Приключение кота

Путешествие кота

Сириус иди есть кис – кис. Позвала его хозяйка, закрывая холодильник.

Кот спрыгнул с подоконника и лениво потащился на кухню. возле холодильника на полу стояла миска в которой лежала мясная котлета. Сириус брезгливо посмотрел, осторожно понюхал сел возле миски и внимательно сидя смотрел на котлету при этом было такое чувство, что он ушел в глубокую медитацию смотря на миску, не шевелясь и не отводя взгляда.

Сириус сидел неподвижно, будто каменный сфинкс, а мясная котлета в миске превратилась в некий загадочный символ. Казалось, что он смотрит не на еду, а вглубь себя, туда, где спят мысли и пробуждаются вопросы.

В этот момент в кухне царила тишина. Тиканье настенных часов сливалось с гулом холодильника, а луч солнечного света падал прямо на миску, словно выделяя её из всего пространства.

В этот момент начали бить настенные часы. Сириус неожиданно вздрогнул от боя часов. Двенадцать ударов прозвучали как раскаты грома в тишине кухни. Казалось, что каждый удар раскачивал невидимые весы в его душе.

Что мне эта котлета? Подумал Сириус и слегка прищурил глаза. Ему хотелось чего-то иного: ощущения пойманной добычи, запах охоты. Для кота пойманная мышь была не просто куском мяса – она становилась воплощением удачи, самой судьбы, которую удалось перехитрить и схватить в свои когти. Ведь в охоте всё решала мгновенность: промахнешься – и судьба ускользнет, успеешь – и она твоя, дрожащая, теплая, настоящая.

Игра с добычей была для него тем же, чем для людей становится игра с выбором и случайностями жизни. Каждый прыжок – это шаг навстречу неизвестному, каждая схваченная жертва – маленькая победа над судьбой.

Котлета лежала перед ним, но взгляд его уже устремлялся куда-то дальше, за пределы кухни и уютного дома. Он слегка тронул её лапой, будто ожидая, что вот-вот она оживет. В его воображении котлета превратилась в добычу, отчаянно рвущуюся из его лап. Но она так и осталась лежать неподвижно.

Иногда в нём просыпалось то, что невозможно вытравить даже самыми мягкими подушками и полными мисками, – древние кошачьи навыки охоты. Они спали в глубине памяти, словно тлеющие угли, но стоило лишь увидеть мелькнувшую тень или услышать писк за стеной, как уши тут же навострялись, словно в них стояли какие то невидимые пружины улавливающие мельчайшую вибрацию – включались древние охотничьи инстинкты. Сердце начинало биться быстрее, тело становилось напряженным, а в глазах вспыхивал хищный блеск. готовый к молниеносному броску. Он вспоминал, что значит красться неслышно, замирать в ожидании, а затем – бросаться стремительным рывком.

Комфорт приучил его к лёгкой жизни: еда всегда ждала его в миске, и не нужно было добывать её самому и бороться за пойманную свою добычу. Но иногда, глядя в окно, он ловил себя на странном чувстве борьбы за выживание, он видел бездомных котов, что метались у помоек, выслеживая свою добычу, и чувствовал к ним не жалость, а зависть. Они жили голодно, но свободно. Они знали вкус настоящей охоты, вкус жизни, добытой собственными лапами.Он всем нутром ощущал, что именно там – под ветром, под дождем, в мгновениях риска и удачи – рождалась подлинная свобода, полная и живая. Там, где каждая добытая крошка была победой, а каждый новый день – подарком судьбы. ему, живущему в тепле и в комфорте не хватало: полноты ощущений, острых граней бытия, того сладкого вкуса свободы, который дан лишь котам, живущим сами по себе.

Сириус шевельнул усами. Мысль о том, чтобы самому поймать добычу, будоражила его сильнее, чем любая котлета в миске.

Потеряв интерес к котлете, он поднялся, изящно обойдя миску стороной, и пошёл к окну. Снова запрыгнул на подоконник приняв удобную позу для сна и с полузакрытыми глазами как это умеют делать большинство кошек, мотыля своим хвостом наблюдал то, что происходило за стеклом.

За окном стояла ранняя осень. Листья на деревьях лениво меняли окрас на желтые и золотистые оттенки, словно неохотно сдаваясь времени, но тёплые, почти летние дни все еще держались. Однако вечера становились прохладными, и эта свежесть тихо напоминала о том, что лето уходит.

И вдруг на подоконник, с другой стороны окна, опустился воробей. Маленький с блестящими бусинами-глазами, несколько перьев на его крыле были вырваны, а в оперении виднелись небольшие проплешины – следы недавней схватки, скорее всего был пойман каким то бездомным котом, но этому счастливчику повезло вырваться от лап голодного зверя.

Он важно прошёлся туда-сюда, словно проверяя границы своего владения. Порой он замирал, наклоняя голову, будто прислушивался к чему-то невидимому, а потом снова начинал расхаживать, легко постукивая клювом по стеклу словно проверял стекло на прочность.

Сириус завороженно наблюдал за воробьем. В этой крохотной птице было столько свободы – простая жизнь, полная движения и света.

– Вот в чём разница, – подумал Сириус. – Уют удерживает, а свобода зовет. Этот воробей живёт здесь и сейчас, не размышляя о комфорте. Может, в этом и есть настоящая мудрость? Подумал Сириус и на него внезапно накатились прошлые воспоминания детства когда он был еще маленьким котенком и его подобрала одна женщина.