Каменная кровь 2

Размер шрифта:   13
Каменная кровь 2

Те, кто верят в свободу, первыми становятся пленниками.

1

Анна

Мы спускаемся по крутой каменной лестнице в самый низ Горнила Камня, туда, где пролегает подводный туннель. Я иду позади Николая. За мной следует лейтенант Даларас и один из незнакомых мне каштоунов. В середине – сердитый Кострис и хмурый Макс. Замыкает – бледная Алина с Дмитрием.

Всю дорогу я молчу. Нескончаемые каменные стены, без окон и дневного света, давят на грудь. Здесь душно так, что кажется – мы спускаемся в пасть гигантского огнедышащего дракона.

В голову закрадывается предчувствие, что я не скоро сюда вернусь… Если вернусь.

Пришлось на всякий случай оставить Бри на Дану с Вандой. Они справятся. После утренней тренировки, когда у всех каштоунов радостно загорелись глаза при виде маленького щенка – я уверена, что Бри никто не даст в обиду.

Мы почти доходим до самого низа, когда я поскальзываюсь на влажных ступеньках. Железная рука подхватывает меня, а темные глаза врезаются в мое лицо. Николай вряд ли простит мне поединок с Кострисом, и то, что из-за меня он почти лишился звания… А возможно, и лишился. Это мы узнаем во дворце.

Сейчас, его осуждающий взгляд готов разодрать мою душу. Ощущение ущербности накатывает волной. Лучше бы он дал мне упасть, было бы не так больно.

Он знает, что мое появление перед Королевой принесет ему очередные неприятности, поэтому решил уничтожить одним взглядом?

Что я могу сделать?

Сбежать.

Когда придет время, я сделаю это.

Но сначала, придется понять, как это сделать…

Рядом со мной идет Макс, а он в курсе моих планов. Я даже не успела сказать ему спасибо, за то, что он дал мне пыль, блокирующую каменные способности. Все, потому что Николай запретил ему приближаться ко мне.

Мой наставник стал холодным каменным зверем.

Достигнув дна, мы долго бредем по восстановленной части туннеля. Когда я приехала в Горнило камня, здесь была маленькая платформа, к которой прибывали вагонетки… Но теперь платформы нет. На ее месте – груда камней, которая открывает узкий проход вглубь. Мы еле протискиваемся один за другим сквозь глыбы. Догадываюсь, что это было дело рук Королевы.

Она сбежала, увидев разъяренного змея, и замуровала за собой туннель. Как же умно… Если бы Королева отправилась вплавь – полозу не составило бы труда ее догнать. А вот достать Королеву, быстро перемещающуюся по подземному туннелю, буквально проделанному в камне – было бы полозу не под силу.

Но змею было достаточно моей крови. Как он сказал, я понесу наказание за содеянное своими предками… И выпил мою кровь. Пока я все еще понятия не имею, о каких предках говорил змей. О Королеве? Сомневаюсь, что она может быть моей родственницей. От одной мысли о ней мое горло сдавливает ужас, и я вспоминаю собственные кошмары.

Калазиас…

Почему Николай не хотел, чтобы королева узнала мою фамилию?

Вся эта головоломка становится невыносимой.

Мы пробираемся через каменные завалы еще с полчаса, постоянно проверяя, чтобы на голову не свалилось еще чего. Дышать становится все труднее и труднее. Добравшись до расширения туннеля, мы наконец-то видим вагонетки. Рассаживаемся. Я делаю шаг назад, надеясь смешаться в суматохе и сесть рядом с Максом или Алиной, но Николай ловит меня за локоть и тянет в свою вагонетку. Вместе с нами усаживается Даларас.

Она морщит нос, приподнимая верхнюю губу, и отворачивается. Хотя бы в этот раз она не пытается меня убить.

Я вздыхаю и устраиваюсь поудобнее. Путь предстоит долгий. Возможно, к вечеру мы прибудем в Вереташ. Николай запрыгивает в вагонетку последним.

Он садится напротив и не спускает с меня глаз. Если он будет смотреть на меня так всю дорогу, я выпрыгну на ходу.

Вагонетки трогаются с места и начинают набирать скорость.

В моей голове всплывают сцены из кошмаров, где Николай нещадно убивал других каштоунов в жутком лабиринте… А потом, приказывал мне бежать от него, если я хочу жить. У меня дрожат колени, когда я думаю об этом…

Кровь сворачивается в венах. Майор Аркас самое беспощадное чудовище. После королевы, конечно. Как у такого, как Николай, мог быть такой добрый брат Александр, готовый рискнуть своей жизнью ради незнакомки? Меня.

Я дергаюсь в сторону и хватаюсь двумя руками за стенку движущейся вагонетки, когда Николай резко поднимает руку. Она замирает в воздухе.

На мгновение я улавливаю боль в его глазах. А потом, я перевожу взгляд на его ладонь. Там лежит сахарная конфета в форме мышки. В этот момент я понимаю, насколько голодна. Я не завтракала, а пообедать мы не успели. У нас было всего полчаса на сборы после тренировки, чтобы подготовиться к отъезду.

– Открой рот, – глаза Николая становятся убийственно холодными даже в свете мелькающих в туннеле красных светящихся кристаллов.

Он опять кормит меня как своего ручного пса. Я решаюсь это изменить. Пытаюсь взять конфету сама, но он резко сжимает ладонь в кулак и сощуривает на мне свои глаза.

– Я сказал, открой рот, – повторяет он ледяным тоном, придвинувшись ближе.

Он говорит тихо, но даже звук мчащихся вперед колес вагонетки не способен заглушить его слова. Они заставляют меня покраснеть.

Когда он делает это, то становится невыносим.

Я слушаюсь.

Николай кладет мне в рот конфету, и касается подбородка, заставляя закрыть рот, затем, проводит большим пальцем по моей нижней губе.

Зачем он это делает? Знает же, что меня это дико злит. Требует послушания? Или это его какая-то игра?

Меня бросает в жар. Это слишком интимно и откровенно. Будто…

Будто я принадлежу ему.

Конечно, он не раз мне об этом говорил. А этот жест – всего лишь напоминание. Однако, сладкая конфета приятно тает во рту, и я получаю от этого наслаждение.

Вновь бросаю на него взгляд, чтобы заметить, как смягчились черты его лица. Будто конфету съела не я, а он.

Фыркаю и отворачиваюсь в сторону. Нащупываю одной рукой свой мешок с одеждой. За палец что-то цепляется.

Глинка…

Я делаю вид, что не замечаю забирающуюся мне в рукав ящерицу, но глаза все равно косятся в сторону Николая. Вдруг он заметил затесавшееся животное. Вряд ли он обрадуется… Если Бри он просто не замечает, то Глинка… Глинка его раздражает, и это мягко сказано.

Боги, что я делаю?

Везу ящерицу с собой во дворец Королевы. Глупенькая, увязавшись за мной она рискует найти много неприятностей на свою голову. Я вот уже нашла достаточно.

Руки потеют от напряжения, но я вздыхаю с облегчением, убедившись, что глаза Николая закрыты. Значит, он ничего не заметил. Пока.

2

Дальше дорога проходит спокойно. Сон не идет. Оно и понятно, за последние дни я выспалась на целую неделю вперед. А вот Николай погружается в дрему.

Через три или четыре часа мы добираемся до Вереташа.

Знакомые массивные колонны подтверждают, что мы прибыли к месту назначения. Вереташ.

Николай выбирается первым из нашей вагонетки, а затем, протягивает мне руку. Я замираю, словно передо мной стоит огромный паук, готовящийся схватить и затянуть в свою липкую сеть.

Не лучше ли притвориться мертвым в такие моменты?

Лейтенант Даларас недовольно и громко выпускает ртом воздух, грубо теснит меня вбок и берется за руку Николая, которая предназначалась мне. Я остаюсь стоять с открытым ртом.

Что-то… Что-то переворачивается в груди, когда я вижу ухмыляющегося Николая и слышу ехидный смешок лейтенанта. Их это забавляет? Вводить меня в состояние дикого напряжения, а потом… Заставлять меня жалеть о том, что я слишком долго соображаю.

Даларас опирается на руку Николая и спрыгивает с вагонетки. Майор Аркас вновь поворачивается ко мне, протягивая свою руку, но в этот раз я не намереваюсь долго думать. Я выбираюсь из вагонетки сама, игнорируя его фальшивую заботу.

Я стою на платформе, прижимая к себе мешок с вещами и наблюдая за каменным легендарным городом. Солнце освещает четкие линии домов, высеченные в скалах. Они кажутся одинаковыми, но те дома, что расположены выше – на самом деле больше и шире по сравнению с нижними. Поверх крыш домов и между ними растут деревья и вьющиеся растения. Думаю, что, пролетая высоко над городом, можно было бы засомневаться, что там он есть, потому что зелень скрывает большую часть зданий. Вереташ тоже похож на муравейник, но отличается от Горнила Камня атмосферой. Более жизнерадостной, что ли? Не такой суровой?

Я была бы не против прогуляться по улицам этого города и понаблюдать за тем, как здесь живут люди. Кто они? Все каштоуны? Все подданные королевы?

Маленькие фигурки, снующие туда-сюда, вызывают зависть: они могут спокойно передвигаться, кажутся такими свободными. А я прикована к своему наставнику и Королеве, которая требует моего присутствия.

Я еле сдерживаю свой порыв сорваться в бег, чтобы скрыться в этих пещерных домиках.

К нам подходит посыльный. И что-то говорит Николаю.

Я не слышу, что именно, но по тому, как быстро мрачнеет лицо майора, понимаю, что ничего хорошего.

Вслед за посыльным приближается Люциус в сопровождении нескольких каштоунов. Его лицо пропитано надменностью и высокомерием.

Николай встречает его грозным взглядом. У обоих напрягаются скулы, сжимаются кулаки. Они похожи на двух волков, готовых прыгнуть друг на друга, чтобы порвать глотку.

– Добро пожаловать в Вереташ, – Люциус первый отводит глаза, задрав подбородок и бросив взгляд поверх наших голов.

Затем, он осматривает меня своими мелкими, но режущими глазами. Медленно переводит глаза на Алину с Дмитрием. И только в конце обращается к Кострису.

– Сержант Кострис, мастер Тарметиус, прошу вас пройти со мной. Нам надо многое обсудить перед встречей с Королевой.

Он назвал его сержантом. Я пропустила тот момент, когда королева дала ефрейтору это звание. Но видимо, я многое не знаю. Но меня волнует больше всего то, что Люциус уводит с собой и Макса. Зачем? Это заставляет меня насторожиться.

Когда Кострис и Макс удаляются с Люциусом и другими, мы остаемся с Николаем, Алиной, Дмитрием, лейтенантом Даларас и еще одним, незнакомым мне каштоуном, стоять на платформе.

– Королева не примет нас сегодня, – сообщает майор всем присутствующим, и после недолгой паузы продолжает, – но она предоставила нам несколько комнат во дворце. Она встретится с нами завтра в Скарлатной башне.

Я вижу тень раздражения, со смесью страха, на лицах Дмитрия и Даларас, но они никак это не комментируют.

– Вы, отправляйтесь немедленно во дворец. А мне нужно заехать в одно место, – распоряжается Николай.

Дмитрий понимающе кивает.

Я остаюсь с многочисленными вопросами, как например, что мы будем делать до завтрашнего вечера, и насколько все плохо, если Королева нас пригласила, а потом отказалась принимать, или решила принять, но в своей загадочной Скарлатной башне…

Она – словно кот, который играет с полудохлой мышью. И хочу, и не хочу, но далеко отползти не позволю.

Я бросаю вопросительный взгляд на Николая, который он тут же ловит, сообщая:

– Ты поедешь со мной, – он забирает из моих рук мешок и передает его Даларас.

Это приказ, который подтверждает мои опасения: Николай не собирается упускать меня из виду, боясь, что я натворю что-то еще.

– Если мы не успеем до ужина, Даларас, постарайся прикрыть меня, чтобы никто не заметил нашего опоздания.

Николай переплетает свою ладонь с моей, словно мы влюбленная пара, и ведет в сторону одного из многочисленных туннелей.

Мы спешим, я еле успеваю за ним. Молчу. Пользуюсь моментом, чтобы осмотреться вокруг и изучить местность. Это может мне пригодиться при планировании побега.

Мы спускаемся по туннелю ниже на несколько уровней, пока не выходим на дорогу. Здесь, под деревянным навесом, в ряд стоят лошади. Большинство из них темные, с великолепной шелковой гривой, их шерсть блестит на солнце. Они прекрасны. Их хочется погладить и чем-нибудь подкормить. И пока я, зачарованная, подхожу к животным, Николай договаривается о чем-то с владельцем лошадей.

Вскоре, на одну из них вешают двойное седло, а Николай оказывается слишком близко. Мое дыхание замирает. Не спрашивая, хочу я того или нет, он подхватывает меня словно куклу, чтобы подсадить на высоченного вороного коня.

Раздумывать некогда, и чтобы не полететь вниз, я хватаюсь за седло, устраиваясь как можно удобнее. Еще секунда, и я чувствую, как за спиной пристраивается Николай. Если бы не двойное седло – мы были бы прижаты друг к другу. Однако, Николай решает это исправить, решительно притянув меня к себе так близко, насколько это только возможно, и опуская свободную руку на мое бедро – в правой руке он зажимает кожаные поводья.

Я выпрямляюсь, словно тростинка.

Волнение пожирает меня изнутри, не позволяя думать ни о чем, кроме его тела, соприкасающегося со мной.

– Только не надо делиться со мной своими чувствами сейчас, малахитница, – шепчет мне на ухо Николай.

Я пытаюсь унять свое бешено бьющееся сердце. Похоже, что даже конь это ощущает, он встревоженно фыркает и прядает ушами.

Лошадь делает несколько шагов, и я вцепляюсь в седло со всей силой. Чувствую себя жутко неловко, а еще – неудобно.

– Нам… обязательно ночевать в королевском дворце? – срывается с моих губ хоть что-то, лишь бы разбавить это интенсивное молчание.

Я поздно понимаю, что это могло прозвучать как просьба увести меня на ночевку, куда ему угодно.

– А где бы ты хотела переночевать? – спрашивает он низким, пробивающим до дрожи голосом, и мои щеки воспламеняются.

3

Я не дышу.

Николай тоже замер, ожидая ответа. Проходит несколько очень долгих мгновений.

Рука на моем бедре обжигает так же, как и его дыхание на шее.

Я не могу подобрать слов. Мысли путаются. Щеки пылают от смущения и досады на саму себя – зачем я вообще открыла рот?

Николай не настаивает на ответе. Его рука сжимает поводья, и от того, как он это делает, по телу пробегает неконтролируемая волна мурашек.

Он слегка пришпоривает коня, и тот переходит на легкую рысь.

Мы движемся по широкой улице, вымощенной гладкими плитами. По обеим сторонам высятся дома, вырубленные прямо в скалах – некоторые в два, а то и в три этажа. Я считаю их, чтобы отвлечься от жара, разгоревшегося внутри.

Постепенно я привыкаю к ритму движения. Стараюсь дышать ровно, хотя близость Николая заставляет сердце колотиться как безумное. Это не страх. Наоборот, его грудь прижимается к моей спине, словно заявляя, что я могу чувствовать себя в полной безопасности.

Мимо проходят люди, бросая на нас любопытные взгляды. Кто-то машет Николаю рукой. Похоже, здесь он знаком со многими.

Я насчитываю тридцать семь домов по левой стороне дороги, прежде чем Николай направляет коня в боковую улочку. Мы поднимаемся выше и выше. Скоро вместо домов нас окружают одни деревья, горные валуны и щебет птиц.

В груди растет любопытство. Куда мы едем? Пока похоже, что глубоко и высоко в лес… Но зачем?

В любом случае, это то, что мне было нужно. Я стараюсь запомнить каждый поворот – потом я попытаюсь перенести это на клочок бумаги. Если я хочу сбежать отсюда, чем больше я вижу, тем лучше.

Николай притормаживает коня, и мы выезжаем на дорогу, с которой открывается вид на весь Вереташ.

Нет, больше.

Если бы я была художницей, то обязательно нарисовала этот пейзаж…

Отсюда я вижу все ущелье и солнце, клонящееся к закату. Нежные розовые лучи прощально целуют каждый лепесток, ствол дерева и скалу. Невероятно. Я даже не заметила, как мои губы растягиваются в улыбке от подобной красоты.

Николай останавливает коня рядом с родником. Он слезает и помогает спуститься мне. Несмотря на то, что мои ноги дрожат от непривычной езды на лошади, и я с неимоверным трудом заставляю их двигаться, подхожу к самой обочине дороги. Она заканчивается обрывом. Резким и опасным. Но в этот раз я не боюсь, что кто-то столкнет меня…

Я… Я будто хочу полететь сама.

Я ахаю, когда замечаю пару огромных птиц, парящих над долиной в их особом, элегантном танце.

– Беркуты, – тихо произносит Николай, словно проследив за моим взглядом и ответив на вопрос, который я даже не успела задать.

Он стоит рядом, но смотрит не на птиц. А на меня.

– Нам разве не пора? – спрашиваю я.

Его глаза затягивают в темный и опасный омут.

– Пора, – отвечает он, с какой-то странной грустью и болью в голосе.

Я перевожу взгляд на коня, ковыляю до него, чтобы погладить шелковистую лошадиную холку. Николай продолжает стоять словно каменное изваяние.

Он не спешит. Наблюдает. Рассматривает.

Меня.

Словно пытаясь запомнить каждую черту лица и тела.

Это будоражит мою кровь. Мы наедине.

Почему сейчас я вспоминаю, как его губы касались моих? Почему мне хочется это повторить?

Здесь. Сейчас.

Я впервые вижу его таким спокойным, пусть и грустным. По крайней мере, он не смотрит на меня так, будто намеревается придушить одним взглядом. Сейчас в его глазах словно мелькает страх, что я исчезну.

Но это просто иллюзия. Я знаю, каким он может быть безжалостным и холодным, убийственным и деспотичным. Мимолетная оттепель в его поведении быстро сменяется жестокостью. И я не собираюсь попасться на этот крючок.

– Нам пора, – собрав всю свою твердость, говорю я.

Я вкладываю в слова настойчивость. Это звучит не как просьба, а как приказ.

Но он майор, а я простой кадет каштоун. И я мысленно готовлюсь к тому, что сейчас Николай включит свое непроницаемое лицо и поставит меня на место, как обычно любит это делать. Наказывая и раздавливая сверху, своим властным взглядом.

Поэтому смотрю на него с вызовом.

И он…

Он идет мне навстречу, чтобы аккуратно, и даже бережно, подсадить меня на коня. Помогая удобно расположить ноги, подавая поводья, заставляя их сжать в моей дрожащей руке.

Он…

Почему я возмущена его покорным поведением? Так он сводит меня с ума.

Я проглатываю все слова, приготовленные для него. Чувствую себя обезоруженной, особенно когда он скалой возвышается за моей спиной на лошади.

Каждое его прикосновение становится испытанием, чтобы не закрыть от наслаждения глаза. Нет. Я не поддамся на эти трюки.

Мы двигаемся вперед, чтобы вскоре начать спуск к сердцу Вереташа. Я понимаю, что мы возвращаемся к тому месту, с которого отправились. Зачем нужен был весь этот крюк? Просто дать лошадке попить из родника? Не мог же грозный майор Аркас просто захотеть прогуляться вместе со своей подопечной по окрестностям Вереташа?

Или мог?

Мы продолжаем свой путь. В какой-то момент Николай сворачивает в более узкую и безлюдную улочку.

Он оставляет лошадь возле маленького фонтана, и мы проходим во двор одного из домов. Я не спрашиваю, куда мы приехали и зачем, хоть и сгораю от любопытства. И не только от любопытства…

Мы проходим через арку, оказываемся в просторном каменном помещении.

Тишина.

Она резко заканчивается, когда в Николая летит с десяток мелких иголок. Они свистят в воздухе, и ему приходится отбиваться от них, избегая ранений.

Я пригибаюсь к полу. Не понимаю, что происходит. Это ужасно. На нас напали? Королева устроила засаду?

Эти иголки слишком похожи на гематитовые стержни. Такие, как мой. Я поднимаю голову, бросая взгляд на темную фигуру, которая пытается атаковать Николая. Но не меня.

Это старуха с длинными седыми волосами до пояса, злым лицом, и она не собирается давать пощады майору Аркасу…

4

Собрав свои летающие гематитовые стержни-иглы, она укоризненно смотрит на Николая и разочарованно качает головой. Я готова поклясться, что только что услышала фырканье, подобно лошадиному. Но это она. Старуха.

Она безжалостно бросается на Николая, уже в рукопашную. Майор Аркас отбивает все удары, даже те, за которыми я не успеваю следить. Старушка двигается слишком быстро, она предугадывает практически все движения Николая, будто зная их наизусть.

В какой-то момент женщина резко останавливается.

– Ах, так это ты, – говорит она, сморщив нос, элегантно поправляя выпавший локон седых волос. – Николай. Ты так редко появляешься в своем доме, что я подумала, сдох ты.

Я медленно сглатываю и, затаив дыхание, наблюдаю за происходящим. Они знакомы? Он привел меня к себе домой?

– Я тоже рад тебя видеть, Магнолия, – сдержанно отвечает Николай, но в его голосе я чувствую уважение.

Чего? Ее зовут… Магнолия? Это самое неподходящее имя для такой женщины. Она же вулкан, пусть и с седой лавой на голове!

Магнолия осторожно смотрит на Николая, затем резко выпускает гематитовый шип из своей ладони. Так быстро… Я ахаю от изумления.

Теперь у меня не остается сомнений. Она гематитница, как и Николай.

Майор не успевает убрать голову, и стержень царапает кожу его шеи. Когда игла вновь оказывается в руках Магнолии, она слизывает с нее кровь, а меня переворачивает…

– Что ты наделал? – рычит Магнолия на Николая, как на ребенка, разбившего дорогую вазу.

Следующая игла летит уже в меня. Николай ловит ее, не подпуская ко мне. Но вслед за одним шипом летят с десяток других. Опять же в меня.

Я быстро усваиваю урок: если Магнолия решила попасть в цель – она сделает это.

Лучшим решением было бы сбить ее с ног, но Николай не делает этого. Он и удары ее отбивал с каким-то уважением… Так сражаются с учителями.

Она его… Каменная наставница?

Я ощущаю, как ее гематитовый шип царапает мою шею. Секунда, и она пробует уже мою кровь, смакует на своем языке.

Пока Николай рассматривает мою рану, убеждаясь, что из нее не хлещет кровь, я слышу рев старухи.

– Что ты наделал?! – возмущается она, – Ты… Но как?

Что именно поняла Магнолия – остается для меня загадкой. Николай стискивает зубы так, что я слышу скрежет.

– Молчи, старая, – это похоже на рев медведя. – Молчи, если хочешь жить. Иначе я срублю все твои деревья и тебя вместе с ними.

Магнолия поджимает подбородок, гордо вскидывая его кверху. Она обижена и очень зла. Если бы не Николай, прикрывающий меня своей спиной, уверена, старуха вцепилась бы мне в горло.

– Ты… Все напрасно. Плохо я вас учила. Плохо!

Я чувствую себя виноватой, хоть и не знаю за что. Понятия не имею, что там она распробовала в моей крови и в крови Николая?

– Зачем ты привел ее? – грозно спрашивает она.

– Не твое это дело, – огрызается Николай.

Магнолия недовольно вздыхает.

– Мне нужна сыворотка, – продолжает он уже более сдержанным тоном.

– Я уже поняла, что она тебе нужна, – надменно смотрит на него старуха. – Неблагодарный, – она едва не сплевывает на пол.

Вот это характер! У этих двоих странные взаимоотношения.

– Я должен быть на ногах к ночи.

– Ха! Много чего хочешь.

– Кровавая, ты мне обязана, – отрезает Николай.

Магнолия вновь окидывает его снисходительным взглядом, а затем – меня, убийственным. Этот взгляд мне знаком. Похоже, теперь я знаю, кто научил Николая так смотреть.

– Она – моя. Если хоть волос упадет с ее головы – я достану тебя где угодно, Кровавая. Ты знаешь, что делать.

Магнолия вздыхает.

– Я могу разделить сыворотку на три. Но не уверена, что этого будет достаточно, чтобы вернуть твою силу.

Я кидаю взгляд на Николая. Его лицо становится непроницаемым. Что значит "вернуть силу"?

Он… Он потерял ее?

Я не могу задать вопрос, боюсь встревать между этими двумя, и я все еще борюсь с непонятным чувством вины, поглощающим меня. Я что-то упустила?

– Я попробую, – настаивает Николай. – Обещаю, что после – оставлю тебя в покое.

Женщина вновь громко фыркает, так, что конь, поджидающий нас снаружи, может позавидовать. А затем поворачивается к нам спиной и шагает к лестнице, ведущей вниз.

Каменный дом погружается в напряженное молчание.

Николай берет мою ладонь и ведет за старухой, а я продолжаю думать, когда же будет подходящий момент задать ему несколько вопросов. Но ответит ли он?

Мы спускаемся в странно оборудованное помещение. Это похоже на мастерскую Василия, только здесь нет дневного света, а темные стены давят, уплотняя напряжение.

На полках – разные виды гематитовых усилителей. А в центре – кресло. Магнолия делает вид, что нас нет в этом помещении, она бормочет что-то себе под нос, роясь в шкафу, доставая всякие банки и… шприцы.

При их виде сердце заходится резкими ударами.

Николай снимает китель, решительно засучивает рукава, проходит к креслу и садится в него, затем подзывает меня рукой. Как он может быть таким спокойным? Он же может умереть…

Я нервно сглатываю.

– Пристегни меня, – приказывает он, не отрывая от меня пронзительного взгляда, от которого внутри начинает все трепетать.

Бормотание Магнолии резко становится громче, и я вздрагиваю.

Николай ждет, будто мое смущение его нисколько не злит и не раздражает.

Я опускаюсь на колени и начинаю с ног. Тянусь к первому ремешку. Руки предательски дрожат, потому что все это время Николай прожигает меня взглядом. Затягиваю.

– Сильнее, – требует он.

Кровь стучит в висках. Я затягиваю настолько сильно, насколько могу. Продолжаю.

Когда я закрепляю последний ремешок на запястье Николая, он произносит:

– Я хочу, чтобы ты мне доверяла.

Комнату сотрясает громкое фырканье Магнолии.

Вид Николая, такого… связанного и беспомощного, заставляет внутри меня что-то перевернуться. Он хочет, чтобы я ему доверяла… Но зачем? Неужели для него это так важно?

– Готово, – хрипит гематитница и показывает маленький шприц, наполненный гематитовой сывороткой.

Она направляется к Николаю.

– Я хочу, чтобы это сделала она, – говорит он, переводя взгляд на меня.

Мои колени подгибаются. Я в смятении. В горле встает ком.

– Я н-никогда этого н-не делала…

Магнолия драматично закатывает глаза. Ее явно раздражает мое присутствие. Не получив внятного ответа, она придвигается к руке Николая.

– Нет. Это сделает она, – его тон острее клинка и требует подчинения.

Старуха прикрывает ладонью глаза и протягивает шприц в мою сторону.

Моя грудная клетка вот-вот сломается от бешено стучащегося сердца. Руки сами тянутся к сыворотке.

Николай смотрит на меня довольно, слегка сощурив глаза.

А я дрожу. Вся. Он может сейчас умереть, и это буду я – та самая, которая введет злосчастную сыворотку. Что будет дальше? Если что-то случится с Николаем, что будет со мной? Королева… Все остальные.

Магнолия уступает мне место рядом с Николаем. Я подхожу к нему на негнущихся ногах. Во рту пересохло.

– И ты доверяешь… ей? – издевательским тоном спрашивает старуха Николая.

Затем, видя, как я медлю, она топает от нетерпения ногой, подходит ближе и помогает мне отыскать вену.

Я ввожу иглу вместе с сывороткой Николаю внутрь, но у меня такое чувство, будто делаю это я самой себе…

5

Николай встречает боль с улыбкой безумца и закрытыми глазами. Я чувствую это. Его агонию и то, как напрягаются его мышцы и вздуваются вены на теле.

Ремни хрустят, а шприц выпадает из моих рук, как только я ввожу остаток сыворотки.

Я сделала с ним это.

Он дергается еще раз, скрипя зубами и почти сдвигая целое кресло своим движением.

Почему я не могу ему помочь?

Тело Николая содрогается в неконтролируемой дрожи. Прежде чем я думаю о последствиях – я касаюсь его руки. Пальцы стальной хваткой берут в плен мою ладонь, до хруста. Больно.

Глаза Николая распахиваются. Они стали полностью темными. Мою грудь сдавливает страх. Он смотрит сквозь меня этими ужасающими глазами и сейчас похож на демона из бабушкиных книг. Эта безумная улыбка продолжает растягивать его губы, будто он насмехается над болью.

– Так… так должно быть? – я смотрю на Магнолию, и она в ответ медленно кивает головой.

Я впервые вижу, как кто-то принимает каменную сыворотку. Значит ли это, что у меня были такие же глаза, только малахитовые, когда я была в отключке? Я была такой же устрашающей?

Из груди Николая вырывается нечеловеческий рык, он сжимает мою ладонь еще сильнее, еще больнее, не спуская с меня пугающих гематитовых глаз. Он видит меня даже сквозь эту пелену, замирает в таком положении на несколько долгих минут.

Он в трансе.

Затем, усмехается. Пальцы Николая слабеют и выпускают мою ладонь. Его глаза закрываются, а голова с каким-то бессилием откидывается на кресло…

Я бросаю косой взгляд на Магнолию. Она стоит возле стола, как будто собираясь что-то в нем найти, но все ее внимание направлено на Николая. Какой бы безразличной она не хотела казаться, на ее лице проскальзывает волнение.

Если Магнолия встревожена… Значит, дело плохо.

Она бесшумно подбирается к Николаю, проверяя его пульс на артерии. Почему она прощупывает его так долго?

Горло пересыхает до боли. Я сжимаю пальцы, которые только что ломали мою ладонь, но они остаются безжизненными. Лицо и губы майора белеют.

Магнолия опускает подбородок.

– Мало крови. Проклятье, – выплевывает она, и со скоростью молнии оказывается рядом с одним из стеллажей.

Я вытираю холодный пот с лица Николая платком. Мне страшно, но я не верю, что все закончится именно так.

Нет… Николай не может умереть.

Он же сейчас откроет глаза и смерит меня своим ненавистным взглядом.

– Николай… – зову я его тихо. – Николай…

Кладу ладонь на его щеку. Она пугающе холодна. Двумя руками я пытаюсь его согреть.

– Подвинься, – теснит меня Магнолия с еще одним шприцом и какой-то прозрачной жидкостью внутри.

Я отступаю. Ноги дрожат и еле держат меня, я опираюсь руками на стол, чтобы не упасть.

Старуха вводит ему что-то еще, и я смотрю, затаив дыхание, готовясь увидеть хотя бы малейшее движение век, но напрасно. Николай остается недвижим.

Спина Магнолии сутулится, пока она вновь пытается прощупать пульс. Она поворачивается и со злостью бросает шприц мне под ноги.

– Это все ты! – она беспощадна.

– Нет… Нет… – шепчут мои губы.

Я проваливаюсь в глубокую яму отчаяния. Оно наполнено густой и липкой беспомощностью.

Перед глазами встает Александр. Он погиб из-за меня.

Теперь, Николай…

– Нет… Нет…

Уши заполняет гул.

Я делаю пару шагов в сторону кресла, но Магнолия грубо толкает меня на пол. Ее жест полон ненависти, но мне все равно. Я подскакиваю и оказываюсь рядом с обмякшим телом майора, в ужасе смотрю на его побелевшие губы.

– Николай! Эй… Давай, вставай. Сейчас же! – я зажимаю его лицо между двумя ладонями.

По моим щекам текут слезы.

– Ты же хотел, чтобы я тебе доверяла, но, если ты умрешь, мне некому будет доверять!

Он холоден, слишком холоден.

Что-то внутри меня щелкает. Малахитовые браслеты на моих руках начинают шептать, заглушая даже фырканье Магнолии. Вот откуда идет этот гул.

Мое тело действует до того, как я осознаю свои действия: я сажусь на Николая верхом и начинаю яростно расстегивать рубашку на его груди. Мой разум продолжает задавать себе вопрос, что я вообще делаю, но оказывается замкнут в голове. Тело перестает ему подчиняться.

Мои руки опускаются на оголенную грудь Николая.

Я закрываю глаза и погружаюсь в его темноту.

Он жив.

Он слаб.

Он здесь.

Я его чувствую, как чувствую и себя в нем.

Моя грудь горит светом, и я беру частичку, чтобы отдать Николаю. Маленькие капельки света перетекают прямо в сердце майора Аркаса, наполняя его и заставляя биться сильнее.

Стук. Пульс.

Я слышу его.

Он сильный и взрывает мозг.

Мне становится жарко…

Когда я открываю глаза, то понимаю, что лежу на Николае, я прикасаюсь щекой к его оголенной груди, и меня обнимают обе его руки.

Живые и горячие руки.

Непонятно, сколько прошло времени… Должно быть я просто отключилась, но он… Его сердце вновь бьется.

Я дергаюсь, чтобы посмотреть Николаю в лицо, проверить, как он, но он сильнее прижимает меня к своей пылающей груди, не позволяя сдвинуться.

Я смиряюсь, и с каким-то тихим наслаждением продолжаю слушать стук его сердца.

Магнолия уже успела расстегнуть ремни и высвободить Николая, однако кажется, что он не собирается вставать и решил провести на этом кресле всю свою оставшуюся жизнь.

Я не буду этому противиться.

Соприкосновение с его голой грудью будоражит мою кровь. Я чувствую приятную расслабленность и негу. Как будто я пробежала круг по острову Горнила под палящим солнцем, и теперь лежу в своей прохладной комнате и отдыхаю.

Я облегченно вздыхаю.

Медленно поднимаю голову, и в этот раз Николай позволяет мне это сделать. Его лицо наполнено жизнью и цветом, губы растягиваются в легкой улыбке. Глаза вернулись в прежний вид, темные и глубокие, манящие в свою бездну.

– Ты спасла меня, малахитница, – когда он смотрит на меня так, единственное, о чем я думаю – это о поцелуе.

И сейчас его рот опасно близко, настолько, что хочется захватить его верхнюю губу своими и попробовать на вкус.

О чем я только думаю? После всего, что только что произошло? Кажется, я сошла с ума…

– Я должна жизнь твоему брату, – шепчу я, облизывая пересохшие губы.

В глазах Николая мелькает что-то непонятное. Он запускает руку в мои волосы и вновь прижимает голову к своей груди.

Я сказала что-то не то? Он же не может меня ревновать? Тем более к своему погибшему брату…

6

Я продолжаю лежать на широкой груди, привыкая к теплоте его тела. Я не понимаю, что произошло и каким образом спасла Николая. Мое тело действовало само по себе, как будто помимо разума есть что-то еще, способное управлять им. Это – то, что разговаривало со мной, когда я приняла свою сыворотку? Это малахит в моей крови? Не понимаю. Смогу ли я повторить подобное?

Но уверена в одном: я продолжаю изучать собственные способности, и мне многое предстоит узнать.

Скрип двери. В гематитную мастерскую заходит Магнолия и оглушает нас своим фырканьем.

– Размурчались, – недовольство сочится в ее голосе. – Вам пора уходить. Лошадку вашу я уже покормила.

Волнение исчезло из глаз Магнолии. Осталась только холодная сталь. Я слезаю с Николая с горящими от стыда щеками. Он же спокоен как самая тихая летняя ночь.

Магнолия кидает в Николая полотенце, и он приходит в движение, нехотя встает с кресла.

– Иди в душ. И ты тоже, – рявкает она мне, бросая еще одно полотенце в мою голову.

– Я не знаю куда идти, – хрипло отзываюсь.

– Следуй со мной, – Николай берет меня за руку, и я чувствую, как тает мое сердце, словно снежинка в горячей руке. – Спасибо, – бросает он напоследок Магнолии.

Мы поднимаемся из подвальной мастерской на второй этаж. Я замечаю, что за округлыми окнами уже темно. Мы заходим в большую просторную комнату, где я сразу же улавливаю шум воды, как будто за стеной находится водопад.

Комната майора Аркаса, гематитника, не могла быть другой. Она – таинственная и роскошная. Огонь свечей отражается в гематитовых камнях, заполняющих пространство. Здесь есть даже кресло, полностью украшенное камнями, и большой письменный стол. Мои глаза разбегаются, и я стараюсь охватить все и сразу. Бросаю взгляд на длинную террасу, где возвышаются грациозные магнолии с темно-бордовыми цветами. Вот о каких деревьях говорил Николай, когда угрожал Магнолии переломать все деревья? Я делаю пару шагов вглубь комнаты в сторону цветущих темных, почти черных магнолий. Даже отсюда открывается вид на вечерний Вереташ. Он прекрасен.

– Это… твоя комната, – констатирую я, поворачиваясь к Николаю.

– Да, – спокойно отвечает он, продолжая наблюдать за мной.

Здесь нет ни одной ненужной вещи. Только самое необходимое и кровать.

О боги… Она огромна. Или я просто привыкла к маленьким койкам в Горниле камня. На кровати – с десяток бордовых, цвета магнолий с террасы, подушек, которые манят зарыться в них поглубже.

Теперь я готова ответить на вопрос Николая, где я хотела бы переночевать.

Здесь. Под этим темным покрывалом с замысловатым вязаным орнаментом. Я подхожу, чтобы потрогать его. Оно сделано вручную.

– Дело рук Магнолии. Она заботится о нашем доме.

– Вашем?

– Моем и Александра.

Николай снимает свою рубашку, и я замираю на вдохе. Оказаться в его невероятно красивой комнате, вечером, рядом с кроватью… С ним, оголенным до пояса… Это не может оставить равнодушной.

Он прекрасен посреди собственного гематитового чертога. Как будто все эти камни делают его еще красивее, сексуальнее и…

– Где душ? – спрашиваю я, заметив, как в глазах Николая разжигается пламя, способное воспламенить все вокруг и меня в первую очередь.

Почему он не отвечает на вопрос? Просто молчит и…

А моя грудь вздымается выше.

Я медленно втягиваю воздух, ощущая головокружительное наслаждение от одного только вида приближающегося Николая. Он срывает стон с моих губ, когда прикасается к ним своими.

Меня будто пронзает молния. Его руки зарываются в мои волосы. Он жадно исследует мой рот, и я тону. Забываю, что мне нужно дышать. Зачем? Он и есть воздух.

Мучительная истома овладевает моим телом, вместе с настойчивыми и такими решительными руками.

– Маленькая малахитница, ты заставляешь меня сходить с ума. Я же просил тебя не делиться своими чувствами…

Неужели, я опять это сделала?

– Ты… ты уверен, что это мои чувства? – шепотом спрашиваю я.

– Нет, – отвечает Николай, и бережно укладывает меня на свою огромную кровать, нависает сверху, покрывая шею нежными поцелуями.

Я обнимаю его, прижимаясь всем телом. Кажется, что я тоже схожу с ума, забывая обо всем…

Однако громкий стук в дверь и недовольное фырканье Магнолии свидетельствуют о том, что она уж точно не страдает потерей памяти и не оставит нас в покое, пока мы не уберемся отсюда.

– Быстрее! – командует она.

Это сумасшествие. Я закрываю глаза и упираюсь двумя ладонями в грудь Николая.

– Майор! Тебе непозволительно опаздывать! – Магнолия продолжает долбить в дверь.

Она словно видит сквозь стены, а может, ей об этом нашептали камни. Она не собирается входить, я уверена. Уже насмотрелась достаточно. Но она не остановится.

– Если Королева сказала остановиться во дворце, значит на то есть причины! Ты не можешь отказать ей.

Причины.

По телу пробегает холодок от мысли, какие это могут быть причины.

– Нам нужно спешить, – шепчу я в тот момент, когда Николай склоняется к моим губам для нового поцелуя.

Но это не останавливает его. Поэтому я убираю одну ладонь с его груди и упираюсь ею ему в шею. Можно подумать, что я собираюсь его задушить, но на самом деле, я просто не даю ему склониться ниже и завладеть моим ртом.

Похоже, это имеет обратный эффект.

Его глаза пугают. В них загорается неудержимое желание обладать.

– Где. Душ? – спрашиваю я под беспощадным темным взглядом. Уверена, если я сейчас не предприму что-либо, Николай не остановится. Нет. Он пойдет до конца, пока не насытится этим безумием между нами.

Неужели он и правда потерял голову? Мы оба потеряли голову. Вот это правда.

Я стараюсь как можно сильнее оттолкнуть Николая, но он не спешит отстраняться.

Он поднимает меня на руки и несет в ванную, где мне приходится широко открыть глаза, чтобы убедиться – я вижу это на самом деле.

Помещение заканчивается каменной скалой, из которой хлещет вода. Это…

Это самый настоящий водопад в доме.

Личный водопад майора Аркаса.

Если в Горниле у нас общие душевые, то здесь…

У меня нет слов.

Николай ставит меня на пол из темного камня и начинает раздевать. Он снимает мой китель и берется расстегивать рубашку, но я останавливаю его.

– Я сама… – робко возражаю.

– Я видел уже тебя, – спокойно отвечает он, и меня накрывает волной возмущения.

Он имеет в виду Пещеру Самоцветов, когда наврал мне, что люди должны заходить туда полностью обнаженными…

Конечно, он видел меня…

Видел, как я, голая, висела над огромной и бездонной дырой. Я поклялась отомстить ему за это унижение. Тогда он оценивающе посмотрел на меня и сказал, что его брату не стоило меня спасать. Что оно того не стоило. Было обидно и… мерзостно.

– Хочешь еще раз убедиться в том, что оно того не стоило? Спасать меня? – слова вылетают до того, как я понимаю их разрушительную силу.

А ведь я просто повторяю его же слова.

Тогда они меня ранили.

А теперь ранят его. Я вижу, как дернулся его глаз от злости.

Я жду, что он опровергнет свои слова.

Но он молчит, смотрит мне в глаза с непроницаемым лицом.

Он никогда не сможет сказать, что брату стоило пожертвовать собственной жизнью ради меня.

Я бы на его месте этого не сказала. От этого становится дурно и противно за неосторожно сказанные слова.

Николай молча покидает душевую комнату с водопадом, унося с собой мой китель.

Лучше бы я молчала…

Я раздеваюсь догола и бросаюсь под воду с таким рвением, будто пытаюсь отмыть себя от чувства вины. Вода холодная, и это заставляет спешить. А еще то, что нам нужно выдвигаться во дворец Королевы. Глинка спрятана в моем мешке, надеюсь, она ничего не натворила. Алина уже там. Неизвестно, зачем она тоже понадобилась Королеве.

Пока я обдумываю, будет ли у меня возможность сбежать во время нашего пребывания в Вереташе, боковым зрением я замечаю движение. Это заставляет меня вскинуть голову.

Николай вернулся к водопаду в свою майорскую душевую.

Без моего кителя.

И без своей одежды.

Он полностью обнажен и смотрит пронизывающим темным взглядом так, будто я должна быть ему благодарна за подобное зрелище.

7

Мое дыхание замирает, рот открывается, руки смыкаются на оголенной груди, пытаясь прикрыть наготу. Вода вдруг становится не холодной… а горячей.

Я отворачиваюсь в сторону и даже закрываю глаза. Но кадр уже запечатлелся в моей голове, поэтому все это бесполезно. Даже если я выколю себе глаза, я не забуду образ абсолютно голого и самодовольного Николая.

Я знала, что он не оставит просто так мой укор. Теперь он пришел поставить меня на место и показать, кто здесь хозяин.

Он.

Это его дом и его майорская душевая.

Конечно, он может здесь делать все, что захочет.

Молчание.

– Ты ни разу не видела мужского тела? – спрашивает он, заставляя чуть приоткрыть один глаз.

Проклятье, он все еще здесь и смотрит прямо на меня, очевидно, наслаждаясь моим смущением.

Видела ли я когда-либо такого обнаженного и горячего мужчину, стоящего передо мной, такой же нагой, как и он? Да еще и так близко, что капли, отскакивающие от моего тела, перескакивают на его…

Нет, конечно!

Я набираю воздуха в легкие.

Николай видел меня. Почему теперь я не могу посмотреть на него? Меня задевает его высокомерие и самодовольство. Кем он себя возомнил? Ах да, майором… Точно. Когда он в таком виде, я почему-то забываю о том, кто он на самом деле. Но даже это не дает ему права насмехаться надо мной.

Я приоткрываю второй глаз и с трудом напускаю на себя уверенный вид, как будто я нисколько не смущаюсь и вижу голые мужские тела каждый день. Внутри все дрожит, но я вижу, как по лицу Николая проскальзывает приятное удивление.

Я осматриваю его таким же оценивающим взглядом, каким он смотрел на меня в Пещере Самоцветов.

И Николай позволяет мне это сделать. Он расправляет плечи, становясь еще выше и шире.

Самовлюбленный нарцисс.

Увиденное убеждает меня в том, что еще немного, и даже водопад здесь вскипит.

Я едва удерживаюсь на подгибающихся ногах, но не подаю вида. Прикусываю свою нижнюю губу, чтобы вернуться в чувство. Я хочу что-то сказать, чтобы с его лица сошла ухмылка, но слова застревают в горле. Взгляд Николая становится хищным.

– Тебе нравится, – утверждает он.

Я собираю всю свою волю в кулак. Я блефую, если так можно сказать. Потому что он прав. Мне нравится, но это – последнее, что я хочу дать ему понять.

– Ты слишком самонадеян, – говорю я своим самым надменным голосом, на который только способна.

Я даже изображаю что-то наподобие ухмылки.

Мое сердце замирает, когда Николай сдвигается с места, но он… проходит мимо, чтобы встать сбоку от меня под струю воды. Теперь мы вдвоем под его водопадом. Если он ждет, что я первая сделаю шаг в его сторону, то он ошибается.

Я убираю руки с груди, наблюдая, как глаза Николая скользят по моему телу. Я подавляю дрожь и выхожу из-под воды так, словно я привыкла разгуливать нагой перед мужчинами. Делаю вид, что равнодушна к его оголенному телу.

Но это неправда.

Поверил ли он мне? Достаточно ли я была убедительной?

Движения даются мне с трудом, потому что все мое тело жутко напряжено. Но я не хочу, чтобы он пользовался моим смущением, и да, я хочу, чтобы он ощутил хотя бы каплю того, что мне пришлось пережить в Пещере Самоцветов.

Я беру полотенце, обматываюсь в него, теперь я смотрю куда угодно, но только не на застывшую рядом со мной фигуру.

– Нам нужно спешить во дворец, – кидаю я перед тем, как выйти из душевой.

В комнате Николая я наконец-то позволяю себе выдохнуть, сажусь на кровать, прижимаю ладони к пылающим щекам и стараюсь убрать из памяти то, что только что произошло.

Раздается стук, и в комнату заходит Магнолия. Она не спрашивает разрешения, но бросает на меня укоризненный взгляд, будто я забыла спросить у нее, могу ли находиться в комнате ее подопечного Николая… Она протягивает мне стопку с одеждой.

– Вот. Оденься, – приказывает она.

А я вспоминаю, что свою одежду забыла в душевой. Нет… Туда я сейчас возвращаться точно не буду.

В стопке я нахожу чистое нижнее белье, штаны, рубашку и свой китель, который выглядит явно свежее. Когда только Магнолия успел поколдовать над ним? Она отворачивается, раскладывая на кровати выглаженную форму Николая.

– Идеально, – восхищаюсь я.

Одежда сидит на мне как влитая, словно сшита по моей фигуре.

– Не обольщайся, милочка. Ты же не думаешь, что ты единственная девушка, которую Николай привел сюда?

В этот момент вся моя радость от чистоты тела и формы куда-то улетучивается.

– Это… форма другой девушки? – растерянно интересуюсь я, пока мое сердце рассыпается на части.

Конечно… Он же майор. С чего я вообще решила, что между мной и Николаем что-то есть? Он просто считает меня своей, но не из-за того, что я ему нравлюсь как женщина, напротив, в Пещере Самоцветов он дал мне понять обратное. Все потому, что я должна ему жизнь за брата. Подумаешь, несколько поцелуев…

– Что, ты уже размечталась, что одна такая? Особенная? – продолжает старуха, не отвечая прямо на мой вопрос.

Становится тяжело дышать, и хочется сразу же снять одежду, которая принадлежит другой. Моя реакция не скрывается от Магнолии, и она довольно улыбается.

Она издевается надо мной… или испытывает. Я не знаю, правду ли она говорит, но и не хочу знать. Слишком больно.

– Благодарю. Должно быть девушки уходят отсюда впопыхах, раз оставляют здесь штаны, – равнодушным тоном комментирую я, и глаза Магнолии сощуриваются на мне.

А потом я вспоминаю, что моя одежда осталась в душевой. Пожалуй, я тоже стану одной из тех многих, забывающих здесь свои штаны…

Я беру в руки свой китель. Уверена, что он – мой, потому что китель каштоуна невозможно подменить: он утыкан индивидуальными усилителями и камнями. В этот момент из комнаты с водопадом выходит Николай, обернутый в полотенце до пояса. Я перекидываю китель через руку и направляюсь к двери. Не хочу на него смотреть. Вообще. Я больше не собираюсь поддаваться его очарованию, пока не почувствую, что на самом деле могу ему доверять…

– Я подожду внизу, – бросаю напоследок и выхожу.

Самоуверенный козлина и старая карга!

Я злюсь, потому что была и правда готова доверять Николаю. Но он просто играет со мной. Развлекается. Я нервно поправляю все еще влажные волосы. Я настолько зла, что готова уйти отсюда одна, и вообще, сбежать. Похоже, это не такой уж и плохой вариант.

Я стою возле лошади, поглаживая ее по холке. И планирую взобраться верхом. Если я сбегу, найду ли я путь в Мавридию? Что будет с Максом, Алиной и Глинкой, которые уже во дворце? С Николаем, который должен доставить меня туда?

Железная рука хватает меня за плечо.

– Позволь, – Николай уже здесь, в идеально отглаженной форме.

Он забирает из моих рук китель, расправляет его передо мной, любезно предлагая свою помощь, чтобы я могла его надеть.

– Успокойся. Я чувствую тебя.

Только этого еще не хватало! Я даже не делилась с ним своими ощущениями! Кажется здесь все против меня, даже мои собственные способности.

Обидно чуть ли не до слез. Я вся дрожу от ненависти на собственные неконтролируемые силы, но отвлекаюсь, когда вижу цепочку гематитовых камней, пришитую ко внутренней стороне воротника моего кителя, скрытую от глаз.

– Что это?

– Эта нашивка гематитников.

Я цокаю языком и бросаю на него недовольный взгляд.

– И какое отношение это имеет ко мне? – спрашиваю я с вызовом, или это еще один из способов "пометить" меня и показать окружающим, что я принадлежу ему?

Он молчит. Подбирает слова. Слишком долго, а ведь нам надо спешить. Я нетерпеливо отвожу глаза в сторону, поворачиваюсь к нему спиной, позволяя Николаю надеть на меня китель.

– Ты теперь… немного гематитница, – произносит он тихо над ухом, и я поворачиваюсь обратно к нему.

– Это какая-то шутка? Это из-за того, что ты ввел в меня гематитовый стержень и маячок, как собаке? Разве такое возможно? Но я еще малахитница, не так ли?

– Ты малахитница. Но в тебе теперь есть силы гематитника, пока держи при себе эту нашивку. Мы поработаем с тобой над этим, я научу тебя ими пользоваться, – он заботливо застегивает на мне китель.

Мысль о том, что он продолжит меня обучать – внезапно будоражит, особенно если не думать, что мы можем умереть в ближайшее время в одной из игр Королевы.

Из дома нам навстречу выходит Магнолия. Она протягивает Николаю маленький сверток.

– Здесь еще две дозы, – говорит она ему, а затем переводит на меня свой черствый взгляд. – Ты введешь ему их. Через три дня вторую и еще через три дня – третью.

Она говорит о сыворотке.

Меня удивляет ее выражение лица. Ее приказ звучит твердо и не допускает возражения. Эта женщина привыкла командовать. Неужели она мне доверяет после того, как рассказала, что я одна из многих? Или у нее просто нет другого выбора?

– Хорошо, – цежу я сквозь зубы и поворачиваюсь, чтобы предпринять еще одну неловкую попытку самостоятельно взобраться на лошадь…

8

Николай смотрит на мои неуклюжие попытки залезть на лошадь около минуты, отчего я чувствую себя крайне унизительно.

Когда его руки все же подхватывают меня и усаживают верхом, я стискиваю зубы, потом сдуваю прядь волос с лица. А он забирается позади.

Почему мое тело так горит? Кажется, что от любого прикосновения, даже самого незначительного, я вспыхиваю изнутри. Это невыносимо. Он невыносим, как и его молчание.

Мы срываемся с места в галоп и несемся во дворец по темным улочкам Вереташа. Сначала по знакомой дороге, затем – проскальзываем в темный горный туннель. Завидев, как расширяется проход, мы втискиваемся в огромную пещеру, она в несколько десятков раз больше, чем Каверна смерти. Когда я смотрела на Вереташ сверху, то не задумывалась, почему не вижу здания, походящего на замок Королевы, ведь он должен быть в самом центре, блистать своей красотой, привлекать внимание и заставлять прохожих любоваться его красотой. Но его не было. Теперь я понимаю, почему.

Дворец Королевы находится в самом центре этой горы. И он прекрасен. Я не знаю, как люди или каштоуны оказались способны на такое, но громадное здание с тысячью окон, украшенное красными огнями, располагается в центре огромной каверны. Огромный муравейник в муравейнике. Словно это гора решила обрасти вокруг здания, как натуральная каменная крепость. Верх строения все же уходит в небо, как будто мы в центре навечно заснувшего вулкана. Королева умеет прятаться. Я даже не смогу предположить, сколько здесь прорыто потайных ходов. Это похоже на гигантский кратер вечно спящего вулкана, в котором возвели дворец.

Я с искренним любопытством рассматриваю высеченные в камне балконы и площадки. Сверху, в отверстие, проникает лунный свет и освещает замок. Сюда нелегко найти путь, так же, как и нелегко отсюда выбраться, особенно если Королева не захочет выпускать.

Это великолепно. Ужасно великолепно, потому что я сейчас рискую никогда больше не выйти из этой горы.

Мы выезжаем на просторную площадь, способную вместить целое войско каштоунов, а затем, спешившись и отдав лошадь слугам, направляемся к парадной лестнице, поражающей величием. Громадные скульптуры, словно застывшие великаны, удерживающие свод пещеры, грозно смотрят на нас сверху вниз.

Впечатляет. Я забываю о своей ревности и стараюсь шагать почти плечом к плечу с Николаем. Он идет решительно, пусть и есть в его движениях скрытая злость, но его присутствие сейчас придает мне уверенности, что я не одна.

Мы вместе. Какие бы отношения нас ни связывали.

На входе стража расступается, заприметив Николая и, очевидно, признав в нем майора. Тут же, на ступеньках, мы встречаем пятерых служанок. С суровыми, пусть и бледными, лицами, явно недополучающими света, они осматривают нас.

Нас ждали.

– Майор Аркас. Малахитница Анна, – приветствует нас одна из них в длинном коричневом платье.

Николай кивает.

– Королева распорядилась, чтобы мы отвели малахитницу в Скарлатную башню, – ее голос звучит фальшиво мило, а содержание фразы заставляет передернуться от страха. – Там для нее приготовлена комната. Прошу. – Девушка указывает мне жестом пройти вперед, а остальные служанки приготовились следовать за нами.

Мои ноги прирастают к полу. Я в ужасе. Зачем столько служанок, чтобы довести меня до комнаты… И тем более, почему в Скарлатную башню? Разве туда она не приглашает только… особых гостей и по особым случаям?

– Я сам могу ее провести, – разрезает воздух холодный голос Николая, и он шагает вперед, закрывая меня собой.

Я нервно сглатываю, когда замечаю, что служанка быстрым рывком преграждает ему путь. Это дерзко.

– Прошу прощения, майор, но таковы указания Королевы.

Эта служанка явно чувствует себя бессмертной или знает, что Николай не посмеет ничего ей сделать.

Из дворца показывается Люциус в сопровождении Костриса и… слишком грустного Макса. Мое сердце перестает биться.

– Аркас, наконец-то вы прибыли во дворец. Позволю напомнить, если вдруг ты совсем перестал отдавать себе отчет, тебя ждут государственные дела и срочное совещание.

– Мы прибыли на ночь, как и предполагалось, Люциус. Никто не сообщал мне о совещании. Не выдумывай проблемы там, где их нет, – отвечает Николай твердым голосом, однако его мускулы напряглись, словно перед прыжком.

– Ну ты же знаешь, что бывают чрезвычайные ситуации. Мы ждали тебя несколько часов, – Люциус бросает косой взгляд в мою сторону. – Или проводить время с твоей подопечной для тебя важнее? – Он едко мне улыбается. – Решил провести ей экскурсию по Вереташу?

Этот Люциус будто следил за нами.

– Тебя не касается то, что я делал со своей подопечной, Люциус, – отвечает ему Николай.

Поверенный Королевы переводит испытывающий взгляд на Николая, словно провоцируя, и ситуация между этими двумя стремительно накаляется.

Кажется, я слышу, как скрипят зубы Николая. Он медленно двигается в сторону Люциуса, следуя за ним. Губы Люциуса расплываются в тонкой и мерзкой улыбке.

Между мной и служебными делами Николай выбрал второе.

Точнее… Был ли у него выбор? Конечно, чрезвычайная ситуация, о которой говорит ему Люциус, должно быть очень важна.

И я могу это понять, но то, что Николай даже не поворачивается ко мне, а проходит вслед за Люциусом, не сказав мне ни слова… Это задевает. Он словно забыл о том, что я здесь, и что пятеро служанок прямо сейчас поведут меня в логово Королевы.

Служанка выпрямляется, словно становясь выше, и вновь указывает мне дорогу. Увы, ведет она в совершенно другой конец парадного входа.

Я снова остаюсь одна… Как на арене… Как в Каверне Смерти…

Теперь я могу полагаться только на саму себя.

Вдыхаю глубоко воздух, словно это мой последний вдох, и следую за служанкой. Четверо девушек идут по бокам, и это не похоже на простое «мы сейчас покажем тебе твою комнату, где ты будешь ночевать», это похоже на конвой особо опасного преступника. Служанки не просто шагают, они маршируют. Я замечаю, что у них неплохая физическая подготовка, значительно лучше, чем моя. Их взгляды холодны, как взгляды убийц, которые даже не моргают, когда наносят смертельный удар жертве.

Сбежать?

Уже поздно куда-либо сбегать.

Все это похоже на огромную ловушку, созданную специально, чтобы никто не заметил исчезновения.

Но я стараюсь делать спокойный и непринужденный вид. Словно я ничего не понимаю, и что внимание Королевы не пугает меня. Пять служанок, провожающих простую малахитницу до комнаты в Скарлатной башне Королевы… Не слишком ли?

Мы поворачиваем за угол. Еще один туннель. Поворот. Коридор. Спуск по ступенькам. Вверх. Все эти ходы путают. Я пытаюсь запомнить дорогу, но вскоре путаюсь окончательно.

Мы входим в помещение, огромный холл. Каменные стены сменяются с серых и коричневых оттенков на темно-красные. Так я понимаю, что мы в Скарлатной башне…

На каждом углу здесь стоит по стражнику-каштоуну. Каждое помещение красивее другого: фрески, драгоценные камни, картины – все говорит о том, что я приближаюсь к логову Королевы.

Я уже в нем.

Когда передо мной открывают высокую дверь в комнату, я нервно сглатываю, потому что она больше похожа на королевские покои, и я не двигаюсь, ожидая, что служанка поведет меня в другое место.

Но служанка приглашает меня внутрь.

Я чувствую себя ягненком, которого откармливают на заклание. Перед глазами всплывает безумная улыбка Королевы… Что она могла задумать? Откуда ждать подвоха? Знал ли Николай, что все будет именно так?

Я прохожу в огромную комнату. Здесь есть даже окна, но за ними темно. Смысл делать окна в склепе? На кровати я замечаю свою сумку. Сдерживаю себя от того, чтобы броситься проверять, там ли еще Глинка.

Я поворачиваюсь к пятерым служанкам, знаю, что они не выдадут мне ни малейшей эмоции, но все же улыбаюсь им. Как я и ожидала, лица девушек остаются холодными, словно их тело не знает, как выразить эмоции. Служанки кланяются и уходят, закрывая за собой дверь.

Я бросаюсь к своей сумке, дрожащими руками распаковываю и просматриваю каждую вещь… Но Глинки нет. Она пропала. Сердце уходит в пятки.

– Глинка… Глинка, ты где? – я не могу поверить, что с ней что-то случилось. И оказываюсь права.

Ящерица выползает из-под королевских подушек.

Я подхватываю ее и плюхаюсь на пол. Прижимаю ящерку к своей груди. Я все же не одна. И, возможно, все не так плохо. Может, я просто много выдумываю…

Отдышавшись и сбросив накопившийся страх, я встаю. Медленно подхожу к окну.

Глаза постепенно привыкают к темноте снаружи. Вскоре я вижу очертания сооружения, освещенного слабым лунным светом, проникающим сквозь горловину горного кратера.

Ноги подгибаются, и мне приходится опереться на оконную раму, чтобы не упасть.

Окна Скарлатной башни выходят на личный сад Королевы.

А внизу, прямо под моим окном, я узнаю темный лабиринт.

Тот самый, который так долго мучил меня в кошмарах…

Тот самый, в котором Николай безжалостно убивал каждого, и где я должна была стать его последней жертвой…

9

Меня охватывает дрожь.

Паника наваливается валуном и придавливает к полу. Я не замечаю, как опускаюсь и сажусь под окном, прижимаясь к холодной стене.

Меня колотит.

Глинка карабкается мне на плечо. Порывистые движения ее лапок дают мне понять, что ящерица тоже нервничает. Я обнимаю свои колени руками.

Это не может быть реальностью.

Пусть все это будет сном…

Пусть это будет бредом.

Может ли Николай быть на самом деле таким жестоким, каким я видела его в кошмаре? Было ли это реально?

Знакомый ужас, который я испытывала каждый раз, когда он приказывал мне убегать от него в этом лабиринте, заполняет тело холодом.

Я стараюсь восстановить дыхание, заново вспоминая, как дышать.

Я должна быть сильной. Это был всего лишь кошмар. Каким образом я видела это место во сне – остается для меня загадкой. Пусть это будет совпадением.

Я стараюсь уговорить себя, но в голову врезается вопрос: смог бы Николай меня убить?

Я знаю ответ.

Смог бы.

Если Королева прикажет, он сделает это.

В глазах темнеет, и я изо всех сил пытаюсь побороть панику. Надо было бежать… Брать коня и скакать прочь из Вереташа… Хотя бы попробовать. Но я последовала за Николаем… Доверившись.

Пусть это будет просто сон.

Я нахожу в себе силы, чтобы подняться и вновь выглянуть в окно. Меня трясет, когда я вижу, что убийственный лабиринт все еще там. Но он пуст. Там никого нет. Нет Николая и других каштоунов.

Еще не время умирать.

Я отхожу от окна подальше, чтобы изучить комнату.

Мои глаза упираются в зеркало. Оно обычное, но его обрамляет знакомая рама из золотистых цветов.

Я в кошмаре. Это то самое зеркало, через которое я проходила и наблюдала за Королевой, пожирающей человеческие сердца… Просто сейчас оно не покрыто рябью и не кажется кровавым морем…

Нет, мое сердце все-таки решило остановиться, потому что я чувствую себя мертвой.

Под зеркалом, на изящном столе с рубиновыми вставками я замечаю блюдо с фруктами, несколько лепешек, варенье и сок. Несмотря на то, что я давно не ела подобного, мой желудок отказывается это принимать.

Меня тошнит.

Я отшатываюсь к кровати и едва не спотыкаюсь о ковер. Страх делает меня слабой и жутко неуклюжей. Мне нужно перестать бояться, пока я не разбила себе нос.

Я знала, что во дворце Королевы не будет безопасно, однако я не ожидала, что она поместит меня в свою Скарлатную башню и… в эти покои.

Случайно я нащупываю в кармане кителя знакомые сахарные конфеты. Я кладу одну из них в рот, перед тем как в голову врывается мысль, что они от Николая… Почему сейчас я думаю, что он мог бы меня отравить?

Однако сладость конфеты немного расслабляет и успокаивает. Я осматриваю всю комнату, как будто это сможет мне в чем-то помочь.

Стук в дверь. Глинка прячется под мои волосы.

– Королева любезно попросила помочь вам подготовиться ко сну, – говорит одна из служанок.

– С-спасибо, – заикаюсь я. – Я с-сама.

Но служанка заходит внутрь без моего разрешения, что только напоминает мне: я здесь не гость. За ней следуют остальные.

– Вы же не можете отвергнуть заботу Королевы. Это было бы очень некрасиво с вашей стороны, – поясняет другая служанка, бегло взглянув на нетронутую еду.

Но с какой стати кадетке нужна помощь, чтобы лечь спать?

Девушки останавливаются передо мной, всем видом показывая свою готовность связать меня, если потребуется выполнить предписание Королевы.

Все как одна смотрят на меня стальным и безэмоциональным взглядом. Это пугает.

Я киваю… Или дрожу. Не знаю.

Служанки принимают это за согласие, которое им и не было нужно.

Одна берет меня за руку и подводит к наводящему ужас зеркалу. Другая достает откуда-то сорочку. Глинка успевает сползти по моим брюкам до того, как ее заметят холодные служанки. Мне помогают снять одежду, оставляя стоять перед зеркалом лишь в нижнем белье. Зачем они делают это так?

Но я не ощущаю стыда или смущения. Все, что я чувствую – это парализующий ужас. После, на меня надевают белую сорочку и расчесывают волосы. Я замечаю, как гребень кладут в шкатулку, так и не убрав с него мои упавшие волосы…

Это подозрительно, но, может, это просто такой ритуал? Они же не будут при мне очищать гребень от моих волос… Все равно странно… Меня не покидает ощущение, что меня исследуют как под лупой.

– Я нанесу на вас эссенцию, чтобы вы могли расслабиться перед сном, – внезапно говорит одна из служанок, заметив следы от укуса полоза на моей шее.

Проклятье.

До того, как я откажусь, потому что не хочу ничего мазать, боясь отравлений или еще каких-нибудь подвохов, служанка достает баночку, открывает ее с завидной ловкостью, я даже не успеваю следить за ее руками… Момент, и крем уже блестит на моей шее, руках и даже ногах…

Мне остается только сжимать зубы.

Перед тем как уйти, две служанки расправляют кровать и приглашают устроиться поудобнее, но удобнее мне было бы спать на ножах или горящих углях.

Поняв, что либо я лягу сама, либо служанки привяжут меня к кровати, я ложусь. Меня накрывают одеялом с таким видом, будто накрывают мертвеца.

Когда дверь за девушками закрывается, я готовлюсь подняться. Однако вместе со звуком закрывающейся двери свет от рубиновых светильников гаснет.

Я сжимаю в руках одеяло, натягивая до самого носа. Темнота пугает, и я стараюсь как можно быстрее к ней привыкнуть. Лунный свет едва проникает сквозь окна. Там… внизу, темный лабиринт, а здесь… ужасное зеркало.

Вскоре на моей груди сворачивается Глинка, и сейчас я ей безумно благодарна за то, что не оставила меня, а пробралась в сумку. Сейчас именно она вселяет маленькую капельку надежды.

Я уговариваю себя, что не буду спать.

Однако…

Я все же погружаюсь в сон.

10

Я оказываюсь во сне. В кошмаре. Я стою перед черным зеркалом в золотой раме с рубинами и наблюдаю, как поверхность начинает плыть рябью, а затем… Я вижу капли крови.

В этом кошмаре все начинается как обычно.

Опять.

Я знаю, что меня ждет.

Знаю, что если не притронусь к зеркалу и не пройду в него, то продолжу до бесконечности стоять перед ним и испытывать ужас.

Стоять… Или действовать, даже зная, к чему это может привести?

Я действую.

То, что я оказываюсь в красном тумане, уже не пугает меня. Не так сильно, как раньше. Хоть в чем-то есть стабильность. А вот к безумному смеху Королевы я никогда не смогу привыкнуть. Меня выворачивает от него наизнанку.

Вот и она. Идеально и ужасно красивая, сидит перед зеркалом и смеется.

Почему-то в этот раз все кажется таким реальным.

Королева достает из коробки человеческое сердце и медленно поедает его. Видно, что она получает от этого неимоверное удовольствие. Как будто это позволяет ей не просто насытить желудок, а удовлетворить каждую клеточку ее совершенного фарфорового тела.

Я продолжаю смотреть на нее.

На грудь давит паника, но я даже не пытаюсь проснуться. Я жду, когда она начнет искать меня, как обычно происходит в моих кошмарах…

Но не в этот раз.

Сегодня она не отрывает глаз от зеркала и кому-то в нем улыбается.

Мне.

Я вижу себя в этом зеркале. Только я не в своем теле, а в теле… ящерицы. Это не Глинка, но ужас все равно накрывает безудержной волной.

Я не могу пошевелиться.

Королева поворачивается и ее руки хватают меня. Жестоко и беспощадно.

– Попалась, – слащаво растягивает Королева, и это кажется вечностью.

Я барахтаюсь и извиваюсь. Почему этот сон не заканчивается?

Почему я оказываюсь замкнута в теле ящерицы?

Королева приближает меня к своему лицу. Ее улыбка окрашена кровью, она безумна…

Все плохо. Все очень плохо.

Я чувствую все, это не сон. Это что-то другое…

Невыносимое мучение и ужас…

– Я так и знала, что это ты, – почти мило говорит мне Королева.

Усмехается.

Она смотрит на меня, замкнутую в этом беспомощно извивающемся тельце ящерицы…

А затем сжимает и давит своими руками так, что я…

Я умираю.

Тело жутко болит.

Сердце выпрыгивает. Я чувствую, как все мои внутренности лопаются…

Невыносимо.

Я просыпаюсь в поту и подскакиваю на кровати, тяжело дыша. Тело ломит нещадно. Это был сон.

Однако…

Надо мной нависает темная фигура. Я медленно и не дыша поднимаю глаза. Королева парит над моей кроватью с красными глазами и жуткой улыбкой на лице. Ее кожа теперь напоминает старый, пыльный и потрескавшийся фарфор.

Я кричу.

Я уверена, что рву голосовые связки от крика, но не слышу его…

Мгновение, и фигура королевы, зависшая надо мной, исчезает. Этого хватает, чтобы я подорвалась с кровати и ринулась в коридор.

Прочь из проклятой комнаты. Дверь распахивается в полутьму коридора. Я не знаю, куда я бегу. Но в эту комнату с кровавым зеркалом и Королевой, висящей надо мной… Я не вернусь.

Почему в коридоре никого нет? Я помню, что здесь на каждом шагу стояли каштоуны или слуги. Но теперь коридор пуст.

Я бегу и понимаю, что никогда прежде не испытывала такого сумасшедшего страха. Я даже не могу разобрать, мой ли это или же кто-то пытается сыграть со мной, напугать и раздавить.

Королева.

Я пытаюсь активировать свои силы, чтобы противостоять этому страху, но оказываюсь бессильна. Эссенции… Их запах показался мне знакомым. Теперь понимаю почему: они пахли как та пыль, что дал мне Макс перед Обточкой и которая помогла мне нейтрализовать временно каменные силы Костриса.

Проклятье.

Я наступаю на что-то склизкое и поскальзываюсь. Падаю, но практически не чувствую боли. Паника вытесняет все и даже остатки разума.

Я бы побежала дальше, но взгляд падает на маленькую тушку, на которой я поскользнулась. Я пытаюсь ее разглядеть, поднимаю… Это раздавленная ящерица.

Это не Глинка, но мое сердце все равно разрывается на части, и слезы все же проступают на глазах.

Я была ею. У меня нет сомнений… Это она… Я знаю, что чувствовало это животное в свои последние мгновения жизни. Меня раздавили вместе с ней.

Боги, это был не просто сон. Я просто видела то, что видела эта ящерица… Я была ею.

Я прижимаю бездыханное животное к себе. Мои легкие и сердце продолжают работать в беспощадно ускоренном режиме.

Я хочу, чтобы все это закончилось.

Но Королева продолжает играть в свои странные и безумные игры…

Я замечаю движение в полутьме коридора и вскидываю голову. Ко мне приближается темная фигура. Медленно, с опаской.

Я подскакиваю и срываюсь в бег. Коридоры Скарлатной башни кажутся нескончаемыми. Я больше не разбираю направлений и не запоминаю путь. Я не думаю о том, что будет, если утром меня не найдут в комнате. Я не могу думать ни о чем, кроме ужаса и желания сбежать.

Чьи-то руки вцепляются в меня и толкают из окна. Я лечу вниз кубарем, расцарапывая себе все. Я не знаю, с какого этажа меня выбросили, но кусты, на которые я приземляюсь, явно смягчают падение. По крайней мере, это было не так больно, как когда королева раздавила ящерицу, через которую я за ней наблюдала… Я хныкаю, сворачиваюсь калачиком на траве, продолжая притягивать к себе обмякшее тело рептилии.

Выберусь ли я из этого нескончаемого дерьма? И как?

Я бросаю взгляд на небо. Луна плывет в глазах от нахлынувших слез. Я прячу тело ящерицы под куст и встаю, чтобы оказаться перед самым входом в проклятый лабиринт…

Нет, я не собираюсь туда входить. Но почему тогда мое тело… Оно делает шаг к входу.

Темная фигура, показавшаяся рядом, выводит меня из странного транса, и я бросаюсь вбок. Я бегу так быстро, насколько способна, не жалея голых ступней.

Я бегу к странному темному лесу внутри горы… Меня все же догоняют и прижимают к дереву. Я слышу, как хрустят мои кости, когда спина резко бьется о ствол.

– Анна… – рычит Николай.

Он здесь, чтобы убить меня, как в тех кошмарах? Они всегда заканчивались одинаково: Николай приказывал бежать от него и прятаться, иначе… Я пытаюсь вырваться, бью его в грудь и даже кусаюсь, пока он не дергает меня за волосы так, чтобы наши глаза встретились.

– Что. Ты. Здесь. Делаешь? – он выплевывает каждое слово с неконтролируемой яростью. – Тебя не должно быть здесь.

По моим щекам текут слезы.

– Ты всегда мне так говоришь, – с трудом выдавливаю я, задыхаясь с каждой минутой все больше.

Он замирает, поэтому я продолжаю:

– Знаешь, сколько раз ты мне говорил это во сне? Здесь… – я перевожу глаза на проклятый лабиринт. – Ты убил их всех… И охотился за мной, как за дичью!

Он на секунду отводит от меня взгляд, чтобы проследить за моим.

– Значит, ты все видела, – как-то обреченно говорит он, но сжимает еще сильнее, причиняя мне боль. Но самое больное – это то, что он ничего не отрицает. – Значит это на самом деле был… ты…

– Пусти, – я все же пытаюсь вырваться, но бесполезно.

В отличие от меня, напуганной и сходящей с ума, Николай тверд и холоден. Как обычно.

– Успокойся, – твердо приказывает он.

Он издевается? Как я могу успокоиться, когда два моих кошмара, мучивших меня так долго, теперь соединились в один и стали реальностью? То, что он продолжает держать меня мертвой хваткой, злит еще больше. В конце концов, меня накрывает отчаянием, и я перестаю трепыхаться в его руках.

– Собираешься убить меня? – шиплю я, как загнанный зверь…

11

– Я не собираюсь тебя убивать, – отрезает он, но его правый глаз дергается, выдавая напряжение.

Я вся дрожу и мне страшно.

– Даже если Королева прикажет? – я нахожу в себе силы посмотреть на него с вызовом.

Николай молчит, по его лицу проскальзывает тень боли, но он тут же ее прячет. Он крепко впивается в мой затылок ладонью, заставляя лоб прислонить к его.

– Я не собираюсь тебя убивать… – повторяет он, и кончики наших носов едва касаются.

Почему его голос не кажется мне таким уверенным?

– Я знаю, что тебе страшно. Но ты должна вернуться в покои. Немедленно, – говорит Николай, убирая волосы, прилипшие к моему вспотевшему лицу.

Я пытаюсь отстраниться.

– Я не вернусь… туда… Нет, – мне не хватает воздуха.

Он не может так со мной поступить… В эту комнату? С тем зеркалом и образом сумасшедшей королевы, нависающей над моей кроватью?

Нет…

Я готова зубами выгрызать себе тоннель в горе, чтобы выбраться из этого проклятого места.

Я хочу сказать что-то еще, но язык не поворачивается.

– У тебя нет выбора. Ты должна. Вернуться. В покои. Доверься мне.

Я мотаю головой, отчего слезы быстрее скатываются со щек.

– Она испытывает тебя. Но ты сильнее этого, слышишь? Сейчас ты возьмешь себя в руки, забудешь, что такое страх, и мы вернемся обратно, – его руки сжимают меня, причиняя боль и в то же время напоминая, что я еще жива, а не валяюсь под кустом как бедная раздавленная ящерица… Я не умерла вместе с ней…

Но он не понимает…

Почему он так жесток?

Николай поднимает голову, чтобы осмотреться по сторонам, и вновь обращает глаза ко мне. Они пусты.

– Это приказ. И ты его выполнишь. Сама или с моей помощью, – теперь его голос стал безжалостно стальным, давая понять, что я не получу ни грамма сочувствия или понимания.

Николай громко вдыхает воздух и выглядит так, будто он ненавидит себя за то, что собирается сделать.

И я тоже его ненавижу.

Потому что я готова умереть, лишь бы не возвращаться в Скарлатную башню.

Я взвизгиваю, когда он сжимает меня в руках и вскидывает на плечо.

И он несет меня… Обратно. В мой кошмар.

Я плачу. Всхлипываю. Однако Николай прижимает к себе так крепко, что у меня нет возможности вырваться. Тепло его тела постепенно передается мне, помогая избавиться от всепоглощающей паники. Я закрываю глаза. Вскоре я сама прижимаюсь к нему словно тонущая кошка посреди горной реки, зацепившаяся за корягу.

Я смиряюсь, но знаю, что никогда не смогу доверять ему так, как мне хотелось бы. Он несет меня в проклятое логово своей безумной Королевы!

От обиды по щекам текут слезы.

Несмотря на темноту Николай очень быстро находит дорогу к покоям, словно знает здесь каждый угол.

Конечно знает. Потому что Королева не один раз приглашала его сюда.

Он служит ей.

Мы заходим внутрь, и Николай усаживает меня на кровать. Я обнимаю свои колени, медленно бросая взгляд на потолок и проверяя, нет ли там Королевы.

Нет.

Николай чиркает зажигалкой. Вспыхивают несколько свечей, освещая проклятое зеркало.

Меня вновь начинает трясти.

– Что тебя напугало? – он уже рядом, поднимает мой подбородок двумя пальцами.

Я поддаюсь его бездонным глазам и позволяю себя загипнотизировать. Да, я боюсь его, но сейчас всего страшнее остаться одной в этом месте.

Здесь я не могу полагаться даже на себя.

Я показываю пальцем на зеркало.

Николай поворачивается в его сторону, внимательно осматривая. Он приближается к нему. Эти секунды мучительны. Я готова его умолять, чтобы он вновь взял меня в свои руки, обнял. Потому что как только он отдаляется, страх накатывает, заставляя сходить с ума, и чем дальше он, тем сильнее это безумие.

Сейчас он просто что-то осматривает, нас разделяет метров пять, а кажется – километр…

Но я не могу найти в себе силы встать и подойти к нему, стоящему рядом с этим проклятым зеркалом. Впиваюсь руками в одеяло…

Николай берет что-то с комода. Это похоже на статуэтку. Он делает несколько шагов отходя от зеркала, а затем ошеломляющий грохот сотрясает комнату. Сначала, мое сердце готово выпрыгнуть из груди, но потом я вижу осколки зеркала, вываливающиеся из рамы и падающие на пол.

Николай разбил его. Он разбил это проклятое зеркало!

Я готова упасть перед ним на колени и благодарить.

Почему я не сделала это сама? Была слишком ослеплена собственным страхом.

Николай подходит ко мне и садится на корточки рядом с кроватью.

Рядом с моими исцарапанными ногами.

– Так лучше? – спрашивает он, смотря снизу вверх и осторожно беря в руки мою лодыжку и заставляя опустить ногу с кровати.

Я киваю с приоткрытым ртом.

Даже если сейчас в комнату зайдет Королева, мне не будет страшно… пока он смотрит на меня так.

Я перевожу свой взгляд на ноги и ужасаюсь их состоянию. Они покрыты мелкими царапинами и грязью, на которую сверху прилипла еще и трава.

Я дергаю ногу на себя, намереваясь спрятать, но горячие пальцы решительно держат в плену мою лодыжку. Не знаю, где он взял полотенце, но сейчас оно появляется в его другой руке, и Николай заботливо вытирает им мои ноги.

Я, в таком жалком и растрепанном состоянии, перед грудой осколков проклятого зеркала, но Николай заставляет меня чувствовать себя его королевой.

Он делает это.

Я медленно вдыхаю воздух, осознавая, что теперь паника оставила место другому чувству, еще более необузданному и заставляющему сгорать заживо.

Делал ли он так с кем-то еще? С Королевой, которая приглашала его в Скарлатную башню? Или только со мной?

Я закрываю свои глаза, удивляясь собственной наивности. Что заставляет меня ему доверять? Делиться чувствами? То, что он копия своего брата, который отдал свою жизнь за меня?

Теперь я чувствую его нежные прикосновения. Я прикусываю губу, чтобы не застонать, когда он делает мне массаж ног.

Майор невероятно нежен, когда хочет, и беспредельно груб, и жесток, когда понадобится… Но сейчас его пальцы скользят выше по моей икре, и я забываю даже о том, что он едва не придушил меня при первой нашей встрече…

Моя грудь предательски твердеет, и из мокрой кошки я вот-вот превращусь в дикую, жаждущую ласки.

Это невыносимо.

Когда я открываю глаза, понимаю: он тоже это чувствует…

Его глаза пожирают меня. Я же готова бесстыдно умолять его пойти дальше.

Но сдерживаю себя, вспоминая, каким он был в моих снах… В том лабиринте за окном. Он горел желанием, и все же, приказывал убегать от него, прятаться… И он охотился за мной, чтобы убить.

Глинка приходит мне на помощь, взбираясь по рукаву сорочки и помогая очнуться от наваждения.

Николай сразу ее замечает, его взгляд способен сейчас превратить рептилию в пепел. Я прячу Глинку под волосы. К моему облегчению Николай ограничивается громким и недовольным выдохом. Все могло бы быть хуже. Он даже не спрашивает, как я пронесла ее во дворец.

– Что именно я видела во сне? Когда ты… убивал… – спрашиваю я, давясь последним словом и наблюдая, как Николай отводит глаза и сжимает в кулаке полотенце.

Он отвечает не сразу.

– Ты видела мою Огранку.

– Ты их… убил на самом деле? – мой голос дрожит.

– Да, – его голос разрезает мне сердце.

Значит мой сон был реальным.

– Зачем?

– У меня не было другого выбора, – Николай продолжает массировать мои ступни, но теперь его прикосновения ощущаются грубыми и слишком давящими.

Я вскрикиваю, когда он делает мне больно. Поняв это, Николай прекращает и поднимается с пола. Он избегает смотреть на меня.

– Но почему… Почему я видела это? Снова и снова.

Фигура Николая замирает. Я не вижу его лица, но мне это и не надо, чтобы понять – он напряжен.

– Ты была в моих снах, – говорит он, не поворачиваясь ко мне. – То, что ты видела, было давно. Так я заслужил свое звание и стал тем, кем являюсь сейчас. Это мои воспоминания, которые продолжают мне сниться…

Он впервые так много со мной разговаривает и рассказывает о себе. Это его попытка заставить меня ему доверять?

Я подбираю под себя ноги и смотрю на разлетевшиеся по ковру осколки зеркала. В них отражается огонь свечей.

– А как же зеркало? Королева будет зла, когда узнает…

– Это не первый раз, когда я разбиваю это зеркало.

Не первый раз. Значит, он был здесь с кем-то еще, возможно, таким же напуганным, как и я…Или он сам когда-то был напуган.

– Почему я была в твоих снах?

Николай молчит. Лимит разговоров с ним кажется исчерпанным. Мне страшно, что он сейчас уйдет и оставит одну. Я впервые чувствую себя настолько зависимой от его присутствия. В грудь закрадывается надежда, что может мне удастся его разговорить…

– Это из-за того, что ты ввел в меня гематитовый стержень? Или из-за маячка? Почему я не контролирую себя, когда делюсь своими чувствами с тобой?

Николай продолжает молчать и стоять ко мне спиной. Мне хочется бросить в него подушкой, чтобы он повернулся. Я хочу видеть его глаза!

– Это из-за того, что я вижу в тебе твоего брата, который меня спас? Из-за Александра? Потому что я чувствую себя обязанной ему за то, что он отдал за меня свою жизнь?

Я знаю, что причиняю боль Николаю своими догадками и напоминанием о его утрате, но я хочу знать. Почему мы с ним так связаны? И еще я хочу, чтобы он повернулся ко мне!

И он поворачивается.

Его глаза бесчувственные и тусклые.

Это пугает.

Когда он приближается ко мне, я инстинктивно отползаю на другой конец кровати.

Он хмыкает.

– Ты боишься меня, – он так и не отвечает на мой вопрос.

Я киваю.

– Если бы на моем месте сейчас был Александр, было бы тебе страшно?

Я отрицательно качаю головой.

– Он спас меня. Как я могу его бояться? – я тут же прикусываю себе губу, когда вспоминаю, что и Николай несколько раз спасал меня… Но это было… грубо.

– Ты тоже меня спасал… – я сразу поправляюсь, когда вижу проблеск ярости в его глазах. – Но… ты делал это, чтобы… Чтобы смерть твоего брата не была напрасной.

– Ты права. А еще я делал это, чтобы твоя жизнь стала невыносимой, – я слышу злость в его голосе. – Достаточно ли невыносимой стала твоя жизнь, маленькая малахитница?

Моя шея горит от волнения.

– Достаточно, – выдавливаю я.

По крайней мере, он не оправдывается. В груди все клокочет, и я даже не знаю почему.

Николай подходит к софе, снимает свой китель, ловко сворачивает его и кладет на спинку.

Его жест обнадеживает, значит, он не собирается уходить, однако…

– Что ты делаешь?

– Раздеваюсь, – зло отвечает он.

– За-зачем?

– Я не собираюсь спать в одежде.

– Ты собираешься спать… здесь?

– А ты хочешь, чтобы я ушел?

– Нет, – выдыхаю я.

– Тогда чего же ты хочешь? – Николай бесцеремонно откидывает одеяло, избегая смотреть на меня.

Он собирается лечь со мной в кровать в одном нижнем белье.

– Не смотри на меня так, будто не видела меня голым, – дразнит он. – И будто ни разу не спала со мной в одной кровати.

Мой рот открывается, но из него не вылетает ни слова.

– И потом, как думаешь я объясню, что провел ночь в твоей комнате?

– Ты собираешься сказать, что… спал со мной?

– Нет. Я собираюсь сказать, что преподавал урок своей подопечной и всю ночь учил ее тому, как положено вести себя в Скарлатной башне.

Я умоляюще морщу нос, а на лице Николая появляется улыбка. Это длится мгновение, но мое сердце успевает пропустить удар.

– Я буду здесь, с тобой. Я никуда не уйду. Просто перестань меня бояться.

Легко ему говорить, это не он прятался во сне в черном лабиринте… Он не видел себя, когда охотился за мной…

Я устраиваюсь на подушке, визуально разделив кровать пополам, но Николай решает сразу же нарушить стену, мысленно возведенную мной. Секунда, и я оказываюсь прижатой к его груди.

– Это чтобы ты не убежала среди ночи, – поясняет он, прижимая к себе стальной хваткой. – А теперь спи. Может, это твоя последняя спокойная ночь.

Я приподнимаю голову и заглядываю в глаза. Неужели он может так спокойно об этом говорить?

Он замирает, смотря на меня несколько слишком долгих секунд.

– Не смотри на меня… так, – его голос звучит слишком низко и отдает приятной вибрацией в моем теле. – Если не хочешь… чего-то еще, – добавляет он, и я послушно склоняю голову на его грудь.

Молчу и слушаю биение его сердца. Внутри я чувствую спокойствие от того, что он все-таки здесь, не ушел.

Все это могло бы быть романтичным, если бы мы не находились в логове безумной Королевы…

12

Николай

Маленькая малахитница сладко спит на моей груди.

Так спокойнее. Ей. Мне.

Я чувствую.

Она дает мне это ощутить.

Ее невозможно оставить ни на минуту без того, чтобы она не оказалась в смертельной опасности… Однако каждая минута рядом с ней становится мучительным и томительным искушением…

Я пробовал делать невозмутимый вид, не обращать на нее внимание, держаться подальше, игнорировать то, как она на меня влияет и что заставляет чувствовать… А ведь после смерти Александра я уже не думал, что способен ощущать что-либо кроме ненависти и яростной жажды убивать…

Она даже не подозревает, каких усилий мне стоит сдерживать себя, особенно сейчас, когда ее рука протянулась вперед, обнимая меня крепче.

Пока мы во дворце, я буду вынужден держать ее при себе. Ей это не понравится… Знаю. Она меня боится. А вот я не против.

Чувствую себя улыбающимся идиотом, прыгающим со скалы.

Я долго играю с ее мягкими волосами, вдыхая аромат. Пахнет до безумия приятно и сладко…

Если бы Анна могла представить, какие картины проскальзывают сейчас в моей голове, то сбежала бы вновь.

А в моих мыслях мелькает многое… Начиная от того, как я разношу Скарлатную башню в пыль, и заканчивая тем, как упиваюсь Анной на остатках этого проклятого места.

Как же я его ненавижу…

Как и ненавижу то, что мой брат лежит здесь в глубоком сне уже который год, а единственная надежда его вернуть – это Королева, которая получит свои так желаемые Рубиновые пещеры.

Спать мне нельзя, есть риск, что малахитница вновь окажется в моем кошмаре. На сегодня она уже получила достаточно переживаний… Что до Королевы… Ее методы изучать своих подданных и испытывать их – не могут не ужасать. И я, как никто другой, знаю, что выдерживают единицы.

Теперь Королева спешит. По словам Люциуса и по моим наблюдениям, охрана дворца была усилена, я уверен, это связано со сбежавшим змеем. Королева опасается его. Более чем – она его боится.

В голове проскальзывает план, благодаря которому Анна сможет быть отдалена от всего этого… Дворца, Горнила Камня, войны… Согласится ли она на него? Я не буду спрашивать. Даже если она никогда с этим не смирится и возненавидит меня еще больше, я намерен сделать это, надеясь, что смогу спрятать Анну или хотя бы временно оградить от опасности…

Я верю, что Королева даст свое разрешение, потому что я дам ей то, что она так хочет. А именно, Рубиновые пещеры. Теперь, когда верные мне воины поймали четырех магов Мавридии, и один из них согласился сотрудничать, чтобы провести нас в тыл, у меня есть четкий план.

Допрос был не быстрым, зато удачным. Правда, я едва успел к тому моменту, когда Анна направлялась в лабиринт, чтобы перехватить ее. Мне жутко повезло уберечь ее от очередных неприятностей, в которые она продолжает ввязываться.

Будет ли Королева рада новостям и плану, который я представлю завтра? Несомненно. Однако никому не дано понять, что именно у Рубиновой на уме.

Я знаю, что она неспроста поселила Анну здесь. Королева подозревает, а возможно, уже знает, что Анна – маг, поэтому собирается использовать ее в своих целях…

Но знает ли Королева, что малахитница не просто маг?

Анна из древнего рода Калазиас…

Надеюсь, что Рубиновая этого не узнает, иначе сделает из нее оружие.

Пятый стихийный клан Мавридии, способный управлять эфиром и остальными четырьмя стихиями. Он был когда-то сильнейшим из кланов. Но зависть и страх не чужды правящим надменным и самоуверенным магам. Они, как и все остальные, боятся тех, кто сильнее их, боятся потерять собственную власть, поэтому делают все, чтобы уничтожить угрозу.

Триста лет назад Совет кланов лишил эфирных магов магической силы за их преступления и полностью изгнал их из Мавридии. Сомневаюсь, что преступления на самом деле имели место быть. Причиной стали банальные страх и зависть к сильнейшему клану, не чуждые миру магов.

Змеиное гнездо, похлеще каменного!

Они заслуживают противника в лице Королевы и ее Каменного войска.

Калазиас…

Я сразу почувствовал, что она не просто человек.

В лазарете, при первой нашей встрече, мне было достаточно ощутить, как бурлит ее кровь в венах. Это не была человеческая кровь. Но я не ожидал, что она – одна из древнего, изгнанного своими же, рода Мавридии.

Возможно, мне стоило убить ее сразу, до того, как она украдет мое сердце и станет моей головной болью.

Мне повезло узнать об этом всем от мужа Магнолии, который оставил после себя достаточно древних коллекционных книг и трофеев с завоеванных земель.

Знает ли об этом Анна?

Возможно, что-то она начинает подозревать.

Рано или поздно правда выплывет наружу, я уверен. Но вместе с этим она станет ходячей мишенью. И для Королевы, и для четырех правящих кланов Мавридии. Особенно когда они поймут, что каменная сила начала пробуждать в ней магическую… Как бы совет ни лишал сил древний род, природа найдет лазейку через поколения…

Только вот здесь особый случай.

Анна стала гибридом. Насколько это будет опасным для этого мира и для власти сильнейших – предстоит еще выяснить. Остается понять, как помочь ей это освоить, прежде чем она найдет смертельные проблемы себе на голову.

Спрятать. Ее надо спрятать от всего этого.

Маленькая малахитница вновь двигается. В этот раз она поворачивается ко мне спиной, и это испытание требует всей моей выдержки. Ее зад задевает мою и без того разгоряченную плоть… Я понимаю, насколько слаб перед ней, когда прижимаю ее к себе сильнее, целуя ее волосы.

Я готов поклоняться ей и ее телу целую вечность… Я готов сделать ее королевой. Но она видит во мне всего лишь монстра.

Она оказалась права: ее связь со мной… это из-за Александра. Она подсознательно доверяет мне, просто потому что мы похожи. Она беспрепятственно делится со мной своими чувствами, потому что видит в нем меня…

Больно ли мне от этого?

Нет.

Это лишь разжигает во мне желание сделать ее своей. И завоевать малахитовое сердце так же, как она сделала с моим.

Тело Анны оказывается податливым, она вжимается в мою грудь и не только, словно умоляя и прося ласки. Но она спит.

Это настоящее испытание, похлеще Огранки и всего, через что я только проходил.

Я понимаю, что не могу так больше, и пытаюсь убрать руку, возможно, встать и походить по осколкам разбитого стекла, чтобы прийти в себя и протрезветь от дурманящего лесного аромата ее волос, но сонная маленькая малахитница сжимает мою руку, не позволяя ее сдвинуть.

Я стону как подросток.

Что она видит в этом сне? Точно не Королеву, потому что ее пульс пусть и бьется часто, но не от страха, а от возбуждения.

Она видит Александра? Или меня?

Не важно. Я сделаю все, чтобы ей снился только я, но сначала нужно, чтобы она забыла про проклятый лабиринт…

Она вновь выгибается мне навстречу. Я не выдерживаю и целую ее в шею. Она тихо стонет. Это сводит меня с ума.

Она словно зовет меня, но я знаю, что малахитница не готова к тому, что я собираюсь ей дать. Она маленькая и неопытная, даже если и хочет казаться другой. Возможно, ее чувства предназначались Александру, но она дала почувствовать их мне. У нее не получается спрятать их от меня. И я этому даже рад, не буду скрывать, хоть по началу меня это жутко раздражало.

Проблема лишь в том, что я никогда не стану таким добрым и милосердным, как мой погибший брат. Только он помогал мне сохранить крупицы человечности. А теперь… это делает она.

За окном начинает светать, но есть одна особенность: света здесь все равно недостаточно. Гребаная мрачная Скарлатная башня.

Анна поворачивается ко мне лицом. Она довольно улыбается во сне. А я понимаю, что мне плевать на свет, если есть она. Даже в самом непроглядном мраке она светит ярче солнца. Маленькая малахитница. Моя. Даже если она еще не смирилась с этим и вряд ли смирится с тем, что я намереваюсь сделать, я не собираюсь оставлять ей выбора.

С какого момента я так помешался на ней?

Анна открывает глаза и встречается со мной взглядом.

Вот с этого.

Когда одним движением ресниц она способна свести меня с ума, взбесить или заставить желать прикоснуться к ее губам.

Однако улыбка сползает с ее лица, заставляя меня окаменеть.

Она словно увидела монстра.

Меня.

– Как спалось? – спрашиваю я, зная ответ.

Ей спалось хорошо рядом со мной, даже если во сне она видела кого-то другого.

13

Анна

Я почти готова поверить, что ему на самом деле интересно, как мне спалось, и что он ждет ответа. Однако в его глазах я читаю наглую уверенность в том, что спалось мне очень хорошо, его самодовольная улыбка это подтверждает.

Он знает. И он прав.

Я на самом деле спала без кошмаров.

Наоборот… Мой сон оказался настолько горячим, что сейчас я чувствую себя неловко. Просыпаться в постели с тем, кого впустила в свои девчачьи мечты, но с условием, что он об этом не узнает. Эта близость слишком опасна.

Его довольное лицо как будто намекает, что он обо всем уже успел догадаться. Боги, надеюсь, что я не была в его сне… Потому что я сгорю от стыда, если он узнает, о чем я его просила…

– Спокойно, – успокаивает он меня, явно ощутив мое смущение. – Я не знаю, что тебе снилось, но выглядело это… соблазнительно.

Он берет мою ладонь в свою руку и нежно целует.

– И ощущалось… также.

Я прикусываю нижнюю губу, закрываю глаза и отворачиваюсь в сторону. Почему с каждым разом я все меньше контролирую свою связь с ним? Разве не должно быть наоборот? Разве я не должна была научиться наконец-то блокировать свои чувства, прятать их?

– Ты не спал? – хрипло интересуюсь я.

– Нет. Иначе ты оказалась бы в моих кошмарах, – он приподнимается, чтобы посмотреть мне в лицо и захватить прядь моих волос.

Мне нравятся его прикосновения. Тем более что это продолжает сон, в котором Николай был нежным, заботливым и таким ласковым. Я закрываю лицо ладонями, как будто это сможет скрыть от него мои чувства.

Это начинает сводить меня с ума.

– Тебе всегда снятся кошмары? – я пытаюсь переключиться.

– Мне снится всего один. И ты уже знаешь какой, – спокойным голосом отвечает Николай, но я чувствую, что ему это не нравится.

Ему не нравится, что я попадаю в его сон. И мне тоже не понравилось бы…

– И ты отказываешься спать, чтобы я не попала в твой кошмар?

Он молчит. Просто смотрит в мои глаза и трогает волосы. Его взгляд проникает так глубоко в меня, что я теряюсь во времени и пространстве.

Стук в дверь.

Служанки заходят в покои по очереди, ступая на осколки хрустящего стекла и кроша его. Они нисколько не удивляются увиденному, как будто уже знали, что их ждет.

Сомневаюсь, что убираться будут они.

Я собираюсь приподняться на кровати, но Николай припечатывает меня в теплую подушку своей рукой, продолжая разглядывать мое лицо, как будто над нами не стоят пятеро служанок с убийственным видом.

– Анна, Королева любезно прислала нас, чтобы помочь вам одеться. Майор Аркас, какая приятная неожиданность видеть вас здесь, – холодно чеканит слова одна из них.

Ее голос говорит о том, что она даже понятия не имеет, что значит слово «приятный». И я начинаю дрожать.

– Передайте Королеве благодарность за заботу о моей подопечной, а также то, что ее поручение я выполню лично. Вы можете идти.

Николай садится на кровати, показывая голый торс служанкам, пока я натягиваю на раскрасневшееся лицо одеяло.

Служанки медлят, а Николай нарочно поворачивается ко мне, словно желая продолжить вытворять со мной нечто порочное. Он захватывает одеяло двумя пальцами, чтобы не позволить мне спрятаться в него с головой.

Он продолжает смотреть прямо мне в глаза. Властно и извращенно.

Удаляющийся хруст осколков дает понять: служанки направились к выходу, очевидно не желая становиться свидетельницами развратной сцены, на которую намекает Николай.

Как только дверь за ними закрывается, он наконец-то разрывает зрительный контакт, а затем быстро встает с постели.

– Сегодня тебе не позволено отходить от меня ни на шаг, понятно? – твердым голосом говорит Николай, одеваясь. – Ты даже можешь носить с собой мерзкую тварь, но не отдаляйся от меня.

Я киваю, потому что в горле пересохло и не удается отлепить язык от нёба.

Он имеет в виду Глинку… Не ожидала, что он сам на это согласится.

Я наблюдаю за его быстрыми движениями, пока он одевается. Я все еще ощущаю себя неловко от того, что вновь проснулась с майором в постели. Для меня это необычно, даже если, между нами, ничего не было… Все же.

Поборов смущение, я следую его примеру и одеваюсь, стараясь делать это решительно и быстро… как он. Это помогает отвлечься от волнения перед неизвестностью дня. Сегодня нам предстоит встретиться с Королевой, и никто не знает, чем закончится эта встреча.

Перед выходом Николай окидывает меня довольным взглядом, словно оценив скорость моих сборов. Мне было когда потренироваться. И это он еще не знает, что Глинка спряталась за моим воротником, под волосами.

Мы петляем в коридорах королевского дворца и вскоре выходим на просторную кухню с двумя большими столами посередине. У стены там, где горит огонь и кипит вода, орудует повариха.

Она сразу замечает нас, кивает и приглашает за стол.

– Майор! – уважительно кланяется она ему и тут же прекращает свои дела, чтобы придвинуться к нам поближе. – Чего вам приготовить? – Она с неким любопытством разглядывает меня.

На ее губах лукавая улыбка, как будто она уже знает все возможные дворцовые сплетни.

– Две яичницы с сыром, – отвечает Николай, одаряя женщину сухой, но вежливой улыбкой.

Повариха продолжает смотреть на меня, словно любуясь на какой-то экзотичный цветок. Я смущаюсь и смотрю в окно, в пол или куда-то еще.

– Две яичницы с сыром, Ванесса. Пожалуйста, – повторяет Николай, и его голос на этот раз звучит громче и настойчивее, напоминая поварихе о личных границах.

Она кланяется и возвращается к плите, доставая из корзины на нижней полке несколько свежих яиц.

Из коридора слышится гул голосов. Почему-то они мне кажутся… детскими. Задорными. Я слышу смех. Вскоре на кухню врывается толпа из девочек и мальчиков. Им по семь-десять лет.

Что здесь делают… дети?

– Тише-тише! Майор завтракает! – с ходу успокаивает их Ванесса, но Николай делает ей знак, чтобы не беспокоилась об этом.

Однако дети замирают с широко раскрытыми глазами. Я смотрю в их глаза, и мне кажется невероятным видеть толпу детишек, а их около тридцати человек, в этом жутком месте.

– Давайте, проходите, рассаживайтесь, – в дверях появляется мужчина, он в форме каштоуна, напоминающей мне форму Алины.

Моя подруга показывается из-за спины этого мужчины и замирает в ужасе, увидев меня.

Мой рот приоткрывается от удивления.

Я замечаю, как Николай напрягается, но на его лице непроницаемое выражение, как будто мы находимся одни в этом помещении.

– Ну же, – командует мужчина. – Рассаживайтесь! – он почтительно кивает Николаю, и тот отвечает ему тем же.

Дети слушаются, чуть ли не на цыпочках проходят вперед, сторонясь меня с Николаем и бросая косые взгляды. Я встаю, чтобы подойти к подруге, но она, словно застеснявшись чего-то, опускает взгляд в пол и делает вид, что слишком занята детьми. Она помогает им найти место, расставляет миски с ложками и даже им улыбается.

Я понимаю, что слишком долго стою, когда Николай дергает меня за руку, заставляя сесть на скамейку.

– Потом с ней поговоришь, – говорит он.

– Ну, с добрым утром! – рядом со мной усаживается лейтенант Даларас.

Теперь я зажата между ней и Николаем.

– Вы уже успели взбодрить всех придворных, – сообщает она мне, ядовито улыбаясь. – Хорошо спалось?

Возможно, она хочет меня чем-то задеть, но сейчас все мое внимание приковано к этим детям и Алине, которая заботится о них. Это то, что она от нас скрывала? Но почему?

Кухня наполняется детским гулом.

– Откуда здесь дети? – спрашиваю я, не знаю у кого, но отвечает мне Даларас.

– А, эти… Это дети Ее Величества Королевы, – отвечает она.

– У Королевы есть дети? И их… столько? – я более чем удивлена.

– Ох… – Даларас делает вид, как будто она о чем-то очень сожалеет. – Так ты не знаешь об этом… Это дети придворных и воинов. Тех, кто воспользовался правом на пару. Своим верным и отличившимся подданным Королева дает право выбрать себе пару, которой она гарантирует безопасность и полную неприкосновенность. Однако… есть нюанс, – Даларас улыбается так ехидно, что мне становится больно еще до того, как она продолжит, – избранные в пару теряют статус, любое воинское звание, достижения… Они становятся наседками, вынашивающими яйца для Королевы. А дети, рожденные в паре, принадлежат Королеве, которая их воспитывает и тщательно стирает память, чтобы они не вспомнили о своих родных.

Я давлюсь воздухом.

– И избранные на это соглашаются? Как можно… Отдать детей? – внутри меня все холодеет.

Они не просто отдают детей Королеве… Они позволяют стереть им память…

– Чего только не сделаешь ради любви, – доносится сверху голос Ванессы, очевидно успевшей подслушать наш разговор.

На ее лице сияет мечтательная улыбка, а меня передергивает. Передо мной опускается яичница с сыром, но аппетит уже пропал.

– Разве… разве это можно назвать любовью?

– А как же? Ты жертвуешь всем, даже детьми, ради того, чтобы быть только с ним и служить только ему.

– Похоже, это называется рабство, – поправляю я Ванессу.

Я встречаюсь взглядом с Алиной, но она виновато опускает глаза.

– Но разве это плохо? – продолжает доказывать мне обратное Ванесса. – У сильного мужчины должна быть женщина, которая будет для него делать все. Которая позволит себе раствориться в нем… – Кухарка едва не кружится в танце, а я чувствую рвотный позыв.

– Только представь, ты можешь быть с ним, посвящать себя ему, тебе не нужно больше проходить через присягу или Горнило, не нужно служить, не нужно бросаться в бой, сражаться, рисковать, все что ты делаешь – это радуешь своего мужчину! И даже если с ним что-то случается в бою, Королева гарантирует тебе достойный остаток жизни и даже пособие и приличную работу.

– Но дети?! Как можно отдать детей? – я задыхаюсь.

– Почему бы и нет? Так ты можешь быть уверена в том, что твои дети станут каштоунами, высокопоставленными чиновниками или военными. И потом, их отдают с пяти лет, до этого ты имеешь право нянчиться с ними. Их учат лучшие. Их кормят лучше. Ты посмотри на них, я каждый день готовлю им завтрак с любовью, и никто из них не рвется к родителям.

– Может просто потому, что они их не помнят? – хриплю я, пока мое сердце рвется на части.

Николай роняет вилку, что очень странно для него. Ванесса тут же бежит за новой и чистой, услужливо пыхтя.

Даларас фыркает.

– Если у тебя пропал аппетит, я могу доесть за тебя, – говорит она, но теперь в ее голосе нет ехидства.

Я киваю, подвигая к ней тарелку, а сама продолжаю наблюдать за детьми. У меня наворачиваются слезы. Я вспоминаю, каково это, не помнить кто ты, не помнить лиц своих родных… Это больно. И пусть сейчас дети кажутся довольными, сытыми и даже радостными… Они не помнят, что такое семья и теплота родителей. Мне больно за них.

Конечно, Королеве потом легче сделать из них верных псов.

Кстати… о верных псах.

Я поворачиваюсь к Николаю, чтобы заметить его окаменевшее лицо. Он тоже так и не притронулся к еде. Это настораживает.

Я все же решаюсь встать и подойти к Алине. Она понимает, зачем я направляюсь к ней, и сама встает мне навстречу. Затем берет мою ладонь и уводит в сторону.

– Алина. Я не понимаю. Почему ты… здесь, с детьми? Это поэтому тебя постоянно вызывают из Горнила? – спрашиваю я, пытаясь посмотреть ей в глаза, но она их прячет.

– Прости, Анна, я не хотела вам рассказывать… Вы бы… отвернулись от меня, если узнали.

– Узнали о чем? Алина. Мы договорились, что мы сестры, помнишь?

Я пытаюсь ей улыбнуться, но получается слабо. Меня пугает то, что она таит от меня и остальных. Руки Алины становятся ледяными.

– Я… я здесь, чтобы очищать память детей от воспоминаний об их родителях, – она говорит это слабо, с болью.

И я чувствую это.

Крепко сжимаю ее ладони.

Она ждет моей реакции. Проблема в том, что мне нечего ей сказать. Я даже не могу ее поддержать или найти слово, которое бы утешило ее боль.

– Ты… – начинаю я, замечая, как глаза Алины становятся влажными.

– Я так и знала. Прости, мне нужно возвращаться. Им… больно, когда они… вспоминают, – она выдергивает свои ладони из моих рук и уходит.

Я стою, застыв от ужаса услышанного… От того, через что проходят эти дети… Их родители… Алина…

Голова кружится. Я поворачиваюсь и замечаю стоящего рядом Николая.

Он мрачнее, чем обычно. Был ли он одним из этих мальчиков? Это жестоко. В его взгляде чувствуется лютый холод, который заставляет каждый сантиметр моей кожи мгновенно покрыться мурашками.

– Нам пора, – он проходит вперед, и я понимаю, что должна последовать за ним.

Я не осмеливаюсь ничего спросить, переваривая увиденное и услышанное. Мы идем молча, пока не проходим рядом с окном, выходящим на сад Королевы и ужасающий лабиринт… И я вспоминаю о тельце бездыханной ящерицы, которое все так же лежит под кустом.

– Николай… – тихо зову я его по имени, и он немедленно поворачивается на мой голос.

Я запинаюсь, потому что сомневаюсь, что он одобрит то, о чем я хочу его попросить. Его глаза говорят, что он все же готов меня слушать.

– Вчера… До того, как я… Ты нашел меня в саду, – мой язык заплетается, как будто я разучилась разговаривать.

А может, я просто не знаю, как ему объяснить то, что произошло со мной в теле ящерицы, и стоит ли.

– Я случайно поскользнулась на ящерице и… убила ее.

Я все-таки решаюсь сказать часть правды. Не факт, что он отнесется хорошо к тому, что я могу перемещаться в тело ящерицы и следить за Королевой… Это может навести его на мысль, что я маг. Сначала мне стоит узнать его отношение к магам. Все-таки именно с ними он сейчас ведет войну. Каштоуны на простых людей смотрят как на предателей, что уже говорить о магах?

Николай слушает, как ни странно, очень внимательно.

– Удивительно, как ты не убилась сама, – его голос напитан сарказмом, и это неприятно отзывается в груди.

Он не поймет. Он командует каменным войском, что для него простая ящерица?

– Я просто хотела ее… похоронить, – я смотрю в пол, ожидая усмешки, но ее не следует.

– И как ты собираешься это сделать?

– Я оставила ее под кустом, когда выпала из окна. Напротив входа в лабиринт.

– Ты… Выпала. Из окна?

Я поднимаю на него глаза. Значит, он был не единственной темной фигурой, которая гналась за мной ночью. Там был кто-то еще, и не удивлюсь, если это были служанки… Или сама Королева.

– Да.

– Почему ты мне об этом не сказала? – он осматривает меня, будто в поисках переломов, даже несмотря на то, что, должно быть, изучил мое тело еще ночью.

– Ты не спрашивал…

– Ты уверена, что выпала сама?

– Я была очень напугана… но не уверена. Я оставила ящерицу прямо под кустом.

Замечаю, как напряглись черты лица Николая.

– Пойдем, – говорит он мне, переплетая наши пальцы.

Как только его не смущает такое отношение к собственной подопечной, или он делает все возможное, чтобы все узнали, что я его?

Собственность.

Но не важно. Главное сейчас, что он все же не отказался от моей странной просьбы.

Мы спускаемся вниз, к саду Королевы. Я иду позади. Везде уже стоят стражники, которых ночью не было. Перед выходом в сад я замираю, но Николай настаивает.

Мое дыхание замирает, когда я вновь вижу этот лабиринт. Сейчас он выглядит не менее зловещим, несмотря на то что солнечный свет, льющийся из отверстия горы, освещает его лучше, чем лунный. Но я чувствую себя уверенней. В конце концов, я даже смогла вернуться в зловещие покои и поспать, пусть и не без помощи Николая.

Я нахожу куст и… тело бездыханной ящерицы. Николай просовывает мне кусок бумаги, чтобы завернуть труп, и я беру его с благодарностью. Мои глаза набухают от слез, но я их сдерживаю.

– Спасибо, – тихо отвечаю я, но вкладываю многое в это короткое слово благодарности: для меня на самом деле много значит его согласие помочь.

Я была в этой ящерице и знаю, что она чувствовала перед смертью. Это было ужасно…

– Нам лучше похоронить ее в другом месте, – говорит он, бросая холодный взгляд на лабиринт, прежде чем направиться ко входу в Скарлатную башню.

Я хотела бы иметь такую же железную выдержку, как и он. Либо же у него каменное сердце.

Кладу тельце ящерицы, обернутое в бумагу, в свой карман и тороплюсь за ним. К моему облегчению мы проходим помещения, прилегающие к башне, и направляемся к той части подземного замка, которая мне еще не известна.

14

Анна

Мы проходим мимо тронного зала, я заглядываю мельком, он кажется огромным, особенно по сравнению с тем, в котором мы проходили присягу. Слуги, протирающие здесь пыль, подобны мелким муравьям. Сворачиваем по коридору в зону рабочих кабинетов рядом с военным залом совещаний.

Пол в этой части дворца выложен черным мрамором, а стены украшены фресками с изображением сцен сражений. Я замечаю, что на них всегда присутствует красная фигура – Королева. Она изображается подобно богине, летящей над всеми и слишком яркой, бросающейся в глаза.

Неужели она тоже участвовала в битвах? Какая она в сражении? На что способна, раз пользуется таким почитанием и благоговением подданных?

Кабинет Николая оказывается просторным помещением с высокими потолками. Массивный стол из темного дерева идеально убран и скромен, на нем минимум принадлежностей. Выделяется только пачка писем и бумаг.

Две из стен заполнены книжными полками до потолка, здесь есть даже лестница, чтобы добраться до самых верхних полок.

Рядом – диван, на котором достаточно места, чтобы вздремнуть… Возможно, даже вместе с одной из книг.

Окна здесь узкие и пропускают совсем мало света. Однако рубиновые светильники тут же вспыхивают при нашем появлении.

Третья стена покрыта разными картами. Здесь есть и карта Каменного королевства, и карта Мавридии… Мои глаза жадно бегают по контурам, надеясь запомнить все и сразу.

Ощущаю себя очень странно. Я в кабинете высокопоставленного военного, каштоуна, верного майора каменной Королевы. Это впечатляет. Здесь принимаются решения и планируются стратегии… Возможно, именно здесь планировалось взятие моего родного Черновска.

Это не просто кабинет. Это мозг Николая. Настолько здесь напряженная атмосфера. Кажется, изучив каждое слово в этих книгах, – я смогу его понять.

Николай подходит к письменному столу, достает оттуда маленькую коробочку.

– Можешь положить сюда труп, – протягивает мне. – Мы похороним ее, как только я разберусь здесь.

По его движениям я понимаю, что он спешит. Наверняка ему предстоит решить множество дел и государственных военных вопросов, поэтому я быстро забираю из его рук коробочку и кладу туда тельце маленькой ящерицы.

Николай садится за стол и начинает просматривать письма. Я пользуюсь моментом, чтобы рассмотреть еще одну карту… Карту новых границ Каменного королевства с Мавридией.

Новые контуры обведены красным прямо по старым… Яксинтия – наполовину под властью Каменной Королевы, вместе с Черновском. Однако есть часть маленькой Яксинтии, ближе к морю, которая помечена как Мавридия.

Я с грустью осознаю, что страна, в которой я выросла, практически перестала существовать… Она разделена между двумя гигантами. Но сейчас не время грустить, поэтому я концентрируюсь на том, чтобы как можно лучше запомнить все линии на границе между двумя странами, и я даже замечаю красную гору… Это могла бы быть та самая, через которую пролетала моя сестра в видении, которое она передала мне. Здесь нет пометки о туннеле или о проходе, закрытом каменным монстром Таш-коруном, их обычно отмечают на картах… Значит, либо это не та красная гора, либо Каменному войску об этом неведомо.

В идеале было бы зарисовать эту карту… Как только у меня появится возможность, и я останусь без жесткого надзора, то сделаю это.

Изучив карту, я тихонько устраиваюсь рядом с книжными стеллажами, умирая от любопытства узнать, какими же книгами обставлен кабинет сурового майора Аркаса…

Военное дело, несколько больших книг по истории Каменного королевства и летописи разных авторов, энциклопедия драгоценных камней и их свойств, разные научные труды, военные мемуары каменных майоров предшественников и… книги о Мавридии. Много.

Знай своего врага… Конечно. Именно этим занимается Николай, находясь в своем кабинете в каменном дворце.

Я кидаю косой взгляд в сторону майора, намереваясь взять с полки одну из книг о магах, чтобы узнать хоть что-то…

Столбенею, потому что Николай не смотрит на документы… Точнее, он держит в руках одно из писем, но его взгляд следит за мной, и он, словно бог грома, вот-вот запустит в меня молнию или даже несколько. Как долго он так за мной наблюдает?

Я прикусываю губу и убираю руку с корешка большой и хорошо потрепанной книги о Мавридии, затем натягиваю свою очаровательную улыбку.

– Смелее, – говорит мне майор. – Можешь почитать, пока я не закончил. Это все равно лучше, чем пытаться продумать план побега.

Я не понимаю, было ли это сарказмом, шуткой, или он правда все понял? Мой рот открывается от удивления… Он же не мог так легко разгадать мои намерения?

Может, все дело в чувствах?..

Проклятье, но как же я могу перестать делиться с ним?

Я изображаю на лице невинную улыбку, ожидая, что он вернется к своим таким важным делам.

Но он не делает этого. Мне становится жарко.

Похоже, он привел меня сюда, чтобы спокойно пожирать глазами!

Я решаюсь последовать его совету быть смелее и взять интересующую меня книгу. В конце концов, он не запретил, наоборот. Вероятно, он знает, что мои попытки сбежать от него равны нулю. Во мне его маячок. Если он нашел меня в Каверне смерти, то ему не составит труда найти меня где-либо еще… Именно поэтому мне нужно тщательнее продумать свой побег.

Я беру толстую старинную книгу и начинаю жадно ее листать. Виды магов, стихии, кланы… Я слышала о кланах, но понятия не имела, что их пять… Эфир. Изгнанный клан. Вырванные страницы.

Я кидаю взгляд на Николая. Он все еще смотрит на меня так, будто я сейчас достану зажигалку и спалю всю его библиотеку.

– Что-то не так? – не сдерживаюсь я.

– Ты взяла именно эту книгу.

– Ее нельзя было?

– Можно.

В дверь стучат.

– Майор, здравия желаю! – в кабинет заходит запыхавшийся алмазник.

Его белую форму дополняют абсолютно белые волосы и даже брови. Альбинос. И он немного косится в мою сторону, нервно просчитывая, может ли докладывать при мне то, что планировал.

– Говори, Белый, – приказывает ему Николай.

Он начинает докладывать о гарнизоне, о каких-то пленных магах, и что они готовы к новому допросу. Говорит он так быстро, что я морщу лоб в попытках разобрать его речь. Но Николай, похоже, все понимает.

Пленные маги…

– Приготовь лошадь, мы скоро спустимся, – приказывает ему Николай.

– Две лошади? – уточняет Белый, косясь на меня.

Теперь я уже смотрю на Николая, надеясь, что он все же решит запереть меня в своем кабинете, где я смогу спокойно и без его пронзительных взглядов перерисовать карту.

– Одну лошадь на двоих, – поправляет Николай.

Значит… Мне предстоит поездка в гарнизон вместе с Николаем… и встреча с пленными магами.

Кровь начинает сворачиваться в венах.

Как только из кабинета выходит Белый, тут же заходит уже знакомая служанка.

– Майор Аркас, Анна, Королева велела передать вам приглашения, – она протягивает один конверт мне, а другой – Николаю.

Вот оно. Королева протянула к нам свои лапы и дает знать, что готова встретиться с нами.

Николай ловко и решительно вскрывает конверт. Я берусь за свое послание. Руки дрожат, потому что я представить не могу, что там прочитаю… Я вспоминаю Королеву и кошмарную ночь накануне… Вдруг это будет что-то ужасное…

Возможно.

Содержание меня ошеломляет.

Королева решила устроить прием и торжественное награждение достойных воинов в честь освобождения Горнила Камня от змея… Сразу после заката солнца.

– Передай Ее Величеству, что мы будем, – Николай отпускает ее взмахом руки.

– Прошу прощения, майор, но Королева также просила передать, что приготовила особый наряд для малахитницы и приказала помочь ей с одеждой. Поэтому просим быть в покоях к четырем дня.

Я нервно сглатываю. Наряд от Королевы звучит как мешок с камнями для мертвеца, чтобы не всплыл.

– Поблагодари Королеву за заботу о моей подопечной, мы вернемся во дворец к назначенному времени.

Служанка кланяется и уходит, а я перевожу взгляд на Николая. Он смотрит на меня так, будто готов сжечь вместе с военной секретной почтой…

– Мы куда-то поедем? – я все еще надеюсь, что лошадь «одна на двоих» предназначалась не мне…

– Да. Мы поедем в гарнизон за пленными, чтобы привезти их во дворец к Королеве.

15

Анна

Из дворца в гарнизон мы выезжаем вместе с Белым и отрядом каштоунов.

Никто не предоставил мне отдельной лошади, так что я вновь сижу перед Николаем, ощущая его дыхание и теплоту твердой груди. Это напоминает о том, что сегодня ночью мы спали вместе. А еще заставляет ненавидеть реакцию своего тела на каждое его прикосновение.

Чем дольше я нахожусь рядом с ним, тем больше… Что? Влюбляюсь? Разве можно это назвать любовью?

Глупая Анна. Я просто вынуждена следовать за ним, чтобы выжить, чтобы стать сильнее. А еще он копия своего брата, отдавшего за меня жизнь… Конечно, он очаровывает своей красотой, но еще больше – пугает.

– Тебе нужно научиться самой ездить на лошади, – шепчет мне Николай и помогает взять в руки поводья, показывая, как их правильно держать.

Вскоре мы пускаемся в галоп, опережая кортеж. Белый едет за нами, как будто переживая, что я что-то сотворю с майором.

Мы останавливаемся на обочине, под кроной высокого дерева.

– Здесь, – сообщает Николай, слезая с лошади и помогая мне.

– Что здесь? – не понимает Белый, оглядываясь по сторонам.

– Мы похороним здесь ящерицу, – говорит мне Николай, и Белый морщится, округляя глаза. Он явно не ожидал подобного.

Теперь он точно будет думать, что я сделала что-то не то с майором Аркасом.

Я беру маленькую коробочку и делаю несколько шагов в лес под пристальным взором Николая и все еще непонимающим взглядом Белого.

Я не хочу хоронить ящерицу прямо на обочине. Знаю, что надо торопиться, поэтому быстро нахожу красивое дерево, опускаю коробочку на землю, беру кусок отвалившейся твердой коры и начинаю рыть ямку. Неглубокую. Просто чтобы в ней поместилась маленькая коробка.

Глинка сползает, чтобы проследить за выполненной работой и попрощаться с рептилией. Кто знает, были ли они знакомы?

Кортеж нас догоняет, и майор делает своим каштоунам молчаливый знак двигаться дальше. После Николай подходит ко мне, чтобы убедиться – я заканчиваю. Он берет откуда-то цветок с тонким стебельком и кладет его на свежую могилу.

Я перевожу на него взгляд, пытаясь понять его эмоции. Он правда… сочувствует смерти ящерицы или просто насмехается?

Но его лицо серьезно, в нем нет ни малейшего намека на насмешку.

Это крайне важно для меня. Возможно, я начинаю узнавать его с другой стороны и понимаю: его сердце не такое каменное, как кажется.

Просто оно покрыто твердой броней… Слишком твердой. Непробиваемой.

Закончив с похоронами, мы выдвигаемся в сторону гарнизона. Здесь нас встречают оживленными возгласами и приветствиями в сторону Николая.

Тренирующиеся каштоуны останавливаются, чтобы выстроиться в шеренгу. Они смотрят на Аркаса с уважением и даже фанатичным восхищением.

Меня тоже не обделяют вниманием зоркие глаза воинов, и в какой-то момент хочется спрятаться за спиной майора.

Но я вспоминаю, что теперь я тоже каштоун. А может и воин. Как распорядится Королева. Я пережила Обточку… И даже встречу со змеем. Я больше не маленькая девочка, ворующая пирожки и выпускающая на волю соседских голубей.

Николая не смущают любопытные взгляды своих подчиненных. Напротив, он демонстративно и как-то по-собственнически кладет руку на мое бедро, отчетливо давая понять каждому, что я – его. Зачем он это делает?

Метит?

Сомневаюсь, что так принято вести себя с подопечной. Как и спать с ней в одной комнате…

Ладно. Пусть думает, что я послушная и покорная. Пусть все так думают. Вероятно, в его голове есть какой-то план.

У меня тоже есть вариант развития событий, пусть пока без четкого плана, зато есть цель: сбежать в Мавридию и найти семью.

Совсем скоро я встречусь с пленниками, они из Мавридии, и возможно, я узнаю много нового…

Только вот… я никогда не видела пленных… Как с ними будут обращаться? Их пытают? Бьют? Выворачивают ноги и руки?

Каким будет Николай при допросе?

В казарме гарнизона мы спускаемся вниз. И я понимаю. Мы идем за пленными. За мавридиями. Скорее всего, они – маги, иначе вряд ли Николай решил бы их представить Королеве.

Простые люди для нее ничтожны, как назойливые мухи.

Тюрьма встречает нас затхлым запахом смерти и страданий. Меня охватывает неприятное ощущение страха и обреченности. Я дышу коротко, стараюсь не выдать волнения.

– Хотела быть воином? – тихо кидает мне Николай. – Теперь веди себя достойно.

Его выражение лица становится непроницаемым и безразличным. Он холоден. Сейчас – он оружие в руках Королевы. Ее пешка. Только когда его руки касаются меня – что-то в нем меняется… Он становится человечным.

Но не сейчас. Сейчас он каменный каштоун и похож на саму смерть.

Лица прикованных цепями пленников подтверждают мои опасения: они в ужасе. Кажется, сами стены этого помещения в ужасе…

Это доказывает еще раз, что внутри Николая тьма, боль и преданность Королеве, и что все его нежные прикосновения не более чем временная иллюзия, она тает так же быстро, как снежинка на ладони.

Николай отсылает одного из стражников-каштоунов за едой и водой, а остальным приказывает уйти и оставить нас наедине с пленными.

Почему Николай хочет, чтобы я присутствовала при этом, остается загадкой. Почему не Белый? Или не Даларас? Ах да, он сказал, что я не могу отходить от него ни на шаг, и речь вроде шла о дворце.

Однако, когда я вхожу в камеру, меня окутывает предчувствие, что я здесь вовсе не потому, что Николай переживает за мою безопасность…

На это намекают изумленные взгляды пленных: они словно увидели привидение.

Я не что иное, как объект допроса.

В груди зарождаются противоречивые чувства и страх, что Николай сейчас почувствует все. Ведь ему не нужны мои слова.

Я кусаю губу, чтобы справиться, отвлечься на боль.

Пленные прикованы в ряд, помимо цепей я замечаю особые браслеты на их руках. Они светятся и чем-то похожи на кольца, которые сдерживали полоза. Скорее всего, это блокирует их силы.

Передо мной – маги, даже если на них нет их традиционных туник. Они одеты просто, как обычные жители Вереташа, в коричневые легкие туники. Но их отличает то, что они покрыты ссадинами, кровью и потом.

Пленники в изнеможении.

Сердце сжимается от увиденного, меня начинает тошнить, и хочется поскорее сбежать из этого места.

Николай проходит перед пленными, внимательно заглядывая каждому из них в глаза. Я замираю возле двери.

Меня пугает то, что сейчас произойдет. Что будет происходить. Предчувствие отвратительное.

Они маги, такие же как моя сестра, а может быть и я.

– От того, что вы мне здесь сегодня расскажете, будет зависеть ваша возможность предстать перед Королевой, и, возможно, вернуться в Мавридию. Я даю вам последний шанс. Я хочу знать, зачем вас послали сюда.

Один из пленников поднимает на меня голубые глаза, и его взгляд заставляет перевернуться мои внутренности. На его брови запеклась кровь, по шее стекает пот, но смотрит он так, как будто мы с ним лично знакомы. Усмехается.

Еще один из пленных направляет на меня взгляд, и он сверкает безумием.

– Ты…

Теперь на меня смотрят все, включая Николая. Последний меня осматривает с ног до головы и оценивает, будто видя впервые.

Он играет.

Я задерживаю дыхание. Не понимаю, что происходит. Он не говорил мне, что я стану частью этого допроса…

Глинка ерзает под моими волосами. Она тоже чувствует напряжение.

– Моя девушка, – представляет меня Николай, и это заставляет меня встрепенуться.

Как он меня представил только, что?

Воздух испаряется из этого помещения. Был ли он здесь вообще?

– Она была вашей целью? – спокойно спрашивает он пленников.

Один из них, с несколькими выбитыми зубами, небрежно сплевывает себе под ноги.

– Шлюха, – цедит он, и Николай размеренно подходит к нему.

Меня бросает в пот. Это неприятно и… тошнотворно.

– Неправильный ответ, – говорит ему Николай и бьет в живот так, что тот виснет на цепях, пытаясь скрючиться пополам.

Я закрываю глаза. Я не могу на это смотреть.

– Еще желающие? – продолжает Николай.

– Я пришел, чтобы найти и вернуть двух магов… – хрипит голубоглазый с подбитой бровью. – Однако одна из них, очевидно, прекрасно себя чувствует и вовсе не нуждается в помощи. – Парень не спускает с меня глаз, словно эти слова предназначаются мне.

Я даже не знаю, кто он. Неужели мои родные могли его нанять? Сестра?

Николай подходит к голубоглазому и смотрит таким взглядом, будто решает: сломать ему руку или шею.

– Я пришел за одним магом. Одним, – поспешно поправляется пленник. – Они просто увязались за мной, – он кивает в сторону остальных троих пленных, и на их лицах появляется злость.

– Щенок поганый! – говорит кто-то из троих.

– Надо было сразу прикончить тебя, – добавляет другой.

– А вот у них… У них немного другая цель, – продолжает голубоглазый пленник.

По спине ползет холодок.

Я сжимаю зубы до боли в челюсти, сдерживая себя от опасных вопросов. Я начинаю дрожать, когда Николай подходит не к пленным, а ко мне.

Что будет, если он начнет подозревать, что я маг? Что, если сейчас он прочитает в моих глазах острое желание помочь этим магам выбраться отсюда? И, возможно, сбежать вместе с ними, особенно с тем, голубоглазым, который говорил что-то о помощи…

Нет. Я должна спрятать это намерение как можно глубже и сделать непроницаемое лицо, как у него…

Как у Николая.

– Вы намекаете на то, что моя девушка – маг?

Я прикусываю до крови губу. Николай поправляет мои волосы и смотрит в глаза.

Нет.

Он пожирает мою душу.

Медленно и неспеша.

Тщательно исследуя все ее тайные уголки.

Молчание пленных длится слишком долго.

– Моя девушка – каштоун. Она малахитница. Не маг. Я в этом уверен, потому что стал свидетелем ее присяги, – его голос звучит твердо. – Пещера Самоцветов, как известно, ни за что не допустила бы мага стать каштоуном, чтобы не нарушить баланс природных сил,. – добавляет Николай, и я уговариваю свои ноги не подкоситься, чтобы не упасть.

Пленники переглядываются друг с другом, на их лицах сомнение. Почему-то Николай упускает ту деталь, что я выжила в Пещере только потому, что он вытащил меня из бездонной дыры… Он забыл?

Или… Он делает это специально?

Что будет, если он узнает? Сдаст меня Королеве? Убьет?

Я нервно сглатываю. Николай достает чистый платок и промакивает уголок моего рта. На нем остается капля моей крови… Я настолько сильно прикусила губу, что не заметила, как мой рот наполнился кровью.

Николай делает вид, что его это не настораживает.

Как я могла спать с ним в одной постели?

– Еще раз. Зачем ты прибыл в Каменное королевство под прикрытием? – он подходит к голубоглазому, который, похоже, самый разговорчивый из всех.

– Я пришел, чтобы найти одного мага, – уверенно и почти улыбаясь отвечает тот.

– Имя, – приказывает Николай, и я перестаю дышать.

– Калазиас. Нина.

16

Анна

Меня бросает в жар.

Это не Нина послала его. Кто-то другой ищет сестру и, возможно, меня.

Неужели она не вернулась в Мавридию? Сердце бьется как бешеное.

Я готова броситься расспрашивать этого парня, почему он ищет Нину, и как так вышло. С огромным трудом себя сдерживаю. Не сейчас. Это может стоить мне жизни.

– Калазиас… – задумчиво произносит Николай, будто впервые слышит, и переводит на меня свой вопросительный взгляд.

Теперь я смотрю прямо в беспощадные глаза майора, пытаясь понять, в какую игру он играет.

Я жалею, что сказала ему о своей фамилии. Он знает…

Прекрасно знает, что речь идет обо мне и моей семье, не может же он всерьез полагать, что я ударилась головой, придумала себе фамилию, и так вышло, что она совпала с фамилией магов, которых ищут пленные мавридии.

– Дорогая, тебе знакома эта фамилия? – Николай обращается ко мне.

Я в полной заднице.

Еще полчаса назад я была уверена, что у Николая есть сердце. Он ведь даже помог похоронить ящерицу. Положил на ее могилу цветок и выглядел искренне сочувствующим…

Но теперь…

Куда он клонит?

Я отрицательно качаю головой, ощущая невидимый удар под дых.

Я вру, и все присутствующие прекрасно знают это.

Но если я скажу, что я тоже Калазиас, случится катастрофа. Это я понимаю по убийственному взгляду Николая, отчетливо намекающему, что если я это сделаю – пленные умрут прямо здесь и на моих глазах.

– Ну хорошо, – обреченно вздыхает голубоглазый маг. – Возможно, я просто не туда свернул после вечеринки, по пьяни заблудился и оказался в Каменном королевстве… Так пойдет? Я готов искупить свою вину и попробовать дипломатично разрешить инцидент. А также клянусь привести майора туда, куда он так просит.

– Мы пришли на разведку, – перебивает его длинноволосый мавридий с широкими плечами.

Он огромен и похож на медведя. Усталого и избитого медведя.

– Просто на разведку, не думали, что попадемся так глупо… Не знаю, что нас дернуло пойти вслед за этим придурком, и попасться…

– Если бы вы за мной не поперлись, меня бы не поймали! – возмущается голубоглазый.

– Мы согласны сотрудничать, майор. Я хочу вернуться в Мавридию и сделаю все, чтобы способствовать вашему плану.

– Я тоже, – вторит ему пленный, прикованный рядом.

Голубоглазый смотрит на них с недоверием.

Николай оценивает.

– Придурки, – плюется четвертый и презрительно отворачивается в сторону.

В этот момент в пыточную заходит стражник и приносит еду и воду, после чего вновь удаляется.

Николай освобождает всех, кроме мага, назвавшего меня шлюхой. На них остаются блокирующие браслеты.

Я смотрю на то, как истощенные пленники едят, искоса продолжая бросать на меня любопытные взгляды. Я же хочу превратиться в статую. Каменную и безжизненную.

Мне больно вместе с ними.

Я смотрю на четвертого пленного. Он обмяк, однако его взгляд полон ненависти и обещания мучительной смерти. Да, он оскорбил меня, было очень неприятно, но я не хотела, чтобы его мучили из-за меня…

Заметив, что пленные с трудом двигают переломанными пальцами и у них не получается взять в руки стакан, я делаю к ним пару шагов.

Под прожигающим и пугающе недовольным взглядом Николая я разливаю воду по стаканам и помогаю пленным сделать несколько глотков.

Чего я не ожидаю, так это того, что один из заключенных в считанные секунды сломает стакан и приставит осколок к моему горлу.

С чего я только решила, что он сам не может пить?

– А теперь… Ты снимешь с нас браслеты и выпустишь отсюда вместе с твоей каменной шлюхой, – хрипит длинноволосый здоровяк, обращаясь к Николаю.

Рука пленного так сжимает мое горло, что я едва дышу. Точно краснею от напряжения и замираю от ужаса, потому что чувствую, как острый осколок стакана впивается в мое горло.

Николай приподнимает бровь. Он с непроницаемым лицом смотрит… как меня вот-вот зарежут.

– Понял? Майор… – насмешливо говорит маг.

Прикованный к стене пленник смеется хлюпающим и довольным смехом.

Дальше…

Все происходит слишком быстро.

Я слышу звук рассекающего воздух гематитового стержня.

Рука мага, удерживающая меня, слабеет. Я начинаю дышать. Замечаю стекающую по шее здоровяка кровь, и меня охватывает дикий ужас. Я отскакиваю в сторону. В голове стучит, а сердце бешено колотится, разрывая грудь изнутри.

Тело пленника падает на пол с глухим стуком. За ним падает и второй.

Я впервые вижу… как Николай убивает в реальности. В нескольких сантиметрах от меня.

Его глаза тусклые и беспощадные. Он возвращает в свое тело гематитовую иглу. Это стоит ему невероятных усилий: рана на руке майора не закрывается, как должно быть. С пальца капает кровь. Он все еще не смог полностью восстановить свою силу.

Меня бьет дрожь, но я пытаюсь с ней совладать. Я не могу бояться. Заставляю себя вновь дышать. Глубоко. Я должна быть сильной. Я пережила ночь в Скарлатной башне… Переживу и это.

Наверно.

Атмосфера в допросной словно еще больше накаляется, а время растягивается до бесконечности.

Николай сначала цепко и внимательно осматривает меня, чтобы убедиться, что я в безопасности, а потом переводит стальной взгляд на голубоглазого пленника… Тот отбрасывает в сторону окровавленный осколок стакана, с омерзением смотря на второй труп.

Значит…

До меня доходит, что этот пленный только что убил своего же сородича. Возможно, это произошло одновременно.

Да, было заметно, что он не питает симпатий к другим пленным, но чтобы вот так убить своего же…

– Гаденыш… – шипит беззубый и дергается на голубоглазого мага. – Я прикончу тебя, продажная ты тварь… – на его лице взбухают вены.

Голубоглазый окидывает меня взглядом, он кажется мне взволнованным. А вот Николай наблюдает за всем этим с задумчивым, но убийственно-мрачным видом. Он сжимает кулак, выжимая капли крови на пол.

Его глаз дергается. Значит, он в бешенстве.

– Они хотели убить ее, – возмущается голубоглазый пленник в ответ на осторожный и молчаливый взгляд Николая. – Или мне нужно было предоставить им такую возможность? Если она твоя девушка, может, тебе стоит меня поблагодарить?

– Ты ошибаешься. Благодарить стоит тебе меня, за то, что оставил в живых и дал шанс. Но помни то, что ты сказал здесь. Ошибка – и ты труп.

Что-то мне подсказывает, что Николаю нужен этот парень. Очень нужен.

– Тогда, может… это ты поблагодаришь меня? – голубоглазый поворачивается ко мне, и кажется, что я на мгновение тону в его взгляде.

Если глаза Николая засасывают безвозвратно внутрь, присваивая и не отпуская, то глаза пленника завлекают, но позволяют свободно вернуться к себе.

– С-спасибо, – заикаюсь я и встречаюсь взглядом с Николаем.

В глазах майора мелькает желание обрушить стены этой темницы. Ему явно не нравится то, что я посмела поблагодарить кого-то еще, но не его.

Неужели он не понимает, что мне просто страшно его благодарить? Как и спрашивать, что-то рассказывать и вообще смотреть?

Голубоглазый принимается за еду, как будто рядом не лежат два трупа. Меня едва не тошнит.

В тюрьму заходит Белый, он морщится, когда замечает кровь и безжизненные тела.

– Как наестся – его в повозку, – кивает Николай на голубоглазого.

– С ним что делать? – спрашивает Белый о привязанном к стене пленнике.

– Его оставить здесь. Он еще что-то хочет мне рассказать.

Я слышу хриплый полубезумный смех пленного.

– Я ничего тебе больше не расскажу. Можешь убить меня.

Николай не обращает на его слова внимания. Сейчас он переплетает пальцы с моими, пачкая их в своей крови, и тянет за собой.

На безлюдной лестнице он останавливается и с осторожностью осматривает меня, проводит пальцем по шее, останавливаясь на царапине, оставленной острым осколком.

– Прости, – слышу я и не верю своим ушам.

Николай только что попросил у меня прощения? Он? Который был таким бессердечным и каменным там, в допросной, сейчас внезапно превращается в ласкового наставника?

Он не останавливается на этом.

Горячие губы Николая касаются свежей ранки на шее, и от неожиданности я издаю громкий выдох, похожий на стон.

Он заглядывает в мои глаза, затем… целует в губы.

Бешеная смесь чувств вспыхивает, затмевая весь ужас от увиденного.

Я не понимаю почему, но раскрываюсь ему навстречу, позволяя исследовать свой рот.

Он целует так, как будто это может быть последний поцелуй в его жизни…

От переполняющих ощущений меня уносит далеко от мрачных стен гарнизона.

Что это? Наваждение? Безумное влечение?

Николай прекращает поцелуй, тяжело дыша. И я тоже. Он опускает ладони на каменную стену по обе стороны от моего лица. Его взгляд стал туманным.

– Этого не должно было случиться. Прости, – его голос звучит искренне.

Я не успеваю за переменами в его настроении…

Неужели он на самом деле взволнован?

– Николай… – я называю его по имени, и мне нравится замечать его реакцию на это. – Что бы ты сделал, если бы… узнал, что я – маг? – спрашиваю я аккуратно, понимая, что это мой шанс услышать его искренний ответ.

Он проводит большим пальцем по моим губам.

– Возможно, я был бы вынужден тебя убить.

Я ощущаю жуткий холод. Его фраза сразу же возвращает в кошмар, который так долго мучает меня.

Николай продолжает:

– Но учитывая твой талант находить проблемы на свою голову… Мне ничего не придется для этого делать.

17

Николай

Я стою рядом с ней, опираясь на каменную стену, и смотрю ей в глаза. В них – страх и бессилие. Они отражают то, что сверлит меня изнутри.

Страх – что в один момент она может погибнуть.

Бессилие – что в момент опасности я не смогу быть с ней рядом или защитить.

Если так будет продолжаться…

Если она не поймет, что путь воина – это не ее путь…

Боюсь, даже боги будут бессильны.

Ей просто стоит довериться мне и перестать быть такой… такой непокорной.

Вкус ее крови все еще на моих губах. Она стала слаще.

Анна стала гибридом.

Вопрос: что будет дальше?

У меня наконец-то появился способ дать королеве то, что ей нужно… Вернуть Григория… и… сделать Анну своей.

Я начинаю винить себя за собственную одержимость.

Возможно, мой вариант утихомирит интерес Королевы и немного отдалит Анну от всего этого.

Маленькая малахитница возненавидит меня.

Но сейчас ее ненависть не так меня заботит, как безопасность.

Действия пленных удивили меня. Их разрозненность… Похоже, что у каждого из них был собственный мотив.

Они пришли за Калазиас. Анной и Ниной. Последняя, скорее всего, ее сестра. Только вот никаких Нин не было найдено. И я надеюсь, что ее родственница не погибла при взятии Черновска.

Анну это сломает. Вместе со мной.

Калазиас были лишены собственных сил, неужели Совет Кланов заволновался, что если кто-то из эфирников попадется Королеве, она сможет воспользоваться этим, найдя способ восстановить их силы и сделать своим оружием? А Королева на такое способна, ведь она смогла дать каменные силы простым людям. Как же подгорает теперь зад у этих магов, что в мире появились существа, способные им противостоять.

Пленные узнали Анну. И она тоже это поняла. Теперь мне нужно выбить из ее головы желание расследовать собственное происхождение и любые идеи побега. Ни здесь, ни в Мавридии она не будет в безопасности, если начнет задавать слишком много вопросов… Или если всплывет, что она маг и тем более Калазиас.

Если же это дойдет до Королевы… Она воспользуется этим. Непременно.

Посмотрим, будет ли голубоглазый настолько умен, чтобы не сообщить об этом Королеве? Нет. Он станет холодным трупом еще до того, как что-то произнесет… Или если продолжит так смотреть на Анну. Жаль, что этот ублюдок мне все еще нужен для моего плана.

По глазам Анны вижу – она достаточно умна, чтобы держать рот на замке. Произошедшее на допросе не только ее напугало, но и дало понять, что Мавридия – змеиное гнездо, куда лучше не соваться.

Анна задала вопрос. Я ответил. Не хотел ее пугать, но она должна бояться даже допускать мысль о том, что она маг. Пока. Она должна забыть, что является Калазиас.

Я жесток. Знаю.

Однако…

Как же сводит она меня с ума. Такая сладкая. Ее изгибы губ так и требуют прикоснуться к ним. Ее запах пьянит и заставляет терять голову.

Глаза Анны напуганы, и я понимаю, что это было слишком.

Я сдерживаю безумное желание вновь прикоснуться к ее губам и почувствовать ее ответный импульс, которым она так легко делится со мной, даже того не подозревая. Я чувствую, как и насколько ей нравятся мои прикосновения и поцелуи, это сводит с ума. Но ужас в ее глазах не позволяет пойти дальше. Она не готова.

Я хочу, чтобы она сама меня об этом попросила, и готов ждать момента, когда ее желание пересилит ненависть и страх. Но в последнее время Анна искушает мое терпение, и я перестаю быть уверенным в собственном самообладании.

Я беру ее ладонь, зная, что пачкаю в своей крови. Она даже не подозревает, сколько в ней уже есть моей крови. И мне нравится ощущать это, свою силу в ней.

Анна останавливает меня, ее ладонь на моей груди заставляет замереть. Она же знает, что это сведет меня с ума и напрочь снесет тормоза.

Здесь.

Я хочу что-то сказать, но она кладет другую ладонь мне на губы. Я слышу свой хриплый вздох заведенного зверя и чувствую сразу же ее импульс желания.

Она не знает с чем играет.

Сейчас.

Анна приоткрывает губы. Затем ее рука нащупывает мой карман, пока я успеваю прокрутить в голове все возможные варианты мест, куда бы мне хотелось ее поцеловать.

Она достает из кармана платок с отпечатком ее крови, а затем использует его, чтобы промакнуть мою взбесившуюся и неостанавливающуюся кровь.

Я впиваюсь другой рукой в каменную стену, готовый расцарапать камень, и сдерживая себя, чтобы унять дикое желание.

Анна завязывает платок на моей ладони. Теперь я знаю, что смогу выжить при любом ранении, если перевязывать меня будет она.

– Маленькая малахитница, – хрипло шепчу я, – нам пора.

А нам пора, потому что я перестаю ручаться за себя. Нужно отвлечься.

Я отдаю последние распоряжения, ожидая, когда пленного выведут наружу и поместят в повозку.

Мне не нравится, как смотрит на него Анна, как он смотрит на нее. Мне не нравится, что она его поблагодарила, при этом напрочь забыв обо мне.

Я напомню.

Теперь, когда мы на лошади, Анна рядом и берет в свою руку поводья, я могу обнять ее бедра обеими руками. Зная, что даже несмотря на ее внутренний страх, ей это нравится. Именно этот импульс идет от нее, заставляя меня чувствовать это. Как будто мы единое целое.

Эта связь становится проклятием и благословением одновременно.

Она пробралась в мое сердце и заставила чувствовать. Знаю, что когда-нибудь она научится это контролировать, но пока… я желаю, чтобы это продолжалось.

Мне хотелось, чтобы эта дорога до дворца не заканчивалась, но увы. Гарнизон располагается слишком близко.

Сначала я отдаю распоряжения насчет размещения пленного до вечера. Это будет мой подарок Королеве. А следом провожаю Анну до покоев. И я не собираюсь оставлять ее одну. Не в этом месте.

В комнате нас уже ждут служанки. На кровати красуется невероятно красивое платье. Я смотрю на него и начинаю сомневаться, может ли Анна быть в сговоре с Королевой, чтобы окончательно свести меня с ума?

Я уже представляю Анну в нем.

Нет…

Я представляю, как она будет стонать, пока я буду ее раздевать…

Майорская выдержка дает сбой перед маленькой малахитницей…

Однако Анна не разделяет моего энтузиазма. Я улавливаю ее страх. Служанки вводят ее в ужас. Я чувствую это. Она должна прекратить бояться, потому что страх делает слабым.

– Майор Аркас, не будете ли вы против покинуть покои, пока мы не приведем в порядок гостью?

Размечтались.

Я не оставлю этим жутким служанкам маленькую и дрожащую от страха малахитницу.

– Нет, – отвечаю я, садясь на стул и наблюдая, как Анну уже окружили эти женщины, не менее безумные, чем сама Королева. – Я собираюсь наслаждаться видом.

Лицо Анны меняет выражение: вместо паники теперь оно горит от стыда. И она делится своим смущением со мной. Мне начинает нравиться эта связь.

Я хочу чувствовать ее всю до капли. И да, ее смущение нравится мне больше, чем страх. Когда она смущается – то становится бойкой, дерзкой, в ней поднимается сила, и она способна бросить вызов… мне, служанкам, Королеве, миру.

Я устраиваюсь поудобней, чтобы понаблюдать за тем, как Анну раздевают…

Анна

Он будет наслаждаться видом.

Я громко выдыхаю, еще немного, и я научусь фыркать, прямо как Магнолия.

Служанки медлят, но все же принимаются за работу, в то время как Николай берет с подноса гроздь винограда и усаживается с ней на кровати.

Он принимается есть по виноградинке, с невероятно довольным видом смакуя каждую и будто бы дразня. Он не спускает с меня глаз, заставляя тело гореть.

Почему я ощущаю эти губы на себе? Как будто он ест не виноград, а меня… Что самое пугающее, так это то, что эта идея мне нравится…. Я хочу чувствовать его губы на своем теле. Хочу, чтобы он упивался мной, как этим гребаным виноградом…

Чтоб он им подавился!

Нет…

Я не могу впустить Николая в свои мечты.

Не его.

Даже если он так отчаянно пытается всем показать, что я принадлежу ему. Я только больше ощущаю себя сдавленной в его ментальных тисках и извращенных играх. Тревоги от этого становится только больше.

Он знает, что я – Калазиас. Знает, что я – маг.

Я более чем уверена. Но он продолжает делать вид, что игнорирует эту информацию, заставляя меня делать то же самое.

Как будто он решил надеть на себя и меня шоры. А остальным – готов выколоть глаза или отрезать уши, если что-то пойдет не так, и они увидят или услышат что-то лишнее…

Но вот пронизывать меня своим темным взглядом, пока служанки меня раздевают, он не против.

Наглец.

Николай ясно дал понять, что я не могу выдать своего происхождения, не могу разговаривать о нем даже с ним. Но что если Королева уже все поняла?

Что ей известно обо мне? Что я маг? Что моя кровь освободила полоза? Что маги мавридии ищут меня? Ведь неспроста она поместила меня в свою Скарлатную башню… Эти покои, платье…

Я понимаю, что не в моих силах контролировать ситуацию, что в любой момент на моем месте останется лишь горстка пепла, и от этого волнение подступает к горлу. Часть меня требует спрятаться за спину Николая, довериться ему. Другая часть жаждет разгадки, поиска семьи, Нины…

Где она сейчас? Почему мавридии пришли за нами? Они хотели нас убить? А тот, голубоглазый? Можно ли ему доверять?

Зеркала в комнате больше нет, и его не заменили. Однако в этот раз служанки оставляют меня в нижнем белье на растерзание потемневшим от желания глазам Николая. Теперь зеркало не кажется мне таким ужасным…

После, меня ведут в ванную, оставляют одну, по крайней мере, я так думаю, и позволяют самостоятельно избавиться от оставшейся одежды и лечь в уже подготовленную ванну, наполненную теплой водой и лепестками разных цветов…

Это… Слишком по-королевски. И я не понимаю, чем могла заслужить такую привилегию.

Ах да, конечно…

Это похоже на то, как моя мама мариновала утку по-королевски… Она делала это с особой заботой и вниманием перед тем, как запечь ее на огне…

– Мы вернемся через полчаса, – предупреждает служанка, и вся группа выходит из ванной.

Я остаюсь одна и наконец-то могу вздохнуть с облегчением…

Цветочный аромат успокаивает… до такой степени, что я начинаю задумываться, а не отравят ли меня еще чем-нибудь?

Я была уверена, что Николай останется в комнате доедать виноград, поэтому вздрагиваю, когда замечаю его, прислонившегося к стене возле входа.

О боги…

Как долго он здесь стоит?

Я понимаю, что ему скорее всего наскучило сидеть в комнате и ждать приема… Он также не может оставить меня одну… Обещал же…

Но…

Его присутствие давит, а властность заставляет смиряться.

Его взгляд скользит по моим плечам и мокрым волосам, загораясь чем-то запретным и порочным. Я погружаюсь глубже в ванну, скрывая мурашки под водой.

Николай подходит ближе, опускает палец в воду и пробует ее на вкус… Присаживается на край ванны, рассматривает цветы, пока я поджимаю пальчики ног.

Стараюсь смотреть в потолок, чтобы сохранить хоть каплю достоинства.

Только бы ему в голову не пришла безумная мысль залезть в ванну со мной…

О, нет.

Она все-таки к нему пришла…

Я понимаю это, когда он начинает раздеваться. Почему-то мой низ живота сжимается в сладкий узел, но я пытаюсь побороть желание. Бесполезно. Меня накрывает волной возбуждения.

Я тянусь рукой до полотенца.

Я сейчас сбегу.

Просто сбегу из этой ванны.

Я больше не могу находиться рядом с ним полностью обнаженной. Пусть считает, что выиграл. Я терплю поражение. Тело предает меня, про силы вообще молчу!

– Я не трону тебя, – говорит Николай. – Если ты сама об этом не попросишь.

Он говорит уверенно.

Я же задыхаюсь при виде голого Николая, залезающего в ванну. Он несколько мгновений стоит передо мной, позволяя себя рассмотреть. Я не выдерживаю, закрываю лицо ладонями, отворачиваюсь в сторону.

Как только часть воды выплескивается наружу, я ощущаю соприкосновение наших ног. И не только. Николай тянет меня к себе, заставляя лечь спиной на его горячую и влажную грудь. Когда мой зад упирается в нечто твердое, и я понимаю, что это, тело пронзает током.

– Расслабься, – шепчет Николай. – Я не собираюсь делать с тобой ничего, чего бы ты сама не захотела.

Я не дышу. Цепляюсь руками в края ванны, понимая, что готова их раскрошить.

– Ты сказал, что не будешь меня трогать, – недовольно напоминаю я ему.

– Я имел в виду, что не буду трогать тебя здесь, – его руки скользят по моему животу вниз…

18

Он так быстро находит чувствительную плоть между моих ног, что от неожиданности я со стоном выгибаюсь на его груди. Я не успеваю его остановить или как-то прикрыться, вместо этого продолжаю впиваться ногтями в бортики ванны. Накопившееся от его искушающей близости возбуждение дает о себе знать, мгновенно провоцируя неудержимую волну наслаждения.

Я теряю себя в его руках всего за одну гребаную секунду.

Николай вовремя удерживает меня другой рукой за живот, очевидно заботясь о том, чтобы от разряда, прокатившегося по моему телу, я не выпрыгнула из ванны.

– Тише… Тише… Маленькая малахитница… Так ты точно сведешь меня с ума… Ты же знаешь, что я чувствую это? Насколько тебе нравится…

Он вновь проводит рукой по раскаленной плоти, заставляя стонать. Теперь другая его рука медленно поднимается к моей груди и сжимает ее…

– Ты хочешь, чтобы я продолжил? – Николай держит свою ладонь там… где его прикосновения приносят неимоверное удовольствие.

Я задыхаюсь.

– Просто скажи “да”.

Проблема в том, что я ничего не могу сказать. Я уже перестала существовать, разлетелась на мелкие части, и если он сейчас не продолжит, я просто умру.

Николай замирает в ожидании ответа. Он тяжело дышит. Когда его ладонь двигается, собираясь переместиться с моей бешено пульсирующей точки на живот, я не выдерживаю. Моя рука разжимает борт ванны, чтобы плюхнуться в воду и вернуть пальцы Николая туда, где я хочу их ощущать.

Это означает “да”.

Николай это понимает.

Он слегка прикусывает мою шею, еще больше сводя с ума, и начинает ласкать.

Он говорил, что я принадлежу ему. Теперь я чувствую, каково это… Его ладони как будто знают все о моем теле, даже то, о чем я сама не подозревала.

Пока одна из его рук доводит меня до пика наслаждения, которого я никогда в своей жизни не испытывала, другая нежно ласкает грудь.

Николай забирает мою душу, пока слизывает капли воды с моего лица и ласково покрывает поцелуями шею, и я просто отдаюсь ему без остатка… Я отдаю ему все свои ощущения.

Он стонет вместе со мной, а его твердая плоть, упирающаяся в мой зад, приводит в еще большее исступление. Я теряю контроль. Как и он.

– Какая же ты… мягкая… горячая… Я безумно тебя хочу. Хочешь ли этого ты? – спрашивает он, и один из его пальцев проникает внутрь.

Это… слишком…

В меня словно бьет молния, беспощадная и настойчивая, от которой бесполезно убегать. Я не могу сдержать громкий стон. Я не знаю, ощущает ли Николай то же самое, но его руки сильнее сжимают мое тело, вдавливая в свое, как будто желая соединиться.

Вскоре движения его рук становятся легкими, плавными, почти порядочными, насколько это возможно в данной ситуации.

Он тянется ладонью к моей шее, нежно обхватывая ее, и склоняется так, чтобы поцеловать меня в висок.

– Спасибо, что дала почувствовать, как тебе понравилось… – хрипло шепчет он. – Я учту это в следующий раз.

Боги…

Он сказал… в следующий раз?

Сердце колотится, как будто я лечу вниз с высокой горы и вот-вот столкнусь с землей. Это убьет меня. Я боюсь повернуться и посмотреть ему в глаза. Еще некоторое время он удерживает меня на своей груди, давая время прийти в себя.

В дверь ванной любезно стучат, напоминая, что наше время вышло.

19

Безумный танец тел в королевской ванне что-то со мной сделал. Возможно, именно так ощущается доверие. Это странно, но я готова поверить в то, что Николай не собирается причинять мне боль, как он изначально планировал и обещал. Однако он будет делать это на свой лад, властно, требуя полной покорности и безоговорочного подчинения.

Это не то доверие, которое я могу себе позволить. Мне нужно найти Нину. Семью. Понять, что от меня нужно Королеве.

Опять тихий стук в ванную комнату.

Служанки ждут меня. Удивляет, что они не заходят, а ожидают, пока мы с Николаем выберемся сами.

Я дергаюсь вперед, но Николай решительно прижимает к себе, а тело вновь покрывается мурашками и оказывается особо податливым в его руках. Он выкладывает лепестки цветов на моем плече и ключице, как будто время его не заботит. Белые, розовые, красные. Бархатистые и такие нежные.

Неужели он тоже потерял свою голову?

Он здесь, не спешит, удерживает, но во мне уже начинает подниматься волна тревоги, связанная с предстоящим приемом и награждением. Я не могу быть настолько ослепленной ощущениями, которые только что подарил мне Николай, и забывать о том, что нахожусь в логове Каменной Королевы.

Почему это было так горячо и так сладко? Почему сейчас мое тело в восторге от произошедшего и единственное мое желание – это лежать на его груди вот так целую вечность? В его руках?

Это какое-то помутнение рассудка. Я продолжаю слушать биение его сердца в тишине ванной комнаты…

Николай, грозный майор, без малейшего колебания убивший пленного на моих глазах, сейчас обнимает так ласково и нежно… Словно он может разрешить все мои трудности и сомнения, дать мне все в обмен на мою покорность.

Я не знаю, сколько продлится это его состояние нежности, прежде чем он станет непроницаемо холодным и беспощадным, поэтому стараюсь вернуться в реальность до того, как иллюзия треснет и обрушится осколками на голову…

Стук в дверь. Это становится пыткой.

– Мне нужно… одеваться. Королева. Прием, – я едва узнаю свой тихий голос.

Радует, что я постепенно возвращаю свою способность разговаривать.

– Знаешь, трудно отпустить тебя, пока ты продолжаешь делиться со мной своими чувствами… – шепчет он, ослабляя хватку и заканчивая выкладывать лепестки на моей ключице.

– Николай… – мой голос дрожит, я хочу что-то ему сказать, но забываю, как только поворачиваюсь к нему лицом и встречаюсь с темным взглядом.

Он подается вперед, обхватывая пальцами мой подбородок.

– Скажи еще раз мое имя, и я повторю то, что только что сделал, – он чеканит одно слово за другим, не просто обещая… он клянется. – И я заставлю их уйти.

Моя грудь болезненно твердеет, умоляя произнести его имя.

Это настоящее предательство собственного тела!

Глаза Николая опускаются на мои затвердевшие соски. Я как можно быстрее прячу их рукой.

– Майор Аркас, – я все же нахожу в себе силы и достоинство, чтобы сдержать порыв.

Даже если я поддамся, это не отсрочит встречу с изощренной в интригах Королевой. Это просто заставит меня временно забыть, кто я есть, а сейчас мне так необходимо собрать остатки своего рассудка, сосредоточиться и собраться с мыслями.

Однако Николай не останавливается, напротив резко притягивает меня за затылок и впивается в губы.

Он целует страстно, грубо и бессовестно.

Как будто он был уверен, что я произнесу его имя, и разочарован, что я этого не сделала. Он наказывает, заставляя жалеть о том, от чего я только что отказалась.

– Если тебе это не нравится, тогда научись контролировать свои чувства… – шепотом предупреждает он, скользя губами ниже по чувствительной коже шеи.

Так не может продолжаться. Чем дольше я нахожусь с ним рядом, тем сильнее я теряю голову, а он свою…

Стук в дверь болезненно отдается по моей совести, напоминая, что чувство стыда мне все еще знакомо.

Я с большим трудом отстраняюсь. Теперь Николай, весь горячий и неугомонный, хватается за края ванны, и я замечаю, как выступают вены на его руках и напрягаются мускулы на совершенной груди.

Как будто он неимоверным усилием сдерживается от попыток вновь захватить меня в плен своих объятий. В его глазах плещется опасное желание.

Хищник перед броском.

Он все же осознает свою слабость и дает мне возможность ускользнуть. Только одну. Его прерывистое дыхание обещает, что это станет исключением из правил. В следующий раз он обязательно догонит и возьмет свое.

Яростно. Пылко. Самозабвенно.

Я пользуюсь моментом, чтобы выскочить из ванны и закутаться в халат. Мои ноги дрожат от произошедшего, а сердце колотится как бешеное.

Николай остается в ванной один.

Он сказал, что учтет произошедшее в следующий раз. И я начинаю позорно гореть от нетерпения.

Куда делось мое самообладание?

Служанки меня ждали. Странно, но в их взглядах я не вижу ни грамма осуждения, только убийственную непроницаемость. Не знаю, что было бы лучше.

В этот раз я отказываюсь от мазей и эссенций. Не хочу, чтобы мои силы вновь оказались заблокированы, как прошлой ночью.

В какой-то момент в покои стучится и заходит Белый. В его руках – парадная форма для Николая.

Я молча указываю ему на ванную, надеясь, что Николаю не придется выходить и одеваться перед всеми присутствующими в этой комнате.

Белый удивленно ведет бровью.

Его взгляд скользит по подготовленному для меня роскошному платью, и я вижу, как взлетает вверх его вторая бровь.

Да, я тоже удивлена.

Пожалуй, Белый единственный во дворце, кто говорит лицом.

Он осторожно подносит форму Николая к кровати и оставляет рядом с моим платьем.

Я внимательно слежу за ним глазами, пока одна из служанок больно оттягивает мне волосы, расчесывая и укладывая их.

Качаю головой и вновь показываю на ванную.

Белый замирает. Думает. Его губы растягиваются в озадаченной улыбке, и он все же относит форму Николаю в ванну, а затем сбегает прочь.

Не все потеряно. Возможно, с кем-то из подчиненных Николая можно договориться и даже найти общий язык.

Служанки помогают мне одеться в зеленое платье. Оно великолепно и поражает роскошью. Малахитовая вышивка украшает корсет, мелкие бусинки блестят на длинной шелковистой юбке в пол, рукава из невесомой и слегка прозрачной ткани деликатно обволакивают руки, однако широкая зона декольте остается провокационно обнаженной.

Должно быть, так одеваются придворные дамы.

Почему Королева делает это для меня? Да, змей говорил, что судя по вкусу крови, я – из рода ведьмы, которая заточила его… И если та ведьма, о которой он говорил, и есть Королева… То я и правда могла бы быть ее родственницей… Но тогда она не просто ведьма. Она еще и каштоун.

Как и я.

Значит, она тоже это поняла? Теперь вопрос: хорошо ли это или плохо?

Могу ли я чувствовать себя в безопасности? Вчерашняя ночь говорит об обратном.

Или же Николай прав, и Королева просто испытывает меня на прочность. Тестирует. Изучает. Прощупывает. Размышляет, чем я могу быть ей полезна. Строит на меня свои какие-то планы.

Страшно от того, что моя жизнь зависит от ее расчетов и прихотей.

Мои размышления исчезают как дым на ветру, как только из ванны выходит Николай в парадной форме. Он не сводит с меня глаз.

Теперь единственный вопрос врезается в мои мысли, перечеркивая все остальное: нравлюсь ли я ему такой?

Нарядной и причесанной по-королевски.

Что не так с моей головой? Почему мне так хочется узнать его мнение?

Служанки молча кланяются и оставляют нас одних.

– Тебе нравится… как я выгляжу? – робко спрашиваю я Николая.

Меня стягивает волнением, пока я ожидаю ответ. Зачем я вообще это спросила?

– Нет, – говорит он, но продолжает скользить взглядом по платью.

Теперь я сбита с толку и чувствую себя неловко.

Николай обходит меня вокруг, после чего наклоняется ко мне и еле слышно произносит:

– Мне больше нравится, как ты выглядишь без одежды.

Я вспыхиваю. Вот так просто… После того, что случилось между нами, моему телу достаточно почувствовать приближение Николая, чтобы покрыться мурашками и забыть обо всем.

Еще секунда в этом помещении наедине с ним, и вся Скарлатная башня сгорит вместе с нами.

Безумный смех Королевы, доносящийся из коридора, заставляет нас обоих насторожиться и повернуться к двери.

Слуги открывают ее без стука. На лице Королевы блистает сумасшедшая улыбка, от которой хочется бежать подальше. Я еле сдерживаю порыв спрятаться за спиной Николая. Позади Королевы я замечаю еще несколько фигур, стражники или служанки, не знаю.

– Анна… – Королева с каким-то извращенным удовольствием произносит мое имя. – Майор Аркас. Как я рада видеть вас здесь. Вместе.

20

Королева, кажется, сегодня в особо приподнятом настроении. Ее красное, расшитое рубинами платье – сногсшибательно, идеально. Смертельно идеально.

Николай элегантно кланяется, и я повторяю его движение, даже несмотря на то, что мое сердце ухнуло куда-то вниз, еще глубже в подземелье.

– Платье сидит на тебе великолепно. – Королева подходит ко мне и рассматривает, словно свою новую игрушку.

Я замираю. Не двигаюсь. Не дышу.

Она деликатно трогает вышивку на малахитовом платье, и моя кровь стынет в венах от каждого прикосновения. Ее глаза больно режут по моему телу, слишком настойчиво и жадно осматривая его.

Продолжить чтение