Осколки нежности

Пролог

В нашем богом забытом городке ничего нового не происходило. До этого дня.

Я затягиваюсь сигаретой, сидя в машине и с удивлением смотрю на двух новеньких девчонок, что стоят у магазина и о чем-то спорят.

Они близняшки. Видно, что одинаковые на лицо, очень похожи, но это если присмотреться. Потому как выглядят они конечно по-разному.

– Вон эта девчонка, про которую я тебе говорил! – Вадик указывает на одну из них и открывает дверь машины. Я делаю музыку тише, и он кричит:

– Эй крошки, покатаемся?

А потом дико смеется, потому как одна из них, та что блондинка бросает на нас испуганный взгляд и делает шаг в сторону, а вторая – брюнетка, радостно машет рукой в ответ. При этом пританцовывает, демонстрируя стройные ноги и округлые бедра.

Вот и вся разница. Сразу на лицо.

Первая скромница и одета как мамина дочка – все закрыто, все серенько, чтобы не привлекать внимания. Трикотажное платье скрывает даже коленки, а волосы на голове собраны в идеальный хвост. Вторая же в боевом раскрасе и в короткой юбке – наклонится, увижу задницу. А она у нее судя по фигуре – зачет.

– Классная, – мычит друг. – Позовем в гости? Спорим, в первый же день даст?

Я затягиваюсь, выпуская дым. Уверен, так и будет. По этой сразу все видно. И тем не интересней – мало их таких что ли. А вот эта заучка…Почему-то взгляд мой прилипает именно к ней.

– Да на фиг они нужны, – хмыкаю, потому как проснувшийся интерес к блондинке, меня нервирует.

Мне не о девках надо сейчас думать, а о своем будущем. Почти собрал нужную сумму денег, чтобы навсегда свалить из этой дыры. Осталось решить пару вопросов, и я свободен.

– Все валят отсюда, а эти переехали. Отбитые. – Говорю с ухмылкой.

Нашим городом правит криминал. И это обстоятельство связало нас покрепче братской крови – все там и я не исключение. А заканчивать где-нибудь на нарах я не готов.

– У них трагедия в семье вроде, – говорит Вадик. Эти две новенькие его соседки. – Батя по этапам всю жизнь ходил. Откинулся и помер, а на этих цыпочек повесили все его долги. Им пришлось все распродать и пуститься в бега. А толку, все равно найдут, если так пресанули жестко.

– Нашли куда приехать! – цежу сквозь зубы.

Маменькин пирожок в очках бросает на меня смущенные взгляды, пока ее сестрица улыбается во весь рот.

Фильтрую этих двоих, выбрасывая брюнетку за ненадобностью и снова смотрю на серую мышь.

Дыхание отчего-то сбилось. Надо бросать курить, думаю про себя, но что-то мне подсказывает не в этом дело.

Скромница, мать его.

Снова встречаюсь с ней взглядом.

Медленно и нагло осматриваю ее всю с головы до ног, и она краснеет. А ножки у нее зачетные. Стройная, тоненькая, маленькая.

Становится жарко, когда зачем-то представляю, что она, эта мелочь, лежит подо мной. В ней роста и веса в два, а то и три меньше моего. И мне такое соотношение нравится.

– Все, поехали, – бросаю грубо, не давая Вадику выйти из машины. – Не смей.

– Да ладно, позову на хату, глядишь развлекемся.

– Не надо, я сказал. Они не придут.

– Спорим? – улыбается друг и все-таки выходит, и идет к ним.

Выдыхаю, наблюдая за происходящим.

Близняшка брюнетка радуется приглашению. Дурочка, если бы ты знала, на ЧТО тебя зовут. На ватных ногах уползать будешь. А потом с такой репутацией жизнь сладкой точно не покажется. А та, что блондинка машет головой, идя в отказ. И это прекрасно. Хуже доступной девки нет ничего.

– Согласны. Придут сегодня к десяти. – Довольно говорит друг, возвращаясь, и я не глядя в их сторону, давлю на газ.

Что ж, посмотрим. Возможно вечер обещает стать интересным.

***

Зря я высунулась из дома этим промозглым вечером.

Этот чужой маленький городок мне совсем не знаком, а банды хулиганов, что живут улицей навевают неподдельный ужас.

Но я, собрав волю в кулак, бесстрашно иду в логово одного из них.

Меня трясет от волнения, дрожь прошибает тело, а холодный воздух стягивает легкие в комок страха.

Лучше бы шила платья дома или читала любовный роман. Но в этом городке свои порядки. Если ты новенькая и хочешь не пропасть и не стать изгоем, подчиняйся законом улиц. Меня пригласили на эту вечеринку – я пришла. Но не для веселья, а чтобы сказать Плахову, что он герой, что он бесстрашный и смелый. То, что он вчера сделал, под силу далеко не каждому. И от поступка этого парня, я до сих пор под впечатлением.

В квартире его друзей оглушающе громко звучит музыка.

Дым сигарет бьет по носу, и я морщусь.

Обстановка и убранство комнат оставляет желать лучшего, но меня не удивить – в нашем доме точно такой же ремонт конца девяностых.

Я обхожу квартиру в поисках этого героя, но так и не найдя, спешу на выход.

Дурацкая была затея!

Громкая музыка и смех парней меня нервируют.

Не думала, что сегодня здесь чисто мужская компания и то, что я пришла одна заставляет меня напрячься. Я приличная домашняя девочка и на подобные мероприятия не хожу. Однако…

Нервно одергиваю вязаный кардиган и провожу вспотевшими ладонями по широкой юбке. Облизываю сухие губы.

– Новенькая, привет! – окликают меня, но я уже передумала! Ускоряю шаг – почти добралась до двери и вдруг краем глаза вижу Плахова.

Да, он конечно молодец – спас ребенка от гибели, наша мама за него свечку обещалась поставить, но мое восхищение можно и придержать. Не самое удобное место и время, чтобы восторгаться. Стараюсь ретироваться, но Демид ловит меня в коридоре у двери.

Резко оборачиваюсь.

Он в одних шортах.

Голый торс испещрён мышцами и татуировками, а сбоку на ребрах приклеен пластырь – слегка розоватый от свежей раны. Демид смотрит темным нечитаемым взглядом и у меня по телу проходит волна ужаса.

Я никогда в своей жизни не ходила на подобные мероприятия – что они здесь вообще делают? Я не моя сестрица Карина – и мне этого не надо даже знать.

– Новенькая! – хмыкает Демид, нависая надо мной гигантской стеной. – Уходишь уже? Или пришла?

Приподнимает одну бровь. Насмешливо. Он прекрасно видел, как я старалась удрать.

Я шмыгаю носом, потираю влажные и ледяные ладони.

– Пришла, – говорю зачем-то, хотя хотела сбежать! Но под его взглядом прирастаю намертво к пошарканному полу.

И на удивление почти перестаю бояться.

Страх отступает, уступая место наивному любопытству. Мне интересно что будет дальше. Немного волнительно, но и страшно интересно. Иголки, нитки и книги подождут. А разговор с таким экземпляром…такого у меня еще не бывало.

Ему видимо тоже интересно, потому что он усмехается и в его глазах на мгновение проскальзывает тепло. Но он быстро берет себя в руки, возвращая себе холод и надменность.

Он явно хочет сказать мне что-то язвительное, потому как его красивые губы кривятся, но я нападаю первая:

– Я видела вчера как ты спас мальчика, что чуть не выпал из окна.

Нападаю и он замирает.

– И что? Подумаешь. – Мотает головой, пожимает плечами. Словно совершать такие бесстрашные подвиги его обычное дело.

– Не подумаешь. – Спорю, поправляя на носу очки. – Не каждый готов шагнуть в окно на пятом этаже. Ты стоял на шатком карнизе и держал его за ногу.

– Ой. Да ладно. – Плахов выдыхает шумно. – Не об этом сейчас речь. И все-таки нападает:

– Знакомиться будем? Развлекаться? Или твое поведение равносильно твоему образу?

Я кривлюсь.

Но выводы делаю.

Он не любит, когда лезут в душу.

И не хочет тепла и похвалы.

Он привык к жести и грубости. Живет по закону улицы. Это я еще вчера усвоила.

– А что с моим видом не так? – спрашиваю полнейшую глупость.

В коридоре прямо напротив меня зеркало, в котором я краем глаза вижу библиотекарскую мышь: серый материн кардиган – он теплый! Шерстяная юбка цвета вина, волосы в хвостик и очки в золотистой оправе. Ни грамма косметики. Ни капли уверенности в себе. Держусь надо признаться из последних сил, чтобы не расплакаться и не поплыть перед ним лужицей.

– Ну не секси точно, – хмыкает, а потом хватает меня за руку. – Ну пойдем, покажу тут все.

Я упираюсь. Выставив руки вперед.

– В другой раз, – дотрагиваюсь до его плеча, отталкивая и меня трясет!

Он такой твердый и теплый.

Он такой мощный.

Господи, как приятно! С ума сошла!

Я не трогала парней сказать к слову ни разу. Как-то не было причин, а этот…

Дышать становится трудно, и я оттягиваю кофту в районе груди.

Там жжет и горит. Мне не хватает воздуха.

Он усмехается, словно что-то обо мне понимая, а я распахиваю дверь в подъезд и охаю – там уже стоит мое спасение.

Сестра Карина надувает огромный пузырь розовой жвачки и тот с громким щелчком возвращает меня в реальность. Она накрашена как профурсетка, и наряд ее вызывающий. А взгляд наглый и просто орущий – с ней можно всё.

Короткая кожаная юбка не прикрывает почти ничего. Колготки в сеточку со стразами, высокие шпильки бордовых ботиночек. Кофточка прозрачная, лиф упруго обтягивает и демонстрирует высокую грудь.

Пожалуй, сегодня она сделает тебя Плахов своим – всё, как и планировала.

– Пошла отсюда. – Говорит мне одними губами Карина и оборачивается к Плахову: – Привет, красавчик!

Глава 1

– В этом городке сплошной беспредел, судя по сводкам, – говорит сестра. Но не со страхом, как подобает приличной восемнадцатилетней девушке, а с восхищением.

Интернет еще ловит, пока мы едем по трассе, но уже тянет плохо. Карина жадно всматривается в лица парней на фотке с какого-то паблика и с мычанием кусает губы.

– Смотри, очкарик, – называет она меня и пихает локтем в ребра.

Я машинально поправляю на носу очки, недовольно выдыхаю:

– Что там?

– Какой красавчик, видишь? Мама дорогая!

Я без особого интереса смотрю на фото парня, что стоит посреди темной улицы на фоне каких-то старых построек и гаражей. Его голый торс и вправду красив, но полоска спортивных шортов располагается слишком низко, а лицо – ну ладно, симпатичное, искривлено злобой.

– Демид Плахов, – говорит сестра. – Надо запомнить! Интересно через сколько дней мы с ним познакомимся? Городок небольшой, думаю максимум через недельку.

Я выгибаю удивленно бровь. Смотрю на нее с минуту, но она так увлечена, что не ведет и ухом.

А ведь она запомнит. Или даже не так – она сделает все, чтобы это ОН ЕЁ запомнил. Скромность не ее конек, а жаль. От ее раскрепощенности и вольному, не по годам образу жизни, наша мама не хило страдает. Сколько ночей она проревела за этот год, сколько раз мы с ней бросались в ночь на поиски Карины. А у Карины любовь. У нее свобода. У нее жажда красивой жизни в компании молодых парней.

– Красивый и дружки его такие же. – Говорит она восхищенно. – Отморозки, конечно, но ладно, где наша не пропадала.

Я вздыхаю. И смотрю в окно. Лес сменился каким-то посёлком, и мы сворачиваем на заправку.

– Пятиминутная остановка, – орет водитель.

– Девочки, выходим! – командует мама и мы с сестрой поднимаемся. – Карина, тебе еще надо?

– Надо конечно! – рявкает она в ответ и несется к туалету.

– На приличные гигиенические средства – денег нет, – сказала хмуро мать, протягивая сестре прокладку. – Последняя.

А потом вздохнула и вынула из сумки бинт и упаковку ваты.

– Вот возьми, с этим справишься? На всякий случай. – Голос матер прозвучал виновато, сестра же пошла красными пятнами от возмущения.

– Что это, ма?! – фыркнула Карина и я сочувственно поджала губы. Кажется, очередной истерики не избежать. – Что за фигня? Я не буду это…Мне это по-твоему в трусы засунуть?

– Засунь! – повысила голос мама. – Я всю молодость так ходила и ничего. Все так ходили, и ты не рассыпешься! Ну нет у нас сейчас денег ни на что! Не меленькие уже коровки, должны понимать!

Карина ожидаемо пустила слезы, с остервенеем влетела в кабинку туалета и яростно хлопнула дверью. Мама снова вздохнула и, стерев под глазами размазанные тени, поправила прическу на голове.

– Я у автобуса подожду. И давайте тут недолго.

Я кивнула, закусив губы, поправила на носу очки, которые вечно сползали, и покосилась на дверь кабинки, в которой шуршала сестра. Вздрогнула, когда та вылетела злющая как фурия.

– Все так живут! – передразнила Карина мать. – А я не хочу, понимаешь? Я не хочу жить в этой нищете! Я лучшего себе желаю! – последнюю фразу выкрикнула и ударила ладонью по раковине. Затрясла рукой, зашикала.

– Да успокойся, – сказала я как можно мягче. – Вот доберемся до нового места, а там станет ясно все.

– Ой, места! – выдохнула в сердцах Карина и повернула кран, в надежде помыть руки, но из ржавого носика не выбежало ни струйки. – Что там за место, подумать страшно. Из одной нищей дыру в другую. Что это за городок ты вообще знаешь?

– Интересовалась, – ответила я уклончиво, – поправляя перед зеркалом горло сиреневой водолазки. Провела пальцами по идеально собранным в хвост волосам.

На самом деле место куда мы держали путь, а точнее небольшой городок у подножия гор не славился роскошью и достатком. Много лет назад он относительно процветал за счет фабрики по изготовлению пряжи и полотна. Но фабрика давно разорилась, а вместе с ней и народ – большинство из местных разъехались кто куда.

– Но согласись, – я примирительно погладила сестру по плечу. – Это лучшее, что мы могли сделать. Оставаться дома было уже невозможно. Да и нет у нас больше этого дома.

– Знаю, – выдохнула она и мы обе замерли у зеркального полотна.

Мы близняшки. Она старше на пять минут, а кажется, что, между нами, пропасть как в минимум пять лет. Я чуть ниже ростом, волосы мои светлее и как будто серее, словно весь блеск и золото досталось старшей сестре. На лицо одинаковые, но у меня очки, а ее глаза видят этот мир кристально. Да и по фигуре полный провал. Нам обеим по восемнадцать, но у меня ни груди, ни бедер, зато Карина с формами, да еще какими!

– Салфетку дай! – приказала и выставила руку.

Я порылась в сумочке и протянула ей упаковку.

Пока сестра истерично протирала руки, косясь на себя в старое замызганное зеркало, я поправила свою трикотажную юбку в клетку. Старые мои ботинки не мешало бы протереть, но уже ладно. Зато Каринка протерла и свои ботиночки на высоченной шпильке и юбку мега короткую задрала еще выше.

– Я так просто не сдамся, – процедила она, выкидывая грязную салфетку в урну. – Выгрызу себе светлое будущее, а ты как знаешь. Прозябай как мать всю жизнь в нищете, глядишь тоже выскочишь замуж за алкаша уголовника и будешь так же мыкаться с детьми, не давая им приличной жизни. Вот зачем она нас только родила, а, ну скажи? Ну ладно мы. Отец тогда еще приличный был, может надеялась на что-то лучшее, черт знает!

Она обернулась. Смерила меня высокомерным взглядом, хмыкнула:

– Хотя куда тебе меня понять! – сестра махнула рукой и выбежала за дверь.

Теперь ее гнев обрушился на меня. Дорога до нового дома ожидалась стать веселой, а нам еще ехать три часа.

Глава 2

В душном автобусе пахнет жареными пирожками с капустой. Жирными и горячими. Пока автобус стоял на заправке, пассажиры успели затариться провизией – пирожки, растворимый кофе в пластиковом стаканчике, луковые чипсы.

Карина громко простонала, пробираясь к своему месту, я лишь задержала дыхание.

– Мужчина, ну вы жрете этот жир, проголодались, черт с вами, но чавкать так зачем? – высказалась она громко и грубо. Я вжала голову в плечи. Мама ахнула и прижала ладони к полыхающим щекам.

– Бога ради, извините! – защебетала мама перед незнакомцем, лицо которого растянулось от изумления, а тонкие губы блестели от яства.

– Вот же язва она у вас, и никакого воспитания! – он указал в Каринку жирным пальцем. – Мне плевать, а вот вас она, милочка, в могилу то загонит. С таким-то гонором!

– Простите.

– Да мам, хватит! Что ты лебезишь перед ним. – Одернула ее сестра. – Поехали уже, а? – крик водителю. – Мальчик хватит хрустеть чипсами, не в столовой!

Мальчишка, сидящий перед нами торопливо скомкал пачку и сунул в рюкзак.

В салоне автобуса воцарилась секундная тишина, я наивно выдохнула, расслабляясь, а потом слух разрезало на десятки недовольных голосов. Все, абсолютно все восстали против Карины.

Сунув в уши наушники, я отвернулась к окну.

Время перемен – не иначе. Автобус тронулся, я прикрыла глаза, всей душой ощущая, что перемены уже не за горизонтом.

Сестра тыкала острым локтем меня в бок, пытаясь поныть, но я притворилась спящей.

Я всегда была тихой и скромной, хорошо училась и в свои восемнадцать уже имела много достижений: и медаль с олимпиады по математике, и по шахматам и десятки грамот за поэзию – я писала стихи. А еще я люблю шить и рисовать эскизы платьев. И даже подала документы в местный техникум на модельера! Вчера пришел ответ, что я зачислена. А значит этот новый городок не так уж и плох.

Каринка же только мечтала стать знаменитой и богатой. Ни к чему не стремилась она так сильно, как в возможности удачно выскочить замуж. Проявляла интерес к косметике, модным шмоткам, в школе ее держали только из-за того, что списывала как лиса у всех, а пока пишет – запоминает, да за то, что была активисткой – и театральный кружок на ней держался, и сценарии ко всем праздникам писала она.

Школа в целом нами гордилась, но вот парадокс – дома хвалили и ставили в пример меня, отчего у сестры выработался ко мне стойкий иммунитет неприятия.

– Заучка! Пугало! Не позорь мое лицо, – это я слышала от сестры чаще всего.

Да я и сама это понимала и комплексовала по полной. Очки эти еще все портят. Но не стереть же себе лицо, я же не виновата, что мы близнецы…

Я открыла глаза – за окном мелькали кресты и надгробия, мы проезжали мимо кладбища. И сразу вспомнился отец. После его странной смерти в том году, нам пришлось прилично ужаться – и в деньгах и в целом по жизни. Плюс его долги перекочевали на ни в чем не повинную маму, а соседи кинули дружно в игнор – жена уголовника, им всем порядком надоела. После школы мы обе поступили в колледж – я на кройку шитье, а сестра в медицинский на медсестру. И вот теперь бежим в новую жизнь от проблем, долгов, прошлых страхов. Мама называет этот побег «поближе к училищам» – в небольшой городок у кромки леса и гор. С трудом верится, но впадать в отчаяние как сестра я не намерена.

Для лучшей жизни нам даже пришлось продать свою трешку, погасить кое-какие долги и на оставшуюся скромную сумму купить небольшую двушку в бывшем общежитии, в котором перепланировка и нормы БТИ вышли из чата. Комнаты отдельные, но кухня и душ общие на три квартиры – это пугало и огорчало. Но выбора у нас не было.

Автобус кряхтел и дергался, везя нас в новую жизнь.

Мама невидящим взглядом смотрела в окно, за которым стремительно темнело. Я думала о своем, по привычке поджав губы. А Карина обиженно фыркала: на водителя, который вез ее – не как принцессу, а как будто дрова; на сидящую впереди бабку – от той и в правду воняло рыбой; на ее внука, что все-таки смаковал чипсы; на разбитые дороги, болящий живот, да на жизнь в целом.

Всё шло не по плану.

Глава 3

Городок встретил туманом и прохладой, которая колючими объятиями вцепилась в ребра – ни вдохнуть, ни выдохнуть.

Автобус на прощание прокряхтел что-то не очень веселое и отбыл в туман. Уставшие пассажиры разбрелись по разным сторонам и скрылись из вида. На остановке остались я, мама и Карина.

– Девочки, берем вещи и пойдемте. Наш дом всего в километре отсюда.

Мама потерла ладони, со вздохом окидывая взглядом наши пожитки. Немного добра нажито.

– Километр? На шпильках с баулами? – цокнула Каринка истерично. – Вы издеваетесь?

– Ну Карин, а как иначе? На такси денег нет. Сейчас нам первое время надо экономить, потом все наладится.

– Опять экономить! – взвизгнула сестра и я примирительно сказала:

– Мам, я возьму свой рюкзак и два чемодана. Ты эти два. А тебе Карина то что осталось. Не переломишься.

Сестра скривилась, закатив глаза, но вещи все-таки подцепила.

Перешли дорогу, миновали двор кирпичной пятиэтажки и свернули за островок гаражей.

– Страшно, – цокая каблуками прошептала Карина.

И вот здесь я была с ней солидарна.

– Осталось сто метров. Сейчас обойдем крайний гараж и будет наш двор. – Мама дышала отрывисто от тяжести, но вида не подавала, улыбалась, кивая нам и подбадривая.

За крайним гаражом раскинулась автостоянка, а аккурат за ней возвышались серыми кляксами многоэтажки.

Вечерний ветер гонял по асфальтированной дорожке мусор, а с ближайшего к нам дома доносилась музыка и смех парней.

Мы втроем обернулись: у крайнего подъезда стояла черная иномарка с открытыми дверями, а рядом громко разговаривала компания молодых парней. Громко же играла музыка и они прикрикивали один другого.

– Группировка что ли какая-то? – буркнула под нос мама, поудобней перехватывая сумки. – Час от часу не легче. Ой, девочки, смотрите мне! Никаких парней, ясно вам? Ничего хорошего от них. А вы у меня красавицы, умницы. Успеется замуж выйти. Замуж не напасть, главное за мужем не пропасть, вот.

Я кивнула, отворачиваясь и ускоряя шаг, а сестра, напротив, замедлилась и специально громко сказала:

– Ой, мама, а молодость тогда на что?! Правда ведь, мальчики?!

Я замерла. Даже не так. Я впала в оцепенение. Оглянулась на парней.

Ну конечно они заметили мою сестру. Засвистели ей, что-то закричали, а эта выдра и ножку вытянула и помахала им, одаривая улыбкой.

– К нам иди? Ты кто такая? Новенькая?

Хор голосов окутал двор.

– Успеется! – крикнула сестра и направилась к нам, виляя бедрами.

– А ну пойдем! – шикнула на нее мама. – Кому сказала? Карина!

– Да иду я, иду! – надула она и без того пухлые губы. – Да я пыталась понять – есть там этот Плахов или нет. Чего вы смотрите на меня так испуганно? Господи, дай мне сил! Мама истеричка и сестра ботан! Синий чулок! Вот везуха!

– А ну замолчи, бесстыжая! – одернула ее мама.

Я же просто отвернулась. Поспорить с ней я всегда успею.

– Плахов вроде за рулем сидел, – пробубнила Карина, нахмурившись.

– Господи, о ком ты? – ахнула мама. – Ты же видела их – это бандиты, будущие или уже. Все в черном, бритые, спортивные.

– А бандиты так выглядят? – передразнила Карина и я осуждающе цокнула.

Иногда она ведет себя как ребенок, хоть и выглядит как…И иногда мне хочется влепить ей подзатыльник. – Ах, да, тебе же видней.

– Карина! Хватит ко всему приплетать отца! – мама поставила чемодан на асфальт. – Субкультура у них видно. Андеграунд или что там сейчас модно.

– Ма, что за словечки? – прыснула смехом Каринка и ударила меня локтем в бок.

– Ай! – мама махнула на нас рукой и торжественно объявила: – Ну вот и наш дом.

– Чем воняет? – сморщила нос Карина. – Чувствуете?

– Да вроде нормально пахнет, – пожала плечами мама.

Пошарпанная трехэтажка. Три подъезда. Лавочки во дворе, груды окурков и мусора.

Черная кошка пробежала через двор, громко мяукнув, черное воронье завопило на мусорных контейнерах, что стояли здесь же, посреди двора.

Компания парней за спиной громко засмеялась, и музыка из машины сотрясла окна первых этажей.

Я поежилась.

Пока мама искала в сумочке ключи, Карина сорвала со стенда цветное объявление и наконец, на ее лице появилось подобие улыбки.

– Вот это мне надо, вот сюда я пойду! – сказала она, комкая листок и пряча в карман.

– Что там? – мама удивленно хмыкнула.

– Набор в школу дефиле. Хоть что-то приличное есть в этой дыре.

– Приличное! – мама фыркнула, открывая дверь. – Одни беспутницы на такое ходят. Не пойдешь. Особенно в наше время, когда криминала полно. Ты моделька, он бандит – понятно же. Учитывая, что здесь такие имеются.

– Ты даже не знаешь этих парней!

– И знать не хочу! Поиграют и бросят, а мне потом что с тобой делать! Учёба, Карина, сейчас важно лишь это! Заходите!

– Ой ну не начинай?! Причем здесь это? Девяностые давно прошли, воскресни уже, ма!

– Я тебе сейчас воскресну по заднице! – мама схватила Каринку за локоть и подтолкнула в подъезд. – Давай начнем новую жизнь, чтобы мне не приходилось снова перед всеми краснеть!

– Да плевать на всех, ма! Мы их не знаем и они нас тоже! За собой пусть смотрят!

Последнее сестра проорала во все горло, обращаясь, судя по всему, к соседям.

Вот и приехали. Вот и здравствуйте.

– Не повтори мою судьбу! – добавила мама тихо.

Карина фыркнула. Я шмыгнула носом.

Ускорила шаг, увидеть уже наконец нашу квартиру хотелось нестерпимо.

Нашего отца застрелили на улице, когда он выходил из дома. Он только откинулся с очередной ходки, пробыв на воле всего месяц. Но его тело нам не показали. Его дружки похоронили его сами и это было очень странно. Навевало на определенные выводы…

В разгар девяностых, он был бандитом.

А мама его любила.

Бегала с ним по городу, меняя адреса. И кажется, тоже ходила в школу моделей. Десять лет скитаний, а потом в конце двухтысячных родились мы. И он сразу ушел по этапам. Семнадцать лет за решеткой.

И вот на тебе…

– Причем здесь ты и батя?! – Карина демонстративно закатила глаза.

– При том! – крикнула мать, и ее голос звонким эхом разлетелся по лестнице. – Где девки в чем мать родила – ноги, короткие юбки, там и они, бандюганы эти.

– Времена давно изменились! Фу! – сестра зажала рукой нос, поднимаясь по лестнице.

Запашок в подъезде и вправду стоял так себе. И кошками, и рыбой, и мочой и чем-то жирно-жареным. Прелести Франции, одним словом.

– Много ты знаешь! Вон, с сестры пример бери!

Я тоже закатила глаза, зная, чувствуя, что сестра обязательно бросила на меня свой гневный взгляд.

Пререкаться закончили, только когда переступили порог нового дома.

Скорбно помолчали с минуту.

Длинный общий коридор, узкий как кишка, с тусклым светом под потолком. Потолок тот серо-желтый с уже высохшими, растекшимися пятнами от былого потопа. Заваленный вещами и обувью по левую сторону от двери. По правую двери в комнаты, они же типа квартиры. Венчает этот длиннющий коридор проем, видимо на общую кухню, потому как оттуда слышатся голоса и тошнотворный запах тушеной капусты.

– Здравствуйте, – громко сказала мама, опуская чемодан.

Мы не без труда, на последнем издыхании буквально затащили в коридор все свои пожитки и разулись. Уставшие ноги гудели с дороги, а руки дрожали от тяжести. Два чемодана и четыре тюка – вот и все наше нажитое.

Я села на мешок с постельным бельем, Каринка, скривившись, облокотилась о стенку.

Из кухни выглянула голова. В тусклом свете – словно пугало. Рыжая, лохматая. В углу рту торчала сигарета. Женщина затянулась, и красный огонек осветил её одутловатое лицо.

– О, соседи пожаловали! – крикнула она и вышла вся.

В леопардовом халате и тапочках с синим пушком.

– Хорошая женщина! – в надежде прошептала мама.

– Чудачка алкашок! – буркнула Карина. – Поверь, у меня глаз намотан.

– Ну посмотрим, – без энтузиазма добавила я.

– Ну добро пожаловать! – соседка смахнула пепел на дощатый пол. – Ждали, ждали таких отчаянных. Три девицы, да в нашу дыру! Событие года – не иначе! Вон ваша дверь, почти у нее и стоите.

Мы огляделись. Обшарпанная дверь цвета луковой шелухи и вправду была напротив нас.

– Давайте помогу с вещами. Устали! Видно! Сейчас покормлю вас по-соседски, чего уж. Та по рюмашке за знакомство можно. Ну девки какие красивые надо же! Повезло! Всегда мечтала о дочери, а родила сына охламона. Вадька, а ну иди, помоги. Смотри, какие девки пожаловали! А меня Лена зовут, а вас?

В коридоре вдруг стало нечем дышать. Я поправила очки, а Карина ахнула.

Перед нами нарисовался Вадька.

Высокий, широкоплечий, в одних шортах. Крепкий торс даже я отметила… и бесстыдную дорожку волос…Господи, началось!

Его волосы были влажными, а рассеченная бровь кровила максимум с час назад. И смотрел он на нас хмуро и нагло, точно так же, как и на фото с тем самым злюкой Плаховым.

– О, а я тебя час назад видела. На фотках в интернете, – промурлыкала сестра и мама напряженно обернулась.

В ее глазах отразился страх и предчувствие неутешительных перемен.

– Здравствуйте, молодой человек, – сказала мама и Вадим усмехнулся. Но не успел и слова вымолвить, как за нашей спиной громыхнула дверь и вдруг стало нечем дышать дважды.

Я обернулась и мир замер.

Все как во сне стало медленным и бесцветным.

Стены, пол, потолок смазались, слились в единый серый цвет. Ярким пятном лишь был он. Демид Плахов.

Его мощная фигура появилась в дверном проеме и показалось, что в квартире закончился кислород.

Темноволосый. Почти наголо бритый по бокам. Легкая щетина вокруг красиво очерченных губ. Прямой нос. Глаза – льдинки, что смотрят прямо на меня. И от этого льда меня бросает в жар.

Хватаюсь за лицо, мои щеки полыхают. Облизываю пересохшие губы и пытаюсь отвести взгляд.

Пытаюсь, но не могу! Чертов день! Что за ситуация!

Его губы кривятся в ухмылке, кивает мне издевательское:

– Дыши!

И я возвращаюсь в реальность.

– Вадя, – говорит он другу. – Долго тебя ждать. Погнали, время – деньги.

Вадик уходит одеваться. Плахов своей мощной фигурой продолжает зомбировать присутствующих. Или только меня, не пойму ничего…

Как в замедленном фильме смотрю на его крепкий торс в черной футболке, на джинсы, рваные на коленке, на черные кроссы. Пьяно веду взглядом по татуировкам на руках и шее и снова припадаю к глазам.

Он смотрит лишь на меня.

Ни грамма улыбки, ни тени стеснения.

Холодный, уверенный, сильный. Энергетика у него крышесносная. Мужская. Со стержнем парень – верю.

– Привет! – щебечет Карина, но мама тянет ее вглубь квартиры.

Меня мама не зовет и не тащит с ними. Наивно полагает что я хорошая дочь и со мной проблем не будет. И это так. Было. До этого момента.

Пячусь назад, вяло переставляя ноги. Краснею, полыхаю, дрожу.

Прости мамочка, но кажется, что со мной что-то случилось.

Эти глаза меня погубят, чувствую.

Он уже забрал мой воздух и разбудил спящее в безмолвии сердце.

Отныне, все мои мысли – ОН.

Глава 4

Мебель не перевозили. Мама сказала, что в квартире все есть. И то была правда. Неприглядная, но правда.

Все еще пытаясь восстановить себя после встречи с Плаховым, и собрать себя по осколкам, захожу в нашу квартиру. Замыленным взглядом обвожу стены и мебель.

Смотрю на предметы, а вижу его…

Мотаю головой, прогоняя наваждение.

Зал, что станет маминой комнатой. Большая комната с большим же окном. Польская стенка-шкаф у стены в точности, как и была у нас в старой квартире, коричневый диван, просевший посередине, пыльный палас и старенький телевизор, благо хоть плазма, а не короб.

В нашей с сестрой спальне, что ведет из зала – односпальная кровать на пружинах и небольшой диванчик синего цвета, письменный стол, трюмо и шкаф для одежды. Но здесь обои новые – персикового приятного для глаз цвета и в тон к ним плотные шторы. Не плохо, даже весьма симпатично…

– Жить можно! – я пожала плечами и поставила свой рюкзак на кровать.

Покосилась на сестру-истеричку, она и без того бешеная, а в месячные и подавно. Лучше уж уточнить. Подняла осторожно рюкзак и, обернувшись, спросила: – Ты на кровать или диван? Где спать будешь?

Карина стояла посреди комнаты как статуя и на лице ее отражалась вселенская печаль. Она медленно, словно кукла-робот на почти севших батарейках, стянула с себя желтый свитер, расстегнула юбку, и та упала к ногам. Она переступила через нее, отбросила носком на диван. Дернула чемодан на себя и вытащила оттуда первые попавшиеся джинсы.

– Ты чего? – нахмурилась я. Сестра же натянула джинсы и футболку, а потом траурным голосом сказала:

– На диван. Если он не воняет. Там хоть окно поближе. А то здесь воздуху мне не хватает.

Я снова опустила рюкзак на кровать.

– Хорошо. – Покосилась на нее. Не сдурела ли она разом? Хотя куда уж больше…

Сажусь на кровать, примеряясь. Мягко. Удобно.

Перед глазами вдруг проносится ужасающая картинка: я на этой кровати с Плаховым.

– Господи! – шиплю себе под нос. Вскакиваю, мотая головой.

Кажется, что я до сих пор ощущаю его запах. Он словно поселился здесь вместе с нами. Его одеколон. Его запах…тела.

Манящий. Дразнящий. Преследующий.

– Черт! – ругаюсь, охая. Пожалуй, это самое плохое слово из моего рта за этот месяц. А быть может и год. До чего же я прилежная!

Хмыкаю.

– Вот! – произносит сестра, кивая мне. – Даже ты ругаешься. Мама как обычно все испортила.

– Карина! – одергиваю ее, пытаясь говорить спокойно. Не хочу, чтобы она заметила во мне перемены. И не дай Бог, мама! – Нормальная квартира, успокойся! И мама в априори не может нам ничего испортить! Это же наша мама, она нас родила, вынянчила, она душу и сердце нам отдает. Каждый день и миг она живет нами. Ты не забыла, нет?

– Не забыла! – кривится сестра. Морщится. Поджимает недовольно губы. – Да ты про квартиру подожди, мне привыкнуть надо. Я вообще про Плахова говорить начала.

– Пф-ф! – фыркаю как-то шумно.

Отворачиваюсь. Непослушными руками достаю вещи из рюкзака.

– Он к нам пришел! Сам! Понимаешь? – с придыханием говорит сестра за моей спиной.

– Не к нам, а к другу. – Замечаю.

– Не суть! Пришел, а она нас как детей малых за ручку! Одергивала при нем, позорище!

– Позорище – это виснуть у незнакомца на шее. – Говорю укоризненно, поправляя очки.

– Кто вис? Я даже не успела!

– И хвала всем богам, что тебя остановили! – Говорю громче положенного. Даже представлять не хочу ее и этого…Плевать конечно, но в груди колит неприятным и это меня не радует.

А потом перед глазами опять мутнеет. Я точно переутомилась, потому что то, что я на мгновение вижу, заставляет меня краснеть и гореть: я все в тех же очках, но как говорится на голое тело. А Плахов тоже обнажен, и он тянет ко мне свои руки.

Мотаю головой. Фырчу как лошадь.

Как хорошо, что я приличная. Потому что даже сейчас мой мозг меня не травмирует. Все, что ниже ЕГО пояса – было заблюрено. И дай Бог, чтобы я никогда не увидела его…кхм…достоинство.

– Это просто жесть! – вскрикивает Карина и я, вздрагивая, оборачиваюсь.

Сестра переключается на убранство комнаты, рассматривает все с печальным видом.

– А вдруг тут клопы?

– Мама заказывала уборку. Да и мы не белоручки. Завтра все перемоем. На вид, нормально.

Я шмыгнула носом – идиотская привычка – нервничая я всегда делаю вид, что у меня насморк…

– Я честно, боюсь заходить на кухню. Боюсь в туалет и – о, Боже, в общий душ. Ты вообще представляешь, какой там ад? А если еще тараканы?! – затряслась Карина.

Я выдохнула.

Сестра с детства боялась пауков и тараканов. Я же не боялась ничего. До этого момента, пожалуй.

Сосед и его дружки, которые, наверное, бывают в этом доме часто, спокойствия не вызывают…

И этот Плахов…Надеюсь он здесь не частый гость.

Еще вчера я только себя стеснялась.

И боялась проявляться как-то.

Так и жила в закрытой коробке своих комплексов и сомнений.

А сейчас стесняюсь и боюсь встретиться с его взглядом вновь.

– Пойдем, посмотрим кухню и душ? – зову я. И Карина, не застегивая ремня на джинсах, послушно идет следом.

Снова коридор. Дверь справа в квартиру соседки, слева на общий балкон. С высоты третьего этажа не видно город, тот повяз во мраке и тумане. На пожарной лестнице консервная банка, полная окурков.

– Гадость какая! – сморщила нос Карина, я отвела взгляд и ухмыльнулась. Сестрица иногда строит из себя праведницу, а ведь все вокруг знают, что она уже курит! И пьет. И с парнями у нее было…

– Да нормально! – специально с позитивом отозвалась я и поправила на носу очки. – Жить можно!

– Заладили своё – жить можно! Что ты повторяешь всё за мамой как попугаиха?!

– Кто?

– Попугай! Ты! Своего мнения нет что ли? Это срань, а не дом!

Я цокнула, пропуская сестру вперед.

Заглянули на кухню.

Глаза зарезало от табачного дыма, запаха еды. Тут же тарахтела стиральная машинка «Малютка». Тут же шипело неисправное радио, сквозь помехи которого изредка пробивалась человеческая речь. Общий стол посреди кухни, справа у стены три плиты, справа окно – запотевшее и грязное. Сколько дому лет? Пятьдесят? Вот столько его и не мыли.

– Уродство! – снова выругалась сестра. – Мочой воняет!

– Капустой! – пожала плечами я. – Тушеной. Я бы поела.

– Лучше сдохну! – выплюнула Карина зло. – А где тут туалет?

Она сжала пальчиками хрустящую упаковку бинтов.

– Пойдем, покажу, – раздался за спиной мужской голос, и отнюдь не соседа Вадика, и мы резко обернулись.

Высокий молодой человек в белой майке, шортах и тапках на босу ногу стоял и насмешливо и меж тем с интересом смотрел на нас. После минуты молчания, криво улыбнулся:

– Близняшки. Прикольно. В нашем районе вы первые такие. Вот интереса будет!

Я покраснела, не зная, что сказать. Язык словно отсох.

Каринка же вышла чуть вперед и вытянулась стрункой. Парень улыбнулся, и на его щеках заиграли ямочки.

Тело спортивное, волосы, бритые почти под ноль, на плече татуировка тигра. Ему лет двадцать пять на вид, ну точно старше Вадика.

Ну и соседи! – подумала я и захотела скрыться от его цепкого взгляда подальше.

– Антон. Можно просто Тоха. Ваш сосед. Старший брат Вадима, так понятнее? – Сказал он бархатным голосом и Каринка, судя по широкой улыбке, попалась. – Ну и как вам? Пойдет?

– А Вадим там еще? – она тыкнула пальчиком за его спину.

Он кивнул на ее ремень.

– А ты, я смотрю, чуть из штанов не выпрыгнула при виде него?

– Ой! – Карина громко рассмеялась. – Ну прям уж, мы девушки приличные!

Он отчего-то заржал, а я зашлась кашлем.

– Ну да, жить можно! – радостно сказала сестра и кивнула: – ну покажи, что тут еще у вас есть?

Они свернули к балкону, а оттуда в душ и туалет.

Я осталась стоять на месте.

В животе урчало от голода, и я огляделась на кухне. Нашла сухари на подносе и, стянув парочку, вышла на балкон.

Свежий ночной ветер обдул горящее лицо.

Туман почти рассеялся, и перед взором открылся двор, соседние дома, дорога, по которой пролетела машина и с визгом затормозила, сворачивая в гаражи.

Громкая музыка долетела до крыши и завибрировала в ушах.

– До встречи! – радостно пропищала Карина за моей спиной и, встав рядом, облокотилась о перила. – Мама с соседкой общаются, может подружатся? А то мать вечно одна. Ни подруг, ни друзей. а без общения вредно.

– Ну да, – я кивнула. – Особенно когда ты не общаешься с ней, а только дерзишь!

– Ой, не будь занудой! Не беси меня, мелкая.

– Мы одногодки.

– Не верю! – фыркнула. – Ой, а кто это там, м-м?

Я скосила глаза. Лицо сестры сияет, точно намасленный блин и выглядит она довольной. Вот курица! Одни пацаны на уме!

– Вон он смотри, – пихнула она меня в бок острым локотком. – Друзья приехали. Какая тачка классная. О боже смотри, какие у него друзья симпатичные! Не думала, что такое возможно! А здесь и школа моделей, и парни – отпад! Тоха сказал, что еще и клуб на районе есть – ДК «Лесничества», там каждые выходные дискотеки проходят. Блин, а жизнь налаживается! Ой, Плахов же, да?

Снова тычок в бок. Жмурясь от боли, всматриваюсь.

Из машины вышли трое.

Закурили и заржали на весь двор как кони.

Я поморщилась, тем не менее, напрягая зрение и рассматривая каждого из них. Два высоких блондина в спортивном и крепкий паренек в черной кепке, из-за козырька которой я не вижу его лица.

Но знаю – он!

Его все называют то Дэм, то Плаха. Он отвечает, смеется и голос у него приятный, чуть хрипловатый и грубоватый, но тембр – ласкает как бархат.

Ну я точно переутомилась!

– А Плаха в кепке, пипец классный! – прошептала Карина. – Красавчик!

– Лица не видно! – хмыкнула я…

Он встал напротив горящих фар и что-то поправил под капотом. Прямой нос, чуть полноватые губы, ярко высеченные скулы и подбородок.

– Ну да, что-то в нем есть, – согласилась я, но сестра меня не услышала.

Она поскакала как лошадь в туалет – вата и бинты не справлялись.

А потом двери автомобиля распахнулись и под шум голосов и крики вся троица побежала к дому, напротив.

И тогда я увидела то, что меня приковало к бетонному полу.

От страха парализовало, а из горла вырвался хрип. Я вцепилась пальцами в перила и поддалась вперед, напрягая зрение.

На четвертом этаже дома напротив было открыто окно, и маленький ребенок, лет трех собирался вылезти на карниз.

– Стой! – прокричала я, что есть сил, но малыш уже сделал маленький шаг.

Глава 5

Все вокруг завертелось в бешеной панике.

На мой крик на балкон выбежала мама с соседкой, ахнула за спиной Карина, хлопнули двери квартиры, потом внизу – подъезда.

Все устремились во двор, я же стояла, не шевелясь. От страха, что сковал тело, онемели не только ноги, но и язык.

С бешено стучащим сердцем я смотрела на малыша, который наклонившись, стоял на карнизе и смотрел вниз. При этом он держался руками за боковину окна, но ножки его уже стояли снаружи!

– Где его родители?! – прокричали снизу. Во дворе уже собралось немало народу. Кто-то звонил в полицию, кто-то в службу спасения, но одно было ясно точно – времени выжидать нет.

Плахов с друзьями, наконец, открыли дверь подъезда и скрылись внутри.

Отмерев, я заспешила во двор. И пока бежала по ступенькам, попыталась взять себя в руки и мыслить здраво. Но едва я вышла во двор, как все мое спокойствие улетучилось. Малыша привлекали голоса с улицы, крики и шум и он наклонился больше. А потом его ручки отпустили бетонную стену, и я зажмурила глаза.

Зажала руками рот, зажмурилась до боли. А когда услышала крики вокруг и вовсе, чуть не потеряла от страха сознание.

Раз, два…

Три!

Я распахнула глаза, боясь увидеть ужасное.

Малыш свисал с четвертого этажа, держась ручками за металлический карниз. И плакал.

Его голубые штанишки чуть сползли, с одной ножки слетел носок.

– Долго он так не удержится! Ловите! – прокричала рядом наша мама, когда парни растянули внизу покрывало.

– А этих опять нет дома! Вот алкашка Наташка, опять его одного оставила. А он уже видишь какой ушлый, до окна добрался! – прошипела соседка. – А в квартиру то не попасть, наверное, заперто на ключ.

Окно было распахнуто настежь, шторка развевалась на ветру, в комнате ярко горел свет. Но спасти малыша было некому. Судя по разговорам в толпе, его мать опять загуляла, оставив его дома одного.

Как бы мы бедно не жили раньше, как бы не было плохо, надо отдать должное – наша мама никогда не оставляла нас одних или с кем-то посторонним. Максимум с бабушкой. Бабушка у нас дама оригинальная, конечно и об этом другой разговор, но она родная и на нее всегда можно было положиться.

– Дверь ломают, – кивнул соседке ее сын – нарисовавшийся откуда-то Вадик.

Он покусывал губы, нервно теребя волосы, слушал кого-то по телефону, что зажал ухом и плечом.

– Да пусть выламывают скорей! – процедил он собеседнику и бросился под окно, где ребенка готовились поймать.

Он висел, держась руками вот уже секунд двадцать, а казалось целую вечность.

В толпе ахнули. Закричали.

Я вскинула голову. И обмерла.

В окне на пятом этаже появился парень. Недолго думая, он сел на подоконник, развернулся и перекинулся за окно.

Мои ноги подкосились.

К такому меня жизнь не готовила.

Теперь за окнами весели двое: малыш на четвертом и Демид Плахов на пятом.

Я простонала, кусая губы.

Демид ногами зацепился за створку окна на четвертом и разжал руки, обрушиваясь всем своим весом вниз.

Толпа ахнула. Мой собственный крик потонул в моем же хрипе.

Я дышала рвано, шатаясь от паники, но не осознавала этого. Лишь слышала себя словно со стороны.

Плахов чудом удержался на карнизе четвертого этажа. Малыш ревел громко и одна его ручка соскользнула с карниза, но в это же время за вторую его поймал Демид. Дернул на себя, и они оба рухнули в квартиру.

С подоконника приземлились знатно – штора оборвалась и исчезла в квартире. Но упасть на пол и на асфальт разные вещи…

Все с облегчением заголосили. Вадим и еще один парень бросили натянутое покрывало и рванули в подъезд.

Мама прослезилась и аплодировала сейчас самому отвязному парню района, еще не догадываясь, что совсем скоро испытает по отношению к нему совсем другие эмоции.

Сестра Карина прыгала на парня в кожаной куртке – друга Плахова и тот обнимал ее в ответ.

– Демид – герой! Впрочем, и не удивительно, что именно он спас!

– Плахов – красава!

– Дэм, молодчик!

Доносилось со всех сторон.

Я выдохнула, испытывая искреннее восхищение этим парнем. Разве может быть ужасным человеком, совершая такие поступки? Рискуя собой…Сомневаюсь. Только доброе сердце и бесстрашная душа способны на такие подвиги…

Соседка тетя Галя курила рядом и бурно обсуждала произошедшее. Вторили ей несколько женщин, наших соседок по подъезду. Дамы как на подбор: засаленный халат, тапочки с пушком (разного цвета, но модель одна), и сигаретка в зубах.

Надеюсь наша мама такой не станет. Да ну, даже представить сложно.

Мама хоть и выглядит сейчас не ахти, уставшая и измученная, но в ней всегда читалась грация и стать. Про таких говорят породистая. Вот есть в ней что-то, есть.

Бывало идет домой на обед с работы, аккурат мимо школы, я в окно ее вижу – и гордость за нее берет. Она не идет, а плывёт, возвышаясь над всеми. Высокая стройная. Плечи расправлены, голова поднята, взгляд только вперед. Никогда она под ноги не смотрела. Видимо, в нашей семье так делаю только я – всякий раз, когда стесняюсь…

Я обернулась.

Мама улыбалась, впервые за эти дни, а быть может, недели. Старший сын тети Гали – Антон что-то говорил ей, улыбаясь в ответ. И мама даже шутила. А когда устало провела ладонью по волосам, этот Тоха вдруг взял ее под локоток и что-то сказал на ухо, а потом стянул с себя ветровку и накинул маме на плечи.

Я вытянулась в лице за этот вечер в сотый раз.

Маме сорок. Ему? Ну двадцать пять от силы. И как это? Что это? Я одна это вижу или мне кажется?

Я фыркнула и ревниво возмущенно позвала:

– Мам? Пойдемте домой?

Антон смущённо отступил и бросил на меня насмешливый взгляд. Мама же сделала вид, что все нормально. А может и вправду нормально, а мне просто показалось…Непривычно видеть маму в компании мужчин, даже таких молодых. Особенно молодых.

Сколько ее помню – она всегда одна. Без мужского общества и внимания. С нами, в компании бабушки, с братом. У нее и подруг не водилось, потому как всё свое свободное время она посвящала нам.

– Да, девочки, идем! – Мама бодро хлопнула в ладоши. – Пора бы в душ и спать! Сегодня был очень активный день, а его завершение так и подавно. И слава Богу, что всё обошлось!

– Какой спать, я есть хочу! – буркнула Карина, по-детски надув губы. Подарила прощальную улыбку парню в кожанке и обхватив себя руками направилась к нам.

– В холодильнике есть яйца, – поддакнул Антон. – Давайте, я яичницу сделаю по-соседски, так сказать, а вы пока в душ сходите. Он у нас общий. На троих как раз. Ровно три кабинки. Идемте!

Скомандовал парень и мы с сестрой переглянулись.

– А как там малыш? – спросила она, когда мы вчетвером двинулись к подъезду. – Узнать бы.

– Да Вадик сейчас придет и все расскажет. – Заверил сосед.

– А мальчик который спас малыша, это кто? – спросила мама. – Какой молодец! Ах, как за него сердце у меня заболело. Мог ведь и сам сорваться и малыша не спасти. Отчаянный поступок! Геройский! Свечку за него завтра поставлю. Кто этот мальчик, Антон, ты знаешь?

– Пф, мальчик! – цокнула Карина. – Ма, ну какой мальчик? Ты его видела? Кабан тот еще! Мужик!

– Ну да, Плахова трудно назвать мальчиком, – засмеялся Антон. – Это Демид. Ему двадцать три. Мамы своим дочкам такого жениха не пожелают конечно, но как пацан он четкий. Можно положиться. Свой в доску. Нормальный, короче.

– Почему не пожелают? – почти возмутилась я. Именно этот нюанс вызвал во мне протест и жгучий интерес.

– А лучше не знать! – отмахнулся Тоха, не понимая силы моего любопытства.

Они втроем вошли в подъезд, а я обернулась.

У дома напротив уже стояла карета скорой помощи, полицейский уазик и заезжала машина МЧС. Вовремя, ничего не скажешь.

Я уже собралась отвернуться, но…

Из подъезда появился Плахов. Взъерошил и без того торчащие ежиком волосы, подкурил, улыбаясь друзьям, а потом замер и вдруг вскинул голову. И взгляд его устремился аккурат на меня.

Я свела брови к переносице, прирастая к земле. Очки как назло запотели…или у меня помутилось сознание, но мир стал расплывчатым. Он что-то говорил стоящим рядом с ним парням, а у меня в голове гремел тембр его голоса…

Я вздохнула и ойкнула, когда он направился вместе с Вадиком в мою сторону.

Он же не хочет сейчас прийти в нашу квартиру? Или хочет…

Я в паники дернула дверь на себя, распахивая и забежала в подъезд.

Если так, то мне лучше не выходить на кухню… А там яичница эта. Черт бы ее побрал…желудок от голода сводит…

Но ведь если выйду, тогда я услышу всё из первых уст, и мне не придется довольствоваться обрывками фраз, что буду ловить жадно то тут, то там, собирая эти фрагменты как маньячка воедино.

Пока добежала до двери на третьем этаже вспотела. Влажные пальцы успела издергать и защипать. А с первого уже доносились эхом тяжелые шаги гостя.

– Вот же ж! – я влетела в коридор, бросила на себя взгляд в зеркало. Зрелище не для слабонервных.

Рванула в ванную, она же душевая, сшибая на бегу Каринку.

– Ты что, дура? – заорала она вслед. – Чуть с ног не сбила! За тобой что черти гонятся?!

Черти, черти, – пробубнила я, открывая кран в умывальнике и брызгая ледяной водой на лицо.

И сдался мне этот рассказ от Плахова.

С чего я вообще взяла, что он что-то скажет?!

Тем более мне. Тем более на общей кухне…

Да сдался он вообще?!

Я сегодня точно переутомилась. А еще эта новая квартира – столько впечатлений! И дело совсем не в соседях и их друзьях! Все-таки не каждый день место жительства меняешь.

Ну точно дело не в Плахове!

Последнее почти прокричала, теряя равновесие, оступилась неуклюже и брякнулась на пол.

Плюхнулась прямо на задницу. Ойкнула, когда на пороге появилась пара ног. Черные носки. Размер так сорок третий.

– Все нормально?

Я шмыгнула носом.

Голос его…Бархатный что ли. Царапающий. И такой вальяжный. Спросил – на тихом на медленном.

Два слова, а всю исцарапал.

И меня забомбило.

Ну точно…все…клиника.

Он мне нравится, что ли?

Да на фиг бы не пошел?!

Я никогда не смогу ему понравится…

А страдать, извините, не мой конек.

Учеба. Шитье. Эскизы. Никаких парней!

Все это я промямлила себе за секунду, а потом вскинула голову.

– Пойдет, – кивнула нагло. – Нормально.

Отвела взгляд от его черных глаз. Хорошо, что очки не в порядке и я его почти не разглядела…У него на щеке порез. Под глазами залегли тени – он что не высыпается? Или это от стресса? А челка его стоит дыбом. А на выбритых висках светлое пятнышко словно седых волос. Переросток что ли. А губы…

Так! Стоп! У меня же очки запотели!

Хмыкнула, жмурясь.

Задержала дыхание, потому что его запах разъедал мне легкие. Или это обычный кислород отныне будет меня разъедать, требуя порцию аромата этого парня. Не пойму.

А Каринка права – он здоровый. Кабан!

А я кажется, курица. Отупела.

А может сестра и не виновата, что туго соображает. Это у нее от бесконечной влюбленности ум на второй план отходит. Разум покидает. Тупость – здравствуй. Я и думала всегда, ну не может она быть настолько глупой…Значит дело в другом. И теперь я наконец, понимаю.

Черт!

– Ну если все норм, тогда – подъем! – усмехнулся Демид, все еще нависая надо мной и протянул мне руку.

Глава 6

Он взял меня за протянутую ладонь и дернул вверх, поднимая.

– Благодарю! – буркнула я и поспешила протиснуться мимо него, чтобы сбежать. Но не тут-то было…

Своим мощным туловищем он загородил весь проход.

Я уткнулась в него, отступила назад. Поправила очки на носу и только сейчас заметила, что его ладонь разодрана, а на пальцах кривыми струйками засохла кровь.

– Ты поранился. – Выдохнула.

– Есть немного, – хмыкнул он. – Об оконную раму. Окно у них не пластиковое, а деревянное – щепки летели во все стороны. Как это старая рама меня выдержала – хороший вопрос.

– Сам Бог спас! – ляпнула первое, что пришло на ум.

– Да ладно тебе, можно просто Демид. – Он улыбнулся.

– Я про тебя. Ты ребенка, а те…

– Да понял, я понял, – перебил он. – Шучу.

С прохода он отходить не собирался, а у меня вдруг клаустрофобия проснулась. Не страдала ею раньше, но что ж, все случается впервые…

Я обернулась к раковине и включила воду. Хотелось нахлебаться льда и окунуться в холод, и я повернула кран в бок – пусть льет ледяная!

– Надо промыть и забинтовать. – Я кивнула на его руку. Взгляд выше его подбородка решила не поднимать. – Сильно болит?

Он сжимал пальцы в кулак и всей картины не понять. Но судя по всему рана не была поверхностной.

– Давай, – кивнула на руку.

Беспокойство и желание помочь почти вытеснили на задний план неловкость и страх. И я немного расслабилась. И почти забыла, что передо мной парень, которого я почему-то стесняюсь.

– Попробуй, – сказал он, переступая порог и закрывая за собой дверь.

– А..э-э, – я изумленно вскинула брови. Он же скинул куртку прямо на пол и оставшись в одной черной футболке протянул мне свою руку.

Что ж…

– Разожми?

Он послушно разжал кулак.

Посреди ладони порез, рваный и глубокий. И как только его ладонь натянулась, из ранки снова выступила кровь.

Я ахнула. Не то, чтобы я вида крови боялась, но…

– Не смертельно, не паникуй, – уголки его губ дрогнули. На серьезном лице появилось подобие улыбки.

– Не паникую, – повела плечом.

– Бледнеешь, – хмыкнул.

– Давай, промой рану, – я снова потрогала струю воды, разбрызгивая капли.

– Помоги. – Произнес, чуть наклоняясь и заглядывая в мое лицо. На мгновение показалось, что он хочет снять с меня очки, потому что его руки взметнулись вверх, но тут же приняли исходное положение.

– Краснеешь? – Меня и вправду бросило в жар. – Так-то лучше.

Я выдохнула, осматриваясь.

За моей спиной три душевые кабинки, лавочка с тазиком и мочалками, на стене крючки для полотенец, которых нет.

Демид стоит, опираясь о какой-то ящик. Не знаю, что в нем хранится, но на вид он мега надёжный.

– Присядь, – говорю ему и дотрагиваюсь до его руки. Тяну его пальцы под воду и когда струя бьет по ладони, аккуратно смываю кровь.

Трогаю его руку. Улавливаю его дыхание. Чувствую запах одеколона.

И ощущаю себя…взрослой.

Словно что-то щелкнуло и переменилось. Еще утром, по дороге сюда, сидя в душном автобусе я думала о том, как нарисую новую коллекцию платьев – в пол, с закрытыми плечами из темных оттенков бархата…Какой детский сад! Сейчас мне хочется рисовать эскизы платьев на бретельках и исключительно из алого шелка!

Он молчит. Наблюдает. Чувствую.

Очки на носу и то, что стою к нему боком, мешают уловить куда направлен его взгляд, но кажется, он проник под кожу.

Хочется сказать ему – не смотри.

Молчу.

Хочется сказать ему слова восхищения, о том, что он настоящий герой, но снова молчу.

Сосредотачиваюсь на ране. Когда с руки смыта вся кровь, закрываю кран и беру с тумбочки бинт и вату, которые здесь оставила Каринка. Вечно она все разбрасывает. Но сейчас это даже к лучшему.

Аккуратно, стараясь не причинить ему боль – хотя какая мне разница! – накладываю дорожку из кусочков ваты, а потом рву бинт. Заматываю и вдруг замираю.

Его вторая рука взмывает вверх.

Он сидит по левую сторону от меня. Я стою полубоком. Он смотрит на меня безотрывно, а я на рану, которая, впрочем, с каждой секундой все больше размазывается перед глазами, фокус теряется.

Почему-то становится сложно дышать. Дышу медленно, рвано и не могу надышаться. Тяну носом воздух, а получаю его. Аромат. Одеколона.

Делаю на ладони узел из бинта. Затягиваю чуть резче и сильнее, и он выдыхает.

– Больно?

– Нет.

– Прости, – шепчу.

А его рука меж тем уже касается моих волос.

Делаю бантик посреди ладони.

Он касается моей резинки на волосах и тянет ее вниз.

Бант из бинта не держится, распускается. Я нервничаю.

Резинка падает на пол. Мои волосы водопадом летят по спине.

Пробую снова вязать бант, немея от происходящего.

Он собирает мои волосы в новый хвост, накручивает их на свою руку, пока его костяшки пальцев не касаются моего затылка и шеи, а моя голова чуть откидывается назад.

Сглатываю. Дергаю. Бант готов.

Он отнимает руку, отпуская меня и поддается ко мне навстречу.

– Все готово! – мой голос похож на хрип.

– Тебе идут длинные волосы, – его же шепот царапает кожу, вползает в ухо, словно змея.

Зачем он это сказал и …сделал?

Для него ничего не значит, а я…буду думать теперь об этом бесконечно!

Поворачиваюсь к нему лицом. Наши глаза почти напротив друг друга.

Кажется, что жду от него – спасибо, но он лишь ухмыляется. Молчит, сверля нечитаемым взглядом. В его кармане звонит телефон, он достает его, не прерывая нашего зрительного контакта и нажимает на вызов.

– Плаха, ты где? Девок трахаешь? – слышу мужской голос. – Нас главные на разговор зовут! На районе беспредел!

Он даже не моргает. Продолжает проникать в меня ментально. Еще немного и мои очки лопнут, а потом взорвусь я…

– Я ушла, – выдыхаю и со всех ног бросаюсь прочь.

По дороге вновь сшибаю Карину, которая орет мне вслед, что я полоумная.

Влетаю в нашу комнату и плюхаюсь на кровать. Меня всю знобит, словно я подцепила вирус. Слышу голос матери, что зовет на кухню ужинать, слышу смех сестры и басы мужских голосов. Все собираются на общей территории, гремит посуда, а я закрываю уши руками и жмурюсь, пытаясь прогнать его образ.

Ноги моей там не будет. Ни за что и никогда.

Они все, как я и предполагала, собрались на общей кухне.

Я выхожу из комнаты и невозмутимо иду в душ. Может, хоть прохладная вода меня взбодрит и приведет в чувство. Желудок сводит от голода, но на кухню я ни ногой, пока там восседает этот…

Очень быстро моюсь. Расчесываю влажные волосы, оставляя их распущенными, долго кручу в руках свои очки. Думаю. Мама много раз предлагала заменить их на линзы, особенно когда ко мне приклеилось «очкастая» в выпускном классе – благодаря сестре. Но мне было все равно. Почти. В очках как-то привычнее и комфортней. В них, я словно в броне. Прячусь за ширмой от этого колючего мира. Но, быть может, стоит подумать о линзах…

Вскидываю голову и смотрю на свое отражение в запотевшее зеркало. Без очков я совсем другая. Лицо более женственное и не такое заучное…не детское. Даже с Каринкой больше похожи. Хотя мы и так на одно лицо, но методы ухода за собой у нас разные. У меня вообще никаких к слову нет.

Выхожу из душевой и замираю посреди коридора. В чуть приоткрытую дверь кухни видно, что происходит.

– Завтра я на работу устраиваться, поэтому нет – не буду. Не наливайте, что вы! – мама мотает головой. Отправляет в рот ложку жареной картошки, кладет себе и Каринке по кусочку сельди.

– А я могу! Стресс! – кивает Карина, протягивая бокал. – Сто лет не пила шампанское!

– Карина, каких сто лет! Что ты меня позоришь! – Мама кажется краснеет. – Что соседи подумают? Скажешь тоже!

– Ой, мама. Ладно тебе! Я уже взрослая девочка, мне восемнадцать! Ты что думаешь я на выпускном шампанское не пила?

За столом еще две соседки – Галина и ее мать Зинаида Петровна, Антон, что ухаживает за дамами, Вадим и звезда вечера – Демид Плахов.

– Надо бы Диану позвать, – суетится мама. – Карина, сбегай, позови.

Услышав это, я пулей мчу в свою комнату. Вытряхиваю вещи из чемодана, который не разбирала и выбираю спортивный костюм. Дверь оставила открытой и до меня чуть слышно долетают обрывки фраз:

– Она не пойдет. Голова болит, спать легла. – Произносит Каринка.

– Ну надо же, переутомилась. – Мама. – День сегодня и вправду выдался насыщенным на события. Демид, а вы молодец. Геройский поступок.

– Да-да, это было крышесносно! – выдыхает сестра.

– Ничего особенного я не сделал, – гремит его голос. – Просто я оказался быстрее всех.

– Завтра, кстати, у Тихого вечеринка. – Говорит Вадик. – Каринка, ты придешь?

– Конечно приду. А Тихий это кто?

– Наш друг. Ты с ним на улице в обнимку стояла.

– Ах, Костик, ну поняла. Вадюш, плесни мне еще шампанского.

– Карина!

– Мама! Отвянь!

– Карина! Имей совесть и стыд!

Я готова. Кофта оверсайз и широкие штаны. Фиолетовый мне к лицу. Да, собиралась не отсвечивать рядом с Плаховым, но интерес и голод сильней.

Вплываю на кухню ровно в тот момент, когда Антон поджимает губы, втискивается между мамой и сестрой и обнимает обеих за плечи.

– Девочки, не ссоритесь, – говорит примирительно. – Ирина Викторовна, да расслабьтесь вы, мы ж за знакомство. А вам во сколько с утра? Могу подвезти, я на машине.

Карина фыркает, садится в пол оборота к Плахову, который залипает в телефоне. Тетя Галя допивает шампанское и достает из шкафчика бутылку какой-то настойки. Грохает ею по столу.

– О, вторая пришла! – говорит соседка и отодвигает мне стул.

Все, абсолютно все взгляды устремляются на меня. Кроме Плахова.

Он продолжает смотреть в экран смартфона, лишь на мгновение кривит губы.

Бросаю на него мимолетный взгляд и сажусь за стол. Мама тут же накладывает мне картошки и бросает кусочек рыбы.

Беру вилку. Веселье за столом продолжается. Теть Галя открывает настойку. Рюмки звенят.

Мама отказывается, мотая головой. Карина дует губы, видимо, что Плахов на нее ни разу не посмотрел, а Вадик и Тоха снова о чем-то спорят.

– Я ушел, – громко говорит Демид и поднимается из-за стола. Его тарелка с едой осталась не тронутой. Он жмет руки друзьям и выходит.

Мой аппетит пропадает.

***

Все было неплохо. Пока не пришла эта…

Думаю, об этом, засовывая обувную ложку в кроссовки. Хотел поесть. Дома жрать нечего, поэтому планировал отужинать здесь. То, что за столом не было второй новенькой даже радовало. Видеть ее затравленный взгляд, как будто я монстр – мало приятного. Руку бинтовала и тряслась как лист на ветру. А когда стебанулся и слегка дотронулся до нее, так вообще думал испепелит взглядом. Я ей противен так? Что ж, у нас это взаимно.

Обуваюсь, делая вид, что не вижу, как Карина идет следом. Она открывает рот, силится что-то сказать, но я быстро выхожу из квартиры.

Если серая мышь меня сторонится, то эта брюнеточка явно не прочь провести время. Понял – усвоил. Пока достаточно.

Чтобы зайти домой есть пять минут, потом ждут дела. Быстро пересекаю двор, пару раз оборачиваясь. Конечно, все как я и думал. Зыркает в окно. Вот зараза мелкая!

Родные пенаты встречают полумраком и запахом перегара и лекарств. Заглядываю в комнату отца, тот спит на диване в своих трениках и тельняшке. Проверяю потушил ли он бычки. Еще одного не потушенного окурка мне не надо. Отец бухой в хлам и даже не шевелится, в полнейшей отключке, хотя из динамиков орет его любимый Высоцкий. Приоткрываю окно на проветривание, бросаю на батю плед. Заглядываю в комнату к бабушке. Она сопит. Дыхание мирное, спит. Лекарства на столике, измеритель давления, стакан для воды – всё как обычно. Контейнер для таблеток пустой, значит все приняла. Беру графин и наливаю в стакан воду.

– Доброй ночи, ба! – шепчу одними губами и выхожу.

Если бы не она, ноги бы моей в этом доме давно не было. А так приходится держаться. На отца мне фиолетово, он давно уже пропал в пьянчужном кураже. В нем же сгинула и мама. Ровно три года, как ее не стало.

В моей комнате темень.

Лампочка в люстре давно перегорела, а темные шторы плотно зашторены. Мне не нужен свет. Все, что здесь есть словно из прошлой жизни и это мое прошлое и настоящее – выучено на зубок. А то, что до сих пор украшает стены – видеть уже не хочу.

Сажусь на диван, на котором не спал уже недели две. Ночую у друзей или девок. И сегодняшняя ночь не станет исключением. Впереди еще два выходных, а потом три рабочих смены.

На телефон прилетает сообщение – меня вызывают по делам. А потом захожу в галерею. Тупой поступок, прям малолетский, но…открываю фотку и вижу Диану, точнее ее фото по пояс. Она бинтовала мою руку, а я пялился на ее ноги и задницу. Это и снял.

Смотрю несколько секунд, потом отправляю в корзину.

Плахов, давай тормози!

Глава 7

– Вставай! Просыпайся, Ди!

Мотаю сонно головой, не понимая, что происходит. Фокусирую зрение, но в темноте одни силуэты. Настойчивый голос сестры опаляет алкогольным дыханием.

– Что случилось? – хриплю ото сна. Нашариваю рукой очки и вижу ее перед собой. Карина шикает на меня, чтобы я молчала. На ней джинсовка и короткая юбка, пахнет спиртом и духами.

– Тише, а то мать разбудишь! – ворчит она и тянет меня с кровати.

Я охаю от боли, она щиплет меня от души.

– Прикрой меня!

– В смысле?

– В прямом, не тупи! Я с Вадиком и Тихим пошла гулять, если к утру не приду, скажи матери что сплю и не пускай в нашу комнату!

– Ты с ума сошла! – сон слетает с меня. – Первый день здесь, а ты уже дурью маешься. Мама спалит, во-первых, а во-вторых ты совсем не знаешь этих парней!

– Ой-ой-ой, – кривится Карина, закатывая глаза. – Вот только нотации мне читать не надо, ладно?! Ты все поняла. Все, я ушла.

Я удивленно моргаю, когда она на цыпочках пробирается к двери и выскальзывает в комнату матери. Та спит, слышу ее мирное сопение. Дверь еле слышно щелкает и с коридора доносятся ее убегающие шаги.

Она подготовилась! На ее кровати свернуто одеяло трубочкой и в полумраке кажется, что под ним кто-то лежит.

– Ненормальная! – выдыхаю, проникая к окну.

Через минуту двор пересекают двое – Карина и сосед. У последнего в руке бутылка чего-то явно алкогольного. Обещанного третьего нет. Хмурюсь. Но недолго. Во двор заезжает черная машина, тормозит у детской площадки. Эти двое иду к ней. Со стороны водителя выходит высокий парень в косухе, очевидно тот самый Тихий, а с дома напротив из подъезда парень.

Я узнаю в нем Плахова и мое сердце неприятно покалывает.

Он подходит к ним. Пара фраз – не больше и они вчетвером садятся в машину. Рев двигателя и двор погружается в меланхоличную тишину. Я же разочарованно ложусь в кровать, но сна нет до самого рассвета.

Обычно мне все равно на проделки сестры, не первый раз она удирает ночью из дома, но сейчас меня разрывает.

Мне до жути интересно знать куда и зачем они поехали, и до отвращения противно, что он с ней…

***

Карина.

К восемнадцати я отлично знаю, что пить шампанское настоящий подвох. Уносит быстро, а отказаться и остановиться практически невозможно, оно же такое вкусное!

Все это я думаю, когда пью прямо из горла. Осталось немного и я получается выпила целую бутылку в одну каску. Вадик и тихий пьют вискарь с колой, а Плахов как трезвенник язвенник сел за руль.

Я стараюсь не обращать внимания на то, что он капец как недоволен моему присутствию и даже не скрывает этого, гад. А мне плевать, не он меня веселиться звал!

Вместо бара едем сначала по делам, которые срочно у них нарисовались. Чтобы я не грустила и не расстраивалась, Тихий врубает музыку и подгоняет чтобы больше пила.

Плахов косится на меня в зеркало заднего вида, а Вадик распускает руки. То обнимет, то ущипнет. При другом раскладе я бы взбрыкнула, но он же сосед, нам жить с ним бок о бок, считай в одной большой коммуналке, еще туеву кучу лет. Так что, он получается почти что родственник.

Я уже пьяно смеюсь, чувствуя, как пьянею. Сознание периодически меня покидает, проваливаюсь как в невесомость, а когда выныриваю обратно, оказывается, что прошло несколько минут.

– Допила? – Тихий усмехается, забирая у меня пустую бутылку, протягивает стаканчик с виски. – Давай, детка, продолжаем.

Я мычу, что пока пропущу, но он тычет мне пластиком в губы.

–Пей, пей, пей, – орет Вадим, и буквально вливает в меня обжигающую жидкость.

– Где кола? – закашливаюсь. Они не разбавили мне как себе и от высокого градуса у меня все горит. В глазах мушки, а их смех слышен словно сквозь вату.

– Да нормально, Карин! Не веди себя как малолетка. Не люблю!

Кто это говорит не понимаю, их голоса и музыка слились в какофонию звуков. Зависаю. Прихожу в себя, когда машина тормозит на светофоре. Слышу голос Демида.

– Может, хватит? – спрашивает он.

Открываю глаза. Он говорит Тихому, но смотрит в зеркало прямо на меня.

– Да нормально все, успокойся, – Тихий улыбается, бьет Плахова кулаком по плечу. – Девочка довольна и это главное. Да, Карин?

Тихий оборачивается и смотрит на меня внимательно. Кажется, будто он абсолютно трезв.

– Город видела? – спрашивает учтиво.

– Нет, откуда! – отзываюсь пьяно. Вот это меня развезло!

– Тогда смотри, пока едем. Справа администрация, сквер молодежи, вон фонтан видишь? Слева торговый центр и кинотеатр, бары, но мы туда не пойдём.

– Почему? – икаю разочаровано. – Вы же обещали.

– Завтра, детка. Успеем. Сейчас дела. Только веди себя прилично, ладно?

Киваю головой, снова пью, только уже с колой. Заедаю шоколадкой, ерзаю на месте под музыку. Машина тем временем сворачивает с освещённой трассы на узкую дорогу между хрущевок и спустя пять минут останавливается.

Я читаю вывеску на двухэтажном здании и по моей спине плывет холодок.

– Бани? – моргаю удивлённо. – Серьёзно? Это что за фигня?

– Помоешься! – лыбится Плахов, оборачиваясь.

У него красивая рожа. Правильные черты лица, красивые губы, которыми он, наверное, умеет доставить удовольствие…

Впервые за все время он улыбается. Не знаю, что его веселит больше: страх на моем лице или мысль о моем омовении.

– Я так-то не замаралась, – пытаюсь отшутиться. – Я туда не пойду.

– Пойдешь. – Выдыхает Тихий. – Как миленькая пойдешь.

Я замираю с распахнутыми от ужаса глазами. Не надо быть сильно взрослой, чтобы догадаться ЧТО там по ночам происходит.

Мотаю головой. А они вдруг разражаются смехом.

–Ну и моська у тебя сейчас! – выдыхает Плахов, вынимая ключи из зажигания. – Напугалась? Боишься? Подумала трахать тебя привезли?

Хмыкаю, усмехаюсь. Расслабляюсь.

– Промелькнула такая мысль, – говорю тихо.

Жду, что он пошутит, но он на полном серьезе, говорит:

– Тебе повезло, что нравишься мне, а так бы вые.. ли.

Последнее он не договаривает, но я понимаю значение слова что он произносит по губам.

По его красивым губам…

Зависаю на фразе: нравишься мне и думаю о том, что я бы сама ему отдалась, пусть только попросит…

Я уже хочу его.

А раз хочу, значит он во мне точно будет.

– Пока мы разговариваем, сидишь тихо, поняла? – Тихий кивает мне. – И не отсвечиваешь.

– Хорошо.

Выходим из машины, Тихий с размаху бьет меня по попе. Шиплю, бросая взгляд на Демида. Тот никак не реагирует. Снова игнорит. Потягивается как кот, набрасывает кожанку и первый заходит во внутрь.

– Но я бы тебя отымел, соска! – шепчет Вадим и я, смеясь, отмахиваюсь, еще не догадываясь что меня ждет.

Интуиция, какого черта ты молчала…

***

…Вадим нагло обнимает меня, прижимая к себе, задерживая у двери. Ребята уходят, а мы остаемся вдвоём.

– Дядьки там серьезные, реально не отсвечивай, потому что если понравишься кому-нибудь, придется делиться, поняла?

– В смысле делиться?

– В прямом. Потом поймёшь. Погнали.

В дверях сталкиваемся с двумя высокими девчонками, что выходят покурить в одних коротких платьях. Они громко смеются разукрашенными яркой помадой ртами. И лет им на вид, как и мне.

– А это еще кто? – киваю на них, спускаясь вслед за Вадиком в подвальное помещение.

– А хер знает! – говорит он. – Может шлюхи, а может модельки. У нашего Бори агентство модельное, оно же эскорт-услуги. Одна херня.

– А Боря это кто? – спрашиваю заинтригованно.

– А сейчас увидишь!

И я вижу.

У входа в огромный зал стоят охранники, два двухметровых жлоба. Один из них кивает на меня:

–Пигалица с вами?

–С нами, своя.

Хмыкаю, проходя.

Огромный зал в позолоте, украшен лепниной, колоннами, статуями. Бильярдный стол, мягкие диваны, бар, расслабляющая музыка и голая девка у шеста на маленькой сцене.

На диване за столиком сидят трое: два бородатых мужика лет сорока, разговаривают, играя в нарды, третий – чуть помоложе, но толстый и лысый, тянет кальян и мацает девку, что сидит у него на коленях. Она моя ровесница и на ней из одежды только трусы.

– Сядь туда, – кивает Плахов на стул в углу бара, и я послушно отхожу.

Бармен ставит перед моим носом коктейль. Улыбаясь, тяну из трубочки. Наблюдаю.

Плахов и толстый мужик, он же Боря, уже раскатывают бильярдные шары, Вадик и Тихий переговариваются с теми двумя.

До меня долетают обрывки фраз: беспредел, закладчики, новый товар, рябина, на бой выйдешь – заработаешь, чурки там … разобраться надо Плаха, зря на район поставили?

Последнее ему говорят с предьявой.

Толстый забивает шар в лунку. Один, второй, третий. Демид словно специально проигрывает.

Слышу, как лысый интересуется кто я, но что ему отвечает Плахов – разобрать не могу.

Когда партия раскатана, лысый отсчитывает ему бабки, кидает на стол и уходит. Плахов о чем-то долго думает, а потом смотрит на меня. Долго. Мучительно долго.

Шепчет губами, но я понимаю.

– Иди сюда.

Поднимаюсь.

Ловлю на себе заинтересованные взгляды мужиков. А когда подхожу ближе, Демид резко хватает меня за шею и притянув к себе властно целует.

Чувствую, как его язык раздвигает мои губы, проникая в рот и охаю от неожиданности и удовольствия.

Глава 8

Но поцелуй, к моему великому сожалению, выходит недолгий.

Демид прикусывает меня за язык, заставляя распахнуть глаза и шепчет в губы:

– Ничего не значит, поняла?! Это просто для твоего блага. Сделаем вид, что у меня на тебя виды.

Он чуть отталкивает меня и пока я пытаюсь удержать равновесие, переключается на друзей. Кидает им пару фраз, они спорят: Плахов порывается уйти, но ему настойчиво предлагают остаться. Этот Борис же и предлагает.

В итоге Демид, поджимая губы, соглашается. Берет банку пива и открыв ее долго пьет. Потом скользит по мне задумчивым взглядом и кивнув на друзей, кидает:

–Дальше ты с ними. Я в общем-то и не планировал с вами задерживаться.

К нему идут трое. Он жмет им руки, а с высоким, под два метра парнем, они дико ржут над какой-то историей.

– А я?! – выдыхаю разочарованно. Все же так хорошо начиналось! – А мне что делать?

Плахов выгибает бровь, отвлекаясь на меня, бросает безразличное:

– Отдыхай, раз приехала. От пацанов ни на шаг.

Вадик закидывает мне на плечо свою лапу. Тихий тут же сует под нос бокал шампанского.

–Давай, Каринка, реально тут тусанем. Зачем нам этот бар, где толпа пьяных. – Шепчет Вадим и подталкивает меня в спину.

Плахов уходит с бородатым парнем и двумя девками в сторону саун, это я вижу, повернув голову, когда мы пересекаем холл и сворачиваем к банному комплексу.

Здесь пахнет хвоей и дровами. Горячий пар вырывается из-за стеклянных дверей.

Внизу аккурат под нами огромный бассейн, а напротив финская и турецкая сауны.

– У меня нет купальника, – смеюсь я, чувствуя, как меня вновь накрывает. Ноги еле держат, меня ведет из стороны в сторону.

– А он и не нужен, – говорит Тихий и тянет меня за собой.

Красивая комната отдыха с мягкими диванами и столиком, на котором стоят закуски и ведро со льдом, в котором охлаждается бутылка водки.

– Остаемся здесь и не паникуем, лады? Здесь все свои. Раздевайся, Карин.

Я пьяно растягиваю губы в улыбке, ведь если они остаются, значит остаюсь и я, и главное Плахов!

А что? Мне здесь даже нравится. Играет расслабляющая музыка, алкоголь рекой и все бесплатно, модели из агентства Бориса снуют туда-сюда…

Кто знает, может скоро я стану одной из них.

Думаю, об этом и кидаю взгляд на приближающегося к нам Бориса: ухоженный, симпатичный, весь в золоте и дорогих часах. Черные плавки обтягивают внушительного размера достоинство.

Не знаю зачем пялюсь туда, но он замечает. Кривит губы в ухмылке.

Надо же, хозяин агентства, объявление о котором я вчера сорвала у подъезда. Кто бы мог подумать.

Он садится за наш стол, смеется с ребятами, которые чокаются и пьют стоя, а потом вдруг поднимает голову и перехватывает мой взгляд.

Колкие мурашки скользят по моему телу.

Пока я тушуюсь, допивая залпом предложенный мне коктейль, он меня оценивающе рассматривает.

Вожделение и похоть. Вот что от него исходит.

Мое тело горит огнем.

Две девицы с громким смехом присоединяются за наш стол, Борис смотрит на меня, а трогает поочерёдно их. За голую грудь, за губы, ляжки. Ему нравится щипать сильно, доставляя боль. После каждого его прикосновения, изо рта девушек вырываются всхлипы.

–Бани не избежать, – вдруг шепчет мне на ухо Вадик и я оборачиваюсь. Он ухмыляется, берет меня за локоток и тащит на себя. Падаю в его объятия и вдруг чувствую, как сосед раздевает меня.

–Хватит пялиться на Борю. Если он заинтересуется, будешь под ним очередной шлюхой. Тебе это надо?

Давлюсь возмущением.

Пьяной быть опасно. Я даже не сопротивляюсь. А когда остаюсь стоять посреди комнаты в одних трусиках и лифчике, Борис спрашивает:

–Это девочка Плахи или свободна?

Не у меня. У них. Словно я кукла на выставке.

–Да! – говорю нагло. – Демид мой парень.

Борис скалится.

–Что-то не похоже. Но попытка засчитана. – Он хрипло смеется. – Вечно Плаха пытается кого-то спасти. Ну не девственница же ты, да и не кусаюсь я. Да? Вон вокруг сколько девочек и все довольны. Ну иди, поговорим, малышка

Он хлопает ладонью по кожаному дивану, но я мотаю головой и отступаю на шаг назад.

–Борь не надо, Демид виды имеет, – вступается Вадик и снова хватает меня за руку. – В сауну пошли. Ой да тебе хватит уже? Тише, тише, не падаем!

Он обхватывает меня. Мне не устоять на ногах. Такая слабость…

Плетусь за ним следом, улыбаясь что я Плахову интересна.

Зажмуриваюсь, когда передо мной распахивается дверь и лицо обдает паром. В турецкой парной белесый туман. Я вхожу в него и растеряно замираю.

Силуэты напротив обретают черты.

И я уже отчетливо вижу: Демид стоит напротив, а перед ним на коленях обнаженная девчонка.

Он держит её за волосы, позволяя втягивать губами свой член. Но когда она пытается отпрянуть, Плахов давит ей на затылок, грубо входя в ее рот на всю длину.

Девочка хрипит и кашляет, захлёбывается его размером и слюнями. Из ее глаз текут слезы и вряд ли это эффект от пара.

Потрясенно выдыхаю.

Такого я не ожидала.

Плахов поворачивает голову и выгибает бровь. Смотрит зло. И эту злость физически срывает на девушке.

А за моей спиной снова хлопает стеклянная дверь и голос Бориса возвращает в реальность:

– Ох, Кариночка, а Демид то занят. – Усмешка, хриплый смешок. – Но мы с тобой и сами можем повторить.

Чувствую его лапу на своей талии и вскрикиваю от предчувствия.

– Отвалите, Борис! Кошачье имя! – бросаю грубо, отшатываясь.

Пол скользкий и мои ноги разъезжаются. Взмахиваю руками, пытаясь удержать равновесие, но пьяно падаю на пол. Аккурат рядом с девчонкой, которая прервала свое занятие и стирая слезы смотрит на меня.

Борис хрипло ржет. Противный какой!

– Демид, что происходит?! – нападаю на Плахова, потому, как только его здесь знаю. – Какого черта?!

Он злой. Срывается с места и хватает меня за волосы, заставляет посмотреть на него.

– Диана, ты почему такая дура? – шипит, нависая надо мной горой.

– Карина вообще-то! – шиплю в ответ.

Он морщится. Кривит свои красивые чуть полноватые губы.

– Плевать! – выдыхает, сжимая пятерней мои волосы на затылке. Те трещат, и я взвизгиваю от боли. – Досасывай, что я могу тебе теперь сказать!

– Что-о?!

Не верю ушам.

– Ты слышала! Либо мне, либо Боре. Прикинь, даже выбор есть! Обычно его не бывает!

Вижу перед собой ствол Плахова и жадно… тяну ноздрями его запах.

У меня был опыт оральных ласк, но то, что я вижу перед собой сейчас…

Ситуация скверная, в идиотском сне такое не приснится…

Мне бы встать и сбежать.

Мне бы в себя прийти!

Мне бы его оттолкнуть!

Но…

Он же мне нравится. И я ему тоже вроде как… И этот Борис пусть подавится и на хрен пойдет!

Хмыкаю, соглашаясь. Хитро щурюсь, обхватив ладонями его за ягодицы. Притягиваю ближе. Прикасаюсь языком к головке.

Брови Плахова взмывают вверх. Изо рта вырывается ругательство.

Он явно не ожидал…Думал устрою истерику, и мы под шумок свалим?

Нашел дуру.

Раскрываю губы и обхватываю его член, заглядывая ему в лицо широко и невинно распахнутыми глазами.

Сосу. И мне нравится! Слышу свой стон и закрываю глаза.

Он выдыхает рвано.

Зло.

Жадно.

Агрессивно.

А потом словно наплевав на всё и на тех, кто на нас смотрит, хватает меня за голову.

Пара толчков, его рык и все кончено. Во всех смыслах.

Я вытираю губы, улыбаясь, а потом поднимаюсь с колен.

Борис сидит на скамейке, окутанный паром, и лыбится. Не успеваю я хмыкнуть ему в лицо, как меня хватают, и я вылетаю из сауны пробкой.

Плахов уже в трусах.

Вадим и Тихий сидят за столом как мыши. Они точно все видели, просто предпочли не вмешиваться.

– Мы уходим! – бросает Демид и швыряет мне в лицо мою одежду. – Ни слова, молчи. Одевайся резче!

Парни кивают, а я и так молчу.

Что уж тут говорить?!

***

Я еле поспеваю за ним.

На улицу выбегаю, когда он уже подходит к машине. К совсем другой, не на которой мы сюда приехали.

Черная тачка выглядит также агрессивно, как и он сейчас.

Ледяной ветер бьет меня по лицу наотмашь, а его темные сейчас глаза не сулят мне ничего хорошего.

Он заводит БМВ с брелока. Машина мигает габаритами. Открывает пассажирскую дверь.

– Садись. Бегом!

Я ныряю в салон.

Пахнет цитрусом и кожей.

– Какого черта ты поперлась с нами?! – он бьет по рулю. Рычит. Давит на газ, и машина вторит ему злобным рычанием. – Ты совсем отбитая! Ты идиотка, Карина! Я еще баран, согласился с вами поехать! Заметь не с тобой, а с ними. Дела, ссска были!

– Что ты нервничаешь? – бросаю в ответ. – Хватит меня отчитывать и делать крайней! Ты что меня изнасиловал, чтоб так переживать теперь!

Он давит на газ, и мы срываемся с места.

– Это хуже, дура!

– Мне плевать!

– Пока не протрезвела! Завтра увидишь, как изменится твоя жизнь.

– В смысле?

– В прямом! Отсосала при всех! Теперь этим двоим похрену какая ты. Они уже поняли. А если Боря решит твою жопу натянуть, то поверь натянет! Он любит мелких идиоток!

– Я же с тобой!

Машина резко тормозит посреди дороги, съезжает к обочине.

Плахов поворачивается ко мне всем корпусом и цедит чуть ли не по слогам:

– Заруби на носу: ты мне никто. Мы не вместе и этому никогда не бывать. И мой тебе совет: сиди дома по вечерам и учись спокойно в своей шараге.

– Сама буду решать, ладно?!

– Решай. По рукам пойдешь, потом не ной. Мать пожалей! И здесь город маленький, завтра же про тебя слух пустят! Ну ты конченая!

– Ой вы такие тут все, я смотрю, опасные. Или тупые? Или в девяностых застряли!? Да если кто-то и имеет вес, так это Боря. На нем золота было килограмм десять и модельное агентство свое.

Хмыкаю, складываю руки на груди.

Демид молчит, сверля меня нечитаемым взглядом.

– А вы просто его шестерки. – Добавляю.

Зажмуриваюсь, когда он поднимает руку. Но он меня не трогает. Вместо этого тянется через меня и открывает дверь с моей стороны.

– Что? Никуда не пойду! Ночью?! Одна!? Выгоняешь?!

– На столб смотри, дура!

Замолкаю. Поворачиваюсь. Чуть позади автомобиля автобусная остановка, а на столбе, что напротив меня бело-оранжевые листовки.

– Пропала.. Помогите найти…– читаю.

Становится не по себе, особенно когда замечаю, что мы напротив кладбища, что притаилось за забором. А на листовках лица молодых девчонок, которых ищут уже давно.

– Что это значит?

– Дверь закрой! – говорит он и я подчиняюсь.

Он трогает машину с места. С минуту едем в тишине.

– Куда они пропали? Их до сих пор не нашли? – спрашиваю. – Там три разных девушки было.

– Да у нас каждый месяц тут пропадают. – Хмыкает, прикуривая. – Кто его знает куда, но мысли всякие.

– Капец, дыра!

– Ага, черная! – Плахов усмехается. – Боря не простой человек. Далеко не последний человек в нашем городе. У него и агентство и рестораны, и бани и кабаки и еще миллион всего. Две пропавших из тех, что на листовках, были его подстилками. Это первое. Слышишь?

– Угу. – Шмыгаю носом.

– Второе: я не шестерка и никогда ею не был. У меня есть свой интерес и Боря по сути мне не указ. Но есть дела, в которых мы двигаемся параллельно и переходить дорожки друг другу нам не стоит. Я свое дело сделаю и свалю отсюда на хрен, я этим городом по горло сыт. И мне не с руки, чтобы меня тут держали. Дорогу не переходить. Ну особенно мне ему. Сечешь?

– Угу.

– И последнее: пока ты типа со мной, все норм. Но ты сидишь дома и зубришь книги. Если слухи дойдут, что шарилась…я шлюх не прельщаю. Посиди хоть немного тише.

– Я заметила. А эта, в бане…

– А я не про неё. Я про тебя. Кто ты в моих глазах, а?!

– Так мы встречаемся?! Или что не пойму?

– Нет конечно! – выдыхает рвано. – Ты не в моем вкусе, запомни! Особенно после того, как с лёгкостью открыла рот! Я люблю ХОРОШИХ девочек.

– Ага, еще скажи, как моя сестричка синий чулок. Ой, умора, даже представить вас вместе не могу. Да она бы в обморок упала от вида твоего чижика!

Я ржу в голос, а Плахов молчит. Затягивается глубоко. Сигарета тлеет со скоростью света. Пепел летит ему на штаны. Тишина в ответ.

И это меня вдруг напрягает.

Я даже трезвею.

– Домой вали, – говорит он. – Мы не встречаемся. Но ты не отсвечивай. Тихий нормальный пацан, но любит девок давалок. Давай, не затупи. Не общайся с ними.

Фыркаю.

Смотрю в окно. Наш двор. Он привез меня домой.

– Не пойду! – говорю упрямо.

– Почему?! Тебе мало было приключений? Домой иди! Скоро утро!

– Не хочу! Давай сексом займемся, раз уж так вышло.

Он удивленно выгибает брови. Охреневает, вижу.

– Нет. Точно нет. Даже не думай.

– Жаль. Но я, если что, вся твоя. Ты не думай, я нормальная, я просто…это все из-за тебя вообще-то. Нравишься капец как. И выпила… и ты сам предложил!

– Понял, – кивает, поджав губы. – Думал откажешься и свалим. Да я идиот, конечно. Прости. Хотя Боря бы не дал тебе уйти. Он знает, что я ни с кем не встречаюсь, и не планирую эту херню. Никогда. Мне хватило.

– Ой, а тут у нас разбитое сердце? – я улыбаюсь, поддаваясь ему навстречу. – Или неразделённая любовь?!

– Не твое дело! – рычит зло, припечатывая меня обратно к спинке кресла.

– Больно!

– Плевать! Ясно одно: ты Боре понравилась. А он падкий на таких мелких и новеньких. Денег до хрена, может себе многое позволить: купил, потрахал, подарками завалил. Все молчат все довольны. Но он пошел дальше, а о тебе весь город трещит. Тебе оно надо? Матери за тебя краснеть надо?

– Спонсор он что ли?

– Хуё..сор! Тебе нужен такой? Дядька с пузом и бабками? Чтоб ползала перед ним, и в рот, и в зад!?

– Ну нет.

– Не будь дурой. Шлюхой на месяц максимум! Потом вообще на тебя нормальный пацан не посмотрит тут. После Бори шлюхи только!

– Зато жизнь, не нищая! – огрызнулась я, заржав.

Демид выругался, отворачиваясь.

А я, честно признаться, себе такого и хотела, чтобы взрослый и при бабках. Но лучше уж Плахов. Тоже при бабках, судя по машине. Но молодой. Господи и горячий…

– Твоя машина?

– Моя, а что?

– Ничего, просто. Классная. И ты офигенный.

– Ой бл! Все, давай иди. Потом поговорим.

Я нехотя соглашаюсь. Голова начинает раскалываться. А опьянение вроде проходит.

Выхожу из машины и зачем-то смотрю на окна нашей комнаты. И даже почти не удивляюсь, что синий чулок не спит. Ждёт у окна, пялясь своими стеклами в стекла.

Машу Диане рукой, посылаю воздушный поцелуй Плахову, который вышел из машины и ждет пока я скроюсь в подъезде.

– До встречи, красавчик!

– Иди уже. Нимфетка!

Ржу в голос. Залетаю в подъезд. И пока поднимаюсь, захожу в соцсети, в ту самую группу, где впервые увидела фотки Демида. Мне нестерпимо хочется узнать – кто он и что из себя представляет…

И да!

Вижу статью. Один пост, второй, третий…

Тут явно все не так, как кажется.

Да этот Плахов знаменитость!

И мастер спорта – его фото с медалями. И доброе сердце – подарки детям из дома сирот.

И сердцеед – девки одна другой краше.

И гроза ночных улиц.

И лицо универа.

И на тренировках Лучший.

Но бои без правил его чернят. Это незаконно! И даже ориентировки висели в полиции.

Статья за хулиганство!? Ну дела.

И снова он душечка – волонтер фонда добрых дел…Лесные пожары – он там.

И снова фотки, где он в крови, а за спиной канаты ринга…

Да, тут без винишка не разобраться!

Думаю, так и шепчу с порога, когда Диана распахивает передо мной дверь:

– Настойку неси, там в холодильнике на кухне стоит, у соседки нашей. Буду Плахова изучать!

– Какая настойка! Маме плохо…

Глава 9

ДИАНА

Смотрю на сестру и вижу себя. Ту, которой мне никогда не стать. И, наверное, слава Богу.

Она проходит мимо, обдавая меня шлейфом алкоголя и мужского аромата. Крадётся, словно ей есть дело до чьих-то чувств, а на бессовестном лице довольная улыбка.

Я закрываю за ней дверь.

Улавливаю стойкий аромат парфюма, жадно и отчего-то завистливо тяну носом.

Мужского. Терпкого. Бодрящего. Срывающего внутри какие-то засовы, маски и запреты. Провоцирующего.

Его парфюм.

Перед глазами до сих пор стоит картинка: она и он. Он и она. Вдвоем. В его машине.

Мотаю головой, сбрасывая наваждение.

Карина идет на цыпочках, но это бессмысленно. Мама не спит. И уже давно.

– Доченька, – выдыхает мама, едва сестра заходит в комнату. – Где же ты была?

Я захожу следом и закрываю дверь.

Пахнет корвалолом. Мама за часы ЕЁ отсутствия, успела и понервничать, и успокоиться. На телефон сестра не отвечала, что несомненно усугубляло ситуацию.

– Где ты была, Карина? – мама смотрит на нее разочарованно. Даже не злится, хотя обычно в такие моменты очень строга. – Почему не сказала? Почему не отвечала на телефон?! Зачем ты с ними пошла? Доча моя..?

– Слишком много почему и зачем! – выдавливает грубо Карина и, пошатываясь, идет в нашу спальню.

Я замираю.

Лишь недовольно скрещиваю на груди руки. Мама же срывается с места.

– Карина! Ты уже не маленькая, да. Но я же мама, ты мой ребёнок, я волнуюсь! Да я места себе найти не могла от переживаний! Чужой город, незнакомые мальчики, ночь на дворе, ты с ума сошла?! Что ты творишь? А если бы с тобой что-нибудь случилось? Да я уже хотела в полицию звонить!

Голос мамы трещит от боли. Я заглядываю в комнату. Карина лежит на кровати, поверх одеяла в одних трусах. Вещи комком брошены на полу. Глаза закрыты, губы поджаты.

– Карин, ну ты реально дурдом устроила! Это не серьезно! – отчитываю я, зная наперед, что это бесполезно. Но надежда всегда есть…

– Ой, ну ты хоть заткнись! – выдавливает она. Стонет, переворачиваясь на живот и опуская одну ногу на пол. Заземляется она!

– Вертолёты! – мямлит в подушку. – Ма, хватит истерить, иди спи. Потом поговорим. Да и смысл? Все одно и тоже в сотый раз по кругу!

– Какой спи! Первый рабочий день сегодня, через два часа из дома выходить. – Ма вздыхает, обхватывая руками голову. – Где вы были? Что вы делали?!

– Это личное. Тебя не касается! Хватит, у меня голова болит!

– Тебе плохо? – мама протягивает руку, но та замирает в воздухе, не дотронувшись до сестры.

– Нормально мне! – вякает сестра и мне хочется огреть ее ремнем по голой заднице, которую она бесстыже отклячила.

– Вы же мои девочки, два моих цветочка, – шепчет мама и это плохой знак. – Я же ради вас живу, хочу, чтобы у вас все хорошо было. Диана молодец, старается, но ты, Карин, возьмись за голову. Не нужны сейчас эти мальчики и прогулки до утра, ни к чему хорошему это не приведёт. Не трать себя на ненужное.

– Не каркай!

– Ах, если бы!

Мама всё-таки плачет, опустив лицо в ладони. Не орет на нее, не трясет, требуя ответа, как бывало ранее, не угрожает ремнём.

Я стою рядом и всеми клетками души ощущаю, что мама почти сдалась. Что с каждой новой выходкой сестры понимает, что упустила. Не воспитала как надо, может что-то не додала. Карина не слышит, она потеряна.

–Мам, не плачь, – глажу ее по голове. – Пойдем, завтрак готовить? Нам ведь тоже через два часа в колледже быть.

– Пойдем. – Мама кивает, вытирая слезы. – Карина, ты в колледж то пойдешь?

В ее голосе надежда. Я смотрю на сестру и готова разорвать, если та сейчас ответит не верно.

– Пойду! – мямлит та. – И на моделинг пойду. А потом свалю от вас в спокойную жизнь! – сестра резко подскакивает. – Хватит меня опекать! Я совершеннолетняя, забыла!? Я сама могу решать, что мне делать!

– Пока ты живешь с нами…

– Ой! Много ты мне дала! Свалю, не упрекай! Скоро уже! Достали!

Сестра орет на всю округу.

Я жмурюсь.

Перед соседями будет стыдно…

Позавтракав и приняв душ, с волнением собираю сумку, а потом долго кручусь перед зеркалом. С вечера я успела приготовить наряд, в котором посещу пары, но почти перед выходом, передумываю. Вспоминаю среднюю школу и выпускной. Я всегда была не самой популярной девочкой, скорее наоборот. Серенькая и неприметная – мой панцирь. Но возможное продолжение такого “банкета” не радует.

В колледже хочется выглядеть интересней и современнее. Не знаю откуда такое сильное желание, но его и не удовлетворить. В моем гардеробе лишь скромные и закрытые рубашки, пара водолазок и юбки почти по щиколотку.

Кошусь на вещи сестры.

У нее всегда было много кофточек и юбок, она девочка-девочка, хотя деньги нам выделяла мама одинаково. Просто я иногда покупала книги, а чаще всего что-то для кройки шитья, или ткани даже, а сестра только одежду.

Карина сидит на кровати в коротком платье цвета вишни, по рукавам и низу которого гипюровые оборки. Плюс приличное декольте. На мой пуританский взгляд для учебы такое слишком, но, как говорится, хозяин барин.

Набираю в легкие побольше воздуха и говорю:

– Можно мне одолжить у тебя юбку?

Кошусь на сестру.

Та хмыкает.

– А ноги брила? Для юбки то?! – смеётся противно.

– Брила!

– Ну дела! – усмехается. Отбрасывает на кровать телефон, берет зеркало и косметичку. Смотрит на меня, сощурившись.

А я смотрю на экран ее смартфона и вижу фотографию Плахова.

Красивый. Уже не спорю.

– Ну так что? – спрашиваю громко. В голосе проявляется невесть откуда взявшаяся сталь.

– Бери. Только твои очки бабкины все равно все портят. Тебе не поможет. Опять заработаешь кличку чайника и бобра.

– С этим я разберусь! – я беру с полки юбку-колокольчик в бело-серую клетку. Она самая длинная в гардеробе сестры, чуть выше колена. К ней белый топик. Сверху серую кофту на пуговицах.

Снова серый. Но выгляжу я в этой серости иначе.

Надеваю. Смотрю в зеркало. Я другая.

Дергаю резинку на волосах и те каскадом летят на спину.

– С ума сойти, – усмехается Карина. – Что с тобой, бобра? Ты влюбилась?

Сестра ржет как дура. Я игнорирую. Беру у нее блеск для губ и тушь. А потом у мамы духи.

– Идем, а то опоздаем! – проверяю в сумке папку с эскизами платьев.

К новому году планирую отшить первую партию – все десять, придуманных мною, нарядов. И мечтаю обязательно поучаствовать в ежегодном конкурсе юных модельеров. Видела, что при модельном агентстве, куда мечтает попасть сестра, проходят конкурсы и талантов, и красоты. И призы там очень весомые!

Шмыгаю носом, нервничая. Для пошива нужна ткань, денег на которую пока нет. Но этот вопрос, решаем. Главное, не отчаиваться.

– Идём! – тороплю ее.

Она кидает в маленькую сумочку шариковую ручку и складывает втрое тетрадь. Одну. На все предметы. Нда уж…

– Да ну и хрен с ним! Я надолго там не задержусь. – Ухмыляется ярким ртом. У нее новая помада, яркая и с блеском. – Вы что реально думаете, что я всю жизнь буду укольчики ставить и утки таскать? Ха!

Сестра снова бесится. Молчу. Что с ней связываться.

– Слушай, давай работу найдем?

Закрыв дверь на ключ, спускаемся. Я удивлена, но солидарна.

– Обязательно. Мама нас не вытянет, да и не маленькие мы уже, сама это ночью орала. Подработка точно нужна.

Сестра цокает высокими шпильками, цокает языком. Жалуется на головную боль, а я морщусь – у нее перегар!

Во дворе ветер гоняет консервные банки, что выпали из мусорного пакета, потому что мусорка битком, и её не вывозят, видимо, от слова совсем.

Морщим носы от запаха.

– Минералки куплю, подожди, – сестра скрывается в круглосуточном магазинчике на углу, а я вновь сверяюсь с картой.

Наши колледжи в одном районе и судя по навигатору, через девятнадцать минут пешего хода, мы будем там.

– Новенькая! – слышу оклик и поднимаю взгляд.

Из припаркованной неподалеку машины лыбится мне сосед и хмурится мне же – Плахов.

– Каринка где?

Не успеваю и рта открыть, как сестра поет:

– Тута я! Привет, парни!

– Ныряйте, подвезем! – орет Вадим.

Но тот, кто за рулем, недовольно кусает губы и отворачивается.

Язвительная ухмылочка кривит его идеальный для первых поцелуев рот.

Так противна? Ну надо же…

И это взаимно!

Думаю, и вдруг нагло иду на зов. Ноги сами несут. Внутри кровь закипает от непонятного возмущения. И ревности. И злости.

Почему ей можно ездить, а мне нельзя?!

Кривится он!

С ума сошла. Мама бы удивилась.

Но я иду. На зло. И ему и сестрице.

Глава 10

Колледж – трехэтажное здание кирпичного цвета. На входе охрана и турникет. Меня долго оформляют по паспорту, а потом направляют к секретарю учебной части. Спустя час мороки, я официально студентка. В сумочке студенческий билет и пропуск.

Прихожу ко второй паре. В моей группе тридцать шесть студенток и один студент. Девчонки смотрят на меня с интересом, шепчутся, они уже успели сдружиться. Единственного парня зовут Алексей и я сажусь к нему за парту.

– Привет, – шепчу, улыбаясь.

Он приветствует в ответ, машет копной белобрысых волос, явно крашеных. В носу, ухе и брови у него пирсинг, а на предплечье татуировка змеи. Зачем-то смотрю на его ногти, в уверенности, что они накрашены. Но слава Богу, нет.

Преподаватель Марьяна Ильинична рассказывает об истории моды, и я пытаюсь уловить смысл ее слов. Что-то уже знаю, потому как сама прочитала на эту тему много литературы, что-то для меня в новинку.

От соседа по парте пахнет ментолом, он жует жвачку, и сладкими почти приторными духами, точно женскими. И я против воли вспоминаю аромат одеколона Плахова.

Дерзкий, как его взгляд.

Холодный, как глаза.

Моя прыть и наглость улетучились, едва я села в машину.

Карина верещала рядом, разговаривая с Вадиком, а я онемела от его взгляда, что беспрерывно он бросал на меня в зеркало заднего вида.

Распахнул свои черные длинные ресницы и припечатал меня к сиденью намертво.

– Куда собрались?

Его строгий голос раздался мурашками по позвоночнику.

Я повела плечом, отвечая:

– На учебу. Наши колледжи рядом.

Смотрит на меня. На Карину ни взгляда. Она же напротив что-то ему говорит, не переставая, трогает за плечо, ожидая реакции.

Трогает так интимно. Словно они давно знакомы.

– Студентки? Это хорошо.

Голос мягче, но лед в глазах острее, и я буквально физически его ощущаю.

– Куда? – кивает он мне.

Что с его голосом, не понимаю.

В нем строгость и власть, которая ощущается подсознательно. Словно все внутри кричит: давай, отвечай прямо и не смей юлить или перечить.

Мои ноздри раздуваются, чувствую. Дышу чаще.

Его голос и взгляд – меня провоцируют. Только пока не понимаю на что…

Я называю адрес, прокашливаюсь – голос сел, и название колледжа. Машина тут же срывается с места.

За окном мелкий дождь. Накрапывает. Прохожие открывают зонтики. А я смотрю в окно, а вижу в тонированное стекло отражение себя и сестры. Карина смеется, пьет минералку, красит губы. Я же свои покусываю – они сухие и потрескавшиеся. И глаза мои выдают всю меня – непростительно сильно блестят.

– Новенькая, как тебя там? Ты оглохла?

Мотаю головой.

По аудитории смешки. Сосед Лёша тычет в меня ручкой.

– Тебя вызывают. Минута славы!

Он лыбится, а я встаю с места. Марьяна Ильинична зовет к себе, чтобы я представилась. Не очень люблю говорить на публику, но выбора, по ходу, нет.

Краснея рассказываю, что всегда мечтала о своей коллекции одежды, что кройка и шитье мое все. Показываю эскизы и наброски – у меня их целая папка! Хвалюсь выигранными конкурсами и дипломами. Последние два года школы я многое сделала. На школьном выпускном половина девочек щеголяли в придуманных мною платьях.

Девочки улыбаются дружелюбно. А преподаватель выдает мне карту участника предстоящего конкурса. Если пройду отбор, то мои платья будут представлены на финале конкурса. Настоящий показ мод! Дефиле с моделями по подиуму.

Волнуюсь и радуюсь. До финала всего полтора месяца и мне многое нужно успеть.

Об этом уже говорю Леше и Марине – она староста и идет с нами в буфет после пары.

У нее ярко рыжие волосы, веснушки, красная помада на пухлых губах и красивая фигура. Платье изумрудного цвета необычного кроя и она хвастается что придумала и сшила его сама.

Что ж, если она участвует в конкурсе, то мне нужно постараться втройне.

– Ты уже готовишь свою коллекцию?

Марина смотрит на меня вопросительно. Я жую кусок пиццы и думаю о том, что ни одного платья по факту не готово. Одни эскизы. Ткани нет. Но говорю:

– Две модели готовы. Осталось еще восемь. Если честно, с тканью небольшая проблема.

– Купи. Или закажи. У нас в городе есть выбор.

– Да, я посмотрю на днях.

– Хотя бы сто тысяч есть?

Я зависаю. Знаю, что это минимум, но у меня конечно же этой суммы нет.

– Понятно, – улыбается она. – Да это неважно пока мы на первом курсе. Тут половина будет шить из того, что есть. Бабкины закрома в ход пойдут и старые тряпки мамы. Перешить тоже можно. Главное показать себя и свою индивидуальность, свой авторский стиль и подход.

– Ну это да. Я, думаю, справлюсь.

Поправляю очки. Алеша смеется, а потом предлагает:

– У моей тетушки сеть магазинов. Там попадаются классные тряпки и даже ткань, ну шторы там, палантины и просто отрезы. Бывает да. Ей со всей страны из присылают. Раньше из Европы, но сейчас что есть, то есть. Могу устроить…– он окидывает меня с ног до головы скептическим взглядом. – Устроить к ней на подработку, мешки разбирать с тряпьем. Там и посмотришь.

Краснею.

По мне, что так сильно заметно, что я без гроша?!

– Спасибо.

Отказываться глупо и я достаю телефон, чтобы записать контакт его тетушки.

–У нее секонды по области. Секонд Хэнд. Тряпья там, ну сама увидишь. Она с подругой теть Ритой Плаховой начинала это дело и вот, теперь уже сорок точек по всей области. Спрос есть. Но а тряпок там!

– Повторяешься! – засмеялась Маринка, дергая его за рукав. И посмотрела так полюбовно, что все стало ясно – она в него влюблена.

Моргаю. Рита Плахова это?..

– А Плахова это кто? – спрашиваю быстрее, чем успеваю подумать.

Но Леша не замечает моего мандража.

– О, у тети Риты сама жена мэра платья шила. И всякие богачки. Руки золотые. Но она погибла. Жалко ее. Столько таланта!

– А дети? – морщусь. Но вот зачем!?

– Сын остался. Взрослый уже. Универ заканчивает. И про него лучше молчать. И не знать.

– Это уж точно, – смеется Марина. – Раньше Демид нормальный был.

Точно он. Какого-то черта краснею.

– Я с его девушкой дружила. В одном классе учились. А потом она выросла быстрее меня и нос задрала. Конкурс красоты выиграла, зазналась.

Нервно дергаю край своей юбки.

Красоты!

– Красивая?

Девушка…

– Очень. Высокая, ноги от ушей, тоненькая, блондинка. Ей бы в Голливуд. Плахов с ума сходил по ней. Оберегал.

– А сейчас что? – спрашиваю, затаив дыхание.

Но бесячий Леша вновь перетягивает разговор на себя:

– Что сплетни развели, как курицы! – морщится он. – К делу! Так вот, Диан, я тоже два года назад с этого начинал. С тетушкиного дома. А сейчас в ее бутике – в нормальном! – мои костюмчики висят. Спорт шик. Но у меня и спонсор батя. На настоящей фабрике отшивают. И три швеи на меня работают. Я только придумываю эскизы и ткань с дизайнером подбираю. Всё.

– Ого! – выдыхаю я.

– Ага! – смеется Марина. – У нас тут полгруппы звёзд. Скоро и сама увидишь. Ты не думай, что городок захолустье! С нашего колледжа все в Москву потом в дома мод и на престижные линейки одежды. И все конкурсы за нами! Ну не зря тебя взяли, значит ты тоже чего-то стоишь!

Оставшиеся две пары проходят весело. Я знакомлюсь со всеми девочками и с облегчением понимаю, что меня воспринимают на равных. А я-то на придумала себе страхов. Пора взрослеть!

После учебы Алеша и Марина идут со мной до остановки, попутно рассказывая, что тут есть интересного. Оказывается, до нашего дома ходит автобус. Две остановки, и я на месте.

Тетушка Алексея уже оповещена и ждет моего визита в магазин сегодня же вечером! И это, я считаю, настоящее везение. С семи до девяти я буду помогать ей в магазине и за два часа работы она заплатит мне пятьсот рублей. Деньги не большие, но мне и этого хватит, учитывая, что свои сто пятьдесят я потратила на кофе и пиццу.

На остановке оживленно.

Троллейбус отходит битком, мы же ожидаем автобус. Леша травит байки, мы смеемся, а я краем глаза смотрю на стенд с информацией. На нем столько листовок с без вести пропавшими девушками. Их фотографии выцвели от солнца и дождя, и теперь глаза кажутся темными и неживыми. Меня передергивает от страха.

– Наш автобус! – говорит Марина и тянет меня за рукав, но едва я делаю шаг, как, подрезая автобус, напротив нас тормозит черный «БМВ».

Я уже знаю эту машину. И того, кто сидит за рулем.

К сожалению.

Музыка из салона громыхает, но я успеваю услышать и недовольный рокот старух, и осторожный шепот: «Плахов!»

– Совсем офигел! – тянет Марина и косится на машину то ли восхищенно, то ли с осуждением.

Автобус сигналит, прося освободить ему дорогу. Бабки уже орут. Леха же кривится:

– Местный мажор. Что ему надо?!

А я знаю, что. Точнее КТО.

В голове его голос:

– Во сколько забрать?

Карина орет: «В три», а я бубню: «Меня не надо». Но его интересует лишь мой ответ.

– В три буду.

– Не надо! – мотаю головой.

– Я сказал в три. – Оборачивается. Взгляд на меня в упор и в сравнение не идет с зеркалом.

Парализует.

Послушно киваю.

– Иди. Чего расселась? Приехали!

Грубит, но хочет забрать с учебы. Где логика? И есть ли она вообще у этого парня?

И теперь он здесь.

Кошусь на новых друзей. Они в шоке и любопытстве. Смотрят то на него, то на меня и не могут понять происходящего.

– Ты изменилась в лице! – почему-то шепчет Марина. – Ты его знаешь?

Последнее произносит укоризненно. Как будто знать Плахова – преступление.

– Угробил девку и на свободе ходит, – шипит рядом какая-то тетка, и я хмурюсь.

Это они про кого?!

Демид громко хлопает дверью.

Я как в замедленном фильме оборачиваюсь.

Его крепкий торс обтягивает белая футболка. Серебряная цепочка на шее с большим крестиком. Широкие плечи. Модные часы на левом запястье.

Моргаю. Дышу рвано.

Зачем он приперся?! Просила же…

Он обходит машину и распахивает пассажирскую дверь. Смотрит на часы и в нетерпении теребит подбородок. На меня ни взгляда.

Но я напрягаюсь.

Выдергиваю руку из захвата новоиспеченной подруги.

– До завтра! – улыбаюсь смазано и сама иду к Плахову.

Это же неизбежно.

Сажусь. Хлопает дверью. И не жалко же машину.

Марина и Леша стоят на остановке и смотрят на меня ошарашенно. Я отвожу взгляд.

– Обязательно было так? – нападаю на него, когда он садится за руль.

– А в чем проблема? – рычит в ответ. – Стесняешься?!

– Нет.

– Вот и молчи.

Машина срывается с места. Дую губы, хмурюсь.

– Забирать меня было не обязательно.

– Тебя не спрашивал. – Он тормозит на светофоре, переписывается с кем-то в телефоне. – Хотел посмотреть, что за осел тебя проводит.

– Серьезно!? – ушам не верю.

– Серьёзней некуда.

Давит на газ. Тачка рычит.

Я ерзаю. Мне неловко. Не хочу и одновременно хочу здесь находиться.

– Твоя неадекватная сестрица уже накосячила. Просто не хочу, чтобы тебе перепало. Сегодня забрал и хватит. Слухи быстро дойдут.

– Как это понимать?

– Как хочешь, так и понимай. – Снова отвечает загадками. И меня это бесит!

– И все же?

Он сворачивает в проулок, и я вижу здание торгового центра. На парковке куча машин, и у черного внедорожника стоит Карина.

Она разговаривает с кем-то, улыбаясь во весь рот. Незнакомец скрыт за тонированными стеклами. Видно лишь его руку с зажжённой сигаретой.

– Это еще кто?

– Я не знаю, – хмыкает Плахов. – И уже знать не хочу. Не делай так, ладно?

Мы снова срываемся с места. Карину оставляем там. Я волнуюсь за эту курицу, но молчу.

Пишу ей смску, но она как обычно меня игнорирует.

Пауза, тишина давит, а я не знаю, что говорить. Да и нужно ли?

– Ты девочка? – спрашивает он вдруг, вышибая из моих легких воздух.

– Что!? – краска смущения заливает с головы до пяток.

Горю! Да как он смеет!

– Ты слышала! – он едва уловимо улыбается. – Девственница, говорю?

– Не твоё дело! Что за вопросы!

Не могу усидеть на месте. Кажется, что кожаное сиденье подо мной превратилось в жерло вулкана.

– Мое. Дело.

Я фыркаю.

Смеется. Его это веселит. Ненормальный!

– Значит, да. – Поворачивает голову. Смотрит в глаза. – Похвально, Ди. Очень.

– Мне твоя похвала не нужна. – Дёргаю плечами. – Куда мы едем? Домой, надеюсь?

– Естественно! Ты думаешь, я буду убивать на тебя свое время? – хмыкает самодовольно.

– Ах, надо же! – цокаю и выдыхаю с облегчением, когда вижу двор нашего дома.

– Не дерзи! Не люблю дерзких.

– Мне все равно, каких ты любишь.

– Не ври. Тебе не все равно.

Краснею. С чего он взял?!

Снова фыркаю.

Он тормозит напротив подъезда.

Наши взгляды цепляются друг за друга. Глаза в глаза.

У него красивые ресницы. Пушистые.

Я рада, что у меня очки. Как прикрытие. Потому что его взгляд непроницаемый, не читаемый, но раздирающий на атомы и молекулы.

В тишине слышу, как еле слышно работает двигатель. Как он дышит. Как дышу я.

Он смотрит долго! Мучительно долго. Задумчиво и так… серьёзно. Словно разгадывает несуществующую обо мне теорему.

Мне хочется хапнуть ртом воздух. Но я сижу, не в силах пошевелиться.

Чуть щурится, поджимая губы.

Какие они красивые. Какие они!

– Беги, Ди! И больше не попадайся мне на глаза.

Последнее заявление отчего-то неприятно колет.

Звучит обидно. В голове каша: для чего это все было?!..

Шмыгаю носом от волнения и отворачиваюсь. Хватаю сумочку и, не глядя на него больше, выхожу из машины.

Ноги моей там больше не будет.

Никогда! Сама себе обещаю!

Уже в подъезде часто-часто моргаю ресницами.

Он мне никто. Укатил и ладно.

Но мне снова и снова хочется пережить это вновь.

Чушь какая-то!

Мотаю головой, вставляя в замочную скважину ключи. За спиной раздаются шаги. Быстрые. Приближающиеся.

Оборачиваюсь, одновременно открывая дверь, и меня буквально вталкивают в квартиру.

– Мать где? – хрипит незнакомый амбал бандитской наружности. – Должок платежом красен!

Глава 11

ДЕМИД

… Крошечка Диана выходит из машины и бежит к подъезду, а я смотрю ей вслед и не могу насладиться… Точнее, отвернуться.

Что она сегодня на себя нацепила?! К чему эта юбка мини и этот топ?!

Если берет пример с непутевой сестрицы, то отхватит по своей заднице. В моих мыслях только, конечно же. Прямо чувствую, как ладони горят, так хочется шлепнуть ее – со свистом рассекая воздух, и чтобы звон стоял от соприкосновения руки и ее ягодиц. Желательно, конечно, голых. Без этой короткой юбки и без трусов.

Зачем-то размышляю о неизвестном: какие она носит? Обычные, закрывающие ее булочки, или нитку? Наверное, стринги не ее удел.

Хмыкаю, как баран. Злость охватывает, шикаю на себя, врубаю музыку. Салон тачки сотрясается от басов.

Мне не нужна она. На хрен не сдалась. Усвоил?

Усвоил!

Зараза мелкая.

Во мне бушует жгучий интерес к этой мелочи и лютая злость на самого себя. И угораздило же. И именно сейчас, когда вообще не до телок. Осталось заработать еще немного денег, и можно сваливать из этого ада. Вышку почти получил, тачка есть, бабки есть. Еще немного, чтобы и на квартиру хватило. С золотой ложкой во рту, к сожалению, не родился, приходится выгрызать себе место зубами и исключительно самому.

Топлю педаль в пол и срываюсь с места.

И снова мысли не о том.

Черт дернул меня вызваться ее забрать после учебы, но успокаиваю себя наивно, как дурак, тем, что мне действительно было интересно узнать, подружилась ли она хоть с кем-то. С утра в машине по дороге в колледж она заметно нервничала, сидела насупившись и чуть ли не дрожала от страха.

Сначала даже подумалось, что из-за меня, что это я на нее так действую, но бред же. Она не Карина, чтобы чувствовать. Думаю, эта скромница еще и не знает, что такое чувства и как они могут разрушать.

Отвечаю на звонок – клиент едет к назначенному месту: люди Бориса всё-таки его уломали. А значит, максимум полчаса, и у меня кэш в кармане. И вечером еще подработка. И ночью. Главное, чтоб менты не прилипли.

Вздыхаю.

Была не была! По-другому не заработать…

Карина тоже с утра выбесила. Лезла с идиотскими вопросами, то ли заигрывала, то ли нарывалась – эту пустоголовую не поймешь. Как некстати еще всплыло в голове, что стояла передо мной на коленях. Зачем-то посмотрел в зеркало на ее невинную копию, и в штанах закипело. Минет от Карины на троечку. Слабо, слабо.

А мысль о губах ее сестры на моем стволе вскипятила кровь за секунду. Аж в жар бросило. И тогда. И сейчас, мля!

Мотаю головой, прогоняя ее образ, что завис, как туманная пелена перед глазами. Еще не хватало!

Да изыди ты, монашка чертова!

От возмущения даже плюю в открытое окно. Останавливаюсь на перекрестке и вижу в соседнем ряду внедорожник с парковки ТЦ. На мгновение улавливаю образ Карины, но тачка срывается с места пулей, конечно, столько коней под капотом. Я бы догнал, но мне оно надо? Не со мной профурсетка, и ладно. Ее проблемы.

Сворачиваю направо в сторону гаражного кооператива. Подкуриваю.

И снова, мать его, думаю о новенькой. О той, что малютка ещё.

Мне нельзя о ней думать.

Нельзя вспоминать шелк волос, что трогал пальцами.

Нельзя воспроизводить в памяти запах – печеньем пахнет и апельсинами. И молоком. Точно малышка.

Рычу, сжимая руль.

Пройдёт.

Мимолетное влечение нельзя принимать за данность. Просто новенькая. Точка.

Мне нельзя ее искать глазами.

Да и видеть не надо.

Потому что я в отношениях.

И другие мне не нужны.

Мну свои губы вместе с сигаретой. Выхожу из машины и как раз вовремя – на пятачок съезжаются тачки посредников, а с объездной дороги уже видна и тонированная машина клиента.

Мужик, по слухам, прожженный, недавно откинулся. Но выглядит как лох. В нашей дыре проездом, говорит, но по-любому специально, стволы только здесь. Канал так давно налажен, что Боря даже не паникует. Среди бела дня стрелки забивает, считай, в центре города. Доверяет мне самому все контролировать. И я не против. Лучше на этом стоять, чем на продаже наркоты или телок. Хотя я бы влился в те схемы, бабок там до хрена, да только не дорос еще, доверия нет ко мне. А может, и к лучшему…

В гараже вскрываем ящики. Всё на месте. Мужик трясется, то ли засланная шестерка, конечных заказчиков не узнать. Они, как и Боря, в тени. Зачем им эта партия – не спрашиваю. Просто поторапливаю его, к чему время тянуть?!

– Устраивает? – спрашиваю, щурясь.

Он стоит напротив меня и смотрит, задрав голову. Во мне роста метр восемьдесят пять, плюс, раскаченный железом в зале. Он же щуплый и низкорослый. Трясет головой. Глаза блестят – нарик что ли?

– Ну? – рычу, перекатывая в зубах спичку. Подкуриваю. Пацаны стоят за моей спиной молча. У дверей гаража его кенты – четыре мужика за сорок.

– А патроны? – шипит он, скалясь. Окидывает моих парней взглядом, снова на меня. Глаза бегают.

И мне это не нравится. Чуйка у меня. Есть подвох. На дворе не девяностые, но что-то остается неизменным.

– Бабки где?

У его дружка в руках чемодан. Парни уже туда заглядывали, но я лично не видел.

– Да вот, вот, всё привезли. – Суетится тот. – Тогда покажи еще патроны, и расходимся.

Патрики в ящике у стены. Но спиной к нему я не готов становиться. Делаю вид, что иду туда, а сам нащупываю в кармане ствол. И только возвожу курок, как за моей спиной щелкают затворы.

Резко оборачиваюсь, выкидывая руку, и беру этого идиота на прицел.

– Не очень умно. – Хмыкаю. Выдыхаю.

Мои молодцы. Это они сработали, когда батя дернулся.

Он замирает. В его руке длинный острый нож. Заточка. Лезвие блестит в искусственном свете, и я вижу в нем свои глаза.

Черные, как его смерть.

Кривляюсь, не отводя дула пистолета.

– Грохнул бы тебя, суку. Деньги передал! Считаю до трех.

По спине ощущаю ледяной пот, и в который раз за последний месяц чувствую, что когда-нибудь нас положат. Сначала здесь в кровище утопят, потом на кладбище прикопают к чьей-то свежей могиле. Пропал без вести, и дело с концом. У нас тут очередной пропажей никого не удивишь.

Дядя убирает нож, лыбится. Точно нарик.

– Да вы что, пацаны? Ствол убери! Мы и не думали. Я машинально, на всякий случай. Ситуация-то нервная.

Его дружки расслабляются, когда мы убираем стволы. Деньги пересчитаны, Тихий уносит их в тачку. Их внедорожник паркуется за домом, и четыре ящика скрываются в багажнике. На все про все десять минут, но они кажутся вечностью.

Разъезжаемся по разным сторонам. Отзваниваюсь Боре. Тихий и Руднев ржут, считая свой процент, довожу до пафосного кабака.

– Точно не будешь пить? – пристает Тихий в который раз. – Как Карина там?

Вопрос с подколом. Не реагирую, хотя хочется ему всечь. Что-то я нервный сегодня. Трахнуть бы кого-нибудь, да времени нет.

– Завтра на завод, на смену. Работу никто не отменял. И сегодня еще дела. Давайте сами.

Про Карину намеренно ни слова.

Тихий выжидающе смотрит на меня с минуту. Докуривает.

– На хрен ты на этот завод ходишь? Там зарплата в десять раз меньше. Плаха, не понимаю я тебя.

– И не понимай. Давай, я погнал. На созвоне.

Жмем друг другу руки.

На вечер запланирована встреча. Какая-то бабка-экстрасенс, сама нашла меня. Услышала, что я ищу, хочет помочь. Я сначала заинтересовался, а сейчас понимаю, что очередной развод. Просто я уже дошел до ручки. Никто не знает, где она и с кем. И почему сбежала.

И я не знаю. И верю, и не верю. И себя виню…

Меняю маршрут, резко разворачиваясь через двойную сплошную. Экстрасенсов не существует. Еду домой. В свой еще один ад.

Батя бухой. Кидаю на стол ему жрачки, что купил по дороге, и иду к ба. Она с сиделкой, и меня это успокаивает.

– Как она?

– Нормально, все хорошо. Уснула вот.

Лидия смотрит на меня боязливо. Соседи вообще считают меня отбитым. Лидка вот еще терпит, потому что плачу ей в три раза больше, лишь бы бабуля была под присмотром. Накормлена и помыта. И будни ее хоть как-то разбавляли разговорами. Теть Лида та еще сплетница, поэтому да, наверное, в курсе всех событий.

Щурюсь. На лице бабули снова красные полосы, которые потом посинеют.

– Что за дрянь опять!? – спрашиваю зло.

Лидия мнется.

– Расцарапала, может. Сама не пойму, если честно. Спрашивала – молчит.

– Так не первый раз уже.

– Я пришла, так уже было.

Мне не нравится то, что я вижу. И я беру камеру с шифоньера. Установил неделю назад, на всякий случай, и что-то мне не даёт внутри покоя, опять эта чуйка. Должно быть, этот случай настал.

Подключаюсь с телефона и на быстрой перемотке просматриваю бабулин будний день. Пьет лекарство, смотрит телевизор, спит. Очень долго пытается встать с кресла, потом ковыляет к окну и смотрит во двор. Снова сидит на диване. Приходит Лидия, они обедают за столиком напротив кровати. Лидия уходит. Ба сидит на диване, потом сидит у окна. В комнату заходит отец, уже бухой, даже видно по видео, как его шатает. Разговаривают. А потом он орет. Машет руками, крутится вокруг нее, сидящей в кресле. Орет, замахивается и бьет.

Бьет.

Тварь.

Ее по лицу.

С замирающим сердцем включаю обычный просмотр.

В его руках шнурок. И эти полосы от него.

Ба плачет. Пытается прикрыться руками. Но те дрожат. Мой папаша – ее единственный сын, ее не слышит. Он озверел.

Мразь.

Убью.

Лидия зажала рот рукой. Я дрожащими пальцами отсоединяю камеру и ставлю ее обратно на шифоньер. Целую бабулю в щеку, поправляю одеяло. Она под лекарствами и спит крепко.

– Демид, не надо, – почему-то шепчет Лидия, наверное, мои глаза налились кровью.

Хмыкаю, хлопаю легонько ее по ладони.

– Спасибо, идите домой. Вот вам премия за молчание и за работу, конечно же. Ночью я присмотрю за ней сам. С утра приходите.

Она торопливо сминает пятитысячную купюру и прячет в карман широких штанов. Пятится к выходу.

Я жду, пока она свалит.

– Ни слова! – тычу в нее пальцем. Она часто-часто кивает и, наконец, исчезает в дверях.

Шепчу ругательства и быстрым шагом направляюсь в комнату отца.

Тот ожидаемо спит. Окурки по всему паласу. Бутылки из-под вина. На вино перешел, кайфует.

Ищу взглядом этот гребучий шнурок, но, наплевав, дёргаю его за шиворот. И когда тот приходит в себя, улыбаясь мне, со всей силы бью, рассекая бровь, и добавляю ещё раз, разматывая его носопырку в хлам. Кровища хлещет чуть ли не фонтаном. Зажимаю его нос его же тельняшкой и шепчу:

– Ещё раз тронешь ба, этот шнурок затянется на твоей шее. Усек?

Батя от шока аж протрезвел. Не спорит. Кивает молча.

– Ты меня точно понял? – замахиваюсь. Вижу в его глазах страх. В своих – его, постаревшего и обрюзгшего, спившегося, седого, дряхлого.

А потом вдруг вижу его молодым.

Его и маму. И я мелкий. Ведут меня за руки в парк.

Отец тогда учил меня стрелять в тире, гладил по голове, когда у меня получалось. Улыбался мне. Он бывший мент, и любовь к стрельбе у меня от него. И разве я мог подумать, что его серые глаза, горящие ко мне любовью, потом будут меня ненавидеть и бояться. Но ведь есть за что!

– Ты понял или нет? – шепчу хрипло.

Кивок.

– Смотри мне!

Отпихиваю его от себя. Отворачиваюсь.

Меня трясет.

Меня выворачивает изнутри.

В своей комнате убираю деньги в сейф. Света нет. Темень. Я не хочу видеть то, что на этих гребаных стенах.

Выхожу на балкон и подкуриваю. Вытираю с пальцев кровь.

Все еще трясёт меня.

Смотрю на окна новенькой. Горит свет. Мелькают за шторкой тени.

Что она там танцует, что ли?

Сейчас бы наплевал на принципы и просто ее трахнул. Выпустил пар. И плевать на все.

Думаю об этом, сжимая зубами сигарету. Пялюсь в ее окна и вдруг вижу ее лицо. Она откидывает штору, открывает форточку и дышит, словно в квартире перекрыли кислород.

Вздрагивает как будто. Да она ревет!

Из ее подъезда выходит мужик. Незнакомый мне. Садится в белую машину и уезжает. Снова смотрю на новенькую. Она, прижавшись лицом к окну, смотрит уже… на меня. И в глазах ее, я клянусь, стоят слёзы.

Выбрасываю окурок.

Не сорваться бы, я сейчас на грани.

Но, видимо, судьба: иду к ней.

Глава 12

КАРИНА.

В моей группе одни мыши. Серые. Невзрачные. У них тут кастинг что ли был? На самую отвратительную внешность? На схожесть с жабами? Бррр! Цокая языком и закатывая глаза, специально громко стуча каблуками, дефилируют по аудитории и сажусь на последнюю парту.

Девицы сразу понимают, кто тут номер один теперь, и пряча взгляды, перешептываются.

Закидываю в рот жвачку – перегар от меня жуткий – и устало кладу голову на скрещенные на парте руки. Преподу на меня фиолетово и слава Богу. Старый дед бубнит что-то про анализы, а я почти засыпаю. Периодически ловлю связь с реальностью, когда по коридору кто-то проходит и я вижу в открытую передо мной дверь очередных жаб.

Всё-таки проваливаюсь в сон, как самолет в рыхлые облака – качаюсь и вздрагиваю. Снится баня и множество незнакомых парней – все головобритые и с наколками. На накачанных телах мышцы, мышцы, мышцы, зажигалка…

Что?!

Вздрагиваю всем телом, приподнимаю голову, разлепляя глаза. Вокруг рта липко: слюна тянется от губ к руке. Вытираю, бросая на жабу в соседнем ряду уничтожающий ее сущность взгляд. Та краснеет и отворачивается.

Какие ботаны все! Куда я попала? Сюда бы мою сестрицу! Вот она бы точно вписалась в этот контингент.

– Эй, зажигалка есть?

Слышу справа и смотрю в коридор.

Яркая и красивая – неожиданно! – незнакомая девица тычет в меня пальцем с острыми коготками и красным накрашенным ртом шепчет:

– Жига есть?! Пошли покурим!

Подрываюсь с места. Киваю деду – типа до свидания – и сваливаю с пары.

От незнакомки пахнет дорогими духами. Я знаю этот аромат. Окидываю ее беглым взглядом. Телесные колготки в сетку, коричневая кожаная юбка, туфли леопардовой расцветки на высоченной шпильке, черный топик с вырезом, в котором блестит на круглых сиськах золотая цепь.

– Есть? – выгибает она вопросительно широкую бровь.

– Есть, – киваю.

– Пойдем во двор. Я куда-то свою зажигалку дела, а в моей группе все бухают, но не курит никто, представляешь? И как назло в коридоре никого нет. А ты что, новенькая? Красивая. Не помню тебя.

– Ага, первый день.

– Меня Лиза зовут. Я на третьем курсе, выпускаюсь в этом году.

– Карина. Я на первом.

Знакомимся, выходя во двор между корпусами и сворачиваем за одноэтажную постройку, что-то типа школьной теплицы – на кирпичных стенах надписи одна краше другой. Сто раз закрашены и снова написаны. Встаем под громкоговорящую табличку: «Курить запрещено!» и подкуриваем. Улыбаемся друг другу.

Она эффектная и классная. Старше меня всего на пару лет. Хочу с ней дружить. Вот такие девчонки мне нравятся. С такими не пропадешь!

– Давай типа дружить? – предлагаю сама. Она смеется, но кивает.

– Всё. Мир, дружба, жвачка. – Роется в сумочке и протягивает мне упаковку жвачки. Пакетик презерватива выпадывает из кармашка, и она наклоняется его подобрать.

Вижу на ее пояснице татуировку и завистливо поджимаю губы. тоже хочу тату, но мама визжит, что мне рано!

Я закидываю в рот подушечку орбита и спрашиваю:

– Что у вас тут интересного?

Она пожимает плечами.

– В колледже или вообще? Ты не местная, да?

– Переехали.

– Заметно, говор другой как будто. Ну и в целом. – Она стряхивает пепел коготками, изучает меня несколько секунд. Пожимает плечами: – Покажу всё, что знаю, научу всему, что умею, – смеется звонко, а потом хмурится: – слушай, а это не тебя Плахов подвез?

– Меня, – улыбаюсь. – Он типа сосед наш.

– А-а, поняла. Ну ты этого, не прильщай его. Испортит.

– Меня испортить невозможно. Это, во-первых. – Отвечаю важно. – Я сама кого хочешь испорчу – это второе.

Она смеется звонко.

– Молодец! Мне нравится! – Лиза трогает меня за плечо, хихикая. И мне нравится ее расположение.

Довольная собой, улыбаюсь в ответ.

– Да и потом, ну Плахов что – маньяк? Нет же.

– Да тише ты! – Лизка стреляет глазами по сторонам. – Про него говорить себе дороже.

– Еще скажи – услышат! – я заржала, запрокидывая голову назад. – Ты его боишься, что ли?

– Нет. При чём здесь страх! – отмахнулась она, неестественно безразлично хмыкая. –Просто зачем с ними связываться? Он и его дружки занимаются бандитизмом. Знаешь, девяностые канули в Лету, а рэкет опять процветает. И потом, он на голову отбитый! Знаю лично девочек, которым не посчастливилось с ним быть. У одной задница разодрана, вторая аборт от него делала в шестнадцать, третья чуть не захлебнулась слезами, слюнями и рвотой. Он трахает как животное. Для него бабы – вещь.

Таращу глаза. Нормально он…Не захлебнулась я. И мне даже понравилось!

Может, она тоже хочет в его машине прокатится? Думаю, и заявляю:

– Горячий парень. Это же прикольно.

– Ой, зелёная еще! – цокает Лизка. – Прикольно – это со взрослыми дядями. Могу организовать!

Улыбается, я отсмеиваюсь. Шуточки у нее!

Щуримся обе. Курим.

Она на супермодель похожа. И волосы у нее золотистые, с рыжим, с медью. Красивые, густые, пушистые. Волнами вокруг лица. И глаза зеленые в обрамлении черных длинных ресниц.

– На хрен терпеть такое от пацана? – не выдерживает она первой перекрестного взгляда. – Если он не умеет любить?! Чтобы что? Он же холодный. У него отсутствуют эмоции. В его венах лишь безразличие и злость. Маньяк и тот что-то к своей жертве чувствует.

– М-м, – усмехаюсь, затягиваясь сигаретой. – И все же он не маньяк! А даже если вдруг и да, то быть изнасилованной этим красавчиком – не такой уж плохой вариант.

– С ума сошла?! Не слышишь меня?! С лица воду не пить.

– Нет. – Выдыхаю дым ей в лицо, заводясь, и она, жмурясь, машет ладошками. – Я серьезно. Демид – пушка и, если он захочет меня, я возражать не стану.

Лиза качает головой.

– Многие хотят, потому что он смазливый, да еще и при деньгах. Только он по нормальному не хочет. Его так просто на себя не затащить. Ну чтобы в отношения, к примеру. Так что забудь. Как животное пусть других дерет. Себя ценить с молода надо – вот тебе мой совет. Хочешь красиво жить, выбирай мужчину постарше. Щедрого. И умного.

Она еще пару раз быстро-быстро затягивается и щелчком пальца отбрасывает окурок в сторону. Щелкает во рту жвачкой.

Смотрю на ее строго очерченный рот. Губы пухлые и яркие.

– Губы накачаны? – спрашиваю.

Лизка кивает.

Вскидываю бровь. Надо же, даже в этой дыре губастые. Меня давит жаба, потому что я тоже хочу.

– Где денег заработать? – спрашиваю нервно. Злюсь на этот чертов мир.

– Нужны?

– Да, очень!

– Всем нужны! – она наклоняет голову набок, осматривает меня с головы до ног. – Ну есть у меня одна подработка. Не знаю, подойдет тебе или нет…

Смотрю на её модную сумку, на классный прикид, на айфон в ее руке! И мне, конечно же, это все подходит!

– Да хоть на сковородке у черта жариться! Если за это бабки будут платить. Ты вон, какая крутая. Тоже хочу.

– Заценила? – смеется она. – Я езжу на дом к одним тут. Капельницы ставлю, прокапываются. Хорошо платят.

– Кто? – пока не понимаю.

– Ну клиенты. Агазов Рустам, ну ты пока не знаешь. А он известная личность в нашем городе, между прочим. Организовывает концерты звезд. Те нажрутся после выступления, потому как заезжая в нашу глушь, только это желание и возникает, и я капаю их с утра. Чтоб в себя пришли. Не всех, конечно. В основном рокеров, да молодежь на рэпчиках. Пьют как не в себя! А Рустам мне за это платит.

– Нормально так. И что, часто у вас тут звезды?

– Не прям чтобы. Да, Рустам бывает и по своим зовет – друзья, компаньоны. Глюкоза и витаминчики ещё никому не мешали.

– И? – тяну. – Мне как-то можно пристроиться?

– Организую, – кивает. – Сегодня вечером, хочешь?

– Хочу! – Почти подпрыгиваю на месте. – Косарь заработаю хоть?

– Больше. Если все правильно сделаешь.

Она хмыкает.

– А про Плахова забудь. Зачем тебе этот отбитый малолетка? У Рустама вон взрослые друзья. От сорока и выше. Совсем другой уровень!

Не понимаю, зачем она сравнивает Демида с этими старперами. Сомнительно, как говорится, но окей.

Идем обратно в колледж. Прощаемся на первом этаже как закадычные подруги: целуем друг друга в щеки и обнимаемся. Обмениваемся телефонами.

Уже на следующей паре она пишет мне, что можно съездить на подработку сегодня. Скидывает фото Рустама. Он реально взрослый чересчур, седой уже, бородатый. И зубы – желтый частокол. И нос крючком. Бабка ежка в мужском обличии! Да черт из табакерки и тот краше!

Кривлюсь. Морщусь. Противный какой!

Телефон пиликает, перебивая тетку в белом халате – преподшу. Извиняюсь и открываю сообщение от Лизы:

«Рустамчик при деньгах и очень щедрый!».

«Ты шашлык с коньячком будешь? Он спрашивает. За знакомство!».

«Буду», – отвечаю.

Реально думаю – а почему бы нет? И улыбаюсь сама себе. Хоть поем нормально. Дома одни макароны, да супы, на мясо мать денег не заработала.

Выдыхаю мечтательно.

А здесь не так уж и плохо.

Глава 13

ДИАНА.

Влетаю в квартиру от толчка в спину и падаю на пол. Пыльный коврик подо мной собирается в складки, а ушибленные локти отзываются немой болью. Но эта боль не идет и в сравнение от недоумения.

Оборачиваюсь, поправляя очки. Подпрыгиваю на ноги.

– Вы кто?! – пячусь назад. Лихорадочно соображаю, что мама на работе. Карина шляется. Соседка Галина грозилась укатить на дачу, там собаки не кормлены, Вадик и Антон… Они хоть дома?

Силюсь крикнуть и позвать на помощь, потому что суровый вид амбала повергает в шок. Он закрывает дверь на щеколду. Хищно щурится и говорит:

– Документы на земельный участок. Быстро!

– Теть Галь! – кричу в пространство. Отступаю на шаг. Блею, как овечка, бренное тельце которой наполняется страхом.

– Заткнись! – отбивает мой крик мужик и в резком выпаде хватает меня за шкирку. Вместе с воротником кофты прихватывает и мои волосы, и те трещат, а мою голову пронзает болью.

– А-ай! – Взвизгиваю, обхватывая его руку. Но моих сил не хватает, чтобы разжать его пальцы. – Что вы делаете! Мне больно!

– Показывай свою хату. Мать зови, на хрен мне теть Галя. – Он скалится мне в лицо. У него нет переднего зуба, а изо рта пахнет табаком и помойкой.

Морщусь. Шмыгаю носом. буквально вишу на его руке, хватаясь и царапаясь. Очки съехали на нос, и я вижу его рожу чуть расплывчато.

– Отпустите меня, пожалуйста. Я вам все покажу. Но я правда не знаю про какие документы вы говорите.

Я не вру. Первый раз о подобном слышу. И тем страшнее еще больше. Что я ему покажу, если этого нет?!

Может, он ошибся? Может, он обдолбаный и этот бред выдумки его воспаленной головы? Но страдаю я сейчас, в любом случае!

Он отпихивает меня с такой силой, что я, пробежав по инерции несколько шагов по коридору, останавливаюсь аккурат у двери в нашу квартиру.

Соседки, получается дома нет. И ее парней. Иначе они бы уже отозвались.

Мне становится по-настоящему страшно. Жутко. И я готова выполнить любую его просьбу, лишь бы он поскорее отстал.

Открываю дверь квартиры и пропускаю его вовнутрь. Он проходит мимо, оставляя грязные следы от ботинок, а я тотчас рвусь к выходу. Но заевшая щеколда на двери, которой не пользовались лет сто, меня губит.

Амбал хватает меня за волосы и больно дергает на себя.

Кричу. Молю о спасении. Мой крик сотрясает стены.

Мужик тащит меня обратно в нашу квартиру и там швыряет на пол и когда я приземляюсь, сбивая колени, отвешивает мне пинка. Жестким ботинком попадает по ребрам, и я задыхаюсь от боли. Хнычу, вою. Из моих глаз брызжут слезы. Очки мутнеют. Меня трясет. Молю его:

– Пожалуйста, прекратите!

– Где документы на землю? – шипит он угрожающе. – Твоя мамаша их спрятала. Куда?!

– Я не знаю, правда. Клянусь вам!

Он зло хрипит и начинает выворачивать содержимое всех шкафов наружу. Рушит и крушит все вокруг. Поднимает даже матрас с материнского дивана и комкает подушки. В нашу с сестрой комнату идем вместе. Он тянет меня за руку, сжимая со всей силы, и я морщусь от боли.

Замахивается, я закрываюсь, уменьшаясь в размерах от страха, а он громко гогочет в лицо.

Я забиваюсь в угол на кровати, поджимаю под себя ноги и реву.

Амбал вытряхивает все мои вещи. Раскидывает вещи сестры. Сметает все с полок. И ничего не найдя, набрасывается на меня с кулаками.

– А-а! – кричу, когда его пальцы сжимают мои волосы и те натурально рвутся у корней.

– Твоя гребаная мамаша задолжала нам. Решила, что она самая умная, а?!

Ревет мне в лицо.

Я шепчу в ответ, что ничего не знаю. Но его не устраивает мой ответ, и он с силой сминает мои скулы. А потом тяжелой рукой бьёт наотмашь.

Хватает и снова заряжает мне оплеуху.

Чувствую во рту солоноватый вкус крови, заикаюсь от слез. Прикрываюсь руками, ожидая очередной удар.

– Вам срок неделя. Максимум. Иначе готовьтесь отправиться на тот свет к своему папаше. Поняла?!

Киваю головой, мычу. Жмурюсь. В ладонях, что держу у лица, горячо и влажно. Из носа бежит кровь, а разбитые губы опухли и онемели.

Он, наконец, уходит. Хлопают двери. А я боюсь пошевелиться. Боюсь, что он вернется, чтобы меня добить.

С его рожей он и пытать не побрезгует. Кошусь на утюг, который он отбросил с полки шкафа на центр комнаты, и немею от ужаса.

Каринкиной кофтой вытираю кровь с лица. Запрокидываю голову и сижу так несколько минут.

Меня всю трясет, я никак не могу успокоиться и взять себя в руки.

Какие документы? Какая земля?! Мы же нищие! Или мама что-то скрывает?

Да быть не может. Наша мама никогда не врет!

Да она святая у нас!

Только спустя полчаса решаюсь слезть с кровати. Опухшие губы болят, но кровь остановилась. Открываю форточку на старых рамах, чтобы свежий воздух избавил помещение от его запаха, который все еще ощущается. Смотрю во двор, прикасаясь лбом к стеклу, и снова плачу. Сроки неделя, звучит его устрашающий голос в моей голове, и по моей спине снова струится пот. Если он вернется, то нам несдобровать.

Паника и страх заполняют каждую клеточку моего тела.

Вспоминаю отца, который отцом-то и не был, и меня передергивает. И почему у нас от него столько проблем. Почему мама его любила?! За что?!

Моргаю, слезы катятся по щекам. А потом вскидываю голову и вижу ЕГО.

Демид курит на балконе, напротив. И смотрит прямо на меня.

Даже сквозь расстояние двора, раму окна и стекла очков я ощущаю лед его взгляда. Он вызывает во мне гамму чувств, и этот бешеный водоворот стирает в пыль эмоции от встречи с бандитом.

Меня перещелкивает.

Все мои мысли снова ОН.

Шмыгаю носом, отхожу от окна, боясь его глаз. Не хочу его видеть. Пусть смотрит так на Карину!

Наступаю на вещи сестры.

Поднимаю с пола полотенце и иду в ванную – мне надо согреться и прийти в себя. Смыть чужой запах и липкую грязь от прикосновений. На время приглушить беспокойство о будущем.

И смыть мысли о Плахове!

Уберусь и закрою входную дверь, что оставил открытой этот неадекватный мужик, позже.

Хуже него уже навряд ли кто-то придет. Если только сам Плахов пожалует. Но это исключено. Мне не должно так повести. Он меня ненавидит, это понятно по его вечно искривленному лицу и дурацкой ухмылке.

Вот и ладненько.

Я хмыкаю, сбрасывая с себя одежду. Даже дверь в ванную не закрываю на замок. Я так выжата внутри от неожиданной встряски, что мне фиолетово.

Неужели какая-то земля у нас есть?

Снова думаю, включая душ.

Вздрагиваю, когда вода холодным потоком обрушивается на голову. Делаю горячее, утыкаюсь лбом в кафельную плитку. Закрываю глаза. Вода горячая уже. Пар обволакивает мое худое тело. Но неожиданный легкий сквозняк нарушает идиллию.

Вскидываю голову и немею.

Сквозь легкий пар вижу его. Как в замедленной сьемке вижу распахнутую дверь душевой, а в проеме его фигуру.

ДЕМИД

Поднимаюсь на ее этаж. По этим ступеням я к Тохе и Вадику с детства хожу, но именно сейчас понимаю, что их хата для меня больше не кладезь убойных диалогов за кухонным столом и теть Галиной не менее убойной жрачки. Готовить она вообще не умеет, но ужинал я обычно именно там.

Эта квартира теперь ассоциируется с новенькими. Про Карину и речи нет – ее губы на моем чижике даже не запомнились, макнулся и забыл, как и в десятки ртов до нее. А вот белобрысая…

Между этажами замираю. Остался один лестничный пролет, и я там.

Поджимаю губы, взъерошивая волосы. Вот зачем дурью маюсь, сам не пойму.

Закрываю глаза, задумываясь.

Хочу вспоминать трепет любимой, но перед глазами чудо в очках. Она такая невинная реально. Такая умненькая, вся такая домашняя, что от злости зубы скрипят.

Она не может мне нравится. В ней абсолютно ничего ТАКОГО нет. Но нравится, походу, гадина.

Плюю на домыслы своей кипящей башки и иду. Напрягаюсь, когда вижу, что дверь приоткрыта. Пацанов дома нет, это точно. Значит, пигалица живёт как в пещере, двери не закрываем!?

С ноги раскрываю дверь. И чую неладное.

В коридоре коврик ушел прогуляться, валяется скомканный у стены. Прохожу. Тишина разбавляется включенным душем. Дверь в квартиру новеньких распахнута. Заглядываю и охреневаю.

Наврятли ли они такие засери – бардак явно кем-то созданный. Захожу, не разуваясь. Все перевернуто вверх дном. Прохожу во вторую комнату, из окна которой на меня смотрела Диана. Там еще хлеще: вещи разбросаны по полу, шкафы вывернуты, все крошено, перекошено.

Что тут, мля, происходило?!

В недоумении смотрю на кровать – на кровь на ней, на алые капли по полу и меня самого застилает кровавой пеленой. Разворачиваюсь и быстрым шагом иду к душевой.

Дёргаю дверь с такой силой, что долбаный шпингалет не выдерживает. И плевать, что скажут, главное – что там происходит?!

Выдыхаю, когда вижу, что она одна.

Успел представить, что она с кентом каким-то, или что помутнение на нее нашло и резалась, или что обижали. Вопрос: кто? Кто этот нежилец?!

Она вскрикивает, оборачиваясь.

Пар вокруг нее рассеивается, и я вижу ее обнаженной. Порываюсь выйти, но…

Время застывает. Как кисель.

Воздух кристаллизуется. Не могу вздохнуть. Дыхание перехватывает.

Она мелкая. Она прекрасна в своей наготе. И она капец как напугана.

Какого черта таращусь на нее, и сам не пойму. Внутри всё немеет. Трещит.

Чувствую жар по всему телу.

В пальцах свербит – хочется прикоснуться. Губы сохнут – хочу слизывать капли с ее тела. А в штанах вдруг стояк – мама не горюй. Извращенец. Приплыли.

Плахов, ты что, дурак?!

Но…Хочу ее, получается, хотя с какого перепугу?! Она не в моем вкусе! И она даже повода не давала!

Диана испуганно трещит что-то, но я не слышу. Лишь улавливаю мелодичную трель её голоса. Прожигая глаза, смотрю на ее тело. Талия, бедра, ноги, прикрытая ладонями грудь. В глаза.

Сейчас заревёт. И ее подступающие слезы меня не отрезвляют.

Мне хочется подойти и нагнуть ее, и без прелюдий войти до упора, чтобы только выдохнула, подчиняясь.

Отыметь и забыть. Примитивно, да, но действенно.

Злюсь. Трижды. На бардак в их конуре и на капли крови повсюду. На ее разбитую моську – очевидный теперь уже факт! На того, кто это сделал – убью гада. И на нее голую, мать его!

Жмурюсь на мгновение. Вновь смотрю.

Ее взгляд испуганный, и даже сейчас, как обычно, целомудренный. Сама невинность. И страх сейчас в этом омуте отлично читается. Да какой, нахрен, страх – она парализована ужасом.

Боится меня до дрожи, что бьет ее хрупкое тело.

Выдыхаю, спрашивая:

– Какого черта тут произошло? Кто тебя так?

Она кривит красивые губы. Алые и пухлые от чужого удара.

Руку ему сломаю.

Беснуюсь. Слух возвращается.

– Выйди! – молит. – О, боже, Демид, прошу, не смотри! – всё-таки хнычет.

А имя мое с ее губ звучит как песня.

Хмыкаю, продолжая таращиться.

Глаза круглые, руки дрожат. Жмёт ладошки к маленькой груди, а низ-то прикрыть забыла.

Смотрю на живот. Пупок. Силюсь не опускать взгляд ниже, но разве это возможно?!

В штанах уже не просто каменный стояк, там еще немного и извержение вулкана случится. И мне бы не подходить к ней. Однако…

Стой, Плахов! Стой! Молюсь сам себе.

Она скрещивает ноги, жмётся к стене, но поздно, я все уже видел, и увиденное рвет мне башню. Честно, привык, что у телок все гладенько и выбрито под ноль, а тут… завитки золотистых волос. Сссска!

Не двигаюсь.

Она молит выйти и дать ей одеться, а я шагу не могу сделать. Прирос к полу, как болван. В штанах революция и она это видит. Глаза распахиваются от ужаса, целка! А меня это еще больше заводит.

Ну уж нет, девственница у меня была лишь одна, моя любовь, моя девочка и других мне не надо.

И ты мне, Дианочка, не сдалась. Морщюсь насильно, но перед глазами галлюцинация одна краше другой, словно я приход словил: Диана голая и беззащитная, я нагибаю ее и вставляю в ее узкую и горячую свой член.

Мотаю головой. Плахов, очнись! Сваливать надо.

–О девайся и выходи, расскажешь всё. – Хриплю зло.

–Угу, – кивает, облизывая губы. А потом за каким-то чертом разворачивается ко мне спиной и тянется за полотенцем.

Я уже ногу поднял в сторону двери. Но…

Обтекаю, глядя на ее задницу. Маленькую, но круглую. И делаю шаг не в ту, мать его, сторону! В пропасть, а точнее к ней.

Куртку сбрасываю на пол за секунду. И в тот же миг прижимаюсь к этой мелкой заносе торсом. Футболка быстро намокает, и я зачем-то задираю ее вверх, обнажая живот. Тяну Диану на себя – голая спина к моему животу и груди, кожа к коже.

Выдыхаем одновременно. Это слишком интимно, мля.

Она всхлипывает от страха, а я хренею от возбуждения. Сминаю ее в объятиях, совсем теряя ориентиры.

Вырывается. Сопротивляется. Но отступать поздно, я уже ЭТО делаю…

Бессовестно прижимаюсь к ее аппетитной попке пахом. Ее трясет, а я как дикий зверь упиваюсь удовольствием.

Я рехнулся походу. Маньячелло.

В глазах аж помутнело.

Втягиваю носом запах ее шеи. Закрываю глаза, и дальше как в тумане. Делаю свое дело. Не могу остановиться и вижу себя словно со стороны:

Вцепился зубами в венку на шее, прикусил.

Дурак. Идиот.

Она закрыла глаза, выдохнув. Дрожит вся. Зубы стучат, а мне похрену.

Не слушаются руки меня.

Расстёгиваю ширинку и достаю своего бойца, которого распирает от нетерпения.

Пугаю ее до жути, как бы в обморок не упала – знаю. Зайдет кто и увидит, вообще капец. Но даже это меня не останавливает.

Обхватываю ее за животик, чуть вдавливая в себя и прогибая.

Она скулит. Сопротивляется. Но слабо, очень слабо. Даже не знаю почему. То ли от страха ее парализовало, то ли…

Трогаю ее между ног и дышу громче в шею. Давлюсь ее запахом и слюнями. Она хочет меня – да ну на хрен! Вот тебе и примерная девочка. А может она и не девственница вовсе?

– Демид, пожалуйста, не надо! – щебечет, трепеща в моих руках.

Знаю, что не надо. Знаю.

Но делаю все наоборот.

Нагибаю еще. И утыкаюсь членом ей между ног.

– А-а! – она уже реально кричит от страха. Стучит ладошками, напрягается. И меня отрезвляет. Распахиваю глаза.

Еще не хватало насильником заделаться…

– Я помню, – шепчу. – На невинность твою не претендую. Но давай, замри.

– Что значит замри?! Отпусти меня, пожалуйста!

Блокирую ее, сминая обе ее руки в захвате на пояснице.

– Попу то можно. – Шепчу на полном серьёзе.

– О, Боже, нет! Не надо!

Извивается змеей, и мой ствол елозит по ее попке. Но если мне надо, то надо.

Прижимаю к стене и надавливаю.

Маневр на удивление не удается, она истерит и напряжена. Но я не привык отступать. Да и соображаю сейчас слабо.

– Только попробую, угомонись. Один раз давай? На пол головки?

Шепчу как заведённый. Знаю, что всё будет, но успокаивать ее как будто времени нет. Да и не успокаиваю я обычно телок. Отвык от сантиментов.

– Не-е-ет! – верещит на всю душевую.

А я снова давлю бедрами, беря ее в захват и на этот раз выдыхаю со стоном, когда чувствую, что она принимает меня. Его. Она застывает как по команде. Всхлипывает. Мычит еле слышно, а головка моего члена всё-таки погружается в нее. Замираю в ответ. Узко и горячо. Ссска. Сейчас бы загнуть раком и войти на всю длину.

– Больно-о! А-ах! – не плачет уже, а ревет, содрогаясь в моих руках.

Дальше нельзя. И так натворил делов.

– Впервые? – спрашиваю хрипло и так понимая. – Первый раз?!

Она мычит, кивая головой.

Гадство. Отбил ей желание напрочь теперь походу.

Целую – нежно! – ее в шею. Я нежным не был ни с кем уже тысячу лет.

Обнимаю – опять же нежно! Крепко. Снова целую в дрожащую венку на шее. И вынимаю дружочка.

Она плачет. Слышу. А я не смотрю на нее. На хрен. Хватило.

Глава 14

ДИАНА.

Шепчу. Кричу. Молю.

Но он меня не слышит. Прет на меня, как танк, и я немею от страха.

У него в штанах… Он возбужден, и меня это сносит в ужас. И одновременный животный трепет, которого не знала раньше.

Меня трясет от того, что он пришел.

От того, что он ввалился в душевую, а я обнажена.

И от того, что вижу его.

Чувствую стыд, прикрываясь руками, и необъяснимый жар – порочный и тяжёлый – дышать не могу от этого.

Все происходящее кажется сном. Страшным. Нереальным. Диким!

– Демид, пожалуйста, выйди. – Захлебываюсь эмоциями, жую слова на выдохе. Мой голос почти не слышен. Сердце стучит в груди как бешеное.

Он кивает, а я опрометчиво бросаюсь за одеждой. И он, вопреки намерениям, делает противоположное. В два шага сокращает расстояние между нами и сминает меня.

– Отпусти, что ты делаешь?

Голова кружится от недоумения.

Что. Он. Делает?!

С ума схожу, когда чувствую, как Демид прижимает меня к себе. А когда задирает свою футболку, и я ощущаю лопатками жар его кожи, и вовсе слетаю с катушек.

Не просто дрожу, меня разрывает изнутри на части.

Мне стыдно и неловко. Это не правильно. Мне дико, что он позволяет себе меня лапать. За кого он меня принимает?! Чувствую жар его тела и все мысли в голове слепляются в кашу, которая больше не крики разума.

Я пустота. Я дрожь от его прикосновений. И меня внутри выворачивает от себя…Потому что мне лестно. Приятно. Отвратительно нравится. Извращенно похабно льстит это всё!

Я приличная! Приличная!

Кручусь в его руках. Безрезультатно. Его захват крепок.

Он плохой и чужой.

Вырываюсь. Пытаюсь. И меня всю трясет от непринятия происходящего и от …возбуждения. Страшно. Безумно!

Утыкаюсь лбом в кафельную стену, когда он кусает мою шею. Замираю с выдохом.

Дышу тихо и часто. Слышу, чувствую прикосновение его языка – нежно лижет ранку от зубов. Дышит рвано и обжигающе. Снова кусает.

Мамочки-и-и…

Жмурюсь до боли и искр в глазах. И против воли сосредотачиваюсь вся там. Растворяюсь и умираю в новом укусе. Его язык, зубы, губы – всё в новинку – ощущения сносят меня – бесстыдницу! – в преисподнюю.

Не соображаю.

Плыву в дурман.

Слабо сопротивляюсь. От ужаса и неожиданности немею. От его прикосновений горю.

И таю от его губ.

Мам, не приходи сейчас домой. Ты меня не узнаешь, мама! Я сама себя не понимаю…

Могу вырваться, ударить, завизжать…но НЕ ХОЧУ.

Он что-то шепчет, а я не разбираю слов. Я вся на его губах. Я вся растворяюсь в этом недопоцелуе.

Тяжелое обжигающее дыхание Демида сносит с ног. Мурашки несутся по телу, а когда его пальцы касаются меня там, взвываю от приступа новой паники. И эйфории.

А я конченая, как и Карина. Не зря мы близняшки. Может, я такая же? Просто запоздало это всё у меня…

Кусает. Дергаюсь. Ощущаю его… то, что у него там…Даже произнести не могу сама себе и умираю!

Все, что происходит дальше, повергает в шок. Я не думала и даже не представляла, как оно может быть. Тело к телу. Кожа к коже. Так интимно!

Да я еще не целовалась даже! А он…

– Что ты делаешь!? – шепчу хрипло. Голос сел. Ноги ватные. Он делает со мной что хочет…

Он говорит отвратительные вещи, он предлагает…нет, он настаивает! Даже представить такое не могу! Ни за что на свете! Вырываюсь, но он обездвиживает.

Мне стыдно, страшно. Мне больно! И он уже не кажется мне моим светом. Сейчас он самая темная тьма.

– Нет! Не надо!

Замираю со стоном, когда он все-таки делает то, что озвучил минутой ранее. Дышу рвано. Меня трясет, а он вдруг обнимает со всей силы и целует. Согревает своим теплом. Я чувствую и слышу, как бьётся его сердце. Не могу распахнуть глаз. Очки сползли, а по лицу катятся слезы. Он во мне. Таким ужасным способом. Не шевелюсь. Да и не смогу – меня всю парализовало!

Сдаюсь, кусая губы до боли. Плачу. Меня обволакивает его запах. Его запах самый прекрасный на свете! Слёзы обжигают лицо. И к моему ужасу – не от стыда и боли.

Моя боль теперь он.

Хочу ненавидеть его всем сердцем, но не получится, знаю! Когда он выходит из меня, к своему стыду испытываю облегчение и жгучее разочарование. Знаю, что ничего подобного больше не повторится, потому что я знать его больше не хочу. Я не смогу посмотреть на него. Не смогу ничего…

Зажмурившись, беззвучно реву. Мне не остановить поток этих слез.

Я не могу быть такой падшей. Я же не такая! Зачем он? Зачем я…

Он уходит со словами, что ждет меня на кухне, а я еще долго прихожу в себя. Ощупываю, трогаю места, куда он прижимался, до чего касался, куда проникал…

Я и Плахов, как свет и тьма. И я теперь тоже с темными пятнами. Свихнуться можно!

Как в глаза смотреть ему. Маме. Себе в зеркало?! Как?!

Дрожу. Как животное дышу им. Его запах повсюду.

Хочу ненавидеть его – и это было бы верно, но…даже не вытираюсь, чтобы не стирать его аромат. Он уже во мне. Под кожей. По венам.

Демид – ты во мне.

Пропаду я, мама…

Долго смотрю на себя в зеркало, на такую… а потом одеваюсь и иду к нему.

***

Демид сидит за столом, вальяжно откинувшись на спинку стула. Курит и пепел от его сигареты падает на пол. Дверь на балкон распахнута и по коридору сквозняк.

Замираю в дверях на кухню. Смотрю на него. Стекла очков мутнеют, потому что на моих глазах снова слезы.

– Чай будешь? – спрашивает хрипло, несмотря на меня.

Ему тоже неловко? Или мне показалось? Ну вряд ли стыдно или он сожалеет…

– Буду. – Прохожу и сажусь за стол, устремляя взгляд в сторону.

– Тогда наливай, – хмыкает он. – И мне заодно. Покрепче и сахара два.

Сижу неподвижно с минуту, а потом все-таки перевожу на него взгляд.

Нет, не противно.

Нет, не стыдно.

Возможно, когда он уйдет меня накроет, а пока…

Он красивый. Мне нравятся темные завитки волос на его голове спереди и почти под ноль выбритые бока. Мне нравится татуировка на его шее, которую я не могу понять и рассмотреть. Мне нравится его нос, и даже то, что перегородка чуть искривлена. Мне нравятся его чуть полноватые губы и легкая щетина по подбородку.

Демид затягивается. Равнодушно стряхивает пепел на пол. Все еще смотрит в телефон. На меня ни взгляда.

– Налюбовалась? – спрашивает. – А теперь рассказывай, что здесь произошло. До того, как я явился, естественно.

Добавляет зачем-то и меня передергивает.

Ненавижу его сейчас. Всей душой.

Впервые понимаю сестру, которая часто дает волю эмоциям. Мне сейчас тоже хочется рвать и метать.

Не понимаю, что меня больше всего бесит – что он здесь сидит как ни в чем небывало, или что после ВСЕГО ЧТО БЫЛО, он меня так игнорирует…

Поджимая губы встаю и ставлю чайник на плиту. Спиной ощущаю прожигающий меня взгляд. вспыхиваю, горю от ушей до кончиков пальцев.

Жду пока пунцовая краска сойдет с лица, а потом, поправляя очки, оборачиваюсь.

Но нет. Он залип в телефоне.

– За мной в подъезде мужик шел.

Он вскидывает одну бровь. На меня не смотрит, но взгляд его становится жестче.

– Дальше? – бросает. И голос его твёрже. Как сталь.

– Зашел в квартиру, впихнул меня. А потом перерыл все вещи. Я думала не уйдет никогда.

– Кто он? – Демид откладывает телефон на край стола. Поддается вперед и скрепляет пальцы в замок. На его красивом лице ходят желваки, а ноздри раздуваются от дыхания.

Шмыгаю носом. Вспоминать тот кошмар страшнее, чем…

Мотаю головой. Переминаюсь с ноги на ногу. Ловлю ощущения – ничего не болит, хотя, казалось бы,…

– Ну? – его голос громче, и я вздрагиваю.

– Я не знаю кто он, но очевидно бывший дружок отца. Мы должны одним людям…Вернее отец задолжал, а на нас повесили. Принципиальный там дядька. А теперь требуют какие-то документы на какую-то землю. Не знаю ничего об этом, у нас же ничего…

Мнусь. Мну пальцами край юбки. Смотрю в пол, подбирая слова. Не говорить же ему, что мы нищие и позорно бежали из города всё распродав. Потому как жизни уже там просто не было…

Поднимаю голову и немею.

Он смотрит прямо на меня. На лице маска равнодушия. Лед. Но глаза полыхают так, что зрачков не видно.

Черт! Не знаю куда деться от этого взгляда. Спасение за спиной – чайник со свистом дает знать, что вода вскипела. Кружусь по кухне. Наливаю чай.

– Сахара два? – спрашиваю, на миг обернувшись.

Смотрит так серьезно и проницательно.

Смущенно улыбаюсь ему.

Ну вот зачем?!

А оно против воли. Само. Я себя контролировать не могу…

И удивленно моргаю, когда он чуть улыбается в ответ.

С колотящимся в груди сердцем отворачиваюсь. Мешаю сахар. Расплескиваю заварку. Нервничаю! Несу чай и ставлю перед ним кружку. Сажусь напротив. Глаза в пол. Коленки вместе. Тереблю юбку.

– Что по итогу? – его голос звучит хрипло. И властно. В воздухе чувствуется, кожей ощущаю, что не отвечать нельзя.

– Ничего, – дергаю плечами. – Дал нам срок три дня. Я у мамы спрошу, как придет. Она то точно знает про документы.

Он кивает. И только хочет что-то сказать, как входная дверь хлопает. Оборачиваемся в сторону коридора и слышим стонущий крик мамы. спустя минуту она бежит к нам.

– Мам! – подрываюсь с места.

У мамы глаза как чайные блюдца. Она натурально дрожит. Забегает и обхватывает меня руками.

– Диана, что с тобой? Что случилось? Что там за кровь?! Что все это значит?

В ее глазах страх.

– Мам, успокойся. Со мной все нормально. Сядь.

– Какой сядь?!

Она отпихивает меня и оборачивается к Демиду, который встал и стоит за ее спиной.

– Здравствуйте, – говорит он, а она набрасывается на него с кулаками.

– Что ты сделал?! Что ты здесь делаешь?!

Верещит и я хватаю ее за руку. Потому что кажется, что она готова наброситься на него с кулаками.

– Мама! Ну ты чего? – перебиваю я. – Он тут ни причем. Садись, я все расскажу!

– Что он тебе сделал? – шепчет она, обсматривая меня с головы до ног. – Что?

Ее голос звучит трагически, и я впервые позволяю себе закатить глаза. Не знаю откуда это. Точно Карина в меня вселяется…

– Мам!

– Не смей подходить к моей дочери! – шипит она Плахову. – Чувствую все! Не смей!

Он спокойно кивает и выставляет руки вперед. Бросает на меня мимолетный взгляд, а потом произносит:

– Не смею. Больше никогда.

Холодею. Меня словно ушатом ледяной воды окатывает. Смотрю на него. Он на меня.

– Чтобы больше не видела рядом с ней!

– Мам, ну что ты говоришь такое? При чем здесь он?

– А ты не защищай! Диана! Что с тобой! Не смей с ним дружить!

– Ма-ма! – ору. – Да к нам бандиты приходили! Они требует какие-то документы на землю!

Но она словно не слышит. Сейчас ее враг почему-то Демид.

– А, ну, молодой человек! Покиньте помещение иначе я сейчас полицию вызову! Боже Диана, что здесь произошло?!

Плахов чуть усмехается и послушно идет на выход. И мне вдруг кажется, что он реально больше никогда не придет.

Хочу ненавидеть его. Но хочется выть!

Глава 15

ДИАНА

Мама ходит по дому чернее тучи, о чем-то думает, поджимая губы, но на тему земли разговаривать отказывается. Пока наводили порядок и складывали по местам вещи, я пытала ее, но все без толку. Она упрямо отмахивается, что у нас ничего нет, просит не бояться, обещает, что завтра же напишет заявление в полицию.

Та мои и разошлись. А теперь я хмурюсь в сомнениях. Бросаю кружочки моркови в кастрюлю – на ужин овощной суп.

Качаю головой: можно подумать, полиция нас убережёт.

За готовкой отвлекаюсь от не радужных мыслей. В груди все болит и горит тоской, а еще потихоньку разгоняется паника и поедающее, сосущее, как пиявка под ложечкой, чувство вины. Досады. Отвращения к себе.

Отгоняю эти мысли, стараясь не думать о том, что произошло… О нас с ним…

Я без дрожи вспоминать не могу. Я без заливающего кожу пунцовой краской стыда не могу…Я без чувства сожаления не могу…

А рядом мама крутится, я при ней не могу об этом думать.

ЭТО я хочу воспроизвести наедине с собой. Ночью, когда лягу в кровать. Потому что если буду думать сейчас, снова физически уловлю весь водоворот эмоций и выдам себя с потрохами.

– И долго он здесь был по времени? – звучит за спиной голос мамы, и я вздрагиваю. Кошусь на нее исподлобья, как заправский воришка. Внутри закипает огненной лавой возмущение. Словно мы не должны о нем говорить.

Или не должна говорить о нем в таком тоне. Ты. Мама.

Отворачиваюсь к плите. Солю, перчу. Мешаю. Картошка, брокколи, лук.

Молчу!

– Диана, ты меня слышишь? – мама сверлит меня взглядом. Лопатками ощущаю. Она наконец чуть успокоилась и села за стол с кружкой чая. Мелисса с мятой. И кажется, туда же корвалол.

– Слышу, – выдыхаю чуть слышно. – Он к Вадику приходил, но того не было дома.

– И он решил остаться?!

– Я была напугана визитом бандюгана, он проявил… – спотыкаюсь на буквах, что вязнут на языке в собравшейся слюне.

Перед глазами мы.

Я. В его объятиях.

Бросает в жар, дышу рвано.

– Проявил… Да просто поинтересовался, что случилось.

Можно сказать, впервые в жизни вру матери. И это ужасает. Меня бросает в пот.

– И ты сказала? Это его не касается! И потом, ты одна дома! А он взрослый… Я поговорю с Галиной, чтобы дружки ее сыновей не ошивались тут, когда никого из старших нет!

Нападает на меня. Нападает на него. Она снова на взводе.

Выключаю плиту и оборачиваюсь.

– Ты покраснела, – замечает она чуть спокойнее. – Как ты? Все нормально?

Киваю, говорю тихо:

– Не надо ни с кем говорить, к чему это. Ты и так его прогнала. Он же пообещал больше ко мне не подходить.

Ма выдыхает. Хлопает ладонью по стулу рядом, и я сажусь.

На стул, на котором сидел он.

Меня вновь охватывает непонятной дрожью. Слышу в ушах шум льющегося душа и его дыхание.

Мурашки срываются с шеи и несутся галопом по позвоночнику. Волоски на руках встают дыбом. Меня ломает. Мама расценивает мое состояние по-своему:

– Бедная моя девочка, переволновалась. Напугалась! Не бойся, Диана, я этим уродам устрою! Больше они не придут.

Мама гладит меня по голове, и я киваю. Целует меня в лоб, и встает, чтобы налить нам суп.

А я смотрю, как закипает чайник. ЕГО глазами.

С этого ракурса он отлично меня видел. Рассмотрел всю. Наверное…

Вспоминаю, какой он был отстраненный и безразличный после того, как… и расстроено кусаю губы.

Мама ставит передо мной тарелку, сетует, что суп без мяса. А мне все равно.

– Ничего, скоро купим. Может, даже сегодня. – Роняю я и беру ложку.

Она удивленно выгибает брови.

– Подработку нашла. Ребята с учебы дали контакт…

Рассказываю ей обо всем. Она не против этой работы. А я смотрю на время. Мне бы по-хорошему уже выходить, если хочу успеть. После этого дикого дня сил нет особо куда-то идти, хочется поскорее оказаться в постели, но такой шанс упускать тоже мало приятного. Пятьсот рублей за пару часов – неплохо.

– Решено, – говорю твердо. – Ужинаем, и я побежала. Магазин недалеко, два часа работы, и в девять вечера уже буду дома.

Мама кивает отрешенно. Снова задумалась и мыслями уже не со мной. Почти доедаю, когда на кухню влетает сестра. Она только сейчас явилась с учебы. Порываюсь спросить, с кем она общалась на парковке у торгового центра, но вовремя прикусываю язык. Скажу – начнутся вопросы в мою сторону. Откуда знаю, что там делала, с кем была. Оно мне не надо.

– Вы чего такие хмурые? Как две сереньких мышки!

Карина забирает у меня кусок хлеба и засовывает его в рот. С набитым ртом продолжает:

– Жрать хочу – не могу! Ма, ты чего такая смурная? А ты? Очкарик! Загадочная! Оу, да у тебя глаза блестят. Влюбилась что ли?

Ржет, как дурочка, и изо рта летят хлебные крошки.

Вспыхиваю в панике. Мну пальцами край скатерти.

Влюбилась?

А что такое любовь? Что это? Почему в книжках, в любовных романах, которых я прочитала сотни – всё иначе?! Почему там бабочки в животе, цветы, свидания? Первый поцелуй с любимым, нежные объятия и все взаимно?!

Я же не могу по-настоящему влюбиться в того, кого почти не знаю. Влюбиться. А потом узнавать. С первого взгляда что ли…

В того, кто так поступил. А я позволила.

Или могу?!

Перед глазами ЕГО нечитаемый взгляд. Холодный. Ледяной. Пробирающий.

Плахов точно не герой-любовник. Он как минимум антагонист…

Или я уже…?

Вздыхаю. Мотаю головой, делая вид, что все нормально. А внутри щемит…

Карина щурится, пристально сверля меня взглядом. А потом говорит:

– Чулок. Синенький. Не отсвечивай, поняла? По утрам ходим теперь раздельно.

– Карина! – одергивает ее мама.

А я улыбаюсь. Впервые за этот адский день.

Мама машет головой, обнимает Карину за плечи и наливает ей суп. Аккуратно рассказывает о неприятностях, глаза сестры округляются. Что-то настораживает меня в ее как будто неестественной реакции, но мне некогда анализировать эти мысли. Я уже начинаю опаздывать.

–… Еще и герой этот тут был. Плахов! Ребенка который спас! Друзей-то дома нет, а все равно расселся здесь! – завершает свой рассказ мама. Цокает.

– Да помню и знаю я его! – выпаливает Карина, распахнув глаза. – А что он тут делал?!

– Так вот Дианочку нашу успокаивал! – усмехается мама.

– Чегоооо?! – вопит сестра, вонзая в меня ненавидящий взгляд. – Сеструля, ты ничего не попутала, нет?!

– А я тут причем! – кривлюсь. Как она меня сейчас бесит!

– Девочки! – голос мамы звенит. – Я понимаю, что он симпатичный и видный парень, но не надо, слышите, не надо с ним дружбу водить.

– Да-да-да! – перебивает Карина, показывая мне кулак. – Ничем хорошим это не закончится! Знаем мы эту песню!

Ма вздыхает.

– Что песня? Пусть это гимном станет.

Карина цокает. Я фыркаю. И моя реакция собирает бинго: мамы и Карины удивлённые взгляды.

Тушуюсь, краснея. Горю, снова фантомно ощутив его прикосновение. Интересно, моя память и мой пребывающий в шоке организм долго еще будут кидаться в меня флэшбэками?

Встаю, чтобы переодеться и пойти в секонд хэнд на подработку, как в спину летит язвительное Каринино:

– Синий чулок, стоять! Я видела ваши переглядки в тачке с утра.

Замираю.

– Смотри мне! Моя серая невзрачная копия!

– Карина! – одергивает ее мама, но той плевать.

– Плахов мой!

Поджимаю губы. Отбиваю, не оборачиваясь:

– Ради бога. Мне он не нужен.

Иду по коридору, ноги по пуду каждая. Мама уже пытает, что это значит и где мы виделись с ним с утра. Ахает, когда Карина докладывается.

– Диана! – зовет мама, но я сую ноги в джинсы, накидываю утепленную толстовку и не отзываясь, выбегаю из дома.

На мгновение улавливаю его запах.

Жмурюсь.

Всё-таки ощущаю его настойчивые прикосновения и впервые – первые! – тело к телу.

Спина горит огнем, ягодицы припекает, словно меня вот сейчас все ангелы и праведники бьют ремнем за поведение. Обхватываю себя руками. Это угнетающее чувство что я жалкая растет и подсасывает в груди все сильнее. Ночью мне точно будет не уснуть.

Мотаю головой. Не думать. Не думать, пожалуйста.

Денек адовый.

Прокручиваю в голове происходящее ровно до похода в душ. Только первую половину дня! Прямо барьер из кирпичиков кладу в голове и в тот момент, когда все что случилось после – остается за возведенной стеной, перед глазами образ Плахова сменяется рожей бандита.

Меня передергивает от воспоминаний и холодного ветра.

Ступаю по дорожке из гравия вдоль домов, накидываю капюшон на голову и вставляю в уши наушники.

Слева от меня снуют машины. Но черную иномарку, ползущую вслед за мной, задумавшись не замечаю.

Кусаю губы, пишу тетушке Алексея, что задерживаюсь на пару минут, но уже подхожу. Судя по карте, осталось двести метров.

Почти спокойна, но когда динамичный трек сменяется лирическим о неразделенной любви, с грустью ощущаю на своих губах соль.

Жмурюсь.

Он сделал и ушел. А я позволила.

Меня свел с ума его запах и его глаза…

Он даже не запомнил моих первых эмоций, что скрывались под маской слез. Ему было все равно на меня. А я позволила.

Меня свел с ума его взгляд и исцарапал душу его голос.

Я жалкая. Даже Карина бы так себя не повела.

А я…

Внутри нервы натягиваются струнами. Меня знобит, а по моим щекам текут слезы.

Ах, мамочка, поздно меня учить.

Я внезапно…

Я уже…

Пропала.

Глава 16

Маргарита Павловна, тетушка Алексея и хозяйка сети комиссионок, просит называть ее Марго. Она высокая и красивая – ровесница моей мамы, но выглядит конечно ухоженней. Приветствует меня, показывает магазин, в котором полно вещей. Две молодые девушки отпаривают платья, которые выглядят как новые.

– Здесь в подсобке будешь работать, – говорит она, когда мы заходим в небольшую комнату с тусклым светом. Если в зале, где топчутся покупатели новый ремонт и все красивое, то здесь стены так и остались без ремонта. Кирпич кое-где отсырел и потемнел, а по углам и у батареи покрылся белым налетом. Здесь пахнет затхлостью, и я тру нос. Поправляю очки, которые меня теперь раздражают и мечтаю заработать на линзы.

– Поняла. – Тру пальцы. Здесь прохладно. Из небольшого окна неимоверно сквозит.

– Не обращай внимания на обстановку, – хмыкает Марго, улыбаясь ртом с красной помадой. Ногти у нее длинные и тоже красные. На голове начес блондинистых волос, как у моделей из семидесятых. Клаудию Шифер она мне напоминает. Вспоминаю о том, что она дружила с матерью Демида и мне нестерпимо хочется узнать у нее какие-нибудь подробности. Но это не мое дело. Поэтому прикусываю губы.

– Здесь почти не бываем. Вся одежда, что поступает в продажу проходит через руки моих сотрудниц. Перебираем, отправляем в химчистку, гладим и так далее. До этих мешков руки не доходят. Все никак. И лежит этот груз уже год. Вот ты нам и поможешь. Честно, даже не знаю что здесь. Это благотворительный фонд собирал. Мы планировали раздать малоимущим, федеральная программа такая была, а я в теме немного, но потом передумали. Ну ты девочка молодая, тем более на дизайнера с Лешей учишься, должна толк в вещах знать. То, что можно спасти или продать отдельно складывай. Что совсем видело виды – на помойку, она здесь за углом с торца здания. Меня можешь не волновать по пустякам. Только когда отберешь приличное количество вещей, ладненько?