Заступник

Наступят сумерки – гляди в оба. Опасность подстерегает на каждом шагу, стоит зазеваться. В сумерках охотятся ноксоры. В ночи они живут. Только днем впадают в спячку, но и тогда не расслабляйся ни на минуту. Считай тени.

Заметишь их – не мешкай. Стоит промедлить, как заберут твою душу. Оставят от тебя оболочку, которая ничего не значит.

Знай: темнота – твое единственное спасение и их гибель, ведь тени не могут жить без света. В темноте ноксоры живут лишь двадцать ударов сердца.

Вот так. Все предельно просто. Двадцать ударов сердца, и одной тварью в этом мире станет меньше. Всего двадцать ударов сердца, чтобы спасти чью-то жизнь.

Жизнь того, кто, может, о тебе никогда и не узнает.

Из кодекса Заступника.

Пролог

– Мам, пап, смарите, огоньки! – Ула нетерпеливо подпрыгнула, стала дергать маму за рукав.

Та рассеянно кивнула. Вряд ли она вообще толком расслышала слова Улы: шум и грохот на главной площади города стоял такой, что хотелось зажать уши. Папа потрепал дочь по макушке, окончательно взъерошив и без того разлохматившиеся косички.

– Да-да, мы видим, – пробормотал он, и Ула смогла прочесть это лишь по губам.

Оба они: и мама, и папа, глядели в небо, где один за другим распускались разноцветные бутоны салютов. Почти все собравшиеся на площади жители столицы тоже любовались представлением. После нескольких лет «тревожного режима» – так, Ула слышала, мама с папой это называли – выйти на улицу просто так, чтобы радоваться, петь, есть сахарную вату и кататься на каруселях было настоящим праздником, пусть и всего на один денек.

Мама говорила, ноксоры уже не так страшны. Не теперь, когда есть Заступники, чтобы нас защитить. Папа в ответ цокал языком и добавлял таинственным полушепотом: «Тени не трогают хороших детей». Значит, если ты – хорошая девочка, то тебе ничего не грозит.

Ула не боялась. Ей уже исполнилось пять, и бояться было бы совсем глупо. Потому она с улыбкой смотрела… вовсе не вверх, как остальные. Никто из них не замечал, что фонари загорались синими огоньками. Сначала один, потом другой. Звали за собой, прочь от оживленной площади.

– Ну пасмари же! – Ула снова дернула маму за рукав, а потом высвободила ладонь из ее руки.

Сделала шаг, еще один. Оглянулась на родителей и побежала вслед за огоньками, ведущими в соседний переулок. Пустой, ведь черепичные крыши тут почти касались друг к друга, так что неба не видно, а сейчас всех интересовало только оно.

Зато были видны синие отблески огоньков у каждого фонаря. Они подмигнули, а потом исчезли. Остались лишь зажженные лампы, едва рассеивающие вечерний полумрак.

Ула остановилась и шмыгнула носом. Почему огоньки пропали? Такие красивые. Были. Она огляделась по сторонам, и только теперь заметила, что стоит ровно между двумя вытянутыми тенями от фонарей. А чуть поодаль – третья тень. Сначала напомнившая дерево, но деревьев в переулке не было.

И она двигалась. Прямо к Уле.

«Беги без оглядки. Не мешкай».

Откуда в голове возникли эти слова, сказанные незнакомым голосом, Ула не знала. Машинально потерла ладонь – кожу все еще жгло время от времени, с тех пор, как на прошлый день рождения к ней прикрепили Заступника.

И вот теперь кто-то словно бы толкнул ее в спину.

«Беги!»

И она побежала. Знала: оборачиваться нельзя, тут же догонят. Надо быстро-быстро, громко шлепая по лужам, перебирать ножками. Короткими и совсем непослушными. Еще и туфельки большеваты, «на вырост».

Она запнулась за выступающий камень, чуть не упав на мостовую. Было бы очень больно, и коленки бы содрала, как вчера на прогулке. Нужно скорее перестать быть такой неуклюжей.

Но сейчас Ула об этом совсем не думала. Взмахнула руками, будто крыльями, попыталась вообразить себя птичкой – только чтобы продолжить бежать. Все вперед и вперед. По узкой улочке, от фонаря к фонарю, от одного круга тусклого света к другому. Мимо домов – днем разноцветных, почти игрушечных, а после захода солнца ставших темными и пугающими.

Совсем как тени, что заставляли мчаться, судорожно глотая воздух. Ула знала: они за спиной. Ноксоры. Чувствовала их дыхание на затылке.

И этот шепот, почти над самым ухом – он тоже подгонял. Заглушал грохот и веселую музыку. Они остались на площади, далеко позади. Очень далеко.

Или нет? Ула понятия не имела, сколько уже так бежит. Но дом справа был все тот же, она краешком глаза видела оплетающие его стены лианы. Добраться бы до угла, там свернуть.

Мама. Папа. Только сейчас вспомнились эти такие простые слова. Мама и папа, они все еще на площади.

Должны быть там!

Ула попыталась крикнуть, но услышала лишь тоненький всхлип. Писк маленькой мышки.

Щеки обожгли покатившиеся из глаз слезинки. Позвать. Надо позвать их, они прогонят тени. Прогонят ноксоров.

Забывшись, Ула обернулась. Повисшая в воздухе тень уже почти дотянулась до ее плеча длинными пальцами-ветками. По коже пробежал холодок, как если бы много-много льдинок разом пробрались под платье и теперь кусают. Ула снова пискнула и одним прыжком нырнула за угол дома, в темноту.

Будто темнота спасет от теней.

Хотя… да, только она и спасет!

«Тени питаются светом, без него исчезают», – прозвучало в голове. Снова этот незнакомый голос, но почему-то ему хотелось верить. Сейчас особенно.

Значит, бояться нечего? Здесь они не тронут.

Ула сделала глубокий вдох. Хотела зажмуриться, но передумала – в темноте и без того ничего не видно. Зато слышно все очень хорошо. Тяжелое дыхание там, за углом. Или это только чудится? Уле всегда все чудится, так мама говорит, посмеиваясь. Потому, зябко поежившись, Ула выглянула из своего укрытия. Всего на секундочку, но этого хватило.

Тени… нет, ноксоры, они все еще были там. Один точно. Ула едва не вскрикнула, но чья-то рука крепко зажала ей рот.

– Тс-с, не вопи, – чуть слышно возмутился голос, что давал советы в ее голове. Настоящий, самый взаправдашний. Совсем мальчишеский, теперь она точно это поняла.

Даже если бы Ула хотела крикнуть – не смогла бы. В горле пересохло, потому она лишь кивнула. Заступник – конечно, он, кто еще пришел бы на помощь? – не мог увидеть ее кивка. Ну и ладно. Зато наверняка почувствовал. Сжал ее плечо, отчего стало почти больно.

– Страшно? – Он говорил строго, даже строже папы, так что Ула и не подумала соврать. Снова кивнула. А Заступник хмыкнул: – Конечно, иначе не позвала бы. Но ты это зря: в темноте тени исчезают, им нужен свет.

Сделав глубокий вдох и набравшись смелости, Ула прошептала:

– Почему?

Она не увидела, а скорее ощутила, что Заступник пожал плечами.

– Долго объяснять, потом сама поймешь. Заткни уши. И не открывай, пока не разрешу. Заметано?

Еще один кивок в ответ. Заступник убрал руку с ее плеча. Ула успела услышать шарканье его шагов, прежде чем зажать уши ладонями. Крепко-крепко, и от этого в голове загудело.

Но вот смотреть он не запрещал, потому Ула выглянула из-за угла. Тени – раз, две, три, целых три – все еще стояли там, в тусклом свете фонарей. В окне дома напротив шевельнулась задернутая занавеска. Ула заметила это краем глаза, продолжая глядеть на тени, не моргая.

Миг, другой. Они словно бы стали меньше. Сжались, так похожие на человеческие. Одна вдруг крутанулась. Потом и вторая. По коже пробежали мурашки. Совсем как от очень-очень холодной воды. Мама не разрешала в такой плескаться, но сейчас Улу будто накрыло волной.

Она невольно зажмурилась от ужаса, заставившего оцепенеть. Схлынувшего так же быстро, как и появился.

Не ее ужаса.

Едва Ула поняла это, как стало легче дышать. Она открыла глаза, широко-широко, но ноксоров больше не увидела.

– Сбежали, – выдохнула она в пустоту. Чувствовала, что Заступник все еще здесь, рядом, хоть и невидимка в темноте. Потому продолжала зажимать уши до тех пор, пока крепкие пальцы не обхватили запястья, заставляя опустить руки.

– Все, ушли, – бросил он слишком резко.

– Хорошо. – Ула кивнула, расправила плечики. Спохватившись, добавила: – Спасибо.

– Не надо мне твое «спасибо».

Кажется, Заступник обиделся. Голос отрывистый, раздраженный. Ула хотела было извиниться, ведь если извиниться, пускай и не за что, все опять наладится, но снова почувствовала тепло и спокойствие. От его слов тоже:

– Молодец. Послушная. Другие обычно капризничают. И задают много вопросов. А ты мелкая совсем свалилась мне на голову. Думал, будет больше проблем.

– Другие? – выпалила Ула раньше, чем успела подумать. – А какие другие? Как я, или…

– М-да, поторопился я с выводами, – пробормотал заступник. Вдруг добавил встревоженно: – Они тебя не тронули?

– Я… Не знаю, нет, наверно…

Снова холодок пробежал по коже, стоило лишь вспомнить тянущиеся к ней ветки. Нет, руки. Тонкие, с длиннющими пальцами. Наверняка цепкими, но проверять это совсем не хотелось.

Заступник, кажется, не слушал ее тихое бормотание. Крепко схватил за плечи, не давая пошевелиться. По-прежнему оставался в темноте, да вот только сама Ула была на виду. Вдруг захотелось спрятаться от внимательно изучающего ее взгляда. Под защиту.

Защиту от чего? Ее Заступник и так рядом. От этой мысли Ула расслабилась, и в то же мгновение он разжал пальцы. Бросил отрывисто:

– Пошли, отведу к родителям.

– Но… – В голове Улы крутилось так много вопросов, но ведь тогда Заступник точно обидится. А обижать того, кто помог, нехорошо, так папа говорит. Потому Ула прикусила язычок и зашагала рядом с Заступником, держащим ее за руку.

Пришлось снова быстро-быстро перебирать ножками, чтобы успевать за ним. Постоянно остающимся в темноте, потому, как Ула ни старалась, рассмотреть никак не могла. Так увлеклась, разбираемая любопытством, что совсем позабыла о ноксорах. А когда обернулась проверить, что они правда исчезли, было слишком поздно: тот переулок уже остался позади.

Музыка становилась все громче. Шум, радостные вскрики, веселые песни. Только грохот салюта уже успел стихнуть. Будто ничего не было. Может, и правда не было?

Лучше бы не было.

– Все, топай давай. – Заступник подтолкнул вперед, так что Ула чуть не упала. Мир словно бы снова вернул краски.

Площадь продолжала жить своей жизнью. Видя это яркое мельтешение, Ула растерялась, стала оглядываться по сторонам, пока не заметила в толпе мамину красную шляпу.

– Родителям ни слова, – прошептал на ухо Заступник. – Обещаешь? Тогда, придет время, мы еще увидимся.

Ула снова попыталась рассмотреть его лицо, но увидела лишь две светящиеся оранжевые точки – отражение света фонарей с площади в его глазах. Кивнула.

– Вот и молодчина. – Заступник обхватил ее ладошку своей. – Но на слово верить не могу.

В следующий миг мостовая ушла из-под ног, а площадь пошла кругом перед глазами. Ула и сама не заметила, как оказалась сидящей на камнях.

– Ула! Улитка, ты в порядке? – Мамин голос привел в чувство. – Ну как же так, малышка? И на минутку глаз нельзя спустить. Мы так перепугались.

– Голова закружилась? – Папа подал руку, помогая подняться.

Ула отряхнула подол платьица, огляделась по сторонам. Что она тут делает? Сама не могла толком понять. Шум, мельтешащие туда-сюда яркими пятнами прохожие – все это не давало вспомнить. Оглядевшись, Ула увидела в паре шагов от себя торговую палатку с разноцветными фарфоровыми фигурками. Широко улыбнулась, указав на солнечно-желтую лошадку. С восторгом выпалила:

– Пап, па-ап, смотри, какая красотища! Купи, а, ну пожа-алуйста!

Папа переглянулся с мамой, обреченно вздохнул:

– Девочки, все бы вам побрякушки собирать.

Глава 1

– А теперь, если у кого-то еще остались вопросы…

Голос ведущего, похожего на суетливого хомячка, был громким и на удивление бархатным, а сам ведущий, судя по его сияющему виду, этим откровенно наслаждался. Уле показалось, что дело совсем не в природных данных, а в акустике шестистенного помещения с куполообразной прозрачной крышей.

Когда-то давно, века полтора-два назад, самый богатый помещик Лазуреченска построил на этом месте свою усадьбу. Если сейчас реставраторы не смухлевали и действительно восстановили все, как было в те времена, то… Ула едва заметно усмехнулась пришедшей в голову мысли: «Этот помещик мог бы скупить, наверное, не только весь наш городок с его жителями, но и несколько ближайших. Причем, жители эти скорее всего продались бы с радостью».

Но сейчас просторный, залитый солнечным светом каменный особняк с узорной кладкой стен и фигурами крылатых псов по краям крыши принадлежал министерству образования. Странный выбор, но, если очень уж хочется что-то заполучить, и для этого есть все возможности – почему бы и да, собственно?

Стоящая в дальнем углу Ула быстрым взглядом окинула зал, который в открывающейся здесь первой – и единственной в стране за последние пару десятков лет – школе для одаренных детей будет, видимо, концертным.

Собравшиеся на пресс-конференцию по случаю открытия зрители в основном были любопытствующими зеваками. В Лазуреченске редко происходило хоть что-то интересное, и жители, похоже, решили воспользоваться малейшим поводом развлечься. А уж школа… Почти все из них были закрыты после первых нападений ноксоров, а дети переведены на домашнее обучение. И вот теперь словно бы знак: «Все наладилось, больше точно бояться нечего». Подтверждение гораздо надежнее, чем ежегодные гуляния с салютами на день весеннего равноденствия. Праздник – он лишь дарит яркую вспышку и забывается назавтра. А новая школа означает, что это завтра точно наступит. И послезавтра тоже.

Конечно, посмотреть на такое захотел чуть ли не весь город, хоть пропустили сюда далеко не всех, да и то после тщательной проверки. Счастливчиков оказалось не меньше трех сотен, так что пришлось тесниться, как повезет: кому-то на позаимствованных отовсюду в округе стульях, кому-то стоя. Фотограф и вовсе расположился на подоконнике у приоткрытого окна. Видимо, ракурс оттуда оказался самым удачным.

Проникающий с улицы ветерок не спасал от повисшей в густом воздухе смеси запахов пота и дешевых духов. Некоторые зрители обмахивались веерами, хотя было заметно, что это не помогает: под лучами летнего солнца зал очень быстро превратился в теплицу.

Полноватый краснощекий мужчина на заднем ряду ослабил галстук, а через мгновение расстегнул верхнюю пуговицу на пожелтевшей у ворота рубашке.

Ярко накрашенная девушка попыталась носком одной туфли поправить другую, явно натиравшую пятку.

Вдруг отразившийся от окна луч солнечного света попал Уле в глаза. На миг ослепил, отвлек от разглядывания пришедших. Ула невольно зажмурилась, а когда снова открыла глаза, сквозь яркое пятно света мелькнула неясная картина.

Вместо идеально ровных, отделанных розовым мрамором стен – будто изгрызенные разъяренным гигантом руины. Почерневшие обломки валяются на еще мгновение назад сверкающем паркете. Завеса мелкой пыли в воздухе совершенно неподвижна, словно само время вдруг застыло. На остатках крыши уже успело прорасти раскидистое дерево, от которого по полу тянется длинная разлапистая тень. Прямо к замершей неподвижно Уле. Шепчет что-то неразборчивое, от чего кровь стынет в жилах…

…Ула едва не вскрикнула. Задержала дыхание, медленно сосчитала про себя до пяти – безотказно срабатывающий способ прогнать накативший безотчетный ужас. Стучащие по вискам молоточки постепенно стихли, оставив после себя досаду.

Не сейчас. Только не сейчас, не днем, когда вокруг так много народу. В ночной тиши и одиночестве с этим справляться намного легче.

Сколько уже раз тонкая невесомая ниточка разгадки ускользала в последний момент, поддразнивая, но не давая за себя ухватиться. Не оставляя шанса понять, что хотят сказать странные видения. Так бывает, когда, проснувшись, силишься вспомнить только что виденный сон.

Вот только вряд ли кто-то в своем уме станет пытаться вспомнить свои кошмары, от въедливой слизи которых потом еще долго не отделаться.

Вытерев липкую от холодного пота шею ладонью, Ула поежилась. Заметила, что сидящий рядом мужчина странно покосился на нее. Сама она жары сейчас не чувствовала, только заставляющий мелко дрожать озноб.

– Тут душновато, правда? – Она демонстративно обмахнулась блокнотом, в котором во время всей пресс-конференции делала заметки. Недавно купленный для этих целей диктофон был бы гораздо удобнее, но технике Ула доверяла меньше, чем себе.

Мужчина ничего не ответил, вместо этого фыркнул, поджал губы и отвернулся. Конечно, к чему удостаивать разговором малявку в фигурно порезанных джинсах, разноцветной широкой рубашке и торчащими во все стороны ярко-синими волосами? В его чуть мутноватых глазах ясно читалось: «Как ее вообще сюда пустили?»

Но Уле было плевать, что даже теперь, в девятнадцать лет, ее принимают за подростка. Наглость и настойчивость порой – да что уж, почти всегда – бывают отличным пропуском куда угодно. Ну еще, конечно, полученное на днях удостоверение журналиста. Так что она быстро позабыла о занудном соседе и переключила внимание на полукруглую, лишь немного возвышающуюся над полом сцену.

В отличие от остальных собравшихся в зале, приглашенная гостья, хрупкая, как изящная статуэтка женщина лет сорока на вид, восседала в мягком кресле из красного дерева. И пусть темно-зеленая бархатная обивка на нем уже давно протерлась от времени, с первого взгляда было ясно: кресло это жутко дорогое, антикварное. Скорее всего, принесено из местного музея, что располагался через дорогу.

– Я очень рада, что сегодняшняя встреча прошла так продуктивно. – Ольга Красовская, а именно так звали столичную гостью, главу департамента по делам детей и подростков, обвела цепким взглядом пришедших на встречу, а после приветливо улыбнулась. От этого стала заметна паутинка морщин в уголках глаз, выдавая настоящий возраст. – Надеюсь, стены новой школы будут вдохновлять ее учеников на свершения.

Уверенная поза. Прямая спина. Проскальзывающие покровительственные нотки в голосе. Строгое, до колен, сиреневое платье и спадающие аккуратными локонами на плечи русые волосы… В этих стенах Ольга Красовская выглядела по-настоящему на своем месте. Можно даже сказать – хозяйкой. Княгиней на приеме в дорогом особняке. Впрочем, так она бы смотрелась, наверное, на любом другом торжественно-деловом мероприятии.

Она поднялась плавным отточенным движением, а следом – трое расположившихся в первом ряду охранников.

В голове Улы молнией пронеслось: нельзя упускать шанс. Особенно если ты – ничего из себя не представляющий стажер в новостном отделе мелкой районной газетенки, но хочешь гораздо большего. А главное, заслуживаешь большего.

«Покажи, что можешь нам пригодиться. Удиви по-настоящему. Тогда, может, и примем тебя в штат», – так вчера сказал глава редакции, Александр Сергеевич, которого сотрудники за глаза звали просто Ас. Выглядел он при этом так пафосно, будто «Полезный полдень» выпускался не для пары сотен жителей рабочего квартала, а, как минимум, печатался миллионными тиражами по всей стране.

Удивить, угу. Заметкой об открытии школы. Вряд ли Ас рассчитывал на что-то подобное, но… а в чем еще смысл слова «удиви», если не в неожиданных решениях? Именно их от нее и ждали.

Так почему бы не воспользоваться тем, что их городок решила посетить большая шишка из министерства? Прямо сейчас рискнуть. Ула ведь не просто так пришла сюда, повинуясь интуиции. Повезет – может, однажды получится перебраться в столицу и не провести всю жизнь в этой глуши.

– Газета «Полезный полдень», Ульяна Фомина, – выпалила она поспешно, чтобы не дать себе передумать. – Можно еще вопрос, Ольга Викторовна?

– Просто Ольга. – Женщина вновь разместилась в кресле, всем своим видом давая понять, что готова слушать. – Оставим формальности для других случаев.

Ула сглотнула комок в пересохшем горле и постаралась придать голосу уверенности.

– Хорошо… Ольга. Тогда я просто Ула. А вам не кажется, что это слишком опрометчивое решение – собрать столько детей под одной крышей? Тем более одаренных. Все равно что построить кормушку для ноксоров. Они ведь с удовольствием слетятся на пир.

Ольга одарила Улу снисходительной улыбкой.

– Неожиданный вопрос от столь юной девушки. – Она прищурилась, словно пыталась лучше разглядеть Улу, прежде чем продолжить: – Все эти годы наш департамент работал ради того, чтобы молодым не пришлось испытывать страха.

«Ваш департамент? – мысленно усмехнулась Ула. – Скорее уж Заступники над этим работали, а вы…»

Но она не стала озвучивать эти мысли. Вовремя напомнила себе: ведь именно благодаря Ольге Красовской была открыта программа «Заступник». Благодаря ее настойчивости десятки, сотни, а может и тысячи детей смогли стать взрослыми.

– Это не страх, – возразила Ула. – Всего лишь разумный интерес. Хотелось бы быть уверенными, что сделано все возможное, и родители могут спокойно доверить школе своих детей. Насколько надежны эти стены?

– Столько скептицизма, – усмешка Ольги показалась словно бы отражением того, что так тщательно сдерживала Ула, – но юности это простительно. Сомнения. Отрицание того, что вышестоящие способны обо всем позаботиться. Это даже похвально и позволяет двигаться вперед.

– Однако на вопрос вы так и не ответили, – напомнила Ула.

То там, то тут послышались недовольные шепотки, но она постаралась их не замечать.

– Позволь сначала я задам свой? – поинтересовалась Ольга.

Ула рассеянно покрутила карандаш – руки словно сами уже готовились записать в блокнот самое важное из услышанного. Слова сорвались с губ раньше, чем она успела бы одуматься:

– Если не позволю, вы же тогда ничего не расскажете.

– И то верно. – В центре зала раздался смешок, но он тут же стих, когда Ольга снова заговорила: – Скажи, Ула, все эти годы ты чувствовала себя в безопасности? Защищенной?

Ула медлила с ответом. Защищенной – да, вне всяких сомнений. Когда растешь, зная, что где-то рядом твой Заступник, иначе быть не может. Но вот в безопасности? Никогда. Достаточно было вспомнить, как несколько последних лет в ужасе просыпается почти каждую ночь перед самым рассветом. Ни минуты она не чувствовала себя по-настоящему в безопасности. Пусть это и было совершенно глупое, иррациональное ощущение, отделаться от него не получалось.

Но никому, ни единой душе не стоит этого знать.

– Да… да, конечно, – сглотнув застрявший в горле комок, произнесла Ула.

Ольга кивнула:

– Вот и ответ. Безусловно, школа будет находиться под покровительством Заступников. По одному на каждого из ее учеников, наш департамент об этом позаботится. Ноксорам не под силу будет преодолеть такую защиту.

Уле нечего было на это возразить. А через мгновение, опустив взгляд на блокнот, она увидела, что вывела на его листе три крупных восклицательных знака. Будто безмолвный крик самой себе: «Не будь трусихой, спроси ее! Спроси то, что уже давно вертится на языке. То, о чем обычно помалкивают».

– Как мы можем быть в этом уверены? – Ула наконец решилась посмотреть Ольге прямо в глаза. – Мы ведь даже не знаем, кто они, эти самые Заступники. Доверять жизнь тем, кого ни разу не видели?

– В этом и смысл. – Ольга удивительно спокойно отреагировала на этот внезапный выпад. – На полном доверии и строится связь Заступника с его подопечным.

– Очень удобно, – хмыкнула Ула. – И конечно, вся информация о Заступниках засекречена ради нашего же блага.

– Почему ты так думаешь? – Ольга удивленно приподняла брови.

– А так обычно говорят в приключенческих книжках. Но не волнуйтесь, – Ула заговорщически понизила голос, – я никому не выдам этот секрет.

Снова чей-то смешок в зале. При этих словах Ольга едва заметно расслабилась: приопустила плечи, откинулась на спинку кресла и широко улыбнулась. В этот момент очень напомнила Уле одну из приходивших к ней на дом преподавательниц после правильно решенного задания. Если честно – самую любимую преподавательницу, и от этого простого одобрительного жеста Улу будто окутало теплое облако.

Нехорошо: журналисту нужно быть беспристрастным и отбросить эмоции. Так напутствовал Ас, принимая ее на работу.

– Ты права, – Ольга поправила упавший на лоб локон, – информация о Заступниках действительно засекречена. Только… ради блага самих Заступников. Увы, большего рассказать не могу.

– Но как вам вообще пришла эта идея? Где нашли первых Заступников?

Вопросы один за другим пролетали в голове, будто прорвав плотину запрета. Ула не стала их сдерживать, готовясь выпалить все. Не обращая внимания на взмокшие от волнения ладони и пробежавшие по спине мурашки.

В этот момент один из охранников привстал и похлопал по руке, указывая на часы. Ольга едва заметно кивнула ему и снова обернулась к Уле.

– Прошу прощения, но мы сильно выбились из графика. Вижу, тебя многое интересует, только сейчас я, увы, уже не успею удовлетворить твое любопытство при всем желании.

Так странно было осознавать: при нескольких сотнях зрителей оправдывается Ольга почему-то лишь перед ней, Улой. Странно и, что уж скрывать, приятно. Настолько, что Ула спросила:

– Может, позже? Небольшое интервью для начинающей журналистки?

Мурашки уже не просто щекотали спину – обжигали. И вовсе не от волнения, как вдруг поняла Ула.

«…задают много вопросов…» – пронесся в голове обрывок брошенной раздраженно фразы. То ли услышанной где-то, то ли почудившейся. Ула обернулась, уверенная, что вот-вот поймает направленный на нее пристальный взгляд.

Одна проблема: таких взглядов сейчас было не меньше сотни, а то и полутора. Остальные по-прежнему ловили каждое слово и жест Ольги, которая с почти виноватым видом развела руками:

– Попробую выкроить время в расписании встреч.

Она поднялась с кресла, а Уле стало ясно: это было лишь вежливой попыткой завуалировать твердое: «Не надейся».

Жаль, конечно, но, окажись все настолько просто, было бы совсем не интересно. И скучно. Да, если на пути нет никаких препятствий, идти по нему – тоска зеленая. Прямо как вода в их покрытой тиной реке Лазурной, что протекает через весь центр города.

Вранье.

Ула провела пятерней по волосам, устроив на голове окончательный хаос. Можно сколько угодно себя утешать, находить веские причины радоваться любой неудаче. Это помогает, но лишь на время. Пока не выйдешь из душного помещения и не подставишь лицо прохладному свежему воздуху. Мысли мгновенно проясняются и понимаешь: незачем обманывать себя. Как и скрывать от себя самой, что расстроена неудачей. Временной, конечно. Она обязательно найдет способ решить эту… кхм… маленькую проблему.

Стоило сделать всего несколько шагов от украшенного цветными шарами входа в здание будущей школы, и на Улу словно бы обрушилась лавина звуков. Виновато оказалось проходящее поодаль шоссе, откуда доносилось истошное гудение клаксонов.

И еще одно было так же предельно ясно: пытаться доехать домой на автобусе теперь нет никакого смысла. Их целая вереница застряла на том же шоссе – неподвижная металлическая гусеница виднелась издалека.

– Не знаете, в чем дело? – спросила Ула у первого попавшегося прохожего. Тот пожал плечами.

– Самому интересно.

Ула уже открыла рот, чтобы сказать еще что-то – сама не знала, что именно, порой слова, а особенно вопросы, рождались сами собой. Не успела. Почувствовала снова, как тогда в зале, будто спину прожигает чей-то взгляд. Обернулась, но увидела лишь пару человек, спешащих по своим делам. А спустя миг за растущим неподалеку ясенем мелькнула и скрылась чья-то тень. Так быстро, что Ула даже не была уверена, не почудилось ли.

И прохожие, и причина затора на шоссе тут же были позабыты. Ула быстрыми шагами направилась к ясеню, обошла вокруг. Даже нагнулась в надежде заметить свежие следы. Убедиться, что она в своем уме.

Бесполезно. Земля была так притоптана, что понадобились бы поисковые собаки, да и они вряд ли смогли бы взять след.

В этот момент из здания появились сначала трое охранников Ольги, внимательно огляделись по сторонам, и лишь после этого на улицу вышла она сама в сопровождении еще одного, самого рослого.

Ула, сама не понимая, почему, замерла, стараясь слиться со стволом ясеня. Стало не по себе: даже глава из городского управления не ходит везде с таким сопровождением. Может, страх за свою жизнь – постоянный спутник любого столичного жителя?

Дождавшись, когда вся делегация скроется из вида за углом, Ула вновь отправилась к шоссе. По пути встречались только идущие в обратную сторону.

– Там не пройти, – бросила полноватая женщина в стильной когда-то, но уже выцветшей широкополой шляпе.

– И не проехать? – уточнила на автомате Ула, хотя и так уже знала ответ. Шоссе гудело по-прежнему, только еще громче.

– Проехать тем более, – отмахнулась женщина. – Лазурная разлилась, мост накрыла.

Можно было догадаться, хоть подобное и случалось не так уж часто. Точнее, всего пару раз на памяти Улы. Видимо, за городом недавно прошел сильный ливень. Оттого и ветер так освежал.

Оставалась одна дорога на другой берег: через переправу, которую в таких случаях организует речной порт. И конечно, сделать это, когда в ожидании парома скапливается пара тысяч человек, а ты не собираешься расталкивать всех (да и не смогла бы при всем желании) – задачка не из простых.

Ула поймала себя на том, что, стоя на причале, все чаще посматривает на маленькие позолоченные наручные часы, подарок родителей на пятнадцатилетие. Стрелки двигались слишком быстро. Солнце уже опускалось за горизонт, заставляя нервничать.

«Не оставайся на улице в сумерки. Сумерки – время теней. Время, когда властвуют ноксоры». Эти слова отпечатались в памяти, пусть и сказаны были родителями давным-давно, когда она еще была неразумным ребенком.

Ребенком она быть перестала, и комендантский час на нее уже три года не распространялся, но нарушить это предостережение не решалась и сейчас.

Ула бросила взгляд на тень от фонарного столба, которая почти касалась ее кед. Хотелось отпрыгнуть с визгом, но Ула заставила себя медленно сделать шаг в сторону. Проговорила мысленно: «Не будь дурой, здесь никому ничего не грозит».

Но снова прожигающий спину взгляд заставил сомневаться.

Глава 2

Кто-то из толпящихся рядом горожан толкнул Улу локтем в бок. Случайно или намеренно, но острая вспышка боли заставила вернуться от воображаемой тревоги к причинам для тревоги настоящей.

Ула поднялась на цыпочки, попытавшись оглядеться и оценить масштаб проблемы. Поняла, что даже если ее тут чудом не затолкают и не оттопчут ноги, то стоять в ожидании придется часа два по меньшей мере. На единственный паром помещалось всего человек пятьдесят, а желающих добраться до своих домов на другом берегу было раз в десять больше.

Пришлось отойти в сторону, чтобы спокойно выдохнуть и решить, как быть. Лишь это помогло обратить внимание на лодки чуть поодаль от основного причала. Три из них, рассчитанные на двух-трех человек, уже отчалили и, тарахтя моторами, приближались к середине реки.

Оставалась лишь одна. Может, хоть на ней удастся уплыть?

Ула была в нескольких метрах от лодки, когда ее хозяин – с короткой толстой шеей и обгоревшей на солнце кожей он больше всего напоминал картофелину – обернулся. Бросил уверенное:

– Нет.

– Но я же еще ни о чем не спросила, – возразила Ула.

– Ты не первая такая. У меня инструмента полная лодка, не возьму никого.

Ула надела на лицо самую милую улыбку.

– Я могу и на ящике посидеть, не страшно. Ну пожа-алуйста, дома родители ждут, волноваться будут, если я тут до ночи пробуду.

Порой выглядеть маленькой девочкой бывает очень полезно, проще надавить на жалость. Мужчина подвинул один из ящиков, махнул рукой и уже открыл рот, видимо собираясь сказать: «Забирайся в лодку»… Но вдруг замер. Окинул Улу долгим изучающим взглядом, отступил на шаг и решительно замотал головой. Вернулся к погрузке и бросил через плечо всего одно слово:

– Нет.

Не сработало.

Уле стало ужасно досадно – как и каждый раз, когда не удавалось добиться желаемого. Такого нужного. Жизненно необходимого.

– Но почему? – Еще досаднее от того, что голос сорвался почти на писк.

Хозяин лодки снова обернулся, нахмурился, проговорил:

– У тебя две тени.

«Чего?» – чуть было не воскликнула Ула. Более глупой отговорки она еще не слышала. Глупой и пробирающей морозом по коже. Ула опустила взгляд, убедилась, что с ее тусклой рассеянной тенью все в порядке. Усмехнулась сама себе и своей впечатлительности.

Ее решили разыграть, только и всего.

– Я просто забрала вашу, – лукаво прищурившись, проговорила она. – Если хотите вернуть – перевезите на тот берег.

Но мужчина, кажется, шутку не оценил и нахмурился еще сильнее. Пришлось достать из кармана кошелек и продемонстрировать ему.

– Да ладно, я хорошо заплачу, не пожалеете.

– Пожалею, – пробормотал мужчина, но все же позволил сесть в лодку.

Небо уже окрасилось ярко-алым от заходящего солнца, когда до дома оставалось несколько кварталов. Ула ускорила шаг. Но даже спешка не помешала ей, повинуясь привычке, рассмотреть все окна на ведущей к ее дому улице. Убедиться, что за прошедший день ничего не изменилось, и жизнь идет своим чередом.

Первые три окна, в покосившемся деревянном доме – с закрытыми ставнями. Жившая там семья уже полгода как переехала в другой город. Внутри то и дело селятся бездомные, но сами жители улицы прогоняют нежелательных соседей.

В следующем окне видно, как молодая женщина, пританцовывая, поливает растения на подоконнике. Те, похоже, отвечают ей благодарностью, потому что цветут ярко и очень красиво.

Дальше – задернутые плотные, тяжелые шторы. Пошевелились. То ли от ветра, то ли… В голове вспышкой мелькнуло видение: точно так же шевельнувшаяся занавеска, только другая: легкая, кружевная. Лужи под ногами. И холод, смертельный холод. Ула поежилась, но продолжила шагать, не замедляясь ни на миг. Скоро солнце опустится за горизонт.

Внезапный грохот чуть не заставил подпрыгнуть от неожиданности. Где-то наверху. Ула подняла голову, и только теперь увидела ловко цепляющегося за конек на крыше соседского мальчишку. Чумазого, рукав рубашки порван. А через пару мгновений с крыши напротив туда же прыгнул его приятель.

Осколок черепицы покатился вниз и упал к ногам Улы, подняв облачко пыли.

– Ой, – одновременно воскликнули оба прыгуна и переглянулись.

Ула хмыкнула в ответ, но мальчишки, похоже, восприняли это по-своему. Один из них, прикрывая рот, полушепотом попросил:

– Моим не говори, ладно? Мама убьет. – В подтверждение он испуганно выпучил глаза.

Достаточно было вспомнить громкую соседку, которую даже при обычном разговоре слышала вся улица, и сомнений в его словах не возникло. Ула, изобразив серьезные раздумья, протянула:

– Может и стану выдавать. Сам им расскажешь, Саш. Придется. Если скатишься с крыши и сломаешь себе что-нибудь. – Пожалуй, самый действенный способ напомнить об осторожности. Ноксорами нынешних детей уже не напугать, а вот переломы – штука неоспоримая и очень болезненная.

Но мальчишка лишь выдохнул с облегчением, взъерошил волосы, а на его губах появилась легкомысленная усмешка.

– Не скачусь, я удачливый. Вон Костян не даст соврать.

Друг с готовностью закивал:

– Точно-точно. – Кажется, он сейчас подтвердил бы любые Сашкины слова. – И я тоже удачливый. Ты же не скажешь, да?

– Ну вот и что с вами делать? – пробормотала Ула, а потом решила для себя: пусть родители разбираются.

И, словно в подтверждение, из окна дома напротив послышалось:

– Костя!

– Сейчас и тебя домой позовут, – нарочито легкомысленным тоном проговорила Ула, глядя на Сашку.

– Технически я и так уже дома. – Сашка с заумным видом поднял указательный палец, – а Костян у меня в гостях.

Но выглянувшая из окна соседка, поправив измазанными мукой руками выцветший платок на голове, вовсе не назвала Сашкино имя. Нет, она гневно зыркнула на Улу, бросив:

– Чего тебе?

От такой реакции Ула настолько растерялась, что не нашлась с ответом, а только открыла и закрыла рот. Похоже, соседка восприняла это по-своему, и спросила:

– Что, твои теперь и тебя подослали, раз самим уговорить не получилось?

– Я не… – только и смогла пробормотать Ула.

– Передай им, что нашему сыну не нужен Заступник, пускай не навязывают.

Лишь после этих слов Ула смогла выдохнуть с облегчением. Дело не в ней. Они просто себе что-то не то надумали.

– Но почему? – вырвалось против воли. Ула слишком привыкла задавать вопросы и в этот раз снова не смогла сдержаться. – Разве вы не боитесь ноксоров?

– Наш ребенок – только наше дело, вот почему! – все так же гневно отчеканила соседка. – Идиотскими выдумками нас не запугать, так и передай.

С этими словами соседка хлопнула ставнями перед лицом Улы. Все еще остававшийся на крыше Сашка виновато пожал плечами и нырнул в люк, ведущий домой.

А саму Улу ее дом – добротный и основательный, лет сто назад построенный из прочного кирпича, в отличие от новомодных хрупких подделок, – встретил светом в окне кухни. Не тусклого желтого, как у большинства жителей города, а мощных белых ламп дневного света. И это при том, что едва успело зайти настоящее солнце.

Так бывало, сколько Ула себя помнила, и это успокоило окончательно. Привычное вообще всегда добавляет уверенности. А сейчас, после встречи с мальчишками, еще и придало беззаботности. Настолько, что Ула подумала: почему бы не разыграть родителей?

До чего же удачно, что в свою спальню на втором этаже можно забраться по запасной лестнице, пусть и шаткой, из тонких железных прутьев. Ула ей никогда не пользовалась, и потому вокруг прутьев проросли вьюны.

Первой, кто встретил ее дома, оказалась белоснежная кошка, которая откликалась только на кличку Кыш. Стоило Уле спуститься с подоконника на пол комнаты, как кошка тут же прыгнула ей на грудь, цепляясь когтями за одежду, мурлыкая и потираясь носом о щеки Улы.

– Кышка, прекрати! – прошипела Ула, еле отодрав от себя прилипалу. Опустила ее на пол, на что получила тихое недовольное «Мяу!» – Знаю, что ты по мне соскучилась. Иди, я сейчас спущусь, будем есть вкусняшки.

Единственный способ выдворить кошку из комнаты так, чтобы позже об этом не пожалеть.

Проводив ее, юркнувшую в приоткрытую дверь спальни, Ула быстро стряхнула с одежды дорожную пыль. Поморщилась, глядя на вымокшие и испачканные после поездки в лодке любимые кеды, надела вместо них пушистые тапки, и спустилась вниз.

Из кухни доносился аромат рыбы. Так привычно и уютно: каждый вечер знать, что дома тебя на ужин ждет что-то особенное. А главное – собравшаяся за ужином семья. Вот и сегодня не стало исключением.

Ула на цыпочках подобралась к двери в просторную кухню с огромными окнами без занавесок, позволяющими пропускать в дом больше света. Бесшумно переступила порог, замерла, полной грудью вдохнула воздух дома. «Уеду в столицу – этого уже не будет», – напомнил противный внутренний голос. В груди неприятно царапнуло, и Ула поспешила осадить его: «Потому и надо наслаждаться каждым моментом».

Мама помешивает уху, позвякивая поварешкой по стенкам кастрюли в такт незатейливой песенке, которая доносится из маленького черно-белого телевизора. Уле не видно, что там происходит, но она догадывается: очередной выпуск «Музыкальной дуэли», любимое мамино развлечение каждый понедельник.

Папа, сидящий за столиком у окна, делает пометки в принесенных с работы документах. Должность помощника в команде губернатора не позволяет расслабиться даже дома.

– Мы уже почти начали волноваться, – не оборачиваясь, проговорила мама. Выключила газ у плиты, и лишь потом убавила звук у телевизора. – Думали, к ужину не успеешь.

– Разве был повод? – Ула пожала плечами. – Я же никогда не опаздывала.

«Сегодня мог бы быть первый раз», – пронеслось в голове. Судя по укору в глазах обернувшейся наконец мамы, она подумала примерно о том же.

– Вот и хорошо. – Папа отложил документы на подоконник, пересел за дубовый кухонный стол и похлопал по массивному и надежному, как вся мебель вокруг, стулу рядом с собой. – Некоторые традиции не стоит нарушать, даже из-за капризов погоды.

Традиции, да… «Если вся семья соберется вместе на ужин, ночь не сможет забрать никого из них». Суеверие, но возражать Ула не стала, села за стол.

Кыш подбежала в тот же миг, положила лапы на колени Улы и требовательно мяукнула. Мама промолчала – понимала прекрасно, что бороться с попрошайничеством этой кошки бесполезно. Только папа до сих пор не сдавался – протянул руку, чтобы отогнать, но Кыш не позволила даже дотронуться: обернулась и зашипела, показав острые клыки.

– Вредная кошка, – буркнул папа и отодвинул стул подальше.

Но Ула так не считала:

– Зато отлично понимает, кто больше ее любит. – С этими словами она поднялась, взяла оставшийся кусочек сырой рыбы и бросила кошке в миску. Кыш накинулась на угощение, будто не ела весь день, хотя ее миска была еще наполовину полна корма.

– Точнее, кто ее балует, – возразила мама, получив от кошки в ответ недовольное шипение.

Но Ула из чистого упрямства решила спорить до конца:

– Просто знает, как добиваться своего.

– Прямо, как ты, – хмыкнул папа. – И, как ты, иногда не видит границ.

«Ну вот, начинается, – мысленно возмутилась Ула. – А ведь все было так хорошо».

– Если эти границы – теплое местечко в городском управлении, то да, не вижу, – фыркнула она, едва скрывая недовольство. – Это не границы, это просто клетка. И даже не золотая, не настолько много там платят.

Папа поднял руки в защитном жесте.

– Ладно-ладно, можешь поступать, как знаешь. Мы просто волнуемся за тебя.

– О близких всегда волнуются, даже если нет причин, – поддержала его мама так твердо, словно хотела отпечатать эти слова на цветастой скатерти, куда поставила перед папой тарелку с ухой. – И стараются оберегать, как могут.

– Вы потому хотите, чтобы я осталась? – спросила Ула. Трудно было решить: злиться на такой эгоизм или умиляться заботе.

Впрочем, умиление продлилось всего пару секунд – ровно до того момента, как капли горячей ухи с поставленной перед Улой тарелки попали ей на руку. Ула дернулась, ойкнув, и Кыш тут же позабыла про угощение, подскочила к маме и ударила лапой по ноге.

– Кыш! – одновременно воскликнули три голоса.

Кошка, громко мяукнув, удалилась из кухни с гордым видом, оставив маму потирать оцарапанную лодыжку. Лишь после этого мама, переглянувшись с папой и словно бы получив негласное разрешение, спросила Улу:

– Так сильно хочешь в столицу? Почему, думаешь, мы уехали оттуда?

– Да, почему? – фыркнула Ула.

Как они не могут понять? В этом городе ей так и не нашлось места. Ни друзей, ни хоть чего-то, удерживающего в этом городе. Разве что Полина, но и у той уже давно своя жизнь. Здесь почти все сторонились Улы, будто заразной.

«У тебя две тени», – вспомнилась брошенная лодочником фраза.

Внутри начинало нарастать раздражение. Наверное, это отразилось на ее лице, потому что папа положил руку на плечо Улы и заговорил доверительным тоном:

– Жизнь там портит людей. Очень сильно портит, рано или поздно от тебя прежнего уже ничего не остается. Нам понадобилось много лет, чтобы это понять. Не совершай той же ошибки.

Ула лишь испустила тяжкий вздох, понимая, что никакие слова не помогут переубедить родителей. Они для себя все решили.

Она, впрочем, тоже.

– Как прошел день?

Обычно этот вопрос задавала мама, садясь за стол, но сейчас Ула ее опередила всего на пару мгновений. Рискнула, ведь этим могла или разрядить обстановку, или наоборот, еще чуть немного позлить, поломав устоявшийся вечерний ритуал.

Судя по тому, как мама сжала губы, вышло скорее второе. Зато папа, к которому и был обращен вопрос, ответил охотно:

– Ты ведь не послушать о рутине на моей работе хотела, правда? – Он лукаво прищурился. – Случись у нас что-то интересное, я бы уже этим поделился, не стал бы дожидаться расспросов. Лучше рассказывай, что у тебя. Вижу же, не терпится.

Ула вдруг замешкалась. Так странно: слова давались легко, когда их слышали несколько сотен человек, а вот взгляды всего двух пар родных глаз заставили смутиться. Но Ула все же выдавила улыбку, проговорив:

– Может, и ничего особенного. Но… – Еще пара мгновений, чтобы прогнать последние сомнения. – Ты же знаешь, что к нам приехала Ольга Красовская?

– Конечно, она и к нам в правление заходила. Пробудет в Лазуреченске еще с неделю. Только не говори, что… – Папа вдруг удивленно округлил глаза, вызвав у Улы невольную усмешку. Думал, наверное, что в первое время ей не доверят ничего серьезнее репортажа о пикете на городской мусорной свалке.

Не тут-то было.

– Я с ней говорила сегодня. И, знаешь…

Ула вновь замолкла, не зная точно, как выразить все то, что скопилось внутри и ищет выхода, при этом не показавшись фантазеркой, которая накручивает себя от нечего делать.

– Твое молчание пугает, вообще-то, – сказала мама, отодвинув наполовину полную тарелку.

Пришлось снова надеть на себя легкомысленную маску и отмахнуться.

– Да нет, ничего серьезного. Наоборот, все хорошо, я даже задала ей несколько вопросов.

– А вот теперь уже и я начинаю беспокоиться.

Несмотря на слова, в папиных глазах играли смешинки… нет, скорее огонек любопытства. Настолько яркий, что сомнения рассеялись окончательно.

– Зря беспокоишься, – уверенно заявила Ула. – Она сказала, что я молодец и даже обещала дать эксклюзивное интервью. – Слукавить удалось так легко, что самой стало от себя противно. Но уже через мгновение Ула стряхнула с себя это ощущение и добавила: – Только вот она что-то скрывает. Связанное с Заступниками. И я не могу понять, почему.

– Все что-то скрывают. – Похоже, эта новость папу ничуть не удивила. – А чиновники особенно. Если собираешься стать журналистом, должна это понимать. Никто не станет рассказывать все по первой же просьбе.

– Понимаю, не маленькая. Только этот вопрос касается нас всех. Наших жизней. Если есть какой-то подвох, разве люди не имеют право знать о нем?

– И ты, конечно, собралась им об этом «подвохе» рассказать. – Мама укоризненно покачала головой. – Не думай, что, если мы когда-то давно наняли тебе Заступника, ты от этого стала неуязвимой.

Ула подавила желание стукнуть по столу от досады. Вместо этого ответила бесцветным тоном:

– Я и не думала.

«…не думала, что вы меня поддержите», – едва не сорвалось с губ, но Ула вовремя поняла: если скажет это вслух, потом горько об этом пожалеет. Вместо этого со звоном бросила ложку в тарелку и встала из-за стола.

– Спасибо, я наелась.

Ночь спустилась быстрее, чем обычно. Или, быть может, Ула слишком увлеклась разговором за ужином и совсем не заметила, как стемнело. Да и трудно было заметить, когда комната залита почти дневным светом.

Но теперь, стоило выйти из кухни, Ула вновь осталась наедине с собой и собственными мыслями. Казалось важнее всего не забыть ни единого услышанного на пресс-конференции слова, пусть она и так постаралась записать все в блокнот. Запечатлеть в памяти увиденное до мельчайших подробностей.

Запомнить. Не упустить ничего. Эта мысль крутилась в голове при каждом шаге, пока Ула шла к своей спальне. Свет включать не стала – хватало и того, что попадал в комнату из коридора. Быстро сбросила с себя одежду, захлопнула дверь и плюхнулась на кровать, зарывшись лицом в подушку. Утонула в темноте, зная, что это подарит несколько часов покоя.

До тех пор, пока предрассветные сумерки не принесут с собой кошмары. Снова.

Свернувшийся в ногах урчащий комочек помог утихнуть волнению. Но вот уснуть – совсем нет. Да Ула и не была уверена, что хочет сейчас погрузиться в забытье. Снова быть не готовой, когда к ней нагрянут тени из прошлого и заставят гадать, настоящие ли они.

В комнату, крадучись, вошла мама. Ее мягкие шаги Ула не перепутала бы ни с чьими другими, потому замерла, притворившись спящей. Мама подошла к тумбочке у кровати, щелкнула выключателем ночника. Похоже, до сих пор считает, что его свет сделает сон Улы спокойнее.

Жаль, это не так.

Дождавшись, когда мама уйдет и прикроет за собой дверь, Ула села на кровати. Кыш расположилась на тумбочке у изголовья, не двигаясь, как изваяние. Глаза мелькнули зеленым, словно говоря: «Я рядом и присматриваю за тобой». А потом кошка, тихонько что-то проворчав, снова свернулась клубком и заснула.

В залитой голубоватым светом ночника комнате наступила полная тишина – Ула прекрасно слышала стук собственного сердца. Спокойный и размеренный, но вовсе не из-за того, что она сама сейчас чувствовала полное спокойствие. Просто слишком привыкла к подобным ночам.

Наверное, привыкла.

Ветки деревьев колыхались на ветру и в ночи выглядели причудливыми силуэтами. Двигающимися, но совершенно бесшумными. Это показалось Уле неправильным, потому она поднялась с кровати – успевшие остыть за ночь деревянные доски холодили босые ноги – и открыла окно.

Пряный травяной аромат тут же окутал дурманящим облаком. Ула зажмурилась, прислушалась к стрекоту кузнечиков. Где-то далеко, на соседней улице, проехал припозднившийся автомобиль. Ночная птица застрекотала в вершине дерева, но вскоре затихла. Послышался шорох крадущихся шагов под окном, шелест…

Стоп, шагов?

Ула резко распахнула глаза, высунулась из окна. Но ни чужих силуэтов в темноте, ни шагов больше не было.

– Тьфу, опять померещилось, – пробормотала она себе под нос. Собралась уже развернуться и отправиться, наконец, спать, но тут ощутила что-то неправильное и остановилась.

Понадобилось несколько секунд, чтобы понять причину: замеченную краем глаза свернутую в трубочку газету. Словно кто-то специально положил ее ровно в полосу лунного света. А значит, сделать это мог буквально только что.

«Шаги мне не почудились». – Странно, но эта мысль не напугала, а наоборот, успокоила. Выходит, дело не в разыгравшемся воображении.

Ула перегнулась через подоконник, подобрала газету. Развернула и поняла: издание не местное, из города в другом конце страны. К тому же выпущен этот номер был почти три недели назад.

– Ну и что это значит? – пробормотала она. Кыш приоткрыла один глаз и издала ответное «Мяу». – Да, вот и я пока не знаю.

На первой полосе – огромная статья о прошедшем футбольном матче. Ула пробежала ее взглядом по диагонали, не став пока вчитываться. Еще со времен учебы на курсах журналистики выработала правило: сначала кратко просмотреть весь материал, чтобы понять, что действительно стоит внимания.

Однако сейчас даже этого не понадобилось. Едва Ула перелистнула страницу, как в глаза бросилась обведенная красным маркером небольшая заметка.

Кольнуло неприятное ощущение: будто кто-то настолько не верит в ее способности, что нарочно указал, где нужно искать. Однако Ула быстро отогнала от себя эти мысли и вчиталась в заметку.

«Это голоса, все они виноваты!» – буквально кричал заголовок. Ула поднесла газету ближе к свету ночника и прищурилась, внимательно вчитываясь в каждое слово:

«Несколько дней назад мы рассказывали о загадочной гибели главы благотворительного фонда «Протяни руку», Петра Левина. На первый взгляд, причин для падения его автомобиля с моста Дружбы не было: пустая дорога, отличная погода, ни капли алкоголя или других стимуляторов в крови. Проблем со здоровьем сорокадвухлетний мужчина тоже не имел.

Вопросы оставались без ответов до тех пор, пока следствие не выяснило: всего за день до этого автомобиль господина Левина прошел регулярный осмотр в одной из автомастерских города. Найти механика, занимавшегося его автомобилем, не составило труда. Однако его вменяемость вызывает большие сомнения.

Мы пока не имеем право раскрывать имя молодого человека, но услышанный сбивчивый рассказ не мог не показаться странным. Мы попытались восстановить хронологию событий, хотя белых пятен в этой истории еще слишком много.

Неделя до аварии – к работавшему без нареканий автомеханику, по его словам, является Заступник. Следующие дни как в тумане, некие голоса стали нашептывать ему одно имя: Петр Левин. Постоянно, днем и ночью. Это не могло не закончиться трагедией…»

Ула сжала газету в руке и едва не порвала тонкие листы. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, а на лице заиграла широкая улыбка. И Уле в этот момент было абсолютно все равно, насколько это неправильно. Она подбежала к окну и прошептала в ночь тому, кто скрылся в темноте:

– Спасибо!

Глава 3

Будущие коллеги встретили Улу… а никак не встретили. Они даже не заметили, как она зашла в редакцию. Или сделали вид, что не заметили. Продолжили заниматься своими делами: кто-то размеренно потягивал утренний кофе, кто-то уже вовсю погрузился в материалы, расположившись за еще не до конца собранными столами. Некоторые расставляли папки и личные вещи в пахнущие лаком шкафы – на днях редакция переехала в новое просторное помещение, которое пока мало напоминало пригодный для работы кабинет.

Впрочем, так даже лучше. Окажись они внимательными и заботливыми – расспросов было бы не избежать. Ула ведь прекрасно знала, как выглядит после очередной бессонной ночи. Пришлось бы выдумать что-то достаточно правдоподобное. И дающее повод для сплетен. За несколько дней Ула уже успела понять, насколько новостники любят почесать языки о что-нибудь особенно остренькое.

Губы невольно изогнулись в усмешке: они ведь все равно вряд ли смогут догадаться об истинной причине ее бессонницы. Ула и сама не очень понимала. Темнота. Хлюпающая вода под ногами. Бесплотные тени. Сковывающее чувство животного ужаса, а сразу после – крепкая рука, удерживающая от падения.

Казалось бы, ничего особенного, каждому время от времени снится что-то пугающее. Было лишь одно «но»: для Улы это продолжалось уже не первый год.

Густое вязкое облако, не дающее никаких ответов. Можно лишь утонуть в нем. Оно становилось плотнее с каждой ночью. И сейчас, стоило подумать, как воздух снова сгустился вокруг так, что стало трудно дышать.

Ула, будто в забытьи, сделала пару шагов и запнулась о некстати оказавшуюся под ногами коробку – одну из многих, валяющихся то тут, то там по всему помещению. Прошипела недовольно, но свои комментарии по этому поводу решила оставить при себе.

Боль в ушибленном пальце помогла вернуться в реальность. Ула безуспешно попыталась сдвинуть тяжелую коробку с пути. Окинула взглядом расположенный рядом, у стены, металлический стеллаж в поисках свободного места. Нашлось оно лишь на третьем ярусе, до которого было не дотянуться.

– Не поможешь? – спросила она у протиснувшегося между ней и стеллажом крепкого парня с кружкой пахнущего гарью кофе в руках.

Ни имени, ни должности его Ула пока не запомнила. И к лучшему: если вдруг скажут, что с такими просьбами не по адресу, всегда можно разыграть дурочку, еще не знакомую с правилами. Удобно, жаль только, что действовать такое оправдание будет не долго.

Парень не разозлился – уже хорошо, – но и не принялся помогать. Только посмотрел куда-то сквозь Улу, словно она была пустым местом. Остальные же замерли, выглядывая со своих мест. Те, чьи столы располагались за шкафами, наблюдали исподтишка, думая наверное, что их не видно. А пара человек и вовсе развернулись на стульях в ожидании представления.

«Скучно же вам тут работается», – мысленно хмыкнула Ула, удерживая на лице просительную улыбку.

Парень, наконец, отмер и протянул с нарочитым равнодушием:

– Помочь? С чем?

А вот это уже было слишком. Стоять в нескольких шагах от нее и делать вид, что не понимает? Или они всех новичков так встречают? Что ж, придется проверить.

– Закинуть коробку на полку. – Ула произнесла это едва ли не по слогам, пытаясь вывести хоть на какие-то эмоции.

– Зачем?

Краем глаза Ула заметила, как другие сотрудники сдавленно хихикают. Что ж, Ула была вовсе не прочь поддержать спектакль. Если так нужно, чтобы подольше задержаться здесь. В месте, где она сможет быть в центре событий.

– Вдруг кто-то запнется? Вернее, еще кто-то. Ладно сотрудники, нас, видимо, не жалко. – Ула намеренно подчеркнула «нас», чтобы дать понять: ее уже можно считать своей. Так проще будет получить поддержку, если понадобится. – А вдруг кто-то из посетителей? Проблем потом не оберешься. Причем мы все попадем. Нам это точно надо?

Еще один способ показать: «Я одна из вас. Ваши проблемы – мои проблемы. И наоборот».

Похоже, сработало. Полина – всего на три года старше Улы, но уже дослужившаяся до должности начальницы новостного отдела, показалась из-за шкафа и, сдвинув идеально подведенные черные брови, отчеканила командным тоном:

– Дим, убери коробку с прохода.

«Спасибо», – произнесла Ула одними губами. Все-таки приятно, когда подруга детства не просто дала рекомендацию при устройстве на работу, но и поддерживает, помогая обосноваться здесь получше.

С абсолютно искренней сияющей улыбкой на лице Ула вручила Диме коробку, а сама зашагала к своему месту, в самом дальнем углу, с видом на выкрашенную в сиреневый цвет стену. Видимо, специально для тех, кто еще не заслужил стол у окна.

Однако подойти к маленькому, пока не заложенному стопками записей и блокнотов, столу, Ула не успела. Полина окликнула:

– Тебя Ас к себе вызывает. Сказал, чтобы сразу зашла, никуда не сворачивая.

– Ас? – В первые секунды Ула не сообразила, что речь об их главном редакторе. Однако опомнилась раньше, чем уже приготовившаяся объяснить Полина успела сказать хоть слово: – А, ты про Александра Сергеевича? Так я… – она бросила взгляд на расположенную прямо напротив дверь, – не заблужусь.

А Полина тем временем шепнула:

– Кажется, он не в духе. Очень.

Ула тут же поняла: было бы лучше, окажись путь до его кабинета извилистым коридором, по которому можно плутать не один час. Внутренности сжались, а ноги стали будто ватными. Похоже, за излишнее рвение на пресс-конференции по голове не погладят.

«О чем я только думала? – ругала она себя. – Надо было тихо сидеть и слушать. И записывать, как можно подробнее. Размечталась: в первый же день сделаю шикарный репортаж, конечно». Но все равно что-то глубоко внутри подсказывало: она поступила верно. Снова стала бы задавать неудобные вопросы, выпади шанс вернуться на день назад.

Вырезка из подброшенной ночью тайным доброжелателем газеты, лежащая в нагрудном кармане рубашки, прибавляла уверенности. Но перед начальством нужно было изобразить раскаяние.

– Вы меня звали, Ас… то есть, Александр Сергеевич? – Она остановилась, едва переступив порог. Потупила взгляд, делая вид, что старательно изучает узоры на деревянном паркете.

– Проходи.

Медленно переставляя ноги, Ула дошла до края длинного узкого стола, по обеим сторонам которого были расставлены стулья. Позади главного редактора висела темно-зеленая доска на всю стену. Ула бросила беглый взгляд на нарисованную белым маркером схему, надписи на которой были совершенно не читаемы. Видимо, осталось с вчерашнего совещания.

– Садись, я не кусаюсь, – заверил Ас. Ула отодвинула тяжелый, противно скрипнувший стул, но главный редактор указал на другой, ближе к себе. – Лучше сюда.

Дубовое сидение показалось ужасно жестким, хотя вряд ли сильно отличалось от тех деревянных, что стояли в помещении сотрудников. Ула немного поерзала, усаживаясь поудобнее. Сделала глубокий вдох и, наконец, решилась посмотреть Асу в глаза.

– Ты сумела удивить, – начал он.

Ула попыталась прочесть его настроение, но не смогла. Слишком нервничала, потому и ответ прозвучал нервно:

– Просто старательно выполняла ваши указания. Вы ведь просили чего-то запоминающегося…

Ас закашлялся, и Ула с удивлением поняла, что он пытается скрыть смех. Пробормотал:

– Да уж, очень запоминающегося.

Телефон на столе оглушительно затрезвонил, отчего Ула едва не подпрыгнула. Ас снял трубку и тут же бросил ее обратно на рычаг, дав понять: происходящий сейчас разговор намного важнее.

– Вот я сейчас понять пытаюсь, удивила приятно или не очень, – поинтересовалась Ула. Решила, что раз терять все равно нечего, то можно в очередной раз включить дурочку.

– Я тоже пока не очень понимаю. Когда я это говорил, то не предполагал настолько… эм… бурной деятельности.

– Не могла же я упустить такого шанса.

– Да уж. Мне тут весьма красноречиво намекнули, что в следующий раз стоит присылать сотрудников, которые лучше знакомы с журналистской этикой.

– То есть тех, кто задает только заранее согласованные вопросы, – с досадой выдохнула Ула. – Тогда я… в общем, приятно было с вами поработать, хоть и не долго. Проведу собственное расследование. Тем более, что уже есть интересные зацепки.

Ула поднялась – стул снова скрипнул. Однако Ас остановил ее тихим, но требовательным:

– Куда? Я не отпускал.

Ула машинально села обратно на подкосившихся ногах. Надеялась, конечно, что намек сработает, но не была до конца уверена.

– Что-то еще? – спросила она почти беззвучно.

– Угу, – Ас понизил голос, заставив занервничать еще сильнее. – Это ты мне расскажи, что там за зацепки.

Ула едва скрывала внутри свое ликование, но продолжила говорить полушепотом. Громче бы все равно не смогла из-за пересохшего горла.

– Они тут, – она похлопала по карману, – и я бы очень не хотела делиться информацией с коллегами, поэтому…

– Поэтому ясно теперь, что я в тебе не ошибся, – закончил за нее Ас, заставив от удивления округлить глаза. Улыбнулся: – Серьезно, думала, выгоню просто так после того, что ты учудила?

– Ничего я не учудила, – возмутилась Ула. – Всего лишь делала свою работу.

– Вот именно. За вечер к нам поступило несколько сотен писем. Не только с нашего района, но и тех, кто раньше про «Полезный полдень» и не слышал. Представляешь, какой это резонанс для нашей газеты? И все из-за пары твоих вопросов.

– Боюсь, если поинтересуюсь, что они там написали, ответ мне не понравится.

– Понравится, если ты действительно решила сделать карьеру в новостях. И если по-прежнему не будешь бояться спрашивать первое, что пришло в голову.

Ула глотнула воды из стоящего на столе графина, чтобы смочить пересохшее горло. Вода показалась удивительно сладкой. Подалась вперед, показывая всем своим видом, что готова слушать. Ас едва заметно кивнул, продолжив:

– Теперь всем нужны ответы. Даже тем, кого еще вчера они вообще не интересовали. И если мы не сможем их предоставить… скажем так, нас будут считать плохими новостийщиками. А я этого не могу позволить, сама понимаешь.

Когда Ас, наконец, смолк, в кабинете повисла неловкая тишина. Ула смогла произнести только:

– Значит, у нас больше читателей, чем казалось.

– Получается, так, – пожал плечами главный редактор.

Горящие азартом глаза, губы вот-вот изогнутся в улыбке. Сейчас он казался похожим скорее на кота, заполучившего целую миску сметаны.

– Спасибо, что рассказали. От меня требуется что-то еще?

– А вот теперь мы переходим к главному. Ты своими вопросами разворошила осиное гнездо, и скоро программой «Заступник» заинтересуются многие газеты. Мы должны их опередить. Найти то, что действительно всех потрясет. Любую мелочь, из которой можно сделать скандальную статью.

– Вы просто соскучились по сенсациям, – пробормотала Ула, но Ас ее все равно услышал.

– Возможно. В любом случае, хочу, чтобы ты продолжила копать дальше. Мои условия те же: сумеешь по-настоящему удивить – присоединишься к нашей команде уже официально. Но советую действовать осторожно. Не привлекать лишнего внимания. И особенно не упоминать нашу газету.

– То есть, – Уле показалось, что она просто ослышалась. Или главный редактор решил напоследок разыграть ее, чтобы потом уходить было еще больнее? – вы отправляете меня нарыть в грязном белье что-нибудь стоящее, потому что стажера не жалко. Я ведь не в штате.

– Именно. Поэтому не будет ничего предосудительного, если решишь разузнать все, так сказать, частным порядком, – не стал отнекиваться Ас. – Ведь ты все равно собиралась это сделать. Так что делай, но всю информацию будешь передавать лично мне. Если пойму, что связалась с другими газетами… в общем, сама понимаешь.

– Понимаю. – Не удержавшись, Ула подпрыгнула от радости, но тут же заставила себя посерьезнеть. Коллеги не должны догадаться, что здесь произошло. Пока не должны. Потому она потупила взгляд в пол, тихо проговорила: – Теперь я могу идти?

В ответ – лишь молчаливый кивок, а через мгновение Ас отвернулся, будто этого разговора и не было.

Ула вышла из кабинета, изображая глубокую задумчивость и столь же глубокое раскаяние. Опустила плечи, будто хочет сжаться и стать как можно меньше. Еле передвигала ноги, хотя на самом деле хотелось бежать вприпрыжку.

Трудно. Очень трудно.

– Ну что, как прошло? – Вопрос Полины донесся сквозь туман, настолько Ула была сосредоточена на каждом своем движении.

Сочувствие в голосе подруги было слишком искренним, и Ула почувствовала острый укол совести за то, что приходится от нее скрывать. Остальные выглядели скорее заинтересованными.

Ужасно захотелось посмотреться в зеркало и понять, насколько правдоподобно удается изобразить беднягу, которую только что пропесочили на ковре у начальства.

Не став ничего объяснять, она отмахнулась:

– Лучше не спрашивай.

– Что, так сильно ругался? – Полина обернулась к остальным и одними губами произнесла: – Не попадайтесь пока ему на глаза.

Ула покачала головой, бросила:

– Если бы ругался, вы бы все здесь услышали.

«Хотя, начало разговора вы и так наверняка слышали, – добавила она мысленно. – Стены здесь тонкие, а слух у новостийщиков острый. Ас позаботился, чтобы создалось правильное впечатление».

– Может, нужна помощь?

Этот вопрос Полины заставил Улу почувствовать себя по-настоящему отвратительно. Пожалуй, задай его кто угодно другой из коллег, она бы, не раздумывая, отшутилась. Но сейчас смогла лишь отмахнуться.

А в следующее мгновение вдруг вспомнила слова, сказанные Полиной несколько лет назад, когда та еще только готовилась поступить на курсы журналистов: «Кто владеет информацией, тому все подвластно. А где у нас главный источник информации? Правильно, в библиотеке».

От внезапно пришедшей в голову мысли Ула просияла, однако ответила сдержанно:

– Ты и так уже помогла, спасибо.

Больше она не стала ничего объяснять, молча прошла к выходу. Лишь у двери обернулась и с робкой улыбкой сказала:

– Надеюсь, еще увидимся. Если Ас немного остынет и позовет обратно.

Уже на улице Ула почувствовала, как дрожат руки. Словно только теперь смогла до конца осознать, во что влипла.

Плюнуть на все и отступиться, как шептал голос разума? Забыть, найти себе спокойную безопасную работу.

Навсегда застрять в болоте под названием Лазуреченск. Потонуть в вязкой тьме кошмаров, не в силах от них избавиться. Или выполнить поручение Аса и доказать, что способна приносить действительно важные и интересные новости? Сделать то, чего хочет по-настоящему? Что ей жизненно необходимо?

Ответ был очевиден, ведь ноги уже сами несли ее через парк, прямо по направлению к главной городской библиотеке. Лучшему месту, откуда можно начать поиски. Точнее, начать с газетных подшивок, которые хранятся там вместе с книгами. Пусть в основном лишь местные газеты, пока достаточно и этого.

Расположенную в небольшом двухэтажном здании из потемневшего от времени камня библиотеку внутри наполняла звенящая тишина. Даже воздух здесь, казалось, сгустился, концентрируя в себе все возможные знания.

Впрочем, если они где и концентрировались, то скорее в архиве этажом ниже первого. Или несколькими этажами. По городу ходили слухи, что где-то здесь проходят катакомбы, которые хозяева города пару веков назад использовали… а кто их знает, как использовали? Может, для спасения, если вдруг недовольные крестьяне решат взбунтоваться. А может, чтобы проворачивать свои очень тайные дела. Теперь это уже не важно, но подвалы в здании библиотеки точно были просторными.

– Сегодня разве не Марина дежурит? – спросила Ула долговязого парня за стойкой выдачи книг.

Сдержать разочарование в голосе оказалось непросто: окажись здесь обожающая сплетни соседка, найти с ее помощью нужную информацию удалось бы намного быстрее. Не пришлось бы даже ничего объяснять. А теперь точно расспросов и выяснений не избежать.

Парень с чопорным видом поправил смотрящийся на нем совсем неуместно галстук-бабочку, протянул:

– Как видите, Марины Витальевны здесь нет. Чего вы хотели?

«Найти все, что у тебя тут есть о программе «Заступник», – хотелось выпалить Уле, но она удержалась. С робкой улыбкой попросила подшивку «Лазурного вестника» – центральной городской газеты – за последний год.

– Необычный запрос. – Парень не спешил выполнять просьбу и всем своим видом показывал, что ждет объяснений.

– А разве для этого нужно какое-то разрешение? – Ула наивно захлопала ресницами.

Парень пожал плечами, и вдруг вся надменность испарилась, как и не было.

– Не уверен, вообще-то. – Понятно, работает здесь не так давно и пока знает не все правила. – Но с меня могут потребовать отчет, если что случится. Газеты очень хрупкие.

Словам, что будет аккуратна, он, конечно, не поверит. Но и всей правды рассказать Ула не могла. Зашедший следом за ней мужчина нетерпеливо переминался и сопел за ее спиной, добавляя нервозности.

Ула прикусила губу от досады, неуверенно проговорила:

– Мне нужно для одного проекта. – В принципе, это даже не было враньем, остальное парень, похоже, додумал сам:

– А, ясно. – Он выдохнул с облегчением. Размашисто записал что-то в тетради. – По учебе задали? Даже летом отдохнуть не дают.

К счастью, он в этот момент не смотрел на Улу, так что достаточно было лишь издать неопределенное мычание, и уже спустя пять минут отправиться за дальний столик в самом углу, сгибаясь под тяжестью бумажной кипы.

От тусклого света настольной лампы в глазах очень быстро помутилось, однако Ула все равно старалась не пропустить ни единой заметки.

«Открытый вчера новый мост поможет добираться из Лазуреченска в Дивин в два раза быстрее». Не то. Еще и вранье – Ула сама успела убедиться, насколько может быть «быстрее» дорога по мосту во время половодья.

«Академия сельского хозяйства прогнозирует спад урожайности на ближайший год, что потребует выделения дополнительных средств из столицы…» Совсем не то.

Минуты летели за минутами, и Ула постепенно начала отчаиваться. До тех пор, пока не добралась до последней страницы одного из зимних выпусков, где обычно публиковали гороскопы и развлекательные рассказы.

«Тайна гибели Милолики Радовой: группа лучших ясновидящих отправляется на расследование».

Броское имя мгновенно привлекло внимание, но не только своей необычностью. Ула крепко прижала пальцы к вискам, пытаясь вспомнить, где могла его слышать. Ну конечно! Дочь столичного депутата, которую первой со всей торжественностью записали в подопечные Заступников. Малютка несколько лет была символом программы, родители даже ставили ее Уле в пример. И вот теперь…

Ула бегло просмотрела сливающиеся перед глазами строчки, за которыми так легко оказалось представить случившееся.

Новогодняя ночь. Девушка без видимой причины покидает шумную вечеринку с друзьями, а они были так увлечены весельем, что даже не заметили этого. Неделя поисков, а после – найденное замерзшим в сугробе тело.

Ни одной видимой причины смерти. Кроме обморожения, конечно. И лишь намного позже кто-то из случайно оказавшихся неподалеку вспомнил, что видел Милолику в компании с мужчиной, но ни описать его, ни назвать какие-то подробности не смог.

Ула почувствовала, что задыхается. Будто это она лежит в сугробе, не в силах пошевелиться, а кожу кусают миллионы снежинок, впиваясь все глубже.

Она с шумом захлопнула газету, чуть не надорвав тонкую бумагу. Огляделась, но читальный зал был почти пуст. Только за столом чуть поодаль кто-то сидел, склонившись, скрытый колонной. Не удивительно, что все уже разошлись: часы показывали без пятнадцати восемь вечера.

Бросив еще один быстрый взгляд на газету, Ула хотела было оторвать лист со статьей, но в последний момент заметила идущего в ее сторону парня, который выдал ей газеты.

– Я уже все, ухожу, – с натянутой улыбкой бросила она ему и поспешно направилась к выходу.

Звук шагов гулко отражался от каменных стен. Такой громкий. Ула никогда не думала, что мягкие кеды могут так стучать по каменному полу. А когда вышла, то поняла: скоро стемнеет и она снова рискует опоздать к ужину.

Пение птиц в парке. Они никуда не спешат, готовятся к предстоящей ночи. А вот ей нужно поторопиться.

Шум машин на соседней улице. Ула перешла почти на бег, чтобы успеть на поздний автобус. Шелест ветра. Шорох каменной крошки под ногами. Шаги. Не только ее собственные. Совсем рядом, в унисон – другие.

Не сбавляя шаг, Ула обернулась… Вернее, хотела обернуться. Что-то мягкое крепко зажало рот. Она сделала судорожный вдох – горло обожгло, но даже закашляться не получилось. Перед глазами потемнело. Закружилось, так что не устоять на ногах.

Глава 4

Резкий запах плесени ударил в нос. Ула открыла глаза, повертела головой в попытке осмотреться. Вокруг не было ни единого лучика света. Даже когда Ула хорошенько проморгалась – вдруг это поможет глазам привыкнуть к темноте? Не помогло.

Монотонный пульсирующий гул мешал сосредоточиться. Из-за этого не сразу удалось понять: дело в бешено колотящемся сердце. Затылок саднило, и каждый удар был словно молотком по черепу.

Ула с трудом сдержала стон, осторожно села.

Темно… до чего же темно. Улу вдруг пронзила ужасная догадка: а что, если она ослепла? От одной мысли об этом по коже пробежал холодок, заставив обхватить себя руками.

– Не нужно бояться. Тени исчезают там, где нет света, – произнесла она беззвучно, лишь шевеля губами.

Понятия не имела, почему именно эти слова сейчас пришли на ум: то ли сказанные кем-то и услышанные мельком, то ли внутренний голос так помогал успокоиться. Но грозящая накрыть с головой волна ужаса отступила. Лишь немного окропила холодными брызгами.

– Есть тут кто? – Собственный голос прозвучал совсем тихо и хрипло, так что в первый момент Ула даже не узнала его. Облизнула шершавые губы.

Ответа не было. Одна. Совсем одна, непонятно где.

Нет, не так… никогда не бывала одна. Незримое присутствие кого-то неизвестного, но очень родного каждый раз если не успокаивало, то не давало поддаться панике. Сейчас – тоже. Помогло продолжать рассуждать здраво.

Ула снова огляделась, пусть и понимала, что без толку. Чересчур резко повернулась, и от этого замутило. Сотрясение? Говорят, так бывает, если слишком сильно удариться головой.

«Но я не ударялась», – возразил внутренний голос.

«А откуда я знаю, если была без сознания? Могло случиться что угодно за… без понятия, сколько я тут пробыла».

Впрочем, боли не чувствовалось. Она потрогала затылок – убедиться, что все в порядке. Прислушалась к собственным ощущениям. Вдруг так сможет понять, где находится и что произошло?

Пол гладкий, холодный. И мокрый. Каменный, наверное. Рядом тихо капает вода. Вода! От попытки сглотнуть в пересохшем горле тут же неприятно царапнуло. Не раздумывая, Ула протянула руку. Несколько прохладных капель в ладони. Поспешно слизала их, но это не помогло утолить жажду.

Голова закружилась от попытки подняться, потому Ула плюхнулась обратно, больно стукнувшись локтем об острый камень… наверное, это должен был быть камень. Возмущенно зашипела – то ли на себя, то ли на того (или тех?) кто ее здесь бросил.

– Эй! – снова позвала она. Прочистила горло и уже громче добавила: – Хоть скажите, что от меня надо? Или не от меня? Тогда расстрою: у нас кроме дома требовать нечего, а его родители точно не отдадут, слишком ценят.

Она сама удивилась, насколько правдоподобно прозвучал этот отчаянный блеф. Поймала себя на гаденькой мысли: а в самом деле, что родители были бы готовы отдать за нее? Тут же отругала себя за сомнения. Конечно же, что угодно.

Но похитителям, кем бы они ни были, знать об этом вовсе не обязательно. Потому она добавила с прежней уверенностью:

– Лучше разойдемся по-хорошему, сэкономим друг другу время.

Сдавленный смешок раздался где-то поодаль. Ула вскочила от неожиданности, уже не обращая внимания на головокружение. Нет, вовсе не смешок. Звук противный, словно кто-то царапал камнем по стеклу.

– Такая разговорчивая, столько слов выброшено на ветер.

Скрипучий призрачный голос доносился, казалось, сразу со всех сторон. Так бывает в пещерах, где эхо отражается от стен. Ула сама наблюдала это всего раз, во время поездки в горы, но забыть такое было трудно.

Живые голоса тогда звучали совсем не так неестественно.

– Вам бы тоже лучше не болтать попусту. – Она очень надеялась, что это прозвучало хоть немного угрожающе. Вряд ли, ведь сама успела заметить, как дрожит голос. – Просто скажите, что вам нужно?

Но незнакомец ее или не слышал, или предпочел игнорировать. Продолжал, как ни в чем не бывало:

– Есть одно очень старое поверие. Вряд ли ты о нем знаешь, потому расскажу. Порой в мир приходят те, чьи слова имеют особую силу. Они сами не всегда ее осознают, но этот дар не проходит бесследно. Они чувствуют необходимость быть услышанными. Донести свои мысли до других. И чем больше людей их услышит, тем счастливее будут эти одаренные…

– Допустим. – Ула сама удивилась, насколько эти слова отозвались внутри, будто именно про нее были сказаны. Тут же отогнала от себя наваждение. Пошарила руками вокруг: вдруг удастся дотронуться до незнакомца? Но руки хватали лишь воздух. – Вы привели меня сюда рассказывать сказки? Поздновато, я уже лет пять как перестала в них верить.

Снова никакой реакции на ее вопросы. И тут Улу словно молнией ударило: здесь никого и нет. Это просто запись. Потому и голос кажется неживым.

– Есть нюанс, о котором мало кто помнит, – произнес неизвестный. Создавалось полное ощущение, что он разговаривает сам с собой. – Ни один дар не дается безвозмездно. С каждым сказанным словом жизнь его обладателей становится все короче. Потому беспечные плохо заканчивали. И не только они: проклятье непременно задевало всех, кого они знали.

– Это угроза? – спросила Ула, прекрасно понимая, что не получит ответа. Но, кажется, на этот раз ее услышали. Или, по крайней мере, предугадали вопрос.

– Ты можешь расценить это, как угрозу, но зря. Всего лишь попытка предостеречь от поступков, о которых потом непременно горько пожалеешь. Надеюсь, ты достаточно умна, чтобы задуматься, и в следующий раз станешь тщательно выбирать слова, которые поведаешь миру.

Голос стих. Ула подождала несколько мгновений, но больше он, похоже, ничего не собирался говорить. За эти мгновения тишина стала нестерпимой. Ула поняла, что если прямо сейчас ничего не сделает, то ноги просто подкосятся, и она уже не сдвинется с места.

– Могли бы рассказать все это, не привозя меня сюда. – Хотелось казаться невозмутимой, но голос предательски дрогнул: – Ладно, ладно, я поняла. Забуду, ничего не слышала, не видела.

Совсем рядом послышался шорох шагов, заставив отскочить в сторону. Спустя несколько мгновений стало ясно: всего лишь игра воображения и звуки откуда-то из-за стены. Трудно разобрать. Кажется, гудение отплывающего парохода. Или приплывающего. Смотря какое сейчас время суток.

«Я где-то около порта».

Определенность прибавила уверенности. В их городке был лишь один порт, речной. Тот самый, у которого еще вчера толпился народ в ожидании парома. И старые заброшенные постройки там тоже имелись, немного в стороне от недавно отремонтированного основного здания.

Но сейчас вряд ли удалось бы позвать кого-то на помощь. Вода в реке отступила и все снова переправляются по мосту. А он далеко. К тому же, сейчас ночь… наверное. Последний пароход отходит в полночь. Если, конечно, она не пролежала тут много часов. И если ее не увезли куда-то очень далеко.

Ула сделала осторожный шаг туда, откуда слышались звуки. Чуть пошатнулась, но устояла. Ступням было скользко и холодно. Только теперь Ула поняла, что оказалась босой. Похититель снял с нее обувь, чтобы труднее было сбежать?

Испугаться от этой мысли Ула не успела – поскользнулась на мокром камне и тут же потеряла равновесие. Лишь в последний момент чья-то рука удержала от падения. Крепко стиснула ее плечо, а после сразу разжала пальцы. Ни единого звука, ни даже колыхания воздуха, как бывает, когда кто-то проходит рядом.

Снова почудилось?

И вот это уже напугало гораздо сильнее, чем все, что происходило до этого. Сердце снова бешено заколотилось.

«Все в порядке. Кто-то пытается заморочить меня, вот и все. И у него это не получится, пока я не потеряла голову. И пока…»

…Пока еще чувствует, что невидимый помощник рядом. Не позволит случиться плохому. Только не с ней. Ее Заступник, он не оставит, Ула знала. Уже пятнадцать лет знала, но осознала по-настоящему лишь сейчас.

«Помоги. Самое время тебе появиться», – прошептала она. Повторила еще и еще раз. Глупо, совсем по-детски, но чего ни сделаешь, если больше надеяться не на что?

Она не сразу заметила, что дверь оказалась открыта. Помог лишь пробивающийся в щель лучик света. А когда увидела его, то, больше ни секунды не раздумывая, толкнула дверь плечом и вышла наружу.

Свет прожектора больно резанул глаза, так что пришлось зажмуриться. Шум волн, ударяющихся о берег, и гул отчалившего парохода подсказали, что ее первая догадка оказалась верной.

Речной порт совсем рядом. Ула заставила себя открыть глаза, хотя сфокусировать зрение удалось не сразу. Конечно, похитителя уже не было видно, как она ни озиралась, прищурившись. «Если он вообще здесь сейчас был», – мелькнуло в голове.

Поверить в то, что это просто какой-то дурацкий розыгрыш, оказалось так заманчиво. Слишком заманчиво, но то, что говорил неизвестный голос, не было похоже на шутку.

Ула сделала шаг за порог. Мелкие острые камешки впились в ступни, заставив вскрикнуть, но она тут же стиснула зубы. Еще шаг…

Ноги подкосились, и она рухнула на влажную землю. Сдерживаться больше не было сил, так что она беззвучно разрыдалась. В голове крутилось одно: «Я не пришла домой к ужину. Так нельзя. Это неправильно». И совершенно наплевать, что ее вины в этом не было. Стало стыдно и горько. И очень-очень холодно в легкой рубашке на промозглом ветру.

Но даже это не помешало услышать шорох шагов совсем рядом.

– Не сиди на свету. – В голосе из темноты прозвучали стальные нотки.

В на этот раз живом голосе. Мужском, жестком и требовательном. Принадлежащем тому, кто привык командовать.

Ула обхватила плечи, прищурилась в попытке взглядом отыскать говорящего. Безуспешно.

– Уйди в темноту, – повторил голос. – Или обратно внутрь, как хочешь. Только поживее.

Почему вообще он ей командует? И почему решил, что она станет выполнять эти команды?

«А то что?» – хотела выпалить Ула, но вместо этого с губ сорвалось слабое, почти извиняющееся:

– Не могу. Не могу подняться.

– Ну так отползи, – в голосе незнакомца явно слышалось нетерпение.

Но точно ли незнакомца?

Внутри что-то шевельнулось. Спрятанное очень глубоко. Возвращающееся лишь в ночных кошмарах. Для них сейчас самое время. Но сон, даже ужасный, заканчивается пробуждением. Он не принесет вреда. Если, конечно, это сон, а не давнее воспоминание.

Порой так трудно отличить одно от другого.

Понять, где начинается явь.

Ула хорошенько ущипнула себя за руку, однако ничего не изменилось. Значит, все же реальность. Реальность, которая сжала тисками, не давая сдвинуться с места.

– Ну же, поживее, – поторопил незнакомец. – А то понабегут сейчас… не важно. Привлекаешь внимание.

– Так и держал бы меня дальше взаперти. Зачем было выпускать, раз боишься, что люди увидят?

– Не люди. – Собеседник вдруг осекся, а через мгновение переспросил с нескрываемым удивлением: – В смысле держал бы дальше? Думаешь, это я? Я тебя не похищал!

Можно подумать, признался бы.

– Ага, ты просто проходил мимо безлюдных заброшек, совершенно случайно, ночью, и увидел меня.

– Вот ехидничать не надо. – В голосе собеседника послышалась обида. Очень знакомая. И столь же знакомая раздражительность. – Я вообще-то тебя вызволять пришел.

– Вызволять?

Крепкие руки из темноты схватили Улу за плечи, рывком подняли и оттащили прочь от круга света. Возразить она не успела: руки эти тут же разжались, и собеседник отступил на шаг. Снова рухнуть на землю помешала каменная стена, о которую Ула теперь опиралась спиной.

Зато вот охота задавать вопросы совсем не пропала:

– Но как ты открыл дверь? Ключи под ковриком нашел?

– Нисколько не изменилась. Все вопросы, сплошные вопросы. Еще и дурацкие.

– И ни одного ответа. – Ула издала картинный вздох.

– Тебя и не собирались запирать. Только напугать, чтобы перестала совать нос, куда не следует. Но ты же все равно не перестанешь. – Он бросил что-то на землю перед ней. – Это твое, обуйся, похитители оставили у двери. Не хотели, наверное, чтобы ты простудилась.

Слова прозвучали с издевкой, но вовсе не обидели. Так странно: в присутствии чужака сразу после похищения ее сейчас должна была бы охватить паника и желание бежать. Вместо этого с каждой секундой возвращалось спокойствие. Будто все именно так, как должно быть. Как она просила. Будто…

Догадка пронзила молнией, но высказывать ее она не спешила. Присев и пытаясь наощупь зашнуровать кеды непослушными пальцами, осторожно поинтересовалась:

– Мы знакомы? Кажется, хорошо меня знаешь.

– Лучше, чем думаешь. – В прозвучавшем ответе Ула расслышала невеселую усмешку. – И лучше, чем нам обоим бы хотелось.

Если она права… но нет, нужно проверить.

– Почему ты сказал не сидеть на свету?

– Опять вопросы? Они у тебя вообще заканчиваются? – Трудно было определить, злит ли это собеседника, или забавляет.

– Просто ответь, не сложно же. – Тон Улы стал почти умоляющим.

«Я должна убедиться».

– Темнота нас защищает. В темноте не могут жить тени.

Слова из ее воспоминаний. Тех, что она много лет считала просто кошмарами. Голос из ее воспоминаний. А в следующий момент собеседник сделал шаг к ней, сжал ее ладонь своей, шершавой и теплой…

Вспышка перед глазами оказалась ярче света прожектора. Мгновенная, но не оставляющая сомнений: все, что до сих пор она считала лишь снами, происходило на самом деле. Та ночь, улица после дождя. Грохот салюта. Тени, тянущие к ней свои длинные руки. И голос того, кто спас от них, прячась в темноте. Прямо, как сейчас…

В горле снова пересохло, и Ула с трудом выговорила:

– Ты мой Заступник.

– Соображаешь.

Теперь, когда глаза немного привыкли к темноте, Ула смогла разглядеть очертания его неподвижной фигуры. Не особо высокий, коренастый. Волосы – смешной ежик.

Давно, когда была еще ребенком, Ула воображала себе эту встречу. Придумывала, что скажет и куда может зайти разговор. Но сейчас в голову не приходило ни единого слова, кроме:

– Это как-то неправильно.

– Что именно? – в недоумении спросил Заступник.

– Все это. Ты видел меня. Столько обо мне знаешь. А вот я не вижу твоего лица и даже не понимаю, как к тебе обращаться.

– Марк. Если так будет проще. Об остальном не проси, это тебе ни к чему.

Ула хмыкнула:

– Ясно. – Снова поднявшись, она пошатнулась, но все же удержалась на ногах. – Так тебе проще будет присматривать за мной. За каждым моим шагом. И направлять. Это же ты подбросил ту газету?

«Хоть бы это было так, ну пожалуйста», – мысленно взмолилась Ула. Ведь если не он, то… представлять, кто бы это мог быть и зачем ему это нужно, совершенно не хотелось.

– Еще и недовольна. – Снова в голосе Марка сквозила обида. – Да если б не я, ты бы таких дел наворотила своей самодеятельностью. Уже начала, пришлось исправлять ситуацию.

Возражений на это у Улы не нашлось. Только тихое:

– Спасибо.

– Не благодари, – буркнул Марк. Совсем как тогда, в детстве, и Ула не смогла сдержать улыбки.

– Не буду. Если обещаешь отвечать честно на мои вопросы.

Громкий вздох Марка сообщил все, что он об этом думает.

– Прямо сейчас? Не боишься, что тебя родители обыскались?

Сердце Улы пропустило удар.

– Да… да, конечно. – Она в панике огляделась вокруг, будто от одного ее взгляда рядом мог появиться автобус. Или машина. Или что угодно, способное мгновенно доставить ее домой. Потом сделала глубокий вдох и посмотрела на Марка: – Проводишь меня? А то мало ли в какую передрягу я еще попаду по дороге.

Маленькая хитрость, чтобы успеть хоть о чем-то расспросить, как бы невзначай.

– Идем. – Марк даже не стал возражать. – Пешком. Заодно задашь свои вопросы.

Похоже, раскусил. Но это только вызвало мимолетную улыбку.

– И ты ответишь мне правду, потому что…

– Придется поверить на слово, в этом и смысл. – Марк зашагал вперед, не оборачиваясь, так что Уле пришлось последовать за ним. Его слова, точно повторяющие сказанное на открытии школы, больно резанули слух.

– Знаешь Ольгу Красовскую? – спросила она, на что получил скептическое хмыканье.

– Сама-то как думаешь?

– А, ну да, ведь Заступники – ее программа… – Ула помедлила, прежде чем продолжить: – Ты там был? На пресс-конференции. И сверлил меня взглядом.

– Это все, что ты хотела узнать? – Ну до чего же нетерпеливый. Или нетерпимый? Все равно, ужасно грубый.

– Нет, – ответила Ула. – Еще всего один вопрос: почему сейчас? Ты мог прийти в любой момент, показаться. Поговорить. Но сейчас… только потому, что мне угрожала опасность?

Отчего-то было больно осознавать, что, не ввяжись она в неприятности, так никогда бы и не познакомилась по-настоящему с тем, кто много лет ее защищает.

Марк вдруг остановился, пробурчал себе под нос: «Наконец-то правильные вопросы», а через миг направился к берегу реки. Точнее, к лежащему у самого берега бревну. Расположился на нем, похлопал ладонью рядом с собой.

– Садись.

– А как же мои родители?

– Несколько минут погоды не сделают. Давай же. И не спорь, мне неохота тебя потом опять поднимать.

– Что, настолько шокирующие новости? – спросила Ула с насмешкой, хотя внутри все сжалось. Села полубоком к Марку в надежде получше разглядеть его.

Молчание в ответ. Лишь шелест волн о гальку. Звук одиночества: его не слышно, когда вокруг полно людей.

– Ты не была в опасности, – наконец снова заговорил Марк. – Она угрожает тебе сейчас. Точнее… тебе недолго осталось.

– Что? – Ула хотела вскочить, но Марк крепко схватил ее за руку, заставив вскрикнуть от боли. Прошипеть: – Сначала спасаешь, потом пугаешь, что за бред?

– Ну да, бред, – невесело усмехнулся Марк. – Другие тоже так думали. Те, кого мы спасли. А потом бац, и… Могу тебе еще газет подкинуть: почитаешь, что с ними стало.

– С кем? – Уле самой не верилось, что она до сих пор здесь, выслушивает чушь от незнакомца, который по какой-то злой насмешке знает ее с детства.

– Теми, кто не захотел слушать нас, Заступников.

Глубокий вдох. Еще один.

– Пять минут. У тебя пять минут рассказать, что собирался.

– Этого хватит, – кивнул Марк.

Кивнул?

Ула вдруг поняла, что облака почти разошлись, и теперь она видит Марка в рассеянном лунном свете. Коротко стриженные русые волосы. Приплюснутый нос картошкой. Ничем не примечательное круглое лицо широкоплечего коренастого парня лет двадцати. Странно, ей казалось, Заступник старше. Должен быть старше. Честно говоря, она вообще порой думала, что он вовсе не человек. И уж точно не самый обычный с виду. Разве что очки с затемненными стеклами ночью казались совсем лишними.

Он выглядел очень недовольным, губы сжаты в тонкую ниточку. Из-за очков казалось, что взгляд направлен куда-то вдаль, сквозь Улу, хоть и говорил он, повернувшись к ней:

– Вы все, те, кого мы спасали, кто встретился с ноксорами… – Он снова помедлил, но потом заговорил уже решительно: – Вы обречены не дожить и до двадцати пяти. Прощальный подарок от этих тварей.

– Но?.. – В таких случаях всегда бывает свое «но». Способ выбраться даже из безвыходного положения.

– Ты правильно поняла. – Губы Марка скривились в усмешке. «Очень идущей ему», – промелькнуло в мыслях Улы совсем некстати. – Выход есть, только тебе он вряд ли понравится. Никому не нравился. Выплатить своему Заступнику долг за спасение.

Ула пожала плечами, изо всех сил пытаясь сохранить спокойствие:

– Не так уж плохо. Вы же не станете требовать то, что навредит нам? Не для того спасали.

– Угу. Вам – нет. Но плата должна быть равноценной.

И вот теперь по-настоящему пришло осознание. Живот скрутило так, что Ула едва сдержала приступ тошноты. Выговорила полушепотом:

– Чего ты хочешь?

– Жизнь Ольги Красовской. – Четкие, явно заранее подготовленные слова. – Ты напишешь всю правду о ее программе. Большое разоблачение. Отличный будет репортаж, все как ты хотела. А после заберешь ее жизнь.

Глава 5

Что ожидают увидеть в глазах того, кому спасают жизнь? Слезы радости, благодарность, или, может, восхищение?

На счету Марка спасенных было уже четырнадцать, но ответа он до сих пор не знал. Сначала они слишком мелкие, чтобы вообще что-то понять. И слишком напуганные. А теперь, когда пришел во второй раз… ну, трудновато считать спасением новость, что ты протянешь еще совсем недолго.

Если, конечно, не найдется способ решить «маленькую проблему», оставленную встречей с ноксорами. Остановить запущенный ими обратный отсчет, не отнимая чужих жизней.

Кроме всего одной.

На лице Улы недоумение и шок сменились злостью. Она смотрела на него, словно он был одним из тех монстров, от которых защищал. От этого взгляда стало так больно, как не было очень и очень давно.

Может, он и есть монстр? Может, он хуже ноксоров? Те, по крайней мере, просто забирают души, а он пытается дать надежду тем, у кого ее нет.

Ула вдруг прищурилась, стала разглядывать Марка пристально, даже с интересом. Да, она с первой встречи казалось ему странной.

А мгновение спустя Марк отшатнулся – еще раньше, чем понял причину. Если он может сейчас так хорошо видеть ее лицо, каждую черточку, то и она…

Проклятая луна! Марк не заметил, когда она успела выйти из-за туч. Накинул на голову капюшон куртки, пытаясь спрятаться, хоть от этого уже не было никакого толка. Оставалось лишь мысленно выругаться.

– Ты меня разыгрываешь, – заявила Ула с уверенностью, которая ввела Марка в ступор. – Дурацкий розыгрыш.

Было бы не удивительно, вскочи она сейчас, убеги прочь или влепи ему затрещину. Но, похоже, любопытство оказалось сильнее, раз она продолжала сидеть на месте и разговаривать с ним.

– Знаю, тебе кажется, я несу какую-то дичь, – произнес Марк медленно, подбирая каждое слово. – Но придется мне поверить.

– А что, если нет?

Марк ни секунды не сомневался в ответе. Достаточно было совсем немного понаблюдать за Улой, чтобы понять:

– Все равно выслушаешь. Это же такой материал для статьи… статей. Тебе не захочется его упустить. Иначе уже давно сбежала бы от меня к родителям под крылышко, в тепло. И позабыла об этом вот всем, – он неопределенно обвел рукой вокруг себя, – как когда малявкой была.

Ужасно раздражающей, его первым заданием после подготовки в интернате для будущих Заступников. Да он и сам тогда был не сильно лучше, всего лишь четырнадцатилетний пацан.

Пацан, который еще не догадывался, чем в итоге обернется обещанные ему «защита и уверенность в завтрашнем дне». И чем за это придется заплатить. Причем не только ему, а значит…

– Просто чтобы ты знала: если сейчас уйдешь – обещаю, больше никогда меня не увидишь.

Еще один, последний гвоздь в черепушку ее сомнений.

– Хорошо. – Ула достала из кармана рубашки блокнот и огрызок карандаша. Поднялась с бревна и пересела на каменистый берег реки, прямо в круг лунного света. Заговорила деловитым тоном, гораздо увереннее, чем там, в школе, когда задавала вопросы этой… нет, даже мысленно назвать по имени женщину, которая стала ближе родителей, но посмела так жестоко предать всех тех, кто ждал от нее защиты, Марк не смог. Как не смог не заметить, что Ула уже открыла блокнот, приготовившись записывать: – Договоримся, что это будет интервью. Только знай: заподозрю во вранье – больше не поверю ни единому слову.

Хотелось высказать очередную колкость, но Марк сдержался. Если передавить, она ведь и правда уйдет. А профукать такую возможность добраться до врага – этого он не мог себе позволить.

Оставалось внимательно смотреть вокруг, убедившись, что здесь пока безопасно. Это он умеет, живет так уже много лет.

– Значит, в моих интересах врать правдоподобно, – усмехнулся Марк, но, заметив, как нахмурилась Ула, выставил вперед руки в защитном жесте: – Шучу. Хочешь назвать свое любопытство «взять интервью» – без проблем.

Если ей так будет проще принять, в какой заднице оказалась – пусть.

– Вопрос грубоватый, наверное, но ты не обижайся, – попросила она, на миг смутившись. – Я должна сначала это выяснить.

– Думаешь, я обидчивая девчонка?

– Думаю, ты можешь оказаться обидчивым парнем, – поправила его Ула. – Ты… человек?

– А есть сомнения? – Марк решил не отвечать сразу, чтобы еще чуток помучить любопытную и очень нужную ему занозу.

– Не уверена. Просто думала, вдруг…

– Ну да, про нас какие только слухи не ходят. Пускай, это весело. Если промолчишь, чтобы и дальше сочиняли всякое, будет еще веселее.

– Посмотрим. Но странно: ты выглядишь как мой ровесник, а по моим расчетам тебе должно быть лет тридцать, не меньше.

– Двадцать восемь, – кивнул Марк. – Просто хорошо сохранился. Как и ты.

Ула бросила на него быстрый взгляд исподлобья, а потом продолжила писать.

– Допустим. А эти твои очки, они точно тебе нужны?

– Мешают? – Марк почесал переносицу, но очки снимать не стал.

– Мне не по себе говорить с человеком, не видя его глаза.

Вот ведь провокаторша! Если сейчас выполнить ее невысказанную просьбу, подумает, что может помыкать им, как угодно. А если отказать – решит, что испугался.

В конце концов, Марк на несколько секунд приподнял очки, а после снова укрылся за их завесой. Буркнул:

– Увидела. Так лучше?

– Немного, но сойдет. Расскажи, как ты стал Заступником?

– Точно хочешь это знать? – У Марка вдруг так пересохло в горле, что захотелось глотнуть воды прямо из речки. Однако он сдержался, медленно проговорил: – Мне было девять, про ноксоров еще никто толком ничего не понимал. Они и появлялись не так часто, еще не успели совсем обнаглеть. Мы не боялись выходить гулять вечерами, и… в общем, их было двое, остальное сама придумай. Я испугался, спрятался в тени, они меня не заметили.