Сделай громче

Денис Нижегородцев

Филипп Штурмин

Cogitationis poenam nemo patitur

(Мысли не наказуемы)

Латинское изречение

Глава 1. Злобно-тоскливое настроение

Хоть бы один подвинулся… Или одна… Видят, что человеку хреново… Но никто, ни одна сволочь не встанет и не уступит свое место. Москвичи… Эгоисты… Нелюди… Твари…

– Вот ты… Да, ты… Не опускай глаза… Я все равно вижу тебя насквозь… Я – дипломированный психотерапевт с более чем двадцатилетним практическим стажем… У меня дома от грамот и благодарственных писем шкаф не закрывается… Уж я-то знаю, что ты там себе напридумывала… Я лучше тебя знаю, о чем ты можешь думать на самом деле. Да, о чем даже молчишь, пока не решилась раскрыть свой поганый рот!

– Ну и о чем же я молчу по-вашему?

– Ха, оно еще и разговаривает! Ладно – молчит… Ну, получи, сама напросилась! Если не сдохну в этом тесном и вонючем вагоне, можешь потом прийти ко мне без очереди и попросить шоколадку с мясом… За то, что стала соучастницей психологического практикума…

– Это вы предложили, не я…

– Я предложил… Кому ты лапшу вешаешь? Повторяю для тех, кто в танке – я вижу тебя насквозь. Эмотив в базе, хоть и с тревожной миной на лице, да еще и шизанутая – иначе не решилась бы так со мной заговаривать… даже мысленно! Шизоидность тут и без профилирования понятна – как говорится, эпилептоид шизоида видит издалека… Но все-таки на первом месте ты эмотив. Возраст – от двадцати восьми до тридцати двух. Я редко ошибаюсь больше, чем на пару лет, хотя сегодня, так и быть, возьмем ареал чуть шире, не два, а четыре года. Далее… Приглушенные цвета в одежде, особенно этот светло-бежевый ни разу не легкомысленный шарф и в тон к нему кофта – классика… Не слишком выделяться, не привлекать к себе внимания, быть как все и, не дай боже, заговорить с кем-то самой! Но все-таки не ярко выраженный тревожник, а именно что эмотив – слишком уж тепло и уютно тебе, да еще эти добрые глаза, ох уж эти добрые глаза… Короче – вот и весь твой психологический портрет меньше, чем за минуту! Получите, распишитесь!

– Ну и прекрасно. Можете ехать дальше.

– А я не закончил… И не перебивай старших… Не зли меня лучше, тем более, что сегодня я не в том настроении…

– Да молчу я, сижу и молчу.

– Вот именно, что сидишь и молчишь, но думать не перестаешь! И всем своим видом как будто говоришь, что ты вся такая жертва, сама ничего не хотела, сама ни при чем… Но если он заговорит со мной, тем более, что сам вроде бы симпатичный и где-то даже эмпатичный…

– Не надо приписывать мне чужих мыслей, не думала я такого!

– Врешь! По глазам вижу, что думала. Просто стеснялась даже самой себе признаться. Но влечет тебя именно к таким мужикам: сильным, напористым, грубым, где-то даже с садистскими наклонностями, которые сами придут, заберут, подчинят… Как когда-то твой отец твою мать, капитан первого ранга нашего доблестного ВМФ или кто он там по званию?

– Откуда вы знаете?! Второго ранга… Не дожил до следующего повышения… А вы как будто специально меня выследили и все обо мне разузнали!

– Неплохая гипотеза, молодец, садись… тройка! Если убрать за скобки мою профессию, твои мысли даже похожи на правду. А так напомню тем, кто только что прибыл: я опытный профайлер и психотерапевт. Работаю с селебрити, ребятами из нефтянки и с Рублевки, специальными службами и ветеранами боевых действий, которые после моих сеансов вынимают дуло из глотки и идут устраиваться на биржу труда… Чтобы понять, кто ты есть, мне и одной минуты – много!

– Ох уж и минуты?

– Все еще не веришь, Фома неверующая?

– Неа… Вы все еще похожи на маньяка, который выслеживал меня, и, возможно даже, не один день!

– Маньяк… Ну, пусть будет маньяк… Нашла маньяка… Но дело твое… Тебе с этим жить, не мне… Я посмеюсь и выйду на следующей станции. А ты будешь вспоминать этот незначительный эпизод всю свою жалкую оставшуюся жизнь. Аривидерчи!

– Идите к черту…

– Ух… Как мы заговорили… Но живи пока… С этим… С тем, что я сказал… А мне действительно пора на выход… Итак заболтался с тобой… Пусть ты того и не стоишь!

Мы протряслись в одном вагоне московской подземки от силы полчаса. До этого я не спускался в метро лет пять минимум, и спокойно прожил бы без него еще столько же. Однако злобно-тоскливое настроение порой толкает не неочевидные поступки. К примеру, однажды я даже пообедал в почившем в бозе «Макдоналдсе». После чего накатал руководству сети объемную жалобу с перечислением всех нарушенных пунктов закона РФ «О защите прав потребителей», а также норм Гражданского кодекса Российской Федерации.

В этот раз я вышел на «Соколе», хотя ближе к дому был «Аэропорт». Никакого аэропорта там, разумеется, не было и в помине. Тем, кто хоть немного знаком с московской географией, я не скажу ничего нового. А остальным лень объяснять, какие м… чудаки давали станциям названия.

Затем поднялся на эскалаторе. Свернул за угол. И минут десять блевал мимо урны. Так плохо мне не было со времен студенчества или даже старшей школы. Вероятно, с промежуточного выпускного в девятом классе, когда я в первый и последний раз в жизни серьезно напился. И потом подрался. И едва не вылетел из школы. Но потом взял себя в руки, и следующие двадцать пять лет их не разжимал.

Что? Время пришло? Прямо здесь и сейчас? Я огляделся… Камера, подвешенная к павильону метро, смотрела в противоположную от меня сторону. Рядом тоже никого не было. Меня вряд ли кто-то услышал бы и тем более увидел. Всем было глубоко насрать на меня, мои дипломы и благодарственные грамоты. А мне впервые за много-много времени захотелось отпустить ситуацию, не думать о том, как я выгляжу, как я должен выглядеть, как обычно выглядят люди одного со мной статуса.

И я… зарыдал. Во весь голос. Во всю мощь своего обычно сдержанного, но тем не менее низкого тембра. Я вдруг вспомнил, что когда-то у меня был настоящий баритон, почти бас! А не практичный и осторожный почти что тенор, которым я регулярно пользуюсь на работе, да и дома, понижая его лишь в исключительных случаях, когда окружающие плохо слышат или не хотят слышать то, что я хочу до них донести.

Я рыдал и не мог остановиться. Слезы капали на мокрый асфальт, смешивались с остатками дождя и, перетекая из одной лужи в другую, уносились куда-то вдаль. Я словно подключился к мировому океану… как бы люто я не ненавидел подобные высокопарные сравнения!

Если бы меня спросили тогда, почему я плачу, я бы… ничего не ответил. Только послал вас далеко и надолго! Или выместил на случайном прохожем злость на весь мир, что копилась во мне все предыдущие годы! А, может, и убил бы! Этого тоже исключать нельзя. В тот момент я находился в максимально дезадаптивном и неконгруэнтном состоянии, как сказал бы сам на одной из своих лекций. И был близок к противоправным деяниям, как добавил бы следователь. Костяшки моих пальцев больно ударились в стену. А в свои мысли в тот момент даже не стану никого посвящать. Пусть они когда-нибудь умрут вместе со мной!

Пока же я мыслю и, следовательно, существую, как сказал бы французский философ Рене Декарт. В оригинале «cogito ergo sum». И даже… могу читать ваши мысли! И это не фигура речи, а всего лишь профессиональный навык. Есть ли смысл снова напоминать про успешные кейсы с чиновниками, чекистами, известными артистами и рублевскими женами? Вот и славно, значит, вы не такие тупые, какими иногда кажетесь… И пусть мое знание не имеет ничего общего с экстрасенсорными способностями, оно составляет суть книги, которую вы держите сейчас в руках.

Что еще? Я, Лаврухин Игорь Викторович, 1980 года рождения, паспорт серии… выданный… зарегистрированный по адресу… гарантирую вам, что из этой книги вы узнаете то, чего не узнали бы ни из одной другой. Потому что она обо мне и о вас. Каждый увидит в ней себя или своих знакомых без прикрас, сможет научиться читать людей вокруг и даже поменять что-то в собственной жизни. Конечно, если на то будет ваше желание, а главное – воля. Ну а я в некотором роде – часть той силы, которая зла на весь мир, но при этом и больше всех совершает благо! Можете загуглить, кто первым про это сказал… Но хватит уже слов, листайте дальше!

Глава 2. Против правил

Я собирался уже запирать кабинет. Точнее, для этих целей у меня был специально обученный человек – Анна Василюк, секретарь-делопроизводитель и личная помощница в одном лице. Не настолько глупа, чтобы сильно понизить средний IQ в моем офисе. Но и не так умна, чтобы перетягивать на себя одеяло и раздражать шефа собственным видением чего бы то ни было. Был и такой опыт с предыдущей помощницей. Но та долго у меня не задержалась и даже вылетела по статье. Впрочем, сама виновата, знала, на что шла. А я имею обыкновение еще до оформления на работу проговаривать с кандидатками из шорт-листа список из четырнадцати ключевых принципов, которые нарушать нельзя. Это как десять заповедей, только у меня их четырнадцать. Впрочем, мы отвлеклись…

Обладая чертами сразу двух психотипов – истероида и тревожницы, Аня умела пустить пыль в глаза, создав в голове клиента максимально благожелательный образ нашей организации. Но в другие моменты брал верх уже тревожный паттерн поведения, и мою помощницу становилось не видно и не слышно. Меня все это совершенно устраивало и, по-простому говоря, я мог на нее положиться. Почти в любой ситуации.

– Анна, есть кто еще? – крикнул я в переговорное устройство «директор-секретарь», будучи уверенным, что получу отрицательный ответ. В девяносто пяти процентах случаев из ста в это время никто на прием уже не записывался.

Но в этот раз помощница сумела меня удивить:

– Да, Игорь Викторович, еще одна женщина, – сказала Василюк каким-то даже тревожным голосом. Впрочем, для тревожницы в базе это было скорее нормой.

– Еще одна женщина? – переспросил я и отвел взгляд от двери кабинета, которую мысленно уже начал за собой запирать.

Обычно мои действия не расходились со словами и даже намерениями, а иногда и опережали их. Все благодаря генам, а именно – гипертимной мамочке, но о ней как-нибудь потом…

– Скажи ей, что до закрытия офиса осталось… – я удовлетворенно посмотрел на дорогие наручные часы – подарок мэра, – …сорок девять минут. Среднее время приема у нас – пятьдесят минут, и потом еще десять ко мне никто не должен подходить… Она все равно не успеет излить мне душу.

– Говорит, что ей нужно буквально пять минут! – зачем-то прокричала моя помощница.

– Пять минут, пять минут, это много или мало… Я только спросить… Ненавижу это все! Безалаберность. Разгильдяйство. Отсутствие четкого плана и правил. Надежда на авось и прочие наши привычки великороссов… – подумал я про себя.

Но вслух сказал другое: – Какая категория?

Приоткрою вам небольшую тайну. Лайфхак от успешного психотерапевта, подтвержденный годами многолетней практики. Всех клиентов я делю на пять основных категорий, и не психологических, как можно было бы предположить, а скорее административных, для удобства работы.

Первая – VIP-ы: министры, депутаты, олигархи, народные артисты, генералы, прокуроры, криминальные авторитеты. Таким лучше не отказывать. Даже если занят, если есть другие дела, если… Любые отговорки в этом случае не принимаются. А человека принять нужно. Здесь и сейчас! Это правило, исключений из которого нет. Разве что…

Однажды у меня прямо на рабочем месте случился приступ аппендицита. Но даже тогда я успел начать принимать депутата и по совместительству авторитетного представителя одного из землячеств. И в итоге именно он принял посильное участие в моем спасении, помогал вызвать врачей и лично грузил меня в салон неотложки. А позже за пивом и рыбой в Сандуновских банях рассказывал удивленным коллегам, что даже в такой ситуации я де-юре не отменил свой прием. Все в копилочку, даже аппендицит как часть стратегии продвижения.

Вторая категория – тоже важные люди, с деньгами или связями, пока еще не достигшие первого уровня, но все еще у них впереди, это потенциальные, растущие лидеры, клиенты с перспективой. Таким тоже лучше не отказывать. Но бывает всякое, тот же аппендицит. Тогда перед клиентом нужно извиниться, но хорошо так извиниться. Перенести встречу и потом в любом случае ее провести, назначив новую в максимально удобное время и в максимально удобном для человека месте.

Третья категория или фифти-фифти. Клиент тоже вполне нужный, специалист в своей узкой области или даже симпатичная блондинка без мозгов. Возможно, эти люди и не обладают теми ресурсами и качествами, о которых говорилось в первых двух категориях, но могут быть мне просто интересны. В таких случаях я обычно взвешиваю все за и против, могу разделить лист А4 на два столбца или даже подбросить монетку. А если еще и помощница напомнит – по моей же просьбе, разумеется – что я давно не делал поблажек категории номер три, можно и снизойти.

Четвертая группа – самая распространенная, включает большинство представителей так называемого простого народа: работяги, врачи районных поликлиник, служивые невысокого ранга и прочие бюджетники, а также малый бизнес, офисный планктон, студенты, молодые родители, да кто угодно! Проблем у них обычно выше крыши, денег не так, чтобы много, но раз решились записаться к одному из самых недешевых психологов города Москвы, то есть ко мне, значит, реально прижало, подкопили и собрали необходимую сумму. Вся эта публика проходит у Игоря Викторовича Лаврухина по разделу – прием только в рабочее время, сеансы четко по таймингу, буквально по звонку, как в школе. Тратить на них время больше отпущенного не стану и это даже не правило, а аксиома.

И, наконец, есть пятая категория – самая низшая, маргиналы и психопаты всех мастей, клиенты с кучей тараканов в голове, у которых часто даже нет денег, чтобы заплатить за мои услуги или по которым с самого начала видно, что они ошиблись дверью. По ним психушка плачет или другие компетентные органы, в лучшем случае – «Собес» с пособием для неимущих.

И вот я повторил, а вернее даже прикрикнул по связи «директор-секретарь»:

– Еще раз, какая категория?

– Четвертая… эээ… пятая… – был мне какой-то совсем уж невразумительный ответ.

– Так четвертая или пятая?! – взбесился я. Иногда сомнения, пусть и присущие тревожнице Анне от природы, даже меня ненадолго могли вывести из равновесия.

– Четвертая… ннет… пятая…

– Ты издеваешься?

– Тогда идите, сами посмотрите… – неожиданно пролепетала она.

– Ты издеваешься?! – повторил я.

А сам подумал: – Что же это делается? Ведь были же люди, как люди? Василюк еще никогда так со мной не разговаривала! Придется провести профилактическую беседу… – однако закончить мысль я не успел.

– Просто… – запнулась Анна.

– Что просто?!

– Подойдите, пожалуйста, Игорь Викторович, – почти умоляюще попросила она.

Яснее от этого не стало. Мысленно я уже почти уволил очередную помощницу. И также виртуально сплюнул себе под ноги – всерьез чистюля-эпилептоид так никогда бы не поступил. После чего немного на взводе – хотя внешне по мне и не скажешь – поспешил выйти из своего кабинета.

А открыв дверь соседнего, обнаружил Анну Владимировну Василюк связанной и с подобием кляпа во рту… Причем, рядом с ней стояла еще одна, незнакомая мне женщина. Или знакомая?! Да это же та самая, что ехала со мной в метро! Эмотивная и неразговорчивая. С которой мы, с позволения сказать, перекидывались мыслями. Но отчего-то же тот бессловесный диалог врезался мне в память…

– Что происходит? – спросил я максимально уравновешенным тоном. Я умел брать себя в руки, в том числе в сложных и даже кажущихся патовыми ситуациях. Все-таки опыт решения самых разных психологических проблем на протяжении двадцати с лишним лет не вычеркнешь из жизни.

Однако нам и главным образом вам… следует поделить каждый лист этой книги пополам и договориться, что, скажем, слева всегда будут слова, высказанные нами вслух, а справа – те, что мы не произносим, но подразумеваем на самом деле. Последние я также уже начал выделять курсивом, чтобы они были еще заметнее. И добавлю, что за годы практики я научился определять содержимое правой части почти с той же точностью, что и левой. Это подтверждается многочисленными экспериментами. Итак:

– Что здесь происходит? – спросил я.

А сам подумал: – Какого черта, бл…, тут творится?!

– Я только спросить, – не то серьезно, не то с издевкой произнесла незваная гостья.

А сама подумала: – В прошлый раз мы не договорили.

– Тогда спрашивайте… – пожалуй, впервые с того самого случая в метро я ненадолго потерял концентрацию и не придумал даже язвительного комментария, чтобы показать, что не боюсь и вполне владею ситуацией.

Сам же подумал: – Пусть сама шутит, что я ей – клоун?

– В прошлый раз мы не договорили, – призналась женщина или даже молодая девушка. Я что-то вдруг потерял способность определять на глаз возраст собеседницы, как делал много раз до этого.

Ну а в ее мыслях читалось: – Теперь-то он от меня не отвертится, теперь за все ответит!

– Если мне не изменяет память, мы вообще не разговаривали, – произнес я спокойно и с достоинством.

Но внутри все клокотало: – Б…ь! Вот с…а, хватило же наглости заявиться в офис и мотать мне нервы!

– Возможно, потому, что вы слишком рано ушли… – ответила она.

– …Ну что, съели?

– Да, она издевается!..

– …Я вышел там, где и планировал, – соврал я.

И тут же поймал себя на крамольной мысли: – Все выглядит так, будто я оправдываюсь!

– Так и есть, хваленого психиатра вывели из зоны комфорта.

– Ну, положим, не психиатра, а психотерапевта, на худой конец – психолога… И кто она вообще такая, с…а, б…ь, чтобы устраивать мне эту проверку на вшивость?!

– Вы не вышли, вы почти убежали, вместо того, чтобы составить компанию даме, – продолжила девушка.

– Что она несет? Какую компанию? Мы даже не знакомы!

– Хотя мы даже не успели познакомиться… – вслух согласилась неизвестная.

– …Но вы давайте, не молчите, выкручивайтесь, – добавила она уже мысленно.

– Совсем еб…тая, сама себе противоречит, то не успели познакомиться, то не составил ей компанию!

– А в чем противоречие? Если бы остались чуть подольше, могли бы уже и познакомиться. И пошли бы дальше вместе, рука об руку, по жизни.

– Спасибо, не надо мне такого счастья!

– А счастья вам никто и не предлагает.

– Ты на что намекаешь?

– О, вот уже и на «ты» перешли, как будто мы сто лет знакомы.

– Уфф… Пахнет дурдомом… Чуть-чуть не успел с работы свалить.

– Дурдомом здесь давно пахнет. Профиль компании у вас такой!

– Если это была шутка, то не смешная!

– А это была не шутка.

– Тогда чего тебе надо? Зачем приперлась в неурочный час и устроила тут всякую х…ю?

– Как грубо… А говорят, интеллигентный человек.

– Кто говорит?

– Да есть тут…

Короче говоря, мы молчали не меньше минуты, а по ощущениям – почти вечность. При мысленно произнесенных словах «да есть тут…» оба, не сговариваясь, покосились на связанную Анну Владимировну. В этот момент впервые за все восемь или девять месяцев совместной работы я испытал к сотруднице нечто вроде эмпатии. Все-таки живое существо, пусть и не самое высокоранговое. А помощница, поймав на себе наши взгляды, замычала под тряпкой, закрывавшей ей рот:

– Игорь Викторович, освободите меня! Я же задохнусь!

– Ничего-ничего, нос-то у нее свободен! – мысленно откомментировала незнакомка.

– Пожалуй, что так, – согласился и я.

Но вслух сказал иное, поскольку считал Василюк своей собственностью и был недоволен возникшей с ней ситуацией:

– Отпустите мою помощницу…

– …Звучит почти, как угроза, но без лишних эмоций и перехода на личности, необходимый конструктив сохранен, – додумал я.

– Отпущу-отпущу! Только чуть-чуть позже… – не то согласилась, не то возразила вслух наша гостья.

– …Эта милая девушка вряд ли пострадает, особенно, если вы не будете делать глупостей!

– И что мне для этого надо сделать? – спросил я, осклабившись.

А мой мозг, наконец, родил мысленный каламбур: – Ситуация до смешного серьезная!

– Дошутитесь, ей-богу, дошутитесь, – был мне мысленный же ответ.

– Это мы еще посмотрим, кто из нас, – в свою очередь подумал я.

А вслух спросил:

– Мне повторить вопрос?

– Повторите, – как ни в чем ни бывало, отвечала «клиентка».

– Да она издевается!..

– …Хорошо. Что я должен сделать, чтобы эта милая девушка оказалась развязанной и смогла пойти домой после работы? – терпеливо пояснил я.

А вслед подумал: – Я тебе за это унижение потом такую «атата» устрою, мало не покажется!

– Вы лучше о себе подумайте и держите… штаны сухими.

– Вот за такие мысли особенно!

– Мне все равно уже нечего терять.

– Тогда заткнись уже! – не выдержал я.

– Да не волнуйтесь вы так! И предлагаю перевести наш разговор в деловое русло, – вслух проговорила незнакомка. – Я бы с удовольствием отпустила вашу милую помощницу, но все-таки… нет.

– Нет?..

– …Почему?!

– Боюсь, без нее вы можете стать еще более нервными и даже немного опасными. А когда она рядом, да еще и связанная, вы скорее будете держать себя в руках, – прочитала небольшую лекцию эмотивная барышня.

– Вот так вот, да?

– Да, а вы как думали?

– Ладно, вижу, что выбора у меня нет?.. – предположил я.

– …Еще скажи, что он у меня есть, с…а!

– Конечно, скажу, это же ваша любимая фраза и мантра, которую повторяют все психологи…

– …Выбор есть всегда, – проговорила она вслух.

– И какой же? – я уже подустал от бесконечной череды вопросов почти без ответов, как вслух, так и про себя.

– Вы можете уйти, оставив Анну Владимировну здесь, со мной, а можете остаться.

– Бог мой, она и мою помощницу знает, как зовут.

– А я и не такое знаю!

– Ну вот я здесь. Что дальше?.. – согласился я вслух.

– …Становится даже любопытно!

– А дальше вы снова отопрете свой кабинет, сядете в свое кресло и выслушаете меня…

– …Поняли?!

– И все?..

– …Ну, допустим, – согласился я.

– Тогда пройдемте! – «клиентка» указала на дверь.

А в моей голове вдруг мелькнуло: – Надо как-то разрядить обстановку.

После чего вслух я произнес:

– Надеюсь, моя аудиенция вас не разорит. Психологи нынче не дешевы. Один час моего времени стоит двадцать тысяч рублей…

– …Цена, конечно, зависит от категории клиента. Начинается от десяти тысяч в час для пятой, плюс десять – для четвертой и так далее.

– Нет, не разорит. Вот! – с этими словами неизвестная достала из-под мягкого эмотивного свитера несколько заранее приготовленных пятитысячных купюр и аккуратно положила на стол моей помощницы.

Я наблюдал за происходящим уже из дверей:

– Хотя и больная на всю голову, но не бедная… – после того, как увидел деньги, мне стало чуть легче.

– …Даму вперед, – сказал я вслух.

Но вдогонку все же подумал: – Да какая она дама?

– Сексист.

– Дура.

– Придурок, – обменялись мы негативными мыслями.

– Идите первым! – затем скомандовала неизвестная. – И без фокусов!

– Прямо, как в кино, – подумал я. А потом сам же добавил: – Как в плохом кино!

– В плохом или хорошем, будет зависеть только от вас, – мысленно пробурчала гостья…

– Ну вот мы и на месте, – зачем-то продекламировал я, вновь оказавшись в своем кабинете.

Ситуация в самом деле напоминала какую-то трешовую комедию. Тем не менее, все было по-настоящему. И я понятия не имел, чем это закончится.

– Отлично, купите себе шоколадку с мясом! – прозвучало у меня за спиной.

– Зараза! Она уже говорит моими любимыми фразами!

– Это не ваши фразы, а общественное достояние.

– Ты начинаешь меня раздражать.

– А вы меня!

– Игорь Викторович, женщина… Не ссорьтесь! Я хочу домой! И чтобы весь этот кошмар поскорее закончился! – вставила свои пять копеек, разумеется, мысленно, и моя помощница с завязанным ртом.

А неизвестная дотолкала Анну Владимировну до свободного стула в моем кабинете. Оставила дверь настежь открытой. И сама уселась в кресло, предназначенное для моих клиентов.

– Ну? – подумала она. – Что стоим, кого ждем?

– Я не знаю, кого ждете вы, я никого не жду!

Однако я тоже уселся в свое рабочее кресло.

Здесь должна была повиснуть неловкая пауза. Если бы в моей голове одновременно не крутились десятки самых разных мыслей, одна бредовее другой. От них вполне можно было и свихнуться, если бы не мой многолетний опыт работы с тяжелыми клиентами и не паранойяльный компонент в характере, позволяющий смотреть на происходящее чуть отстраненно, дожидаясь удобного момента, чтобы отомстить…

– …Чай? Кофе? – предложил я вслух.

– Чай, – ответила уже почти успокоенная гостья.

А я поймал себя на мысли, что сейчас все выглядит даже чинно и благородно: – И стоило ради этого всю предыдущую х…ю устраивать?..

– …Черный, зеленый? – уточнил я, пробуя на основе самых простых вопросов и ответов раскусить собеседницу.

– Зеленый.

– Вот как… Не самый популярный, но и не самый оригинальный ответ… Но все-таки ты не совсем серая мышь, предпочитающая ничем не выделяться.

– Хотя, можно и черный, – поправилась девушка.

– Хмм… Любопытно… Играешь со мной в кошки-мышки?

– На самом деле, это не так уж важно, какой чай я буду пить. Важнее, о чем я расскажу! – пояснила эмотивная.

– Золотые слова!..

– …Ну что ж, время пошло, – я посмотрел на часы.

– Спасибо, Игорь Александрович!

– Игорь Викторович, – поправил я и уселся в кресле поудобнее, приготовившись слушать.

– Нет, именно Игорь Александрович, – настояла неизвестная.

А внутри у меня похолодело: – Она что-то знает…

Глава 3. Психолог психолога психологом погоняет

Чтобы не свихнуться от всего этого, каждый уважающий себя психотерапевт и сам должен время от времени посещать специалиста. Расхожая фраза «cura te ipsum» или «исцели себя сам» – в корне не верна. Ибо, каким бы крутым психологом ты ни был, работать с тараканами в собственной голове – против правил! Если же ты не можешь довериться другому, то рано или поздно сожрешь себя изнутри: либо преисполнившись ложного величия, либо упав к самым глубинам отчаяния. Третьего не дано. Испытано на себе. Каждый из нас через подобное уже проходил…

Можно, конечно, гасить негатив алкоголем. Многие, кстати, бухают. Но это не экологично. Рано или поздно твоя красная физиономия, каким бы покерфейсом (бесстрастным выражением лица) ты не обладал и какую бы «эпилептоидную маску» не носил, выдаст тебя с головой. В одночасье ты потеряешь работу, семью, авторитет в обществе и уважение к себе.

Выход – не пей! Шучу… Потому что каждый принимает решение сам. При этом очевидно, что мы тоже люди. И если психологи в одночасье бросят все свои вредные привычки, поверьте, средняя температура по больнице изменится несущественно. На Земле не настанет царство добра, справедливости и всеобщей гармонии. Вы просто получите внутренне еще более опустошенного специалиста, который вместо того, чтобы лечить вашу бессмертную душу, будет думать о своей – которой не дали выпить, закусить, поразвлечься с красивыми нимфами или разок-другой грубо нарушить ПДД… на том простом основании, что «ты ж психолог», ты не можешь расслабиться, как все остальные, ты должен подавать пример другим! Поэтому – пейте, господа, но, разумеется, в меру. Тут к терапевту не ходи – рецепт известен.

Но есть и другой выход. Открыться коллегам. И желательно с этим не затягивать. В норме – походы к собственному «мозгоправу» или супервизору раз в неделю. Супервизор, или более опытный психолог и наставник, разберет с тобой конкретный случай из практики, задаст много уточняющих вопросов и поможет посмотреть на проблему под другим углом. И у меня тоже есть такой человек, вернее, был…

Зовут его (до сих пор) Александр Аркадьевич Северов. Серьезная величина среди отечественных специалистов, разработчик собственных методик снятия стрессов в профессиональной среде, то есть лучший помощник для других психологов, таких, к примеру, как я. Кроме того, мы знакомы много лет, он был одним из моих преподавателей в институте. Строго говоря, именно этот человек привел меня в науку, заразил психологией и заставил взяться за ум в то время, когда студента-шалопая намного больше интересовали симпатичные сокурсницы.

Внешне Александр Аркадьевич – вылитый Обломов. По телосложению – настоящий русский богатырь. Только вся сила молодецкая со временем куда-то ушла. И лет …надцать уже богатырь борется разве что со сном, причем, безуспешно. Основное умение Северова – спать в любое время и в любом месте. Бодрствует он разве что тогда, когда задает вопросы на сеансе супервизии или диктует лекцию своим студентам. Зато если случится перерыв или просто повиснет слишком длинная пауза, моего бывшего наставника уже почти наверняка можно будет застать с широко закрытыми глазами.

Обладая фигурой так называемого пикнического типа, в просторечии – полного, пузатого человека, Александр Аркадьевич носит в себе и гипертимный элемент, присущий большинству подобных людей. То есть, несмотря на тучность и сонливость, он чаще всего болтлив, весел и оптимистичен.

Позволю себе немного подушнить… Дело в том, что любая человеческая особь развивается в рамках определенной логики. Да, в процессе социализации можно что-то скорректировать и даже избрать в жизни прямо противоположную стратегию! Но как минимум половиной качеств нас награждает матушка-природа. И большим заблуждением было бы считать, что наш внешний вид никак не связан с внутренним содержанием. Связан и даже очень. Как физические, так и психические процессы у зарождающейся личности развиваются из одного корня, еще на стадии человеческого эмбриона. Потому пикник и вырастает во многих случаях тем самым позитивным толстячком, которого всем принято любить. Вспомните хотя бы замечательного советского актера Евгения Леонова, самого яркого представителя этого психологического и одновременно физического типа.

Однако по темпераменту пикник может быть как очень активным, пышущим энергией живчиком, так и ленивым лежебокой, которому нужен весомый повод просто даже для того, чтобы подняться с постели. Сочетание гипертимности и противоположности ей возможно и внутри одного человека. Такого, как Александр Аркадьевич Северов, которого я уважал, всегда немного побаивался и ставил уж точно выше собственного отца, когда-то вышедшего за сигаретами, да ищущего их где-то до сих пор…

– Здравствуйте, Александр Аркадьевич! – на протяжении долгих лет нашего знакомства я не раз порывался перейти с ним «на ты», однако осмеливался «тыкать» учителю только в собственных мыслях. Примерно вот так:

– Здорово, старик! Давно не виделись. Хотя кого я обманываю? Даже в собственной голове! С последней супервизии прошло всего несколько дней.

– А, шизик с непроработанной травмой, – пошутил про себя Северов.

– Сам ты… Сами вы – шизик… Я эпилептоид!

– Ну а я – гипертим! Тест на адекватность пройден! – чуть не засмеялся он.

Вслух же учитель сказал:

– Привет-привет, Игорек! Чай будешь? А, может, чего покрепче? Ты не стесняйся, у меня этого добра навалом!

– Да нет, – захотелось прервать начинающийся монолог. – Я ненадолго…

– …Хотя кто ж откажется от хорошего чая?

– Да проходи, садись, по глазам вижу, перед чашкой ароматного цейлонского все равно не устоишь…

– …Так-то, почти весь мой чай ты один и выпил, водохлеб…

– …Чайник – сам знаешь, где. Песок, графин с кипяченой водой – тоже! – продолжал напутствовать Северов, словно разговаривал с ребенком.

– Ага… – лениво согласился я.

– …Александр Аркадьевич – хитрый жук. Вроде спит большую часть суток и сам ничего не делает, но обязательно заставит работать других!

– Как на службе? – прокричал супервизор из-за стенки, так и не сподобившись встать с удобной кровати в комнате. Ну а я уже был на кухне:

– Почему-то он всегда называет мою работу службой, при том, что ни я, ни он не служили… По моим сведениям. Хотя…

– …Отлично!.. – крикнул я в ответ.

– …Господи, кому я лапшу вешаю? – и поймал себя на мысли, что снова вру.

– Тогда зачем же ты пришел? – послышался громкий голос из другой комнаты.

А я подумал: – Ну зачем же так орать? Сейчас подойду и расскажу: тихо, спокойно, разложив все по полочкам…

– …Чтобы вы спросили… – ответил я вполголоса.

– …Кстати, универсальная фраза на все случаи жизни, пусть и заезжанная. Ну а что он хотел? Чтобы каждый раз на одни и те же вопросы я отвечал новыми и захватывающими афоризмами?

– А я еще даже не начал, – слова Северова, который прекрасно меня расслышал, прозвучали даже немного угрожающе. Но он вовремя сдобрил свой выпад заливистым «гипертимным смехом». – Если что, я вообще без подвоха, спросил ради поддержания разговора!

– Ну да, ну да, все вы так говорите…

– …Вам что-нибудь взять?.. – спросил я для проформы, уже готовясь покинуть кухню и направиться в комнату супервизора.

– А он сейчас ответит:…

– Нет, ничего не надо. У меня все есть!

– С х…я ли? – искренне удивился я.

И чуйка меня не подвела:

– Кстати, если ты еще на кухне… – а я, блин, уже вышел! – …Открой там, пожалуйста, правый верхний ящичек, тот, что над телевизором, и захвати мне чего-нибудь пожевать. Ну, типа баранок или снеков каких-нибудь, да все, что найдешь!

– Хорошо…

– …Хотя ничего хорошего, конечно.

– Да, а на столе я, кажется, оставил свои очки – их тоже можешь захватить.

– Будет сделано…

– …Б…ь… Вот нельзя сразу это было сказать? Снеки и очки. Что может быть проще? Ты же не память на столе забыл, а всего лишь приспособление для чтения.

– А когда пойдешь по коридору, выключи везде свет, если не сложно.

– Бесишь.

– Ну и закрой дверь во вторую комнату – мне кажется, оттуда небольшой сквознячок… Хотя ладно, я тебя итак уже загрузил. Снеками, очками, дверями. Ладно… Ничего не надо!

– Нет уж, подавись ими теперь! Все, что заявлено, придется съесть или употребить по назначению!

– Так что, просто приходи и поговорим, – добавил учитель.

– Господи, как же я ненавижу подобное поведение! Почему нельзя прямо сказать, что ты хочешь?! Но вместо этого ты обязательно врешь, говоришь, что тебе ничего не надо, разве только… это… или то… Рассыпаешься в вежливых словесах, всем своим видом давая понять, какой же ты душка… В отличие от прямых, душных и злобных эпилептоидов, какими меня и подобных мне считает большинство носителей других психотипов. Да что там, нас уже и самих в этом убедили!

А за вранье отвечает другой психологический тип – истероидный. Желание произвести впечатление, в подавляющем числе случаев – ложное, понравиться, продемонстрировать хорошую мину при плохой игре и не замечать бревен в собственном глазу – их суть. Каяться потом, правда, они тоже любят. Но только публично и желательно при большом скоплении народа. Как ни крути – тоже внимание, без которого истероиды просто не могут жить. Ну а грехи, в которых они признаются – это тоже поза, все как бы понарошку, долго страдать от собственной неидеальности у них не принято.

Носителем истероидного начала внутри своего многогранного характера, безусловно, является и Александр Аркадьевич. Иной тип, скажем, тревожный, обладая столь же непрезентабельным телосложением, давно закрылся бы ото всех, стеснялся собственной тучности, примолк, замер, ушел в себя. А этот – нет:

– Смотрите, какой я! Толстый – не худой! Зато у вас бородавка на лбу. А вам жена изменяет… Ну и так далее.

Что в сухом остатке? Мой ментор умел выбесить не меньше, чем многие другие люди. А если бы судьба заставила его прожить жизнь, к примеру, вместе с моей тревожной помощницей Аней Василюк, эх и тревожно мне было бы за обоих! Или с моей гипертимной матушкой – интересно, кто кого бы тогда? Но поскольку этого уже не случится, поехали дальше…

Северов отпустил еще пару-тройку своих фирменных фраз – я всегда завидовал его умению говорить ни о чем и при этом всегда немножко подтрунивать, да так, что смысл подкола часто становился ясен уже после, заставляя собеседника чувствовать себя немного идиотом.

Пока я как заправский официант лавировал с подносом между кухней и комнатой супервизора. И мысленно формулировал, что ему скажу. Хотя по опыту предыдущих лет прекрасно знал, что все равно разговор пойдет не по плану. Повестку будет формулировать Александр Аркадьевич, а все мои заготовки так и останутся в чертогах моего разума.

Наставника я снова застал в лежачем положении, хотя уже и приодевшимся. Это могло говорить о том, что он куда-то собрался, а значит, половину времени рассчитывает говорить о себе и каком-то поводе для своего столь раннего подъема.

Я бросил взгляд на часы и ничуть не удивился:

– Шестнадцать тридцать – лучшее время для завтрака.

– И что же привело тебя ко мне в столь ранний час?.. – над собой Александр Аркадьевич умел пошутить не хуже, чем над остальными.

– …Но это больше для затравочки. Как в игре в кошки-мышки, – добавил он неслышно.

– Да ничего особенного…

– …Дьявол! И откуда только во всех нас эта дебильная привычка ходить вокруг да около?!

– Не было бы особенного, ты бы и не пришел. Что, заняться стало нечем? Мы же виделись буквально в прошлую пятницу. Мог бы потерпеть и до следующей недели. Или до конца месяца. Если ничего особенного, я тоже пойду… – Северов вдруг начал подниматься.

– …Кажется, Игорек, ты сам себя перехитрил, да? Сам расставил и сам же попался в психологическую ловушку Лаврухина?

– Ну, ну, не так сразу, так резко нельзя подниматься, когда долго… занимались супервизиями… – я тоже не остался в долгу.

– …Что, съел?

– Ну ладно тогда. Как говорится, прилягу на дорожку, – и учитель снова повалился на кровать.

А при этом заставил меня взбивать ему подушки и застыть потом в глупой позе, позволившей вновь почувствовать себя кретином.

– Съел! – добавил он мысленно.

Все-таки Александр Аркадьевич – не классический пикник с улыбкой от уха до уха и не простодушный Евгений Леонов. Скорее – Тони Сопрано, где за не слишком устрашающей внешностью этакого плейбоя на пенсии скрывается гроза преступного мира. Всякий раз он умел окоротить меня. И всю жизнь мне приходилось признавать его превосходство. После чего мысленно я опускал руки. И просто отдавался на волю ментора:

– Тут ситуация, – вздохнул я.

– Хмм… Я уже должен что-то сказать? – участливо поинтересовался учитель, заглянув мне прямо в глаза.

– Нет. В общем, у меня была одна женщина.

– Уже интересно!

– Этот комментарий точно был лишним, – мысленно огрызнулся я.

– Все, молчу-молчу! Продолжай, умник!

– Так вот, приходила вчера одна не совсем адекватная особа.

– Симпатичная, хоть?

– Не в моем вкусе. И не в вашем.

– И слава Богу!

– Александр Аркадьевич… Не перебивайте. Бесите.

– Хорошо-хорошо, продолжай говорить загадками!

Как вы могли догадаться, во время нашего мысленного диалога Северов молчал и даже поддерживал максимально заинтересованное выражение лица. Но я-то знал его, как облупленного! Думал, что знал… Во всяком случае, прочитать его мысли относительно странной клиентки не составляло такого уж большого труда. Однако меня перебили:

– Какой психотип? – вслух поинтересовался Александр Аркадьевич.

– Эмотивная в базе. Также, думаю, не лишена и…

– …Шизоидности! – больше перебил, чем дополнил учитель.

– Все верно, Фрейд недоделанный, – едва не прокомментировал я.

Для справки: к шизоидам, этому любопытному психологическому типу, принадлежат лишь пятнадцать процентов населения, но зато каких! Эйнштейн, Вассерман, Перельман, Фрейд, Юнг и т. д. Все те, кто, несмотря на почти полное равнодушие к своему внешнему виду и мнению окружающих о себе, двигают вперед науку, культуру и общество в целом. Но другой стороной этой прекрасной медали часто бывает сумасшествие или иные, менее радикальные формы отклонений от нормы.

– Да, конечно, но и без нотки тревожности там тоже не обошлось, – добавил я.

– Невзрачная одежда, отведенный взгляд, да и в целом, невызывающий вид, – перечислил учитель.

– Капитан-очевидность, – огрызнулся я.

– Не груби старшим… – был мне мысленный ответ.

– …А какой тип по типологии Лаврухина? – спросил Северов уже вслух.

Напомню, всех клиентов я делю на пять категорий, от самых важных персон в первой – до маргиналов и психопатов всех мастей в пятой. Но в курсе этой типологии была разве что только моя помощница, да Александр Аркадьевич.

– Четвертый… Нет, пятый, – чуть было не растерялся я, как вчера это уже делала Анна Василюк.

– Не уверен? На взгляд размер уже разучился определять? – прицепился Северов.

– Шутка за триста. Слишком явный намек на размер ее бюста.

– Но ты улыбнулся!

– Пятый, – окончательно определился я.

– Ну и ладно! Тогда я коротенько расскажу тебе о своем новом предприятии… Пока не забыл! – Александр Аркадьевич аж присел на подушках. – А потом, если останется немного времени, ты поведаешь мне и свою грустную историю!

И он снова меня уел…

Глава 4. Десенсибилизация и переработка движением глаз

– …Теперь твоя очередь… – спустя некоторое время Александр Аркадьевич откинулся на подушках, благосклонно позволив и мне взять слово.

– …Надеюсь, я не слишком тебя утомил?

– Да иди ты…

– …Спасибо, учитель! – сказал я уже вслух. – А то уж и подзабыл, зачем сюда пришел…

– …Яне шучу, кстати.

– А я и не смеюсь. Тревожно лишь за твою память. Вроде, не старый еще.

– В общем, так. Одна пациентка… Скажем так… – начал я.

– …Нужно как-то завуалировать, чтобы Северов не начал докапываться и задавать лишних вопросов. А то пристанет, как банный лист, выясняя при каких обстоятельствах мы познакомились и так далее и тому подобное!

– Вуалируй – не вуалируй. У Северова нюх на такие вещи…

– …Кстати, я все еще весь во внимании, – произнес он вслух.

И мысленно добавил: – Долго ты будешь тянуть кота за это самое?

– Оставлю этот комментарий без комментариев. Но чем чаще меня прерывать, тем дольше это будет продолжаться.

– А я никуда не спешу.

– Вы же… ты же куда-то собирался?

– Тебе показалось.

– Ах ты ж!

Александр Аркадьевич уже сам поправил на кровати подушки, чтобы ему стало еще удобнее и многозначительно сложил руки на груди.

А я набрал в легкие побольше воздуха и представил относительно непротиворечивую версию недавних событий:

– Вчера ко мне на прием пришла женщина лет двадцати восьми – тридцати. Эмотивная в базе, с менее активной тревожной составляющей и столь же явно выраженной шизоидной ноткой. Помощнице она заявила, что пришла по знакомству, без очереди и именно ко мне. Хотя это был конец рабочего дня, и народа в центре не было в принципе. Вдобавок женщина вела себя агрессивно, добиваясь, чтобы я во что бы то ни стало проработал с ней некую ситуацию. А к тому же потребовала оставить все двери в офисе открытыми, чтобы она в любой момент времени могла видеть улицу.

Я посмотрел на своего супервизора. Когда его реакция и наводящие вопросы были бы весьма кстати, он наоборот сидел молча, сложив руки на груди. А на лице – полный покерфейс. Даже мысли его в тот момент я не мог прочитать.

– Ну и ладно!

После чего я продолжил:

– Весь сеанс она не подходила ближе, чем на два метра. А мне нужно было делать ДПДГ… Представьте, как делается десенсибилизация и переработка движением глаз с такого расстояния!

Северов о чем-то задумался. А пока он соображает, есть время описать, хотя бы коротко, один из самых популярных и действенных психотерапевтических методов. Тот, что возвращает к полноценной жизни солдат, мысленно так и не вернувшихся с поля боя, жертв насилия или пострадавших в катастрофах. Некоторые даже называют его волшебной таблеткой от всего, но я был бы поосторожнее с подобными заявлениями.

Итак, ДПДГ или ЕМОК на зарубежный манер. Однажды у американки Фрэнсин Шапиро нашли рак. Вдобавок она только что развелась с мужем. И казалось, что вся ее жизнь пошла под откос. Но гуляя в расстроенных чувствах по парку, она вдруг заметила, что одно повторяющееся действие приносит ей облегчение. А именно – движение глаз: влево-вправо, вверх-вниз и по диагонали. Будучи психологом, она стала препарировать собственное наблюдение и пришла к выводу, что взгляды в разные стороны повторяют то, что мы бессознательно проделываем каждую ночь, в фазе так называемого быстрого сна. В это время мы анализируем информацию, скопившуюся за день. И когда глаза смотрят влево – активируем правое полушарие мозга, а когда вправо – наоборот левое. Попеременную активацию обоих полушарий психологи называют билатеральной стимуляцией. Ну а с ее помощью мозг, как и во сне, переводится в режим переработки информации, и что особенно нас интересует – негативных воспоминаний.

Не обязательно это должен быть рак или развод, но любой казус, который отложился в памяти. Вас толкнули плечом в толпе, а вы не ответили? На работе вывесили график дежурств, а кто-то из более расторопных коллег уже занял лучшие дни? Всякий раз, когда возникают подобные эмоции и особенно, когда они не находят выхода – ведь вы так и не врезали хаму, а потом так и не решились на откровенный разговор с коллегой – негативный заряд не уходит, а застревает внутри вас, превращаясь в мышечный зажим. В идеале, и он должен «перерабатываться» естественным, природным образом. Но часто этого не происходит. И тогда, со временем, первоначальные неприятные ощущения будут только усиливаться:

– Я не смог ему ответить… Проявил слабость… Прогнулся…

Значит, я – ничтожество!

В таких случаях психолог как раз и может запустить процесс переработки негативной информации вручную…

В итоге мы сели друг напротив друга. И хотя между мной и клиенткой было не меньше двух метров, я попытался провести сеанс, как обычно.

– Уверены, что вам нужно именно ДПДГ?

– Да, я читала об этом.

– И я не буду знать сути проблемы?

– Именно так.

– Тогда я буду работать по закрытому протоколу.

Пациентка кивнула.

– Я буду двигать рукой перед вашими глазами, а вы постараетесь проследить за ней. Нет ничего проще, правда?.. Попробуем?.. А побыстрее?.. Теперь медленнее… Внимательнее следите за моими пальцами… А теперь нарисуйте глазами какую-нибудь геометрическую фигуру, к примеру, квадрат?.. А круг?.. Хорошо. Но учтите, что мысли и образы, которые вы будете представлять, важнее и заслуживают большего внимания, чем эти движения.

Эмотивная клиентка послушно кивала на все.

– Правда, без имени мне будет сложнее с вами взаимодействовать, – не без хитрого умысла признался я. Я ведь до сих пор не знал, как ее зовут.

– Не обязательно! Можно и без имени.

– Ладно, начнем… Могу предположить, что у вас была некая ситуация, которую вы до сих пор не можете забыть?

– Именно поэтому я к вам и пришла!

– И она до сих пор вызывает негативные эмоции?

– Верно, – призналась девушка, хотя внешне была более-менее спокойна.

– А что в первую очередь приходит на ум, когда вспоминаете о том случае? Снимите небольшой видеоклип у себя в сознании. Можете даже закрыть глаза, если вам так будет легче.

Моя собеседница закатила глаза и выдохнула.

– Это может быть и слайд-шоу из разных не очень приятных картинок, – продолжил я. – А теперь представьте, что у вас в руках пульт от телевизора. Нажмите паузу в самом неприятном моменте. И сделайте так, чтобы на экране возник стоп-кадр.

Пациентка замерла и дернула плечом.

– И какой образ возник перед глазами? Только не надо делать над собой никаких дополнительных усилий, просто опишите, что видите…

Она заметно напряглась:

– Да, я вижу… образ… из прошлого. Что дальше?

– Прислушайтесь к себе. И проговорите вслух те не очень приятные фразы, которые повторяете про себя, глядя на этот стоп-кадр. Ну, например: «Я не достойный человек», «Я не выдержу этого», «Я не имею права быть счастливой» и так далее.

– А сколько их может быть, этих фраз?

– Возьмите самые яркие и ядовитые: три, можно пять. И вам нужно будет прокручивать их в голове на протяжении всего сеанса.

– Хорошо, запомнила.

– А теперь сопоставьте картинку и эти фразы. Зафиксируйтесь на них и попробуйте почувствовать то же самое, что чувствовали тогда, в первый раз.

Пациентка сжала зубы и бросила злой взгляд куда-то сквозь меня.

– А потом дайте знать, когда мы сможем продолжить, – отреагировал я.

– Вы можете…

– Тогда попробуйте оценить свои чувства в диапазоне от ноля до десяти, где ноль – полное спокойствие, а десятка – крайняя степень нервного напряжения.

– Девять-де сять…

Тогда я призвал эмотивную просто следить за моей рукой, и больше ничего. А когда закончил, снова спросил, насколько неприятно ей было обо всем вспоминать. Оказалось, что уже на «десять». Клиентка призналась, что из-за нахлынувших чувств ей стало даже тяжелее, чем в начале сеанса. А я акцентировал внимание на том, что это нормально, когда цифра сначала возрастает.

– Теперь сосредоточьтесь и полностью погрузитесь в свои воспоминания. Забудьте о том, что вы здесь, на сеансе, вернитесь туда… Как будто вы погружаетесь в виртуальный мир, как в «Матрице», смотрели этот фильм?

– Я попробую!

– Попробуйте. И вслед за мыслями о том событии, снова припомните свои чувства тогда. Пока я буду активно водить рукой.

По щекам пациентки покатились слезы. Но она продолжала выполнять упражнение. А моя попытка сделать паузу была решительно отвергнута.

– Нет! – перебила она. – Не надо, давайте дальше!

– К сожалению, необходимо придерживаться определенного количества движений, – я попытался встать, но девушка буквально усадила меня на место.

– Сидите! Я же сказала «нет»! Продолжайте сеанс. Пожалуйста…

Мы продолжили. По ее лицу пробежала судорога. Но я лишь усиливал «интервенции»:

– У вас достаточно яркая реакция. И это даже неплохо. Значит, в переработку включились самые активные участки мозга, имеющие отношение к проблеме.

Одновременно я продолжал спрашивать, что чувствует клиентка и на какую оценку. Вслед за девяткой появилась восьмерка. Девушке стало чуть легче, а потом и образ перед глазами стал выглядеть «как-то по-другому».

– Как именно?

– Сложно сказать…

– И все же? Это важно.

Выяснилось, что негативное изображение несколько отдалилось от нее, в буквальном смысле.

– На сколько? – продолжал «душнить» я.

– Я не знаю, как посчитать…

– Можно в метрах. Как от меня до вас?

– Да, наверное…

– Четкость тоже уменьшилась?

– Нет, у меня хорошее зрение! Но как будто я смотрю на себя уже со стороны… И все это происходит не со мной… Это так странно…

– Это нормально. И даже хорошо. Продолжим.

– Да!

Я еще не раз водил рукой перед ее глазами: влево-вправо, описывая зигзаги, круги, полукруги и другие геометрические фигуры. Неприятный образ отдалялся все дальше и становился менее разборчивым, а степень душевной боли по шкале от ноля до десяти упала до пятерки.

– Когда слишком много махали, было тяжело сосредоточиться, но в какой-то момент стало прямо хорошо, – призналась клиентка. – Особенно, когда улыбнулись…

Я не помнил, чтобы улыбался. Но все же переспросил:

– Улыбнулся, и стало хорошо?

– Ну да. Так не должно быть?

– Должно. Тогда можем перейти к следующему этапу – от мысленных образов к вашему телу.

По лицу пациентки вновь пробежала судорога, хотя и тщательно скрываемая.

– Я что-то не то сказал?

– Давайте не будем… В смысле… Продолжайте! Не обращайте на меня внимания!

– Как скажете. Уточню только, что отрицательные эмоции имеют обыкновение скапливаться не только в головном мозге, они образуют зажимы во всем теле, – сообщил я. – И нам нужно определить, где именно. Для этого вы должны сказать, что больше вызывает у вас дискомфорт: картинка или те токсичные фразы, которые вы проговариваете про себя?

– Пожалуй… Есть несколько фраз, от которых мне становится хуже всего.

– Хорошо. В смысле – хорошо для нашего общего дела. Вы умеете щелкать пальцами?

– Попробую.

– Тогда, пока я буду водить рукой перед вашими глазами, вы будете поочередно щелкать пальцами около своих ушей, максимально близко к ним. Готовы? Начали…

Клиентку аж затрясло, но усилием воли она уняла дрожь и даже улыбнулась, дав понять, что справится и с этим:

– Продолжайте!

Одновременно с щелчками я рисовал в воздухе самые замысловатые фигуры. А эмотивную бросало то в жар, то в холод, она ловила ртом воздух и расстегивала ворот, продолжала плакать и с трудом сдерживала крик. Но в финале прикрыла глаза и вдруг начала улыбаться:

– Это было… странно!

– Что именно?

– Я не могу описать своих ощущений!

– Тогда…

– Но мне стало значительно легче! И…

– Продолжайте.

– Я посмотрела на всю свою ситуацию совершенно по-другому! И взамен старых неприятных фраз у меня в голове возникли новые, хорошие…

Девушка снова закрыла глаза. И снова открыла.

– Спасибо вам, доктор!

– Хмм… Это моя работа.

– Вы могли повести себя иначе…

– Я всегда стараюсь профессионально выполнять свою работу.

– Вы не поняли. И вряд ли поймете! А я не могу рассказать всего, но… Все теперь встало на свои места. Если раньше я считала себя жертвой обстоятельств, думала, что мной грубо воспользовались, и хуже уже не будет… Теперь я вспоминаю моменты, которые предшествовали тому случаю… Я не была жертвой… Я сознательно пошла на это… Я хотела этого больше всего на свете…

Напоследок мы нарисовали в воздухе знак бесконечности, мысленно представили самую красивую картинку и проговорили максимально оптимистичные фразы. Когда закончили, с лица клиентки уже не сходила широкая улыбка, от уха до уха.

– Можно, я вас обниму? – вдруг предложила она.

– Хмм…

– И расцелую!

– У нас это не принято.

– Да мне все равно!

С этими словами она бросилась на меня, задрала на себе одежду, принялась обнимать и целовать, одновременно пытаясь положить мою руку себе на бедро и на грудь. Я с трудом смог от нее отбиться. Хотя по-хорошему нужно было ее наказать… Ведь на сайте Центра психологических консультаций «Гармоника» Игоря Лаврухина в графе «Правила приема» все черным по белому написано…

– Информация, полученная от клиента или о клиенте, не разглашается и не передается третьим лицам. Исключение составляет лишь информация о вреде здоровью или угрозе жизни, а также о совершенных либо планируемых уголовных преступлениях. В таких случаях психолог обязан сообщить о них специалистам соответствующего профиля.

– Ага…

– …Ну и что, ты сообщил? – впервые за время моего монолога подал голос Александр Аркадьевич, казавшийся до того уснувшим.

– Нет.

– Ну и ладно, в конце концов, она ж тебя не убила, – ответил супервизор.

– Вот и я решил не калечить ей жизнь из-за одного инцидента.

– Ага. Только зачем ты мне врешь? – спросил он следом, почти без паузы.

– Александр Аркадьевич, ты о чем вообще?!

– А о том, Игорек, что ты умолчал о половине обстоятельств этой душераздирающей истории, а другие переврал.

– Я не понимаю…

– Поживешь с мое, поймешь.

– Но как, как ты… вы догадались?

– Потом как-нибудь расскажу…

– …Ладно, мне пора бежать! – сказал он уже вслух. – После договорим. Когда уйдешь, положишь ключ под коврик, как обычно.

Уходил он обычно по-английски, когда и куда хотел, и не сильно утруждая себя объяснениями. Но от его обвинения во лжи, сказанного столь же будничным голосом, я на какое-то время потерял дар речи…

Глава 5. На ножах

Воспользуюсь моментом, чтобы рассказать одну поучительную историю, возможно, она вам тоже покажется любопытной. Однажды уже известная всем Анна Василюк позвонила по связи «директор – секретарь». Мне нравилось это устройство. Оно создавало ощущение, что в офисе работают не два человека, а минимум полдюжины моих помощников и помощниц. Хотя Аня не сразу привыкла к заведенному порядку и первое время порывалась набрать мне на обычный, а то и прибегала в мыле сама. Но когда я строго-настрого, по-эпилептоидному, дал понять, что следующее подобное нарушение субординации будет последним, тревожная девушка поняла все правильно. Ничего не поделаешь, правила – есть правила!

Хотя я продолжал потешаться над ее наивными реакциями, нередко и специально выступая в роли триггера – внешнего раздражителя:

– Алло, психиатрическая на проводе! – мог пошутить я.

А она лепетала в ответ:

– Какая психиатрическая? Я ошиблась номером? Господи, простите за беспокойство!

– Ни за что!

Или:

– Общежитие слушает, – говорил я.

– Позвольте… Ваш голос показался мне знакомым… Игорь Викторович, вы меня разыгрываете?

– Да…

– …Блин! В народе это даже называют сарказмом.

– Так что ты хотела? – спросил я на этот раз.

– Вас ждет клиент, первая категория по вашей классификации.

– А вот это уже интересно…

– …Первая? Так что же ты молчишь?!

– Простите, Игорь Викторович! Он сам попросил отсидеть в общей очереди.

– Попросил отсидеть… Да е мое!..

– …Кто такой?! Важная шишка? МВД? ФСБ? Росгвардия? ФСИН?

– Игорь Викторович, я не могу говорить, он сейчас стоит за моей спиной.

– Тьфу на тебя!

– Здравствуйте, Игорь Викторович! Это сюда нажимать, да? – на другом конце провода слово неожиданно взял сам клиент.

А следом послышался какой-то писк, вернее голос моей помощницы.

– Будет свободное время, надо будет поучить девушку уму-разуму.

– Прошу извинить за вторжение, – продолжил неизвестный низким и по-армейски четким голосом.

– Просто ваша помощница говорила обо мне в третьем лице, а я стоял рядом и посчитал необходимым внести ясность. Зовут меня Калмыков Алексей Николаевич, я генерал-майор танковых войск, ныне уже запаса. За время, проведенное рядом с вашими пациентами, смог составить объективное мнение и о вашей организации в целом. Верно ли я понимаю, что очередь дошла и до меня?

– Получается, что так… – констатировал я.

– …Глупо, очень глупо.

– Тогда честь имею, – по-видимому, эти слова генерал адресовал Анне.

А вскоре, положив трубку переговорного устройства, заявился на пороге уже моего кабинета.

Одного взгляда было достаточно, чтобы определить базовый тип в его характере. Настоящий генерал, не ряженый, не диванный с базой демонстративного типа, но эпилептоид в чистом виде. Он не стал размениваться на дежурные комплименты, а сразу взял быка за рога:

– Я сяду?

Хотя во взгляде сквозило опять же эпилептоидное: – А ведь человек, который был здесь до меня, смял накидку на кресле. Лучше сяду на обычный стул.

– Конечно, – я поправил накидку.

И клиент, бросив на меня уже чуть более заинтересованный взгляд, все-таки уселся в более удобное кресло:

– Вы прочитали мои мысли.

– Стараюсь.

– Я не буду ходить вокруг да около, – объявил генерал.

– Это я уже понял, – подумал я.

– Как меня зовут, вы уже знаете. А я знаю, как зовут вас.

– Все гениальное просто, – пошутил я мысленно.

– Но я не шучу… – подумал мой более прямолинейный собеседник.

– …У меня есть одна небольшая проблемка, назовем ее так, – продолжил он вслух. – И знающие люди посоветовали сходить к мозгоправу.

– К психотерапевту. На худой конец, к психологу, – поправил я, но лишь мысленно. С клиентами первой категории нужно быть начеку.

– Говорят, вы лучший в своем деле? – собеседник сказал об этом одновременно и утвердительно, и вопросительно. Мол, если это не так, я должен вступить с ним в спор и привести аргументы обратного. Либо признать его правоту.

– Все так, я лучший… – нескромно согласился я.

– …И посмотрел бы на психолога, который считает иначе.

– Ситуация простая, – клиент встал и сам налил себе воды из графина. – У меня есть жена. Вместе без малого тридцать лет. Есть дочь, ей двадцать шесть, вышла за сына боевого товарища, который мне как брат. И есть собственный оболтус, ему двадцать два, в этом году кончает экономический факультет, дальше куда идти не знает, главное, говорит, не служить… Женское воспитание, мать его! Пока я всю жизнь по гарнизонам… – генерал некоторое время ругался совсем грязно. – …Но речь не о нем!

– Это была прелюдия, – понял я.

– Ты типа пошутил? – мысленно огрызнулся военный.

– Никак нет!

– То-то! – чуть успокоился он.

Но вслух сказал с подозрением:

– Ты сам-то служил?

– Так точно.

– В каких войсках?

– Во внутренних.

Генерал слегка сморщился: мол, не совсем то, что он хотел бы услышать, но все же основной этап любимого эпилептоидами теста на «служил – не служил» был пройден:

– Надеюсь, не при штабе писарем.

– Нет, художником-оформителем.

– Бог тебе судья…

– …Так вот. Речь не о сыне – оболтусе. С ним пока повременим. А о его матушке, которая, как раз и сделала его таким.

– Это я уже понял.

– А ты еще раз послушай!..

– …Зовут ее Елена Андреевна. И она мне вот где сидит! – генерал резко расстегнул ворот рубахи, едва не оторвав верхнюю пуговицу и красноречиво провел по шее, которую к тому же пересекал какой-то боевой шрам.

– Я все понял. Не нужно так нервничать, – я хоть и сам имел эпилептоидную составляющую, но при общении с другим, более высокоранговым представителем этого психотипа, решил обойтись без лишних шуток и прочей самодеятельности.

А он продолжал:

– Не могу больше с ней. Прожили вместе…

Я уже было поудобнее расположился в кресле, приготовившись слушать длинный и обстоятельный эпилептоидный монолог. Но клиент едва не застал меня врасплох, неожиданно вернув из состояния полудремы:

– …Как правильно: прОжили или прожИли? – спросил он максимально серьезно, тем же тоном, каким до этого костерил свою благоверную.

– Ударение на первом слоге, – среагировал я.

– Хотя, б…ь, у меня в голове словарь ударений что ли?! – возмутился я мысленно.

– Все верно, – удовлетворенно констатировал собеседник. – Это была проверка.

– Проверка чего?!

– Не важно…

– …Так вот. Прожили мы двадцать девять лет и четыре месяца – я посчитал. И вдруг я понимаю, что дальше не могу. Даже до двадцати девяти с половиной, не то, что до ровного счета. Просто не могу и все! – признался генерал.

После чего повисла продолжительная пауза. И я решил, что должен что-то сказать:

– Могу я спросить, что именно в поведении супруги вас не устраивает больше всего?..

– …Истинный эпилептоид станет сейчас цепляться к словам, скорее всего, ответит: «Не можете».

Но собеседник, ухмыльнувшись, сказал:

– Всему свое время!

А, подумав, добавил:

– Ты б ее видел! – и вдруг захохотал во весь свой зычный командирский голос.

– Сам пошутил – сам посмеялся, – констатировал я про себя.

Калмыков же, словно прочитав мои мысли, моментально стал серьезным:

– Да дура она, набитая дура.

– Можно все-таки уточнить, в чем именно это проявилось?

– Да во всем! Вообще во всем!

– Тяжело нам будет построить коммуникацию, – мысленно констатировал я.

– Ты давай мне мозги лечи, а не коммуницируй, – заметил военный.

Но вслух все же сказал другое:

– Так вот, чего я пришел-то?

– Да! Навряд ли просто пожаловаться на жизнь!

Тогда служивый снял с пояса офицерский кортик и протянул мне. Я давно заметил холодное оружие, но решил промолчать. С одной стороны, эта деталь вполне вписывалась в гардероб офицера, пусть он сейчас был и не в форме. С другой, при желании ношение оружия можно было квалифицировать и как нарушение правил приема в кабинете психолога, тех, где шла речь о вреде здоровью или угрозе жизни.

– Хотя пока, слава Богу, до всего этого не дошло…

– …Для чего мне этот клинок? – спросил я максимально спокойно.

А Калмыков скрипнул зубами и рассказал, как на духу:

– Хочу вывести свою благоверную в деревню, где ни души на несколько километров вокруг, привязать там к какой-нибудь березе или рябине и поиграть с ней в ножички!

– Садист какой, – подумал я, хотя это было и непрофессионально.

– Еще какой! – подтвердил Калмыков про себя.

А вслух… улыбнулся и предложил мне:

– Ты не стесняйся, помахай ножичком-то! Посмотри, какой он хороший, острый как бритва, из дамасской стали, лучший в своем роде!

– Иди ты… Ты ж не продавать мне его принес?

– С ума сошел, такой больше твоей квартиры стоит!

– Вижу, что в вашем арсенале действительно есть очень хороший нож, – согласился я, вежливо осматривая холодное оружие.

– Но? – собеседник вперился в меня пытливым взглядом.

– Кстати, вы же прочитали об условиях приема на нашем сайте? – я посчитал, что пора уже расставить «точки над и».

– Так точно. Все до буквы!

– Тогда вы видели…

– Видел.

– …Фразу о том, что любая информация о вреде здоровью или угрозе жизни, а также о совершенных или планируемых преступлениях будет сообщена кому следует.

– Разумеется!

– Тогда вы должны понимать, что такого рода подарки не по моей части, – с этими словами я взял со стола пару влажных салфеток, тщательно протер клинок, убрав с него свои отпечатки пальцев и вернул оружие владельцу:

– Честь имею.

– Ха! – усмехнулся генерал.

Но все же принял свой дар обратно.

– Думаю, наш сеанс закончен, – констатировал Калмыков.

– Как, вот так сразу? – с напускным разочарованием подумал я.

Но вслух спросил другое:

– Я ответил на все ваши вопросы?

– Однозначно! – генерал поднялся. – Честь имею! – и, насвистывая что-то строевое, направился к выходу.

А по дороге, как мне показалось, ему подумалось еще что-то вроде:

– Ты не так прост, мозгоправ, служивший во внутренних войсках!

– Внешность обманчива, – подумал я в ответ. – Во всяком случае, без знаний профайлинга.

Генерал-эпилептоид ушел. А меня еще некоторое время посещали разные мысли о цели его прихода. Ночью, в рамках профессиональной деформации, я представил, как клиент разделывается с «непростым мозгоправом», потому как «от них все беды» (использую довольно частую установку эпилептоидов на наш счет). Однако в другом сне я увидел, как генерал провоцирует уже меня на активные действия – я вызывал полицию, его забирали в отделение и вдобавок находили что-то помимо ножа, после чего я узнавал, что его упекли далеко и надолго…

В целом, я был недалек от истины. Но всему свое время. А в тот вечер я лишь позвонил по связи «директор – секретарь» и сделал Василюк серьезное внушение. Мол, такие люди, как генерал-майор российской армии, не важно, в отставке ли или в запасе, даже если они говорят, что с удовольствием скоротают время в общей очереди, не должны остаться без моего внимания. И в следующий раз…

Кстати, следующий раз наступил уже совсем скоро. А инцидент с холодным оружием оказался проверкой, которую я даже прошел…

Глава 6. Второе пришествие

Калмыков навестил меня через месяц. Пришел снова без предупреждения. Хотя в общей очереди на этот раз не сидел. И был уже не один.

– Елена Андреевна, – представил он супругу, а это была она. – Я о ней рассказывал…

И хитро сощурился: – Ты же не забыл наш мужской разговор, а, мозгоправ?

– Нет уж, такое не забудешь, – искренне подумал я.

Но вслух сказал Елене Андреевне:

– Ваш муж действительно много о вас рассказывал.

Алексей Николаевич едва заметно напрягся. А я, довольный произведенным эффектом, предложил обоим сесть.

– Садитесь, я не кусаюсь.

– Я тоже. Пока, – подумал генерал не без угрозы.

– Интересно, о чем они говорили в прошлый раз? – мысленно спросила генеральша, но быстро отвлеклась на интерьер моего кабинета.

А потом что-то прошептала на ухо мужу, и он скомандовал уже мне:

– Окей, давай, рули, а мы будем делать все, что положено!

Внешне эта пара производила впечатление типичных супругов-эпилептоидов. Для справки: несмотря на отдельные негативные стороны, какие есть у любого психотипа, именно такие союзы бывают самыми крепкими и жизнеспособными. Почему? Да потому что вся суть эпилептоидов – подчинять и подчиняться. А на семейном фронте нет более полезного навыка!

Чем Калмыков занимался в армии? Командовал полковниками, подполковниками, майорами и далее по списку, вплоть до рядовых. Но над ним самим точно также стоял генерал-лейтенант, генерал-полковник, генерал армии… министр обороны… наконец, Верховный главнокомандующий. Карьерная лестница по большому счету и придумана для этого психологического типа. Многим только кажется, что эпилептоид любого в бараний рог согнет и что такому никто не указ, хотя это большое заблуждение! На самом деле, их суть в другом – как под ними, так и над ними всегда кто-нибудь стоит. И они будут столь же ревностно подчиняться вышестоящим, как и орать на тех, кто оказался рангом ниже.

Ну а на вершине социальной пирамиды подчинения по-эпилептоидному очень часто оказываются жены военачальников, пресловутые генеральши, которые давно стали частью народного фольклора и которые крутят и вертят своими сильными половинами, как хотят. В этом тоже нет ничего удивительного. Генерал-каблук – это просто усердный и исполнительный подчиненный своей жены, обладающей более высоким рангом в его внутренней иерархии.

Особенно, если женщина имеет в характере еще и паранойяльные нотки – то есть лидера, пусть даже руководящего только одним своим мужем. Тогда нередко можно стать свидетелем картины, как бравый вояка примолкает, слушает и главное – слушается свою слабую половину, боясь хоть чем-нибудь ее расстроить.

Глядя на этих двоих, я моментально сделал вывод, кто главный в их паре. А потому и мой взгляд по большей части был обращен к Елене Андреевне:

– Очень приятно! Что же привело вас ко мне сегодня?..

– …Даже любопытно, рассказывал ли вам Алексей Николаевич про желание порешить вас своим офицерским ножичком?

– Он обо всем мне докладывает!

– Ну-ну!

– У нас начались некоторые проблемы в браке, – жена строго посмотрела на мужа. И мне показалось, что боевой офицер даже испугался.

– А, может, и не показалось.

– Да меня от сквозняка передернуло, – попытался оправдаться муж.

– Нет тут никакого сквозняка, окна закрыты! – парировала жена, и генерал примолк, даже в мыслях.

– Какого рода проблемы? – попробовал уточнить я.

– Мой муж… Алексей Николаевич… – Елена Андреевна тщательно подбирала формулировку, словно цензурных слов у нее уже не осталось. Но все-таки она находится в приличном месте и разговаривает с интеллигентным человеком, а потому приходится сдерживаться.

– …Знаю я, что этот кобель вам про меня рассказывал!

– Ничего я ему не рассказывал!

– Захлопнись! Пока я не договорю…

Хотя вслух от Елены Андреевны прозвучало уже почти безобидное:

– …В последнее время Алексей Николаевич стал немного раздражительным.

– Немного, – поддакнул муж.

– Немного, – согласилась супруга, но в ее голосе мне послышалась издевка. И в целом, их междусобойчик уже начал меня утомлять.

– Друзья, я вам не мешаю? – вдруг подумалось мне.

– Пусть идет, – робко предложил генерал.

– Пусть сидит! – осекла генеральша.

– Хорошо. То есть наличие проблемы вы признаете оба? – спросил я вслух.

– Оба! – Елена Андреевна уверенно ответила за двоих.

И даже на уровне мыслей Алексей Николаевич не решился ей возразить.

– Хорошо. А можете ли вы вспомнить момент, когда начались эти изменения в характере вашего мужа? – продолжил я.

– Не могу сказать. Дорогой, ты не помнишь? – жена взяла Калмыкова за руку, и мне стало неловко от того контраста, какой производил мой клиент сейчас по сравнению со своей предыдущей «боевой» версией:

– Уже можно говорить, да?

– Говори, дорогой, говори, тебе за это ничего не будет!

– Ну, это… – генерал словно разучился формулировать мысли без посторонней помощи. – Квартиру недавно купили… Новую… Вот.

– Неправильно ты говоришь, – расстроилась жена. – Не просто квартиру, а новую четырехкомнатую квартиру в «Доме на Набережной», в самом центре Москвы! Знаете такой? – обратилась она уже ко мне, причем, значительно мягче, чем до этого к мужу.

Я кивнул, ведь это был один из самых известных и престижных домов в нашей прекрасной столице:

– Конечно! А те проблемы, о которых вы говорите, начались уже после переезда в новый дом?.. – предположил я.

И вслед подумал: – …Мне бы ваши проблемы.

– Завидуй молча! – генерал агрессивно блеснул взглядом в мою сторону.

– Нет, не совсем. Вернее, не сразу, – поправила эпилептоидная Елена Андреевна. – Поначалу все было хорошо, правда, Алеша?

Алеша кивнул:

– Ну да.

– А потом что-то произошло? – снова предположил я.

– Да. Алеша, что произошло потом?! – женщина заговорила с мужем, как учительница с нашкодившим учеником. Даже не верилось, что он способен повысить при ней голос или выказать несогласие.

Однако эпилептоиды – еще и хулиганы: – А я почем знаю?

– Отвечай, когда тебя спрашивают!

– Потом мы делали ремонт, – после «тычка» жены припомнил генерал.

– Понятно. Что было дальше?.. – я и правда начал кое-что понимать:

– …Есть одна версия.

– Колись, мозгоправ!

– Не грубите психологу во время приема.

– Ишь ты какой!

– А ремонт делали вместе или кто-то один? – спросил я вслух.

– Вместе! – уверенно соврала глава семьи и зачем-то ткнула мужа в бок уже по-настоящему.

– Ага, в месте, – понуро подумал он, – только не все знают, в каком.

– Вернее, как? – природная эпилептоидность не давала Елене Андреевне соврать просто так. Ее душа требовала правды! А кроме того, страна же должна знать своих героев. – Автором проекта спальни была я. У меня искусствоведческое образование, хотя я никогда по специальности и не работала. И вот, решила вспомнить молодость, так сказать. И полностью, с нуля, одна, нарисовала весь проект спальни! А муж со всем согласился.

Тут уже мы переглянулись с Алексеем Николаевичем:

– Что же такого она могла там нарисовать?

– Иди ты! – ощерился он.

– Вы можете описать, хотя бы примерно, как теперь выглядит ваша спальня? – попросил я вслух клиентку. – Это важно.

– А зачем?.. – женщина почувствовала в моих словах что-то неладное. И ясно представилось, как же она дорожит собственным проектом общей супружеской спальни:

– …Мне не нравятся ваши вопросы.

– Пока что «ничего такого» я не спросил.

– Но все равно…

– …Хотя что мне скрывать? – вслух сама себе удивилась Елена Андреевна. – На стенах у нас теперь фотообои из южных стран: тропические острова, банановые пальмы, море. А на потолке – небо и солнце. Вас устроит такое описание? – спросила она с вызовом.

– Вполне. А какой была реакция Алексея Николаевича, когда он впервые увидел новое оформление комнаты?

– Нормальная реакция!.. – возмутилась жена и снова ткнула мужа в бок:

– …Давай, говори уже, а то все выглядит, как будто ты у меня в заложниках! А это я у тебя в заложницах! Всю жизнь мне изгадил! Я мотаюсь за тобой по всем дальним гарнизонам, прошла путь от жены простого лейтенантика до генеральши! И неужто я всего этого не заслужила?! – ну и далее по списку, стандартный, даже мысленный, монолог многих офицерских жен.

– Ладно-ладно, что ты раскричалась-то?.. – пошел на попятную муж.

А вслух сказал:

– …Да нормально все было. Красивые эти… картинки в спальне.

– Кстати, а вы там сами бывали? Я имею в вижу, на курортах с фотообоев? – спросил я.

– Кто? Я? – Калмыков не знал, чья очередь отвечать и выглядел жалко.

– Ну, не я же.

– Где-то был. В Тайланде был. Там этих… как их… трансов видел! – и эпилептоидный вояка не сдержался от смеха.

Веселье, правда, продолжалось недолго. До очередного тычка локтем в ребро от своей второй половины. После чего офицер присмирел и продолжил:

– На чем мы остановились?

– На курортах в вашей спальне. Вы сказали, что бывали там?

– Где-то был, да…

– …Ты что пристал-то ко мне, а, молодой?

– Явам не «а»…

– …И вам там нравилось?

– Где-то нравилось, да…

– …Ты к чему клонишь, а?

– Повторяю, я вам не «а»…

– …А в целом, вы любите отдыхать, много путешествовать, как вы обычно проводите свой отпуск? Активно?

– Говори! – скомандовала Елена Андреевна.

– Тише, тише, – тут уже и генерал начал заводиться. – Не на людях же…

– …Да не то, чтобы.

– То есть, не очень любите жаркие страны и пляжный отдых? – зацепился я.

– Говорю ж, нормально все было, – мой собеседник сопел и утирал пот со лба, едва сдерживаясь из последних сил.

– Я же не просто так спрашиваю, – пояснил я. – Это вопросы, необходимые для того, чтобы установить полную картину, а в конце концов и разрешить вашу ситуацию.

– Да, он же не просто так спрашивает! – неожиданно поддержала меня Елена Андреевна.

Казалось бы, ничего такого она не сказала. Но внешне могло показаться, что мы вдвоем набросились на одного, бедного и несчастного эпилептоидного генерала. Этого стерпеть мужчина уже не мог. Резко встал и начал размахивать руками, пинал мебель и отталкивал от себя жену, а когда я поспешил женщине на помощь, только чудом клиент не задел уже и меня. Это была настоящая эпилептоидная разрядка, которой славится наш психотип, тот самый выброс негативных эмоций, на который и пришли жаловаться супруги Калмыковы.

– Я же сказал! – рычал Алексей Николаевич. – Что все было нормально! Пока эта б… не решила сделать в новой квартире ремонт. А я-то, дурак, покупал квартиру с полной отделкой! Где все было параллельно и перпендикулярно! Комната к комнате, кирпичик к кирпичику, цвет к цвету! Пока эта б… не решила вспомнить, что она, б…, дизайнер! Тридцать лет не вспоминала, а тут вспомнила! А я говорил! Я говорил ей, что не надо лезть, куда не просят! Что нужно доверить это дело профессионалам, компетентным, б…, строителям, которые на этих ремонтах уже с…ку, б…, съели! А она: я сама, я сама! Вот и досамакалась, б…, еб… п…а!

Генерал выговорился и резко замолчал, продолжая лишь громко сопеть. А я знал – только что этот человек высказал то, о чем действительно думает. Лишь глаза Елены Андреевны были полны слез и удивления – судя по всему, таким искренним ее муж не бывал даже дома. Но также я знал, что нужно выждать ровно семь минут – стандартное время для большинства эпилептоидных припадков – чтобы гарантированно не нарваться на новый. Поэтому я убедил клиентку ненадолго выйти подышать свежим воздухом…

А когда она вернулась, в кабинете сидел уже другой человек. Алексей Николаевич прятал глаза в пол и весьма сожалел о случившемся. И глядя на него, такого, у жены снова увлажнились глаза:

– Ты… ты… тебе не понравился мой ремонт? – тихо спросила она.

– Понравился, – сам едва не всплакнув, ответил он.

– Тогда что? Что с тобой случилось?!.

– …И почему ты мне сам все не сказал? Напрямую, как ты делал это раньше? Неужели в наши семейные дела будет лезть какой-то мозгоправ?

– Позвольте, – здесь уже взял слово психолог, диагностировавший проблему и даже наметивший путь ее решения. – Я все-таки завершу начатое… Скажите, Алексей Николаевич, сейчас в оформлении вашей спальни присутствуют яркие краски?

– Ну да.

– Насколько яркие? По десятибальной шкале. Лично для вас. Это важно! Это поможет решить вашу проблему!

– Не знаю.

– Пять? Или десять? Ближе к чему?

– К десяти.

– Ближе к десяти. А когда вы включаете свет в комнате, приходится зажмуриваться от яркого света?

– Ну так.

– Так приходится или нет?

– Иногда.

– То есть когда вы входите в комнату, в которой вполне хороший ремонт и изображения южных стран по стенам, само по себе вас это не раздражает. Но иногда вам приходится зажмуриваться от ярких красок и яркого света в этой же самой комнате, я правильно вас понял?

– Ну да.

– А ты мне об этом не говорил, – беззвучно процедила Елена Андреевна.

– Да я и сам не знал, – искренне удивился генерал.

И даже развел руками.

– Тогда рискну предположить, что все дело в этой самой яркости, – продолжил я. – И чтобы подкрепить свое предположение, я спрошу еще и у Елены Андреевны: Елена Андреевна, а вы не замечали, что тоже стали более раздражительны в последнее время? И что это раздражение также может быть связано с посещением вашей спальни?

– Вы хотите сказать… – клиентка задумалась:

– …А ведь он прав, шельма!

– Ты о чем? – все еще недоумевал генерал.

– Вы знаете, это какая-то магия, но, похоже, вы правы! – добавила дама вслух.

– Чего? Ты же сама говорила, что не веришь мозгоправам, – вырвалось у ее мужа.

– Попрошу все-таки называть меня психологом или психотерапевтом, у меня две профессиональные специализации, – поправил я. – И чтобы вы понимали, моя гипотеза не является этаким тычком пальца в небо! Дело в том, что эпилептоидный элемент в характере, обладателями которого являемся и мы с вами, очень восприимчив к резким звукам, резким запахам и чересчур ярким цветам. Это установленный факт. Да, нам могут нравиться Таиланд или Мальдивы, но когда от моря и солнца слепит глаза, даже не отдавая себе отчета в этом, мы испытываем дискомфорт и копим его в себе. А потом неизбежно происходит разрядка.

– То есть, нам надо просто перекрасить стены и потолок? – изумилась Елена Андреевна.

– Типа того, – снисходительно пояснил генерал.

– Как же хорошо, что мы пришли сюда сегодня! – не нарадовалась женщина.

– Ну, неплохо, что ты, наконец, успокоилась, – подумал ее муж.

– А в общем и целом, никакая это не магия, а нейрофизиология. Попробуйте оформить спальню в более спокойных тонах, а потом доложите мне о результате, – улыбнулся я.

– Доложим-доложим! – пообещала жена.

– Ага, как в армии, – даже пошутил муж.

– За сим все, желаю побыстрее завершить недоразумение с дизайном квартиры. Всего вам хорошего! – я поднялся и протянул генералу руку, которую затем он еще некоторое время тряс, постепенно преисполняясь уважением ко мне:

– Знаешь что? Ты тут на своем месте. А это самая большая похвала, какую только можно услышать из моих уст. Даже в мыслях! – признался вояка.

– Спасибо. Хотя место на хлеб не намажешь, – пошутил я про себя.

После чего генерал отвел меня в сторону и вытащил из кармана пачку банкнот:

– Знаешь что? Ты все правильно сделал. А кто старое помянет… Вот тебе за труды. Я человек долга…

– …Ты ж понимаешь.

– Да буквально вижу вас насквозь…

– …Я все понимаю, но денег лишних не возьму, – твердо сказал я вслух.

– Это еще почему?.. – от изумления военный даже не разозлился:

– …Не дурак ли?

– Сам дурак…

– …Потому что это моя работа. И за нее вы должны уплатить ровно по нашему прейскуранту, что вы уже и сделали.

– Принципиальный, да?

– Ага.

– Ну-ну, вижу, что не дурак.

– Спасибо за высокую оценку.

На том и расстались. И денег его я не взял не потому, что такой уж бессребреник – это точно не про меня. А потому что уел генерала. И мне это было важнее и приятнее, чем просто дополнительная прибыль.

Что интересно, спустя пару недель я получил от влюбленной эпилептоидной парочки sms. Сообщение генерал и генеральша писали вместе, в четыре руки. Они докладывали о том, что по моему совету сделали новый ремонт и теперь живут душа в душу, вообще не ругаясь.

Я порадовался за них. Пусть и без фанатизма – все-таки это моя работа и эпилептоиды не слишком-то эмоциональны в принципе. Но даже эта эйфория была недолгой. Еще через несколько недель, придя домой после тяжелого трудового дня и включив телевизор, я узнал о задержании отставного генерал-майора с поличным. По версии следствия, военный пенсионер был посредником в цепочке по отмыванию денег и хранил дома, в пресловутой спальне, астрономическую сумму с девятью нулями.

Так человек долга отправился отдавать долги государству. Я, наконец, рассмотрел супружескую спальню Калмыковых, пусть и по телевизору. А Елена Андреевна ограничилась одной новой и гневной sms: «Что вы наделали??? Лучше бы мы ругались по-старому!!!!!!»

В связи с этим вспоминается один бородатый и немного грустный профессиональный анекдот. Встречаются два психотерапевта. Один другого спрашивает:

– Как дела? Как там твой пациент с паранойей?

Второй отвечает:

– Слушай, замечательно, я его вылечил!

– Отлично, поздравляю!

– Спасибо… Только потом его застрелили…

Резюме. Психологи не всесильны. Мы способны корректировать конкретные отклонения, которые мешают вам жить, но не надейтесь, что мы сделаем всю вашу жизнь похожей на сказку…

Глава 7. Семь психотипов

Не верите психологам? А тем более профайлерам? Приведенные случаи кажутся вам выдумкой? А способность читать собеседника – ерундой? Сдается мне, наступил подходящий момент, чтобы провести короткий, но совершенно необходимый ликбез. Давайте так: я знаю, о чем вы думаете… ну как минимум, о чем можете думать. При том, что сам не волшебник и даже не экстрасенс. Да и миелофон – аппарат для чтения мыслей – человечество, по моим сведениям, еще не изобрело.

Однако в зависимости от типа вашего характера, слов, мимики, жестов и реакции на различные раздражители я могу предположить, что вы любите и что ненавидите, к чему стремитесь и чего опасаетесь, насколько ваши слова расходятся с мыслями и о чем в таком случае вы могли подумать! Никакой магии – только логика, профессионализм и жизненный опыт психотерапевта и профайлера с многолетним стажем. А книга, которую вы держите в руках – это словарь с переводом понятных мне как специалисту реакций в мысли, плюс-минус соответствующие тому, что на самом деле происходит в ваших головах.

Откуда я делаю такой вывод? А из вашего последующего поведения, которое и подтверждает, что вы подумали именно о том, а не об этом… Если девушка в баре говорит о политической ситуации в Гондурасе (сложно представить, согласен), но в ее взгляде ясно читается:

– Боже, как я хочу секса!..

…А потом она проводит с вами ночь… Очевидно, что думала она не о Гондурасе!

Или вспомните собутыльника, который вслух уже не может произнести ни слова, тем не менее его глаза недвусмысленно дают понять:

– Сдохну, если не выпью и не закушу!

После чего он опрокидывает в себя очередную стопку и опорожняет ваш холодильник… О чем это может говорить? Ну, вы поняли…

При этом в одной и той же ситуации мы с вами будем думать не одинаково. Точнее, ход мыслей будет зависеть от ведущего психотипа нашего характера. Отдельные специалисты насчитывают их больше сотни. Но исходя из моего опыта и по мнению многих моих коллег, для того, чтобы описать любого из нас, достаточно иметь полные знания всего о семи обобщенных «типажах». Из них, как из мозаики, и состоит психологическое ядро человека.

К примеру, эпилептоиды – люди долга и чести, правил и порядка, контроля и дисциплины, но также тоски и агрессии. Имея ярко выраженный тип данного свойства, я подтверждаю как позитивные, так и негативные моменты, с которыми нам приходится жить, а вам их терпеть. Мы – люди-воины, которые не прощают ошибок и слабостей, докапываются до других, нападают первыми прежде, чем кто-либо попробует напасть на нас, отравляют жизнь одним, но одновременно спасают других. Ведь именно мы составляем правила, ловим преступников и сумасшедших, охраняем и воюем, а в конечном счете приводим общество к тому состоянию, в котором все худо-бедно, но работает. И для этого, я вам скажу, совершенно необязательно любить людей, совершенно необязательно… Как я уже говорил, а до меня Булгаков и Гете: мы – часть той силы, которая «вечно хочет зла и вечно совершает благо»!

Истероиды или представители демонстративного типа – это врунишки с огромным, но периодически падающим до нуля самомнением, которые обожают делать селфи и больше всего на свете любят себя, предпочитают не утруждаться тяжелым трудом и трусливо сбегают при первой опасности. Однако те же самые люди привносят в нашу жизнь красоту, они самые большие модники, они артистичны и прекрасно владеют словом, обаятельны и чаще всего беззлобны. Нет лучших актеров, коммуникаторов, рекламщиков и пиарщиков, которые презентует даже самый никчемный продукт так, что вы отдадите за него последние деньги. Одним словом, без них тоже не обойтись, иначе даже самые перспективные разработки так и лежали бы на складах, а то и вовсе оставались лишь в головах шизоидов-изобретателей.

Мои любимые шизоиды. Если эпилептоид – человек, ценящий силу, суть истероида – привлечение внимания к собственной персоне, единственная универсальная характеристика шизоида – он странный! В любом коллективе, только если там не одни шизоиды, как иногда бывает в IT-отделах компаний, представитель данного психотипа будет виден издалека. Аляповатая, не соответствующая случаю, старая или мятая одежда. Взъерошенные, давно не мытые волосы, очки и растительность на лице – только не любовно выбритая бородка истероида, а борода лопатой или неаккуратная щетина, походящая на бурьян в степи. Тело для шизоида – нечто инородное и не обязательное, потому что главное – мозг! И тут действительно мы, представители любого другого психотипа, обязаны снять перед шизоидами шляпу. Ведь подавляющему числу открытий и достижений в науке и технике, литературе, кино и изобразительном искусстве мы обязаны этим странным и слегка аутичным товарищам, которые убегают от реального мира в собственные фантазии, где придумывают и наше с вами общее будущее, часто будучи абсолютно неприспособленными к настоящему.

Гипертим – это человек-батарейка. Его психика зиждется на том, что из-за огромного количества энергии процессы торможения в мозгу значительно уступают процессам ускорения. Гипертим из тех, кто сначала делает, а потом думает – и это в лучшем случае, потому что впереди еще столько дел, размышлять ему просто некогда! Он не любит останавливаться на светофоре и не ходит по магазинам – он бежит везде и всегда. При этом легко может пробежать мимо изначальной цели и, к примеру, набить тату в салоне по соседству – спонтанная реакция самая ему понятная! Известны случаи, когда носители данного типа, выйдя из квартиры в тапочках, чтобы выбросить мусор, пропадали в неизвестном направлении, а спустя несколько дней вдруг обнаруживались в походе на байдарках за несколько десятков километров от дома. Да и собственная квартира для них – скорее перевалочный пункт, чем тепло родного очага. Гипертимы – это свобода и безответственность, тусовки, беспорядочные связи и жизнь в кайф. Однако в сфере более-менее общественно-полезного вы не найдете лучшего ведущего праздников или аниматора, никто так легко не сходится с детьми, как они и не поднимает настроения взрослым. Мы любим гипертимов и тянемся к ним. Только не дай Бог, если у вас кто-то умер и вы хотели побыть одни, а на соседнее кресло сел гипертим…

Паранойялы – наоборот, максимально серьезные товарищи, которых не встретишь не то, что на празднике, но даже просто так на улице, в автобусе или в метро. Передвигаются они в такси представительского класса, а еще чаще в собственном автомобиле и с собственным водителем, потому что это политики, предприниматели и руководители всех мастей. Одеты всегда с иголочки – статус обязывает. Другой отличительный признак – большая круглая голова, ведь без определенного уровня интеллекта невозможно управлять большими коллективами и решать масштабные задачи. Во взгляде вы увидите не столько напор родственного им эпилептоида, сколько непоколебимую уверенность в себе. Паранойял – это цель, которую он единожды избирает для себя и идет к ней всю жизнь, несмотря ни на какие препятствия.

– Лес рубят – щепки летят! Нет человека – нет проблемы! Цель оправдывает средства! – типичные мысли, да и слова паранойялов.

Так что будьте готовы, что и вас используют по назначению. Для отладки более мелких процессов паранойялы наймут жестких и ответственных эпилептоидов, внедрения новых продуктов – нестандартных шизоидов, для внешних связей пригласят истероида, создания атмосферы внутри команды – гипертима, корпоративным психологом поставят, скажем, эмотива, ну а бумажки перебирать за них будет аккуратный тревожник. Своя роль у каждого будет и в семье паранойяла: на жене – домашние дела, дизайн интерьера, дети; единственный сын – университет с красным дипломом и продолжение дела отца; если будет еще и дочь – то для души, до восемнадцати лет, а после – выгодный брак с наследником партнера по бизнесу; теща – неприятная женщина, но тоже пригодится: удобно сдавать детей во время редких совместных выходов с женой, плюс человек, на которого в крайнем случае можно переписать все имущество…

Тревожный характер. Яркий представитель – моя помощница Анна Василюк. Чудесный, бесценный, максимально аккуратный и исполнительный специалист. Ей можно было поручить почти все и на сто процентов быть уверенным, что она исполнит все мои указания буквально. Что может быть лучше? С этой точки зрения, действительно, ничего. Однако… Если есть газ – гипертим, то должен быть и тормоз – и это как раз тревожник. Он всю жизнь… тревожится, старается не высовываться и опасается проявлять любую инициативу. Его аккуратность и исполнительность – следствие не правильного отношения к делу, а страха… ошибиться и получить нагоняй от начальства. Вдобавок, это главный природный консерватор, все новое для него – страшное и опасное. Доходит до смешного: если тревожника принудительно переместить из старого на новое место, куда он так не хотел перебираться… вскоре он будет отказываться покидать уже новое место, к которому успел прикипеть и настаивать, чтобы его не возвращали обратно. И если на работе авторитет начальства и более ярких коллег заставляет тревожных сотрудников мобилизоваться и держать переживания при себе – почти невозможно представить, чтобы представитель этого психотипа громко скандалил в офисе – дома картина будет совсем другой. Здесь тревожники отдыхают от работы, где вынуждены были прятаться по углам. Дома все скрытое выходит наружу, а природный скептик и нытик на любое ваше «да» будет говорить «нет». Будьте готовы! Вам будет непросто…

Всем перемыли косточки? Ах да… эмотивы. Если бедных эпилептоидов принято считать самыми злобными представителями рода людского, то эмотивы стоят на противоположном полюсе – соответственно, их считают самыми добрыми. Всмотритесь в лицо симпатяги Евгения Леонова. Глаза этого замечательного советского артиста буквально лучатся добротой, и всем становится очевидно, что их обладатель даже мухи не обидит! Чем еще прекрасен эмотив? Он обладает высокой чувствительностью. Но в отличие от тревожника, который ежедневно переживает все беды мира, эмотив не так пессимистичен и всю жизнь стремится к гармонии: помирить тех, кто в ссоре, поддержать того, кого незаслуженно обидели. Эмотив – жилетка для всех остальных типов, который легко может принести себя в жертву ради мужа-алкаша, детей, не помнящих родства, начальника-самодура и так далее и тому подобное.

Ну что? Вам тоже показалось, что это описание самого доброго, полезного и вообще лучшего человека на Земле? Вам показалось… И вот почему. Во-первых, добрые намерения, которыми, безусловно, руководствуется эмотив, не тождественны добру. Как я уже говорил, основное добро людям скорее несут ненавидящие вас всех эпилептоиды, а также те, над кем принято потешаться – делающие прорывные открытия в разных сферах странненькие шизоиды. Ну а эмотиву просто нельзя доверять в ситуациях, где нужно руководствоваться не чувствами, а принимать решения на холодную голову: как распределить те или иные блага, кого наказать, чтобы другие были в безопасности, какие принять законы… Потому что эмотивный депутат после встречи с одной бабкой в подъезде перераспределит все доходы в пользу пенсионеров, забыв об армии, образовании, промышленности… Эмотивный охранник поможет сбежать из тюрьмы опасному преступнику, если его станет жалко… Эмотивный родитель создаст для ребенка абсолютно тепличные условия, после чего тот не сможет стать нормальным взрослым, продолжая всю жизнь держаться за мамину юбку. Словом, доброта добру не тождественна…

Ну и совершенно особняком стоит такой подвид этого замечательного типа, как раненый эмотив – правда, ни в одном учебнике вы его не найдете, потому что это моя собственная формулировка, берите, пользуйтесь! И уже даже по звучанию можно предположить, что какие-то нехорошие люди с явно недобрыми намерениями атаковали несчастного эмотива, но не убили его, а лишь ранили. Так и есть. Грубо говоря, жил-был добрый хороший человек, готовый на все ради других, но однажды им грубо воспользовались. И горе тем, кто это сделал! Из-за обостренного чувства справедливости и под воздействием, к примеру, алкоголя такой эмотив и убить может! Короче говоря, при определенных обстоятельствах он становится даже более опасным, жестоким и беспощадным, чем самый злейший эпилептоид! Подтверждаю, как представитель последних. То же самое вам скажет и любой психолог, пусть и назовет раненого эмотива как-то иначе. Но как раз с такой клиенткой я и столкнулся в своей практике…

Глава 8. Раненый эмотив

– Сидишь… и всем своим видом как будто говоришь, что ты вся такая жертва, сама ничего не хотела, сама ни при чем… Но если он заговорит со мной, тем более, что сам вроде бы симпатичный и где-то даже эмпатичный…

– Не надо приписывать мне чужих мыслей, не думала я такого!

– Врешь! По глазам вижу, что думала. Просто стеснялась даже самой себе в этом признаться. Но влечет тебя именно к таким мужикам: сильным, напористым, грубым, где-то даже с садистскими наклонностями, которые сами придут, заберут, подчинят…

Как вы уже заметили, мы снова вернулись к началу. К самому первому мысленному диалогу, который происходил в вагоне московской подземки. Я читал окружающих меня людей, не отдавая отчета о последствиях. А одна чувствительная барышня восприняла мою многолетнюю профессиональную привычку слишком близко к сердцу. И как истинный эмотив… обиделась! Да и черт бы с ней. Попереживала бы, поплакала, вернувшись домой и забыла. Но я уже перешел на личности:

– …Как твой отец твою мать, капитан первого ранга нашего доблестного ВМФ или кто он там по званию?

– Откуда вы знаете?! Второго ранга… Не дожил до следующего повышения… А вы как будто специально меня выследили и все обо мне разузнали!

Внешне она продолжала молчать. Но внутри уже все бурлило:

– Вы все еще похожи на маньяка, который выслеживал меня, и, возможно даже, не один день!

– Маньяк… Ну, пусть будет маньяк… Нашла маньяка… Но дело твое… Тебе с этим жить, не мне… Я посмеюсь и выйду на следующей станции. А ты будешь вспоминать этот незначительный эпизод всю свою жалкую оставшуюся жизнь.

Аривидерчи!

– Идите к черту…

– Ух… Как мы заговорили… Но живи пока… С этим… С тем, что я сказал… А мне действительно пора на выход… Итак заболтался с тобой… Пусть ты того и не стоишь…

Мы протряслись в одном вагоне московской подземки от силы полчаса. И для меня это были рядовые тридцать минут – как половина стандартного приема в кабинете психолога. Но не для моей новой знакомой. Для нее это было еще одно важное звено в цепочке событий, которые, как ей казалось, происходили помимо ее воли, однако касались бедолагу самым непосредственным образом…

Поэтому когда я, уставший после очередного рабочего дня, издерганный личными проблемами и изнывающий от духоты в метро, вышел на станции и десять минут блевал мимо урны… Она тоже поднялась вслед за мной наверх. И наблюдала все это безобразие, прячась за углом соседнего здания и борясь с эмотивным желанием подойти и предложить мне какую-нибудь помощь.

Хотя что она могла мне предложить? Засунуть свои два пальца в мою глотку? Но эмотивы о таком не думают, они не практики. Просто чувствуют боль совершенно чуждых для них людей. Им просто кажется, что всем нужна их поддержка. А кто эти все – возможно даже последние негодяи, убийцы и насильники – эмотивов в такие моменты не волнует:

– Боже, как же ему плохо! – могла бы подумать она про меня. – Я должна немедленно что-то предпринять, как-то ему помочь!

Но уже в следующий момент включилась бы тревожность однажды уже покалеченного эмотива. Если ближайшие «родственники» эпилептоидов – паранойялы, то «кузены» эмотивов – именно тревожники:

– Ты что, дура?! А вдруг он – маньяк? Как все остальные мужики…

– Почему сразу маньяк? Внешне выглядит вполне благопристойно.

– Точно дура! Ты часом не влюбилась?

– Да с чего ты взяла? Я просто констатирую…

– Констатируй про себя! Но это маньяк! А у маньяков на лице не написано, что они маньяки. Поняла?!

– Да поняла я, поняла…

– Тогда почему ты все еще здесь?

– Ну, постою еще немного, а там видно будет… Хотя нет, лучше пойду…

Так бы, наверное, она и ушла. Но я в тот день действительно находился в серьезном раздрае. И настолько утомился держать марку и служить примером для клиентов, друзей и домашних, что впервые за много лет дал волю чувствам и неожиданно для самого себя зарыдал в голос.

– Что это с ним? – могла бы продолжить говорить сама с собой свидетельница моего позора.

– Не знаю!

– Давай уже пойдем отсюда, а?

– Но как же мы его бросим?

– А вдруг маньяк?

– Даже если и маньяк. Ты не видишь – ему плохо?!

– Вижу, ну, плохо…

– Тогда помолчи уже, хоть немного!

– Ладно-ладно, дождемся, что будет дальше…

А я рыдал и какое-то время даже не мог остановиться. Если бы меня спросили тогда, почему я плачу… Я бы… ничего не ответил. Только послал вас далеко и надолго! Или выместил на случайном собеседнике злость на весь мир, которая скопилась во мне за все предыдущие годы. А, может, и убил бы! В свои мысли в тот момент по-прежнему не стану никого посвящать. Пусть они когда-нибудь умрут вместе со мной…

– Кажется, прошло, – могла бы констатировать неизвестная.

– Угу, умолк.

– Может, возобновится еще?

– Может. Но нам лучше пойти!

– Да успеем еще…

– Куда ты успеешь?! Успеет она… Двигай, давай.

– Подожди.

– Чего ждать?

– Может, проследим его путь до дома?

– А это еще зачем?!

– Ну, чтобы узнать, где живет маньяк…

– Ты – совсем дура!

– Может быть… Но так мы обезопасим себя и других…

– Это каким же образом?

– Ну, если с нами что-то случится, мы наверняка будем знать, кто виноват и где он живет!

– Если что-то с нами случится, мы уже ничего знать не будем!

На подобных вероятных мыслях невидимой свидетельницы моего позора я, наконец, взял себя в руки. До дома было минут двадцать спокойного шага. Но я преодолел нужное расстояние вдвое быстрее. Свежий ветер основательно продул мне мозги и вернул поехавшую было крышу на место. Домой я входил уже при полном параде. Психолог не может позволить себе публично проявлять слабость…

Однако новая знакомая не оставила попыток проследить за мной и запомнила мой адрес: Москва, улица Академика Ильюшина, дом №…, квартира №… И все последующие дни, когда я буднично ходил на работу и возвращался вечером домой, эта милая эмотивная женщина вполне могла копать под меня…

– …Ильюшина, дом №…, квартира №… – могу представить, как она украдкой от всех вглядывалась в экран мобильного телефона.

– Ну и кто он? Убийца, насильник, извращенец?

– Ты дошутишься…

– Давай уже, не томи, ты там два десятка вкладок открыла!

– Погоди.

– Мне тебя каждый раз за язык тянуть?

– В общем, в слитой базе жителей этого дома в нужной нам квартире зарегистрированы Лаврухин И. В., Гущина А. А. и Лаврухин М. И.

– Такс… С кого начнем? Рискну предположить, что Гущина – либо жена, либо мать, но скорее, конечно, первое!

– А Лаврухин М. И. может приходиться сыном Лаврухину И. В.

– Молодец, купи себе шоколадку с мясом!

– Мне тоже нравится это выражение.

– А кому оно не нравится?.. Но что это нам дает?

– А то, что в соседней инженерно-технической школе в седьмом «А» классе учится Матвей Игоревич Лаврухин, зарегистрированный по уже известному нам адресу.

– И снова молодец! Стало быть, отец мальчика – Игорь?

– С большой вероятностью, да.

– И на этого Игоря Лаврухина нет ничего в сети?

– Есть минимум три Игоря Лаврухина, подходящих под описание…

– И?!

– Один – генеральный директор ООО, которое занимается грузоперевозками.

– Фотографии нет?

– Фотографии нет.

– Второй?

– Инвалид-колясочник, стоящий на учете в районном управлении социальной защиты, и тоже без фотографии.

– Точно не наш кандидат!

– Ну а третий… руководитель психологического центра.

– Тааак… И фотография есть?

– И фотография есть. Правда, там он еще молод…

– Неужели других нет?

– Нет. Но на эту очень похож.

– Значит, сто процентов – он! И он – психооолог!

– Не на сто, но, скорее всего, он…

– А психологов-то мы и не любим… Ладно, какой следующий шаг?

– Думаю, сходить в школу…

– Это зачем еще?

– Посмотреть на Матвея Игоревича…

– Чтобы что?!

– Скажи мне, кто твой сын, и я скажу – кто ты…

Так, пока я, ни о чем не подозревая, принимал очередных клиентов, за моей спиной вполне возможно зрел заговор! Эмотивная женщина отчего-то решила бросить вызов почти незнакомому эпилептоиду, которого впервые за многие годы угораздило проявить слабость…

Глава 9. Бывшая будущая клиентка

Александр Аркадьевич Северов (забыли про него уже? – тогда вспоминайте!) вновь развалился на своей кровати. В прошлый раз мы не договорили. А вы забыли меня спросить о том, зачем я в принципе хожу к супервизору, который может меня высмеять и уесть, и кому я опасаюсь рассказывать о целом ряде вещей.

Все просто. Потому и не рассказывал всего, что высмеет или уест. Однако Северов в своем роде уникален. И, несмотря на все издержки, он был идеальным психологом конкретно для меня. Будучи гипертимом, странным шизоидом, манипулятором-истероидом и преследователем-эпилептоидом, этот человек-конструктор всегда безошибочно определял, где правда, а где ложь, давал максимально точные оценки ситуациям и делал удивительные выводы, которые больше не сделал бы никто. Другими словами, он гораздо лучше меня умеет читать ваши мысли. Но я тоже тянусь и учусь. Во всяком случае, тянулся и учился у него до последнего времени…

– …То есть, она решила заявиться в школу и проследить за Матвеем? – задумчиво повторил за мной Александр Аркадьевич.

– Терпеть не могу привычку, когда повторяют чужой вопрос, пока обдумывают свой ответ! – подумал я.

– Ничего, потерпишь, старость надо уважать.

Ну а я все еще молчал, дожидаясь, пока учитель скажет, наконец, что-нибудь и по существу.

– Хммм… Что было дальше? – Северов принялся демонстрировать еще одну безумно раздражающую меня привычку. Периодически он щелкал пальцами.

– Ааа!

– Ничего-ничего, как говорят, Бог терпел и нам велел. Мне тоже не нравится, что ты не закрываешь дверь в ванную, когда моешь руки.

– Я сделал так всего один раз!

– Технически, может, и один, просто второй раз я сам не дал этому совершиться, успев сделать тебе соответствующее внушение.

– Бесишь!

Но вернемся к моей эмотивной клиентке. Вскоре после нашей встречи в метро она претворила в жизнь свою мысленную угрозу и действительно притащилась в школу к моему сыну. И аккурат в тот день, когда Матвея вызвали к директору – напыщенному, как индюк от сознания собственной гениальности и невероятно безголовому в обычной жизни шизо-истероидному математику Абраму Семеновичу Виторгану. Этот тип даром что не щелкал пальцами – хотя я свечку не держал, может, и щелкал – однако обладал целым букетом других, не менее раздражающих «достоинств» своего ведущего типа: гривой непокорных, вкривь и вкось торчащих волос, сильнейшей близорукостью и тучным неповоротливым телом, которое постоянно что-нибудь или кого-нибудь сшибало – от вазы с цветами до учеников и их родителей.

Вдобавок, г-н Виторган недавно прошел ускоренный курс «Психология на все случаи жизни» от одного из диванных коучей, которого язык не повернется назвать коллегой. И последние полгода обучения Матвея в школе ее директор отчего-то возомнил себя равным мне. В наши редкие встречи он уже даже похлопывал меня по плечу и, переходя на доверительный шепот, говорил «что-то на психологическом», а точнее нес всякую околесицу, которая, по его мнению, должна была быть мне понятна и даже в какой-то мере нас объединяла…

Дошло до того, что директор начал давать мне профессиональные советы! Мол, видел он одну хорошую статейку, которую уж я-то, наверняка, прочитать еще не успел, так там о каком-то синдроме говорится проще и яснее, чем я даже могу себе вообразить. Короче говоря, этот товарищ стал меня сильно подбешивать. А поскольку с женой мы договорились, что она занимается ведением всего домашнего хозяйства, а я беру на себя хотя бы образование нашего единственного сына, в школу нечасто, но приходилось ходить именно мне.

И вот, в один злополучный день Матвея вызвали к директору. Повод действительно был. Сын оказался среди учеников, которые подшутили над учителем алгебры и геометрии – очень тревожной женщиной, которая как будто сама напрашивалась на то, чтобы ее постоянные страхи превратились, наконец, в реальность. В итоге публичное унижение, которого она так ждала, действительно свершилось. Ну а в моем сыне вдобавок ко всем моим проблемам разглядели лидера компании хулиганов, что, в общем, не удивительно, учитывая, чей он наследник: эпилептоид «по папе» и шизоид «по маме». Нет ничего токсичнее этой гремучей смеси, которая «органично» сочетается только внутри психопатов. Ну и выбор у Моти в сущности был один – либо быть забитым ботаником, как когда-то его мать, либо альфа-особью, как… ну вы поняли! А потому сын выбрал второе.

Я не знал, какими последствиями мне будут грозить описываемые события. Но любой вызов в школу априори означал не самый полезный разговор с не самым приятным собеседником. Потому в ответ на настойчивые приглашения директора, в хаотичном порядке разосланные мне во всех видах мессенджеров и социальных сетей, я ограничился дежурным ответом:

– Извините, я занят. Передайте все запиской с Матвеем. Спасибо.

Однако свидетельницей довольно громкого разбора полетов в школе, как выяснилось, стала наша эмотивная незнакомка. Она стояла под дверьми директорского кабинета, а потом еще выслушивала отповедь Матвею и в коридоре. Что самое интересное – критика была направлена не столько даже против моего сына, сколько против меня! От человека, который по-черному завидовал моему профессиональному успеху и прилюдно самоутверждался за счет малолетнего хулигана.

– Ишь ты какой! Папа – известный психолог, значит, все можно, да? Если есть деньги и связи, откупитесь от любого? Нет, милый мой, в моей школе это вам с рук не сойдет! Если хватает дури замучить учительницу, значит, и дома не все в порядке! Значит, не все так славно в славном доме Лаврухиных, как о том трубит психолог-отец! – брызгал слюной Виторган.

– Я, кстати, не трублю. Этим объясняется и почти полное отсутствие моих фотографий в сети, на секундочку.

– Где правильное воспитание, я спрашиваю? – продолжал шизоидный педагог. – Где положительные примеры из книжек? Почему мой Славка сидит сейчас на уроке, а сын светоча психологической науки…

– Опять же это не мое определение.

– …Лаврухина – в моем кабинете?!

Виторган еще долго распинался, употребляя всевозможные клише, которые так любят обыватели. К примеру, о том, что профессиональная и даже личная жизнь таких, как я, обязана быть образцово-показательной, иначе какие мы психологи или психотерапевты? Как можем давать советы другим и тем более кого-то лечить? Мы не имеем права страдать никакими расстройствами и выходить из себя, мы не можем развестись, потому что обязаны уметь наладить отношения со своими вторыми половинами, а наши дети – сплошь отличники и будущие передовики производства…

Только в реальной жизни все иначе. Людей, описанных выше, в природе нет! Это подтверждает даже Виторган, кроящий нашего брата на чем свет стоит. Одно странно – зачем тогда сам подался изучать психологию и всеми силами стремится превзойти меня в этом занятии?

А другим и немного неожиданным для не-специалиста следствием этих разборок стало то, что наша эмотивная незнакомка даже прониклась ко мне некоторой жалостью, если не сказать, симпатией. Все-таки ругал меня «психолог» Виторган слишком вдохновенно, не по делу и за глаза.

– Какой идиот…

– Кто?

– Да директор этот!

– А, этот… Согласна… Я думала, ты про Лаврухина.

– Нет, Лаврухин был умный.

– Он же – маньяк?

– Умный маньяк…

– Тебе от этого легче?

– Немного.

– Ну ок… И какой же наш следующий шаг?

– Ты знаешь…

И вы знаете. Следом эмотивная заявилась ко мне в офис. Специально выбрала время перед самым закрытием, когда почти никого там нет. А на вопрос моей тревожной помощницы, как зовут клиентку и с какой проблемой та пришла, она с порога заявила:

– Меня зовут Настя. Я внебрачная дочь Игоря Лаврухина…

Бред какой, правда?! Сказать, что бедная Анна Василюк потеряла дар речи – это ничего не сказать. А Настя и дальше не давала помощнице опомниться:

– Я все знаю про его семью. Сын Матвей учится в седьмом «А» классе инженерно-технической школы на улице Академика Ильюшина, жена Алла – домохозяйка. Но мне ничего не надо, только повидаться с отцом!

– Но… я… – Аня, как истинная тревожница, лишь хватала ртом воздух. – Я не знаю…

– Зато я знаю! Наберите начальника по телефону, скажите, что к нему пришли, но не говорите, кто именно, пусть это будет сюрприз!

– Но… я… вы…

Так могло продолжаться еще долго. Ведь девиз тревожного типа – семь раз отмерь и ни разу не отрежь. Поэтому ситуацию снова взяла в свои руки эмотивно-шизоидная Настя:

– Или мы будем разговаривать совсем по-другому! – гостья неожиданно переменилась в лице и для доказательства серьезности намерений выставила вперед руку, которую до того по какой-то причине прятала за спиной.

После чего перед глазами Василюк сверкнул нож. Закричать она испугалась и повторно потеряла дар речи. А когда потянулась было к телефону, посетительница раздумчиво покачала головой – теперь уже не надо никому звонить…

Дальше, со слов самой Анны, она совершенно не плакала и не кричала, а переживала не столько за себя, сколько за меня, боясь, что подведет своего начальника. Хотя лично я предпочел бы, чтобы вместо этого она занялась делом и подала сигнал тревоги, хоть бы даже и заорав во всю глотку!

Но история не терпит сослагательного наклонения. И после затянувшейся паузы я поинтересовался по связи «директор – секретарь»:

– Анна, есть там еще кто?

Помощница ненадолго обрела дар речи:

– Да, Игорь Викторович, еще одна женщина…

– Еще одна женщина?.. Скажи ей, что до закрытия офиса осталось сорок девять минут. Среднее время приема у нас – пятьдесят. Она все равно не успеет излить мне свою душу!

– Говорит, ей нужно буквально пять минут! – все-таки закричала Василюк.

– Какая категория? – недовольно осведомился я.

– Четвертая… эээ… пятая…

– Так четвертая или пятая?!

– Четвертая… ннет… пятая…

– Ты издеваешься?

– Тогда идите, сами посмотрите…

В то время, как эмотивная женщина, каких у нас считают самыми добрыми и отзывчивыми, положила ладонь своей руки на соседний с Анной стол и принялась негромко, но методично простукивать острым лезвием ножа между своих пальцев…

Тревожная помощница впервые заплакала. А потом… даже нашла в себе силы взбрыкнуть! Не в психологии даже, но в философии есть понятие «прыжок веры» – рискованное действие, которое совершается на основе не разума, но только лишь иррациональной надежды на благополучный исход. Такой и была единственная слабая попытка Василюк выбежать из кабинета.

Однако наша гостья оказалась проворнее. Схватила мою помощницу за руку. И быстро привязала к стулу заранее приготовленной полиэтиленовой веревкой. Апофеозом этого сумасшествия стал кляп – тут хулиганка действовала уже более спонтанно, схватив со стола тряпку, которой Аня обычно вытирала пыль.

После чего, открыв дверь соседнего кабинета, я и обнаружил Анну Владимировну связанной. Рядом стояла «еще одна женщина». А я смутно припоминал, где мог ее видеть:

– Где я мог тебя видеть?

– Догадайтесь с трех раз…

– Почем я знаю?!

– …

– В борделе.

– И это говорит женатый человек!

– Не знаю, в театре, кино, магазине, школе моего сына…

– Тепло!

– А, вспомнил! Ты уже была здесь, ты моя бывшая клиентка?

– Хммм… Жарко!

– Обоснуй!

– Я твоя… бывшая будущая клиентка…

– И что, черт тебя дери, это значит?!

– Когда я только пришла сюда, то еще не была твоей клиенткой, поэтому – будущая. Но сейчас тот сеанс ты уже вспоминаешь в своих мыслях – поэтому уже бывшая. Получается, бывшая будущая клиентка…

– Господи, бред какой!

Глава 10. Профдеформация

Профессиональная деформация (от латинского «deformatio» – искажение) – это когнитивное искажение или психологическая дезориентация личности, формирующаяся из-за постоянного давления как внешних, так и внутренних факторов профессиональной деятельности и приводящая к формированию специфически-профессионального типа личности.

Кто-то наверняка обвинит меня в излишнем умствовании… Но что поделать – профдеформация! И я посчитал важным хотя бы время от времени насыщать этот текст подобными вставками. Те, кто в теме – итак все знают, ну а те, для кого это в новинку, смогут постепенно прокачать в себе пусть не специалиста по психологии, но хотя бы продвинутого пользователя.

Ну а мы немного отклонимся от основной темы и разберем популярное обывательское мнение, что психологи – сами психи и даже, что все психологи – психи… Хотите совсем по-простому? Давайте на примере. Вот вы, не знаю – учитель, полицейский или, скажем, директор магазина. Ваша профессиональная, а, по большому счету, и вся остальная жизнь так или иначе крутится вокруг дела, которым вы занимаетесь. Мы можем поспорить по поводу того, нужно ли приносить работу домой, но в любом случае учитель будет вспоминать о своих учениках и обдумывать план следующих уроков – иначе это плохой учитель, полицейский еще долго будет прокручивать в голове громкое задержание и проводить внутреннюю работу над ошибками – иначе это не полицейский, а директор супермаркета обязан 24/7 думать об улучшении выкладки товара и увеличении объема продаж. Пока нет возражений? Тогда идем дальше.

В какой-то момент лучшие из лучших начинают понимать, что для успеха в своем деле тот же учитель должен посмотреть на материал глазами своих учеников, полицейский – думать, как преступник, а продавец – влезть в шкуру покупателя. Иначе не вырасти в профессии и не стать компетентным специалистом.

Наконец, каждый из нас в идеале должен выбирать работу по себе. То же учительство может позиционироваться как высокое призвание, миссия по воспитанию подрастающего поколения – особенно такой подход привлекает сердобольных, склонных к благотворительности эмотивов. В полицейские чаще идут жесткие и сильные эпилептоиды – тем более, что и ловить им предстоит представителей того же типа, а значит, никто лучше не считает мотивы преступника. Ну а в торговле есть место и аккуратным, просчитывающим все риски тревожникам – особенно на кассе или в бухгалтерии, и ярким истероидам – по ним плачет отдел маркетинга и рекламы, и даже странненьким шизоидам – именно эти ребята вкупе с паранойяльной составляющей в характере со временем открывают собственное дело и руководят уже даже не одним магазином, а целыми сетями, из них чаще всего вырастают олигархи.

Тогда что мы имеем? Хороший психолог должен выбирать профессию сообразно с внутренними предпосылками, уметь смотреть на мир глазами клиентов-пациентов и быть вовлеченным в свое дело 24/7. Думаю и вы после сказанного посмотрите на расхожую фразу о психологах – психах под новым углом. А количество тараканов у нас в голове в какой-то степени будет даже показателем высокого профессионализма.

Да, есть и в нашем стаде паршивые овцы. Это так называемые психологи-манипуляторы – те, кто идет в профессию ради выгоды, власти и желания самоутвердиться. И что любопытно, но именно эти ребята – самые нормальные! Хотя это худшие специалисты на свете.

Зато те, кто когда-то сам прошел через детские травмы и большие взрослые утраты, становился жертвой эмоционального или физического насилия и до сих пор время от времени просыпается посреди ночи из-за болезненных воспоминаний, способен стать вашим главным и незаменимым помощником. Потому что работая с вами, на самом деле мы лечим себя, и не придумано более эффективной мотивации, чем эта!

…Я лежал в поту. Вчера весь день прокручивал в голове встречу с эмотивной пассажиркой метро и последующую дикую сцену в моем офисе. Думал, хотя бы ночью об этом забуду, но не тут-то было. Все это время только и делал, что вспоминал, выискивал дополнительные детали, пытался прочесть ее мысли и по-разному представить исход нашего противостояния. Так, после многих мысленных повторений и появилась «бывшая будущая клиентка», которая не могла родиться в мозгу нормального человека, но при этом вполне органично существовала в голове психотерапевта.

А проснувшись однажды утром после беспокойного сна, Грегор Замза обнаружил, что он у себя в постели превратился в страшное насекомое… Шучу. Это было в «Превращении» у Кафки. Там он, лежа на панцирнотвердой спине, видел свой коричневый, выпуклый, разделенный дугообразными чешуйками живот, на верхушке которого еле держалось готовое вот-вот окончательно сползти одеяло. Типичный бред шизоида!

У меня все проще – проснулся, вытер пот со лба, умылся, оделся и пошел на работу. Чтобы по дороге снова вспомнить дурацкую повесть Франца Кафки.

– Что со мной случилось? – подумал он. – Хорошо бы еще немного поспать и забыть всю эту чепуху… Ах ты, господи, – подумал он снова, – какую я выбрал хлопотную профессию!

Вот и я тоже. Какого черта она пришла именно ко мне? И зачем впроброс сказала, что я не Викторович, а Александрович? Эта мысль на самом деле волновала меня даже больше, чем все остальные:

– Ну что ж, время пошло.

– Спасибо, Игорь Александрович…

– Игорь Викторович… – поправил я и уселся в кресло поудобнее.

– …Прежде чем идти в кабинет психолога, могла бы для начала узнать, как его зовут.

– Так я и узнала…

– …Нет, именно Игорь Александрович! – настояла Анастасия.

– Вы хотите сказать, что моего отца зовут Александр?.. – спросил я, даже не выдав своего действительного волнения.

– …Мне и самому интересно, где мой отец и как его на самом деле зовут?

– Именно так! Я еще много чего про вас знаю.

– Например?

– Например, я побывала в школе у вашего сына…

Я поморщился: – А за это ты точно ответишь!

– …Узнала, что Матвей неважно учится. Но самый низкий балл у этого, в целом, талантливого и способного мальчика, который особенно успевает в истории и английском – по поведению. В семье известного психолога не все ладно, а ребенок переносит понятную в такой ситуации подростковую агрессию на окружающих детей и учителей.