Легенда о Фэй. Том 1

Глава 1

Сорок восемь крепостей

…даже если на тебе клеймо «разбойницы», в твоих жилах течет кровь героя, а не грабителя или убийцы. Не опозорь славное имя своих предков.

Шел семнадцатый год правления императора Цзяньюаня Южной династии Поздняя Чжао.

Наступила весна, ивы уже покрылись сережками, а на диких яблонях только-только распустились цветы. В Сорока восьми крепостях, что в горах Шушань, два юноши мерились силой. Тот, что постарше, высокий и крепкий, как гора, в руке сжимал копье. Хищным взглядом он уставился на противника, стараясь не упустить ни малейшего движения. Второй – на вид не старше пятнадцати, – высокий и стройный, непринужденно держался за рукоять короткого меча и со стороны казался воплощением мастерства и изящества молодости.

Вокруг них толпились другие ученики, то и дело перешептываясь. Один из них, совсем еще мальчишка, с любопытством уставился на бойца с мечом и тихо спросил у соседа:

– А кто это сражается с дашисюном[2]? Он силен?

К счастью, рядом оказался ученик чуть постарше, да к тому же любивший поучать других. Вместо того, чтобы ответить прямо, он покачал головой и добавил своему тону загадочности:

– В жизни не догадаешься. Смотри, они начали!

Новичок тотчас весь вытянулся, привстав на цыпочки, и увидел, как их старший брат по учению, вскрикнув, с силой метнул копье в противника, и оно устремилось вперед, точно гадюка к добыче. Боец в ответ лишь лениво отклонился: казалось, будто ему это движение вовсе никаких усилий не стоило.

Запястье старшего бойца задрожало, он сделал шаг вперед и вложил в удар едва ли не половину всей своей мощи. Копье в тот же миг с жужжанием вновь полетело в сторону соперника.

Это была «Атака горы Наньшань», наследие одной из школ Сорока восьми крепостей – Цяньчжун, школы Тысячи Колоколов. С помощью этого приема можно легко вытеснить противника с поля боя, ежели тому не хватит силы или мужества вовремя дать отпор.

Однако юноша с мечом в руке держался спокойно. Он плавно, как облако, отступил на полшага и выставил клинок перед собой. Дон-н! Копье попало прямо в меч и, едва его коснувшись, соскользнуло, словно рыба. Оружие в руках бойца слегка покачнулось от удара, сам же он лишь улыбнулся и тихо сказал:

– Осторожнее.

В тот же миг клинок в его ладони будто удлинился. Юноша не делал никаких резких движений – просто взмахнул мечом и выпустил его, да так, что тот змеем взмыл ввысь. Воздушным приемом «Натяжение жемчужного занавеса» он вырвал копье из рук противника.

У новичка, все это время наблюдавшего за боем, дыхание перехватило от страха. Замерев, он внимательно слушал своего соседа:

– Это молодой мастер Ли, племянник главы наших Сорока восьми крепостей. Она лично обучала его, немудрено, что он так хорош. Лучший в нашем поколении! – ученик назидательно поднял палец вверх и взглянул на застывшего в изумлении младшего. Тот нахмурился, будто узнал что-то очень важное, и снова повернулся к площадке для учебных боев.

Молодой мастер Ли с теплотой, безо всякого высокомерия улыбнулся, подобрал упавшее копье двумя руками, тем самым проявив глубокое уважение к сопернику, и вернул его владельцу:

– Вы позволили мне победить, шисюн[3]. Благодарю за наставления.

Господин Ли – человек благовоспитанный и учтивый, конечно, оспаривать его победу никто не стал бы, а потому проигравший забрал свое копье и, немного покраснев, слегка кивнул:

– Я не позволял.

Не проронив больше ни слова, он ушел.

– Шисюн Ли, научите и меня! – никак не унимался один из наблюдавших учеников, пытаясь непременно привлечь к себе внимание молодого мастера.

– Шисюн Ли талантлив и благороден, – подметил старший ученик, поучавший все это время новичка. – Ежели учит кого-то, никогда не перегибает палку, со всеми держится очень дружелюбно. Если чего-то не понимаешь, спроси его, он никогда не откажет в помо…

Договорить он не успел – кто-то внезапно прервал его:

– Прошу прощения.

Обернувшись, младшие ученики, без умолку шептавшиеся друг с другом, не поверили своим глазам: к ним подошла девчонка! Опрятная и одетая в короткое платье, копну волос она собрала в высокий пучок, как обычно делали мужчины. Ее белоснежная кожа оттеняла холодные, точно лед, глаза, в которых теплились еще искорки детской наивности. Украшений она не носила и без них казалась еще более стройной и изящной.

Учеников школы Тысячи Колоколов часто называли благородными и справедливыми, однако на самом деле им куда больше подходило иное описание – безрассудные и неудержимые, а вместе с ним и прозвище – школа Диких Собак. Все они как один были лысыми монахами, и о том, чтобы в их ряды затесалась девушка, не могло быть и речи. Да в этих местах даже из птичьих яиц никогда не вылуплялись самки! Новичок, увидев перед собой девчонку, к тому же такую хорошенькую, на мгновение потерял дар речи и не знал даже, как ему следует отвечать.

Стоявший рядом соученик поспешно оттолкнул его в сторону и с уважением обратился:

– Шицзе[4] Чжоу, прошу прощения!

Взглянув на него, она лишь слегка кивнула. Однако неловкая заминка успела привлечь внимание толпы зевак, которая тотчас молчаливо расступилась, пропуская девочку вперед. Молодой мастер Ли уже вовсю раздавал наставления обступившим его младшим ученикам, но, ненароком подняв глаза, тоже приметил сестру. Губы его тут же расплылись в улыбке:

– Фэй, сразимся?

Но она промолчала, будто его не существовало вовсе, и ушла, даже не подняв головы.

– Фэй? Чжоу Фэй? – новичок проводил ее взглядом и пробормотал: – Она…

– Да, – кивнул ученик, стоявший рядом, а затем напомнил: – У шицзе Чжоу скверный нрав. Будь с ней повежливее, если пересечешься снова… Но она не станет водиться с такими, как мы, так что вряд ли ты еще хоть раз ее увидишь.

Для красивой девушки дурной нрав не проблема, решил новенький и, не приняв его слова близко к сердцу, полюбопытствовал:

– Шисюн Ли – племянник главы Ли, а шицзе Чжоу – ее драгоценная жемчужина. Наверняка их обучали одним и тем же приемам. Ты только что говорил, что молодой господин Ли лучший в нашем поколении. Неужели он сильнее своей сестры?

– Она же единственная дочь главы: повезло, что мы вообще увидели ее! Думаешь, кто-то достоин скрестить с ней мечи? – отмахнувшись от новичка, соученик быстро переключился на поле боя, желая во что бы то ни стало тоже испытать себя: – Сегодня редкая возможность получить несколько наставлений от самого шисюна Ли!

Тем временем «драгоценная жемчужина» в одиночку прошла три сторожевых поста и прибыла во двор Ли Цзиньжун, главы Сорока восьми крепостей. Как только она вошла в комнату, сразу увидела стоящую к ней спиной женщину, а в руках у нее – хлыст толщиной с большой палец; взгляд Чжоу Фэй невольно задержался на нем. Девочка открыла рот, собираясь поприветствовать мать, но холодный окрик Ли Цзиньжун опередил ее:

– На колени!

Решительно проглотив слово «мама», Чжоу Фэй нахмурилась, молча вышла во двор, приподняла край платья и послушно последовала приказу, но не успела она коснуться вторым коленом земли, как Ли Цзиньжун внезапно развернулась и ударила ее хлыстом. Ресницы дрогнули, и девочка стиснула зубы, сдерживая вырывающийся от боли стон. Подняв голову, она гневно воззрилась на мать с немым вопросом.

– Встань на колени как следует, бесстыдница! – крикнула Ли Цзиньжун. – Пользуешься своим положением, издеваешься над слабыми! Разве я учила тебя подлости?!

Лицо Чжоу Фэй оставалось невозмутимым, она дерзко выпалила:

– Да что я сделала?!

От одной только мысли о том, что натворила эта маленькая негодница, виски Ли Цзиньжун сдавило от боли. Она погрозила дочери пальцем, прикрикнув:

– Небеса все видят![5] Я попросила учителя Суня быть твоим наставником. А ты осмелилась проявить неуважение в первый же день учебы! Что будет, когда ты встанешь на ноги? И родителей своих вовсе позабудешь?

Чжоу Фэй не задумываясь возразила:

– Этот старикашка нес чепуху и своими словами только вредил ученикам. А я даже не врезала ему. Считай, что легко отделался!

Не успела она договорить, как Ли Цзиньжун снова ударила хлыстом:

– Кому это ты собиралась «врезать»?

Мастер Ли была беспощадна. Чжоу Фэй не нарочно слегка отклонилась в сторону и почувствовала, как с нее будто слой кожи содрали. В ушах загудело, а зубы прикусили язык так сильно, что рот тут же заполнил металлический привкус крови.

– Господин и двух слов поперек тебе не сказал, а ты толкнула его. Мало того, посреди ночи вы лишили его сознания, раздели, связали, заткнули несчастному рот, да еще и подвесили на дерево! Если бы не горная стража, освободившая его сегодня утром, разве он остался бы еще в живых?!

Только Чжоу Фэй собралась что-то сказать в свою защиту, Ли Цзиньжун разозлилась пуще прежнего, замахнулась и ударила так сильно, что спина девочки превратилась в кровавое месиво, а сам хлыст и вовсе порвался.

На этот раз наказание вышло действительно жестоким. Чжоу Фэй злобно уставилась на Ли Цзиньжун и выдавила сквозь зубы:

– Значит, ему повезло, что не сдох!

Мать едва не придушила упрямицу, но вдруг услышала чьи-то шаги. Вошедший не пытался скрыть своего присутствия, как это делали мастера боевых искусств, и по мере приближения лишь слабо покашливал.

Взгляд разъяренной главы Ли резко потеплел, она глубоко вдохнула, пытаясь усмирить свой гнев, после чего, насилу успокоившись, с невинным видом обернулась навстречу гостю:

– Что за негодяй посмел тебя потревожить?

Мужчина шел медленно, каждое его движение было исполнено спокойствия и изящества. Красивое лицо казалось немного болезненным, на плечи он накинул небесно-голубое одеяние ученого, которое еще сильнее подчеркивало его высокий рост и нездоровую бледность кожи.

Гостем оказался отец Чжоу Фэй – Чжоу Итан.

Заслышав, что жена опять бьет их ребенка, он поспешил на помощь, и теперь от увиденного сердце его сжалось, а из глаз едва не брызнули слезы: лицо дочери распухло, а на спине не осталось живого места. Он прекрасно понимал, что дикий нрав этой девчонки тяжело было обуздать, и если Чжоу Фэй увидит, что отец заступается за нее, то в будущем, вероятно, вовсе страх потеряет. Мельком взглянув на жену, Чжоу Итан подошел поближе, чтобы наверняка остановить разразившуюся ссору, и тихо спросил:

– Что случилось?

Чжоу Фэй была упряма как осел, и, даже если мать избивала ее до полусмерти, она все равно осмеливалась перечить, подливая масла в огонь. Услышав голос отца, девочка замолчала и потупила ледяной взгляд. Ли Цзиньжун недовольно ухмыльнулась и едко бросила:

– Эта дикарка слезу не уронит, пока гроб не увидит.[6]

Чжоу Итан, опустив голову, обратился к дочери:

– Я слышал, ты поругалась с учителем Сунем в первый день учебы. О чем он говорил с тобой?

Девочка все так же равнодушно молчала, стоя на коленях. Чжоу Итан вздохнул и еще более мягким тоном попросил:

– Расскажи папе.

Нежность отца подкупила Чжоу Фэй: ее упрямое лицо наконец-то смягчилось, и спустя некоторое время она нехотя заговорила.

– О «Четверокнижии для женщин».

Ли Цзиньжун была потрясена.

– Ах, «Четверокнижие для женщин»[7], – махнул рукой Чжоу Итан. – И о какой из книг он тебе рассказывал?

– «Наставления женщинам», – с досадой произнесла Чжоу Фэй.

Чжоу Итан поднял взгляд на жену. Ли Цзиньжун не могла поверить, что сама же и нашла такого ненадежного учителя. Какое-то время она не знала, что сказать, и лишь неловко коснулась носа.

Конечно, в «Наставлениях женщинам» не было ничего особенного: их изучали большинство девушек из высокопоставленных семей, но Чжоу Фэй ни к какому знатному роду не принадлежала. Сорок восемь крепостей давно обосновались в горах Шушань и теперь «занимались сомнительным ремеслом без вложений»[8] под знаменами разбойников – «титул», которым их лично наградил Северный император, его «высочайший дар». Забраться в их логово и учить маленьких разбойниц «Наставлению женщинам»? Это же надо до такого додуматься!

– Иди сюда, расскажи мне все, – Чжоу Итан подозвал дочь к себе и отвернулся, закашлявшись: – Ну же, вставай.

На него Ли Цзиньжун злиться не могла и только тихо попросила:

– Зайди в дом. Тебе нездоровится, не стой на сквозняке.

Муж взял ее за руку и нежно сжал пальцы, Ли Цзиньжун все поняла и неохотно кивнула:

– Хорошо, вы двое поболтайте, а я зайду к этому учителю Суню.

Чжоу Фэй с трудом поднялась, на лбу ее проступил холодный пот. Она смерила мать злобным взглядом и, задыхаясь от гнева, выдавила:

– Всего хорошего, глава Ли.

Стоило Ли Цзиньжун хоть немного смягчиться, как эта дерзкая девчонка осмелилась снова раззадоривать ее!

Глава Ли вскинула брови, готовая в любой миг разразиться гневом. Чжоу Итан, испугавшись, что эта перепалка никогда не закончится, тотчас вмешался и остановил бурю затяжным приступом кашля. Подавив гнев, Ли Цзиньжун бросила еще один острый как клинок взгляд на дочь, ухмыльнувшись, напоследок погрозила ей пальцем, развернулась и размашистым шагом ушла, дабы не искушать судьбу.

– Больно? – тихо спросил Чжоу Итан, когда шаги главы Ли совсем стихли.

Его слова вызвали у девочки приступ смертельной обиды, но она напомнила себе, что должна быть выше этого, вытерла рукой лицо и сухо сказала:

– Не помру.

– Ну и нрав, точь-в-точь, как у матери, – Чжоу Итан вздохнул, погладил дочь по голове и продолжил: – Двадцать лет назад правая рука императора Северной столицы Цао Чжункунь затеял неладное – поднял мятеж и захватил престол. Двенадцать чиновников жизни положили за то, чтобы защитить молодого принца и сопроводить его на юг. Южная династия Поздняя Чжао отгородилась от Северной скалистыми берегами реки. С тех пор оба государства – Южное и Северное – страдали от непрерывных войн и бедствий, а правители их были жестоки, словно тигры.

Чжоу Итан никак не мог избавиться от привычки заходить издалека: прежде чем перейти к сути, он любил заводить рассказ о чем угодно, кроме того, о чем собирался поведать. Однако на этот раз, когда он безо всякой причины упомянул историю Южной династии, Чжоу Фэй его перебивать не стала и лишь равнодушно слушала, как будто смирившись.

– В разных уголках страны недовольные таким исходом люди стали поднимать восстания, но, увы, противостоять приспешникам Северной лже-столицы они не смогли. Многие тогда погибли, а выжившие нашли убежище в горах Шушань под защитой твоего деда – отца Ли Цзиньжун. Затем самозванец Цао ввел свои войска в земли Шу и объявил Сорок восемь крепостей логовом разбойников. Твой дед был настоящим героем. Услышав так называемый императорский указ предателя Цао, он лишь рассмеялся, а после велел своим людям поднять флаг Сорока восьми крепостей и провозгласил себя главарем горных разбойников, раз уж такое прозвище дал ему самозванец.

Чжоу Итан на мгновение замолчал, посмотрел на дочь и с безразличием в голосе продолжил:

– Я рассказываю все эти истории, чтобы ты знала: даже если на тебе клеймо «разбойницы», в твоих жилах течет кровь героя, а не грабителя или убийцы. Не опозорь славное имя своих предков.

Отец болел уже много лет, и голос у него совсем ослабел, что отнюдь не добавляло его словам строгости. Однако последняя фраза ударила Чжоу Фэй куда больнее хлыста матери.

– Так что сказал учитель? – вздохнув, повторил вопрос Чжоу Итан.

Учитель Сунь был некогда обычным дотошным ученым, которого осудили за излишнюю болтливость. В одном из своих сборников сочинений он расхаял императора Цао, за что его и преследовала династия самозванца. К счастью, ему удалось затеряться среди кочевников и попасть в Сорок восемь крепостей. Ли Цзиньжун сразу заметила, что к тяжелому труду он совсем не способен, потому и отправила его обучать детей грамоте. С него только и требовалось, что показать ученикам, как читать и внятно излагать мысли на бумаге, ничего больше.

С самого детства грамотой с Чжоу Фэй занимался отец. Однако, несмотря на столь выдающегося наставника, чтение и письмо ее совсем не привлекали. Прошлой зимой Чжоу Итан простудился и проболел до ранней весны. Ли Цзиньжун некогда было самой следить за дочерью, но она боялась, что без присмотра та совсем отобьется от рук, вот и решила отправить ее на уроки к старому учителю. Она и подумать не могла, к каким неприятностям приведет сей опрометчивый поступок.

Чжоу Фэй продолжала молчать и лишь спустя некоторое время произнесла с неохотой:

– Я только услышала, как он начал говорить о «Трех путях женщин и послушании», и ушла.

– Не так уж и много, – кивнул отец. – Позволь мне спросить тебя, о каких трех путях шла речь?

Девочка недовольно пробормотала:

– Да кто ж их, к демонам, знает?

– Ты грубишь, – Чжоу Итан заглянул ей в глаза и продолжил: – «Женщина должна быть смиренной и мягкой, трудиться прилежно и к тому же чтить своих предков. Вот три пути, которым должна следовать женщина».

Чжоу Фэй не ожидала, что он тоже знает про эту чепуху, и нахмурилась:

– Сегодня миром правят волки и тигры. Окажешься слабее – и твоя собственная жизнь перестанет тебе принадлежать, будешь страдать и тускнеть, смиренный и мягкий, как бумажный фонарь!

Она говорила строго и проникновенно. Чжоу Итан даже удивился сначала, но потом не смог сдержать смеха:

– Ах ты, девчонка! Ни разу не покидала Шушань, а так смело рассуждаешь о мире? И так серьезно… От кого ты этого нахваталась?

– От тебя, – уверенно сказала Чжоу Фэй. – Ты как-то болтал по пьяни, и я ни словечка не упустила.

После этих слов улыбка Чжоу Итана вмиг испарилась. На мгновение его лицо посуровело, а взгляд, устремившийся вдаль, казалось, пересек горный хребет Сорока восьми крепостей и рухнул где-то на бескрайних просторах Девяти земель. Немного погодя, он все же ответил:

– Не все, что я говорю, – истина. Ты моя единственная дочь, конечно, я хочу, чтобы ты была в безопасности. Уж лучше стать волком, чем овцой и бояться, что один из них тебя съест.

Чжоу Фэй приподняла брови, делая вид, что вняла словам отца.

– Но я не желаю, чтобы ты стала плохим человеком, – Чжоу Итан усмехнулся собственным мыслям: – Мы, родители, всегда надеемся, что наши дети окажутся умнее и сильнее других. Это если говорить о тебе… А господин Сунь… Он совсем тебя не знает и, как все мужчины, хочет, чтобы женщины были прекрасны и лицом, и духом, охотно служили мужьям и отцам, вели себя смиренно и мягко и не требовали ничего взамен. Обычное мужское самолюбие.

Чжоу Фэй поняла, к чему он ведет, и тут же ляпнула:

– Ну вот! Значит, я слишком легко его толкнула!

Чжоу Итан прищурился и продолжил:

– Он лишь старик в изгнании, который лишился всего, остался один-одинешенек и чудом смог уцелеть, найдя убежище на заставе разбойников. Он оторван от настоящего мира и держится за устаревшие правила, скорбя по прошлому и оплакивая настоящее. Откуда ему знать, что выживает всегда сильнейший? Что ж, теперь он столкнулся с новым поколением… Как у всех пожилых людей, мысли у господина Суня в беспорядке. Но даже в том, что кажется бессмыслицей, можно найти зерно истины.

Чжоу Фэй несколько сбили с толку его замысловатые речи, со многим она соглашаться не хотела, но и в противовес ничего придумать не смогла, а потому промолчала.

– Не стоит с ним спорить, с самого начала не стоило, – продолжил Чжоу Итан, сменив тон: – Не говоря уже о том, что ты покалечила его и подвесила на дерево…

Чжоу Фэй тут же закричала:

– Я просто толкнула его. Делать мне нечего, как вставать среди ночи, чтобы раздеть старика донага! До такой мерзости мог опуститься только этот олух Ли Шэн! Как у мамы язык поворачивается говорить, что это я во всем виновата? Да ее племянничек еще хуже!

Чжоу Итан с любопытством спросил:

– Тогда почему ты не сказала ей об этом?

Чжоу Фэй только громко фыркнула. Чем больше глава Ли ее била, тем больше ей хотелось идти наперекор и тем меньше – объясняться.

Ли Шэн, сын дяди Чжоу Фэй, был старше ее всего на несколкьо дней. Он потерял отца совсем ребенком, мальчика и Ли Янь, его младшую сестру, воспитала Ли Цзиньжун. Подрастающее поколение семьи Ли особыми дарованиями не отличалось, за исключением, пожалуй, Чжоу Фэй и Ли Шэна. Вот они и соперничали друг с другом с самого детства… Но так казалось только со стороны. На самом же деле Чжоу Фэй была совершенно равнодушна к Ли Шэну – даже старалась избегать его.

С тех времен, когда родители еще не прятались от нее во время своих взрослых бесед, она сохранила много воспоминаний.

Например, как однажды Ли Цзиньжун случайно вывихнула ей сустав во время купания. О боли девочка давно позабыла, зато запомнила, как мама плакала, вправляя ей руку.

Или как одной дождливой зимой отец сильно заболел и едва не умер. Доктор Чу, еще не отрастивший седую бороду, вышел тогда из комнаты и невозмутимо сказал матери:

– Дай ему взглянуть на малышку. На всякий случай. Если он не оправится, хотя бы душа будет спокойна.

А еще как восстали главы трех школ…

В тот день крики в горах не смолкали, а в воздухе стоял запах крови и металла. Чжоу Фэй помнила, что ее крепко держал какой-то человек. Сильный и широкоплечий, он ужасно пах по́том – может, просто не любил мыться? Он передал ее тогда Чжоу Итану, и, как только девочка схватилась за холодную руку отца, позади раздался какой-то шум. Обернувшись, Фэй увидела, что из спины ее спасителя все это время торчал клинок: так долго, что кровь, вытекшая из раны, уже успела высохнуть на его одежде коричневыми пятнами. Чжоу Итан не стал закрывать ей глаза: позволил увидеть все до мельчайших подробностей.

С тех пор прошло больше десяти лет, лица стерлись из памяти, но что она никогда не забудет, так это окровавленную спину. То была спина ее дяди – отца Ли Шэна.

Именно поэтому Ли Цзиньжун относилась к племянникам предвзято: так, лучшие платья и угощения всегда доставались Ли Янь. Но это были мелочи – она самая младшая в семье, так принято. Когда в детстве они втроем попадали в неприятности, заводилой, как правило, выступал Ли Шэн, а вину всегда брала на себя та самая «драгоценная жемчужина» легендарной главы Ли – Чжоу Фэй, – за что и получала наказания. Но и это были мелочи, ведь совсем безвинной она тоже не была.

Когда дети выросли и вместе начали осваивать боевые искусства под руководством самой Ли Цзиньжун, Чжоу Фэй никогда не получала от матери ни единой похвалы, а Ли Шэн даже за случайные победы слушал всевозможные слова одобрения.

Много было подобных «мелочей», и получалось так, будто эти двое – дети семьи Ли, а Чжоу Фэй – подкидыш.

Ее иногда душила обида, но сердце всегда знало лучше: стоило вспомнить о дяде, и злость тут же отступала. Когда немного подросла, Чжоу Фэй научилась поддаваться. Неважно, насколько усердно она совершенствовалась на самом деле, больше она с Ли Шэном ни за какое первенство не боролась. В учении или во время состязаний она нарочно сражалась не в полную силу, дабы сохранить видимость, что они равны в своем мастерстве.

Делала она это отнюдь не потому, что усвоила какие-то жизненные премудрости, – ей просто хотелось так ощущать свое превосходство: мол, я-то знаю, что лучше тебя, и всего лишь позволила победить. Немного удовлетворения и возможность смотреть на своего братца как на дурака – этого ей хватало, чтобы восполнить все перенесенные обиды.

Помимо прочего, ей нравилось идти наперекор Ли Цзиньжун: надеяться на доброе слово от матери оказалось бессмысленно, поэтому она просто-напросто опустила руки. Конечно, Чжоу Фэй хорошим нравом отнюдь не отличалась, но к Ли Шэну глава Ли, пожалуй, была чересчур великодушна, ведь этот мальчишка – тот еще негодяй!

В таких местах, как Сорок восемь крепостей, добивались чего-то только те, кто обладал незаурядными способностями и противника не жалел. Многие ученики здесь происходили из небогатых семей, читать не умели и вникать в тонкости не могли. Однако Чжоу Фэй к своим четырнадцати годам давно распрощалась с детской наивностью и прекрасно понимала разницу между мужчинами и женщинами. Стоило ей только подумать о том, как Ли Шэн подставил ее на этот раз, стыд тотчас перерастал в гнев.

Выйдя от отца, она направилась в свою комнату, умылась, переоделась и размяла плечи. Убедившись, что все ее мышцы в порядке, Фэй взяла длинный меч с узким лезвием, оставленный у двери, и отправилась на поиски Ли Шэна, дабы во что бы то ни стало свести с ним счеты.

Глава 2

Ночной гость у Чернильной реки[9]

Черные одеяния затрепетали на ветру. Он опустил голову, посмотрел на бурное течение реки еще раз и достал из-за пазухи медную монету.

– Предскажи мне будущее, – загадал он. – Лицевая сторона – к удаче, обратная – отделаюсь легким испугом.

Чжоу Фэй пнула дверь, и та с грохотом слетела с петель, подняв в воздух облако пыли.

Ли Шэн как раз упражнялся с мечом во дворе. Услышав шум, он обернулся и сразу понял, что его настигла нежданная расплата. Ни капли не удивившись, он не спеша вложил меч в ножны и, притворившись, что о причинах столь внезапного появления сестры не догадывается, невинно спросил:

– Фэй, ты чего это творишь?

Вряд ли ей хоть раз в жизни доводилось иметь дело с лицемерами, но за неимением другого опыта в ее воображении Ли Шэн всегда выступал образцом самого настоящего притворщика. При одном лишь взгляде на его лицо кровь внутри так и закипала от ярости.

Клинок она держала в руке и без лишних слов, не вынимая оружие из ножен, ударила им брата по голове: остроты языка ей было не занимать, но, когда дело доходило до драки, Чжоу Фэй никогда не тратила времени понапрасну.

Однако Ли Шэн предвидел атаку и тут же отразил ее, развернув свой меч и подняв его навстречу клинку Чжоу Фэй. Запястье юноши дрогнуло, но в схватке он всегда отличался особой внимательностью, а потому тут же сосредоточился, и от свойственной ему обыкновенно беспечности не осталось и следа. Пусть клинки они не обнажали, в мгновение ока умудрились нанести друг другу с десяток ударов.

Чжоу Фэй сделала шаг вперед и вновь направила свой узкий клинок брату прямо под ребра! Зрачки Ли Шэна сузились: она же использовала меч как копье, применив «Атаку горы Наньшань»!

В исполнении настоящих мастеров этот прием казался легким, словно эхо тысячи колоколов или шепот скалистых гор, однако юным бойцам, еще не закончившим обучение, навыков для него явно не хватало. Потому и сам прием получался несколько неуклюжим, так что во время состязаний Ли Шэн всегда мог его предугадать. Но либо Чжоу Фэй втайне оттачивала этот прием, либо все дело было в том, что вместо копья она использовала меч, «Атака горы Наньшань» в ее исполнении обрела небывалую силу: даже воздух затрясся от гнева его сестры.

Меч Ли Шэна будто подхватил порыв ветра. На мгновение ему даже стало страшно, отчего он не сразу решился защищаться. Когда юноша скрепя сердце все же принял удар, с порога раздался крик:

– Прекратите!

Вслед за возгласом прямо в дерущихся полетел какой-то сверток. Узкое лезвие зависло в воздухе, и Чжоу Фэй легко поймала летящий предмет, зацепив его острием клинка. То был атласный девчачий мешочек с вышитыми на нем очаровательными птичками-зимородками. На лету из него выскользнуло несколько османтусовых конфет.

Ли Шэн тут же пришел в себя. Страх, обуявший его только что, никуда не делся, и сердце все еще бешено колотилось в груди, а на лице так и застыло невыразимое смущение. Протянув руку, он схватил мешочек, висевший на кончике клинка, бросил его обратно владелице и раздраженно сказал:

– Ты зачем нам мешаешь?

Маленькая девочка в платьице персикового цвета в несколько шагов очутилась рядом и встала между ними, раскинув руки в стороны:

– Не деритесь!

Ли Янь, сестра Ли Шэна, была младше его на два года. Ее овальное личико и большие глазки могли очаровать кого угодно. Но, к сожалению, внешность часто обманчива: девочка была совсем простушкой. Мозг барышни Ли Янь в ее нежном возрасте размером, вероятно, не превышал горошину. На все у нее имелось только две точки зрения: «Фэй всегда права» и «мне нравится все, что нравится Фэй». За исключением боевых искусств, разумеется. Поэтому Чжоу Фэй и Ли Шэн обычно не знали, о чем с ней говорить, и в ее играх участвовали с неохотой.

Сейчас же сердце наивной девочки разрывалось на куски: она, конечно, восхищалась своей сестрицей, но и за брата беспокоилась. Янь вечно терзали сомнения: не зная, чью сторону занять, большую часть своей жизни она провела в муках выбора.

– Уходи, – мрачно приказала Чжоу Фэй.

– Фэй, если я тебе дорога, пожалуйста, не дерись с моим братиком, хорошо? – тихо ответила Ли Янь, едва сдерживая слезы.

– Не слишком ли большая цена? Уходи! – сердито настаивала Фэй.

Взгляд Ли Шэна помрачнел, и он четко, слово за словом процедил:

– Ли Янь. Тебя. Это. Не. Касается.

– Не надо… – никак не унималась та, вцепившись в рукав старшей сестры.

Такая навязчивость только раздражала еще сильнее. Не выдержав, Чжоу Фэй вспылила:

– Отпусти!

Замахнувшись, Фэй неосознанно вложила в удар силу.

Девочки в этом возрасте растут быстро: Чжоу Фэй была немногим старше Ли Янь, но по росту давно обогнала ее почти на полголовы. К тому же в боевых искусствах та совсем не упражнялась, и от толчка легко повалилась на землю.

Не в силах поверить в происходящее, неугомонная девчонка на мгновение замерла, а затем заревела, заливаясь слезами и крича во все горло.

Плач прекрасно разрядил напряженную обстановку. Ли Шэн медленно убрал меч и нахмурился, а застигнутая врасплох Чжоу Фэй так и осталась стоять в стороне. Их взгляды встретились, в глазах обоих явно читался гнев, и они тотчас одновременно отвернулись.

Вздохнув, Чжоу Фэй наклонилась и протянула младшей сестре руку.

– Я не нарочно… – и, немного помолчав, с досадой добавила: – Эм… эм, извини, ладно? Давай, вставай.

Ли Янь вытерла глаза и липкой от слез и соплей ладошкой крепко вцепилась в руку Чжоу Фэй, отчего у той аж вены на висках вздулись и она чуть вновь не отшвырнула сестру подальше, но из последних сил сдержала сей порыв.

– Я испугалась, что тетя побьет тебя, поэтому позвала дядю… а ты… толкнула меня! Совсем чужую доброту не ценишь! – всхлипывала девочка.

Все руки Чжоу Фэй теперь были в тайном оружии Ли Янь из соплей и слюней, в котором утонуло даже ее непоколебимое намерение порубить Ли Шэна на кусочки. Однако ничего лучше, чем просто опуститься на корточки и равнодушно слушать хныканье младшей сестры, она не придумала. Конечно, Чжоу Фэй винила во всем себя.

Пожалуй, и от таких, как Ли Янь, бывает польза: даже тигрица Ли Цзиньжун относилась к ней как к бодхисаттве. Всякий раз, когда начинается сражение, просто отправьте отряд маленьких сестриц на поле битвы. Много не надо – и сотни хватит. Уж тогда мир во всем мире точно будет не за горами.

«Может, мне взять с нее пример?» – вдруг подумалось Чжоу Фэй.

Она еще какое-то время бездушно смотрела на Ли Янь, живо представляя, как сама вот так плачет на земле с мешочком в руках, и ее всю передернуло: интересно, как быстро Ли Цзиньжун найдет булаву, чтобы вправить ей мозги?

Пока сестра заходилась слезами, Ли Шэн так и стоял в стороне мрачнее тучи, осторожно разминая онемевшее запястье. Он вдруг вспомнил, как однажды прошлой зимой у него все никак не получалось позаниматься, и он решил немного развеяться. Подойдя к заднему склону горы, он увидел больного Чжоу Итана в сопровождении Ли Цзиньжун. Сперва он хотел догнать их, чтобы справиться о самочувствии дяди, но тут вдруг ветер донес до него обрывки фраз:

– …нет ничего выдающегося, но это ничего, всему свое время… я лишь боюсь, что тяжелые и навязчивые думы сломают дитя, так что даже и не знаю, как поговорить об этом… – сетовала глава Ли.

Что отвечал ей Чжоу Итан, мальчик уже не слышал. Слова тети стальным гвоздем вонзились в его сердце.

Пусть имени Ли Шэн не услышал, он знал, что глава Ли наверняка говорила о нем. Воспитанников у нее трое: дочь и двое племянников. Чжоу Фэй она могла отлупить, стоило той зазеваться во время упражнений, так что о том, какие слова подобрать для разговора с ней, глава Ли волноваться бы не стала. Ли Янь всегда была глупышкой и ничего общего с «тяжелыми и навязчивыми думами» иметь не могла. Но больше всего Ли Шэна задела фраза «нет ничего выдающегося». А ведь он все схватывал на лету и страстно желал, чтобы все видели, насколько он хорош, и уверовали в его исключительность. И вдруг «ничего выдающегося»?!

Ли Шэн не помнил, как убежал тогда. К счастью, стражи поблизости не оказалось, а Ли Цзиньжун из-за сильного ветра не заметила его присутствия. Однако ее слова стали для Ли Шэна настоящим кошмаром, который, точно насмехаясь, напоминал о себе снова и снова. Теперь же, увидев, на что оказалась способна сестрица Фэй, он ощутил, как и без того мощное чувство соперничества вспыхнуло в нем с новой разрушительной силой.

«Если мои способности заурядны, то насколько же тогда одарена Чжоу Фэй?» – не раз задавался вопросом Ли Шэн.

Его сердце сжималось от непомерной обиды, хотелось во что бы то ни стало победить сестру хотя бы раз. Но все его уловки и подначивания не действовали: она просто не замечала его и избегала любых споров, а во время боев всегда в нужный момент останавливалась, не пересекая опасную черту. Если Ли Шэн вынуждал продолжать, она попросту отходила в сторону, смерив его высокомерным взглядом. Со временем эта неопределенность довела его до одержимости.

Вот и в этот раз Ли Шэн намеренно заставил Чжоу Фэй вскипеть от злости, а из-за этой глупой девчонки все снова пошло насмарку.

Он поднял Ли Янь, небрежно отряхнул грязь с ее одежды и, вновь натянув притворную улыбку, обратился к Чжоу Фэй:

– Так ты вспылила, потому что я не бросился тебе на помощь? Однако это не значит, что впредь я не смогу замолвить за тебя словечко. Но Фэй, твои выходки переходят все границы. Господин Сунь учит тебя ради твоего же блага, да и разве он сказал что-то плохое? Девочки и правда должны быть смиренными, знать свое место, а ты только и делаешь, что кричишь да лезешь в драку! Мы же в Сорока восьми крепостях. Пока я жив, никто не посмеет тебя обижать, даже муж, если он у тебя, конечно, появится. Так к чему дерзить?

Чжоу Фэй встала и медленно приподняла бровь: от природы правильная линия – волосок к волоску – изогнулась, кончик тонкой стрелой взлетел к виску. Холодно улыбнувшись, девушка произнесла:

– Почему бы тебе не сказать то же самое главе Ли? Пусть она сидит дома и вышивает! Я совсем не против.

– Заставой всегда руководил род Ли. Мой род. Времена были тяжелые, других наследников не осталось, вот тете и пришлось взять на себя эту ответственность… Но барышне Чжоу незачем беспокоиться о таких сложных вещах, – спокойно отвечал Ли Шэн.

Чжоу Фэй тут же выпалила:

– Спасибо за заботу, ни на что не способным посредственностям тоже незачем обо мне беспокоиться!

Случайно брошенная колкость задела Ли Шэна за живое. Скрыть своих чувств он не смог и тотчас изменился в лице:

– О ком это ты?!

Чжоу Фэй, поняв, что на сегодня бой окончен, убрала узкий клинок за спину и вступила в словесную перепалку:

– Да о ком угодно: свинья, собака или крыса – кто будет главой, о том и говорю. Что, братец? За зверушек обидно?

Ли Шэн то сжимал, то разжимал рукоять меча.

– Раз ты так уверена в своих силах, осмелишься бросить мне вызов? – наконец выдавил он из себя, снова натянув на лицо улыбку.

Чжоу Фэй, как обычно, смерила его надменным взглядом.

– Прямо сейчас – нет, конечно. Если твоя сестра нажалуется, глава Ли точно сдерет с меня шкуру.

– Не нажалуется, – сказал Ли Шэн прежде, чем Ли Янь успела возразить. – Я хочу пересечь Чернильную реку, пойдешь со мной?

В Сорока восьми крепостях фраза «пересечь Чернильную реку» входила в число излюбленных пустых обещаний, наравне с «я тебя уничтожу» и «в следующий раз обед с меня».

Откуда она пошла? Долгая история. Восстание глав трех школ принесло за собой большие потери. За стенами заставы не прекращались сражения между Севером и Югом, в ход шли даже самые гнусные уловки – беспорядок царил по всему миру. В Сорока восьми крепостях нашли убежище многие «преступники», коих разыскивал императорский двор, поэтому застава строго охранялась. Вдоль горных дорог тянулось бесчисленное множество запутанных тайных проходов и сторожевых постов. Если где-то происходило что-нибудь необычное, новость немедленно разносилась по всей заставе.

У ворот велся строгий учет: даже местным приходилось отмечаться, кто, зачем и на какое время выходил, чтобы в случае чего сразу получить все необходимые сведения. Каждому жителю выдавали личный пропуск с фамилией и именем – одалживать его не дозволялось. Юным бойцам и вовсе было запрещено покидать гору по собственному желанию до завершения обучения. А когда считать его законченным, решал лишь глава школы. Без его одобрения, даже отрастив крылья и научившись летать, они не смогли бы выбраться наружу. И все же существовал один способ покинуть заставу.

На юго-востоке, там, где встречались два крутых склона горы, меж ними бурлила широкая Чернильная река – естественная преграда, отделяющая Сорок восемь крепостей от всего остального мира. Среди местных о ней ходили бесчисленные легенды. Воды ее были не синие и не зеленые, а черные, точно смола. С высоты склона она и вовсе напоминала огромный кусок черного агата, брошенный на землю. Еще при прежнем главе жители заставы немало сил потратили на то, чтобы избавиться от деревьев, дабы ни один листик не заслонял стражникам обзор, и хорошенько обточить крутые скалы по обе стороны реки. Теперь в них, как в зеркале, мрачным полотном отражалась река, а взобраться на скалистый берег стало попросту невозможно.

Даже овладей кто цингуном[10], придававшим легкость каждому движению, столь искусно, словно тело его и вовсе ничего не весило, он смог бы разве что спуститься к реке, и то без толку. То было единственное место в Сорока восьми крепостях, где не было часовых, лишь один стражник в самой середине реки, но ему-то, подобно духу-хранителю, и подчинялись ее многочисленные ловушки. Местные называли его Юй Лао, стариной Юем[11].

Никто не знал, сколько ему лет и откуда он родом. Чжоу Фэй предполагала, что он поселился в крепости еще задолго до ее рождения.

Чжоу Фэй помнила, что во времена, когда она была еще совсем ребенком, границы крепости так тщательно не охранялись. Несколько глупых учеников тогда совсем из ума выжили и решили покинуть гору в обход, а заодно самолично измерить глубину Чернильной реки. Цингуном они владели прекрасно, но на следующий день все без исключения болтались вниз головой, за ноги привязанные к выступам скалы. Старина Юй строго следил за порядком, а потому даже развесил наглецов в ряд строго по росту и после долго любовался зрелищем издалека.

Тогда Ли Цзиньжун сжалилась: приказала отпустить шайку маленьких проказников и пошутила, что любой, кто пересечет Чернильную реку, сможет закончить обучение без экзаменов.

С тех пор ученики из года в год, не оставляя надежд, пытались перебраться на другой берег, но, к несчастью, всё безуспешно – пройти сие испытание так никому и не удалось.

Чжоу Фэй невольно нахмурилась, услышав сомнительный вызов Ли Шэна, ей показалось, что братец просто ищет неприятностей. А он все не спускал с нее глаз и, обнажив зубы в ядовитой улыбке, тихо и медленно произнес:

– Ничего страшного, если испугалась. Я знаю, что ты не из тех, кто станет доносить старшим. Просто сделай вид, что я ничего не говорил, а ты ничего не слышала.

Как жестоко: теперь кричи – не кричи, что не купишься на эти поддразнивания, все равно внутри все так и закипало от ярости! И чем больше Чжоу Фэй старалась не думать о его речах, тем беспощаднее разгорались обуревавшие ее чувства.

Она не собиралась злить старину Юя среди ночи и решила, что Ли Шэн просто спятил, но слово «испугалась» очень некстати задело ее за живое. Еще одна нарушительница спокойствия, барышня Ли Янь, вдруг с чего-то взяла, что и ей обязательно надо высказаться:

– Фэй, пойдем. Не слушай его. Никто никогда не пересекал Чернильную реку ночью. Ли Шэн, ты, должно быть, головой ударился. Или Сорок восемь крепостей тебе надоели?

Ли Шэн высокомерно рассмеялся:

– Мир такой большой, его просторы – бескрайни! Ты даже не представляешь, сколько по разным странам разбросано великих мастеров! А эта крошечная застава… Если никто ни разу не смог перебраться через реку, это не значит, что и я не смогу. Да я первым буду!

Бросаясь столь громкими заявлениями, ни один юноша, окрыленный чрезмерной верой в себя, конечно, не думает, что он молодой и не опытный боец, и все эти «великие мастера» даже не посмотрят в его сторону. Ежели исключительные способности не проявились, то можно хотя бы стремиться к чему-то высокому. Вот им и кажется вечно, что они не рыбки в пруду[12] и всего-то непременно добьются.

Чжоу Фэй хоть и посчитала брата глупцом, а все же невольно вдохновилась его словами. Она еще раз взглянула на Ли Шэна и спросила:

– И когда мне приходить тебя спасать?

Брат оставил ее насмешку без внимания и просто ответил:

– Послезавтра вечером, в половину восьмого.

– Пятнадцатое, – усмехнулась Чжоу Фэй. – Хороший день. Если испугаешься – кричи громче: может, в свете луны старина Юй узнает тебя.

Однозначного ответа она не дала и непременно явиться не обещала. Легко похлопав Ли Янь по плечу, Фэй задумчиво вытерла глупой девчонке сопли и слезы и ушла, сверкнув напоследок узким клинком на спине.

Однако что бы ни удумал Ли Шэн, Небеса явно были не на его стороне: даже погода в ночь на пятнадцатое число выдалась пасмурной.

В тот темный ветреный вечер Се Юнь сидел на дереве, притаившись среди листвы, и с каждым вдохом пытался слиться с ним воедино. На расстоянии двух кулаков от него расположилось птичье гнездо. Птенцы, приютившись под крыльями матери, крепко спали, и человеческий «нарост», образовавшийся на соседней ветке, их, казалось, ничуть не волновал.

Ветер вдруг усилился, и мама-птица, вздрогнув от испуга, настороженно открыла глаза. Мимо пронеслись два стражника из Сорока восьми крепостей.

Большинство жителей заставы приходились друг другу родственниками, друзьями или братьями по учению, а потому и эти двое, несмотря на разделявшее их расстояние, безо всяких знаков, по одному лишь взгляду все поняли и разбежались в разные стороны: один – обыскивать главную дорогу, другой – боковую. В мгновение ока их тени исчезли.

Когда шаги стихли, птица повернула голову и, наклонив ее набок, уставилась на Се Юня. Веки его не дрогнули, и сам он неподвижно застыл, словно мертвец. Птица еще какое-то время пристально осматривала соседа, а потом поглубже спрятала клюв в перья и спокойно уснула, решив, что этот «нарост» хоть и выглядит странно, но опасности не представляет.

И снова все замерло, только проказницы-лягушки нарушали тишину своим кваканьем да насекомые без остановки перешептывались в траве. Еще через какое-то время – как раз успела бы догореть одна палочка благовоний – стражники вновь внезапно выскочили, словно из ниоткуда, столкнувшись друг с другом в прежнем месте. Они обыскали все вокруг, но не нашли и тени чужака, а потому, так и не узнав ничего о незваном госте, решили на время оставить поиски.

– Брат, – сказал младший из них, – нам, наверное, показалось.

– Можно обознаться один раз, но у нас на двоих четыре глаза, как мы можем ошибаться так каждый день? – серьезно ответил старший. – Должно быть, этот человек – искусный мастер цингуна. Он который день кружит возле заставы, кто знает, с какими намерениями… Как бы то ни было, надо вернуться и сообщить братьям, чтобы и сегодня бдительность не ослабляли. Пусть нам никого поймать не удалось, впереди еще сто восемь постов: будь он хоть воробьем, все равно не проскочит.

Стража ушла, и вскоре из-за туч снова выглянула луна. Веки Се Юня слегка дрогнули, в мгновение «нарост» на дереве ожил и тихо, словно перышко, опустился на землю, обернувшись юношей лет двадцати, с глубокими, точно озеро, глазами. Впитав в себя блеклое сияние луны, они мягко отражали ее холодный свет во всем его ослепительном и благородном очаровании. Прислонившись к стволу, юноша призадумался, затем потянулся и достал приказную бирку[13] размером с ладонь. Любой важный чиновник, завидев ее, тут же пришел бы в ужас. «И пусть Небеса даруют своему избраннику долгую жизнь и вечное процветание»[14]. Выгравированные в древнем стиле Большой чжуань[15], эти иероглифы в точности повторяли знаки с нефритовой печати самого императора!

Се Юнь сжал пальцами редкую вещицу, попавшую к нему в руки по совершенной случайности, дважды подбросил ее в воздух и небрежно спрятал в карман. Он слышал, что впереди его ожидало еще сто восемь сторожевых постов, но его это, казалось, совсем не тревожило. Юноша сорвал лист размером с ладонь, сложил его пополам, собрав в сердцевине росу, смочил ею губы, затем развернулся и взмыл ввысь.

Все его тело казалось невесомым: ноги едва касались ветвей, и он парил среди верхушек деревьев. Только листья слегка трепетали от его касаний, но так легко, что с них не падало ни росинки.

Легендарный «Бесследный ветер» – один из сложнейших приемов цингуна. Исполняющие его мастера обретали способность порхать с цветка на цветок, кружить среди деревьев и даже брести по снегу, не оставляя следов. Кто бы мог подумать, что такой юнец уже успел стать непревзойденным мастером?

Се Юнь прибыл в Сорок восемь крепостей, чтобы кое с кем встретиться и передать важное послание. Он не пошел ни по главной дороге, ни по боковой, а просто обогнул заставу, понимая, что попасть в нее будет непросто, а о том, чтобы в открытую объявить о себе, нечего и думать, – демоница Ли Цзиньжун разорвет его на куски мяса для хого[16]. Однако вторгнуться сюда тайно, без всякого дозволения – еще более неприемлемо. На такое не осмелился бы даже великий предатель Цао Чжункунь, а Се Юнь так низко еще не опустился.

Набравшись терпения, он скрывался в окрестностях Сорока восьми крепостей почти полгода. С месяц он притворялся странствующим купцом. Не может же застава быть полностью отрезанной от внешнего мира: всегда найдется хоть что-то, чем жители не могли обеспечить себя сами и вынужденно отправлялись к торговцам. Пока Се Юнь знакомился с местностью, ему удалось собрать и некоторые сплетни: до него даже дошел слух, будто глава Ли любит есть пельмени с начинкой из листьев репы, чем торговцы в красках и с упоением делились друг с другом.

Спустя еще месяц он пару раз взялся за работу посыльного, но так и не смог попасть на заставу: жители деревни оставляли товары у горных ворот, где их и забирали местные, не позволяя посторонним пройти дальше. Се Юнь изучил ворота как следует и в тот же вечер, полагаясь на свое искусство цингуна, отправился на разведку. Однако он несколько недооценил охрану Сорока восьми крепостей и после сей тщетной попытки сдался: его едва не поймали – насилу ноги унес. Тогда Се Юнь затаился и бродил кругами еще месяца три. От скуки он даже подсчитал все кроличьи норы на склонах гор. Усилия оказались не напрасны: он нашел путь, где почти не было стражи и тайных ходов – скалистый берег Чернильной реки.

Однако всякому известно: если сливы, что растут у дороги, никто не собирает, значит, они горькие. Се Юнь уж точно не был единственным в мире мастером цингуна, так что пересечь реку было вполне возможно. Но Ли Цзиньжун оставалась подозрительно спокойной, а значит, течение наверняка таило в себе какую-то опасность.

Юноша еще долго бродил вдоль берега, но спускаться не торопился и лишь наблюдал издали. В самой середине переправы стоял небольшой павильон, в котором каждую ночь зажигалась лампа: реку кто-то охранял. Однако, когда ночью пятнадцатого числа Се Юнь снова подошел к Чернильной реке, огонька в окне не оказалось. Решив, что лучшей возможности уже не будет, юноша прыгнул со скалы.

Черные одеяния затрепетали на ветру. Он опустил голову, посмотрел на бурное течение реки еще раз и достал из-за пазухи медную монету.

– Предскажи мне будущее, – загадал он. – Лицевая сторона – к удаче, обратная – отделаюсь легким испугом.

Столь бесстыдного гадания Небеса, вероятно, еще не видели, а потому решили наказать наглеца. В то самое мгновение, когда Се Юнь подбросил монету, поблизости раздался звук – будто что-то тяжелое упало в воду. Безмятежная горная долина вмиг ожила. Патрульные по обе стороны стены сразу же зажгли лампы. Се Юнь ненароком отвлекся и не успел поймать монетку. Внезапно ударивший порыв ветра подхватил ее, и она, так и не явив ни одной из сторон, застряла меж двух камней ребром, бросив судьбе вызов.

Глава 3

Цяньцзи[17]

В отсветах взрыва под водой стали видны огромные камни, перетянутые бесчисленными нитями. Чжоу Фэй и Ли Шэн сразу поняли, почему в реке прятаться нельзя: любого, кто осмелится нырнуть туда, тотчас раскромсает на мелкие кусочки!

Чжоу Фэй плелась вслед за Ли Шэном к Чернильной реке. Будучи сверстниками, они вместе росли, вместе изучали под руководством Ли Цзиньжун боевые искусства. И хотя друзьями детства их назвать было сложно, так или иначе они шли по жизни рука об руку: оба пакостничали, оба наловчились сбегать от стражи. Вероятно, Чжоу Фэй унаследовала от матери полное отсутствие обаяния, или же ей просто не хватало общительности, как бы то ни было, отношения с братом не складывались. Вне стен дома Ли Шэн прослыл крайне сообразительным и изворотливым юношей, все ученики восхищались им, и только с сестрицей Фэй они не испытывали друг к другу ничего, кроме отвращения. Им даже поговорить было не о чем: конечно, в присутствии главы Ли они изображали дружелюбие, но наедине ничем, кроме колкостей, не обменивались, никогда друг другу не помогали и непременно делали всё каждый по-своему.

Витая в облаках, Чжоу Фэй даже не заметила, как они добрались до Чернильной реки.

Мрачное небесное полотно рассек порыв ветра, и сквозь тучи просочился лучик лунного света, настолько слабый, что, если собрать его в чашу для риса, та не наполнилась бы даже наполовину. Чернильная река тотчас вся покрылась серебристыми искорками. Подхваченные бурным течением, они уносились вдаль, растворяясь в темноте ночи. С высоты такая картина кому угодно вскружила бы голову.

Послышался шорох, и Чжоу Фэй, обернувшись, увидела, как Ли Шэн копошится в своих вещах. Сначала из дорожного мешка показался моток веревки, а затем – железный коготь для скалолазания.

«А он хорошо подготовился…» – подумала Чжоу Фэй и, случайно заглянув в сумку, обомлела.

– Зачем ты взял сменную одежду?

Ли Шэн на мгновение замер, после чего собрал все свои пожитки обратно в мешок и забросил его на спину. Помимо вещей Фэй приметила деньги, лекарства и книгу для путевых заметок. Глупой она совсем не была и сразу догадалась, что брат решил бросить вызов Чернильной реке именно ночью не от скуки смертной – он действительно хотел покинуть Сорок восемь крепостей и побег явно замышлял уже давно.

– Ты и правда хочешь сбежать? – удивленно спросила она.

Чжоу Фэй всегда считала, что молодой мастер Ли – жемчужина Сорока восьми крепостей. Прежний глава погиб из-за заговора самозванца, и Ли Цзиньжун пришлось принять на себя руководство заставой в семнадцать лет. А пока снаружи их выслеживали тигры и волки, сорок восемь глав школ и сами оказались не прочь строить друг против друга козни. Глава Ли поначалу металась точно крышка на двух котлах: только накроешь один, как снова начинает кипеть другой. Нрав у главы Ли и прежде был скверный, междоусобицы же сделали ее решительной и безжалостной, так что с ней и вовсе стало невозможно поладить. Даже старейшины крепости трепетали в ее присутствии. Казалось, если подвесить Ли Цзиньжун за ноги и выдавить из нее всю нежность и доброту, едва бы набралась и пара капель: одна досталась бы Чжоу Итану, а вторая – детям Ли.

Ли Шэн занимал в Сорока восьми крепостях особое положение и к тому же умел находить с людьми общий язык, поэтому и почитателей у него было не счесть. Чжоу Фэй думала иной раз, что, даже если он превратится в огромную многоножку с сотней вонючих лапок, эти обожатели все равно не перестанут трепетать от восторга в его присутствии.

И все ему мало, раз решил улизнуть из дома под покровом ночи!

Немного помолчав, юноша буркнул:

– Ага.

– Чего это вдруг? Даже я, хоть и вечно ищу неприятности себе на голову, о побеге и не думала! А ты уже, гляди-ка, в полной готовности, – процедила Чжоу Фэй не без издевки.

– Я не ты, – отрезал Ли Шэн, не желая продолжать разговор. Он молча нашел местечко понадежнее, привязал веревку и скинул ее вниз с обрыва. Конец ее, едва заметный в тусклых отблесках лунного света, тотчас совсем скрылся из виду.

Чжоу Фэй для Ли Шэна всегда была в первую очередь дочерью главы заставы, и, как ему казалось, ругали и били ее ровно столько, сколько нужно. Ли Цзиньжун относилась к Чжоу Фэй как к маленькому деревцу, требующему строгого ухода: стоило ей лишь немного отклониться в сторону, как мать, не жалея сил, обрубала строптивые побеги в надежде, что хоть так сможет вырастить из девочки что-то толковое. А он что?

Он оказался заперт в ловушке, в этой окруженной горами крошечной клетке. Все называли его «молодой мастер Ли», а старики то и дело приговаривали: «Он похож на своего отца». Просто след, оставленный вторым господином Ли, покинувшим мир в самом расцвете сил, «наследие», которое из жалости пригрели под своей крышей, а оказалось, что оно и куриных ребрышек не стоило.

«Нет ничего выдающегося, но это ничего, всему свое время», – слова такие мягкие, даже снисходительные, но разве глава Ли вообще способна делать поблажки? Ясно же: он не стоит никаких ожиданий. Ли Шэн стиснул зубы, надел железный коготь на запястье и решительно начал первым спускаться по скале.

Чжоу Фэй хотела было что-то сказать, но брат уже скрылся в пустоте обрыва.

В этот миг он как раз осознал, что явно недооценивал скалы вдоль берегов Чернильной реки, особенно верхние уступы: после того, как их тщательно обточили, они стали настолько гладкими, будто их покрыли слоем льда. Выступов, за которые можно ухватиться, почти не осталось: Ли Шэн поскользнулся и всем телом ударился о каменную стену. Его короткий меч, все это время висевший на поясе, выпал, громко звякнув, словно связка монет[18].

Шум перепугал обоих: и Чжоу Фэй, стоявшая на краю обрыва, и Ли Шэн, так и зависший в воздухе, одновременно крепко ухватились за веревку.

Вспыхнуло несколько факелов горной стражи, и Чжоу Фэй, убедившись, что веревка крепко привязана, отпустила ее. Укрывшись за огромным камнем, она с легкостью свернулась в крошечный клубок, так что теперь ее можно было спрятать даже в собачьей будке.

Им повезло: они выбрали удачное место, и стражники, обойдя окрестности, не заметили ничего подозрительного. Спустя какое-то время Чжоу Фэй решилась выйти из своего укрытия. Наклонившись, она увидела, что Ли Шэн уже спустился по веревке на несколько десятков чжанов[19], но все еще покачивался на речном ветру, как одинокий осенний листок, тоскующий по горному великолепию.

Чжоу Фэй терпеливо ждала, а в ее сердце впервые пробудилось желание и впрямь выйти за пределы заставы и посмотреть на мир. Люди часто приезжали в Сорок восемь крепостей в поисках убежища, и все они рассказывали о том, что происходит снаружи. Истории эти были полны волнений, ужасов, нежных страстей и душераздирающих несчастий – так какой же он на самом деле, этот внешний мир? Всю жизнь она об этом даже не задумывалась, но стоило мысли появиться, как она мгновенно пустила корни, впилась ими в землю и начала разрастаться, точно сорняк.

Девочка встала и осторожно потянула за веревку – та легко поддалась. Достав ленту, она собрала свои длинные волосы, крепко ухватилась за бечевку и ловко спрыгнула со скалы. Наученная опытом Ли Шэна, Чжоу Фэй даже не пыталась касаться гладкой, как лед, каменной стены. Весила она гораздо меньше брата и пушинкой соскользнула вниз. Спустившись почти наполовину, она услышала, как вода вдруг зашумела громче.

Ли Шэн стоял на камне, таком маленьком, что на нем едва мог поместиться один человек, и, нахмурившись, внимательно смотрел на бурлящие волны. Чжоу Фэй опустила веревку еще ниже, обвила ее вокруг запястья и, не нащупав опоры, повисла над рекой.

Неужели еще и плыть придется?

Пока двое непосед пытались сбежать из дома, Ли Цзиньжун стремительным шагом вошла в храм предков. Внутри уже стоял седовласый старец: держа в руках палочки благовоний, он склонился над табличкой с надписью «Покойный господин Ли Пэйлин». Глава Ли притихла, дожидаясь, пока старик закончит свои молитвы, и только тогда обратилась, почтительно склонившись:

– Дядюшка-наставник[20].

Тот жестом велел ей подняться и огляделся с таким лицом, словно у него в зубах что-то застряло. Тяжело дыша, старик вернул на место молитвенные коврики и подушки, разбросанные по храму, а затем, закатав рукава, принялся убирать скопившийся на столе пепел от благовоний.

Уголки глаз Ли Цзиньжун дернулись, и она шагнула поближе:

– Я помогу.

– Отойди, отойди, – оттолкнул ее старик. – Вы всё делаете не так, не добавляй мне лишние хлопоты.

Ли Цзиньжун покорно спрятала руки в рукава и отошла в сторону, наблюдая, как старец, погруженный в свои мысли, суетится, наводит порядок на алтаре и поправляет ритуальные таблички.

– Как твоя рана? – спросила наконец она. – Уже получше?

– Ничего страшного, на берегу точно не умру, – произнес старик и тут же добавил: – Разве сегодня не пятнадцатое марта? Я пришел навестить твоего отца.

Старец и был тем самым духом-хранителем Чернильной реки – стариной Юем, о котором ходили легенды.

– Гляжу, в деревне все идет своим чередом, каждый занят своим делом, верно, ты хорошо справляешься, – небрежно отозвался старик.

– Вроде, – сказала Ли Цзиньжун, но на лице ее не промелькнуло ни искры радости. – Вы слышали последние сплетни?

Старец, закончив наводить порядок в храме, наконец вздохнул с облегчением, спрятал руки в рукава и повернулся к Ли Цзиньжун с улыбкой:

– Если это всего лишь сплетни, так зачем же мне их слушать?

Глава Ли чуть понизила голос:

– Говорят, Цао Чжункунь серьезно болен. Боюсь, он не выживет.

– Если умрет, разве это не к добру? – удивился ее беспокойству старина Юй. – Я помню, как ты по молодости вломилась в Северную столицу со своим отрядом. Три тысячи стражников не смогли вас тогда остановить, и вы чуть не отправили предателя Цао в мир иной. Он едва в штаны не наложил от страха. Если бы не его семь псов, давно бы стал живым трупом. Так почему теперь, когда говорят, что он скоро сам отдаст концы, ты так переживаешь?

Ли Цзиньжун горько улыбнулась:

– Теперь все по-другому. Да, это всего лишь слухи, но люди на заставе уже обеспокоены. Если ничего не подтвердится, я боюсь…

– Чего? Неприятностей? – взглянул на нее старина Юй.

Ли Цзиньжун немного замялась, но ни соглашаться, ни спорить не стала, лишь неопределенно улыбнулась и тихо произнесла:

– Видимо, я просто старею.

Он не любил разговоры о возрасте и недовольно фыркнул, даже его усы, казалось, встопорщились от возмущения. Однако сказать он ничего не успел: снаружи раздался голос одного из стражей.

– Глава!

Ли Цзиньжун обернулась, и в то же мгновение какой-то непонятный комок с грохотом, точно снаряд, устремился прямиком в ее объятия.

– Янь? – удивилась Ли Цзиньжун. – Что с тобой случилось?

Ли Янь сначала решила, что слова брата о ночной вылазке к Чернильной реке – обычное бахвальство. Заметив, что и Чжоу Фэй никак на них не ответила, девочка уверилась, что все в порядке. Но когда наступила ночь пятнадцатого числа, она поняла, что за их едкими словами все же скрывалась некая тайная договоренность. Только увидев, как Ли Шэн собирает вещи, Ли Янь сообразила, что он хочет не просто сходить к реке, а сбежать из Сорока восьми крепостей!

Поскольку Ли Янь была той еще болтушкой, совершенно не боявшейся ни угроз, ни наказаний, Ли Шэн на всякий случай перед уходом связал ее и запер в комнате. Если утром девчонку хватятся, то ее сразу найдут – так он рассудил. Конечно, не переживать за родную сестру он не мог, поэтому предусмотрительно связал ее руки тонкой мягкой тесьмой, чтобы не содрала кожу, если начнет вырываться, и уже после обмотал поверх грубой веревкой, покрепче привязав Ли Янь к кровати.

И все же он недооценил гибкость и любовь младшей сестры поябедничать. Как только несносный брат ушел, Ли Янь начала извиваться как змея и в конце концов смогла избавиться от грубой веревки. Но руки ее по-прежнему стягивала за спиной тесьма, а во рту торчал кляп. Однако и это не остановило девочку: вся спутанная, словно куколка шелкопряда, она начала скакать в сторону двери. Через некоторое время прыгать ей надоело, и девочка просто-напросто покатилась по земле.

Стражник, увидев, как к нему приближается нечто, похожее на дикую свинью, даже меч достал из ножен, чтобы защищаться, но, приглядевшись к непонятному комку грязи, он заметил кончик красно-оранжевой юбки и поспешил освободить бедняжку.

Добравшись наконец до тети, измазанная в земле с ног до головы Ли Янь тут же глубоко вдохнула и, ясно и четко произнося каждое слово, выпалила то, что держала в себе весь вечер:

– Этот мерзавец Шэн уговорил Фэй пойти на Чернильную реку! Он собирается сбежать из дома, а когда я пообещала рассказать тебе обо всем, он связал меня!

– Что? – немного растерялась Ли Цзиньжун.

Ли Янь вытерла слезы и пролепетала:

– Тетя, все говорят, что старина Юй – это бессмертный дух огромного сома. Если он их поймает, неужели сварит в кипятке и съест?

Старина Юй кашлянул в сторонке. Только теперь девочка заметила, что рядом кто-то есть, и, подняв голову, увидела невысокого старичка. Ей вдруг стало неловко, и она вежливо поприветствовала его, спешно выскользнув из объятий Ли Цзиньжун.

– Здравствуйте, дедушка, а вы кто?

– Я – бессмертный дух огромного сома, – добродушно улыбнувшись, ответил он.

Ли Янь так и застыла на месте, пока глава Ли с ужасом смотрела на то, до чего эти два неугомонных проказника довели несчастного ребенка.

– Цзиньжун, не спеши сердиться, – серьезно сказал старина Юй. – Пойдем-ка лучше соберем людей и найдем этих двоих как можно скорее. Я сегодня покинул пост, так что Чернильная река осталась без охраны, но устройство в ней запущено.

Ли Цзиньжун даже в лице переменилась и, развернувшись, в то же мгновение покинула храм предков.

Легенда гласит, что в мире существует особый цингун, позволяющий летать со скоростью ветра и незаметно струиться, точно вода или бесформенный дух, который ничто не в силах остановить. К сожалению, мастер, владеющий им, что называется, носил нарядные платья по ночам[21], по слухам, подавшись в разбойники, и потому некому было восхититься его великолепными навыками.

Се Юню ни длинная веревка, ни железный коготь не требовались: он размеренно скользил вниз по горной стене, невесомо, словно тонкий лист бумаги. В темноте ночи его черные одежды было не отличить от камня – так хорошо они сливались со скалами. Заметив крошечный выступ на гладкой поверхности, он плотно прижался к стене и на мгновение остановился, дабы перехватиться поудобнее, прежде чем продолжать спуск.

Юноша скромно оценивал свои навыки цингуна как «выдающиеся, но еще не достигшие совершенства». Ему совсем немного не хватало мастерства, чтобы взмывать к облакам и седлать туманы[22]. Исключительно поэтому, когда он уже почти достиг земли, по неосмотрительности едва не рухнул в реку, и ногу его тотчас свело судорогой от холодного как лед ветра.

Застрявшая ребром медная монета оказалась предвестником неудачи. К счастью, скалы ближе к воде были не такими скользкими, как на склонах, так что Се Юнь вовремя ухватился за какой-то уступ и, подтянувшись, уберег себя от падения в ледяную воду и превращения в каракатицу.

Он взобрался на камень, размером примерно в один чи[23], и, едва дыша, лег на спину, скривив лицо от боли и тщетно пытаясь расслабить напряженные мышцы. Вдруг послышалось какое-то бряцанье. Легкий ветерок как раз разогнал дымку над рекой, и на противоположном берегу показались двое!

Сердце юноши дрогнуло: неужели стража вернулась?!

На самом деле тишину нарушила Чжоу Фэй. Повиснув на веревке, она, словно что-то почувствовала, вытащила из кармана семя железного лотоса[24] и с силой запустила его в воду. Ударившись о поверхность, оно тут же высоко подпрыгнуло, как снаряд, выпущенный из пушки. Глаза Чжоу Фэй загорелись: только сейчас течение реки показалось ей странным, будто под водой что-то скрывалось.

Ли Шэн встревоженно нахмурил брови. С его осторожностью и нерешительностью, продолжай он и дальше идти первым, они бы так и простояли на берегу до следующего года. Чжоу Фэй окинула его взглядом, соскочила с веревки и в один прыжок оказалась на том месте, куда только что упало семя лотоса. В следующий миг юноша застыл от удивления: его сестра буквально стояла на поверхности воды!

Фэй с вызовом оглянулась на брата, заскользила по бурным волнам, несколько раз мягко коснувшись течения, словно стрекоза, и в мгновение ока уже добралась до середины реки!

С противоположного берега Се Юнь, прищурившись, смог разглядеть, что девочке, бросившейся в реку, было от силы лет пятнадцать. «Нашлись смельчаки», – он мысленно высмеял их, предположив, что эти двое – ученики, которые вместо того, чтобы спать, отправились безобразничать, пока никто не видит. Се Юнь же надеялся ни с одним муравьем из заставы не повстречаться, поэтому затаился и ждал, пока детишки не наиграются и не уберутся поскорее с глаз долой.

Мастерства девочке явно не хватало, но двигалась она на удивление проворно и решительно, небрежно сжимая в руке длинный меч. Издалека ее тоненькая фигурка сливалась в линию, изящно переплетаясь с отсветом лезвия. Волосы за спиной – собраны в косу настолько длинную, что кончик ее колыхался у самых ног, подхватываемый брызгами бурлящей реки. Пусть на зрение Се Юнь никогда не жаловался, в темноте ему так и не удалось разглядеть ее как следует, виднелись лишь очертания тонкой шеи и крошечного подбородка. Засмотревшись, юноша решил, что это, верно, водная фея показалась из речных глубин, – так она была прекрасна…

Тем временем Чжоу Фэй, очутившись в самом сердце бушующей реки, наконец разглядела в воде огромное каменное сооружение. Точно дремлющее чудовище, в любой момент готовое выбраться наружу, оно притаилось в кромешной тьме. Неподалеку, почти полностью скрытый в клубах тумана, стоял небольшой павильон. Он будто лежал на спине этого гигантского «водяного демона». А река все журчала и бурлила, и сквозь водную толщу казалось, что подводное «чудище» тоже движется вместе с ней.

Чжоу Фэй некоторое время пристально смотрела на камни и вдруг почувствовала, как мороз пробежал по всему ее телу. Не успев придумать ничего лучше, она обернулась и крикнула уже шагнувшему вслед за ней Ли Шэну:

– Что-то не так, уходи!

Спустившись с обрыва и не обнаружив на посту легендарного старину Юя, они столкнулись с чем-то странным и пугающим. Ли Шэн тоже почувствовал неладное: он уже был готов в любой момент развернуться, но стоило Чжоу Фэй «по доброте душевной» бросить эти слова… Конечно же он принял их за очередную уловку!

А потому, когда сестра велела ему отступить, он, напротив, шагнул вперед, и в тот же миг услышал легкое жужжание за спиной. Волоски по всему телу тут же зашевелились от страха. Обычно Ли Шэн использовал парные клинки, но один из них он уронил во время спуска. Благо второй все еще был при нем, и юноша в последний миг успел занести его за спину и кое-как пригнуться.

Нечто жужжащее почти коснулось его, но с лязгом уткнулось в лезвие клинка, едва не столкнув Ли Шэна в воду. Он невольно разжал руку, и оставшийся кинжал полетел вниз. Где-то позади раздался треск, и дорожный мешок, висевший у него за спиной, порвался на две части, и все его содержимое упало в воду. Даже одежду зацепило, повезло еще, что хотя бы на коже царапин не осталось.

Тем временем Се Юнь, лениво наблюдавший за всем со стороны, внезапно выпрямился. Он вдруг понял, что день для своего похода выбрал воистину неудачный: выходило так, что, оставшись без сторожа, река и становилась опаснее всего. На смену человеку пришло свирепое «чудовище», что притаилось под водой и теперь грозилось вырваться на свободу!

Ли Шэн с ужасом спросил:

– Что это?

Чжоу Фэй уже согласилась бы и на то, чтобы их поймал старина Юй. Держа клинок перед собой, она вытащила хочжэцзы[25] и, как только зажгла его, резко изменилась в лице: в тусклом свете огня девочка различила тончайшую нить, упирающуюся прямо в лезвие клинка в половине чи от нее. Концы нити уходили далеко в туман, так что и не определить, где ее предел. Если бы Чжоу Фэй на нее наткнулась, то наверняка осталась бы без ступни!

От нити исходила невероятная сила. На руке, которой девушка сжимала рукоять, от напряжения вздулись вены, и, едва продержавшись мгновение, она почувствовала толчок. Чжоу Фэй отстранилась от клинка, резко взмыла в воздух и, круто перевернувшись, в последний момент разжала пальцы. Зловещая нить проскользнула мимо и исчезла в тумане, словно призрак.

Лицо Се Юня помрачнело.

– Да это же Цяньцзи, – пробормотал он.

Однако «демон», скрывающийся в реке, не дал ему возможности похвастаться своими широкими познаниями. В воздухе вдруг снова зажужжало, и двое подростков лихорадочно заметались по реке, тщетно пытаясь увернуться, будто трюкачи. Отступать было поздно – камни под их ногами тоже пришли в движение!

«Чудовище» в реке напоминало огромную деревянную куклу, разбуженную двумя незваными гостями. Острые и тонкие нити, похожие на лезвия, одна за другой поднимались из-под воды и пролетали над поверхностью реки, то приподнимая, то опуская каменные плиты. Хочжэцзы в руках Чжоу Фэй погас, последней вспышкой осветив дорогу, которой они пришли. Девочка с ужасом заметила, что все пространство затянуло сетью из зловещих нитей: путь назад перекрыт – они застряли в этой паутине точно мухи.

Ли Шэн закричал:

– Прыгай!

В Сорока восьми крепостях было много извилистых горных ручьев, местные дети часто играли и плескались в них, и ни разу не случалось, чтобы кто-то утонул. Ли Шэн, оставшись без оружия, теперь совершенно беспомощно озирался по сторонам – жалкое зрелище; но его это уже не заботило – чутье подсказывало нырнуть и спрятаться от «чудища» под водой.

Но прежде, чем он успел хоть что-то предпринять, со скалы донесся незнакомый мужской голос:

– Нельзя прыгать в воду!

И Чжоу Фэй, и Ли Шэн не на шутку перепугались. Девочка, присев, уклонилась от нити, которая грозила вот-вот разрезать ее пополам, и та задела лишь прядь ее волос.

– Кто здесь? – прокричала она в темноту.

Се Юнь пусть и хотел прикинуться камнем и незаметно прокрасться в крепость, а все же не мог позволить двум этим непоседам погибнуть.

«Судьба не ошиблась, мне и впрямь недостает всех пяти добродетелей[26]. Ладно, пусть меня поймают, так и быть», – подумал Се Юнь, собравшись наконец с духом.

Он достал лэйходань[27] и, взмахнув рукавом, запустил его в небо. Снаряд разорвался огненными искрами, как фейерверк, свет его не ослеплял, но был виден за несколько ли[28] – достаточно, чтобы перепугать людей на заставе. В отсветах взрыва под водой стали видны огромные камни, перетянутые бесчисленными нитями. Чжоу Фэй и Ли Шэн сразу поняли, почему в реке прятаться нельзя: любого, кто осмелится нырнуть туда, тотчас раскромсает на мелкие кусочки!

Руки и ноги Ли Шэна похолодели: даже его горячая, буйная кровь заледенела. На миг он оторопел, но вдруг снова услышал тот незнакомый голос:

– Эй, юнец, ты стоишь на одном из сплетений, быстро уходи.

Только голос стих, как Ли Шэн почувствовал, что каменная плита под ним задрожала и начала тонуть. Он пришел в ужас и не раздумывая бросился к Чжоу Фэй, но вновь услышал предупреждение от незнакомца:

– Осторожно!

Внезапно одна из нитей выскользнула из-под воды и устремилась к юноше. У Ли Шэна не осталось оружия, увернуться тоже не хватило бы места, еще мгновение – и его рассекло бы надвое! Зрачки его сузились от испуга, но вдруг нить замерла в воздухе, едва коснувшись Ли Шэна, и он чудом приземлился на другой валун. Сердце на мгновение остановилось, а после – заколотилось пуще прежнего. Обернувшись, он увидел, что от гибели его спас узкий клинок Чжоу Фэй.

Се Юнь, окинув взглядом Цяньцзи, одним рывком спустился с обрыва и с легкостью ветра подлетел ближе:

– Водная… эм, девочка, отпускай! Человеку не под силу удержать ее!

Слова оказались излишни – Чжоу Фэй и без того была на пределе возможностей и не могла больше сдерживать нить своим клинком. Еще пара мгновений, и ее ладони, казалось, разорвались бы в месте соединения большого и указательного пальцев. Она отступила на полшага, ослабляя хватку, и одновременно отклонилась назад до предела, перегнувшись почти пополам. Туго натянутая нить, как струна, звякнула, уходя под воду, и от этого короткого «динь» поверхность воды пошла слоистой рябью.

Человек в черном появился внезапно, словно из ниоткуда, и приземлился в нескольких чжанах от Чжоу Фэй. Все случилось так быстро, что она даже понять не успела, откуда он вообще здесь взялся. Незнакомец поднял руку, в которой держал светящуюся в темноте жемчужину, и посветил ею в сторону зловещей паутины Цяньцзи, спрятанной в темноте.

– Не трогайте нити, – тихо произнес он, – и следуйте за мной.

Глава 4

Се Юнь

Если бы существовали состязания среди неудачников, то Се Юнь со своим везением наверняка всякий раз бы в них выигрывал.

Незнакомец владел цингуном столь превосходно, что Чжоу Фэй, пожалуй, такой легкости в движениях никогда еще не видела… Правда, она и людей, преуспевших в этом искусстве, за всю свою короткую жизнь почти не встречала.

До середины реки юноша добрался совершенно сухим: брызги едва касались его одежды – он парил над поверхностью, словно бестелесный дух, и точно знал, куда можно приземлиться. Все новые и новые нити Цяньцзи выстреливали из толщи воды, но ни одна из них не тронула его, хотя незнакомец даже не пытался уклоняться.

«Неужели призрак?» – остолбенев, подумала про себя Чжоу Фэй. Но нитей вокруг становилось все больше, и она решила, что уж лучше увидеть наяву привидение, чем быть искромсанной на кусочки. Выбрав меньшее из зол, девочка доверилась таинственному человеку в черном.

– Господин, откуда вы? – первым нарушил молчание Ли Шэн, выглядевший еще более жалко, чем его сестра: изодранная одежда висела на нем клочьями.

– Моя фамилия Се, – ответил незнакомец и осторожно повернулся, чтобы нити Цяньцзи, устремившиеся на него сразу с трех сторон, прошли мимо. Одно легкое мимолетное движение. Со стороны казалось, это порыв ветра вдруг подхватил его одежду, хоть она и сидела на нем вплотную как влитая.

– И не называй меня господином, – мягко улыбнувшись, добавил он, взглянув на Ли Шэна, – я будто сразу постарел на десять лет.

Теперь, когда лицо незнакомца освещал тусклый свет луны, стало понятно, что он был всего на несколько лет старше самого молодого мастера Ли, которому отчего-то вновь стало не по себе. За этот долгий день он успел пережить и взлеты, и падения. Отправляясь в путь, Ли Шэн чувствовал себя всемогущим, но чем ближе он подбирался к своей великой цели, тем больше осознавал, что с его-то способностями он не более чем лягушка на дне колодца – считает, что знает весь мир, пока первый же встречный не докажет ему обратное.

После всех изощренных наказаний, что Чжоу Фэй пришлось вынести от руки матери, не только кожа, но и терпение у нее стало словно из стали. Однако даже она, оказавшись в столь затруднительном положении, на какое-то время опешила, пусть виду и не подала. Девочка следовала за незнакомцем и внимательно наблюдала за каждым его шагом: то вперед, то назад, будто он знал этого «водяного демона» как свои пять пальцев.

– Что это за штука? – тут же поинтересовалась она.

– Это тяговое устройство, Цяньцзи. Я только читал о нем и никак не ожидал, что сегодня мне посчастливится испытать его мощь на себе, и все благодаря вам двоим, – спокойно ответил молодой господин Се. – В древности даже существовал яд с таким же названием[29], прежде…

Уловив в его голосе знакомые нотки, Чжоу Фэй вздрогнула: чрезмерной любовью к ненужным подробностям чужак напомнил ей больного отца.

– …так вот, как только устройство срабатывает, множество нитей всплывает на поверхность, но это не самое страшное. В конце концов, это всего лишь рычаги и пружины, в их работе даже есть закономерности. Пока Цяньцзи действует еще не в полную силу, нам лучше убраться отсюда поскорее. Вы видели маленький павильон посреди реки? Там живет человек, так что, вероятно, внутри есть и проход…

Хотя мастер Се говорил много, пустая болтовня не замедляла его шаг. Не замолкая ни на миг, он сквозь многочисленные преграды, выпущенные подводным «чудищем», вывел беглецов из самого сердца нитесплетения. Когда они наконец освободились из западни, до маленького павильона в центре реки было уже рукой подать.

Чжоу Фэй оглянулась на испещренный нитями путь, которым они только что шли, и спросила:

– Что будет, если Цяньцзи включится полностью?

Не успела она договорить, как камни под маленьким павильоном начали опускаться безо всякого предупреждения. Се Юнь шел впереди и отступить уже никак не мог, но мгновение спустя взмыл в воздух, выпустил из ладони светящуюся жемчужину и, едва коснувшись ее ногой, точно позаимствовав у перышка невероятную легкость, перескочил на другой камень. На ходу он схватил Чжоу Фэй за плечо и с силой потянул назад за собой, но… она даже не шевельнулась!

Ли Цзиньжун наставляла ее с тех пор, как дочь научилась держать в руках палочки для еды, и отнюдь не чуралась ни ругательств, ни избиений, так что основы боевых искусств в Чжоу Фэй вколачивали силой, и даже если бы она просто стояла в задумчивости, так просто сдвинуть ее вряд ли бы у кого-то получилось.

Сама она тоже опешила, однако удивил ее совсем не внезапный порыв незнакомца, а то, что рука у этого мастера цингуна оказалась неожиданно мягкой.

Какая сторона преобладает у бойца – сила или ловкость – и насколько он искусен в своем мастерстве, можно понять по его рукам, особенно в самый опасный миг, когда нужно кого-нибудь резко потянуть или оттащить. Но ладонь этого юноши скорее напоминала руку обычного хилого ученого.

В сердце Чжоу Фэй зародились сомнения, но тщательно все обдумать у нее все равно бы не получилось, потому что Чернильная река вдруг пришла в движение, на поверхности воды образовался огромный водоворот, и чудовищные нити Цяньцзи, затянувшие все небо, зазвенели словно струны. Мастер Се остановился, покачал головой и вздохнул:

– О Амитабха[30]! Девочка, какой демон тебя за язык дернул? Почему хорошее так редко сбывается, а плохое никогда не заставляет себя ждать?!

Ли Шэн уже вовсю дрожал от страха:

– Что это?

Шум был настолько жутким, что Чжоу Фэй невольно огляделась и увидела, как валуны под водой то поднимаются, то опускаются, как во время прилива. Густо сплетенные нити Цяньцзи устремились в небо, откуда собирались вот-вот обрушиться и накрыть собой бедолаг, а те, точно беспомощные муравьи, у которых разрушили дом, так и остались стоять, сбитые с толку. Впереди бурлила вода, назад пути больше не было, гибель казалась неминуемой. Бледный как смерть молодой мастер Ли громко крикнул охрипшим от страха голосом:

– Раз это какое-то устройство, должен же быть выключатель, верно?

Се Юнь оставался совершенно невозмутимым:

– Хм, дай мне подумать…

Ли Шэн чуть не лопнул от бешенства. Столько времени прошло, а ему еще нужно подумать! У этого Се с головой все в порядке?

Чжоу Фэй смерти тоже дожидаться не собиралась, поэтому отточенным движением выхватила клинок из ножен и без лишних слов яростно бросилась перерезать одну из нитей Цяньцзи.

– Фэй, что ты делаешь? – вскрикнул Ли Шэн.

От удара брызнули искры, но огромная нить даже не шелохнулась, а клинок, дрогнув, отскочил назад, по лезвию побежала трещина. Все нити Цяньцзи вокруг оглушительно загудели, как будто насмехаясь над глупой девчонкой, которая пыталась в одиночку поразить целое «речное чудовище».

Нависшая над ними кровожадная паутина привела в движение камень, на котором они стояли. Одна его часть вдруг исчезла в волнах Чернильной реки. Ноги Ли Шэна давно вымокли до самых колен и теперь почти полностью погрузились в воду, настолько ледяную, что холод пронизывал до костей. Взгляд юноши стал пустым, а в голову пришла лишь одна мысль: «Мне не следовало приходить сюда и уж тем более звать с собой Фэй».

Се Юнь внимательно прислушивался: все звуки смешались в беспорядочный гул. Вдруг он поднял голову и указал пальцем в сторону:

– Руби эту!

Чжоу Фэй чувствовала приближение нити Цяньцзи: будь у нее шерсть, та бы уже встала дыбом. Кровь внутри яростно бурлила. Девочка слепо положилась на Се Юня, ее запястья быстро закрутились в воздухе. Обхватив рукоять клинка обеими руками, она молниеносно полоснула по тонкому тросу «Атакой горы Наньшань» – тем самым приемом, который она применила против Ли Шэна в попытке уколоть его самолюбие.

Но на этот раз удар получился совершенно другим. Тогда ее всего лишь захлестнула мимолетная злость, оттого и клинок казался более податливым: она даже смогла зацепить им мешочек, который бросила Ли Янь. Теперь же все было иначе: оружие рвалось без сожаления биться головой о гору Чжуннань[31]. Лезвие с ревом полетело вперед, будто пытаясь запугать невидимого врага шумом, пронзило дымку у самой поверхности воды и вдруг ударилось обо что-то. В один миг длинный меч, который который Чжоу Фэй носила на спине более десяти лет, сломался: от удара по лезвию вокруг выбоины расползлась паутина трещин, а кончик его отскочил и исчез где-то в речной глубине.

Струна Цяньцзи лопнула, и из-под воды вдруг поднялся огромный камень, такой широкий, что и вдвоем не обхватить руками. Натянутые нити начали беспорядочными мотками плотно обвиваться вокруг него. Вдруг все замерло, подарив перепуганной троице крошечную, с квадратный цунь, надежду на спасение.

Дыхание у несчастных перехватило, и все шесть глаз сосредоточились на застывшем прямо перед ними хрупком сооружении. Первым нарушил молчание мастер Се:

– По крайней мере, на этот раз я угадал, – тихо выдохнул он.

Силы совсем покинули Чжоу Фэй, руки ее на мгновение онемели, пальцы разжались, и обломок клинка, со звоном ударившись о камень, скатился в воду.

– Что с тобой? – испуганно выпалил Ли Шэн.

Изнемогшая Чжоу Фэй содрогалась от одной только мысли о произошедшем, но не передать словами, как сильно она гордилась собой за проявленное только что мужество. От страха у нее отнялся язык, так что вместо ответа ей только и оставалось, что бесстрастно опустить веки и глубокомысленно покачать головой, словно опытный боец.

Оглядевшись в растерянности, они поняли, что стояли прямо посреди бескрайних вод Чернильной реки. Повсюду то и дело показывались свирепые когти Цяньцзи, и только этот уголок все еще оставался неподвижным. Ощущения непередаваемые.

Мастер Се наклонился, поправив одежду, и улыбнулся:

– Ничего. На такой переполох быстро сбегутся люди с заставы и найдут вас. Небеса на вашей стороне.

Се Юнь говорил радостно, будто с Новым годом поздравлял, – и не подумаешь, что его только что чуть не порубило не куски. На мгновение он забылся и ненароком засмотрелся на «водную фею», обладавшую столь незаурядным мастерством.

– Удар твердый и решительный, как девять убийств без капли жалости, – узнаю школу Тысячи Колоколов… – вежливо начал нахваливать Се Юнь, но вдруг осекся, заметив, что Фэй действительно была еще и весьма привлекательной. Особенно необычными ему показались ее глаза: вытянутые, но не узкие – с изящным, мягко спускающимся изгибом, – а уголки приподняты и будто чуть острее, чем обычно. Когда она широко распахивала веки, взгляд становился несколько наивным, а когда опускала, выглядела холодной и неприступной.

– Тебя зовут Фэй. А иероглиф[32]? – тут же сменил тему мастер Се.

Прежде чем она успела что-то сказать, вмешался Ли Шэн, успевший к тому времени хоть немного отдышаться:

– Это просто детское имя, так мы называем ее дома, поэтому иероглиф не имеет значения.

Дальнейшие расспросы незнакомца теперь показались бы невежливыми, а господин Се знал, как надо себя вести, и потому лишь любезно улыбнулся и промолчал. Ли Шэн поправил на себе изорванную одежду и, почтительно сложив руки на груди, поклонился[33]:

– Брат Се, спасибо за помощь. Если выживем сегодня, останемся в долгу и в будущем без колебаний вернем его, чего бы нам это ни стоило.

Се Юнь хорошо разбирался во многих вещах: мог с первого взгляда сказать, какое искусство клинка только что применила Чжоу Фэй, чтобы перерубить нить, легко догадался, что оба они придерживались учения школы Тысячи Колоколов, и даже заметил, что юноша, хоть и говорил вежливо, проявлял к нему некоторую настороженность.

– Меня зовут Се Юнь, – представился он, решив, что больше скрываться нет смысла. – Я пришел в ваши края, чтобы передать письмо. Прибыл не так давно и не успел еще разузнать про входы и выходы, вот и решил попробовать этот путь. Никаких злых умыслов я не преследовал.

– Брат Се, – поинтересовался Ли Шэн, – кому нужно доставить письмо? Мы вернемся и передадим его.

Не успел Се Юнь хоть что-то ответить, послышался грохот, и Цяньцзи, вымотавшее им всю душу, начало медленно погружаться в воду, а по обоим берегам Чернильной реки зажглись огни – наконец явились старина Юй с главой Ли.

Ли Цзиньжун тотчас кинулась к реке: вглядываясь в темноту сквозь густой туман, она боялась, что произошло непоправимое, и оттого едва могла твердо стоять на ногах. Когда она приказала убрать тяговое устройство под воду, всякая надежда в ее сердце уже умерла, но виду она не подала и самолично спустилась со скалы обыскать местность. Когда глава Ли увидела наконец обоих негодников целыми и невредимыми, ее глаза покраснели, и она не смогла вымолвить ни слова.

Ли Янь малейшего представления не имела о том, что на Чернильной реке произошло нечто поистине захватывающее. Она лишь догадывалась, что кому-то сегодня точно несдобровать. Спустившись вместе с тетей, девочка посмеивалась и корчила рожи брату. Старина Юй осмотрелся, затем взглянул на Чжоу Фэй и Ли Шэна, которые так и стояли, потупив глаза. На каменных стенах тут и там виднелись глубокие царапины, оставленные острыми нитями Цяньцзи.

– На реке Янцзы новые волны всегда сменяют старые. Так и новое поколение всегда сильнее предыдущего. Однако эти два маленьких «героя» действительно впечатляют. Я так долго живу на свете и впервые вижу дураков, столь отчаянно ищущих смерти. Мне жаль, очень жаль, – теребил бороду старик.

Ли Шэн и Чжоу Фэй хором окликнули Ли Цзиньжун: один звал «тетю», другая – «маму». Бунтари, только что едва спасшиеся от смерти, теперь вели себя как самые послушные дети в мире и смиренно ожидали наказания. Сердце Ли Цзиньжун колотилось в груди так сильно, что гневными искрами, которые оно высекало при ударах, можно было стрелять по врагам. Если бы не обстоятельства, она с удовольствием окунула бы головы обоих сорванцов в реку, дабы хорошенько вымыть из них всякую дурь.

Однако ей пришлось принять во внимание, что с ними был посторонний. Ли Цзиньжун вышла вперед и смерила незнакомца взглядом, тотчас отметив приятную внешность, хорошие манеры и невозмутимое спокойствие, с которым тот держался. Глава Ли даже прониклась к нему симпатией и, сложив руки в поклоне, сказала:

– Спасибо за помощь, молодой господин. Как мне к вам обращаться?

Вот ведь что странно. Никого из его ровесников, странствующих по земле, отродясь так не величали. Но в случае Се Юня складывалось впечатление, что существует какое-то тайное соглашение, обязующее всех и каждого непременно называть его «молодым господином».

Он представился и с улыбкой добавил:

– Госпожа, вы чересчур любезны. Я всего лишь проходил мимо, да и не очень-то и помог. Честно говоря, мы выбрались благодаря этой девочке и ее невероятным навыкам владения клинком.

Ли Цзиньжун, как никто другой, знала о способностях собственной дочери, но его слова звучали вежливо, кроме того, он даже не стремился приписывать себе чужие заслуги, так что глава Ли смягчилась еще больше. Однако прощупать почву было не лишним:

– В здешних местах живут одни дикари, людей образованных мало – даже ученики в большинстве своем грубы и глупы. Природа тоже довольно посредственная – сплошные горы… Господин Се, надо думать, вы пришли на Чернильную реку поздно ночью не для того, чтобы полюбоваться видами.

К этому времени холодный пот с Ли Шэна сошел окончательно, и прежняя сообразительность к нему наконец вернулась. Едва услышав голос тети, он сразу понял: она что-то заподозрила. Только что на реке он и сам осторожно пытался выведать что-нибудь о незнакомце. Однако Ли Шэн понимал, что обязан тому жизнью, и потому, опасаясь недоразумений, поспешно пробурчал:

– Тетя, брат Се не пересекал реку. Но он заметил, что мы задели Цяньцзи, и предупредил нас, даже сам ввязался во все это, чтобы помочь нам выбраться…

Взгляд Ли Цзиньжун заметно похолодел. Ли Шэн почувствовал, как его голос совсем пропадает, и продолжать не осмелился: так и застыл, беспомощно посматривая на Чжоу Фэй, которая тем более не решалась рта раскрыть. Она знала, что сейчас любое слово может обернуться против нее, и даже хорошие намерения будут восприняты как дурные.

– Несомненно, – продолжила Ли Цзиньжун, обращаясь к незваному гостю. – Сорок восемь крепостей щедро вознаградят вас. Если у молодого господина Се есть какие-либо поручения, мы сделаем все возможное, чтобы помочь.

Се Юнь уже думал, что хуже и быть не может. Он с таким трудом выбирал подходящее время, но вопреки ожиданиям, оно оказалось худшим! Чтобы спасти этих двух негодников, он подверг себя опасности быть разоблаченным. Шесть месяцев упорной работы едва не пошли насмарку. Но, услышав слова стоявшей перед ним госпожи, он почувствовал неожиданное облегчение.

«Неужели удача наконец повернулась ко мне лицом?» – подумал он.

Се Юнь предположил, что эти двое были учениками школы Тысячи Колоколов. Женщина, которую они называли «тетей» и «мамой», производила впечатление мягкой и добросердечной. Она меньше всего походила на легендарную Ли Цзиньжун, которой детей пугали по ночам. Подумав немного, он решил, что ему не нужно скрываться, поэтому сказал прямо:

– Мне поручено доставить послание, но я не ожидал, что Сорок восемь крепостей находятся под усиленной охраной. Я только что прибыл и не знал, как войти. У меня не оставалось другого выбора, поэтому я и осмелился на вторжение. Премного благодарен вам за то, что не спешите с обвинениями.

Чужаки действительно не могли попасть на заставу, если какой-нибудь надежный человек заблаговременно не замолвил за них словечко. Ли Цзиньжун оценила искренность юноши и кивнула:

– Это пустяк. Господин Се, позвольте нам проявить гостеприимство и не погнушайтесь нашей скромной обителью. Пожалуйста, пройдемте, – она жестом пригласила всех за собой. – Кому вы хотите передать письмо? Я найду для вас этого человека.

– Скажите, – начал Се Юнь, – среди вас есть некий Чжоу Цунь, известный также как господин Ганьтан?

Ли Цзиньжун, шедшая впереди, резко остановилась, но оборачиваться не стала, чтобы никто не увидел ее лица. Ли Янь с Ли Шэном такого имени никогда не слышали и только обменялись недоуменными взглядами. Но в сердце Чжоу Фэй вдруг закралось нехорошее предчувствие. После долгого молчания глава Ли продолжила путь и тихо спросила:

– Кто вам сказал, что этот человек находится здесь?

– Тот, кто попросил меня доставить послание, – ответил Се Юнь.

Женщина повернулась, бросив в его сторону надменный взгляд:

– А если он обманул вас?

Юноша знал, что Сорок восемь крепостей самозванца из Северной столицы не жаловали, но тот, кто попросил его доставить весточку, был влиятельным человеком из Южной династии. Быстро взвесив все за и против, он решил действовать открыто:

– Вещь, которую тот человек доверил мне, очень важна: даже если предположить, что он отправил меня сюда смеха ради, к ней он не стал бы так беспечно относиться.

Ли Цзиньжун спокойно продолжила расспросы:

– Что еще он вам сказал?

Се Юнь задумался на мгновение:

– О, давным-давно у него, вероятно, возникли какие-то разногласия с главой Ли. Но это не имеет большого значения, ведь она наверняка очень занята, и мы не станем ее тревожить.

Стоило Се Юню замолчать, как он заметил, что лица двух спасенных им негодников стали слишком уж напряженными – на них так и читалось: «Тебе конец». Мысли его озарила смутная леденящая душу догадка, и он еще раз, но уже с некоторым подозрением посмотрел на «мягкую и добросердечную» госпожу, шедшую впереди.

Ли Цзиньжун обернулась и с натянутой улыбкой спросила:

– Разве Лян Шао не сказал тебе, какие именно «разногласия» возникли между нами?

Юноша так и застыл. «Добросердечная» госпожа оказалась ни кем иным, как самой демоницей Ли!

Если бы существовали состязания среди неудачников, то Се Юнь со своим везением наверняка всякий раз бы в них выигрывал.

– Уже одной только связи с Лян Шао достаточно, чтобы я размазала тебя по стене, – процедила Ли Цзиньжун – на лице ее не осталось и следа недавней улыбки. – Но ты спас мою дочь и племянника, так что можем считать, что мы в расчете. Отдай мне Аньпинский приказ этого старого козла и можешь уходить. Не смею тебя задерживать.

Се Юнь отступил на полшага, осмотрелся и боковым зрением заметил устремленные на него настороженные взгляды. В мгновение стерев с лица досаду, он даже в таком непростом положении нашел силы улыбнуться.

– Значит, госпожа и есть глава Ли, чье имя держит в страхе всю Северную столицу, – спокойно ответил он. – Для меня большая честь встретиться с вами сегодня, и я не имею права ослушаться. Вот только не знаю, если передам вам Аньпинский приказ, как вы поступите с этой вещицей?

Под ногу Ли Цзиньжун как раз попал маленький камушек. Выслушав незваного гостя, она промолчала, лишь подняла носок и легонько наступила на камень так, что тот вмиг раскрошился в пыль, будто засохшая рисовая лепешка.

– Глава Ли великодушна, как и ожидалось, поэтому не вижу смысла придумывать оправдания, – кивнул Се Юнь. – Однако старейшина Лян уже скончался. И на смертном одре он доверил послание мне… Я поклялся бескрайнему Небу и бездонной преисподней, что лично передам его господину Чжоу, а потому, покуда меня еще не стерли в порошок, не могу позволить ему попасть в третьи ру…

В то же мгновение Се Юнь внезапно исчез, не договорив: все его тело будто стало размытой тенью, которую тут же сдуло порывом ветра на несколько чжанов!

Услышав о том, что старейшина Лян скончался, Ли Цзиньжун на мгновение опешила – ей было трудно в такое поверить. Заметив, что юноша решил сбежать, она, опомнившись, гневно крикнула:

– Взять его!

Рукава главы Ли встрепенулись, а в ладонях она уже собирала силу для удара. Чжоу Фэй, только сейчас окончательно пришедшая в себя после произошедшего, вновь оказалась в полном замешательстве: ей не хотелось смотреть, как мать до смерти избивает человека, спасшего их от «чудовища». Не задумываясь о последствиях, она скользнула вперед.

Ли Шэн быстрым движением схватил сестру за волосы. Кожа на ее голове натянулась, но прежде, чем она успела что-либо сказать, услышала, как Ли Шэн вдруг застонал от боли и тихо позвал:

– Тетя, я…

Обливаясь холодным потом, он обхватил грудь руками, дважды пошатнулся и с грохотом рухнул на колени.

Способности брата убедительно кривляться настолько потрясли Чжоу Фэй, что она сама чуть не повалилась на землю вслед за ним.

Глава 5

Ганьтан

Как нам, речным карпам, не понять ни мучений птицы Пэн[34], застрявшей на мелководье, ни боли Цанлуна[35], сломавшего рог, так и господину нет нужды обсуждать снег с насекомыми.

Огонек в масляной лампе дрогнул, и Чжоу Фэй, потирая глаза, заметила, что за окном уже рассвело. Она подняла руку и погасила свет. Тушь в чернильнице высохла, но добавить воды она поленилась и, словно грязью, небрежно нацарапала последний отрывок Семейного завета. Старая кисть от ее яростного нажима чуть не облысела.

Накануне ночью глава Ли вытащила их с Ли Шэном из передряги на Чернильной реке. Там, под нитями Цяньцзи, Чжоу Фэй думала, что если все-таки выживет, то дома с нее обязательно три шкуры спустят. Вопреки ожиданиям, Ли Цзиньжун, конечно, посердилась, но почти ничего не сделала: только в спешке посадила их под замок и приказала каждому двести раз переписать Семейный завет, чтобы подумали над своим поведением. Ни пронизывающего ветра, ни палящего солнца, ни невыносимой боли или зуда; хочешь сидеть – сиди, хочешь лежать – лежи. Подобного «благословения» Чжоу Фэй никогда еще не получала – обычно так наказывали только провинившуюся Ли Янь.

Не прошло и половины ночи, как девочка неразборчивым почерком доцарапала Семейный завет в двухсотый раз. Задумчиво закусив и без того истерзанную кисть, она растянулась на маленькой лавке, что стояла рядом со столом. Ее взгляд уперся в потолок, а в голове снова и снова прокручивались события прошлой ночи. Ли Шэн выиграл время, и глава Ли так и не смогла догнать чужака, так что тот наверняка успел скрыться.

Чжоу Фэй рассудила так: то, что она сейчас могла спокойно лежать в этой комнатушке, по большому счету было заслугой именно господина Се. Глава хотела схватить его, но поднимать шумиху не собиралась, и беглецы в конце концов отделались лишь легким испугом. После долгих раздумий Чжоу Фэй пришла к выводу, что единственным человеком, которого боялась потревожить Ли Цзиньжун, мог быть только отец. Все ее мысли сходились к тому, что такое знакомое на слух имя «господин Ганьтан», упомянутое чужаком, принадлежало папе.

Но кому он мог понадобиться?

Сколько Чжоу Фэй себя помнила, на улицу Чжоу Итан почти никогда не выходил, с местными общался редко, а посторонние его и вовсе не видели. Только во время болезни он покидал стены своего дома, а когда чувствовал себя лучше, в любое время года предпочитал оставаться во дворе: читал, играл на гуцине[36] и даже предавался мечтам взять себе несколько учеников… К сожалению, даже в гороскопе Ли Шэна[37], не говоря уже о жене и дочери, не оказалось ни намека на чувствительность: все трое под звуки гуциня только разминали пальцы от скуки да без конца зевали.

В отличие от учителя Суня, человека устаревших взглядов, из-за которого Чжоу Фэй пришлось терпеть побои, отец был просто образованным и обходительным книгочеем. Здоровье его оставляло желать лучшего, прочим же он ничем не выделялся. Мог ли он скрывать какое-то необычное прошлое? Чжоу Фэй ненадолго задумалась о зловещем Цяньцзи, что в Чернильной реке, и о чарующем цингуне господина Се, и сомнения вновь одолели ее. Девочка невольно представила своего отца героем легендарных ста восьми записок путешественников[38] и тут же приписала ему участие в десятке кровавых историй о любви, ненависти и мести.

Спокойно ей не лежалось. Поворочавшись с боку на бок, Чжоу Фэй в конце концов поднялась и, прислонившись к окну, выглянула наружу: как раз было то время суток, когда дает о себе знать накопившаяся за ночь усталость. Вот и ученики, оставленные следить за провинившимися, сладко задремали. Немного подумав, Чжоу Фэй отыскала обувь, бросила одну туфлю под стол, а вторую – под кровать. Затем, опустив полог, свернула одеяло так, чтобы оно напоминало фигуру человека, раскидала по столу листы, исчерканные правилами из Семейного завета: будто бы всю ночь добросовестно писала и теперь уснула, укрывшись с головой. Одним рывком Фэй вскочила на поперечную балку, привычным движением сняла несколько незакрепленных кусков черепицы и тайком сбежала из своего заточения.

Как раз когда Чжоу Фэй решила «полюбоваться видами» с высоты, неподалеку раздался треск. Она подняла голову и присмотрелась – неужели крышу облюбовал еще один подозрительный «господин»[39]? Разделенные лишь двором, они обменялись с Ли Шэном растерянными взглядами, оба отвернулись, сделав вид, что не видели друг друга, и разбежались в разные стороны.

Чжоу Фэй отправилась к дому отца, но так и не решилась подойти ближе и лишь наблюдала издалека: за долгие годы состязаний с главой Ли в сообразительности она узнала свою мать достаточно хорошо, чтобы понять – совсем не предпринять никаких мер та не могла. Поэтому, набравшись терпения, девочка еще раз огляделась: и в самом деле, в бамбуковой роще за двором и возле подвесного моста в засаде сидели ученики.

Во дворе Чжоу Итана было тихо. Скорее всего, он еще не проснулся. Пока Фэй замешкалась, размышляя, как лучше пробраться внутрь, послышались птичьи трели. В горах Шушань круглый год царила весна: цветы и листья никогда не увядали, и к постоянному щебетанию птиц все давным-давно привыкли, так что она поначалу не обратила на звук никакого внимания, но он раздавался все ближе и ближе, будто и вовсе не собираясь прекращаться. В какой-то момент трели начали раздражать, и Чжоу Фэй уже готова была бросить камень, чтобы сбить эту расшумевшуюся трещотку, но, обернувшись, увидела на большом дереве Се Юня, который, не сводя с нее глаз, расплывался в приветливой улыбке.

Ли Цзиньжун всю крепость перевернула, охотясь за ним, что явно не доставило ему большой радости: одежда порвана, подол обрезан, к растрепанным волосам пристал мокрый от росы листок. На руках и шее виднелось несколько новых царапин. И пусть выглядел он гораздо хуже, чем прошлой ночью на Чернильной реке, лицо его озаряла беззаботная улыбка: словно его подобные передряги ничуть не волновали и ничто не могло помешать ему насладиться горным видом на рассвете в обществе прекрасной «водной феи».

– Ваши Сорок восемь крепостей так сложно устроены. Я совсем выбился из сил, пока нашел это место, – вздохнул Се Юнь и снова помахал ей рукой, после чего бесцеремонно спросил: – Ты дочь главы Ли и господина Чжоу?

Чжоу Фэй несколько замешкалась. Среди ее ровесников общаться было почти не с кем, поэтому она привыкла держаться особняком. К тому же Ли Цзиньжун намертво вбила ей в голову мысль, что лишний раз рта раскрывать не стоит, мол «делай свое дело да помалкивай». За столь короткое знакомство девочка не успела понять, друг ей или враг этот господин Се, а потому, не решив, как лучше ответить, просто кивнула.

– У тебя какие-то личные счеты с моей мамой? – осторожно спросила она немного погодя.

– Это вряд ли. Когда твоя мать заперлась в Сорока восьми крепостях, я был совсем мальчишкой и еще играл в грязи.

Се Юнь вытащил откуда-то кусок бамбука и маленький нож и начал что-то выстругивать.

– Хотя она, вероятно, не в ладах со стариком Ляном, который поручил мне доставить весточку, но подробностей я не знаю, а он умер, так ничего мне и не объяснив, – продолжил юноша, не отрываясь от дела.

– Тогда что тебя с ним связывает? – спросила Чжоу Фэй.

– Совсем ничего. Моя фамилия – Се, мое имя – Юнь, но на самом деле меня зовут Мэймэй[40] – «неудачник», хотя сам я бы назвал себя, скорее, «беспечным ученым». В общем, я просто бездельник, – серьезно ответил он. – В тот день я рыбачил, а один изможденный старик пришел почтить чью-то память у заброшенной могилы. Закончив свои молитвы, он не смог встать и в слезах упал на землю. Смотреть на это оказалось так невыносимо, что я сжалился над ним и согласился стать посыльным.

Чжоу Фэй сначала промолчала, решив, что этот господин Се определенно умом тронулся, но после все же уточнила:

– Только из-за того, что какой-то старик заплакал, ты рисковал своей жизнью и пытался ворваться в Сорок восемь крепостей?

– Не потому, что какой-то старик плакал, – поправил ее Се Юнь, – а потому, что плакал Лян Шао! Разве ты не знаешь, кто это такой? Отец тебе не рассказывал?

На самом деле имя казалось ей знакомым, и она наверняка уже слышала его когда-то. Таким уж был ее отец: вечно он много болтал о том о сем. Для Чжоу Фэй его пространные речи – все равно что буддистские сутры: в одно ухо влетали, а из другого вылетали. Хорошо, если она улавливала хоть десятую часть услышанного, но отец был слишком добр, чтобы наказывать ее за это.

Так и не дождавшись ответа, Се Юнь принялся объяснять:

– Когда Цао Чжункунь захватил власть, Лян Шао отправился на север. Установив по обоим берегам низовьев реки Хуайхэ ловушки, он спас молодого императора прямо на глазах у Семи звезд Северного Ковша. Он тогда тяжело ранил Таньлана[41] и Уцюя[42] и даже потерял в битве единственного сына. После он еще не раз рисковал собой, поддерживая Юг. Его можно считать… да, героем. А когда такой человек теряет надежду – все равно что гора рушится. Как тут не расчувствоваться? Кроме проворных ног у меня других талантов нет, поэтому разок сбегать по его поручению не составило особого труда.

Чжоу Фэй кивнула, но на самом деле мало чего поняла.

– А эти какие-то там «звезды», они очень сильны? – немного поразмыслив спросила она.

– Семь звезд Северного Ковша. Когда Цао Чжункунь захватил трон, многие оказались недовольны. Но чтобы усмирить всех, потребовалось бы слишком много времени, так что он просто решил избавиться от каждого, кто посмел открыть против него рот.

Чжоу Фэй никогда раньше не слышала столь прямолинейного объяснения и не удержалась от удивленного вздоха:

– А?

– Конечно, он не мог перебить всех сам, – продолжил Се Юнь, – но в его окружении нашлось семь мастеров, верных последователей, которые объединились под именем созвездия Бэйдоу, Северного Ковша, и занимались для Цао Чжункуня убийствами. Что до их силы… Что ж, попробую объяснить так. Однажды твоя мать с отрядом вторглась в Северную столицу, чтобы убить самозванца, и даже три тысячи императорских гвардейцев не смогли их тогда остановить. Цао Чжункуня сопровождали только двое из людей Северного Ковша, Луцунь[43] и Вэньцюй[44], им удалось защитить тирана. Если бы на месте оказались все семеро, то неизвестно, что бы стало с твоей матерью. Ну что, достаточно сильны?

Чжоу Фэй сочла его ответ весьма убедительным.

В ее глазах Ли Цзиньжун была неприступна точно гора. Каждый раз, когда сердилась на мать, девочка шла упражняться, и из трехсот шестидесяти пяти дней в году триста шестьдесят четыре она тратила на совершенствование. Каждую ночь ей снилось, как глава Ли снова заносила над ней руку с хлыстом, а Чжоу Фэй ловко выхватывала его, бросала под ноги матери, а затем, довольно сверкнув улыбкой, гордо удалялась… Конечно, это всего лишь сны. Время от времени ее даже посещали мысли, что ей никогда не превзойти собственную мать. Всякий раз, когда ей казалось, что она почти достигла цели, Чжоу Фэй поднимала голову и мама снова смотрела на нее своим холодным, пронизывающим взглядом, а расстояние, что разделяло их, меньше никак не становилось.

Се Юнь вздохнул, подводя итог:

– Теперь ты все поняла? Смотреть на то, как герой вроде Лян Шао без сил лежит на земле, заливаясь слезами, так же печально, как и то, что такая хорошенькая девушка, как ты, однажды состарится, покроется морщинами и растеряет свое очарование. Но раз уж я столкнулся с таким горем, то не мог просто пройти мимо.

Чжоу Фэй не нашлась с ответом.

Никто не осмеливался говорить Ли Цзиньжун обыденные любезности вроде «у вас красивая дочь». Старшие в лучшем случае со сдержанной скромностью хвалили Чжоу Фэй за ее способности: «Ваша дочь талантлива, как вы в ее годы!» Что уж говорить о сверстниках: за месяц они могли обменяться с ней лишь парой фраз. Словом, никто никогда не говорил ей, что она «хорошенькая», и сейчас, услышав такую похвалу, девочка немного растерялась.

За легкой беседой Се Юнь как раз закончил вырезать бамбуковую флейту. Он легонько сдул опилки и озорно улыбнулся:

– Беги отсюда, а то мать изобьет тебя, если поймает.

– А ты что собираешься делать? – торопливо спросила Чжоу Фэй.

Се Юнь подмигнул ей и поднес бамбуковую флейту к губам – из инструмента вырвалось несколько нот, высоких и низких. Звонкий свист мгновенно нарушил тишину, царившую в роще, и разбуженные птицы разом взмыли в небо. Зрачки юноши засияли зеленью бескрайнего бамбукового моря. По мере того, как люди, поджидающие в засаде, подбегали все ближе и ближе, звуки флейты постепенно сливались в единый мотив. Похожие мелодии, так называемые почжэнцзы[45], обычно играли во время битвы, надеясь приблизить победу.

«Будто осиное гнездо разворошил своей музыкой!» – подумала Чжоу Фэй, насторожившись. Она бросилась было в лесную чащу, но на полпути решила, что все-таки переживает за этого человека по фамилии Се. Приметив дерево повыше, она взобралась на него и принялась наблюдать. Слова его больше походили на сказки для детей, но вполне могли быть и правдой, если только не найдется кто-то, кто сможет их опровергнуть. Вопросы, так и оставшиеся без ответов, терзали ее сердце: почему Се Юнь согласился доставить письмо по просьбе какого-то незнакомого старика, почему он, насилу улизнув ночью, вернулся и сам себя снова загнал в ловушку?

Пока Чжоу Фэй карабкалась на дерево, Се Юня уже успели окружить вооруженные до зубов ученики. Девочка судорожно сжала в руке горсть семян железного лотоса и попыталась хоть что-нибудь разглядеть сквозь просветы между листьями. Некоторых она узнала – лучшие из лучших, – похоже, глава Ли подготовилась и нарочно отправила следить за двором Чжоу Итана именно их.

Вероятно, все они получили четкие указания от главы и теперь бросились вперед слаженно и без лишних слов, будто по заранее обдуманному плану.

Четверо из них сразу же отрезали Се Юню путь к отступлению, следом одновременно ринулись вперед еще три искусных мечника, а еще двое бойцов, неплохо владевших цингуном, один за другим взмыли вверх и заняли два больших дерева, чтобы противник не сбежал от них по воздуху. Вдобавок ко всему на Се Юня нацелились тринадцать самострелов: тетива на них уже была натянута. Даже будь он птицей, они бы в мгновение ока превратили его тело в решето.

Чжоу Фэй опустила голову пониже, размышляя о том, что бы она сделала на его месте. Прятаться она не любила, поэтому, скорее всего, спрыгнула бы туда, где ветви и листья заслонили бы ее от нескольких болтов. Только перемещаться нужно стремительно и безжалостно, выбрать направление и неотступно продвигаться вперед, отражая удары. Ей думалось, что уж она-то точно выбралась бы из любой передряги. Но Чжоу Фэй понимала, что Се Юнь поступит иначе. Его цингун безупречен, так что и другие способности наверняка не уступали. Девочка убеждала себя, что судьба загадочного гостя ее совсем не волнует, – она всего лишь тешит свое любопытство.

– Ой! – неожиданно вскрикнул Се Юнь, когда кто-то замахнулся на него клинком. Юноша отпрянул и, зажмурившись, вытянул вперед бамбуковую флейту – лезвие легко отсекло добрую часть инструмента. Казалось, молодой господин не на шутку перепугался: он приподнял подол и трижды подпрыгнул на ветке, суетливо пытаясь спрятаться. Вся его одежда была продырявлена настолько, что он напоминал попрошайку с благородными замашками, мечущегося в страхе от сверкающих клинков, как испуганная крыса.

Чжоу Фэй не верила своим глазам: и это все?

Воздух рассекло несколько болтов, выпущенных из самострелов, они летели прямо в незваного гостя. Се Юнь ни с того ни с сего рванул вверх на три с лишним чи, так легко, как пушинки одуванчика уносятся вслед за дуновением ветра. От потрясения Чжоу Фэй чуть семена железного лотоса не рассыпала. Цингун Се Юня завораживал: его перемещения напоминали не то движение струящихся облаков, не то полет небожителей.

«Как же он все-таки хорош», – думала Чжоу Фэй, собирая семена обратно в ладошку.

Не успел бешеный стук сердца в ее груди успокоиться, как трое мечников снова бросились на Се Юня, но тот отчего-то просто поднял руку. Любопытство Чжоу Фэй разгорелось пуще прежнего, и она во все глаза смотрела во двор, чтобы не пропустить, что таинственный гость предпримет на этот раз. Кто бы мог подумать, что юноша вдруг отбросит свою бамбуковую флейту и закричит:

– Эй-эй-эй, хватит, хватит, я не смогу победить вас, ребята! Ой! Осторожнее, еще заколешь кого-нибудь насмерть!

Три меча тотчас уткнулись в шею «летающего небожителя», и теперь он уже точно вынужден был сдаться.

– Прошу доблестных бойцов проявить ко мне капельку милосердия, – продолжил он, изо всех сил вытягивая шею, дабы ему случайно не поранили кожу. – Если меня захотят допросить, а вы перережете мне глотку, я ничего сказать не смогу.

Ученики, сбежавшиеся на переполох, разом замолчали, толпа расступилась, и молодые бойцы один за другим склонили головы. Прибыла Ли Цзиньжун. Если зрение Чжоу Фэй не подвело, мать взглянула и в ее сторону, поэтому девочка поспешила пригнуться еще ниже.

– Глава Ли, – Се Юнь улыбнулся ей издалека и перевел взгляд на три лезвия, приставленных к его шее.

Ли Цзиньжун понимала, что у нее под носом он ни на какие уловки не пойдет, а потому невозмутимо кивнула, и все мечи, сдерживающие юношу, одновременно вернулись в ножны. Се Юнь потер шею и содрогнулся от одной мысли о том, что эти острые клинки только что чуть не отняли у него жизнь. Он достал из рукава древнюю приказную бирку главнокомандующего, посмотрел на нее и рассмеялся:

– Вот он, Аньпинский приказ: «И пусть Небеса даруют своему избраннику долгую жизнь и вечное процветание». Вещица хоть и благословенная, но меня она долгими годами свободы и счастья не одарила.

Ли Цзиньжун, мельком взглянув на бирку в его руке, ехидно произнесла:

– Создавая печати с такими словами, император Цинь наверняка надеялся, что они веки вечные будут хранить его потомков, и что в итоге? Династия, продержавшаяся всего два поколения, восстание Ван Мана, бегство неспособных наследников – все, над чем так усердно трудятся императоры, будь то хорошее или плохое, каждый раз в одночасье оборачивается прахом.[46]

Чжоу Фэй никогда раньше не слышала от своей матери столь длинных речей, даже подумала ненароком, не вселился ли в нее сам Чжоу Итан.

Се Юнь в ответ покачал головой и повесил Аньпинский приказ на ветку.

Глаза демоницы Ли сверкнули:

– Разве не ты говорил, что не доверишь его никому?

– Я приехал сюда издалека, чтобы передать весточку, – рассмеялся Се Юнь. – Аньпинский приказ – всего лишь маленький подарок. Теперь, когда послание доставлено, эта вещица для меня – просто безделушка. Ни к чему ради таких пустяков жертвовать собственной жизнью.

– Послание доставлено? – лицо Ли Цзиньжун помрачнело. – Ты правда думаешь, что случайный набор звуков станет для тебя спасением? С таким же успехом я могла бы сказать, что того, кто тебе нужен, здесь и вовсе нет!

Чжоу Фэй на мгновение стало тревожно, но она не знала, из-за чего именно. У нее аж сердце екнуло – верно, глава все же намеревалась ее выпороть, но, чтобы не потревожить отца, лишь отложила наказание. Как вообще демоница Ли могла позволить самонадеянному чужаку играть на своей дудке, когда ему вздумается, возле дома самого Чжоу Итана? Неужели внутри и впрямь никого нет? Фэй знала, что Ли Цзиньжун никогда бы не навредила отцу, значит, дело в этом «послании». Но если оно не будет доставлено, не порубят ли гонца на кусочки?

«Император не торопится, зато другим неймется»[47], – заключила Чжоу Фэй, глядя на все с высоты своего дерева.

Се Юнь, казалось, вообще ни о чем не волновался и неторопливо продолжил разговор с главой:

– Время, судьба и удача – то, на что мы повлиять не в силах.[48] Если послание не может быть доставлено сегодня, значит, таков мой удел, – продолжал Се Юнь, совсем ни о чем не переживая. – А ваш и господина Чжоу не изменится из-за такого пустяка, как я. В любом случае произойдет то, что должно; от своей участи можно попытаться уйти, но вечно прятаться тоже не выйдет. Я почти уверен, что вы понимаете эту истину, иначе зачем вам мешать господину Чжоу насладиться звуками моей флейты?

Его слова явно вывели Ли Цзиньжун из себя, и она сквозь зубы процедила:

– Думаешь, я тебя не убью?

Она даже говорить не закончила, а на самострелах уже снова натянули тетиву, и все ученики приготовились броситься на противника в любой миг – казалось, даже небо потемнело. Вдруг спусковой рычаг в руках одного из учеников каким-то образом соскользнул, и болт с жужжанием полетел прямо Се Юню в спину!

Однако цели он не достиг – на полпути его сбило семя железного лотоса. Чжоу Фэй устала наблюдать, ее не покидало ощущение, что этот молодой господин просто морочит всем голову и, вероятно, сам по себе никакой ценности больше не представляет. Однако его выступление явно подзатянулось, и девочка спрыгнула с дерева с криком:

– Мама!

– Исчезни! – рявкнула Ли Цзиньжун, даже не подняв головы.

Однако Чжоу Фэй не только не собиралась исчезать, напротив, она решительно сделала несколько шагов вперед, заслонив собой Се Юня. Краем глаза она взглянула на бирку, висящую на ветке: тусклая и потертая, она в самом деле напоминала безделушку, за которую не дадут и связки медных монет.

– Глава, – тихо сказала Чжоу Фэй с той же учтивостью, какую проявляли к ее матери другие ученики. – Вчера ночью вы сказали, что если он передаст вам этот приказ, то сможет уйти. Таково было ваше слово, почему же теперь вы его не держите?

– Чжоу Фэй, – четко выговорила Ли Цзиньжун, – я приказала тебе сидеть в комнате и думать над своими ошибками, но ты посмела выйти без разрешения. Сегодня я точно переломаю тебе ноги! Убирайся, у меня сейчас нет времени разбираться с тобой!

– Мастер Ли, пожалуйста, умерьте свой гнев – вмешался один из учеников с мечом в руках. – Фэй, послушай главу, отойди.

Двум вещам Чжоу Фэй за всю свою жизнь так и не научилась: первая – «бояться», а вторая – «слушаться». Этим она и отличалась от других. Если обычных детей воспитывают палкой, они так и остаются жить в страхе перед взрослыми. Но Фэй обычной не была: чем сильнее ее били, тем больше она противилась, чем суровее было наказание, тем меньше она боялась.

Чжоу Фэй смело посмотрела матери в глаза:

– Заключим сделку. Глава Ли, сдержите свое слово и разрешите молодому господину покинуть Сорок восемь крепостей. А я останусь здесь и позволю переломать мне ноги.

Се Юнь, все это время стоявший с безразличием небожителя, наконец встрепенулся и, не сдержавшись, заговорил:

– Эй, маленькая барышня…

– Взять его! – сердито приказала демоница Ли.

– Фэй… – прошептал ученик с мечом.

– И эту мелкую паршивку тоже! – добавила Ли Цзиньжун.

Ученики не посмели пойти против приказов главы, но все они хорошо знали Чжоу Фэй и вступать с ней в бой не желали. После долгих колебаний один из них собрал волю в кулак, выставил меч на уровне груди и подмигнул непослушной девчонке, чтобы та признала свои ошибки и уступила. Кто бы мог подумать, что она совсем не понимает намеков. Ее привычный длинный меч прошлой ночью сломался. Невесть откуда достав ему замену, она со всей серьезностью произнесла:

– Шисюн, мне жаль.

Чжоу Фэй взмахнула запястьем, и ее длинный меч проворно выскочил из ножен, словно пружина, а сама она, не замешкавшись ни на мгновение, обезоружила противника. Лучшие из лучших учеников оказались в безвыходном положении: дочь главы отказывалась подчиняться и сдаваться на глазах у матери никому не собиралась. Тут подоспели еще четверо бойцов: два меча атаковали Се Юня сверху и снизу, а еще один меч и нож смотрели прямо на Чжоу Фэй, лишая ее возможности отразить удар.

Девочка привыкла к своему узкому клинку: он был ощутимо тверже нового меча. Противники рассчитывали, что Фэй не хватит внутренней силы, и надеялись одним мощным ударом вырвать из ее рук оружие, чтобы она не пострадала, продолжая упрямиться. Но одного они знать не могли: Чжоу Фэй все это время лишь скрывала свои навыки, чтобы избежать лишних стычек с Ли Шэном.

У меча одно острие, но он таит в себе мощь, которой нет равных. Легко обнажить клинок и явить свою силу, куда сложнее таить ее в себе. Привыкшая скрываться, Чжоу Фэй овладела искусством «прятать лезвие» в совершенстве.

Движения ее были четкими и отточенными, опрометью отступив на шаг, она высвободила руку и с силой толкнула Се Юня. Юноша оказался догадливым: сопротивляться не стал – упал, распластавшись по земле, удачно увернулся сразу от двух мечников и даже освободил Чжоу Фэй место для размаха. Та подняла меч к груди и начала стремительно раскручиваться на левой ноге. Послышался оглушительный металлический лязг, и колющим ударом, будто ножом, она выбила оружие из рук сразу трех нападавших. Затем мягкое лезвие меча бросилось навстречу стальному клинку, от удара тот раскололся на две части и выскользнул из ладони ученика, а все тело несчастного обдало волной истинной ци[49]!

Даже у Ли Цзиньжун поначалу лицо вытянулось от удивления, но, осознав, что происходит, она пришла в бешенство и собственноручно попыталась схватить дочь.

Дерзить матери Чжоу Фэй было не впервой, но, несмотря на ужасный нрав, осмелиться драться с главой Ли в полную силу она не могла. Девочка проворно вскочила на дерево, применив «Полет ласточки над водой», уперла рукоять меча в ствол, развернулась и, не глядя увернувшись от удара матери, едва не упала на землю вслед за сломанной веткой.

Старшие ученики, наблюдавшие за всем со стороны, побелели от страха. Они боялись, что в припадке гнева Ли Цзиньжун преподаст дочери такой урок, что та еле в живых останется. Бойцы бросились вперед, чтобы перехватить Чжоу Фэй и перекрыть ей путь к отступлению.

Но в этот момент послышался крик:

– Стойте!

Се Юнь, уже начавший волноваться, вновь расслабился и засветился своей загадочной улыбкой. Невозмутимо поднявшись с земли, он отряхнул пыль с остатков одежды, немного пригладил ее и с глубоким уважением поприветствовал пришедшего:

– Для меня честь встретиться с господином Чжоу.

– Нет-нет, не надо церемоний. Я этого не заслуживаю, – со скромностью человека ученого ответил Чжоу Итан и размеренным, даже немного вялым шагом подошел ближе. Согнутыми пальцами он постучал дочери по лбу и отругал:

– Где твои манеры?

Взгляд его скользнул по Ли Цзиньжун, стоявшей неподалеку, и задержался на бирке, что висела на дереве, после чего он тихо спросил:

– Свой долг перед наставником ученик Чжоу уже выполнил. Теперь я просто никчемный человек, оторванный от мира. Зачем вы меня искали?

Увидев наконец того, ради кого явился, Се Юнь улыбнулся:

– Я всего лишь проходил мимо и согласился передать весточку. Долг или старая вражда – мне неведомо, однако если бы господин Чжоу не хотел меня видеть, он бы и показываться не стал, не так ли?

– А может, я совсем ничего не слышал? – взглянув на него, спросил Чжоу Итан.

– Тогда это послание не для вас. Я ищу того, кто услышит мою флейту. Горы Шушань славятся не только несравненными мастерами, но и чудесными видами. По пути мне посчастливилось узреть такую красоту – отрада для моих очей! – что даже если я вернусь ни с чем, мое путешествие не будет напрасным, – снисходительно ответил Се Юнь, но глаза его забегали, будто в голову пришла какая-то мысль, и он, ехидно расплывшись в улыбке, колко добавил: – Как нам, речным карпам, не понять ни мучений птицы Пэн, застрявшей на мелководье, ни боли Цанлуна, сломавшего рог, так и господину нет нужды обсуждать снег с насекомыми.

Чжоу Итан вступать в перепалку не захотел. Меж бровями его пролегла морщинка, которая появлялась даже, когда он смеялся, и оттого лицо его всегда выглядело немного встревоженным. Он пристально посмотрел на Се Юня:

– А язык у тебя хорошо подвешен.

– Простите, – ответил Се Юнь – в глазах его не было ни капли раскаяния. – Я всего лишь простолюдин, и талантов у меня немного: быстро бегать да болтать без умолку.

Чжоу Итан посмотрел на жену: их разделяло всего несколько шагов, но казалось, что между ними вдруг разверзлась пропасть.

– Фэй, пойди сними с дерева бирку для отца, – прошептал он.

Девочка, не понимая, что происходит, оглянулась на мать. Та стала совсем на себя не похожа: трудно сказать, была ли глава Ли опечалена, но ярость, с которой она только что пыталась одолеть дочь, исчезла. Ли Цзиньжун расслабленно опустила плечи, будто успокоившись, а от неземной воинственной мощи не осталось следа – теперь она напоминала обычного смертного, лишенного всяких способностей.

– Разве ты не говорил, что вернул свой долг? А коли прошлые разногласия улажены… – голос ее звучал хрипло.

– Цзиньжун, – мягко прервал ее Чжоу Итан, – когда он был жив, мы все уладили, и я уехал в Шушань, чтобы больше его не видеть. Теперь смерть разделила нас, и все прошлые обиды не имеют значения, понимаешь?

Ли Цзиньжун вздрогнула – так он знал, что Лян Шао мертв! А как же все те… слухи, что она так старалась подавить? Неужели он и о них тоже все знал, но не подавал виду?!

Она понимала куда больше своей бестолковой дочери: двух слов хватило, чтобы разгадать приправленный остроумием разговор с Се Юнем. «Я ищу того, кто услышит мою флейту», – давно пора догадаться: человек вроде Чжоу Итана не станет десять лет кряду сидеть взаперти, совсем оградив себя от мира.

Вынырнув наконец из своих мыслей, Ли Цзиньжун подняла голову и расправила спину, будто снова надела железные наплечники, после чего вздохнула, моргнула несколько раз и кивнула дочери:

– Возьми и передай бирку отцу.

Старая бирка на ощупь оказалась очень грубой. Чжоу Фэй случайно провела по ней ладонью и почувствовала, что вся поверхность ее испещрена следами клинков: навечно усвоенные уроки мрачного прошлого украшали ее, словно богатая резьба.

– Когда отец еще был жив, даже получив клеймо разбойника, запятнавшее его доброе имя, он всеми силами пытался принять в Сорока восьми крепостях всех, кому некуда идти, дать им крышу над головой, – начала Ли Цзиньжун. – Мы не можем полагаться ни на Юг, ни на Север. Скалистые горы – наша крепость, Чернильная река – защитный ров. Любой, кто вторгнется к нам, будет убит. Предсмертная воля моего отца нерушима, и поэтому за пределами Сорока восьми крепостей у нас нет ни друзей, ни врагов, мы не заключаем союзов и не встаем ни под чьи знамена. И тебя это тоже касается.

– Я понимаю, – спокойно ответил Чжоу Итан.

Ли Цзиньжун спрятала руки в рукава:

– Если решишь уйти, все твои связи с Сорока восемью крепостями будут разорваны.

Чжоу Фэй вздрогнула, глаза ее широко распахнулись.

– Я никого не отправлю сопровождать тебя, – бесстрастно предупредила Ли Цзиньжун. – В мире неспокойно, путь до Цзиньлина[50] неблизкий. Останься здесь еще на несколько дней и отправь письмо, чтобы они сами тебя встретили и сопроводили.

После этих слов она больше не обращала внимания ни на Се Юня, которого только что порывалась убить, ни на учеников, которые наблюдали за этой сценой, раскрыв рты от удивления. Она даже забыла, что обещала переломать ноги Чжоу Фэй – просто взяла и, не говоря ни слова, ушла.

Чжоу Итан долго провожал взглядом ее исчезающий силуэт, а затем махнул рукой и прошептал:

– Уходите все. Шэн…

Ли Шэн вынырнул из-за его спины:

– Дядя.

Он всегда считал себя умнее Чжоу Фэй: с самого начала, поразмыслив, понял, что Чжоу Итана, скорее всего, нет дома, поэтому, как только выбрался из заточения, сразу же отправился прочесывать заставу вдоль и поперек. Здоровье у дяди было слабое: ему следовало избегать холода, жары и влажности, кроме того, глава Ли окружала его такой нежной заботой, что и место для отдыха наверняка подбирала тщательно – на солнце, подальше от воды, хорошо защищенное от ветра и удобное для прогулок. Однако, обыскав каждый уголок крепости, подходящий по всем требованиям, Ли Шэн не смог найти даже тени Чжоу Итана. Кто бы мог подумать, что, вернувшись ни с чем, он тут же столкнется с дядей там, где меньше всего ожидал его встретить: господин Чжоу стоял, прислонившись к старому дереву, и слушал звуки флейты, раздававшиеся откуда-то неподалеку.

Ли Шэн тайком последовал за ним и, конечно же, воочию наблюдал, как Чжоу Фэй одним мечом победила сразу четырех старших учеников. От увиденного осталось странное послевкусие, поэтому теперь он даже не смотрел в сторону сестры и просто шел, опустив голову, пока не остановился перед Чжоу Итаном.

– Пойди к главе Ли и от моего имени попроси пропуск. Этот молодой человек – мой гость, и я прошу разрешить ему покинуть заставу.

Ли Шэн развернулся и ушел, не мешкая.

– Спасибо, господин Чжоу, – просиял Се Юнь. – Как незваный гость, я пришел, карабкаясь на стены и протискиваясь в щели. Хотя бы уходя, я наконец-то увижу, в какую сторону у вас открываются главные ворота.

– Ваша фамилия Се? – спросил Чжоу Итан. – Вы как-то связаны с министром Се?

– Одной рукой не напишешь два разных «Се»[51], – серьезно ответил юноша. – Вероятно, сотни лет назад мы с этим стариком были одной семьей, и наши родовые могилы находились бы рядом. Но сейчас он занимает высокое положение при императорском дворе, а я странствую по свету. Кажется, мы хорошо уравновешиваем друг друга, полагаю, это можно считать духовной дружбой.

Чжоу Итан, заметив, что гость просто заговаривает ему зубы, перестал задавать вопросы, сложил руки в прощальном жесте и медленно удалился, позвав дочь за собой.

С тех пор Чжоу Фэй больше не видела мастера Се. Говорили, он давно покинул гору, забрав с собой письмо, написанное Чжоу Итаном. Спустя месяц в ворота заставы вежливо постучали и попросили встречи с главой, но Ли Цзиньжун так и не вышла – лишь отдала приказ открыть ворота и позволить Чжоу Итану уйти.

В тот день горы уже нежились под пышным изумрудным одеялом леса, а листья перешептывались при каждом ласковом дуновении ветерка, словно волны, танцующие на поверхности бескрайнего океана. Все вокруг дышало умиротворением и безмятежностью.

Чжоу Итан медленно спустился с горы. Часовые, охраняющие вход, повинуясь приказу, распахнули перед ним главные ворота, за которыми его уже ждали солдаты в черных доспехах – те самые сопровождающие, посланные Южной династией.

Чжоу Итан оглянулся, но так и не увидел той, с кем хотел бы попрощаться. Уголки его рта слегка задрожали в усмешке.

Вдруг послышался чей-то крик:

– Подождите!

Чжоу Итан присмотрелся: это Чжоу Фэй со всех ног мчалась следом за ним.

– Папа!

Глава Ли позволила уйти Чжоу Итану, но дочери никто пропуск не выдавал.

– Шимэй[52], остановись! – в один голос сказали часовые.

Чжоу Фэй никого слушать не хотела. Неизвестно откуда она снова достала клинок с узким лезвием и с силой швырнула стальные ножны на несколько чжанов в сторону. Лязгнув, они застряли в железных прутьях ворот. Двое часовых – один – с мечом, другой – с копьем – попытались перерезать ей путь, но она, изогнувшись, ловко уклонилась от удара, легко оттолкнула оружие нападавших и бросилась вперед, к выходу, где ее тут же окружили еще восемь стражников.

На лице отца ясно читалось бессилие:

– Чжоу Фэй, не поднимай шум, возвращайся!

Девочка чувствовала мощь, которой давили приставленные к ней мечи: словно незыблемая гора Пяти Стихий[53] – освободиться невозможно.

Руки Чжоу Фэй напряглись до предела, суставы посинели, и, стиснув зубы, она выдавила:

– Нет!

– Фэй…

– Она не разрешила другим пойти с тобой, тогда пойду я! Я должна! – всхлипнула Чжоу Фэй. – Я тоже могу не возвращаться!

Чжоу Итан осмотрелся: во главе выделенных ему воинов в черных доспехах стоял мужчина лет тридцати пяти, крепкого телосложения – он выглядел весьма способным бойцом. Поймав взгляд господина Чжоу, он тут же шагнул вперед:

– Ваш подчиненный Вэнь Юй! Мне приказано сопроводить вас в Цзиньлин. Каковы будут распоряжения?

– Прямо как Летающий Генерал[54]. Что ж, это большая честь для меня, – Чжоу Итан указал на застрявшие в ограждении ножны и добавил: – Я слишком избаловал дочь, она так упряма. Примите мои извинения за ее нелепые выходки, однако руки мои совсем слабы, не затруднит ли вас помочь мне?

– Господин Чжоу, вы чересчур вежливы, – рассмеялся Вэнь Юй, но даже с места не сдвинулся. Вместо этого взмахнул рукой, вложив в движение всю свою мощь, – поток внутренней ци, выпущенный генералом, выбил ножны из прутьев, и они рухнули на землю.

Бом-м! Железные двери Сорока восьми крепостей высотой в шесть чжанов с пронзительным грохотом захлопнулись, а Чжоу Фэй так и осталась на прежнем месте, прижатая к земле стражниками. Девочка уставилась на Вэнь Юя: в глазах ее кипела ярость.

Генерал неловко потер нос:

– Боюсь, ваша дочь затаит на меня обиду.

– Она еще молода и не слишком благоразумна, – покачал головой Чжоу Итан и наклонился, чтобы поднять упавшие ножны. На них появились две новые вмятины: одна – от железных прутьев, вторая – от удара генерала.

– Этот меч ни на что не годится, позже я подберу тебе достойное оружие, – повернувшись к дочери, сказал Чжоу Итан.

Она молчала, изо всех сил пытаясь избавиться от натиска сдерживающих ее стражников. Но силы были на исходе, дыхание отзывалось в груди острой болью, а ярость по-прежнему обуревала ее, не позволяя отступить даже на полцуня.

– Помнишь, я тебе говорил, что нельзя усидеть на двух стульях, – сказал Чжоу Итан, глядя дочери прямо в глаза.

Чжоу Фэй не собиралась слушать никакую чушь вроде «иногда приходится жертвовать своей жизнью ради долга» и даже не посмотрела в его сторону. Длинный меч безустанно дрожал в ее руке, пока, наконец не вынеся напряжения, не разлетелся на осколки, тотчас глубоко вонзившиеся в землю. Охранники разом вскрикнули и тыльной стороной своих клинков еще сильнее надавили на плечи девочки.

– Я не стану говорить о долге и жертвенности, – спокойно продолжал Чжоу Итан сквозь разделяющую их железную дверь. – Фэй, выбор не определяется лишь тем, чего ты хочешь. Сильный человек, неважно, ученый он или боец, действует, исходя из своих возможностей. В противном случае он проживет жизнь, влекомый бесплодными желаниями, и ничего не достигнет. Умные люди над таким «выбором» только посмеются. Говоришь, что не станешь возвращаться, но ты ведь даже за ворота выйти не смогла. Остаться или пойти со мной – разве это от тебя зависит?

Услышав тихие уговоры господина Чжоу, Вэнь Юй решил, что тот дает дочери добрые наставления, но сказанные слова не только жестоко ранили чувства маленькой девочки, но и в душе самого Чжоу Итана оставили глубокие шрамы.

Чжоу Фэй уставилась на него пустыми покрасневшими от слез глазами.

– Расти здоровой. Горы и реки никогда не истлеют, а мы, пока живы, всегда сможем встретиться вновь. От тебя зависит лишь то, как скоро ты сможешь сама свободно покидать заставу, – продолжал Чжоу Итан. – А пока, Фэй, папе нужно уйти. До встречи.

Глава 6

Экзамен

Мы люди свободные – от условностей, от приличий. Нам неважно, прославим ли мы свое доброе имя или навеки покроем его позором. Мы просто хотим быть достойными Неба, земли и самих себя!

Раньше говорили: «Нет в горах календаря, пока весна придет, уж пролетят года»[56]. Так и три года на заставе пролетели в одно мгновение.

В одной руке Ли Янь несла большую корзину, а другой держалась за бамбуковую трость. Накануне она попросила одного из учеников отвести ее к Чернильной реке, и теперь, пока они с большим трудом пробирались к берегу, девочка без конца спрашивала:

– Долго еще? Я слышу шум воды. Мы уже пришли?

Юноша, тянувший ее за собой, был примерно того же возраста, что Ли Янь, и его лицо краснело всякий раз, когда он пищал ей что-то в ответ – тонко и тихо, словно комар. Однако на этот раз прожужжать он ничего не успел: за трость ухватился кто-то еще!

– Ой! – вскрикнула Ли Янь.

Открыв глаза, она увидела перед собой Ли Шэна, чье терпение явно уже было на исходе.

– Что ты делаешь? Напугал меня до смерти! – закричала Ли Янь.

Но Ли Шэн даже не посмотрел на нее, а вместо этого кивнул растерянному проводнику:

– Ли Янь слишком избалована. Не потакай сильно ее причудам: она просто морочит таким, как ты, голову.

Лицо ученика зарделось еще больше. Он долго пытался что-то промямлить, но так ничего ответить и не смог, только наспех поприветствовал Ли Шэна и убежал, подгоняемый ветром. Ли Янь тоже очень хотела улизнуть, но, взглянув вниз с утеса, передумала – страшно. В своем воображении она успела нарисовать с десяток исходов, в которых непременно разбивается насмерть. Ноги уже начало слегка сводить судорогой, но Ли Шэн вдруг схватил ее за воротник и поднял еще выше. Ли Янь, обезумев от страха, завопила:

– Братик! Родненький! Пощади! Не убивай!

Ли Шэн пропустил ее визги мимо ушей и понес сестру прямо к краю обрыва. День стоял ясный, туман над Чернильной рекой рассеялся, а течение казалось удивительно бурным. Скалы по обе стороны угрожающе нависали над водой, дребезжание Цяньцзи сливалось с шумом волн: притаившееся «чудовище» яростно рычало, грозясь поглотить каменные берега.

У Ли Янь перехватило дыхание.

Наконец Ли Шэн разжал руку и опустил сестру на землю рядом с собой, раздраженно буркнув:

– Чего раскричалась? Трусиха. Я же не собирался тебя туда бросать…

Не успев договорить, он заметил, что у Ли Янь настолько обмякли колени, что она присела на корточки. Свою большую корзину девочка бросила и одной рукой ухватилась за стебли травы, а другой – за ногу Ли Шэна. Дрожа, она сделала два глубоких вдоха и… разревелась, выплеснув разом все накопившиеся в ней чувства.

Ли Шэну вдруг захотелось все же столкнуть эту плаксу со скалы – неужели их могла породить одна утроба? Какой позор!

В тот же миг земля вздрогнула: Цяньцзи пришло в действие. Ли Янь подпрыгнула, пуще прежнего вцепившись в ногу Ли Шэна. Одним глазком со всей осторожностью она глянула вниз: седовласый старик сидел, скрестив ноги, в маленьком павильоне в самом сердце реки, в руке он держал ивовый прутик, направляя им молодую девушку, и громко кричал:

– Барышня Чжоу, Цяньцзи сегодня работает в полную мощь, будь осторожна!

Вода в реке была такой темной, что каменные столбы и само тяговое устройство в ней было не различить, и оттого казалось, что девушке удалось «покорить воду»: стоя на поверхности реки, она даже не думала тонуть!

Чжоу Фэй тоже держала в руке ивовый прутик и застыла неподвижно с закрытыми глазами.

– Что она делает? – с любопытством спросила Ли Янь.

Как раз в это время послышалось жужжание. Чжоу Фэй тотчас подпрыгнула в воздух, но нити Цяньцзи оказались еще проворнее: они рассекли поверхность реки и утянули за собой под воду столб, на котором девушка только что стояла. С самого дна к поверхности начала стягиваться, переливаясь на солнце, огромная паутина.

Ли Янь, наблюдавшая за сестрой с высоты, то и дело удивленно всхлипывала.

Чжоу Фэй тряхнула запястьем, и гибкая, словно травинка, ивовая ветка мгновенно натянулась под натиском ее внутренней ци и стальным прутом обвилась вокруг нити Цяньцзи, даже не порвавшись! Девушка с силой развернулась и удивительно точно проскользнула меж струнами зловещего устройства. Отражающиеся в Цяньцзи солнечные блики скользнули по ее лицу, но Чжоу Фэй даже не обратила на них внимания. Прутик ивы упруго отскочил назад – едва распустившийся молодой листочек тут же разрезало пополам, а девушка мягко приземлилась на другой камень. Но тот, в отличие от остальных, не стоял неподвижно, а, влекомый нитями, скользил по волнам, подпрыгивая – вверх-вниз. Чжоу Фэй двигалась вместе с ним, пока паутина, поднявшаяся из глубины, нависала над ней, грозя накрыть с головой. Капля воды, будто жемчужина, коснулась ресниц Фэй. Сморгнув ее, она опустила голову и вытащила из-за пояса длинный меч. Послышался лязг металла, и каменная глыба под ее ногами начала оседать. Всплеск! Вода брызнула, и вся паутина Цяньцзи ни с того ни с сего начала сжиматься, собираясь поймать Чжоу Фэй в ловушку.

Ли Янь вскрикнула от испуга и еще сильнее вцепилась в брата, едва не стянув с него штаны. Удивительно, но Ли Шэн вовсе не придал этому значения и даже не побил ее. Чжоу Фэй замахнулась своим клинком, и юноша непроизвольно отшатнулся, как будто, даже наблюдая со скалы, смог ощутить невероятную силу ее удара. Лезвие соприкоснулось с нитями под острым углом и одним мощным зарядом разрубило их – аж искры посыпались! Прием был выполнен почти безупречно: от прежней безрассудности «Атаки горы Наньшань» в исполнении Фэй не осталось и следа. Тонкое лезвие разрезало сразу две нити Цяньцзи так легко, точно они сделаны из тофу[57]!

Однако большие победы состоят из мелочей: две разорванные нити потянули за собой всю паутину, образовавшегося просвета как раз хватило, чтобы девушка смогла выбраться. Клинок в руке Чжоу Фэй сверкнул, наполненный сокрушительной силой.

Кулаки Ли Шэна сжались от досады. Он понимал: Чжоу Фэй замахнулась лишь раз, значит, ее зрение было достаточно острым, чтобы безошибочно найти среди множества нитей именно ту, которая поддастся. Кроме того, удар оказался невероятно точным: нити сплелись столь тесно, что разрубить лишь некоторые из них – все равно что срезать левое крыло мухи, не задев правого. К тому же чтобы оттолкнуть щупальца речного чудовища, нужна такая сила, какая не может возникнуть без постоянного управления внутренним дыханием[58] и ци. Тогда, три года назад, она зажмурилась и ударила наугад, понадеявшись на везение, обхватила клинок двумя руками и из последних сил несколько раз применила «Атаку горы Наньшань», но Цяньцзи от этого лишь задрожало. Теперь же она смогла его одолеть, не моргнув и глазом.

Стоило Чжоу Фэй проскочить через образовавшуюся брешь в паутине, как нити, плотной сетью затянувшие небо, сжались в комок и раскололи камень, на котором она только что стояла, на мелкие кусочки. Девушка взмыла в воздух в безукоризненном «Драконе, бьющем хвостом», ивовый прутик в ее руке обвился вокруг нити Цяньцзи и, изгибаясь словно кнут, подбросил девушку на высоту примерно в чжан. Оттолкнувшись, Чжоу Фэй решительно ослабила хватку, и прутик, лишившись силы, мгновенно развалился на три части.

Фэй уцепилась за веревку, свисавшую со скалы, раскачалась и спрыгнула прямо на крышу павильона в самом сердце реки. Ловко приземлившись, она спрятала свой длинный меч в ножны, соскользнула внутрь и, даже не поприветствовав старину Юя, потянулась к стоящей перед ним вазе с фруктами. Чжоу Фэй схватила с краю самую неприглядную ягоду боярышника, пару раз потерла ее, надкусила и покрутила в руке, разглядывая.

– М-м… слишком кислая, – пожаловалась она смотрителю. – Дядюшка-наставник, представляете, там не было ни щелочки.

– Т-т-ты… – старина Юй расстроенно уставился на вазу, в которой недоставало одной ягодки; он возненавидел себя за то, что не может оторвать голову этой девчонке и заменить ею съеденный боярышник, и тут же гневно выругался: – Бесстыдница!

– С чего это? – не сразу поняла Чжоу Фэй.

– Кто разрешил тебе взять ее?! – гневался старик.

– Тц-ц, неужели она такая ценная? Совсем невкусно же, – Чжоу Фэй с отвращением посмотрела на маленькую надкушенную ягодку. – Тогда верну на место.

Дожидаться ответа она не стала и бросила плод обратно в вазу. Правда, теперь он уже не выглядел таким неказистым, как раньше, к тому же оставаться в центре не пожелал: соскользнул вниз, обогнув других своих собратьев, несколько раз перекатился и явил всем след, оставленный зубами девушки.

Старина Юй гневно нахмурился, и в следующее мгновение Чжоу Фэй ласточкой вылетела из павильона, едва избежав яростной ладони наставника. Пару раз упав и снова поднявшись, она вцепилась в веревку, все еще свисавшую со скалы, и, немного раскачавшись, взобралась на каменную стену. Наблюдая, как внизу старина Юй яростно топает ногами, она решила подлить масла в огонь:

– Ну ты и жадина, не буду больше с тобой играть!

Рев смотрителя эхом разнесся по всей Чернильной реке:

– Соплячка, я велю твоей матери избить тебя до смерти!

Как только Ли Шэн увидел, что Чжоу Фэй поднимается, он тотчас вырвал свою ногу из железной хватки младшей сестры и развернулся, чтобы поскорее уйти. Ли Янь в третий раз попыталась подняться с колен, но случайно взглянула со скалы на бушующую реку и так и не решилась побороть свой страх. Она только и могла, что ползать, словно большая глазастая гусеница:

– Шэн, почему ты уходишь, как только Фэй появляется?

Но он даже не обернулся и использовал цингун, чтобы сбежать как можно быстрее.

– Ну и ладно, уходи! Но хотя бы меня-то выведи отсюда!

После той ночной передряги с Цяньцзи Ли Шэна три с лишним месяца мучили ночные кошмары, и каждый раз при упоминании Чернильной реки его пробирала дрожь. Ли Янь как-то рассказала ему, что Чжоу Фэй возвращается на берег каждый раз, когда выпадает свободный денек, и он решил, что та наверняка сошла с ума.

Услышав три года назад от девчонки, что она собирается пройти ловушку Цяньцзи, старина Юй вытащил откуда-то железную маску и бросил в нее со словами:

– Голова тебе на что? Для красоты? Твои боевые искусства никуда не годятся, сердце – толще талии[59], а преуспела ты пока только в мастерстве нарываться на неприятности! Очаровательное личико – твое единственное преимущество, и то с натяжкой, так что береги его как зеницу ока и постарайся не изуродовать.

У Чжоу Фэй был скверный нрав, и вряд ли хоть что-то могло его исправить. Ли Шэн тогда подумал, что после таких слов сестра наверняка выйдет из себя. Но, вопреки ожиданиям, она не произнесла ни слова, спокойно взяла маску и надела ее.

И три года промелькнули, как один день, в безустанном совершенствовании.

Сначала строго под наблюдением старины Юя для нее включали лишь малую часть тягового устройства. Но даже так Чжоу Фэй каждый день возвращалась домой вся в царапинах. Постепенно старик подключал все больше и больше нитей.

Ли Шэн никак не мог смириться с поражением: если Чжоу Фэй могла это сделать, то чем он хуже? Он даже дважды ходил вместе с ней на реку… и обнаружил, что одолеть это чудовище ему действительно не под силу. Когда нити Цяньцзи показывались над водой, ночной кошмар, от которого он с таким трудом избавился, снова занимал его мысли. Войдя в реку в первый раз, он так разволновался, что чуть не лишился головы. Его тогда вытащила Чжоу Фэй, которая не смогла смотреть на это жалкое зрелище. Во второй раз он набрался смелости и поклялся, что не будет стоять в одном месте, но все же, поддавшись тревоге, потерял самообладание и просто-напросто упал в воду. Если бы смотритель вовремя не выключил Цяньцзи, Ли Шэна, скорее всего, порубило бы на мелкие кусочки. На всю жизнь ему запомнилось то ужасное ощущение, когда кровожадный «демон» проплывает мимо в ледяной воде. С тех пор он больше никогда в реку не спускался.

Сейчас же видеться с Чжоу Фэй ему совсем не хотелось, а потому, скрывшись от Ли Янь, он с опущенной головой поплелся домой. Срезав путь через бамбуковые заросли, юноша вдруг остановился:

– Тетя?

Перед ним стояла Ли Цзиньжун, руки она заложила за спину, а на плече застряли два листика: вероятно, она ждала уже довольно долго.

– Иди позови Фэй, и вдвоем приходите ко мне, – кивнув, распорядилась глава Ли.

– Слушаюсь, – ответил Ли Шэн, а затем уточнил: – Где нам вас искать?

– В храме Горных Вершин, – коротко сказала глава и тут же ушла.

Ли Шэн обомлел и чуть не подпрыгнул от неожиданного осознания – в храме Горных Вершин воспитанники Сорока восьми крепостей получали свою именную бирку!

Как правило, наставник приводил туда своих учеников, еще не завершивших обучение, и они должны были сдать экзамен: успешно прошедшим испытание сразу же выдавали бирку, и с этого мгновения они считались взрослыми и могли при необходимости покидать крепость через главные ворота.

Храм Сюшань, храм Горных Вершин, расположился в широкой долине, откуда открывался прекрасный вид на горы. Внутри – два двора: передний и задний, оба довольно внушительные.

На переднем дворе всегда было шумно: все, кто намеревался на какое-то время покинуть заставу, отмечались здесь. Отряд молодых учеников как раз собирался куда-то по особому распоряжению. Все они галдели, хохотали и, судя по всему, чрезвычайно радовались происходящему – вероятно, такая возможность выпадала нечасто. Веселью помешала промчавшаяся мимо глава Ли, явно направлявшаяся внутрь.

Потрясенные ученики тут же выстроились, точно выводок цыплят: они втянули шею и, подрагивая плечами, дружно приветствовали Ли Цзиньжун. Однако она задерживаться не стала и повела Чжоу Фэй и Ли Шэна прямиком на задний двор.

Там уже вовсю хозяйничал круглолицый мужчина средних лет по имени Ма Цзили[60] – живое олицетворение счастья: внешность у него была самая что ни есть миловидная, а всякая речь, исходившая из его уст, звучала настолько торжественно, будто это было поздравление с Новым годом. Вместе с седовласой старухой они заранее вышли навстречу Ли Цзиньжун, чтобы встретить ее как подобает.

– Приветствую вас, глава, – поклонился Ма Цзили.

– Брат Ма, – кивнула ему Ли Цзиньжун и сразу обратилась к старухе за его спиной: – Простите, мы заставили вас ждать, госпожа.

Пожилая женщина совсем не походила на мастера боевых искусств и выглядела как какая-нибудь зажиточная крестьянка. В руке она держала деревянную трость и доброжелательно улыбалась. Госпожа Ван, вдова главы школы Сяосян, что в Сорока восьми крепостях, после смерти мужа временно взяла на себя его обязанности, так как ни одного достойного последователя, подходящего на эту должность, в школе не нашлось.

– Не спешите, не стоит, я только что пришла, – сказала госпожа Ван – точь-в-точь деревенская бабушка. – Старая стала и хожу уже с трудом. Вот и пришла пораньше, чтобы вам не пришлось меня ждать… Ах, только поглядите, Шэн! Ты на голову выше своей тети, уже такой взрослый! И малышка Фэй! Подойди же, помоги старухе встать. Помнишь, когда-то ты приходила ко мне играть?

Она вложила в руку растерянной Чжоу Фэй несколько конфет. Девушка была голодна, так что решила порадовать старушку и тут же съела их, хотя и не понимала, зачем глава школы Сяосян пришла сегодня в храм Горных Вершин.

Ма Цзили повел их в главный зал – туда, где обычно проводились экзамены. Впереди показалась высокая площадка, которая удерживала сорок восемь устремившихся ввысь широких деревянных столбов. У основания каждого из них стоял человек.

– Здесь мы испытываем наших учеников. Ваши предшественники даже придумали этому месту название – поле Сорока восьми цветов[61], – рассмеялся Ма Цзили. – Эти столбы обозначают Сорок восемь крепостей, и каждый из них охраняется стражем – учеником одной из школ. Вы двое должны сделать все возможное, чтобы достать с вершины каждого столба цветы – бумажные узоры[62]. Помните, нужно успеть, пока горят три палочки благовоний[63].

Ма Цзили пальцем указал куда-то в сторону, и Чжоу Фэй увидела на столбах те самые крючки, на которых висели вырезанные из красной бумаги узоры размером с ладонь. На одних цветах были изображены люди, а на других – павильоны, дворики и башни – настоящее искусство.

– Вам разрешено использовать любые приемы, любое оружие и уловки, – продолжал Ма Цзили. – Можно пользоваться даже языком: коли сможете, конечно, уболтать стража пропустить вас без боя. Если за отведенное время достанете хотя бы два бумажных узора, испытание считается пройденным, и вы закончите свое обучение. Но есть одно правило… – улыбка не сползала с его лица. Распорядитель Ма потер руки, немного смущаясь: – Я сам вырезал эти узоры, не судите строго мое искусство. Бумага тонкая и, если хватать грубо, легко рвется. Пожалуйста, собирайте цветы осторожно, не повредите, иначе они не будут засчитаны.

Чжоу Фэй посмотрела на яркие, пышущие жизнью узоры из бумаги и решила, что распорядитель служил образцом того, как превосходства можно добиться в любом деле, за какое берешься.

– А когда именно? Как только мы их снимем или необходимо сперва сойти с площадки? – поинтересовалась Фэй.

– Ты так внимательна к мелочам, – похвалил Ма Цзили.

Чжоу Фэй скривилась в улыбке. Дотошность ей привил старина Юй – он постоянно обманывал девочку, за все время ни разу не сдержал слова. Например, однажды они договорились запустить Цяньцзи с шестью камнями-опорами, но как только она наконец смогла пробиться сквозь ловушку из паутины, камень под ее ногами снова пришел в движение – Фэй даже отдышаться не успела! Тогда старик сказал, что, пусть они и условились использовать лишь выбранные шесть камней, никто не говорил, что он не может на ходу поменять камни на другие. Зачастую ей нечего было ему ответить – только и оставалось без устали бегать от кровожадного Цяньцзи в Чернильной реке. Такие занятия приучали ее к внимательности.

– Цветок засчитывается не тотчас, как вы схватите узор или спрыгнете со столба, а только после приземления, – разъяснил распорядитель. – Пока вы находитесь наверху, страж может продолжать вам мешать, но, как только ваши ноги коснутся земли, бой за этот цветок считается оконченным. Иначе что бы случилось, если бы все стражники, стоящие на площадке, вдруг принялись нападать на вас? К тому же слишком жестоко требовать от юных учеников окончательно повергнуть своих более опытных братьев и сестер по учению.

Ли Шэн несколько раз взглянул на площадку для испытаний и спросил:

– Дядюшка[64] Ма, этот пустой столб принадлежит школе семьи Ли?

– Верно, – сказал Ма Цзили. – Последние несколько лет глава занята делами заставы и не берет учеников, охранять столб школы вашей семьи пока некому, вот он и пустует все время, так что этот бумажный цветок не в счет.

– Раньше пустовал, но поскольку я сегодня здесь, все сорок восемь столбов будут под защитой, – внезапно вмешалась Ли Цзиньжун.

Распорядитель Ма и госпожа Ван сильно удивились и молча наблюдали, как глава Ли схватила тяжелый меч с оружейной стойки неподалеку, взвесила его в руке, будто оценивая, и размеренным шагом направилась к своему столбу. Сорок семь других стражей напряглись и расправили плечи, словно сами готовились к битве со столь сильным соперником, а после все сорок семь пар глаз уставились на Чжоу Фэй и Ли Шэна.

Распорядитель Ма решил, что удача явно не на стороне этих двух юнцов, втянул в себя губы и тотчас принялся подлизываться:

– Глава, вы, должно быть, шутите. Как только вы заняли место у столба, испытание стало непреодолимым. Что уж говорить о детях, когда даже сам Таньлан, предводитель звезд Северного Ковша, будь он здесь, не осмелился бы подобраться к вашему столбу! – в тот же миг обдумав сказанное, он испугался, что сболтнул лишнего, и, побыстрее сменив тему, напомнил Чжоу Фэй и Ли Шэну: – Столбов сорок восемь, но бумажных узоров вам нужно достать только два. Каждая из школ имеет свои сильные стороны: для успеха достаточно владеть в совершенстве хотя бы одним видом боевых искусств, не распыляясь на все подряд. Выбирайте то, с чем справитесь. Итак, кто пойдет первым?

Чжоу Фэй промолчала.

– Я, – выпалил Ли Шэн, глядя на сестру.

– Конечно, старшие вперед, – в радостном предвкушении воскликнул Ма Цзили, а затем громко объявил: – Ученик поднимается на поле Сорока восьми цветов, зажигайте благовония…

Чжоу Фэй потерла уши, решив, что дядя Ма, вероятно, раньше был каким-нибудь известным дацао[65]. Он говорил громко и четко – казалось, вот-вот выкрикнет что-то вроде «благодарность в сто двадцать дяо от семьи…»[66] или «пожалуйста, опустите паланкин невесты».

Однако дядя Ма не произнес ни одной из этих торжественных фраз. Наблюдая за Ли Шэном, который ступил на поле Сорока восьми цветов, он начал зачитывать законы Сорока восьми крепостей:

– Первое, нельзя убивать невинных людей; второе, нельзя насиловать и грабить… – перечислив все тридцать три правила, Ма Цзили перевел дух и заявил: – Мы люди свободные – от условностей, от приличий. Нам неважно, прославим ли мы свое доброе имя или навеки покроем его позором. Мы просто хотим быть достойными Неба, земли и самих себя!

Чжоу Фэй удивилась и, не удержавшись, еще раз внимательно посмотрела на Ма Цзили. Пухлый, круглолицый и явно знающий себе цену, он в тот же миг принял очень серьезный вид.

Ли Шэн внимательно изучил площадку и решительно направился прямо к столбу школы Тысячи Колоколов. Ума и ловкости ему было не занимать; независимо от того, насколько искусным окажется соперник, он мог оценить расстановку сил в одно мгновение. Это могло оказаться значительным преимуществом против школы Тысячи Колоколов, чье учение основывалось на превосходстве силы над смекалкой.

Ученик, защищающий столб, преградил Ли Шэну путь алебардой, но юноша подпрыгнул в воздух и закружился, как бабочка, порхающая с цветка на цветок. Как раз в тот момент, когда страж собрался погнаться за ним, Ли Шэн внезапно повернулся, вытащил два кинжала, что висели у него на поясе, и «Обвалом горы Тайшань» нанес удар сверху. Противник оказался недостаточно быстрым – успел лишь обернуться и вскинуть длинную алебарду, чтобы отразить атаку. Ли Шэн обхватил ногами деревянный столб и с такой ловкостью обогнул его, будто в него вселился дух лисицы. Кинжал скрестился с алебардой, и Ли Шэн со всей силы рванул вверх, словно мощная струя воды, и сорвал с крючка красный цветок.

Заполучив первый узор, Ли Шэн не стал задерживаться, но и на землю не спустился. Спрятав цветок в рукав, он тут же развернулся и упорхнул со столба Тысячи Колоколов на другой, стоящий рядом. Страж второго узора застыл в замешательстве: он не предполагал, что цингун юноши настолько хорош, потому упустил всякую возможность догнать его. Так Ли Шэн без особых усилий достал и второй цветок.

Распорядитель Ма не удержался от парочки одобрительных замечаний:

– Немало лет прошло с тех пор, как я в последний раз видел такого ловкого юнца. Как вы думаете, сколько он сможет собрать? – обратился он к госпоже Ван.

– Его отец, второй господин Ли, в свое время на одном дыхании собрал двенадцать цветов, – рассмеялась госпожа. – Мне кажется, этот мальчишка превосходно владеет боевыми искусствами и, кроме того, довольно хитер. Не удивлюсь, если он превзойдет своего отца.

Распорядитель посмотрел на Чжоу Фэй, стоящую неподалеку. Та выглядела чересчур задумчивой, и он не смог отказать себе в удовольствии поддразнить ее:

– А сколько сможет взять Фэй?

– Один, – рассеянно отрезала она.

– Девочка, так ты не сможешь закончить свое обучение, тебе придется вернуться и упражняться еще несколько лет.

Чжоу Фэй отрешенно взглянула на него и, моргнув пару раз, будто приходя в себя, поспешно изменила свой ответ:

– Ну, тогда два.

Распорядитель Ма никогда прежде не встречал учеников со столь «высокими» устремлениями и еще долго посмеивался над ее словами, но все же опомнился и решил похвалить Чжоу Фэй, хоть отношения ее и не одобрял: