Тени Овидии

23 сентября 1843 года.

Винчестер, Англия.

С той поры тени навсегда обосновались в жизни Овидии. И она на удивление быстро привыкла к ним. В конце концов, они ведь были частью ее существа. И родились, если верить им, от нее самой. В каждой из трех было что-то очень странное и очаровательное. Чтобы не привязываться к теням слишком сильно, Овидия поначалу не хотела давать им имена. Но со временем имена все-таки появились. Первую тень, которая явилась к ней в ту памятную ночь в ноябре 1838 года, она решила назвать Фесте: в честь ее любимого героя из «Двенадцатой ночи». Подобно шекспировскому шуту, та была крайне беспокойна.

Вторая тень пришла к ней около четырех лет назад, весной. Она была ростом почти с нее и являлась всегда очень медленно, будто хвастаясь, смотрите, мол, какая я. Овидия назвала ее Вейн. Третья впервые посетила Овидию в вечер ее девятнадцатилетия.

Самым странным во всех этих явлениях для Овидии было то, что они совсем не пугали ее. И от осознания этого ей становилось не по себе.

Последняя тень была самой большой из трех и приходила редко. Появлялась из темных углов. В ее компании Овидия чувствовала себя особенно спокойной и какой-то… защищенной. Она назвала ее Альбион.

Но сейчас Овидия была одна. Она сидела в своей уютной комнате, в которой каждый предмет был для нее родным и знакомым, и, опираясь подбородком на подоконник, наблюдала за сменой сезонов. Зелень уже вовсю разбавило золотисто-желтым. Но до огненно-рыжих оттенков, которые приносит октябрь, как и до пламенных ноябрьских, было еще далеко. И уж тем более далеко было до той сумрачной поры, когда все краски окончательно смоются и на смену им придет декабрьская темень.

Овидия приоткрыла окно, и свежий сентябрьский ветерок ворвался в комнату, разгоняя по телу мурашки. Типичная погода для осеннего равноденствия. Для таких, как она, двадцать третье сентября было важной отметкой на календаре. С этого момента дни начинали становиться короче, и тьма вступала в свои права.

Овидия любила прохладу. Ей нравилось ощущать, как бегают мурашки по телу. Почему-то особенно приятно было, когда они добирались до корней волос и вздыбливали их, как колючки у ежа. В такие дни она любила сидеть по вечерам в кресле у приоткрытого окна и смотреть, как солнечные лучи ласкают крыши домов Винчестера.

Внезапный порыв ветра ворвался в комнату и мысли Овидии. Свеча, которая уже изрядно оплыла от долгого горения, погасла, задымила, и густое облако заволокло отражение девушки в окне. Когда через пару мгновений дым рассеялся, с улицы послышался стук колес. Овидия посмотрела вниз и увидела два экипажа, которые остановились прямо под окнами. «Время блаженного одиночества закончилось», – торжественным тоном проговорила про себя Овидия. И действительно, едва она успела закрыть окно, как в дверь ее комнаты постучали.

– Спускаюсь! – отозвалась девушка. – Минуту.

Овидия подошла к стоящему рядом с гардеробом зеркалу. Ей очень шло платье, в которое она была одета. Пастельно-желтое, с оранжевыми вкраплениями, оно было похоже на осенний закат.

Рукава чуть выше локтей были окантованы золотистым кружевом. Лиф украшен желтыми цветами чуть более темного оттенка, и такие же цветы, только золотистые и оранжевые, украшали подол юбки. Волосы Овидии были собраны в пучок, обрамленный двумя густыми косами, а у лица красовались два нежных локона. В обычной жизни она предпочитала более свободные прически, но сейчас ей предстояла важная церемония, и нужно было следовать этикету. В дверь постучали еще раз, и, прежде чем Овидия успела ответить, малышка Фесте возникла перед ней, сияя своими удивительными глазами, точно маленькими топазами.

Позволь мне напугать ее. Пожалуйста, сестра.

Овидия покачала головой, и ей показалось, что Фесте закряхтела, совсем как человек. Тут за дверью послышались шаги, и тень исчезла так же быстро, как появилась. Раздосадованная Овидия обернулась к двери, собираясь сделать выговор горничной за то, что так бесцеремонно торопит ее. Но запнулась. Вместо служанки на пороге стояла Шарлотта и, улыбаясь, осматривала ее с ног до головы.

– Ах, Лотти, это ты.

– Невежливо заставлять других ждать.

Овидия раздраженно фыркнула и, переведя взгляд за спину подруги, заметила своих темных сестер. Они столпились в коридоре, все трое, и с любопытством следили за происходящим. Поймав взгляд Овидии, Лотти обернулась. После чего сделала движение навстречу приятельнице – неосознанное, возможно, но Овидия его заметила.

– Ты нервничаешь, – сказала Шарлотта.

– А ты как будто не нервничаешь.

– Разумеется, я тоже, – Лотти повернулась к Овидии и взяла в руки ее обтянутые золотистыми перчатками пальцы. – Но ты же не можешь вечно здесь прятаться.

– А что, если я потеряю контроль над собой? Если причиню кому-то вред? Я в первый раз выхожу в общество с момента появления Альбион.

Подруги обернулись и посмотрели на самую большую из теней, явившуюся на девятнадцатилетие Овидии. Ровно два месяца назад.

– Овидия, – сказала Шарлотта, внимательно глядя в глаза подруги. – Ты не потеряешь контроль и не принесешь никому вреда. Это будет красивое торжество, мы будем танцевать и наслаждаться, потому что заслуживаем этого. К тому же я весь день буду с тобой рядом. Даже не сомневайся.

– Я и не сомневаюсь, – пробормотала Овидия, поморщившись.

– Так чего же ты тогда боишься?

– Я боюсь… себя.

На лице Лотти отразилось страдание. Честно говоря, Овидия уже немного устала причинять подруге боль, сама того не желая.

– Не делай, пожалуйста, такое лицо. Моя неуверенность – это моя проблема, – сказала Овидия.

– Не говори так, – Шарлотта поправила локоны у лица Овидии и быстрым движением вставила несколько белых цветов в вырез ее платья. Так лучше. Готова?

Шарлотта была Ведьмой Земли и выражала себя через цветы и цветочные украшения.

Овидия обернулась к теням и протянула руку в их сторону.

– Вернитесь в меня, – прошептала она.

Тени не заставили себя ждать и поочередно угасли, как звезды на ночном небе. Первой была Альбион, а последней Вейн: перед тем, как исчезнуть, она успела улыбнуться.

Овидия на мгновение прикрыла веки и глубоко вздохнула, чувствуя, как тело ее наполняется.

Когда она открыла глаза, увидела перед собой знакомое лицо с ямочками на щеках. Шарлотта улыбалась.

– Вот теперь я готова, – сказала Овидия.

Привычным движением задув оставшиеся свечи, девушки вышли из комнаты. Внизу разговаривали. По мере того, как подруги спускались по лестнице, Овидия все лучше разбирала голоса. Они принадлежали родителям Шарлотты и ее отцу.

Когда подруги достигли нижней ступеньки, к ним подбежала служанка Овидии.

– Мисс, позвольте взглянуть, все ли в порядке!

Овидия выдержала взгляд Жанетты, бледный, как пасмурный день, стараясь сохранять серьезность, но потом не выдержала и все-таки улыбнулась. Жанетта есть Жанетта. Шустрые руки служанки пробежались по юбкам госпожи, поправляя то, что и так было идеально и на секунду, будто удивившись, задержались у груди, где красовались приколотые Шарлоттой цветы.

Жанетта была немолодой женщиной лет около пятидесяти, чуть старше отца Овидии. Очень работящей, несмотря на возраст. Мужа и детей у нее не было, поэтому, когда в доме Винчестеров освободилась вакансия горничной, она с радостью ухватилась за нее. Шарлотте нравилось заботиться об Овидии. Особенно после того, как четыре года назад не стало ее бедной мамы.

Для тех, кого принято было называть «ведьмами», использование человеческого труда не было чем-то из ряда вон выходящим и не представляло опасности. Ведь как только человек соглашался служить ведьме, на него начинало действовать заклинание, надежно оберегающее любой рот от ненужной болтовни.

– Любезно предоставлено Шарлоттой, – объяснила Овидия, заметив взгляд Жанетты, задержавшийся на цветах.

Служанка отстранилась, отпуская хозяйку, но по-прежнему не отрывая взгляда от платья.

– Мистер и миссис Вудбрес, добрый вечер, – сказала Овидия, приближаясь к родителям подруги, и те улыбнулись ей в ответ.

В отличие от своей дочери, чета Вудбресов ничего не знала о тайных способностях Овидии. Поэтому рядом с ними она особенно старалась выглядеть и вести себя как все.

– Овидия, ты прекрасна! – сказала Марианна, подойдя чуть ближе. – Тебе очень к лицу желтый цвет.

– Полностью согласен с супругой, – кивнул Филипп.

Глядя на него, Овидия всегда поражалась тому, как сильно подруга была похожа на отца. Те же каштановые волосы, те же голубые глаза, те же ямочки…

Теодор, одетый в желтый костюм и белую рубашку, в тон к наряду дочери, обнял Овидию.

– Выглядишь великолепно, – сказал он, и в голосе его послышались горделивые нотки.

Девушка улыбнулась, и вокруг карих глаз ее разбежались лучики.

– Спасибо, папа.

– Нам лучше не задерживаться. Кареты ждут у ворот, – объявил Филипп. – Уже половина шестого, а у закусок есть одна неприятная особенность: они исчезают быстрее, чем деньги, которые я даю своей жене.

– Папа! – с шутливым упреком произнесла Лотти.

Марианна многозначительно посмотрела на мужа. Мистер Вудбрес пожал плечами, и, пробормотав иронично «что, уже и правду нельзя сказать», вместе со всеми направился к выходу.

Жанетта проводила всех до карет. Теодор позволил дочери пройти вперед и помог ей сесть.

– Может ли старик-отец рассчитывать на танец со своей дорогой дочерью? – спросил он, садясь рядом и неловко задевая головой потолок кареты. Экипаж тем временем медленно приходил в движение.

Овидия посмотрела на отца, чувствуя, как начинают расти и беспокойно двигаться внутри нее тени:

– Ты всегда можешь рассчитывать на танец со мной. Всегда.

Красноватый закат, растекавшийся по улицам Винчестера, постепенно угасал, уступая место ночи. А волнение на душе у Овидии с каждой минутой усиливалось. По правде говоря, ей было о чем волноваться. Не так часто Чувствительные собираются вместе.

По тому, как карета сделала резкий поворот, Овидия поняла, что они выехали на дорогу, ведущую ко входу в Академию. В вечерних сумерках горели фонари, и, судя по необычно красивому свету, который они излучали, зажигали их Дневные Ведьмы. Рыжие листья, уже успевшие упасть с вековых деревьев, окружавших здание Академии, купались в этом свете. И у Овидии складывалось ощущение, что уютное оранжевое сияние исходит от самой земли.

Дни равноденствия и солнцестояния в Обществе Чувствительных считались священными. Их празднование было окружено множеством ритуалов, а каждая деталь тщательно продумывалась. Все это было нужно для того, чтобы торжество «Колеса года» – так называли эти праздники – проходило без запинок и на радость всем.

Овидия глубоко вздохнула и почувствовала, как кровь побежала по шее к лицу: верный признак сильного волнения.

Теодор, стоявший слева от дочери, предложил ей руку, и девушка, не раздумывая, схватилась за нее, как утопающий за соломинку.

– Душа моя, что-то не так?

Овидия потопталась, чувствуя себя от этого вопроса еще больше не в своей тарелке.

– Волнуешься? – спросил отец.

– Стараюсь думать, что, по крайней мере, там будет что-то горячительное. Возможно, это немного отвлечет меня от настырных взглядов, – ответила Овидия, не смея поднять глаза на отца.

– Ты не была бы моей девочкой, моей малышкой Овидией, без этой твоей привычки драматизировать, – мягко произнес Теодор, и девушка нашла в себе силы посмотреть на него. Увидев смятение в глазах дочери, лорд Уинтерсон заметно забеспокоился. И он, и Жанетта знали о существовании теней. Знали они и о том, что скрывать их в течение долгого времени было непросто. А тем более непросто в первые месяцы после появления, когда они были особенно нестабильны.

Несмотря на то, что и сама Овидия, и Теодор с упорством профессиональных ученых исследовали поведение теней, они так и не смогли понять, что именно может вызывать их появление. Они полагали, что тени – часть некой неподконтрольной внутренней силы Овидии, и девушка дала себе обещание, что научится контролировать их. В глубине души все трое знали, что эти существа сами по себе не представляют угрозы. Но совсем другое дело, если их сила встретится с силой Овидии. В этом случае она, Овидия, может стать опасной. Девушка хорошо понимала это и со временем научилась контролировать движение странных сил внутри себя. Заставила себя научиться это делать. Однако уверенности в том, что в какой-то момент эта система не даст сбой, у нее не было.

– Все будет хорошо, – сказал Теодор, заметив тяжелое молчание дочери.

Овидия не ответила.

– Спасибо, что пытаешься успокоить меня, папа, – наконец проговорила Овидия. – Но, боюсь, сегодня, когда мне придется контролировать сразу три тени, да еще и перед толпой гостей, даже ты не можешь мне помочь.

– Единственное, что тебе сегодня нужно контролировать – это количество спиртного, детка, – шутливым тоном произнес Теодор. – Попробуй расслабиться, танцуй, веселись и радуйся равноденствию вместе со всеми. Не думай о том, что может случиться. Просто наслаждайся моментом, хорошо?

– А что, если…

– Если ты посчитаешь необходимым уйти, мы сделаем это немедленно, – ласково проговорил мистер Уинтерсон. И в его глазах блеснула та теплота, которая бывает только у очень любящих отцов. – Мы сядем в карету, развернемся и поедем домой к Жанетте, чтобы твои тени могли передвигаться, как им заблагорассудится.

– Мне жаль, что тебе и Жанетте приходится с этим жить, папа, – проговорила Овидия и ощутила в горле ком. Чувство вины перед близкими преследовало ее.

– Не нужно извиняться, маленькая моя. Твои тени – это твоя сила. Пусть мрачная, пусть непредсказуемая. Но сила. А ты – моя дочь. И я всегда буду любить тебя.

Карета остановилась, и кучер сообщил, что они приехали.

Овидия глубоко вздохнула и, прежде чем выйти наружу, сказала:

– Я люблю тебя, папа.

– И я люблю тебя, милая. А теперь давай наслаждаться вечером.

Кучер открыл им дверь. Овидия вышла первой, аккуратно придерживая юбки.

Она не была здесь все лето и теперь, глядя на здание Академии, думала о том, что оно стало каким-то чужим, даже немного страшным. Это был трехэтажный дворец. Два крыла окружали прекрасные сады.

Академия была местом встречи Общества, здесь проводились всевозможные церемонии: от Дней рождений и танцевальных вечеров до свадеб. Гордостью Академии был большой бальный зал, пространство которого выходило в английский сад. Именно здесь проводились все празднества, именно сюда устремлялись маги, чтобы отметить дни солнцестояния, равноденствия и другие важные языческие даты, вроде праздников Имболк и Остара. Осеннее равноденствие выделялось в ряду этих многочисленных дат тем, что именно в этот день было принято назначать Звезду вечера. Она выбиралась из Чувствительных младше двадцати лет. Тот, кого выбрали, должен был произнести речь в Самайн, тридцать первого октября. Благодаря этому ритуалу, в обществе Чувствительных налаживалась связь между поколениями. А старожилы могли взглянуть на своих возможных будущих преемников.

Преемниками никогда не становились случайно. Каждые десять лет в Обществе проводилось голосование, по результатам которого выбирался новый представитель для каждого класса магов: Ночных, Дневных, магов Земли, Серых и Провидцев. И уже потом определялся главный, Лидер. Овидия знала, что в будущем может стать возможным кандидатом, и это тоже добавляло волнения. А что, если ее тени вырвутся наружу? Что, если она не сможет контролировать себя?

Тут к Академии подъехала карета Вудбресов, и Лотти поспешила навстречу подруге.

Ведьма Земли обладала той особой элегантностью, которую Овидия всегда считала природной, естественной. Что бы ни делала Шарлотта, это всегда выглядело очень женственно. Вслед за Лотти из кареты вышла Марианна Вудбрес и в сопровождении мужа двинулась к Теодору, после чего все трое направились к дворцу, о чем-то оживленно разговаривая.

Лотти и Овидия, взявшись за руки, последовали за ними и осторожно поднялись по лестнице.

– Мой последний год здесь, – пробормотала Шарлотта. И в глазах ее отразились огни, украшавшие величественное здание Академии. – Не могу поверить, что время летит так быстро.

– А вот я не могу поверить, что ты собираешься бросить меня вместо того, чтобы еще год провести вместе с лучшей подругой, – Шарлотта была на год старше Овидии. Но на их дружбу эта разница никак не влияла.

– У меня есть планы, и ты это знаешь, – шутливо отбрыкнулась Ведьма Земли и улыбнулась.

О, да. Планы Шарлотты. Тайные планы, о которых не знают даже ее родители. Узнают, наверное, только тогда, когда она с чемоданом в руке выйдет из отчего дома.

Впрочем, сейчас было не время об этом думать.

Несколько слуг подбежали к Вудбресам и Уинтерсонам и жестом пригласили их пройти в одну из последних комнат слева, которая выходила в дворцовый сад – бальный зал Академии.

Овидия покрепче ухватилась за руку Шарлотты, и они обе попытались изобразить на лице непринужденные улыбки.

«Наслаждайся праздником», – приказала себе Овидия.

Родители, а вслед за ними и девушки, направились к саду. Там они встретили несколько знакомых, которые раскланялись с ними. Овидия хорошо знала эти лица. На церемонии Общества Чувствительных она ходила каждый год, с самого раннего детства. За это время она хорошо научилась распознавать эмоции. Вот и сейчас сожаление, смешанное с легким страхом, проступало на лицах всех, мимо кого она проходила, шурша своими легкими юбками.

Овидия была не единственной Серой Ведьмой в Обществе. С годами Серых становилось все больше, и, как правило, они наследовали дар своих родителей, который проявлялся, как и у остальных магов, в возрасте восьми-девяти лет.

Однако в глазах Общества Овидия все еще оставалась ребенком без проявленной магии, если, конечно, не считать бытовой, которая и магией-то особо не считалась. Речь шла о таких трюках, как зажечь свечу силой взгляда или заставить предметы левитировать.

Овидия попыталась взять себя в руки и сосредоточиться на любовании садом. Он был очень красив. Повсюду стояли канделябры, свечи в которых горели разными цветами. А у граничащей с садом стены, – длинный стол с угощениями и напитками. Между гостей сновали официанты с бокалами искрящегося шампанского на подносах. В натертом до блеска полу отражались гости и огоньки развешанных по стенам гирлянд, украшенных листьями так, что создавалось впечатление, будто находишься в осеннем лесу.

Овидия и Шарлотта последовали за родителями в другой конец зала, где под звуки небольшого оркестра, расположившегося у выхода в сад, уже танцевали первые гости.

Не все из присутствующих были на похоронах – в Обществе не очень чтили обряды, традиционные для Нечувствительных. Но Овидия старалась каждый месяц приносить цветы к могиле своей матери. Не потому, что считала это чем-то священным. Просто ей хотелось не забывать о маме, потому она и выбрала такой человеческий способ. В эти дни она вставала пораньше, покупала цветы в ближайшей лавке и шла на кладбище. Уходила не сразу. Ей важно было постоять у могилы, мысленно поговорить с мамой, рассказать ей, как идут дела у них с отцом.

Время не спасало Теодора от тоски по супруге. И не было другой женщины, которая могла бы занять место в его сердце. Но Овидия верила, что рано или поздно это произойдет: ведь отец был еще молод и мог бы иметь еще детей. Как именно это произойдет и откуда возьмется эта новая женщина, девушка не думала. Да и, в конце концов, это было не ее дело.

– Я слышала, – прошептала Шарлотта, подойдя вплотную к Овидии и выдергивая ее из размышлений о семье, – что старшую из Томпсонов видели недавно на прогулке с Нечувствительным.

Овидия обернулась к подруге.

– Откуда ты знаешь?

– Да это старая новость, – усмехнулась Лотти. – Просто ты не очень внимательна. Тебе стоит зорче смотреть по сторонам. Мне, например, достаточно бросить взгляд на девушку, чтобы понять, что она перестала быть ребенком и превратилась в женщину. С тобой, например, было именно так.

Овидия посмотрела на одетую в розовое платье юную Роду, стоящую у столика с закусками. По жестам Роды, по тому, как она двигалась, Овидия поняла, что имеет в виду ее подруга. Перемены. Она заметила их. Волосы Дневной Ведьмы, платиновые от природы, засияли ярче. А длинная, тонкая шея как будто вытянулась еще немного.

Овидию не шокировало, что Рода разделила с кем-то постель. И она прекрасно знала, что этот кто-то скорее всего был сейчас среди присутствующих.

Одной из немногих вещей, за которые Овидия ценила Общество, было спокойное отношение к целомудрию. Серая Ведьма была благодарна родителям за то, что те предоставили ей свободу самой принимать решение по поводу своей девственности, которую она потеряла около года назад. Овидия вздохнула, припоминая обстоятельства той памятной ночи. Тобиас, так звали того Нечувствительного, был немного старше нее, лет двадцати пяти, ласковый, осторожный. Перед тем, как все должно было случиться, Овидия приняла зелье. Это позволило ей избежать страха. В итоге все прошло хорошо.

Потом Нечувствительный на несколько дней уехал в город, чтобы повидать родственников. И после этого они больше не виделись. Конец истории.

Овидия вздохнула и сделала хороший глоток из бокала.

– Не терпится посмотреть выступление Преемника, – проговорила Шарлотта, и взгляд ее зацепился за что-то или кого-то в центре зала. – Но больше всего меня интересует, кто…

– …будет выступать, – закончила фразу Овидия, ставя бокал на поднос проходящего мимо официанта.

– Только не говори мне… – внезапно Лотти запнулась и вытаращила глаза.

Музыка резко прекратилась, гости перестали танцевать. Все взгляды направились в сторону входа.

– Кто-то приехал! – пронеслось в толпе.

– Преемники? – проговорила Овидия, быстро повернувшись к Лотти. Она стояла чуть дальше, и ей плохо было видно, что происходит.

– Тихо-тихо, – проговорила Лотти, не отрывая глаз от толпы.

Овидия почувствовала дыхание отца, который встал за ее спиной. А по непринужденной болтовне четы Вудбретов, всеми силами старавшихся изображать спокойствие, девушка почувствовала, что волнение и беспокойство охватило всех ее близких.

Время в ту минуту как будто остановилось для всех. Одетый в роскошный костюм, в сопровождении отца, знакомой походкой в зал вошел он. Девушка оцепенела. Прежняя боль, казалось, давно уже забытая, сдавила сердце. В груди защемило, к глазам подступили слезы. А через мгновение тот самый медовый взгляд поглотил ее целиком. Взгляд Ноама Клирхарта.

Воспоминание I

15 мая 1839 года.

Винчестер, Англия.

Тем прохладным весенним утром Овидии Уинтерсон предстояло познакомиться с чувством, которое изменит ее жизнь и останется с ней на долгие годы.

Этим чувством были не гнев, не злость и не ярость. Эмоции яркие, но быстро проходящие. Совсем другое дело – разочарование. Оно липнет к тебе, окутывает сердце, и живет с тобой до тех пор, пока сама тональность, ритм и способ восприятия вещей окончательно не изменятся.

В тот день слова мальчика, в которого была влюблена Овидия, дольше и сильнее, чем он готов был это признать, стали причиной изменений в ее душе. Внутри нее ожила тьма. Так бывает, когда переживаешь самую сильную боль из всех возможных болей на свете. Боль сердца, которое разбили.

– Что касается нас… Я не могу, прости. Мы должны оставить эту затею.

Простые, но очень страшные слова. Особенно, когда не ожидаешь их услышать.

– А как же наше обещание? – задыхаясь, спросила она. – А моя репутация?

– Это сложно объяснить. Мне жаль.

Когда он ушел, Овидия почти вслепую нащупала стену дома позади себя и прислонилась к ней, чтобы не упасть. Корсет душил ее, нижняя губа дрожала, а радость, которая сопровождала ее с того момента, как она вышла из дома, растворились, точно дым от задутой свечи. Собрав последние силы, девушка оттолкнулась от стены и, опустив голову, направилась к дому.

Когда она добралась, солнце уже садилось. Дома, к счастью, никого не было. С трудом осознавая, что происходит, она дошла до своей комнаты и медленно закрыла за собой дверь.

Так далеко у нее еще не заходило ни с кем. Да никто до этого и не предлагал ей ничего подобного. В какой-то момент она хотела было начать винить себя. Но вся вина была на нем, на этом мальчишке, который просто использовал ее. Поиграл и выбросил, точно сломанную игрушку.

Внезапно что-то привлекло внимание девушки. Белая перчатка. Одинокая белая перчатка. Видимо, она оставила ее, когда собиралась выходить. Овидии стало дурно. Ей даже пришлось опереться руками на кровать и отвести взгляд в сторону, чтобы не потерять сознание. В груди все сжалось, а через мгновение горькие рыдания вырвались наружу. Она еще не успела привыкнуть к боли и чувствовала, что каждым всхлипом разрушает каркас вокруг сердца – невидимый и из-за неопытности такой непрочный.

Сейчас больше, чем когда-либо, ей хотелось, чтобы мама была рядом.

«Все пройдет, моя девочка, – сказала бы она. – Не тебе первой разбили сердце».

Но увы. Мамы рядом не было. И Овидии оставались лишь воспоминания. Шесть месяцев прошло со дня смерти мамы. Шесть долгих месяцев. Мама не хотела бы, чтобы она страдала. И в память о ней Овидия приняла решение – сделать все возможное, чтобы вернуться к нормальной жизни.

Она решила попробовать это с ним, потому что знала: мать была бы рада такому ее выбору. И в глубине души сама Овидия тоже хотела именно его. А теперь… Теперь все умерло. И вместе с этой историей как будто умерла она сама.

Внезапно острые коготки Фесте коснулись заплаканного лица девушки.

Овидия.

Девушка отпрянула к стене, не глядя, схватила ближайший предмет и швырнула в темноту. Сердце бешено стучало. Фесте отпрянула и удивленно зашипела. Между тем с Овидией происходило что-то странное. Кроме боли, печали и ярости она чувствовала еще что-то, совершенно новое и незнакомое. Это новое шевелилось где-то в самой глубине ее существа. И в отличие от привычных человеческих чувств не исчезало со временем, а росло и вибрировало. Овидия попыталась осмотреть комнату, но та погрузилась в сплошную темноту. Такую темноту, как когда сидишь, сжавшись в комочек, и прячешь голову между коленей.

Она хотела было ответить Фесте, упрекнуть ее в том, что та, как обычно, появилась невовремя. Но потом увидела нечто, заставившее ее тело дрожать с новой силой. Неподалеку от нее, у стены напротив кровати, появилась еще одна тень.

«Это происходит снова», – успела подумать девушка.

– Фесте… Что это?

И услышала ее голос в своем сознании.

Ты знаешь, что это такое, сестра.

Тень начала обретать форму, пока не стала почти человеческой. Она выглядела, как подросток лет пятнадцати-шестнадцати и была очень похожа на Фесте. Те же нечеткие очертания, те же ярко-желтые сферы вместо глаз. Но все-таки она была другой.

Овидия посмотрела ей в лицо.

Приятно познакомиться, сестра.

Овидия округлила глаза, но с места не сдвинулась. Дрожь, которая продолжала бегать по ее телу, будто соответствовала похожему на эхо голосу тени.

Я могу положить конец этой боли, сестра.

Это правда, – подтвердила Фесте, и золотые глаза ее засияли точно также, как глаза новой тени.

Мы можем сделать все, что ты попросишь.

Овидия села, опустив руки на колени и глядя на новую тень испуганными глазами.

Я – это ты, сестра. Я вышла из тебя.

Овидия услышала, как подъехала карета отца, и взглянула на часы, висящие на стене. Было уже почти время ужина, а это означало, что ее скоро позовут.

– Откуда ты? – прошептала Овидия, вставая. И тень немедленно повторила ее движение. – Почему пришла именно сейчас?

Твоя боль разбудила меня. Ты позвала меня. И вот я здесь.

Послышались голоса отца и Жанетты. Овидия достала носовой платок, вытерла лицо. Посмотрела на Фесте, которая, путаясь в юбках, крутилась у ее ног.

Новая же тень не шевелилась.

Ты предпочитаешь одиночество нашему обществу, сестра?

Не бойся ее, сестра Овидия. Она как я. Она не причинит тебе вреда, – вмешалась Фесте.

– Я не боюсь, – уверенно проговорила Чувствительная, делая шаг вперед. – Но должна заметить, сейчас не лучшее время для таких разговоров. И тем более мне не хочется вести их с теми, кого я вижу в первый раз в жизни.

Я уже говорила тебе, сестра. Я – это ты, я произошла от тебя. Или ты не доверяешь себе?

– Овидия! – позвал снизу отец. – Ты дома?

В тебе живет тоска, сестра Овидия, – проговорила новая тень.

Она уже слышала эти слова. Именно их произнесла Фесте, когда впервые появилась в ее жизни.

Когда ты будешь готова использовать силу своей тоски, просто позови. Я буду здесь.

– Уходите. Немедленно. Обе, – приказала Овидия тоном, который удивил ее саму.

Тени переглянулись и, блеснув золотистыми глазами, исчезли.

В ту ночь Овидия дала себе клятву. Не открывать своего сердца мальчикам с медовыми глазами. И одна только ночь была ей свидетельницей.

23 сентября 1843 года.

Винчестер, Англия.

Они смотрели друг на друга, как загипнотизированные. Пауза становилась неловкой. Положение спас Фрэнсис Клирхарт. Легонько толкнув мальчика в плечо, он вернул его к реальности.

Овидия, затаив дыхание, следила за движениями Ноама. Тот тем временем терпеливо здоровался с Чувствительными, которых тянуло к нему как магнитом. Семья Ноама была одной из самых состоятельных и уважаемых. Когда несколько лет назад мать Ноама вышла из Общества, это произвело огромный скандал. Многие задавались вопросом, почему бы Фрэнсису не взять в жены другую женщину. Его внимания искали. Впрочем, не только его. Пока Фрэнсис здоровался с гостями, многие из них кидали взгляды в сторону Ноама. А тот прилежно отвечал на них с добродушной улыбкой.

Музыка заиграла вновь, и Овидия очнулась, поняв, что теперь все присутствующие смотрят на нее. Воздух. Ей нужно было срочно на воздух.

– Бедный, ему придется нести такое тяжелое бремя, – воскликнула Марианна, глядя на Клинхарта младшего. – Такой молодой, и такая ответственность.

– Мама, прекрати, – смущенно произнесла Шарлотта.

Теодор бросил взгляд на свою дочь: та будто окаменела.

– Что происходит? – спросил он, приподняв одну бровь.

– Фрэнсис Клирхарт собирается на континент. Через несколько дней, – пояснила Марианна тихим голосом. – Кажется, дела их семьи идут очень хорошо. Правда, Ноама придется оставить одного на целый год. Оставить и подготовить к роли Преемника.

Овидия, которая все это время будто вовсе не дышала, вдруг вспомнила, что ей надо подышать.

– Извините, – сдавленно проговорила она, подхватывая полы юбки и делая шаг по направлению к выходу. – Кажется, мне надо на воздух.

– Хочешь, я пойду с тобой?

– Нет, Лотти, – быстро ответила Овидия, – мне нужна буквально одна минута.

С трудом пробираясь сквозь толпу, Серая Ведьма добралась до двери, ведущей на балкон. Там было намного лучше. Свежий ветерок заиграл ее локонами, стало легче дышать. Овидия обхватила себя руками и постояла так несколько мгновений, пытаясь прийти в себя.

При виде нее несколько Чувствительных, которые в этот момент находились рядом, отошли в сторонку. Что руководило ими: страх, смятение или презрение, – Овидию совершенно не интересовало. Все, что ей нужно было в эту минуту – это просто побыть одной. В какой-то момент у Овидии начала кружиться голова. Чтобы не упасть, она нащупала какую-то балку и прислонилась к ней. Нужно было срочно отвлечь на что-то свое внимание. Зацепиться за что-то взглядом. Этот способ никогда еще ее не подводил.

Сад Академии украшали такие же фонари, как вдоль центральной дороги, ведущей ко входу. Вокруг мест для костров, где все было подготовлено к разведению огня, танцевали Чувствительные, радуясь приближению Равноденствия.

Оживление и красота вокруг напомнили Овидии, зачем она здесь. Зачем пришла в Академию в этот вечер. Не для того, чтобы страдать. Не для того, чтобы волноваться. Она была здесь, чтобы наслаждаться праздником. И никакому мальчишке, будь он даже хоть сам Ноам, не удастся помешать ей.

Овидия сделала глубокий вдох. Порыв ветерка растрепал ее волосы, по коже побежали мурашки. Девушка поднесла ладони к лицу и, сдерживая дрожь в пальцах, обеими руками убрала пряди с лица.

Потом она сложила руки на груди, правую поверх левой, и начала тихонько подпевать в такт музыке, которая доносилась изнутри. Так она стояла несколько минут, покачиваясь, бормоча под нос знакомую мелодию и пытаясь контролировать поведение теней внутри себя.

Она чувствовала, что они хотели вырваться наружу. Стоило ей встретиться глазами с медовым взглядом Ноама, как в ней зашевелились, завибрировали темные силы. Но сейчас, когда ей стало спокойнее, она, кажется, верила, что сможет удержать их внутри в ближайшие несколько часов.

«Ты пойдешь со мной на свидание?».

Овидия слишком хорошо помнила эту фразу. Ее охватила тревога. Действуя почти инстинктивно, она сняла перчатку с левой руки и посмотрела на свои пальцы. По спине побежали мурашки. Они ощущались как прикосновение, будто кто-то погладил между лопатками. Овидия даже обернулась. Но сзади никого не было.

– Больше никакого шампанского, – сказала она и, придерживая краешек юбки, направилась обратно в бальный зал. По сравнению с улицей воздух в зале был таким теплым, почти обнимающим. Овидия нашла Шарлотту. Та смотрела на подругу с явным беспокойством.

– Ты как? – спросила Шарлотта, нежно беря лицо подруги в свои руки.

– Лучше. Немного лучше, – проговорила Овидия.

– До чего же он любит привлекать к себе внимание! – злобно воскликнула Ведьма Земли.

– Лотти…

– Ну, это же правда, – чуть более спокойным тоном проговорила Шарлотта, взяв руки подруги в свои. – Его всегда радовало внимание окружающих. Тщеславный и самолюбивый. Нарцисс. На месте его родителей я бы так его и назвала, – с чувством проговорила Шарлотта, следя за взглядом подруги, которая растерянно оглядывала бальный зал, пытаясь найти Ноама. – А к тому же еще и трус. Ты видела, как быстро он испарился, как только….

– Думаю, мне стоит поискать отца, – со вздохом прервала подругу Овидия. Ей нравилась забота Шарлоты, но сейчас хотелось сменить тему. – Я обещала ему танец.

Шарлотта с недоумением взглянула на Овидию и, слегка поморщившись, кивнула. Появление Ноама расстроило ее не на шутку.

– Давай не будем волноваться, – предложила Овидия. – По крайней мере, пока не прибудут Представители.

И взявшись за руки, девушки направились в сторону своих родителей, которые в это время оживленно разговаривали с улыбчивым и харизматичным Фрэнсисом Клирхартом. Шарлотта остановилась, будто обдумывая что-то.

– Лотти! – громким шепотом позвала подругу Овидия.

– Что?

– Не стой просто так. Это привлекает внимание. Пойдем.

И сделав как можно более расслабленные лица, девушки уверенно направились в сторону беседующих.

Отец Овидии что-то негромко говорил Фрэнсису, тот кивал в ответ. Овидия нахмурила брови. О чем могли говорить ее отец и мистер Клинхарт, еще и по секрету? Ведьма перевела взгляд на Вудбресов, которые стояли рядом. И заметила, что родители Шарлотты тоже кивают, участвуя в разговоре. Лица у всех были очень серьезные.

После этого все четверо улыбнулись, дружно подняли бокалы и чокнулись. Что, черт возьми, здесь происходило?

– Я вернулась, – сказала Овидия, подойдя к взрослым. – Прошу прощения.

Мне нужно было на воздух.

– Мисс Уинтерсон, – мистер Клинхарт сделал легкий кивок головой, приветствуя Овидию, и внимательно посмотрел ей в глаза. – Наконец-то мы с вами познакомились.

Овидия поклонилась.

– Очень приятно, сэр.

Фрэнсис Клирхарт был полной противоположностью своего сына. Темные волосы, побеленные сединой, кристально-голубые глаза. Похоже, что Ноам, исчезновению которого Овидия в глубине души была очень рада, не унаследовал от своего отца ничего, кроме фамилии.

– Мой сын много рассказывал мне о вас. Так много, что со временем мне стало казаться, что я знаю вас лично. И вот, наконец, я имею честь познакомиться с вами. Рад. Очень рад.

– Я тоже очень рада, – смущенно пролепетала Овидия, – если вы позволите, я бы хотела сказать несколько слов своему отцу…

– Леди и джентльмены, – прервал ее один из слуг. – Извольте пройти в сад. Представители вот-вот прибудут.

Овидия выдохнула. Необходимость продолжать общение с Клинхартом тяготила ее.

– Прошу прощения, мне нужно присоединиться к моему сыну, – сказал Фрэнсис Клинхарт, будто прочитав ее мысли. – Мы увидимся с вами на танцах.

И, не сказав больше ни слова, исчез в толпе.

Овидия с недоверием посмотрела на отца. Она хотела сказать что-то, но тот опередил ее:

– Помни, что я всегда говорил тебе, дорогая. Вежливость – прежде всего. Надеюсь, что эта встреча не ранила тебя.

– Нет, скорее я удивилась, – ответила Овидия. – Не знала, что ты так близко общаешься с мистером Клинхартом.

Теодор пожал плечами, будто отмахиваясь от замечания дочери. Подал руку, приглашая присоединиться к остальным. Они спускались по лестнице, ведущей из бального зала в сад, когда отец решил вернуться к теме.

– Наша семья и семья Вудбресов знакомы еще со времен Академии, – проговорил он спокойным голосом. – Эта беседа была простым жестом вежливости, солнышко. Иногда важно уметь говорить то, что от тебя ждут. И не наживать себе врагов.

Оливия вздохнула, чувствуя шаги мистера и миссис Вудбрес, которые не спеша спускались по лестнице следом за ними.

– Я понимаю, – сказала Овидия. – Просто это застало меня врасплох. Прости, папа.

Теодор мягко улыбнулся.

– Все хорошо, моя девочка. И это я должен просить у тебя прощения, не ты у меня. Я должен был догадаться, что подобная сцена может смутить тебя.

Сад еще не был заполнен людьми, Овидия нашла глазами тихий уголок и мягко направила туда отца. Остановилась, выдохнула.

– Скорее бы уже объявили Избранника. Я хочу просто танцевать вокруг костра и ни о чем не думать.

Теодор обнял дочь за плечи и нежно поцеловал в лоб.

Через мгновение к ним присоединились Вудбресы. Шарлотта подбежала к Овидии и встала справа от нее.

Зазвучали трубы, и взгляды Чувствительных обратились на балкон, где несколько минут назад Овидия приходила в себя после встречи с Клинхартом-младшим.

Музыка усилилась, к трубам присоединились скрипки. Наконец, двери балкона распахнулись, и пять Представителей, с Лидером во главе, предстали перед взорами толпы. Послышались дружные аплодисменты.

В Обществе Чувствительных было пять классов магов. Во-первых, Маги Земли, лидером которых был Галус, брат Филиппа, отца Шарлотты. Ее дядя. Низенький, немного полноватый, он стоял на балконе крайним справа. Глядя на Галуса, Овидия заметила, что годы начали брать над ним верх. На голове дяди обозначилась лысина, а вокруг голубых глаз появились лучики морщин. Главным стремлением всей жизни Галуса было стать Лидером. Но добиться этого ему так и не удалось.

С противоположной стороны, крайней слева, стояла Алазне Шарпелт, главная среди Провидцев. Эти маги умели проникать в разум людей, изменять их воспоминания или даже стирать их. Больше они, по сути, не умели ничего. Но и этого было достаточно, чтобы спасти жизнь не одной ведьме. Ведь уничтожая воспоминания о них из сознания обычных, Нечувствительных, людей, Провидцы заботились о собственной безопасности и безопасности своих коллег.

Длинные седые волосы и серые глаза Алазне гармонировали с платьем мышиного оттенка. Лиф на платье красиво подчеркивал грудь и точеную фигуру. Несмотря на то, что в лице ведьмы было что-то резкое (скорее всего, такое впечатление складывалось из-за заостренного носа), Овидия все равно считала ее милой.

Провидцы были могущественны, но малочисленны. Рассредоточиваясь по странам, где было хоть какое-то ощутимое количество Чувствительных, таких, как, например, Англия, они отвечали за безопасность магов.

В среднем в каждой из таких стран постоянно находилось около пяти разных Представителей. Но это количество менялось время от времени.

Что в Обществе не менялось уже очень давно, так это отношение к Серым, полукровкам, один только факт существования которых внушал обычным Чувствительным тревогу и страх. Ну и еще, конечно, к Дезертирам, которых не устраивала филолософия Общества. Подписав пакт о неразглашении, они выходили из него, отправляясь в свободное плавание, к Нечувствительным. Сами Дезертиры говорили о своей жизни после выхода как о вольной и самодостаточной. Единственный минус состоял в том, что, единожды выйдя из Общества, вернуться обратно они уже не имели возможности. Как и поддерживать контакты с близкими.

В последнее время Дезертиров становилось все больше. И были специальные контролеры, которые тщательно следили за поведением каждого из них. Если Дезертир нарушал пакт о неразглашении, контролер должен был действовать строго по протоколу. А именно: допросить разболтавшего секрет Чувствительного и срочно отправиться на поиски Нечувствительного, который вольно или невольно узнал то, что ему нельзя было знать. Что потом происходило с этим Нечувствительным? Все очень просто: его уничтожали.

Другого выхода не было: маги не могли позволить себе рисковать. Овидия верила, что все Чувствительные могут жить в гармонии друг с другом, но Общество, похоже, придерживалось другого мнения.

Девушка оторвалась от своих размышлений и снова принялась рассматривать Представителей. Рядом с Алазне стояла Элеонора Данкворт, самая младшая и самая видная из всех Дневных ведьм. У нее были длинные волосы красновато-каштанового цвета, карие глаза и длинная хрупкая шея. Она была стройнее и чуть ниже ростом, чем Алазне. Ходили слухи, что Элеонора отклонила как минимум три предложения о браке, чтобы добиться того места и статуса, которые она занимала сейчас.

За Галусом стоял высокий человек с каштановыми волосами и светлыми глазами, он привествовал собравшихся с сердечной улыбкой на лице. Это был Бенджамин Калпеппер, представитель от Серых. Магов, к которым относилась и сама Овидия.

Бенджамин Калпеппер был одет в простой черный костюм. Волосы его были гладко зачесаны назад. Мать Бенджамина была Чувствительной, отец – нет. Когда мама Калпеппера забеременела, отец оставил ее. Члены Общества активно помогали ей в вопросах воспитания ребенка. Когда матери не стало, Бенджамин, в планах которого не было создания семьи, остался один. Это обеспечивало ему относительное спокойствие и оберегало от внимания контролеров – ведь родственников у полукровки не было.

Наконец, центральное место среди собравшихся на балконе занимал Представитель Ночных магов, и лидер всех магов, Элия Мурхилл. Светлые глаза его приветливо осматривали собравшихся, а на лице сияла добрая улыбка. Он вообще был очень улыбчивым. Семья Мурхилла стояла в толпе вместе со всеми, занимая передние ряды. Супруга, дочка и сын. Девочка и мальчик горячо приветствовали отца.

Овидия улыбнулась. Привязанность детей к отцу тронула ее.

– Друзья! – начал он. – Прошел еще один год, и мы снова собрались, чтобы отметить один из важнейших праздников нашего Общества. Начинается самый значимый для нас, магов, период. Дни становятся короче, ночи длиннее. Мы прощаемся с Солнцем и готовимся проводить больше времени в компании другого нашего союзника – Луны.

В этот день мы благодарим лето за то, что оно подарило нам за эти месяцы. Вспоминаем тепло солнечных лучей, долгие прогулки на закате, пироги с яблоками (и с персиками, ммм), прохладу воды. Знаю-знаю, многие из присутствующих радовали себя купанием в живописных реках и озерах вокруг нашего любимого города. Не отрицайте этого.

По толпе прокатилась волна смеха, и Овидия тоже не смогла сдержать улыбки.

Природная харизма и теплота, с которой Элия умел строить свои речи, была одной из причин, почему восемь лет назад именно его выбрали Лидером.

– Сегодня вечером мы потанцуем у костра, попрощаемся с летом и встретим осень, – продолжал Элия. – После этого мы, Представители, поблагодарим вас за то доверие, которое вы нам оказывете. Без вас наш труд не имел бы смысла. А прежде, чем начнутся торжества, мы объявим избранника этого года, который произнесет речь в день Самайна. День, с которого начинается наш с вами год.

Четкое следование календарю, Колесу года, как его назвали среди магов, было для Общества важной традицией. Тридцать первого октября для Чувствительных заканчивался год. Этот день в Обществе назывался Самайн. Первого ноября начинался год следующий.

Это был самый эмоциональный момент вечера. Овидия посмотрела вокруг. По лицам присутствующих и по тому, с каким напряжением взрослые держали за руки своих детей и как нетерпеливо те перетаптывались на месте, было заметно, что взволнованы все. Не удивительно: этого момента ждали не один год. Элия показал рукой направо, и все посмотрели на Провидицу Алазне. Помимо способности проникать в сознание людей, Провидцы обладали еще одним важным умением: они могли создавать зрительные иллюзии, настолько правдоподобные, что их невозможно было отличить от реальных явлений, предметов и людей. Овидия чувствовала, как пространство вокруг нее буквально вибрирует от эмоций. Ощущала и разницу в состояниях людей, разницу их эмоций. Были в толпе те, кто дрожал от нетерпения. И те, кто более спокойно относился к происходящему. Последние точно знали, что их и их близких не выберут, и поэтому просто ждали, когда церемония закончится, и начнется, наконец, то, ради чего они сюда пришли – танцы у костра.

Алазне сделала изящное движение рукой, воздух перед ней вдруг зашевелился и стал принимать форму. Начиналось самое интересное.

– Мы решили… – сказал Бенджамин.

–…что речь на празднике этого года… – подхватила Элеонора.

– …будет произносить… – продолжил Галус.

Алазне сделала еще один жест, и пространство под балконом, как раз там, где собрались ожидающие решения Чувствительные, погрузилось в туман. А через мгновение из тумана показалась фигура, больше похожая на привидение, чем на реального человека. Кто это был? Овидия изо всех сил всматривалась в облако пара, но очертания образа будущего избранника (или избранницы) были слишком размытыми, чтобы она могла что-то понять. Серая Ведьма была так увлечена этим процессом, что не заметила, как десятки голов повернулись в ее сторону. Тем временем фигура оформилась окончательно.

Нет!!! – зазвучали голоса Фесте и Вейн в ее голове.

Теплый взгляд Элии коснулся ее лица. Лидер смотрел на Овидию и широко улыбался.

– …будет произносить Овидия Уинтерсон!

Овидия бросила быстрый взгляд на Шарлотту. Глаза подруги от удивления стали круглыми, как тарелки.

Теодор, который стоял слева от Овидии, тихонько позвал дочь по имени. Но та даже не обернулась в его сторону. Все внимание девушки было сосредоточено на туманном образе – видении, создаваемом Алазне.

Тем временем публика начала отходить от шока. Послышались первые возгласы: одни реагировали гневно и с возмущением, другие – с радостным удивлением. Ясно было одно: равнодушными эта новость не оставила никого. Овидия стояла на месте, окаменев, и не могла пошевелиться. И только после того, как Шарлотта легонько толкнула ее в бок, Серая Ведьма заметила, что толпа Чувствительных перед ней расступилась, освободив ей проход к зданию Академии.

Ей предстояло выйти на балкон и присоединиться к другим Представителям.

«Дыши. Дыши. Дыши».

– Серая? – удивленно переговаривались в толпе.

– Единственная, не имеющая силы. Кем надо было быть, чтобы избрать ее!

– Смотрите, смотрите, она сама не верит.

–Ужасно завидую Серой! Лучше бы они выбрали меня, чем такую дурочку.

Овидия поднялась по ступенькам, придерживая юбки дрожащими руками. Повернула направо и, войдя в бальный зал, направилась к балкону. Заметив Овидию, Элия протянул ей руку.

– Поздравляю вас, мисс Уинтерсон.

Овидия кивнула и попыталась улыбнуться. Но от волнения у нее получилась лишь гримаса.

Наконец, они вышли на балкон, и толпа разразилась аплодисментами. Правда, они были уже не столь шумными, как когда Представители в первый раз этим вечером предстали перед публикой. Овидия смотрела на вытянутые лица и пыталась отыскать в толпе отца и Вудбретов. Тут взгляд ее невольно упал на группу, стоящую чуть дальше. Клинхарты. Ноам. Он аплодировал вместе со всеми, всматриваясь в лицо Овидии. Почему он так внимательно смотрел на нее? Потому что наслаждался ее неловкостью вместе со всеми? Или потому, что был по-прежнему влюблен в нее?

Отбросив в сторону несвоевременные мысли, Овидия сделала шаг вперед и, вцепившись в перила балкона, посмотрела на туманную фигуру, ее собственную фигуру, которая все еще висела в воздухе. Робко подняла руку, приветствуя собравшихся. И тогда Элия, который стоял рядом с ней, властным голосом провозгласил:

– И да начнется праздник осеннего равноденствия!

И в это мгновение по всему саду, окружавшему Академию, зажглись десятки костров. В толпе послышались возгласы восхищения. Люди оборачивались, направляя лица к огням. Овидия же продолжала крепко держаться за перила, безуспешно цепляясь взглядом за темноту. Она ощущала, как пульсирует в ее венах и просится наружу что-то горячее и мощное. То ли обида на гнев толпы, недовольной ее избранием. То ли гнев на себя саму.

30 сентября 1843 года.

Винчестер, Англия.

– Мы больше не можем быть подругами. Извини, но между нами все кончено.

Овидия вздохнула. Уже в который раз за этот день.

– Лотти, не драматизируй. Я же не виновата, что выбрали меня!

– Я не драматизирую. Я лишь надеюсь, что это послужит тебе уроком. Передай мне молотый розмарин.

Овидия послушно кивнула и протянула Шарлотте стеклянный сосуд с розмарином. Они сидели у дома Лотти, на крыльце, выходящем в сад. Ведьма Земли готовила эликсир – их домашнее задание в Академии.

– Я думаю, тебе следует сосредоточиться на приготовлении эликсира, а не… – начала было говорить Овидия, пытаясь сменить тему. Но подруга перебила ее.

– Мне не нужно сосредотачиваться! Я делала это больше раз, чем ты можешь себе представить, дорогая! И не пытайся заговаривать мне зубы. Я в своем доме и могу говорить, о чем захочу! Они выбрали тебя! Выбрали! Тебя! О чем они вообще думали?!

Со дня праздника Шарлотта не могла прийти в себя. Эмоции переполняли ее, и каждый раз, когда речь заходила о случившемся, в ее глазах вспыхивали огни, а вокруг нее начинали распускаться цветы. И это несмотря на то, что стояла глубокая осень, и природа, в точности как сама Овидия сейчас (по крайней мере, так она себя ощущала), медленно умирала.

– Ты вообще понимаешь, что это значит? – спросила Шарлотта, энергично встряхивая сосуд с розмарином. – То, что они выбрали тебя? Понимаешь или нет?

– Пожалуйста, не начинай опять, – взмолилась Овидия, раскрывая учебник и пытаясь углубиться в чтение.

– Не игнорируйте меня, мисс Уинтерсон, я на год старше, и вы должны уважать мое желание поговорить на эту тему.

– Я прекрасно понимаю, что это значит. И за последние дни я не раз говорила тебе об этом в ситуациях, о которых мне не хочется вспоминать.

– Готовься стать Представительницей Серых!

– Но я не хочу ею становиться! – ответила Овидия, подняв, наконец, голову, и посмотрела испуганными глазами на подругу. – Бенджамин был прекрасным лидером, да он и сейчас им остается. Как я могу его заменить?

– Это будет через много лет. К тому же, ты ничего не теряешь. Попробуй.

Зелье, которое готовила Лотти, зашипело, забулькало, послышался негромкий хлопок. Ведьма удовлетворенно улыбнулась и прикрыла сосуд пробкой.

– Готово. Дай-ка мне теперь лавандовое масло.

Овидия вяло потянулась за маслом, думая, что ответить подруге на ее предыдущую реплику. И тут Фесте внезапно выросла перед Шарлоттой. Это произошло так внезапно, что колдунья вскрикнула от неожиданности.

Не смей давить на мою сестру, Ведьма Земли!

– Фесте! НЕ ЗДЕСЬ! – вскрикнула Овидия, бросаясь к тени.

Та, хихикая, исчезла.

– Извини, Лотти.

Отдышавшись, Шарлотта покачала головой.

– К моему большому сожалению, я уже привыкла видеть твоих приятельниц, – Ведьма Земли закончила работу над зельем. И подойдя к подруге, крепко взяла ее за руки.

– Послушай моего совета. Не думай о статусе Представительницы. Пока. Тогда твое поведение изменится. И отношение людей к тебе тоже. Они другими глазами на тебя посмотрят. Смягчатся. Но я понимаю, что ты едва ли сделаешь это. И переживания твои понимаю тоже. Хотя вижу, что в таких вопросах, как этот, мы с тобой кардинально расходимся.

– Ты всегда была мне опорой, настоящей, правда, – еле слышно произнесла Овидия.

– Я могу остаться ею. Но решать – тебе. Только тебе.

Серая Ведьма поморщилась и, не смея взглянуть на подругу, пробормотала:

– Просто… Я не могу в это поверить. Ты же знаешь, что я не люблю обращать на себя внимание.

Шарлотта глубоко вздохнула.

– Когда же ты поймешь, Овидия Уинтерсон, любишь ты это или нет, ты уже обращаешь на себя внимание, да еще как!

Колокола Винчестерского собора пробили пять. Овидия вздохнула и, поправляя платье, встала.

– Спасибо за гостеприимство, Лотти, мне пора домой.

– Я провожу тебя. Возьми мою карету, сейчас стемнеет. Не забывай, что до Самайна остался месяц – у тебя еще есть время как следует подготовиться.

Лотти отправила слугу готовить карету и, взяв подругу под локоть, не спеша направилась с ней к выходу.

Дом Лотти располагался неподалеку от Уинчестерского собора. Этот дом знали главным образом благодаря саду – большому, пышному, предмету зависти всех соседей. На деревьях, украшавших дорожку, ведущую от главного входа к калитке, оставалось все меньше листьев – все они уже лежали на земле.

– Как тебе новая книжка?

– Нравится. Сейчас я на том месте, где герои признаются в любви.

Лотти тихонько хихикнула.

– Какая ты все-таки романтичная!

Подъехала карета и подруги крепко обнялись.

– Увидимся завтра. Расскажи потом, что там дальше будет, после признания.

Кучер закрыл дверцу кареты и приготовился трогать.

Овидия опустилась в кресло и принялась следить за мельканием огней и темнотой, в которую погружался город.

Была почти полночь, когда Овидия закончила роман, который читала последние два дня. Перелистнув последнюю страницу, она положила книжку на грудь и выдохнула, ошеломленная тем состоянием, которое переживает каждый читатель, расставаясь с увлекательной историей – состоянием перехода от вымысла к реальности. Разбросанные по комнате тени наблюдали за ней: она привыкла, что на нее смотрят, когда она читает, и привыкла жить с этим.

Значит, ты дочитала, сестричка, – прошептала Вейн в голове у Овидии.

Овидия кивнула, отошла от подоконника и со вздохом направилась к комоду.

– По крайней мере, мне удалось немного отвлечься от реальности, – проговорила она. – Мне это было нужно.

В этот момент Фесте подпорхнула к Овидии и, выхватив книгу у нее из рук, принялась с любопытством рассматривать ее. Пользуясь моментом, пока за ней не следят, Овидия решила причесаться. Темно-каштановые локоны ее доходили почти до бедер. И если утром ее волосами занималась Жанетта, с ловкостью и быстротой, которая была присуща только ей, то по вечерам Овидии приходилось справляться самой.

Серая Ведьма взглянула на Фесте, но в этот момент та вдруг исчезла, вместе с книгой, которую держала в руках, а в следующее мгновение материализовалась на кровати. Она лежала на боку и с сосредоточенным видом переворачивала страницы.

Тем временем Альбион неподвижно стояла в углу у двери. Овидия не видела ее, но вибрацию, которая от нее исходила, трудно было перепутать с чем-то еще. Через какое-то время она переместились, Альбион подплыла к Вейн и резко дернула ее за волосы. Точнее, за то место, где у людей были бы волосы.

Думаешь, я забыла о том, что случилось сегодня днем? Явиться перед всеми, при полном свете, без предупреждения.

– Это все Фесте, сестра. Это она виновата, – попыталась защищаться Вейн, почти шипя.

– Сестры, я очень прошу вас чуть больше считаться со мной, по крайней мере, когда мы не дома, – смеясь, проговорила Овидия и тут же прикрыла рот рукой, стараясь не производить шума: в доме все давно спали. Разборки теней, хоть и были опасными, все-таки ужасно веселили ее. – Не затем я столько времени училась защищать вас и себя, чтобы вы выскакивали наружу, когда вам вздумается. Запомните раз и навсегда: это опасно. Даже если вы в доме Шарлотты.

Прости, сестра, – послышался с кровати голос Фесте. – Ведьма Земли плохо обращалась с тобой. Я чувствовала, как волнуется твое сердце, как тебе тяжело и неприятно.

– Я ценю вашу заботу, – Овидия повернулась к своим теням, которые теперь втроем неподвижно смотрели на нее. – Спасибо. Но ваши попытки защитить меня опасны – не только для меня, но и для моих близких. Шарлотта – почти родная мне. Я доверяю ей, и вы доверяйте тоже.

С этими словами Овидия встала, подняла с кровати книгу, которую там, не долистав, оставила Фесте, и поставила ее на полку.

– Вы забыли, чему вас учили на занятиях с Представителями? Вас месяцами готовили к тому, чтобы вы умели не обнаруживать себя. А теперь вы в одночасье хотите перечеркнуть все эти усилия?

Мощная вибрация была ей ответом. И решив, что разговор на этом может быть закончен, Овидия вернулась к своим локонам, которые нужно было теперь заплести в косы.

Она права, – Фесте подплыла слева и зависла над комодом. – Просто мы хотим защитить ее.

– Прямо сейчас я должна защищать вас от внешнего мира. Я вас. А не вы меня.

Может, лучше будем защищать друг друга, – предложила Вейн, слегка поворачивая голову. – Мы команда. Мы сестры.

Овидия закончила заплетать волосы, закрепила косу белой ленточкой, и кончики ее скользнули по спине.

– Сестры доверяют друг другу. Вы должны доверять мне, – твердо сказала она.

Мы согласны, – хором проговорили Вейн и Фесте.

Овидия повернулась и бросила взгляд на Альбион. Ты хмыкнула и слегка качнула головой.

– Раз так, тогда начните это доказывать. Сейчас, когда вас трое. С двумя я еще справлялась, но сейчас мне сложнее. Ничего личного, Альбион, – добавила она. – Уж кому-кому, а великой тени здесь более чем рады.

Альбион тихонько фыркнула, словно преуменьшая свою важность.

С этими словами Овидия встала, показывая, что разговор окончен, и с шумным выдохом задула свечи. А потом легла на кровать и накрылась одеялом.

Фесте и Вейн переглянулись и бросили взгляд на Альбион, чьи глаза засияли ярче.

Не переживай, сестра. Мы все сделаем, – легкий шепоток пролетел над головой девушки, и тени исчезли. И в этот момент место внутри нее – то самое, которое открывалось всем ветрам, когда сестры покидали ее тело, заполнилось.

– Надеюсь на это, – успела проговорить Овидия и тут же провалилась в сон.

Воспоминание II

22 июля 1843 года.

Винчестер, Англия.

Из всех дней недели больше всего Овидия любила субботы. В этот день они с отцом и Жанеттой отправлялись куда-нибудь загород, чтобы провести время на свежем воздухе. Та суббота тоже была такой. Небольшой парк в Винчестере полон людей: погода как на заказ.

Овидии нравилось это оживление. Приятно было болтать с папой и Жанеттой, а параллельно здороваться со знакомыми: Чувствительными и Нечувствительными друзьями ее отца. Несмотря на то, что они уделяли больше внимания ему, чем ей, Овидия чувствовала себя особенной. А в эту субботу тем более. Ведь ей исполнялось девятнадцать – важная веха, означавшая в Обществе начало взрослой жизни и последних двух лет обучения. Так что на этот раз субботний пикник был праздничным. Там были торт и подарки: отец подарил Овидии простой серебряный браслет и пару книг. Хороший длинный день. К моменту, когда они вернулись домой, на Винчестер уже опустилась темнота, а через приокрытые окна в комнаты залетал свежий ветерок.

Овидия была у себя и уже собиралась задуть прикроватную свечу, чтобы лечь спать, когда послышался тихий стук в окно. Девушка в изумлении обернулась, чувствуя, как Фесте и Вейн, выпорхнув из нее, бросились к окну.

Ведьма Земли, сестра.

«Шарлотта».

Овидия выглянула наружу и увидела подругу, которая сидела в саду, накрывшись плащом.

– Как, черт возьми, ты выбралась из дома? Уже почти полночь!

– Все вопросы потом! И потише, я тебя умоляю. Хватай плащ и спускайся, поехали!

Будто ища подсказки, Овидия взглянула на свои тени. Они улыбались.

Схватив плащ в одну руку и свечу в другую, Овидия побежала вниз по лестнице, чувствуя, как тени весело летят следом.

Привычным движением руки, не прикасаясь к двери, Серая Ведьма приказала ей открыться. И холод осенней ночи, а вместе с ним и Шарлотта, обняли ее.

– Что ты здесь делаешь?

– С днем рождения! – прошептала Шарлотта. – Как насчет ночного ритуала?

Овидия улыбнулась. Но Фесте было совсе не улыбок. Дрожа от страха, она вцепилась в ногу хозяйки. Лететь куда-то в ночь ей, кажется, не хотелось совсем.

– Вернитесь на место, – проговорила Овидия, улыбаясь. – Прямо сейчас. Ну-ка!

Хорошо, сестра, – шепнули тени.

Ведьма Земли взяла Овидию за руку, и девушки направились к пригородным полям, в сторону от Академии. Лунный свет и Шарлотта, чья связь с природой делала подобные вылазки безопасными, были хорошими проводниками. Так что поляну, где совершались их традиционные ночные ритуалы, они нашли быстро и без труда.

На месте для костра в центре поляны спали остывшие угольки. Обменявшись улыбками, Шарлотта и Овидия встали друг напротив друга с противоположных сторон от кострища. А потом подняли руки и принялись бормотать:

– Игнис, вени ад нос. Игнис, вени ад нос.

Из девичьих ладошек пошел слабый оранжевый свет. И в тот же момент мертвые угольки загорелись ярким пламенем. Оно было таким жарким, что Овидии пришлось снять плащ и остаться в одной сорочке, ощущая прохладу косички спиной. Шарлотта тоже скинула верхнюю одежду и распустила длинные черные волосы.

Девушки обменялись взглядами и кивнули друг другу.

– О, мать Земля, о, сила мира, что горит между нами, мы благодарим тебя за то, что ты помогаешь нам чувствовать себя живыми! Одари нас еще раз своим благословением! И мы будем вечно поклоняться тебе!

Овидия встряхнула плечами, выпуская тени, и в следующее мгновение те повисли за ее плечами в позах защитниц, внимательно наблюдая за Шарлоттой. По мере того, как сила Ведьмы Земли прибывала, поляна заполнялась яркими белыми цветами.

Девушки принялись двигаться по кругу, танцуя и напевая. Ночь все плотнее окутывала их, а горячие языки пламени осыпали их тела теплыми воздушными поцелуями.

Эти ритуалы успокаивали Овидию. В такие минуты она могла отпустить себя и забыть обо всех заботах. Прыгать, кричать, танцевать, и снова кричать, – до тех пор, пока в сладкой истоме не упадешь без сил и без голоса, чистая и обновленная.

Необычно было танцевать на глазах у теней: вопреки обыкновению, Вейн и Фесте были рядом на протяжении всего ритуала. Но неудобства это не вызывало. В ту ночь Овидия как никогда раньше чувствовала себя с ними в ладу и безопасности. И даже Шарлотта призналась, что испытывает то же самое.

Закончив действо, девушки уселись плечо к плечу, тяжело дыша и вытирая капли пота с разгоряченных лбов.

– Знаешь, – начала Овидия, ощупывая руками виски, к которым прилипли влажные от пота волосы. – Мне всегда было интересно, что за сила таится в огне.

Шарлотта нахмурилась, хмыкнула.

– Что ты имеешь в виду?

Овидия провела руками по голове. От косички после ритуальных танцев не осталось и следа. Спутанные каштановые локоны рассыпались по плечам.

– Понимаешь, когда я сижу с кем-то у костра или камина, я могу говорить о чем угодно, не боясь, что меня осудят, – сказала она меланхолично. – Такого больше никогда не бывает.

Шарлотта обняла подругу, и та уткнулась лбом ей в плечо.

– Я понимаю, о чем ты говоришь. Но почему ты сейчас об том спросила? Есть повод?

Овидия помолчала, собираясь с мыслями.

– С тех пор как появились они, – обе девушки обернулись в сторону теней, шушукающихся в сторонке о чем-то своем на языке, который не могла понять даже Овидия. – С тех пор я много думаю о том, как устроена моя сила, в чем ее природа. Иногда я думаю, что они пришли из какого-то другого мира, другого измерения. Я никогда не слышала, чтобы у кого-то были бы похожие «друзья». Что ты скажешь?

Шарлотта отстранилась от подруги, усевшись так, чтобы было удобнее смотреть ей в лицо.

– Скажу, что раз ты задаешь такой вопрос, значит, на самом деле веришь в это, просто ищешь подтверждения, – заявила Ведьма Земли, и глаза ее засияли еще ярче.

– Ты помнишь, что сказала, когда я впервые показала их тебе?

Шарлотта кивнула.

– Я сказала, что они очень темные. Иногда настолько, что растворяются в темноте.

– Именно, – заявила Овидия, приблизив свое лицо к лицу подруги. – Но темные это ведь не значит плохие. С другой стороны, я чувствую, что… – Овидия сделала паузу, глубоко вздохнула и продолжила, – А что если они являются доказательством того, что моя сила сломана?

Шарлотта растерянно взглянула на подругу.

– Не понимаю тебя, Овидия. То есть как сломана?

– Вдруг они существуют только для того, чтобы защищать меня, потому что моя собственная сила не сила вовсе, а слабость. Изъян. Потому что моей собственной силы – нет.

Шарлотта расширила глаза, и огонь стал мощнее.

– Что ж, думаю это неплохая теория. Едва ли правда. Но даже если так: что плохого в том, что тебя защищают?

Овидия отвела взгляд, и блеск от ее темных глаз смешался с сиянием пламени.

– Я хочу большего. Я жажду большего.

– А ты не пробовала поизучать свою силу более внимательно? Когда никого рядом нет. Так чтоб ни семьи, ни Представителей, только ты и твои тени.

Овидия покачала головой. И Шарлотта, почувствовав, что ее слова попали в самую точку, наклонила голову.

– Вот видишь. Так что, возможно, дело не в том, что твоя сила какая-то не такая. Может, ты просто не раскрыла ее как следует.

– А если это опасно? – проговорила Овидия, не веря тому, что говорит это вслух.

В тот же момент Фесте подплыла к ней и молча улеглась ей на колени.

Шарлотта взглянула на подругу, на Фесте. Глубоко вздохнула.

– Я не думаю, что они опасны. Ты же сама всегда говоришь, что они – из тебя. Ну, а то, что раньше их тут не было… Ты правильно сказала, это вовсе не означает, что они – что-то плохое. Другое это не обязательно плохо, милая. Хотя от этой крупненькой, которая глаз с нас не сводит, у меня мурашки по коже, честно говоря.

– Фесте иногда перебарщивает, это да.

Овидия заметила растерянность на лице Шарлотты и взглянула на свои тени.

– Я не про Фесте, – медленно проговорила Ведьма Земли.

Овидия попыталась повернуть голову туда, куда смотрела подруга, но он не смогла. Ее охватило тяжелое, пульсирующее, наполняющее все тело знакомое ощущение. Дважды в жизни она испытывала его, и не перепутала бы ни с чем. Девушка закрыла глаза и тяжело прерывисто задышала.

– Ови?

Овидия подняла руку, прося подругу не вмешиваться. Мокрая от пота, она чувствовала, как по телу пробегает жар, а вслед за ним сразу холод. Воздуха не хватало. Она глубоко вдохнула и открыла глаза.

Вибрации воздуха были такими сильными, что Овидии казалось, она может прикоснуться к ним. А когда все успокоилось, она увидела ее – ту самую тень, о которой Шарлотта говорила минуту назад. Тень была огромная. В два человеческих роста, а может, и больше. Фесте и Вейн переводили взгляд с той, которая должна была теперь, по-видимому, стать их новой сестрой, на саму Овидию, которая, поднявшись с земли, бесстрашно смотрела в золотые глаза-сферы, в упор направленные на нее.

– Останься здесь, – сказала она Шарлотте, которая с беспокойством смотрела на нее.

– Уверена?

– Да. Это мои дела.

Лотти кивнула, и Серая Ведьма обошла костер, чтобы поближе подойти к своим теням.

Ко всем трем.

Сестра, – услышала она в голове голос Вейн. – Хочешь, мы…

– Не двигайтесь, – прошептала она, и тени остались на своих местах. Вейн по правую руку от Овидии, Фесте – по левую. Обе, не отрывая глаз-сфер, смотрели на огромную, загораживающую горизонт, фигуру перед ними.

– Ты пришла оттуда же, откуда и они? – спросила Овидия, чуть приподняв голову.

Огромная тень промолчала, но по ее легкому движению было заметно, что она оценила смелость девушки.

Наконец она кивнула и улыбнулась, обнажив ряды острых зубов.

Овидия продолжала храбро проводить допрос.

– Почему ты здесь?

Тень подсобралась, став немного меньше, из-за чего Овидии показалось, будто она присела. И вытянула вперед огромную лапу с длинными когтями, которые сияли при свете пламени.

Овидия зачарованно смотрела на то, как пламя отражается от этих, будто полированных, блестящих когтей.

Я родом из тебя, сестра. Как и мои спутницы.

Голос, который раздался в голове Овидии, неожиданно глубокий, намного глубже, чем у Вейн или Фесте, эхом отозвался в груди. Пытаясь совладать с собой, Овидия сделала глубокий вдох.

– Мне надо задать вам вопрос. Всем троим, – проговорила она, оглядывая свои тени и направляясь к вновь прибывшей. – Кроме вас, есть еще кто-то? Стоит ли мне ждать, что появится новая тень и также застанет меня врасплох?

Только мы, – прервала ее гигантская фигура. – Там, откуда мы пришли, больше никого не осталось.

Овидия обернулась к Шарлотте, которая в оцепенении наблюдала за происходящим с другой стороны костра.

– Все в порядке, Лотти. Эта тень такая же, как и остальные, и не принесет нам вреда.

Ведьма Земли кивнула. И немного замявшись, проговорила:

– Похоже на подарок к твоему Дню рождения. Тебе не кажется?

Овидия пожала плечами.

Пройдут годы. Но Шарлотта еще долго будет помнить эту ночь. Белая рубашка и расплетенная коса ее лучшей подруги, три грозные ночные фигуры, потрескивание огня. И отсветы пламени, которые отражались в расширенных зрачках Серой Ведьмы, заставляя их гореть так ярко, как никогда.

25 октября 1843 года. Шесть дней до Самайна.

Винчестер, Англия

Прошло несколько недель. Осень в Винчестере окончательно вступила в свои права.

В Академии полным ходом шел новый курс. Каждый день Овидии был заполнен магическими практиками, занятиями. А еще взглядами. Взгляды подстерегали ее повсюду. И не все они были любопытными. Нельзя было сказать, что абсолютно все Чувствительные презирали Овидию. Но такие же Серые, как она, явно были задеты. Овидия была единственной, кто отказался демонстрировать свою силу перед всеми, что не могло оставить ее соплеменниц равнодушными.

Лучшим решением, которое нашла для себя Овидия в этой ситуации, было просто игнорировать повышенный интерес к себе. Просто не замечать его.

К тому же ее грели слова Марианны Вудбрес, произнесенные на празднике Равноденствия. Она сказала тогда, что Ноам Клинхарт отложил последний год обучения на более позднее время, чтобы отправится с отцом на континент и помогать ему в семейном деле.

Отсутствие Ноама радовало Овидию. Рана на ее сердце была свежа и плохо рубцевалась со временем.

С первого дня возвращения в Академию Овидия сосредоточилась на рутине: позаниматься утром, вернуться домой с Шарлоттой, дождаться, когда отец вернется из типографии, которой управлял. Попить вместе чаю, а потом, до ужина – уроки на завтра. В последнюю неделю к этому расписанию прибавилась еще и подготовка речи.

Дело шло медленно. Овидия внимательно подбирала фразы, набрасывала идеи, через несколько дней меняла их на другие, но все равно оставалась недовольна. Трудно найти нужные слова, когда знаешь, что спрос с тебя будет выше, чем с других Чувствительных. Понимая, что не справляется сама, Овидия попросила о встрече Лидера Общества, мистера Мурхилла, который выдвинул ее и, возможно, мог бы помочь ей определиться с темой.

В тот октябрьский день все печи в доме Уинтерсонов были растоплены. На кухне пахло тыквой и специями – они с Жанеттой трудились над пирогом, который должны были отвезти Мурхиллам в качестве благодарности. Возясь с кремом и украшениями, Овидия постоянно возвращалась мыслями к разговору с отцом.

Четырьмя днями ранее

– Это твой шанс, – говорил отец, – шанс доказать, что Серые Ведьмы – больше, чем просто полукровки.

Они сидели в гостиной у камина. Жанетта уже отдыхала у себя. А отец и дочь который день подряд засиживались у камина допоздна и разговаривали, разговаривали, разговаривали. Они слушали треск древесины, ощущали, как тепло от огня бежит по жилам, пробираясь до самых костей.

– Честно говоря, я не очень этому рада, – отвечала Овидия, делая глоток из чашки с теплым молоком. – Не понимаю, почему я должна это доказывать. Я, а не кто-то другой.

– Если они выбрали тебя, значит, у них есть на то веская причина, – возражал отец.

Овидия взглянула на него. Он спокойно сидел с полузакрытыми глазами в кресле.

– Пап, скажи честно: ты имел к этому какое-то отношение? – спросила Овидия и выдохнула с облегчением от того, что смогла, наконец, задать этот неудобный, так много времени мучавший ее вопрос.

Теодор Уинтерсон открыл глаза, внимательно посмотрел на дочь, после чего громко рассмеялся.

Овидия с выжидающим видом приподняла бровь.

– Если бы это было так, я бы сразу тебе сказал. Честно. Но нет, я не имею к этому никакого отношения. Хотя, не скрою, видеть гнев на некоторых лицах мне было очень приятно.

– Теперь понятно, в кого я такая… не такая, – хмыкнула Овидия, делая еще один глоток молока.

Теодор улыбнулся и с гордостью посмотрел на дочь. Этот взгляд всегда заставлял девушку нервничать.

– Боюсь, теперь напряжение усилится еще больше.

– Какое напряжение?

Несколько минут Теодор молчал, явно сомневаясь, стоит ли отвечать на этот вопрос. С другой стороны, было глупо скрывать такое от уже взрослого двадцатилетнего человека.

– Понимаешь, милая, Общество… Оно сильно изменилось за последнее время. Ужесточилось отношение не только к Дезертирам, даже к Серым. Все, кто не соответствует идеалам тех, кем управляют только их собственные страхи и переживания, глубоко осуждаются. Но я чувствую, что Элия – это тот лидер, которого мы искали долгое время. И то, что он выбрал тебя, успокаивает мое старое сердце. Для меня это обнадеживающий выбор. Может быть, как раз благодаря тебе Общество станет наконец таким, каким оно должно быть.

Речь отца тронула Овидию. Она взяла его за руку и крепко сжав, принялась в упор смотреть на огонь в камине, который, будто от одного ее взгляда, разгорался сильнее.

Настоящее время

Было четыре пополудни, когда Овидия вышла из дома и направилась в дом Мурхиллов. Она шла по улицам Винчестера к югу, наблюдая за солнцем, которое медленно садилось на горизонте, и думала о том, что довольно сильно нервничает перед походом в дом Лидера. Но мысль о том, что она была избранной, а значит, заслуживала особого отношения (по крайней мере, она пыталась убедить себя в этом) немного успокаивала ее.

Тени тем временем и не думали успокаиваться. И чем ближе она подходила к дому Мурхиллов, тем сильнее ощущала копошение темных сестер внутри себя.

Сестра. Сестра, послушай нас.

Прежде чем ответить, Овидия огляделась. Нужно было убедиться, что рядом никого нет.

К счастью, улицы были почти пустыми, а те люди, которых она видела, находились слишком далеко, чтобы услышать ее.

– Я прошу вас, пожалуйста, успокойтесь. Сейчас не время устраивать спектакли.

Но Фесте не унималась.

Сестра, сестра, – настойчиво шептала она.

Овидия продолжала идти вперед, изо всех сил пытаясь сохранить самообладание.

Разреши нам исследовать жилище Мурхиллов, когда мы прибудем на место, сестра.

– Ни за что! – Овидия резко остановилась, отчего пара локонов выбились из ее безупречной прически и упали на лицо. – Я приказываю вам, слышите? Следующие несколько часов, пока мы не вернемся домой, вы должны оставаться на месте. Никаких выходок. Никаких игр. Это понятно?

Да, да, да, да, – услышала она шепот Фесте и Вейн. И ворчание Альбион, откуда-то из самой глубины себя.

– Ну вот и оставайтесь на месте. Эта встреча очень важна для меня.

Едва произнеся эти слова, Овидия почувствовала, как тени скользнули в укромный уголочек внутри нее, где проводили время, когда не были заняты своим основным делом – попытками везде и всюду защищать ее.

Дойдя до конца улицы, Овидия повернула налево. Здесь начинался другой квартал, сильно отличавшийся от того, откуда она пришла. Дома тут были сказочно красивыми, палисадники – изящными, а улицы – чистыми и ухоженными.

Дом Мурхиллов располагался в самом конце квартала и был самым большим, с самым пышным садом. Элия считался одним из тех Нечувствительных, про которых говорят: «отличный делец». Он владел одной из самых крупных в мире фабрик, и состояние его, которое он хранил заграницей, увеличивалось с каждым годом.

Овидия была уже в нескольких метрах от главного входа, когда заметила, как оттуда кто-то вышел. Серая Ведьма замедлила ход, чтобы получше рассмотреть гостя и резко остановилась, так, что подкосился каблук.

Привычным движением надевая шляпу, которая делала его тонкие черты еще более аристократичными, из дома Мурхиллов выходил Ноам Клинхарт.

Овидия не знала, что делать: прятаться было некогда и некуда. Так она и стояла, растерянная, наблюдая, как Ноам и Элия пожимают друг другу руки и как Ноам спускается по ступенькам вниз. Стояла и ничего не делала. Пока не встретилась с Клинхартом лицом к лицу.

Овидия вежливо кивнула.

– Добрый день, – сказала она.

– Добрый день, мисс Уинтерсон, – без всякого выражения ответил Ноам и многозначительно взглянул ей в лицо.

Овидия глубоко вздохнула, чувствуя, как ощутимо зашевелились тени.

Она смотрела на Ноама, и ей казалось, это длилось бы вечно, если бы не Элия.

– Овидия Уинтерсон! – воскликнул он, и невидимая нить, соединявшая взгляды Ноама и Овидии оборвалась. – Пунктуальны, как всегда. Большое спасибо, что пришли.

– Спасибо, что пригласили, мистер Мурхилл, – ответила Серая Ведьма и с почтением склонила голову.

– Мистер Клинхарт был проездом в наших краях. Спасибо, что зашли поздороваться, Ноам.

– Рад встрече. А теперь, с вашего позволения, я покину вас: меня ждут дела. Мисс Уинтерсон, приятно было увидеться с вами.

Овидия кивнула. Посмотрела на Ноама чуть более долгим взглядом, чем это полагалось по этикету и, следуя за Элией, прошла в дом. Ноам же направился по улице прочь от дома Мурхиллов. Овидия поднималась по лестнице, придерживая свои длинные юбки, и не оглядывалась назад. Но если бы она оглянулась, она бы заметила, что Ноам остановился и посмотрел ей вслед.

Дом Мурхиллов оказался гораздо скромнее, чем она себе его представляла. Зная, какой богатой была эта семья, девушка ожидала увидеть большие залы, полные картин, статуй и слуг, бегающих взад-вперед, выполняя поручения. Но ничего подобного она не увидела. У Мурхиллов было тепло и уютно. Из комнаты в конце коридора слышались голоса. Пока Серая Ведьма осматривалась, из боковой двери вышла горничная. Приняв пальто и перчатки, она взглянула на корзину, которую Овидия принесла с собой. Взгляд служанки, ожидавшей распоряжений, заставил и Элию заметить груз, который принесла с собой юная гостья.

– А вы, я смотрю, не с пустыми руками к нам, – сказал он, улыбаясь одними глазами, и теплый голубой свет от них пронзил Овидию насквозь.

– Мы с моей помощницей Жанеттой испекли тыквенный пирог, чтобы поблагодарить вас за доверие, которое вы оказали мне. Честно говоря, я давно не занималась выпечкой. Надеюсь, что получилось съедобно.

– Вам не стоило так беспокоиться, милая! – послышался женский голос за спиной Элии, и Овидия заметила Натали, его супругу. Миссис Мурхилл была одета в зеленое – под цвет глаз – платье. Овидия улыбнулась хозяйке дома, и та сама взяла из ее рук корзину.

– Милости просим. Пока дети делают уроки, проходите, пожалуйста, в гостиную.

Элия широко улыбнулся жене и жестом показал гостье, куда идти. Овидия, слегка кивнув, направилась в конец коридора, где располагалась гостиная.

Это была самая большая комната в доме. На потолке красовались две большие люстры с десятком свечей в каждой. Кроме них, еще несколько светильников и светильничков располагались в разных уголках гостиной, отбрасывая приятный свет.

Еще там было два больших окна, которые выходили в сад, и деревянная дверь – скорее всего, тоже с выходом на улицу. Фортепьяно в правом углу комнаты: на нем покоились виолончель и две скрипки. И три дивана перед камином в левом углу: перед диванами стоял столик, накрытый к чаю. Кроме чайных приборов, на нем лежали несколько тетрадей, чернильница и перо. Натали предложила Овидии место на левом диванчике, рядом с мистером Мурхиллом, который сел посередине, и вышла из гостиной – отдавать слугам какие-то распоряжения.

– Благодарю вас за визит, мисс Уинтерсон, – начал Элиа.

– О, пожалуйста, называйте меня просто Овидией. Так я буду чувствовать себя гораздо комфортнее, – попросила Серая Ведьма.

– Договорились, дорогая, – улыбнулся мистер Мурхилл. – Вы нервничаете?

– Отрицать это означало бы солгать, а ложь – это то, чего в нашей семье всеми силами стараются избегать.

– Мудрые слова, – Элия наклонился, взял чашку с чаем и сделал большой глоток.

Служанка, помогавшая Серой Ведьме у входа, подошла к столику, поставила на него блюдо с уже разрезанным пирогом Овидии и подлила в чашку девушки чаю.

– Немного молока, мисс?

– Чуточку, спасибо. И, если можно, капельку меда, – служанка кивнула, и Овидия подумала, как сильно она отличается от ее Жанетты: местная была куда более отстраненной.

– Буду говорить с тобой откровенно, Овидия. У нас были и другие кандидаты в этом году. Но я был уверен, и госпожа Алазне поддержала меня в этом, что ты подходишь нам больше всех.

– Лидер Алазне тоже была за меня? – удивилась Овидия. Уж от кого, а от представительницы Провидцев она совсем не ожидала поддержки. Тем более от самой Алазне, о могучем характере которой была наслышана.

– За тебя были только мы двое. Но в конце концов Галус, Элеонора и Бенджамин приняли нашу позицию.

– Я удивлена, что Бенджамин был против того, чтобы я произносила речь. Он ведь из Серых, как и я, – чувствуя, как прибавляется в ней уверенности, проговорила Овидия и сделала глоток чая.

– Здесь ничего личного, – быстро ответил Элия. – Просто ему хотелось, чтобы с речью выступил кто-то из его старшекурсников. Кто-то с большим опытом. Но я сказал, что именно ты сможешь произнести такую речь, которая запомнится надолго, несмотря на то, что до окончания твоей учебы и до того, как ты начнешь трудиться вместе с Нечувствительными или выйдешь замуж, остается еще два года. В обществе Нечувствительных загородный дом, в котором обучались Чувствительные, считался просто престижной Академией для высшего класса. Тем более что выходили из нее с навыками и знаниями вполне прикладными, не только магическими. Это давало возможность Чувствительным найти себе работу среди обычных людей. И если учесть, что учителя (которые были Чувствительными), обучали всему на практике, это было вполне реально. Академия взращивала профессионалов во всем.

Да, большинство девушек сразу после обучения выходили замуж. Но были и исключения. И Овидии очень хотелось попасть в число таких особенных выпускниц, чья активная жизнь не заканчивается в двадцать один год и не ограничивается только семьей и домом.

По крайней мере, сейчас, в свои девятнадцать, она не представляла себя замужней и уж тем более не видела себя в роли матери.

– Какой характер вы бы рекомендовали придать моей речи, мистер Мурхилл? – спросила Овидия.

– Обычно мы предоставляем избранному Чувствительному определенную свободу. Но этот год будет особенным. В этом году мы отмечаем триста лет со дня создания Общества. Три столетия прошло с тех пор, как Августа Уинтерборн отдала свой исторический приказ. Поэтому я бы советовал делать упор на наше происхождение, наши корни, на природу разных представителей, включая тех, которых уже нет с нами, и на то, что нас объединяет.

Овидия кивнула и подумала о Дезертирах.

– …несмотря на внутренние сложности, нас по-прежнему очень многое объединяет. Прежде всего это общий уникальный дар. Ты согласна со мной?

– Разумеется.

– Мы приготовили бумагу и письменные принадлежности, если вдруг тебе захочется зафиксировать какую-то мысль или идею, – сказал Элиа и протянул Овидии большую книгу, – а это, чтобы было удобнее писать. Можешь положить на нее бумагу во время письма.

– Не беспокойтесь, сэр…

– Элия. Просто Элия.

– Хорошо, Элия. Я запишу тезисы, чтобы не забыть, – сказала Овидия, обмакивая перо в чернильницу.

Сосредоточиться на происхождении и корнях.

Поговорить о том, что нас объединяет.

Начать речь с…

– Стоит ли упоминать Дезертиров или лучше не говорить об этом? – спросила она, поднимая взгляд.

– Мое личное мнение – стоит, – ответил Элиа, отхлебнув чай и поставив чашку на место. – Я всегда считал Дезертиров носителями особого зрения, отличного от зрения остальных членов Общества. И если они и представляют какую-то опасность, то вовсе не по этой причине.

Изначально Августа разрешала Чувствительным, не желающим быть частью Общества, поддерживать связи с близкими. Но потом контакты между двумя мирами стали запрещены.

Овидия прекрасно знала, о чем говорит Элиа. Это было правило номер пять, самое последнее.

Из всех.

«Если кто-то пожелает покинуть Общество по собственной воле, он сможет это сделать лишь при условии полного прекращения контактов с семьей и друзьями, которые все еще являются его частью. Добровольный выход из Общества считается дезертирством», – гласило правило.

– Я никогда не встречалась с Дезертирами вживую, – сказала Овидия, ставя перо в подставку. – Но я уверена, что многие из тех, кто вышел из игры, хотели бы поддерживать связь с близкими.

– Я рад, что ты это понимаешь. Это еще раз убеждает меня в том, что я принял правильное решение, когда выдвинул твою кандидатуру.

С этими словами Элия придвинулся к Серой Ведьме чуть поближе, и девушка почувствовала себя вдруг невероятно спокойно. И хотя они продолжали сидеть на разных диванах, они будто вступали на одну территорию. Территорию взаимопонимания и полноценного обмена мнениями.

– И если говорить начистоту, то для будущих поколений я хотел бы… – снова начал говорить Элиа, но Овидия прервала его.

– Хотели бы изменить правило номер пять?

Лидер промолчал несколько мгновений, но, заметив выражение лица Овидии, которая, казалось, сама испугалась своей дерзости, ответил:

– Да.

– Я целиком и полностью поддерживаю вас в вашем смелом решении, – сказала Овидия, – но все-таки до конца не понимаю, почему именно я?

– Возможно, то, что я скажу, тебя не удивит. Возможно, заставит волноваться, но… правда на то и правда. Она иногда ранит просто потому, что это то, что мы не можем изменить.

Овидия глубоко вздохнула и наклонила голову. Именно таких слов она и ожидала от Лидера Обещества.

– Ты другая, Овидия. Это не плохо и не хорошо. Это факт. Силы Бенджамина наследуют силам его Чувствителной матери, хотя и представляют собой интересную вариацию. Так или иначе, они проявились в достаточно раннем возрасте. С тобой же ситуация совсем иная. Именно поэтому несколько лет назад мы начали проводить с тобой практические занятия, чтобы понять, пробудились ли твои силы и какими они будут.

Тени внутри Овидии зашевелились, но Серой Ведьме удалось усилием воли приструнить их.

– Понимаю. Да, эти практики подтвердили, что я не такая, как мой отец, – проговорила Овидия как можно более спокойным тоном, как будто речь шла не о ней, а о ком-то постороннем. – Во мне нет силы Солнца. Но кто знает, вдруг через несколько месяцев выяснится, что я Ведьма Земли или Ведьма Ночи.

При упоминании своей касты Элия улыбнулся.

– Конечно, все может быть. Но даже в этом случае ты все равно останешься Серой.

– Я осознаю, что я полукровка. И что силы таких магов проявляются иногда весьма неожиданным способом.

– Мне нравится твоя трезвость по отношению к себе. Трезвость и готовность к неожиданностям, – Элиа откусил кусок пирога и застонал от удовольствия. – Это очень вкусно, Овидия. Передай благодарность своей помощнице.

– Обязательно.

– Значит, ты до сих пор ничего толком не знаешь о своих силах?

Овидия покачала головой.

– Я понимаю. Мой совет: не мучай себя. Не думай об этом слишком много. Твои силы проявятся тогда, когда ты меньше всего этого будешь ждать.

«Уж мне ли не знать», – подумала Овидия, вспоминая день, когда перед ней явилась Фесте.

– А как насчет ваших детей? – спросила Серая Ведьма, переводя тему. – Они пошли в маму или папу?

Элиа рассмеялся. Это был тот особый смех, которым смеются родители, когда речь заходит об их детях.

– Старший, Генри, пошел в маму, Ведьму Земли, – сказал Элиа, и Овидия, воспользовавшись паузой, сделала глоток чая. – А вот младшая Доротея… Она нас удивила.

Овидия приподняла левую бровь, изображая любопытство.

– В каком смысле?

– Она Ведьма-провидица. Первая в семье.

Теперь на лице Овидии отразилось искреннее удивление. Она никогда не слышала, чтобы дети Чувствительных обладали силой, отличной от силы родителей. И то, что Доротея не унаследовала ни силу своей матери Натали, Ведьмы Земли, ни силу отца, представителя Ночных, было действительно из ряда вон выходящим.

– Это уникальный дар, – проговорила Овидия. Элия кивнул. – Уникальный и необычный. Как давно вы узнали об этом?

– Несколько недель назад, в день, когда ей исполнилось двенадцать. Мы очень рады, что она такая. Хотя и понимаем, что в дальнейшем может быть непросто. Мы уже назначили встречу с Алазне, которая будет учить ее контролировать свои мысли, и обязательно позовем юного Клинхарта, чтобы ассистировать нам. Он ведь тоже Провидец.

Известие о том, какая миссия ожидает Ноама, поразило Овидию еще больше, чем новость о необычном даре младшей дочери Лидера.

– И поэтому он приходил к вам сегодня?

– Вовсе нет, – ответил Элиа со спокойной улыбкой. – Ноам действительно оказался здесь случайно. Но я успел воспользоваться возможностью, чтобы сообщить ему о неожиданном даре нашей Доротеи, и он с радостью согласился помочь. Он хороший парень.

Овидия заставила себя улыбнуться, пытаясь не обращать внимания на осиновый кол, который пронзил ее грудь насквозь.

– Я хотел бы сказать одну вещь. Но боюсь ранить тебя, – проговорил Элиа, сцепляя руки в замок у себя на коленях.

Овидия наклонилась вперед и аккуратно положила бумагу с записями рядом со своей чашкой.

– Я вся внимание.

– Я хотел сказать, что мы с женой абсолютно уверены, что Минерва была необыкновенной женщиной.

Овидия замерла. Сердце бешено колотилось, тени внутри настороженно шевелились. Самой беспокойной была Альбион. Она всегда давала о себе знать, когда мысли Овидии обращались к маме.

– Спасибо, Элиа. Она действительно была такой.

– Могу ли я сделать для тебя что-то еще? Возможно, твоим родным нужна какая-то помощь?

– У меня не осталось почти никого. Мама была сиротой, – ответила Овидия, складывая на коленях дрожащие руки. – Бабушка и дедушка погибли в результате несчастного случая: ей тогда едва исполнилось десять. – Ей вдруг захотелось рассказать о маме что-нибудь еще, и она добавила, – Когда мама стала совершеннолетней, то начала работать продавцом одежды в одном из самых известных магазинов в Оксфорде. Там она встретила моего отца. Остальное вы знаете.

Овидия смотрела на огонь в камине, слушая, как потрескивают поленья. И только бой часов в гостиной напомнил ей, что уже семь, и надо бы возвращаться домой.

– Не хочу показаться невежливой, Элиа. Но мне пора идти. Отец ждет меня к ужину.

– Конечно. Я дам тебе конверт, чтобы тебе удобнее было нести свои записи.

Овидия благодарно улыбнулась и встала, разглаживая подол платья. Элиа вызвал горничную. Это была уже другая помощница, не та, что встречала Овидию и обслуживала их во время чаепития. Взяв из рук Серой Ведьмы бумаги, она вложила их в конверт и проводила гостью к выходу.

– Если у тебя возникнут какие-либо сомнения или вопросы по поводу выступления, смело заходи ко мне после занятий. Я буду рад помочь. В районе четырех часов дня я всегда на месте.

– Спасибо, Элиа. Ваша помощь и доверие очень много значат для меня, – проговорила Овидия и посмотрела в глаза Лидеру. Во взгляде мистера Мурхилла читалось самое искреннее расположение.

Тут слева от них послышался грохот и крики. Овидия повернула голову. Генри и Доротеа. Дети Мурхиллов бежали вниз по лестнице. Вслед за ними спешила Натали.

– Вернитесь, – звала она. – Ваш отец…

– Папа! – закричала Доротея, не обращая внимания на слова матери, и бросилась обнимать отца. Генри, точная копия мистера Мурхилла, остановился на предпоследней ступеньке, облокотившись о перила.

– Насчет Минервы… – проговорил Элиа, бросив взгляд на Натали, которая тут же с понимающе кивнула. – Мы можем что-нибудь сделать …для нее?

Овидия знала, о чем говорит Лидер. Похороны матери проходили тихо, без лишних присутствующих. Но Элиа и его семья были рядом на протяжении всей церемонии.

– Каждый месяц, в день маминой смерти, я приношу цветы на ее могилу, и продолжу это делать. Это помогает мне исцелиться.

Натали сделала шаг в сторону лестницы и, обняв Генри за талию, нежно потянула его за собой. Юноша преодолел последнюю ступеньку и теперь все четверо стояли перед Овидией и смотрели на нее с лаской и состраданием.

– Если вы с Теодором будете не против, мы бы тоже сходили навестить Минерву, – проговорила Натали мягким голосом.

Овидия была тронута. В глазах защипало, и девушка поджала губы.

– Ты приносишь какие-то конкретные цветы? – спросил Элиа.

В этот момент подошла горничная. Она держала в руках конверт с записями Овидии и ее пальто.

– Ей нравились все цветы. Поэтому каждый месяц я приношу ей что-нибудь новое, – ответила Серая Ведьма, просовывая руку в рукав пальто и принимая из рук служанки конверт.

– Мы учтем это, – мягко произнесла Натали. И уже строже, обращаясь к детям, добавила, – А теперь, молодые люди, марш за мной! Нам надо успеть прочитать Устав Общества перед ужином.

– Скукотища! – уныло протянул Генри, направляясь по коридору в сторону гостиной, где несколько минут назад находились Овидия и Элиа.

Овидия взглянула на Доротею, ожидая, что та пойдет вслед за братом. Но девочка стояла на месте и в упор смотрела на Серую Ведьму. Голубые глаза ее поблескивали от любопытства. Натали раскрыла объятия, приглашая Доротею подойти. Изящные кудряшки на голове юной леди зашевелились от движения, и она прильнула к матери. Интерес дочери к гостье заметил и Элиа.

– Что случилось, Дори?

Воцарилась гробовая тишина. Все ждали ответа Мурхилл-младшей.

– Ей нельзя уходить, – усталым шепотом проговорила девочка, не спуская глаз сОвидии. – Она нам нужна.

Овидия нахмурилась. Слова маленькой провидицы удивили и испугали ее. Серая Ведьма почувствовала, как тени внутри нее зашевелились.

Но нет. Девочка не могла видеть ее сестер. Это было невозможно.

– Доротея, что ты имеешь в виду?

– Хочу есть! – весело произнесла Дори, отведя взгляд от Овидии и делая вид, что ее здесь нет. И с этими словами направилась по коридору вслед за братом.

Супруги Мурхилл переглянулись. Покашляли, чтобы замять неловкость.

– Трудный возраст, – извиняющимся тоном проговорила Натали. – Ты можешь приходить, когда захочешь, Овидия. Тебе здесь всегда рады.

– Спасибо, миссис Мурхилл.

Хозяйка дома кивнула и, попрощавшись с Овидией, тоже пошла в гостиную.

– Извини ее, – быстро сказал Элия. – Характер. Предлагаю взять тебе одну из моих карет, чтобы вернуться домой, уже поздно.

– В этом нет необходимости, правда.

– Так ты быстрее доберешься. Я настаиваю.

Овидия кивнула, и Элиа отдал распоряжение готовить экипаж.

Через несколько минут карета уже ждала Овидию у крыльца дома Мурхиллов.

Элиа помог своей гостье забраться внутрь. Овидия села у окна и приоткрыла шторку.

– Огромное вам спасибо за доверие, Элиа. Благодарю вас от всего сердца.

– Мне не терпится услышать твою речь. Торжество начнется в восемь вечера. Если ты не против, мы могли бы встретиться за полчаса и отрепетировать. Я хотел бы первым услышать твое послание.

– Разумеется. Буду за полчаса. Спасибо!

Мурхилл кивнул, подал знак кучеру, и карета пришла в движение. Овидия задернула шторку и откинулась на мягком сидении. Карета мерно покачивалась, преодолевая одну за другой узенькие улочки Винчестера, а Овидия теребила уголок конверта, который лежал у нее на коленях, и снова и снова возвращалась мыслями к Доротее. К ее упрямым внимательным глазам и фразе, которую она никак не могла ни забыть, ни понять до конца: «Она нужна нам».

Что имела в виду эта странная девочка? Серую Ведьму одолевали сомнения. В одном, впрочем, она была уверена. Сегодня вечером ей нужна была горячая ванна и хороший любовный роман. В этом у Овидии не было абсолютно никаких сомнений.

Воспоминание III

3 апреля 1839 г.,

Винчестер, Англия.

– Он весь урок сверлил тебя глазами.

Овидия улыбнулась. В последнее время она так много улыбалась, что чувствовала, еще чуть-чуть, и у нее начнут болеть щеки.

– Я заметила.

Несколько дней прошло с того момента, когда Ноам Клинхарт впервые посмотрел на нее. С тех пор Овидия уже привыкла замечать на себе его заинтересованные взгляды и даже научилась отвечать на них, заранее готовясь к этим безмолвным диалогам. Внимательно продумывая, во что будет одета, как причесана. Сегодня, например, она надела одно из своих лучших платьев.

Ноам был новичком в Академии. Прошлым летом он вернулся из годичного путешествия по Европе. Вернулся взрослым, пятнадцатилетним: более высоким, более крепким, более образованным. Словом, не чета тому мятежному мальчику, каким он был, покидая дом год назад.

Овидия подошла к ручью, окружающему здание Академии, села на берегу и посмотрела на свое отражение. Улыбнулась, лениво прислушиваясь к щебету Шарлотты, которая продолжала рассказывать про Ноама и его взгляды так, как будто это была волшебная сказка про принцев и принцесс. Из тех сказок, что рассказывают маленьким девочкам на ночь.

Овидия вдруг подумала, как странно: они с Ноамом стали частью одной истории. Пусть сказочной и нелепо рассказанной болтливой Шарлоттой. Истории, героям которой не дали слов, но зато наделили огромным интересом друг к другу.

Уйдя в свои мысли, Овидия не сразу поняла, что подруга замолчала. Как давно это случилось? Серая Ведьма посмотрела на подругу и, заметив, с каким восторгом и удивлением она смотрит куда-то за спину Овидии, обернулась.

Сердце девушки бешено заколотилось. Ноам. Молча стоял и в упор смотрел на Овидию, слегка приоткрыв рот. Будто хотел что-то сказать, но не решался. «Какой же он красивый», – промелькнуло у Овидии.

В этот момент Шарлотта легонько толкнула подругу в бок, и обе девушки встали, оправляя юбки.

Чувствуя растерянность подруги, Ведьма Земли взяла ее под руку и подвела к Ноаму.

– Клинхарт! – с улыбкой поприветствовала юношу Лотти. – Какими судьбами?

Шарлотта и Ноам учились на одном курсе и запросто общались между собой. Овидия не умела так с мальчиками. Для Серой Ведьмы этикет всегда был на первом месте.

– Я хотел бы поговорить с мисс Уинтерсон наедине, если это возможно, – ответил Ноам.

– Юноша не должен просить девушку о таких вещах, – проговорила Овидия, не смея смотреть в глаза Клинхарту. – Иначе девушка может подумать о скрытых мотивах…

Ноам улыбнулся и, выпятив в грудь вперед, заявил:

– Так я и пришел со скрытыми мотивами. Неужели мое поведение может свидетельствовать об обратном?

Овидия потеряла дар речи. Но все-таки нашла в себе силы посмотреть в лицо Ноаму. Медовые глаза явно сообщали ей что-то, но что именно она никак не могла понять. Клинхарт был для нее сплошной загадкой. Что она знала о нем? Очень красивый. Прекрасное лицо с твердым подбородком. Высокий, худой. Возможно, не такой сильный, как другие Чувствительные, но с характером.

Серая Ведьма повернулась к подруге и слегка опустила голову, разрешая Шарлотте уйти, и та, не сопротивляясь, направилась в сторону садов Академии. Не слишком, впрочем, далеко, чтобы иметь возможность наблюдать за ходом встречи.

– Если что, сразу зови меня, – крикнула она Овидии, удаляясь.

Серая Ведьма закатила глаза и махнула рукой вслед подруге. Тем временем Ноам сделал несколько шагов и встал совсем близко, меньше чем в двух метрах от своей собеседницы.

Так он стоял некоторое время. А потом, будто спохватившись, полез во внутренний карман своего коричневого пиджака, достал оттуда записку и уверенным движением протянул Овидии. Тонкие руки в кружевных перчатках, приняли аккуратно сложенный, идеальной квадратной формы, листок.

– Хочу пригласить вас на прогулку по Винчестеру. Если вы не против, конечно. А потом мы могли бы попить чаю.

«Это происходит на самом деле».

Овидия глубоко вздохнула. Нормально ли это – девочке в ее возрасте обзаводиться поклонниками? Или нет. Ей же только месяц назад исполнилось шестнадцать…

Овидия вдруг подумала о мужчинах, которые терпеливо ждали, когда приглянувшиеся им девочки достигнут возраста зрелости, чтобы… Ох, даже думать об этом было неприятно. Но Ноам же не был таким. Он сам был всего на год старше.

– Эта записка – приглашение?

– Нет, – быстро ответил Ноам. – Это стихотворение. Вы можете читать его или не читать – воля ваша. Но мне показалось, что я нашел подходящую форму для того, чтобы выразить свое восхищение вашей красотой. Устно мне было бы гораздо сложнее это сделать.

Овидию охватила нежность. Стихотворение. Язык любви. Даже в самых ярких романтических мечтах она не смела рисовать себе подобные картины. Ведь она была всего лишь Серой Ведьмой, которую все презирали.

– Я от души благодарю вас. Но подумайте о том, что скажут другие, когда увидят нас вместе. Дружба со мной уже повлияла на репутацию Шарлотты. И мне бы меньше всего хотелось, чтобы из-за меня опять пострадал кто-то… пострадали вы, – добавила Овидия тихонько. Кажется, она сама испугалась своей откровенности.

– Меня не страшат слухи и пересуды, – ответил Клинхарт-младший. – Есть лишь одно мнение, к которому я готов прислушиваться, один голос, которому счастлив повиноваться. Это ваш голос, мисс Уинтерсон. И пусть меня ненавидит весь мир, – Ноам судорожно сглотнул, – пусть вокруг будут судачить и сплетничать. Ваше дыхание рядом наполнит меня силами и не позволит сдаться.

«Говори, говори, не останавливайся», – думала Овидия. Ей хотелось кричать от переполнявших ее чувств. Но вместо этого она со спокойной улыбкой ответила:

– Вы можете называть меня просто Овидия. И давайте… давай на «ты».

Ноам кивнул и, посмотрев Овидии в глаза, сделал еще один шаг вперед.

– Овидия, – сказал он, и ее имя, произнесенное его голосом, прозвучало как что-то запретное. – Ты пойдешь со мной на свидание?

Она улыбнулась и шепотом, едва слышно, но уверенно ответила:

– Да.

31 октября 1843 года. Ночь Самайна.

Винчестер, Англия

Весь день Жанетта готовила свою хозяйку к празднеству. Сначала она помогла Овидии принять роскошную долгую ванну, потом они одевались. Девушка выбрала светло-зеленое платье, подаренное ей отцом специально к этому дню. Платье было по-настоящему изысканным: с золотой вышивкой и пышной юбкой. Вырез на груди также был отделан вышитыми цветами, – все вместе придавало Овидии особое очарование.

Что касается волос, то хотя мода не приветствовала длину ниже плеч, Овидии все же удалось уговорить Жанетту позволить ей, в честь праздника Общества Чувствительных, отрастить их почти до середины спины. Тем более что локоны Серой Ведьмы были по-настоящему красивыми. Надев на хозяйку серебряное колье, Жанетта занялась макияжем. Она нанесла немного пудры чуть светлее тона кожи на лицо, шею и область декольте. Подчеркнула глаза коричневыми тенями, добавила капельку румян на щеки и немного розовой помады на губы. Последним штрихом была шаль, которую девушки игриво повязали вокруг талии. И туфли, которые нужно было принести из гардеробной.

– Вы прекрасны, мисс Овидия, – прошептала Жанетта, глядя в зеркало на свою хозяйку. Она была явно довольна результатом своей работы.

– Жаль только, что от танцев прическа растреплется и юбка помнется, – вздохнула Овидия. – Но получилось правда очень красиво. Спасибо, дорогая Жанетта.

– Не хочу вас волновать, мисс Овидия, но у нас осталось совсем мало времени, – меняя тему, сказала служанка. И оставив хозяйку, побежала за туфлями.

Через минуту Серая Ведьма была полностью одета, и горничная протянула ей сумочку – тоже зеленую с золотым, как и платье. В нее Овидия положила листок с речью. Она составляла речь несколько дней подряд, и вот, наконец, вчера вечером закончила без посторонней помощи. Отец несколько раз предлагал помощь, но Серая Ведьма отказывалась. Внутренний голос подсказывал ей, что это дело она должна довести до конца сама.

Они спустились в гостиную. Теодор, который сидел в одном из кресел и читал, отложил книгу и подошел к дочери.

– Я знал, что тебе пойдет это платье. Ты великолепна, дочь моя.

Почувствовав трогательные нотки в голосе отца, Овидия крепко обняла его, и Теодор, не заставив себя ждать, обнял ее в ответ. Жанетта тем временем продолжала крутиться вокруг юбок, исправляя невидимые недочеты. Взглянув на нее, Теодор по-доброму рассмеялся.

– Я принесу пальто и перчатки, – сказала горничная, закончив, наконец, возню с платьем, и вышла из комнаты.

– Ты отлично справишься, – сказал Теодор, когда они остались одни. – Горжусь тобой, дочь, – добавил он. И от нахлынувших эмоций его глаза засияли.

– Как бы мне хотелось, чтобы мама меня увидела, – проговорила Овидия, чувствуя, как в горле скапливается комок.

Говорить о маме, упоминать ее имя было для Овидии также трудно и больно, как в первые дни после ее смерти. Она не могла смириться с отсутствием матери. И поэтому говорить о ней было для Серой Ведьмы чем-то вроде подвига, не меньше.

Теодор обхватил руками лицо дочери и внимательно посмотрел ей в глаза.

– Она бы очень гордилась тобой, дочка. Поверь. Я знаю, о чем говорю.

Овидия хотела было что-то ответить, но Жанетта уже успела вернуться. Просовывая руки в рукава пальто, которое придерживала горничная, Овидия взглянула на большие напольные часы и заметила, что они вот-вот пробьют половину седьмого.

Уже поздно, сестра.

Вейн. Овидия закатила глаза. Извини, подружка, сейчас не до тебя.

– В перчатках вам будет тепло, – говорила Жанетта, сердитыми движениями оправляя пальто хозяйки. – Не замерзнете. Но я все равно не могу взять в толк, зачем идти пешком, когда можно доехать на карете? Мисс, Овидия, сжальтесь. Возьмите, пожалуйста, карету.

– Материнская кровь. Упрямство, с которым даже я не могу совладать, – смеялся Теодор.

– С ней все что угодно может случиться по дороге, – бормотала Жанетта скорее себе, чем кому бы то ни было еще, заканчивая проводит ревизию своей работы.

Потом были уговоры отца, который убеждал дочь быть умницей и послушать его совета хотя бы в такой день. Права, мол, Жанетта: опасно девушке идти в такое время суток, по темноте, одной по улицам Винчестера. Закончилось тем, что тени покинули тело Овидии и все трое повисли за спиной хозяйки в воинственных позах. Трудно было найти более яркое доказательство того, что ей не нужна была защита. Она и так везде ходила с тремя охранницами.

– Немедленно внутрь, – прикрикнула на сестер Овидия.

Фесте хихикнула, и все трое исчезли.

Овидия обернулась к отцу и Жанетте.

– Держи их под контролем, дорогая. Не хотелось бы, чтобы сегодня вечером у кого-нибудь случился сердечный приступ.

– Люблю твои шутки, папа, – сказала Овидия, подходя к отцу с раскрытыми объятиями. – Не волнуйся, все будет хорошо.

Она попрощалась с Жанеттой, пожелала отцу скорейшей встречи и вышла из дома. Стояла глубокая осень, и даже плотная ткань, из которой было сшито пальто, не спасала Серую Ведьму от холода. Оставалось только одно – идти самой короткой дорогой, чтобы добраться до места как можно быстрее. Она шла по улицам Винчестера, и луна, которая в тот вечер светила особенно ярко, казалось, двигалась вместе с ней. Девушка знала, что в такой час ее за каждым углом могут поджидать неведомые странные силы. Куда более странные, чем ее собственные тени. Но она чувствовала себя спокойно. Ведь в руках у нее была сумочка, специально купленная отцом по такому особому случаю. А в сумочке – аккуратно сложенный листок с речью, которую она продумала до самых мелочей. Это придавало ей уверенности. К тому же она как будто и не замечала темноты вокруг. Едва выйдя из дома, она принималась представлять интерьеры места, где совсем скоро начнется долгожданный праздник. И в ее воображении они были залиты теплом и светом. Так она шла, не боясь ничего и ощущала, как с каждым шагом становится все спокойней и увереннее и как голова ее освобождается от ненужных мыслей.

Ну вот и он, дом Мурхиллов. Овидия поднялась по ступенькам крыльца и несмело постучала в дверь. Ответа не последовало. Серая Ведьма подождала примерно с минуту и постучала снова.

– Мистер Мурхилл?

Нет ответа. Набравшись смелости, девушка потянула ручку на себя, и дверь распахнулась. Внутри все было именно так, как она себе представляла. Свет, много света: сотни свечей и канделябров повсюду. И при этом гулкая неживая пустота. Овидия закрыла за собой дверь и направилась в сторону комнаты для приемов. Прежде чем войти внутрь, остановилась, набрав в легкие побольше воздуха. Арочный вход в комнату был задернут расшитой языческими символами занавеской.

Здесь что-то не так, сестра, – беспокоилась Вейн у нее внутри.

– Да знаю я, знаю, – отвечала Овидия, чувствуя, как спокойствие, которое наполнило ее во время пешей прогулки сюда, исчезает без следа.

Наконец, собравшись с силами и приведя все свои чувства в боевую готовность, Серая Ведьма отодвинула занавеску и зашла внутрь.

В зале было еще больше свечей. Еще там были кресла для зрителей и сцена, на которой Овидии предстояло произносить свою речь. Все последние дни она воображала, как будет выглядеть сцена и сама Овидия на ней, и сознание ее рисовало разные картинки, но то, что сейчас открылось ее глазам, не пришло бы в голову Овидии даже в самом страшном сне. Доски сцены были залиты кровью. В самом центре лежал мистер Мурхилл, корчась от боли.

Овидия закричала. Громким, отчаянным, душераздирающим криком. Это было не просто страшно. Это было чудовищно. Повсюду была кровь, лужи крови. Кровь пахла, и от запаха ее у Овидии кружилась голова.

Она подбежала к Элии. К счастью, он все еще был жив. И Серая Ведьма помогла ему немного приподняться.

– О боги, боги, – бормотала Овидия, не зная, что делать, – мистер Мурхилл, посмотрите на меня, откройте глаза, пожа….

В этот момент сверху что-то загрохотало, и девушка увидела темную тень от плаща и кого-то, кто пытался покинуть дом через большое окно сверху. Прежде чем выпрыгнуть наружу, разбойник обернулся к Овидии и посмотрел на нее, но из-за глубокого капюшона, полностью скрывавшего его лицо, девушка не смогла рассмотреть ни единой черты.

Овидия тонула в гневе и отчаянии. Тени внутри нее бушевали, и от вибраций, которые сотрясали ее тело, особенно от тех, что исходили от Альбион, у девушки шумело в ушах. Она дрожала. Кровь в венах неистово пульсировала. А нежные локоны ее, заботливо уложенные Жанеттой к празднику, в прямом смысле слова встали дыбом.

Серая Ведьма беспомощно переводила взгляд с Элии на раскрытое окно и обратно и не знала, что делать.

Сестра, за ним! – прорычала Вейн.

Мы отомстим, мы убьем его! – летающая вокруг Элии Фесте выглядела настроенной крайе решительно.

Никогда еще Серая Ведьма не чувствовала такой связи со своими тенями. Даже на Элию они произвели впечатление. Несмотря на боль, он ошеломленно рассматривал этих странных существ, вьющихся вокруг него подобно сказочным птицам.

Сестра, мы можем прикончить того человека прямо сейчас. Только прикажи.

– Я сказала нет! – крикнула Овидия, с трудом преодолевая дрожь в нижней губе. – Вернитесь прямо сейчас! Это приказ.

И тени исчезли. А Овидия, забывая, как дышать, принялась лихорадочно осматриваться по сторонам в поисках помощи.

– НА ПОМОЩЬ! – закричала она что есть мочи.

Бесполезно. Было еще слишком рано, гости пока не начали съезжаться. Но кто-то же должен был быть в доме?!

– ПОЖАЛУЙСТА, КТО-НИБУДЬ! – снова закричала Овидия.

– Значит, это правда… – подал голос Элия. Голос был слабый, как ниточка. С каждым словом изо рта с бульканьем вырывалась кровь.

– Не говорите, пожалуйста, вам нельзя говорить, – бормотала Овидия, облизывая соленые от слез губы. – Мы справимся. Вы слышите, мистер Мурхилл? Мы справимся! Потерпите минуту, миленький, пожалуйста. Мне надо сбегать за помощью.

И Овидия аккуратно отпустила голову Элии, которая все это время покоилась у нее на коленях.

– Не у… не убегай! – наконец выговорил Элиа и легонько дотронулся до ее руки – на большее сил уже не хватало.

Но в следующее мгновение рука беспомощно упала на окровавленную сцену.

– Позаботься о них… О моей семье… Прошу тебя… – голос Элии стал совсем тихим.

– Мистер Мурхилл, послушайте меня, не надо… – Овидия бросилась к Лидеру, но, взглянув ему в глаза, поняла, что уже поздно.

Победу в этом поединке одержала смерть.

31 октября 1843 года. Вечер Самайна.

Винчестер, Англия

Овидия не знала, сколько времени она держала мертвого Элию на коленях. Наверное, долго, – судя по тому, как затекли руки. Да и не только руки, ее всю как будто парализовало, и единственное, что она могла делать в этот момент – это повторять имя Лидера. Она твердила его, как молитву, которая от долгого повторения должна произвести чудо. Но почему-то не производила.

– Мистер Мурхилл, не умирайте, мистер Мурхилл, не умирайте, мистер Мурхилл, не умирайте…

Церковный колокол вдали пробил восемь, но Овидия этого не услышала. И даже когда Представители и толпа Чувствительных вошли в зал, она не обернулась, не заметила их. Чувствительные сгрудились вокруг нее толпой, а она все твердила одно и то же:

– Мистер Мурхилл, не умирайте, мистер Мурхилл, не умирайте, мистер Мурхилл, не умирайте…

И слезы ручьями стекали по ее лицу.

Тут раздался крик, потом другой, третий, Овидия вздрогнула, чьи-то руки подхватили ее и оттащили от бездыханного тела. Она видела испуганные лица Чувствительных и Представителей, кто-то плакал, кого-то тошнило. Смазанное лицо Шарлотты мелькнуло в толпе, следом за ним Овидия увидела лицо Ноама. И наконец, своего отца, который, усиленно работая локтями, двигался к сцене, выкрикивал имя дочери.

– Овидия!

– Папа! – закричала девушка. – Спасите его! Они еще могут его спасти!

В этот момент к Элии подошла его супруга, Натали. Она взяла лицо мужа дрожащими руками и прошептала:

– Любовь моя… посмотри на меня, пожалуйста, посмотри на меня…

Толпа еще плотнее окружила мертвого Элию, его жену и Овидию.

Овидия опустила глаза и увидела пятна крови на своем платье. Если бы смерть носила одежду, она бы выглядела именно так. Серая Ведьма попыталась пошевелиться, но тут почувствовала, что что-то держит ее руки. Она даже не заметила, как ее связали. Тут кто-то пнул Овидию в спину, и она упала лицом в пол.

– Хватит! – раздался голос отца совсем рядом. Он поднялся на сцену.

– Уинтерсон, уходи, – пригрозила Элеонора.

– Она моя дочь! Дайте мне пройти!

– Твоя дочь только что убила нашего Лидера! – громко произнесла Элеонора, делая акцент на каждом слове.

– Я ничего не делала! – захлебывалась слезами Овидия, чувствуя, как сознание вот-вот покинет ее, и в глубине души надеясь, что все происходящее вокруг – сон. Жуткий кошмар. Бред.

За спиной Овидии Бенджамин шепнул что-то на ухо Натали. И в следующий момент Галус и Алазне опустились перед ней на корточки.

– Овидия, – очень спокойно проговорила Алазне, и серые глаза ее внимательно посмотрели на девушку. Нам нужно знать, что произошло.

– Допроси ее, – рявкнул Галус, еще крепче стягивая ремни, которыми была связана Серая Ведьма.

– Ты не можешь этого сделать! – Теодор попытался загородить дочь, но Ноам и Шарлотта поднялись на сцену, чтобы остановить его.

Оставьте ее в покое! И тут Овидия закричала. От боли, ярости, обиды. Она кричала, что есть мочи. И казалось, само небо слышало ее крик.

И тут произошло что-то странное. Овидия почувствовала внутри себя какую-то силу, которую она была не в силах контролировать. Сила рвалась изнутри, но это не было похоже на явление теней. Ремни, связывавшие руки Овидии, не выдержали напряжения и лопнули, и толпа вокруг нее в ужасе расступилась. Серая Ведьма попыталась встать, и у нее даже получилось. Но когда она попробовала пошевелить рукой или ногой, то поняла, что не может. Она была как парализованная. Моргать и дышать – все, что ей оставалось, пока Алазне творила над ней свое гипнотизирующее ясновидение. И пока она творила его, Овидия была в ее власти. Она себе не принадлежала.

Галус объявил:

– Овидия Уинтерсон, ты подозреваешься в убийстве Лидера Элии Мурхилла. Завтра на рассвете ты будешь допрошена Провидцами. Если ты невиновна, ты должна будешь доказать это, и тебя отпустят. Если виновна. Что ж, в этом случае мы решим, что с тобой делать.

Он стоял справа от Овидии и крепко держал ее за руку. С другой стороны – Бенджамин. Элеонора и Алазне стояли сзади и спереди. В таком сопровождении Овидию вывели из зала. И все взгляд были направлены на нее. Последним, что увидела Овидия, были глаза Генри и Доротеи Мурхилл. Они остались снаружи вместе с родителями Шарлотты и еще не знали, что произошло. Не знали, что с сегодняшнего дня они, как и Овидия, на половину сироты. И что виновной в этой страшной беде считают ее. Теперь они навсегда запомнят ее как убийцу. А их нежные невинные лица будут являться ей в самых страшных кошмарах.

В ту ночь смерть обрушилась на Общество Чувствительных. И то, что случилось это в праздник Самайна, символизирующий смерть лета, придавало трагедии страшный символический смысл.

31 октября 1843 года. Ночь Самайна.

Винчестер, Англия

Даже находясь в полубессознательном состоянии, болтаясь между реальностью и сном, Овидия понимала, куда ее ведут. Перед глазами был Элия и его мертвый остановившийся взгляд. Больше всего на свете ей сейчас хотелось умыться от крови, которой были перепачканы ее одежда и руки. А еще – вырваться, закричать, что она не виновата, что не убивала, что не хотела выступать с этой проклятой речью! Но у нее не было сил даже на то, чтобы произнести одно-единственное слово. Магия Алазне держала ее. Ярость рвалась наружу и не находила выхода. А вместе с ней на свободу рвались тени.

Выпустите нас! ВЫПУСТИТЕ НАС!!!

Овидия прекрасно знала, что они хотят защитить ее, но понимала, что нельзя, не время, опасно. Вреда от них сейчас будет больше, чем пользы. А у Представителей только появится больше оснований считать ее убийцей.

Замок, куда привезли Овидию, триста лет назад был убежищем для первых Чувствительных. Сейчас его называли «островом справедливости». Современные Чувствительные вершили свою справедливость подальше от любопытных глаз, и замок, который находился намного дальше от Винчестера, чем Академия, был в этом смысле как нельзя более подходящим местом.

Лунный свет и сорняки, которые буквально врастали в стены строения, придавали ему зловещий вид. Впрочем, именно так, наверное, и должна выглядеть тюрьма. Потому что это была именно она.

Овидию провели внутрь, и она услышала топот каких-то животных. Судя по всему, замок был очень большой и пустой, потому что каждое произнесенное Представителями слово отзывалось в нем величайшим эхом. Пройдя по коридору, пол которого был весь в каких-то дырах, они дошли до полуразрушенной деревянной двери, и Элеонора ногой открыла ее. Затем она сделала жест рукой, и из ее ладони полился свет. За дверью была скользкая винтовая лестница, по которой они спустились. За лестницей находился коридор, сквозь трещины в его стенах просачивался неяркий свет. Камера, в которой предстояло сидеть Овидии, находилась в конце. Элеонора произнесла заклинание, и железная дверь камеры со скрипом отворилась. Галус и Бенджамин втолкнули девушку внутрь, закрыли за ней решетку, а сами вышли наружу. Только тогда Алазне прекратила вершить свою магию. И Овидия, как мешок, упала на холодный пол, сильно ударившись всем телом.

– Овидия Уинтерсон, – начал говорить Галус, и Серая Ведьма обернулась. Все, кроме Алазне, внимательно смотрели на нее. – Ты арестована по подозрению в убийстве Элии Мурхилла. Эту ночь ты проведешь в тюрьме. А на рассвете будешь подвергнута допросу Провидцев. Если ты докажешь свою невиновность, мы отпустим тебя на свободу.

– Я не убивала его! – крикнула Овидия, и слезы снова потекли из ее глаз. – Клянусь! Когда я пришла, Лидер уже был ранен. Кто-то…

– Ты кого-нибудь видела, Овидия? – спросила Элеонора, делая шаг по направлению к клетке, и глаза ее засветились голубым.

– Я видела, как кто-то сбежал через одно из верхних окон. Я хотела догнать его, но побоялась бросить Элию, думала, что смогу помочь…

– И почему мы должны тебе верить? – холодно спросил Галус.

– Галус, прекрати, – пробормотал Бенджамин, направляя свои внимательные серые глаза на Мага Земли.

– Теперь ты собираешься защищать ее, потому что она полукровка? Ты знал, что ее сила нестабильна, что она может дать неожиданные эффекты. Знал, что живешь бок-о-бок с опасным существом и ничего не предпринимал! Что ж, поздравляю! Теперь ты наслаждаешься результатом!

– Если то, что говорит Овидия, правда, – прервала его Алазне, – вполне возможно, что настоящий убийца бродит на свободе. Но чтобы убедится в этом, нам придется перебрать воспоминания Овидии. Другого выхода нет.

– Ты проведешь здесь ночь, – голос Бенджамина был мягким, но ощущение опасности не покидало Овидию. В эти минуты она могла думать только о побеге. Даже не из тюрьмы, а из Общества, навсегда. – Утром тебя будут допрашивать. Если ты окажешься невиновна, ты вернешься домой. Но для этого тебе придется постараться и позволить просмотреть все твои воспоминания.

Овидия смотрела перед собой и лихорадочно думала, и для Представителей, конечно, не было загадкой, о чем именно.

– Тебе будет запрещено прибегать к магии до тех пор, пока твоя невиновность не будет доказана. Внутри камеры твои силы не действуют.

– Вы делаете все это только потому, что я Серая! Ни с кем другим вы не стали бы обращаться так! – в отчаянии выкрикнула Овидия.

– Мы делаем это, потому что это наш долг, Уинтерсон, – спокойно проговорила Элеонора. – Не пытайся бежать. Замок охраняют стражники из клана Земных. А ты знаешь, какие они стражники.

Овидия вдруг подумала, что совсем не слышала прихода стражников, ей казалось, что замок пуст. Но может быть, на время гипноза Алазне отключила ее от некоторых звуков?

– А теперь, с твоего позволения, разреши откланяться, – брезгливо проговорил Галус.

Дружбы между своей племянницей Шарлоттой и Овидией Галус не одобрял никогда. Но именно сейчас Серая Ведьма увидела, насколько она отвратительна дяде лучшей подруги.

Был и еще один момент, на который Овидия не могла не обратить внимания. Если внутри камеры ее магия не действовала, почему они разговаривали ней через решетку?

«Страх. Они боятся тебя, Овидия», – думала девушка. И от этой мысли ей становилось и жутко, и приятно одновременно.

Серая Ведьма дождалась, когда шаги Представителей затихнут, и попыталась вызвать тени. В этот момент из коридора послышались голоса. Разговаривали стражники.

«Значит, за мной действительно наблюдают», – подумала Овидия.

Охранники ходили взад-вперед по коридору и в полголоса разговаривали.

– Бедные Серые, – вздыхал один. – Им всегда приходится хуже всех.

– Они непредсказуемы. Лучше держать их в узде, – отвечал второй, глупо похохатывая.

Через какое-то время голоса стражников стихли, и Овидия попыталась снова обратиться к теням, но камера глушила даже слабые вибрации. И ей не оставалось ничего другого, кроме как прижаться спиной к холодной стене и ждать.

Посидев так немного, Серая Ведьма предприняла еще одну попытку:

– Вы слышите меня? – шепнула она, обращаясь своим теням.

Да, – вибрация была едва заметной, но Овидия поняла, что говорила Вейн. – Что будем делать, сестра?

– Ничего, – ответила Овидия. – Надо продержаться до утра. А завтра пойти на допрос.

Ты сдаешься? – упрямый голосок Фесте заставил Серую Ведьму слабо улыбнуться. – Но ты не убийца!

– Конечно, нет, и это мы докажем им завтра. Сейчас мне нужно, чтобы вы дали мне отдохнуть. Вы не можете выбраться, но я знаю, что вы там. Альбион?

На этот раз вибрация оказалась довольно сильной, и Овидия поняла, что Альбион тоже слышит ее.

– Оставайтесь там. Я буду в порядке, – как можно более уверенно проговорила Серая Ведьма, хоть сама и не верила своим словам и знала, что тени тоже ей не верят.

Но выхода не оставалось. Поэтому она забилась в самый темный угол камеры, обхватила себя руками и закрыла глаза. Слезы текли из-под крепко сомкнутых ресниц, тело Элии стояло перед глазами, а она все плакала и плакала, обнимая себя перепачканными в засохшей крови руками. И ждала. Ждала.

1 ноября 1843 года. Ночь Самайна.

Винчестер, Англия

С тех пор, как Овидия зашла в камеру, свет от луны, льющийся сквозь крохотное окошко под потолком, значительно сместился. Это означало, что прошло уже довольно много времени. Но сколько именно, она не могла бы сказать. В камере было холодно. Чтобы согреться, Серая Ведьма легла на бок, свернулась в комок и, обхватив себя руками, принялась думать о том, что она сделает, как только этот ад закончится и она вернется домой. Первым делом она подойдет к отцу и Жанетте, обнимет их и скажет, как сильно их любит. Потом побежит к Шарлотте и вместе они придумают план побега из Винчестера. После этого она найдет Ноама и … От мысли о Клинхарте сердце девушки заколотилось. Она резко села.

Стоп! «Не смей даже думать об этом, мисс!» – строго приказала Овидия самой себе.

Тут позади послышались шаги. Кто-то шел по коридору. Овидия оглянулась, но ничего не увидела. Только расслышала приглушенные голоса, потом удар, а в следующий момент – грохот падающего тела.

Овидия резко встала и бросилась к самому темному углу камеры, пригибаясь к полу и стараясь оставаться незамеченной. Оперлась руками о холодную каменную стену и, прислушиваясь к шагам, которые становились все ближе, поползла вдоль стены к двери. Посмотрела свозь решетки наружу и увидела силуэт высокого мужчины в плаще и шляпе, закрывающей лицо.

– Овидия? Это ты?

Сердце у нее упало. Этот голос она узнала бы из тысячи. Неужели он пришел спасти ее? Ее, которую все без исключения будут теперь считать убийцей?

Ей не удалось как следует обдумать в голове эту мысль, потому что в тот же момент что-то вспыхнуло. Воспользовавшись своей магией, нежданный гость вызвал огонь, и лицо самого ненавистного и самого любимого парня Общества озарилось светом. Медовые глаза смотрели на Овидию, сияя огнем, и оторвать от них взгляд не было никакой возможности.

– Ноам, – прошептала Овидия, не до конца понимая, спит она или бредит наяву.

Клинхарт лукаво улыбнулся.

– Приятно, когда девушка так реагирует на появление. Особенно, когда эта девушка – ты, мисс Уинтерсон.

Овидия прислонилась лбом к решетке. Теперь ее лицо было в нескольких сантиметрах от лица Клинхарта.

– Зачем ты пришел? Решил посмеяться надо мной?

С лица Ноама мгновенно слетела улыбка.

– Отойди от двери, – очень серьезно попросил он.

Что-то в его тоне заставило Овидию повиноваться. Тени внутри нее сопротивлялись и явно хотели что-то сказать, но Овидия не слушала их, сосредоточив все свое внимание на Ноаме.

Послышался лязг металла. И в следующее мгновение Овидия увидела руку, достающую из внутреннего кармана связку ключей, красиво поблескивающих при лунном свете. Открыв дверь и войдя внутрь, Клинхарт сделал несколько шагов по направлению к Овидии. Она дрожала от страха и медленно пятилась назад. Что ему было нужно от нее? На что еще способен этот человек?

Ноам положил ключи в карман и, подойдя к Овидии, осторожно взял в руки ее лицо и посмотрел в глаза. В эти несколько секунд, которые показались девушке вечностью, она боялась даже дышать.

Несмотря на растерянность и страх, Овидии было очень интересно, что Ноам здесь делает.

– Ты пришел, чтобы отвести меня на допрос?

Ноам встрепенулся, и его привычная маска иронии и самоуверенности сменилась на что-то более искреннее. Удивление. Вот что это было.

– Я не собираюсь вести тебя на допрос… С чего ты взяла?

– Я этого не делала, – резко произнесла Овидия.

Ноам снова молча посмотрел на нее.

– Не делала чего, Ови?

Услышав это ласковое домашнее прозвище, Овидия чуть не расплакалась. Но быстро взяла себя в руки. Нужно было, чтобы ее выслушали. Непременно.

– Я не убивала Элию. Когда я приехала, было уже поздно… – губы девушки дрожали, взгляд был рассеян. – Я пыталась что-то делать, пыталась помочь, но у меня не получилось, – закончила она свой короткий и довольно невнятный рассказ. Потом ее снова заколотило.

– Овидия, посмотри на меня.

Тон, с которым Клинхарт произнес эту фразу, заставил Овидию резко перестать дрожать. Она взглянула на Ноама.

– Я знаю, что это была не ты. Но… нам пора идти. Они очень быстро заметят твое отсутствие.

– Тебе не стоит помогать мне, Ноам. За это тебя могут счесть предателем.

Ноам бросил быстрый взгляд на Овидию, после чего резко отвернулся и сказал, обращаясь то ли к ней, то ли к себе самому.

– Я знаю. Но я также знаю, что это была не ты. И что ты невиновна.

– Но откуда? Откуда ты можешь это знать?

– Мы можем отложить дурацкие разговоры и выйти отсюда прямо сейчас?

Овидия кивнула и в следующее мгновение почувствовала на своей талии теплую руку Ноама. Она попыталась вырваться, но Клинхарт крепко прижал ее к себе.

– Что ты задумал?

Ноам спокойно посмотрел на Овидию и с улыбкой ответил:

– Я собираюсь вытащить тебя отсюда. Но для этого мне нужно, чтобы ты перестала выкручиваться и доверилась мне.

С этими словами он взял ее за руку и повел за собой, по коридору. Они шли, стараясь не спотыкаться о лежащих на полу охранников, преодолели винтовую лестницу, прошли еще одним коридором. Стражники были везде. То ли мертвые, то ли потерявшие сознание, – точнее Овидия не могла сказать, а темп, с которым заставлял ее шагать Ноам, не оставлял возможности заглянуть в лица. Интересно, зачем они подослали к ней столько стражников? Неужели думали, что у нее есть шанс спастись?

Наконец, они выбрались наружу, и Овидия в последний раз взглянула на освещенный факелами фасад тюрьмы. Факельный дым смешивался с паром от их дыхания. В сыром и холодном воздухе пахло зимой.

А потом они побежали. Побежали что есть сил, оставляя это темное и холодное место позади. Недалеко от реки, окружавшей Винчестер, Ноам резко повернул в сторону и бросился к коню, одиноко стоявшему у дерева.

– Скорей, садись, – крикнул он, развязывая ремни, которыми животное было привязано к стволу.

Овидия запрыгнула на спину коня, Ноам сел позади нее и, дернув за уздцы, рысью погнал в ночь.

1 Ноября 1843 года. Ночь Самайна.

Винчестер, Англия

Овидия знала, что в Самайн иногда случаются странные вещи. Но меньше всего на свете она ожидала увидеть себя в этот день совершающей побег из тюрьмы. Верхом. В компании с Ноамом Клинхартом. Ноам дышал ей в шею и от исходящего от него жара у Овидии кружилась голова. Конь гнал окраинами Винчестера, направляясь к северной части города, и совсем скоро сельская местность сменилась каменными домами. Всадники сбавили темп, и теперь украдкой пробирались между строениями. В конце одной из узких улиц навстречу спутникам вышла женщина в капюшоне. Клинхарт остановил лошадь, быстро спешился и подал руку Овидии. Она спустилась, внимательно глядя на фигуру в капюшоне. Та же продолжала стоять, не шевелясь. Тени внутри Овидии напряженно молчали, и девушка чувствовала, как их напряжение напрямую проникает ей в кровь.

– Тебя никто не видел? – спросил Ноам, обращаясь к незнакомке.

Женщина опустила капюшон, и Овидия ахнула.

– Конечно, нет, – ответила Шарлотта и, улыбаясь одними глазами, взглянула на Овидию. – Ты в порядке?

Вместо ответа Серая Ведьма бросилась к подруге и крепко обняла ее, безуспешно стараясь сдерживать слезы, которые в одно мгновение промочили плащ Шарлотты насквозь.

– Я не убивала его, Лотти. Клянусь! Это была не я!!

– Знаю, знаю. Я бы никогда не усомнилась в тебе, – заверила подругу Шарлотта. И, мягко выбравшись из объятий, взяла лицо Овидии в свои руки, чтобы убедиться, что с ней, насколько это было вообще возможно в таких обстоятельствах, действительно было все нормально.

– У нас не больше пяти минут, – сказала она, удовлетворившись увиденным. – Пока все чисто. Но это пока. Скоро везде будут патрули, и лучшее, что вы можете сейчас сделать – это как можно быстрее покинуть город.

– Ты все приготовила? – спросил Ноам, снимая свой плащ.

Шарлотта кивнула, подошла к сумке, которая стояла у стены ближайшего дома, раскрыла ее. Внутри была чистая одежда. Пока Ноам переодевался, девушки отошли на несколько шагов и отвернулись, чтобы тот не смущался.

– Сегодня ночью вы уезжаете, – объявила Шарлотта Овидии.

– Что значит мы? А ты? Разве ты не поедешь с нами?

– То, что вы двое исчезнете в ночь убийства, и так достаточно подозрительно. Мне лучше остаться, чтобы предупредить возможные последствия.

– Что они сделали с Элией?

От этого вопроса лицо Шарлотты исказилось от боли, при этом взгляд будто стал теплее.

– Тело отвезли к нему домой. Его жена и дети позаботятся о нем.

Овидия кивнула, все еще не в силах осознать, что Лидер убит и убит по-настоящему.

– Если бы я пришла раньше… – прошептала она, чувствуя, как плечи сгибаются под тяжестью вины.

– Ты бы ничего не смогла сделать, – возразил Ноам, и в голосе его послышалась жесткость.

Он был одет в костюм темно-зеленого цвета, черное пальто и широкополую шляпу, которая закрывала часть лица. – Вдобавок ты сама могла погибнуть.

– Ты прав, – вздохнула Шарлотта и подошла к сумке. Настало время одевать Овидию. Для подруги Лотти приготовила простое, но красивое платье в голубых тонах.

– Клинхарт, проверь, все ли спокойно на улице, а я пока помогу Овидии одеться.

Ноам кивнул, и Шарлотта с Овидией взялись за дело. Сначала они сняли грязную одежду. Потом Шарлотта помогла Овидии с корсетом, который она туго затянула на спине. Затем были чулки, которые она закрепила для надежности прямо под коленями, нижняя юбка, и наконец само платье: с завышенной талией и пышными рукавами, как этого требовала мода. Туфли Шарлотта выбрала удобные, на невысоком каблуке. Финальным штрихом было пальто, под широкими полами и капюшоном которого можно было легко скрыться.

– Мы готовы! – объявила Шарлотта, с довольным видом осматривая подругу. – Ноам, подойди, пожалуйста, на секунду, мне надо объяснить тебе пару вещей.

С этими словами Шарлотта открыла свою поясную сумочку из коричневой кожи и стала доставать оттуда баночки с сухими и свежими травами. Ноам послушно принял все, бережно уложив в прикрепленную к седлу дорожную сумку.

– Я приготовила вам кое-какие лекарства. Они помогут при головной боли, менструации, боли в спине. Еще я положила вам лаванду, мяту, ромашку и белладонну, которая, надеюсь, вам не понадобится. И масла для приготовления мазей. В них не будет моей магии, но вы сможете наделить их своей. Вот в этой тетрадочке я оставила вам кое-какие записи на всякий случай. Впрочем, думаю, вы внимательно слушали лекции и знаете все не хуже меня. Еще я положила вам противозачаточную мазь, сомневаюсь, что она вам понадобится, но от менструальных болей ее тоже можно будет использовать… Я не знаю, как долго вас не будет, в любом случае, лучше взять все самое необходимое.

– Это слишком, Шарлотта, – с трудом проговорил Ноам, который, казалось, терял дар речи от смущения.

– …далее, вы найдете там розмарин, крапиву и корицу, – продолжала Ведьма Земли, не обращая на реплику Клинхарта никакого внимания, – я все расписала в тетрадочке. И бутылка чистого спирта для очищения ран. Хотя спирт вам, наверное, будет несложно найти и в самом Лондоне.

«Лондон».

– …марля, ножницы, нитки и иголка…

Отдав все перечисленное Ноаму, Шарлотта подбежала к сумке с одеждой и достала оттуда еще один сверток.

– А это, Овидия, для тебя лично. Полотенца, расческа, кое-что для макияжа. Твой отец и Жанетта помогли мне собрать.

При упоминании о семье Овидия подошла к подруге и, посмотрев ей в глаза, спросила:

– Они знают, что я уезжаю?

– Конечно. По соображениям безопасности они не стали провожать тебя. Да и мне самой не так-то просто было сбежать из дома. Если бы не щит-невидимка, который создал для меня Ноам, меня здесь не было бы. Спасибо тебе, Клинхарт.

Ноам слегка наклонил голову и улыбнулся одними глазами, давая понять, что его заслуги несколько преувеличены.

– Твои близкие верят в твою невиновность, – продолжала Шарлотта. – Ты убедишься в этом, когда прочитаешь письмо от своего отца. Я вложила его в тетрадку с заметками. Оно коротенькое: на длинное послание у него, увы, не было времени. Мы готовились в дикой спешке.

Овидия обняла Шарлотту, и та ответила ей такими же крепкими горячими объятиями. Серая Ведьма чувствовала дыхание подруги, дрожь ее тела и старалась длить и длить этот момент, чтобы запомнить и увезти с собой как можно больше тепла.

В этот момент за спиной Овидии послышались шаги.

– Извините, что прерываю, милые леди. Но у нас, к сожалению, нет больше ни минуты. Поезд ждать не будет.

Овидия оторвалась от подруги и, не в силах больше сдерживать вопрос, который не давал ей покоя все это время, спросила:

– Почему ты помогаешь мне? Зачем?

– Терпеть не могу несправедливость. А сегодня вечером с тобой случилась именно она, Овидия, – Клинхарт произнес ее имя мягко, как будто это было название редкого сокровища. – Так вот. Если мы хотим придумать надежный план, а не попасть на допрос к Провидцу, нам нужно убежать как можно дальше. И Лондон в этом смысле кажется мне надежным укрытием.

– Я бы смогла выдержать допрос. Они бы поняли, что я невиновна…

– Ты не смогла бы, – прервал ее Ноам. И в голосе его прозвучали очень взрослые серьезные нотки.

Глаза его, обычно медовые, от темноты казались почти черными, и Овидия чувствовала, как внимательно они смотрят на нее, как будто… как будто…

– Уж не пытаешься ли ты проникнуть в мои мысли? – вдруг спросила она.

– Овидия, за кого ты меня принимаешь?

Ноам приблизил к ней свое лицо, и девушку охватила исходящая от него волна чего-то неведомого, взрослого, серьезного.

Серая Ведьма сглотнула и слегка приподняла голову, чтобы взглянуть на него.

– За кого ты меня принимаешь, Ови?

Овидия не ответила. Ноама, впрочем, такая молчаливая реакция, по-видимому, вполне устроила. Он кивнул и, меняя тему, сказал:

– Я знаю кое-кого, кто мог помочь бы нам в Лондоне. Сейчас главное туда попасть. Ночной поезд отправляется совсем скоро.

– Помочь? – переспросила Овидия с недоверием в голосе. – Ты всерьез рассчитываешь, что мы сможем выжить в Лондоне? У нас же нет ни копейки.

– Говоря так, ты убиваешь свое доверие ко мне. Поверь, это то, что ты будешь потом ненавидеть всю свою жизнь. Потому что, разучившись доверять, ты пойдешь против своей природы, против своих самых главных принципов. Ты уверена, что хочешь этого, Овидия?

Гулкий топот лошадиных копыт по мостовой, в нескольких улицах от них, заставил Овидию в тревоге обернуться и импульсивно прильнуть к Ноаму. Страх, отчаяние, ночь. Все это вместе было для Овидии уже чересчур, и Ноам Клинхарт казался в этот момент единственной опорой.

– Я доверяю тебе, Ноам, – сказала она, чуть приподнимая голову. – Доверяю.

– Ну а раз доверяешь, тогда вперед.

И они погнали в сторону железнодорожной станции, почти пустой в это время суток. Там были только охранник, который как-то странно посмотрел на нее, и продавщица билетов. Единственный поезд, казалось, ждал только их.

Они подошли к кассе, Ноам достал из внутреннего кармана несколько купюр и взял два билета до Лондона. Поблагодарив кассиршу, спутники направились к платформе. Там было еще несколько человек, которые ждали открытия дверей поезда. Овидия посмотрела налево. Из-за высокого роста Ноама видны были только сорняки, окружавшие станцию, и чуть вдали – дома, мимо которых они промчались несколько минут назад. Овидия подумала, что их окна напоминают глаза. Бдительные глаза чудовищ, которые все это время неустанно наблюдали за ними. Но ей не удалось как следует обдумать эту мысль, потому что вскоре к молодым людям подошел кондуктор и проводил их к нужному вагону. Поднявшись по крутым ступенькам, они вошли внутрь.

По правилам этикета Ноам шел впереди, но, когда они дошли до третьего купе, юноша открыл дверь и пропустил спутницу вперед. Небольшое помещение, которое должно было стать их убежищем на ближайшие несколько часов, состояло из двух прислоненных к стенам диванов, небольшого столика, расположенного у окна между ними, и двух верхних полок для багажа. Неяркая свеча в лампе на столе освещала купе тусклым светом. Поезд тронулся, и Овидия, вынырнув из своих мыслей, взглянула на Ноама, который в это время уверенным движением закрывал дверь.

– Садись, Овидия. Сейчас наша главная задача – как следует отдохнуть. Завтра будет тяжелый де…

Не успев договорить фразу, Клинхарт резко обернулся. Вид у него был ошарашенный. Овидия не сразу поняла, в чем дело. Ну тут из-за спины Ноама выплыл знакомый темный силуэт, и Овидия устало выдохнула.

– Это еще что такое? – растерянно спросил молодой человек.

На твоем месте я бы закрыла шторки, Клинхарт.

– Фесте, спрячься немедленно!

Я не доверяю ему, сестра.

Овидия посмотрела на Ноама. Первый шок, кажется, прошел. И сейчас он, к удивлению своей спутницы, послушно выполнял приказание Фесте: задергивал шторки на двери купе, которые вели в общий коридор.

– И давно… давно ты живешь с этим? – тихим голосом спросил Ноам. Он только что сделал шаг по направлению к Фесте, но увидев, как сверкают глаза странного существа, остановился на безопасном расстоянии.

– Не очень. Это появилось несколько лет назад. Я думаю, так выражается моя сила, сила Серой, – сказала Овидия. И спохватившись, чуть ли не со страхом, быстро добавила, – Но это не я, не мы. Я и мои тени, – мы не убивали Элию.

– Тени? – Ноам моргнул, пытаясь понять смысл только что услышанного. – Ты хочешь сказать, что кроме этой тени, есть еще?

Овидия кивнула.

Ноам сел на свой диванчик и принялся рассматривать Фесте, которая все время находилась рядом с Овидией, как верный страж.

– Я уже говорил тебе, что верю в твою невиновность, давай отдохнем, нам правда это нужно, – нейтральный тон, с которым Клинхарт произнес эти слова, будто никаких сомнений в причастности Серой Ведьмы к случившемуся и не было, озадачил Овидию.

Она рассеянно кивнула и села рядом с Ноамом, справа от него. Винчестер постепенно оставался позади, но разрушающее нутро ощущение беспомощности никуда не делось, и теперь тряслось вместе с ней в купе ночного поезда, который держал путь в Лондон.

Сама Овидия не имела ни малейшего представления о том, с чего можно было бы начать, чтобы доказать свою невиновность.

Ноам дал ей понять, что останься она в Винчестере, ее принялись бы пытать и истязать с целью выведать всю возможную информацию. В Обществе такое случалось нечасто. Но в некоторых случаях Чувствительные позволяли себе пойти и на такие меры.

Одна мысль наполняла покоем сердце девушки. У Ноама явно был план. Хотя, конечно, бежать от обвинения в том, чего она не совершала, было трудно, нелепо, противоестественно. А уж тем более бежать в компании человека, который четыре года назад разбил ей сердце. Но зато он был одним из немногих, кто по-настоящему верил в ее чистоту.

Овидия прислонилась щекой к окну, и Фесте, спрыгнув с плеч хозяйки, принялась летать по купе между ней и Ноамом, подозрительно посматривая на последнего. Тут огни домов и полустанков за окном, а вместе с ними и свет от луны, резко погасли, и Овидия поняла, что они въехали в тоннель.

Ноам достал откуда-то одеяло, протянул ей, сам отвернулся к двери, позволяя переодеться. Возясь с пуговицами на платье и развязывая ленточки на чулках, которые, не жалея усердия, плотно завязала Шарлотта, Овидия думала о том, а что, если уверенность Ноама показная? Что если он сам не знает, что делает, и вместо того, чтобы убежать от смерти, прямо в эту минуту они вместе с ним едут по направлению к ней?

«Нет, – отвечал Овидии внутренний голос, – Шарлотта доверяла ему. И папа с Жанеттой тоже. Все ему доверяли».

От мысли о семье по телу девушки пробежали мурашки, а сердце сжалось. Папа, Жанетта, мама, цветы на могиле которой теперь засохнут, не дождавшись ее, Овидии, прихода… Как же это все было тяжело. Пытаясь совладать с чувствами, Овидия уткнулась лицом в спинку сидения, обшитую каким-то темным материалом. И в этот момент ей в очередной раз показалось, что Ноам наблюдает за ней. Читает ее мысли. Возможно, так оно и было на самом деле, потому что в следующее мгновение она услышала шепот:

– Мы прибудем через несколько часов. Спи. А я пока послежу за обстановкой.

И в этот самой момент, как по зову, рядом с Овидией появилась Вейн, заставив Ноама в очередной раз за эту ночь вздрогнуть от неожиданности.

Думаю, что за обстановкой лучше послежу я.

– Что?.. – Ноам хотел что-то спросить, но окончательно растерялся.

Овидия в панике переводила взгляд с юноши на свою тень. Похоже, она совершенно теряла контроль над своими сестрами.

– Вейн! Возвращайся назад прямо сейчас!

Но Вейн, видимо, совершенно не собиралась слушаться. Вместо этого она очень строго посмотрела на Ноама и прошептала:

Имей в виду, Клинхарт. Одно слово моей сестры – и ты мертв.

Никогда еще Овидия не слышала, чтобы тени вели себя настолько жестко. Она готова была сквозь землю провалиться, лишь бы не слышать возмущенной речи Клинхарта, который сейчас уж точно отчитает ее за это безобразие. Однако Ноам, казалось, и не собирался этого делать. Наклонившись немного вперед, он осматривал вновь прибывшую тень с нескрываемым любопытством. Тем временем Овидия в панике думала о том, как вернуть контроль над сестрами. Не успев прийти в себя после выходки Вейн, она почувствовала, как Фесте запрыгивает ей на колени. Овидия попыталась схватить ее, но та, злобно смеясь, отпрыгнула в угол купе.

– Вернитесь немедленно! – прокричала Серая Ведьма.

– Чудесные! Откуда вы такие взялись? – Ноам окончательно вернул себе самообладание и с интересом наблюдал за происходящим.

Любопытство кошку сгубило, – шикнула на него Вейн, скаля зубы.

Ноам сделал шаг назад и поднял руки в примиряющем жесте.

– Я не собираюсь причинять вред Овидии.

Тем лучше для тебя, юный Провидец.

История с угрозами подкосила Овидию. Она с тоской думала, ждать ли ей теперь появления Альбион. Может, хотя бы она сжалится над ней и не будет усиливать хаос своим появлением. Самая большая тень тем временем не торопилась выходить, но ощутимо шевелилась где-то под сердцем, так что никаких сомнений в том, что она в любой момент готова будет выпрыгнуть наружу, у Овидии не было.

– Фесте. Вейн. Назад. Это приказ.

Обе тени взглянули на Овидию, блеснув золотом зрачков, и поклонились. Места, которые язык не поворачивался назвать лицами, озарили жуткие улыбки.

Да, сестра.

Они исчезли практически мгновенно, хотя Вейн, которая продолжала не отрываясь смотреть на Ноама, понадобилось на это чуть больше времени. Овидия же, почувствовав, что тени вновь наполнили ее тело, вместо того чтобы испытать облегчение, вдруг согнулась и, положив руку на грудь, разрыдалась.

– Овидия…

– Не спрашивай ни о чем, – пробормотала она, подняв большой палец.

Клинхарт кивнул.

– Забудь обо всем, что произошло. Ты ничего не видел.

Еще один понимающий кивок.

И Овидия погрузилась в собственную боль. Она была такой сильной и всепоглощающей, что даже рыдания выходили беззвучными. Всю энергию девушки забрала незаживающая внутренняя рана. Никогда, никогда не добиться ей справедливости. Эта туча будет висеть над ней до конца дней, и если и прольется когда-нибудь, то не дождем, а миллиардом острых кинжалов, которые убьют ее. Уничтожат.

Так они и ехали. Овидия, сотрясаемая беззвучными рыданиями. И Ноам, которому оставалось только сочувственно смотреть на нее, сжав губы. И поглядывать сквозь щель в занавесках на обстановку в коридоре поезда, которая в любой момент могла измениться не в лучшую для них сторону.

Поезд уже мчал в сторону Лондона, когда в городе началась жестокая охота на ведьм.

1 Ноября 1843 года.

День Самайна. Англия

Овидия проснулась от громкого шума. Быстро поморгала, пытаясь сориентироваться, где она. В купе ничего не изменилось. Ноам, как и ночью, сидел на том же месте у дверей. Неужели он не спал всю ночь?

Овидия провела рукой по лицу, и вдруг поняла, что весь ее подбородок залит слюной. Быстрым движением привела себя в порядок. Выглянула в окно и увидела крупную надпись: Ватерлоо. Лондонская станция Ватерлоо. Значит, им удалось выполнить первую часть плана Ноама и оставить Винчестер позади.

Овидия хотела сделать глубокий вдох, но тяжесть в груди затрудняла дыхание. Девушка перевела взгляд на соседний диван и только сейчас заметила, что Ноама там уже нет, он стоит рядом с ее постелью и с любопытством разглядывает Овидию.

– Что? – с беспокойством в голосе спросила Серая Ведьма.

Клинхарт помолчал несколько секунд, после чего с улыбкой заметил:

– А ты знаешь, что храпишь во сне?

– Думаешь, именно так следует разговаривать с дамой?

– Мы приехали, – объявил Ноам, меняя тему и не обращая на реплику своей спутницы никакого внимания. – Сейчас объявят, что можно выходить, но прежде, чем это произойдет, я хочу, чтобы ты внимательно меня послушала.

От этих слов внутри у Овидии, которая за время сна успела немного успокоиться и подзабыть о том, зачем они здесь, все сжалось. Воспоминания о пережитом за последние дни навалились на нее, как огромная волна, которой не ждешь. Как на море во время шторма, когда кажется, что он уже затихает, но на самом все начинается заново.

Но Овидия сумела совладать с собой, уже не в первый раз за последние сутки, и начала внимательно слушать указания Ноама.

– Они будут нас искать. Пока еще, думаю, слухи не успели дойти далеко, но совсем скоро большинство Чувствительных будут знать о том, что произошло. И скорее всего, Нечувствительные тоже будут знать об этом.

Ноам помолчал, глядя на дверь купе. И Овидии вдруг ужасно захотелось, чтобы он посмотрел на нее, а не на дверь. – Я знаю кое-кого, кто мог бы оказаться нам полезен. Но сначала мне нужно объявить о своем визите.

– Так. А сейчас что мы будем делать?

Проводник объявил о прибытии поезда и попросил пассажиров покинуть вагоны. Овидия пристально посмотрела на Ноама.

– Что мы будем делать сейчас? Мы спокойно выйдем из поезда и направимся в Камден Таун.

Овидия слышала об этом месте. Насколько она знала, среди местных жителей оно считалось довольно модным, хотя и не являлось центром. Скорее даже окраиной.

– Ты знаешь, как туда добраться? – спросила Овидия с беспокойством в голосе.

– Конечно, – ответил он, глядя ей в глаза. И Овидии показалось, что он немного обиделся. – Я езжу в Лондон каждый месяц.

Мы приедем примерно через полчаса, так что веди себя как обычно. Все будет хорошо.

Девушка кивнула, и они оба встали как раз в тот момент, когда проводник постучал в дверь их купе. Ноам открыл, и Овидия прошептала ему «спасибо».

– Конечная остановка, дамы и господа. Надеюсь, вам понравилось путешествие.

Овидия кивнула и, подождав, пока Ноам возьмет свои вещи, направилась вместе с ним по узкому коридору к выходу. На станции было шумно и дымно, сотни лондонцев сновали туда-сюда, покупая билеты, разыскивая свои поезда и вагоны, прощаясь, встречаясь. От такой суеты у Овидии закружилась голова. Она ведь росла вдалеке от столицы и не привыкла к большим толпам и шуму вокруг.

К тому же ей не давала покоя мысль о том, что в этот самый момент ее разыскивали за убийство. И это совсем не придавало уверенности.

Хорошо, что Ноам был рядом. Овидия ощущала тепло своего спутника, чувствовала его руку, которую он предложил ей почти автоматически, будто делал это по сто раз на дню с разными девушками. А она инстинктивно вцепилась в нее так, что Ноам не смог сдержать легкой улыбки.

В любой другой ситуации Овидия, может быть, даже обиделась на такую улыбку, но из-за дрожи, которая сотрясала ее тело, не обращала на это никакого внимания. Сейчас она только и могла, что оглядываться по сторонам и ждать, что ее вот-вот узнают, поймают и снова запрут. На этот раз – вместе с Ноамом, который явно был соучастником ее побега.

Так они и шли. Овидия, вся в панике от происходящего, и Ноам, который старался изображать абсолютное спокойствие и уверенность. Но, увы, перед настоящей паникой у напускного спокойствия не было никаких шансов.

Они уже практически покинули здание вокзала, как их окликнул один из полицейских.

– Извините! Дама в голубом платье!

Овидия остановилась парализованная. Ноам взглянул на нее, глазами моля сохранять выдержку. И они оба направились к полноватому стражу порядка, одетому в униформу. Полицейская шапочка выглядела карикатурно маленькой на его большой голове.

– Мистер, мисс. Извините, что беспокою, но вам придется пройти досмотр.

Молодые люди растерянно переглянулась, делая вид, что не понимают, в чем дело.

– Что вы говорите? – спросил Ноам – Досмотр? Что-то случилось?

Полицейский кивнул в сторону длинной очереди, которая вела к столику и сидящему за ним коллеге, который проверял документы. А затем, понизив голос, сказал:

– Вчера вечером в районе Ноттинг-Хилл произошло покушение на убийство. Преступника видели на этой станции.

При слове «убийство» Овидию бросило в дрожь, и она с силой сжала руку Ноама.

– Кого он пытался убить? – с любопытством в голосе спросил Клинхарт.

– Судя по всему, собственную жену, – охранник покачал головой. – Ужас. Если найдут, его ждет виселица. А потом он отправится прямиком в ад, к чертям на сковородку. А вы, пожалуйста, пройдите в очередь. Это не займет много времени.

Овидия слышала, как Ноам спросил мужчину еще о чем-то, но от волнения не могла расслышать слов. Взгляд и разум ее были в той очереди. А еще она думала о том, что сейчас, по этой самой станции бродит самый настоящий убийца.

Когда волнение чуть отступило, и девушка смогла, наконец, разобрать слова, а не только отдельные звуки, она заметила, как охранник посмотрел на нее, а затем, обращаясь к Ноаму, произнес:

– Должен сказать вам, сэр, что вам несказанно повезло. Ваша супруга обворожительна.

Овидия почувствовала на себе взгляд Ноама, но не смогла заставить себя ответить на него. Им ничего не оставалось, как направиться к очереди и встать в ее конец, в то время как полицейский продолжил останавливать других пассажиров.

Некоторое время они стояли молча. Наконец, Ноам откашлялся и произнес:

– Успокойся, – сказал он. – Скоро мы отсюда выйдем. Хотя, если учесть, что где-то здесь бродит убийца, нам придется быть еще более осторожными.

Овидия кивнула. Ни на какие другие слова и жесты у нее просто не было сил.

Убийство.

Убийца.

Эти два слова как заведенные крутились у нее в голове, и переключить свои мысли на что-то другое у нее совершенно не получалось. Впрочем, была еще одна фраза, которая не имела к первым двум словам никакого отношения, но при этом кружилась вместе с ними, заливая мозг чем-то не имеющим отношения к страху, чем-то очень приятным.

«Ваша супруга обворожительна».

Наконец, подошла их очередь, и серьезный полицейский, представившись сотрудником Скотланд-Ярда, попросил молодых людей предъявить документы.

– Мне нужны ваши проездные билеты, имена и фамилии, возраст и место рождения.

Овидия тяжело сглотнула. Почему? Почему это дурацкое убийство должно было случиться именно в этот день?!

– Конечно.

Заметив сомнение в голосе Ноама, полицейский внимательно посмотрел на него, и перелистнув страничку в блокноте, приготовился записывать.

Ноам тем временем как мог старался тянуть время и не спеша ощупывал свои карманы, делая вид, что не знает, где билеты. Овидия молча наблюдала за происходящим, чувствуя, как ее желудок сжимается, а в горле скапливается комок.

– Вот, пожалуйста.

Полицейский осмотрел билеты, быстро записывая что-то в блокноте.

– Прибыли из Винчестера, – проговорил он, продолжая осматривать документы. – Имена и причина вашего визита?

Ноам и Овидия переглянулись. Действовать нужно было быстро. Сейчас.

– Ной и Оливия, – быстро ответила Овидия. – Это мой муж. Мы приехали в Лондон на медовый месяц. Хотим отпраздновать начало совместной жизни, осматривая ваш прекрасный город.

Ноам вздрогнул. Но вовремя совладал с замешательством и, приподняв одну бровь, промолчал. Серая Ведьма тем временем продолжала смотреть на полицейского.

– Фамилии? – потребовал тот, не обращая особого внимания на разъяснения Овидии.

Тут пришло время реагировать Ноаму:

– Роджерс. Ной и Оливия Роджерс. Мы оба из Винчестера. Моей жене девятнадцать лет, а мне двадцать.

Полицейский улыбнулся: создавалось впечатление, что данные, предоставленные мужчиной, убеждают его больше.

«Идиот», – подумала Овидия, глядя на него.

– Ясно. Вы можете быть свободны. Вот вам портрет предполагаемого убийцы, – с этими словами он протянул им рисунок, на котором был изображен худощавый тип с бородой и в шляпе.

Овидия подумала, как человек, столь слабый на вид, мог попытаться совершить убийство. На секунду ей пришло в голову, а не он ли убил Элию. Но нет. Это было невозможно. Преступления совершились с разницей в несколько часов. А одна только поездка из Винчестера в Лондон занимает ночь.

Овидия почувствовала, что Ноам тянет ее от стола с полицейским к выходу, и двинулась за ним. Лишь отойдя на безопасное расстояние, девушка смогла вздохнуть с облегчением.

– Твой муж? – выпалил Ноам.

«О, нет. Не сейчас».

Она не готова была сейчас обсуждать это с Ноамом.

– Я подумала, что сказать так будет лучше всего. Тебе не кажется?

Ноам странно посмотрел на нее. Пытаясь скрыть смущение, Овидия продолжила:

– Это звучало не так уж безумно. К тому же предыдущий полицейский сам подумал, что я твоя жена. Будет безопаснее, если лондонцы станут считать нас супружеской парой. К сожалению, среди Нечувствительных у мужей больше превосходства и власти над женщинами, зато они защищают их. Впрочем, все это нас не касается. Мы же не всерьез.

– Значит, будем представлять, что мы семейная пара.

– По крайней мере, пока все это не закончится – да.

– Ной и Оливия? – в тоне Ноама слышалась насмешка.

На этот раз Овидия посмотрела на него, немного покраснев.

– Нужно было отвечать быстро. А ты стоял и молчал.

– Спасибо, Уинтерсон, – неожиданно искренне проговорил Ноам. И Овидии пришлось отвести глаза, чтобы скрыть смущение.

– Нам следует договориться о том, как мы встретились и как поженились на случай, если такой вопрос возникнет, – добавила она.

Они остановились, и Овидия почувствовала холод: противный сыроватый ветерок пронимал до костей. Но жаловаться на погоду ей сейчас хотелось меньше всего. Ноам смотрел по сторонам, делая вид, что разглядывает местных жителей, а сам думал о словах Овидии.

– Это хорошая идея, Овидия. Даже великолепная. Но мы все равно должны будем проявлять осторожность. И боюсь, что, к несчастью для нас обоих, нам придется на публике демонстрировать нашу привязанность друг другу. Чтобы у людей не оставалось никаких сомнений.

– Если это поможет доказать мою невинность, я согласна.

На этих словах Ноам как-то странно встрепенулся, после чего подошел к Овидии очень близко и шепотом спросил:

– Невинность? О какой невинности ты говоришь сейчас?

Овидия широко открыла глаза. Краска залила ее щеки. Нет, она спокойно могла говорить на подобные темы. Но не в таком месте, где все сказанное могло в любой момент стать достоянием ушей Нечувствительных, для которых интимные отношения были куда более табуированной темой, чем для Чувствительных. Да их повергнет в шок одно только упоминание о близости мужа и жены.

«О какой чепухе я сейчас переживаю», – промелькнуло в голове у Серой Ведьмы.

– Знаешь, Ноам, меня немного беспокоит, что, когда я говорю серьезные вещи, ты все в шутку переводишь.

– Мы докажем, что ты невиновна, – очень серьезно ответил Ноам. – Даже не сомневайся.

Овидия смотрела в его полное решимости в лицо и в очередной раз спрашивала себя: зачем он ей помогает. Не лучше ли было остаться в Винчестере, купаться в роскоши и неспеша выбирать себе девушку из десятков желающих?

– Раз уж мы сейчас притворяемся мужем и женой, – сказал Ноам, подавая Овидии руку, – предлагаю тебе воспользоваться привилегиями, которые дает этот статус. – И для начала скупим весь имеющийся в Лондоне крепкий алкоголь.

– Хоть в чем-то мы с тобой согласны, – улыбнулась Овидия, внутренне благодаря Ноама за то, что в очередной раз смог снять напряжение дурацкой шуткой.

И не теряя больше ни минуты, они покинули станцию. Но ощущение, что все жители Лондона были тайными шпионами, которые высматривали ее, не покидало Овидию. Ноам, чувствуя, как крепко сжимает руку его спутница, чувствовал это, но не подавал виду. И совсем скоро они утонули в лондонской толпе, в дурнопахнущем воздухе и серости этого города.

1 ноября 1843 года.

Лондон, Англия.

Начало дня в шумном Лондоне было совсем не похоже на тихие сельские утра в родном Винчестере.

Сотни людей разных классов и происхождения сновали туда-сюда, не обращая друг на друга никакого внимания. Овидия пыталась как можно внимательнее рассматривать их, чтобы не пропустить появления кого-нибудь из членов Общества или Дезертиров. Впрочем, будь кто-то из них рядом, сердце подало бы ей знак, даже если бы она завязала глаза. Но нет. На всем пути в Камден Таун им не встретилось никого похожего.

Ноам объяснил, что некто, на чью помощь он рассчитывал, находился в этом районе города. И что прежде, чем прийти к этому таинственному «некто», им нужно сообщить о своем визите – иначе их не примут, таковы правила.

– Ты его боишься? – спросила Овидия, глядя на твердый подбородок своего спутника и думая о том, может ли Ноам вообще чего-нибудь бояться.

– Тех, от кого мы с тобой бежим, я опасаюсь больше, – ответил Ноам.

Овидия промолчала.

Дома тем временем становились все ниже, и уже были больше похожи на те, что она привыкла видеть в Винчестере. А люди, одетые в одежду представителей высшего класса, почти перестали встречаться.

На углу улицы Ноам остановился, и Овидия проследила за его взглядом. Клинхарт смотрел на здание, над входом которого красовалось слово: Пансион.

– Мы останемся здесь на ночь. Сейчас мы зайдем внутрь, я буду говорить, а ты постарайся выглядеть как можно спокойнее.

– Конечно. Тебя же не подозревают в… – и Овидия осеклась, опасаясь, что кто-то может услышать страшное слово.

– Меня не подозревают, а тебя да. И поэтому я тут. Чтобы защищать тебя.

С этими словами он потащил ее к лестнице, которая вела ко входу в пансион. И по движениям Клинхарта Овидия поняла, что он сердится на нее. Ничего, она извинится перед ним. Чуть позже.

Внутри пансиона было мрачновато: холл освещали только несколько свечей. В полумраке угадывались очертания темной мебели. Справа у входа за стойкой сидел пожилой мужчина и что-то читал. Слева располагалась гостиная, сквозь открытую дверь которой Овидия увидела несколько мужчин с газетами, горничную, убиравшую столы для завтрака и камин, который полыхал на полную мощность, что для этого времени суток оказалось Овидии странным.