Артур и Алхимия Пустоты

Глава 1. Тень цветущего оазиса
Воздух в метеокуполе был густым и неподвижным, пахнущим озоном от паяльника и сладковатым ароматом перегретого пластика. Артур склонился над открытым корпусом опреснителя, его лицо было серьезным и сосредоточенным. В руках он сжимал самодельный мультиметр, щупы которого были прикреплены к клеммам теплообменника. Он методично проверял сопротивление на каждом участке цепи, мысленно составляя схему возможных точек отказа. Его пальцы, испачканные в машинном масле, уверенно переключали режимы прибора, а взгляд скользил от дрожащей стрелки к запутанному лабиринту проводов и трубок.
– Показания снова прыгают, – проговорил он, не отрывая взгляда от шкалы. – Температура на выходе падает, а сопротивление на входном контуре растет. Это классический признак засора или деградации материала. Нужно проверить мембрану.
Ровный, уверенный гул, который сопровождал работу аппарата последние месяцы, теперь срывался на хриплое подвывание. Казалось, сама машина из последних сил пыталась сохранить видимость нормальной работы. Артур приложил руку к металлическому корпусу, чувствуя неровную, прерывистую вибрацию, и покачал головой. Он уже представлял себе, как микроскопические частицы соли и извести медленно, но верно забивают тонкие каналы системы, снижая ее эффективность с каждым днем.
– Может, это просто конденсатор опять? – раздался голос сзади. – В прошлый раз ведь из-за него стрелка тоже танцевала джигу.
Артур обернулся. В проеме двери стояла Маша, держа в руках потрепанный блокнот с графиками и таблицами. Ее взгляд был аналитическим, она уже изучала данные, даже не дожидаясь его вердикта. Артур отметил про себя, что ее гипотеза была разумной – электролитические конденсаторы действительно часто выходили из строя в условиях повышенной температуры и влажности.
– Нет, – покачал головой Артур. – Конденсатор я проверял вчера, прозванивал его и тестировал на емкость. И теплообменник продувал компрессором. Проблема глубже, она системная. – Он вытер лоб тыльной стороной ладони, оставив темную полосу. – Помнишь, мы встраивали в него тот дополнительный фильтр тонкой очистки? Тот, что я нарисовал, чтобы он улавливал наночастицы?
Маша кивнула, подходя ближе и бросая взгляд на разложенные схемы. – Керамический мембранный фильтр с наноразмерными порами. Он должен был увеличить ресурс основного блока, отсеивая взвесь, которую не улавливают грубые фильтры. По расчетам, он должен был служить еще полгода.
– Материал деградирует быстрее, чем мы предполагали, – мрачно констатировал Артур. – Видимо, постоянные перепады давления и химический состав воды делают свое дело. Реальность вносит коррективы в наши самые красивые теоретические выкладки.
Он снова посмотрел на опреснитель, и в его глазах читалось не просто разочарование, а нечто большее – понимание хрупкости любой сложной системы, собранной из подручных материалов. Этот аппарат был не просто машиной. Он был символом их победы над пустыней, доказательством того, что знания и упорство могут менять мир к лучшему. И теперь этот символ давал трещину, напоминая, что за любым технологическим чудом стоит тяжелый труд по его поддержанию.
Из соседней комнаты донесся смех Лизы и довольное пофыркивание Барона. Они играли, не подозревая, что привычный уклад их жизни, обеспеченный стабильной работой опреснителя, снова висит на волоске. Артур сжал кулаки. Он не мог позволить, чтобы все вернулось к тому, с чего они начинали – к бесконечным поломкам, солоноватой воде и постоянной борьбе за выживание, когда каждый литр жидкости был на счету.
– Что будем делать? – спросила Маша, как будто читая его мысли. Она уже достала карандаш и приготовилась записывать план действий. – Заказывать новую мембрану? Искать альтернативный материал?
– Сначала – полная диагностика, – ответил Артур, его голос вновь обрел деловую твердость. – Разберем систему по косточкам, проверим каждый узел. И ищем корень проблемы, настоящий, а не следствие. Временные решения, как выясняется, имеют свой срок годности. И наш запасной вариант, – он кивнул в сторону запертого футляра, где лежала перьевая ручка и остатки экспериментальных чернил, – почти иссяк, его хватит разве что на самый крайний случай.
Он взял с верстака журнал наблюдений, толстую тетрадь в клеенчатом переплете, и сделал новую запись, датируя ее и указывая текущие параметры: давление, температуру, сопротивление, уровень шума. Его почерк был твердым и четким, но в каждом штрихе чувствовалась тяжесть ответственности. Битва с пустыней за воду начиналась снова, и на этот раз противником была не стихия, а законы материаловедения и физики, требовавшие глубокого понимания, а не чуда.
Тим ввалился в метеокупол, сметая на своем пути стопку старых журналов с формулами. В руке он сжимал только что собранный «бутерброд» – две лепешки, между которыми виднелся бледный листок какого-то суккулента, выращенного в их же оранжерее.
– Голод – не тётка, а прямой сигнал организма о необходимости пополнения энергетических запасов, – объявил он, с ходу откусывая половину конструкции. – Что у нас тут по поводу всемирного потопа? Опреснитель опять капризничает? Или вы уже решили, что пить вообще вредно?
– Он не капризничает, – огрызнулся Артур, не отрываясь от разложенных на столе схем гидродинамики. – Он системно деградирует. Скорость протока падает, а значит, и производительность.
– Падает, – с набитым ртом согласился Тим. – Без воды и лепешки будут не такие пышные. Это прямая угроза моей… э-э-э… энергетической безопасности и гастрономическому благополучию.
Маша, сидевшая в углу с книгой «Основы гидродинамики», фыркнула, не поднимая глаз от страницы:
– Твоя энергетическая безопасность в данный момент угрожает санитарному состоянию лаборатории, Тим. Ты крошишь повсюду, создавая благоприятную среду для микроорганизмов.
– Это осадки, – парировал Тим, сдувая крошки с верстака. – Естественный процесс. Как роса. Кстати, о росе. Наш волшебный генератор тумана, он же «камень преткновения», еще жив?
Этот вопрос повис в воздухе. Все невольно посмотрели в окно, за которым виднелся тот самый камень на окраине поселка – первый и пока единственный результат их успешного эксперимента по конденсации атмосферной влаги с помощью разности температур.
– Не проверял сегодня, – честно признался Артур. – С утра возился здесь, пытаясь понять, почему наш главный агрегат решил выйти на пенсию досрочно.
– А давайте сходим! – предложила Лиза, вбегая в лабораторию в сопровождении вечно восторженного Барона. Пес, услышав оживленные голоса, тут же начал крутиться вокруг Тима, выпрашивая свою долю «осадков» и радостно виляя хвостом.
– Идея, – неожиданно поддержал Тим, доедая вторую лепешку. – Раз уж наш главный инженер погружен в гидродинамическую тоску, надо провести разведку на местности и оценить состояние стратегического объекта.
Путь до камня занял не больше пяти минут. Солнце уже клонилось к закату, отбрасывая длинные тени. По мере их приближения Артур чувствовал, как у него в груди завязывается неприятный узел. Он вспоминал, с каким трудом они подбирали состав пористой поверхности камня и угол наклона, чтобы максимизировать конденсацию.
– Ну как? – спросила Лиза, опережая всех и подбегая к серому валуну.
– Смотрите! – первым крикнул Тим, указывая пальцем на основание камня. – Кажется, он… потеет меньше.
Камень был на месте. Но темное, влажное пятно у его основания, которое еще вчера было явным и четким, сегодня казалось бледнее и меньше. Зеленый налет лишайника, служивший индикатором постоянной влажности, тоже выглядел каким-то… поблекшим.
– Эффективность падает, – констатировала Маша, снимая показания портативного гигрометра, который она предусмотрительно захватила с собой. – Влажность почвы упала на пятнадцать процентов по сравнению с вчерашними замерами. Видимо, забились поры или изменилась ветровая роза, приносящая влажный воздух.
– Может, ему просто прочистить капилляры? – наивно спросила Лиза, гладя шероховатую поверхность камня. – Как кактусу?
– Ему нечем прочищать, Лиза, – тихо сказал Артур. – Он работает на простом физическом принципе. А любой принцип требует поддержания идеальных условий. Мы не можем управлять ветром.
Они стояли в тишине, глядя на угасающий оазис. Барон, почуяв всеобщее настроение, тихо подскулил и присел у ног Лизы. Пустыня вокруг казалась огромной и равнодушной. Она терпеливо ждала, когда их маленькая вспышка жизни, подпитанная знаниями, но ограниченная ресурсами, угаснет.
– Надо возвращаться, – первым нарушил молчание Артур. – Я должен закончить диагностику. Нам нужен точный план, а не догадки. – Но в его голосе уже не было прежней уверенности. Теперь в нем звучала тревога, смешанная с решимостью найти решение, основанное не на чуде, а на расчете.
Обратная дорога в метеокупол показалась бесконечно долгой. Солнце, почти коснувшееся горизонта, отбрасывало багровые блики на песок, но эта вечерняя красота уже не радовала. Каждый нес свою тихую тревогу. Артур шел, уткнувшись взглядом в землю, мысленно прокручивая возможные причины деградации обеих систем. Он сравнивал данные по опреснителю и конденсатору, ища общий знаменатель – может быть, виноваты возросшая запыленность воздуха или изменение минерального состава грунтовых вод?
Маша на ходу листала свой блокнот, строя мысленные графики. «Падение эффективности нелинейное, – думала она. – Это указывает на кумулятивный эффект. Как будто некий ресурс исчерпывается, но какой? Не вода же в воде?» Даже Тим притих, швырняя камушки и размышляя о том, как бы переделать систему фильтрации, чтобы та меньше зависела от капризов внешней среды.
Лиза шла последней, одной рукой держась за ошейник Барона. Она оглядывалась на камень, который медленно скрывался в сгущающихся сумерках. «Он же боролся, – думала она. – Пророс тут, где ничего нет. А мы ему помогли совсем чуть-чуть, просто направили. А теперь бросаем? Надо придумать, как помочь ему по-настоящему, не чернилами, а по-умному».
Войдя в лабораторию, Артур первым делом подошел к стеллажу, где в специальном футляре лежала дедова перьевая ручка и несколько пробирок с густой, мерцающей жидкостью – остатками «Квантовой Капли». Он не открывал его, просто смотрел на темную кожу через стеклянную крышку. Этот предмет был для него связующим звеном с наследием деда, с его методиками, которые все больше казались Артуру не магией, а просто очень продвинутой, но не до конца понятой наукой. Теперь и эта связь истончалась, уступая место трезвому расчету.
– Так, – сказал Артур, оборачиваясь к другим. Его голос прозвучал неестественно громко в тишине купола. – Ситуация ясна. Эффективность наших основных систем падает. У нас есть два пути.
Он поднял указательный палец. – Первый: использовать оставшиеся экспериментальные чернила для экстренного восстановления мембраны опреснителя и поверхности конденсационного камня. Второй… – Он поднял средний палец. – Оставить все как есть и наблюдать за процессом деградации, чтобы понять его механизм и найти перманентное, а не временное решение.
– Первый! – сразу высказался Тим. – Пока не поздно! Надо поддержать наш оазис! И мой завтрак! Это вопрос выживания!
– Это нерационально, – возразила Маша, откладывая блокнот. – Мы потратим последний ресурс на временную меру. Это как тушить пожар, вызванный неисправной проводкой, стаканом воды. Нужно искать и менять перегоревший провод, а не лить воду на стены.
– Научный метод требует анализа и расчета, – парировала Маша, глядя на Артура. – Мы должны понять, почему это происходит, чтобы предотвратить это в будущем. Нам нужны данные, а не отсрочка.
Оба посмотрели на Артура. Тот медленно прошелся по комнате, его взгляд скользнул по схемам на стене, по банкам с реактивами, по ящику с инструментами.
– Маша права, – наконец сказал он. – Подзарядка чернилами – это отсрочка, а не решение. Но и наблюдать, как все рушится, я не могу. – Он посмотрел на Лизу, которая с надеждой смотрела на него. – Есть третий путь.
Он подошел к большой маркерной доске и схематично нарисовал опреснитель и камень.
– Мы проведем малый, контролируемый эксперимент. Возьмем минимальное количество чернил. Не для подзарядки всего участка, а для точечного воздействия на один конкретный, самый простой элемент системы. Например, попробуем стабилизировать не весь камень, а только корневую систему одной, конкретной травинки у его основания. И будем постоянно мониторить все параметры – влажность, температуру, электропроводность почвы. Цель – не спасти оазис, а собрать данные. Понять, как именно работает эффект стабилизации и почему он со временем ослабевает.
– О! – воскликнула Маша, ее глаза загорелись. – То есть мы используем кризис как возможность для исследований! Превратим проблему в эксперимент и получим ценнейшие данные о долговечности наших решений!
– Именно, – кивнул Артур. – Мы определим «период полураспада» эффекта в контролируемых условиях. Если мы поймем математику процесса, мы сможем… предсказывать его. И, возможно, компенсировать штатными средствами, без расхода чернил.
– А травинку жалко, – тихо сказала Лиза. – Вдруг с ней что-то случится?
– Ей ничто не угрожает, – успокоил ее Артур. – В худшем случае она просто останется такой, как есть, обычной пустынной травинкой. Но ее участие поможет нам понять, как помочь всем остальным растениям, камню и опреснителю. Это вклад в общее дело.
Решение было принято. Напряжение в воздухе сменилось деловой суетой. Маша начала готовить датчики – гигрометры, термопары, миниатюрные сенсоры pH. Тим отправился к камню, чтобы выбрать «испытуемую» травинку – самую чахлую, но живую, чтобы эффект, если он будет, был наиболее заметен. Артур с глубоким вздохом открыл футляр с ручкой. Он снова чувствовал ее вес в руке – вес огромной ответственности и наследия, которое нужно было не просто использовать, но и понять. Они больше не играли в волшебников, рисующих чудеса. Они проводили тонкую, рискованную научную работу, пытаясь разгадать загадку, оставленную предыдущим поколением.
На следующее утро лаборатория напоминала штаб перед решающим сражением. Маша разложила на столе подробную схему эксперимента, испещренную стрелками, формулами и таблицами для записи данных. Наверху крупными буквами было выведено: «Протокол №1: Исследование временно́й деградации эффекта стабилизации в контролируемых условиях». Артур, вооружившись точной пипеткой и лупой, тщательно отмерял несколько миллиграммов мерцающих чернил в миниатюрный резервуар, подключенный к тончайшему игле-аппликатору, собранному из старой медицинской иглы и капиллярной трубки. Каждая капля была на счету, и его движения были выверены до микронa.
– Фокусная травинка выбрана! – доложил Тим, влетая в купол с небольшим комом земли, аккуратно обернутым в влажную марлю. В центре кома торчала чахлая, но живая былинка полыни. – Это экземпляр «Альфа». Самый слабый из всех, идеальный кандидат для наблюдений.
– Отлично, – кивнул Артур, не отрываясь от своей работы. – Установим ее в контролируемые условия. Нужно исключить все внешние переменные.
Они поместили земляной ком в герметичный стеклянный бокс, где были установлены датчики влажности, температуры, освещенности и даже миниатюрный сенсор электропроводности почвы. Рядом поставили идентичный бокс с обычной пустынной почвой и такой же травинкой для контроля. Маша подключила датчики к самодельному регистратору данных, собранному из старой платы и светодиодного экрана.
– Главное – не просто нанести чернила, – объяснял Артур, настраивая микроскоп для наблюдения за структурой листа. – А вложить в них четкий, сфокусированный образ. Не просто «влага», а «влага, впитываемая корнями этой конкретной травинки, обеспечивающая ее устойчивый тургор и фотосинтез». Мы должны дать системе точную команду.
Он сделал глубокий вдох, отсекая все посторонние мысли. Он представлял себе не абстрактную «жизнь», а конкретные физиологические процессы: движение воды по ксилеме, раскрытие устьиц, преобразование хлорофиллом света в энергию. Это была не медитация, а мысленная визуализация целевого состояния системы, тонкая настройка инструмента воздействия.
Игла-аппликатор с едва слышным жужжанием микроскопического сервопривода подвела к самому основанию стебля. На кончике выступила крошечная капля чернил, переливающаяся всеми цветами радуги. Артур коснулся травинки, и капля впиталась в ткань растения почти мгновенно.
Эффект был мгновенным, но не ослепительным. Травинка будто вздохнула полной грудью. Ее слегка поникший стебелек выпрямился, стал упругим, а цвет из блекло-зеленого стал более насыщенным, живым. Вокруг основания датчики зафиксировали резкий, но кратковременный скачок влажности и незначительное изменение электрического потенциала почвы.
– Успех! – прошептала Маша, завороженно глядя на графики на экране. – Параметры изменились! Эффект есть и он измерим! Смотри, скачок влажности на 7%!
– Она такая счастливая! – воскликнула Лиза, хлопая в ладоши и глядя на ожившую былинку. – Прямо посвежела!
– Пока рано праздновать, – охладил их пыл Артур, хотя и не мог сдержать легкую улыбку удовлетворения. – Теперь начинается главная часть. Наблюдение и сбор данных. Фиксируем все, каждую минуту.
Они дежурили у бокса по очереди, сменяя друг друга за едой. Первые шесть часов травинка выглядела прекрасно, данные были стабильны. Но к вечеру Маша, сверяя данные, нахмурилась.
– Температурный градиент между корневой системой и стеблем начал уменьшаться, – сообщила она, показывая Артуру график. – Это может говорить о замедлении скорости сокодвижения. Эффект ослабевает.
– Влажность тоже падает, – добавил Артур, подходя к боксу. – Медленно, но верно. Уже на 2% от пикового значения. Контрольный образец остается без изменений.
К утру следующего дня картина была очевидна – эффект стремительно ослабевал. Травинка не погибла. Она просто… вернулась к своему исходному, чахлому состоянию. Ровно через двадцать четыре часа после нанесения чернил все параметры в экспериментальном боксе – влажность, температура, электропроводность – сравнялись с контрольными. Растение было живым, но чуда больше не было.
Артур сидел перед стеклянным ящиком, глядя на обычную, ничем не примечательную былинку. В его журнале лежали десятки страниц с данными, графиками и замерами. Они получили ответ. Но этот ответ был безрадостным и отрезвляющим.
– Период полураспада эффекта при точечном применении – примерно двенадцать часов, – сумрачно констатировала Маша, проводя линию тренда на графике. – Полная деградация до исходного состояния – за стандартные земные сутки.
– Значит, чтобы поддерживать наш оазис в текущем состоянии, нам нужно каждый день тратить чернила на каждое растение и каждый камень, – подвел неутешительный итог Тим. – Это невозможно. У нас их на пару недель такой работы в лучшем случае.
Артур молча смотрел на пустой резервуар аппликатора. Они истратили драгоценные миллиграммы уникального реактива и получили суровую истину. Их чернила были не вечным двигателем, а мощным, но одноразовым катализатором, своеобразным «кривым стартером» для систем, неспособных к самостоятельной стабильной работе в данных условиях. И этот стартер садился. Оставался последний, самый главный вопрос: что они будут делать, когда его заряд иссякнет окончательно, и все их «оживленные» системы разом вернутся к своему естественному, пустынному состоянию?
Тишина в метеокуполе после завершения эксперимента была тяжелой и густой, как расплавленный свинец. Даже Барон, обычно неутомимый источник суеты и радостного лая, чувствовал настроение хозяев. Он лежал, положив морду на лапы, и лишь изредка поводил ушами, прислушиваясь к напряженному молчанию. Артур отодвинул от себя журнал с итоговыми расчетами. Цифры выстраивались в безрадостную, неумолимую формулу: для поддержания текущего состояния их микро-оазиса требовалась ежедневная доза чернил, эквивалентная половине оставшегося запаса. Это был приговор их текущей стратегии.
– Значит, все напрасно? – тихо, почти шепотом, спросила Лиза. Она все еще сидела у стеклянного бокса, глядя на травинку, которая снова стала обычной. – И камень высохнет окончательно, и опреснитель сломается, и все будет как раньше? Мы ничего не изменили?
– Наука не знает слов «напрасно», – поправила ее Маша, но в ее голосе не было обычной уверенности и твердости. Она нервно теребила уголок страницы с графиком, на котором красивая восходящая кривая резко обрывалась и шла вниз, к нулю. – Мы получили ценнейшие эмпирические данные. Мы измерили скорость диссипации эффекта, определили его временны́е рамки… Это серьезное достижение.
– Это полный провал, если говорить по-человечески, а не на языке формул, – перебил Тим с раздражением. Он с силой пинал ногой крепкую металлическую ножку стула, словно пытаясь выместить на ней свое разочарование. – Мы потратили силы, время и последние капли нашего «волшебного зелья», чтобы узнать, что мы бессильны. Отличный эксперимент! Теперь мы точно знаем, как быстро все рухнет!
Артур поднял голову. Его лицо было бледным от усталости и бессонной ночи, но глаза горели странным, лихорадочным огнем, в котором смешались отчаяние и зарождающаяся новая идея.
– Ты не прав, Тим, – сказал он тихо, но так, что все замолчали, а Барон насторожился. – Мы узнали нечто гораздо более важное, чем скорость распада. Мы узнали предел. Предел этого подхода.
Он встал, отчего все невольно вздрогнули, и решительно подошел к большой маркерной доске, висевшей на стене. Он смахнул с нее остатки старых формул и провел жирную вертикальную линию, разделяющую пространство пополам.
– С самого начала мы мыслили категориями пользователей. «Волшебные чернила», «квантовая капля». Мы использовали их, как дикари используют найденную зажигалку. Могут добыть огонь, но не могут его создать заново и не понимают принципа работы кремния и стали. Мы были не творцами, а потребителями готового решения.
Он взял маркер и на левой половине доски написал: «ПОТРЕБЛЕНИЕ (ТУПИК)», а на правой оставил место.
– Доктор Вандал, судя по его дневникам и обрывкам записей, которые мы нашли, подошел к этому иначе. Он не нашел готовый инструмент. Он изучал саму природу явления. «Энергию фонового резонанса», «когерентные состояния материи» – как он это называл. Он пытался не пользоваться ею, а понять ее фундаментальные принципы и научиться их воспроизводить.
Маша медленно кивнула, ее взгляд тоже начал загораться пониманием, вытесняя разочарование. Она подошла к доске.
– Ты хочешь сказать, что мы шли по неправильному пути с самого начала? Что мы должны были не расходовать чернила, как последний источник воды в пустыне, а пытаться понять их состав, принцип действия? Воссоздать их?
– Именно, – Артур стукнул маркером по правой половине доски. – Мы думали, что чернила – это решение. А они… они всего лишь ключ. Ключ, который открыл нам дверь в новый мир возможностей, но за которой оказалась не готовая комната с сокровищами, а целая вселенная непознанных законов, которую нужно исследовать с нуля, с помощью научного метода.
Он обвел взглядом своих друзей, ловя их реакцию.
– Мы стояли на плечах гиганта. Мы пользовались плодами его труда, даже не осознавая всей глубины его работы. Его ручка, его чернила… Мы не изобретали их. Мы просто нашли их, как находку. И теперь, когда этот внешний ресурс иссякает, мы оказались в том же положении, что и он в начале своего пути – один на один с загадкой мироздания.
Тим перестал пинать стул. Он смотрел на Артура с новым, неожиданным уважением, смешанным с долей страха.
– То есть… ты предлагаешь нам стать… как он? Не пользователями, а… создателями? Изобретателями?
– Да, – просто и твердо ответил Артур. – Наш «провал» – это и есть наша отправная точка. Мы уперлись в потолок, построенный другим человеком, и теперь у нас есть только один путь – проломить его и строить свой. Через понимание. Через исследование. Через тяжелый труд.
Лиза встала и подошла к доске. Она смотрела на разделяющую линию, как на границу между двумя мирами.
– Но как? – спросила она. – Дед Вандал был гением. Ученым. А мы… мы просто дети.
– Дети, которые уже повторили часть его пути на практике, – возразила Маша, все больше проникаясь идеей. – Мы взаимодействовали с аномалиями, стабилизировали системы. У нас есть его дневники, его лабораторные журналы, его оборудование. И у нас есть то, чего не было у него.
– Что? – спросила Лиза, не понимая.
– Мы – команда, – сказал Артур, глядя по очереди на Машу, Тима и Лизу. – И мы знаем о его ошибках, о его конечной неудаче. Мы можем быть осторожнее. Мудрее. Мы можем проверять гипотезы друг у друга и не замыкаться в одиночестве.
Он повернулся к доске и на правой, чистой половине крупными, уверенными буквами вывел: ПРОЕКТ «АЛХИМИЯ ПУСТОТЫ».
– Цель, – объявил он, и его голос звенел новой, стальной решимостью, – не тратить последние чернила на поддержание умирающего чуда. Цель – использовать их как образец, как эталон, как объект для самого тщательного изучения. Мы отправляемся на станцию «Зенит». Мы изучим все его записи, все его эксперименты, все его черновики. И мы повторим его величайшее достижение, но на новом уровне. Мы синтезируем наши собственные «Квантовые Чернила», основанные не на слепой вере, а на точном знании.
Тишина, воцарившаяся после этих слов, была уже иной. В ней не было отчаяния и безнадежности. В ней был трепет перед грандиозностью и дерзостью замысла, смешанный с холодной, зрелой решимостью.
– Это… безумие, – выдохнула Маша, но в ее глазах читался не страх, а азарт первооткрывателя, стоящего на краю неизведанного.
– Все великие открытия поначалу кажутся безумием для тех, кто мыслит старыми категориями, – процитировал Артур фразу из старого журнала Вандала. – Мы потратили несколько месяцев, чтобы понять, что мы шли по ложному, зависимому пути. Теперь у нас есть шанс найти правильный – путь созидателей.
– А что будет с оазисом? – снова спросила Лиза, кивая на окно.
– Он будет нашим напоминанием и нашим маяком, – сказал Артур. – Нашим испытательным полигоном в будущем. Мы не позволим ему умереть. Мы вернемся с решением. Настоящим, фундаментальным, долговечным решением, основанным на знании, а не на чуде.
Решение было принято. Оно было страшным, рискованным, почти невыполнимым с точки зрения здравого смысла. Но оно было единственным, что не вело в тупик. Они больше не были хранителями чужой тайны. Они становились ее наследниками и продолжателями. И их путешествие к сердцу этой тайны, к истокам наследия Вандала, только начиналось. Путешествие, в котором их главным инструментом должен был стать не волшебный артефакт, а их собственный разум, упорство и желание докопаться до сути.
Решение отправиться на станцию «Зенит» повисло в воздухе, заряженное новой, суровой решимостью. Теперь предстояло самое сложное и прозаичное – подготовка. Они не могли просто взять и уехать, как в прошлую свою вылазку. Исчезновение четверых детей на неопределенный срок не осталось бы незамеченным, а подозрения взрослых могли похоронить все их планы.
– Родители никогда не отпустят нас в такую даль, – констатировал Тим, сокрушенно разглядывая самодельную карту, на которой расстояние до «Зенита» казалось гигантским, почти непреодолимым. – Скажем, что идем в трехдневный геологический поход за новыми образцами пород? Для коллекции?
– Не прокатит, – покачала головой Маша, тут же включая аналитический режим. – В прошлый раз мы отсутствовали на день дольше заявленного срока, и нас уже отчитали за несанкционированное расширение маршрута. К тому же, нам нужны не дни, а недели, а то и месяцы. Нам нужен официальный, железобетонный повод. Прикрытие.
Артур ходил по лаборатории, его босые ноги шлепали по прохладному каменному полу. Он перебирал в уме все возможные варианты, отбрасывая один за другим. Вдруг он остановился, его взгляд упал на старый, пыльный сертификат, висевший на стене – документ, подтверждающий статус их метеокупола как вспомогательной метеостанции.
– Метеорологические наблюдения, – вдруг сказал он. – Мы – юные метеорологи, члены кружка. Наш купол – официальная, хоть и старая, станция. Что, если мы подадим заявку на… скажем, «многомесячный цикл наблюдений за атмосферными аномалиями и пылевыми бурями в радиусе 500 километров»? С обоснованием, что это необходимо для улучшения моделей прогнозирования и безопасности поселка.
Маша заинтересованно подняла бровь, мысленно оценивая бюрократическую составляющую.
– Это… гениально и бюрократично одновременно. У нас есть старые бланки, устав кружка и даже печать. Мы можем составить официальное письмо на бланке, с подписями. Выглядеть это будет солидно.
– И указать станцию «Зенит» как одну из ключевых точек нашего маршрута! – подхватил Тим, уже видя в этом элемент авантюры. – Как заброшенный объект, представляющий уникальный научный интерес для изучения локальных климатических условий! Там же на куполе остались датчики!
Энтузиазм, помноженный на острую необходимость, снова начал разгораться. Они провели весь вечер за тщательным созданием официального документа. Маша выводила каллиграфическим почерком «Директору Муниципального Образования «Солнечный Шторм»», Тим рисовал впечатляющую, подробную карту маршрута с условными обозначениями, а Артур сочинял текст, полный наукообразных терминов и ссылок на методички, стараясь, чтобы он звучал максимально убедительно и скучно.
– А если они проверят? – спросила Лиза, которая помогала ставить печать на бумаги, с силой нажимая на старую деревянную колодку. – Если кто-то позвонит или захочет приехать?
– Кто будет проверять группу юных метеорологов в самой глуши? – усмехнулся Артур, проверяя текст на наличие ошибок. – Старейшина Атцек? Он с трудом читает по слогам. Главное – официальная бумага с печатью. Она имеет магическую силу для взрослых, создает видимость порядка и законности.
Следующие несколько дней ушли на интенсивную подготовку «Скарабея». На этот раз это была не кратковременная вылазка, а полноценная экспедиция. Артур снял с крыши дома дополнительные солнечные панели и укрепил их на корпусе вездехода, чтобы увеличить энергоавтономность. Они загрузили несколько канистр с водой, хотя это и сокращало полезное пространство внутри тесного салона.
– Без приличного запаса воды далеко не уедешь, – мрачно заметил Тим, вкатывая очередную двадцатилитровую канистру в багажник. – Это закон пустыни.
– Мы найдем воду на «Зените», – сказал Артур, но в его голосе слышалась неуверенность. Старая станция могла быть полностью сухой.
Самым ценным и объемным грузом стали инструменты и записи. Паяльники, мотки проволоки разного сечения, наборы гаечных ключей, химические реактивы в прочных пластиковых контейнерах. Маша отвечала за архив: дневники Вандала, их собственные журналы с экспериментами, распечатки схем. Все было упаковано в водонепроницаемые гермоконтейнеры.
– Не забудь «Квантовую чернильницу»! – крикнула Лиза, помогая Тиму укладывать спальные мешки.
– Без нее никуда, – кивнул Артур, проверяя крепление запасного колеса. – Возможно, она – не только ресурс, но и ключ к пониманию того, как Вандал минимизировал энтропию в системе. Ее нужно изучать, а не просто тратить.
Вечером накануне отъезда Артур в одиночестве подошел к опреснителю. Агрегат работал, но его гул был неровным, с хрипотцой. Он положил руку на теплый, вибрирующий металл корпуса.
– Держись, старина, – прошептал он. – Продержись. Мы вернемся. С настоящим решением.
Он посмотрел на полку, где лежал футляр с ручкой. Он взял его, ощутил в руках непривычную тяжесть наследия и ответственности, и положил во внутренний, застегивающийся на молнию карман своей походной куртки. Это был их самый ценный актив. И самый большой груз, который им предстояло нести.
Ночью никто не мог уснуть. Лиза ворочалась, представляя себе древнюю, засыпанную песком станцию и тайны, которые она хранит. Тим в уме пересчитывал запасы еды и горючего, прикидывая, на сколько их хватит. Маша в темноте проверяла мысленный список оборудования, боясь что-то упустить. Артур лежал с открытыми глазами, глядя в потолок. Он думал о Вандале. Одинокий гений в пустыне, одержимый своей идеей. Они шли по его стопам. Смогут ли они избежать его участи? Смогут ли они, в отличие от него, остаться командой?
На рассвете «Скарабей» с глухим урчанием дизельного двигателя выбрался из гаража. На его борту было четверо детей, верный пес и безумная, но твердая надежда совершить невозможное – не найти готовый ответ, а создать его самим. Они оставляли позади свой угасающий оазис и отправлялись навстречу самой большой загадке их жизни, вооруженные не магией, а знаниями и упрямством.
«Скарабей» пыхтел, медленно взбираясь на очередной песчаный бархан. Раннее утро в пустыне было обманчивым – воздух еще оставался прохладным, но солнце, поднимавшееся над горизонтом, уже обещало испепеляющий зной. В салоне царило напряженное молчание, нарушаемое лишь ровным гудением мотора и прерывистым храпом Барона, растянувшегося на заднем сиденье.
Артур крепко сжимал штурвал, его пальцы побелели от напряжения. Он вел вездеход по памяти и по вымышленной карте, которую они сами же и нарисовали для отчета. Каждый километр, отделявший их от поселка, заставлял сердце биться чаще. Они пересекали невидимую границу, за которой кончалось детство с его условностями и начиналась суровая реальность самостоятельных решений и полной ответственности.
– Ничего, скоро привыкнем, – пробормотал Тим, пытаясь разглядеть в бинокль хоть что-то, кроме бесконечных, переливающихся под солнцем песков. – Как в прошлый раз. Дорогу запомнили, ориентиры есть.
– В прошлый раз мы бежали от непосредственной опасности, – негромко возразила Маша, не отрывая взгляда от экрана портативного компаса и навигатора, собранного Артуром из списанных компонентов. – А сейчас мы целенаправленно едем ей навстречу, и даже не знаем, какая именно опасность нас ждет. И это совсем другое ощущение. Это планомерное вхождение в зону неизвестности.
Лиза прижалась лбом к теплому стеклу. Она смотрела на убегающий назад след от колес «Скарабея». От этого следа тянулась невидимая нить к дому, к маме, к ее комнате, к запаху свежего хлеба. Ниточка истончалась с каждым метром, и Лиза боялась, что вот-вот она порвется, и они останутся одни в этом безбрежном золотом море, где нет никого, кроме ветра и солнца.
– Там никого нет, правда? – тихо спросила она. – На станции. Никаких… чужих?
– Мы стабилизировали аномалию, – напомнил Артур, стараясь, чтобы его голос звучал уверенно, хотя сам в этом не был до конца уверен. – Превратили хаотичную энергию в управляемый резонанс. Белый песок – тому доказательство. Там должна быть тишина.
Но он и сам в это не до конца верил. Законы, с которыми они имели дело, были слишком новы и непредсказуемы. Кто мог знать, что произошло на «Зените» за месяцы их отсутствия? Не вернулись ли те самые «шепчущие» формы энергии?
Через несколько часов езды пейзаж начал меняться. Ровные барханы сменились каменистыми плато, испещренными глубокими трещинами. Ветер, до этого почти не ощущаемый, теперь завывал за тонкими стенками «Скарабея», заставляя кузов слегка вибрировать.
– Похоже, мы приближаемся к тектоническому разлому, – заметила Маша, изучая карту геологических образований. – Станция «Зенит» была построена на возвышенности именно для изучения таких формаций. Грунт здесь должен быть тверже.
– Отлично, значит, нас еще и трясти начнет, как в стиральной машине, – проворчал Тим, потирая ушибленное о дверцу плечо. – Надеюсь, подвеску Артур усилил.
Внезапно Барон поднял голову и насторожил уши. Глубокий, почти неслышный рык вырвался из его глотки. Он уставился в лобовое стекло, хотя впереди не было видно ничего, кроме раскаленного воздуха, дрожащего над камнями.
– Что с ним? – насторожилась Лиза, садясь прямо.
– Чует что-то, – сказал Артур, сбавляя скорость и всматриваясь в даль. Его руки снова сжали штурвал.
Воздух перед ними словно сгустился. Солнечный свет искривился, и на секунду им показалось, что они видят очертания чего-то большого и темного, бесформенного, что колыхалось среди скал, как мираж. Звук мотора на мгновение стал приглушенным, будто его заглушила толстая стена.
– Это они? – прошептала Лиза, цепляясь за рукав Артура.
– Не может быть, – буркнул Тим, но его рука непроизвольно потянулась к аварийному огнетушителю, закрепленному у его ног.
Артур резко нажал на тормоз. «Скарабей» замер, подняв небольшое облако пыли. Призрачное видение исчезло так же внезапно, как и появилось. Звук мотора снова стал четким и громким. Перед ними лежала пустая, безжизненная каменистая равнина.
– Мираж, – с облегчением выдохнула Маша. – Просто атмосферная аномалия. Слой горячего воздуха преломляет свет…
– Или нет, – перебил ее Артур. Он вышел из вездехода и указал на песок перед капотом. – Смотрите.
На песке, еще не успевшем покрыться свежей пылью, лежал небольшой, идеально круглый участок белого, мелкого песка. Он был точной копией того, что они оставили на станции «Зенит» после стабилизации аномалии.
– Отзвук, – тихо произнесла Маша, выйдя рядом с ним. – Он здесь. Он… последовал за нами? Или это независимое образование?
– Может, это предупреждение? – предположил Тим, оглядываясь по сторонам.
– Или приветствие, – неожиданно сказала Лиза, тоже выскочившая из машины. – Он же теперь добрый, стабильный. Может, он показывает дорогу? Как хлебные крошки.
Артур молча смотрел на белый песок. Это было напоминание. Напоминание о том, что они имеют дело с силами, которые не укладывались в привычные рамки, но которые, тем не менее, подчинялись каким-то своим, еще не познанным законам. Это была не магия, а сложная физика, которую им еще предстояло понять.
Он снова тронулся с места, аккуратно объехав таинственную метку. Никто не произнес ни слова. Даже Барон перестал рычать и снова улегся. Но напряжение в салоне не исчезло. Оно витало в воздухе, густое и тяжелое. Они поняли, что их миссия будет гораздо сложнее, чем просто повторение чужих экспериментов. Им предстояло столкнуться с наследием Вандала лицом к лицу. И это наследие, похоже, было живо и реагировало на их присутствие.
Солнце стояло в зените, превращая кабину «Скарабея» в подобие раскаленной печи. Кондиционер, собранный Артуром из старого холодильника и автомобильного радиатора, с трудом справлялся, издавая жалобный вой и выдувая чуть прохладный воздух. Пейзаж за окном окончательно сменился на суровый, каменистый. Они въехали в район тектонического разлома, и дорога стала еще более неровной.
– По карте и показаниям GPS, мы уже близко, – сообщила Маша, откладывая планшет. Ее голос был хриплым от жары и пыли, проникавшей сквозь щели. – Должны увидеть купол с любой минуты. Высота над уровнем моря увеличивается.
Все, кроме Артура, который не сводил глаз с извилистого пути между камней, впились в лобовое стекло. Каждое скальное образование вдали могло оказаться желанной целью. Напряжение росло с каждым метром. Барон, чувствуя его, начал скулить и переминаться с лапы на лапу, облизывая нос.
– Вон что-то! – внезапно крикнула Лиза, указывая пальцем чуть левее курса. – Блестит!
На фоне ослепительно синего неба вырисовывался темный, куполообразный силуэт. Он казался крошечным, игрушечным, затерянным среди гигантских скал. Но солнечный луч, пойманный какой-то металлической деталью, дал тот самый блик. Это был он. Станция «Зенит».
– Есть, – коротко бросил Артур, и в его голосе прозвучало глубочайшее облегчение, смешанное с новым приступом тревоги.
Он направил «Скарабей» к цели, медленно объезжая глубокие трещины в земле и груды острых, как бритва, камней. По мере приближения станция росла в размерах, обретая детали. Они увидели сеть трещин в плексигласовом куполе, забитые песком и камнями оконные проемы, покосившуюся антенну. Это было место, где время остановилось, уступив место ветру и безжалостному разрушению.
– Ничего не изменилось, – прошептал Тим, когда «Скарабей» с глухим стуком остановился в десятке метров от главного входа, того самого, через который они когда-то бежали. – Так же жутко и заброшенно, как и в прошлый раз.
Он был прав. Станция излучала ощущение покинутости и тайны. Песок уже успел заметить следы их прошлого визита, но само здание стояло неподвижно и безмолвно, словно гигантский каменный цветок, выросший посреди ничего и забытый всеми.
Артур заглушил двигатель. Внезапно наступившая тишина была оглушительной. Ни ветра, ни пения птиц, ни стрекота насекомых. Только тихий треск остывающего металла «Скарабея» и собственное учащенное дыхание.
– Что ж, – Артур потянулся к дверной ручке, и щелчок замка прозвучал невероятно громко. – Приехали. Дом милый дом.
Они вылезли из вездехода, разминая свои затекшие конечности. Воздух был сухим и горячим, он обжигал легкие. Ноги после долгой дороги подкашивались. Барон выпрыгнул последним, потянулся, отряхнулся и, насторожив уши, принялся внимательно обнюхивать окружающее пространство, двигаясь низко к земле. Он не рычал, но его тело было напряжено, готовое в любой момент к броску или бегству.
– Ничего не чувствую, – сказала Маша, держа в руках самодельный детектор электромагнитных аномалий, собранный на базе старого радиоприемника. – Фон в норме. Никаких всплесков, как тогда.
– Может, они ушли? – предположила Лиза, прячась за спиной Артура.
– Или ждут, – мрачно пошутил Тим. – Надеюсь, мы их не разбудим обеденным звонком.
Артур подошел к знакомой, ржавой металлической двери. Она была приоткрыта, как они и оставили в прошлый раз, подпертая камнем. Он толкнул ее, и та с скрипом поддалась, впустив их в полумрак забвения.
Запах ударил в нос – знакомый коктейль из пыли, окисленного металла, старого пластика и чего-то еще, сладковатого и затхлого, что ассоциировалось с давно покинутыми помещениями. Лучи солнца, пробивавшиеся через трещины в куполе, выхватывали из мрака знакомые очертания: разбросанное оборудование, центральный стол, покрытый патиной, ту самую медную арку в углу. Все было на своих местах, покрытое новым, более толстым слоем пыли.
– Ничего не трогали, – констатировала Маша, проводя пальцем по столу и оставляя четкую полосу на серой поверхности. – Только ветер да время поработали.
– Кому тут трогали? – пожал плечами Тим. – Только шакалам да нам, чудакам.
Но Артур стоял неподвижно, вглядываясь в дальний угол лаборатории, туда, где они оставили разлитые чернила и разбросанные во время прошлой паники бумаги. Теперь там был идеальный, почти неестественный порядок. Стеклянные осколки были аккуратно собраны в небольшую кучку, а листы бумаги, испещренные формулами, сложены в ровную стопку.
– Кто-то тут был, – тихо сказал он, и его слова упали в гулкую тишину зала, как камни в колодец.
Все замолчали, вглядываясь в указанное место. Да, это было невозможно списать на действие ветра или гравитации. Это была чья-то рука. Аккуратная, методичная.
– Может, те самые… другие? – вспомнила Маша про таинственный сигнал, который они фиксировали в прошлый раз, перед тем как все началось. – Те, кто послал тот импульс?
– Или… он сам? – еще тише прошептала Лиза, вцепившись в куртку Артура.
Вопрос повис в воздухе, тяжелый и не дающий ответа. Они стояли в центре лаборатории, слушая тишину. Она была уже не пустой. Она была настороженной, полной незримого присутствия. Кто-то или что-то знало об их прибытии. И, возможно, ждало их. Их великое приключение только что обрело нового, невидимого участника, и неизвестно, был ли он другом.
Тишина в лаборатории Вандала стала звенящей. Аккуратно сложенные бумаги в углу выглядели зловеще, как аккуратно заправленная постель в заброшенном доме. Кто-то действительно был здесь. И этот кто-то явно не собирался устраивать погром.
– Может, это Атцек? – первым нарушил молчание Тим, стараясь говорить бодро. – Старейшина. Пришел проверить, не хулиганим ли мы на старых развалинах.
– Сомневаюсь, – покачала головой Маша, подходя ближе к стопке и не решаясь ее тронуть. – Дойти пешком сюда через полпустыни? В его-то годы и с его больной ногой? Это маловероятно.
Артур медленно подошел к стопке бумаг. Он боялся их трогать, словно они могли быть хитроумной ловушкой или носителем какой-нибудь биологической угрозы. Но любопытство и необходимость понять пересилили осторожность. Он осторожно взял верхний лист. Это была одна из его собственных схем, чертеж улучшенного теплообменника для опреснителя. На полях, рядом с его расчетами, чьим-то тонким, аккуратным почерком были сделаны пометки. Не исправления, а… уточнения. Математические выкладки, углублявшие его идеи, предлагавшие более эффективные материалы.
– Смотрите, – прошептал он, показывая лист другим. – Они… они меня дополнили. Здесь расчет оптимального угла изгиба трубки для лучшей теплоотдачи.
– Кто «они»? – с опаской спросила Лиза, выглядывая из-за его спины.
– Не знаю, – честно ответил Артур. – Но этот почерк… он мне кажется знакомым. Похож на почерк из дневников Вандала, но… более четкий, как будто другой рукой.
Он лихорадочно начал перебирать стопку. Среди их записей попадались и чужие. Небольшие листки с формулами, схемами, набросками устройств, которых они никогда не видели. Стиль был удивительно похож на стиль самого Вандала, но более… современный. Более отточенный, лишенный сумасшедшего блеска, но исполненный той же глубины.
– Похоже, у нас есть тайный поклонник, – мрачно пошутил Тим, подбирая с пола один из таких листков. – Или очень дотошный рецензент. Смотри, он даже мой чертеж ветрогенератора раскритиковал, написал, что КПД можно поднять на 20%, если изменить угол лопастей.
– Это не критика, Тим, – сказала Маша, изучая одну из чужих схем. – Смотри, это модификация нашего резонатора для улавливания атмосферной влаги. Более эффективная схема питания. Тот, кто это нарисовал, понимает в этом больше нас. Гораздо больше.
Внезапно Барон, который до этого обнюхивал порог, насторожился и тихо зарычал, глядя вглубь лаборатории, в сторону коридора, ведущего в жилые отсеки станции. Шерсть на его загривке встала дыбом. Он отступил на шаг, прижавшись к ноге Лизы.
– Там кто-то есть, – беззвучно прошептала Лиза, цепляясь за руку Артура.
Все замерли, вглядываясь в темный прямоугольник двери. Из темноты донесся легкий, едва слышный скрежет. Шаги? Или просто скрип старого здания, прогнувшегося под порывом ветра?
Артур сглотнул. Сердце колотилось где-то в горле. Он медленно потянулся к рюкзаку, где лежала увесистая гаечный ключ – не самое лучшее оружие, но хоть что-то.
– Эй! – крикнул Тим, не в силах выдержать напряженного ожидания. – Кто здесь? Выходи! Мы свои!
Его голос гулко отозвался под куполом и затих, поглощенный пылью и мраком. В ответ – лишь тишина. Но теперь она казалась насмешливой, нарочитой, полной скрытого знания.
– Может, нам… проверить? – нерешительно предложил Тим, уже пожалев о своей вспышке храбрости.
– Нет, – твердо сказал Артур. – Не сейчас. Мы не знаем, с кем имеем дело. Сначала нужно обустроить базу, привести в порядок оборудование, обеспечить себе тыл. И быть начеку. Все время.
Он посмотрел на темный коридор, откуда доносился тот самый скрежет. Кто-то наблюдал за ними. Кто-то, кто разбирался в работах Вандала не хуже, а может, и лучше их. Дружелюбный ли это был наблюдатель, оставшийся в тени из-за застенчивости? Или же это был тот самый одержимый последователь, повторяющий опасные эксперименты? А может, и вовсе… конкурент, претендующий на наследие?
Они развернули свои спальные мешки в самом освещенном углу лаборатории, подальше от таинственного коридора. Работа закипела, но теперь у нее был неприятный, соленый привкус постоянной угрозы. Каждый скрип, каждый шорох за стенами заставлял их вздрагивать и оборачиваться, руки сами тянулись к инструментам, как к оружию. Они были не одни в этом царстве пыли и тишины. И их незримый сосед, судя по всему, предпочитал оставаться в тени, наблюдая и оценивая. Ожидание становилось невыносимым.
Первая ночь на станции «Зенит» выдалась беспокойной. Спальные мешки казались колючими, каменный пол – невероятно твердым, а каждый шорох за стенами превращался в зловещие шаги невидимого гостя. Артур лежал без сна, уставившись в темноту, где призрачными силуэтами вырисовывались очертания приборов. Он мысленно перебирал факты: аккуратно сложенные бумаги, пометки на полях, скрип в коридоре. Кто-то был здесь. Кто-то, кто явно не хотел идти на контакт, но и не проявлял агрессии.
Утром, разбитые и невыспавшиеся, они собрались у центрального стола, запивая сухой паек теплой водой из фляг. Солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь трещины в куполе, освещали клубы пыли, поднятые их движениями.
– Итак, – начал Артур, стараясь звучать деловито, хотя темные круги под глазами выдавали его усталость. – У нас есть две приоритетные задачи. Первая – начать систематическое изучение экспериментов Вандала, используя его лабораторию. Вторая – выяснить, кто наш таинственный сосед и чего он хочет. Без решения второй задачи первая может быть небезопасна.
– Предлагаю начать с самого начала, – сказала Маша, раскладывая на столе самые ранние дневники Вандала. – С его первых записей о фоновом резонансе. Возможно, мы упустили какой-то ключевой элемент, который понимает наш… сосед.
– А я предлагаю наладить оборону! – заявил Тим, размахивая куском пластиковой трубы. – Расставить сигнализацию по периметру, чтобы этот «призрак» не мог подкрадываться к нам, как в прошлую ночь.
– Из чего? – скептически спросила Маша. – Из консервных банок и веревочек? Это сработает только в комиксах.
– А что? Работает против живых! – уперся Тим. – А если неживых, то хоть предупредит!
Пока они спорили, Лиза тихо сидела в углу с Бароном. Она гладила пса по голове и что-то шептала ему на ухо. Вдруг она подняла голову, и ее голос, чистый и детский, разрезал спор.
– А может, он просто боится? – сказала она.
Все посмотрели на нее.
– Кто? – спросил Артур.
– Тот, кто здесь прячется. Может, он испугался нас? Мы вломились в его дом, мы шумим. Он убрал наши бумаги… может, это знак, что он не хочет воевать? Что он просто… стесняется или не знает, как подойти.