На краю реальности Повести и рассказы
Снежный путь
Снег… Казалось, будто весь этот необъятный мир состоит только из снега. Он хрустел под ногами, жалил незащищенную кожу вокруг глаз, хватал за ноги сугробами, не давая идти. Мощные порывы ветра то и дело норовили сбить с ног, тело еще держалось, но сил оставалось совсем мало. Я брел уже много часов, не зная куда и уже не помня зачем. Скоро я упаду под очередным ударом ветра и снег примет меня в свои колючие объятия. Сначала будет немного больно, но вот потом…
Я рывком встряхнулся. В тысячный раз. Мне нужно идти. Я жив, пока иду. Снегоход остался далеко позади, его пришлось бросить, когда кончилось горючее. Очки потерял, упав в очередной раз в снег. Их так быстро замело, что найти никак не удалось. Идти оставалось совсем немного, карта точно не обманывала, а вот геолокация в такую погоду не работала и направление удалось определить только приблизительно. Рюкзак больно давил на плечи, но бросить его – точно верная смерть. Там походная горелка, палатка, консервы. Когда силы окончательно меня оставят, можно будет сделать привал. Хотя, как я буду закапываться в снег, не представляю…
И нет времени. Что-то произошло. Я должен добраться до людей, хоть до кого-то, у кого есть связь. Потом можно хоть помирать в этом чертовом снегу. Нужно добраться. Я обещал. Он увидит, сдержал ли я…
Впереди вдруг вспыхнул свет. Я поднял голову, не обращая внимания на колючий снег. Это не бред. Впереди, в пелене, горел яркий свет. Прожектор? Или огонь? Оранжевый цвет… Что-то горит, там, совсем близко, да так ярко, что слепит.
Близость цели придала сил, и я стал быстрее пробираться сквозь сугробы, стараясь не терять свет из виду и молился, чтобы он не погас. К счастью, он и не думал меркнуть, наоборот, чем ближе я подходил, тем ярче становилось впереди. Уже стало понятно, что это огонь, и он горит на какой-то возвышенности. Еще через сколько-то шагов (я давно сбился со счета) предо мной выросла стена двухэтажного здания. Его окна смотрели на меня слепой темнотой, а огонь горел ярким высоким пламенем прямо перед стеной.
Пламя вдруг поднялось выше и наконец смогло разогнать снежную тьму. От увиденной картины у меня сначала перехватило дух, а колени сами собой подкосились и вконец переставшее подчиняться тело, гремя рюкзаком, упало в сугроб. Снег, до этого терпеливо ожидавший, мягко принял меня в свои холодные объятия…
***
Случается, что некоторые вещи находятся подчас в самых неожиданных местах. Пачка сигарет, которую я совершенно точно оставлял на столе на втором этаже вдруг оказалась в кармане моего рабочего комбинезона. Задумчиво повертев ее в руках и стряхнув пыль с бирки «Черногорин Вадим. Метеоролог», я направился на улицу, размышляя о сбегающих вещах. Что ж, поживешь тут, на станции, еще с полгода, и не только вещи сбегать начнут.
Рывком открыв скрипнувшую дверь, я вышел на морозный воздух и вдохнул его полной грудью. Утренний морозец приятно холодил тело под курткой, надетой на одну лишь тонкую майку и невероятно бодрил. Достав сигарету, я чиркнул спичкой о коробок (всегда любил этот звук) и не спеша закурил, пуская в голубое небо струйки серого дыма. Впереди разливалась гладь океана, еще не успевшая замерзнуть. Оттуда доносился шум волн, набегающих на берег, сегодня он еле-еле различался даже в мертвой тишине. Мой остров совсем не выделялся размерами по сравнению с другими затерянными в океане землями, даже наоборот, сильно уступал им, и когда океан хоть немного волновался, шум волн доносился со всех сторон.
Я осмотрелся, уже в который раз. Несмотря на свой каменистый рельеф, остров производил весьма приятное впечатление. Станция располагалась на мысе, с трех сторон омываемом океаном. От нее в глубь острова вела довольно широкая грунтовая дорога, проложенная здесь несколько десятилетий назад. Она упиралась в огромный скальный холм, огибала его, и выводила на довольно широкое центральное плато, куда мне обычно вертолетом сбрасывали паек. Центр острова с других сторон окружали скалы, сейчас серые и неприветливые, но в короткое северное лето они зеленели, покрывались мхом и хвойными растениями. Тогда здесь вообще становилось довольно уютно.
Я потянулся, почувствовав, как кровь побежала по жилам. Сейчас пройдусь вокруг станции, посмотрю показания приборов, все ли у них хорошо, а потом приступлю к завтраку и – самое главное – к черному кофе, зерна которого мне, как привилегию за выслугу лет, сбрасывают вместе с месячным пайком.
Так начиналось каждое мое утро вот уже три месяца. Тишина, нарушаемая только моими собственными действиями, да шумом приборов на станции, крепкий кофе и хорошая утренняя книга. А перед этим плановый обход трех небольших приборов, снимающих комплексные наблюдения по температуре, силе ветра, скорости испарения влаги с земли и много еще чего. За все месяцы, что я здесь провел, ни один из них не создавал никаких проблем, о чем мне, собственно, и рассказывали те, кто нанимал меня. Работка действительно непыльная, а вот деньги обещали заплатить настолько хорошие, что про ипотеку можно будет забыть навсегда. Что еще нужно мужчине в тридцать с небольшим лет? Можно будет бросить эти паршивые вахты, в которые я уже десять лет езжу и устроить уже нормальную личную жизнь…
Прокрутив в голове эти приятные мысли, я отправился на обход. Снег еще не выпал, хотя в этих широтах лето, как мне говорили, короткое. Не то, чтобы я боялся метелей, но, когда начнутся бураны, придется немного урезать паек – вертолеты не всегда могут долететь и тем более сбросить груз так, чтобы я смог его достать. Поэтому меня заранее предупредили, что как только выпадет первый серьезный снег, то моей сытой жизни может прийти конец. Надо будет зайти в мой «гараж» – так я называл небольшой ангар, примыкающий к станции сзади, где мной содержались в полном порядке небольшой снегоход, старый мотоцикл с прицепом, топливо для них и большой генератор, вырабатывающий свет и тепло. Нужно все еще раз перепроверить на готовность к зиме – не хватало еще, чтобы что-нибудь не вовремя сломалось.
За рутиной первая половина дня пролетела быстро, и лишь после обеда я смог сесть за компьютер. Мне организовали весьма интересную связь с внешним миром: спутниковый интернет, но работающий только в определенные часы, когда надо мной проходил этот самый спутник. За это время нужно было пакетом отправить данные с моих приборов, что происходило весьма и весьма медленно, а затем все отключить и продолжить заниматься своими текущими делами. Остров, где я находился, являлся стратегическим военным объектом, поэтому все, что я тут делал, было довольно строго засекречено, да и спутник, собственно, тоже был военным. Уж не знаю, чего они нашли в этом клочке земли в океане, у которого размеры укладывались где-то в квадратный километр, но меня, собственно, это и не волновало. Я делал все по инструкции, выйти куда-то на другие сайты не пытался, да и браузера в моем рабочем компьютере не предусматривалось.
Зато на третий день вахты меня вдруг дернуло зайти в справочную систему, где я обнаружил открытый групповой чат с якобы поддержкой системы. Понятное дело, что никаких сотрудников поддержки там не обнаружилось, а вот двух уникумов с других таких же объектов, где сидел я сам, обнаружить удалось. Они пользовались чатом, чтобы пересылать друг другу сообщения, когда спутник проходил над ними, поэтому все ответы приходили с задержкой где-то в двенадцать часов. Но для людей, напрочь лишенных общения, это настоящий лучик света. И, конечно, я тоже воспользовался этой возможностью.
Ребята оказались очень душевными. Андрей сидел на какой-то похожей метеостанции на островке и занимался примерно тем же, чем и я, а Макс прозябал в какой-то лаборатории на Большой земле, но на закрытом объекте на самом Севере, ближе к океану, где ученым запрещали общаться друг с другом и ограничивали всякие контакты. За него меня одолевала обида: он там, где много людей, а живет как в тюрьме, в полной изоляции.
Как товарищи по несчастью, мы быстро сдружились, даже не видя друг друга за буквами. Андрей все время сыпал шутками и анекдотами, рассказывал истории о том, как он долгое время жил и работал в глухой тайге. Макс, как ученый человек, часто рассуждал о смысле всего сущего, философствовал, рассказывал про всякие научные открытия и достижения. Я старался не отставать и влился в общий диалог с историями из моих прошлых вахт, а их мне и нормальным темпом общения хватило бы на неделю. Ребята истории оценили, но сразу написали мне строгие правила: про свое местонахождение не писать, про работу и конкретные рабочие дела на станции по возможности тоже. Все-таки, это информация военными серьезно охранялась и никому не хотелось даже случайно узнать то, за что потом не оберешься проблем. Вынудив меня пообещать, что я ничего такого рассказывать и спрашивать не буду, парни с радостью приняли нового товарища. Дни пошли веселее.
Мы общались обо всем. Об оставленной жизни на Большой земле, о прошедших вахтах и сменах, о женщинах и алкоголе. О работе говорили мало, да и делиться то особо было нечем. Только у Макса происходило что-то интересное, но вот у него все было абсолютным секретом. Зато у него сохранялся доступ и в обычный интернет, конечно, «под колпаком», без соцсетей и всяких развлекательных сайтов, но все-таки. Он рассказывал нам, что происходило в мире, как сыграли футбольные и хоккейные команды, кто из политиков вновь сделал бредовое заявление и где снова началась война. Больно часто они начинались в последнее время…
Так и прошли три месяца. В работе, беседах с задержкой в двенадцать часов и чашке кофе и сигарете с утра. Я прочитал почти все книги из последнего груза, как вдруг ночью мой двухэтажный домик содрогнулся. Ветер завыл так, что даже сквозь закрытые окна казалось, что он ревет прямо в уши. Вскочив с кровати, я первым делом нашарил ружье, думая, что ко мне кто-то забрался. Только через минуту пришло осознание что это просто за окном пришла зима. Там продолжался неимоверный шум, в котором мне то и дело казались человеческие крики. Обычное дело, от отсутствия человеческой речи и не такое услышишь. Но спал я всю ночь с включенным ночником и ружьем под рукой. Так спокойнее…
На утро я не смог открыть дверь. Пришлось вылазить в окно с лопатой прямо в огромный сугроб. Намело за ночь так, как будто работала бригада Деда Мороза. Я с трудом откопал дверь и отправился прокапываться к приборам, которые на удивление хорошо пережили метель. Ни у одного из них сбоев не оказалось. Последний из них, метеорологический зонд с большой антенной, располагался на возвышенности, с которой хорошо просматривался океан. Закончив с ним, я огляделся. Вокруг раскинулась ледяная равнина. Это просто непостижимо, как быстро лед и снег сковали такое огромное пространство. Всюду, куда хватало взгляда, оно светилось кипельно-белым светом. Аж дух захватывало от такой красоты.
– Вадим! – услышал я вдруг абсолютно четко за спиной. Обернулся, огляделся – никого. Ветер, да и только. Снег скрипит под ногами. А везде ни единого темного пятнышка, все белое. Привидится же такое…
Вернувшись к себе, я первым делом описал страшную бурю и то, что мне привиделось наверху. Разбавив цветастые описания матерными словами и поставив на отправку пакеты данных, я уселся за очередную книгу. За этим интересным делом я не заметил, как солнце укатилось за горизонт – приближалась полярная ночь и день теперь становился все короче. Скоро светило вообще не поднимется и мне почти пару месяцев придется сидеть в темноте. Снаружи снова занялась метель и завыл ветер. Прекрасная какофония, ничего не скажешь.
Я поднялся с кресла, включил верхний свет и закрыл шторы на окнах. Чернота за окном, перемежаемая снежинками, то и дело прилипающими к стеклу, угнетала, а так хотя бы создавалось подобие уюта. Не хватало выпивки, но вот с алкоголем на станции было очень строго, меня перед заброской всего проверили, как будто я террорист какой-то, а не метеоролог. Пришлось делать чай, а то стало совсем грустно.
Ветер не унимался. Так теперь будет еще долго, возможно, всю зиму до конца вахты. Радиовышку на вершине холма за моей станцией занесло снегом, так что на некоторое время я теперь без связи. Выходить тоже будет трудно, снег никого не жалеет и будет каждый день наметать новые и новые сугробы, как будто его цель – закопать меня полностью. Я улыбнулся. Глупость, конечно. Тут бушевала метель сотни и тысячи лет до меня и, наверное, будет мести столько же или больше после. Один метеоролог никак не повлияет на целую природу, это факт.
«Брякнул» компьютер. Ребята делились впечатлениями о метелях у себя, рассказывали последние новости. Ничего так толком и не произошло, так что диалог вышел коротким. Странно все-таки, что у нас с ними такая разница во времени в получении сообщений, мы вроде в одном примерно месте все находимся. Все говорят, что они где-то на Севере, а сообщения доходят только через двенадцать часов. Уже такие технологии придумали, а нормальную связь проложить не могут…
Уснул я под завывание ветра под окном и проснулся тоже под него. Вздохнув, скатился с кровати и подошел к окошку. Везде снег. Солнце встало, но толком ничего не разглядеть. Сейчас такое время: «белая пурга», когда солнце поднялось и «черная пурга», когда оно укатилось за горизонт. Скоро будет вечная «черная пурга», хотя иногда видны звезды и полярное сияние. А это очень красиво, так что хоть что-то порадует.
Выбрался я уже привычным способом – через окно. Прокопался ко всем своим приборам, расчистил дорожку «гаражу» и, встав к стене станции, закрывшись ей от ветра, закурил. Где уж тут утренний променад…
– Вадим! – услышал я далекий, но очень четкий крик и выронил сигарету, с шипением упавшую в снег. Что за черт?! У меня уже галлюцинации что ли пошли от этого снега?
– Вадииим! – раздалось чуть ближе. Крик приближается. Кого, кто знает мое имя могло принести сюда?! Я напряженно всматривался в снежную муть впереди, но дальше десяти метров видимость заканчивалась. Нигде ничего не мелькало, никаких признаков кого-то живого. Сплошная кружащая метель.
– Помоги! – крик, уже совсем отчетливый, точно мужской и где-то недалеко, но со стороны океана. По льду пришел? Да где ж такие отмороженные берутся…
Я подскочил ко входу на станцию, рывком открыл дверь, схватил стоящие у двери фонарь и ружье. Первый – чтобы подавать сигналы, второе – ну… на всякий случай. Кто его знает, что там из снега вылезет. Да и звуком сигналы подавать можно…
Захлопнув дверь, я тут же выстрелил в воздух. Грохот разошелся вокруг, но его тут же съела метель. Я включил фонарь на полную мощность и несколько раз «поморгал» в ту сторону, откуда, как казалось, прилетел крик. Минуту ничего не происходило, а потом в метели вдруг зажегся красный сигнальный огонь. Там кто-то был! И он отвечал на мой сигнал. Я «поморгал» фонарем в ответ и красный свет стал медленно приближаться, пока спустя пару минут из метели в зону видимости не вывалился человек. Затухающий сигнальный факел он держал в правой руке, левой опирался на лыжную палку. Шел он пешком, а за плечами тащил весьма солидный рюкзак.
Сделав несколько шагов в мою сторону, человек упал в снег, сопровождаемый шипением факела. Отбросив ружье и фонарь, я кинулся к нему, увязая в сугробе, и с усилим перевернул на спину, с удивлением увидев совсем молодое лицо, на котором были лишь защитные очки.
– Вадим… – прошептали обветренные губы, и парень потерял сознание.
***
Чтобы привести его в чувство, мне потребовалось немало времени. Судя по наружному осмотру, парень был молодой, лет двадцати-двадцати трех, светловолосый, атлетично крепкий. На бирке куртки надпись полустерлась, видно было только имя «Александр» и часть фамилии, выраженной буквой «К». Никаких видимых повреждений или обморожений я не нашел, поэтому заключил, что парень просто вымотался и уложил его на стары диван на первом этаже и накрыл толстым одеялом. Весь день и всю ночь я над ним провозился, даже не успев ответить парням, ожидающим меня в чате, и прочесть их сообщения. Уж сильно не до них сейчас…
Кто этот парень? Откуда он пришел? Откуда знает мое имя? Куча вопросов и ни одного ответа. Рюкзак его разбирать не стал, не дело это – лазить по чужим вещам, а остальные вещи, такие как куртка, шапка и плотные лыжные штаны ровным счетом ничего не говорили. Приходилось ждать, пока он проснется, наблюдать и маяться от безделья.
Пока Александр спал, я решил просмотреть свежие сообщения от ребят. Снова ничего нового. Макс написал, что у него «дедушке 80 лет, маме 50», а ему самому тридцать и это довольно интересная зависимость чисел, что его дедушка старше мамы настолько, сколько ему лет сейчас. Парень совсем, видать заскучал, раз начал замечать такие вещи. Еще он писал, что в мире обострились некоторые конфликты, прошла даже война между двумя нашими соседями, но политики вроде всех успокоили и спорные территории поделили. А еще мой любимый футбольный клуб победил в Лиге и это была точно отличная новость. Андрей рассказывал старый бородатый анекдот и клянил метель, из-за которой у него сломалась пара приборов. Бедняга. Ремонт в таких условиях – это нечто.
Пока я строчил ответ, описывая, как нашел Александра, тот вдруг зашевелился и застонал. Нажатием клавиши я отправил сообщение в чат и закрыл ноутбук. Парень вновь пошевелился и неуверенно сел, свалив одеяло на пол.
– Где я? – сказал он, неуверенно осматриваясь и останавливая взгляд на мне.
– Ты на метеостанции, – ответил я, разворачивая стул лицом к нему. – Ты сам вышел ко мне с сигнальной ракетой из метели, по льду. Помнишь это?
– Да… – парень потер затылок и свесил ноги с кровати. – Путь был долгим…
– Надо подкрепиться, – бодро ответил я и, подойдя к кухоньке, налил ему чая. Парень встретил чашку с горячим напитком благодарным взглядом.
– Спасибо, я давно хочу согреться, – он отхлебнул чая. – Я – Александр, можно просто Саша. Ты ведь Вадим, верно?
– Верно, – кивнул я. – И, знаешь, это, наверное, первый вопрос, который я хочу тебе задать, несмотря на то что ты пришёл ко мне по льду. Откуда ты знаешь мое имя?
– Из инструкции, – Александр вновь отпил от чашки и полузакрыл глаза. – Хорошо как… Я сотрудник военного ледокола. Мы потерпели крушение в нескольких километрах отсюда. Часть команды погибла сразу после взрыва двигателя, некоторые потом от обморожения. Мне повезло, как видишь, отделался ушибами. Я понял, что там мне делать нечего и решил добираться хоть до какой-нибудь земли. У капитана на карте был обозначен твой остров, указано, что тут метеостанция, а на ней сейчас командирован Вадим Черногорин. Вот я и искал тебя, надеясь, что данные не устаревшие.
– И нашел… – протянул я, обдумывая его слова. Я, конечно, знал, что здесь ходят ледоколы, в том числе и военные, но мимо моего острова никаких морских путей не проходило. Хотя военное судно… Кто ж его знает, чего они там делали, этих военных не разберешь.
– Я надеюсь, у тебя тут все хорошо? – озабоченно спросил Саша, осматривая мой дом и слушая завывание ветра за окном. – Припасы, горючее – тебя хорошо снаряжали?
– Да, все здорово, не переживай, – махнул я рукой. – Без свежих поставок на полном довольствии припасов на двоих хватит где-то месяца на два. А если пояса затянуть, то и больше. Меня после заброски заранее снарядили, прогноз погоды был не очень хороший.
– Ясно… Тогда я хорошо попал, – он улыбнулся и вдруг зевнул. – Слушай, ты не обидишься, если я еще посплю? Как-то тяжело мне после такого путешествия. Я потом готов проснуться и помогать тебе, чем смогу
– Конечно, отдыхай, – я улыбнулся в ответ и посмотрел на часы. – На дворе как бы ночь, хотя сейчас так и не разберешь, поэтому я пойду тоже вздремну, – я поднялся со стула и направился к лестнице наверх. – Чувствуй себя как дома, отдыхай, если вдруг проснешься раньше, то книги лежат на полках и в ящиках под ними, еда на кухне.
– Спасибо, – ответил Саша, укладываясь. – Но, наверное, я завтра до полудня не проснусь. Хотя кто знает, как дело повернется.
– Это точно. А! – я остановился на верхней ступеньке. – Две вещи, если захочешь: сигареты на тумбочке у выхода, а кофе и турка – в маленьком шкафчике.
– Кофе? – удивленно, но тихо воскликнул Саша. – Это в такой-то глуши. Мне очень повезло, друг мой. А сигаретами балуйся сам. Я не курю, вредно это.
– Ты знаешь, если тебе что-то не вредно, то ты уже мертв, – попытался я пошутить, но вдруг понял, что неуместно. Но пронесло, Саша как будто бы не заметил.
– Да, тогда уже ничего не страшно… – ответил и, отвернувшись, заснул.
Я тихо поднялся, закрыл в дверь и через две минуты тоже спал крепким сном…
***
Я проснулся от громкого гула, прилетевшего издалека. За ним последовал еще один, затем еще, как будто какой-то гигант бил по земле огромным молотом. Стены станции тихо тряслись, посуда звенела.
Я включил моргающий свет. Судя по всему, генератор начал давать перебои с питанием. Взяв запасной фонарь (основной остался внизу) и, погасив свет, я чертыхаясь спустился вниз.
Саша спал, отвернувшись к стене. Его гул, который здесь звучал только громче, казалось, не беспокоил вообще. Хотя посуда звенела уже непрерывно, а стены то и дело сотрясались. Настольная лампа, оставленная включенной на ночь, непрерывно моргала.
Наскоро одевшись и взяв основной фонарь, кляня строителя, придумавшего целую метеостанцию, но не ухитрившегося придумать переход в ангар с генератором из основного помещения, а не через улицу, я вышел наружу. Дверь, на счастье, хоть со скрипом, но открылась с первого раза.
На улице гул превратился в грохот. Метель приглушала его, но даже так он почти оглушал. Ветер усилился и норовил свалить с ног. Я медленно пошел вокруг станции, держась за стену и надеясь, что мне не придется возвращаться за лопатой, чтобы откапывать вход в ангар. Я дошел почти до середины пути, проваливаясь в сугробы по середину бедра, как вдруг все пространство передо мной осветили последовательно четыре вспышки. Они были настолько яркими, что мне пришлось зажмуриться, закрыть лицо локтем и прислониться им к стене, чтобы глаза не выскочили из орбит. Через несколько секунд налетел ужасный, оглушающий грохот, буквально уронивший меня на снег. Земля затряслась и уходила из-под ног, словно живая. Я упал лицом в снег, зажимая уши и стараясь спасти свои глаза от невыносимого света. Так прошло несколько секунд, а может минут, а может и недель. Гул и грохот вновь стали далекими, а свет погас.
Я поднялся на трясущиеся ноги и с некоторым удивлением обнаружил, что все еще могу видеть, лишь перед глазами прыгали разноцветные блики. Держась за стену дома, я направился обратно, наплевав на генератор. Внутри вроде тепло, а отойти можно и с фонарем.
Повернув за угол, я остановился как вкопанный. Саша, полностью одетый, с рюкзаком за плечами стоял перед дверью. В руках он сжимал дымящуюся на морозе чашку, а в зубах держал зажженную сигарету. Казалось, он совсем не замечал метель, бушующую прямо перед ним. Он вглядывался в метель так, как будто что видел в ней и чуть качал головой на каждый новый удар, доносящийся издали.
– Как же много… – пробормотал он, когда я приблизился. – Как же их много…
– Чего много? – я сказал это громче, чем нужно, слух еще не отошел от пережитого, но Саша невозмутимо взял сигарету в руку и отпил из чашки. Судя по прилетевшему запаху, там был крепкий кофе.
– Ты здесь? – сказав это слегка удивленно, Саша повернулся ко мне. На миг захотелось отшатнуться, такими ярко-голубыми стали его глаза. Через мгновение я понял, что мне показалось и это просто обман зрения: глаза оказались самыми обычными. – Не думал я, что ты вернешься… Там война, Вадим… Война, на которой уходит множество жизней. Всех этих людей, нашедших свой конец, нужно приободрить и направить… – он вздохнул и вновь отхлебнул из чашки. – А это очень много работы.
– Как… Война? – я смог выдавить из себя только это.
– Вот так. Ты же слышал, как из центра твоего острова вылетали ракеты, – он затянулся сигаретой. – Это они устроили такое световое шоу. Твоя метеостанция – лишь прикрытие. А на самом деле здесь базировались ракеты с ядерными боеголовками. Слышал про систему «Мертвая рука»? Ну, ту, которая атакует противника сама, даже если центр управления уничтожен? Вот это, похоже, была ее часть.
– Но, если они ядерные, то… – я почувствовал, как холодею даже под тремя слоями теплой одежды. Катастрофа…
– Да, – Саша, казалось, кивнул моим мыслям. – Катастрофа. Атомная война. Подробностей я не знаю, но она все-таки свершилась. И много людей теперь погибло. И еще больше погибнет, – издалека снова донесся гул. Саша одним глотком допил содержимое чашки и вручил ее мне. – Мне пора. Спасибо за приют. Ты уже понял, что я тебе солгал. Я не терпел крушение на ледоколе. Я проводил умерших там людей в последний путь. Не скрою, так могло быть и с тобой. Но ты… – он потрогал меня за плечо. – С тобой что-то пошло не по плану. Это странно, но тоже случается. Я должен идти. Но и тебе здесь оставаться нельзя, через час сюда прилетят ответные ракеты, запущенные отсюда уже засекли. Твои друзья… – он на секунду замолчал, и мы оба услышали, как «брякнул» компьютер, – уже прислали тебе координаты. Не мешкай, выезжай по ним. Пообещай мне, что доберешься туда. Обещаешь? – его глаза остановились на моем лице. Я кивнул. – Хорошо. Ну, может, еще встретимся, – он хлопнул меня по плечу и бросил в снег зашипевшую сигарету. А потом просто пошел по снегу, по сугробам, не проваливаясь в них. Метель расступалась, как занавес перед ним и смыкалась, когда он проходил. Я смотрел ему вслед долгие несколько минут. Саша не оборачивался. А потом его скрыла метель…
***
Я бросился к ноутбуку и открыл последние сообщения. Двенадцати часов еще не прошло, но я уже устал удивляться. Сообщение в чате было только оно. От Макса. По его словам, он уже пятьдесят девять раз обошел вокруг здания лаборатории, очищая все, что только можно, но метель у него метет уже четырнадцатый день без перерыва, поэтому все надо каждый раз начинать сначала. А температура, как ни странно, все время держалась ровно ноль.
Мне пришлось перечитать дважды, прежде чем я догадался. Координаты – это же набор цифр. Хорошо, что он додумался написать про пятьдесят девять обходов, иначе не я бы так и не понял. Да и без слов Саши, что ребята прислали мне именно координаты, пришлось бы повозиться, что разобраться. Наверное, у ребят все было еще хуже, раз Макс прислал данные, которые нельзя разглашать ни в коем случае. Вдруг я похолодел. Андрей ничего не написал. Он же тоже работал на метеостанции… Такой же, как у меня. А значит он мог не пережить запуск ракеты. Слезы навернулись на глаза. За что же нас так…
Дав себе раскиснуть на несколько мгновений, я встряхнулся и взял карандаш. Макс еще жив. Я могу успеть к нему, может ему нужна помощь. Взяв лежащий на столе томик Пушкина, я открыл его и написал на внутренней стороне обложки: 59… 14… 00. Расставил градусы, секунды и получилось 59°14′00″. Это только часть… Хлопнув себя по лбу, я прокрутил ленту сообщений наверх. Вот оно! «Моему дедушке 80 лет, маме 50, а мне самому тридцать и это довольно интересная зависимость чисел: дедушка старше мамы настолько, сколько мне лет сейчас”.
Я старательно вывел: 80°50′30″. Если предположить, что первые числа – это широта, а вторые – долгота, как это обычно и должно быть, то Макс прислал мне весьма точное местоположение. Включив навигатор и забив координаты, я получил точку, до которой с моего острова нужно было ехать “всего” восемьдесят пять километров. Но по прямой. Главное, чтобы лед оставался крепким. Хотя в такую метель…
Я не дал себе подумать и испугаться. На острове я рано или поздно погибну. Если верить Саше (а он говорил весьма убедительно), то скоро сюда прилетят ядерные ракеты. Можно было подождать и проверить, а можно было последовать совету и уехать. Естественно, я побежал собирать рюкзак.
Снегоход завелся с первого раза, на что я практически не рассчитывал. Но в кои-то веки повезло. Я бросил тяжелый рюкзак назад, наскоро привязал его ремнями и открыл дверь ангара, впустив метель. Странно, но колючий снег меня почти не жалил, хотя резкий порыв ветра едва не сбил с ног. Удивляться особо времени не оставалось, часы показывали, что до прилета ракет, если верить Саше, у меня оставалось менее получаса. Пора было убираться.
Отъехав пару метров, я остановился и оглянулся на свой покинутый дом. Свет в окнах не горел, хотя я, кажется, оставлял его включенным. У стены, вдоль которой я пробирался в ангар, темнел какой-то предмет, уже почти полностью занесенный снегом. Интересно, чего там такое крупное осталось. Но, пора в путь. Включив навигатор, я нажал на газ и максимально возможной скорости помчался к указанным координатам.
***
Взрывная волна настигла меня через пятнадцать километров пути. Сначала я увидел в зеркале заднего вида яркую вспышку. Затем прилетел грохот и ударная волна, взъерошившая весь снег и едва не сбросившая меня с транспорта. Прижавшись как можно ниже к рулю, я отчаянно давил на газ и молился, чтобы радиационное излучение меня не догнало. Хотя какая уж теперь разница…
Мне повезло. Правда, относительно. Геолокация накрылась, так что ехать приходилось наугад, но большую часть пути я прошел все-таки на снегоходе. Радиация, если и была, то не оказала на меня серьезного влияния. Но дорога наугад заставила меня потратить все топливо. На несколько минут геолокация восстановилась, и я увидел, что отклонился от курса на десять километров. Едва я вернулся на маршрут, как горючее кончилось. Навигатор тоже умер. Идти пришлось на ногах и вслепую во всех смыслах. Сквозь непроглядную метель…
***
Я тяжело поднялся из снега. Здание медленно запылало передо мной. У стены стоял Саша и задумчиво смотрел на огонь.
– Максим надеялся, что ты успеешь сюда, – медленно и тихо произнес он, но я слышал каждое слово, как будто он говорил мне прямо в ухо. – Он надеялся, что, увидев координаты, ты сразу же приедешь. И ты так и сделал. Но вы не учли одну деталь, – Саша повернулся и вдруг в один миг оказался рядом, поднимая меня на ноги. Его руки одним сильным движением выдернули меня из сугроба. – Война началась раньше, чем ты смог приехать. И своими координатами он вел тебя на верную смерть. Но не стоит его винить – он же этого не знал. Я проводил и его, а до него кто-то проводил Андрея. Увы… – Саша покачал головой, и я вдруг понял, что на нем нет ни шапки, ни очков, а одет он в легкую осеннюю куртку.
– Тебе… Не холодно? – удивленно спросил я.
– Нет, – он не менее удивленно посмотрел на меня. – А ты что, мерзнешь? Уже вроде не должен…
И вдруг я понял. Понял, что мне не холодно. Что плечи не болят от жестких лямок рюкзака. Что снег действительно не жалит в щелях между маской и шарфом, которым я замотал рот. Что усталость ушла из тела, я будто бы только что очень хорошо и крепко выспался. И пришло… Спокойствие. Я больше не боялся.
– Ну вот теперь все как надо, – Саша удовлетворенно осмотрел меня, и я увидел, что его глаза стали почти прозрачными, и в них, казалось, отражалось небо, настолько они отливали насыщенным голубым цветом.
– Что… Что как надо? – чуть заикаясь спросил я.
– Всё, – лаконично ответил Саша. – Обычно, когда я встречаю душу, то она уже никуда не рвется и сама идет по нужному пути. Но ты, похоже, другой. Как я. Тебе нужно здесь остаться, чтобы помогать другим найти верную дорогу.
– Ты говоришь загадками! – я рывком сорвал шарф и очки и бросил их в сугроб. Снег казалось, не долетал до меня. Вокруг бушевала страшная метель, но я ее совсем не чувствовал.
– Загадками? Ладно, – Саша хмыкнул. – Я берег твои чувства, но раз ты настаиваешь… – он глубоко вдохнул и стал говорить медленно и тихо. – Ты умер, Вадим. Еще там, у стены дома, когда пошли ракеты. Сердце, кажется, не выдержало, это все-таки большая перегрузка для организма, такой стресс. А там радиация, жар, ударная волна… Я и удивился потом, что ты назад вернулся, да еще так тяжело. Ты отказывался верить в то, что ты мертв. Знаешь, некоторые души, такие как я, могут взаимодействовать с миром живых: пить кофе, курить сигареты, уставать… Но ты как будто и не умирал, поэтому я и посоветовал тебе прийти сюда. Обычно длинный и тяжелый путь заставляет устать от жизни, отпустить её. Твоё бессознательное и отпустило. Вон смотри, следов то в снегу нет…
Изумленный, я обернулся. Там где я, казалось, брел по пояс в снегу, ничего не было. Как же сильно надо было держаться за жизнь, чтобы даже после смерти не дать себе уйти, не отпустить, а обречь себя же самого на такой страшный путь!
– И что… Что дальше то? – спросил я, уже спокойный. Осознание пришло и прочно укоренилось в голове. Теперь надо принять его и двигаться вперед.
– Дальше? Все не так просто, – усмехнулся Саша. – Те, кто не смог вот сразу уйти, становятся проводниками. Утешают и провожают уходящие души. Ты теперь стал таким как я. Чувствуешь? Постепенно приходит понимание того, что нужно будет делать. Сначала пойдем вместе, я тебе покажу, что как, а потом ты и сам уже справишься. Меня это все на самом деле радует. Нас мало, Вадим. А работы теперь будет слишком много. Бросай свой рюкзак, он не понадобится. Стой! А сигареты у тебя там есть?
– Есть, – я вывалил половину содержимого рюкзака на снег и достал из непромокаемой сумочки мятую пачку и зажигалку.
– Ой, хорошо! – Саша искренне радовался моим находкам и с наслаждением закурил предложенную сигарету. – Возьми с собой, пожалуйста, идти нам не близко, а подбирать будет некогда. Столько душ за всю историю собирать не приходилось. Надо поспешить, а то они совсем заплутают. А потом и нас тоже с тобой заберут. Не бойся, все совсем не так страшно.
Я тоже не спеша закурил и, взглянув еще раз на догорающее здание не то института, не то лаборатории, мы медленно отправились прямо в метель. Я и вправду уже знал, что нужно будет делать. Указывать дорогу, приободрять, показывать детям, где их родители, а любимым – где их половинки. Знание, что нужно делать и что говорить, само медленно проникало ко мне в голову и вдруг я понял, что знал это всегда. Всем нам известен наш путь, но мы забываем его, как только рождаемся. Потому что человеку не нужно знать, что будет там. Путь продолжится, но только после того, как мы сами будем готовы его пройти.
На снегу не оставалось наших с Сашей следов. Метель бушевала, но расступалась перед нами как полог, пропускающий в следующую белоснежную залу. Я чувствовал, как солнце даже сквозь пургу греет мне лицо. Метель сомкнула за нами снежный полог. Впереди долгий путь…
Самый последний человек
Будильник мерно и монотонно повторял одну и ту же успевшую надоесть мелодию. Глаза открываться совсем не хотели, и я начал вслепую шарить рукой по прикроватной тумбе, пытаясь найти маленький прибор, издающий эти мерзкие звуки. Через минуту безуспешных поисков наконец всплыла в памяти мысль, что со вчерашнего дня будильника у меня нет, и играет музыка прямо у меня в голове. Поморщившись, я громко крикнул «Отключить будильник!» и музыка прекратилась. Фух. Так и с ума сойти можно.
Так как сон все-таки был успешно согнан настойчивой программой, я решил, что придется вставать. Как-никак, работу никто не отменяет.
Собравшись с силами, я откинул одеяло, такое теплое и приятное, и сел, поставив ноги на пол. Веки, наконец, одолели силу гравитации, и глаза открылись. Сразу же зрительный визор выдал ворох обыденных утренних уведомлений и предложение переставить будильник на завтра на тоже время. Мельком просмотрев информацию и не обнаружив в ней ничего интересного, я смахнул все значки движением руки. Вот еще, загружать мою несчастную сонную голову кучей ненужной информации.
Потянувшись до хруста, я поднялся и направился в ванную. В зеркале отразилось мятое лицо только очнувшегося ото сна человека. Пора переходить на поздние смены, однозначно. Так я долго не протяну. Надо сказать Лерке, чтобы переводила побыстрее, она же обещает уже вот как месяц…
Руки вдруг обожгло горячей водой. Я зашипел и поспешно прибавил холодной. Вот сколько классных штук придумали: и изображение выводят прямо на сетчатку глаза, и будильник сразу транслируют на барабанные перепонки, и любой техникой можно управлять через чипы в наших головах, но кран, который адаптируется под твою температуру сам, придумать не смогли! Надо в лабораторию подкинуть идею, а то они, бедные, уже даже и не знают, чего бы еще им оцифровать.
Закончив водные процедуры, я плавно переместился на кухню, попутно запустив команду готовить завтрак. Кухонная машина загремела и зажужжала, перерабатывая продукты, а пока налила мне кофе. Вышел отчет «ПЛАНОВОЕ ВРЕМЯ ПРИГОТОВЛЕНИЯ – 5 МИНУТ». Я вывел текущее время: 08:15. Ну отлично, до девяти вроде все успею.
Попивая кофе, я вновь запустил список последних уведомлений, ворохом разлетевшийся перед взглядом. В основном не было ничего важного: несколько лайков под фотографиями, банковская выписка, напоминание о грядущем вебинаре в локальной искусственной сети… Вдруг мир окрасился красным. Всю информацию с сетчатки как будто смело ураганом, оставив только одно уведомление прямо перед линией взгляда. Вот черт. Сообщение от Центрального Сервера. Что-то было явно не так. Самая Главная Во Всем Мире Система просто так ничего своим гражданам не отправляла…
Сообщение тем временем открылось. В голове зазвучал безликий механический голос:
– Пользователь номер 11 927 564 387, вам необходимо пройти идентификацию для получение сообщения. Вы готовы сделать это в данный момент?
– Да, – выбора у меня все равно особо не было. Да и Сервер не любит, когда его задерживают.
– Ваше имя? – голос оставался абсолютно безучастным, но мне всегда казалось, что что-то человеческое в нем все-таки есть.
– Климов Андрей Владимирович.
– Личный код?
– Три, восемь, пять, один, один, два, пять, семь, – эти цифры каждый знал, как собственное имя, вся идентификация шла только через них.
– Номер чипа вашего текущего физического носителя?
Я провел по локтевому сгибу левой руки. Высветились красные цифры. Все совсем серьезно, раз такие вещи спрашивают. Похоже, у меня серьезные проблемы.
– Номер чипа вашего текущего физического носителя? – голос повторил еще один раз, а перед глазами появился обратный отсчет от десяти. Если ему не сказать нужную информацию, он меня отключит от сети и направит наряд полиции посмотреть, что тут у меня происходит. А это большие проблемы, надо сказать. Поэтому больше я тянуть не стал.
– Тридцать восемь, двадцать четыре, сорок семь! – я это почти прокричал, наблюдая, как восьмерка перед глазами превращается в семерку. Вдруг красный цвет исчез, мир снова наполнился привычными красками. Сообщение открылось и перед глазами появился текст. Пришлось перечитать дважды, чтобы понять, что там написано, ибо сначала я не поверил своим оцифрованным глазам.
«Пользователь Климов Андрей Владимирович! Данным сообщением Центральный Сервер уведомляет вас о необходимости обратиться в ближайшую серверную станцию для полного технического осмотра компонентов вашего физического носителя. Проверка связана с тем, что Ваш физический носитель может иметь брак, который впоследствии может повлиять на локальную сеть города, в котором Вы проживаете.
Обратиться в серверную станцию необходимо сразу же, после получения данного письма. На место вашей работы направлены необходимые уведомления от имени Центрального Сервера. Обращаем ваше внимание, что информацию о цели осмотра Вам разглашать запрещается. Нарушение запрета будет рассматриваться как нарушение законов Всемирной Сети и караться в соответствии с Протоколом безопасности, ст. 24 п. 5»
Вот здорово. Попал ты Андрюха. Тело твое – бракованное. За последние триста пятьдесят лет жизни я сменил уже семь тел и именно это каким-то образом с браком. Ну вот как так?
Кухонная машина громко запищала, сигнализируя о том, что завтрак внутри нее готов. Но есть совсем не хотелось. Если тело окажется бракованным, меня могут вывести из физического носителя и «законсервировать» лет эдак на сто, пока не подойдет «стандартная» очередь. Это совсем уж плохой вариант.
Но делать нечего. Если совсем не явиться или сильно медлить, то точно жди беды. С Центральным Сервером шутки плохи. Когда наши государственные лидеры решили отдать бразды правления этим миром искусственному интеллекту, никто не знал, чем это все закончиться. А сейчас смотри как. Четыреста лет прошло, а мы все еще живы здоровы и процветаем. Правда без Всемирной Сети мы бесполезны, но тем не менее. Отдаешь чуть-чуть свободы и становишься бессмертным. Небольшая цена…
Как только я вышел на улицу и взял курс на ближайшую серверную, раздался звонок. Перед глазами появилось изображение молодой хрупкой блондинки, обладающей (как я хорошо знал), очень сильным начальственным голосом и прекрасной фигурой. Это была Валерия, мой непосредственный начальник. Ее должность звучала довольно громоздко: «Руководитель группы номер три отдела поддержки Департамента по обеспечению доступа к локальной городской сети». А я, соответственно, под ее началом помогал вводить новых людей в нашу сеть из других городов, устранял сбои и отвечал на дурацкие вопросы других Пользователей. Работка, прямо скажем, не самая престижная, но и этим кто-нибудь должен заниматься.
Я взмахнул рукой, отвечая на звонок. Лера появилась рядом в окошке в виде голографического изображения. Лицо у нее было весьма озабоченное.
– Что ты умудрился натворить, Климов? – спросила она строгим голосом, слегка нахмурившись.
– А что, пришли серьезные файлы? – я старался держаться бодро, но нарастающее беспокойство упорно хотело выбраться наружу.
– Ну, распоряжения самого высшего уровня, – Лера направила мне файлы, который я мельком пролистал. Часть содержимого мне вообще была недоступна, а часть выглядела максимально серьезной. – Что ты все-таки наделал?
– Честно говоря, я сам не знаю, – тут я и правда был абсолютно честен. – Меня срочно вызвал сам Центральный Сервер. Больше рассказывать запретили, но, по правде говоря, мне тоже ничего особо сообщить не удосужились.
– М-да, история, – протянула Лера. – Сам то что думаешь?
– Надеюсь, что во мне нет ничего серьезного, из-за чего могут «законсервировать». Заешь ли, быть электронным сознанием в ближайшие сто лет мне никак не улыбается.
– А ты еще не накопил на следующее тело? – вопрос заставил призадуматься. Когда-то давно, когда еще все были смертны, люди копили себе на «пенсию», чтобы в старости можно было достойно жить на эти деньги и не работать. А сейчас система поменялась: ты копишь себе на новое тело, которое тебе предоставляется Центральным Сервером. Годам к пятидесяти как раз скапливается нужная сумма и тебе дают новое молодое тело, обычно лет шестнадцати, выращенное искусственным способом. Оно работает только как оболочка: вставляешь туда электронный мозг и вот, получается полноценный человек. Все начинается с начала. А вот если тебя отключат от старого тела раньше, чем накопишь на новое, то попадаешь на «консервацию»: электронный мозг помещают на специальный сервер, где ты ждешь, пока подойдет твоя очередь на «бесплатное» тело. Оно точно у тебя будет, но вот когда это произойдет никто не знает. Можно прождать несколько десятков лет, пока наконец придет твой черед. И я вот совсем не хотел бы оказаться в такой ситуации.
– Лера, ты, наверное, шутишь, – мне вот сейчас только шуток не хватало. – Я относительно недавно в это заселился. Еще лет пятнадцать мне придется работать, даже с учетом накоплений с прошлых переселений.
– Я вообще серьезно спрашивала, – на лице у нее появилась обида. – Хочешь, я поговорю с ребятами и мы, ну понимаешь, – она вдруг замялась, – поможем тебе материально что ли, всем отделом.
– Лера… – я был искренне поражен. У нас, конечно, были дружеские отношения, но чтобы так она за меня переживала, я не ожидал. – Так, давай посмотрим пока, как ситуация будет развиваться. Пока не дергай никого, – я повернул за угол и передо мной выросло здание серверной станции номер пять. – Я пришел к месту назначения. Давай позвоню, как закончу здесь, окей?
– Ладно, – девушка вздохнула, – я пока ребятам скажу, что у тебя отгул, а потом будем по ситуации смотреть. Давай, удачи тебе там, – она слабо улыбнулась.
– Спасибо, – я улыбнулся в ответ, – ты не переживай, скоро я тебе опять нервы трепать буду, так просто от меня не отделаешься.
– Дурень ты, – улыбка стала на пару градусов теплее, – давай, буду пытаться работать.
– Пока, – после этих слов изображение исчезло. Нехорошо флиртовать с начальством, но, может, позвать ее куда-нибудь? В наше время все эти архаичные вещи типа «измен», «верности», да и прочего подобного исчезло вместе с институтом семьи. Ну какой в нем смысл, если дети сейчас существовали только как заготовки для искусственных тел? Их выращивали в пробирке, а сознания все были уже взрослые. Получается, рожать, воспитывать, вводить в общество никого не надо. Поэтому люди теперь просто проводят время вместе, когда им хочется, есть те, кто придерживаются старой морали в области межполовых отношений, есть те, кто этим не озадачен. Я вот из последних, а вот насчет Леры не знаю. Можно и разузнать, когда выберусь из этой передряги.
С этими мыслями я зашел в мастерскую, попав в огромный холл. Вход во внутренние помещения был закрыт двумя стеклянными дверями, между которыми располагалась маленькая площадка и отделённая стеклянной стеной будка охранника. Через этот пропускной пункт можно было пройти только после полной идентификации. Я подошел к первой двери, и она гостеприимно распахнулась, впуская меня на площадку. За стенкой сидел мужчина в форме, оглядевший меня подозрительным взглядом.
– Вы не являетесь сотрудником мастерской, – произнес он грубоватым хриплым голосом, – цель визита?
– Распоряжение Центрального Сервера – ответил я, надеясь, что меня сейчас отсюда выпроводят и окажется, что даже всевидящий Сервер ошибается.
– Ваше имя – охранник, казалось, еще больше посуровел, всматриваясь в изображение, которое выдавал его визор – видимо просматривал последние инструкции.
– Климов Андрей Владимирович
– Личный код?
– Три, восемь, пять, один, один, два, пять, семь, – где-то мы это уже проходили, подумалось мне.
– Вас ждут в кабинете двадцать семь, – охранник мельком посмотрел на меня, видимо сравнив с изображением, и нажал на кнопку на тумблере перед собой. Внутренняя дверь открылась. – Второй этаж, третья дверь слева.
– Я найду, спасибо, – теперь уж ничего не оставалось, кроме надежды на то, что это лишь маленький брак…
Надежда рассыпалась, когда я встретился взглядом с техником из кабинета номер двадцать семь и назвал свое имя. Он сразу ощутимо занервничал, но сообщил, что мне нужно пройти внеплановую проверку, так как мой физический носитель дает сбои при работе с электронным мозгом, а они могут стать причиной локального сбоя в общей Сети. Объяснение не внесло никакой ясности, но, опять же, выбора не было.
– Как вы будете меня проверять? – задал я один из главных вопросов.
– Нам потребуется отсоединить вас от физического носителя – вот этого ответа я и боялся. Они могут отсоединить меня, прислать сообщение с извинениями и «законсервировать». Никто в этом случае не сможет помочь, так как угрозы общей Сети нейтрализуются Центральным Сервером без каких-либо колебаний. Любой сбой опасен для всех электронных мозгов вокруг, так как может повредить их, и личности, которые там находятся будут частично или полностью утрачены. Как-то раз один из неожиданных сбоев уничтожил сознание целого городка. С тех пор наблюдение ведется строжайшее, любые, даже потенциальные, угрозы немедленно устраняются.
– Надолго я буду вне носителя? – спросил я и волнение наконец прорвалось наружу.
– Да нет, не волнуйтесь, – мастер подошел к специальному креслу, стоявшему около стены кабинета и сделал пригласительный жест, – нам потребуется около десяти-пятнадцати минут для оценки физического носителя, и я верну вас назад.
– Ну хорошо, – я прошел к креслу и осторожно опустился в него, – я надеюсь на вас, мастер.
– Нет смысла переживать, – он сделал мне укол, и я почувствовал, как мир вокруг стал кружиться. – Вы сейчас уснете, а проснетесь уже когда все закончится. Ничего страшного, как видите.
Ответить я уже не успел. Сознание медленно улетело в неизведанные дали…
***
Пробуждение пришло внезапно. Было как-то холодно, как будто я сидел в подвале, полумрак вокруг усиливал ощущение. Что такое? Это так выглядит консервация? Что за чертовщина вообще?
– Очнулся? – раздался рядом необычный голос. Я такого никогда не слышал. Он был какой-то сухой, чуть дребезжащий и чуть хрипящий, как будто у человека в горле что-то застряло.
Я попытался повернуть голову и это далось мне с большим трудом. Казалось, будто мое тело не работало уже очень давно и скрипело, как старый механизм. Я глянул на свои руки и удивление стрелой пронзило мозг – это были не мои руки! И точно не нового тела. Они были не детские, наоборот, сухие, морщинистые, покрытые пятнами. Что происходит?!
С телом удалось совладать и, повернув-таки голову на голос я увидел, что рядом на железном стуле сидит мужчина, каких я не видел уже больше трехсот пятидесяти лет. Это был глубокий старик с длинными седыми волосами. Одет он был не менее странно – в серебристый комбинезон, местами протертый, на ногах были тяжелые на вид такие же серебристые ботинки. Нашивка на груди комбинезона говорила о том, что передо мной «Гаврилов В.А.».
– Очнулся? – повторил Гаврилов, хотя все было и так очевидно. – Хорошо. Рад тебя снова видеть, Андрей. Мы с тобой уже очень давно не виделись.
– Виделись? – я недоуменно посмотрел на старика. В таком возрасте, если верить старым файлам, могли развиваться нарушения в мозговой деятельности. Может у старика что-то из этого?
– Виделись, конечно, – Гаврилов кивнул, – меня зовут Вячеслав, но для тебя я всегда был Славой, твоим другом по институту. Я знаю, – он поднял руку, увидев, что я хочу возразить, – что ты меня не помнишь. Так мы договорились, когда я вводил тебя в систему. Сейчас мне пришлось вытащить тебя обратно, потому что время мое совсем на исходе, а умирать в одиночестве дело не очень приятное. Хоть поговорю с кем-то настоящим напоследок.
Я оглядел комнату, используя все такое же непослушное тело. Она была довольно необычная: стены были окрашены в серый цвет, а обстановка состояла из стульев, на которых сидели мы с Гавриловым, стола с каким-то небольшим прибором и небольшой кушетки, прикрепленной к стене.
– Где мы? – спросил я старика, и он невесело усмехнулся.
– Давай я тебе вкратце все скажу с самого начала, чтобы освежить память и все встанет на свои места. Хорошо? – я кивнул. – Отлично. Дела обстоят следующим образом: в 2138 году появилась технология перемены тел, которая хорошо тебе известна. Сознание записывалось на специальный чип и переносилось из тела в тело. Таким образом сначала избранные, а потом и все люди на Земле смогли реализовать одно из самых главных желаний – обрести бессмертие. Оно было получено, как и предсказывалось, синтезом техники и жизни.
Постепенно всю технологические гаджеты заменил чип сознания. Объединив их в единую сеть, люди смогли обмениваться любой информацией за доли секунды. Постепенно интеграция стала настолько сильной, что границы государств стерлись, как ненужные. Людям больше не требовалось государственное устройство и армии чиновников. Мы просто стали единым цифровым организмом. Так и был создан Центральный Сервер, заменивший орган централизованного управления. Ему просто передали функции, которое раньше выполняло государство. Особенно просто стало с безопасностью – Сервер видит любую информацию в голове человека, а значит может отследить каждую мысль и каждое враждебное намерение. И, как следствие, нейтрализовать ее.
– Я все это знаю, – нетерпеливо перебил я старика, – теперь все мы -элементы одной сети. Банковские системы, социальные сети, поисковики… Все это – теперь мы сами. Зачем ты вытащил меня сюда? И вообще, где мы? Чего тебе от меня нужно?! – тут мой голос уже почти сорвался на хриплый крик. Конечно, меня скорее всего уже выключили и я на консервации. А это – галлюцинации или голограммы, чтобы мне было не совсем уж скучно сотню лет проводить в заточении.
– Хорошо, что ты это помнишь, данным знанием обладают уже не все, – старик глубоко вздохнул, – я должен был убедиться, что ты помнишь об этом. Тогда перейдем к делу.
Когда только появилась идея создать Центральный Сервер, стало понятно, что он – большое благо, и большая угроза. Тот, кто владеет им, по сути владеет всеми людьми в мире. Тогда ведущими техниками, которые пока не были включены в сеть, было принято, на мой взгляд, гениальное решение: нужно было расположить ЦС там, где никто не сможет до него физически добраться. Безопасность виртуальную они решили обеспечить за счет огромного количества файерволов, брандмауэров и антивирусов. А сам физический носитель – серверную станцию – они запустили в космос, на орбиту вокруг Земли. Конечно, параллельно были запущены и другие станции в качестве резерва. Это стоило огромных денег… Но цель оправдывала средства. Об этом ты помнил до этого момента?
– Нет, – я глубоко задумался. Что-то мне было известно о том, что до ЦС не доберешься просто так, но никогда я не интересовался, почему все было построено таким образом. Да и какая разница? Жили себе и жили спокойно. Чего все-таки этот старик от меня хочет? …
– Сейчас мы подошли совсем к сути вопроса, Андрей, – старик чуть наклонился вперед. – На каждой станции была команда техников, три человека, которые добровольно подписались оставаться на них и обеспечивать бесперебойную работу Центрального Сервера. Станций всего было десять, и было это уже очень давно, больше пятидесяти лет назад, в 2158 году. Техники постепенно умирали от старости, а станции оказались неспособны существовать самостоятельно. На текущий момент функциональна только одна станция… Та, где сейчас находимся мы с тобой. Та, где и была размещена основная версия ЦС.
– Что?! – это был какой-то бред. Как могли станции работать всего пятьдесят лет, если мне сейчас уже больше трехсот пятидесяти? Да и как я вообще смог оказаться вдруг в космосе, черт знает где?
– Я вижу, ты все еще не понимаешь, – старик чуть улыбнулся, увидев мое удивление, – весь мир, который вы видите там, – он махнул рукой в сторону небольшого окошка, за которым была сплошная чернота, – это лишь проекция, миф. Как в старых фильмах, но только теперь это стало реальностью. Дело в том, что человечества в том виде, в котором оно было раньше, больше попросту не существует.
– А где же люди? – спросил я с недоверием. Все-таки, похоже, этот человек не выжил из ума, слишком много печали в глазах… Но то, что он говорит, звучит пугающе логично. Если меня проверяют или испытывают, в любом случае надо разузнать все до конца.
– Люди… – Гаврилов усмехнулся. – Всем же захотелось жить в раю. Конечно, на дворе уже было двадцать второе столетие, мы сильно продвинулись вперед в плане техники и решения общечеловеческих проблем: голода, болезней, нищеты… Но все равно остались то, с чем мы справится не могли. Я покажу тебе, – он неспешно поднялся на ноги, и мне даже на расстоянии был слышен хруст суставов, – покажу и ты все вспомнишь.
Я проводил взглядом его шаркающую походку. Гаврилов подошел к стене с экраном и постучал по нему пальцем. Появилось изображение Земли, по-видимому, снятое со спутника. Планета была бесспорно прекрасна, она сверкала как голубой бриллиант в солнечных лучах.
– Красиво, правда? – старик проследил за моим взглядом и усмехнулся. – Тебе всегда нравилось разглядывать ее в иллюминатор… Еще не вспомнил? – я помотал головой, ощутив скрип в шее. Да сколько же лет этому носителю? Не мешало бы отправить его на реконструкцию.
Гаврилов смахнул изображение с экрана жестом и появилось следующее изображение. Это была Земля, но с другого ракурса. Так она занимала лишь треть экрана, а другую часть занимала черная громада космоса, из которой надвигался огромный серый объект.
– Познакомься, астероид О’Брайена-Чернова, – старик невесело взмахнул рукой. – В 2168 году он врезался в Землю. С тех пор прошло уже более тридцати лет, а там все еще бушует зима и нет ни одного человека. Все эти годы наша станция посылает сигналы бедствия на всех возможных частотах, все сканеры непрерывно ищут хотя бы крупицу жизни… Но поиск успехов не принес. Теперь люди существуют только здесь, – он поднял глаза к потолку, – в Центральном Сервере. А мы с тобой – последние люди которые физически существуют.
У меня не было слов. Если все что он говорит – правда, то… Мы все мертвы. Нас просто не существует мы лишь набор цифр, который записан на сервере вращающемся вокруг мертвой планеты… Так не может быть!
– Может, – сказал Гаврилов. Последнюю фразу я, оказывается, произнес вслух, – это правда, Андрей. А теперь я введу тебе препарат, который оживит нейронные связи в твоем физическом мозгу, и ты все вспомнишь. В последний раз я сделал это сразу, и ты чуть не сошел с ума. Да и со мной ты такое тоже уже проделывал…
– Постойте, о чем вы… – фразу он мне закончить не дал. В два широких шага оказался рядом, что-то за моей головой громко щелкнуло, отдавшись эхом в комнате и плечо словно ужалила большая и очень злая пчела. Лицо Гаврилова и комната за ним начали медленно вращаться, словно поглощаемые водоворотом, состоящим из непроницаемой тьмы. Я попытался встряхнуть головой, но тело уже больше не слушалось и все попытки вернуть над ним контроль были тщетны.
А потом пришли воспоминания. Резкий толчок! Где я? Что происходит? Вокруг бурлящий город, мимо проносятся голоса и шумы. Куда он дел ее ключи? Сколько будет стоить килограмм? Классные новые туфли! Мама должна купить шоколад! Воздух разрезает пронзительный звук клаксона, ему вторит сигнал грузовика, все это сливается в бесконечный гул… И что это за назойливая песенка, которая звенит по кругу…
Это же мой телефон! Я опускаю руку к карману…
Толчок! Офисный кабинет. Передо мной овальный стол, за которым ведется очень важный разговор между мужчинами и женщинами в деловых костюмах. Сколько потребуется станций? Надежен ли основной сервер? Сколько будет основных спутников? Готов ли я полететь? Конечно! Решение важное, но так я сделаю хоть что-то действительно полезное в своей жизни… Мне протягивают руку…
Толчок! Вокруг гул, но его затмевает стук моих же зубов. Лампы на панели мигают разными цветами, мерный высокий сигнал отсчитывает секунды для старта. Вся обстановка трясется, без сомнений, идет непрерывное мелкое землетрясение. Я поворачиваю голову и вижу улыбающегося человека, похожего на Гаврилова. Нет, стоп, это же он! Только лет на пятьдесят моложе… Он красив, хорошо сложен, его мужественное лицо мелко трясет, но оно сохраняет ободряющее выражение. Рот открылся и попытался донести до меня какие-то слова. Что же он там говорит? Что-то типа «повеселимся»? Или нет… Резкий толчок! И нет, не новое воспоминание. Мы просто взлетели. Туда, к звездам, которыми сами решили стать. И будем оттуда, сверху, как настоящие боги взирать на голубой шар с миллиардами жизней. И держать руку рядом с кнопкой, прерывающей их в одно мгновение…
***
Когда я проснулся, Гаврилов все также сидел на стуле. Его ссутуленная, усталая поза напомнила, сколько же лет мы торчим в этой консервной банке, носящей гордое название «Центральная Серверная №1». Поначалу у нас получалось держаться молодцами, но этот астероид разрушил все. Через десять лет жизни на станции мы должны были вернуться на Землю и жить там припеваючи до конца наших дней. Но планеты, бывшей нам когда-то домом, больше нет, возвращаться некуда. И мы решили действовать сами. Потратили два года на взлом Центрального сервера, чтобы тоже уйти в этот цифровой мир, где можно было быть не одним.
– Но была одна загвоздка, – сказал Гаврилов тихо. Он то точно знал, какие мысли у меня в голове, сам много раз через это проходил. – ЦС все равно находил изъян в системе и постоянно выбрасывал нас из Сети как вредоносный объект. На это ему требовалось много времени, там можно было прожить целые жизни, но рано или поздно это происходило. А если тебя выбросит из системы как вирус, а физического тела больше нет, то ты исчезнешь. Навсегда.
– Сколько времени? – спросил я у него спокойно. Дальше все уже было известно.
– Два года. Ты был там целых два года, – в глазах Гаврилова стояли слезы. – Андрюша, я не могу к этому привыкнуть. Я смотрю на вас через монитор, слежу за сервером и не могу больше ждать. ЦС в этот раз искал тебя очень долго. Надеюсь, в следующий раз он меня найдет еще позже. Сколько ты прожил там?
– Триста пятьдесят лет, – ответил я с содроганием. Два года меня искали в этот раз. Сколько же мне придется быть тут одному? Это старое тело может и не перенести несколько лет в одиночестве. Еды тут навалом, она, как и вода синтезируется, вероятность, что системы жизнеобеспечения откажут – минимальная… Все делалось на века. Которые человечество должно было прожить по простой схеме – каждые несколько лет команды на спутниках меняются, и те, кто отслужил свое отправляются в цифровой мир на заслуженный отдых. Кому это было не нужно – живут сами по себе в физическом мире и тоже горя не знают. Так могло продолжаться вечно, если бы не космический булыжник, прилетевший так некстати и поломавший все планы о возможной замене команды на станциях.
– Сигнала все также нет? – мрачно спросил я Гаврилова, хотя и так знал ответ. Он покачал головой. Все понятно. После падения астероида Земля перестала выходить на связь сразу. После сканирования всех частот мы нашли сигнал какой-то радиостанции в глухой деревеньке, которая каким-то чудом уцелела и по кругу крутила старую популярную песенку. Мы слушали ее два месяца, надеясь, что на ней появится хоть одна живая душа, но одни и те же слова крутились и крутились…
– Андрей, я хочу уйти туда, – Гаврилов сноровисто встал с кресла и подошел к капсуле жизнеобеспечения, где я, как оказалось, сидел все это время, привалившись спиной к ее задней части. Это было аварийное оборудование, где мы погружади свои тела в искусственную кому, чтобы они спокойно функционировали и ждали нашего неизбежного возвращения. Уже пятьдесят лет трюк удавался. Но с каждым разом все хуже и хуже. А еще капсула была только одна. Поэтому погрузиться тоже мог только один.
Я собрал все силы своего старого немощного тела и, поднявшись на ноги, вышел из капсулы, куда тут же улегся Гаврилов. Одиночество сводило его с ума куда больше, чем меня, каждый новый выход из системы медленно, но верно разрушал психику этого человека. Мы уже даже не разговаривали, когда менялись местами. Просто маску для дыхания на лицо, две иглы внутривенно, несколько трубок для функционирования организма, самый главный провод, подсоединяемый в разъем на шее и вот уже счастливого уходящего скрывает мутноватое стекло капсулы. Нажатием двух кнопок запускается программа внедрения и через несколько минут счастливец улетает в цифровой мир. Обо всем, что у него тут было, расскажет бортовой журнал. Да и о чем тут говорить? Все тоже самое… Уже пятьдесят лет ничего не меняется.
Я вздохнул и шаркающей походкой подошел к иллюминатору. Вот она, Земля. Все такой же голубой шар в бескрайней пучине космоса. Теперь я буду смотреть на нее долгие несколько лет. А может быть, наша программа внедрения настолько обучилась, что ЦС не найдёт Гаврилова никогда. Мы договорились: если через три года одного не находят – второй отключает его тело и подключается сам, принимая яд. Так мы оба окажемся в цифровом мире, а дальше будь что будет. Может, снова что-нибудь прилетит из космоса и уничтожит станцию. Может, ЦС даст сбой и отключится сам. А может…
Что это? Так больно… Что за… Я упал на колени, а потом на пол лицом. В груди невыносимо жгло, как будто там поселилась разъярённая медуза. Это что, сердечный приступ? Нужно доползти до лекарств, тело уже не слушается, но двигаться сможет… А может… Да.
Я перекатился и пополз к компьютеру. Это самый лучший вариант – подключиться к Серверу, а там будь что будет. Может быть, нас выкинет, но тогда не придется бороться за выживание в полном одиночестве. Я должен доползти и сделать это. Столько лет отдать на служению человечеству и вот так умереть, корчась на полу постылой станции? Нет, я справлюсь!
Я справлюсь! Я справлюсь… Я спра…
Дорога к свету
Старый конь мягко ступал по лесной дороге, слегка покачиваясь под весом двух седоков. Мягкий лесной мох скрадывал шаги и цокот копыт. Этой дорогой давно уже не пользовались, и лес все больше предъявлял свои исконные права. Когда-то можно было встретить путешественников, торговцев, жителей ближайших селений, но теперь оставались только кривые стволы деревьев. Их нависающие ветви сходились все ближе, постепенно закрывая небо. Казалось, будто они стремятся срастись друг с другом, чтобы создать над дорогой серый, тихо скрипящий навес. И когда-нибудь, когда деревья станут единым целым, дорога исчезнет под их могучими корнями и вокруг останется только бескрайний лес.
Кира размышляла об этом, покачиваясь в седле. Детей в лес одних не пускали, но она иногда тайком сбегала на опушку, чтобы посмотреть на деревья и голубое небо над ними. Когда лес зеленел, это зрелище всегда добавляло сил справляться с тяжелой крестьянской жизнью. Солнце освещало могучие кроны, так и стремящиеся вытянуться как можно ближе к небесной тверди. Хотелось прислониться к стволу и тянуться вместе с ним далеко-далеко… Там, где тебя не встречает дома угрюмый отчим и усталая мать, которые взирают на тебя как на лишний рот.
Отец умер, когда ей минул третий год. Духи забрали его, когда едва-едва дошли до этих земель. Сейчас их мог встретить любой, но рассказать о встрече могли лишь единицы – эти порождения чужого мира не щадили никого и даже самые надежные и мощные обереги и чары иногда не спасали. Мать рассказывала, что отец владел волшбой – сам мастерил талисманы и защитные знаки из ветвей старых деревьев и умел наполнять их силой, которую призывал от земли. Но когда духи внезапно появились, словно и впрямь из-под земли, все отцовское искусство ушло на то, что защитить жену и маленькую дочь. На себя сил уже не хватило…
Когда Кира подросла, то, послушав рассказы матери, смастерила себе маленький оберег – листок папоротника, выточенный из дуба. Чудо случилось, когда был закончен последний изгиб листа: он вдруг стал горячим, как уголек, и удивленная Кира почувствовала, как сила идет из земли и вливается в маленький кусочек дерева. Длилось это всего несколько мгновений, но с тех пор девочка носила его на шее, не снимая. Через несколько дней она вновь попыталась сделать оберег, но в этот раз ничего не произошло. Чудесная сила не приходила, как бы аккуратно и кропотливо она не вырезала деревянные фигурки. В конце концов это занятие пришлось бросить.
Через несколько лет после смерти отца ее мать встретила Коруна, вскоре ставшего ей мужем, а Кире – отчимом. Корун пришел к ним в село с войны, где войско Веземира – их князя – потерпело оглушительное поражение. Сначала их разбила вражеская армия и рассеяла по близлежащим полям и лесам, а затем на обе стороны напали духи и уничтожили большую часть выживших. Это было страшно: кто-то из духов сражался настоящим оружием, а кто-то просто рвал ногтями и кусал зубами. Корун чудом спасся, схоронившись в овраге и сразив нескольких духов с помощью оберега, который сделал Кирин отец. После битвы он решил разыскать и поблагодарить человека, сделавшего такой чудный дар. Но нашел в итоге только жену мастера и, недолго думая, предложил ей свою руку.
Сначала все складывалось хорошо. Корун оказался неплохим хозяином, завоевал уважение соседей, любил мать, нежно относился к Кире. А потом родились братья, и Кира отошла на второй план. Сначала он перестал с ней играть, а затем заставил трудиться, не покладая рук. Ей исполнилось десять, а братьям по пять лет, когда родилась сестра. Духи бесновались в то время где-то далеко, а их хозяйство вполне могло всех прокормить. Так прожили год, за который на Киру навалилось еще больше работы. Мать не смела возражать хозяину дома, братья старшую сестру недолюбливали, чувствуя отношение отца. А через год духи напали на деревню и вырезали половину жителей. Они пришли прямо среди бела дня. Кира набирала воду из колодца, как вдруг на нее налетела черная тень, на мгновение закрыв солнечный свет, а потом с визгом отпрянула. Девочка тоже закричала: оберег на шее нагрелся, обжигая кожу. Рядом раздавались вопли и женские визги. Черные вихри сновали вокруг, то и дело принимая очертания людей с нечеловечески искаженными серыми лицами. Они рвали и рубили всех без разбора. Женщинам вырывали сердца, мужчин до исступления рубили мечами, пока от них не оставались только кровавые лоскуты, детей швыряли о стены. По деревне медленно расходились запахи крови и металла.
Один из духов остановился рядом с Кирой. Тень обрела очертания, приняв вид высокого статного мужчины с короткой бородкой, сжимающего в руках огромную кривую саблю. Несмотря на испуг, девочка заметила, что клинок не отражает солнце, а весь призрак как будто составлен из серого печного дыма. Губы его расползались в безумной усмешке. Увидев испуг на лице Киры, мужчина запрокинул голову назад и громко расхохотался. На его шее вдруг раскрылась рваная рана, сочащаяся черной кровью. Хохот оборвался бульканьем, и дух опустил голову, коснувшись подбородком груди, которая от крови из серой стала черной. Мужчина медленно поднял голову и вдруг подмигнул девочке, слабо улыбнувшись. На миг он показался обычным человеком, а затем оскалился и, занося саблю над головой, бросился вперед
Кира с визгом бросилась в сторону, падая на землю, и лезвие пронеслось там, где секунду назад была ее голова. Оберег жег уже нестерпимо и, оказавшись на земле, она сдернула веревку с шеи и бросила его в сторону, случайно попав в духа, уже приготовившегося ко второму удару. Листок папоротника ударился ему в грудь, и сабля вдруг выпала из ослабевших рук и тут же рассыпалась прахом. Кира подняла глаза и увидела, что с лица мужчины исчезла безумная улыбка. Его взгляд стал осмысленным и за мгновение до того, как рассыпаться в прах, он встретился глазами с девочкой и – она могла поклясться! – благодарно кивнул. Оправившись от изумления, Кира схватила оберег, вновь ставший холодным, заползла под телегу и съежилась от ужаса, молясь всем богам, чтобы ее и родных никто не тронул. Через некоторое время шум вокруг стих, а к ней в укрытие потекла кровь, целым потоком. Кира сидела тихо и не смела шевелиться.