Тени на набережной
Глава 1
Туман над рекой был густым и вязким, будто город пытался спрятать от самого себя то, что в нём происходило. Вода внизу дышала холодом, и этот холод поднимался вверх, обволакивая набережную липкой влажностью. Машины проезжали редко, их фары разрезали серую мглу и тут же исчезали, будто свету здесь было запрещено задерживаться.
Анна стояла за кордоном и смотрела вниз. У берега копошились спасатели. Их движения были размеренными, словно ритуальными, и от этого казались ещё страшнее. Они вытаскивали из воды тело – мокрая ткань одежды прилипла к фигуре, руки безвольно болтались. Белый мешок зашуршал, когда его закрыли, и Анна ощутила, как в животе сжался тугой узел.
Она видела мёртвых раньше. Газетные расследования приводили её в морги и криминальные сводки чаще, чем хотелось бы. Но сегодня всё казалось другим – слишком близким, слишком личным.
Она закрыла глаза, вдохнула – и вместе с воздухом в лёгкие вошёл запах реки. Металл, сырость и что-то сладковатое, тошнотворное.
– Журналистка? – рядом прозвучал голос.
Анна вздрогнула и открыла глаза. Мужчина стоял чуть в стороне. Высокий, сутулый, с лицом, на котором будто никогда не спал. В руках – папка, из кармана плаща торчала пачка дешёвых сигарет.
– Анна Сергеевна, верно? – уточнил он.
Она машинально кивнула.
– Да… А вы?
– Соколов, – коротко представился он. – Думаю, вам лучше сразу знать: ваш интерес к этому делу может оказаться не просто профессиональным.
– Что вы имеете в виду? – Анна нахмурилась.
Он открыл папку, достал прозрачный пакет. Внутри лежал скомканный лист бумаги. Соколов повернул его так, чтобы она увидела: на бумаге было выведено её имя.
АННА.
Холод ударил сильнее ветра. Она смотрела на эти четыре буквы, и мир вокруг будто пошатнулся.
– Это нашли у него, – сказал Соколов спокойно. – В кармане.
Анна отступила на шаг, прижала ладонь к груди. Она хотела что-то сказать, но голос предательски дрогнул.
– Это… шутка?
– На шутку не похоже, – отозвался он. – Вы знали этого человека?
– Я… – Анна замялась. В горле пересохло. – Нет. По крайней мере, так мне кажется.
Соколов закурил, выпустил дым в сторону реки. Глаза его оставались спокойными, но Анна чувствовала: он не верит ей до конца.
– В таких делах «кажется» – слишком дорогое слово, – заметил он. – Вам стоит быть осторожнее.
Анна отвернулась к реке. Спасатели уже убрали тело в машину. Туман снова сомкнулся, и от всего, что произошло, остались лишь мокрый асфальт да гулкий стук собственных мыслей.
Она понимала: это только начало.
Анна шла по набережной, стараясь не смотреть на машину, в которую погрузили тело. Ветер доносил запах бензина, смешанный с речной сыростью. Люди вокруг уже начали расходиться: кто-то снимал происходящее на телефон, кто-то обсуждал случившееся вполголоса.
Её руки дрожали. Она сунула их в карманы пальто, будто могла спрятать не только пальцы, но и тот страх, что поселился внутри. Почему моё имя? Этот вопрос бился в голове, как птица о стекло.
Соколов догнал её.
– Вам нужно допросить себя самой, Анна Сергеевна. Где, когда и кому вы могли перейти дорогу?
Она усмехнулась горько:
– Вы говорите так, будто я виновата, что моё имя оказалось в его кармане.
– В таких делах виноват каждый, – сказал он сухо. – Одни потому что убивают, другие потому что мешают.
Они остановились у кофейни. Соколов бросил окурок, придавил его ботинком и, не спросив, зашёл внутрь. Анна последовала за ним. В кафе пахло жжёным молоком и корицей, но даже этот запах не перебил горечь у неё во рту.
Соколов заказал два чёрных кофе. Когда кружки поставили на стол, он посмотрел на неё долгим, внимательным взглядом.
– Ваша фамилия мелькала в старых делах. Вы писали про теневые схемы в строительстве, верно?
Анна кивнула.
– Тогда многие хотели, чтобы я заткнулась.
– Может, кто-то из них вспомнил об этом сейчас, – сказал он. – Город редко забывает тех, кто слишком громко говорил.
Она сделала глоток кофе. Горячая горечь разлилась по горлу, но не согрела. В голове мелькали лица из прошлого – герои её статей, свидетели, которых она теряла из виду. Среди них мог быть кто угодно.
– Вы хотите, чтобы я молчала? – спросила она.
Соколов пожал плечами.
– Я хочу, чтобы вы остались живы. Остальное – ваше дело.
Он поднялся, оставив на столе недопитый кофе.
– Я дам вам знать, если появится что-то новое. А пока – не гуляйте одна.
Анна смотрела ему вслед. Его фигура растворилась за дверью, и на мгновение ей показалось, что вместе с ним ушла последняя опора.
…
Вечером город утонул в дождевых огнях. Анна возвращалась домой пешком, потому что трамвай сломался, а такси ждать не хотелось. Влажный асфальт отражал вывески, машины шипели по лужам, и весь мир казался залитым ртутью.
Она чувствовала, что кто-то идёт за ней. Шаги – не быстрые, но уверенные. Она ускорила шаг. Тень повторила её движение.
В витрине книжного магазина мелькнуло отражение: мужчина в длинном сером плаще, лицо скрыто капюшоном. Он не пытался приблизиться, не говорил ни слова. Просто шёл следом.
Сердце заколотилось. Анна свернула во двор, потом ещё в один, надеясь запутать его. Но каждый раз, когда она оглядывалась, он был там.
Добежав до своей двери, она судорожно достала ключи. В тот миг шаги стихли. Она обернулась – и никого. Только дождь, стекший по стенам, и пустота.
Анна вошла в квартиру, закрыла дверь на все замки и прижалась к ней спиной. В комнате пахло пылью и бумагами. Она включила свет и увидела на столе коробок от спичек.
Тот самый, что был на месте происшествия.
Она не приносила его домой.
Анна опустилась на стул и обхватила голову руками. Мир вокруг стал хрупким, как стекло. И где-то внутри она уже знала: это не случайность. Это игра. И кто-то выбрал её мишенью.
Анна долго сидела неподвижно, слушая, как в квартире скрипят трубы и капает вода с подоконника. Каждый звук казался подозрительным, чужим. Она прислушивалась, ожидая шагов за дверью, тихого скрежета ключа в замке – но ничего не происходило. Тишина была настолько плотной, что в ней можно было задохнуться.
Она поднялась, взяла коробок спичек и разглядела его. На крышке – название дешёвого бара у станции метро, куда ходили лишь те, у кого не осталось других мест. Её сердце сжалось: она знала этот бар. Несколько лет назад именно там она встречалась с источником по делу о махинациях в строительстве. Мужчина был напуган, говорил отрывками, глотал слова. Через два дня его нашли в петле.
Коробок дрожал в её руках, и она впервые за долгое время почувствовала настоящий холод – не от ветра, не от дождя, а от понимания, что прошлое вернулось.
Телефон завибрировал. Анна вздрогнула, едва не выронив коробок. Сообщение без номера: «Ты ведь помнишь».
Она закрыла глаза. Воспоминания нахлынули: тот бар, дешёвая водка, глаза мужчины, которые постоянно бегали по сторонам. Его дрожащая рука, когда он протягивал ей папку с документами. Его слова: «Если я исчезну – знайте, они рядом».
Анна тяжело выдохнула, поставила телефон экраном вниз. Внутри нарастало чувство, что город замкнулся вокруг неё кольцом, и это кольцо медленно сжимается.
…
Ночь выдалась длинной и тревожной. Каждый скрип пола, каждый звук с улицы заставлял её вздрагивать. Она пыталась уснуть, но сон не приходил. Лишь под утро, когда туман за окном стал разреженнее, ей удалось на короткое время провалиться в забытьё.
Проснулась она от звонка. Звонок был резким, настойчивым. Анна посмотрела на часы: половина восьмого. Она с трудом поднялась, подошла к двери.
– Кто там?
– Соколов, – прозвучало за дверью.
Она открыла. Он стоял на пороге, с той же уставшей сутулой осанкой, в плаще, пахнущем табаком и дождём.
– Вы плохо выглядите, – заметил он.
– Спасибо, – ответила Анна сухо. – Что-то случилось?
– Поговорим, – сказал он. – Не здесь.
Она оделась в спешке, схватила сумку. На секунду задержалась, глядя на коробок спичек, лежащий на столе. Решила не брать. Но знала: он всё равно останется с ней – в памяти, в страхе, в каждом её шаге.
…
Они шли по улице молча. Утро было серым, прохожие спешили кто куда, и никто не обращал на них внимания. Соколов курил, не предлагая ей сигарету. Его лицо казалось ещё более жёстким, чем вчера.
– У вас дома был кто-то? – спросил он наконец.
Анна повернулась к нему:
– Почему вы так решили?
– Вы слишком насторожены. И у вас на рукаве след пыли. В вашей квартире такой пыли нет.
Она вздрогнула. Его наблюдательность пугала, но одновременно и внушала доверие.
– Коробок спичек, – сказала она тихо. – Он появился на столе. Сам.
Соколов не удивился. Лишь кивнул.
– Значит, они уже ближе, чем я думал.
Анна остановилась.
– Кто «они»? Вы знаете, что происходит?
Он посмотрел на неё долгим взглядом, в котором смешались усталость и решимость.
– Я знаю одно. Это не случайность. И вы в этом деле – не свидетель. Вы ключ.
Слова прозвучали как приговор.
Анна почувствовала, как земля под ногами становится зыбкой. Она хотела возразить, сказать, что всё это ошибка, но не смогла. Потому что в глубине души понимала: Соколов прав.
В участке пахло табаком и старой бумагой. Анна сидела на жёстком стуле напротив стола, где Соколов раскладывал папки. Он листал бумаги медленно, будто проверяя её терпение.
– Вы понимаете, – начал он наконец, – что теперь вы не просто журналистка, которая случайно оказалась рядом. У вас есть личная связь с этим телом.
– Это не так, – резко ответила Анна. – Я его не знала.
– Но ваше имя было у него в кармане, – спокойно сказал Соколов. – Значит, кто-то хотел, чтобы мы это нашли.
Анна молчала. Она слышала тиканье часов на стене, шаги в коридоре, стук клавиш за соседним столом. Всё это складывалось в какой-то странный оркестр, в котором её сердце било самый громкий ритм.
– Скажите честно, – продолжил Соколов. – Кто может помнить вас настолько, чтобы оставить такую метку?
Она отвела взгляд. Перед глазами всплыло лицо того бухгалтера, встреча в баре, его испуганные глаза. И ещё другие лица – люди, о которых она писала: чиновники, дельцы, бандиты. У каждого мог быть мотив.
– Я писала о слишком многих, – сказала она наконец. – Вы хотите список врагов? У меня их целый архив.
Соколов закурил прямо в кабинете, не спросив разрешения. Дым пополз к потолку, и в его клубах Анне показалось, что виднеются очертания лиц.
– Архивы – хорошая вещь, – сказал он. – Но у этого города память длиннее, чем у вас. Иногда он возвращает старые долги.
Анна не выдержала и резко встала.
– Послушайте, вы говорите загадками, а мне жить в этом городе. Я хочу знать – кто за этим стоит?
Соколов поднял глаза. В них мелькнула усталость, но не слабость.
– Если я скажу, вы не доживёте до конца недели.
Эти слова прозвучали так спокойно, что у неё пробежал холод по коже.
…
Она вышла из участка на улицу. Воздух был влажным, небо низким, и казалось, что оно вот-вот рухнет. Анна шла по тротуару, чувствуя взгляды прохожих. Каждый человек, проходящий мимо, казался подозрительным. Каждый шаг отзывался эхом внутри.
На перекрёстке она остановилась. Светофор мигал красным, машины нетерпеливо гудели. В зеркале витрины напротив снова мелькнула фигура в сером плаще.
Она закрыла глаза, глубоко вдохнула. Когда открыла – фигура исчезла.
Анна перешла дорогу. Но внутри уже знала: исчезла лишь тень, а не тот, кто её бросает.
Город жил своей обычной жизнью – торговки на рынке кричали, дети смеялись во дворе, мужчины ругались на парковке. Всё было как всегда. Только для неё мир уже никогда не станет прежним.
Потому что смерть на набережной была не просто делом. Это было послание.
И оно адресовано ей.
Глава 2
Ночь после допроса тянулась мучительно долго. Анна лежала на кровати, но сон не приходил. За окном город жил своей ночной жизнью: где-то хлопала дверь, вдали тянуло сиреной такси, ветер поднимал обрывки газет, заставляя их шуршать, словно чьи-то шёпоты. Каждый звук отдавался внутри неё тревогой.
Она пыталась сосредоточиться на чём-то привычном – мысленно повторяла заголовки недописанных статей, прокручивала планы на будущую неделю. Но память снова и снова возвращала её в тот старый бар, запах дешёвого спирта и сигарет, лицо бухгалтера, который так боялся сказать лишнее. Тогда она думала: это просто очередная история о грязных деньгах. Теперь понимала – то был первый удар по невидимой двери, за которой скрывалась куда более тёмная правда.
Телефон вспыхнул в темноте. Анна рывком села. Экран показывал неизвестный номер. Она медлила, потом всё-таки ответила.
– Алло?
Пауза. В трубке только шум. Потом тихий мужской голос:
– Ты должна была остановиться.
Анна сжала телефон так, что побелели пальцы.
– Кто это?
Но связь оборвалась.
Она сидела неподвижно, прислушиваясь к биению собственного сердца. Знала: это не случайный звонок. Это предупреждение.
…
Утром Соколов снова позвонил ей. Его голос был хриплым, но твёрдым:
– Встретимся у станции. Помните бар, который был на коробке спичек?
Анна молча кивнула в пустоту, потом осознала, что он её не видит, и сказала:
– Да, помню.
– Вот туда и поедем.
…
Бар встретил их запахом пролитого пива и застоявшегося табака. Стены были окрашены когда-то в зелёный цвет, но теперь всё облупилось, на столах – следы старых пятен. За стойкой стоял мужчина лет пятидесяти, с лицом, обветренным и уставшим, словно он прожил здесь всю жизнь.
– Здравствуйте, – сказал Соколов. – Нам нужно поговорить.
Бармен посмотрел на них долгим взглядом и ответил глухо:
– Пить – наливать. Остальное меня не касается.
Анна почувствовала, как внутри всё сжалось. Ей казалось, что бар хранит слишком много теней. Она подошла ближе, положила на стойку фотографию, которую сделала на месте происшествия – лицо мужчины, найденного на набережной.
Бармен вздрогнул. Его глаза на секунду выдали страх, но он тут же отвернулся.
– Не знаю его.
Соколов не спешил. Он достал сигарету, закурил, выдохнул дым прямо в сторону бармена.
– Врёшь. И врёшь плохо.
Повисла пауза. Шум телевизора в углу – единственный звук в помещении. Наконец бармен склонился вперёд и сказал едва слышно:
– Тут иногда приходили люди. Не те, что просто выпить. Он был один из них. Но я не хочу знать больше. Если хотите жить – и вы тоже.
Анна хотела спросить, кто они такие, но бармен поднял руку, будто отрезал:
– Всё.
Они вышли на улицу. Воздух казался тяжёлым после затхлого бара. Соколов шёл молча, но по его лицу Анна поняла: они получили больше, чем он ожидал.
– Видите, – сказал он наконец. – Всё возвращается к вам. Этот бар, этот человек, это дело.
– Но я не понимаю, зачем, – сорвалось у неё. – Почему я?
Соколов остановился, посмотрел ей в глаза.
– Потому что кто-то решил, что вы должны вспомнить.
Анна хотела возразить, но в этот момент её телефон снова завибрировал. Сообщение. Только одно слово:
«Продолжай».
Она почувствовала, как её охватывает ледяной страх.
Соколов резко выхватил у неё телефон и прочитал сообщение. Его брови сдвинулись, но лицо оставалось каменным.
– «Продолжай»… – повторил он. – Значит, они хотят втянуть вас глубже.
Анна вырвала аппарат обратно.
– Вы говорите так, будто всё уже знаете. Может, пора перестать играть в загадки?
Он посмотрел на неё пристально, слишком долго, будто проверял, выдержит ли она.
– Если вы действительно хотите знать – с этого момента дороги назад не будет.
Она горько усмехнулась.
– А разве он у меня есть?
…
В машине Соколов курил и молчал. Его руки уверенно держали руль, взгляд был сосредоточен. Анна смотрела в окно: город тянулся мимо серыми кварталами, облезлыми вывесками, мокрым асфальтом. Всё выглядело до боли привычным, но именно эта привычность и пугала – будто мир вокруг остался прежним, а только её жизнь незаметно сдвинулась с орбиты.
– Я проверю ваш старый архив, – сказал Соколов, не отрывая глаз от дороги. – Уверен, ответы там.
– Архив? – переспросила она. – Я сама едва туда заглядываю.
– Зато они заглянули, – отрезал он. – Иначе откуда знали бы про тот бар?
Анна замолчала. Внутри поднялось чувство вины: она столько раз бросала старые дела, думая, что всё кончено. Но в этом городе ничего не кончалось – всё лишь откладывалось, чтобы однажды вернуться.
…
У подъезда своего дома она задержалась. Соколов вышел вместе с ней.
– Проверю квартиру, – сказал он. – Просто на всякий случай.
Анна не спорила. Внутри было тихо, но тишина уже не казалась безопасной. Соколов обошёл все комнаты, прислушивался, проверял окна.
– Чисто, – произнёс он. – Но советую пока не оставаться одной.
Она усмехнулась.
– Вы предлагаете мне поселиться у вас?
– Я предлагаю не нарываться, – спокойно ответил он.
Её улыбка тут же исчезла.
…
Вечером, когда город погрузился в туман, Анна снова взялась за старые папки. Пыль поднималась в воздух, садилась на пальцы, запах старины щекотал ноздри. Каждая папка была напоминанием о прошлом – скандалы, махинации, исчезнувшие свидетели.
Она наткнулась на папку с пометкой «Дело №47». И внутри – фотография того бухгалтера. Подпись карандашом: «В случае смерти – искать связь в „СеверТраст“».
Анна застыла. Сердце заколотилось так, что ей показалось, будто весь дом слышит этот звук.
Она достала телефон. Позвонила Соколову.
– Нашла кое-что. Нужно встретиться.
…
Они снова сидели в машине. Анна держала папку, Соколов листал документы. Его лицо оставалось непроницаемым, но по лёгкому движению губ она поняла: он узнал название компании.
– «СеверТраст», – произнёс он глухо. – Вот мы и вышли на хозяев игры.
– Вы знали? – спросила она.
Он не ответил сразу. Лишь закрыл папку и посмотрел ей прямо в глаза.
– Давайте так: если мы пойдём дальше, вам придётся перестать быть журналисткой. Вы станете игроком.
Анна почувствовала, как внутри поднимается холод. Но она кивнула.
И в этот момент её телефон снова завибрировал. Новое сообщение. На этот раз – фотография. Её собственное окно. Снятое с улицы.
Анна стиснула зубы, чтобы не закричать.
– Они рядом, – сказала она шёпотом.
Соколов раздавил сигарету о панель. Его голос был твёрдым:
– Они были рядом всегда.
Глава 3
Утро встретило Анну хмурым небом и вязким воздухом, будто город сам устал от своих тайн. Она смотрела на улицу из окна своей кухни, держа чашку кофе, который остывал быстрее, чем она успевала к нему прикоснуться. На подоконнике лежала раскрытая папка с документами по делу бухгалтера, но слова размывались, превращаясь в сплошные пятна.
Телефон завибрировал. Сообщение от Соколова:
«Через час. У офиса „СеверТраст“. Будьте готовы».
Анна почувствовала, как сердце болезненно сжалось. Это название уже второй день звучало в её голове, как проклятие. Она знала, что эта компания фигурировала в расследованиях других журналистов, но все они обрывались одинаково – публикация откладывалась, автор исчезал, материал исчезал вместе с ним.
…
У здания «СеверТраст» было людно. Серая башня из стекла и бетона возвышалась над улицей, отражая в своих зеркальных окнах куски облачного неба. Люди в деловых костюмах проходили мимо, спеша на работу. Никто из них не выглядел причастным к тому миру, о котором говорили её старые досье, – но Анна знала: самые опасные лица прячутся за идеально выглаженными галстуками.
Соколов ждал её у входа. Его взгляд был усталым, но собранным.
– Вы готовы? – спросил он.
– А у меня есть выбор? – усмехнулась Анна, но в её голосе не было уверенности.
Они вошли внутрь. В холле пахло дорогим кофе и мебельным лаком. Девушка на ресепшене улыбнулась дежурной улыбкой, но её глаза на мгновение задержались на Анне, словно она знала больше, чем показывала.
– У нас встреча, – спокойно сказал Соколов и назвал имя, которое Анна никогда прежде не слышала.
Девушка кивнула, сделала звонок, потом указала им на лифт.
…
В кабинете на 12-м этаже их ждал мужчина лет сорока, в дорогом костюме, с руками, сложенными на столе. Его лицо было таким правильным и гладким, что казалось нарисованным.
– Рад познакомиться, – произнёс он, и в его голосе слышалась холодная вежливость. – Вы журналистка Анна, верно?
Она кивнула.
– Интересно, что вас снова заинтересовало наше скромное учреждение. Мы – лишь финансовый холдинг, ничего больше.
Анна почувствовала, как внутри неё закипает злость. Она хотела возразить, но Соколов слегка коснулся её руки под столом, предупреждая: пока рано.
Мужчина тем временем улыбался.
– Иногда прошлое возвращается. Но поверьте, не всегда стоит открывать старые папки. Некоторые истории лучше оставить мёртвыми.
Анна встретила его взгляд.
– А если мёртвые начинают сами приходить ко мне?
В его глазах мелькнула тень раздражения. Но он тут же вернул себе маску любезности.
– Тогда вам стоит быть осторожнее, Анна. Очень осторожнее.
…
Когда они вышли из офиса, воздух показался им другим – будто на коже осела невидимая пыль. Анна глубоко вдохнула, но тревога не уходила.
Соколов закурил прямо у входа.
– Ну что, – сказал он, выпуская дым, – убедились? У этих людей даже улыбки – оружие.
Анна кивнула. Но в её голове вертелось другое: что-то в словах того человека звучало слишком личным, словно он говорил не только о компании.
Именно в этот момент её телефон снова завибрировал. Сообщение. На этот раз – письмо, пересланное с её старой почты, которую она давно не использовала. Тема: «Ты забыла».
Она открыла файл. Там была фотография. Она, Анна, сидящая в том самом баре пять лет назад. Рядом с ней – бухгалтер.
Под фото подпись: «Начало всегда там, где ты его оставила».
Анна почувствовала, как земля уходит из-под ног. Она не помнила, чтобы кто-то в тот вечер делал снимки. Бар был тёмный, полупустой, и единственным свидетелем их разговора казался бармен. Но фотография была чёткой, сделанной с такого угла, будто кто-то специально следил.
– Что там? – спросил Соколов.
Она молча передала ему телефон. Он посмотрел и нахмурился.
– Значит, их игра началась раньше, чем мы думали.
– Но как? – Анна сорвалась на крик. – Это было пять лет назад! Я даже не работала тогда на крупное издание, я писала для маленькой газеты! Кому я могла помешать?
Соколов затушил сигарету и посмотрел на неё долгим взглядом.
– Иногда неважно, где ты работаешь. Важно, к чему прикасаешься.
Анна отвернулась. Сердце стучало так громко, что заглушало шум улицы. В памяти всплыл тот вечер: разговор бухгалтера, его трясущиеся руки, слова о «СеверТрасте». Тогда она решила, что это слишком опасно, и закрыла тему. А теперь она понимала: дело не закрылось. Оно всё это время ждало её.
…
Вечером Анна вернулась домой. Дождь барабанил по стеклу, оставляя мутные дорожки на окне. Она села за стол и разложила перед собой старые заметки. Листы пахли пылью и временем.
Каждое предложение теперь казалось ей намёком. «Неведомые структуры», «теневые партнёры», «связи в городской администрации». Она видела во всём цепочку, ведущую к «СеверТраст».
Телефон снова зазвонил. На этот раз – звонок, не сообщение. Номер был скрыт.
Анна колебалась, потом нажала «принять».
Тишина. Потом женский голос, холодный, ровный:
– Ты копаешь слишком глубоко.
– Кто вы? – спросила Анна.
– Тень. Та, что всегда рядом. Закрой папки, пока можешь.
Связь оборвалась.
Анна сжала телефон. Её пальцы дрожали. Она понимала: это не пустая угроза. Её прошлое теперь было не просто памятью. Оно стало оружием против неё.
…
Поздней ночью Соколов снова появился у её двери. Он выглядел уставшим, но в глазах горела решимость.
– Я проверил пару старых связей, – сказал он, входя в квартиру. – И нашёл кое-что. У «СеверТраст» был внутренний аудитор. Год назад он исчез. Но до этого он связался с одним человеком. И этот человек хочет поговорить с вами.
Анна замерла.
– Со мной? Почему не с вами?
Соколов пожал плечами.
– Сказал: доверяет только вам.
В груди у неё зажглось странное чувство – смесь страха и любопытства. Кто этот человек? Почему он помнит её?
…
Встреча была назначена в заброшенном доме на окраине. Когда они вошли внутрь, пахло сыростью и гнилью. Сквозь трещины в крыше пробивался лунный свет.
Из тени вышел мужчина. Его лицо было худым, глаза – глубоко запавшими, но взгляд твёрдым.
– Анна, – сказал он. – Наконец-то.
Она отпрянула. В нём было что-то знакомое, и в то же время чужое.
– Вы кто?
– Друг того, кого ты когда-то предала.
Её сердце сжалось. Она не могла произнести ни слова.
Соколов напрягся, положив руку на кобуру.
– Говори ясно, – приказал он.
Мужчина усмехнулся.
– Ты думаешь, это расследование про деньги? Про „СеверТраст“? Нет. Это про то, что однажды ты оставила. И теперь оно вернулось за тобой.
Он сделал шаг вперёд.
– Всё началось в тот вечер в баре. Ты слышала больше, чем должна была. И ты решила отвернуться. Но кто-то умер из-за твоего молчания.
Анна побледнела. Она вспомнила глаза бухгалтера, его мольбу: «Если со мной что-то случится – не молчи». И то, как она закрыла папку, решив, что это не её война.
Мужчина приблизился ещё.
– Теперь твоя очередь платить.
В этот момент снаружи раздался грохот. Окна задрожали. Чей-то силуэт мелькнул в проёме двери.
Соколов выхватил оружие.
– Анна, за мной!
Снаружи треснуло стекло. Сквозняк ударил в лицо холодом, и где-то сверху посыпалась штукатурка. Соколов резко толкнул Анну к стене и сам шагнул вперёд, держа пистолет наготове.
– Назад, – прошипел он, не сводя взгляда с чёрного проёма двери.
Шаги. Сначала один, тяжёлый, осторожный. Потом ещё два. Гулкий пол деревянного этажа скрипел, как старый корабль.
Анна чувствовала, как по её спине стекает липкий пот. Она хотела спросить что-то – кто это, за кем они пришли? – но губы не слушались.
Из тени вышли двое. Одеты в тёмное, лица закрыты масками. Один держал в руке металлическую трубу, другой – что-то похожее на нож.
– Убирайтесь, – сказал Соколов твёрдо. Его голос звенел в пустоте, будто колокол. – Ещё шаг – и я стреляю.
Они переглянулись. И в этот момент с другой стороны дома – за их спинами – раздался стук. Кто-то ещё входил.
– Чёрт, – процедил Соколов. – Нас берут в кольцо.
Анна судорожно сжала кулаки. Она огляделась – рядом, у обвалившейся стены, лежала ржавая арматура. Она схватила её, не думая, только чтобы не быть безоружной.
Один из нападавших шагнул ближе. Его глаза за маской блеснули жёлтым светом фонаря, пробившегося в щель окна.
– Анна, – сказал он неожиданно спокойно. – Мы пришли не за ним. Мы пришли за тобой.
Соколов выстрелил в потолок. Звук оглушил, штукатурка посыпалась снегом пыли.
– Назад! – рявкнул он. – Ещё шаг – и я кладу вас здесь.
Но нападавшие не дрогнули. Наоборот, в их движениях появилось странное спокойствие, будто они знали – победа уже у них в руках.
В этот момент мужчина, который назвал её предательницей, – тот самый, с запавшими глазами, – исчез. Просто растворился в тени. Анна успела заметить, как его силуэт скользнул в сторону лестницы, ведущей вниз.
– Он уходит! – выкрикнула она.
Соколов метнул взгляд за спину, потом снова на врагов.
– Забей на него. Живыми отсюда выйти важнее.
Анна стиснула арматуру. Сердце колотилось, как бешеное. Нападавшие приближались, и каждый их шаг отзывался гулом внутри её груди.
– Зачем я им? – сорвалось у неё. – Чего они хотят?!
Один из них остановился. Поднял голову. Его голос прозвучал глухо, но отчётливо:
– Хозяин ждёт тебя.
И прежде чем она успела осознать смысл этих слов, они рванули вперёд.
Секунды расползлись, как тягучий дым. Первым прыгнул тот, что держал трубу. Соколов выстрелил – металл взвизгнул от рикошета, пуля задела край балки. Второй ударил ножом, целя прямо в живот Анны.
Она не успела подумать. Арматура в её руке взлетела сама собой и с глухим звоном встретила запястье нападавшего. Лезвие выскользнуло и упало на пол, затрещав по дощатым доскам.
– Вниз! – рявкнул Соколов и толкнул её к полу. Сам он бросился вперёд, как зверь, врезавшись плечом в грудь второго. Оба покатились, грохот был такой, что казалось, рухнет весь дом.
Анна попыталась подняться, но сзади захрустели шаги. Третий. Тот, кого они не видели, уже поднимался по лестнице. В руках у него был обрез.
Её сердце обожгло паникой. Ни секунды, ни выбора. Она схватила нож с пола, выдернула его из щели между досками и, когда мужчина поднял оружие, метнула лезвие в его сторону. Не в грудь, не в горло – куда угодно, лишь бы остановить.
Лезвие ударило в плечо. Он взвыл, ружьё дёрнулось и выстрелило в потолок. Осыпавшаяся штукатурка накрыла всех белым туманом.
– Быстрее! – Соколов уже поднялся, прижав к полу одного из нападавших. Он сорвал с него маску. Лицо было обычное, блеклое, словно случайное. Но в глазах – мёртвый, хищный блеск.
– Кто послал тебя? – прорычал Соколов.
– Хозяин, – прохрипел тот, едва дыша. – Хозяин зовёт её…
Он резко выгнулся и захрипел. Изо рта пошла пена. Секунду спустя тело обмякло.
– Цианид, – выдохнул Соколов, отшатнувшись. – Чёрт, они глотают капсулы.
Остальные уже бежали. Стук сапог уходил вниз, во двор, в ночь. Анна стояла в пыли, не чувствуя ног.
– Что… что это значит? – её голос дрожал. – Почему я?
Соколов схватил её за плечи. Его глаза смотрели прямо, безжалостно, словно он боялся, что она сейчас развалится на куски.
– Значит, ты связана с этим глубже, чем думаешь. Они пришли не за мной. Они знали, где искать тебя.
Анна закрыла лицо руками. На губах стоял металлический вкус – она то ли прикусила губу, то ли это кровь того, кто упал рядом.
В тишине старого дома слышался только ветер. И тихое, далёкое эхо города.
– Если хозяин зовёт меня, – сказала она, медленно убирая руки от лица, – значит, пора понять, кто он такой.
Соколов молчал. Только в его взгляде впервые мелькнуло нечто похожее на уважение.
Они вышли из заброшенного дома под серым светом фонаря. Ночь будто уже знала, что здесь пролилась кровь: воздух был густым, вязким, с запахом сырости и металла. Вдалеке гудели поезда – мерное, тяжёлое дыхание города, равнодушного к человеческим драмам.
Анна шла быстро, почти спотыкалась. Арматура всё ещё была в её руке – пальцы не слушались, словно приросли к железу. Соколов молча забрал её, выбросил в канаву.
– Больше не бери такое, – сказал он. – У тебя руки дрожат. Если придётся – не промахнёшься, но убьёшь себя раньше.
Анна хотела ответить резко, но слова застряли. Вместо этого спросила:
– Ты веришь им? Про этого «Хозяина»?
Соколов достал сигарету, прикурил. В свете огня его лицо на секунду стало старше лет на десять.
– Верю в то, что у них есть хозяин. В таких играх пешки не действуют сами.
Они шли вдоль пустыря. Вдруг Анна заметила: за ними тянется тень. Не явная, но слишком устойчивая, чтобы быть игрой света. Кто-то шёл за ними.
– Мы не одни, – прошептала она.
Соколов кивнул едва заметно.
– Не оглядывайся. На перекрёстке повернёшь направо, войдёшь в бар. Он называется «Гудок». Там шумно, потеряем хвост.
Бар «Гудок» встретил их гулом голосов и запахом дешёвого пива, вперемешку с гарью от старых колонок. На стенах – фотографии локомотивов, пожелтевшие афиши концертов. Здесь собирались те, кого город выбросил за борт: водители маршруток, железнодорожники, молодые, но уже усталые парни с района.
За стойкой стоял мужчина лет сорока, в выцветшей рубашке. Он сразу узнал Соколова и прищурился.
– Давно не заходил. – Голос звучал так, будто между словами он перекатывал камни.
– Дела были, – ответил Соколов. – Нам нужен столик в углу. И… тишина.
Они прошли сквозь толпу, уселись в тёмный закуток. В углу гремела колонка, но именно здесь легче всего было говорить без чужих ушей.
Анна впервые позволила себе вдохнуть глубже. Шум бара казался безопасным, словно он стирал следы того ужаса в доме. Но ненадолго. Внутри всё равно жило: «Хозяин ждёт тебя».
Соколов смотрел на неё внимательно.
– Скажи мне честно, Анна. Ты уверена, что не знаешь, кто это может быть?
Она встретила его взгляд.
– Я писала о людях, которых боялись даже произносить вслух. Но того, кто зовёт меня, я не знаю. Или… – она замялась. – Или не хочу вспомнить.
Соколов не ответил. Только прикурил новую сигарету и отвернулся к толпе.
И именно в этот момент к их столику подошёл человек. Лицо знакомое – слишком знакомое. Анна почувствовала, как холод пробежал по коже. Это был тот самый бармен, у которого когда-то она брала информацию для статьи, после которой исчез её источник.
– Анна, – сказал он тихо, почти ласково. – Я ждал, когда ты вернёшься.
Анна застыла. Имя, сказанное чужим голосом, прозвучало слишком лично, слишком близко. Словно кто-то сорвал защитный слой, оставив её обнажённой среди шума и дыма.
Бармен улыбался – но в улыбке было что-то чужое, неестественное. Глаза его не смеялись.
– Я помню, как ты брала у меня слова. Помнишь того парня? Станислава? – Он наклонился ближе, так, что Анна почувствовала запах табака и дешёвого виски. – Ты написала про него статью, а потом он пропал.
Анна сжала кулаки.
– Ты хочешь обвинить меня? – Голос её прозвучал тише, чем она рассчитывала, но твёрдо. – Я делала свою работу.
Бармен склонил голову набок.
– Работу… – Он будто пробовал слово на вкус. – Интересное оправдание.
Соколов откинулся на спинку стула, всё это время молчал, но теперь вмешался.
– Если ты что-то знаешь, говори прямо. Или уходи.
Мужчина посмотрел на него, медленно, оценивающе. Потом снова на Анну.
– Я не враг. Но ты должна понимать: те, кто сегодня пришли за тобой, – не случайные головорезы. Это сеть. Она уходит глубже, чем полиция, глубже, чем газеты. Они считают тебя должницей.
Анна нахмурилась.
– Должницей? За что?
Бармен улыбнулся ещё шире, и в улыбке было уже почти сочувствие.
– За правду, которую ты написала. За то, что открыла дверь, которую сама не видишь. И теперь Хозяин ждёт.
Слово прозвучало так, что даже Соколов чуть напрягся.
– Ты знаешь, кто он? – спросил он резко.
Мужчина сделал вид, что не слышит. Протёр стакан, словно снова был просто барменом, и сказал тихо, почти шёпотом:
– Иногда двери лучше закрывать.
Он развернулся и ушёл обратно к стойке, растворившись в шуме и смехе.
Анна сидела неподвижно, сердце колотилось. Она понимала: это было не предупреждение. Это был вызов.
Соколов наклонился к ней.
– Что он имел в виду? Какую дверь ты открыла?
Анна закрыла глаза. Перед ней всплыло прошлое – тот самый материал трёхлетней давности, который сорвал ей репутацию. Тогда всё казалось громким разоблачением. Но, возможно, именно тогда и началась её нынешняя ночь.
Она открыла глаза.
– Кажется, мы только прикоснулись к краю.
Анна взяла со стола стакан, хотя он был пуст. Её пальцы нервно вертелись вокруг стекла, словно это могло удержать от падения куда-то глубже.
– Это было три года назад, – начала она, глядя не на Соколова, а в тёмное пятно на стене. – Статья о «СеверТрасте». Большая компания, официально занимавшаяся логистикой. Я получила документы… утечки, которые доказывали: под прикрытием они гнали оружие.
Она замолчала, словно сама испугалась сказанного вслух. В шуме бара слова прозвучали как чужие, но Соколов слушал, не перебивая.
– Я знала, что это риск, – продолжила она. – Но не думала, что рискнут они. Через неделю после публикации мой источник исчез. Парень, про которого он говорил, тоже. Газета замяла материал, всё превратили в «слухи». А я осталась… – она судорожно вздохнула, – с пятном. С репутацией, что я выдумываю сенсации.
Соколов затянулся сигаретой, пепел падал в переполненную пепельницу.
– Но если документы были настоящими, – сказал он медленно, – то «СеверТраст» мог и правда быть частью чего-то большего.
Анна кивнула.
– Я тогда не видела масштаб. Мне казалось, что разоблачила компанию. А оказалось – я задела чей-то фундамент.
В этот момент на столе завибрировал её телефон. Она вздрогнула, как будто кто-то коснулся её плеча. Экран засветился: «Не отвечай».
Сердце ударило в горло. Она всё равно провела пальцем. Сообщение. Всего три слова:
«Ты уже должна.»
Соколов склонился, глядя через её плечо. Его глаза сузились.
– Счёт открыли.
Анна чувствовала, как холод разливается по всему телу. В этот момент бар, люди, шум – всё стало фоном. Мир сузился до светящегося экрана и этой фразы.
Она подняла взгляд на Соколова.
– И что теперь?
Он раздавил окурок в пепельнице, встал.
– Теперь мы идём за ответами. Или они придут за тобой снова.
Анна медленно поднялась. Её колени дрожали, но внутри впервые появилось что-то, похожее на решимость.
Она знала: назад дороги нет.
Глава 4
Они вышли из бара под гул дверей, за которыми осталась толпа, смех и музыка. На улице было сыро, асфальт блестел под светом фонарей, словно натянутая кожа. Воздух пах гарью от проезжавших поездов и мокрым железом рельсов.
Анна подняла воротник пальто. Холод казался липким, цеплялся к коже, как руки, от которых невозможно избавиться.
Соколов зажёг сигарету и сделал вид, что просто курит. Но его глаза постоянно скользили по переулкам, по окнам домов, по каждому силуэту, мелькнувшему вдалеке.
– Они здесь, – сказал он негромко, выпуская дым. – Чувствуешь?
Анна кивнула. Она не видела никого, но ощущала взгляд – тяжёлый, настойчивый. Как будто темнота сама смотрела на них.
– Что делать? – спросила она тихо.
– Идём, – коротко бросил Соколов. – Шум нужен. Люди. Там труднее работать тем, кто привык прятаться.
Они двинулись вдоль улицы. Вокруг гудели трамваи, редкие прохожие спешили мимо, не глядя. Вдалеке, за аркой старого дома, мелькнула тень.
Анна почувствовала, как у неё снова сжался живот.
– Если это они…
– Это они, – подтвердил Соколов спокойно. – Но сегодня они не стреляют. Сегодня они смотрят.
Он свернул в переулок, где висела тусклая вывеска «Фотоархив. Вход со двора». Дверь скрипнула, пахнуло пылью и старыми бумагами.
Анна остановилась на пороге.
– Архив?
– Здесь работал один человек. Старый связной, – сказал Соколов. – Он копался в документах «СеверТраста», когда ещё никто не понимал, что это за структура. Если кто и знает, с чего всё начиналось, то он.
Они вошли. Коридор был узкий, с облупленной краской и лампами, мерцающими от сырости. В глубине слышался шорох, будто кто-то двигал ящики.
Анна сжала зубы. Каждый шаг эхом отдавался в её висках. Она понимала: здесь их ждёт не просто информация. Здесь будет что-то, что перевернёт всё, что она знала.
Соколов остановился у двери с табличкой «Фонд закрыт». Постучал.
Изнутри донёсся голос – хриплый, усталый:
– Закрыто.
– Это Соколов, – коротко сказал он.
Тишина. Потом щёлкнул замок, дверь медленно открылась.
В проёме стоял мужчина лет шестидесяти, седой, с глазами, в которых было больше тени, чем света. Он посмотрел на них внимательно и сказал:
– Я знал, что вы придёте. Но вы опоздали.
Мужчина отступил, пропуская их внутрь. Кабинет больше напоминал склад: ряды пыльных коробок, стопки папок, пожелтевшие газеты. Воздух был густым, как в погребе, пах плесенью и старой бумагой.
Михаил закрыл дверь, повернул ключ дважды и только потом заговорил.
– Если вы здесь, значит, круг замкнулся, – сказал он хрипло. – Но слушайте внимательно. Долго у меня не получится.
Соколов сел на край стола, скрестив руки.
– Начни с главного. Что за «СеверТраст»?
Мужчина усмехнулся.
– Вы думаете, это компания? Фирма? Нет. Это оболочка. Фасад. Под ним – сеть. Люди, которые жили между строк закона, пока остальные спорили о политике и курсах валют.
Анна села напротив, чувствуя, как в груди снова поднимается тяжесть.
– Я писала про них. Я знала, что они занимались оружием. Но… тогда всё выглядело иначе.
Михаил взглянул на неё внимательно.
– А теперь ты сама в их списке. И не спрашивай почему – иногда достаточно одного слова, одного документа, чтобы тебя записали должником.
Соколов нахмурился.
– Кто их «Хозяин»?
Мужчина замолчал. Его пальцы нервно теребили край папки. В глазах мелькнул страх.
– Имя… я не скажу. Даже думать о нём вслух – опасно.
– Значит, ты знаешь, – тихо сказала Анна.
Михаил резко встал, подошёл к шкафу и достал тонкую папку. На обложке не было ничего – только след от старой этикетки. Он положил её на стол, посмотрел на них долгим взглядом.
– Здесь всё, что я собрал. Финансовые связи, подписи, люди, которые исчезли. Я берег это, но… – он вздохнул. – Но за мной тоже следят. Я чувствую.
Анна протянула руку, открыла папку. На первой странице – фотография: группа мужчин в дорогих костюмах, на фоне логотипа «СеверТраста». Под фото карандашом было подписано: «2009. Открытие. Среди них – он».
Она подняла глаза.
– Кто «он»?
Мужчина хотел ответить, но в этот момент в коридоре что-то скрипнуло. Потом – тихий стук, едва различимый, но чужой.
Михаил побледнел.
– Вы привели их сюда…
Они едва успели развернуть папку, как в коридоре раздался ещё один, резкий звук – когтистый шорох по металлу и потом глухой удар, будто кто-то толкнул по стеклу. Михаил замер, его лицо побледнело до цвета бумаги, о которой он так боялся произнести имя. На губах застряло что-то несказанное, и он, не в силах придумать предлог, вскинул руку к лампе.
Стук повторился – ближе, быстрее. В одно мгновение дверь в комнату распахнулась, и в проём влетели тёмные силуэты. Было тяжело понять, сколько их; в тусклом свете лунного окна они казались серией смутных теней, у которых в руках свистели бутылки и ткань.
– Гадость, – выругался Соколов, но не успел добавить ничего ещё: один из людей метнулся к столу, выхватил из стойки кувшин с чем-то коричневатым и плеснул жидкость по ряду папок. Запах был резким, быстрым – керосин, едва прикрывшийся под названием «топливо для печки».
В следующую долю секунды кто-то поджёг тряпку, и огонь словно проснулся от сна: маленькая полоса пламени лизнула край картона, затем хищно перебежала к следующей папке. Бумага заскрипела, словно жалуясь, и закрутилась в жёлто-оранжевое язычковое бешенство.
Анна не знала, что делать сначала. В её голове промелькнула абсолютно иррациональная мысль: всё, что она когда-то выжимала из мира – документы, имена, доказательства – сейчас становится дымом. Дыхание перехватило, и от этого воздух вокруг будто стал тяжелее, плотнее, словно кто-то налил его свинцом.
Соколов рванул к огню, без долгих раздумий. Он схватил ближайшую тяжёлую куртку и бросил её на пламя. Куртка вздулась, пламя ударило по ней, но она заглушила первое шипение. Из пепла посыпалась пыль, и на мгновение запах горелой шерсти смешался с запахом бумаги и бензина – адская, густая смесь.
«Быстрее!» – кричал он, толкая всех к выходу. Михаил судорожно хватал папки, швырял их в охапку, но руки дрожали, и часть документов уже покрывалась чёрной коркой. Анна схватила край папки, её пальцы прилипли к ламинированной обложке, и она, не думая, затащила туда самое ценное – те листы, где сквозили имена, подписи, номера счетов. Она знала: бумага горит, но нужны были не все страницы; достаточно той одной строки, чтобы двигаться дальше.
Один из нападавших рванул к окну, разбил стекло, и в комнату хлынул ледяной воздух. Он устроил ещё одну поджигательную попытку у полки, и огонь, разжимая свои лапы, бросился к новому столбу бумаги. В тот момент, когда сгущалась паника, Михаил схватил старую металлическую тумбочку и, рывком, как будто хотел сбить чьё-то лицо, прижал её к горящему краю – металл шипел, но пламя приглушилось.
– Выход! – командовал Соколов, крутясь и перекрывая дорогу к людям в масках. Он видел, как один из них уже тянет к шее бутылку с остатками топлива, готовясь к новому залпу. Соколова осенило: есть пожарный кран в коридоре. Он рванул за ним, срывая обшивку со стены, и, пробежав, выломал вентиль. Всплеск холодной воды ударил по бумаге, и огонь с хрипом отступил, захлёбываясь в пару и клубах чёрного дыма.
Кто-то из нападавших, испугавшись, бросил свою тряпку и отступил. Другие уже потеряли организационный пульс – паника кипела в их рядах. Один, запнувшись, упал; его маска слетела, и под ней было обычное лицо с блеклой кожей, без узоров или родинок, будто его и не собирались запоминать. Другой, видимо оценивая провал, дал знак, и тени отступили так же быстро, как и пришли, оставив после себя лишь шлейф дыма и полыхающие края папок.
Анна едва дышала. Она вдохнула запах гари, и во рту у неё появилось горькое, металлическое послевкусие. Струйка воды капнула ей на щёку, и в ней сверкнула крошечная искра – бумажный пепел. Её руки дрожали, но внутри что-то упрямо сопротивлялось: это было осознание того, что не всё потеряно.
Когда дым начал рассеиваться и тревога спала, они обошли стол. Многие папки обуглились по краям; но то, что действительно имело значение, уцелело – не полностью, но достаточно, чтобы что-то прочесть. На загоревшей, почерневшей странице под углом пламени виднелась строка, где сквозил номер – банковский расчётный счёт, штамп оффшорного агента и сокращённое имя.
Бумага была подпалённая только по краю: кто-то, очевидно, намеренно прикрыл те строки первым – или, возможно, они находились в глубине стопки и успели укрыться от прямого пламени.
Михаил сел на старый ящик, его руки дрожали, в глазах стояли слёзы, но они были не столько от боли, сколько от какого-то дежавю – как будто воспоминание о том, что всё, что он хранил, могло быть потеряно в один миг, сейчас прошло через него как вспышка.
– Они знали, что мы здесь, – сказал он сипло. – Они знали, когда придут. Значит, у них был слух. Значит… – он не смог договорить.
Соколов присел рядом, схватил обугленную папку и, с усилием, раздвинул края. На внутренней странице, с тех пор покрытой запахом дыма, угадывался карандашный набросок: список имён, строка за строкой, и рядом пометка – «перевести через…», затем неразборчивая аббревиатура и, отчётливо, три цифры счёта.
Анна наклонилась и перечитала: часть номера, два знакомых слова – «Север» и «Траст» – и, ниже, чужая подпись, с которой у неё где-то раньше был звон в ушах. Это была не вся картина, но это была карта. Это было начало дороги в тот самый подвал системы, который они искали.
– Они хотели сжечь всё, – сказал она шёпотом. – Но не смогли. Что-то или кто-то мешал.
Соколов поднял голову, в нём разлилось то же, что и в Анне: не радость, а холодное осознание – у них теперь есть ключ, но кто-то точно знал про их маршрут. Значит, кто-то ближе, чем они думали. Значит, следующий шаг будет опаснее.
Михаил вдруг встал, будто вспомнив что-то очень важное. Он прошёл к маленькому сейфу в углу, выбил комбинацию, и вынул узкую металлическую коробочку. Внутри лежал старый, аккуратно сложенный лист – тот самый, который он хранил, как последнюю надежду. Он протянул его Анне.
– Это я сохранил для тех, кто пойдёт дальше, – сказал он хрипло. – Берегите. Я не хочу, чтобы ещё кто-то платил за молчание.
Анна приняла лист. Его края были немного подпалены, но текст на нём читался чётко. Там были имена, даты и запись – адрес, который она раньше пропустила. Это была ниточка. Тонкая, но крепкая.
Снаружи сирены приближались, где-то включился рёв машин. Они знали: оставаться здесь нельзя. Городу требовалось знать правду, но сейчас главным было остаться в живых.
Когда они выходили, Михаил, глядя вслед, шёпотом произнёс:
– Идите осторожно. Они будут пытаться закрыть любую дверь, что вы откроете. И помните – некоторые долги оплачивают не только деньги.
Анна ходила по улице, держа в кармане листок. Пламя поджарило бумагу, но не уничтожило её сути: шрам на краю страницы был, как след, как отпечаток настоящего. И в этом шраме теперь был ответ – или новая ловушка. Она не знала ещё. Но знала точно одно: вернуться назад нельзя.
Глава 5
Утро встретило город серым небом и влажным ветром, который пробирался под одежду и щипал кожу так, словно хотел напомнить: всё живое здесь временно. Машины на мосту двигались рывками, ритмично мигая стоп-сигналами, и от этого дорога казалась не трассой, а пульсом мегаполиса – то учащённым, то замирающим.
Анна сидела на пассажирском сиденье и смотрела в боковое стекло. Адрес, записанный на подпалённой странице, лежал в её кармане, сложенный вчетверо. Бумага шуршала всякий раз, когда она меняла позу, и казалось, что этот звук громче, чем весь шум города.
– Ты выглядишь так, будто едешь на собственные похороны, – сказал Соколов, не отрывая взгляда от дороги.
– Может, так и есть, – тихо ответила она.
Они подъехали к зданию. Анна ожидала увидеть что-то мрачное: заброшенный склад, подвальный офис без вывески, тёмные окна. Но перед ними возвышалась современная стеклянная башня, одна из тех, что одинаково растут в любом крупном городе. Чистый фасад, ровные буквы на входной табличке: «SeverTrust Consulting». Внизу – цветы в бетонных клумбах, охранник в форме и женщина с кофе навынос, спешащая к revolving door.
– Всё слишком прилично, – пробормотала Анна.
– Самое страшное всегда прячется под приличным, – ответил Соколов.
Они вошли внутрь. Холл встретил их зеркальными стенами, запахом полироли и слишком громким тиканием дизайнерских часов на ресепшене. Девушка в строгом костюме улыбнулась дежурной улыбкой.
– Чем могу помочь?
– У нас назначена встреча с господином Аркадьевым, – быстро сказал Соколов, не моргнув.
Анна даже не успела удивиться: Соколов говорил так, будто репетировал эту фразу. Девушка проверила список и кивнула.
– Лифт направо, шестнадцатый этаж.
Внутри лифта Анна почувствовала, как сжимается грудь. Всё слишком гладко. Слишком просто.
– Ты что-то знаешь? – спросила она.
– Нет. Но иногда лучше выглядеть так, будто знаешь.
На шестнадцатом этаже пахло свежим пластиком и дорогим кофе. Коридор был пуст, только где-то слышались голоса за закрытой дверью. Они нашли офис Аркадьева. За столом сидел мужчина лет сорока, в дорогом костюме, с лицом, на котором не задерживались черты: оно словно было создано, чтобы его забывали.
– Добрый день, – он улыбнулся слишком ровно. – Чем могу быть полезен?
Анна слушала его голос и думала: это не враг. Это винтик. Обычный исполнитель. Она сделала пару формальных вопросов про «сотрудничество», а Соколов молчал и смотрел на стены. На полке стояла рамка с фотографией: мужчина и его сын на рыбалке.
И вдруг Соколов заметил – в стопке папок на столе мелькнула та же аббревиатура, что была на подпалённой странице. Всего один раз, в уголке отчёта.
Анна поймала взгляд Аркадьева – и увидела, как его улыбка дрогнула. На долю секунды он понял, что они заметили.
– Извините, – пробормотал он, встал и будто пошёл за водой. Дверь тихо щёлкнула за ним.
Они ждали пять минут. Потом ещё пять. Никто не вернулся.
Соколов вышел в коридор, но он был пуст. Ни Аркадьева, ни звуков, ни даже следов того, что здесь кто-то был. Будто человека просто стёрли.
Анна подошла к столу. Папки исчезли. Только на стеклянной поверхности осталась крошечная, почти незаметная царапина – как напоминание, что он был, но его больше нет.
Она почувствовала, как холод пробежал по позвоночнику. Всё это было похоже не на случайность, а на демонстрацию. «Мы знаем, что вы пришли. Мы видим каждый ваш шаг».
– Нас ведут, – сказал Соколов.
Анна кивнула. Она понимала: настоящая игра только начинается.
Анна молчала всю дорогу до парковки. Она чувствовала, как кожа под одеждой горит, а пальцы дрожат не только от страха. Всё слишком быстро – вход в офис, исчезновение Аркадьева, пустой стол. И теперь – эта тягучая тишина между ними.
Соколов остановил машину в тени, вырубил двигатель. Внутри стало почти темно, только огни с улицы ложились на его лицо рыжеватыми бликами. Он молчал, но напряжение, исходящее от него, было сильнее любых слов.
Анна вдруг поймала себя на том, что смотрит не на дорогу, не на документы, а на его руки на руле. Сухие, сильные, уверенные. Руки, которые несколько часов назад давили огонь в архиве и держали её за локоть, когда она почти теряла равновесие.
– Ты слишком близко подпускаешь людей, – сказал он хрипловато, не отводя взгляда. – Особенно тех, кто может исчезнуть в любую секунду.
– А ты? – ответила она резко. – Ты ведь тоже можешь исчезнуть.
Он усмехнулся, и в этой усмешке было что-то опасное и живое.
– Вот поэтому я и держусь ближе к тебе.
Её дыхание сбилось. В какой-то момент она почувствовала, что если сделает ещё одно движение, то наклонится к нему сама. Словно между ними натянули тонкую струну, которая вибрировала от каждого взгляда, от каждого слова.
Он чуть подался вперёд, и Анна ощутила его запах – табак, металл, и что-то ещё, очень личное, от чего у неё внутри всё сжалось и разжалось одновременно.
Она отвернулась к окну, чтобы не показать, как сильно на неё действует его близость. Но в отражении стекла всё равно видела его глаза – тёмные, внимательные, слишком близкие.
– Мы играем в игру, где выживет не тот, кто сильнее, – сказала она тихо. – А тот, кто вовремя умеет держать дистанцию.
– Дистанцию? – его ладонь легла на её запястье, легко, но властно. – Мы уже перешли её.
Она не ответила. Но не убрала руку.
Анна не могла заснуть той ночью. Она лежала в квартире, слушала, как за окном шумит ветер, и прокручивала в голове каждый миг прошедшего дня. Исчезновение Аркадьева, пустой стол, ощущение, что их вели. Но сильнее всего в памяти оставалось то короткое прикосновение – рука Соколова на её запястье. Тёплая, тяжёлая, как будто она не просто держала её, а приказывала не уходить.
Она поднялась с постели, зажгла сигарету – редко позволяла себе курить, но сейчас дым был единственным, что немного успокаивало. На телефон пришло сообщение: «Спишь?» – от Соколова.
Она усмехнулась. Он всегда выбирал момент.
«Нет».
«Открой дверь».
Она не удивилась – скорее почувствовала, как сердце ускорилось. Он стоял в коридоре, в тёмной куртке, с усталым лицом. В руках пакет с кофе.
– Ночь длинная, – сказал он, проходя внутрь. – Мы оба не уснём.
Анна не возражала. Они сели за стол, молча пили. Тишина между ними была не пустой, а наполненной: каждый звук был громче обычного, каждая пауза – длиннее.
– Сегодня, – начал он, – когда этот клерк исчез… У меня было чувство, что нас проверяют. Что мы – пешки в чьей-то партии.
– Пешки тоже могут дойти до конца, – ответила она, отводя взгляд.
Он посмотрел на неё, и Анна почувствовала, как это внимание прожигает насквозь. Она вспомнила его запах в машине, то, как его пальцы легли на её руку. И сейчас, в этой кухне, между кружками с остывающим кофе, желание снова вспыхнуло.
Соколов вдруг наклонился ближе, так что его плечо почти коснулось её. Она сделала вид, что это не имеет значения, но внутри всё сжалось.
– Ты боишься, Анна? – спросил он.
– Тебя? – усмехнулась она. – Нет.
– Себя.
Она не ответила.
Он не касался её, но его близость была сильнее любого прикосновения. И в этой тишине она поняла: если он сейчас протянет руку, она не оттолкнёт.
Но он не сделал этого. Просто откинулся на спинку стула, взглянул на часы и хрипло сказал:
– Завтра будет хуже. Спи, если сможешь.
Он ушёл так же быстро, как пришёл, оставив её с дрожью в пальцах и чувством, что она только что прошла по краю пропасти.
Глава 6
Дождь лил стеной, превращая улицу в мутный поток. Соколов сжал Анну за плечо и втянул в тёмный проулок. Они бежали уже несколько минут, оставив позади серую «Волгу», которая слишком явно следовала за ними с самого офиса.