В объятиях Морфея. Том 1

В объятиях Морфея

Глава первая

Черные мотыльки

Темнота.

Такая таинственная, манящая, всепоглощающая… Темнота. Никто не знает, чего от нее ожидать. В темноте ничего не видно. Она притягивает, зовет за собой, заставляя сделать шаг, за которым следует падение в бездонную черную пропасть, но… Правильно ли это? Ведь манить должен свет. А тьма – это неизвестность, нельзя предугадать, что скрывается в этой чернильной пустоте и кого ты в ней встретишь.

Неожиданно мгла стала рассеиваться, а окружающий мир проясняться. Чернота медленно растекалась к границам зрения, а из нее проступали пока еще смутно различимые фиолетовые, оранжевые и голубые краски. Казалось, кто-то смывает сажу с поверхности камина, плеснув на него водой. И вот, постепенно из клубящейся тьмы проступил невероятно красивый пейзаж, который Кристиан ни за что бы не смог позабыть.

Всё вокруг было точно таким же, как семь лет назад. Словно он и впрямь оказался в Провансе. Огромное лавандовое поле тянулось вперед до самого горизонта, уходя в бесконечность. По лазурному небу лениво проплывали кучевые облака, подсвеченные снизу золотистым светом заходящего солнца, которое сияло столь ярко, что юноша зажмурился и прикрыл глаза ладонью. Отправляющееся на покой светило мерцало огромной огненной звездой, расцвечивая небесное полотно янтарными, персиковыми и коралловыми оттенками. Легкий и свежий, впитавший в себя тепло солнечных лучей ветерок прошелся по полю, потревожив нежные цветы и принеся с собой густой, терпкий, чуть сладковатый аромат лаванды. Кристиан с наслаждением вдохнул этот запах и почувствовал, как по его телу разливается умиротворение.

Если бы он не осознавал, что находится во сне, то подумал, что каким-то неведомым образом переместился из своей спальни в одном из особняков Страсбурга, ставшего серым, унылым и дождливым с приходом осени, на благоухающие цветочные плантации летнего Прованса, которые так и просились на холст.

– И снова я здесь, – тихо произнес юноша, с мягкой, но в то же время печальной улыбкой оглядываясь по сторонам. – Жаль, я не могу оказаться тут на самом деле.

Кристиан сделал шаг по вытоптанной между рядами кустов тропинке и неторопливо побрел вдоль высоких, доходящих почти до пояса стеблей лаванды. Косые солнечные лучи падали на заросли цветов, придавая им розовато-пурпурный оттенок и окутывая их мягким золотым свечением. Глядя на них, юноше захотелось так же, как в детстве, упасть в этот цветущий океан и, лежа среди лиловых лепестков, смотреть на расцвеченное яркими красками небо. Остановившись, Кристиан приподнял длинный подол ночной рубашки, плавно опустился на колени и наклонился к цветам, вдыхая их аромат: он успокаивал, но в то же время навевал на юношу сильную тоску.

Его мать очень любила эти цветы и долго упрашивала мужа съездить летом в Прованс, пока её желание наконец не осуществилось. Она часами сидела посреди поля в деревянном кресле, которое приносил для нее супруг, и учила сына различать полутона и нюансы в красках природы.

– Какие цвета ты здесь видишь, сынок? – спрашивала Люси Дюбуа, покрепче завязывая свой белый кружевной чепчик под подбородком, чтобы ветер ненароком не сорвал его с головы.

Кристиан глубоко задумался, подняв голову и внимательно рассматривая далекие, но такие завораживающие небеса.

– Я вижу голубой, фиолетовый и желтый.

– И всё? – ласково спросила мама.

– Думаю, да, – серьезно ответил мальчик.

Она тихо рассмеялась.

– Все цвета делятся на оттенки. Смотри, вон там – светло-бирюзовый. Здесь – сиреневый. А это – лимонный…

Лучи солнца освещали лицо женщины, и в ее глазах плясали счастливые искорки. Волнистая белокурая прядь, выбившаяся из-под чепца Люси, отливала золотом. В тот момент невозможно было подумать, будто она чем-то больна, и на миг Кристиану показалось, что и не было никакой болезни. Но минуту спустя Люси тяжело закашлялась и согнулась пополам. Сын, стоявший сбоку от кресла, обеспокоенно наклонился к матери и придержал ее за плечи. Слушая ее душераздирающий кашель, он чувствовал, как сжимается сердце. Достав из кармана брюк платок, Кристиан протянул его Люси, и она тут же прижала его к губам. Особенно сильно кашлянув, женщина обессилено опустила белый кусок ткани себе на колени, и Кристиан увидел на нем алые пятна крови.

Глаза Люси расширились в ужасе. Она побледнела настолько сильно, насколько это было возможно для её и без того белой кожи. Когда она повернула голову и подняла взгляд на Кристиана, ее руки дрожали.

– Крис, милый, позови скорее папу.

Мальчик стремительно повернулся и бросился прочь по тропинке, ведущей через лавандовое поле к скоплению белых каменных домиков со сверкающим над ними шпилем церкви. Изумление сменилось глубоким, убивающим изнутри страхом, а Кристиан всё бежал и бежал, спотыкаясь и размазывая по лицу соленые слезы, которые огнем жгли глаза.

Через два года Люси умерла. Во время поездки в Прованс её кашель, который врачи принимали за затянувшуюся простуду, оказался не чем иным, как чахоткой.

Кристиан с головой погрузился в тоскливые воспоминания и подумал, что, пожалуй, в последние месяцы делает это слишком часто. Накрыв рукой лоб, он нахмурился и тяжело вздохнул. Пора было бы уже смириться с тем, что матери больше нет, но с тех пор, как он вернулся в родное поместье, где каждая картина на стене напоминала ему о родительнице, он тосковал по ней всё чаще. Годы в пансионе Эклатан1, проведенные вдали от дома и наполненные непрерывной и интенсивной учебой, не позволяли юноше предаваться печали, а теперь вся спрятанная в глубинах его души скорбь нашла выход наружу и, подобно щупальцам тумана, окутывала Кристиана сожалением и безысходностью.

– Не грусти, мальчик мой, – прозвучал за спиной Кристиана мягкий, будто пуховое одеяло, женский голос. – Я всегда буду с тобой, в твоих воспоминаниях.

Вздрогнув, Кристиан убрал руку со лба и медленно обернулся.

На тропинке стояла женщина в светло-желтом платье, чей подол и рукава украшали широкие белые воланы, а лиф – кружевная вышивка. В руках у нее был раскрытый зонтик, прислоненный к плечу. Она улыбалась и ласково смотрела на Кристиана теплыми карими глазами.

Не веря в то, что видит, Кристиан быстро поднялся с колен и, чуть не упав, порывисто шагнул к женщине.

Перед ним стояла его мать – такая же, какой он запомнил ее в своем детстве. Те же длинные светлые волосы, волнистыми локонами ниспадающие на хрупкие плечи. Нежная улыбка, которая всякий раз появлялась на её лице, когда Кристиан приходил к ней комнату, чтобы она почитала ему книжку. Тонкие руки, гладящие его по плечам в детстве, когда он не мог уснуть. Как же давно он не видел её такой… красивой, жизнерадостной и полной сил. В последнюю их встречу Люси была исхудавшей и слабой, болезнь сделала её кожу неестественно бледной, а лицо – осунувшимся и усталым. Но на той, что стояла сейчас перед ним, чахотка еще не отставила свой отпечаток – ее глаза горели живым блеском, а щеки покрывал легкий румянец.

Смотря на мать широко открытыми глазами, Кристиан подумал о том, каким удивительными стали его сны. Конечно же, это был сон, пусть он отчетливо ощущал овевающий лицо ветер, голую землю под босыми ступнями и благоухание лаванды в воздухе. Не мог же он и в самом деле попасть в Прованс и видеть перед собой свою давно умершую мать? Но юноша уже давно заметил, что стоило ему подумать о чем-то в своих снах, как оно сразу появлялось перед ним, будто он мог контролировать образы, которые разум рисовал в его воображении.

Вот только мама не снилась ему с тех самых пор, как они вместе с отцом стояли на коленях у ее кровати, а она, мучительно кашляя, произносила свои последние слова. А ведь Кристиан так хотел ее увидеть…

– Мама? Это и правда вы? – спустя минуту молчания тихо спросил он дрогнувшим голосом.

Женщина, стоявшая в шаге от него, медленно кивнула и улыбнулась еще шире.

Шумно втянув в себя воздух, Кристиан ощутил, как по его щеке скатывается слеза, оставляя за собой мокрую дорожку. Пусть это сон, но это самый лучший и желанный сон за всю его жизнь.

– Ну-ну, не плачь, милый. Я здесь, я с тобой.

Люси сняла зонтик с плеча, опустила его на землю и потянулась к сыну. Всхлипнув, Кристиан крепко обнял её и, вдыхая знакомый запах молока и свежей выпечки, неожиданно для себя расплакался. Закрыв глаза, он тяжело и прерывисто вздыхал, а слезы прозрачными ручейками стекали по его лицу. Люси, тихо посмеиваясь, гладила сына по спине – как в детстве, когда Кристиан падал, бегая в саду, и разбивал коленки.

В последний раз стиснув маму в объятиях, Кристиан отпустил её и наспех вытер влагу со щек, размазывая соленые капли тыльной стороной ладони. Глядя на него, Люси ещё раз улыбнулась и спросила:

– Как у тебя дела, сынок?

– У меня… все хорошо, мама, – запнувшись, тихо проговорил Кристиан. – Этим летом я закончил пансион, в который папа отправил меня на учебу, и, знаете, я мечтаю стать художником, прямо как вы. Я каждый день провожу у холста. Папа говорит, что этот талант мне передался от вас. Правда, он считает, что живописью я много денег не заработаю. Отец поможет мне получить должность в департаменте Нижнего Рейна2, а в свободное время я могу писать картины на заказ или просто рисовать в свое удовольствие… – юноша вздохнул. – У папы тоже все в порядке, но он… До сих пор очень сильно опечален вашей смертью, и с тех пор, как вы ушли, стал замкнутым и молчаливым. Даже теперь, когда я вернулся, и мы снова живем в одном доме, мы с ним почти не общаемся, – с сожалением поделился Кристиан. – Недавно он получил повышение по службе, и с тех пор с утра до вечера пропадает на работе. Но самое главное, что мы оба живы и здоровы, и вам не о чем беспокоиться.

– Я счастлива, что у тебя все хорошо, – просияла Люси.

– Мама… – всматриваясь в ее лицо, произнес Кристиан. – Я так скучал по вам всё это время. Я бы так хотел, чтобы вы вернулись к нам, чтобы в нашем доме звучал ваш с папой смех, а не стояла звенящая тишина. Чтобы мы вместе выезжали на загородные прогулки, по вечерам читали книги в библиотеке, устраивали чаепития в столовой… – юноша опустил глаза и зажмурился. – Как жаль, что это всего лишь сон…

– Ах, бедный, несчастный юноша… – вдруг прозвучал чей-то шепот, похожий на шелест осенних листьев на ветру и шорох дождя за окном.

Сильный порыв ветра, до этого ласково развевающий светлые волосы юноши, с пронзительным свистом всколыхнул лавандовые кусты, заставляя цветы пригибаться к земле. Кристиан покачнулся, а лежащий на земле зонтик покатился прочь по тропинке. Одновременно с этим воздух вокруг похолодел, и по позвоночнику Кристиана пробежали мурашки.

Обернувшись, он увидел, как, прокладывая себе путь через цветочные заросли, в его сторону движется очень худая и высокая дама в траурном одеянии. Она шла медленной, степенной походкой, и юбка ее пышного черного платья колыхалась в такт шагам. Складки ткани глянцево блестели, будто выточенные из цельного куска обсидиана. Лицо незнакомки невозможно было разглядеть из-за плотной газовой вуали, накинутой ей на голову и свисающей до самого пояса. Узкую талию стягивал корсет, рукава венчали большие буфы, а длинные и тонкие, как у скелета, сцепленные в замок пальцы были облачены в перчатки.

Но внимание Кристиана привлек отнюдь не внешний вид незнакомки. С ее появлением сон юноши сразу же преобразился: лучи солнца поблекли и стали безжизненно-тусклыми, закатное небо посерело, лишившись всех своих красок, а облака, наоборот, потемнели и сгустились, превратившись в тяжелые свинцовые тучи. С каждым шагом загадочной женщины по земле стелился ярко-синий, кобальтового оттенка туман, похожий на растворенную в воде акварель. Стило даме пройти мимо цветов, как клубящаяся дымка окутывала их, и лепестки лаванды, увядая, скукоживались, серели и опадали, рассыпаясь в пепел.

При виде этого Кристиану стало не по себе. Пейзаж, который мгновениями раньше можно было назвать чудесным, стал мрачным и пугающим. Будто, ворвавшись в его сон, незнакомка принесла с собой дыхание смерти, лишившее все вокруг радости и принесшее взамен лишь скорбь и страдания.

– Кто вы? – спросил юноша, нахмурившись и настороженно глядя на женщину. В последнее время ему снилось только то, о чем он думал во время сна, но эту даму он видел впервые.

А она тем временем остановилась на расстоянии нескольких метров от юноши и склонила голову. Даже не видя глаз незнакомки, Кристиан чувствовал на себе ее жалостливый взгляд.

– Я та, кто пришел избавить тебя от печалей, – донес до юноши ветер шепот незнакомки. Каждое ее слово, будто опавший лист, с шорохом проносилось мимо и улетало прочь, растворяясь в стылом воздухе. – Как же тяжело тебе приходится… Такой юный, а уже лишился матери. Тебе так тоскливо и одиноко… Твой отец замкнулся в себе, и ты вынужден каждый день проводить наедине с собой в огромном поместье.

Некоторое время Кристиан молча смотрел на нее, а потом нерешительно произнес:

– Да, порой мне бывает грустно, но это вовсе не значит, что я страдаю. Я понимаю, что отцу самому тяжело, и мне вовсе не так уж одиноко, ведь дома есть слуги.

Отец Кристиана не любил много людей в доме, поэтому штат прислуги поместья был маленьким – дворецкий, две горничных, кухарка и садовник. Последних двух Кристиан видел редко, а с остальными порой обменивался короткими фразами. Юноша общался со слугами вежливо и сдержанно, и его отношения с ними можно было назвать неплохими – к его просьбам и пожеланиям всегда относились с большим вниманием. Вот только они всего лишь выполняли свою работу и по собственному желанию редко вступали с юношей в диалог – все-таки, Кристиан был молодым господином, и разговаривать с ним без повода было бы довольно фамильярно. А Кристиан к тому же никогда не был особо разговорчив. По характеру юноша был спокойным, скромным, мечтательным и погруженным в себя, предпочитая наблюдать за всем со стороны. Творчество, мир собственных мыслей и идей он всегда ставил выше общения с другими, поэтому еще во время учебы в пансионе большую часть свободного времени проводил в одиночестве, а дома редко покидал свою комнату.

– Не обманывай себя, юноша, – удрученно покачала головой женщина. – У тебя ведь совсем нет друзей, и все свое время ты посвящаешь только искусству…

Услышав это, Кристиан вздрогнул и растерянно приоткрыл рот. Неизвестно, откуда скорбная дама узнала об этом, но ее слова были чистой правдой – и оттого были для него еще более болезненными. Несмотря на то, что юноша был одним из самых лучших учеников на своем курсе, за пять лет он не нашел ни одного друга. К Кристиану часто обращались за советом при выполнении заданий и, как сына графа, многие его уважали, но за годы учебы он так и не смог ни с кем сблизиться – в силу своего характера и обстоятельств. И теперь, после возвращения домой, ему было даже некому написать письмо.

Поэтому вместо того, чтобы посещать балы и салоны вместе с другими представителями молодой аристократии, Кристиан дни напролет проводил в своей комнате, увлеченно занимаясь живописью. Ничто на свете он не любил так, как рисование, но никто не мог разделить с ним его страсть.

– Отцу нравятся твои картины, но он не может понять тебя так, как твоя мать… – продолжила дама, будто прочитав его мысли. Кристиан недоуменно нахмурился, а его собеседница наклонилась вперед и прижала руки к груди. – Что ты почувствовал, когда она покинула вас? Часть твоей души умерла вместе с ней, я права?

Кристиан несмело оглянулся на Люси и тут же застыл: на тропинке никого не было. Лишь ветер колыхал кусты лаванды.

– Как больно и мучительно, правда? – тихие слова незнакомки сочились искренним сочувствием. – Знать, что этого человека больше нет. Что ты никогда не услышишь его голос, не посмотришь в глаза, не обнимешь его. Я хорошо тебя понимаю, – вздохнула она. – Я испытывала те же чувства после гибели моего драгоценного супруга. Я скорблю по нему уже так много, много лет…

Вдова повернула голову и посмотрела вдаль, где грозовые тучи нависали над горизонтом.

– Скажи, хотел бы ты вернуть свою мать к жизни? – спросила она.

– Что?.. – изумленно моргнул Кристиан. – Да, разумеется. Но вот только… это невозможно.

– Отчего же? – удивилась женщина.

– Священники говорят, что после смерти души умерших отставляют бренный мир и отправляются в Рай или Ад. Грешники пребывают в вечных мучениях, праведники – в вечном блаженстве, но тела всех и каждого покоятся в земле, пока она не поглотит их без остатка. Лишь Христу было суждено воскреснуть после своей смерти. Поэтому я не думаю, что есть какой-то способ вернуть душу мамы из загробного мира, – уверенно ответил юноша.

– А если я скажу тебе, что это возможно? Не слушай священников, они многого не знают, – Вдова пренебрежительно махнула кистью руки. В ее тоне слышалась нескрываемая усмешка. – Чтобы твоя матушка воскресла, нужно лишь только пожелать этого всем сердцем. А я могу тебе в этом помочь. Ведь именно поэтому я пришла сюда, услышав, как ты горько плачешь.

Кристиан смутился. Как это дама вообще проникла к нему в сон? Кто же она такая?

– Вы можете возвращать мертвых к жизни? – поинтересовался юноша. – Но почему же вы тогда не вернули своего супруга?

– Ах, юноша… Мне была дана великая сила, но сама я не могу попасть в мир людей, ограничиваясь лишь блужданиями в мире снов. Зачем мне воскрешать своего супруга, если я никогда не смогу с ним встретиться? Но я могу оказать услугу тебе. Для этого тебе всего лишь нужно позволить мне обнять тебя. Мне тоже очень грустно и одиноко, но получив от тебя каплю тепла, я смогу помочь нам обоим, – вкрадчиво проговорила Вдова.

Кристиан, колеблясь, продолжал внимательно смотреть на женщину. Он подумал, что вполне может позволить незнакомке обнять себя, вот только… Чувствовал, что с ней что-то не так. Ее окружала столь сильная аура тоски и уныния, что на глаза вновь наворачивались слезы. К тому же, Кристиан считал странным, что прекрасные цветы лаванды рядом с Вдовой засыхали и опадали. Как же она могла воскресить его маму, если даже растения увядали от одного ее приближения?

– Что скажешь, юноша? – спросила женщина, медленно подняв тонкие руки и разведя их в стороны. – Всего одно объятие.

Кристиан еще раз пристально рассмотрел ее. Она была неестественно худой, можно сказать, тощей, ее пальцы напоминали хрупкие веточки, а корсет стягивал талию настолько сильно, словно у нее отсутствовали внутренние органы. Стоя в угольно-черном платье, в окружении мертвых цветов, с плотной вуалью на лице, Вдова была очень похожа на саму… смерть.

– Извините, мадам, но я думаю, вы просто морочите мне голову, – Кристиан вежливо улыбнулся, пытаясь смягчить свой отказ. Интуиция подсказывала юноше, что не стоит верить обещаниям этой скорбной дамы. – Моя мама никогда не вернется, я это хорошо знаю. А вот тому, кто говорит мне не слушать священников, я верить не стану, – приподнял брови он.

Дама медленно опустила руки и наклонила голову, будто смотрела на юношу исподлобья.

– Я не лгу тебе, мальчик. Неужели ты не хочешь вернуть свою маму?

– Хочу, правда хочу, – кивнул Кристиан. – Но обнимать вас не стану.

– Как же так? Ты ведь так этого желаешь! – воскликнула Вдова, протянув к нему ладонь. – Хорошо, если тебе это не нужно, я могу исполнить любое другое твое желание: сделать тебя ещё богаче, чем ты есть, или помочь тебе стать великим художником! Тебя будут знать не только в твоем городе, но и во всей Франции, во всем мире. Ты ни в чём не будешь нуждаться. Деньги, слава, друзья, женщины – всё будет у твоих ног! Я могу исполнить любую твою мечту, лишь позволь коснуться тебя, – настойчиво уговаривала она юношу.

Кристиан решительно покачал головой.

– Чтобы со мной стало то же самое, что и с цветами? – он прикрыл глаза. – Пожалуйста, уйдите прочь из моего сна, – сдержанно потребовал он.

– Ты сам сделал свой выбор, жалкий юнец! – громко прошипел голос, в котором не осталось ни капли прежних сострадания и ласки.

В небесах, озаренных голубой вспышкой молнии, прогрохотал гром, мощный порыв ветра с воем ударил юношу в грудь, он пошатнулся и, не устояв, упал на землю. Вуаль слетела с головы незнакомки, и Кристиан с ужасом уставился на открывшееся ему лицо женщины – лицо, которого не было! Она была абсолютно безликой: ни глаз, ни носа, ни рта, лишь белый овал, обтянутый гладкой мертвенно-белой кожей. Ураганный ветер растрепал ее высокую прическу, и длинные смоляные пряди колыхались вокруг головы, подобно змеям. Туман вокруг Вдовы сгустился и, поднявшись выше, заволок женскую фигуру синим облаком.

– Как ты посмел перечить мне? – шипение ядом втекало в уши Кристиана, вызывая невыносимую головную боль. Он поморщился и схватился руками за голову. – Ты поплатишься за это! – Вдова указала на юношу костлявым пальцем. – Ты же не хочешь, чтобы я убила твоего отца? Разгромила ваше поместье? Лишила тебя единственного места, где ты хоть кому-то да нужен?

– Н-нет, – прошептал Кристиан.

– Тогда почему бы тебе не изменить своё решение?

Кристиан покачал головой. Угрозы незнакомки напугали его, но юноша был не из тех, кого легко переубедить в том, в чём он уверен. Это всего лишь дурной, пусть очень реалистичный сон, думал он. Он проснется и все исчезнет.

– Оставьте меня. Вы не сможете меня запугать, – отрывисто, но твердо проговорил Кристиан, закрыв глаза. – Это сон и ничего более.

– Что ж, ты об этом пожалеешь.

Кристиан услышал громкий шелест и, подняв голову, в ужасе распахнул глаза: из синего тумана к нему летел рой черных мотыльков. Насекомые яростно набросились на него, оглушая хлопаньем крылышек и окружая юношу таким плотным коконом, что он перестал видеть что-либо, кроме сотен черепов, украшающих их спинки.

А в следующее мгновение все поглотила кромешная тьма, и Кристиан почувствовал, будто нечто подбросило его в воздух и вышвырнуло из сна.

Глава вторая

Страсбургский собор

Вскрикнув, Кристиан проснулся и рывком сел в кровати. Сердце, будто желая выпрыгнуть из груди, бешено колотилось о ребра. Его биение было таким громким, что юноша не слышал ничего, кроме отдающегося в ушах гулкого стука. Тяжело дыша, он блуждал глазами по комнате, не в силах поверить, что этот кошмар закончился и он вернулся в реальный мир.

Наконец, отдышавшись, Кристиан сфокусировал взгляд на своих руках, крепко сжимающих одеяло, а затем ощупал лицо, мокрое от пота и пролитых во сне слез. Голова невыносимо болела. Застонав и потерев лоб, юноша посмотрел на деревянные часы на прикроватном столике. Они показывали без пятнадцати одиннадцать часов утра: отец уже давно ушел на работу в департамент, а слуги и вовсе встали с рассветом. В пансионе Кристиану проходилось соблюдать режим – занятия начинались в девять, но с приездом домой он, до глубокой ночи зачитываясь книгами из домашней библиотеки, по которым так скучал, нередко просыпался только к полудню.

Однако сейчас спать юноше совсем не хотелось. Безликая Вдова и ее мотыльки повергли его в такой ужас, что он ни за что на свете не хотел погружаться обратно в сон. Кристиан сам не понимал, почему так испугался – в книгах он читал про монстров и пострашнее, да и кошмары ему снились далеко не впервые. Но аура, которую распространяла вокруг себя женщина, была столь яростной и чудовищной, будто она хотела обратить Кристиана в пепел так же, как и цветы, а воспоминания о разговоре с ней были такими яркими, словно он встретил ее наяву, а не во сне.

Кристиан, пытаясь выбросить загадочную женщину из головы, откинул помятое одеяло, свесил ноги с кровати и надел домашние туфли. Вновь поморщившись от головной боли, он, слегка пошатываясь, прошел через всю комнату к двери ванной. Юноша шагнул в небольшое помещение, отделанное белоснежной плиткой, и склонился над раковиной. Ополоснув лицо холодной водой, он глубоко вздохнул, выравнивая дыхание и успокаиваясь, и поднял взгляд на свое отражение в зеркале в овальной золотой раме. По ту сторону зеркальной глади на него смотрел восемнадцатилетний юноша с аккуратно подстриженными пшеничными волосами и большими светло-карими глазами. Его вытянутое лицо с несколько угловатыми скулами, линией челюсти и подбородком хранило в себе благородство, свойственное аристократам. Во внешности Кристиана сочетались миловидность его матери и строгость, резкость отца, из-за чего он выглядел одновременно изящным и мужественным.

Приведя себя в порядок и тщательно расчесав прямую челку, юноша покинул ванную и оглядел свою комнату. Сквозь кремовые шелковые портьеры просачивался бледный, тусклый серый свет – погода в Страсбурге еще с конца августа стояла сырая и пасмурная. Кристиан подошел к деревянному столу, на котором лежала палитра, небрежно разбросанные тюбики с краской и кисточки. Рядом стоял письменный набор, гипсовая голова Аполлона, ваза с сухоцветами и канделябр со свечами, по которым стекали застывшие капли воска. В углу стола высились стопки фолиантов и блокнотов в кожаных обложках. Оглядев свой творческий беспорядок рассеянным взглядом, Кристиан раздвинул занавески, и в комнате сразу стало светлее.

Юноша снял со спинки стула свой халат и, на ходу засовывая руки в широкие рукава, вышел из комнаты. С двух сторон просторного и темного коридора тянулись ряды дверей, между которыми висели портреты, пейзажи и натюрморты в тяжелых рамах. Все они принадлежали кисти Люси Дюбуа, и проходя мимо, юноша с тоской смотрел на картины, написанные широкими и яркими мазками. Его мать предпочитала писать маслом, поэтому ее работы отличались живостью и насыщенностью красок, а сам Кристиан любил акварель – нежные, полупрозрачные тона, призрачные фигуры людей и размытые фоны давались ему значительно лучше, чем реалистичные изображения.

Преодолев устеленную алым ковром лестницу, Кристиан спустился в холл на первом этаже, белые стены которого покрывали арочная резьба и позолоченная лепнина. Множество высоких окон с длинными портьерами пропускали внутрь дневной свет и отбрасывали на мраморный пол тени от решеток. Рядом с входной дверью юноша заметил горничную Виоль и Андре, дворецкого поместья Дюбуа, которые о чем-то негромко переговаривались. Когда Кристиан подошел к ним, оба приветливо пожелали ему доброго утра.

– С пробуждением, юный господин! Я сейчас же накрою на стол, – поклонившись юноше, Виоль засеменила в сторону столовой.

– Андре, как погода? – спросил Кристиан. – Я хочу прогуляться после завтрака.

– Сегодня довольно прохладно, месье Кристиан, – отозвался дворецкий, вежливо улыбнувшись. – Советую вам одеться потеплее, – он вздохнул и обернулся к окну позади себя. – Хорошо еще, что дождя нет, но, боюсь, он скоро начнется. Вон, небо какое серое.

Кристиан кивнул и направился в столовую. Дом был устроен так, чтобы гости, попав в холл, могли быстро добраться до столовой, где хозяин угощал их изысканным ужином и превосходным вином. Однако, гостей в поместье принимали редко, и обычно ими были чиновники и деловые партнеры отца Кристиана. Климент Дюбуа был человеком влиятельным и уважаемым, но несмотря на то, что имел большое количество знакомых, общаться не любил. Но на рауты и важные мероприятия всё же ездил, не забывая взять с собой сына, чтобы показать ему «жизнь высшего света, в которой ему рано или поздно тоже предстоит участвовать». Кристиан не сопротивлялся, так как светские приемы были неплохим способом развеяться и просто насладиться экзотическими закусками и дорогим убранством залов. Однако, если отец на этих приемах слушал беседы знакомых чиновников, то Кристиану не оставалось ничего, кроме как слоняться по залу.

Молодой человек переступил порог столовой, посреди которой находился длинный стол, укрытый белоснежной скатертью. У правой стены, обшитой деревянными панелями, громоздились серванты, заставленные изнутри фарфоровыми тарелками, вазами, супницами и другой утварью, а на стене слева, между окон, висели лучшие натюрморты Люси. Отодвинув стул, Кристиан занял свое место за столом.

Вскоре Виоль, бегая туда-сюда с подносом, расставила на столе тарелки с овсяной кашей, сыром бри, фруктами и хрустящим багетом. Поблагодарив ее, юноша принялся за еду, но после пережитого во сне ужаса у него кусок в горло не лез. Вяло жуя кашу и по-прежнему мучаясь головной болью, Кристиан раскрыл газету, которую также принесла Виоль. Юноша со скукой перелистнул страницы и неожиданно наткнулся на странную заметку.

«Гигантский паук на улицах Страсбурга: жуткий монстр пугает жителей города».

Первая строчка гласила: «Массовая галлюцинация или нападение нечисти?»

Кристиан нахмурился и внимательно пробежался глазами по тексту заметки. Согласно показаниям очевидцев, которые ночью услышали снаружи странное цоканье и выглянули в окно, по улицам двигалось странное существо, похожее на фигуру человека с четырьмя парами паучьих лап. Если бы свидетелем его появления был один человек, это можно было бы списать на умственное помешательство, но уже около десятка людей утверждали, что видели под окнами своих домов чудовище.

Кристиан долго смотрел на газету непонимающим взглядом, а потом закрыл ее и положил обратно на стол. Ну ладно еще во снах – в них бывает всё, что угодно, и его сон тому подтверждение – но, чтобы в реальности? Наверняка все эти люди были не в себе, подумал он.

Но тут юноша вспомнил, как пару недель назад в газетах писали о сошедшем с ума цирюльнике, который, подобно бешеному псу, бросался на своих клиентов и пытался заколоть их ножницами. Священники объяснили, что этот человек одержим бесами и забрали его в церковь Святого Петра, где, по слухам, провели над ним обряд экзорцизма, и цирюльник вновь стал самим собой.

Может быть, это вовсе не сумасшествие, и оба случаи действительно связаны с демонами? Но Кристиан всегда думал, что монстры встречаются только в сказках и легендах. Не то, чтобы он совсем не верил в нечисть: дедушка когда-то рассказывал юноше, что ночью видел призрака, который исчез, стояло ему схватиться за крест и начать читать молитву. Может, потусторонние существа существуют на самом деле, но юноша не мог утверждать наверняка, ведь лично с ними никогда не сталкивался и потому любые странные явления пытался объяснить с рациональной точки зрения.

Кристиан издал протяжное «хм», взял в руки блюдце и чашку с черным чаем и, делая неспешные глотки, задумчиво посмотрел на сад, виднеющийся за окном. Настроение у него было тоскливым и подавленным, а дурной сон и заметка в газете вызвали сильное беспокойство. Сегодняшний день был странным с самого утра, поэтому юноша решил посетить свое любимое место в городе, его жемчужину – Страсбургский собор. Отец и мать воспитали его истинным христианином, поэтому он был уверен, что, если усердно молиться во имя Господа, все эти загадочные происшествия сразу же прекратятся. Услышав искреннюю молитву, Бог непременно избавит людей от происков Дьявола. Может, после посещения собора и Кристиану перестанут сниться пугающие сны?

Юноша поднялся обратно к себе в комнату и, ступая по ковру с вышивкой в виде золотистых стеблей, подошел к платяному шкафу и раскрыв его дверцы, после чего достал вешалки с одеждой и сложил их на кровати, заправленной бархатным покрывалом – за время его отсутствия кто-то из горничных успел заправить смятые простыни и навести порядок. Сняв с себя халат и ночную сорочку, Кристиан облачился в свой излюбленный костюм из английского сукна – коричневый в желто-белую полоску жилет, надетый поверх рубашки, и такой же расцветки брюки. Закрепив шелковый шейный платок янтарной брошью, он сунул руки в рукава двубортного пиджака с золотыми пуговицами. Отец всегда учил его тщательно следить за собой, поэтому Кристиан привык одеваться с иголочки – в Эклатане все юноши уделяли большое внимание внешности.

Когда Кристиан вернулся в холл, Андре держал в руках его пальто – с теплой подкладкой, модного оттенка шампань. При покупке владелица магазина осыпала юношу комплиментами, приговаривая, как оно ему идет, как гармонично сочетается с его внешностью. Андре помог молодому господину одеться и открыл ему дверь, а Кристиан ловким движением надел на голову цилиндр, захватил свою трость из стойки для зонтиков и, кивком поблагодарив дворецкого, спустился с крыльца и направился через сад к воротам поместья.

Снаружи носился и завывал ветер, резкими порывами срывая с кленов и яблонь пожухлые золотистые листья. Небо покрывала светло-серая дымка тумана. На вымощенной камнем дорожке стояли лужи – ночью был дождь, и в сыром, стылом воздухе пахло влагой, прелой листвой и переспевшими яблоками. Их в этом году созрело много, и садовник еще не успел собрать весь урожай.

Всё в этот день казалось Кристиану унылым и безжизненным: цветы в клумбах давным-давно увяли, кустарники ощетинились сухими ветками несмотря на то, что их регулярно подрезал садовник. Скульптуры в глубине сада белыми силуэтами выглядывали из-за деревьев и напоминали призраков.

Обогнув тихо журчащий фонтан с фигурой длинноволосой девы, из кувшина которой водопадом стекала вода, Кристиан добрался до ворот и вышел за пределы усадьбы. Юноша закрыл за собой кованую створку и зашагал вперед по улице, постукивая тростью по мостовой. В Страсбурге жизнь шла своим чередом: бакалейная лавка на противоположной стороне улицы уже давно открылась, а её пожилая хозяйка разговаривала со своей знакомой в дверях. Завидев вышедшего на дорогу Кристиана, она пожелала ему доброго утра, и он приподнял свою шляпу в знак приветствия. Повернув за угол, юноша ступил на мощеную улочку с жилыми домами, лавками и магазинами. Фахверковые постройки родного города он считал симпатичными и уютными: многие из них были запечатлены в виде угольных набросков на страницах его блокнотов.

Юноша медленно прогуливался по узким средневековым улочкам и вскоре вышел к каменному мосту. Опираясь локтями о перила, он некоторое время смотрел на реку Иль, спокойную и гладкую, как серебристое стекло, и здания на ее берегах, похожие на кукольные домики, которые он часто видел в детстве, когда родители приводили его в дорогой магазин игрушек, чтобы он выбрал себе подарок на день рождения. Дома и небо, отраженные в воде, создавали ощущение, что там, по ту сторону глади, существует второй, перевернутый мир.

Наконец, Кристиан перешёл мост, и в узком проеме между домами улицы Мерсье показался высокий шпиль Страсбургского собора, нависающего над городом, словно великан. Кристиан всегда восхищался этом необыкновенным произведением архитектуры, и затаил дыхание, любуясь его завораживающей, непостижимой красотой, которую невозможно было передать словами. Здание выглядело тонким и изящным, словно построенным из хрупкой слоновой кости. Переплетение резных скульптур на его фасаде было похоже на легкое, искусное кружево, а ажурный ступенчатый шпиль поднимался так высоко в небо, что пронзал молочную дымку облаков.

Ступив на Соборную площадь, юноша остановился и задрал голову, разглядывая фасад, башню, огромное окно-розу. Он не мог представить себе, что всё это в самом деле было создано руками человека. Величественный готический собор поражал невероятным масштабом в сочетании с такой тщательной детализацией: сотни фигур пророков, дев, ангелов и демонов, галерея апостолов, тончайшие арки и стремящиеся к небу шпили.

Неожиданно сильный порыв ветра сорвал с проходящих мимо мужчин головные уборы и раздул шали на плечах дам подобно парусам на мачтах кораблей. Кристиан вовремя успел поймать свой цилиндр, который тоже решил пуститься в пляс с ветром, и зашагал ко входу в собор.

Кристиан приоткрыл створку двери, шагнул внутрь огромного, погруженного в полумрак помещения и вдохнул запах церкви, который так любил: подтаявший воск и сладковатый аромат ладана. Внутри царили тишина и покой. Медленно ступая между рядами скамеек, Кристиан оглядывался по сторонам, словно не бывал здесь множество раз и не рисовал на холстах роскошное убранство Страсбургского собора, в котором находил волшебное очарование. Даже самый равнодушный к искусству человек не мог бы войти туда, не испустив вдох восхищения, а его резьба, скульптуры, изящные колонны и позолоченный орган не могли не удивлять.

Сводчатый потолок был таким же далеким, как небеса. Статуи бородатых германских королей, женщин в капюшонах с опущенными лицами, склонивших головы ангелов провожали юношу пустыми глазами, но это не пугало его. У Кристиана даже возникло чувство, что они молчаливо желают ему добра. Высокие стрельчатые арки вздымались к потолку, а сквозь яркие витражи с ликами святых просачивался бледный дневной свет. Кристиан с восторгом разглядывал мозаики из цветного стекла. Особенно ему нравились окна южной капеллы с описанием жизни Иисуса Христа.

Переведя взгляд на алтарь, юноша неожиданно заметил впереди одиноко стоящую фигуру. Когда Кристиан входил внутрь, все его внимание было приковано к интерьеру, поэтому он только сейчас обратил внимание, что находится в соборе не один. Невысокий и хрупкий, болезненно худой мужчина стоял к Кристиану спиной и, судя по низко склоненной голове, молился Господу. Он был одет в длинный черный плащ с незнакомой эмблемой на спине – серебряный круг, внутри которого находился меч, по форме напоминающий крест и густо увитый кроваво-красными цветами мака. Но заинтересовал Кристиана не символ на спине незнакомца, а его волосы – полностью седые. Волнистые локоны, водопадом спадающие ему на спину, были словно посеребрены лунным светом.

С любопытством рассматривая незнакомца, Кристиан, боясь побеспокоить его, тихо ступал по центральному нефу. Но как бы бесшумно он не старался идти, молящийся, похоже, обладал чутким слухом: не опуская сложенных вместе ладоней, он обернулся.

При взгляде на него Кристиан невольно замер, не успев сделать следующий шаг. Незнакомец был прекрасен – настолько же, насколько был великолепен собор. Кристиан, будучи художником, умел замечать и ценить красоту во всем, что видел – и в тот момент мог утверждать, что никого красивей в своей жизни не встречал. Длинные пряди обрамляли белое, бескровное лицо юноши, словно выточенное из мрамора, а его меланхоличный и отстраненный взгляд делал его похожим на статуи ангелов, которые порой можно увидеть не кладбищах. Смотря на него, Кристиан чувствовал, как сжимается сердце – столь глубокую и беспросветную печаль выражали эти большие темные глаза с длинными ресницами. Черты отрешенного лица юноши были мягкими и плавными: большие веки, прямой нос, тонкие губы, округлый подбородок. Он выглядел совсем юным – вот только молодые люди не смотрят так тяжело и устало.

В тот же момент лучи солнца, с самого утра прячущиеся за тучами, выглянули из-за облаков и пролили чистый золотистый свет на витражи. Картины из разноцветного стекла засияли изнутри чарующим мягким светом. По сравнению с полумраком, царившем внутри Страсбургского собора, красные, синие, желтые и зеленые осколки были невероятно яркими, а круглые окна-розы замерцали подобно цветкам, усыпанным драгоценными камнями.

Глаза незнакомца медленно расширились, и неожиданно в них, как в окнах, загорелся свет. Яркий блеск вспыхнул в его пепельно-серых радужках серебром, лицо внезапно просветлело, а весь его скорбный облик оживился благодаря отразившейся во взгляде безудержной надежде. В сиянии витражей он казался неземным существом.

С минуту Кристиан и седовласый юноша неотрывно смотрели друг на друга, и в широко распахнутых глазах последнего все больше проступало изумление – и будто бы узнавание. Однако Кристиан был уверен, что видел этого загадочного человека впервые. Он уже хотел спросить, как его имя, как тот внезапно зажмурился и поджал губы. Низко опустив голову, он повернулся и, сунув руки в карманы, порывисто зашагал к выходу из храма. Кристиан неловко отступил в сторону, и юноша, даже не взглянув на него, стремительно прошел мимо. Порыв воздуха донес со Кристиана едва уловимый аромат лаванды. Незнакомец быстро удалялся, полы его плаща, напоминающего сутану католического священника, развевались при ходьбе, а гулкий стук сапог эхом отражался от стен собора.

Прижимая к себе трость и цилиндр, Кристиан проводил его недоумевающим взглядом. Вскоре юноша вышел за дверь, но Кристиан еще долго смотрел ему в след. Он был в замешательстве: кто этот прекрасный человек и почему он так странно смотрел на него? Так смотрят на своих спасителей. И почему он так резко ушел, будто больше не желал видеть Кристиана, будто хотел сбежать?..

Досадливо нахмурившись, Кристиан шагнул к алтарю и сделал то, ради чего пришел сюда: горячо помолился Богу. Он просил у Господа защиты от злых сил, спокойствия и благополучия – как для себя и своего отца, так и для всех жителей Страсбурга. Когда он уже собирался уходить, раздался колокольный звон – пробило полдень. Юноша бросил взгляд на астрономические часы в углу: в них двигались фигурки, сменяющие друг друга каждые пятнадцать минут. Конструкция внезапно ожила – фигурка ангела перевернула песочные часы, из недр механизма выплыл Иисус Христос и прогнал Смерть в виде скелета.

Скоро ритмичный звон колоколов Северной башни смолк, и Кристиан не спеша покинул собор. К тому времени солнце успело скрыться в дымчатой пелене темных облаков. Ветер с шорохом гонял по брусчатке пыль и опавшие листья, резко похолодало – скоро должен был пойти дождь. Кристиан нехотя ускорил шаг и по пути домой заглянул в художественную лавку – магазинчик на углу улицы – в котором пахло старым деревом, пергаментом и медовым запахом акварели. У юноши она как раз закончилась. Купив несколько кисточек и тюбиков с красками, он пожелал хорошего дня продавцу и вышел на улицу – начался дождь, холодными каплями оседая на лице.

Спустя четверть часа Кристиан уже поднимался по ступеням поместья Дюбуа. Андре открыл ему дверь, и юноша с облегчением ощутил, как промозглый воздух сменяется теплом дома. Он передал дворецкому пальто, снял кожаные ботинки и цилиндр и поднялся на второй этаж. Вернувшись к себе в комнату, Кристиан разложил на столе покупки и, обернувшись, бросил задумчивый взгляд на мольберт с закрепленным на нем чистым холстом. Он с вчерашнего дня не мог решить, какую картину ему написать следующей – но сейчас испытывал непреодолимое желание изобразить юношу, которого повстречал в соборе. Он никак не мог выбросить из головы образ загадочного незнакомца, его тоскливые глаза и то, как окутывал его фигуру солнечный свет, падающий из стрельчатых окон.

Все-таки надо было спросить его имя. Кристиан редко писал портреты с моделей, но встреченный в соборе человек так и просился на холст – такие у него были необыкновенные черты лица, огромные глаза, похожие на бездонные омуты, и серебристо-белые локоны.

Побродив немного по сумрачной комнате, Кристиан поддался внезапному порыву и шагнул к пианино, стоящему у дальнего окна. Помимо живописи, он с детства увлекался игрой на фортепиано – мать всегда говорила ему, что у него музыкальные пальцы и ему стоит развивать в себе этот талант. Сев на табурет, он поднял лакированную деревянную крышку и, положив руки на клавиши, испустил глубокий вздох. Мелодию, которую Кристиан собирался играть, он сочинил после поездки в Прованс: деревенский мальчишка, с которым он там познакомился, спел ему песню, ставшую основой для композиции.

Юноша медленно заиграл, и из-под его пальцев, будто ручей, потекли высокие и звонкие ноты. Тоскливая, полная грусти и несбывшихся надежд мелодия плавно нарастала, но тут Кристиан поднял руку, вслушиваясь в умирающий, растворяющийся в шорохе дождя и стуке бьющихся о стекло капель, отзвук…

А потом его тонкие и длинные пальцы резко опустились на клавиши, быстро и стремительно затанцевав над ними, будто кружащаяся на балу пара. Музыка стала быстрой и ритмичной, чередуя высокие ноты с более низкими, которые отдавались от стен комнаты хрустальным переливом. Поднимаясь к пику, она устремлялась вниз подобно бушующим волнам, и таким же было ее настроение – будто в горечи проскальзывала радость, стремление жить и наслаждаться жизнью. А затем эта эйфория вновь сменялась нежной меланхолией.

Кристиан исполнял музыку с закрытыми глазами и покачивая головой. Это была самая эмоциональная композиция, которую он когда-либо сочинял и слышал. Она была такой же, как сама жизнь – с ее взлетами и падениям, а клавиши были ступеньками, по которым приходилось плавно спускаться и подниматься, вверх-вниз, и так до бесконечности.

Кристиан играл и играл, позабыв обо всем на свете – и, если бы не страсть к живописи, он мог бы стать достойным пианистом. В Эклатане была музыкальная комната с фортепиано, и когда в ней никого не было, он порой играл эту композицию. За годы юноша отточил ее звучание до мастерства, и каждый раз, исполняя ее, вспоминал свое детство, то время, когда его жизнь была весела и беззаботна… Когда матушка была еще жива, когда он целыми днями резвился среди лавандовых полей, и рядом с ним был его единственный за всю жизнь друг… Тот, благодаря которому родилась эта мелодия. Мелодия, которую он так и не услышал. Где он сейчас? Что с ним? И суждено ли им еще встретиться?

С еще большим чувством пробегая пальцами по клавишам, Кристиан нахмурился и открыл глаза. Столько лет прошло, он уже не маленький мальчик, но до сих пор скучает по тому лету… И может, будет скучать до конца своих дней.

Мелодия плавно затихала, угасая подобно свече, пытающейся засиять вновь, но в итоге неизбежно потухающей. Свече, от которой остается лишь дым, развеивающийся в воздухе… А за окном, по которому слезами стекали водяные капли, ветер раскачивал кроны яблонь и кленов, срывал увядшие листья, и те, кружась, уносились в туманную мглу неба.

Глава третья

Разбитая статуя

Дождь прекратился только с наступлением ночи.

Кристиан лежал в постели и смотрел, как ветер, проникающий сквозь приоткрытое окно, развевает полупрозрачную ткань балдахина. Юноша всегда спал с открытым окном – в духоте он не мог расслабиться и заснуть. Из-за этого в его спальне было довольно зябко, но он почти не чувствовал холода, до шеи закутавшись в мягкое пуховое одеяло.

Часы показывали уже почти час ночи, а сон к нему так и не шёл. Задумчиво смотря на белый полог, окружающий кровать, и на тени деревьев, скользящие по нему, он чувствовал смутную тревогу. В тонких ветках, тянущихся к окну по ту сторону стекла, ему чудились пальцы кошмарной Вдовы. Вспомнив о ней, он ощутил, как его тело пробирает дрожь. Что, если она явится к нему и в следующем сне? Юноша боялся, что она будет вновь угрожать ему и уговаривать обнять ее. Зачем ей так нужны были объятия? И как с помощью них вообще можно заключить сделку?

Разумом Кристиан понимал, что это было не более, чем дурное сновидение. Просто странный образ, возникший в его воображении, ошибка в работе головного мозга. Именно по этой причине у женщины во сне был странный облик и не менее странные речи.

Но в глубине души юноша чувствовал, что пугающая дама так просто его не оставит: интуиция подсказывала ему, что они еще встретятся. Как же защититься от того, кто приходит к нему во сне? Кристиан не знал, но неосознанно сжимал под воротом сорочки серебряный крестик.

Он не мог понять, по какой причине, но мысли его также постоянно возвращались к тому лету, когда ему исполнилось одиннадцать лет. Может, привидевшиеся прошлой ночью лавандовые поля пробудили эти давно похороненные воспоминания? Хотел бы он вновь пережить их. Ночи в Провансе были напоены свежим ароматом лаванды, а теплый ветерок очищал сердце и разум от тревог – что уж говорить про глубокое и синее звездное небо, будто покрытое алмазной пылью.

В ту июльскую ночь Кристиан точно так же лежал в кровати в маленькой, пахнущей деревом комнате постоялого двора, и смотрел в потолок. Лунный свет падал сквозь тюлевые занавески на окнах и окутывал комнату голубоватым сиянием.

Неожиданно в оконное стекло кто-то легонько постучал, и Кристиан, испуганно дернувшись и сев в постели, повернул голову к окну – сквозь занавески проступал темный мальчишеский силуэт. Тихо ахнув, он опустил босые ступни на скрипучий дощатый пол и шагнул к окну, поспешно открыв створки.

Его друг стоял снаружи и, держась одной рукой за двускатную крышу мансардного окошка, растянул губы в широкой и хитрой улыбке.

– Ты как сюда забрался? – шепотом спросил у него Кристиан и сразу же возмутился. – С ума сошел? Так же упасть можно!

– Да ладно тебе, всю жизнь по деревьям лажу и ничего, – пожав плечами, указал друг на толстые ветви дуба, раскинувшиеся рядом с крышей. – Не переживай за меня и лучше вылезай давай! – поторопил он, наклоняясь в оконном проеме и протягивая Кристиану бледную руку. – Ты ведь еще никогда не видел лавандовые поля ночью? Пойдем, тебе понравится! – оживленно воскликнул он.

– Но… – Кристиан в нерешительности оглянулся на дверь. – Если родители узнают…

– Не узнают! – отмахнулся друг. – Сам знаешь, они никуда не отпустят тебя посреди ночи. Остается лишь помочь тебе сбежать.

Он стоял, довольно улыбаясь и не опуская протянутой руки. Глядя на его фигуру, подсвеченную лунным светом, и на мерцающее ночное небо за его спиной, Кристиан ни за что бы не смог отказаться.

Он медленно протянул руку и ухватился за его хрупкие белые пальцы.

Вздохнув, Кристиан сбросил с себя одеяло, сел и, раздвинув полог, встал с кровати. Его внезапно потянуло на улицу – друг всегда говорил ему, что наблюдение за ночным небом помогает расслабиться и успокоиться. К тому же, свежий воздух – осенью он был особо бодрящим – наверняка поможет ему проветрить голову и как следует заснуть. Стены комнаты давили на Кристиана, заставляли чувствовать себя в ловушке, а снаружи, несмотря на холод, царили простор и свобода.

Кристиан вытащил из шкафа брюки и шерстяной свитер, который надел прямо поверх ночной рубашки и, чиркнув спичкой, зажег стоящий на тумбочке переносной фонарь. Его лицо озарилось теплым оранжевым светом, а тени от языков пламени заплясали по картинам и деревянным стенным панелям. Взяв фонарь в руку, Кристиан шагнул к выходу из комнаты, бросив перед этим взгляд на проступивший на холсте акварельный набросок – серые колонны собора, яркие мозаики витражей и юноша со сложенными в молитвенном жесте руками. Портрет незнакомца он рисовал до тех пор, пока не наступило время сна, и в воздухе еще едва уловимо пахло краской.

Дверь тихо скрипнула, когда Кристиан вышел в коридор. Крадясь в темноте, юноша радовался, что спальня отца находится в противоположном крыле дома – он бы не одобрил ночные походы сына на улицу. Вернувшись вечером после работы в департаменте, Климент поужинал в столовой вместе с сыном – как всегда в легком напряжении и молчании. Разговор их ограничился вопросом Климента о том, как прошел день сына, а тот, коротко сообщив о посещении собора, поинтересовался, как у того дела в департаменте. Ответ был, как всегда, один и тот же: «Дел невпроворот».

Климент всегда был занят работой и неохотно рассказывал о ней, если сын спрашивал подробности, а Кристиану, который уже три месяца подряд рисовал картины да читал книги в библиотеке, рассказывать было особо нечего. Живя в одном доме, они с отцом почти не общались, и оба ощущали из-за этого сильную неловкость.

Кристиан медленно спускался по лестнице, а свет лампы высвечивал ковер, стены и перила, золотившиеся в полумраке. Под тиканье высоких напольных часов, отсчитывающих минуты до часа ночи, юноша тихо пересек холл, накинул пальто, поставил фонарь на пол и отпер входную дверь ключом, который дворецкий всегда оставлял под вазой рядом со стойкой для тростей. Дверь отворилась, впуская в дом холодное дыхание ночи.

Кристиан ступил навстречу ледяной тьме и осенней сырости.

***

Ночной сад поместья Дюбуа был тихим и загадочным.

Кристиан неторопливо прогуливался по каменным дорожкам среди белых статуй, застывших во мраке. Фигуры греческих богинь и нимф, чьи платья развевались на воображаемом ветру, были столь искусно выточены из мрамора, что они выглядели как облитые краской люди и, казалось, вот-вот придут в движение. Побродив среди чахлых кустов живой изгороди и клумб с увядшими лилиями, он вернулся к расположенному на площадке перед домом фонтану. На ночь его выключали, и лишь кленовые листья плавали на водной глади, отражающей темные, как смог, облака. Черные силуэты деревьев, растущих под окнами поместья, шелестели на ветру и протягивали раскидистые ветви навстречу мрачному небу.

Кристиан поежился и поплотнее закутался в пальто. Он подумал, что всё-таки выйти на улицу ночью было не самой удачной идеей. Холодный воздух влагой оседал на коже, а дыхание вырывалось изо рта облачками пара. И пейзаж, открывшийся перед ним, был не сравним с ночными полями Прованса – на небе не было ни одной звезды, а в воздухе пахло не цветами, а озоном и мокрой землей.

Переступая через лужи, Кристиан обошел дом и ступил на задний двор, где тянувшаяся вдоль дорожки вереница крылатых ангелов с лицами, полными печали, вела к беседке в глубине сада. Здесь было особенно темно из-за близко посаженных друг к другу ясеней и кленов. Кружевное переплетение ветвей, с которых то и дело срывались на землю крупные капли воды, тяжелым пологом нависало над аллеей, и мрак разгонял лишь свет фонаря в руке у юноши. Пляшущие язычки пламени отражались в его глазах золотыми всполохами.

Тишину нарушали лишь звук шагов юноши и шелест ветвей. Вскоре Кристиан поднялся по белым ступенькам внутрь увитой плющом беседки с черной куполообразной крышей. Он поставил лампу на стол, сел на мраморную скамейку и рассеянно посмотрел вдаль, за ограду, где виднелись крыши домов. Глубоко вдыхая свежий воздух, юноша пытался отвлечься от мыслей о грядущем сне и даме с мотыльками, вместо этого размышляя о том, кем же был тот загадочный юноша в соборе? И что означает символ у него на спине? Кристиан никогда такого не видел – клинок и цветы мака.

Ощутив, что веки наконец-то наливаются тяжестью, и его начинает одолевать дрема, Кристиан решил, что пора возвращаться обратно в дом. Зевнув, он поднял со стола фонарь и устало поплелся назад по аллее.

Внезапно безмолвие ночи нарушил странный звук.

Вших-вших.

Кристиан остановился, нахмурил брови и настороженно огляделся. Фонарь закачался у него в руке, и оранжевый свет выхватил статуи, по лицам которых стекали мокрые дорожки, и покрытые дождевыми каплями ветви. Кусты зашуршали, заставив Кристиана напрячься всем телом, и из них, каркая и хлопая крыльями, вылетела ворона. Юноша выдохнул с облегчением и успокоил себя мыслью о том, что странный звук издала всего лишь застрявшая в кустах птица. Выбросив из головы беспокойные мысли, он зашагал дальше.

Через миг звук повторился. Он был похож на ритмичный шорох и тихое потрескивание, напоминавшее трение друг о друга деревянных палок. Но он не походил на шуршание ветвей – уж больно отрывисто и зловеще от звучал.

Замерев, Кристиан ощутил, как у него по спине пробегают ледяные мурашки.

Вших-вших.

Звук доносился откуда-то со стороны дома. Нервно сглотнув и выставив перед собой руку с фонарем, Кристиан медленно двинулся вперед. Кусты по бокам дорожки трепетали, шелестя листьями на ветру и усиливая тем самым тревогу юноши. Шуршание все не прекращалось, и Кристиан начал волноваться, внимательно всматриваясь в темноту: ничего не разглядеть.

Когда он дошел до угла дома, звук стал громче и отчетливее. Кристиан резким, нервным движением поднял лампу над головой. В тот же миг облака расступились, и сквозь прореху в тучах выглянул белый круг полной луны, осветив бледным призрачным светом стену усадьбы.

Кристиан ошибся. Оно было не в кустах.

Оно притаилось на стене.

Между окнами первого и второго этажей сидело жуткое существо, сотканное из тьмы и ужаса, а его силуэт отбрасывал на стену длинную, вытянутую, пугающую тень. Раскинув в стороны шесть гигантских паучьих ног, оно висело вниз головой и наблюдало за Кристианом огромными белесыми глазами. Этот мертвый, стеклянный взгляд пронизывал юношу насквозь, смотрел прямо в его душу. Из жирного паучьего брюха вырастало иссохшее, как у трупа, покрытое черной сморщенной кожей человеческое тело. Костлявые руки с длинными пальцами и острыми когтями безвольно свисали по бокам от головы, а из живота чудовища торчали два коротких придатка, трущихся друг о друга с глухим звуком. Этот жест был свойственен помойной мухе, учуявшей хороший кусок пищи.

Вших-вших.

Судорожно втянув в себя воздух, Кристиан широко распахнул глаза. Фонарь выпал у него из рук и, упав на каменную плитку, разбился на множество осколков, которые со звоном рассыпались у ног юноши. Пламя погасло, и аллею вновь поглотила тьма.

А тень на стене, по-прежнему освещенной лунным светом, внезапно задвигалась.

Кристиан громко вскрикнул и бросился прочь из сада. Еще никогда он не бегал так быстро. Стремительно несясь по дорожке вдоль дома, он чувствовал, как по телу разливается ледяной, всепоглощающий ужас. Его кровь, казалось, вот-вот покроется инеем и застынет в жилах, заставив сердце, бьющееся в сумасшедшем ритме, остановиться. Услышав, как по стене заскребли паучьи лапы, юноша чуть не задохнулся от накрывшей с головой паники. Краем зрения он видел длинную тень ползущего по боковой стене поместья чудовища.

Кристиан вылетел из-за угла дома и чуть не упал, поскользнувшись в луже, а за его спиной послышался удар массивного тела о землю. Отчаянно вскрикнув, Кристиан понесся вдоль выстроенных в ряд у правого крыла дома статуй. Еще немного, и он добежит до крыльца.

Тут над головой мелькнула тень, и сердце Кристиана замерло. Прыгнувший вперед монстр задел юношу огромными лапами и рухнул прямо на скульптуры, а сбитый с ног Кристиан пролетел вперед и повалился на землю, в кровь разбив лицо.

Грохот разорвал безмолвие ночи, обнадеживая, что кто-нибудь в поместье услышит шум и придёт на помощь. Белый мрамор разбился вдребезги, части статуй разлетелись во все стороны. Обломок ангельского лица приземлился рядом с Кристианом. Юноша со стоном поднял голову и, не обращая внимания на жгучую боль и кровь, текущую из разбитого носа, вскочил на ноги. Пошатываясь и спотыкаясь, он кинулся к крыльцу. Монстр позади заворочался, скидывая с себя каменные осколки.

Взбегая по ступеням, Кристиан, обрадованный близостью убежища, уже потянулся к ручке двери, но не успел ее коснуться. Шустро перебирая конечностями, тварь рванулась вперед и прыгнула на юношу, толкнув лапами в спину и выбив почву у него из-под ног. Вскрикнув, Кристиан упал со ступеней, пролетел пару метров и рухнул на землю, сильно ударившись головой и плечом.

Лежа на твердой и холодной земле, Кристиан с трудом смог втянуть в себя воздух – удар выбил из его легких весь кислород. В ушах звенело, а тело юноши после падений охватила глухая, ноющая боль. Голова раскалывалась, кровь струей текла из разбитого носа, заливая губы и ушибленный подбородок, а во рту стоял неприятный металлический привкус. Не в силах даже пошевелиться, Кристиан приоткрыл глаза…

И истошно закричал.

Прямо перед собой он видел обтянутое черной кожей лицо, напоминающее морду глубоководной рыбы: раскрытая в беззвучном крике пасть с тонкими, как иглы, зубами, оплывший хрящ на месте носа, огромные мутные глаза, уставившиеся в пустоту. Монстр нависал на ним, склонившись всем телом и заключив Кристиана в клетку широко расставленных лап, с явным намерением разделаться с жертвой. Скрестив растущие из впалого живота придатки, он еще ниже опустил голову и распахнул рот, обдав юношу смрадным дыханием, пахнущим плесенью и тухлой рыбой.

Судорожно дыша, Кристиан отвернул голову и зажмурился. От ужаса тело юноши сотрясала дрожь, и он не мог думать ни о чем, кроме как о приближающейся смерти.

Вших-вших.

А ведь он только начал жить. Он совсем молод – и столько еще не успел в этой жизни. Он ведь мечтал стать выдающимся художником…

Лица Кристиана коснулись, прочертив царапину на испачканной грязью щеке, острые, как кинжалы, когтистые пальцы.

В голове у Кристиана проносилась вся его жизнь: объятия мамы перед сном, прогулки по городу с родителями, семейные ужины, наполненные весельем и смехом, сбор яблок в саду, лазурные волны Средиземного моря, бег по лавандовому полю, церковь в провансальской деревушке с фресками, изображающими небеса, печальная песнь в звездной ночи, мальчик с развевающимися на ветру черными волосами, солнечный свет, заливающий учебный класс в Эклатане, алые черепичные крыши Тулузы, безмолвие библиотеки и стопки книг в кожаных переплетах, звонкие звуки, рожденные клавишами пианино, долгие часы, проведенные за мольбертом…

«Я не хочу это терять», – с отчаянием осознал Кристиан, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.

И решил, что не отдаст свою жизнь какому-то уродливому демону. Куда лучше сражаться до последнего, чем лежать и ждать, когда придёт смерть. Вот только биться с монстром голыми руками – настоящее безумие.

Кристиан распахнул глаза. Что там дедушка рассказывал о встрече с призраком? Его отпугнули молитва и крест?

Подняв дрожащую руку, юноша коснулся места на груди, где под свитером и сорочкой прятался крест, а затем, резко дернув за цепочку, сорвал его с шеи. С яростным криком он сунул его прямо под нос чудовищу.

А в следующий миг безмолвие ночи разорвал пистолетный выстрел.

Глава четвертая

Экзорцисты

Звук выстрела эхом прокатился по площадке перед поместьем. Держа в руке покачивающийся крест, Кристиан с изумлением смотрел на рану, зияющую в виске монстра, когда сбоку, со стороны ворот усадьбы, раздался стук сапог и звонкий, насмешливый возглас:

– Наконец-то! Мы нашли его!

Вопреки ожиданиям, застывшее чудовище не рухнуло наземь, а резко отпрыгнуло назад, к крыльцу. Звук шагов стремительно приближался, и во тьме раздался еще один выстрел, заставивший монстра отпрыгнуть еще дальше. Кристиан, по-прежнему вытянув вперед руку с крестом, не спускал глаз с чудовища и не успел ничего сообразить, когда кто-то склонился над ним и притянул к себе. В воздухе повеяло свежим ароматом лаванды.

А спиной к нему, озаренная лунным светом, стояла девушка в черном плаще и целилась в демона из пистолета. Её коротко подстриженные волосы касались подбородка, а на спине была изображена эмблема – меч, увитый цветами мака. Зачарованно глядя на нее, Кристиан широко раскрытыми глазами смотрел на то, как она поднимает и опускает руку, раз за разом стреляя в монстра из пистолета. Чудовищный паук прыгал из стороны в сторону, а звуки выстрелов гулким эхо отражались от стен поместья.

– Вы в порядке? – раздался над ухом Кристиана чей-то мягкий, мелодичный голос.

Кристиан повернул голову и встретился взглядом с темными глазами, смотрящими на него из-под полуопущенных век и обрамленными белыми ресницами. Юноша задержал дыхание, а глаза человека, который обнимал его за плечи, изумленно расширились.

Это был тот самый юноша, которого Кристиан видел вчера в Страсбургском соборе. В лунном сиянии, с белоснежной кожей и искрящимися серебром локонами, он казался эфемерным, потусторонним существом, подобным привидениям из старых легенд.

Незнакомец приоткрыл рот, будто хотел что-то сказать, но замолк и отвернул голову. Глубоко вздохнув, он бросил взгляд на девушку, без остановки стреляющую в монстра, и произнес:

– Здесь опасно, вам нужно уйти. Можете двигаться? Я помогу вам подняться.

Кристиан слабо кивнул и поднялся вместе с юношей, который крепко держал его за плечи. Встав, Кристиан пошатнулся и едва не упал – незнакомец вовремя подхватил его. Вокруг все плыло, голова кружилась, а из носа не переставая сочилась кровь, горячей струйкой стекая по подбородку. Стиснув зубы, Кристиан с поддержкой белокожего юноши доковылял до крыльца и поднялся по ступеням как раз в тот момент, когда дверь приоткрылась, и из проема, держа в одной руке канделябр с горящими свечами, а в другой – ружье, выглянул перепуганный Андре.

– Что за шум? – громко спросил дворецкий и, приоткрыв дверь пошире, заметил стоящих на крыльце юношей. При виде окровавленного Кристиана лицо Андре лишилось всех красок. – М-молодой г-господин, что с вами?! – запинаясь, спросил мужчина.

– Ты долго еще, Микаэль? – вдруг крикнула девушка с пистолетом.

Взгляд Андре переместился юношам за спину и наткнулся на скачущего по площадке паука. Дворецкий, в ужасе распахнув рот и выпучив глаза, уставился на чудовище.

– Ч-что это такое?!

– Монстр, – с бесстрастным лицом отозвался незнакомый юноша. – Лучше позаботьтесь о нем, – он аккуратно подтолкнул Кристиана к дворецкому.

– Объясните мне, что происходит! – потребовал Андре. От страха его голос стал непривычно высоким, и мужчина едва на срывался на визг. – Откуда взялось это чудовище? И кто вы такие?

– Экзорцисты. Не беспокойтесь, мы защитим вас, – говоря всё тем же ровным тоном, бросил юноша и, развернувшись, быстро спустился с крыльца.

– Что с вами случилось, молодой господин? Как вы оказались ночью на улице? У вас всё лицо в крови! Нужно срочно обработать ваши раны! – засуетился Андре. Если бы не занятые руки, он бы точно схватился за голову. – Пойдемте в дом!

– Не сейчас, Андре, – решительно качнул головой Кристиан и обернулся.

Воздух дрожал от сотрясавших его пистолетных выстрелов. Монстр лихорадочно перепрыгивал с одного места на другое, изредка предпринимая попытки напасть на девушку, которая стремительно уклонялась и отступала, разворачиваясь на каблуках, а затем вновь вскидывала пистолет. Полы черного плаща кружились вокруг нее, будто юбка танцовщицы на балу. В лунном свете было видно, что она широко улыбается и посмеивается, а ее глаза за стеклами необычных разноцветных очков сверкают уверенностью. Кристиан никогда не видел человека, который излучал бы такую ауру бесстрашия и непоколебимости.

Однако несмотря на то, что паучье брюхо, туловище и голова монстра были покрыты дырами от пуль, он до сих пор не был мертв. Юноша, которого, как теперь выяснил Кристиан, звали Микаэль, подбежал к девушке, и она спросила его:

– Ты его запомнил?

– Да, – кивнул Микаэль, неотрывно глядя на чудовище.

– Ну и тварь! – с усмешкой воскликнула девушка. – Подумать страшно, чей эмпирсенс её породил!

– Не отвлекайся, – оборвал ее юноша.

Демон метался по саду, руша изящные статуи и ломая кусты живой изгороди, а девушка, не опуская вытянутой руки, разворачивалась вокруг своей оси и пыталась прицелиться в него из пистолета.

– А сам чего стоишь? – горячо возмутилась она. – Пой, давай! Думаешь, так просто попасть в сердце такого ноктюрна? Смотри, как резво скачет!

Кристиан, не обращая внимания на застилающую разум боль, неотрывно смотрел на экзорцистов и не понимал, о чем они говорят. Что такое «эмпирсенс»? Почему незнакомка назвала монстра «ноктюрном»? Разве это не жанр музыки? И зачем Микаэлю петь?

Кристиан начал думать, что при падении повредил голову, когда седовласый юноша неожиданно… запел.

Звуки выстрелов, цоканье паучьих лап, шорох ветвей – всё заглушил этот мягкий, неторопливый голос, такой же ангельский, как и внешность Микаэля. Он пел так, словно стоял на сцене в оперном театре, а не посреди ночного сада, разгромленного чудовищем. Опустив веки, он прижимал правую руку к груди, а левую протянул в сторону монстра, движения которого внезапно замедлились и стали неуклюжими.

Медленная, протяжная песня, казалось, заставила всё вокруг замереть: капли воды на листве, плывущие по небу облака, холодный ночной ветер. Кристиан, забыв о саднящем лице, стоял в дверях, не в состоянии пошевелиться. Голос Микаэля окутывал его подобно ласковому, свежему ветерку, даруя покой и умиротворение. Боль оставила дрожащее тело юноши, позволив ему расслабиться и обмякнуть, разум избавился от тревожных мыслей, а дыхание стало ровным и размеренным. Веки устало опустились, и Кристиан почувствовал, будто проваливается куда-то, тонет в звуках этой проникновенной мелодии, будто в омуте. Кристиан вспомнил то чувство, когда он, будучи совсем маленьким, лежал у мамы на руках, а она укачивала его, гладила по спине и тихо напевала колыбельную. Песня Микаэля вызывала такое же ощущение уюта и безмятежности, будто ничего страшного никогда не случится.

Моргнув, Кристиан осознал, что песня, которую исполняет Микаэль и есть колыбельная. Обращаясь к демону, он убаюкивал его, уговаривал заснуть, обещая, что всё будет хорошо, что впереди ждут только свет и надежда. Мерцающий на груди крест, серебряные волосы и алебастровая кожа, будто светящаяся изнутри, придавали ему еще большее сходство с ангелом, спустившимся с небес, чтобы изгнать порождение Дьявола. Кристиану почудилось, что он видит белые перья, кружащиеся вокруг фигуры юноши.

И тут монстр резко остановился рядом с фонтаном и задрожал всем телом, будто в судорогах, а девушка поймала момент и, нацелив пистолет чудовищу в грудь, нажала на курок. Короткой вспышкой мелькнув в воздухе, пуля пронзила тело демона, попав ему прямо в сердце. Покачиваясь и скребя лапами по каменным плитам, чудовище завалилось назад и с шумом рухнуло на землю.

Микаэль умолк, и слова песни растаяли в воздухе, подобно кружащимся на ветру снежинкам, а девушка опустила дымящееся дуло пистолета и, подув на него, ленивым движением убрала оружие в кобуру на поясе рядом с висящей в ножнах рапирой.

– Фух, какое счастье, – шумно выдохнула она. – Мы две ночи за ним гонялись.

Она подняла очки на лоб и достала из кармана кожаной сумки на поясе коробок спичек. С совершенно невозмутимым видом – будто в нескольких метрах от нее не лежал еще подергивающийся труп демона, а вокруг не валялись обломки статуй – она зажгла спичку, чей оранжевый огонек на миг осветил ее усталую улыбку, достала из того же кармана сигарету и поднесла ее к пламени. Глубоко затянувшись, она шумно выдохнула и с довольным выражением лица посмотрела вдаль.

Микаэль с укором посмотрел на нее и повернулся к крыльцу в тот момент, когда за спиной Кристиана прозвучал низкий и строгий голос:

– Что здесь происходит? Я слышал выстрелы.

Кристиан и Андре вздрогнули и мгновенно обернулись: над ними с канделябром в руке возвышался Климент Дюбуа. Хозяин поместья был высоким, широкоплечим мужчиной, чьи русые волосы уже тронула седина. Даже встав посреди ночи, он выглядел безупречно: усы были аккуратно завиты, из прически не торчало ни одного лишнего волоска, а на домашнем халате не было ни одной складочки. На его длинном, с резкими чертами лице застыло суровое выражение.

Взглянув на сына, Климент нахмурился еще больше. Между его густых бровей пролегла глубокая морщина.

– Кристиан, что с твоим лицом?

Не церемонясь, Климент отодвинул сына и слугу, спустился по ступеням и, заметив Микаэля, решительно шагнул к нему.

– Кто вы такие и как пробрались в мой сад? – гневно спросил мужчина, стиснув челюсть. Во взгляде Микаэля мелькнула растерянность, и он отступил на шаг, а девушка за его спиной как ни в чем не бывало продолжала курить сигарету. – Это вы стреляли? Почему мой сын ранен? Я сейчас же позвоню в полицию! – рявкнул Климент.

– Постой, отец, ты всё не так понял! – умоляюще вскричал Кристиан, бросившись к отцу. – Они спасли меня от монстра! Оглянись!

Кристиан обернулся и указал на труп чудовища пальцем. Климент проследил за взглядом сына, и его глаза ошеломленно расширились. Резко побледнев, граф с опаской шагнул ближе, рассматривая существо. Оно лежало с поднятым кверху брюхом, а его длинные конечности время от времени подергивались.

– Это чудовище напало на меня, – дрожащим голосом сказал Кристиан и встретился взглядом с Микаэлем. Тот всматривался в лицо юноши, будто пытаясь что-то в нем отыскать. – Эти люди не грабители, отец, а экзорцисты. Я был бы уже мертв, если бы не они.

Кристиан шагнул к Микаэлю и в переизбытке чувств схватил его за руку, облаченную в черную перчатку. Тот дернулся, с изумлением и настороженностью глядя на юношу.

– Вы спасли мне жизнь! – в неимоверном облегчении воскликнул Кристиан, сжимая руку незнакомца. Сердце юноши быстро стучало в груди. Он до сих пор был не в силах поверить, что избежал смерти от лап демона, и всё благодаря двоим экзорцистам, вовремя явившимся на помощь. – Как мне отблагодарить вас?

– Не стоит. Это наша работа, – покачал головой Микаэль и осторожно высвободил свою руку. Отступив на шаг и приложив ладонь к груди, он неожиданно поклонился Кристиану, и серебристые локоны упали ему на ключицы. – Просим у вас прощения за то, что прибыли так поздно. Наша вина, что мы подвергли вас смертельной опасности, – искренне произнес Микаэль, не поднимая головы, и в его словах Кристиану послышалась горечь.

– Мы бы прибежали быстрее, если бы не пришлось перелезать через ограду, – хмыкнула девушка в плаще.

– Что вы, вы не виноваты! – замахал руками Кристиан, неловко глядя на склонившегося перед ним экзорциста.

– Ч-что это такое? И как оно проникло в мой сад? – наконец с трудом выговорил Климент и выпрямился, с ужасом глядя на Микаэля. На лице всегда собранного и хладнокровного графа отразилось такое ошеломление, какое Кристиан видел лишь раз в своей жизни – когда его мама заболела чахоткой.

Девушка цокнула языком и вздохнула.

– Без паники, месье. С недавних пор в вашем городе был замечен монстр, а мы его нашли и изгнали, – лениво проговорила она и вновь поднесла сигарету к губам. Выдохнув дым и опустив руку, она продолжила. – Вы что, в первый раз слышите о нечисти и одержимых? Я думала, об этом пишут в газетах. Мы с Микаэлем – экзорцисты, и в нашу работу как раз входит разбираться с такими вот дьявольскими отродьями, – девушка скривилась и бросила полный отвращения взгляд на труп.

– Это демон, да? – выдохнул Кристиан, пораженный внезапной догадкой. – Его наслала на меня та безликая вдова? Это она – Дьявол? – он опустил голову и тяжело сглотнул, вцепившись руками в край своего пальто. – Да, точно, Дьявол, – прошептал юноша. – Она сказала, что я пожалею, отказав ей… Это она послала монстра убить меня…

Лихорадочно дыша и уставившись перед собой невидящим взглядом, он попятился и, споткнувшись об обломок статуи, едва не упал.

– Какая вдова? – в удивлении подняла брови девушка, а Микаэль рядом с Кристианом резко выпрямился и устремил на юношу напряженный взгляд.

– Из моего сна…

– Из вашего сна? Что она говорила вам? Как выглядела? – с беспокойством расспрашивал Микаэль.

– Она была в черном траурном платье и… У нее не было лица… Она появилась словно из ниоткуда, вокруг нее стелился синий туман… – глядя в пустоту, бормотал Кристиан.

– Туман?! – воскликнула девушка.

– Подожди, Хонори, – Микаэль жестом заставил ее замолчать.

– И цветы лаванды рядом с ней тут же увядали и обращались в прах. С ее появлением все вокруг стало серым и потускнело. Она предложила мне заключить сделку – пообещала, что вернет к жизни… – Кристиан замолк и несмело поднял глаза на отца, который смотрел на сына, сдвинув брови. – Мою мать, если я позволю ей обнять меня.

– И вы отказали ей? – уточнил Микаэль.

– Да. Она выглядела пугающей, а потом стала угрожать мне…

– Но это же просто сон моего сына, – заметил Климент. – Мало ли, что там могло ему присниться. Какое отношение это имеет к тому чудовищу?

– Вот это неожиданность! – Хонори бросила сигарету на землю и, затушив ее носком сапога, двинулась к Кристиану. – Да, Мика? Как нам повезло! Приехали, чтобы изгнать ноктюрна, а он привел нас прямо к сомну! – с радостной улыбкой восклицала она, раскинув руки в стороны.

Микаэль молчал, продолжая пристально и как-то мрачно смотреть на Кристиана. В отличии от Хонори, он не выглядел воодушевленным, и наоборот, встревожился еще сильнее.

– Не торопи события, Хонори, – медленно проговорил он. – Нужно выяснить, какова природа сновидений у господина Кристиана.

– Да и так ясно, что он сомн! – всплеснула руками девушка. – Всё, как ты говоришь! Он осознает себя, хорошо запоминает сновидения, ощущает ауру соиллюра и видит его эмпирсенс! – она с горящими глазами повернулась к Кристиану, и тот непонимающе моргнул.

–Да что всё это значит? – возмутился Климент, с раздражением переводя взгляд с одного экзорциста на другого. – О чем вы говорите, молодые люди? Я вас не понимаю!

– Что значит «сомн»? – в недоумении спросил Кристиан у Хонори.

– Нам надо с вами поговорить, – всё так же неторопливо, но твердо произнес Микаэль. – Прямо сейчас. Господин, вы позволите нам пройти в дом? – он обернулся к хозяину поместья. – У меня есть особая заживляющая мазь, и я могу помочь обработать раны вашего сына.

– Да, конечно, проходите… – помедлив, кивнул Климент.

– Хонори, ты не могла бы его сжечь? – Микаэль указал рукой на монстра.

– А что сразу я-то? Ладно, минуточку.

Развернувшись, Хонори достала из сумки палочку благовоний и подожгла её. Лунный свет давно померк и угас, вновь скрывшись за плотными тучами, и во тьме затрепетал крохотный огонёк, а в воздухе повеяло сладковатым ароматом ладана. Девушка стремительным шагом обогнула фонтан, наклонилась над трупом и коснулась его палочкой. Останки монстра в мгновение охватили языки пламени, устремившись вверх оранжевыми всполохами. Кристиан вздрогнул и зажмурился от яркого, ослепляющего света, вспыхнувшего по мраке ночи, а его отец шагнул к Хонори, на темную фигуру которой пламя отбрасывало красноватые отсветы.

– Вы что, пожар устроить решили? – возмущенно вскричал он, и тут пламя погасло столь же быстро, как и занялось. Огромный паук рассыпался горкой серого пепла, от которой поднималась к небу струйка ароматно пахнущего дыма. Ветер подхватил пепел с земли, и тот развеялся в воздухе.

– Что вы все такие нервные? – фыркнула Хонори, оборачиваясь к графу. – Эти благовония делает наша исследовательская лаборатория, они позволяют… Эмм… – она подняла глаза к небу. – Устранить последствия нашей работы. Надо же как-то избавляться от трупов.

Она мило улыбнулась Клименту, и тот, смерив ее суровым взглядом, повернулся к дому и поднялся на крыльцо. Кристиан последовал за ним. В дверях по-прежнему стоял Андре, с бледным лицом наблюдающий за происходящим. Отступив в сторону, он придержал дверь для господина, Кристиана и двоих экзорцистов.

– Скажи завтра Бернару, чтобы он убрал весь этот беспорядок, – бросил Климент дворецкому. В отличии от остальных слуг, приехавших издалека, садовник Бернар жил в Страсбурге и вечером, с позволения хозяина, уходил домой.

В холле возле коридора, ведущего в боковое крыло усадьбы, столпились горничные и кухарка в наспех одетых платьях и со свечами в руках. Женщины встревоженно смотрели на вошедших.

– Андре, зажги камин в гостиной на втором этаже, – распорядился Климент. – Элоиза и Виоль, принесите чай, угощения и лекарства. Кристиан сильно поранил лицо.

Служанки поспешно кивнули, бросившись исполнять приказы, а граф степенной походкой направился к лестнице и, высоко подняв канделябр, начал подниматься по ступенькам. Золотая отделка стен с вензелями и гербы рода Дюбуа, изображающие раскидистое яблоневое дерево, мерцали в свете свечей.

– Какая роскошь, – не удержавшись, присвистнула Хонори. – Вы, похоже, очень богаты?

У себя за спиной Кристиан услышал, как Микаэль тихо шикнул на нее. Для женщины Хонори вела себя дерзко и вызывающе, что сбивало Кристиана с толку. Он еще не свыкся с тем, что одним из его спасителей была девушка – девушка с коротко стриженными волосами и умеющая пользоваться оружием! Все женщины, которых он встречал, укладывали локоны в прически, носили пышные платья и падали в обморок при малейшем душевном волнении. Хонори же вела себя так, словно не боялась никого и ничего, а чужое мнение её вовсе не интересовало.

Отец Кристиана прочистил горло и сдержанно произнес:

– Я – глава рода Дюбуа, граф Климент Дюбуа. Вы находитесь в моем фамильном особняке. И да, я богат.

– Прошу прощения за бесцеремонность моей спутницы, Ваша Светлость, – с подчеркнутой вежливостью проговорил Микаэль. – Для нас честь посетить ваш дом. Мы благодарим вас от всей души.

– Вы спасли моего сына и избавили нас от чудовища. Принимать вас в качестве своих гостей – это меньшее, что я могу сделать, – с той же учтивостью ответил ему Климент, и Кристиан, зная характер своего отца, который порой был резким, облегченно выдохнул.

К этому времени они уже поднялись на второй этаж, и граф толкнул дверь в гостиную. Обернувшись, Кристиан заметил, что Микаэль внимательно разглядывает картины на стенах погруженного во мрак коридора. Следом за хозяином дома все прошли в просторную комнату. Большая гостиная отличалась дорогим убранством – потолок подпирали резные деревянные колонны, стены были обшиты дубовыми панелями, с больших окон свисали желтые портьеры. В центре возле низкого столика стояли кресла и диван, обитые золотистым шелком. Андре, вошедший последним, поставил свой канделябр на каминную полку и отодвинул кованую решетку.

Климент разместил подсвечник на столике и опустился в кресло, положив руки на подлокотники и всем своим видом показывая, кто хозяин этого дома. Кристиан снял с себя пальто, испачканное землей и кровью, и в смущении опустил взгляд – ночная сорочка торчала у него из-под свитера на манер юбки. Он бы никогда в жизни не явился бы в таком виде к гостям, но обстоятельства сложились иначе.

Хонори, не снимая своего плаща, похожего на сутану, плюхнулась на диван и, закинув ногу на ногу, облокотилась на спинку. Кристиан, неловко сев в кресло рядом, встретился с ней взглядом, и девушка с улыбкой подмигнула ему, еще больше вогнав юношу в краску.

– Позвольте нам представиться, – поклонился Микаэль. Отблески свечей играли на его волосах, придавая им золотистый оттенок. – Меня зовут Микаэль Морел, я экзорцист третьего ранга. Моя спутница – Хонори Вент, экзорцист второго ранга. Мы члены организации под названием ФОЭС – Французского общества экзорцистов и сомнов, и приехали из штаба в Париже по просьбе служителей Страсбургского собора.

– Ага, эта тварь навела у вас здесь шуму. Хорошо еще, никого не сожрала, – хмыкнула Хонори, а Кристиан почувствовал, как кровь отливает обратно от лица. Опоздай экзорцисты на одну минуту, и он мог быть убит. При мысли об этом юноша чувствовал, как всё его тело начинает бить дрожь.

Микаэль, холодно взглянув на нее, откинул полы плаща и, вернув лицу привычное равнодушное выражение, сел рядом на диван.

– Кстати, месье Кристиан, как вас угораздило выйти ночью на улицу? Это мы по городу гоняем, а вы, обычные люди, должны мирно спать у себя в кроватках, – хихикнула Хонори.

– Я… – юноша замялся, чувствуя на себе пронзительный взгляд отца. Наверняка тот позже сделает ему выговор. – Мне не спалось, поэтому я вышел прогуляться.

– Впредь не советую вам отправляться на ночные прогулки, – склонила голову Хонори. – Ноктюрны активны именно в темное время суток. Нам было бы гораздо проще, если бы во Франции ввели комендантский час, – вздохнула она.

Тем временем Андре разжег камин, и над дровами полыхнули язычки пламени, озарив комнату уютным оранжевым светом. В гостиной сразу стало светлее, тьма отступила по углам, а серебряные кресты на груди экзорцистов загадочно блеснули. Кристиан, успевший продрогнуть от ночного холода и намокнуть после падения на покрытую лужами землю, с наслаждением ощутил, как тепло пледом окутывает его тело.

– И часто вы охотитесь на таких чудовищ? – с мрачным видом поинтересовался граф. – Откуда они вообще берутся?

– Ой, а мы еще не сказали? – приподняла бровь Хонори. – Это кошмары или, как называем их мы, экзорцисты, ноктюрны3. Монстры, которых порождают дурные человеческие чувства, мысли и воспоминания, которые люди видят в своих снах.

В гостиной повисла неловкая тишина, в течение которой граф и его сын с недоумением смотрели на экзорцистов, продолжающих сидеть с непроницаемыми лицами.

– Ночные кошмары? – наконец нарушил безмолвие Кристиан. – Вы хотите сказать, ожившие дурные сны? Но как такое возможно?

– Вы, конечно, подумали, что напавшая на вас тварь – это демон, посланник Дьявола, – сделала жест рукой Хонори. – Это верно, только если считать за дьявольское начало негативные эмоции, зло и пороки, хранящиеся в душах людей. У каждого человека есть свои причины для злости, печали и тревоги, и эти чувства непременно находят выход в их снах. Вы ведь знаете, что сон – это область бессознательного? Так вот, все подавленные эмоции, затаенные обиды и внутренние страхи преобразуются в некие сущности, преследующие людей во снах и питающиеся их страданиями. Они – оживший ужас, пришедший из мира снов и воплотившийся в реальности.

Пока Хонори говорила, в гостиную вошли горничные. Элоиза поставила на стол поднос с плошкой с водой, емкостью со льдом, скрученной в рулон марлевой тканью, ватой и бутылочкой спирта. Шедшая за ней Виоль расставила на столе чашки с чаем и тарелки с бисквитами и печеньем.

Встревоженно поглядывающая на Кристиана Элоиза уже взяла в руки марлю, когда Микаэль обратился к ней:

– Прошу прощения, мадам, но, если молодой господин позволит, я сам обработаю его раны, – аккуратно произнес он и перевел взгляд на Кристиана. – Если вы, конечно, мне доверяете.

– Да, разумеется, – закивал Кристиан. Микаэль поднялся со своего места, изящной походкой обогнул стол и склонился над подносом.

– Можете идти, – обратился Климент к слугам, и те с поклоном удалились за дверь. – Вы хотите сказать, мадмуазель Вент, что на моего сына напали человеческие эмоции, обратившиеся в монстра и… проникнувшие в наш мир?

– Да, именно так, – ответила Хонори, взяв с блюдца шоколадное печенье.

– Но это же какая-то чушь! – выпалил Климент, сурово сдвинув брови. – Причем здесь вообще сны? И с чего вы взяли, что эти монстры приходят из них?

– О-о-о, мы еще как знаем! – протянула Хонори и громко рассмеялась. – Верно, Мика?

Экзорцист, смочив марлю в воде, шагнул к Кристиану и жестом попросил его повернуть голову. Юноша, чувствуя неловкость, прикрыл глаза и ощутил, как Микаэль бережно стирает с его лица кровь и грязь. Вопрос Хонори он старательно проигнорировал.

– Ой, да ну тебя, – энергично жуя печенье, девушка повернулась обратно к графу. – Проблема в том, что ноктюрнов невозможно убить, действуя только снаружи. В реальном мире находится их телесная оболочка, которую уничтожаем мы, экзорцисты, пустив им серебряную пулю в сердце. Но, так скажем… – Хонори замолкла, подбирая слова. – Душа кошмара находится во сне. Если ее не развеять, со временем монстр вновь воплотится в реальности. Чтобы предотвратить это, сомны находят ноктюрнов в мире снов и заставляют их исчезнуть.

Кристиан с трудом понимал то, о чем говорила девушка, но старался внимательно слушать её, приложив к носу холодный компресс, который сделал для него Микаэль. Подбородок, лоб и скулы по-прежнему саднило, а головная боль усилилась, мешая как следует сосредоточиться – виски словно сжимал металлический обруч.

– Вы сказали, что я сомн. Что это значит? – слабым голосом спросил юноша.

Микаэль вылил на кусок ваты спирт и приложил его к скуле Кристиана, заставив юношу громко ахнуть от шипящей, прожигающей кожу насквозь боли.

– Прошу прощения, – шепотом, едва слышно произнес экзорцист.

Его лицо находилось совсем близко, и Кристиан в очередной раз поразился его белой, идеально гладкой коже. Обрабатывая ссадины юноши, Микаэль, ощутив на себе его пристальное внимание, поднял глаза и на мгновение встретился с Кристианом взглядом. Радужки экзорциста были столь темного серого оттенка, что казались почти черными. Несмотря на то, что в его глазах отражались всполохи пламени, они казались безжизненными и пустыми, напоминая сгоревшие угли. Микаэль поспешно отвел взгляд, а Кристиан подумал о том, как у такого красивого человека могут быть такие тусклые, мертвые глаза.

– Это значит, что вы нам очень, очень нужны, – расплылась в довольной ухмылке Хонори и потянулась за еще одним печеньем. – Сомны – единственные, кто может уничтожить нечисть полностью, вырвать зло с корнем. Господин граф, вот вы можете управлять вашими снами?

Климент, держащий в руках чашку с чаем, непонимающе взглянул на нее.

– Я редко вижу сны, мадмуазель. Но, нет, не могу, – отрывисто проговорил он.

– Вот и я такая же, – кивнула Хонори. – А Микаэль и, по всей видимости, ваш сын умеют. Таких людей, как они, называют сомнами, в честь древнеримского бога сновидений Сомнуса. Сомны редко встречаются среди людей, и все они владеют навыком осознанного сна, а значит, могут отыскать в том мире ноктюрна и развеять его, – девушка выпрямилась и подалась к Кристиану. Её изумрудные глаза ярко блестели в свете камина. – Итак, господин Кристиан, расскажите нам, какие они, ваши сны? Можете ли вы их контролировать? Ощущается ли происходящее во сне так, словно происходит на самом деле?

– Да, всё верно. С тех пор, как я вернулся в поместье три месяца назад, мне только такие сны и снятся. Всё очень ярко, красочно, о чем не подумаю – оно тут же предстает перед глазами. Мне кажется, будто все это наяву. Но та безликая женщина… Вы знаете, кто она? И почему она так хотела заключить со мной сделку? – недоумевал Кристиан.

– Кристиан, это, наверное, просто плод твоего воображения… – скептически заметил граф.

– Нет, – внезапно прервал его Микаэль. Он закончил обрабатывать раны и теперь кусочком ваты наносил на ушибы мазь из баночки, которую достал из поясной сумки. – Вдова, которую видел месье Кристиан, не часть его сознания, а оскверненная душа умершего человека.

Кристиан озадаченно уставился на него.

– Значит… она призрак? Перед тем, как она явилась мне во сне, я видел свою маму. Она тоже была настоящей? Я разговаривал с ней? Это была ее душа? – с надеждой спросил он.

Уголки губ Микаэля опустились, и он скользнул по юноше печальным взглядом.

– Нет, – повторил экзорцист. – Ваша матушка была всего лишь осколком ваших воспоминаний. Ее душа уже очистилась и переродилась, а женщины с ее именем больше не существует. Мне очень жаль, – его рука, наносящая мазь на щеку Кристиана, задержалась немного дольше положенного, словно утешая.

Кристиан в смятении взглянул на своего отца, и несмотря на то, что лицо графа не выражало эмоций, юноша заметил в его глазах скорбь. Вместе с ним Кристиан повернул голову к большому портрету, висящему над камином и написанному приглашенным художником семь лет назад. На нем Климент, одетый в элегантный костюм, с выпрямленной спиной и высокомерно поднятым подбородком опирался рукой на спинку стула, на котором сидела Люси, мягко улыбаясь. Десятилетний Кристиан стоял между ними – в матросском костюмчике и с розовыми от смущения щеками.

Отвернувшись, Кристиан обнаружил, что Микаэль, проследив за его взглядом, разглядывает портрет. В его глазах отражались сожаление и тоска, словно он разделял с Кристианом его горе.

– Извините, но я не понимаю… – пробормотал юноша. – Почему моя мама – осколок моих воспоминаний, а Вдова – душа умершего человека? И как души проникают в мир снов?

Чем больше он слушал объяснения экзорцистов, тем меньше что-либо понимал.

Микаэль выпрямился, достал карманные часы и, откинув крышку, посмотрел на циферблат.

– Уже поздно, а мне еще нужно очистить ноктюрн и оскверненную душу, которую встретил месье Кристиан. Предлагаю оставить объяснения до утра, – он обернулся к графу. – Ваша Светлость, можем мы навестить ваше поместье в девять часов? Разговор будет не быстрый, а наш поезд в Париж уходит в полдень.

Климент медленно кивнул.

– Вы позавтракаете с нами? Слуги накроют стол на четверых.

– Просим прощения, граф, но нам хотелось бы поговорить с вашим сыном наедине, – усмехнулась Хонори и скосила взгляд на Кристиана. – Ведь только ему решать, захочет ли он стать экзорцистом после того, как мы расскажем ему всю правду о мире сновидений.

Кристиан удивленно воззрился на нее. Он – и стать экзорцистом? Но ведь всего какой–то час назад он едва избежал смерти от когтей ужасного чудовища!

– Экзорцистом? – Климент повысил тон и наклонился в кресле, сердито сдвинув брови. – Мой сын? Вы с ума сошли? Я не допущу, чтобы Кристиан, потомок знатного рода, рисковал собой и сражался с монстрами! – возмутился он.

– Зря вы так, – подняла брови и скривила уголок рта Хонори. – Быть экзорцистом весьма престижно. Мы работаем одновременно на церковь и государство, поэтому платят нам много. Поверьте мне, как потомственному экзорцисту – это достойная профессия. Титула, как у вас, у моей семьи нет, но мы весьма богаты и имеем большое влияние. А сомны куда чаще не сражаются с ноктюрнами, а оказывают другим экзорцистам поддержку, как Микаэль своим пением. Большую часть своей работы они выполняют во сне, а это по большей мере безопасно. Впрочем, месье Кристиан и сам сейчас всё увидит. Поверьте, вы не хотите стать одержимым, – обращаясь к юноше, усмехнулась Хонори. – Покажи нашему сомну, Микаэль, как происходит очищение оскверненных душ и кошмаров. Заодно проверишь, насколько он владеет осознанным сном.

Микаэль забрал у Кристиана компресс и достал из кармана сумки на широком кожаном поясе стеклянный флакон с прозрачной, мерцающей голубоватым светом жидкостью.

– Месье Кристиан, выпейте это снотворное, – попросил он. – Оно поможет вам быстро заснуть. Одного глотка будет достаточно.

– Что вы собираетесь дать моему сыну? – рассерженно спросил Климент. – Зачем ему пить снотворное?

– Уверяем вас, оно совершенно безопасно! – подняла ладони в успокаивающем жесте Хонори. – Его тоже сделали сотрудники нашей лаборатории. Этот препарат позволяет сомнам мгновенно заснуть, а затем легко и быстро прийти в себя по истечении пятнадцати минут. Чтобы изгнать соиллюра4 – так мы называем оскверненные души – из сна месье Кристиана, нужно, чтобы Мика проник к нему в сон. Поэтому они оба должны заснуть, – пояснила она.

Кристиан несмело взял протянутый Микаэлем флакон.

– Вы запомнили, как выглядела та Вдова? – спросил экзорцист, и когда Кристиан кивнул, продолжил. – Представьте ее после того, как заснете.

– Как же вы проникните ко мне в сон? – с любопытством поинтересовался юноша.

– Объясню позже. Пейте.

Кристиан поднес флакон к губам и осторожно сделал глоток. Снотворное было прохладным, а по вкусу – мягким и свежим, напоминающим мяту. Проглотив жидкость, Кристиан успел лишь вернуть флакон Микаэлю, когда перед его глазами все потемнело, голова стала тяжелой, а веки закрылись сами собой.

Последним, что он запомнил перед тем, как сознание покинуло его, был серебряный крест на груди седовласого юноши, облаченного в черную сутану.

Глава пятая

Колыбельная для мертвеца

Кристиан падал в бесконечную черную пропасть.

Непроницаемая, как окутывающий тело саван, тьма обступила его со всех сторон. На какие-то доли мгновения юноша испугался, что ослеп: он даже не видел своего собственного тела и вытянутых рук, которыми безуспешно пытался ухватиться за бесплотный мрак. Кристиана охватило острое чувство потерянности и одиночества. Он с отчаянием подумал о Микаэле, который дал ему загадочное снотворное. В его сознании возник образ бледного юноши, освещенного струящимся из окон собора светом – и падение внезапно прекратилась.

Тьма посерела и стала медленно рассеиваться, растекаясь по сторонам подобно пролитому на стол чаю. Кристиан упал спиной на твердую поверхность и с удивлением наблюдал за тем, как перед его взором предстает сводчатый потолок, а вверх тянутся изящные колонны. Под потолком мерцали разноцветными бликами витражи, отбрасывая на стены призрачные, как рябь на воде в солнечный день, отсветы.

Вдруг над юношей склонилось усталое лицо Микаэля, глядящего на него из–под полуопущенных век. Длинные волосы водопадом свисали по бокам от его головы. У Кристиана возникло странное чувство дежавю, что когда-то кто-то уже стоял так, склонившись перед ним.

– Я же сказал вам подумать о Вдове, – медленно произнес экзорцист.

Кристиан изумленно моргнул и открыл рот.

– Вы? Но как вы здесь?..

Он подумал о Микаэле, и тот не только возник перед ним, но и заговорил с ним так, словно они по-прежнему находились в реальности!

– Это лишь в очередной раз доказывает, что вы сомн, – равнодушно отозвался Микаэль. – Поднимайтесь, у нас мало времени.

Он отошел в сторону и протянул Кристиану руку. Тот, всё еще пребывая в недоумении, ухватился за его изящные длинные пальцы и поднялся на ноги. Оглядевшись, он обнаружил, что и в самом деле находится в Страсбургском соборе, и они с Микаэлем стоят в проходе между рядами скамеек.

– Мы, сомны, можем являться людям во снах. Для этого мы должны всего лишь представить перед собой нужного человека и мысленно сосредоточиться на его облике. Я подумал о вас, а вы, похоже, обо мне, и мы нашли друг друга в этом измерении, – снисходительно объяснил Микаэль.

– То есть, я могу встретиться во сне с любым знакомым мне человеком? – изумился Кристиан.

– Да. Но сейчас, подумайте, пожалуйста, о Вдове, – Микаэль замолк, а затем добавил. – Не волнуйтесь, я не дам вас в обиду. Нам нужно было заснуть именно для того, чтобы я мог избавить вас от преследования.

Кристиан кивнул. Переход из яви в сон произошел так быстро и незаметно, что юноша не сразу вспомнил, что от него требовалось. Он опустил веки и представил перед собой безликую женщину в траурном платье.

А пару мгновений спустя он услышал шорох крыльев множества насекомых и в испуге распахнул глаза.

В нескольких метрах от него стояла она. Лицо женщины было вновь скрыто вуалью, вокруг нее, шелестя крылышками, вились десятки черных мотыльков с черепами на спинках, а по каменному полу собора стелился густой синий туман, чьи завитки обвивали ножки скамеек.

– О, мой милый мальчик… – прошептала Вдова. – Ты все-таки изменил свое решение и вспомнил обо мне? Теперь ты позволишь мне обнять тебя? – ласково спросила она, медленно раскинув руки в стороны.

Кристиан напряженно сглотнул, но тут вперед него выступил Микаэль, загородив юношу собой. Кристиану сразу стало неловко, ведь он был шире в плечах и на целую голову выше экзорциста.

– А ты кто такой? – холодно спросила женщина, а мотыльки вокруг нее зловеще зашелестели.

– Экзорцист, явившийся очистить вашу душу, – с решимостью сказал Микаэль, вытянул вперед руку и запел.

Сначала его слова звучали тихо и отрывисто, будто бы несмело. Голос юноши слегка подрагивал, и Кристиан чувствовал, что тот волнуется. Однако даже несколько строк, произнесенных им, заставили Вдову замереть. Кристиан ощущал ее настороженный взгляд, пронзающий ткань вуали, слово толщу воды, и поежился, обхватив себя руками за плечи. Он никак не мог уложить в голове, как колыбельная способна изгнать силы зла – юноша привык, что священники и экзорцисты используют для этого молитвы. В то же время, если вся нечисть, известная человечеству – демоны, монстры, призраки, ожившие мертвецы – на самом деле представляют собой воплощения ночных кошмаров, изгнание их с помощью колыбельных имело смысл. Микаэль буквально отправлял их обратно в мир снов.

Песня стала звучать увереннее, а ее слова – отчетливее. Она была такой же протяжной и нежной, как и та колыбельная, что исполнял экзорцист в битве с пауком, но ее смысл был несколько иным. Юноша просил Вдову перестать лить слезы и оставить всю свою боль, обиды, ошибки и переживания позади. Он обещал, что ее душа очистится от скверны и отправится на перерождение, а там, в новом теле, ее ждет счастливая, спокойная, полная радости и гармонии жизнь.

Он протягивал руку к Вдове в спасительном жесте, и в словах его не чувствовалось той суровости и строгости, которые представлял себе Кристиан у священника, изгоняющего Дьявола. Он был ласков, подобно матери, успокаивающей плачущего ребенка поцелуями в лоб, и Кристиан с изумлением обнаружил, что его глаза наполняются слезами. Как бы он хотел, чтобы кто-нибудь так же утешил его самого и даровал душе истинный покой…

Кристиан как зачарованный смотрел на спину Микаэля – худую и узкую, но казавшуюся такой сильной сейчас. Мелодичный голос экзорциста гулким эхо отражался от стен собора – несмотря на то, что это был всего лишь сон. Слова колыбельной пронизывали воздух, превращая его в чистейший хрусталь. Когда Микаэль пел, все вокруг него преображалось – время будто останавливалось, а цвета становились ярче. Стекла в витражах мерцали такими невероятными красками, каких Кристиан никогда не видел в жизни. Но больше всего преображался сам Микаэль – его равнодушие и отстраненность уступали место неподдельным эмоциям. Он пел – и казался по-настоящему живым человеком, а не каменной статуей.

Кристиан знал лишь одного человека в своей жизни, который пел так же чисто и искренне, вкладывая в песню всю свою душу.

А Вдова тем временем испуганно пятилась и прижимала костлявые пальцы к ушам, будто хотела спрятаться от колыбельной. Тяжело, прерывисто дыша и низко опустив голову, она вздрагивала всем телом, а мотыльки вокруг нее беспокойно махали крылышками. Приглядевшись, Кристиан заметил, что туман вокруг нее редеет и блекнет, выцветая до голубого.

Чем дольше пел Микаэль, тем невыносимее становилось Вдове. Внезапно она не выдержала, запрокинула голову, а из ее горла вырвался пронзительный, полный муки вопль. Спотыкаясь и чуть ли не падая, она остановилась недалеко от алтаря и сдернула с себя вуаль, обнажая белый шар лица. Резким движением вскинув руку, Вдова отправила мельтешащих вокруг нее мотыльков вперед, и те шелестящим роем устремились на юношей.

Кристиан ахнул и отступил на шаг, а Микаэль продолжил невозмутимо стоять, вытянув вперед руку с раскрытой ладонью. И, о чудо, нахлынувший на них рой разлетелся в стороны, будто столкнулся с невидимой преградой. Кристиан изумленно огляделся по сторонам, наблюдая за тем, как мотыльки растворяются в воздухе, сгорая в сиянии витражей.

Голос Микаэля стал еще выше, заполнив собой все воображаемое пространство собора. А Вдова заверещала еще пронзительнее – так, что стыла кровь в жилах – и внезапно бросилась к юношам. Туман вокруг нее стремительно таял, струйками дыма развеваясь за спиной.

Их разделяло всего несколько метров, когда фигуру женщины охватило белое, ослепительное сияние, подобное солнцу, а затем она коротко вспыхнула и… исчезла.

Микаэль закончил петь и тихонько выдохнул, оборачиваясь к замершему за его спиной Кристиану.

– Вот и всё… – утомленно произнес он и запнулся, посмотрев Кристиану в лицо. Глаза экзорциста слегка расширились в изумлении. – Месье Кристиан? Отчего у вас слезы?

Кристиан ойкнул и утер кулаком выступившую на глазах влагу.

– Простите, просто… Вы так чудесно и проникновенно поете. Где вы этому научились?

Несколько мгновений Микаэль продолжал удивленно смотреть на Кристиана, а затем его лицо смягчилось, и он ответил:

– Благодарю за похвалу, – он опустил голову, прикрыв глаза, а затем вновь посерьезнел. – А сейчас, Кристиан, пожалуйста, перестаньте думать обо мне и представьте перед собой что-нибудь другое. Мне нужно очистить ноктюрна, который напал на вас, поэтому вам лучше перейти в другой сон.

– Это опасно? – наклонил голову Кристиан. – Очищать ноктюрнов?

– В зависимости от того, насколько они могущественны. В мире снов кошмары могут лишь запугивать людей и манипулировать эмпирсенсом, создавая иллюзию того, что человеку грозит опасность. Все ноктюрны питаются негативными эмоциями жертв. Чем больше страха они поглощают, тем сильнее становятся и тем больше вероятность, что они проникнут в реальность. Вам нужно запомнить – вне зависимости от того, станете вы экзорцистом или нет – ноктюрны не могут навредить душе человека так, как могут навредить телу в реальности. На куски они ее не разорвут, но способны вызвать всплеск темного эмпирсенса, который в крайне редких случаях может вызывать осквернение души человека, и тогда он становится безумным… Такими людьми тоже занимаются сомны. Знайте, что души человеческие неприкосновенны, их нельзя уничтожить, но соиллюры могут захватить их и занять место в теле. Это называется одержимостью… – внезапно разговорившийся Микаэль осекся и поджал губы, а на его лицо набежала мрачная тень. – Давайте мы с Хонори объясним вам всё утром.

Кристиан согласился: он всё равно с трудом понимал то, что рассказывал ему экзорцист.

– А можно мне посмотреть, как вы будете очищать кошмар? – юноше было любопытно, как Микаэль справится с монстром, но гораздо больше он желал еще послушать его пение. Оставлять экзорциста одного ему тоже не хотелось. – Рядом с вами мне не будет страшно, – поспешил заверить он.

Микаэль бросил на него полный сомнения взгляд.

– Вы уверены, что хотите вновь встретиться лицом к лицу с существом, которое собиралось убить вас?

– Да, я… хочу убедиться, что оно больше никогда не нападет на меня, – нервно улыбнулся Кристиан.

– Так и быть. Но учтите – страх, ненависть и отвращение делают ноктюрна сильнее. Если начнете испытывать негативные эмоции, прошу вас – перейдите в другой сон и не усложняйте мне работу, – отчеканил Микаэль.

Экзорцист повернулся и на несколько мгновений прикрыл глаза, а Кристиан с изумлением наблюдал за тем, как интерьер Страсбургского собора поглощает тьма, из которой проступили знакомые очертания – площадка с фонтаном, чахлые кусты живой изгороди и белые статуи. Юноши переместились в ночной сад поместья Дюбуа.

А напротив, окруженный плотным облаком синего тумана, стоял тот самый ноктюрн с рыбьей головой. Уставившись на юношей невидящим взглядом, он раскрыл зубастую пасть и поднял мушиные лапки на брюхе.

Вших-вших.

Кристиан вздрогнул и шагнул поближе к Микаэлю, который распахнул глаза и, не медля ни секунды, запел вновь. Кошмар, зацокав лапами, быстро пополз к ним, но, услышав мягкий, обволакивающий голос, попятился и пошатнулся на длинных ногах. Микаэль исполнял ту же самую колыбельную, которой изгонял ноктюрна в реальности.

Вскоре ноктюрн уже бился в судорогах и царапал длинными когтями свое оплывшее лицо, раздирая кожу до крови – та склизкими черными каплями падала на землю. Смотреть на это было так жутко, что Кристиан невольно сжался и поморщился, отвернув голову. Микаэль, похоже, почувствовал его эмоции, поэтому бросил на юношу хмурый взгляд и толкнул его к себе за спину. Кристиан с трудом заставил себя успокоиться, переключив свое внимание с корчащегося монстра на нежное пение экзорциста перед собой.

Туман вокруг чудовища постепенно истончался и таял, а вместе с ним и бледнел сам кошмар, становясь полупрозрачным, подобно призраку. Спустя несколько минут от него не осталось ничего, кроме синей дымки, которая быстро развеялась в воздухе.

А затем всё вокруг потемнело, и Кристиана выдернуло из сна – так, словно он стоял, наклонившись над краем обрыва, и кто–то резко схватил его за руку и поставил на ноги.

***

Юноша дернулся и распахнул глаза, удивленно глядя перед собой. Напротив него, сжимая руками подлокотники кресла, в напряженной позе сидел Климент и сверлил сына глазами. Увидев, что тот очнулся, он выдохнул с заметным облегчением. Хонори, вальяжно развалившись на диване, пила чай из фарфоровой чашки, а рядом с ней, сложив руки на коленях и низко опустив голову, сидел Микаэль. Он еще не проснулся.

– Кристиан, как ты? С тобой всё в порядке? – потребовал ответа обеспокоенный граф.

– Да, только голова немного кружится, – кивнул юноша, прикоснувшись пальцами к виску.

– Скоро пройдет, это побочный эффект Слёз Гипноса5, – сделав глоток из чашки, улыбнулась Хонори. – Так называется снотворное, которое дал вам Микаэль. Оно незаменимо для сомнов, когда нужно уничтожить кошмар. Не всегда ведь удается быстро заснуть, а ноктюрна в мире снов можно отыскать, только если хорошо помнишь его облик. Человеческий мозг несовершенен, и детали быстро испаряются из памяти, поэтому мы стараемся покончить с кошмаром как можно скорее, – объяснила она.

В тот момент Микаэль, резко втянув в себя воздух, дернулся и подался вперед. Раскрыв глаза, он несколько мгновений смотрел перед собой невидящим взглядом и шумно, тяжело дышал, словно ныряльщик, долго находящийся в воде без кислорода. Наконец экзорцист пришел себя, сглотнул и медленно перевел взгляд на Кристиана – и в его глазах юноше почудился странный проблеск отчаяния, мольбы и надежды.

– Видите, у Мики тоже есть побочный эффект, – сказала Хонори и со звоном поставила чашку на блюдце, пока юноши продолжали смотреть друг на друга. – Ну, как прошло? Ты очистил ноктюрна и душу, донимающую нашего новоиспеченного сомна? Кстати, ты проверил, он и правда сомн?

– Да, – кивнул Микаэль, упершись локтями в колени. – Нет никаких сомнений, что месье Кристиан является сомном.

– Чудесно! – хлопнула в ладоши Хонори. – Нарцисс будет в восторге!

– Не спеши, Хонори, – одернул воодушевившуюся девушку Микаэль. – Кристиан еще ничего не решил, – холодно произнес он. – Он может отказаться. Не каждый захочет становиться экзорцистом, только потому что умеет странствовать во снах.

– Как же ты мне надоел со своим скептицизмом! – цыкнула Хонори, сердито взглянув на него. – Я вот уверена, что Кристиан согласится! – с широкой улыбкой повернулась она к юноше. – Экзорцист – профессия древняя и благородная. Мы – защитники душ человеческих и борцы против сил зла, желающих вторгнуться в наш мир. Мы очищаем его от грехов и изгоняем тьму из сердец людей. Это великая честь – бороться против демонов, живущих внутри у каждого человека, и прокладывать путь к свету во имя Господа, – вдохновенно проговорила она.

Глядя на то, как горят ее глаза, Кристиан зачарованно приоткрыл рот и приложил руку к груди – туда, где обычно висел крест, который юноша положил в карман пальто и еще не успел надеть обратно.

– Я не спорю, что ваша профессия прекрасна и добродетельна, но я видел труп чудовища, которого вы убили, и не хочу, чтобы мой сын рисковал собой! Даже во имя Бога. Кристиан нужен мне здесь, и я уже подыскиваю для него должность в департаменте. Он не может стать экзорцистом, – твердо произнес Климент.

– Я понимаю ваши чувства, граф, – прикрыл веки Микаэль. – Мы не будем уговаривать месье Кристиана, если он не хочет подвергать себя опасности, и просто объясним ему, как защитить себя от влияния кошмаров и оскверненных душ.

– Эй, Микаэль! – вскричала Хонори, в возмущении вскинув брови. – Ты что такое говоришь? Сам же знаешь, как нам тяжело охотиться на ноктюрнов, когда среди членов ФОЭС так мало сомнов. Мы и в штабе-то не так часто бываем! Для нас каждый экзорцист на вес золота! Месье Кристиан бы облегчил жизнь всем нам, и тебе в первую очередь!

– Хонори, хватит, – отрезал Микаэль, не поднимая глаз. – Как ты уже говорила, Кристиан сам сделает свой выбор.

– Позвольте мне высказаться… – робко подал голос Кристиан, и все повернулись к нему. – Я плохо понимаю то, о чем вы мне рассказываете, и, если честно, уже запутался. Но, чтобы понять, хочу ли я стать экзорцистом, мне нужно больше узнать о вашей работе. Узнав от вас все подробности, я дам свой ответ, – пообещал юноша, не догадываясь, что в глубине души уже принял решение.

– Оставим разговоры до утра, – согласился Микаэль. – А сейчас нам пора, Хонори.

Экзорцист в несколько глотков осушил чашку с чаем, поднялся с дивана и склонил голову перед графом. Хонори захватила с тарелки еще одно печенье и, подмигнув Кристиану, тоже вскочила со своего места. Кристиан взял один из канделябров и с разрешения отца вызвался их проводить.

В погруженном во мрак холле их уже ждал Андре. Когда они подошли к дверям, Хонори обернулась.

– Кристиан, вы правда очень нужны нам, – внезапно посерьезнев, сказала она и посмотрела юноше в глаза. – Сомны редко встречаются, и каждый из них – спаситель человечества. Мы очень надеемся, что вы присоединитесь к нам и станете экзорцистом.

Кристиан неловко кивнул. Андре раскрыл двери, впуская внутрь холодный ночной воздух, и девушка подняла руку в прощальном жесте.

– Ждите нас утром, месье Кристиан! – весело улыбнулась она.

Юноша снова кивнул и взглянул на Микаэля, стоящего к двери вполоборота и искоса смотрящего на него. Поймав взгляд Кристиана, он отвернулся и стремительно перешагнул порог.

– До встречи, – прошептал Кристиан.

Глава шестая

Сон и смерть

Той ночью Кристиан так и не смог заснуть.

Когда он вернулся к себе в спальню, было почти три часа ночи. По комнате гулял сквозняк, и сквозь развевающиеся на ветру занавески внутрь проникал сумрачный синеватый свет. Прикрыв окно и стянув с себя испачканный кровью свитер и брюки, юноша устало повалился на постель и, сделав глубокий вздох, посмотрел на тканевый занавес балдахина. После мази, которую нанес ему на лицо Микаэль, ушибы и ссадины перестали саднить, но голова болела так, словно по ней ударили молотом. Кристиан надеялся, что теперь, когда опасность в облике Вдовы его миновала, он сможет погрузиться в приятный и спокойный сон, но в итоге пролежал, развалившись поперек кровати, до самого рассвета. Перед внутренним взором то и дело представало уродливое, перекошенное лицо монстра с пустыми глазами, и юношу сразу начинала бить дрожь. Тяжело дыша, с колотящимся сердцем, он размышлял о том, как ему повезло отделаться одними ушибами. Он выжил – и всё благодаря загадочным экзорцистам, вовремя явившимся на помощь.

Эта ночь в одночасье изменила его представление о мире. Монстры, которыми родители пугают непослушных детей, а местные жители – одиноких путников, на самом деле реальны. Вполне возможно, что все эти легенды о замках с вампирами, заброшенных особняках с привидениями и оживших мертвецах на кладбищах вовсе не сказки и не байки. Нечисть существует – Кристиан убедился в этом своими собственными глазами. И сам видел, как серебряная пуля пронзила чудовищу сердце.

Но куда больше сбивало его с толку то, что так называемые демоны появляются во снах людей. Монстры – порождения человеческих страхов, печалей и злобы, и пугающие существа, которые, как он всегда думал, всего лишь навеянные разумом образы, на деле вполне реальны и могут обрести плоть и кровь в мире людей. Значит ли это, что снящиеся ему в детстве кошмары, из–за которых он с воплями просыпался и бежал в спальню родителей, могли потом стать реальностью? И как мертвецы способны разговаривать с живыми во снах, а затем захватывать их тела? Какая правда кроется за миром грёз?

Кристиан знал лишь одно – он является неким сомном, в которых нуждаются экзорцисты. Человеком, странствующим во снах и способным развеивать кошмары. Таким же, как Микаэль. Седовласый юноша был для него загадкой – почему он так странно посмотрел на него в соборе? Его поведение было холодным и сдержанным, но при этом он проявлял к Кристиану заботу. Если сомны так нужны экзорцистам, почему Микаэль, в отличии от Хонори, не настаивает на том, чтобы Кристиан присоединился к ним?

От этих бесконечных вопросов мигрень у Кристиана становилась только сильнее.

Он задумался о своей жизни. Отец хотел устроить его на работу в департамент, чтобы сын всегда находился рядом, был обеспечен в будущем и не потерял статус в глазах общества, занимая важную должность. Но хотел ли этого сам Кристиан?

Вовсе нет. У него не было ни малейшего желания работать чиновником, но он не хотел расстраивать отца.

Живопись, в свою очередь, была всего лишь хобби: для того, чтобы много заработать на картинах, нужно быть очень талантливым. Кристиан талантливым себя не считал, поэтому его желание стать художником было не более, чем мечтой.

Спустя пять лет, полных одиночества и усердной учебы и проведенных вдали от дома, в отсутствии близких друзей Кристиану хотелось быть по–настоящему нужным! Любовь отца была всего лишь родительской привязанностью, а юноше хотелось быть понятым и принятым.

С этими мыслями он встретил золотистые лучи солнца, проникающие в комнату через окна. День обещал быть по–настоящему особенным – раз уж даже солнце спустя месяц вышло из-за серых облаков. Часы на прикроватном столике показывали половину восьмого, и Кристиан с трудом поднялся с постели. Его одолевала слабость, но мысль о том, что сегодня ему расскажут всю правду о мире снов, придавала юноше сил.

Взглянув в зеркало в ванной комнате, Кристиан обнаружил, что синяки на его лице расцвели фиолетовыми пятнами. Он тяжело вздохнул и решил, что даже они не должны испортить его безупречный внешний вид перед встречей с гостями. Отыскав Элоизу, Кристиан попросил ее набрать горячей воды в ванну и, поблагодарив ее, тщательно вымылся в мыльной воде. Затем он привел в порядок прическу и, убедившись, что выглядит подобающе – не считая лиловых пятен на скулах, носу и подбородке – облачился в чистую белую рубашку и брюки. Его отцу с выбором одежды помогал Андре, но Кристиан от услуги дворецкого отказывался, так как привык следить за собой сам.

К тому времени, когда Кристиан спустился обратно в столовую, слуги уже накрыли завтрак, а за столом, выпрямив спину, сидел Климент и разрезал ножом пышный омлет. Он поднял на сына внимательный взгляд и кивнул ему. Пока Кристиан садился на стул напротив, они пожелали друг другу доброго утра.

– Как твое самочувствие? – спросил Климент.

– Всё в порядке. Благодаря нашим новым знакомым, отделался лишь синяками, – натянуто улыбнулся Кристиан, беря с блюдца мягкую бриошь.

– Кристиан, послушай… – граф нахмурился и отложил нож. – Я не хочу, чтобы ты становился экзорцистом, – с суровым видом заявил он.

– Отец, прошу вас, давайте не сейчас, – устало вздохнул юноша и откусил кусок от булочки. – Я еще не принял решение. Позвольте мне выслушать мадмуазель Вент и месье Морела, а потом мы с вами поговорим.

Он умоляюще взглянул на Климента, и тот кивнул, пусть и продолжая хмуриться. У Кристиана не было ни малейшего желания спорить с отцом, особенно когда не выспался. Глаза слипались, и юноша с трудом подавил зевок: за всю ночь он поспал лишь пятнадцать минут, в течение которых находился под действием снотворного. В голове была неприятная, зудящая пустота, и ныла она так, словно Кристиана посадили внутрь церковного колокола и с силой ударили по нему.

Как только часы в холле отбили девять ударов, в дверь постучали, и Андре поспешил впустить гостей в дом. Кристиан как раз закончил с завтраком и вместе с отцом вышел им навстречу.

– Доброе утро, граф и месье Кристиан! – широко улыбнулась, обнажив белые зубы, Хонори. – Как ваши дела? Кровь носом больше не идет? – хихикнула она, ставя на пол чемодан и снимая с себя приталенное черное пальто. На этот раз экзорцисты были одеты не в похожие на сутаны плащи, а в обычную одежду: платье глубокого цвета морской волны с надетым поверх жакетом подчёркивало выразительные грудь и бедра девушки. Микаэль позади нее медленно снимал с шеи длинный, василькового цвета шарф.

– Со мной всё хорошо, мадмуазель.

– Ну да, я вижу, – с иронией хмыкнула Хонори и подняла брови. – Как жаль. Этот ноктюрн заметно подпортил ваше красивое личико.

Кристиан раскрыл рот и тут же захлопнул его обратно, мгновенно залившись краской. Он ощутил, как пылает лицо: еще никогда ни одна девушка не называла его красивым.

– Перестань, Хонори, – одернул ее Микаэль, а граф возмущенно глянул на гостью и многозначительно прокашлялся.

– Не надо так смущаться, – рассмеялась Хонори и передала Андре свое пальто. – А синяки скоро пройдут, вот увидите. Ну что, пойдемте в гостиную?

Экзорцисты оставили свои чемоданы в холле и последовали за Кристианом в ту же гостиную, в которой они беседовали ночью. Климент, напоследок смерив гостей взглядом, удалился в свой кабинет – ему и в выходные дни хватало работы.

Комнату заливал солнечный свет, и Кристиан подивился тому, как резко поменялась погода. Из окон, выходящих на сад, виднелось бледно-голубое небо с проплывающими по нему облаками. Микаэль и Хонори снова расположились на диване, а юноша сел в кресло. Вскоре горничные принесли подносы с тарелками, ломящимися от макарон6, канеле и эклеров, и кофейный сервиз.

– Мы подумали, что в столь ранний час господа пожелали бы отведать кофе, – доброжелательно сказала Элоиза, разливая ароматный напиток по фарфоровым чашкам с рисунком в виде роз. – Но для вас, молодой господин, мы приготовили ваш любимый Эрл Грей.

– Благодарю, Элоиза, – кивнул Кристиан, и горничные с поклоном удалились.

– А вы почему не будете кофе, месье Кристиан? Неужели выспались? – хмыкнула Хонори, с усмешкой глядя на юношу. Теперь, при свете дня, Кристиан мог рассмотреть ее как следует. Хонори была стройной, с женственными формами, но при этом во всем ее облике чувствовались сила и стать воина. На ней хорошо смотрелись бы как доспехи, так и бальное платье. Девушка неуловимо напоминала Кристиану Жанну Д’Арк на картинах художников. Темно-каштановые волосы Хонори были ровно подстрижены на уровне подбородка, а из-под прямой челки хитро блестели большие аквамариновые глаза, похожие на кошачьи. Лицо в форме сердечка, вздернутый нос и полные алые губы придавали ей особое очарование.

– Я очень редко пью кофе, – ответил Кристиан.

– Почему? Не любите? – Хонори взяла чашку с блюдца и откинулась на спинку дивана. Микаэль рядом с ней самозабвенно поглощал сладости, одним за другим уплетая разноцветные макароны. Он ел их, не сняв с рук черных перчаток и низко опустив голову, из-за чего его лица почти не было видно за копной седых волос. Сегодня он был одет в свободную белую блузу с воротником-стойкой, поверх которой его тело плотно облегал темно-лиловый жилет. Под плащом он оказался еще более худым и хрупким, а длинные оборки на манжетах делали его более похожим на аристократа, чем Кристиана.

– Люблю, просто… – замялся Кристиан, неловко отводя взгляд. – У меня от него голова болит.

– Жаль… – протянула Хонори, сделав глоток из чашки, на краешке которой остался след от помады. – Кофе отлично бодрит. Для экзорцистов он незаменим, ведь мы все время работаем по ночам, гоняясь за ноктюрнами – днем они обычно прячутся где-нибудь. Микаэль, вон, одним только кофе и питается, – хмыкнула она, повернувшись к напарнику. – И сладостями. Пора тебе избавляться от этих зависимостей и начать нормально есть. Ты себя в зеркало видел? У тебя все кости торчат…

– А ты когда курить бросишь? – парировал Микаэль, выпрямившись и холодно посмотрев на девушку.

– После встречи с той страхолюдиной только и хочется, что закурить, – пожала плечами она. – Или напиться. Или всё вместе.

Кристиан слабо улыбнулся, глядя, как Хонори с мечтательным видом смотрит на потолок, пытаясь не обращать внимания на Микаэля, сверлящего ее взглядом.

– Похоже, вы довольно близки, – заметил Кристиан, взяв в руки блюдце с чашкой. – Давно вместе работаете?

– Почти два года, а знакомы мы уже пять лет. Мы с этим ворчуном стали напарниками сразу же, как только мне исполнилось восемнадцать, и я стала экзорцистом. Мы с ним почти одного возраста, поэтому нас определили в команду – остальные экзорцисты уже привыкли работать вместе со своими партнерами. К тому же, я сильный боец, он – сильный сомн. Идеальный баланс. А Микаэль, кстати, один из самых молодых экзорцистов в истории Франции…

– Давайте перейдем к делу, – резко перебил девушку Микаэль. Он поставил пустую тарелку со сладостями на стол (когда только успел?) и обратил на Кристиана пристальный взгляд. – Скажите, Кристиан, что для вас значит сон? И что для вас значит смерть? – медленно проговорил он.

– Смерть приходит тогда, когда заканчивается отведенный человеку срок пребывания на земле, – растерявшись от таких странных вопросов, после недолгого раздумья ответил Кристиан. – Смерть ознаменует освобождение души от оков бренной плоти и переход в жизнь вечную. А сон… Просто работа головного мозга? Случайные образы, воспоминания, игра воображения…

– Верно, но не совсем, – кивнул Микаэль и встретился с Кристианом взглядом. Его темные глаза пронзили юношу подобно клинку. – Сон и смерть – это одно и то же.

Кристиан едва не поперхнулся чаем и, поставив чашку обратно на стол, в замешательстве уставился на экзорциста.

– Что? Но как это…

– Разница лишь в том, что во время сна душа не покидает тело навечно, – продолжил Микаэль. – Когда мы засыпаем, наши души переносятся в другой мир – измерение, в котором они возникли. Все люди происходят из некого подпространства, где наши души блуждают до тех пор, пока не перерождаются в новом теле. После смерти человека его дух надолго уходит в это измерение, где очищается от воспоминаний и чувств из прошлой жизни, а затем вновь появляется в земном мире в новой оболочке. Вы когда-нибудь задумывались о том, что погружение в сон похоже на смерть? Засыпая, мы теряем связь со своим телом и реальностью. Когда мы спим, наши души возвращаются в родной мир, где отдыхают и набираются сил. Так как к земному миру привязано только наше тело, души не могут находиться в нем постоянно и нуждаются в восстановлении. Поэтому людям необходим сон. Наши тела лежат в постелях, а души дремлют в черной пустоте, наполненной светлым и темным эмпирсенсом. В некой колыбели из наших воспоминаний или… могиле, где покоятся наши души и при жизни, и после смерти. Одним словом, загробный мир и мир снов – это одно и то же. И этот мир называется Серкоиль7.

– Ч-что вы хотите этим сказать? – запнувшись, выпалил Кристиан с широко раскрытыми глазами. Ему казалось, что это какая-то глупая шутка – ну не может же быть такого, что люди умирают… неисчислимое количество раз в своей жизни.

– Микаэль хотел сказать, что Рая и Ада не существует. Только Серкоиль, и люди попадают в него каждую ночь, – подтвердила опасения Кристиана Хонори. – Не подумайте о нас плохо, мы вовсе не еретики, – криво улыбнулась она. – Мы верим в существование Бога и искренне молимся ему. Наша работа тесно связана со священнослужителями. Они исцеляют души людей при жизни, помогая избавиться от грехов и встать на путь истинный, а мы уничтожаем монстров, порожденных негативными эмоциями, и очищаем оскверненные души. Священники влияют на тех, кто жив, экзорцисты и сомны – на тех, кто мертв. Мы – две стороны одной монеты, и, как можем, оберегаем души людей.

– Стойте, стойте, стойте! – поднял руки Кристиан. – Я уже ничего не понимаю! Если каждую ночь мы умираем, то как же наши души возвращаются в тела?

– Пока душа связана с реальным миром воспоминаниями, а точнее, эмпирсенсом, она всегда найдет дорогу обратно. И пока жива ее оболочка, разумеется. Эмпирсенс8 – это весь опыт, чувства, мысли, образы, которые человек приобретает в течение жизни. Он может быть светлым и олицетворять собой позитивные эмоции, а может быть темным, негативным.

– Вы уже видели его – он окружал дущу Вдовы и ноктюрна. Темный эмпирсенс имеет синий цвет и по внешнему виду похож на туман, – пояснил Микаэль.

– Эмпирсенс есть у каждого человека, который, засыпая или умирая, приносит его с собой в Серкоиль. Это измерение наполнено эмпирсенсом миллионов людей, поэтому порой во снах мы видим то, чему никогда не были свидетелями в жизни. А ноктюрны – это существа, порожденные скоплением темного эмпирсенса. Они могут рождаться из снов как одного человека, так и постепенно формироваться из эмоций множества людей. Такие ноктюрны особо сильны. Еще есть рэвы9 – олицетворения человеческих грёз, но они появляются в мире людей крайне редко. Так уж заведено, что боль и страх – более сильные эмоции, чем радость и восторг, – с горькой усмешкой проговорила Хонори.

– Серкоиль и земной мир разделяет барьер, который мы именуем Гладью. Когда происходит сильный всплеск человеческих эмоций, Гладь истончается, и в ней образуются бреши, через которые ноктюрны проникают в реальность, – добавил за нее Микаэль, сделав большой глоток кофе.

– То есть… вся нечисть и прочие… мистические существа – вовсе не порождения Дьявола? Они… Люди сами создают монстров? – Кристиан вопросительно уставился на собеседников.

– Да. Но и ангелов тоже создают люди. Душа человека – удивительная вещь, которая совмещает в себе божественное и дьявольское начало, – сделала жест рукой Хонори.

– И вы хотите сказать, что после того, как я умру, моя душа переселится в другое тело?

– Ага, а до того, как она попала сюда, – Хонори указала пальцем на грудь юноши. – Она была внутри у кого–то другого, кто жил до вас. И так со всеми.

– Выходит, переселение душ правда существует? Но это же не соответствует христианской религии! Я слышал, в бесконечный круговорот душ верят на Востоке… – в глубоком изумлении произнес Кристиан. Юноша подумал: кем он был в прошлой жизни? Чутье подсказывало ему, что наверняка художником или другим деятелем искусства – ведь без творчества он не мог представить свою жизнь.

– Вы про сансару? – уточнила Хонори. – Да, индийцы недалеко ушли от истины.

– А как же оскверненные души? – поинтересовался Кристиан. – Почему они становятся такими?

– Соиллюры – это души, которые в процессе очищения не смогли избавиться от темного эмпирсенса, – объяснила Хонори. – Обычно дурные воспоминания, незавершенные дела, сильные чувства – ненависть, обида, разочарование, скорбь – не дают им отпустить реальный мир и освободиться для жизни в новом теле. Соиллюры, как и все души, попадающие в Серкоиль после смерти оболочки, теряют всю память о прошлом, кроме тех воспоминаний, которые послужили причиной осквернения. У них больше нет имени и нет лица – ведь именно лицо делает человека узнаваемым, делает его собой. Соиллюры – своего рода безликие, неприкаянные призраки, застрявшие в Серкоиле и не имеющие своего тела. Каждая душа стремиться к жизни, поэтому они обманом стремятся захватить тела живых.

– И для этого им нужны объятия?

– Верно, – подтвердил Микаэль. – Соиллюры не могут подойти к людям слишком близко – защитная аура, присущая каждой живой душе, не позволяет им коснуться их. Но если человек даст разрешение, они могут захватить его душу, воздействовав на нее темным эмпирсенсом и погрузив в сон внутри сна, – бесцветным голосом произнес он, не глядя на юношу и опустив зажатое в руках блюдце с чашкой на колени.

– В сон… внутри сна? А такое возможно? – моргнул Кристиан.

– В данном случае это означает – полностью лишить возможности что-либо осознавать. Однако, если соиллюр все-таки сумел захватить душу сомна, то это уже другое дело, потому что сомны способны сопротивляться чарам темного эмпирсенса и бороться за власть в своем теле…

– Оставим это, – сжав зубы, громко перебил Хонори Микаэль. Девушка обернулась к нему с выражением недоумения на лице, но задержав на напарнике взгляд и будто вспомнив о чем-то, с виноватым видом отвела глаза и медленно кивнула. Кристиан растерянно наблюдал за ними. – Я уверен, месье Кристиан никогда не позволит соиллюру занять его место в теле.

– И поэтому он нам очень нужен! – горячо закивала Хонори. – Ну что, Кристиан, вы согласны стать экзорцистом после того, как мы рассказали вам всю правду?

– Я…

Кристиан сглотнул и отвернул голову, уставившись в ковер на полу. Второй раз за сутки его представление о мире переворачивалось с ног на голову. Простая и понятная картина мироздания, заключающаяся в том, что после смерти человека ждет Рай или Ад, обратилась крахом. Он недоумевал, как теперь жить с тем фактом, что он умирает каждую ночь… И что человеческие души так часто подвергаются опасностям. А он – один из немногих, кто может спасти их, вырвать из плена соблазнов и лжи, освободить от пут неупокоенных грешников.

Кристиан мог остаться дома, в Страсбурге. Тогда бы он не подвергал беспокойству отца, с которым его отношения и так оставляли желать лучшего, и продолжил бы жить своей тихой и монотонной жизнью. А мог стать одним из экзорцистов, которые каждую ночь рискуют собой ради защиты других. Хонори ясно дала понять, что они с трудом справляются с количеством работы, лежащей на их плечах. Если бы он присоединился к ним, то оказал бы огромную пользу и спас бы множество невинных душ.

В его жизни появился бы смысл.

Юноша открыл глаза и взглянул на сидящих перед ним экзорцистов. Хонори воодушевленно улыбалась, а Микаэль выглядел напряженным и встревоженным, но в то же время в его глазах было что–то, что Кристиан принял за надежду.

Он вспомнил, как вчера – это было всего лишь вчера! – увидел Микаэля в соборе, как оживилось его лицо, когда он встретился с Кристианом глазами. И юноше нестерпимо хотелось узнать, что скрывалось за этим взглядом. Что, если их встреча, озаренная проникающими сквозь витражи лучами солнца, на самом деле судьбоносна?

Юноша твердо встал на ноги и произнес:

– Я согласен. Вы спасли мою жизнь – и это меньшее, чем я могу вам отплатить.

– Да неужели? – подалась вперед Хонори и поставила чашку на стол. – Вы согласны? Великолепно! – обрадованно воскликнула она и, повернувшись к Микаэлю, захлопала в ладоши. – Я же говорила тебе, Мика, что так и будет!

– Вы уверены, Кристиан? – с сомнением в голосе спросил экзорцист, продолжая неотрывно смотреть на него. – Мы можем оставить вам визитку, и вы приедете в штаб тогда, когда посчитаете нужным.

– Нет, я отправлюсь с вами, – мотнул головой юноша. – Я уже принял решение.

Микаэль тяжело вздохнул и отвернулся к окну.

– Тогда давайте мы вам расскажем о подготовке, которую проходит каждый член ФОЭС перед тем, как получает звание экзорциста первого ранга, – полная энтузиазма Хонори похлопала по сидению дивана, дав Кристиану знак, чтобы он сел обратно. На лице юноши промелькнула озадаченность, и девушка, заметив это, усмехнулась. – Вы же не думали, что вас сразу отправят изгонять ноктюрнов? Для начала вам нужно будет научиться сражаться, даже если вы сомн. Каждый экзорцист должен уметь фехтовать и стрелять из пистолета.

– В пансионе меня обучали фехтованию, так что я умею обращаться с клинком, – пробормотал юноша, садясь обратно в кресло.

– Замечательно! Тогда подготовка займет гораздо меньше времени. Обращению с оружием новичков обучает Ренард Франсуа, вы с ним поладите, – быстро проговорила Хонори. – Еще вам нужно будет выучить молитвы – во время схватки не всегда есть возможность вытащить молитвенник из кармана, а во сне, насколько я понимаю, вообразить его весьма трудно, если вы, конечно, не знаете всю книгу наизусть.

– А разве вы не изгоняете ноктюрнов колыбельными?..

– Нет! – звонко рассмеялась Хонори. – Это у нас Микаэль такой особенный! – при этих словах ее напарник нахмурился и опустил взгляд в свою чашку. – У него, как вы уже убедились, чудесный голос, поэтому он по своему собственному желанию уничтожает демонов песнями. Большинство экзорцистов изгоняют ноктюрнов чтением молитв – они простые, действенные и проверенные временем. Некоторое время кто–то из сомнов будет навещать вас во снах и обучать тому, как находить и развеивать кошмары. Еще вас обучат проведению ритуалов, объяснят, как вести себя в присутствии одержимых… А уже потом примут в экзорцисты. Какое–то время вы будете сопровождать на миссии других, наблюдать за ними и помогать им в работе, а затем вам назначат собственного напарника.