанный переулок и оказался перед небольшой лавочкой, зазывающей обещаниями приключений.

– Что желаете, уважаемый? – продавец вытянул губы в сладкой улыбке, будто собирался поцеловать воздух. – Дорогой гость, мы всегда рады новым покупателям!

Миноин прищурился, постучав по облупившейся табличке:

– Тут написано: «Экскурсия по каналам». Интересно, по каким?

Продавец поправил очки, за которыми мелькнула тень раздражения:

– Сейчас свободна только одна лодка, – он кивнул на темный проход за спиной, откуда доносилось бульканье. – Осталось всего трое человек, чтобы начать путь. Вам повезло – группа почти набрана. Можете считать это счастливым билетом в мир водных приключений!

– Сколько с меня? – Миноин потряс кошельком, где звякнули монеты. – Или, как водится, цену надо выторговать?

– Восемьдесят Пинтвселенов. – Продавец выдохнул, будто произнес заклинание. – Это как цена за вход в другой мир, только без очередей… и гарантии возврата.

– Прошу ваши деньги (Миноин швырнул купюру).

– Обернитесь на сто восемьдесят градусов, – продавец щелкнул пальцами, – и увидите человека… эм… в костюме рыбы. – Он криво усмехнулся. – У него аквариум вместо мозгов, так что не удивляйтесь, если начнет пускать пузыри.

Миноин сделал все по плану. Человек не был в костюме рыбы – лишь голова его была покрыта чешуей, а глаза, как у хамелеона, вращались независимо друг от друга.

– Приветствую, о владыка морей! – Миноин склонился в насмешливом поклоне. – Вы тут случайно не на нерест заплыли? Или вас наняли, чтобы отпугивал чаек?

Рыбоголовый хрипло заурчал, протянув перепончатую лапу:

– Би-и-лет… – его жабры затрепетали. – Или съе-е-м.

Миноин сунул билет, едва сдерживая смех, и через мгновение оказался на палубе.

– Дорогие друзья, мы с вами отправляемся в путь! – Экскурсовод в цилиндре с приклеенным крабом взмахнул указкой. – Пройдем по реке, мимоходки из Узковатой… Просим не вставать! А то водяные вас за лодыжки цапнут!

Миноин прожигал его взглядом. Это был тот самый продавец! Тот же голос, манеры, поведение, внешность.

– Эй, многозадачный! – крикнул Миноин через толпу. – Вы в магазине чай продавали, а теперь тут? Как, рыбный бог вас отпустил с торгового поста? Или это у вас подработка, чтобы на икру хватило?

Экскурсовод сделал вид, что не слышит, и продолжил:

– Говорят, что именно в нашем судне целоваться куда приятнее, чем на берегу. Проверьте сами – второй поцелуй в подарок! И, если повезет, можно даже русалку увидеть!

Раздался всеобъемлющий смех. Судно тронулось, и экскурсовод, будто актер, начал спектакль:

– Справа – резиденция императора Пройнохи Третьего! Он запретил зеркала, считая, что они крадут души. Зато коллекционировал отражения в лужах! Слева – дом писателя Нуклема, который…

– Который писал левой ногой! – шепнула девушка в толпе, и группа фыркнула.

Миноин узнал много нового: десятиэтажное здание Большого Королевского Тира ("и по совместительству конюшня – лошади тоже любят панорамные виды!"), храм с золотыми каймами ("золото – краска из рыбьей чешуи!"), памятник императору Антарасу III…

– Обратите внимание на орла на его голове! – ораторствовал гид. – Птица смотрит ввысь, потому что император вечно терял ключи от трона! А его меч и весы в руках говорят о куда более лучшей его стороне. Он начал строительство первой железной дороги, чтобы подданные могли быстрее добираться на работу и платить больше налогов!

На обратном пути Миноин намеренно вышел последним.

– Вы же в обед работали в магазинчике, а сейчас уже здесь. Как так? – впился он в экскурсовода.

Тот поправил галстук-бабочку, сшитую, казалось, из обертки от конфеты:

– Вы, должно быть, перепутали меня с близнецом. Мы… э-э-э… как две капли воды. Хотя, если честно, он у нас немного рыбный, поэтому и работает на той странной должности.

– Да вы даже родинку на щеке скопировали! – Миноин ткнул пальцем в воздух.

– Сочту за комплимент, – улыбнулся тот, исчезая в толпе. – Хорошего дня! И не забудьте посетить наш магазинчик!

– Обязательно – ответил Миноин и вышел с корабля, раздумывая, не купить ли билет на "ночную экскурсию с русалками". Вдруг и там встретит… тройняшку? Или уже целый аквариум?

Но после недолгих раздумий и блуждающих мыслей он понял, что попросту подустал. "Приключения – это хорошо, а обед по расписанию", – пробормотал он себе под нос и решил первым делом где-нибудь передохнуть. Долго искать подходящее место не пришлось. Немного побродив по окрестностям и тщетно пытаясь разгадать, что же за диковинные цветы тут цветут – он их и нюхал, и разглядывал почти в упор, словно ботаник-недоучка, но так и не пришел к однозначному ответу – Миноин нашел небольшой ресторанчик. Расположенный прямо на террасе одного из домов, он манил своей тихой уютностью. Миноин, не долго думая, направился туда и присел на первый попавшийся стул.

Если говорить про мебель в данном заведении, то она была нова, из чистого дерева, искусно украшенная вставками из алой ткани. Минимализм в его истинном обличье, без лишней помпезности, но с явным намеком на хороший вкус. Красный цвет, словно вино на снегу, торжественно наседал над идеально белыми скатертями, создавая атмосферу умиротворения и легкой торжественности.

– Здравствуйте, что желаете? – прозвучал приветливый голос.

Миноин взял протянутое меню, но, пробежав глазами по замысловатым названиям и не узнав ни одного блюда, смущенно ответил:

– Можете порекомендовать что-нибудь? Я тут впервые и совсем не ориентируюсь в вашей кухне.

Официант слегка улыбнулся, поправил безупречно сидящее черно-белое одеяние, словно сошедшее со страниц модного журнала, и наклонился ближе.

– Я бы порекомендовал сок из энвенского фрукта. Говорят, он дарит бодрость на целый день. Особенно полезен для тех, кто ведет активный образ жизни, как вы. На горячее – новоградскую отбивную. Это наш бестселлер, готовится по секретному рецепту, который передается из поколения в поколение. И, конечно же, везимирский суп – классика, проверенная временем. Он как бабушкина сказка – согревает душу и дарит приятные воспоминания. А на закуску – фирменный салат "Пенталистский". Легкий, свежий, как вата!

– Звучит аппетитно! Беру все, что предложили. Подскажите, молодой человек, сколько с меня?

– 120 Пентвселенов, – ответил официант, не меняя приветливого выражения лица.

– Прошу, – Миноин отсчитал нужную сумму. Официант взял деньги и, пожелав приятного аппетита, удалился на кухню. В предвкушении вкусного обеда Миноин откинулся на спинку стула и принялся с интересом разглядывать окружающих. Но их оказалось на удивление немного – всего пару человек. "Видимо, все уже наелись и разбежались по своим делам", – подумал Миноин, прислушиваясь к тихой музыке, звучащей с соседней улицы..

Ох, названия тут – это отдельная песня! Как же всё-таки называется этот ресторан, где подают настолько дивные блюда с такими причудливыми наименованиями?

– Интернациональный, – произнес тот, худощавый мужчина в безупречно начищенных черных туфлях, строгих брюках и ослепительно белой рубашке. Блеск его черных очков скрывал взгляд, а в руке он сжимал свернутую газету и кружку с дымящимся напитком. Он опустился на соседний стул, нарушив умиротворенную атмосферу ожидания. – Прошу прощения, что подслушал ваш заказ, но вы кажетесь мне человеком весьма интеллигентным. Не будете ли вы против обсудить пару политических вопросов, конечно, если мое общество не будет вам в тягость? Мне кажется, вы составите отличную компанию для дискуссии.

Голос незнакомца выдавал зрелый возраст, а в волосах поблескивала благородная седина.

– Почему бы и нет, – ответил Миноин, слегка пожав плечами. – Все равно жду заказ. В этот момент он осознал закономерность между экзотическим названием ресторана и столь же экстравагантными именами блюд в меню.

Незнакомец с тихим шелестом развернул газету на столе. – Клан Грома, – начал он, указывая на выделенную статью. – Сначала совершил марш на север, но затем внезапно изменил направление, стянул основные силы на юг, после чего нанес сокрушительный удар на запад. Почему такая странная тактика? Ваше мнение?

Миноин усмехнулся, поигрывая вилкой. – Гром Клан отхватил наиболее лакомый кусок территории, так зачем ему лезть дальше? На западе его поджидает Везимирская империя, у которой к нему давние территориальные претензии.

– Возможно, вы правы… – Незнакомец вздохнул, поправляя очки. – Но, а вдруг это часть тщательно продуманного заговора, игра более высокого уровня? Ладно, оставим это. Вот еще интересный заголовок. Вы наверняка в курсе ситуации с героической обороной крепости Антарасбург?

– Кто же о ней не знает, это у всех на устах, – отозвался Миноин. – Продолжайте, мне интересно ваше видение ситуации.

– 80-тысячный гарнизон, после двух месяцев кровопролитных сражений, потеряв 30 тысяч человек, уничтожил более 550 тысяч солдат Везимирской империи! Это, на минуточку, больше трети всей их армии! В империи царит хаос, дезертирство приняло угрожающие масштабы, правительство едва держится, народные волнения… казалось бы, режим Мехта вот-вот рухнет и на его обломках воцарится республика… так, по крайней мере, все и должно было случиться. Но! Внезапно на политической арене появляется империя Румения, – а ведь это, по сути, бывшая Рокмания, помните? – и договаривается о безопасном выводе остатков, 50-тысячного гарнизона в Румению для продолжения службы. При этом, крепость Антарасбург, стратегически важный пункт, переходит под контроль Визимирской империи. Я считаю, это колоссальная ошибка для Румении! Антарасбург – крупнейший и наиболее укрепленный укрепрайон в мире, его сдача – это не просто просчет, это стратегическое самоубийство!

Миноин проницательно посмотрел на собеседника, отпивая воды из стакана. – Не все так однозначно, как кажется на первый взгляд. Эти 50 тысяч солдат – элита, лучшие воины в своем роде, закаленные в боях. Да, потеря такой неприступной позиции повлечет за собой серьезные геополитические последствия, но… Посудите сами, что важнее для молодой и только формирующейся Румении? Непонятные амбиции и контроль над далекими землями или собственная безопасность и сохранение боеспособной армии? Напомните-ка мне, в какие границы она в итоге вернулась?

– Время покажет, насколько верным окажется это решение, – уклончиво ответил незнакомец. – На данный момент она вернулась к границам времен унии Польнополя и Изльверга… то есть, к самому зарождению государственности. Ладно, оставим эту тему. А вот еще новость: Везимирская империя, воодушевленная победой под Антарсбургом, принялась безжалостно громить западных нейтралов и даже своих бывших союзников! Цинизм во всей красе!

– Вы ожидали от них чего-то другого? В политике верности не существует, лишь временные союзники, – Миноин приподнял бровь.

– Нет, конечно нет, – признал незнакомец, барабаня пальцами по столешнице.

– Вот и я о том же. Что там дальше в вашей аналитике?

– Конфедерация Монтавы, пользуясь ситуацией, захватила почти всех западных нейтралов и стремительно продвинулась на территорию бывшей Рокманиию Но теперь, как ни странно, остановилась и активно налаживает связи с новообразовавшимися государствами, демонстрируя стремление к мирному объединению. И мой вопрос вновь повторяется: почему они остановились? В чем причина?

– Почему? – повторил Миноин, задумчиво глядя в окно. – Проведите аналогию с действиями клана Грома, и ответ станет очевиден.

– Знаете что, – задумчиво произнес незнакомец. – Я тщательно обдумаю все, что вы сказали. Со многим из вашего анализа, возможно, я и не соглашусь, но… давайте признаем честно: Пенталио крупно повезло, их территория находится в стороне от основных боевых действий.

– Бесспорно, с этим трудно поспорить.

В этот момент к ним подошел все тот же улыбчивый официант с подносом в руках.

– Вот ваш заказ, прошу.

– Благодарю вас, – Миноин протянул руку за тарелкой и затем достал из кармана кошелек. – Вот, возьмите на чай. Он отсчитал пятьдесят пентвселенов. Официант одарил его еще более широкой улыбкой и бесшумно удалился.

– Благодарю вас за столь интересную беседу, – сказал незнакомец. – Кстати, как я могу к вам обращаться?

– Миноин.

– Дорогой Миноин, вы мне очень помогли своими рассуждениями. Теперь скажите откровенно, чем я могу быть вам полезен? Может, совет, помощь?

Миноин на мгновение замолчал, словно собираясь с духом и подбирая нужные слова. – Есть ли в этом городе, или хотя бы поблизости, место, где можно почувствовать себя по-настоящему счастливым?

Незнакомец не просто удивился этому вопросу – казалось, он заранее знал, что именно эти слова прозвучат.

– По той стороне улицы, если идти налево, примерно в восьмистах метрах отсюда.

– Интересно… И что же там находится?

– Сами все увидите, если решитесь, – загадочно ответил незнакомец, взял свою газету и пересел за свободный угловой столик, оставив Миноина в глубоких раздумьях и терзаемого любопытством.

Миноин, с наслаждением пробуя диковинные местные блюда, не мог отделаться от тягостных мыслей. "Тридцать тысяч жизней за пятьсот пятьдесят… Какая чудовищная цена!" – размышлял он, откладывая вилку. "Что здесь сыграло решающую роль? Возможно ли вообще такое соотношение? Или это просто плод больного воображения, байка, обросшая нелепыми подробностями по пути сюда?"

Многие, не знакомые с реальной обстановкой, задавались тем же вопросом. Но обстановка, как раз, и имела здесь ключевое значение. "У Визимирцев до сих пор гладкоствольное оружие, а у Рокманцев – не просто нарезное. Они вовсю используют пулемёты…" – картина постепенно складывалась в его голове. "Представить только: огромные толпы, вооружённые устаревшими винтовками, пытаются взять штурмом мощнейшие укрепления, защищаемые элитой с современным оружием, закаленной в бесчисленных сражениях!"

Он представил эту жуткую картину – волны атакующих, безжалостно косимые огнем пулемётов. "Ад кромешный…" – прошептал он, содрогнувшись.

"А что творится на других континентах? Почему газеты молчат? Как будто кто-то намеренно отводит внимание от тех мест, переключая его сюда. Зачем? Кому это нужно?" – вопросы роились в голове, не находя ответа. "Хотя, если подумать, там ведь действительно ничего масштабного не происходит. Мелкие государства погрязли в локальных конфликтах, редких и незначительных стычках."

Миноин осушил бокал с соком. "Что-то я слишком глубоко ушёл в эти размышления," – пробормотал он. "Блюда, и вправду, великолепны. Так, куда говорил идти тот человек? Вроде бы по улице дальше… Туда и направлюсь." Он поднялся из-за стола, оставив недоеденный десерт, и направился к выходу, надеясь, что смена обстановки поможет ему отвлечься от мрачных мыслей. "Может быть, там, на другом конце города, я найду ответы на свои вопросы…" – с надеждой подумал он, и отправился по зову незнакомца.

Постепенно приближаясь к цели, Миноин чувствовал, как музыка окутывает его, становится все громче и настойчивее. Он никогда прежде не слышал ничего подобного. Это была музыка, рожденная для танца, пульсирующая, вибрирующая, словно живая. Она проникала под кожу, заставляла ноги притопывать в ритм, и даже против воли человека тянула его в безудержный пляс. Да и, если честно, Миноин никогда не знал, что такое музыка. В Рокмании, да и во всем свете, она развивалась слабо, а точнее, вообще не существовала. До этого момента! Ведь он, кажется, был свидетелем рождения первой в истории этого мира музыки.

Заинтригованный до предела, Миноин ускорил шаг. "Что же может издавать эти завораживающие звуки?" – думал он, словно зачарованный. Наконец, он оторвал взгляд от земли и увидел это.

Прямо перед ним, на импровизированной сцене, сооруженной из груды старых бочек, возвышался парень в вызывающем алом костюме и такой же кричащей шляпе, а также с молодым, и с развитым подбородком лицом. Вокруг него теснились около десяти человек, но ни одного музыкального инструмента в привычном понимании не было видно. "Как такое возможно?" – недоумевал Миноин, приподнимая бровь. Они извлекали звуки из самых неожиданных предметов, казалось, совершенно не связанных с музыкой.

Один, орудуя двумя короткими палочками, с бешеной скоростью выбивал дробь по бочке, словно одержимый. Другой, самый крупный из них, с размеренными интервалами обрушивал кувалду на наковальню, рождая гулкий, металлический звон, от которого дрожала земля под ногами. Третий, четвертый и пятый в унисон колотили руками по бочкам, и, судя по всему, бочки были особенные, потому что звук получался на удивление громким и глубоким, словно в них скрывался целый оркестр. Шестой, словно заводной, через равные промежутки времени подпрыгивал в воздух и с грохотом приземлялся на ноги, добавляя в общую какофонию свой собственный, ни на что не похожий, дикий звук.

Остальные четверо творили нечто настолько невообразимое, настолько абсурдное и гениальное одновременно, что Миноин не находил слов, чтобы это описать. Седьмой тоже что-то прыгал, как и шестой, но его движения были хаотичными, скорее вбок, чем вверх, словно он просто пытался внести разнообразие в визуальную составляющую представления, в этот безумный спектакль, а не в музыкальную. Возможно, он просто развлекался, заражая всех вокруг своим неистовым весельем.

Парень в алом костюме пел громко, до хрипоты, так, что его голос, казалось, мог расколоть небо. Но эта оглушительная громкость ничуть не мешала ему задавать тон всему происходящему. Вокруг сцены собралась толпа, человек сто, а то и больше, и каждый из них танцевал, словно одержимый, в бешеном ритме этой странной, первобытной музыки. А парень продолжал петь, выкрикивая слова, полные безумной энергии и какого-то дикого, необузданного восторга: "Мы будем радостны под зной! Судьбу мы продадим любому! Пляшите, пока молоды, пока живы!"

Звук кувалды, барабанная дробь, грохот чьего-то падения… Всё смешивалось в единый, безумный, первобытный поток, повторяющийся вновь, и вновь, и вновь, затягивая все больше и больше людей в свой безумный танец, в эту вакханалию звука и движения. Миноин почувствовал, как его ноги сами собой начинают притоптывать в ритм, как его тело охватывает желание присоединиться к этому безудержному веселью. Что-то внутри него отзывалось на эту дикую, необузданную энергию, на эту музыку, рожденную из хаоса и отчаяния.

Миноин, не теряя ни секунды, начал осторожно двигаться, словно пробуя почву, слегка пританцовывая на месте и взмахивая руками, будто дирижируя невидимым оркестром. Он уже почувствовал терпкий вкус движения, предвкушая, как более энергичный ритм всколыхнет воздух вокруг и заставит сердца биться в унисон. Но вдруг… словно разряд тока пронзил его взгляд – чьи-то карие глаза, сиявшие, как осколки янтаря в лучах полуночного солнца. Снова. И снова. И еще раз. Стоп! – пронеслось в голове Миноина, заставив мурашки пробежать по спине и остановить на мгновение дыхание. Где-то он уже видел этот завораживающий оттенок, эту глубину, способную поглотить вселенную. Но где же, черт возьми?

«Неужели… она?» – предательская мысль, словно дикий зверь, вырвалась из подсознания, заставив сердце биться в неистовом ритме, угрожая вырваться из груди. Воспоминания ускользали, как песок меж пальцев, оставляя лишь смутное ощущение дежавю. Сквозь пеструю толпу, пахнущую жасмином, крепким кофе и дорогими духами, он снова заметил знакомый силуэт – легкое, солнечное желтое платье, словно сотканное из солнечных лучей, изящные туфельки в тон, звенящие при каждом шаге, как хрустальные колокольчики. «Кто она?» – внезапно осенило его, будто удар каблука по паркету – четкий и бескомпромиссный. Не раздумывая, Миноин двинулся навстречу незнакомке, лавируя между танцующими парами, словно опытный моряк между рифами. И, казалось, она думала о том же – её губы дрогнули в полуулыбке, глаза блеснули узнаванием, когда их пальцы едва не соприкоснулись, оставляя лишь легкое покалывание электричества в воздухе. Они чуть не столкнулись, и тут его пронзило узнавание.

«Первый день в Протополисе… столовая.»..– нахлынули воспоминания, окрашенные оттенками смеха, неловкости и легкого смущения. Они стояли друг напротив друга, и их взгляды сплелись в танце, упрямом и тихом, словно вызов. Каждый двигался в своем ритме – его ноги выбивали дробь, будто барабанные палочки по мрамору, отсчитывая секунды, её шаги скользили, как шепот шелка по обнаженной коже, легкие и изящные. Но глаза не отрывались друг от друга, словно прикованные невидимой цепью. Миноин усилил темп, чувствуя, как жар поднимается к лицу, и тут же мысленно одернул себя, предчувствуя, как долго будет приходить в себя после этого танца, как долго он будет видеть ее образ в своих снах. «И это в мои-то почти тридцать! – укорил он себя, смахивая предательскую каплю пота с виска. – Пора брать себя в руки». Танец завораживал, но в то же время начинал утомлять, словно бег по зыбкому песку, отнимающий силы и оставляющий ощущение безысходности.

Решительность победила. «Хватит ходить вокруг да около, – подумал он, резко остановившись, словно наткнувшись на невидимую стену. – Или ты танцор, или зритель. Пора выбирать». Через пару секунд он перешел к действиям: шаг влево, поворот, легкий вальс, знакомый обоим, словно музыка их душ. Следующее движение… Что же будет дальше? Шум толпы вдруг приглушился, словно кто-то выключил звук, оставив лишь тихое биение собственного сердца в ушах, когда он набрался смелости и прошептал, наклоняясь к её уху, чувствуя легкий аромат её волос.

– Неужели это ты? Та самая девушка в желтом, что преподнесла мне блюдо и… забрала сон? Или я сплю?

Её смех прозвенел, как колокольчик, ломая тишину и заставляя его сердце забиться ещё быстрее. Глаза сузились хитрино, словно у кошки, выслеживающей добычу:

– А ты… тот самый, что тогда, подобно герою из романов при виде опасности не струсил и держался уверенно, будто оратор на трибуне? Пальцы её легли ему на запястье, тёплое и живое, обжигая словно раскалённый уголь. – Думала, я тебя больше не увижу… Что я осталась одна в это непростое время, совсем одинёшенька…

– Теперь Анфиса тебя никому не отдам!

Парень на сцене закончил петь, и его лицо расплылось в лучезарной улыбке, которой он щедро одарил зрителей. Его напарники, словно отражение его восторга, ответили тем же. В едином порыве они склонились в поклоне, благодаря публику за внимание. Но тут, из гущи толпы, словно выстрел, прозвучал вопрос:

–Как называется то, что вы только что делали?

Парень переглянулся с товарищами, и, подмигнув, ответил с усмешкой:

–Называйте это… музыкой.

6

Миноин, утонув в кресле вокзала, перебирал в памяти каждый миг, проведенный в Пенталио, словно драгоценные бусины на нитке времени. Пенталио… само это название звучало как музыка, пробуждая каскад эмоций – восторг, удивление, легкую грусть и, конечно же, трепетную нежность, связанную с Анфисой. Уже после той волнующей встречи на танцполе они с ней, словно околдованные, бродили по центральному парку этого города. Он был огромен, словно сказочный лес, тщательно спланирован до мелочей, с фонтанами, поющими серебряные арии, скульптурами, оживающими в лучах заката, и аттракционами, заставляющими сердце замирать от восторга. Скучать там было просто невозможно, да и в компании Анфисы даже молчание казалось увлекательным приключением.

Как поведала ему Анфиса, она живет в Протополисе, в восточной его части, практически в последнем доме на окраине, где заканчивается город и начинаются бескрайние поля. Живет она одна, сводит концы с концами, но не жалуется на судьбу. "Худо-бедно, а зато свое," – сказала она тогда с легкой грустью в голосе. Благодаря давним связям и, видимо, удачному стечению обстоятельств, она оказалась в Пенталио и пробудет там еще несколько дней, наслаждаясь красотой города и возможностью вырваться из серой рутины Протополиса, после чего вернется обратно, в свою маленькую, но такую родную квартирку. Ей всего 26 лет, она среднего роста, стройная, как кипарис, и в ее глазах таится целая вселенная.

Прокручивая в голове эти данные и вспомнив напутственные слова Камалёва про цель, Миноин наконец-то осознал. Не просто осознал, а почувствовал каждой клеточкой своего тела. "Моя цель – вернуть порядок в Протополис, превратить его во второй Пенталио, – прошептал он, словно клятву. – Да что там, вернуть Рокманскую империю к былому величию, сделать каждый её уголок таким же процветающим и счастливым, как этот чудесный Пенталио!" Он резко встал с кресла, словно его подбросило пружиной. Его выражение лица изменилось, словно на него надели маску решимости, походка стала уверенной, словно он уже шел по пути к своей мечте. В глазах зажглись огоньки, а на губах появилась зловещая усмешка. "Ну держись, Наждачкин, – прошептал он. – Твое время подходит к концу!"

7

По разбитому тротуару, изрезанному сетью глубоких трещин, словно карта древнего мира, шёл человек. Прямоты в этой дороге было немного, как и в его жизни. Он намеренно наступал на острые края, пытаясь хотя бы так заглушить свою боль, словно каждая царапина на подошве смывала крупицу вины. На нём было простенькое пальто, местами потертое, штаны с небрежными дырками, сквозь которые проглядывала бледная кожа. Но на ногах красовались новые ботинки, лоснящиеся свежей кожей – покупка, оплаченная ценой моральных принципов. «Отлично сидят…» – размышлял он, чувствуя, как жмёт левый носок, будто сама совесть укусила за пятку.

Его лицо, обычно спокойное, сейчас напоминало смятый пергамент. Напряжение искажало черты, а пульсирующая вена на виске казалась готовой лопнуть, выплеснув наружу всё, что он годами хоронил внутри. Он шёл, спрятав руки в карманы, медленной, почти механической походкой, не отрывая взгляда от своих новых ботинок, словно видел их впервые и не мог понять, как они оказались на его ногах.

День выдался солнечным; лёгкий туман, словно вуаль, медленно рассеивался, открывая яркое небо. Температура была комфортной, воздух свеж, но он ничего этого не чувствовал. Только запах ржавчины от заводской пыли въелся в ноздри, а в ушах звенело от тишины, которой не было. В его душе, как сорняк, плодилось отчаяние, заглушая все остальные чувства.

Почти полчаса он шёл до своего небольшого дома, каждый шаг отдавался тяжёлым эхом в голове. «Вот и пришёл. Опять. Как пёс на цепь». «Ночная смена на заводе гонораром не принесла ничего, кроме разочарования. Но даже этих жалких десять тысяч вселенов должно хоть на что-то хватить… Хотя бы на лекарства для неё» – он сжал в кармане флакон с таблетками, края которого впились в ладонь.

Он шагнул вперёд и апатично открыл дверь. Дом был новым, построенным на приличной территории. Огород был тщательно засажен, зелень радовала глаз, но не его. Пахло варёной свёклой и страхом.

– Я тут… – произнёс он тихо, пытаясь скрыть отчаяние в голосе.

В ответ – тишина. Ни приветствия, ни звука. Только муха жужжала над пустой тарелкой.

Неужели что-то случилось? Сердце бешено заколотилось, как молоток по наковальне. Он бросился в дальнюю комнату. Помещение было обставлено скромно: две кровати, стоящие друг напротив друга. На одной сидела его жена – хрупкая женщина лет тридцати пяти, маленькая, но с внутренним стержнем, который вот-вот сломается. На другой – два человека в старых, заношенных куртках. Одежда их была потрёпанной, а лица – изрезаны шрамами, словно карта сражений. Между ними, на ковре, играли его дети: мальчик четырёх и девочка шести лет. Девочка, увидев отца, побежала к нему, но один из потрёпанных схватил её за руку и прижал к стене. Она заплакала, тоненький голосок звенел, как разбитый хрусталь.

– Мы тебя ждали, голубчик, – произнёс первый, проводя языком по шраму, извивавшемуся, как живой. Голос его, потрёпанный и пропитанный цинизмом, заставил воздух сгуститься. – Скучал? Или новые ботинки отняли все мысли?

– Нет, – статично ответил хозяин, стараясь сохранить видимость спокойствия, хотя ногти впились в ладони. – Отпусти. Дочь.

Он, будучи на голову выше бандита и крепче, схватил того за куртку в районе горла. Тот, фыркнув, разжал пальцы – девочка вырвалась и побежала к матери, спрятав лицо в её платье, оставив на ткани мокрое пятно от слёз.

Второй бандит подошёл и положил тяжёлую руку на плечо работника, сдавив так, что хрустнула кость:

– А ты, я вижу, обнаглел, впредел…

– Я продал вам своего ребёнка за какие-то ботинки. Что вам ещё нужно? – выдохнул хозяин, чувствуя, как горит щека от стыда, будто его ударили по лицу.

– Ты задолжал нам целую дань, – прошипел второй, в голосе его звенела язвительность. – Наждачник говорил: порешаем с тобой. – Он наклонился, чтобы их лица оказались в сантиметре друг от друга, и пахнуло гнилыми зубами и самогоном. – Недоволен, всё с табой ясно, неблагодарный? Ты же сам предложил сделку…

Хозяин дрожащей рукой протянул три тысячи вселенов. Тот внимательно посмотрел на деньги, потом на него, медленно разорвав верхнюю купюру пополам:

– Это я по-ни-ма-ю. До свидания.

Первый прошёл мимо, посмеиваясь, и исчез в проходе. Второй, уходя, нарочно задел должника плечом и злобно хмыкнул:

– Пригнись в следующий раз, герой. А то ребятам на рудниках новые сапоги нужны… Или глазки дочурки для коллекции.

Муж припал на колени перед женой, еле сдерживая слёзы, которые капали на её руки, обожжённые стиркой:

– Что они говорили? Ты в порядке? Они с тобой ничего…

– Всё хорошо, – ответила она, но в глазах застыл ужас, как у зверька в капкане. Голос её дрожал, словно струна. – Не тронули… Но предупредили, что один из наших двоих – следующий. Сказали… что у них уже есть покупатель.

Он поднялся, глядя на сломанную куклу дочери у порога. Её стеклянный глаз отражал дробовик на стене. «Долго, долго нам ещё это терпеть… ». На стене висел старый дробовик. Его молчаливое присутствие тяготело, как приговор.

8

Дверь в отдел призывно скрипнула, и в нее, словно вихрь, ворвался Миноин. Уже в другом, безупречно сидящем костюме, он, казалось, излучал энергию. В кабинете царила тишина. Все были на выездах, лишь изредка можно было услышать чье-то сдержанное дыхание. Миноин, словно гончая, устремился к дубовой двери с табличкой «Капитан Роуль» и ввалился внутрь, не дожидаясь ответа на стук.

В просторном кабинете, развалившись в кресле, словно ленивый кот на солнцепёке, восседал Роуль. Его сапоги в пыли лежали на столе рядом с папкой «Совершенно секретно», а рука с сигарой свешивалась через подлокотник, рассыпая пепел на помятые бумаги. Их взгляды встретились, и лица обоих озарились улыбками.

– Приветствую, ваше капитанчество, – Миноин поклонился с клоунской серьёзностью, обнимая друга.

– Без церемоний, – Роуль махнул сигарой, даже не шевельнувшись. – Садись, пока я не передумал делиться чаем.– Как отдых, Миноин? – поинтересовался Роуль, потягиваясь так, что хрустнули кости. – Я вот тут просматривал отчеты, чуть не уснул. Кстати, я был несколько раз в Пенталио, прекрасный город. Как тебе там? Вино пробовал местное?

– Отдых прошёл как ураган: интересно и молниеносно, Роуль, – ответил Миноин, разглядывая на столе фото с зачёркнутой рожицей чиновника. – Слушай, как там наш голубчик поживает? Удалось выжать из него хоть каплю правды? Или он оказался крепким орешком?

Роуль ухмыльнулся. – А, ты про этого певчего дрозда, который мне спать не дал среди ночи? Мне удалось его допросить в довольно вежливой форме, хотя он и пытался строить из себя невинную овечку. Он сказал, что Наждачкин засел на дно, как старый сом в мутной воде. Раздал приказы и больше не появляется. Банда его действует не только в нашем городе, у нее связи почти до Екламбая, представь себе! Главная же цель сейчас у нее – это увеличение числа сторонников. При этом она не предпринимает никаких активных действий. Возможно, к чему-то готовится. А, возможно, просто затаилась, как змея в траве. Тут не угадаешь, на этом все.

Миноин призадумался, постукивая пальцами по колену. – Это определенно стоит обдумать. Нужно проанализировать все связи и возможные сценарии. Нужно проверить все контакты за последний год. Возможно, они…

– Капитан! – дверь распахнулась, впуская взъерошенного стажера с папкой, перевязанной бечевкой. – Срочное донесение из…

– Не сейчас! – рявкнул Роуль, швырнув в юношу ластиком в форме гранаты. – Ты что, не видишь – совещание со старшиной провожу? И вообще, где ты научился стучать? Как слон в посудной лавке!

Когда дверь захлопнулась, Миноин усмехнулся:

– Какое задание на сегодня, о мудрейший? Что приготовила нам судьба – штурм подполья или перестрелка?

Роуль достал из ящика папку с печатью «Личное» и швырнул её на стол так, что поднялась пыль.

– Проверка министерства чиновничества.

– Ты издеваешься? – Миноин вскочил, будто сел на кнопку. – У нас серьёзно есть министерство для нытья бюрократов? Это как больница для лечения гиппократов! Что они там делают? Считают количество запятых в отчетах?

Капитан сморщился, словно откусил лимон, и потянул шнурок жалюзи – солнечный луч упал на стену с портретом мэра Марвартова, на котором тот лучезарно улыбался.

– Миноин, они… – он понизил голос, – проверяют нас. Пишут доклады о «нецелевом использовании ресурсов». Говорят, у нас слишком много патронов на одного преступника.

– Значит, война? – в глазах Миноина вспыхнул азарт. – Пора доставать из пыльных ящиков наши аргументы!

– Хуже. Бумажная чума. – Роуль открыл папку, где подшитые документы напоминали слоёный пирог, пропитанный канцелярским клеем. – Тебе нужно стать их лучшим другом. Улыбаться, целовать туфли, а потом… найти, за что утопить в море отчётов и предписаний.

– От твоей иронии у меня пойдут слёзы, Роуль, – вздохнул Миноин. – Придется прикинуться образцовым бюрократом, надеть очки и застегнуть пиджак на все пуговицы.

– Боюсь, сегодня тебе придется влезть в бюрократию по полной, с потрохами, так сказать, как рыба в клюве пеликана, – усмехнулся капитан. – Исчезнуть в ней, как иголка в стоге сена. Главное, не забудь дорогу назад к свету.

– А откуда у вас капитан такая ненависть к людям "Бумаги" ? И как зовут человека, чей портрет с перечёркнутым лицом красуется у вас на столе ?

Капитан, казалось, ожидал этого вопроса. Он шумно выдохнул, словно сбрасывая с плеч невидимый груз. – Ненависть – это, пожалуй, слишком сильное слово, Роуль. Скорее, профессиональное отвращение к тем, кто использует закон как туалетную бумагу. А вот и причина моего "отвращения", во всей красе, – капитан указал на фотографию на столе. Лицо на ней было перечеркнуто жирным красным крестом. – Знакомься – Ник. Имя незатейливое, а вот натура – та еще. Двадцать раз я его за решетку отправлял, и каждый раз он, словно фокусник, исчезал оттуда благодаря своим связям и толстому кошельку. Он даже не стесняется открыто давать взятки прямо под носом у полиции! Переговаривается с сообщниками, будто мы тут в детском саду играем. Просто плевок в лицо правосудию. Так что, отсюда и моя… нелюбовь к "бумажным" дельцам. – Капитан на мгновение замолчал, пристально глядя на Роуля. – Но откуда такой интерес у тебя, Роуль? Почему именно сейчас ты решил копнуть в эту сторону?

Роуль усмехнулся, в его глазах загорелся азарт. – Не будем терять времени, капитан. Пора нырять в этот бумажный омут с головой. Я выкопаю из него все скелеты, и заставлю их танцевать под нашу дудку. Они пожалеют, что вообще связались с законом… и с нами. – Он бросил многозначительный взгляд на капитана, давая понять, что намерен идти до конца, чего бы это ни стоило. – Итак, с чего начнем?

9

Миноин и Роуль, а также еще один служащий, спустя час уже стояли перед массивным одноэтажным зданием, обнесенным забором с деревянной обшивкой. Внешне оно выглядело невзрачно и не могло привлечь внимания, наоборот, вызывало какое-то смутное отвращение. По пути они успели заскочить в столовую и основательно подкрепиться за счет министерства.

– Хорошо, что Марвартов не следит, куда я трачу его деньги, – шутил Роуль, ухмыляясь и разминая пальцы, запачканные в жире от жареной баранины. – Знал бы он, куда утекают его кровные!

– Кровные? – Миноин фыркнул, поправляя ремень с кобурой. – Судя по твоей талии, ты выпил их литров пять.

Но сейчас было не до шуток. Они вошли в здание, где их ждал человек, одетый с иголочки в премиальную одежду и украшенный алмазной булавкой на лацкане костюма – камень сверкал, как глаз циклопа. От него пахло лучшими духами Монтавы и Польнополя, запахи били в нос своей приторной сладостью. У всех троих на лицах читалось явное недоумение. Место приема гостей было оформлено поистине по-королевски, словно они попали в приемную самого императора: бархатные шторы, ковры, поглощающие шаги, и их отражения, зловеще искажавшиеся на гладких металлических стенах, будто предупреждая – здесь всё не то, чем кажется.

– Здравствуйте, господа, – произнес "ходячий премиум", смерив их оценивающим взглядом торговца живым товаром. – Чем могу быть полезен? Подделать документы, увеличить зарплату, забрать деньги у вашего друга… – Он сделал паузу, прищурившись, – …или, может, воскресить любимую бабушку? Только смотрите: они нынче в дефиците, цены взлетели до небес. Последнюю партию душ растащили, как горячие лепёшки.

В ответ повисло тягостное молчание, нарушаемое только тиканьем часов.

– Что именно вам нужно? – "Премиум" стукнул каблуком по мрамору, и эхо прокатилось по залу. – Обычно, когда к нам заходят с проблемой, говорят сразу, а вы молчите. Как это понимать? Или у вас особо щепетильный случай? – Он наклонился вперёд, и алмаз на его лацкане бросил в лицо капитана холодный блик. – Может, вы пришли за услугой, о которой даже шепотом говорить боитесь?

Капитан хотел было резко осадить собеседника – рука непроизвольно дёрнулась к карману, где лежал пистолет, – но в последний момент передумал, лишь сдержанно прокряхтел, словно проглотил камень. Все трое не понимали, куда они попали, но посчитали удачей, что пришли с неофициальным визитом и не в форме. Это было больше похоже на абсурдный розыгрыш, чем на серьезное дело.

– Вы все ещё молчите. Может, вас кто-то из знакомых направил? – спросил встречающий уже без прежней искренности и уверенности. В голосе проскользнула утрата надежды, словно он осознал, что эти трое – не клиенты, а мухи, залетевшие в паутину.

Третий сотрудник сглотнул, ощущая, как во рту пересохло, будто он час жевал песок.

– Да, мы… к другу, – выдавил из себя капитан, невинно хлопая глазами, словно ребенок, которого застали за шалостью.

– Ах, к другу! – "Ходячий премиум" хлопнул в ладоши, и звук гулко отдался в зеркалах. – Так что ж сразу не сказали? Проходите за мной!

Он повел их вглубь здания, его туфли стучали по полу, как метроном. Пройдя несколько коридоров, встречающий их человек внезапно остановился и молча указал на дверь, обитую кожей с золотыми заклёпками. Они остались одни.

То, что открылось их глазам, невозможно было описать без доли безумия. Повсюду раздавались крики:

– Двадцать тысяч за подпись судьи! Двадцать пять!

– Нет, вы с ума сошли, это моя кошка!

– Три дня жду вашего "специалиста"! – шипела женщина в норковой шубе, тыча маникюрным ногтем в грудь клерка. – Вы обещали убрать моего мужа из тюрьмы к нашему юбилею!

– Сударыня, вашего супруга осудили за двойное убийство, – клерк зевнул, разглядывая свои часы. – Это уже премиум-услуга. Плюс сорок тысяч за срочность.

Кто-то привел с собой злобного пса, который с остервенением гонялся за перепуганной кошкой соседа. Животные носились по коридору, забегали в кабинеты, переворачивая всё вверх дном – бумаги, мебель, иногда даже задевая ошарашенных работников, чьи крики сливались с рычанием пса. И что самое удивительное: все присутствующие были одеты богато, у каждого в руках был кнопочный телефон последней модели, который они сжимали, как священные амулеты. Они открыто торговали взятками с посетителями, причем умудрялись торговаться, словно на восточном базаре!

– Ставка растёт! – орал лысый мужчина в костюме с ядовито-зелёным отливом, стоя на столе. – Часы принца южного! Сто десять тысяч! Сто двадцать!

– Это же краденое! – прошипел Миноин, но Роуль впился ему в локоть:

– Заткнись, или нам вырвут языки за бесплатно!

Во благо случая хозяин кошки, тщедушный человечек в очках, нырнул под стол, вытащил дрожащее животное и спрятал в одном из шкафов. Собака, которой теперь всё наскучило, принялась спать на столе чиновника, развалившись на его бумагах. Тот лишь вздохнул и поплёлся к соседнему столу, бормоча:

– Хоть тут тишина…

Трое уселись на небольшой диванчик, рассчитанный ровно на троих. Роуль ёрзнул, пытаясь избежать контакта с липкой обивкой.

– Эй, пёс! – Миноин кинул в сторону животного смятый лист бумаги. – Ты хоть понимаешь, на чьих документах спишь?

– Оставь, – капитан одернул его. – Он тут, похоже, единственный честный сотрудник. Не берёт взяток и не жуёт бюджет.– он не догадывался, что его ждёт дальше.

– Вы слышали, что Марвартов издал запрет на перевод денег из Протополиса? Это просто ужас! – взволнованно говорил один из посетителей, русый мужчина с трясущимися руками. – Вы обязаны мне помочь!

– Посмотрим, посмотрим… – Его собеседник, тощий тип с лицом крысы, лениво перебирал чётки, разглядывая золотую монету. – Сколько вам нужно перевезти, любезный?

– Сто двадцать тысяч в Моркалл, срочно!

– За тридцать тысяч… – Тот протянул руку, но клиент уже сунул ему пачку купюр.

– Сто восемьдесят. Мне плевать, лишь бы сейчас.

В этот момент дверь с треском распахнулась. В здание вошёл гигант, похожий на Марвартова, но выше ростом и с плечами поменьше чем у него. Его глаза были тускло-бурыми, а лицо – простоватым, даже глуповатым, как у деревенского мальчишки.

– Где Бром? – прогремел он, и стекла в окнах задрожали.

Местные чиновники засуетились, кланяясь в пояс и поднося стопки купюр. Гигант – капитан узнал Ника— схватил деньги и начал жадно их жевать, словно это были хрустящие вафли. Бумага хрустела на зубах, а он причмокивал:

– Интересно, с соусом или без? – прошептал Роуль, притворно всматриваясь в гиганта. – Кто его так кормится научил?

– Вкусно… но мало перца!

Из дальнего угла, спотыкаясь о собственные ноги, выполз высокопоставленный чиновник с лицом перепуганной мыши.

– Я… я здесь, господин Ник…

– Что? – Гигант наклонился к нему, выплевывая клочья сотенной банкноты. – Извините, я вас не понимаю!

Он достал пистолет, ствол которого блеснул, как змеиный глаз. Чиновник вскрикнул:

– П-прошу за мной! Я всё устрою!

– Может, вмешаемся? – Миноин нервно провел рукой по карману. – Этот тип сейчас устроит бойню.

– Ты с ума сошел? – Роуль схватил его за запястье. – Здесь даже кошки – соучастники. Мы вызовем полицию.

Рядом пробежал Клерк

– Эй, вы новенькие? – он остановился, оглядывая троицу. – Если нужен фальшивый паспорт – третий кабинет слева. Но предупреждаю: сегодня скидки только на женские имена.

– Почему? – не удержался Роуль.

– Статистика, – клерк ухмыльнулся. – Женщины реже попадают в списки мертвых душ.

Капитан осознал весь царящий здесь бардак и абсурд. Да и зрелище с поеданием денег его окончательно добило. Он жестом показал своим спутникам, что пора уходить, пока их самих не съели. Они вышли из здания без происшествий, но все еще пребывали в шоке от увиденного. Первым заговорил капитан, мрачно глядя на небо:

– Я знаю одно – это очень темное дело, ребята. Я сейчас позвоню в полицию, может, хоть кто-то поможет разобраться в этом гадюшнике. А вы идите домой, на сегодня приключений с вас хватит. Вы сделали все, что я приказал. И не вздумайте никому рассказывать об увиденном, пока я не скажу.

– И как ты это объяснишь начальству? – руки Миноина всё ещё дрожали. —Простите, шеф, мы наткнулись на контору, где едят деньги и торгуют бабушкам?

– Объяснять не буду, – капитан набрал номер на телефоне. – Просто скажу, что нашел ответ на вопрос: "Куда исчезают налоги?".

– И?

– Они превращаются в ничто. Буквально.

10

Вечер окутал Протополис, проникая в окна. Я сидел, мечтая о чашке дымящегося чая, настолько привык я к нему что не представлял ни один вечер без него, но, увы, в окрестных лавках он словно испарился. Кофе тоже закончился, и привычный прилив бодрости улетучивался. Начальник задерживался, и я уже готов был махнуть рукой, как вдруг дверь распахнулась, впуская промокшего насквозь, но сияющего Роуля.

– Не поверишь! – выпалил он, стягивая мокрый плащ и небрежно бросая его на крючок, капди текли рекой. – Там такое откопали… Почти миллиард вселенов! Можешь себе представить, сколько там нулей-то? Вот я как то не представляю А Ника, этого чертова борца с инфляцией, снова за решетку спровадили. Говорят, Ник однажды съел целый бюджет района за обед, а на десерт потребовал золотые слитки с гравировкой «Спасибо за сотрудничество. Корми его потом миллионами в день!

Я хмыкнул. – По-моему, это отличный знак для Протополиса. Хоть какая-то стабильность.

– Именно! – Роуль энергично кивнул. – А ты ведь просил разузнать, как тут вообще город поживает?

– Ну да, – ответил я. – Картина, вроде, не особо радужная вырисовывалась.

– Да тут не то что «не окупает себя»… – Он швырнул на стол папку с документами, откуда выпал чек на 50 тысяч с пометкой «Удобрение для роз мэра». – Город по уши в долгах, и непонятно, кто его вообще кредитует. Но кое-какие сдвиги есть. Пойдём, покажу.

Мы прошли в кабинет Роуля. Он принялся листать какие-то запыленные документы, бормоча что-то себе под нос.

– Ты оказался прав, но и не совсем, – изрек он наконец. – Город действительно не может содержать такую ораву министерств без должного финансирования. Но деньги-то есть! И идут они… очень издалека.

Он выдержал паузу, обводя меня оценивающим взглядом.

– Выяснилось, что большая часть магазинов и ларьков в городе принадлежит нашему "борцу с инфляцией", Нику. Он не только деньги лопает круглосуточно, но и владеет целой сетью металлургических заводов по всей империи. А самое любопытное – цены в его магазинах до смешного низкие. Они просто не могут окупаться.

Я нахмурился, пытаясь осмыслить услышанное. – И зачем ему это? Неужели даёт взятки просто для самоутверждения и поддержания личной эстетики? У него же и так все есть. В чем тогда смысл?

– Вот и я гадаю. Бизнес, который не приносит прибыли? Это как-то… нелогично. Словно кто-то в шахматы играет, но фигуры жрёт. правда всё не совсем так, – возразил Роуль. – Городская мэрия во главе с Марвартовым исправно доплачивает Нику за эти смешные цены. Вытаскивают его из тюрьмы, видимо, в благодарность за помощь городу. А он, в свою очередь, развлекается, поедая бюджетные деньги. Такой вот круговорот безумия и абсурда.

– Но откуда вообще у города деньги? – недоуменно спросил я.

– Вот-вот! – Роуль театрально развел руками. – Ясно одно: у Марвартова связи, да такие, что позавидует сам император. Я решил лично с ним переговорить.

– И что он тебе поведал?

– Выложил все как на духу, – ответил Роуль. – Город финансирует некий Антарос Бухте Ойтовертович. Скорее всего, какой-то выскочка, взявший себе помпезное имя фамилию и отчестов покойного императора, чтобы казаться важнее и выпендрится. Других объяснений у меня нет. Но пока это тупик. Информации о нем – кот наплакал. И зачем ему вкладывать такие деньги в Протополис, тоже непонятно. Может, скучно ему просто? Также светилась фамилия Маслов, но о нём тоже ничего.

– Что предлагаешь делать с Антаросом? – спросил я, вертя в руках монету.

– Если он реальный, – Роуль зажег сигару кольцом, запутавшееся в паутине под потолком – то он либо святой, либо сапожник, который шьет нам сапог с шипами внутри. А если нет… – Он выпустил дым кольцами. – Тогда мы все – куклы в театре теней, и кто-то очень смеётся, дергая за нитки.

Мы замолчали, уставившись в пол, где трещина извивалась, как вопросительный знак.

– Чем больше копаешь, тем яснее понимаешь, что ничего не знаешь, или я хотя бы знаю, что ничего не знаю— пробормотал Роуль. это часть какой то большей игры.

– Это уже успех, – ответил я. – С этой информацией хоть что-то можно сделать. Что там с остальными показателями города?

– На территории бывшей Рокмании идет бесконечная война, – сообщил Роуль показывая на карту висевшую на стене. – А у нас тут относительно спокойно. Поэтому люди бегут сюда, как тараканы на свет. Запросто занимают места уехавших. Население города – 10 292 человека, а в окрестных селах – 13 992. В общем, растем.

Роуль подошел к сейфу и достал оттуда толстую пачку денег.

– В общем, держи. Это тебе, Миноин. Заслужил.

Я чуть не выронил челюсть. – Миллион вселенов?! Откуда?

– Подарок от Марвартова за отличную работу, – Роуль усмехнулся. – И да, теперь ты мой заместитель, так что не вздумай подвести. – Он вдруг нахмурился. – И запомни: если увидишь, что я начинаю жевать облигации – бей меня по голове. Это первый признак болезни Ника. Говорят, она заразна, как зевота в скучном собрании.

– Благодарю, – пробормотал я, все еще не веря своему счастью. Впервые в жизни я держал в руках такую сумму. Этот вечер обещал быть долгим, интересным и безумно запутанным. И похоже, что облигации в Протополисе жевать любили многие.

11

Утро выдалось промозглым. Слякоть чавкала под ногами, словно недовольная хозяйка, а температура едва перевалила за жалкие десять градусов. Влажный ветер пробирал до костей, шелестя обрывками афиш на стенах, как будто город сам стряхивал с себя прошлую ночь. Миноин, кутаясь в старый плащ, прислонился к сырому кирпичу стены и развернул пожелтевшую газету. Буквы плясали перед глазами, складываясь в безрадостную картину.

Первая новость обожгла, словно кипятком. – Ужасная трагедия! – кричал заголовок. В семье Заводчанина, измученной голодом, погибли двое детей и жена. Отчаявшийся отец, словно загнанный зверь, взял в руки дробовик и устроил кровавую баню бандитам из группировки Наждачкина. Перед смертью успел отправить на тот свет двоих отморозков. Фото под заголовком было размытым. – И это только те случаи, что просочились в газету, – мрачно подумал Миноин, сжимая газету так, что бумага затрещала. Сколько еще таких трагедий скрыто за стенами домов, замалчивается Марвартовым?

Вторая новость вызвала лишь усталую усмешку. – Марвартов велел заменить старые Вселены на новую валюту, миры, по грабительскому тарифу один к десяти тысячам. – Ах, старина Марвартов, – пробормотал Миноин, проводя пальцем по строчкам,– вечный борец с инфляцией правда у Ника всёравно лучше выходит! Мой миллион превратится в жалкую сотню. – Печально, до боли в зубах печально, – подумал он, чувствуя, как утекают его сбережения

Третья новость подтвердила худшие опасения. – Проблему с Наждачкиным полиция так и не смогла решить. Юг и восток города фактически принадлежали бандитам, а о западе власти предпочитали молчать, словно там разверзлась бездна, поглотившая всё без остатка. Карта города в углу газеты была испещрена красными зонами, как чумными пятнами. – Что-то здесь нечисто, – промелькнуло в голове Миноина. «Молчат?

Новость четвертая, словно слабый луч света, пробилась сквозь мрак. – В Протополис прибывает огромное количество беженцев. Население перевалило за 10,5 тысяч и продолжает расти. Заводы, вопреки всему, постепенно возвращались к работе на полную мощность. – Миноин чуть не вслух засмеялся, горько и коротко. Отлично! Хоть что-то, черт возьми, веселое в этом мире!

В этот момент в комнату буквально влетел один из служащих, возбужденный и сияющий, словно ребенок, получивший долгожданную игрушку. – Друзья! В магазинах чай появился! Настоящий чай! – выдохнул он, чуть ли не подпрыгивая от счастья, его лицо, обычно серое от усталости, сейчас светилось ярче солнца. – Говорят, целый конвой разгрузили! Сорт «Рассвет Империи»! – Он замахал руками, словно дирижируя оркестром невидимых ангелов, и счастливо рассмеялся, и этот смех, звонкий и заразительный, словно колокольчик, разбил утреннюю унылость.

Миноин, отложив газету, с удивлением посмотрел на коллегу. Сердце неожиданно екнуло. Запах сырости внезапно перебил слабый, едва уловимый аромат чего-то давно забытого – надежды? Но теперь этот аромат крепчал, наполняя комнату тонким, терпким благоуханием далеких плантаций. В животе приятно заурчало в ответ на призрачный вкус на языке. Роуль, до этого безучастно лежавший на диване, с грохотом отбросив ноги на пол, тут же принял сидячее положение, словно его подбросило пружиной. – «Рассвет Империи»? Да быть не может! – загремел он, широко улыбаясь во весь рот, обнажая зубы, чего за ним давно не водилось. – Неужели старина Марвартов и тут не соврал?!

Начальница отдела кадров, медленно вплыла в комнату – но теперь ее движения обрели невесомость, а в глазах горел тот самый озорной огонек, словно она сама ждала этого момента целую вечность. Она принялась доставать кружки с торжественностью жреца, готовящего священнодействие, и каждую ставила на стол с легким, музыкальным дзынь. – Ну что, господа, отложим дела на потом? Сегодня у нас праздник! – промурлыкала она, подмигнув Роулю. – Полагаю, даже протоколы подождут, пока мы не совершим это… чаепитие возрождения! Она неожиданно рассмеялась, легким серебристым смехом, от которого даже Роуль поднял брови в изумлении.

Двое других служащих, о чем-то оживленно беседовавших за столом, тут же подскочили и, звеня пустыми кружками, присоединились к образовавшейся процессии. Воздух наполнился металлическим лязганьем ложек и приглушенным смехом – звуками, давно не слышными в этих стенах. Наступил долгожданный завтрак с чаем. Горячий пар поднимался над кружками. После скромного, но радостного чаепития, все разбежались по своим делам, кроме Миноина и двух весельчаков. На столе остались пустые кружки с коричневыми разводами на дне, как последние островки ушедшего тепла.

Роуль, откашлявшись, стукнув кулаком по столу, чтобы привлечь внимание, подозвал их к себе. – Задача сегодня у вас не из простых, – произнес он, глядя на подчиненных серьезным взглядом. Его пальцы нервно барабанили по столешнице. – Вам следует оказать помощь полиции в поимке одного из криминальных идолов, а именно Грибнякова. Роуль замолчал, оценивая реакцию подчиненных. В его глазах мелькнуло что-то тяжелое, знающее. – Вообще-то, он и не скрывается, просто у полиции, как всегда, не хватает людей. «Рук или смелости?» – подумал Миноин. Вам нужно будет зайти к нему домой и арестовать его. Миноин, ты за главного.

Исак, один из весельчаков, ухмыльнулся, запрокинув стул на задние ножки. – Слишком просто, – молвил он, бросив взгляд на Миноина.

– Не спеши с выводами, Исак, – возразил Миноин, чувствуя неладное. Холодная тяжесть, лишь ненадолго отступившая с чаем, снова сжала его грудь. – В этом городе даже самое простое дело может обернуться настоящим кошмаром и полным абсурдом не знавшем себе равных. – закончил он глядя на Роуля, который избегал его взгляда, разглядывая потолок, и нервно улыбаясь.

12

Оказавшись перед старым домом, троица почувствовала облегчение: дождь наконец прекратился. Но почти сразу их охватило тревожное чувство. Дом выглядел мрачно и запущенно. Он был большим, двухэтажным, из темного камня. Краска на стенах облупилась, ставни на некоторых окнах висели криво, а одно окно на первом этаже было разбито. Даже невозмутимый Миноин нахмурился, глядя на это здание. Казалось, он чувствовал, что здесь что-то не так.

– Входим! – скомандовал он, и его голос прозвучал необычно глухо. – Будьте осторожны. Очень осторожны.

Внутри их встретила аскетичная обстановка, но простора было предостаточно. В единственной комнате возвышался исполинский стол, занимавший едва ли не треть пространства, вокруг которого теснились пятнадцать стульев. И вот тут началось самое интересное: два из них были заняты… идентичными людьми.

– Стоп, машина! Что за чертовщина тут творится? – мысленно воскликнул Миноин, чья челюсть едва не отвалилась. После визита в министерство чиновничества, где, казалось, он повидал все мыслимые и немыслимые бюрократические выпады, он самонадеянно полагал, что его уже ничем не удивить. Как бы не так! Перед ним, словно отражение в кривом зеркале, сидели два абсолютно одинаковых человека. Миноин протер глаза, ущипнул себя за руку, пытаясь унять наваждение.

– Товарищ старший, мы точно в тот дом зашли? Может, указателем ошиблись? – с сомнением в голосе пролепетал его подчинённый, нервно оглядываясь по сторонам.

– Ни одного бандита! Сплошные профессора в помятых халатах…

Оба были облачены в белоснежные халаты, правда, изрядно помятые, словно их только что вытащили из стиральной машины, и смущенно смотрели на незваных гостей, как кролики на удава. – Вам кого-то нужно? Или вы ошиблись адресом? – робко спросил один из них, словно боясь нарушить тишину, повисшую в комнате.

– Здесь живет Грибняков? – уточнил Миноин, стараясь сохранить хладнокровие.

– Мы вдвоем Грибняковы. Так что, вам кого именно надо? – ответил второй, словно эхом повторив слова первого.

– А имя у вас тоже одинаковое? Это какой-то розыгрыш? – опешил Миноин, чувствуя, как его мозг начинает закипать.

– Да, – синхронно ответили они, и от этого ответа по спине пробежали мурашки. Миноин решил присмотреться к ним повнимательнее, как опытный энтомолог к редкой бабочке, приколотой к стеклу.

Они были неотличимы… Лица были округлые, с большими, немного наивными глазами, русыми волосами и карими глазами, в которых, казалось, пляшут озорные искорки. Помощник Миноина, до этого момента хранивший молчание, вдруг заявил, что ему необходимо срочно выйти на свежий воздух.

– Проветрюсь, а то что-то душно стало, – пробормотал он и поспешно ретировался, оставив капитана наедине с этим сюрреалистичным дуэтом. – И я бы сбежал, будь моя воля, – подумал оставшийся помощник.

– Документы есть? – продолжал размышлять вслух оставшийся помощник, пытаясь хоть как-то вернуть ситуацию в рамки привычного.

– Есть, снова хором отозвались Грибняковы, словно репетировали этот ответ всю жизнь.

– И как мы вас различим в бумагах? – спросил помощник, с тоской глядя на идентичные паспорта.

– Буквой "Л" и "П" пометить? Миноин и его помощник заняли стулья слева и справа от братьев-близнецов, чувствуя себя участниками какого-то абсурдного спектакля.

– По документам, разница между ними составляет шесть лет. Они даже не близнецы, а братья! Что за чертовщина? Это что? – голова Миноина шла кругом…

– И кого из них нам надо задержать? Нам говорили только об одном, а их тут двое, – спрашивал помощник.

– Может, бросим жребий? Орёл – левого, решка – правого?

Сказать честно, понятия не имею, – пронеслось в голове Миноина. – Вот оно что! Теперь понятно, почему полиция спихнула это дело нам. Точно. Сами не знают, кто им нужен, или просто струсили, – добавил он про себя.

– Зато мы знаем, кто вам нужен – в один голос заявили Грибняковы, хитро прищурившись. – Знаем лучше полиции уж поверьте.

– Кто? – с любопытством спросил Миноин, чувствуя, как в нем просыпается профессиональный азарт.

– Тот, кого здесь нет, – загадочно ответили они…

– Тот кто всегда опаздывает, – добавил левый.

– Но никогда не забывает о главном, – подхватил правый, и оба сладко улыбнулись.

– Главное – не ошибиться в выборе, – хором закончили они. Их слова прозвучали как пророчество. – Или предупреждение, – подумал Миноин.

– Что прикажете делать, капитан? Может, бросим монетку? – растерянно спросил помощник, доставая из кармана потертую монету. – Хоть какое-то решение будет…

– Оставим их и передадим дело обратно в полицию. Пусть сами разбираются в этом цирке. Мы на такое не подписывались, – отрезал Миноин, поднимаясь со стула. – Хватит с нас чудес на сегодня.

– Полностью с вами согласен, капитан. С меня хватит, – вздохнул помощник, отряхивая стеклянную пыль с рукава и бледнея. – Жаль монетку… Это было бы хоть честно. – Он с сожалением спрятал монету обратно в карман. —Хоть орла с решкой я различаю… А тут..

Миноин решительно шагнул к выходу, его помощник поспешил следом. Но когда капитан потянул ручку массивной дубовой двери, та не поддалась. Он нажал сильнее – замок щелкнул с таким зловещим звуком, будто смеялся над ними.

– Что за…? – Миноин дернул ручку снова, но дверь будто вросла в косяк.

– Проблема? – синхронно спросили Грибняковы, не вставая с мест. В их голосе не было ни удивления, ни злорадства – лишь плоская констатация факта.

– Дверь не открывается! – прошипел помощник, бросая испуганный взгляд на капитана. – Нас закрыли? Намеренно?

– Или дом решил пошутить, – мрачно буркнул Миноин, ударяя ладонью по дубу. Дверь ответила глухим стуком.

– Попробуем окно? – предложил помощник, уже направляясь к разбитому окну, которое они видели снаружи.

– Не трать силы, – вздохнул левый Грибняков.

– Оно не откроется, – механически добавил правый, поправляя очки.

– Как не откроется? Оно же разбито! – возмутился помощник, хватая раму. Но створка, несмотря на треснувшее стекло, не сдвинулась ни на миллиметр, словно ее заклинило невидимой силой. Сверху посыпались пыльные осколки.

– Вам сказали – тот, кого здесь нет, – тихо произнес левый брат, глядя куда-то поверх голов Миноина.

– Он не любит, когда гости уходят раньше времени, – заключил правый, и оба снова улыбнулись своей сладкой, леденящей душу улыбкой. Где-то наверху громко скрипнула половица, и дверь сама отворилась напуганные люди тихо вышли.

Основную часть дня Миноин страдал от скуки, но эта встреча с братьями Грибняковыми заставила его всерьез задуматься о смене профессии – может, в дрессировщики клоунов? – и замотивировала читать книги, чтобы наконец понять: то ли город сошел с ума, то ли он сам.

13

– Я есть бог! – вопил во всю глотку человек в истончившемся сером костюме, балансируя на зубцах трехметровой каменной стены. Глаза горели не безумием, а холодной, расчетливой жестокостью, приправленной щепоткой театрального бешенства.

– Повторяю! Я – Бог, властелин мира, Судья, Исполнитель и Палач! А вы – кучка ничтожных червей! Проваливайте, пока не разгневали меня окончательно!

Сцена разворачивалась на самой западной окраине Протополиса, забытой богами и мэрией, у неприступной твердыни, окруженной трехметровой стеной из серого камня. На стене восседали Андропов и три дюжины его верных приспешников, осыпая проклятиями и угрозами толпу внизу. Все, кроме «бога», кутались в теплые одежды, защищавшие от пронизывающего ветра. Андропов же щеголял в легком сером костюме, словно не замечая холода, будто холод был его верным слугой.

– Наждачкин просто жаждет поговорить! – надрывался один из толпы, его лицо покрылось красными пятнами от напряжения. – Как попугай, повторяю одно и то же в десятый раз!

– Чего он хочет? – прошелестело в толпе, ползущей змеей взаимного подозрения.

– Эй, серая птица, – к кричавшему подошел человек, плотно закутанный в шарф, и нервно впился пальцами ему в плечо. – Давай уходить отсюда. Наждачкин говорил, у этого кретина в голове тараканы устроили не дискотеку, а карнавал с огнем! Никогда не знаешь, что ему взбредет в голову. Может, он решил нас всех в расход пустить? Валим отсюда, пока целы, а? Всем, кто здесь стоит, жизнь дорога!

Ведущий переговоры раздраженно сбросил руку с плеча.

– Подожди немного, прошу тебя, – упрямо твердил он. – Он же вот-вот заговорит по-человечески. – И снова воззвал к безумцу на стене, распахнув руки: – Дорогой царь царей, покровитель Протополиса, великий и могучий богатырь, высушивший слезы наши! Не гневайся, выслушай нас, супостатов презренных и люд простой, обремененный заботами! Дай шанс высказать мысли, не карай за дерзость речей!

Андропов внезапно сменил выражение лица. Ярость уступила место ледяному безразличию. Он явно замерз и начал поеживаться, словно его пробрало до костей.

– Ну же, выкладывай, не отнимай драгоценное время господина! Говори быстрее! – нетерпеливо рявкнул он, топнув ногой.

Два друга, стоявшие внизу, обменялись мрачными, злобными взглядами. Тот, что был в шарфе, едва заметно кивнул.

– Наждачкин предлагает вам… – он сделал паузу, словно ему было трудно произнести эти слова, – сто килограммов золота в обмен на… небольшую услугу!

Люди на стене, подчиненные Андропова, оживились. Один, ослепленный алчностью, вскинул автомат в воздух и уже собирался открыть пальбу в честь удачной сделки. Пальцы его дрожали на спусковом крючке.

Не успел он нажать, как Андропов молниеносно выхватил у него оружие и со всей силы ударил прикладом по голове. Раздался глухой удар, похожий на падение спелого арбуза. Несчастный рухнул вниз, во внутренний двор, издав приглушенный вопль. Со стены было видно лишь, как он безвольной куклой приземлился на землю.

Люди внизу не видели, что случилось с упавшим, но по их побледневшим лицам было видно, что результат переговоров пришелся «богу» не по душе. Андропов же, словно ничего не произошло, сплюнул косточку от какой-то крупной ягоды. Она звякнула о камень у ног упавшего.

– Говори! – прошипел он вниз, не отводя взгляда от точки, где лежало тело. Он стоял спиной к своим людям, демонстрируя полное презрение к опасности. Он был уверен в себе до безумия, зная, что его подчиненные при малейшей угрозе разорвут любого в клочья.

– Условия довольно просты, – заговорил угрюмый друг, вытирая ладонью пот со лба. – Вам нужно всего лишь… – он снова запнулся, словно боролся с собой. – Я понимаю, ваше величество, возможно, это предложение покажется вам дерзким или даже оскорбительным. Оно идет вразрез с вашими принципами и, осмелюсь предположить, с вашим представлением о справедливости. Но, умоляю, выслушайте до конца! Поверьте, игра стоит свеч! На кону нечто большее, чем просто золото. На кону будущее Протополиса, стабильность и процветание ваших подданных…

Андропову стало скучно, и он презрительно сплюнул сквозь зубы. После затянувшегося молчания угрюмый продолжил: – Он просто-напросто предлагает вам… залечь на дно. Не показываться на глаза около полугода. Наждачкин, в свою очередь, сделает то же самое. Как вам такое?

Андропову это предложение показалось настолько неинтересным, что он вскинул автомат и выпустил в воздух всю обойму. Грохот выстрелов оглушил площадь, эхо покатилось по камням. Затем он швырнул оружие в говорящего. Промахнулся, конечно, но зато угодил в пробегавшего мимо кота, который с душераздирающим визгом бросился наутек. Все замерли в ужасе.

Андропов лениво подал знак. К нему подбежали двое и внесли тяжелый стул.

– Не так поставили! – рявкнул Андропов и пнул одного из слуг так, что тот кубарем скатился вниз по стене, как колобок. Затем сам перевернул стул серого цвета с золотой спинкой так, чтобы спинка оказалась перед ним, и уселся верхом, лицом к толпе. Он положил локоть на спинку, превратившуюся в подобие трона, и посмотрел на собравшихся с театральной задумчивостью.

– Какие же вы скучные, – протянул он, вытаскивая из-под полы пистолет с огромным красным бриллиантом на рукояти. Небрежно направив его в толпу, он продолжил: – Вы пытаетесь предложить невозможное условие за возможные средства? Торгуетесь со мной, как на базаре, словно я старый хрыч, падкий на блестяшки? Как мне это понимать? Как вопиющую наглость? Как личное оскорбление, брошенное в лицо императору?! Вы все – воры и мошенники, племя жадных гиен, рыщущих в поисках легкой добычи! Пытаетесь доказать человеку, стоящему выше вас на тысячу ступеней, что достойны быть ему ровней? Мечтаете взобраться на мой пьедестал, облизываясь на мою власть? Я правильно понял вас, говорящая челядь? Отвечайте! Или я найду применение вашим языкам – на корм крысам!

Люди внизу обменялись нервными взглядами. Один из них вдруг бросился бежать, сломя голову исчезая в переулке. Другие лишь напряглись, готовые последовать примеру.

– Нет, нет, что вы, император императоров всея Рокмании… – забормотал угрюмый, пятясь назад, спотыкаясь о камни. – Мы лишь хотели передать информацию. Мы не пытались ее навязать!

Андропов убрал пистолет, сжал руки в кулаки, положил их на спинку стула и облокотил на них подбородок. – Вы откровенно тупы. О чем мне с вами болтать? Вы должны слушать меня и молчать, помалкивать. Наждачкин направил тебя сюда ради большой сделки. Ему необходима тишина, и, следовательно, цену он готов предложить невозможную. Молчание… Скажу откровенно: ты, жалкий смерд, украл у меня четверть тонны золота. Ты хотя бы понимаешь, что за такие поступки платят шкурой?

Говорящий, до этого пытавшийся завести руки за спину, услышав эти слова, скрестил их на груди. К нему подошел его друг, глаза его горели подозрением и гневом.

– О чем он говорит? Молчание… Это правда? Молчание… Ты украл сто пятьдесят килограммов золота и думал, что это никто не заметит? – его голос набирал силу, становясь громким и обвиняющим.

– А ты, я вижу, готов плясать под дудку этого поддонка! – крикнул друг, указывая пальцем на стену. – Он врет, я тебе говорю!

– За мою четверть тонны золота, – холодно произнес Андропов, – я, может, и соглашусь на ваше предложение. Но не меньше. Не люблю, когда люди лгут. Прямота – вот что способно изменить этот чертов мир. Лишь благодаря ей мы развиваемся и способны говорить о проблемах, а не угождать им. Вы же – живое подтверждение обратного.

Угрюмый сделал несколько неуверенных шагов вперед. – Я согласен. Золото твое. Забирай по координатам, которые я скажу, как только ты дашь согласие. Наждачкин верит, что твое слово всегда было выше клятвы обычного человека, даже самого ответственного.

– Так это правда?! – вскричал его друг, лицо его побагровело от ярости и предательства. – Предатель! – Он резко махнул рукой, и вместе с дюжиной ребят стремительно удалился, не оглядываясь.

– Знаешь, смерд, – обратился Андропов к угрюмому, зловещая усмешка тронула его губы, – ты жалок. Ты заботишься о мнении других, забывая о своем. Тебе было наплевать на мнение друга до тех пор, пока он не узнал о твоем плане. Ты, как любой человек с душой вора и волей тряпки, не боишься думать о запретном, зато как только кто-то начинает лишь предполагать о таких твоих мыслях, даже если их у тебя и в помине не было, ты тут же начинаешь оправдываться: «Ой, что вы, да я, да никогда». В общем, ты меня повеселил сегодня. Подумаю потом над твоим предложением. И над твоей судьбой.

Андропов встал. Его подчиненные мгновенно подхватили стул, больше похожий на трон. Спустя мгновение из-за стены послышались четкие, методичные глухие удары (тук… тук… тук) и хриплый, обрывающийся на полуслове стон. Судя по всему, Андропов лично добивал того, кто упал во двор в начале этой истории.

Угрюмый замер на месте, слушая ужасные звуки. Лицо его побелело, как мел. Пот струился по вискам. Он не выдержал и сорвался с места, как подкошенный, побежал к своему уходящему другу. Тот успел отойти всего лишь метров на сто, его фигура была уже расплывчатой в вечерних сумерках.

– Стой! Стой! Подожди! Я все объясню! – захлебываясь, заорал угрюмый, его голос сорвался на визг. Он бежал, спотыкаясь о булыжники, падая и снова поднимаясь.

Бывший друг остановился, медленно обернулся. Лицо его исказилось не просто неприятным, а откровенно мерзким выражением холодного презрения.

– Я не хотел забирать золото себе, будь оно проклято! – запинаясь и задыхаясь, выпалил угрюмый, добежав и хватая друга за рукав. – Я думал, мы разделим его! Уедем из этого города! Заживем нормальной жизнью, понимаешь?! Навсегда!

Уже бывший друг холодно посмотрел на руку, вцепившуюся в его одежду, затем медленно поднял взгляд на лицо бывшего товарища. В его глазах не было ни гнева, ни обиды – только ледяное, окончательное отречение.

– Не слишком ли много понимаю? – тихо, но так, что слова резали, как лезвие, ответил бывший друг. Он резко дернул рукав, освобождаясь от захвата. – Знаешь, есть одна песня… – он сделал шаг назад, – «Не плачься мне». Вот я тебе так и говорю. Всё.

Он развернулся и пошел прочь, не ускоряя шага, но с такой необратимой решимостью, что угрюмый понял – догонять бесполезно. Дверь в прошлое захлопнулась навсегда. Он остался стоять посреди пустынной улицы, один на один с грохочущей тишиной и отголосками ударов из-за стены.

14

– Раздался оглушительный взрыв! – кто-то рявкнул. – Подъем! Миноин, ты чего, дремлешь средь бела дня?!

Миноин встрепенулся, как от удара током:

– А? Что случилось? Землетрясение? Или очередной гений опять пытался поджарить хлеб как вчера устроив пожар?

– Красная тревога! Роуль всех поднимает!

Не успев толком проснуться, Миноин вскочил, форму натянул с ловкостью фокусника, и вылетел в коридор. Воздух гудел от недовольства, как растревоженный улей. Крики, ругань, лязг пряжек, и над всем этим – зычный голос начальника:

– Всем на место происшествия! Улица Бухтреча-Грама, последний дом! Живо! Бегом, ползком, катитесь кубарем – главное быстро! И чтобы к моему возвращению на столах стояли свежие бутерброды с икрой! Без огурцов! Я их ненавижу!

Толпа выплеснулась на улицу и рассыпалась: кто бегом, спотыкаясь о собственные ноги, кто шагом с достоинством опытного фланёра. Человек пятнадцать. «Миноин, Волосей, Тостик и новенький – ко мне! В машину! Пока я не передумал и не отправил вас пешком!»

– Товарищ Роуль, может, объясните, что происходит? – не выдержал Тостик, втискиваясь в салон и чуть не рассыпав припрятанный бутерброд. – А то у меня желудок от страха уже в морской узел завязался. Или это от голода?

Новенький поддержал, трясущимися руками поправляя великоватую фуражку:

– Что случилось? Может, учения какие? Или проверка на скорость пробуждения? Я не выспался…

Волосей выдвинул свою версию, почесывая затылок и зевая:

– Не Летун ли упал? Этот центнеровый громила вечно рискует… ставки на то, что влезет в очередной дверной проем. Или он опять перепутал поворот и влетел в витрину не кондитерской, а рыбного магазина? Говорят, там селедка первоклассная…

– Взрыв, – отрезал Роуль, его лицо было серьезнее, чем последний отчет профессора. – Вся полиция на ушах. Нас подключили. Ясно? И никаких селедок и кондитерских! Там, между прочим, могут быть осколки… не только витринные! Улики!

– Предельно, – проворчал Миноин, зевая во весь рот. – Но спать хочется… . И пирожок с мясом бы не помешал. Или два.

На месте пахло гарью, пылью и чем-то химически-сладким. Царил наведенный порядок. Множество полицейских, расставленных с выверенностью шахматных фигур. Никакой паники, все действовали слаженно, как хорошо смазанный, но слегка скрипящий механизм. Роуль повел группу за собой сквозь строй синих мундиров.

– Товарищ Лысов.

– Министр Роуль.

– Это Миноин мой заместитель. Товарищ заместитель, это новый глава полиции Лысов. Будьте любезны, только не обращайте внимания на его мрачный вид, он просто еще не выпил утренний кофе. Или выпил, но не тот.

Лысов, лысый, с абсолютно черными глазами, как две капли нефти, в которых не было видно зрачков, был крупным и надменным, словно гора, смотрящая на муравейник:

Роуль перестал улыбаться, но в его глазах заиграли искорки привычного ерничества.

– О чем вы, товарищ Лысов? Вина? В том, что кто-то решил устроить фейерверк посреди бела дня? Или в том, что я не успел лично проверить каждый кирпич в этом районе на предмет взрывоопасности? С чего такие обвинения? Может, вы просто не с той ноги встали? Или кофе переперчили? У нас тут, знаете ли, кафешка рядом, «У Марфуши», пирожки славные делают… может, компенсирует?

Лысов сделал шаг вперед, его тень накрыла Роуля. Голос был тише, но острее, как лезвие бритвы по камню:

– Не корчите шута, Роуль. Это уже не смешно. Вы отвратительно справляетесь со своими обязанностями. Ваше министерство – проходной двор для воров и бездарей. Коррупция проела его насквозь, как червь яблоко, а вы лишь проедаете деньги Марвартова и строите из себя важную птицу, раздающую указания о бутербродах! Именно из-за этой гниющей системы здесь и произошла трагедия! Системы, которую вы допустили!

Роуль не отступил, лишь прищурился.

– И Марвартов вам не угодил? Он что, тоже не поделился утренним кофе? Или его деньги слишком пахнут нефтью для вашего утонченного носа, товарищ координатор кризисов? А бутерброды – это святое! Армия на пустой желудок – это уже кризис, поверьте моему опыту!

– В этом городе, – холодно отрезал Лысов, – мне никто не нравится. От слова совсем. Если бы не настоятельные, граничащие с истерикой просьбы Маслова, меня бы здесь и не было. Я приехал разгребать ваш бардак. И начинать придется с вас.

Роуль фыркнул.

– Боюсь спросить, товарищ Лысов, но ваш прошлый пост был важнее этого? Может, вы шоколадки охраняли в Примсе? Или считали песчинки на пляже, пока Маслов загорал? Кто этот ваш Маслов? Выскочка с востока? Из Морска? За тридевять земель? У него, случайно, нет чайной лавки? Или он просто коллекционер чужих проблем? И почему я должен дрожать перед его «просьбами»?

Лысов сжал губы так, что побелели костяшки на крупных кулаках. В его черных глазах вспыхнуло что-то опасное.

– Пусть так, Роуль. Пусть он для вас выскочка. Просто знайте: это самый богатый человек на планете. Его состояние можно измерить только в тоннах золота. И когда он говорит «разгрести», – Лысов сделал паузу, подчеркивая каждое слово, – это значит, что все будет разгребено. До самого дна. И первая лопата – для вашего кресла. – В этот момент из кармана Лысова выпала та самая смятая бумажка. Он даже не взглянул на нее. – Хватит болтать! Беритесь за ум! Я позвал вас сюда не для дискуссий о чайных лавках и не для выслушивания ваших кулинарных фантазий! Здесь люди погибли! Или вас это волнует меньше, чем отсутствие сиропчика в кофе?

Роуль, которому до этого момента удавалось сохранять маску сарказма, скис. Обида и злость промелькнули на его лице.

– Люди… – он глянул в сторону дыры в асфальте, где работали криминалисты. – Да, волнует. Но ваши методы, товарищ министр, напоминают не разгребание, а закапывание. Громко, с угрозами и без объяснений. Вы даже сказать толком не можете, что случилось! Только обвинения сыпете. Так давайте решать! Конкретно! Может, начнем с кофе? Чтобы нервы успокоить? Мои, например, уже на пределе от вашей… любезности.

Роуль протянул руку, пытаясь хотя бы формально обозначить перемирие. Лысов взглянул на протянутую руку, как на что-то мерзкое и заразное.

– Я не здороваюсь с теми, кого не уважаю, Роуль. А вас я уважаю меньше, чем утренний насморк. Что касается кофе, – он повернулся, демонстративно отворачиваясь, – я пью только черный. Крепкий как жизнь. Без сахара. И особенно без всяких там сиропчиков! Это для слабаков и сентиментальных идиотов, которые думают, что мир можно подсластить. Мир – он вот такой. – Лысов кивнул в сторону разрушений. – Грязный, кровавый и требующий решительных мер, а не пирожков с капустой. Убирайтесь. Вы здесь только мешаете. И займитесь, наконец, своими прямыми обязанностями. Если найдете их под слоем бюрократической пыли и взяток.

Роуль, окончательно униженный, покраснел. Он резко опустил руку, отвернулся и пробормотал сквозь зубы: "Ну и ладно, сам как-нибудь… и пошел прочь, не оглядываясь, оставив Лысова одного посреди хаоса, который тот так "решительно" взялся разгребать.

Лысов перенес свой черный, бездонный взор на Миноина:

– Товарищ Миноин, вы, в отличие от вашего клоуна-начальника, более сообразительны и по уму язвительны? Хотя бы на крупинку?

– Я хуже его, – с невозмутимым видом ответил Миноин, – но при этом лучше вас. В вопросах человечности. И выбора кофе.

Лысов изучающе посмотрел на Миноина, склонив голову набок, словно рассматривал редкий, но неприятный грибок. К ним подошел служащий Пройнох, заикаясь от волнения, его пальцы нервно перебирали планшет:

– Товарищ генерал… Э… Тут… В общем… Черт возьми, как это сказать…

– Я слушаю. Говорите четче, как будто рапорт читаете! Или как будто вам сейчас оторвут язык!

– Тут странное дело. Очень. Очевидцы – парочка старушек и один слегка поддатый дворник – говорят, в толпу вооруженных до зубов людей буквально влетел неопознанный летающий объект, чиркнул чем– то и убил их всех мгновенно и оставил дыру в асфальте размером с бассейн. А потом он, кажется, вежливо попросил прощения через какой-то механический голос и улетел со скоростью мысли.

– Ах, Пройнох! – взревел Лысов. – Я за что тебя нанял? За чувство юмора?! Денег мало? Говори прямо, но я не терплю брехни! Особенно такой идиотской! Ты мне еще скажи, что это был розовый единорог на реактивной тяге! С радужным хвостом!

– Клянусь, товарищ генерал! Это чистая правда!

– Если это правда, – Лысов резко отвернулся от говорившего, и Миноину показалось, что в его черных глазах мелькнула тень настоящего страха, – мне срочно нужно кое с кем поговорить. Конфиденциально. Всем уйти, с глаз моих долой! Дело считается раскрыто. Драгонисты-неудачники. И не вздумайте распространять эту бредовую информацию! Иначе узнаете, что такое настоящая дыра… в карьере!

Миноин все это время молча стоял рядом, глядя на Лысова в упор, словно пытаясь своим видом вывести его из равновесия.

– Ты тоже свободен, Дим Дим, слышишь? – ядовито добавил Лысов, глядя на него. – Ты такой же растяпа, как Роуль. Иди лучше выпей свой кофе с коньяком и сиропчиком, успокой нервы. Тебе явно не помешает. Или помешает еще больше. Ах. Неважно.

Подбежали сотрудники антикоррупционного отдела, в строгих костюмах и с каменными лицами, в недоумении переглядываясь между собой.

– Что делать? – тихо спросил кто-то из группы Миноина, оглядываясь на "антикоррупционеров".

– Возвращаемся, – спокойно прояснил Миноин. – И по дороге за пирожками. С мясом. И с капустой. На всех.

– В смысле? – аж подпрыгнул новенький. – А как же справедливость? Убитые люди?

– Как так? – вторил ему Тостик. – А как же улики? Расследование? Мы же только приехали!

– Это все зря? – прошипел Волосей, разочарованно глядя в сторону исчезнувшего места с селедкой. – Энергия, бутерброды…

– Именно. Зря. – Миноин глянул в сторону Лысова. – И это был сарказм, насчет пирожков. Или нет… Может, единственное разумное действие в этом безумном дне абсурда.

Лысов достал из внутреннего кармана тонкий, черный кнопочный телефон и позвонил кому-то:

– Кто это?

– Это Лысов.

– Что тебе еще нужно? Пауза.

– Передай Алому Принцу, чтобы немедленно успокоил своего взбунтовавшегося брата. Иначе этот летающий кошмар начнет требовать не только чаевые, но и компенсацию за моральный ущерб и потраченное топливо! – Он криво ухмыльнулся, отключаясь. – Понял?

– Так и знал… – невозмутивно прошипел Марвартов на другом конце линии.

15

Немногим ранее…

Миг. Потом миг. Что могло произойти? Секунда за секундой проваливались в бездну, словно капли в бесконечный океан. Время перестало существовать. Были видны лишь его отголоски, порой являвшие себя стрынным и непонятным многим образом.

Пустота. Треск. Опять пустота. Звук? Нет. Скорее. Эхо треска. Гулкое и зловещее. Полная тьма. И вдруг – звезда! Пролетела. Секунда. Вторая. Третья. Время… Зачем нам этот неумолимый бег? Каждая его капля – пытка. Может, это и не тьма вовсе? А чья-то… тень? Тяжелая, безразмерная? Окутавшая собой всё, поглотившая разум всех существ.

Дождь? Сырость… Нет, обман чувств. Что? Что я несу? Тьма начинает рассеиваться? Или это и вправду лишь чья-то тень, зловеще нависшая надо мной? Море звезд, одна за другой, выстраиваются стойными рядами на этом незнакомом небе. А! Я понял! Там… это небо! Не то, не тьма… Небо! Настоящее, холодное, чужое.

Время и небо! Чья-то тень! Это загадка? Загадка моего конца? Что со мной? Звёзды. А ведь есть ещё звёзды! Их больше нет? Нет, есть! Они здесь, они смотрят! Молнии шлёпают будто встревоженные птицы, но под чьим началом? Чья рука мечет гневные стрелы? Я никогда не думал, что время и небо могут быть лишь тенью чего-то большего, но даже тогда найдутся звёзды и молнии, которые действуют вопреки этому большему, прорезая его и действуя из своих замыслов, обходя творца, и творя, может быть, как и ужас , так и благо. Но делая это лишь из собственного смысла. Звёзды – бунтари? Молнии – вольные стрелки? Кажется , я умер или сошёл с ума. Или прозрел.

Я открою глаза… Силы нет. Веки – свинцовые. Что произошло? Я ничего не помню. Голова кружится до невозможности, мир плывет, опрокидывается. Ни единого силуэта вокруг, все как море с бушующими волнами. Голова… Ах! Что я нащупал? Шишка? Болезненная, горячая. И… человек? Рядом? Он держит… Что? Пустоту? А где его нога? Стоп. Это сон? Мне все это кажется? Кошмар наяву?

Что-то смутно вспоминается… Друг… Он подошел… Лицо перекошено ужасом. Пытался просить прощения… За что? Голос его тонул в грохоте… каком? Потом – провал. Абсолютный. Я нащупал стену здания. Шершавый бетон. Это хорошо. Опора. Попробую встать. Толкаюсь локтем, отрываюсь от леденящего асфальта. Голова… голова… Вся в мыслях, и от этого кружится еще сильнее. В ушах – звон, нарастающий, пронзительный.

Огонь! Где-то близко? Вдалеке? Или в глазах? Пятна пляшут. Я нечетко вижу огромную яму. Дымящуюся, с оплавленными краями. Кратер. Если она на той же улице, где я был… Улица Бухтреча-Грама? Чепуха! Но здания… знакомые очертания… Раздался чей-то крик. Нечеловеческий, полный агонии. Кто это? Мне надо уходить, и как можно быстрее! Ползком, если надо. Стало чуть полегче. Звон отступил, оставив оглушительную тишину. Голова перестала кружиться. Хватит ли сил? Святой Антил! Что это? Это то самое место, где… Мы стояли? Говорили? Стоп! Посредине – огромная дыра, и повсюду разбросаны трупы. Искалеченные, обугленные. Запах смерти, сладковато-приторный, смешался с гарью. Что произошло? Мне надо валить! Сейчас же!

Я побежал, что было сил. Ноги подкашивались, дыхание рвалось хрипом. Впереди – темный переулок, спасение?

– Куда это ты, голубчик, засобирался? – холодный, циничный, лишенный интонаций, раздался неестественный, словно металлический, голос. Не из радио. Из пустоты за спиной. Из самой тени. Не человек. Точно не человек. Оно нашло.

Последовал удар по спине. Сокрушительный, как удар молота. Я упал, не чувствуя ног. Онемение, стремительное, ледяное, поползло от поясницы. Такое со мной впервые. Паника сжала горло. Моя голова повернулась на бок, волочась по грязи, и я увидел это… Я никогда об этом не забуду и даже не знаю, как это описать. Это было… оно… нежели он или она. Существо из кошмаров инженера. Я помню всё в мельчайших деталях, как последние секунды жизни. И это, похоже, действительно были мои последние секунды.

Передо мной стоял… механизм? Хотя нет, скорее, это был костюм. Человек в механическом костюме. Но движения… слишком плавные, слишком точные для человека. Ноги, руки… Костюм закрывал больше половины тела человека и в тех местах выглядел надежно – толстый слой, должно быть, стали, рифленый, тускло поблескивающий в отсветах пожара. На голове был шлем до носа. Зачерненное стекло визора. Я видел его глаза. Сквозь щель? Или это были линзы? Они были тускло-красные. Две холодные точки, лишенные жизни.

Мной овладел страх. Древний, парализующий. Я не мог пошевелиться. Ноги меня не слушались. Онемение достигло плеч.

–Ты не уйдешь, – чудовище направило руку в меня, и раздался выстрел.

За этим всем наблюдал уличный фонарь. Его тусклый свет дрожал на ветру, выхватывая кровавые детали. Он видел, как механизм убил человека, как тускло-красные глаза на мгновение обратились к его стеклу, будто чувствуя наблюдение. Ушёл в закоулок и там склонился над дрожащей фигурой дворника, метущего осколки.

– П-пожалуйста… – лепетал дворник, прижимаясь к стене.

– Прощу прощения за неудобства.

И еще кому-то, кого фонарь не разглядел в глубокой тени арки. Затем он поднял руку. Из того же предплечья брызнул поток пламени, жаркий и беззвучный. Он сжёг остатки своих жертв. Пламя лизало тела, превращая их в быстро исчезающие груды пепла, не оставляя запаха, только легкий смог. Фонарь продолжал молчаливо глядеть, единственный немой свидетель, который заметил, что из под шлема побежали слёзы. Они стекали по тусклой меди брони, оставляя темные, извилистые дорожки на пыли и копоти, смешиваясь с грязью на щеке того, кто скрывался внутри.

Тишина.

Только потрескивание пламени да далекий вой сирены нарушали покой переулка. Механизм – или человек в механизме – стоял неподвижно несколько мгновений после того, как пламя поглотило последние следы его работы. Его рука, только что извергавшая беззвучную смерть, медленно опустилась. Пальцы в стальных перчатках сжались в кулак, потом разжались, дрогнув. Неуверенно. По-человечески.

Из тени арки донесся сдавленный шепот:

– …Почему?..

Голос был юным, испуганным до дрожи.

Костюм резко повернулся в сторону арки. Тускло-красные линзы сузились, словно фокусируясь. Фонарь уловил легкое дрожание всей массивной конструкции.

– Я не знаю… Это был не я.

Он не договорил. Вместо этого раздался резкий, сухой звук и забрало шлема с откинулось вверх. Фонарь увидел лицо. Молодое. Очень молодое. Бледное, изможденное, с запавшими, воспаленными глазами. По щекам все еще текли слезы, смешиваясь с копотью и потом. Юноша, лет двадцати, не больше. Он судорожно глотнул воздух, словно задыхался внутри своей брони. Его взгляд уставился на свои дрожащие, закованные в сталь руки. Он смотрел на них, как на чужие, окровавленные орудия.

– Я… я не хотел… – его настоящий голос сорвался на шепот, хриплый и надломленный.

Он рванул с места, поднимая вихрь пепла и пыли. Фонарь на мгновение ослеп от вспышки двигателей. Когда свет вернулся, в переулке , никого не было.

Часть третья

Читая дневник своего прадеда, я поражаюсь его несгибаемой воле. Кажется, он выковал свою решимость в самом пекле, когда мир вокруг рушился. Смелость его поступков граничит с безумием, а целеустремленность, с которой он цеплялся за жизнь в тех нечеловеческих условиях, просто невероятна. Единственное, что помогало ему выжить, вопреки всему, – это некая высшая цель, словно компас, указывающий путь сквозь тьму.

Из мемуаров Миноина пятого

С человеком происходит то же, что и с деревом. Чем больше стремится он вверх, к свету, тем глубже впиваются корни его в землю, вниз, в мрак и глубину, – ко злу

Фридрих Ницше

Кто в себе не носит хаоса, тот никогда не породит звёзды

Фридрих Ницше

1

Весна в Протополисе лениво уступала место лету. Облачное небо словно нависало над городом, принося с собой нежную свежесть, а в воздухе витали ощутимые перемены. Зима оставила свой след – лужи да грязь по колено, но Протополис не сдавался, упрямо отстраиваясь. Заводы гудели на полную мощность, выплевывая густые, черные клубы дыма в небеса, окрашивая закаты в грязно-багровые тона. Жизнь рабочих, хоть и немного, но налаживалась, как жизнь травы, пробивающейся сквозь трещины в асфальте. На севере, словно гриб после дождя, вырос новый завод, производящий компоненты для асфальта. Его работники, с лицами, перемазанными в мазуте, не покладая рук, укладывали свежий асфальт, преображая улицы, оставляя за собой ленты гладкого, черного полотна и въевшийся в кожу запах горячей смолы.

Предприимчивые дельцы не дремали. В городе и окрестных деревнях расплодились строительные фирмы, почуявшие жирный запах наживы, как стервятники – запах государственных подрядов. Население росло как на дрожжах: в Протополисе уже проживало больше 15 тысяч человек, а в деревнях ютились еще 22 тысячи. Этот кишащий человеческий муравейник создавал мощный фундамент для дальнейшего развития, хотя зарплата рабочего позволяла лишь не голодать да кое-как чинить дырявые сапоги, а мечты о лучшем откладывались на «потом», которое никогда не наступало.

Миноин и Роуль пропадали по уши в работе, их кабинет был завален папками и обрывками нитей, но расследование, увы, не приносило ощутимых результатов. Единственной зацепкой стал помятый листок, выпавший из кармана министра. На нем значился некий Маслов, перечислявший средства Никелеву, а тот уже передавал их Марвартову. – Цепочка, как у змеи, длинная и скользкая, – ворчал Миноин, тыча пальцем в схему, раскиданную по столу среди чашек с холодным чаем и окурками. – Один конец – в тумане, другой – у Марвартова в сейфе. – И каждый звено – как угорь, выскальзывает, стоит только попытаться ухватить! – добавил Роуль, с раздражением сминая пустую пачку сигарет. Но кто такой этот Маслов? И что связывает его с Марвартовым? Эти вопросы оставались без ответа, вися в воздухе тяжелым, неразрешимым грузом. Становилось ясно одно: у Марвартова обширные связи, простирающиеся во все стороны, как щупальца спрута, и добраться до его сердца через эту паутину было почти невозможно.

Сам Миноин все меньше времени проводил в душном кабинете отдела. Сердце тянуло его к Анфисе, которая вернулась в Протополис к середине весны, принеся с собой запах радостного Пинталио и теплоту, которой так не хватало. Их встречи были глотком свежего воздуха в этом запутанном деле. – Сегодня Лысов опять пытался пришить мне растрату, – делился Миноин, гуляя с ней по набережной маленькой и единственной речушки в Протополисе – реке Борзой, где пахло свежим асфальтом и речной водой, а фонари отражались в темной воде, как расплавленное золото. – Нашел пачку старых бланков и орет: «Где отчетность?!» Как будто от нее что-то зависит. Будто эти бумажки спасут город от того бардака, что творится!

– Он просто боится тебя, – улыбалась Анфиса, поправляя ему воротник, ее пальцы были прохладными и легкими. – Ты для него как кость в горле. Ты видишь то, что он хочет скрыть, и это его бесит.

– Тогда пусть давится, – хмурился Миноин, но в глазах теплело. – Главное, что ты здесь. Хоть что-то в этом городе имеет смысл.

Мир же вокруг бурлил и клокотал, словно гигантский котёл, готовый вот-вот взорваться. На западе заявила о себе новая мощная держава – Союз Штатов Запада (СШЗ). Эта конфедерация, возникшая на основе Монтавы, сделавшую столицей город Вильмур и явно вынашивевшая планы по захвату восточных территорий, наращивая армию и строя форты у границ. – СШЗ – это как волк в овечьей шкуре, – шептались завсегдатаи в прокуренной таверне, – всё хотят уничтожить, но понимают, что уж больно натворили делов. – Да они просто ждут повода! – ворчал седой старик, стуча кулаком по столешнице. – Слышал, они уже к границам нашим подбираются? – бросал кто-то из угла. – Тихо! Стены имеют уши! – шикали на него. – А уши Лысова длинные, – мрачно добавил трактирщик, вытирая кружку.

Еще одним игроком на западной арене стала империя Румения, жалкий осколок былой Рокмании. Румения потеряла всё, кроме гордости и старого оружия. Отношения между Руменией и СШЗ были хуже некуда, граница на замке, а дипломаты только и делали, что обменивались оскорбительными нотами, каждая из которых могла стать искрой в пороховой бочке.

Но самая большая угроза надвигалась с юга. Клан Грома и Веземирская империя, позабыв о вражде как будто её и не было, объединились в новое государство – Конфедерацию Юга (Кон-Юг). Кон-Юг стерла с лица земли последнего нейтрального игрока, разделявшего их территории и мгновенно стала сильнейшей силой на мировой арене, ее танковые колонны уже маячили на горизонте у соседей. – Кон-Юг? – усмехался Роуль, разглядывая сводки при свете керосиновой лампы, пока за окном лил весенний дождь. – Да они просто два голодных пса, нашедших одну кость. Посмотрим, как долго они ее делить будут. – Держу пари, до первого серьезного куска мяса, – бросил один из работников, его тучная фигура отбрасывала огромную тень на карту.

На юго-западе администрации семи городов объединились в Демократическую антидраконистскую республику (ДАДР). Недолго думая, ДАДР захватила Новопинталио и Южнополь, чтобы соединить свои анклавы, не гнушаясь ночными арестами и показательными судами. – Не спрашивайте, что ДАДР может сделать для вас, – язвительно переговаривались чиновники в министерских коридорах, оглядываясь через плечо, – спросите, что вы можете сделать для ДАДР. – Или она заберет это силой, – мрачно добавляли в курилке, выпуская клубы едкого дыма. Отношения ДАДР с Кон-Югом и СШЗ были отвратительными, границы напоминали линии фронта, усеянные колючей проволокой и дотами. На остальной территории континента бушевали ожесточенные междоусобные войны. Крупные города, словно хищники, поглощали мелкие территории, стремясь к безраздельному господству. Столкновений между этими крупными городами пока удавалось избежать, но напряжение росло с каждым днем, а рынки лихорадило от спекуляций оружейников и поставщиков.

Жители других континентов с тревогой наблюдали за происходящим, вполголоса обсуждая новости утренних газет, где заголовки кричали о войне и кризисах, гадая, что ждет их в будущем. Крупных игроков, способных повлиять на ситуацию, на других континентах не наблюдалось, лишь тихий ужас и ожидание бури, которая могла перекинуться и на них.

В самом Протополисе кипели свои страсти, не менее опасные, чем большая политика. Отношения между Роулем и министром полиции Лысовым напоминали минное поле, где каждый шаг мог стать последним. – Лысов – это как заноза в пятке, – жаловался Миноин Анфисе, сидя с ней на скамейке в редком тихом сквере, – только и ждет, как бы Роуля подставить. Он чувствует, что Роуль что-то знает… что-то важное. Министр, словно опытный провокатор, то и дело пытался вывести Роуля из себя. – Роуль! – раздавался его ледяной голос, едва тот переступал порог министерства. – Ваш отчет о расходовании канцелярских кнопок вызвал… серьезные вопросы. Кажется, вы не можете отличить кнопку от гвоздя в бюджетной смете? Готовьте объяснительную! И приведите в порядок ваше гнездо! Отстранения от должности стали обыденностью, но Миноина каким-то чудом всегда возвращали на место, благодаря заступничеству старых связей и, как ни странно, Марвартова, чей незримый щит пока прикрывал их обоих – по своим, темным причинам. Лысов устраивал внезапные проверки в отделе Роуля, переворачивая вверх дном шкафы и допрашивая клерков до седьмого пота, пытаясь выбить хоть слово против начальника, но, к его сожалению, находил взяточников крайне редко. Его черные глаза горели холодной яростью от каждой неудачи.

– Ничего, Миноин, – скалился Лысов, заставая его одного в кабинете под вечер, когда длинные тени уже сливались в одну сплошную тьму, – я все равно до тебя доберусь. Камень за камнем, пока не развалю твою крепостишку. – Я знаю, что ты прячешь. Знаю о твоих ночных вылазках и шепотах с Роулем. И я докопаюсь до сути. До самой гнилой сердцевины. Он сделал паузу, его дыхание было едва слышным в тишине кабинета. – И когда это случится, твоя Анфиса будет плакать у разбитого корыта. Или у чего похуже. Подумай об этом. И с этими словами он развернулся и вышел, оставив за собой ледяную пустоту и запах дорогого, но горького одеколона. Миноин сжал кулаки так, что кости побелели, глядя в след уходящему министру. Гроза надвигалась не только на континент, но и прямо сюда, в его кабинет. И на этот раз чуда могло не случиться.

2

Миноин, развалившись на потёртом кожаном диване, бесцельно перебирал в голове обрывки мыслей о весне и о сегодняшнем ледяном взгляде Лысова. Чтобы хоть как-то сбежать от этой гнетущей реальности, он погрузился в чтение огромного, пыльного тома по истории государства Рокманского. – Империя Рокмания, – пробормотал он, проводя пальцем по пожелтевшей странице, – как же давно это было… И как безмятежно на этих страницах. Страница была шершавой под подушечкой пальца, пахла временем и забвением. Он прикоснулся к ней, ощутив её мягкость и хрупкость ушедшей эпохи. Прошлого не вернуть, увы. Внезапно нахлынули воспоминания из учёбы в академии: звон выстрелов на учебном поле, запах пота и кожи, горячие споры до хрипоты… о славной битве под Чвинхвем, о своих былых друзьях, чьи лица теперь стерлись, остались лишь имена да чувство братства. Где они теперь? В чьих мундирах? Ладно, продолжу. Он тряхнул головой, словно отгоняя призраков юности.

Больше тысячи лет назад Империя Рокмания зародилась из двух скромных поселений: Польнополя и Излизвега. – 10 тысяч и 6 тысяч душ, – усмехнулся Миноин, откидываясь на спинку дивана, – с чего-то ведь надо начинать. Как наши деревни… только у них получилось. 250 лет спустя это юное государство уже могло похвастаться городом Великий Оистр – западными торговыми воротами. А там, далеко на востоке… В Пинталио, на знаменитом мосту "Путеводитель", что перекинулся через бурную реку Мимоходка под звон торжественных колоколов и ликование толпы, при съезде седобородого старосты Пенталио и молодого, еще не носившего императорской короны наследника Рокмании, было подписано соглашение о добровольном вхождении Пенталио в состав Рокманской империи. – Добровольно… – скептически хмыкнул Миноин, представляя натянутые улыбки за столом переговоров. – Интересно, сколько золотых возов да гвардейских легионов стояло за кадром, чтобы их так "уговорили"?

К тому времени население Великого Оистра составляло 4 тысячи жителей. Польнополь же разросся до 65 тысяч, а Излизвег до 45 тысяч. – Вот это рост! – воскликнул про себя Миноин, представляя шумные, полные жизни улицы древних городов: грохот телег по брусчатке, крики разносчиков, смех детей у фонтана. Кто-то идет с курицей на базар, другой тащит только что подстреленного сокола – трофей для соколиной охоты богатого патриция. – Видно, умели тогда работать. Или просто не было Лысовых и их бумажной паутины, душащей любое дело? Империя разделилась на четыре экономических зоны: Польнополь отвечал за внутренний рынок, опираясь на континентальную торговлю караванами, тянущимися через леса, Излизвег стал главным портом и центром морской торговли, – Парусники с шелком и пряностями! Красивейшие верфи, раскинувшиеся по всему побережью, где стук молотков не смолкал ни днем, ни ночью. – Великий Оистр вел дела с Западом, а Пенталио – с Востоком. – Четко, как часы работало… И маслом, видимо, не экономили – золотым маслом династий и купеческих гильдий.

Протополис вошел в состав империи лишь спустя полвека после Пенталио. – Интересно, – пробормотал Миноин, перевернув страницу с легким скрипом, – Протополис… не просто город, а место силы какое-то? Или просто точка на карте, где сошлись рельсы? Или просто железнодорожный узел, который раздуло как мыльный пузырь удачи и спекуляций? Он появился всего 60 лет назад как поселение для обслуживания железной дороги. Изначально там планировалась всего тысяча жителей, но выгодное расположение привлекло людей, и через 50 лет население достигло 9 тысяч. – Скромные цифры по меркам империи, но для нас… это был бы провинциальный городишко, если бы не… Он замолчал, мысленно добавляя: "Если бы не Марвартов и его заводы, взорвавшие этот пузырь до небес".

– Рокманская империя… мирные аннексии, – задумчиво произнес Миноин, вглядываясь в выцветшую карту в конце тома, где разноцветные пятна империи поглощали мелкие княжества. – Редко ввязывались в настоящие конфликты. "Мирные"… – прошептал он с сомнением. "Дипломатично принудительные", – поправил он себя мысленно. За всю историю наберется всего две войны с Кланом Грома, один пограничный конфлик, в которои я принимал участие и война с везимирцами, в результате которой был присоединен Ойтоверт и основан Ойтан – форпост на новых рубежах. – И много-много чего еще, – добавил он с иронией, отмечая крошечные флажки на карте, обозначавшие мелкие стычки и "усмирения непокорных". – История – дама ну очень уж капризная. Любит приукрасить "мирный путь" парой кровавых пятен и назвать это "триумфом дипломатии".

К моменту распада империи, который Миноин наблюдал своими глазами в этом году, буквально вчера, экономические показатели были на высоте. Население Польнополя составляло 3 миллиона, Излизвега – 2,5, Великого Оистра – 2, Пенталио – 2,5, Вильмура – 2. – Города-гиганты… – прошептал он, представляя невероятные масштабы: миллионы огней по ночам. – Такого мир еще не видел, – вздохнул он тяжело, ощущая горечь утраты чего-то грандиозного, чего он лишь краешком застал. – И все прахом… Рассыпалось как карточный домик под первым же серьезным ветром раздора. И никто не успел даже ахнуть.

В голове зароились вопросы, не давая покоя: – Что, если бы? Всего одно "если бы"… Что, если бы империя устояла? Какой путь мы бы выбрали? Миноин попытался представить альтернативную реальность, ясную и упорядоченную, где вместо сирен тревоги слышен лишь звон монет на рынках. – Западные нейтралы в течение 100 лет интегрировались бы в Рокманию. То же самое ждало бы конфедерацию Монтавы. – Плавно, без сучка, без задоринки. Проекты объединения обсуждались уже давно. Взять хотя бы водный канал Монтава-Польнополь-Излизвег – грандиозный, мощнейший проект, артерия континента, который связал бы пол-континента. – Канал Мира, – мысленно окрестил его Миноин. – И символ единства.

На юге ситуация сложилась бы иначе. – Нейтралы – это одно, – рассуждал Миноин, мысленно рисуя карту с лучами дорог и каналов, сходящимися к Польнополю, – а вот два крупных игрока – Клан Грома и Веземирцы – сопротивлялись бы дольше. – Упертые, как ослы, – усмехнулся он, но без злобы – скорее с уважением к их упрямству. Но их бы задавили экономически, лет за 200-300. Торговыми эмбарго, контролем над ресурсами… Медленно, но верно. – Исчерпали бы их, как воду из колодца. После этого началась бы мировая интеграция во главе с Рокманией. – Крупных игроков больше нет. Все под одним колпаком, – закончил он мысль, представляя единый, упорядоченный континент без этих бесконечных Кон-Югов и ДАДР, где границы – лишь линии на карте для почты.

– Но мы выбрали другой путь, – с горечью произнес Миноин, и его голос прозвучал неожиданно громко, почти вызовом, в тишине комнаты. – Путь войны. Путь Лысовых и их интриг. Путь, где каждый тянет одеяло на себя, а общее благо – пустой звук. А к чему это приведет, мы скоро узнаем. К руинам вместо городов? К пеплу вместо империи? К тому, что через тысячу лет какой-нибудь усталый следователь будет читать о нашем Протополисе в такой же пыльной книге и тоже усмехнется: "С чего-то ведь надо начинать…"?

Он закрыл книгу с глухим стуком. Пыль взметнулась в луче единственной лампы, закружилась в золотистом свете и медленно осела обратно на темный переплет. – Это только вступление… – прошептал он, чувствуя, как реальность возращяется.

Роуль вошел в комнату тихо, и, заметив книгу в моих руках, усмехнулся, его губы растянулись в знакомой, чуть насмешливой ухмылке:

– Неужто и вас потянуло к чтению, дружище? Насколько мне известно, вы за свою жизнь не слишком усердствовали в этом деле. Куда привычнее вам пистолет да протокол. Что-то случилось? Или Лысов мозги выел окончательно?

Я усмехнулся в ответ:

– Мозги целы, Роуль. Просто иногда протоколы не дают ответов, а пистолет – и подавно. А тут… – Я отложил книгу на колени, почувствовав шершавость старого переплета под пальцами, и пожал плечами, стараясь казаться беззаботным. – На данный момент это единственное спасение от скуки. Да и от мыслей о том бардаке, что творится снаружи. Так что, с вашего позволения, я хотел бы спросить… – Я открыл книгу на первой главе. – Как с высшего Рокманского переводится «Рокмания» и «Румения»? Это должно было быть там, в книге, но я пока только вступление осилил. Слишком много пафоса про «величие», слишком мало конкретики.

Роуль прищурился, словно вспоминая что-то, его взгляд стал расфокусированным, устремленным куда-то в прошлое, наверное, на лекции в той же академии, где и мы когда-то сидели.

– Рокмания… – начал он медленно, будто пробуя слова на вкус. – «Rok» – это юный, зарождающийся, как росток. «Manis» – пламя, огонек. Значит… юное пламя. Румения… «Ru» – угасание, закат. «Menis» – все то же пламя, огонь. Угасающий огонь. Что-то такое припоминаю. Старик Михельсон, наш лингвист, любил этим голову морочить. – Помню, как он на экзамене спрашивал: «А где, по-вашему, грань между пламенем и огнем, господин Роуль? В политике, например?» – Роуль фыркнул. – Я тогда ответил, что пламя – это когда только раздувают, а огонь – когда уже жарко припекает. Он поставил «удовлетворительно» и сказал: «Практично, но примитивно».

Я задумался, проводя пальцем по строчкам, где мелькали знакомые названия.

– Между огнем и пламенем есть разница? Или это просто игра слов древних хронистов? – Спросил я, глядя на Роуля. – И если есть… то мы сейчас больше на «Румению» похожи, по твоей логике? Угасающий огонь?

Роуль вздохнул, словно вытаскивая из глубин памяти давно забытые уроки. Его лицо стало серьезнее.

– Огонь… в их понимании, он мощнее пламени, он шире. Он является чем-то куда большим, цельным, всеобъемлющим – как очаг, вокруг которого собирается племя. В нём скрыт больший потенциал… сила созидания и разрушения… но стоит ему начать угасать, как всё это исчезнет невозвратно. Останутся лишь угли да пепел истории. – Он посмотрел прямо на меня. – А пламя… оно может быть ярким, но недолгим. Как бунт. Или надежда. Насчет похожести… Не знаю, Миноин. У нас еще тлеют угли. Но очага… того самого, большого… уже нет.

Роуль потер рукой скулы, будто сгоняя наваждение прошлого. Потом его взгляд стал цепким, деловым.

– Кстати, слышал… – начал он, и его голос стал тише, словно боялся, что стены услышат. – Кто-то неизвестный купил огромную территорию в восточной части Протополиса. Пустошь за старым складом, знаешь? Гектаров сто, может, даже больше. И начал что-то строить. Сразу несколько бригад, техника грохочет с утра до ночи. Бульдозеры, экскаваторы – гул стоит такой, что в центре слышно. Правда, чего именно, пока не ясно. Огородили забором выше человеческого роста, колючка сверху, охрана ходит с собаками. Я даже переговорил с… – Он резко замолчал, будто споткнулся о собственные мысли, сжал губы.

– С кем? – настойчиво поинтересовался я, почуяв неладное в его внезапной сдержанности. – Не с самим ли «неизвестным»? Или с его кошельком?

Роуль отмахнулся, сделав вид, что поправляет манжет, но я заметил, как напряглись его пальцы.

– Да… с одним из прорабов. Мужик трезвый, вроде – Он сам не поверил своим словам —. Важнее то, что для городка это большой плюс. Все безработные и те самые блатные с окраин сразу пошли на стройку, надеясь заработать хоть что-то. Хоть корку хлеба насущного. – Он хмыкнул. – Говорят, платят исправно, хоть и не шибко щедро. И охрана не бьет просто так, что уже прогресс. Так что, может, этот таинственный незнакомец еще сослужит нам добрую службу. Хоть рабочие места создаст, пока мы тут с призраками империи да Лысовым боремся. – Роуль тяжело вздохнул, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на осторожную надежду, смешанную с глубоким подозрением. – Хотя… Сто гектаров… Забор… Охрана… Это пахнет не благотворительностью, Миноин. Это пахнет большими деньгами и большими планами. И очень хочется верить, что эти планы – не про очередную войну или новую вотчину для какого-нибудь Лысова в квадрате.

Я поднял книгу с колен, снова ощущая ее вес.

– Юное пламя или угасающий огонь… – произнес я задумчиво. —

3

Миноин, словно ленивый кот, нехотя продрал глаза и сладко потянулся, наслаждаясь последними мгновениями тепла под одеялом, не спеша покидать объятия мягкой постели. "Наконец-то передышка," – с облегчением подумал он, лениво наблюдая за сонным облачным небом за окном, по которому ползли тяжелые, серые тучи. "Температура сегодня шепчет о ленивом дне… Прямо как по заказу." Но утреннюю идиллию вдребезги взорвал неистовый грохот врывающегося в комнату незваного гостя, вопящего во всю глотку и ломящего дверь плечом:

– Эй, соня, ты чего разлегся?! Солнце в зените уже коптит! Роуль белый от злости, как мел! Кипит! Всех ждет, шерсть летит! Быстро! Говорит, дело государственной важности, или головы полетят! И первая – твоя, лежебока!

Как в кошмарном сне, полотдела уже роилось в зале, словно взбудораженный муравейник, сбитый с толку палкой. Слышался нервный перешепот, стук каблуков, звяканье пряжек. Миноин тяжко вздохнул, проклиная свою невезучую звезду и всех министров разом. Кое-как натянув эту дурацкую, ненавистную форму, которая вечно жала под мышками, он, зевая во всю ширь так, что челюсть хрустнула, присоединился к остальным, стараясь слиться с серой массой у стены. В этот момент в зал, подобно разъяренному урагану, ворвался сам министр, его лицо пылало праведным гневом, а глаза метали молнии.

– Слушать, молчать! – рявкнул он так, что у нескольких сотрудников и вправду зазвенело в ушах, а кто-то невольно и заметно вздрогнул, отпрыгнув к стене.

Все затихли, словно по щелчку пальцев, даже дыхание затаили. "Почти каждое утро – театр абсурда," – язвительно пронеслось в голове у Миноина. "Обязательно найдется герой, который разбудит с криками про апокалипсис, а потом этот цирк с криками и прыжками на месте. Где моя подушка?.."

– Пока мы тут, как бездельники, всю прошлую данную отдыхали, брюхо грели, попивая кофе и перекидываясь в картишки, другие не дремали! Наждачкин, этот старый лис, оказывается, проснулся из спячки и всю прошлую данную усиленно восстанавливал старые связи! Какие связи, с кем – сие есть тайна великая! И, похоже, у него что-то получилось! Судя по всему, получилось знатно! Полиция с ночи на ногах, вызовы сыпятся, как из рога изобилия! Грабежи, поджоги, стрельба – карнавал какой-то! Наши задачи на сегодня – тотальный осмотр! Всего… вообще всех министерств! С чердака до подвала! Каждую бумажку, каждую копейку! Начальница отдела кадров сейчас огласит, кто в какой группе и куда отправляется. Шевелите ушами! Миноин, Антарос, Смолик, Фруктос и Бунтэ – ко мне! Быстро-быстро!

Его подчинённая, молодая женщина бледная как полотно с нервным тиком под левым глазом, тут же, дрожащими руками, принялась зачитывать списки групп и их лидеров. Всего их оказалось шесть.

– Итак, друзья мои, – министр расплылся в сардонической улыбке, – вы – элита, лучшие из лучших, – провозгласил он, обводя всех тяжелым, оценивающим взглядом. – Вы – лидеры групп, а значит, на ваши плечи ложится колоссальная ответственность – полностью проверить вверенные вам министерства. Всю их изнанку! Ох, и большая же это ответственность! Огромная! Проверки должны быть доскональными, скрупулезными! До каждой запятой! До каждой пылинки в углу!

Он специально остановил взгляд на Миноине, пытаясь поймать его глаза.

– Миноин, мой многострадальный герой, тебе выпала "честь" и сомнительное удовольствие лично проверить министерство финансов, инфраструктуры, полиции, пенсионный фонд и… венец творения – министерство обороны. Понял меня? Особо не расслабляйся в креслах генералов!

Миноин, словно застрявшая в ливневой канализации крыса, чувствовал, как его пульс бешено бьется в такт с этим смертным приговором. “Пять министерств! За один присест? Это вроде бы как марафон… ! Марафон по раскаленным углям без остановки и с завязанными глазами,” – пронеслось у него в голове. Финансы – бумажное болото, инфраструктура – вечная стройка, полиция – гнездо Лысова, пенсионеры – вечные жалобщики, а оборона… Там просто расстреляют за лишний вопрос!

– Так точно, товарищ министр, – выдавил он, чувствуя, как нарастает злая, пульсирующая головная боль и холодный пот выступил на спине под ненавистной формой.

– Тогда за работу! Не зевай! И помни – у тебя на все про все одна данная! Ровно до заката! Шевелись, Миноин! Вперед! На подвиг! – Министр резко махнул рукой, как флагом на старте гонки, давая понять, что аудиенция окончена и отсчет пошел.

4

В моем подчинении оказалось шестнадцать человек – команда, закаленная в боях с бюрократией. Они смотрели на меня с мрачной решимостью ветеранов бумажного фронта. Мы, словно налоговый спецназ, ворвались в стерильные коридоры министерства финансов, готовые вывернуть наизнанку каждый пыльный угол, каждую закорючку в отчетах. Документы, словно перепуганные тараканы, расползлись по столам под ледяными пристальными взглядами моих людей. Мне же предстояла дуэль взглядов с самим главом этого осиного гнезда. Я вошёл в его кабинет, ощущая контраст между суматошным залом и гробовой тишиной здесь.

Министр оказался человеком лет пятидесяти, сухощавым, с острым кадыком, который нервно подрагивал. Тонкие круглые очки в стальной оправе делали его похожим на злого бухгалтера из ночного кошмара. В его кабинете царил образцовый, почти маниакальный порядок, вызывающий подозрение. На стенах – безликие репродукции в тонких рамках одинакового размера. Мебель, хоть и новая, но будто взята из каталога "Бюджетные решения для госслужащих": скрипучее кожаное кресло, явно рассчитанное на многочасовое сидение, и пара неудобных стульев для посетителей. И стол из гладкого, но дешевого дерева.

– Как к вам обращаться, товарищ министр финансов? – начал я, вставая напротив стола.

– Вормунов, – сухо отрезал он, поправляя очки и бросая на меня оценивающий, колючий взгляд. – А вас я знаю. Миноин.

– Тогда, министр Вормунов, пожалуйста, присаживайтесь, – я вежливо указал на кресло напротив, надеясь, что он оценит мою учтивость или хотя бы поймет, кто здесь сейчас задает тон.

– Хорошо, товарищ Миноин, – он слегка поморщился, неохотно опускаясь в свое кресло.

– Но позвольте поинтересоваться, откуда вам известно мое имя? – спросил я, оставаясь стоять. Не припомню, чтобы мы встречались ранее. Ваше лицо мне не знакомо.

– Знаком с вашими отчетами, – он едва заметно улыбнулся, и эта улыбка не дошла до глаз, давая понять, что знаком не только с отчетами. – Достаточно… детальными, надо сказать. Честно говоря, не ожидал сегодня таких гостей. В моем кабинете. Что-то из ряда вон выходящее случилось? Или просто профилактическая встряска? – его тон был гладким, как поверхность стола.

– Наждачкин, – резко представился я, обрывая его демагогию. – Его пробуждение вас не настораживает? Или его «восстановленные связи» вас не касаются?

– Можете не продолжать, – быстро перебил Вормунов, махнув тонкой рукой. – Ваши намеки слишком прозрачны. Но здесь не о чем беспокоиться. Просто делайте свою работу. Осматривайте, копайтесь. Но поверьте, у меня в отделе все как часы, все под контролем. Не думаю, что вы найдете здесь хотя бы одного мелкого жулика, не говоря уже о зачинщиках. Мы слишком ценим свою репутацию. – Он сложил руки перед собой, создавая барьер.

– Посмотрим, – парировал я, нарочито медленно оглядывая кабинет, задерживая взгляд на репродукциях, на идеально ровной стопке бумаг. – Ваш кабинет выдержан в довольно… скромном стиле. Сами выбирали обстановку? Пытались, так сказать, быть ближе к народу? Или просто не хотите привлекать лишнего внимания к своим доходам? – спросил я с легкой язвительностью.

– Да, вы правы, – в голосе Вормунова прозвучала легкая ирония, но пальцы его слегка постукивали по столу. – Заработная плата министра вполне позволяет мне тратиться на предметы подороже, но я предпочитаю скромность. Эффективность важнее позолоты. И доверие граждан…

В этот момент дверь распахнулась с тихим, но натянутым скрипом, нарушая искусственную тишину. В кабинет вошел мой главный помощник, Тостик. Его лицо было каменным, но в глазах горел азарт охотника, нашедшего добычу.

– Товарищ Миноин, – тихо, но отчетливо доложил он, игнорируя Вормунова. – В кабинете заместителя по кадрам. В ходе проверки обнаружен факт хищения. Один из старших сотрудников хранил поддельные документы и крупную сумму наличных за фальшивой стеной шкафа. Обнаружено при точечном простукивании. Больше ничего пока. При нем найдены кромвели и записки с адресами. Схема отлажена.

– Имя? – коротко спросил я, чувствуя, как Вормунов замер.

– Бухгалтер Сомов.

Я (Миноин) даже не взглянул на министра, резко встал, словно меня дернули за ниточку. – Прекрасно. Передайте его в руки правосудия немедленно. И начните процедуру увольнения без выходного пособия и с внесением в черный список госслужбы, – отрезал я. – И усильте контроль за документацией во всем отделе. Двойная проверка всех финансовых потоков за последний квартал. Я не потерплю подобной халатности под самым носом у министра!

– Вас понял, – твердо кивнул Тостик и бесшумно исчез за дверью, оставив за собой тягостное молчание.

Повернувшись к Вормунову, я не без удовольствия продолжил: – Как видите, ваши часы, министр, все же дали сбой. Кое-что нашли. И не такое уж мелкое. Видимо, придется немного "подкрутить гайки". Во всем вашем безупречном механизме. – Я машинально потянулся к пачке сигарет на краю стола Вормунова, но, видимо, вспомнив о своем обещании бросить курить, с досадой отдернул руку, будто обжегшись. Вормунов наблюдал за этим с каменным лицом, но его кадык прыгал, как живой.

– Пока я не ушел, – резко сменил я тему, впиваясь взглядом в министра, – что за грандиозный проект строится за городом? На восточной пустоши? Говорят, про него целый рой слухов на каждом шагу. И охрана там… как у президента.

– А, это… – Министр на мгновение запнулся, словно подбирая слова, его пальцы сжали край стола. – Ничего особенного. Спонсор города решил обосноваться здесь. Возможно, вы знаете Антароса Бухте Ойтовертовича? Известный меценат. Это его личный участок. Он решил внести свой вклад в развитие региона. Чисто благотворительная инициатива. – Его голос звучал слишком гладко, как заученная фраза.

– Очень интересно, – задумчиво произнес я, запоминая имя «Антарос Бухте Ойтовертович» и глядя на адреса, которые только что нашли у Сомова. Понимая, что за этой скромной обстановкой и показной честностью может скрываться целая паутина интриг, и что адреса на тех записках могут вести прямиком к этой «благотворительной» стройке. Этот визит обещает быть намного более увлекательным, чем я предполагал. И гораздо опаснее. Потом доложу Роулю.

5

После стерильной, нервной тишины кабинета Вормунова, вход в Министерство Инфраструктуры стал испытанием. Воздух был густым – пропитанным запахом перегара. Гул, который мы ожидали услышать – стук клавиш, скрип стульев, деловые разговоры – отсутствовал. Вместо него стоял гул невнятного бормотания, пьяного хохота и звонкого храпа.

Мы ворвались – мой отряд, закаленный в бумажных сражениях и внезапных проверках, – но резкость нашего появления тут же утонула в атмосфере всеобщего пофигизма. Нас встретили не испуганными взглядами, а мутными, плохо фокусирующимися. Кто-то тупо ухмыльнулся, кто-то махнул рукой, мол, отстаньте, кто-то просто не оторвал голову от стола.

Все. Без исключения. Каждый сотрудник в этом отделе был в той или иной степени пьян. Кто-то еле держался на стуле, бормоча под нос, кто-то развалился в кресле, пуская пузыри, кто-то пытался с важным видом что-то писать, но перо выписывало на бумаге лишь пьяные каракули. Разница была лишь в степени отключки – от легкого поддатия до полного отключения сознания. Работать они явно не собирались. И не работали.

– Где начальник отдела? Где ваш министр? – рявкнул я, но мой голос будто никто не услышал. Пьяное бормотание лишь на мгновение стихло, сменившись непонимающими взглядами.

– Кабинета? – хрипло спросил один из менее пьяных, тыча пальцем куда-то в сторону окна. – Ищите… на улице. В канаве, наверное. Там его постоянное… рабочее место после обеда.

Мы нашли его быстро. В ближайшей к зданию канаве, как и предсказывали. Знакомый бородач, тот самый, которого Миноин предлагал вышвырнуть еще год назад. Лежал на боку, в дорогом, но измазанном грязью костюме, мертвецки пьяный, крепко обнимая пустую бутылку из-под чего-то крепкого. Храпел так, что дрожала лужа под ним.

Вытащить его, привести в чувство и допросить оказалось абсолютно бессмысленным. Он мычал, плевался, пытался петь похабные частушки и требовал "добавки". Ничего внятного о работе министерства, о текущих проектах, о чем бы то ни было – выжать не удалось. Только бессвязный бред и запах перегара, от которого слезились глаза.

Команда приступила к обыску кабинетов. Картина была удручающе однообразной: пустые и полупустые бутылки, объедки, грязная посуда, заляпанные непонятными пятнами документы (чаще всего пустые бланки или старые, никому не нужные отчеты). Ни намека на взятки. Ни следов мошенничества – для этого нужна хоть какая-то мозговая активность. Ничего явно противоправного… кроме одного.

Они не исполняли свои прямые обязанности. Ни в какую. Это было очевидно, как грязь под ногтями у бородача. Но доказательств не хватало. Пока Тостик не вытащил из ящика стола одного из заместителей толстую, засаленную тетрадь. Дневник.

Я пролистал его. Листы были испещрены небрежными записями, но не о мостах или дорогах. Там был график дежурств… в ближайшем баре. Отмечались суммы, пропитые "на троих" или "на отдел". Были списки, кто сегодня приносит закуску. И главное – пометки о выходных. "Рабочих" дней в календаре было от силы половина. Остальное – вариации на тему "опохмел", "баня", "рыбалка", "болеть".

И сегодняшняя запись, жирно подчеркнутая: "Коньяк. 100 л. БЕСПЛАТНО! УРА!!! Весь отдел – в запой. Работа отм." (Добавлены кавычки)

Вот оно. Не просто халатность. Систематическое, пьяное безделье, подкрепленное получением крупной партии спиртного от анонимного "благодетеля" – явно не за красивые глаза. Это уже статья. Саботаж. Злоупотребление. Получение взятки в виде товара.

Я посмотрел на своего главного помощника. Тостик еле сдерживал брезгливую гримасу, глядя на храпящего в углу одного из "тружеников".

– Все ясно, – сказал я тихо, но так, чтобы услышали немногие еще бодрствующие. – Хоть что-то противоправное нашли. Бородача, его заместителей – всех, кто еще способен стоять. Повязать. И немедленно передать в полицию. С этим дневником. Пусть разбираются, кто этот "Неизвестный" с его "бесплатной" бочкой. Здесь нам больше делать нечего.

Команда двинулась. Поднялся пьяный гвалт, кто-то попытался протестовать, но его тут же прижали к грязному полу. Бородача вытащили из канавы, кое-как привели в подобие сознания и под руки поволокли к машине. Его заместители, чуть трезвее, шли сами, понуро, но без особого сопротивления – видимо, понимали, что ловить уже нечего.

Я вышел последним, оглядывая это болото – символ полного краха системы на одном из ключевых участков. Никакой изощренной бюрократии, никаких спрятанных документов. Просто тотальная разруха. И ощущение, что эта "бесплатная" бочка коньяка – не подарок, а очень точный расчет кого-то, кому выгодно, чтобы министерство инфраструктуры не работало вообще. Имя "Антарос Бухте Ойтовертович" и его "благотворительная" стройка на восточной пустоши снова всплыли в памяти. Совпадение? Сомнительно. Очень. Роулю будет что послушать. Очень разное.

6

После хаоса Инфраструктуры и стерильности Финансов, подъезд к Министерству Полиции ощущался как подход к крепости. Массивное здание из серого камня, высокие заборы с колючей проволокой,. Я мысленно готовил команду к самому жесткому сопротивлению, к попыткам заблокировать доступ, к потоку бумаг и отговорок. Мы были "налоговым спецназом", но здесь они были спецназом по должности.

Каково же было мое удивление, когда ворота внутреннего двора были распахнуты настежь, а у скромного фонтанчика нас уже ждали. Не охрана с дубинками наготове, а— Роуль. Мой коллега. Со своей небольшой, но отборной группой оперативников. Они стояли расслабленно.

Сам Роуль облокотился на ограждение фонтана, затягиваясь дорогой сигарой. Дым клубился вокруг его невозмутимого лица. Он был одет в свой обычный слегка помятый костюм. Увидев меня, он лишь слегка кивнул с слегка заметной улыбкой.

– Кого-то ждете? – спросил я, подходя, сигнализируя своей команде оставаться настороже. Ожидание боя, а тут— приемная комиссия.

Роуль выдохнул струю дыма, наблюдая, как она растворяется в прохладном воздухе.

– Тебя, Миноин. Жду. – Он оторвался от ограждения. – Уже начал. Обыск.

Я окинул взглядом здание. Из открытых окон верхних этажей доносились приглушенные, но отчетливые голоса – не крики, а гул допросов. Мои люди переглянулись.

– Этот— министр полиции, – продолжил Роуль, делая еще одну затяжку. – Мастер понтов. Из себя строил неприступную скалу, храм закона и порядка. А на деле? – Он презрительно фыркнул. – Картонный титан. Половина его ближнего круга, его опора— приспешники Наждачкина. Те самые, чьи "восстановленные связи" добрались и до сюда. Роуль усмехнулся уже открыто. – Сам он, как раз перед самым твоим визитом, очень оперативно написал заявление об уходе "по состоянию здоровья". Видимо, здоровье резко пошатнулось, когда наши машины подъехали к воротам.

– я опоздал. Как всегда, когда дело пахнет чем-то действительно крупным.

– Не кипятись, – Роуль махнул рукой с сигарой, пепел упал на бетон. – Работа кипит. Допросы ведутся. Если хочешь, можешь побыть на парочке. Послушать, как трещат эти "скалы". Может, что-то интересное для твоего— восточного проекта выудишь. – В его глазах мелькнул знакомый мне огонек азарта, смешанного с усталостью и скрытностью.

– Ценю, Роуль, искренне ценю, – ответил я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Но меня дальше работа ждёт. Не менее увлекательная. – Я мысленно видел восточную пустошь и вычурное имя "Антарос Бухте Ойтовертович". – Ты лучше скажи, как вода? Что удалось узнать пока? Идёт ли что-то вглубь, или только верхушку сняли?

Роуль задумался на мгновение, его взгляд стал острым, аналитическим.

– Вода— мутная, Миноин. Очень. – Он бросил окурок сигары под ноги и раздавил его каблуком. – Наждачкин тут вездесущ, как плесень. Его щупальца дотянулись и сюда. Министр был марионеткой. Его заместители— ключевые фигуры в схеме. Один уже поёт, как канарейка, боится за свою шкуру. Говорит про многое, про "крышу" для определенных бизнесов… и про странные, очень щедрые "пожертвования" на… угадай что?

Я насторожился. – На восточную стройку?

– Нет, прямиком в карман к Наждачкину.

Он посмотрел на здание Министерства.

– Здесь мы копнули глубоко. Но это только начало. Твоя очередь, – Роуль хлопнул меня по плечу, но в его жесте не было дружелюбия, только передача эстафеты в смертельно опасной гонке.

7

Миноин с командой сорвались с места, словно сорвавшиеся с цепи псы, и умчались в другой конец города, к Пенсионному фонду. По пути заскочили во вторую, недавно открытую столовую – «С Богом, братцы!», как с саркастичной усмешкой бросил кто-то из оперативников. "Нам бы Бог помог, а не только бутерброды", – проворчал другой. Выскочив оттуда с наспех сляпанными бутербродами в руках, они ворвались в фонд – и, как оказалось, весьма вовремя.

Толпа пенсионеров, которую Миноин ожидал увидеть, отсутствовала. Вместо нее зал был забит до отказа людьми в темной, мешковатой одежде и черных масках-балаклавах, оставлявших открытыми лишь глаза. Оружие – автоматы, обрезы – было на виду. Воздух был спертым, густым от запаха пота, металла и страха. Один из бандитов, коренастый, с дикими глазами, впивающимися в жертву, приставил ствол автомата прямо к виску дрожащего, седого работника за стойкой регистрации. Старик замер, его глаза были широко распахнуты, губы беззвучно шевелились.

– Ни ша-а-а-гу! – прошипел бандит, прижимая ствол так, что кожа на виске старика побелела. – Или мозги по стенке!

Несколько долгих, словно вырванных из реальности секунд, повисла гробовая тишина. Ни Миноин, ни его люди, ни даже сами бандиты, казалось, не ожидали такого внезапного вторжения. Всё замерло: руки оперативников инстинктивно потянулись к кобурам, бандиты резко развернулись на скрип двери, их пальцы замерли на спусковых крючках. Затем раздался оглушительный выстрел – не в потолок, а в пол, прямо перед ногами ворвавшихся! Паркет взлетел щепками. Гул выстрела оглушил. "Похоже, решили по-крупному сорвать куш", – пронеслось в голове Миноина.

– Кто такие?! – рявкнул высокий бандит у дальней стены, его голос был хриплым, на грани истерики. – Руки по швам! Быстро!

– Назад! Выход! – взревел Миноин, мгновенно оценив катастрофический дисбаланс сил и уязвимость своего отряда в узком проходе. "Прикрываем отход!" – скомандовал он своим людям, отступая первым, прикрывая группу спиной.

В ту же секунду за их спинами застрочили автоматы. Очереди прочертили воздух черточками. Пули засвистели, словно злые пчелы, и с глухим стуком впились в стены, выбивая штукатурку и оставляя рваные дыры в дверях. Двое из команды – Фруктос и Смолик – сдавленно вскрикнули и рухнули на ступеньках. Фруктос схватился за бедро, откуда хлестала алая струя, Смолик беззвучно захрипел, перекатываясь на спину – пуля попала в грудь. Зацепило. "Медика!" – заорал кто-то, но медик сам был прижат огнем к стене. Фонд занимал небольшое здание в два этажа. Оперативники откатились метров на сто, заняв позиции за припаркованной машиной и углом соседнего дома, накрывая вход плотным огнем из пистолетов. Проблема, как назло, была одна: они были вооружены только служебными пистолетами, чей прицельный огонь эффективен метров на сорок. У бандитов же явно были карабины или автоматы – их пули летели с куда большей точностью и дальностью, рикошетили от асфальта, били в капот укрывающей машины. Несколько раз маскированные головы показывались в дверях или окнах первого этажа – команда тут же открывала шквальный, но, к сожалению, малоэффективный огонь, заставляя бандитов прятаться обратно. – Экономь патроны! Целься! – кричал Миноин, видя, как пули его людей в основном бьют по стенам.

Пока шла перестрелка, Миноин, прижавшись к кирпичной стене дома, успел вызвать подкрепление. "Говорит Миноин! Объект – Пенсионный фонд, улица Центральная, 15! Вооруженное нападение, заложники! Горячо! Нужна немедленная поддержка, группа захвата, медики!" – кричал он в трубку, пытаясь перекричать автоматные очереди и свист пуль, пролетавших совсем рядом. Но до приезда полиции они потеряли двоих безвозвратно (Фруктос и Смолик скончались на ступенях), и еще двоих ранило. "Братцы, держитесь! Помощь близко!" – крикнул Миноин в сторону раненых, зная, что это слабое утешение. "Проклятье, нужно было лучше подготовиться", – ругал себя Миноин. Когда наконец подоспели полицейские – человек пятнадцать, с автоматами наперевес, в бронежилетах – стало легче дышать. Они немедленно начали штурм, развернувшись профессионально, прикрывая друг друга.

– Я с вами! – крикнул Миноин начальнику группы захвата, лейтенанту с орлиным взглядом.

Тот кивнул, молча сунув ему в руки трофейный автомат с Кон-Юга . "Вот, держи. Патронов полный рожок. Береги." "Пукалка имя его , – буркнул полицейский ". Миноин пристроился четвертым в штурмовой цепи. "Пошли! Прикрытие – огонь!" Они рванули ко входу, перебежками, под прикрытием шквального огня полицейских. Уже почти добрались до дверей, как вдруг из окна первого этажа вылетела граната. "Грана-а-а-та!" – успел крикнуть кто-то. Взрыв! Троих впереди – полицейских – ранило осколками и контузило. Миноин инстинктивно прыгнул за бетонный столб. Оглушительный грохот, волна горячего воздуха, дым, крики. "Вот дерьмо!", – пронеслось у него в голове.

– Гранаты есть?! – заорал лейтенант, командовавший штурмовиками, вытирая кровь с рассеченного осколком лба.

– Нету! Кончились! – ответили ему хрипло.

– Плохо! Группа, ко мне! Прорываемся! – его голос сорвался на крик. – За мной! Быстро!

К лейтенанту подбежали трое бойцов, включая молодого, перекошенного от страха полицейского. Они рванули внутрь, за ними – Миноин. В главном холле их встретили шквальным огнем человек шесть бандитов, укрывшихся за перевернутыми столами и стойкой. Пули защелкали по мраморному полу, откалывая куски. Один из авангарда – молодой полицейский – не выдержал напряжения, рванулся вперед и тут же свалился на пол, сраженный тремя пулями. "А-а-аргх!" – его крик оборвался. "Зря торопился", – подумал Миноин. Лейтенант был меток – его короткая очередь прошила деревянное укрытие и сразила двоих бандитов. Миноин, действуя почти на автомате, как учили в академии, поймал в прицел третьего, выглянувшего из-за угла, и нажал на спуск. Короткая очередь – три выстрела. Бандит дернулся и рухнул. Другой бросился бежать вглубь коридора. "Не уйдешь!" – крикнул лейтенант, но бандит скрылся за углом. Двоих оставшихся в холле добили другие полицейские. "Чисто!" – заорал лейтенант. "Зачищаем этажи! Проверить все комнаты! Заложников искать!"

Группа разделилась, прочесывая этажи. Стало ясно – бандитов больше, чем казалось, и это ловушка. Стрельба вспыхивала то сверху, то из боковых коридоров. Вдруг Миноина пронзила ледяная мысль: Анфиса… Ее улыбка, ее голос… Что будет с ней, если я погибну здесь? Раньше он лез на рожон, не задумываясь о последствиях. Сейчас же что-то внутри сжалось от леденящего страха. Не за себя – за нее. Я струсил? Струсил из-за любви? Обычно говорят, любовь придает храбрости. Видимо, не в моём случае. Или это все вранье. "Нет, нужно взять себя в руки", – сказал он себе. Он сжал приклад автомата так, что пальцы побелели.

– Лейтенант! – крикнул он, видя, как тот собирает группу для продвижения вглубь. – Я остаюсь здесь! Прикрою этот коридор, вдруг кто вылезет!

Лейтенант, занятый перезарядкой, лишь удивленно хмыкнул, но кивнул. "Ладно. Будь осторожен." Остальные двинулись дальше. С Миноиным остался один молоденький полицейский, его лицо было обеспокоенным, руки дрожали. "Держи ухо востро, парень, – сказал Миноин, пытаясь звучать увереннее, чем чувствовал. Смотри в оба. Включай голову." Через минут пять на помощь к своим прибежало ещё восемь человек спецназа, их камуфляж и тяжелое вооружение внушали надежду.

Он прошел этот ад. Сидел на посту у входа еще минут тридцать после того, как стрельба внутри стихла, прислушиваясь к каждому шороху, каждому крику, каждому выстрелу вдалеке. Потом из того злополучного коридора вынесли тело. Лейтенанта. Его лицо было бледным и спокойным. Пуля попала прямо в щель между плитами бронежилета. "Еще один пал в этой войне", – подумал Миноин.

– Задача выполнена, – хрипло сказал один из несших тело, его камуфляж был в пыли и темных пятнах. – Всех… нейтрализовали. Заложники целы. Но шеф… Лейтенант…

Миноин молча вышел на улицу. Воздух, пахнущий гарью и порохом, показался невероятно свежим. К нему подошел капитан Роуль, командир прибывшей группы полиции. Лицо его было таким же серым и усталым, как у Миноина после министерства инфраструктуры.

– Ну и денек сегодня выдался, а? – хрипло проговорил Роуль, вытирая сажей и потом лоб. – Чертов ад. Столько хороших парней полегло…

Миноин кивнул, глядя в пустоту, на трупы Фруктоса и Смолика, накрытые брезентом: – Согласен. С моей группой… – он сделал паузу, пересиливая ком в горле, – из шестнадцати… осталось десять. Плюс раненые.

– Проверь последнее министерство – оборону, – распорядился Роуль, чувствуя нечеловеческую усталость, его голос звучал безжизненно. – И возьми мою группу спецназа. Всех, кто на ногах. Мне нужно… разобраться со всей этой ситуацией. Здесь. С этим бардаком. Вечером расскажу. Чувствую, вечер сегодня будет… долгий. Очень насыщенный.

Миноин машинально потянулся за сигаретой, сунул пальцы в пачку и осознал, что она пуста. Он сжал смятую пачку в кулаке, потом швырнул ее на асфальт. "Идеальный финал", – горько подумал он, глядя, как машины окрашивают кровавым светом лица живых и мертвых.

8

Мы подъехали – тридцать человек, уставших, но закаленных предыдущими рейдами. Перед нами раскинулась обнесенная колючей проволокой территория размером с гектар. За проволокой – массивный, мрачный гараж и длинное, низкое здание, обшарпанное, но зловещее в своей запущенности. Тишина висела гнетущей пеленой.

Мы только начали выдвигаться к воротам, как воздух взорвался.

Тра-та-та-та-та!

Пули ударили в грязь в метре перед передовой группой, подняв фонтанчики пыли и щебня. Предупредительный. Инстинктивно все залегли. Адреналин, горечь во рту.

– Эй, воздух! – прорвался хриплый, насмешливый окрик с крыши гаража. – Кто идет? Чего надо?

Тостик, мой заместитель, поднял руку с удостоверением, голос ледяной, как сталь: – Заместитель министра антикоррупционного отдела, Миноин Миноинович! Официальный визит! Требуем допуска!

С гаража донесся грубый, гулкий смех. – Министр? Ха! Сейчас выйдет!

Дверь здания распахнулась. Вышел человек. Чуть выше меня, но казался массивнее за счет бугристых мышц, выпирающих из майки цвета хаки. Зеленые потертые штаны, черные сланцы на босу ногу – абсурдный контраст с тяжелым пулеметом, небрежно перекинутым через плечо. Лицо – паутина шрамов и татуировок, среди которых выделялась крупная, кривая надпись на шее: "Дырбумбейский перевал" и "Антаросбургская мясорубка". Глаза – холодные, мертвые, как у акулы.

Он медленно подошел к проволоке, насмешливо оглядывая нас.

– Ну наконец-то! – его голос был хриплым. – Хоть кто-то захотел проверить старину Бурундея! До этого были только сопливые спецназ… – Он презрительно плюнул. За ним из здания вышло человек десять. Не солдаты. Наемники. В разношерстной камуфляжной робе, но с одинаково профессиональным, безразличным взглядом и современными винтовками наготове.

– Ладно, впустим, – буркнул Бурундей, жестом ведя открыть ворота. – Но сначала проверка. Ребята, вы слышали? Пропуск – татуха. – Его свинцовые глаза скользнули по моим людям. – У тебя, новенький? – ткнул он пальцем в одного из моих бойцов. Тот молча покачал головой. – Ну и ладно с тобой. А ты? – Взгляд уперся в меня. – Видал? "Дырбумбейский перевал". На чьей стороне ты был тогда, генерал?

Я улыбнулся. Холодно, без тени веселья. – Я тогда был ещё ребёнком. – Я сделал паузу, подчеркивая каждое слово. – Действовали не по-людски. Пленных резали. Вы – твари. А ты, Бурундель, должен ответить за все. Как только судьба свела меня с тобой. Мой отец погиб там. Я был еще щенком.

Лицо Бурундея исказилось не то удивлением, не то звериной злобой. – Польщен, что знаешь имя. Моей "известности" нет предела… – Он язвительно поклонился. – И вот опять. Меня опять наняли. Наемником. Но только… – Он сделал шаг вперед, пулемет небрежно качнулся. – …чтобы убить тебя. Кто-то очень не желает твоего визита. Кто-то не пожалел миллиардов. – Он усмехнулся. – За твоего отца дали меньше. И, как сейчас помню… лет двадцать назад… мой отряд наголову разбил отряд твоего бати. И ты… – его голос стал шепотом, полным ненависти, – …не боишься, что я тебя щас прихлопну, как таракана?

Я не отвел взгляда. – Ты понимаешь, что это тебе дорого обойдется? Ты тогда точно не выживешь. – Я медленно обвел взглядом своих тридцать бойцов, замерших в готовности. Все стволы были направлены на Бурундея и его десятку. – Посмотри, сколько тут моих. Все ждут сигнала.

Бурундей хмыкнул. – Ох, страшно… – Но прежде чем он договорил, земля задрожала. Глухой рев разорвал тишину. Из зияющего черного провала гаража выползла махина. Танк. Старый, но грозный, ствол его пушки медленно, неумолимо поворачивался в нашу сторону. Потом – еще один. Два стальных чудовища встали позади Бурундея, их двигатели рычали на холостых, дымя выхлопом.

– Ну что, генерал? – Бурундей расставил руки. – Сигнал? Мои ребята тоже не терпят долгих разговоров.

Напряжение достигло предела. Палец лежал на спусковом крючке. Любой чих – и ад.

Вжжжжж!

Резкий, назойливый звук вибрации. Бурундей нахмурился, сунул руку в карман штанов, вытащил дорогой кнопочный телефон. Взглянул на экран, бровь поползла вверх. Поднес к уху.

– Алло? – Его голос был резким. Пауза. Его лицо стало каменным. – Вы что, серьезно? – Еще пауза, дольше. Его взгляд, полный немой ярости, уперся в меня. Челюсти сжались так, что задвигались бугры на скулах. – …Понял. Иди в песок. – Он резко швырнул телефон на асфальт. Тот разлетелся на куски.

Он медленно поднял голову. В его глазах бушевала буря – злоба, разочарование, дикое желание убивать, сдерживаемое только приказом.

– Слушай, Миноин, – прошипел он, шагая ко мне через осколки телефона. – Ты больше мне не нужен. Про Наждачкина не знаю, что у вас там за тёрки были… но их, видимо, исправили. Хотя… – Он остановился в двух шагах, его дыхание било мне в лицо, пахло табаком и чем-то кислым. – …мне до сих пор охота тебя завалить. Пополнить коллекцию скальпов. Но заказчик передумал. Хрен на него. Предлагаю старую добрую дуэль. Только ты. И я. Пистолеты. Секунданты – наши люди. Честь есть честь. Или ты трус?

Я смотрел ему в глаза. Видел ту самую звериную суть, что была в ущелье. Уйти сейчас – значило потерять лицо навсегда перед своими людьми и перед этим ублюдком. Да и жажда мести, черная и липкая, закипела в жилах.

– Договорились, Бурундель, – тихо сказал я.

Он оскалился в подобие улыбки. – Молодец. Навалить им! – крикнул он своим. Те быстро расчистили пространство перед зданием. Мои люди, по моему кивку, отступили, образовав полукруг, стволы наготове. Наемники Бурундея сделали то же самое с другой стороны.

Мы встали друг напротив друга. Расстояние – сорок метров. Классика. Секунданты – Тостик с моей стороны и здоровяк с татуировкой паука на лице – с его, подали нам пистолеты. Моя ладонь привычно обхватила рукоять. Холодный металл. Знакомый вес. Бурундей выхватил огромный, словно игрушечный в его лапе.

Тишина. Только гул танковых двигателей и тяжелое дыхание десятков мужчин.

Секунданты синхронно подняли руки.

– Три!..

Глаза Бурундея, полные ненависти, прикованы ко мне.

– Два!..

Я вдохнул, выровнял прицел. Мир сузился до его груди.

– Один!..

БАМ!

Выстрел грохнул, как взрыв. Не мой. Бурундей выстрелил первым, на счет "раз", нарушив все правила.

Огненный шар ударил мне в живот. Не боль. Сначала – только сокрушительный удар, как от кувалды. Я почувствовал, как ноги подкосились, как воздух вырвался из легких со стоном. Я рухнул на спину, асфальт холодный под головой. Небо над головой поплыло.

– КОЗЕЛ! – заревел Тостик. Над ним взметнулись стволы моих людей. Наемники Бурундея ответили тем же. Танки рыкнули, сдвинувшись с места.

Бурундей стоял с дымящимся пистолетом в руке, смотрел на меня с отвратительной усмешкой. – Почти забыл, Миноин! – крикнул он через гул нарастающей перестрелки (первые выстрелы уже трещали в воздухе). – Ваш министр обороны… ну, тот, что был до меня… не очень разговорчив был. Но кое-что рассказал. В общем, держи его погоны! На память!

Он швырнул что-то через разделяющее нас пространство. Два малиновых, генеральских погона, залитых темной, запекшейся кровью, шлепнулись на асфальт в метре от меня.

– Отходим! – рявкнул Бурундей своим. – Задание выполнено! По контракту – он жив! Но какая разница – на одну минуту!

Он развернулся и пошел к гаражу, не оглядываясь. Его люди, прикрываясь, начали отход. Танки медленно попятились в темный зев гаража.

Ко мне уже бежали Тостик и санинструктор. Боль наконец накрыла волной, черной и горячей. Последнее, что я увидел перед тем, как сознание поплыло, – окровавленные погоны на сером асфальте и спину Бурундея, скрывающуюся в тени гаража. Имя "Наждачкин" звенело в ушах. И миллиарды… заплаченные за мою жизнь… и тут же отозванные. Игра шла страшная. И я только что едва не стал в ней разменной пешкой.

9

Кабинет Наждачкина был таким же безликим, как и его должность – ни одной личной вещи, только строгие стеллажи с папками и десяток кнопочных телефонов. Он сидел, откинувшись в кожаном кресле, кончики пальцев сложены домиком. На столе перед ним лежали распечатки: бухгалтерские отчеты с финансовыми потоками, личные дела с грифом "Секретно", документы с имперскими обозначениями былой Рокмании… и несколько фотографий.

Марвартов. Крепкий, с каменным лицом.

Антарос Бухте Ойтовертович. Улыбающийся, дорого одетый, с глазами, в которых читался только лед.

Ник. Похож на Марвартова, но лицо явно попроще.

Гри,няков. Человек, напоминающий рассеянного профессора, но с цепким взглядом бухгалтера.

Андропов. Небольшой человек со злым, изможденным лицом и вечно поджатыми губами.

Невидимов. Призрак; единственное фото – размытый кадр со спины, сделанный издалека.

Наждачкин медленно перебирал снимки. Его лицо, обычно недовольная маска, отражало глубочайшую сосредоточенность. Миноин не казался проблемой. Устранить его представлялось логичным шагом – простым и чистым решением. Бурундей был идеальным инструментом – безжалостным, эффективным и не задающим лишних вопросов за миллиарды.

Но сейчас… Сейчас картина складывалась совершенно иная. Устранение Миноина означало бы оборвать одну из самых активных нитей, тянущихся к центру этой паутины. Миноин, со своим упрямством и талантом находить болевые точки, был… ценным дестабилизирующим фактором. Он заставлял пауков шевелиться, вылезать из щелей, совершать ошибки. Его смерть могла заморозить ситуацию, загнать истинных кукловодов еще глубже в тень. А Наждачкину был нужен именно хаос. Нужны были улики, всплывающие на поверхность в панике. Нужно было понять, кто здесь главный паук, плетущий самую большую сеть. Антарос? Или кто-то за его спиной? Может, тот самый Невидимов? Или этот загадочный Вурвселен, чье имя начало мелькать в самых темных уголках досье?

Решение созрело быстро, как всегда – холодное, прагматичное. Миноин должен был пока жить. Играть свою роль пушечного мяса, расшатывающего устои. – Зачем мне пытаться разоблачить эту организацию или ликвидировать Миноина – непримечательного человека, способного, однако, изменить будущее? – размышлял Наждачкин. – Как только главная задача будет выполнена, я смогу покинуть это место. Но мне интересно… кто они? Эти другие, отличные от него, но куда более значимые игроки на доске?

Наждачкин взял один из кнопочных телефонов, набрал знакомый, смертельно опасный номер. Ответили после первого гудка. Хриплое дыхание на другом конце выдавало Бурундея.

– Бурундей. Пощади Миноина, – голос Наждачкина был ровным, как поверхность стола, но в нем чувствовалась стальная воля.

– Вы что, серьезно?! – в трубке прозвучало яростное недоверие.

– Он нужен мне живым, – Наждачкин перебил его, не повышая тона, но делая каждое слово неоспоримым приказом. – Пока. Это – изменение контракта. Ты получишь компенсацию. Двойную. Но он должен дышать. Понял?

Он положил трубку, не дожидаясь возражений или подтверждения. Его взгляд снова скользнул по фотографиям на столе: Марвартов, Антарос, Грибняков, Андропов, размытый силуэт Невидимова. Мысль о Вурвселене снова мелькнула, требуя прояснения.

– Получше узнать, – подумал он, и на его губах, впервые за долгое время, дрогнуло нечто, отдаленно напоминающее улыбку, лишенную всякого тепла. Пусть Миноин копает. Пусть злит пауков. Пусть заставляет их шевелиться и ошибаться. А я, Наждан, буду наблюдать. И собирать паутину. Когда картина станет ясна… вот тогда я решу, кто из них останется в живых. Включая самого Миноина. И Бурундея, возможно, еще представится шанс – пополнить коллекцию. Но только тогда, когда это будет выгодно мне.

Он снова взял телефон, набрал другой, номер. Ответил мужской голос, нейтральный и безликий.

– Курьер. Задачи на сегодня, – произнес Наждачкин.

– Позывной "Семь". Можно сменить? Он откровенно ужасен, – последовал ответ, чуть окрашенный раздражением.

– Нет. Конечно нет, – Наждачкин отрезал без колебаний. – Выполняй. Информация поступит. "Семь" – это ты. Вообще, твоя роль на сегодня – быть мной. Думаю, тебе это нравится.

Он положил трубку. Аккуратно сложил фотографии и документы в папку с грифом "Восточная Пустошь. Паутина". Игра только начиналась, и ставки в ней резко возросли. Миноин, сам того не зная, только что получил отсрочку. Благодаря тому, что стал слишком интересной пешкой на доске гораздо более крупной и опасной игры.

– Я же, – подумал Наждачкин, глядя на папку. – Лично познакомлюсь. Марвартов уже готов встретиться. Пора выяснить, кто они все на самом деле. И кто такой этот… Вурвселен.

10

Миноину крупно повезло: жизненно важные органы остались нетронутыми. Около двух данных он провел в больнице. Но сейчас черная полоса наступила не только в его жизни. За те данные, пока он был ранен, произошло следующее: было ранено 32 полицейских, 18 убито. Начался беспрецедентный террор против властей. Во главе всего стоял Наждачкин – призрак, которого ни разу не видел ни Миноин, ни его соратники. Да почти никто, но именно он дергал за ниточки, заправляя здесь всем. – Словно тень, этот Наждачкин, – думал Миноин, пристально глядя в окно кабинета на серый двор, – как же вытащить его на свет? Паук, спрятавшийся в самой глубине паутины…

После чисток в министерстве стало полегче дышать. Из старого состава… в среднем каждый третий служащий был подкуплен и плясал под дудку Наждачкина. Миноина перевели из отдела по борьбе с коррупцией в спецназ полиции. Многим казалось, что таким образом он принесет больше пользы. Бывший же глава спецназа был в тяжелом состоянии после последнего задания. – Заслужил отдых, герой, – сочувственно подумал Миноин, разминая затекшее плечо, – теперь моя очередь тащить этот воз. Свои былые боевые операции он сменил на пыльное офисное кресло. От прошлого владельца ему досталось видавшее виды кожаное кресло и новый дубовый стол. Кресло скрипело при каждом движении. Он не жаловался, но большую часть времени проводил не за ним, предпочитая быть среди людей. Его отдел располагался в недавно построенном здании полиции – огромном, размером с гектар и в три этажа, вселявшем одновременно уважение и подавляющем своими масштабами.

На территории также находились гараж, небольшой склад, тюрьма, тир, спортивная площадка. Работало в полиции тьма народа: только в спецназе числилось 50 человек. Точное число всех ему было неизвестно. "Армия в миниатюре", – мелькнула мысль. И каждую данную к ним прибывали новенькие. Миноин находился возле склада и принимал новое вооружение для отдела. Грузовик с грохотом подкатил к КПП, подняв тучи пыли, из кабины вылез человек в дорогом, но помятом костюме и с аккуратной бородкой клинышком.

– Говорите, с Кон-юга везли? – спросил Миноин бесстрастно, подходя к кузову, его глаза бегло оценивали машину и водителя. – Новая разработка, автомат… с куда более высокой скорострельностью, качеством… и главное – два режима: одиночный и очередь?

Человек в южном костюме кивнул, швырнув окурок, открывая задний борт с лязгом:

– Да, капитан. Пукани 12в. Последнее слово техники. Импортный, с юга. – Берите – не пожалеете! – Он вытащил один образец, протянул Миноину. Тот взял автомат, почувствовал непривычно легкий вес и новую рукоять, провел ладонью по шероховатому пластику цевья.

Миноин осмотрел его, провел пальцем по холодному прикладу, щелкнул переводчиком огня. – Хм, интересно. Мне определенно стоит проверить заявленные характеристики. Сколько штук и рожков?

– Пятьдесят пять штук. И пятьсот рожков в комплекте, – бойко ответил поставщик, потирая руки.

– От чьего лица вы действуете? – спросил Миноин, не отрывая взгляда от прицела, словно пытаясь разглядеть в перекрестьи будущее.

– Я предоставляю услуги поставки. Конфиденциально. Предоплата внесена в полной мере самим Марвартовым. Говорил, если что не понравится – вести прямо к нему. – В голосе поставщика сквозила уверенность, подкрепленная именем Марвартова. – Не будем тянуть время? Готовы подписать?

– Сначала проверим актив, – отрезал Миноин, отводя ствол в сторону. – Вдвоем. Пойдемте. Настоящее оружие доказывает себя в деле, а не на бумаге.

Они отправились на тир. Миноин выбрал самый запыленный из автоматов, протер дуло рукавом, вставил рожок с характерным щелчком.

– Ну что ж, поехали? – Миноин установил одиночный режим. И как любой заядлый конвой (стрелок) с чувством азарта, с непреодолимой охотой попасть в десятку, начал стрельбу по мишени на 50 метров. Звук выстрелов, резкий и звонкий, оглушительно грохотал в бетонном коробе тира.

Бам! Бам! Бам!…

Отдача была резче, чем у старого оружия. Первый выстрел едва не снес плечо, заставив Миноина ахнуть, но он вжал приклад, и в последующих выстрелах стоял как монолит. Пули ложились кучно. Он закончил стрелять и подошёл к мишени. Бумажная цель была изорвана в клочья. Центр был изрешечен.

– Добротное оружие, – признал Миноин, сбрасывая рожок, ощущая легкий запах пороха. – Из такого я еще не стрелял. Ни один имперский автомат не сравнится с этим. Это намного лучше. Скажите Марвару – партия принята. Правда, это ружье мне уже знакомо, военные получили его еще в прошлом году и прозвали "пуколкой" за характерный звук после стрельбы. "Пук" – и готово, – усмехнулся он про себя. Эй, ты! Прапорщик! Иди сюда!

К нему подбежал молодой боец, запыхавшийся. – Вас слушаю, товарищ капитан! – Прапорщик отдал честь.

– Веди из отдела наших на стрельбище. Пусть осваиваются с новыми пушками. Каждому – не больше трех рожков. Экономить! Понятно?

– Вас понял! Иду выполнять! – Прапорщик развернулся и побежал к зданию, сбив на бегу фуражку.

Водитель, доставивший все это добро, уже заводил машину и собирался уезжать, торопливо закуривая. За то время, когда они беседовали с Миноином, всё оружие успели разгрузить. Но в стекло его кабины кто-то постучал. Стук был твердым, настойчивым. Это был Миноин. Окно опустилось.

– Что вам нужно, капитан? – спросил водитель, стараясь скрыть нервозность.

Миноин протянул руку с плотным конвертом. – Без лишних глаз.

– Мне нужно больше патронов. Лично. Троекратно против выданного. Спецпатрон, если есть.

Водитель взял конверт, быстрым движением припрятал его внутрь куртки, затем так же быстро вытащил и, прикрыв дверцей, критически пересчитал пачки. Глаза расширились. – Целое состояние…

– Но ведь Марвартов команду не давал. Я по его указаниям действую. Вы сначала к нему обратитесь, а он меня к вам… направит. – Так будет правильнее, капитан. – Голос водителя дрожал.

– Через Марвартова вечность договариваться. От обращения к нему до реального решения проблемы проходит два года. Два года бумажной волокиты и отписок! Вы хотите на год остаться без работы? – Миноин говорил быстро, – в его голосе звенела сталь. Его взгляд буравил водителя.– Мне просто нужны патроны. За них я заплачу вдвойне. Вот предоплата,—Миноин указал на конверт в руках водителя. – Остальное – при получении. Чистыми. Тихо. Без следов.

Водитель сглотнул, еще раз пересчитал деньги, пальцы слегка дрожали. Сумма была очень серьезной. – Вы настолько уверены, что Марвартов ни о чём не догадается? Я, конечно, согласен с… с вами сотрудничать, но Марвартова вашего побаиваюсь. – Честно говоря, очень побаиваюсь! Он не тот человек, с которым стоит играть в игры, капитан.

– Об этом не беспокойтесь, – холодно ответил Миноин, не моргнув. – Жду обоймы. Как можно скорее. Чем быстрее, тем лучше для всех.

Водитель сунул конверт поглубже в карман, кивнул. – Сделаю, что смогу. Без гарантий. – Это риск, огромный риск… – Он резко включил передачу. – Ждите звонка. На этот номер. – Грузовик рванул с места, зарычав двигателем, оставляя облако пыли и вопросов. Миноин смотрел ему вслед, лицо непроницаемо. Риск был велик, но новые автоматы требовали особого питания. И он знал, где его достать. – На войне, как на войне, – подумал Миноин, проводя рукой по рукояти пистолета на поясе, – и патроны лишними не бывают. Особенно когда твой главный враг – тень.

11

В небольшой комнате с двухметровым потолком царил полумрак. Стоял единственный деревянный столик, скромный, но красиво украшенный вышитой тканью. На нем – стеклянная бутылка, доверху заполненная чем-то прозрачным, и два стеклянных стакана. Пыль серебрилась на их гранях. В этой комнате также была кровать, беспорядочно незаправленная. К стене плотно придвинута. На стене висели картины: слева направо – первая: молодая девушка с безмятежной улыбкой и светлыми волосами. Вторая: вечерний пейзаж, золотистый и спокойный. Третья: девушка… та же, но выглядела она странно: волосы, как отлитое золото, зрачки матово-желтые и они светились неестественным желтым светом, остальная часть глаза – угольно-черная. Из ее правой руки, слабо приподнятой, капала стрелой кровь на темный фон.

Напротив картин, на уровне их, находился небольшой шкафчик. Комната же была казалось бы, пуста. Но это была иллюзия. Облокотившись спиной к основанию кровати, поджав колени, обняв их, в тени, сидел никто иной, как Андропов. На расстоянии вытянутой руки от него, на потертом коврике, лежал тяжелый пистолет крупного калибра. Человек сидел так неподвижно, уже давно. Можно было бы подумать, что мысль перестала в нем течь, но это была бы ложь. Внутри бушевал ад. Он мысленно провожал вспять одно и то же событие снова и снова, снова и снова. – Я не был виноват… – шепот сорвался с его губ, сухих и потрескавшихся. – Я не хотел… убить тебя… Я молчал тогда… Молчание было предательством. Не был особенным я ни тогда, и ни сейчас. В глубине души я… я хотел любить и быть любимым, но… Страх. Всегда страх. Вместо этого я убил тебя. Ты должна была запомнить меня эгоистом. Нарциссом… хотя это все было маской. Не я. Или… точнее, лишь часть меня. Я пытался быть бесчувственным, твердым, как сталь, хотя в душе моей бушевал первородный хаос, как и сейчас. Он посмотрел тяжелым, усталым взглядом на правую от него картину. На ту, где была изображена молодая девушка с благородными чертами лица. Ее лицо как же оно прекрасно. Раньше все было по-другому, но это не вернуть. У нас было много общего, и ты… я… мы вдвоём были… целым миром. Как сказать… настоящими. Живыми. Но правда в том, что могли были быть, но не были наяву. Могли стать. Где же я свернул не туда? Все, кто нас знал, так и говорили, что мы очень похожи, практически идентичны и в тоже время настолько отличны, как первородеый огонь и тихая вода из ручейка. Родиться в пробирке – это судьба. Не было ни твоё решение, ни мое. Это нас отличало от всех, сближало нас неразрывно и в то же время отталкивало друг от друга, как магниты не той полярности. Страх. Настоящий, леденящий. Мы могли его чувствовать сильнее других. Обостренно. Многое, многие этого не понимают. Про многих… я имею в виду наш дом. Милый дом? Откуда мы вышли? Они… это место, где я застрял навсегда, и откуда нет выхода. Мне не сбежать. А ведь был шанс… Он посмотрел на вторую картину: тот вечер, запечатленный в золоте заката. В лучах падающего, теплого солнца… По его коже пробежали мурашки. Вспомнил: твое лицо, глаза… и я… просто бежавший, бросивший тебя в тот миг…в зовущую тьму? Третья картина… О боги… зачем? Зачем тебе это было нужно? Она обвиняла его немым взглядом. Забрать еще одну жизнь? Андропов встал резко, как пружина. Схватил пистолет и начал в слепой ярости стрелять по картинам! Глухие, оглушительные выстрелы разорвали тишину. Пули со свистом иногда рикошетили от стен, но ни одна не попала в него, хотя тайные надежды Андропова были направлены именно на это. Вспышки выстрелов ослепляли. Перед ним в дыму мерещились образы – ее лицо в последний миг. Одно и то же событие. Он прокручивал кадр за кадром снова и снова, пытаясь изменить его, исказить. – А что, если бы… – А что, если он бы сказал тогда другое? А что если она бы осталась жива? "Клац" – осечка. Пистолет пуст.

Затем он упал на колени, на пол, кинув его, схватился за голову руками, вцепившись пальцами в волосы. – Нет! Снова! – Событие повторялось, и каждый раз имело единый и неизменный исход. Он видел его снова: это был роковой разговор между ним и той девушкой. Андропов… Он хотел признаться в чувствах, но им владел панический страх, парализующий. Но тогда… рука сама потянулась к оружию… достал пистолет и нажал на курок. Грохот. Тишина. Она упала. Видение было невыносимо ясным. – Нет! Нет! – кричал он в реальности, голос сорванный, хриплый. Серый человек в серой комнате. Это не могло случиться, это сон! Но сон не кончался. Раз за разом, моментом за моментом – выстрел, падение. Эта реанимация агонии истощала его душу. Остановить ее было невозможно. Приступ памяти, вины, безумия, стыда, ненависти, печали и неосгладимой боли продолжался. Он бился головой о пол. Это было не ново для него. Долгое время он был в глубокой депрессии после случившегося в тот вечер, затем был выброшен как брак, нашел пристанище в забытом богом Протополисе, где естественно, увлекался сложными механизмами, пытаясь собрать разбитое. Внезапно, как удар тока, он открыл глаза. И замер. В комнате перед ним, он был не один. Перед ним стояла та самая девушка с первой картины. Реальная? Призрак? Испуг дикий, животный последовал за этим видением. Он отскочил в панике и упал навзничь. Подняв голову, он увидел: ничего не изменилось? Нет! Она была здесь.

Ее глаза пристально смотрели на него, бездонные и скорбные. – Ты… – ее голос был шелестом сухих листьев, – ты убил меня.

– Я не хотел! – вырвалось у него, голос полный отчаяния. – Ты… жива? Мне нужно сказать… я обязан был… сказать тогда! Я обязан был сделать это ещё очень давно! С него побежали слёзы, горькие и жгучие. – Любить тебя… было запретно… невозможно… Думая, что пытаясь совершить великое добро для нас обоих, избавить от мук я пошел на великое, непоправимое зло. – Просить прощения было бы лишь актом эгоизма перед тобой, поэтому он глубоко вздохнул, задыхаясь. – Я не смогу… никогда не смогу… договорить… до конца…

Лицо женщины перед ним поменялось мгновенно, стало устрашающим, искаженным болью и гневом. – Ты убийца! – зазвучало громче, тверже. – Из-за тебя прервалась не только моя! Прервались сотни жизней косвенно, уничтожив меня, ты уничтожил и наш шанс! Ты не столько искоренил собственное эго, сколько взрастил его до чудовищных размеров! Получил власть над жизнью и смертью!

– Прошу… не надо… – Андропов закрыл лицо руками, сжимаясь в комок. – Нет…

– Ты заплатишь за все! Женщина с первой картины уже не была похожа на саму себя. Она перевоплотилась в кошмарный образ с третьей картины, точно повторяя ее: мертвенная бледность, желтые зрачки в бездонных черных глазницах, окровавленная рука… Она была здесь, в этой комнате, над ним. Андропов попятился назад в ужасе и уперся в стену. Холод кирпича просочился сквозь рубашку. Дальше пути не было. Женщина медленно и неумолимо подходила к нему, ее пальцы, стиснутые в кулак, были в крови.

– Кончено! – Мужчина отчаянно схватился за пистолет на полу, как вдруг… воздух дрогнул. Женщина растворилась, исчезла. А на ее месте появился другой силуэт. Высокий человек в идеально сидящем ало-красном костюме. Он приподнял руки вверх, ладонями наружу, в жесте мира.

– Брат… – прозвучал спокойный, знакомый голос. – Это я. Не стреляй. Успокойся.

Шизофреник? Измученный виной? Андропов просто уронил от бессилия пистолет, звякнувший об пол, а сам начал падать в бездну небытия, сознание плыло. Но брат его ловко подхватил его ослабевшее тело прежде, чем оно рухнуло. – Все хорошо, – проговорил брат тихо, почти нежно, поддерживая его. – Я здесь. Все кончилось.

12

Наждачкин шел по Протополису, рядом текла небольшая речка, а в ушах еще гулко звучали последние слова Марвартова, как послание. Теперь, после тяжелого и двусмысленного разговора с ним, он гулял, точнее, механически переставлял ноги по тротуару, мимо фасадов и витрин, пытаясь осмыслить всё.

– Каков будет подход? – прорычал он про себя, сжимая кулаки в карманах плаща. – Я бы не стал использовал прямую силу – слишком шумно, итог получался один – хаос, который я пока не готов был выпустить на волю. Слишком рано. Хаос должен служить моим целям, а не быть самоцелью. Зачем мне этот человек? – назойливая мысль вертелась в сознании, как шестеренка в голове. – Неужели смерть этого человека… Миноина…свернет весь мир на путь добра? Или просто освободит место для нового хаоса? Это одна сторона медали…Я должен принять это во внимание. Он остановился, глядя на гигантскую стройку, где краны впивались когтями в серое небо. С другой… он мысленно продолжил, – …убивая "будущих злодеев", мы словно подрезаем сорняки. Но что, если среди них мог вырасти дуб?" Уничтожая паразитов, вырубаем и лес будущего. Мы останавливаем развитие? Нет, нечто большее. Мы создаём стабильность, ту самую гнилую, прогнившую, но все же опору, как болотная кочка под ногами, и эта стабильность не дает права родиться сильным людям, тем самым буйным росткам сквозь асфальт, которые смогли бы создать лучшие времена. Зато это дарит иллюзию порядка. Парадокс,– прошептал он.– Правда, говоря, с человеком происходит то же, что и с деревом. Чем больше стремится он вверх, к свету, тем глубже впиваются корни его в землю, вниз, в мрак и глубину, – ко злу . И свет, и тьма – части одной сущности, которые уж слишком похожи, и которые, уже давно неразделимы. Тень от гигантского завода легла на улицу, напоминая о корнях Протополиса, уходящих в уголь и сталь, в кровь и пот его обитателей.

Он двинулся на следующую улицу, где шли уже вечерние толпы. Беззаботные люди? Или просто уставшие до онемения. Все они так похожи, но у каждого при этом своя мысль. Все таки, – подумал он, – время работает на меня. Время – песок в моих часах. Мои связи… они никуда не денутся. Да, именно они не исчезнут. Вурвселен – мысленно произнес он. – Это хорошая идея, мощный рычаг… но в ней я потеряю независимость, контроль, тоесть то, что я так сильно ценю. Стану винтиком в чужом, пусть и мощном, механизме. А винтик можно заменить, выбросить… Я хотя бы знаю теперь кто они такие.

Наждачкин взглянул на пробегающих рядом детишек, их грязные лица, стоптанные ботинки, потрёпанную невзначную коричневую одежду. Их смех звенел, резкий и хрупкий, резко контрастируя с тяжестью его мыслей. Один мальчуган, споткнувшись, чуть не упал, но его подхватила мать, усталая, в поношенном пальто. Простое человеческое движение. Жизнь, цепляющаяся за жизнь. В глазах Наждачкина что-то дрогнуло, ледяная броня на миг дала трещину. Да. Решено. Контроль дороже сиюминутной мощи. Дороже чужих ресурсов и чужой власти. Путь будет сложнее, тернистей, но я останусь на своим путем. Своим господином. В любом случае долго я с ними не придержусь и просто уйду. Когда моя игра здесь будет окончена. А я ведь только во второй раз бываю в этом городе, но чувствую его грязь и энергию как свои. Мне нужно чаще здесь быть. Здесь моя лаборатория, мое поле для посева хаоса и сбора информации. Здесь я нахожу свои самые ценные… ростки. Мне определённо стоит познакомится с другимим членами этой организации.

13

Миноин сидел за массивным дубовым столом, на котором, помимо привычного беспорядка из бумаг, виднелись старинные механические часы с тихим мерным ходом и зеленая настольная лампа, отбрасывающая островок света. На плечах давили тяжелые погоны. Перед ним, словно провинившийся школьник, застыл его заместитель Тостик, сжимая в дрожащих руках пачку документов, края которых помялись от напряжения.

– Этого не может быть! – Миноин рявкнул, ударив кулаком по столу так, что задребезжали стаканы с карандашами. – Уже середина лета, солнце в зените, а вы так и не достали мне ни одного из них. Всего три имени, черт возьми! Три! Три призрака, которые водят вас за нос! А поскольку им это получается, то мне стоит усомниться в вашей компетентности или доверии?

– Сэр, я вас прекрасно понимаю, – голос Тостика был сдавленным. – Работа кипит, как муравейник в растревоженном состоянии. Мы день и ночь прочесываем город, но… Он опять засел на дно, словно крыса в норе. Следы обрываются у старого канала. В очередной раз ускользнул, как дым. Будто растворяется в воздухе.

– Свободен, – отрезал Миноин, не желая больше слушать оправдания, его взгляд был ледяным.

Заместитель молча кивнул и вышел, тихо прикрыв за собой дверь, пытаясь не тревожить начальника еще больше. Миноин устало потер переносицу, ощущая начинающуюся мигрень, и принялся перечитывать полицейские рапорта, небрежно брошенные на столе. Информация была уныло однообразной. Связи Наждачкина уже иссякли, словно пересохший колодец. Теперь в министерствах царит мир и спокойствие. —Слишком уж спокойствие,– подумал он мрачно. – Тишина кладбища. А сам он укрылся опять на дно. Похоже на правду, но а что если он опять вылезет в неподходящий момент и наделает шуму? Вылезет, когда мы расслабимся? Как он уже один раз сделал? Что тут у нас во втором рапорте написано?

В город стекается множество трудолюбивых и законопослушных граждан. Уровень преступности почти нулевой, тишь да гладь. —Идиллия… или затишье перед бурей?– Прочитав содержимое на автомате, он отложил его в сторону с презрительным фырканьем. Перед ним лежал большой официальный лист, испещренный множеством печатей, разноцветных и громоздких, словно звездное небо. В центре листа, жирным шрифтом: Поймать или уничтожить. Крупными буквами, словно предостережение, будто глава полиции прямо здесь и уже отсчитывает секунды до разгрома. Список имен: Грибнякова, Наждачкина и Невидимого. Ответственный: Миронов Миноин Миноинович. За подписью: мэра Марвартова, главы полиции Язнака, главы по координации особых операций Промейка, начальника правого отдела Викрама и начальника охранной службы Правотарамея. Каждая подпись – нож в спину. Отложив приказ, Миноин посмотрел на потолок, словно ища там ответы, но на потрескавшейся штукатурке их не было.

– Три имени и ничего, – пробормотал он себе под нос, – ни одной зацепки, ни единой ниточки. Три призрака.

Он достал из кармана новенький кнопочный телефон, он холодно блестел в свете настольной лампы. Может Роулю позвонить? Как у него дела там, на периферии? Хоть капля поддержки…

– Алё, – ответил на другом конце знакомый голос, заглушаемый гудением двигателей.

– Алё, привет, Миноин, – сразу перебил Роуль. Слушай, ты сейчас не вовремя. Если что-то важное, говори быстро, как пуля. – В трубке послышался резкий гудок клаксона. Просто, работа зовёт, словно сирена корабля. Горячий след. Не могу бросить.

– Ладно, бывай, – буркнул Миноин, ощущая знакомую горечь одиночества. – Вечером позвоню. И Роуль бросил трубку, оставив в ушах противный гудок разъединения.

Может, Анфисе позвонить? Она всегда умела поднять настроение своим звонким смехом. Хотя…Нет, не сейчас. Не хочу тащить этот мрак к ней.

Он откинулся в кресле, закрыв глаза. Тишина в кабинете вдруг стала гнетущей, звенящей. И тогда он услышал. Шаги…Что? Откуда?

Четкие, мерные, по каменному полу коридора. Они приближались к его двери. Не торопясь, уверенно. Миноин насторожился. Дежурный не докладывал о посетителе. Шаги остановились прямо у двери. Тишина. Ни стука, ни щелчка ручки.

Дверь бесшумно приоткрылась. В проеме никого не было видно. Но ощущение присутствия, плотного и холодного, влилось в кабинет, словно туман, сопровождаемое едва уловимым запахом озона и… старой пыли.

– Кто здесь? – резко спросил Миноин, рука инстинктивно потянулась к ящику стола, где лежал пистолет.

Тишина. Но он чувствовал взгляд. Пристальный, невидимый, скользящий по нему, по столу, по злополучному приказу с тремя именами, словно читающий мысли.

– Невидимов? – Миноин произнес имя шепотом, но оно прозвучало громко в звенящей тишине.

Ответа не последовало. Но воздух в дальнем углу кабинета, у высокого окна, затянутого тяжелой шторой, вдруг заколыхался, словно от легкого сквозняка. Штора чуть дрогнула.

– Я знаю, ты здесь! – Миноин встал, пистолет уже в руке. – Что тебе нужно? Говори! Он сделал шаг вперед, нацелив оружие в пустоту. Глава спецназа кинулся в сторону движения воздуха и запнулся о невидимую преграду, словно о стену, затем встал стремительно и попытался схватить пустоту. Она сопротивлялась – невидимые руки отбрасывали Миноина с нечеловеческой силой. Миноин пробовал его душить, но его собственные пальцы сжимали лишь холодный воздух. Внезапно перед лицом мелькнуло что-то темное, сладковато-терпкий запах ударил в нос – затем ему почему-то резко поплохело, голова закружилась, ноги подкосились, и он упал на колени, будто зачарованный, тело отказывалось слушаться. Он услышал только легкий шелест бумаги на столе, сорванный внезапным движением воздуха. И окно… Оно было закрыто наглухо, но тяжелая штора теперь была отодвинута. А на подоконнике, где секунду назад ничего не было, теперь отчетливо виднелся отпечаток – четкий контур ступни в дорогой кожаной обуви, проступивший на слое пыли. Фигуры больше не было видно.

Миноин с трудом поднялся, бросился к окну, распахнул его. Внизу, на темной улице, было пусто. Ни тени, ни движения. Только холодный ночной ветер ворвался в кабинет, гоняя по полу клочки бумаг.

Невидимов был здесь. И ушел так же, как появился – бесследно, оставив лишь ледяное чувство слежки, отпечаток на пыльном подоконнике и странную слабость в мышцах. Миноин сжал рукоять пистолета до побеления костяшек. Теперь он знал наверняка – призраки существуют. И игра продолжала своё развитие..– Это нельзя никому говорить… мне не поверят, – подумал он, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Он сел и принялся пить чай, рука все еще слегка дрожала. Чай был горьким и не согревал.

14

В летней небольшой беседке за столом друг напротив друга сидело два человека. Стол был аппетитно заставлен едой, самой разной. Запах вкусной еды летал повсюду. Вокруг беседки стояло две дюжины охраны. Первый человек из тех, что был за столом, был в алом костюме, 25-30 лет, высокий, с осанкой и красивыми плечами. Да, в принципе, выглядел очень хорошо с острым подбородком. Напротив него сидел человек ниже среднего роста, с хорошими плечами и молодым лицом, но с тенью глубокой усталости под глазами и нездоровой бледностью. Его пальцы нервно перебирали край скатерти.

– Ты же понимаешь, что сказал тебе доктор? – Андропов молчал. Данная перепалка продолжалась уже 10 минут. Велодемар задавал вопросы, на которые слышал нейтральное молчание. Хотя оба понимали, что это долго продолжаться не может. Молчание было густым, тягучим. Андропов уставился куда-то поверх плеча брата, его взгляд казался остекленевшим, апатичным, будто он видел что-то иное. Алая птица (Велодемар) достал из кармана листочек. Вот выписка: Реанимация, паранойя. Подозрение на раздвоение личности и шизофрению. И жирным шрифтом: ПТСР, Тяжелая депрессия.

– Я понимаю, тебе нелегко, брат, – голос Велодемара смягчился. – Только одно мне непонятно. Почему ты мне ничего не сказал? Я бы сразу оказался тут. Я бы помог тебе всеми силами. Ты же знаешь мою альтуристичность.

– Я и вообще не знал, не подозревал, что ты тут, – начал, наконец, Андропов. – У меня просто-напросто не было сведений. Я предполагал, что ты живешь куда лучше жизнью, чем я. Попиваешь знаменитого Фрагуса, смотришь на лучшие виды, которые только можно увидеть. Но ты тут, как и я. За какие заслуги был сослан? За красивую улыбку?

– У нашего дома не лучшие времена. Всех, кто естественно рос, пытаются выпнуть. И как можно быстрее. Я был из таких. Людей настоящих, – подчеркнул Велодемар, его взгляд стал жестче. Это скрытый террор – не на публику, это больше напоминает избавление. В первую очередь от лучшего, что было взято из прошлого, чтобы о нём вспоминали только с негативной стороны.

– Кажется, я даже знаю из-за кого началась вся эта переберда.

– Не вини себя, про твоё выступление ходят легенды, у многих ты на слуху.

– Как отец мой поживает?

– Тоже был сослан. А куда именно, не имею представления. Даже не знаю, жив ли он. Про это на самом деле можно сказать про каждого жителя Вортолиза. Мы с тобой в одной ложе.

– И в одной жопе, – хрипло добавил Андропов, наконец оторвав взгляд от пустоты.

– Я бы так не говорил. Уверен, в Вурвселене во главе с Марвартовым что-нибудь придумают, – Велодемар попытался улыбнуться ободряюще. – Там уже собралась крупная команда, каждый в которой мастер, есть как естественные, так и нет, и всем хорошо. Марвартов – лидер, готовый вести за собой, других кандидатов я не вижу.

Андропов начал механически обкладывать кости аппетитной курочки. Его движения были резкими, отрывистыми, а курочка сдавала свои позиции.

– Чем тебе сдался Марвартов? – спросил он глухо. Он хотел добавить, но в последний момент не придумал. Ему нравились идеи Вурвселена, хоть он их и не признавал при людях. На Вортолиз и его совет он зол, очень зол, за то, что они сделали с некогда прекрасным миром, они сделали стремление к познанию и науке и к удовольствию как прикрытие для скрытого геноцида. – И да, зачем ты состоишь в его организации?

– Он вскрыл систему, как и ты, и пытается её уничтожить, потому я и помогаю ему, – Велодемар кивнул на охрану. – Марвартов видит гниль в самом фундаменте. Его цель – не власть, а снос старого, чтобы на пепелище выросло что-то настоящее. Что-то больше подходящее к природе. Та яма на этой улице – твоих рук дело?

– А кого ж еще? – в голосе Андропова мелькнула тень былой гордости, тут же погасшая.

– Покажешь костюм?

– Пошли! – ответил Андропов с внезапной, почти детской готовностью, словно это был шанс отвлечься от давящих мыслей.

Серая птица (Андропов) подошел к одному из охраны и подал ему ключ.

– Отдохни сегодня! – Он развернулся ко всем. – Можете доедать!

– Да… – нестройно ответили несколько голосов.

– На здоровье всем, друзья?! – крикнул Велодемар.

Братья медленно прошли в одно из зданий и спустились по лестнице на метров десять в глубину. Стук их шагов гулко отдавался в бетонной шахте.

– Ух, ё-моё! Ты его доработал однако! – Велодемар, как вкопанный, смотрел на костюм. Он стоял на манекене, внушительный, покрытый матово-серой броней с новыми стыковочными швами. – Это уже не просто броня… Это произведение инженерного искусства.

Рассказчик (Андропов) сел за стол с чертежами. Он провел рукой по лицу, словно пытаясь стереть усталость.

– Орудие я заменил. Спасибо друзьям из Вурвселена, конечно. Отстой, но чуть получше. Несколько разных стволов на любой вкус, – Он ткнул пальцем в схему модульного блока на предплечье. – От дробовика в упор до снайперской иглы на километр. Жаль, что они мне больше не доверяют передавать такие вещи, мне приходится их делать самому, а это сложно.

– Интересно… – пробормотал Велодемар, подходя ближе. – Универсальность – сила.

Создатель данного поприща встал и подошел к костюму. Сзади пристроил джетпак. – Летать можно, но недолго. Минут пять, не больше. Аккумуляторы… тяжелые. Зато вещь качественная. Он стал тверже на вид. И брони добавил. Раньше это был обычный экзоскелет. Брони было минимум. Сейчас около половины меня защищено. Половина головы, торс, основные суставы… – Он похлопал по нагрудной пластине. – Выдерживает попадание бронебойного калибра. – И напоследок, для увеличения боязни у моих противников, я добавил небольшую панель красного цвета, которая при отражении на глаз делает их красноватыми, а также в ней простейший анализатор. Распознает основные типы вооружения, сканирует биоритмы… на предмет угрозы. – Видит страх, видит агрессию за мили. Эти технологии опережают свое время на сотню лет. Если об этом узнает Марвартов, то я лишусь последней капли доверия.

– Ты далеко продвинулся. Браво, – искренне восхитился Велодемар. – Мать была права насчёт твоего дара.

– А как же. Тебе достались музыкальные способности, а мне гениальность, – В глазах Андропова на миг вспыхнул огонек, тут же погасший.

– Это все хорошо… – Велодемар помолчал. – Не понял, – начал он с усмешкой. Мне лишь способности, а тебе – гениальность? – Он улыбнулся, но в улыбке было искреннее принятие шутки.

– Молодец, не весь интеллект потратил, общаясь с местной флорой и фауной, – парировал Андропов, но беззлобно. Он отвернулся, будто разглядывая сварной шов на костюме. В здешнем месте вокруг одни идиоты, не то что Вортолиз.

– Почему ты не хочешь убирать свои психические отклонения? – спросил Велодемар, осторожно подбирая слова. – Ты же видишь, как они тебя съедают изнутри, портят.

Серый (Андропов) сломал карандаш, который вертел в руках. Резкий звук треснувшей древесины заставил его вздрогнуть.

– Вот опять… Только нормально начали говорить! – его голос сорвался. Он замер, сжав обломки карандаша в кулаке, дыхание участилось. – Снова лезешь туда, куда не просят!

– Прости, – быстро сказал Велодемар. – Но я… я не понимаю просто. Зачем жить с этим адом в голове? – Зачем добровольно оставаться в этой темнице?

– Понимаешь, – начал Андропов тихо, с усилием разжимая пальцы, – обычный человек в этом мире не сделал ничего и не стоит и капли. Он канул в лету бытия. Его не помнит никто. Он приходит и уходит, словно пыль на моих сапогах. Зато успехами, особенных, так сказать, мы наслаждаемся до сих пор. Люди в депрессии создали самые счастливые вещи. Самые добрые сотворили самое ужасное. Нарциссы сделали самые гуманные направления. Мои отклонения… эта тьма… делают меня одним из таких. Они заставляют мою душу превращаться в хаос. Я не черствею и не облекаюсь камнем. Я живу, как человек естественный. Кто в себе не носит хаоса, тот никогда не породит звёзды. – Он посмотрел на костюм, этот символ его гения и защиты.

– Разве твоя изобретательность не делает тебя особенным?

– Она делает меня особенным. Но важно не только это. Важен именно хаос в душе. Он… двигатель. Изобретательность дает порядок. Она структурирует мир. Из-за нее я бы ни о чем не волновался, сидел себе на диване и попивал чего-нибудь. А так… Вот мои отклонения дают мне хаос и море переживаний. Страха, ярости, пустоты… То есть вторую часть известности и успеха. Топливо для созидания. Или разрушения. То, что меня убивает, но взамен из частиц меня, невидимых, но важных, создаёт мои изобретения. – Без этого огня внутри – я просто умелый механик. С ним – я творец новых миров, пусть и из стали и боли.

– Теперь я тебя понимаю… отчасти, – он потер переносицу. – Но агрессия… Ее-то можно взять да вылечить. Без нее тебе будет проще. Спокойнее. Конечно, технологии этого места не позволят такого сделать, но Антарос продвинулся далеко, он там тебе и поможет. Хочешь верь, хочешь нет. – Там работают с нейронными сетями, перепрограммируют людей. Это шанс.

– Без нее уже буду не я. Эта ярость… она часть меня. Как щит. Это будет кто-то новый, совершенно не схожий со мной человек, это будет не синтетическое понятие Я. – В его глазах мелькнул настоящий страх при этой мысли. – Они сотрут Андропова и подсунут удобную копию. Нет уж. Я не прогнулся под обществом, я сохранил свою индивидуальность, то есть самое ценное, что есть у человека, и то, что у него стараются отнять так сильно, как только могут. Изощряяясь в данном направлении как душе угодно.

Алый человек (Велодемар) вспомнил слова психиатра: «Агрессивный взрослый – это ребенок в теле взрослого, который не смог понять своих чувств и не научился их контролировать. Ваш брат является таковым. Его ПТСР – это незаживающая рана, а депрессия – болото, в котором он тонет. Он цепляется за свою ярость, как за якорь, потому что без нее чувствует себя пустым и беззащитным, словно ребёнок.»