Именем природы!

Пролог

Дефенсор Озёрного округа, патер Северус, вздохнул и прикрыл глаза узкой, сухой ладонью. Надо же, раннее утро, а солнце печёт так, словно вознамерилось весь мир спалить; если не к обеду, то к ужину-то уж точно. Потёр пальцами опухшие веки, уронил руку на колени и вздохнул ещё раз.

– Слишком много слов, префектус, – проговорил, едва шевеля сухими, тонкими губами. Так говорят люди, привыкшие к тому, что их слушают. И не слушают даже – внимают. Не дыша, приоткрыв рот от усердия, в страхе пропустить хотя бы слово. Слишком дорого пропущенное слово может стоить.

– Коротко и по делу! Твой посёлок в моём округе не один, и даже не самый большой. Я слушаю.

Префектус промокнул влажное лицо скомканным платком и поглядел на дефенсора тоскливо, жалостливо. В отличие от поджарого патера он с трудом утянул до приличных размеров немаленький живот, а все остальные части тела прикрыл просторной одеждой: серая рубаха, серые штаны, чёрные, изрядно стоптанные сапоги… Но и так не получилось скрыть дородность и рыхлость префектусовых телес. На рубахе, на спине и подмышками, образовались огромные, чёрные, влажные пятна, и патер усмехнулся, чуть изогнув тонкие губы. Волнуется префектус, и даже боится. Вряд ли только от солнышка так взмокрел, хотя и не без этого.

– Погиб житель моего посёлка, – наконец сумел выдавить толстяк. – Убит.

– Это я и из сообщения понял, – устало напомнил Северус, с лёгким презрением глядя на мнущегося перед ним толстяка. – Ты не умеешь кратко излагать факты? Может мне подыскать на твоё место кого-нибудь поумнее?

– Я просто не в себе, патер, – покаянно пробормотал тот и вымучил жалкую улыбку. – Ведь и подумать не мог! Тихий посёлок, добрые люди и вот… Убийство!

– Поподробнее! – нетерпеливо фыркнул Северус и не сдержался, злорадно добавил. – Но покороче.

– Молодежь! Ума в башке нет, зато кровь горячая. Кипит, клокочет, спокойно жить не даёт. Вот и сцепились два парня из-за девки.

– Ну, а ты-то здесь для чего посажен? – удивлённо приподнял бровь дефенсор. – Твоя работа – управлять. Вот и определил бы девку к тому, по кому она сама сохнет – и всех дел. Ни к чему давать возможность выбора дурным кобелям; того и гляди глотки друг другу перегрызут. Или у тебя девок нехватка? Скажи, завезём.

– Когда их была нехватка? – с досадой махнул пухленькой ручкой префектус – вышло забавно. Показалось, что плюнет под ноги от избытка чувств, но не решился, конечно.

– Просто девка… Сама не знает, чего хочет. То перед одним хвостом вильнёт, то второму подмигнёт. И про остальных между делом не забывает, обнадёживает. Ну, а парни, понятно, копытами землю роют, готовы лбы друг дружке разбить. Я ж говорю – дело молодое.

– Повторюсь, хоть и устал уже, – патер царапнул толстяка колючим взглядом. – Ты здесь для того и посажен, чтобы вместо них думать, пока своими мозгами не обзаведутся. Не справился и вот результат: не дело молодое, а тело!

– Так ведь я всего ничего префектусом-то тружусь, патер! – толстяк прижал к груди пухлые ладошки и пот с лица не потёк – хлынул. Никакого смысла платком тыкаться, людей только смешить.

– Да, – вынужденно согласился дефенсор и презрительно скривил губы. – При старом префектусе такого бы точно не случилось. Ну, и где убийца?

– Уже послал парнишку с распоряжением, сейчас приведут. Кстати, вот отчёт за весну, если нужен. Сколько, чего и как.

Северус брезгливо взял за уголок замусоленный, бумажный листок, окинул взглядом столбики коряво нацарапанных цифр и неровные строчки слов.

– Не до того пока. Будешь за год отчитываться, тогда вместе всё и посчитаем. Прицепи к остальным.

– Да, патер.

Северус вновь вздохнул, что-то развздыхался сегодня, лениво посмотрел по сторонам. Из года в год ничего не меняется: всё те же серые, хлипкие домишки – едва ли не шалаши, вовсе уж крохотные баньки в лоскутных огородиках. Внизу, под горкой, на берегу озера – вытащенные на песок узкие лодчонки, выдолбленные из цельного куска дерева. Растянутые на жердях сети, отсюда видно, насколько старые и ветхие. Как в них ещё хоть какая-то рыба попадается – поди знай. Одно спасение, рыбы в озере много. Даже дырявой сетью помаленьку за день изрядно можно натаскать.

До меня здесь всё было так, – подумал безразлично, – и после меня будет так же. Будут жить люди, ловить рыбу, ковырять свои убогие огородики, рожать детей, хоронить умерших. Из года в год, из века в век. Как природой предусмотрено, без отклонений. Природа, как известно, всегда права.

Не заметил, как голова опустилась на подставленную руку, ладошка уютно подпёрла щёку, а глаза с готовностью закрылись, позволяя дрёме опутать себя сладкой, томной сетью. Совсем уж старый стал, – мелькнула ироничная мысль. Подремать в тепле уже в радость. Не то, что раньше, ох не то.

– Сейчас убийцу приведут, патер!

Дефенсор вздрогнул, несколько раз ошарашенно моргнул, потёр пальцами сонные глаза и непонимающе посмотрел перед собой. Разглядел прямо возле ног растрёпанного парнишку – видимо, того самого, что префектус посылал с распоряжением. Вот, докладывает.

Ничего особенного: такая же серая одежонка – хороших красителей нет, а от тех, что есть, сам потом не отмоешься; голые ноги в пыли и застарелых царапинах, заросших бурыми болячками; торчащие во все стороны тёмные волосы: не чёрные и не белые – средненькие; остренький, прямой носик и шустрые, карие глазёнки. На вид лет десять, но вполне может быть и постарше, худоба обычно возраста не добавляет. А росту высокого, даже если и постарше. Немаленький мужик вырастет. Дался мне этот босяк? – недовольно подумал Северус. Такой же, как и все остальные. Впрочем…

– Чей мальчонка? – спросил безразлично. – Почему лицо знакомое?

– Прежнего префектуса сынишка, – с готовностью бросился объяснять толстяк. – Родителей-то по весне волки загрызли, да вы знаете, а мальчонка один остался. На время к себе взял, не решили пока, к какому делу его пристроить, куда жить определить. Будет сход, там и подумаем. Но пропадать не оставим, как можно?

– Похож на отца, – задумчиво пробормотал Северус и насмешливо подмигнул замершему в ожидании мальчишке. – Отец грамоте обучил? Читать, писать, считать умеешь?

– Да, патер, – ответил тот, как положено. – И любой отчёт заполнить смогу без ошибок… почти.

– Учил отец всему, что префектус должен знать, – почтительно пояснил толстяк. – Себе смену готовил, да не успел. Кто ж думал, что так недолго проживёт?

– Кому сколько жить – природа сама решит, – назидательно молвил дефенсор. – Нам тут думать не о чем.

– Конечно не о чем, – согласился тот. – А только всё равно думается. Слаб человек, что с него взять?

Северус прищурился и насмешливо фыркнул.

– А из него, значит, ты префектуса готовить не планируешь?

– Так у меня свой сын есть, – смущённо пробормотал толстяк. – По правилам его готовить положено. Но если будет указание…

– Не будет, – заверил дефенсор. – Как заведено – так и поступай. Готовь своего. В своего-то, понятно, душу вложишь – и от этого делу польза немалая. Чужой же он и есть чужой… А, вот и наш злодей!

В маленький дворик возле домика префектуса, где расположился в тенёчке Северус, двое крепких мужиков ввели высокого парня. По всему видать, лет через десять заматереет, а пока ещё только костяк, мяско не нагулялось. Но рама добротная, чего уж там. Лицо симпатичное, только нос красный, распухший, да под левым глазом синенькое с жёлтеньким обильно расплескалось. И виновница в коротком, сером платьишке рядышком. Северус усмехнулся, ничего не сказал, но языком мысленно поцокал. Хороша девка, не мудрено и голову потерять.

– Патер! – воскликнул меж тем молодой убийца и плюхнулся коленями в пыль так, точно у него ноги враз отказали. – Я виноват, меня и суди. А её-то вовсе не за что!

Мотнул головой в сторону девушки и покаянно, взахлёб, вздохнул.

– Я виноват, я убил, но она тут совершенно не при чём.

– Ты ещё тупее, чем выглядишь, если так думаешь, – хмуро проговорил дефенсор. – И закрой рот, дождись пока тебя спросят.

Парень покорно свесил лохматую голову на грудь, замолчал. А Северус перевёл взгляд на девушку: подбородок гордо вскинула, глазки огнём горят, о раскаянии и не помышляет.

– Слышал, ты очень любишь, когда парни за тебя бьются? – спросил нарочито-добродушно, едва ли не по-отечески.

– А как же среди них лучшего определить? – задиристо выкрикнула девушка. – Как понять, кто больше других достоин?

– Чего достоин? – ненатурально удивился Северус. – Что в тебе есть такого, чтобы больше других стоить?

– Да уж есть, – нахально ухмыльнулась та. – Иначе парни меж собой не бились бы. Выходит – стою.

– Чего ты стоишь решать буду я, – дефенсор медленно, словно нехотя, поднялся, поправил тонкую, чёрную накидку с капюшоном, а кожаный, чёрный костюм расправился сам, только скрипнул чуть слышно. Добротная одежда, не изнашивается и не мнётся.

– И я решил, – проговорил негромко, но твёрдо и уверенно. Тотчас стало тихо в дворике, точно все звуки разом исчезли: ветерок стих и перестал листвой шуршать, насекомые в траве трещать перестали, затаились, а уж люди и вовсе дышать забыли, сжавшись в тревожном ожидании.

– Виноваты оба! – заключил дефенсор и вскинул острый подбородок. – Один в убийстве, вторая в подстрекательстве. Именем природы приговариваю к ссылке на виллу Карбо, для работы на руднике – навечно.

– Вместе? – неуклюже извиваясь, поднялся с колен приговорённый – связанные за спиной руки ловкости не добавляют. В глазах вспыхнула непонятная, горячечная надежда.

– Мы будем вместе?

– С какой стати? – взвизгнула девушка и красивое лицо покрылось безобразными, красными пятнами. – Я никого не убила!

– Убила, – Северус спокойно качнул коротко стриженой, седой головой. – И самое страшное, что этого даже не понимаешь. А значит убьёшь еще, если тебя вовремя не остановить.

Глянул на парня и насмешливо бросил.

– А вместе вы не будете, даже не мечтай. На вилле Карбо мужчин и женщин содержат отдельно.

– Патер! – в отчаянии выкрикнул тот и двое мужчин, уже ухватившие его за локти, в замешательстве остановились. – Ты же можешь заменить рудник на изгнание в Пустошь! Ведь для закона разницы нет, а мы, по крайней мере, будем вместе. Пусть и недолго.

– И будете жить – пусть и недолго? – удивился Северус. – Вы не заслужили жизнь. Вы заслужили полезную смерть. На рудник!

В этот момент лицо смертника жутко изменилось. Краски жизни покинули его, сменившись серым, смертным пеплом. Жалкая, просящая улыбка исчезла, превратившись в звериный, угрожающий оскал, а глаза помертвели, застыли и наполнились отрешённым, лютым мраком. Дико взвизгнув, он ухитрился вывернуться из крепких рук конвоиров, немыслимым усилием, с жутким хрустом и треском разорвал верёвку на руках и бросился на дефенсора. Северус отчётливо, точно время замедлилось и потекло с неторопливостью патоки, видел, как приближаются к нему сумасшедшие глаза простившегося с жизнью человека. Успел ухватить за ручку висящий на поясе кнут-флагелиум, и даже отвёл руку для замаха, но его опередили.

Огромная и стремительная, чёрная тень, бесшумно скользнула по воздуху к обезумевшему парню, сбила с ног и повалила на землю, накрыв беспомощное тело. Отчаянный крик приговорённого сменился хрипом и бульканьем, босые ноги несколько раз дёрнулись, загребая пыль, вытянулись и замерли. Конвоиры в страхе бросились прочь из двора, префектус и девушка замерли на месте, оцепенев от ужаса, а парнишка, только что с интересом наблюдавший за происходящим, шустро юркнул под стол и затих там, точно мышь под веником.

Чёрная тень медленно сползла с распластанного на земле человека и стало понятно, что это мощный, мускулистый пёс, с вытянутой мордой, острыми, торчащими ушами и длинным, лохматым хвостом. Шкура с короткой, чёрной шерстью словно обливает крупное, тяжёлое тело, благородно отсвечивая серебром на сгибах. Пёс медленно обвёл присутствующих внимательным взглядом больших, чёрных глаз, длинным, медленным движением языка смахнул кровь с морды и повернулся к хозяину. Дефенсор одобрительно кивнул и слабо улыбнулся. Телохранитель, как всегда, оказался рядом в нужное время, устранил угрозу быстро, жестоко и без рассуждений. Не понадобилось флагелиумом размахивать, зря только разворачивал.

Пёс в два длинных прыжка преодолел расстояние до Северуса и занял привычное место за его спиной.

– Ну что ж, он сам выбрал свою судьбу, – подытожил дефенсор и небрежно махнул рукой в сторону трупа. – Выдать тело родственникам – если кто-то изъявит желание его хоронить. Или делайте с ним, что хотите, это уже неважно. Девку привязать к моей повозке и рот замотать покрепче, чтобы не верещала всю дорогу, пока следом бежать будет.

Оглядел серые лица остолбеневших в шоке людей и презрительно скривил тонкие губы.

– А мне быстренько организуйте обед! Здесь я разобрался, можно ехать дальше. Как я уже говорил, ваш посёлок в моём округе не единственный.

Опустился в грубо сколоченное кресло – самое роскошное во всём посёлке – и с болезненной гримасой покрутил головой. Недовольно, сухо и громко, щёлкнули шейные позвонки. Мальчонка выбрался из укрытия и поспешно подвинул стол вплотную к Северусу. Тут же ожили и остальные. Вернувшиеся конвоиры схватили за ноги и уволокли тело погибшего парня, ещё один угрюмый увалень подтолкнул приговорённую девушку к воротам и сам отправился следом. Из дома, женщины с перепуганными глазами, взялись таскать блюда с нехитрой снедью: отварная рыба, печёный картофель, зелень и хлеб странного, землистого цвета. Дефенсор едва заметно поморщился, но лишь качнул головой и начал есть, аккуратно отламывая небольшие куски. Небогатый разносол, конечно, однако это лучшая еда в посёлке. Так что, уважение проявлено и правила соблюдены. Глянул на вернувшегося и замершего возле стола префектуса и понимающе усмехнулся. Судя по выражению печальных, круглых глаз, дефенсор сейчас беззастенчиво поглощает именно префектусов обед. Опечалишься тут.

– Мой человек накормлен? – спросил Северус порядка ради. Попробовали бы не побеспокоиться о слуге дефенсора!

Не попробовали.

– Конечно, патер, – подобострастно, насколько позволило брюхо, согнул спину префектус. – Слуга накормлен, конь обихожен, повозка почищена, колёса смазаны. Всё в лучшем виде.

– Вот и славно, – снисходительно кивнул Северус, глянул вбок и увидел голодные глаза прислуживающего паренька.

– Ты что это, парня голодом моришь, что ли? – спросил удивлённо. – Твой посёлок хоть и небогатый, однако вроде не голодает.

– Да он весь день жрать готов, только дай, – префектус сокрушённо покачал головой. – Сколь ни корми, всё равно в брюхе место останется.

– Хороший аппетит – признак хорошего здоровья, – философски заключил Северус, глянул на дородного префектуса и коротко хохотнул. – Уж тебе ли не знать.

Одобрительно посмотрел на парня и, сам себе удивляясь, вновь подмигнул. Откуда такая симпатия?

– Вижу, спросить что-то хочешь. Можешь спрашивать, пока ем. И поспешай, а то уеду и спрашивать будет некого. Да и некогда, я думаю.

– Мне много чего интересно, – стеснительно потупившись пробормотал парень.

– Вот и поторопись. Я ради твоего любопытства здесь задерживаться не собираюсь.

– Отец говорил, – поспешно собрался с духом паренёк, – что дефенсор значит – защитник. А какой же ты защитник, когда людей на смерть посылаешь?

Северус перестал жевать и повернулся к маленькому собеседнику. Мельком успел заметить, как вытянулось и точно похудело лицо префектуса, сочные краски схлынули, и кожа стала сухой и землистой – цвета хлеба на столе. Боится, прохвост, – заметил удовлетворённо. Как и все остальные. Как и полагается.

– Я и есть защитник, – разъяснил спокойно. – Только защитник не людей, а законов природы. Понимаешь?

– Нет, – отчаянно помотал вихрами паренёк. – Вернее, не всё. Я ведь не маленький, понимаю уже, что и как в природе устроено. Самцы за самку тоже бьются – значит так природой и задумано. Отчего же ты людей за то же самое именем природы наказываешь?

Префектус осторожно передвинул стоптанные сапоги, чтобы не шаркнуть неосторожно в присутствии высокого гостя, отошёл подальше – так, чтобы всего этого не слышать. А то ведь обозлится дефенсор и не станет разбирать, кто виноват, а кто просто по случаю рядом стоял. Виданое ли дело – в приговоре дефенсора сомневаться! Лучше уж подальше бесшумно ушаркать, здоровее будешь.

– А что, малец, прямо все животные так поступают? – спросил Северус вкрадчиво. – Или всё-таки кто-то без крови обходится?

– Ну-у… – мальчишка честно наморщил лоб и виновато улыбнулся. – Я не задумывался, но наверно кто-то и обходится.

– Обходится, – заверил Северус. – И не кто-то, а очень многие. Так почему ты не с ними человека сравниваешь, а с самыми безмозглыми, самыми твердолобыми? В природе и такие есть, что себе подобных не только убивают, но и съедают без зазрения совести – с них тоже пример будем брать? Для каждого вида у природы свои законы – вот их и будем выполнять!

Строго посмотрел на притихшего паренька и смягчил голос. Чего расшумелся, словно перед толпой?

– А то ведь вон как нехорошо получается: два мужика жизни лишились из-за того, что дурная девка вбила себе в башку невесть что. И все трое из-за неё решили жить по законам не своего вида. А ведь чего проще? Хочешь узнать человека – понаблюдай, и быстро увидишь, какой он: добрый или злой, умный или глупый, ленивый или трудолюбивый. Никто ведь тебя, дуру, не торопит! Присмотрись! А ей приспичило выбрать того, у кого лоб крепче… Это залог счастья, что ли?

– А если окажется злой, глупый и ленивый? – вытаращил глазёнки паренёк.

– Или умный, добрый и трудолюбивый, – хохотнул Северус. – Я ж говорю – смотреть надо, а не лбы расшибать.

– А почему же в природе не у всех так?

– Чем умнее существо, тем у него больше требований к избраннику, – вздохнул Северус. – Соответственно, чем меньше ума, тем проще выбор. У таких, как верно замечено: сила есть – ума не надо.

– Это что ж получается? – мальчонка с недоумением развёл в стороны худенькие ручонки. – Чем человек умней, тем он от природы дальше?

Северус от удивления даже перестал жевать. Задумался на минуту, проглотил то, что во рту было, глянул на притихшего паренька и призывно махнул мыкающемуся в сторонке префектусу. Тот подбежал, стуча растоптанными сапогами уже без опаски.

– Я так понимаю, тебе этот малец как собаке пятая нога?

– Как-то так, – пожал тот пухлыми плечами. – Но всё равно куда-нибудь пристроим и мысли, не в меру умные, из головы-то повышибем. В этом деле хворостина шибко полезна бывает.

– Всё бы вам вышибать, – недовольно поморщился дефенсор, но тут же поправился. – Это дело нужное, но кому-то умение мыслить вполне может пригодиться. Правда, в посёлке такие не нужны, от них одни неприятности.

– Так и я об этом же! – горячо поддержал префектус.

Северус громко хлопнул ладонями по столу, поднялся, стряхнул хлебные крошки с обтянутого чёрной кожей живота.

– Поэтому парня я у тебя забираю, – заявил решительно. – Собери ему поесть в дорогу, пусть попрощается, если есть с кем – и в путь. Похоже, парнишка смышлёный, и грамотный к тому же. Если сумеет экзамены сдать, пристрою его в школу дефенсоров. Сын префектуса, и не дурак – вполне подходящая кандидатура. Ну, а не сдаст… Работники везде нужны, а смышлёные особенно.

Вскоре повозка дефенсора не спеша двинулась по дороге прочь от рыбацкого посёлка. Северус вольготно раскинулся на застеленном мягкой шкурой сиденье, страшный, чёрный пёс разлёгся возле ног. На передке, изредка помахивая кнутом – обычным, не флагелиумом, расположился упитанный, степенный слуга с окладистой бородой, в добротной, чёрной одежде. Не кожаной, конечно, а всё-таки с серой драниной не сравнишь. Дефенсор глянул на сжавшегося в уголке мальчонку, мазнул взглядом по крохотному, жалкому узелку в худеньких ручонках, поморщился. Сволочь жадная, – подумал беззлобно, презрительно. Хлеба мальцу пожалел, жучара толстобрюхий. А впрочем… Коли дефенсор мальца себе забрал – так теперь он его забота, не префектуса. Нечего на постороннего человека припасы переводить, самим не всегда вдосыт бывает. Рачительный хозяин, как префектусу и полагается. Не в чем упрекать.

– Имя твоё как, малец? – спросил с усмешкой.

– Мама Лютиком звала, – боязливо пискнул тот.

– Лютик? – едва не расхохотался Северус. – Ну, пускай пока будет Лютик. Но если в школу поступишь, то имя тебе другое дадим, правильное. Думаю, будешь ты у нас Люциусом! Звучит прилично и на старое похоже, быстро привыкнешь. Как тебе?

Парень пожал плечами и наморщил остренький носик. Поди знай – как оно? Там видно будет.

Северус понимающе кивнул и уставился на дорогу, задумавшись о чём-то своём. А Лютик, будущий Люциус, обернулся, чтобы в последний раз посмотреть на родной посёлок. Опоздал, тот уже скрылся за поворотом. Паренёк встретился взглядом с бледной, всклоченной девушкой, бредущей за повозкой, и поспешно отвёл глаза. Отвернулся, чтобы не смотреть, как она обречённо перебирает босыми ногами в дорожной пыли, сжался в уголке повозки, прикрыл глаза и тоже задумался. Уж ему-то подумать было о чём.

Экзамены Лютик сдал.

Глава 1

Северус с удовольствием оглядел ладную фигуру своего протеже, не удержался, поправил и без того безупречную форму дискипулуса школы дефенсоров.

– Красавчик, – проговорил растроганно и похлопал сухой ладошкой по крепкому плечу Люциуса. – Сегодня очень важный день для тебя.

– Я понимаю, патер, – серьёзно ответил тот хрипловатым голосом; не мальчишеским уже, но и не вполне мужским. Не выводится пока сочная строчка слов, нет-нет да и сорвётся голос в мальчишескую трель.

– Не совсем понимаешь. Ты думаешь, что экзамен – просто очередной этап твоей жизни, который нужно пройти. Это не так. Экзамен – это перекрёсток, на котором определится твоя дальнейшая судьба. Сегодня последний день, когда тебя официально нужно называть дискипулусом – учеником. А уже завтра, как я надеюсь, ты будешь гордо именоваться дефенсором! Пусть младшим, но тем не менее.

– Я буду очень стараться, – голос Люциуса предательски дрогнул, и он смущённо кашлянул, прикрыв рот ладонью. – Точно так же, как и все десять лет учёбы.

– Иначе тебя бы здесь не было, – насмешливо фыркнул Северус.

– Да. И я не хочу становиться префектусом в посёлке или модератором на рудниках – как не сдавший главные экзамены в жизни. Моя судьба – быть дефенсором, защитником. Другой судьбы не вижу.

– И не надо, – Северус ещё раз похлопал его по плечу, отступил на шаг, оглядел придирчиво. Похоже, волнуется тут не только ученик, – подумал язвительно. Старому, вон, тоже не по себе.

Люциус, по всему видно, одежду к экзамену готовил с вечера. Новенькая, серая куртка и штаны, чёрные, до блеска начищенные сапоги с короткими голенищами, ярко-синий платок на шее… Северус с удивлением отметил, что ученик уже на голову перерос старого патера, раздался в плечах и оброс приличными мускулами. Странно, когда успел? Не так давно виделись. Лицо затвердело, губы постоянно сжаты, длинные, чистые волосы аккуратно расчёсаны. Карие глаза спокойны и серьёзны. Готовый дефенсор, – заключил Северус, но виду не подал, строго прищурился.

– Не подведи! Экзамен у тебя будет принимать не кто-нибудь, а Дукс дефенсор, патер Овидиус. Представляешь, какие перспективы откроются, если твою аттестацию подпишет сам Главный защитник?

– Но как же это? – растерянно пробормотал Люциус и с трудом сглотнул – точно горло чем-то пережало. – Он здесь? Зачем?

– По моей просьбе, – довольно усмехнулся Северус и в прищуренных глазах мелькнула заслуженная гордость. Привычно пригладил седой ёжик на голове, глянул с лёгким превосходством.

– Мы с ним учились вместе, и он это не забыл. Конечно, пристраивать тебя на тёпленькое местечко он не станет, нет такого в наших традициях, скорей уж наоборот. Да и я не позволю. Не для того я тебя из захудалого посёлка вытаскивал, чтобы потом в какое-нибудь бюрократическое болото посадить. Но он подпишет твою аттестацию, а это… Ну да не маленький, сам понимаешь.

Люциус ошарашенно помотал головой, длинные волосы послушно качнулись из стороны в сторону.

– Он будет принимать экзамен у всех?

– Делать ему больше нечего, двадцать раз одно и то же выслушивать! – Северус едва не расхохотался, представив эту картину. – Выслушает он только тебя, да и то… Понятно, что курс обучения ты вызубрил, нет смысла проверять. Будь готов к тому, что придётся просто поговорить. И чтобы не заставлять патера Овидиуса ждать, ты пойдёшь первым.

Люциус опустил голову и зажмурился так, что разноцветные круги перед глазами устроили суматошную пляску. Северус понимающе кивнул, тоже замолчал.

Для разговора он вывел Люциуса на широкую, длинную террасу, что опоясывает здание школы. Внизу, на многочисленных спортивных площадках, старательно занимаются младшие ученики, проливают пот, накачивают мускулы. В отдельном, особо огороженном уголке, старшие ученики отрабатывают обращение с кнутом-флагелиумом. Энергетический кнут – оружие серьёзное, мастерства в обращении требует нешуточного. Недоглядишь – и самому себе так засветишь, что не скоро очухаешься. В небольшом, тенистом садике, под густыми кронами деревьев, развалились на травке телохранители дефенсоров – вольфсбаны. Специально выведенная порода, собаковолки: умные, спокойные, безжалостные и верные лишь одному человеку – хозяину. Да и не хозяину, пожалуй – другу. Даже другому дефенсору лучше близко не соваться, не рисковать. Северус углядел в траве своего вольфсбана, понимающе улыбнулся. Стар стал, дружище, всё в тенёчке полежать норовит, вздремнуть. Тут же едва не рассмеялся – словно о самом себе только что подумал. Взглянул на хронометр, прикреплённый к запястью правой руки, и решительно выдохнул.

– Всё, время! Ступай и докажи всем, что заслуживаешь звание дефенсора.

– Ты не пойдёшь со мной, патер? – удивлённо вскинул голову Люциус. – Разве это запрещено?

– Нет, – пожал плечами тот. – Просто не хочу, чтобы ты всё время на меня оглядывался. И в прямом смысле, и в переносном. Сам, дружище, отныне всё только сам. Вон та дверь.

Люциус хотел ещё что-то сказать, даже руку к патеру протянул, но тот решительно ухватил его за плечи, развернул и от души, звонко хлопнул ладонью по широкой спине, туго обтянутой серой тканью куртки.

За дверью обнаружилось просторное, светлое помещение, в котором Люциус за годы учёбы ни разу не был. Впрочем, ничего интересного в комнате и не нашлось: длинный стол в центре, ряды стульев вокруг него, да деревянные бочки с пышными, широколистыми растениями по углам. Одну стену, от пола до потолка, занимают полки с книгами, вторая – целиком окно, с удивительно прозрачными стёклами. И всё. Ничего величественного или даже просто важного. Подумалось, что возможно именно здесь собираются на совещания учителя школы, и тогда понятно, почему дискипулус Люциус тут ни разу не был. Не по чину ученику.

Из-за стола степенно поднялся тучный, бородатый старик в кожаном костюме дефенсора, но без полевой, защитной накидки. Люциус с уважением подумал, что старику, пожалуй, лет семьдесят – невероятно глубокая старость. Не каждому дано до такого возраста дожить, даже среди дефенсоров. А в посёлке и пятьдесят большая редкость. Префектус, которому нет надобности каждый день себя работой ломать, имеет шансы до полтинника докашлять – если какая-нибудь хвороба раньше не сточит. Ну или несчастный случай не подкараулит, что тоже не редкость. Вспомнил родителей и судорожно перевёл дух. Никто не застрахован; не то, что префектус, но и дефенсор. Перед природой все равны.

– Я Дукс дефенсор Овидиус, – мягким, тихим голосом представился старик и приглашающе махнул рукой. – Тебя я знаю, Северус о тебе хорошо отзывается, и учителя тоже. Присаживайся.

– Нет, – пискнул Люциус, сконфуженно откашлялся и постарался взять себя в руки. В конце концов, хвалят же, не ругают – чего голос терять?

– Позволь отвечать стоя, патер. Мне так спокойнее.

Овидиус сделал вид, что поверил. Понятно, не рискнул юнец рассесться в присутствии почтенного старца, да ещё такого солидного звания. Что ж, небольшой, но тоже плюс. Уважение к старшим – это важно. Для старших, по крайней мере.

– Владение оружием, знание правил и традиций я проверять не буду, – усмехнулся старик. – Учителя уверяют, что в этом ты один из лучших и у меня нет причин им не верить. Твой вольфсбан уже чему-то обучен?

Люциус вспомнил забавного, неуклюжего, лопоухого щенка и невольно улыбнулся.

– Пока умеет только есть самостоятельно, и не устраивать лужи в самых неожиданных местах.

– Всему своё время, – заверил Овидиус. – Очень скоро лужи будут устраивать те, кто с ним встретится.

Помолчал, неожиданно резко вскинул голову – так, что длинные, седые волосы отлетели за спину, и в упор уставился прямо в глаза оробевшему ученику. Люциус отметил, насколько твёрдый у старика взгляд – точно раскалённая спица меж глаз воткнулась. И удивительно молодые, светло-голубые глаза. Конечно, в молодости наверняка поярче были, но и сейчас ещё окончательно не выцвели. Поди ж ты, вот тебе и старец!

– Мне важно знать, понимаешь ли ты роль дефенсоров в жизни нашего мира? Знаешь ли, чем наше в нём появление вызвано? Готов ли доходчиво объяснить простым людям, почему мы столь ревностно защищаем законы природы? И самое главное – убеждён ли ты сам в нашей правоте?

Люциус онемел и уставился на улыбающегося патера. Как в этом можно сомневаться? Однако, спрашивает не кто попало – Дукс дефенсор! Овидиус правильно оценил смятение юнца.

– Начни с самого начала, – проговорил насколько возможно мягко. – С начала истории нашего мира. Представь, что перед тобой просто сомневающийся человек. И не какой-нибудь злодей, а искренне не понимающий. Разъясни, убеди.

– Да, патер, – кивнул Люциус и протяжно, шумно выдохнул – точно от сомнений избавился.

– Мать-природа долго терпела расплодившееся сверх всякой меры человечество, забывшее о том, кто и для чего дал ему жизнь.

Мельком глянул на старика – может не надо было сразу с этого начинать? Но тот лишь размеренно покачивает головой и даже глаза прикрыл. Люциус приободрился, продолжил.

– А люди, которых никто не останавливал, продолжали убивать собственную мать, не думая о последствиях. Они…

– Не надо перечислять злодеяния людей, – вяло отмахнулся Овидиус. – Верю, что можешь, но не надо. Дальше.

– И наступил момент, когда терпение природы закончилось. В истории этот момент получил название Великое Очищение или Катастрофа. В недрах природы вызрело и вырвалось на свободу страшное заболевание, от которого не было спасения. И люди, к тому времени уверовавшие в своё величие и безопасность, с ужасом поняли, что ничего не могут противопоставить гневу природы. Спасения нет!

– Натура семпре квиста! – тихо, но выразительно проговорил Овидиус.

– Природа всегда права! – торжественно перевёл Люциус и выпрямился так, словно выступал перед целым посёлком. – Люди в панике бросались прятаться в жалких убежищах, не понимая, что несут заразу с собой. И умирали, словно крысы в своих норах. Другие в лихорадочной спешке пытались придумать лекарство, но на это не хватило времени, и они умирали с бесполезными порошками в руках. А большинство людей просто глупо и бессмысленно метались, не в силах понять, что происходит и что делать. И умирали там, где застала смерть. Умерло столько людей, что казалось – умерли все!

– Как думаешь, сколько их было, умерших? – не открывая глаз спросил старик.

– Очень много, – уверенно ответил Люциус. – Миллионы и миллионы.

– Миллиарды, – едва слышно прошептал Овидиус, но ученик его не расслышал. – И куда эти умершие подевались?

– О них позаботилась природа. То, что она создала – она же и уничтожила. Но людям всё-таки был великодушно оставлен шанс начать всё сначала. На этот раз правильно, не уничтожая собственный дом. Оставшиеся в живых разделились на две неравные части. Меньшая часть – согитанцы, то есть Думающие, поселились на огромном Острове, на Крайнем Юге. Там было собрано всё наследие погибшего человечества: достижения науки и искусства, книги и картины – всё, что оставила после себя обезумевшая человеческая цивилизация.

– Зачем? – старец неожиданно оживился и даже слегка подался вперёд, точно силился получше разглядеть раскрасневшегося ученика. – Зачем хранить то, что однажды уже чуть не убило всех?

– Хранить – не значит применять, – рассудил Люциус как учили. – Не стоит уничтожать всё скопом. Более здравомыслящие люди, вполне возможно, найдут лучшее применение знаниям предков.

– Хотелось бы верить… А вторая часть выживших?

– А вторая, большая часть, рассеялась по землям опустевшего мира и получила название фасианцы – Делающие. Они живут по законам природы, то есть так, как изначально должны были жить люди. Не отравляя природу, питаясь только тем, что даёт природа, признавая право природы решать, кому сколько жить. И не калечат свой мир бесчисленным множеством механизмов и приспособлений; не калечат свой разум придуманными теориями, призванными оправдать самоубийство человечества.

– Молодец, – Овидиус откинулся на спинку кресла и в его голосе Люциусу почудилось… разочарование? Тогда почему молодец?

– Всё правильно сказал. Ну, а к какой части человечества принадлежим мы, дефенсоры? Или мы и не думающие, и не делающие?

– Дефенсоры – самое важное звено современного мира, – уверенно заявил Люциус. – Они соединяют между собой части человечества, скрепляют их и не позволяют людям вновь ступить на губительный путь самоуничтожения.

– И ты хочешь быть этим самым важным звеном? – с неопределённой полуулыбкой спросил старец.

– Одним из них, – вежливо уточнил Люциус, не поддался на провокацию. – И постараюсь быть достойным этой чести.

– В этом-то я как раз и не сомневаюсь, – насмешливо хмыкнул патер. – Только сейчас я хотел бы услышать от тебя кое-что другое – прежде чем решить, подписывать ли твою аттестацию? Или пусть лучше кто-нибудь из учителей свою закорючку тиснет? Дефенсором ты в любом случае станешь, заслужил.

Овидиус, кажется, устал от такой длинной речи. Прищурился, точно хотел разглядеть совершенно растерявшегося Люциуса во всех подробностях, аккуратно протёр тыльной стороной ладони уголки повлажневших глаз. Кожаный костюм громко скрипнул, но не угрожающе и не противно, а мягко, по-домашнему.

– Предупреждаю, юноша! Я быстро определю, если ты будешь говорить не то, что думаешь, а то, что в школе заучил. Не рискуй своим будущим, не пытайся мне понравиться, отвечай честно. Как я уже сказал, дефенсором ты станешь; да уже стал. Мне просто нужно понять – каким именно дефенсором?

– Да, патер, – Люциус покорно склонил голову, тёмные волосы, словно занавески, с двух сторон прикрыли растерянное лицо.

– Тогда ответь: для чего дефенсорам использовать язык давно исчезнувшего народа? Нашими стараниями все выжившие на Земле используют для общения единый язык – и согитанцы и фасианцы. Зачем же нам, кроме логичного знания единого языка, учить ещё и давно забытую всеми латынь?

Люциус в полном смятении поглядел в прозрачные, смеющиеся глаза Главного защитника.

– Но ведь все наши учебники и научные труды дефенсоров написаны на латыни! Как можно стать защитником, не умея их прочитать и изучить?

– Не старайся выглядеть глупее, чем ты есть на самом деле, – внезапно построжел Овидиус и недовольно скривил лицо. – Для чего-то эти книги писали на мёртвом языке? Для чего?

Люциус почувствовал странную, тянущую пустоту в груди. Самому этот вопрос в голову никогда не приходил; учителям, похоже, тоже. Зачем же на экзаменах спрашивать то, чему не учили? Это нечестно, в конце концов! Видимо угадав его мысли, старик понимающе хмыкнул.

– Вот это-то мне и интересно. Можешь ли ты думать самостоятельно, или горазд только повторять то, что тебе в голову вложили? Так что там с латынью? Для чего её используют дефенсоры?

– А потому, что не стоит кому попало знать, что написано в наших книгах! – с тихим отчаянием в осипшем голосе проговорил Люциус и понуро опустил крепкие плечи. – И ни к чему кому попало знать, о чём мы между собой говорим.

– Кому попало? – оживился Овидиус, всем телом подался к бедному Люциусу и внимательно прищурился. – Кто попало – это кто?

– Это все, кто не мы, – обречённо выдохнул тот, понимая, что блистательная карьера отныне блистать перестала. Интересно, есть ли в каком-нибудь захудалом посёлке вакантная должность префектуса? Придётся ехать в самую глушь, в приличных местах на эту должность очередь.

– То есть, на самом деле ты не считаешь, что дефенсоры – связующее звено между Думающими и Делающими? Кто же мы тогда?

– Дефенсоры – высшее звено, без которого вымрут и те и другие, – твёрдо отчеканил Люциус, а перед глазами замаячила вовсе пропащая должность модератора на руднике. Ниже уже просто некуда. В слуги-то, чай, не определят после прохождения полного курса школы? Или определят?

Овидиус неторопливо, с громким стариковским кряхтением, выбрался из кресла, подошёл к окну и несколько томительно-долгих минут разглядывал что-то во дворе. Как будто там действительно может происходить что-то интересное! Люциус понуро замер на месте, время от времени царапая спину Главного защитника осторожными взглядами.

– Вот ещё один странный вопрос, – повернулся, наконец, старик, видимо решив и дальше издеваться над бедным юношей. – Если все истинные носители языка давным-давно благополучно померли, то как узнать, правильно ли мы говорим? Может быть, такую ахинею несём, что лучше бы и вовсе помалкивать?

– Раз все вымерли, то некому и оценивать – правильно или неправильно, – тихо проговорил Люциус, понимая, что терять уже всё равно нечего. – Главное, что мы друг друга понимаем, а нас не понимает никто. Поправлять всё равно некому, да и попробовал бы кто-нибудь поправить.

Патер Овидиус закинул голову и залился стариковским, дребезжащим смехом. Люциус не понял к добру это или к худу, но на всякий случай поддержал старика робкой улыбкой.

– Не зря Северус тебя рекомендовал, – старик вновь взялся вытирать слезящиеся глаза и между делом мазнул Люциуса одобрительным, тёплым взглядом. – Будет из тебя толк. Сердцем чую – будет.

Внезапно, так, что собеседники одновременно вздрогнули, тишину разорвал резкий, истеричный визг сирены. Люциус вскинул голову и уставился на Главного защитника в ожидании приказа.

– Что это за звук? – строго спросил тот, уж конечно, точно зная ответ.

– Боевая тревога! – отчеканил Люциус. – Срочный сбор всех дискипулусов во дворе школы.

Замялся на секунду и с откровенным недоумением пожал плечами.

– В первый раз на моей памяти… боевая!

– Так чего ты ждёшь? – притворно удивился старик. – Ты пока ещё дискипулус, хоть и сдал все экзамены.

– Я могу идти?

– Ты должен бежать! – неожиданно сильным, командным голос рявкнул Овидиус.

* * *

Геликоптер трясся, точно загнанная, взмыленная лошадь, перед тем откинуть в сторону копыта и издохнуть. Двигатель не гудел даже – надсадно выл, силясь удержать в воздухе огромную, металлическую тушу, битком набитую людьми. Судя по суете командиров возле аппарели выхода, лететь осталось всего ничего.

Люциус нервно поправил шлем, плотно облегающий голову. Штамповка из какого-то лёгкого, белого металла; от чего-то серьёзного, конечно, не защитит, но зато и не норовит своей тяжестью шею отломить вместе с головой. Грудь и живот защищает кираса из того же материала, на поясе кнут-флагелиум. Боевой, не учебный, удар которого хоть и болезненный, но не опасный. Этим убить можно без труда, одного щелчка хватит. Правда, перед вылетом дискипулусам приказали установить регулятор мощности в режим шокера, но… Настоящее, боевое оружие в руках – это уже совсем другое ощущение. Люциус поправил прикреплённый к левой руке щит-скутум и неожиданно для самого себя нервно хохотнул. В походном положении щит представляет собой узкую пачку сложенных вместе металлических полос от локтя до кончиков пальцев, но, если освободить стопор – щит раскроется в сплошное, круглое полотно, состоящее из зеркально-отполированных сегментов. Вспомнилось, как однажды, в суете и кутерьме учебной тревоги, кто-то из полоротых дискипулусов открыл щит прямо в толпе… Вышло забавно: перегородил выход из десантного отсека, сорвал высадку, узнал о себе много нового. Аккуратнее надо быть, при боевой тревоге лучше не допускать таких оплошностей.

– Внимание всем!

Голос командующего операцией начальника школы, усиленный аппаратурой, легко перекрыл гул работающего двигателя и заставил людей болезненно сморщиться. И так-то не самый приятный из человеческих голосов, сейчас он причинял просто физическую боль.

– На вилле Карбо произошёл бунт рудокопов. Префектус и модераторы рудника не смогли удержать ситуацию под контролем. Наша задача: восстановить порядок на руднике и возобновить добычу руды. Подчёркиваю – возобновить работу рудника, а значит рудокопы должны быть живыми и готовыми к труду! Зачинщиков, конечно, накажем, но остальные должны сохранить способность работать. Поэтому режим флагелиумов – только шокер!

Усилитель с громким щелчком отключился и сидящие ровными рядами ученики начали нервно переглядываться. Как охрана не смогла справиться с рудокопами? Осужденных привозят на виллу Карбо уже закованными в кандалы и снимают их только с трупов. Да и то, если труп в бараке, а не в шахте. Туда за ним никто в здравом уме не полезет. А трупами в шахте становятся быстро, самый здоровый из рудокопов смог продержаться аж четыре месяца. Остальные меньше, значительно меньше. Как же случилось, что стадо дохлятины умудрилось устроить бунт, да ещё такой, что модераторы не справились? Пришлось поднимать по тревоге ближайшую школу дефенсоров, да ещё и с боевым оружием! Заволнуешься тут…

Люциус повертел головой, глянул по сторонам. Подмигнул сначала соседу слева, затем справа. Верные, проверенные годами учёбы, друзья; всей школе известная троица. Фостус, коренастый, ярко-рыжий крепыш, твёрдо уверенный в правоте каждой буквы учебника дефенсоров. Твердолобый, упрямый, временами невыносимый, но при этом честный и преданный делу и друзьям. Иногда очень хочется его убить, но лучшего друга придумать сложно. И Паулус – высокий, но болезненно худой юноша, одним видом демонстрирующий неуместность своего присутствия в боевой обстановке. Умница, книгочей, знаток литературы и языка – ему давно уже прочат место среди учителей школы. И заслуженно – уж Люциусу ли об этом не знать? Сколько непрочитанных книг оказались знакомы в художественном пересказе Паулуса!

Из-за оглушающего рокота двигателя разговаривать оказалось совершенно невозможно, да и не о чем, в общем-то. И некогда. Геликоптер ощутимо тряхнуло и повело вниз; внутренности, соответственно, дёрнулись вверх и упёрлись в горло. Тревожно заморгали ярко-красные лампы и замахали руками командиры, привлекая внимание бойцов. Люциус слегка наклонился вперёд, поджал ноги и сгруппировался. Не имеет привычки эта проклятая машина мягко садиться! Не успеешь подготовиться и от удара о землю все кости из организма в сапоги ссыплются. Тем не менее, как ни готовился, удар всё равно оказался неожиданным. Брякнулся на колени, зашипел от резкой боли, ругнулся в полный голос, без стеснения. Кто услышит в этом грохоте? А хоть и услышит – кто осудит? Вскочил, рванулся к выходу, отлично помня главное правило: транспорт необходимо покидать как можно быстрее и отбегать от него как можно дальше. Конечно, у фасианцев не может быть оружия, способного уничтожить геликоптер, такого и у модераторов рудника нет, но военная наука – штука универсальная, заставляет всегда готовиться к худшему. Поди знай, с кем завтра придётся столкнуться? Прогрохотал сапогами по качающемуся полотну аппарели и нырнул в местный филиал апокалипсиса.

Слева, совсем неподалёку обнаружилась мрачная, серая башня, построенная прямо над стволом шахты. Там подъёмные механизмы, сортировка руды и подсобные помещения. Камень для строительства как специально выбирали угрюмый, неприглядный, депрессивный. Зато надёжный, этого не отнять, от того и стоит невредимая башня на фоне окружающей разрухи. А вот деревянный домик управления и длинные, щелястые бараки для рудокопов полыхают весело, задорно, с треском на всю округу. Только дым отчего-то от них жирный, вонючий, точно свалку запалили. Впрочем, примерно представляя быт невольников, Люциус запаху не удивился. В родном посёлке тоже ароматы были не праздничные, так там ещё и вездесущая, непреходящая рыбная вонь в довесок воздух отравляла. Короче говоря – не привыкать.

Зазевался, угодил сапогом во что-то влажно чавкнувшее, глянул под ноги и резко шарахнулся в сторону. Едва не сбил с ног слабо пискнувшего Паулуса, но разве до таких мелочей сейчас? На земле распластался здоровенный мужчина, судя по аккуратной одежде – не рудокоп. Скорее всего модератор, вот и стальной прут, что здесь используют вместо кнута надзирателя, валяется возле бездыханного тела. А голова… И не разобрать теперь, что там была за голова, всё камнями в жуткую кашу разбито и столчено. Паулус отвернулся, с утробным звуком согнул пополам длинное, худое тело, и принялся блевать – громко, с жутким завыванием.

Люциус с трудом задавил подступивший к горлу ком, тяжело сглотнул и поспешно развернул скутум. Прикрыл голову и грудь, почувствовал себя увереннее и поверх края щита зыркнул в ту сторону, где разворачивается отряд и должен находится командир. Увидел чёткую и даже красивую цепь дискипулусов в полном боевом снаряжении, командир призывно машет рукой и указывает кнутом в сторону небольших, чудом уцелевших, хозяйственных построек. Рот разевает широко, некрасиво, но всё равно не слышно, о чём орёт. Люциус ухватил флагелиум за удобную, шершавую рукоятку, рванулся было к своему месту в цепи, не дело от отряда отбиваться, но замер, остановленный странным звуком за спиной. Обернулся.

Как раз для того, чтобы увидеть, как огромный камень опустился на беззащитный затылок согнувшегося в спазмах Паулуса. Тот рухнул на колени, ткнулся лицом в землю и повалился на бок, точно мягкая, безвольная игрушка, набитая тряпьём. Не падают так живые. Крепкий мужик в арестантской рванине поднатужился, спокойно, и даже как-то деловито, поднял камень и с размаху ухнул на голову лежащего дискипулуса. Люциус почувствовал, как повело в сторону весь мир, голова закружилась. Зрение подвело, сфокусировалось на грязном, ухмыляющемся лице рудокопа, обильно заросшем длинными, чёрными волосами – точно кроме этой хари ничего и нет больше вокруг.

Отчаянно взвизгнул, толкнул большим пальцем переключатель на рукоятке флагелиума. Мелькнула сумбурная мысль – откуда здесь рудокоп? За спиной у атакующей цепи! Но раздумывать об этом некогда, тем более что рядом с арестантом появилась ещё одна фигура в такой же убогой одежонке, но худая, маленькая и с длинными, грязными сосульками волос. До Люциуса не сразу дошло, что это женщина, да и неважно уже. Это враг, а у врага пола не бывает. Тем более, что женщина, яростно оскалясь, метнула булыжник, целясь в лицо Люциуса и он успел заметить, как исказилось презрением её костлявое лицо. Похоже, разглядела, что противник – не матёрый дефенсор, а юный ученичок. Камень глухо брякнул о щит и упал на землю, не причинив вреда.

Заученным движением Люциус выбросил перед собой руку с кнутом. Смертоносный кончик щёлкнул по волосатой харе приготовившегося к броску верзилы, и тот рухнул, точно тело мгновенно превратилось в безвольный студень. Женщина испуганно замерла, похоже не все инстинкты отключились, прикрыла лицо ладонями, но это не помогло. Кнуту совершенно безразлично, по какой части тела бить, результат всегда одинаковый. Разряд прошивает организм насквозь.

За спиной Люциуса, там, где атакующая цепь дискипулусов достигла хлипких построек, послышался звериный вой, громко и бесполезно застучали камни по щитам. А ещё через секунду до Люциуса донеслись отчётливые, хлёсткие щелчки флагелиумов, безжалостно разящих живые цели. Оглянуться ему и в голову не пришло. Опустился на колени перед телом Паулуса, отодвинул в сторону камень и болезненно сморщился, увидев, что осталось от головы друга. Шлем смят едва ли не в лепёшку и из него торчат жалкие пучки тёмных волос, густо заляпанных чем-то чёрным, жирным.

– Как же так? – потерянно пробормотал Люциус и даже головой тряхнул, точно отгоняя наваждение. – Как же так?

Он не смог бы сказать, сколько времени просидел, согнувшись крючком возле трупа товарища: без мыслей, без эмоций, тупо уставившись в одну точку. Почувствовал чью-то крепкую ладонь на безвольно опущенном плече, дёрнулся, пришёл в себя.

– Вставай, дружище. Не дело так сидеть. На нас эти твари смотрят, ни к чему давать им повод для радости.

Фостус. Рыжие локоны непокорно выбиваются из-под шлема, голубые глаза потемнели и налились чем-то мрачным, тяжёлым, злобным. Пугающим. Люциус тяжело поднялся, неловко затолкал флагелиум в крепление на ремне и свернул сегменты щита в одну толстую, металлическую полосу на руке.

– Всё? – спросил безжизненным, бесцветным голосом. – Со всеми разобрались?

– Со всеми, – злобно выдохнул Фостус. – Вон, мимо нас ведут.

Люциус обернулся и увидел колонну рудокопов-оборванцев. Тяжело взбивают дорожную пыль грязными, босыми ногами, тащатся к уцелевшей башне. Одинаковые лохмотья, одинаковые сутулые, тощие фигуры, одинаковые серые, измождённые лица. Но что-то в их виде неправильное, что-то не так…

– Почему они все без кандалов? – пробормотал удивлённо.

– А вот это самый интересный вопрос, – отозвался крепыш. – Ничего. Группа опытных дефенсоров быстро установит, что здесь произошло, и кто виноват. Слышишь, стрекочет? Это их геликоптер летит. Ох, не завидую я этим тварям!

От души пнул лежащего вниз лицом рудокопа, удивлённо хмыкнул, наклонился и потрогал грязную, жилистую шею. Шагнул к женщине, проделал ту же нехитрую манипуляцию и со вздохом выпрямился.

– Дружище, ты что, приказа не слышал? Флагелиум только в режиме шокера! А ты из них боевыми разрядами дух вышиб.

– Эти мрази убили Паулуса, – глухо пробормотал Люциус. – Получили то, что заслужили.

– Но ты нарушил приказ! – воскликнул Фостус и даже руками всплеснул от удивления. – Люциус! Скажи, ты же случайно сдвинул переключатель на боевой, правда? Просто в горячке боя не разобрался и вот…

– Не было никакой горячки, – мрачно фыркнул Люциус. – Эти твари заслужили смерть, и они её получили. С какой стати я должен юлить и оправдываться? Я сделал то, что должен был – наказал убийц!

Рыжий крепыш опустил руки и глянул на друга так, словно тот провинился лично перед ним, Фостусом.

– Ты с ума сошёл? – спросил обречённо. – Ты понимаешь, что я должен буду об этом доложить?

– Не надо. Я сам доложу и считаю, что я прав. А твоя совесть чиста, тебя здесь вообще не было.

– Но ты мне сказал, что убил специально! Как же моя совесть может быть чиста, когда я знаю?

– Докладывай, – равнодушно отмахнулся Люциус. – Я оправдываться не собираюсь. Будь что будет.

– Уже и не надо докладывать, – раздался голос за спинами друзей. – Я всё слышал.

Ни Люциус, ни Фостус не заметили, как к ним подошёл командир группы, учитель, патер Леонтиус. Высокий, смуглолицый, с выдающимся, крючковатым носом – он всегда выделялся на фоне других учителей. В отличие от учеников, дефенсор по праву облачился в чёрный, кожаный костюм, отчего выглядел куда более угрожающе. Внимательным взглядом царапнул виновато потупившегося Фостуса и уставился на Люциуса – главного виновника.

– Значит, дискипулус, ты сознательно нарушил приказ в боевой обстановке?

– Я покарал виновных в убийстве дефенсора.

– Пока ещё не дефенсора, – напомнил Леонтиус.

– То есть, пока ещё убивать можно? – дерзко вскинул подбородок Люциус. – Только с завтрашнего дня будет нельзя?

Леонтиус опустил голову и длинно, тяжело выдохнул. Покосился на тело погибшего ученика, вздохнул ещё раз.

– У него уже не будет завтрашнего дня, – проговорил угрюмо. – А у тебя будет. И ты должен был об этом подумать, прежде чем нарушать приказ. Теперь об этом думать уже поздно.

Покачал головой и махнул рукой.

– Впервые за всю историю школы погиб дискипулус!

– Ему вообще здесь не место, – негромко проговорил Фостус, стянул с головы шлем и тряхнул огненно-рыжей шевелюрой. – Его место в библиотеке.

– Место дефенсора там, где он нужен в данный момент, – строго напомнил Леонтиус прописную истину. – Мы в первую очередь защитники, и только потом уже философы, художники и писатели. И если есть приказ воевать – значит надо воевать, а не рассказывать, что у тебя лучше выходит книжки писать. Иначе нечего было делать в школе дефенсоров, чьё-то место занимать.

Фыркнул негодующе и дёрнул головой так, словно хотел чёлку со лба откинуть. Вместо этого шлем едва не улетел.

– И Паулус это понимал, иначе его бы здесь не было! И до конца выполнил свой долг! Не смей отзываться о нём, как о беспомощном щенке. Он погиб в бою – уж как получилось.

– Да, патер, – покаянно опустил голову Фостус. – Конечно, это так.

– Да уж конечно… – дефенсор перевёл дух и оглядел учеников уже спокойно и деловито. – Убитых тобой бунтовщиков повесим на видном месте. За ноги. На металлической проволоке, чтобы долго-долго висели в назидание нынешним и будущим рудокопам.

Вскользь, словно небрежно, глянул на Люциуса.

– Ну, а как с тобой быть, пусть Дукс дефенсор решает, он очень кстати в школу приехал.

– А остальных бунтовщиков разве не накажем? – простодушно удивился Фостус. – За смерть префектуса и модераторов?

– А руду добывать тебя пошлём? – издевательски фыркнул учитель. – Нет уж, пускай с пользой подыхают. Тем более, именно таков их общий приговор.

Глава 2

Повозка, плавно покачиваясь на рессорах, катилась по хорошо утрамбованной грунтовой дороге. Кучер, молодой парень с кудрявыми, чёрными волосами и глуповатым, круглым лицом, изредка помахивал кнутом, но две упитанные лошадки не обращали на него никакого внимания. Да он особо и не усердствовал – едет повозка и ладно. Спешить некуда.

Люциус скучающе, лениво оглядывал бесконечные ряды фруктовых деревьев, среди которых извивается пыльная, узкая дорога, зевал и героическим усилием держал глаза открытыми. Впрочем, даже если бы и уснул, укорять некому. Северус уже давным-давно пристроил седую голову на мягкую спинку сиденья и сладко посапывал, не мучая себя стеснением. А до виллы Карасус путь неблизкий, особенно, если не торопиться. День между тем неспешно двигается своим путём к полудню, летнее солнце не припекает, а лишь мягко пригревает разнежившиеся человеческие тела. Кучера плавно повело вбок, чудом удержался на самом краешке сиденья и, открыв рот, недоуменно уставился на два массивных, лошадиных крупа перед лицом. О чём в этот момент подумал – поди знай.

Северус неожиданно вздрогнул всем телом, встрепенулся, поднял голову и огляделся. В глазах ещё плещется сонная муть, а потому не сразу понял, где находится и зачем.

– Плохой сон приснился, патер? – с насмешливой заботой спросил Люциус.

– Хороший, – недовольно отозвался тот, зевнул, нещадно раздирая рот, и ожесточённо потёр заспанные глаза. – Долго ещё ехать?

– К обеду будем, – заверил кучер. – То есть скоро.

– Когда уже научишься хронометром пользоваться? – привычно проворчал Северус. – Что ни спроси – всё к обеду! В крайнем случае к ужину.

– А если ехать куда, – подхватил Люциус, – то после завтрака.

– Ну и к чему тут хронометр? – простодушно удивился парень. – И без него всё понятно.

Дефенсоры переглянулись, одновременно пожали плечами и промолчали. Поди поспорь.

– Ты по дороге собирался рассказать, что там случилось, – напомнил патеру Люциус. – Скоро приедем уже, а я так ничего и не узнал.

Глянул на пушистые, зелёные кроны деревьев, ярко-красные плоды на прогнувшихся ветвях, вдохнул одуряющий, солнечно-фруктовый аромат и мечтательно закатил глаза.

– В таком месте жить – горя не знать! Что тут может случиться?

– Те, кто здесь живёт, похоже так не думают, – хмуро пробормотал Северус, неловко наклонился, потянулся и ласково потрепал меж ушей вольфсбана задремавшего на полу повозки. – Похоже, избыток фруктов не идёт на пользу.

– Уже интересно, – хмыкнул Люциус и опасливо отодвинул ноги от вольфсбана. Поди знай, что зверю спросонья в голову взбредёт, а ноги не лишние.

– На самом деле да, интересно, – согласился Северус. – Особенно тебе. Я рад, что Главный защитник отказался от идеи забрать тебя к себе в Управление и направил ко мне младшим дефенсором. Опыта лучше набираться на земле, к людям и реальным проблемам поближе. Да и ума прибавить не повредит, чего уж там. Потом и серьёзные дела доверять можно.

Люциус упрямо насупился, не удержался.

– Я был прав, когда уничтожил убийц!

– Конечно прав, – с улыбкой согласился патер. – Иначе… А ко мне тебя направили не только ума набраться, но в первую очередь терпения. Чтобы решения принимал с холодной головой, осмысленно, а не в горячке флагелиумом дух из виновных вышибал.

Похлопал парня по крепкому плечу и непонятно: то ли успокаивал, то ли подбадривал. И кого?

– На вилле Карасус обнаружился культ какого-то деревянного идола. Служитель при нём, как без него – не то напрочь безмозглый, не то наоборот шибко умный. Префектус его к ногтю было прижал, да поздно спохватился, у этого умника уже последователи наплодились. Вот он нас и вызвал, поскольку закон известный – никаких культов в нашем мире! Мы живём по законам природы! Натура семпре квиста – природа всегда права! И ничего выдумывать не надо.

– Это понятно, патер, – раздумчиво протянул Люциус. – Другое непонятно. А зачем нам этих служителей давить? Коли появился – поставить на службу, озадачить и пускай людей ведёт в правильном направлении, если уж у него это получается. Что плохого в божестве, пусть и придуманном?

– Всё это уже было когда-то, – вздохнул Северус, – и ни в коем случае не должно повториться. Есть у меня занятная книга, ты до неё не добрался пока, повода не было. В ней всё подробно изложено, и причины, и последствия. Прочитаешь, как вернёмся, а сейчас я тебе коротенько объясню, на детском уровне, для общего понимания.

Начнём с главного: никто в здравом уме не станет придумывать для себя сверхъестественное существо, верить в него и всерьёз рассчитывать на его помощь. В сказки верят несмышлёные детишки и те взрослые, что по развитию недалеко от них ушли. Тем более в сказки, которые сами же и придумали. Дети вырастают и умнеют, а взрослым умнеть уже некуда, они до последнего упираются. И начинают свою веру обставлять ритуалами, правилами, запретами и поощрениями. Всё по-взрослому!

– Вряд ли получится убедить нормального человека, – насмешливо фыркнул Люциус. – Как красиво ни разукрашивай. Кто ж за дурачком пойдёт, в здравом-то уме?

– Всё так, – неожиданно покладисто согласился Северус. – Вот только обычный человек нормальным бывает нечасто. Гораздо чаще жизнь его из нормальной колеи выбивает. То засуха, то наводнение, то дитя захворало, то самому бревно по ноге прокатилось, то дом сгорел, то баба к соседу шастать повадилась. И вот сидит горемыка, голову руками обхватил и два вопроса его мучают: кто виноват и что делать? Себя виноватым не чувствует и выходит, что все беды по чьей-то воле свыше настигли, за неведомую вину. Понятно, что от такого наказания не увернёшься, ради спасения надо прощения просить и на милость надеяться. Вот тут-то и найдётся добрый человек, подскажет кому молиться и как. Сам по себе он может быть и дурачок, да только его дурость в благодатную почву ляжет, прорастёт и зацветёт буйным цветом.

– Сколько башку об деревянного идола не разбивай, счастья не прибавится, – уверенно отрубил Люциус. – Хоть какое у тебя горе будь – быстро заметишь, что ничего молитвы не помогают.

– Отчего же не помогают? – хитро прищурился Северус и глаза тут же утонули в сеточке мелких, озорных морщин. – Постоянно-то ведь и не требуется, одного раза достаточно. Помолились в засуху всем посёлком – тут дождь и пошёл! Стало быть, помогла молитва. А то, что до этого сто раз не помогало, так значит молились плохо, верили недостаточно. Из ста раз хоть разок с дождичком угадать получится – вот тебе и чудо, вот и подтверждение. Или, скажем, идёт человек через лес, зверя дикого боится. Что делать? Да помолиться, что же ещё? Доберётся до посёлка живой и здоровый и обязательно всем расскажет, что молитва спасла. А что до этого там десятерых сожрали, и после ещё десятерых сожрут – так опять же, верили значит недостаточно. И даже насквозь здравомыслящий человек на всякий случай молитвой подстрахуется. Поди знай, вдруг поможет? Соседу, вон, помогло. А дети будут молиться уже потому, что батя так поступал, а батя мудрый, дурным делом заниматься не станет. Дальше – больше.

– Всё равно, несерьёзно это как-то, – поморщился Люциус. – Не настолько, чтобы дефенсорам было о чём волноваться.

– На этом этапе да, – опять же подозрительно быстро согласился Северус, и Люциус беспокойно поёрзал на сиденье. Не к добру у патера такая сговорчивость, не иначе снова младший в дураках окажется.

– А вот дальше… А дальше, в лучших своих традициях, человек виновного во всех своих бедах начнёт искать не на небе, а поближе, по соседству. Тот же пример: молится весь посёлок о ниспослании дождя в засуху, а один посмеялся и сказал, что не верит во все эти глупости. Плюнул и ушёл. А теперь угадай, кто будет виноват, если дождь не пойдёт?

– А если все молились, а дождь всё равно не пошёл? – усмехнулся Люциус.

– Вот ты как маленький! – шутливо осерчал Северус. – Значит молились плохо, неискренне, тщательнее надо.

– Да ведь так всё, что угодно можно объяснить и оправдать!

Лицо Северуса расплылось в довольной улыбке.

– Вот, начал понимать понемножку. При таком подходе дурачком уже будет выглядеть не тот, кто перед деревянным идолом лоб расшибает, а тот, кто этого не делает. Да ещё и виноватым во всех бедах останется. И вместо того, чтобы всем миром с напастями справляться, бросятся люди всем миром с неверующими бороться. Как думаешь, для дефенсоров это уже повод для беспокойства?

– Я думаю, что это процесс нескорый, – рассудил Люциус. – Немало времени должно пройти, чтобы куча народу не только поверила, но и по придуманным заповедям поступать начала.

– Время очень быстро летит, имеет такое свойство, – вздохнул Северус. – А потому нельзя рассчитывать, что его ещё много. Пока над дурачками будем смеяться – впору будет уже над могилами плакать. Причём это будут могилы не дурачков, отнюдь. В такие времена принято от умных в первую очередь избавляться. Чтобы вопросами людей не смущали и усердно молиться не мешали.

За разговором не заметили, как стройные ряды плодовых деревьев сменились огородами, обнесёнными хлипкими заборчиками, а там и домишки со дворами со всех сторон высыпали, путников обступили. Повозка мягко подкатила к деревянному, единственному в посёлке добротному домику, лошади замерли, замотали головами, зафыркали в предчувствии душистого овса и прохладной воды. Привыкли уже, что куда ни заявятся – везде кормят-поят, да не абы как, а как полагается. Северус кряхтя, неторопливо слез с высокого сиденья, выпрямился, строго оглядел встречающих. Вольфсбан бесшумно, точно бесплотная, чёрная тень, скользнул в дорожную пыль, замер возле ноги хозяина. Люциус тоже рассиживаться не стал, занял место справа от патера. Кучер слегка тронул поводья и лошади послушно двинулись в сторону хозяйственных построек – с глаз долой, к кормам поближе.

Префектусом посёлка оказался крепкий, невысокий мужчина с окладистой, чёрной бородой, накрывшей до середины мощную, выпуклую грудь. В опрятной, серой одежде, добротных, чёрных сапогах. Ноги расставил широко, с разбегу такого не своротишь. За массивной спиной пристроился молодой парнишка с такой же жгучей шевелюрой, на голову выше, а вот в плечах поуже.

– Здравствуй, патер, – вежливо склонил большую голову префектус.

– И тебе не хворать, – нарочито-недовольно буркнул Северус, мазнул взглядом по молодому парню и одобрительно покачал головой.

– Хорош! Сын?

– Смена моя, – гордо выпрямился префектус.

– Как быстро дети растут, – усмехнулся Северус. – Вон, отца перерос уже. Есть чем гордиться. А где же наш выдумщик, из-за которого весь переполох?

Префектусов сын с готовностью, за шкирку выволок на общее обозрение забитое, плюгавое создание. С первого взгляда и не поймёшь, что это человек. Да и со второго сомнительно, чего уж. Небольшого росточка, в грязной рубахе и то и дело спадающих штанах. Босые, расцарапанные ноги беспокойно месят седую пыль. Жидкие, грязные волосья, неопределённо-серого цвета, торчат клочьями, словно специально кто драл. Хотя, может и драл, дело житейское. Бородёнка насквозь просвечивает, точно для смеху на острый подбородок приклеена, губы распухшие, в коростах. Недоразумение, не человек.

– Приблудный, что ли? – брезгливо поморщился Северус.

– Свой, зараза, доморощенный, – нехотя признался префектус. – С детства не в себе был, но думали подрастёт – поумнеет. Не сложилось, совсем ума лишился. Так и маемся с безмозглым, куда его денешь?

Люциус мельком глянул на местного дурачка, поморщился. Экая несуразность! Тут же зацепился взглядом за светлое пятно возле высокого крыльца, присмотрелся и почувствовал, как поползли кверху уголки губ, растягивая рот в глупой улыбке. Совсем же другое дело, вот чему глаз радуется! Молодая девчушка, лет шестнадцать, пожалуй – а хороша, хороша. Волосы длинные, чёрные по плечам разлились, брови точно углем на белоснежной коже нарисованы. Белое платье, хоть и просторное, а фигурку не скрывает, лишь раззадоривает буйными фантазиями неокрепший, юношеский ум. Красотка окатила молодого дефенсора обжигающим взглядом чёрных глаз и нарочито-стеснительно потупилась. Люциус глубоко вздохнул, выровнял дыхание и построжел лицом – не до девок пока. А хороша у префектуса дочка! – подумал малодушно и тут же сам себя одёрнул – сказано, не до девок!

Северус уставился на оборванца, точно хотел увидеть в нём что-то особенное. Не увидел, усмехнулся.

– Никчёмный, казалось бы, человечишка, а сколько тревог из-за него. Слыхал, даже последователями успел обзавестись?

Префектус с досадой кашлянул, махнул крепкой рукой.

– Успел троих парней взбаламутить! У тех в жизни не всё ладно складывается, так этот напел: дескать, будете Верхнего почитать и будет вам счастье. Девки, жратва, выпивка – всё вдоволь.

– Кого почитать? – прищурился Северус.

– Идола своего он так называет – Верхний, – поспешно пояснил префектусов сын. – За посёлком на поляне чучело какое-то вкопал – без слёз не взглянешь. Это значит он и есть.

– Чего ж не спалите? – насмешливо удивился Люциус.

– Это четвёртый уже, – злобно фыркнул префектус. – Пугал лепить дело нехитрое, и ведь не лень дурачку.

– Подойди-ка поближе, – поманил босяка Северус. – Расскажи мне про своего… Верхнего.

– Не моего, а нашего, – важно поправил дефенсора оборванец и влажно хлюпнул носом. – Он над всеми нами, не только надо мной.

Северус задрал острый подбородок к небу, словно и правда хотел увидеть там кого-то. Судя по разочарованному лицу – не увидел.

– Ну и как ты о нём узнал? Или он сам к тебе с небес спустился?

– Не надо над Верхним насмехаться, – неожиданно спокойно и мягко ответил оборванец и в упор посмотрел на опешившего от такой резкой перемены дефенсора. Удивительно кроткий, добрый и совсем не глупый взгляд оказался у этого несуразного человечка, и Северус подобрался, стёр с лица ухмылку. Ох, не зря волновался! Не прост проповедник, совсем не прост! И тут же запоздало подумал, что надо было лишних людей заранее со двора выпроводить. Жителей посёлка десятка полтора во дворе префектуса без дела толчётся, в основном женщины – и это плохо. Эти, мало того, что поймут всё неправильно, так ещё и разнесут свою чушь на всю округу.

– Ну и зачем ты тут народ баламутишь? – спросил недовольно. – Заняться больше нечем?

– Я даю людям надежду, – так же мягко и спокойно пояснил проповедник.

– Какую надежду? – громко изумился Северус. – На что? На то, что придёт добрый дядя, накормит, напоит и девку подарит? Дом построит и хлеб испечёт? У твоих последователей что за беда? Рожи корявые? Тоже поправит? И главное, что ничего делать не нужно, только на колени встать, дураком себя признать и покорно помощи попросить.

– На колени вовсе необязательно, – мягко возразил оборванец. – А попросить – да, придётся. Только для начала свою гордыню надо усмирить, признать, что не всё тебе самому по силам.

Северус покачал головой и оглядел притихших людей. Слушают внимательно, даже словом меж собой не перекинутся. Плохо…

– Когда животному нужна еда – оно идёт на луг и ищет траву, – проговорил плавно, размеренно. – Когда хищнику нужна еда – он идёт на охоту и выслеживает добычу. Когда человеку нужна еда – он пашет землю, ловит рыбу, собирает фрукты… Все работают, чтобы жить! И только тебе взбрело в голову, что можно просто смастерить чучело, помолиться ему – тут всё само и сладится.

– Это не так, – снисходительно усмехнулся проповедник. – Работать надо самому, но без благословения Верхнего ничего хорошего не получится, как ни старайся.

– Отчего ж раньше-то получалось? – не утерпел Люциус. – До того, как тебе эта блажь в башку торкнула!

– Не больно-то и получалось – иначе не поверили бы мне люди. А они верят. Ты ещё молод, дефенсор, а вот твой учитель понимает.

– Понимаю, – мрачно буркнул Северус и словно невзначай погладил рукоятку флагелиума кончиками длинных, тонких пальцев. – Понимаю, что природа от щедрот своих подкинула тебе талант убедительно говорить. А ты его на гнусное дело пустил, людей обманывать. Не оправдал, выходит, доверие матери нашей. И чтобы ты своими глупостями людям умы не смущал – именем природы назначаю наказание – рудники, бессрочно!

– Натура семпре квиста! – вскинув подбородок, провозгласил Люциус. – Природа всегда права.

– Верхний не даст мне умереть по прихоти людей, – громко, и оттого неожиданно, выкрикнул проповедник. – Только он решает, кому и сколько жить.

– Кому сколько природа отвела – тот столько и проживёт, – усмехнулся Северус. – Но, если твой Верхний сделает так, чтобы ты пожил подольше – я не против. Больше успеешь руды наковырять, хоть какая-то от тебя польза.

Повернулся к префектусу и властно махнул рукой.

– Привяжите к повозке и завяжите рот. Только глупых проповедей мне в дороге и не хватало.

Замер, точно вспомнил что-то, потёр лоб узкой, сухой ладонью.

– Чуть не забыл! А где последователи этого урода?

– Сбежали, – с сожалением пожал плечами префектус. – Как услышали, что дефенсоры едут, так и сбежали.

– Бросили, выходит, своего проповедника? – презрительно скривил губы Люциус.

– Похоже на то. Да куда они денутся? Побегают и вернутся. Мы им кнутом мировоззрение подправим и снова нормальными людьми станут. Средство знатное, не раз проверенное.

– Твой посёлок – тебе и решать, – заключил Северус и легонько подтолкнул Люциуса. – Хватит девке глазки строить, поехали.

– А обед-то, патер! – всполошился префектус. – Я приказал, накрывают уже.

– Вот сам и пообедай, не пропадать же добру. А нам яблок корзинку с собой дай, у тебя их нынче много. По дороге пожуём.

– А может задержимся, патер? – тихонько спросил Люциус, покосившись на соблазнительное, белое существо возле крыльца. – Пообедали бы.

– Поехали, – твёрдо повторил тот и не удержался, хохотнул. – Увлечёшься и, чего доброго, на ужин останешься. А там и на завтрак, и всё, пиши пропало. Для того тебя учили? Живо в повозку!

* * *

– Чего там бурчишь, мил человек? – Северус легонько, беззлобно ткнул кулаком в широкую спину кучера, туго обтянутую тканью чёрной куртки.

– Куда спешим-то, патер? – недовольно отозвался тот, не соизволив повернуть кудрявую голову. – Нам уж обед накрыли, неужто не успели бы этого бедолагу на рудник отправить?

– Вот и я о том же, – тихонько, словно про себя, поддержал Люциус несчастного кучера.

– Яблоки грызи, – безжалостно отрезал Северус. – Специально для тебя целую корзину взял.

– От яблок шея не растёт, – с тоскливой рассудительностью протянул кучер. – А я не баба, чтобы о фигуре волноваться.

– А уже не повредило бы, – Северус прищурился на высокое солнышко, повернулся и придавил враз оробевшего Люциуса твёрдым, пронзительным взглядом.

– А про префектусову дочку даже не думай!

– Полагаешь, слишком молодая, патер?

– Что-о-о? – Северус, кажется, изумился всерьёз. – Ты забыл, какова средняя продолжительность жизни людей в посёлках? Сорок лет, юноша! Так и до них не все доживают. Так что, вовсе не в молодости дело, в этом плане девчонка вполне уже взрослая. Просто не для тебя красавицу растили.

– Что ж так-то, патер? – возмущённо воскликнул тот. – Получается, дочка префектуса дефенсору не по чину? Как-то неправильно это.

– Нужна девка – выбери из тех, что попроще, – Северус назидательно ткнул пальцем в лоб незадачливого ученика. – Вон, стаями бегают, никто тебе и слова не скажет. Ещё и рады будут. Бери, пользуйся. А префектус – хозяин в посёлке, и мы его авторитет должны всеми силами поддерживать! И к нему, и к его семье относиться с уважением. А какое уважение, если его дочку, как любую другую?

– Так я с уважением, – заверил Люциус. – Как без этого?

– Вот и обойдёшься… без этого.

По большому счёту, Люциус уже и так смирился с потерей обеда и приятного знакомства. В юные годы это и не потеря вовсе, так, мелкая неприятность. Глянул назад, убедился, что проповедник исправно шлёпает босыми ступнями по пыльной дороге вслед за повозкой и решил продолжить важную беседу. Не молчать же всю дорогу?

– А что, патер, неужели надо с этим бедолагой так жёстко? Может и ему для вразумления кнута бы хватило?

– Ему – нет, – решительно помотал головой Северус. – Ему только кайло в руки и до самой смерти. Труд очень способствует очищению мозга от нехороших мыслей. А страдания от кнута, наоборот, его в собственной правоте убедят. Да ладно бы только его.

Покосился на любимого ученика, хмыкнул снисходительно.

– Ты полагаешь, что мы эту проблему решили? Отнюдь! Мы вырвали сорняк, который над землёй торчал, а сколько там ещё корешков осталось – поди знай. И потому следом за нами обязательно приедут в посёлок мозгоправы, хорошенько почву прорыхлят. Да потом ещё разок вернутся, проверят.

– Всё так серьёзно? – недоверчиво протянул Люциус.

– Именно так, – подтвердил патер. – Потому и бороться с этой заразой надо в самом начале, пока она ещё просто дуростью выглядит. Потом, когда видимостью мудрости обрастёт – поздно будет.

Помолчал пару минут, покачал головой в подтверждение своих мыслей.

– А хуже всего, если такие вот проповедники успеют людей убедить в существовании жизни после смерти.

– Как это? – не понял Люциус.

– Ну, дескать в этой жизни живи так, как велено, а после смерти воздастся тебе за это. Там такие блага можно расписать – залюбуешься. И попробуй опровергни. Станешь объяснять, что не может такого быть, так уже не проповедники, а сами люди тебя спросят – а ты откуда знаешь? Ты ведь там не бывал, чтобы так говорить.

– Так ведь и проповедник не бывал! – хохотнул Люциус. – Отчего же будут верить ему, а не нам?

– Оттого, что хочется человеку в это верить! Хочется думать, что коли в жизни тяжко было, то уж после неё-то будет не в пример легче! Должно же быть где-то хорошо? И если никто опровергнуть не может – значит, очень может быть. И всё, что для будущего счастья нужно – жить по правилам, которые тебе твой проповедник разъяснит.

– А вдруг нет там ничего? – язвительно протянул Люциус. – Зря всю жизнь по чужим правилам жил?

– А вдруг есть? – прищурился Северус. – А ты правил не соблюдал, и потому не видать тебе вечного счастья?

Помолчали.

– Да велика ли беда – поселковый проповедник? – Люциус пожал крепкими плечами. – Тьфу на самом деле.

– Пока один – да, – согласился Северус и отчего-то скривил лицо – точно по старой болячке случайно шкрябнул. – А вот когда такой деятель в каждом посёлке заведётся, а он заведётся, да каждый со своим истуканом… И когда каждый себя единственно правым провозгласит, а всех остальных, соответственно шарлатанами… Вот тут уж просто так не отплюёшься!

Беседу прервал глухой стук чего-то твёрдого, по чему-то мягкому, живому. Кучер сдавленно охнул, ухватился обеими руками за лицо и безвольным кулем шмякнулся на землю. Лошади остановились, завертели по сторонам большими головами и тревожно зафыркали, почуяв опасность. Люциус не успел ничего подумать, а тело уже всё сделало само – сжалось, сгруппировалось, приготовилось к бою. Металлическим, диковинным цветком распустился на левой руке скутум и надёжно укрыл голову и грудь хозяина. Северус тоже поднял руку, но замешкался и большой, покатый булыжник успел ударить в незащищённое плечо.

Страшной, чёрной молнией вылетел из повозки вольфсбан и бесшумно метнулся к придорожным кустам; оттуда камни теперь летели непрерывно и били в щит Люциуса, в деревянные борта повозки, по крупам заметавшихся в ужасе лошадей. Дефенсоры уже успели спрыгнуть на обочину, когда большой, угловатый камень сочно ударил одну из лошадей по беззащитной, умной морде. Она рванулась, увлекая за собой и подругу, и опасно накренившуюся повозку; проповедник, вытаращив глаза и пытаясь что-то промычать сквозь кляп, вынужденно прыгнул следом, сделал пару гигантских скачков и беспомощно плюхнулся брюхом в пыль. Так на брюхе, катаясь по дороге безвольной куклой с вытянутыми перед собой руками, и уехал следом за обезумевшими лошадьми.

Люциус бросился к кустам. Оттуда неслись дикие, человеческие крики, страшное рычание разъярённого зверя и тоскливый, бесконечный вой на одной пронзительной ноте – не разобрать уже, звериный или человеческий. Перепрыгнул через глубокую, наполовину заполненную грязной водой канаву. Мелькнула мысль – если бы не заметил, конец ногам, переломы обеспечены. Проскочил какой-то неприлично праздничный, весь в мелких, белых цветочках, куст, выломился на открытое пространство и с разбегу влетел в свалку человеческих тел с разъярённым вольфсбаном посредине. Не раздумывая, щёлкнул флагелиумом по ближайшей фигуре, успел заметить оскаленный в крике рот и бешеные, круглые глаза; человек расслабленно опустился на землю, замер, точно уснул. Тут же резанул по ушам отчаянный визг – на этот раз уже точно звериный. Вольфсбан, получив тяжкий удар камнем по голове, рухнул на человека, которого прижимал к земле передними лапами, распластался на нём чёрной тенью. Мощные челюсти зверя сомкнулись на горле истошно визжащего мужчины, клацнули с характерным хлюпаньем и визг превратился в отвратительный, булькающий хрип. Третий мужик, по самые глаза заросший густыми, чёрными волосами, согнул спину, точно перед броском и потянул к Люциусу освободившиеся от камня руки. Почему-то именно теперь стало отчётливо видно, насколько они грязные, расцарапанные, с потрескавшимися, больными ногтями на длинных, скрюченных пальцах. Как будто из всего окружающего мира кто-то специально выделил именно эти неприглядные руки. Люциус не стал тянуть время и чётким, отработанным движением щёлкнул мужика концом флагелиума по звероватому лицу…

Выдохнул, осмотрелся. Место для засады выбрано удачно, есть где спрятаться и вся дорога как на ладони. Камней под ногами нет, только хорошо обработанная земля – значит пришлось мужикам орудия нападения с собой тащить. Старательные, много наволокли! На поясах у последователей новоявленного проповедника Люциус заметил ножи. Обычные, невзрачные, рабочие инструменты, однако для удара в мягонькое очень даже пригодные. А у того, что разорванным горлом до сих пор булькает, розовые пузыри пускает – топор под рукой. Вот это уже без сомнений оружие страшное, надёжное. Не просто так умница вольфсбан именно на него в первую очередь бросился, свою беззащитную голову от камня не уберёг. Безошибочно выбрал самого опасного.

Запыхавшись и злобно что-то бормоча, на место боя вывалился из-за куста Северус. Похоже, по плечу старику досталось сильно, рука с неразвёрнутым щитом болтается как неживая, но глаза горят злобным огнём, а другая рука крепко сжимает рукоять флагелиума.

– Всех уложил? – выдохнул хрипло, согнулся, упёрся руками в полусогнутые колени и тяжело перевёл дух.

– Всех, кто здесь был, – хмуро уточнил Люциус. – Может кто-то сбежать успел.

– Нет, все здесь, – уверенно заявил Северус. – Все трое. Последователи, будь они неладны. На этот-то раз живыми взял?

– Двое живы, – недовольно поморщился Люциус. До смерти теперь напоминать будут?

Северус осторожно подошёл к лежащему под чёрным телом вольфсбана мужику, предусмотрительно откинул ногой топор.

– Ну-ка, помоги.

Вдвоём аккуратно оттащили в сторону тяжело дышащего зверя и Северус опустился на колени рядом с окровавленной мордой друга-телохранителя.

– Ну как же ты не уберегся-то, старина? – пробормотал сокрушённо. – Старый стал, не извернулся. Вот и я…

– Дышит, авось и выживет, – нерешительно проговорил Люциус. – Жалко старика.

Вернулся к убитому, вытащил его же нож из-за пояса и отрезал от замызганной, серой рубахи длинный, широкий лоскут. Положил голову вольфсбана себе на колени, взялся бинтовать разбитую макушку, стараясь затянуть потуже. Зверь косил на него чёрный, наполненный болью глаз и едва слышно поскуливал.

– Не мучай, не поможет, – Северус безнадёжно махнул рукой и болезненно сморщил и без того морщинистое лицо. – Всё равно помрёт, дай ему хоть напоследок полежать спокойно. Всю жизнь покоя не знал, так хоть сейчас. А я рядом посижу.

– Выходим, – упрямо глянул исподлобья Люциус. – Видел, как это делается – авось и получится повторить. А нет, так хоть совесть будет чиста.

Северус покачал головой, отвернулся и ушёл в сторону дороги. Люциус закончил перевязку, посмотрел на неподвижные тела врагов и не удержался, малодушно сунулся проверять переключатель на флагелиуме. Облегчённо выдохнул – режим шокера. Ничуть не жалко тварей, даже если бы и сдохли, но повторять собственную ошибку очень уж не хочется. Словно для того, чтобы окончательно развеять его сомнения, зашевелился мужик, первым получивший разряд. Неуклюже поворочался, тяжело поднялся и сел, ухватившись руками за всклоченную голову. Не то простонал, не то промычал что-то неразборчиво.

– Раньше надо было за голову браться, – со злобной насмешкой бросил Люциус и брезгливо ткнул мужика носком сапога в рыхлый бок. Что-то хрустнуло там едва слышно, по рёбрам, похоже, попало.

– Помоги своему товарищу встать, берите на руки зверя и несите к дороге. Только аккуратно, иначе уже я вам поганые глотки разорву.

Мужик безропотно выполнил приказ, помог второму подняться, оба взялись поднимать вольфсбана. Тот слабо, но привычно-злобно заурчал – это всё, что раненый зверь смог сделать. Тот из нападавших, что пытался вцепиться в Люциуса, покосился на тело с разорванным горлом и судорожно всхлипнул.

– Братишка…

– Для него уже всё закончилось, – презрительно ухмыльнулся Люциус. – А для тебя всё только начинается, много раз успеешь мёртвому братцу позавидовать. Пошли вперёд, будет ещё время всплакнуть.

Вышли на дорогу, остановились на обочине. Кучер уже пришёл в себя, повезло, живой. Осторожно ощупывает короткими, толстыми пальцами опухшее, с одной стороны, лицо. Видно, хорошо камнем приложило. Как не помер – одной судьбе ведомо.

Люциус повернулся на стук копыт, увидел разгорячённых, дефенсорских лошадей, что резво тащат чудом уцелевшую повозку. А в ней префектус с сыном и ещё пара дюжих мужиков из посёлка. Подлетели с шумом и пылью, юнец взялся беспокойных лошадей на месте удерживать, а префектус бросился к Северусу, встревоженным взглядом ощупал старика, заглянул в глаза.

– Живы, – выдохнул облегчённо. – А я уж перепугался, когда вашу повозку лошади пустую в посёлок притащили. Чего только не передумал, пока сюда мчались.

– Поторопился плохое думать, – резко осадил его дефенсор и поморщился от боли в ушибленном плече. – Где проповедник?

– Возле посёлка валяется, – виновато развёл руками префектус. – Его по всей дороге размазало, пока за повозкой тащился. Мало, что осталось.

– Похоже, не очень хорошо служил своему идолу, – усмехнулся Северус. – Не позаботился тот о верном служителе.

– Ну, как знать, – скривил губы префектус. – От рудника он его всё-таки избавил.

– На других заменил, – нервно хохотнул Люциус и злобным взглядом царапнул замерших на обочине задержанных. – Там, за кустом, ещё одна дохлятина валяется. Приберите, ни к чему тут вонять, воздух поганить.

– Приберём, – заверил префектус и сокрушённо вздохнул. – Четырёх работников лишился зараз! Теперь вот думай, откуда людей брать, как переставлять.

– Работа у тебя такая, – напомнил Северус. – Садись со мной в повозку, съездим, посмотрим на тело проповедника… размазанного. Я должен удостовериться.

– Конечно, конечно, – засуетился префектус, помог тяжело поднявшемуся кучеру взобраться на своё место. Сунулся было Северусу подсобить, но тот так злобно зыркнул, что желание помогать резко пропало.

Люциус присел возле вольфсбана, погладил по тяжело вздымающемуся, чёрному боку, вздохнул. Жалко зверя. Скоро свой такой же вырастет – побережнее надо. Чтобы и о своём потом не жалеть.

Глава 3

Люциус с долгим, протяжным стоном мученика откинулся на деревянную спинку кресла и устало прикрыл глаза. Ворох разномастных бумажонок слился в глазах в один бесформенный, замызганный ком. И его следовало не просто разобрать и аккуратно разложить. Нет! Каждую замусоленную бумажку расправить так, чтобы прочитать корявые каракули, полученную информацию перенести в свою таблицу, а исходник убрать в соответствующую папку на хранение. Потому, что каждая бумажка – отчёт префектуса за год, из каждого посёлка. А затем придётся достать прошлогоднюю таблицу, чтобы сравнить результаты. Только тогда станет ясна картина жизни Озёрного округа, где Люциусу довелось трудиться младшим дефенсором. Вот только до старости при такой работе этот младший вряд ли дотянет.

– О чём стонешь, мил человек?

Северус появился в комнате абсолютно бесшумно и неожиданно – точно привидение от стены отпочковалось. Только что не было никого, и на тебе: стоит, усмехается, сочувствовать и в мыслях не имеет.

– Зачем это всё, патер? – тусклым, безжизненным голосом вопросил Люциус. – Можно же посадить писаря, пусть перепишет и посчитает. Зачем самим-то с писаниной валандаться?

Северус стёр с лица глумливую улыбочку, шагнул к столу и с размаху опустился на деревянную лавку. Кожаный костюм вкусно скрипнул, лавка чуть покачнулась, и старик поспешно ухватился сухой, тонкой рукой за столешницу. Досадливо поморщился – вся важность насмарку.

– А кто у нас за всё в ответе, писарь или дефенсор? – спросил вкрадчиво. – С кого спрос?

– Так ведь переписанное-то читать удобнее, – вскинулся Люциус и возмущённо фыркнул. – Разве обязательно свои глаза истязать? Есть же мастеровитые люди, перепишут.

– А ты уверен, что правильно перепишут? – прищурился Северус.

– На такой работе люди грамотные, – заверил Люциус.

– И честные?

Люциус вздохнул, помолчал. Поди знай насчёт честности-то. Люди – они всякие. И разные.