11 попыток твоей любви

ЧАСТЬ НУЛЕВАЯ. ДО ЛОВУШКИ

Глава 1. Первое сентября

Город встретил Артёма Глушко шумом, пахнущим бензином и свежей выпечкой из уличных ларьков. Он стоял на перроне вокзала, сжимая в потной ладони ручку чемодана на колёсиках, который ему купили родители на выпускной. В ушах ещё звенел голос матери: «Учись, сынок! И оглядывайся по сторонам! Не только в книги смотри!»

Общежитие №4 предстало перед ним монументом из серого бетона, испещрённым балконами, с которых свисали гирлянды сохнущего белья. Внутри пахло столовской едой, дешёвым освежителем воздуха и молодостью.

Комната 217. Три кровати, три тумбочки, стол у окна. На одной из кроватей уже сидел парень с гитарой и играл что-то из «Кино».

– Приветствую на борту, – парень отложил гитару. – Семён. Филфак.

– Артём, – кхм, – программирование.

Так началась его новая жизнь.

Первый курс был калейдоскопом впечатлений: лекции профессора Петрова, который мог рассказать о базах данных так, что захватывало дух; ночные бдения над кодом с пиццей и сигаретами из запасов Семёна; споры о литературе и кино, в которых Артём, технарь до мозга костей, всегда проигрывал.

Он подружился с Аней, веснушчатой однокурсницей с факультета информатики, которая с первого дня пыталась растормошить его, вечно задумчивого. Именно Аня тащила его на все университетские вечеринки.

– Глушко, ты засохнешь, как червяк на асфальте! – кричала она, вытаскивая его из комнаты.

Именно на одной из таких вечеринок, в переполненном актовом зале, под мигающие диско-шары, он и увидел её.

Глава 2. Момент падения

Это случилось в середине октября. Воздух в зале был густым от запаха духов, пота и энергетиков. Артём стоял у стены, в руке – стаканчик с тёплым лимонадом, он чувствовал себя белой вороной. Семён где-то пропал, Аня танцевала с кем-то из старшекурсников.

И тогда он её увидел.

Она танцевала не в самой гуще, а чуть сбоку, будто и не участвуя в общем веселье, а просто двигаясь в такт музыке, которая звучала только для неё. Длинные каштановые волосы, синяя кофта, которая делала её глаза бездонными. Она улыбалась, но улыбка эта была какой-то отстранённой, будто она находилась где-то далеко.

В какой-то момент она откинула голову, смеясь чьей-то шутке, и её взгляд скользнул по Артёму. Всего на секунду. Но ему показалось, что в этой секунде остановилось время. Сердце совершило в груди неестественный скачок, замерло, а потом забилось с такой силой, что он услышал его стук в ушах.

Он не знал, кто она. Он только понял, что должен это узнать.

Потребовалось ещё две недели, чтобы выяснить: Валерия Орлова. Журфак. Второй курс. Умна, немного замкнута, входит в редколлегию университетской газеты.

С этого момента его жизнь обрела новую ось. Он узнавал её маршруты: утром – кофейня «У Боба», капучино с корицей, после пар – обычно библиотека, по средам – куда-то уезжала на автобусе. Он научился появляться на её пути «случайно». Сначала просто кивал. Потом осмелился на «привет». Однажды, собравшись с духом, спросил, не подскажет ли она, где находится кабинет литературоведения.

– Ты же технарь, – удивилась она.

–А мне… для общего развития, – соврал он, чувствуя, как краснеет.

Она показала. И даже улыбнулась. Этой улыбки ему хватило на неделю…

Три года. Три года он был тенью, надеясь, что однажды осмелится стать человеком. И вот, на последнем курсе, он решился.

Момент когда мир остановился:

Щелчок…

Он прозвучал тише, чем падение монетки, но для Артёма Глушко он был громче любого взрыва. Это был звук захлопывающейся двери. Не просто деревянной двери в комнату 19 женского крыла общежития №4. Это был звук захлопывающейся Вселенной.

Он стоял, вжавшись спиной в шершавую, прохладную стену коридора, и пытался понять, где он сделал ошибку. В его воображении всё было иначе. Он – уверенный герой, произносящий идеальный монолог. Она – восхищённая муза, чьи глаза наполняются счастьем. В реальности же он, двадцатилетний студент-программист, способный закодировать виртуальный мир, но неспособный связать двух слов при виде Валерии Орловой, запинался, путал заученные фразы и вручил ей букет жёлтых тюльпанов.

– Они… они символизируют солнечный свет, – выдавил он, чувствуя, как горит лицо. – Как ты.

Лера взяла цветы с вежливой, отстранённой улыбкой, которой, вероятно, благодарит курьера.

–Спасибо, Артём, это очень мило. Но… – она сделала маленькую паузу, и в этой паузе уместилась вся пропасть между ними. – Нет. Извини.

И дверь закрылась. С тем самым щелчком.

Он медленно сполз по стене на линолеум, не в силах удержать тяжесть собственного тела. Внутри была пустота. Не боль, не горе – именно пустота. Как если бы кто-то вынул у него душу и оставил лишь звенящую, холодную оболочку. Худшее, что могло случиться, случилось. Он был в этом абсолютно уверен.

О, как же он заблуждался. Худшее только начиналось. И начиналось оно с навязчивой, пьянящей мелодии «Цыганской венгерки».

Глава 3. День, который не кончается. Попытка 0 (Исходная)

7:00. Будильник.

«Цыганская венгерка»врезалась в сознание, как заноза. Артём, не открывая глаз, с силой швырнул свою подушку в сторону верхней полки, откуда доносился назойливый звук.

–Семён, выключи эту похабщину, я тебя умоляю! – его голос был хриплым от бессонницы и вчерашних слёз.

–Вставай, романтик, – прохрипел с полки Семён, его голос был невыносимо бодрым. – Что, не спится? Переживаешь, как бы твоей принцессе не надуло ветром в ушко?

Артём замер, ожидая продолжения. Вчера, вернувшись разбитым, он во всём признался Семёну. Тот, конечно, поиздевался – «Ну что, Глушко, слил бой за сердце дамы?», но в итоге похлопал по плечу и сказал: «Бывает, братан. Забей. Их, ласточек, тут на каждом факультете навалом. Выспишься – забудется». Сегодня же Семён вёл себя так, будто вчерашнего разговора не было. Он просто сполз с кровати, щёлкая суставами, и поплёлся в душ, напевая ту же дурацкую мелодию.

«Странно»,– мелькнуло у Артёма, но он списал это на усталость и собственное подавленное состояние.

8:15. Выход из общежития.

–Молодой человек, мелочь не найдётся на хлебушек? – старый бомж, дядя Стёпа, сидел на своём привычном месте у разбитого крыльца, прислонившись к выцветшей граффити-стене. – А на масло не найдётся?

Артём, обычно подававший ему пятёрку, сегодня прошёл мимо, уставившись в асфальт. Ему было не до благотворительности. Спустя три шага с ветки старого клёна сорвался и плавно опустился ему точно на макушку большой, идеально оранжевый, похожий на ладонь лист. Артём смахнул его с раздражением.

8:30. Остановка «Университет».

Девушка в белых,теперь уже испачканных кофе кедах и зелёной куртке, держа в одной руке телефон, а в другой – пустой стаканчик, с раздражением смотрела на подъезжающий автобус.

–Чёрт! – громко и отчётливо выдохнула она, пнула стаканчик и пошла к двери, протирая салфеткой забрызганные кроссовки.

Сцена была до боли знакомой.Словно декорация в плохом, зацикленном спектакле. Артём моргнул, пытаясь стряхнуть ощущение дежавю.

10:00. Лекция по базам данных. Аудитория 304.

Преподаватель,седой профессор Петров, с нервным тиком теребил свою любимую ручку-нерочку.

–Итак, коллеги, вернёмся к вопросу нормализации форм. Скажите, в чём принципиальная разница между третьей нормальной формой и формой Бойса-Кодда?

Он обвёл взглядом аудиторию и упёрся взглядом в студента с первого ряда,Витю, который всегда заикался на публике.

–Виктор? – подал голос Петров, и его усы дёрнулись.

–Н-н-ну, в-в-в общем… – начал Виктор, краснея до корней волос.

Артём машинально,почти не глядя в конспект, вывел на полях идеальную формулировку ответа. Его почерк, обычно чёткий и разборчивый, сегодня был угловатым, срывающимся, будто его рукой водил кто-то другой.

13:20. Столовая.

Он вяло ковырял вилкой в безвкусной гречке с подозрительной котлетой,прозванной студентами «биоразлагаемым топливом». К его столику подсела Аня, его одногруппница. Невысокая, веснушчатая, с умными и добрыми глазами за большими очками, она всегда напоминала ему учёного хомячка.

–Ты как, Артём? Вид у тебя не очень, – сказала она, разворачивая свой аккуратно собранный сэндвич.

–Да нормально, – буркнул он, отодвигая тарелку. – Не выспался.

–А я по тебе вижу, – подмигнула она, и веснушки на её носу сместились. – Влюбился, наверное. Узнаю эти страдальческие глаза. Опять на ту, с журфака, смотришь?

Артём лишь мрачно хмыкнул.Аня была в него тихо влюблена, он знал это уже полгода. Она никогда не говорила об этом прямо, но её забота, постоянные попытки пригласить его на кофе или в кино говорили сами за себя. Но её чувства были тихими, ненавязчивыми, в отличие от урагана, который бушевал в нём самом при виде Леры.

18:30. Встреча с Лерой.

Он увидел её издалека.Она шла от корпуса журфака, в той самой короткой синей кофте, что так подходила к её глазам, с серым, потрёпанным рюкзаком за спиной. Сердце сжалось в комок. Инстинкт, выстраданный вчерашним позором, велел свернуть в переулок, спрятаться. Но ноги, будто чужие, понесли его вперёд, навстречу новой порции боли, как мотылёк на огонь.

–Лера, – его голос сорвался на шепоте.

Она обернулась.На её лице – лёгкое удивление и знакомая, вежливая отстранённость. Ни тени смущения, неловкости или воспоминаний о вчерашнем.

–Привет, Артём.

Она не помнила.Не помнила вчерашнего признания, его унижения, его провала. Для неё это был новый, обычный вторник.

Ледяная волна прокатилась по его спине.Он пробормотал что-то невнятное про «погоду» и «скучные пары» и побежал, чувствуя, как мир теряет опору, превращаясь в картонную декорацию ужасного спектакля.

23:47. Дождь, моросивший весь вечер, внезапно прекратился, будто кто-то повернул кран. Артём сидел у окна в своей комнате и курил , достав сигареты из потаённого запаса Семёна. Он смотрел на мокрый асфальт, отражающий жёлтые фонари, и чувствовал, как его веки тяжелеют помимо его воли. Тело требовало отдыха, выключалось.

00:00. Сознание отключилось, будто кто-то щёлкнул выключателем. Последней мыслью было: «Всё. Конец. Завтра будет новый день».