Хроники несуществующего

ЧАСТЬ I: ОБНАРУЖЕНИЕ АНОМАЛИИ

Глава 1: "Документ 17-А"

Архивариус третьего ранга Дмитрий Черновик был абсолютно уверен, что история – это то, что уже случилось, и поэтому изменить её нельзя. Так его учили в университете, так было написано в учебниках, да и логика здравого смысла подсказывала то же самое. Он считал себя профессиональным скептиком, а любые разговоры о переписывании прошлого вызывали у него ту особую брезгливость, которую испытывает математик, когда кто-то утверждает, что дважды два – пять с половиной. Поэтому, когда он обнаружил в папке с грифом "Совершенно секретно" документ о событии, которого никогда не было, Дмитрий решил, что это чья-то неуклюжая мистификация. Он и представить не мог, что через несколько недель будет бежать по ночной Москве, преследуемый людьми, которые официально не существуют, держа в руках компас, указывающий не на север, а на правду – такую хрупкую и изменчивую субстанцию, что её не решился бы внести ни в один архивный каталог. Впрочем, коллеги Дмитрия говорили, что у него всегда было слишком богатое воображение для архивариуса. Проблема заключалась в том, что Дмитрий не воображал. Он вспоминал…

Государственный архив Российской Федерации напоминал огромный улей, в котором вместо мёда хранились тонны бумаги. Именно такое сравнение пришло в голову Дмитрию, когда он, в очередной раз проходя по длинным коридорам с металлическими стеллажами, услышал специфический гул. Этот звук производили сотни люминесцентных ламп, десятки компьютеров, вентиляционная система и тихие разговоры сотрудников – библиотечным шёпотом, который никто не требовал, но все почему-то соблюдали.

Дмитрию иногда казалось, что и сама история звучит именно так – как неразборчивый шёпот за стеной, который ты не можешь разобрать, как ни старайся. А может быть, это шуршали тысячи страниц, переворачиваемые невидимыми читателями – духами прошлого, заглядывающими через плечо архивариусов, чтобы убедиться, что их жизни правильно каталогизированы.

– Черновик! Ты что, медитируешь тут? – раздался за спиной голос Сергея Петровича Махова, директора архива, полного мужчины с аккуратной бородкой и вечно поднятыми бровями, словно мир не переставал его удивлять.

– Извините, задумался, – Дмитрий повернулся, инстинктивно прижимая папку с документами к груди.

– У тебя есть для этого специально отведённое время – после работы, – Махов всегда шутил с видом человека, который делает одолжение собеседнику. – Пойдём ко мне, есть разговор.

В кабинете директора было чисто и безлико, как в приёмной частной клиники – минимум личных вещей, минимум украшений, словно сам Махов считал себя временным явлением в этих стенах и не хотел оставлять следов. На столе, кроме компьютера и подставки для ручек, стояла только фотография, на которой Сергей Петрович пожимал руку какому-то высокопоставленному чиновнику.

– Садись, – Махов кивнул на стул напротив. – Есть важное задание. К нам поступила партия недавно рассекреченных документов, – он постучал пальцем по стопке папок на углу стола. – Период поздний Советский Союз, начало восьмидесятых. Их нужно обработать, каталогизировать и оцифровать.

– Почему я? – спросил Дмитрий, хотя уже знал ответ.

– Потому что у тебя высший допуск, хороший почерк и мало друзей, – улыбнулся Махов. – Кому ещё я могу доверить сидеть до ночи, если понадобится?

Это была правда. Дмитрий Черновик, сорока двух лет от роду, был именно тем человеком, которого можно было попросить задержаться допоздна, не опасаясь, что он сошлётся на семейные обстоятельства или планы на вечер. После развода три года назад его жизнь сократилась до простой схемы: работа – дом – работа. Иногда, по выходным – книжный магазин или выставка. Никаких сложностей, никаких неожиданностей.

– Хорошо, я займусь, – кивнул он, разглядывая стопку папок. Не то чтобы у него был выбор.

– Вот и отлично, – Махов откинулся на спинку кресла. – Только учти, мы обещали всё сделать быстро. Есть какие-то особые указания сверху по этим материалам. Так что первая партия должна быть обработана уже к концу недели.

– Успею, – Дмитрий взял папки. – Что-то ещё?

– Да, – Махов понизил голос, хотя они были одни в кабинете. – Эти документы особой важности. Если найдёшь что-то… необычное, докладывай сразу мне. Лично. Понял?

Это уже было интересно. Обычно начальство не проявляло такого внимания к рутинной работе по обработке документов.

– Что значит "необычное"? – уточнил Дмитрий.

– Ну, ты поймёшь, если увидишь, – Махов неопределённо махнул рукой. – Что-то, что явно не вписывается в… в общую картину. Аномалии, противоречия, странности. Ясно?

– Вполне, – ответил Дмитрий, хотя на самом деле ничего ясно не было.

Рабочее место Дмитрия находилось в дальнем углу одного из архивных залов. Небольшой стол, компьютер, сканер и кофеварка – его личный оазис среди бесконечных стеллажей. Когда-то его раздражало, что стол стоит так далеко от окон, но со временем он оценил уединённость и отсутствие отвлекающих факторов.

Он разложил папки на столе и начал методично просматривать содержимое. Стандартная процедура: проверить состояние документов, составить опись, отсканировать, создать электронную карточку с метаданными. Рутина, которую он мог выполнять практически на автопилоте.

Первые несколько папок не содержали ничего примечательного – отчёты о производственных показателях каких-то заводов, протоколы партийных собраний, статистические данные. Всё строго, формально, с печатями и подписями. Дмитрий работал методично, как часовой механизм – каждый документ в руки, быстрый анализ, сканирование, запись в электронный каталог.

Примерно к пяти часам вечера, когда большинство сотрудников начали собираться домой, он добрался до папки с надписью "17-А". Внутри была тонкая стопка листов, скреплённых металлической скрепкой. На первом листе стоял гриф "Совершенно секретно" и штамп "Особая папка".

"Докладная записка о мерах по ликвидации последствий Московского восстания (17-19 августа 1983 г.)" – гласил заголовок. Дмитрий перечитал его дважды, чувствуя, как что-то не складывается в его голове. Московское восстание? В 1983 году? Ничего подобного он никогда не слышал. Ни в университете, ни из книг по современной истории, ни из рассказов старших товарищей, заставших то время.

Он начал читать документ, чувствуя растущее недоумение:

"В ходе подавления массовых беспорядков, вызванных антиправительственными выступлениями на Пушкинской площади 17 августа 1983 г., силами МВД и КГБ СССР были предприняты следующие меры:

Оцепление центральных районов Москвы силами внутренних войск МВД

Задержание активных участников беспорядков (468 человек)

Введение комендантского часа с 22:00 до 6:00

Временное ограничение работы средств массовой информации

По предварительным данным, в результате столкновений погибло 26 гражданских лиц и 8 сотрудников правоохранительных органов. Ранения различной степени тяжести получили около 340 человек.

Основными очагами напряжённости стали:

Пушкинская площадь (первоначальный сбор)

Площадь Маяковского

Район Тверской улицы

Территория вокруг телецентра в Останкино

Ситуация осложнилась массовым распространением самиздатовских листовок и незаконным выходом в эфир нескольких радиопередач подрывного характера…"

Документ продолжался ещё на несколько страниц, с подробным перечислением мер "по нормализации обстановки" и "информационной работе с населением". В конце стояли подписи нескольких высокопоставленных чиновников КГБ и ЦК КПСС.

Дмитрий откинулся на спинку стула, чувствуя странную смесь замешательства и профессионального азарта. Он проработал в архиве пятнадцать лет и считал себя неплохим знатоком новейшей истории России. Но о "Московском восстании" 1983 года он никогда не слышал. Никогда.

Это могла быть фальшивка. Или какой-то сценарий, разработанный спецслужбами на случай массовых беспорядков. Или, что ещё более вероятно, документ из какой-то настольной игры или литературного проекта, который каким-то образом попал в архивы.

Он внимательно осмотрел бумагу, печати, подписи. Всё выглядело подлинным. Бумага того периода, шрифт пишущей машинки, характерный для документов КГБ тех лет, печати с соответствующей символикой. Если это подделка, то очень качественная.

Дмитрий перешёл ко второму документу в папке – это был список задержанных с указанием имён, дат рождения и предъявленных обвинений. Третий документ содержал перечень публикаций в иностранной прессе о событиях в Москве и рекомендации по противодействию "западной пропаганде".

Всё выглядело слишком детально, слишком связно для простой мистификации. И что самое странное – некоторые из упомянутых в документах людей были реальными историческими фигурами. Дмитрий узнал имена некоторых чиновников и диссидентов того периода.

Он посмотрел на часы – уже почти семь вечера. Архив опустел, только в дальнем конце зала горела лампа на столе пожилой сотрудницы Татьяны Павловны, которая, как и Дмитрий, часто задерживалась допоздна.

Он решил сделать перерыв, выпить кофе и обдумать находку. Документы казались настоящими, но описывали события, которых не было. Это было похоже на артефакт из параллельной вселенной, где история СССР пошла по другому пути.

"Интересно, что имел в виду Махов, говоря о 'необычном'? Именно это?" – подумал Дмитрий, наливая себе кофе из кофеварки. "И если да, то почему его это так беспокоит?"

Вернувшись к столу, он решил отсканировать документы, прежде чем решать, докладывать о них начальству или нет. Что-то подсказывало ему, что с этой находкой стоит разобраться самому, хотя бы для начала.

Пока работал сканер, Дмитрий открыл браузер и ввёл запрос: "Московское восстание 1983". Результаты поиска не содержали ничего похожего на описанные в документе события. Статьи о демонстрациях конца 80-х, материалы о событиях 1993 года, какие-то художественные произведения… Ничего о массовых беспорядках в Москве в 1983-м.

Он попробовал другие запросы: "беспорядки Москва август 1983", "столкновения на Пушкинской площади 1983", "жертвы подавления демонстрации Москва 1983". Ничего существенного.

Странное чувство охватило Дмитрия. Он был уверен, что о таком значительном событии – с десятками погибших, сотнями раненых – должны были сохраниться какие-то упоминания, даже если официальная пропаганда пыталась их скрыть. В конце 80-х, во время гласности, это наверняка всплыло бы. Но ничего подобного не было.

Сканер закончил работу. Дмитрий сохранил файлы на свою флешку, а затем, подумав, скопировал их и на личный email. Что-то подсказывало ему, что эти документы лучше иметь в нескольких копиях.

Он аккуратно вернул бумаги в папку и положил её в ящик стола. Решение доложить Махову он отложил до утра – сначала нужно было всё хорошенько обдумать.

Выйдя из здания архива, Дмитрий глубоко вдохнул вечерний воздух. Было начало сентября, и в Москве установилась та особенная погода, когда лето уже сдаёт позиции, но осень ещё не вступила в полные права. Воздух был прозрачным и прохладным, а небо – неестественно высоким и чистым.

Он решил пройтись пешком, чтобы проветрить голову. Мысли о странном документе не давали покоя. Как профессиональный архивариус, он встречал разные документы – секретные, противоречивые, шокирующие. Но никогда ещё ему не попадались официальные бумаги, описывающие события, которых не было.

Маршрут Дмитрия проходил через центр города. Не отдавая себе отчёта, он свернул на Тверскую улицу и вскоре вышел на Пушкинскую площадь – то самое место, которое упоминалось в документе как эпицентр несуществующего восстания.

Площадь жила своей обычной вечерней жизнью. Туристы фотографировались у памятника Пушкину, молодёжь сидела на скамейках, кто-то спешил в кино или ресторан. Ничто не напоминало о том, что здесь могли происходить кровавые столкновения.

И всё же, стоя посреди площади, Дмитрий вдруг испытал острое, неожиданное чувство дежавю. На мгновение ему показалось, что воздух наполнился запахом гари, а в шуме города ему почудились крики и звон разбитого стекла. Он моргнул, и наваждение исчезло.

"Слишком много работы и слишком мало сна," – подумал он, направляясь к метро. Но что-то внутри подсказывало: дело не в усталости. Эти ощущения были слишком яркими, слишком реальными для простого воображения.

Уже стоя на эскалаторе, спускающемся в подземку, Дмитрий решил, что завтра продолжит изучение папки "17-А". Что-то подсказывало ему, что эти документы – только верхушка айсберга, и под ними скрывается нечто гораздо более странное и тревожное.

"Если история – это то, что действительно было, то почему у меня такое чувство, будто я что-то забыл? Что-то важное, что было всегда, но вдруг исчезло?" – думал он, входя в вагон метро.

В ту ночь Дмитрию приснилась Пушкинская площадь, объятая огнём, и люди, бегущие от милицейских дубинок. Он проснулся в холодном поту, с твёрдой уверенностью, что видел не просто сон, а нечто большее. Словно обрывок воспоминания о чём-то, чего никогда не было. Или было, но каким-то образом исчезло из коллективной памяти.

Утро началось с неожиданного телефонного звонка. Дмитрий только успел выпить первую чашку кофе, когда его мобильный разразился пронзительной трелью.

– Черновик слушает, – ответил он, пытаясь прогнать остатки сна.

– Дмитрий Алексеевич, это Махов, – голос директора звучал напряжённо. – Ты уже в архиве?

– Нет, я дома. А что случилось?

– Не мог бы ты приехать пораньше? Есть… вопрос по тем документам, которые я тебе вчера передал.

Сердце Дмитрия пропустило удар. Неужели Махов каким-то образом узнал о найденном документе? Но как? Он ведь ещё не докладывал.

– Конечно, буду через час, – ответил он, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.

– Жду, – коротко сказал Махов и отключился.

Дорога до архива показалась Дмитрию бесконечной. Он прокручивал в голове возможные сценарии предстоящего разговора. Может быть, Махов просто хочет узнать о ходе работы? Или всё-таки что-то знает о документе 17-А? И если знает, то почему это так важно?

Когда Дмитрий вошёл в кабинет директора, его удивило присутствие постороннего человека – высокого мужчины в строгом сером костюме, с военной выправкой и цепким взглядом.

– А, Черновик, заходи, – Махов выглядел нервным. – Познакомься, это Арсений Викторович Тимофеев из… – он замялся, – из министерства.

Тимофеев не сказал, из какого именно министерства, а просто коротко кивнул, оценивающе глядя на Дмитрия.

– Арсений Викторович интересуется теми документами, которые я вчера передал тебе на обработку, – продолжил Махов. – В частности, хотел бы знать, не нашёл ли ты чего-нибудь… необычного.

Дмитрий почувствовал, как по спине пробежал холодок. Что-то в этой ситуации было неправильным. Обычно запросы на поиск документов проходили через официальные каналы, с письменными заявками и формальными процедурами. А не так, с загадочными посетителями и нервными директорами.

– Я только начал обработку, – осторожно ответил Дмитрий. – Просмотрел примерно треть материалов. В основном это стандартные отчёты и протоколы.

– А что-нибудь о событиях августа 1983 года? – спросил Тимофеев, не сводя глаз с Дмитрия. – Что-нибудь о Москве?

Это был момент выбора. Дмитрий мог сказать правду – что нашёл странный документ о несуществующем восстании. Или солгать, выиграв время для самостоятельного расследования.

– Пока ничего примечательного об этом периоде не попадалось, – сказал он, удивляясь собственной решимости. – Но я ещё не всё просмотрел. Если найду что-то о августе 83-го, сразу доложу.

Тимофеев и Махов переглянулись. Во взгляде первого читалось недоверие, во взгляде второго – смесь облегчения и тревоги.

– Хорошо, – медленно произнёс Тимофеев. – Но имейте в виду, Дмитрий Алексеевич, эти документы имеют особое значение для национальной безопасности. Любая информация о них должна оставаться строго конфиденциальной.

– Разумеется, – кивнул Дмитрий. – Я понимаю важность секретности.

– Вот и отлично, – Тимофеев встал, давая понять, что разговор окончен. – Надеюсь на ваше благоразумие.

Когда Дмитрий вышел из кабинета, его руки слегка дрожали. Он только что солгал представителю каких-то серьёзных структур, и почему-то был уверен, что поступил правильно. Инстинкт самосохранения подсказывал, что документ "17-А" нужно держать в тайне, пока он не разберётся, что происходит.

Вернувшись к своему столу, Дмитрий первым делом проверил ящик, где оставил папку "17-А". К его удивлению и тревоге, папки там не было. Он быстро просмотрел все остальные ящики, затем стопки документов на столе – нигде.

"Неужели Тимофеев или Махов успели забрать её, пока я шёл от кабинета директора?" – мелькнула мысль. Но это казалось маловероятным – он потратил на дорогу не более двух минут.

Дмитрий попытался успокоиться. "Может быть, я сам переложил её куда-то вчера вечером и забыл? Или кто-то из уборщиков случайно сдвинул?"

Он методично обыскал всё рабочее место, заглянул под стол, проверил соседние столы, опросил коллег – никто не видел папку с маркировкой "17-А".

Паника начала подкатывать к горлу. Пропал документ особой важности, который искали люди из "министерства". И теперь Дмитрий не только солгал им, но и потерял предмет их интереса.

"Стоп," – сказал он себе. "У меня есть сканы. Файлы сохранены на флешке и в почте".

Он включил компьютер, вставил флешку и открыл папку с вчерашними сканами. К его ужасу, файлов с документами "17-А" там не оказалось. Дмитрий отчётливо помнил, как сохранял их, но теперь они исчезли, словно их никогда и не было.

С растущим чувством нереальности происходящего он открыл свою электронную почту. Писем, отправленных вчера вечером самому себе, не было. Он проверил папку "Отправленные" – пусто. Корзину – тоже ничего.

"Я схожу с ума? Или кто-то очень профессионально заметает следы?" – думал Дмитрий, откинувшись на спинку стула.

В этот момент его взгляд упал на стопку бумаг, только что принесённых из канцелярии. Сверху лежала служебная записка, датированная вчерашним числом. В ней говорилось о перераспределении обязанностей в связи с отпуском одного из сотрудников.

Ничего необычного, кроме одной детали – подпись. Документ был подписан "И.о. начальника отдела кадров Л.И. Бреславский".

Дмитрий похолодел. Лев Иосифович Бреславский, начальник отдела кадров архива, умер три года назад от инфаркта. Дмитрий хорошо помнил это – он сам был на похоронах.

Дрожащими руками он поднял трубку внутреннего телефона и набрал номер отдела кадров.

– Отдел кадров, Бреславский слушает, – раздался в трубке знакомый голос человека, которого, по всем законам реальности, не могло быть в живых.

Дмитрий медленно положил трубку, чувствуя, как мир вокруг него начинает терять стабильность. Что-то было категорически не так – либо с его памятью, либо с самой реальностью.

Он вспомнил слова из документа "17-А" о "массовом распространении самиздатовских листовок" во время несуществующего восстания 1983 года. В нижнем ящике стола у него хранилась старая папка с образцами самиздата 70-80-х годов, которую он собирал для своего небольшого исследования.

Дмитрий достал папку и начал перебирать содержимое. И тут же нашёл то, чего там быть не могло – листовку, озаглавленную "Вся правда о кровавом подавлении народного протеста в Москве". Внизу стояла дата: 20 августа 1983 года.

Текст листовки подробно описывал те же события, что и документ "17-А", но с противоположной точки зрения – как жестокое подавление мирной демонстрации. В конце был список погибших – имена, возраст, профессии.

Дмитрий точно знал, что никогда раньше не видел этой листовки в своей коллекции. Он знал каждый документ в этой папке, перечитывал их десятки раз. Этой листовки там не было. Не могло быть.

"Что происходит? Кто-то подбрасывает мне эти документы? Или…" – мысль была настолько дикой, что он не решался её сформулировать даже про себя. "Или история действительно меняется?"

Он спрятал листовку во внутренний карман пиджака. Потом, повинуясь внезапному импульсу, достал телефон и сфотографировал её – страница за страницей.

В этот момент к его столу подошла Татьяна Павловна, пожилая сотрудница архива.

– Дмитрий Алексеевич, вас там какая-то девушка спрашивает, – сказала она. – У входа стоит. Говорит, срочно нужно.

– Девушка? – удивился Дмитрий. – Какая?

– Молодая, симпатичная. Представилась Анной. Сказала, что по важному делу.

Дмитрий никаких Анн не знал, но после всех странностей этого утра решил, что это может быть как-то связано с происходящим.

– Спасибо, Татьяна Павловна, я сейчас подойду.

Он встал из-за стола, бросил последний взгляд на свой тихий архивный угол и направился к выходу, не подозревая, что больше никогда не вернётся сюда в качестве обычного архивариуса, озабоченного только каталогизацией прошлого. Потому что прошлое, как оказалось, не было таким уж надёжным и неизменным, как он привык думать.

Глава 2: "Несоответствия"

У входа в архив стояла молодая женщина лет двадцати пяти, с короткими тёмными волосами и внимательными серыми глазами. Она была одета просто, но со вкусом – тёмно-синее платье, светлый жакет, минимум украшений. В руках – небольшая папка с бумагами.

– Дмитрий Алексеевич? – спросила она, когда он приблизился.

– Да, это я, – ответил он, изучающе глядя на незнакомку. – А вы…?

– Анна Сергеевна Вырубова, – она протянула руку для рукопожатия. – Я новый сотрудник архива. Точнее, буду им с завтрашнего дня. Мне сказали, что вы введёте меня в курс дела.

Дмитрий пожал её руку, чувствуя лёгкое замешательство. Ему ничего не говорили о новой сотруднице, тем более о том, что он должен её чему-то обучать.

– Простите, но мне никто не сообщал…

– О, наверное, Сергей Петрович забыл вас предупредить, – легко сказала Анна. – Он сам сказал мне найти вас. Сейчас он разговаривает с каким-то важным человеком в костюме, я не стала мешать.

"Тимофеев всё ещё здесь," – подумал Дмитрий. Это добавляло ситуации странности.

– Что ж, раз Сергей Петрович так распорядился… – он всё ещё сомневался. – Давайте пройдём в читальный зал, там сейчас немноголюдно, сможем поговорить.

Читальный зал архива в это время суток был почти пуст – только пара аспирантов в дальнем углу что-то выписывали из старых документов. Дмитрий и Анна сели за свободный стол у окна.

– Так какой именно отдел вас интересует? – спросил Дмитрий, всё ещё не понимая, почему его назначили наставником.

– Тот же, где работаете вы, – Анна открыла свою папку и достала несколько документов. – Особые фонды, рассекреченные материалы. У меня есть опыт работы с подобными архивами, я раньше работала в Санкт-Петербурге.

Дмитрий просмотрел её документы – диплом исторического факультета МГУ, рекомендательные письма, копия приказа о приёме на работу, подписанная… Львом Иосифовичем Бреславским. Тем самым, который должен был быть мёртв уже три года.

– Всё в порядке? – спросила Анна, заметив его замешательство.

– Да, просто… – он поднял взгляд от бумаг. – Вы знакомы с Бреславским?

– С начальником отдела кадров? Да, он проводил собеседование. Очень педантичный человек, всё по пунктам расспрашивал.

Значит, она действительно общалась с Бреславским. С живым Бреславским. Который, по воспоминаниям Дмитрия, умер три года назад.

– А скажите, Анна Сергеевна, – осторожно начал он, – вы что-нибудь знаете о событиях августа 1983 года в Москве?

Она слегка нахмурилась, словно пытаясь вспомнить.

– Вы имеете в виду олимпийский бойкот? Нет, это было раньше… В 1983-м ничего особенного не припоминаю. А должна?

Дмитрий покачал головой.

– Нет, просто проверяю вашу осведомлённость в новейшей истории.

Она не знала о восстании. Как и все остальные. Как и сам Дмитрий до вчерашнего дня. Но теперь у него в кармане лежала листовка – вещественное доказательство события, которого не было. Или было, но каким-то образом исчезло из коллективной памяти.

– На чём вы специализировались в университете? – спросил он, меняя тему.

– История советского периода, особенно 70-80-е годы, – ответила Анна. – Моя дипломная работа была посвящена неофициальной культуре позднего СССР – самиздату, подпольным концертам, неформальным объединениям.

Это уже было интересно. Если кто-то и мог знать о подпольных листовках того периода, то именно такой специалист.

– Самиздат, говорите? – Дмитрий понизил голос. – У меня есть небольшая коллекция. Для исследовательских целей, конечно.

– Правда? – глаза Анны загорелись. – Я бы очень хотела взглянуть.

Дмитрий колебался. Довериться незнакомому человеку в такой странной ситуации было рискованно. Но что-то в Анне вызывало у него доверие – может быть, искренний интерес к теме, может быть, профессиональный взгляд.

– Возможно, позже, – уклончиво ответил он. – Сначала нужно разобраться с текущими задачами. Кстати, о задачах – Сергей Петрович говорил вам, чем именно вы будете заниматься?

– В общих чертах, – кивнула Анна. – Каталогизация и оцифровка недавно рассекреченных документов. Он упомянул какой-то особый проект, но деталей не раскрыл.

"Особый проект" – эта фраза заставила Дмитрия насторожиться. Похоже, Махов специально направил Анну работать с теми же документами, что и он. Совпадение? Или способ установить наблюдение?

– Да, я как раз занимаюсь этим проектом, – сказал Дмитрий. – Большой объём работы, так что помощь не помешает.

В этот момент его телефон завибрировал – пришло сообщение. Дмитрий извинился и проверил экран. Текст был от неизвестного номера:

"Не доверяйте никому в архиве. Документ 17-А – ключ. Встретимся в 18:00 у памятника Пушкину. Приходите один."

Дмитрий почувствовал, как сердце забилось чаще. Кто-то знал о документе. Кто-то, кто не хотел раскрывать свою личность.

– Всё в порядке? – спросила Анна, заметив его реакцию.

– Да, просто… личное, – он убрал телефон. – Так на чём мы остановились?

Остаток встречи прошёл в обсуждении рабочих моментов. Дмитрий объяснил Анне базовые процедуры работы с архивными документами, показал, где находятся основные отделы. Всё это время он не мог отделаться от мысли, что за ним наблюдают. И что Анна могла быть частью этого наблюдения.

Когда они закончили, было уже почти пять часов вечера.

– Спасибо за введение в курс дела, Дмитрий Алексеевич, – сказала Анна, собирая свои бумаги. – Увидимся завтра, я приду к девяти.

– До завтра, – кивнул он, размышляя, стоит ли идти на таинственную встречу у памятника Пушкину.

Любопытство и желание разобраться в происходящем победили осторожность. Он решил пойти, но принять меры предосторожности.

Пушкинская площадь в вечерний час была полна людей. Дмитрий пришёл заранее, чтобы осмотреться и убедиться, что его не ждёт ловушка. Он несколько раз обошёл площадь, внимательно наблюдая за прохожими.

Ровно в шесть часов он встал у памятника, как было указано в сообщении. Прошло пять минут, десять, пятнадцать – никто не подходил к нему, не подавал знаков.

"Может, это просто чья-то шутка?" – подумал Дмитрий, начиная раздражаться. Он уже собирался уходить, когда заметил пожилого мужчину, который медленно приближался к памятнику. Мужчина был в потёртом плаще и старомодной шляпе, с тростью в руке. Несмотря на тёплую погоду, он выглядел так, словно оделся для поздней осени.

– Дмитрий Алексеевич Черновик? – спросил мужчина, остановившись рядом.

– Да, это я, – ответил Дмитрий настороженно. – А вы…?

– Меня зовут Игорь Маркович Ландау, – представился мужчина. – Я бывший профессор истории МГУ. Бывший, потому что меня уволили за… как они выразились, "псевдонаучные теории и дискредитацию исторической науки".

– И какие же теории привели к вашему увольнению? – спросил Дмитрий.

– Теории о том, что история – это не незыблемый факт, а изменчивая субстанция, – тихо ответил Ландау, оглядываясь по сторонам. – О том, что прошлое можно переписать не только в учебниках, но и в самой реальности. И о том, что это происходит регулярно, – он сделал паузу. – Вы нашли документ 17-А, не так ли?

Дмитрий вздрогнул.

– Откуда вы знаете?

– У меня есть свои источники в архиве, – уклончиво ответил Ландау. – Но сейчас не об этом. Нам нужно поговорить в более безопасном месте. За вами могут следить.

– Следить? Кто?

– Те, кто отвечает за сохранность официальной версии истории, – Ландау говорил серьёзно, без тени улыбки. – Те, кто не хочет, чтобы правда о "перезагрузках" стала известна.

– Перезагрузках? – Дмитрий начинал думать, что имеет дело с сумасшедшим.

– Именно так они это называют, – кивнул Ландау. – Пойдёмте, я знаю безопасное место недалеко отсюда.

Профессор повёл Дмитрия через лабиринт переулков в центре Москвы. Они петляли, несколько раз меняли направление, заходили во дворы и выходили через арки. Наконец, они остановились у неприметной двери в полуподвальное помещение.

– Это букинистический магазин моего старого друга, – объяснил Ландау, доставая ключ. – Он закрыт для посетителей по вечерам, но у меня есть доступ.

Внутри магазин оказался настоящим лабиринтом из книжных полок, заставленных старыми томами. Пахло пылью, кожаными переплётами и временем. Ландау провёл Дмитрия в дальнюю комнату, где стоял старый стол, несколько кресел и множество коробок с книгами.

– Присаживайтесь, – сказал профессор, указывая на кресло. – Хотите чаю?

– Нет, спасибо, – Дмитрий остался стоять. – Я хочу понять, что происходит. Кто вы на самом деле и что знаете о документе 17-А?

Ландау вздохнул и опустился в кресло, опираясь на трость.

– Я именно тот, за кого себя выдаю, Дмитрий Алексеевич. Историк, который слишком много узнал о природе истории, – он помолчал. – Документ, который вы нашли, описывает события, которых, по общему мнению, никогда не было. Московское восстание 1983 года – его нет в учебниках, о нём не пишут в статьях, его не помнят даже те, кто жил в то время. И всё же, документ существует. Как и другие следы тех событий.

– Какие ещё следы? – спросил Дмитрий.

– Артефакты памяти, – ответил Ландау. – Предметы, документы, фотографии, которые по какой-то причине не поддаются "перезагрузке". Которые сохраняют информацию о событиях, стёртых из коллективной памяти.

Он встал и подошёл к одной из коробок, стоявших у стены. Достал оттуда старый фотоальбом и положил перед Дмитрием.

– Посмотрите.

Дмитрий открыл альбом. На первой же странице была фотография, от которой у него перехватило дыхание. Снимок показывал Пушкинскую площадь, заполненную тысячами людей. Над толпой – плакаты с лозунгами: "Свободу политзаключённым!", "Долой цензуру!", "Правду народу!". По краям площади видны милицейские кордоны. Внизу подпись: "Москва, 17 августа 1983".

– Этого не может быть, – прошептал Дмитрий, перелистывая страницы. Фотографии показывали развитие событий – милиция, оттесняющая демонстрантов, летящие камни, горящие автомобили, людей, убегающих от дубинок.

– И тем не менее, это было, – твёрдо сказал Ландау. – Я сам там присутствовал. Был среди демонстрантов. Видел, как избивают людей, как стреляют резиновыми пулями. Слышал крики. Чувствовал запах слезоточивого газа.

– Но почему никто этого не помнит? – Дмитрий перевернул ещё одну страницу и увидел фотографию памятника. Простая стела с надписью: "В память о жертвах Московского восстания 1983 года". – И где этот памятник? Я никогда его не видел.

– Его снесли после "перезагрузки", – ответил Ландау. – Он стоял на Пушкинской площади всего три года, с 1990 по 1993. После того, как история была изменена, его просто не стало, как и воспоминаний о нём у большинства людей.

– Вы говорите о каком-то массовом стирании памяти? – недоверчиво спросил Дмитрий. – Это невозможно.

– Невозможно с точки зрения известной нам науки, – согласился Ландау. – Но факты говорят об обратном. События исчезают из истории, из памяти, из документов. Остаются только фрагменты, артефакты, не поддающиеся "перезагрузке". И люди с особым типом памяти, такие как я… и, возможно, вы.

– Я? При чём тут я?

– Вы нашли документ 17-А и осознали его значимость. Вы почувствовали несоответствие между официальной историей и свидетельством, которое держали в руках. Большинство людей просто проигнорировали бы это противоречие, списали бы на ошибку, подделку, сбой в системе каталогизации. Но не вы, – Ландау внимательно посмотрел на Дмитрия. – Что вы почувствовали, когда стояли вчера на Пушкинской площади?

Дмитрий вздрогнул. Откуда профессор знал, что он был там?

– Я… у меня было странное ощущение. Как будто дежавю. Словно я вспоминал что-то, чего никогда не видел.

– Именно, – кивнул Ландау. – Это память, которая пробивается через барьеры "перезагрузки". У некоторых людей она сильнее, чем у других. Таких называют "Неподдающимися" или "Хранителями". Они сохраняют фрагменты воспоминаний о стёртых событиях.

Дмитрий покачал головой.

– Всё это звучит как научная фантастика. Или как теория заговора.

– Я понимаю ваш скептицизм, – спокойно сказал Ландау. – На вашем месте я бы тоже не поверил. Но факты остаются фактами. Документ, который вы нашли, существует. Эти фотографии существуют. И есть ещё кое-что…

Он снова подошёл к коробке и достал оттуда старый блокнот.

– Это мой дневник тех лет. Я записывал всё, что происходило, сразу после событий. Даты, имена, места. Факты, которые теперь противоречат официальной истории.

Дмитрий взял блокнот и пролистал его. Записи были сделаны мелким, аккуратным почерком. Они подробно описывали события, предшествовавшие восстанию, сам протест и его подавление, последующие аресты и суды.

– И вы считаете, что кто-то намеренно стёр эти события из истории? – спросил Дмитрий. – Кто и зачем?

– Орден Хронографов, – ответил Ландау. – Тайная организация, существующая веками, задача которой – контролировать историю России путём периодических "перезагрузок" коллективной памяти.

Теперь Дмитрий был уверен, что разговаривает с сумасшедшим. Но логика событий последних двух дней подсказывала, что в словах старика может быть доля истины.

– И как, по-вашему, работают эти "перезагрузки"? – спросил он.

– Комбинация технологических средств и древних ритуалов, – ответил Ландау. – Я не знаю точного механизма. Знаю только, что они используют специальный артефакт, называемый Хрономироном, который находится на Соловецких островах. И что перезагрузки случаются в ключевые моменты истории. 1917, 1937, 1953, 1991… и, судя по всему, совсем недавно.

– Почему вы так считаете?

– Потому что появляются несоответствия. Артефакты памяти становятся более заметными. Люди начинают вспоминать обрывки "стёртых" событий. Реальность… нестабильна, – Ландау посмотрел Дмитрию прямо в глаза. – Вы сами заметили это, не так ли? Человек, который должен быть мёртв, вдруг оказывается жив. Документы появляются и исчезают. Воспоминания не соответствуют фактам.

Дмитрий вспомнил о Бреславском, о пропавшей папке, о странном дежавю на площади.

– Если всё, что вы говорите, правда… то что мне делать? – спросил он.

– Быть осторожным, – серьёзно ответил Ландау. – Они уже знают, что вы видели документ 17-А. Они будут следить за вами, пытаться понять, насколько много вы знаете и помните. Возможно, попытаются нейтрализовать вас.

– Нейтрализовать? Вы имеете в виду…

– Не обязательно физически, – покачал головой Ландау. – Скорее, дискредитировать, отстранить от работы, изолировать. Или провести локальную "перезагрузку" – заставить вас забыть о находке.

Дмитрий задумался. Всё это звучало как бред, но объясняло странности последних дней.

– Что вы предлагаете?

– Продолжайте работать как обычно, – сказал Ландау. – Не показывайте, что вы что-то знаете или подозреваете. Но будьте внимательны к несоответствиям – документам, которых не должно быть, воспоминаниям, которые противоречат фактам, людям, которые ведут себя странно. И документируйте всё, что найдёте, – он протянул Дмитрию небольшой предмет. – Вот, возьмите.

Это был старинный компас в латунном корпусе. Когда Дмитрий открыл его, стрелка начала беспорядочно вращаться, не указывая ни на север, ни на какое-либо другое направление.

– Он сломан? – спросил Дмитрий.

– Нет, он работает именно так, как должен, – улыбнулся Ландау. – Это особый компас. Он реагирует не на магнитные поля, а на… скажем так, на искажения в ткани реальности. Когда вы будете рядом с артефактом памяти или в месте, где происходила "перезагрузка", стрелка укажет вам путь.

Дмитрий скептически посмотрел на компас, но всё же положил его в карман.

– Я свяжусь с вами, когда будет нужно, – сказал Ландау, поднимаясь. – А теперь вам лучше идти. Не стоит оставаться в одном месте слишком долго.

– Как вы со мной свяжетесь? – спросил Дмитрий.

– Найду способ, – уклончиво ответил профессор. – И ещё кое-что… Будьте осторожны с новой сотрудницей, Анной Вырубовой. Я не уверен, на чьей она стороне.

Дмитрий вздрогнул.

– Откуда вы знаете про Анну?

– У меня свои источники, – повторил Ландау. – Идите. И помните – история не высечена в камне. Она написана на песке, и любая волна может смыть её и оставить новый узор.

Следующее утро началось для Дмитрия с тревожного сна, в котором он бродил по бесконечным архивным залам, пытаясь найти документ, название которого постоянно забывал. Он проснулся с ощущением неправильности мира, которое не покидало его с момента обнаружения странной папки.

В архив он пришёл раньше обычного, надеясь поработать до появления Анны. Но она уже была там – сидела за соседним столом, который раньше пустовал, и что-то сосредоточенно печатала на компьютере.

– Доброе утро, Дмитрий Алексеевич, – улыбнулась она. – Я решила прийти пораньше, чтобы освоиться.

– Доброе утро, – ответил он, незаметно изучая её. После предупреждения Ландау он не мог не задаваться вопросом, кем на самом деле была эта девушка.

Анна выглядела совершенно обычно – молодой специалист, начинающий карьеру. Никаких признаков того, что она может быть агентом какой-то тайной организации. Но если профессор прав, и существует группа людей, контролирующих историю, они вряд ли будут носить специальные значки или вести себя подозрительно.

– Сергей Петрович сказал, что я должна помогать вам с рассекреченными документами, – сказала Анна. – С чего начнём?

Дмитрий решил проверить её реакцию.

– Вообще-то у меня пропала одна из папок, которую я обрабатывал, – сказал он, наблюдая за выражением её лица. – С маркировкой 17-А. Не видели случайно?

Анна покачала головой.

– Нет, я только сегодня начала работать с документами. А что в этой папке?

– Ничего особенного, – пожал плечами Дмитрий. – Просто не хочется терять часть порученных материалов.

Он не заметил никакой особой реакции – ни нервозности, ни излишнего интереса. Либо Анна действительно не знала о документе, либо была очень хорошей актрисой.

– Давайте я помогу вам искать, – предложила она. – Четыре глаза лучше, чем два.

Они провели следующий час, просматривая стеллажи и ящики в поисках пропавшей папки. Дмитрий не ожидал, что они найдут её, но это был хороший способ понаблюдать за Анной в неформальной обстановке.

– Странно, – сказала она наконец. – Как будто папка просто испарилась. Может быть, её взял кто-то из руководства для проверки?

– Может быть, – согласился Дмитрий. – Хотя обычно они оставляют расписку.

В этот момент в зал вошёл Махов в сопровождении двух незнакомых мужчин в строгих костюмах. Один из них был примерно того же возраста, что и директор архива, другой – значительно моложе, с военной выправкой и холодным взглядом.

– А, Черновик, ты уже на месте, – сказал Махов, подходя к их столу. – Познакомься, это товарищи из… – он запнулся, – из министерства. Они интересуются теми же фондами, с которыми ты работаешь.

– Фёдор Игнатьевич Колесников, – представился старший, протягивая руку. – А это мой коллега, Антон.

Антон просто кивнул, не называя фамилии.

– Очень приятно, – сказал Дмитрий, пожимая руку Колесникова. – Дмитрий Алексеевич Черновик.

– Мы знаем, – улыбнулся Колесников. – Сергей Петрович много рассказывал о вас. Один из лучших специалистов архива, если я правильно понял.

– Он преувеличивает, – скромно ответил Дмитрий.

– Товарищи хотели бы ознакомиться с теми же документами, которые ты обрабатываешь, – сказал Махов. – Выдели им, пожалуйста, рабочее место и помоги с доступом к базам данных.

– Конечно, – кивнул Дмитрий. – А могу я поинтересоваться, какой именно период или тема вас интересует?

– Начало восьмидесятых, – ответил Колесников. – В частности, 1983 год. Август.

Дмитрий почувствовал, как по спине пробежал холодок. Они искали то же самое, что и он. Документ о несуществующем восстании.

– Понятно, – сказал он спокойно. – У нас есть несколько фондов по этому периоду. Что именно вас интересует – экономика, культура, политика?

– Внутренняя политика, – уточнил Колесников. – Особенно всё, что касается общественных волнений, протестов, неофициальных организаций.

– Я могу помочь, – неожиданно вмешалась Анна. – Это была тема моей дипломной работы. Неформальные объединения позднего СССР.

Колесников внимательно посмотрел на неё.

– А вы…?

– Анна Сергеевна Вырубова, новый сотрудник архива, – представилась она. – Только вчера приступила к работе.

– Очень кстати, – улыбнулся Колесников, но его глаза остались холодными. – Будем рады вашей помощи.

– Ну, я вас оставлю, – сказал Махов. – Дмитрий Алексеевич, ты обеспечь товарищам всё необходимое.

Следующие несколько часов Дмитрий и Анна помогали "товарищам из министерства" с поиском документов. Колесников был вежлив, задавал конкретные вопросы, держался как профессиональный исследователь. Антон молчал, изредка делая заметки в небольшом блокноте.

Они просматривали те же фонды, с которыми работал Дмитрий, изучали те же каталоги. Но никто из них ни словом не упомянул папку 17-А или Московское восстание. Они искали что-то, не говоря прямо, что именно.

В обеденный перерыв Колесников и Антон ушли, сказав, что вернутся после обеда. Дмитрий и Анна остались одни.

– Странные эти товарищи из "министерства", – заметила Анна, когда они сидели в маленькой кухне для сотрудников. – Вы заметили, что у них нет никаких документов? Ни удостоверений, ни официальных запросов на доступ к архивам.

Дмитрий удивлённо посмотрел на неё.

– Вы правы. Я как-то не обратил внимания.

– И ещё кое-что, – продолжила она, понизив голос. – Младший, Антон, всё время смотрит на вас. Не просто так, а… изучающе. Как будто ждёт, что вы сделаете что-то определённое.

– Вы очень наблюдательны, – сказал Дмитрий.

– Профессиональная привычка, – пожала плечами Анна. – Когда изучаешь неофициальную культуру СССР, учишься замечать детали. Кто с кем разговаривает, кто кого избегает, кто нервничает при определённых темах.

Дмитрий решил рискнуть.

– И что вы заметили ещё?

Анна огляделась, убедилась, что они одни, и наклонилась ближе.

– Они ищут что-то конкретное. Что-то, о чём не хотят говорить прямо. И они знают, что вы имели с этим дело.

– С чего вы взяли?

– По тому, как Колесников отреагировал, когда вы спросили о конкретной теме. Он сразу уточнил про общественные волнения. И по тому, как этот Антон наблюдает за вашей реакцией на определённые документы.

Дмитрий задумался. Может быть, Анна действительно просто наблюдательный человек. Или она играет в какую-то свою игру.

– И что вы думаете об этом? – спросил он.

– Думаю, что происходит что-то странное, – ответила она. – И, похоже, вы знаете, что именно.

Он встретился с ней взглядом. В её глазах читался искренний интерес, но не угроза.

– Возможно, – уклончиво ответил Дмитрий. – Но сначала я должен во всём разобраться сам.

– Я могла бы помочь, – предложила Анна. – У меня есть опыт работы с неофициальными источниками. И я умею хранить секреты.

Дмитрий колебался. Довериться ей было рискованно. Но вести расследование в одиночку, когда за ним следят люди из загадочного "министерства", было ещё рискованнее.

– Возможно, – повторил он. – Но давайте вернёмся к работе. Наши "товарищи" скоро вернутся.

После обеда Колесников и Антон действительно вернулись, но вели себя немного иначе. Они меньше просматривали документы и больше наблюдали за работой Дмитрия и Анны. Несколько раз Дмитрий ловил на себе изучающий взгляд Антона, как и предупреждала Анна.

К концу рабочего дня Колесников объявил, что они закончили на сегодня, поблагодарил за помощь и сказал, что вернутся завтра для продолжения работы.

Когда они ушли, Анна повернулась к Дмитрию.

– Что вы делаете после работы? – спросила она.

– Обычно иду домой, – ответил он. – А что?

– Я подумала, может быть, мы могли бы выпить кофе и поговорить, – сказала она. – Не здесь, конечно. Где-нибудь, где нас никто не услышит.

Дмитрий задумался. С одной стороны, Ландау предупреждал его быть осторожным с Анной. С другой – она явно что-то подозревала и могла оказаться полезным союзником. Или она пыталась втереться в доверие по заданию тех самых людей, о которых говорил профессор.

– Хорошо, – решился он наконец. – Знаете кафе "Хронос" на Малой Бронной? Через час там?

– Договорились, – кивнула Анна. – Только давайте пойдём разными дорогами. На всякий случай.

Это укрепило подозрения Дмитрия. Либо она действительно понимала серьёзность ситуации, либо очень хорошо играла свою роль.

Кафе "Хронос" было маленьким, уютным заведением, спрятанным в полуподвале старинного дома. Дмитрий выбрал его не случайно – название показалось символичным, учитывая разговоры о манипуляциях со временем. К тому же, он знал, что там есть дальний зал, где можно поговорить без лишних ушей.

Он пришёл первым, выбрал столик в углу и заказал кофе. Через десять минут появилась Анна – она выглядела немного запыхавшейся, словно быстро шла или даже бежала.

– Извините за опоздание, – сказала она, садясь напротив. – Пришлось сделать крюк, чтобы убедиться, что за мной не следят.

– И как, следили? – спросил Дмитрий.

– Не уверена, – она покачала головой. – Был один подозрительный мужчина, который вышел из архива сразу после меня, но я потеряла его в метро.

Дмитрий кивнул официанту, и тот принёс второй кофе.

– Итак, – начал Дмитрий, когда они остались одни. – Что вы хотели обсудить?

– То, что происходит в архиве, – прямо сказала Анна. – Эти люди из "министерства", пропавшая папка, ваша явная настороженность… Что-то здесь не так, и я хочу знать, что именно.

– Почему вас это интересует? – спросил Дмитрий. – Вы только начали работу. Почему не просто делать своё дело и не задавать вопросов?

– Потому что я историк, – ответила она. – Настоящий историк, а не просто архивный работник. И если кто-то пытается что-то скрыть или изменить в нашем прошлом, я хочу знать об этом.

Дмитрий внимательно изучал её. В её словах чувствовалась искренность, но он всё ещё не был готов полностью довериться.

– Что если я скажу вам, что нашёл документ, описывающий событие, которого никогда не было? – осторожно начал он. – Событие, которое должно было перевернуть историю страны, но о котором никто не помнит и не знает?

– Я спрошу, какое именно событие, – ответила Анна.

– Московское восстание 1983 года, – сказал Дмитрий, наблюдая за её реакцией. – Массовые протесты на Пушкинской площади, их жестокое подавление, десятки погибших, сотни раненых.

Анна нахмурилась.

– Ничего подобного не было. Я изучала этот период очень подробно. В 1983 году не было никаких массовых протестов в Москве.

– Именно, – кивнул Дмитрий. – И тем не менее, я держал в руках официальный документ КГБ с грифом "Совершенно секретно", в котором подробно описывались меры по ликвидации последствий этого несуществующего восстания. С именами, датами, цифрами.

– Это могла быть фальшивка, – предположила Анна. – Или документ из какого-то сценария, игры, литературного проекта.

– Я профессиональный архивариус с пятнадцатилетним стажем, – напомнил Дмитрий. – Я могу отличить подлинный документ от подделки. Бумага, шрифт, печати, подписи – всё было настоящим. К тому же, – он достал из кармана телефон, – у меня есть ещё кое-что.

Он показал ей фотографии листовки, которую нашёл в своей коллекции самиздата.

– Это подлинная листовка августа 1983 года, рассказывающая о тех же событиях, но с точки зрения протестующих.

Анна внимательно изучала фотографии, её лицо становилось всё более озадаченным.

– Если это подделка, то невероятно качественная, – сказала она наконец. – Стиль, лексика, даже шрифт – всё соответствует самиздату того периода. Но как такое возможно? Как может существовать документальное свидетельство события, которого не было?

– Есть две возможности, – сказал Дмитрий. – Либо оно было, но каким-то образом исчезло из коллективной памяти и большинства документов. Либо… – он запнулся.

– Либо что?

– Либо это свидетельство из другой версии истории, – закончил он. – Из реальности, где это восстание действительно произошло.

Анна откинулась на спинку стула, осмысливая услышанное.

– Звучит как сюжет научно-фантастического романа, – сказала она. – Но… – она замолчала, словно вспомнив что-то.

– Но? – подтолкнул её Дмитрий.

– В моей исследовательской работе я сталкивалась с некоторыми… странностями, – медленно сказала Анна. – Несоответствиями в документах. Свидетельствами о событиях, которые противоречили официальной истории. Я списывала это на ошибки, фальсификации, искажения памяти. Но теперь…

– Что именно вы находили? – заинтересовался Дмитрий.

– Например, упоминания о встрече Горбачёва с диссидентами в 1985 году, которой официально не было. Или документы о массовых арестах в Ленинграде в 1981-м, о которых нигде больше не упоминается. Мелочи, несоответствия… но их было много, слишком много для простых ошибок.

Дмитрий кивнул.

– Вчера я встретился с человеком, который утверждает, что существует тайная организация, контролирующая историю России путём "перезагрузок" коллективной памяти. Что они каким-то образом стирают определённые события из истории и из сознания людей, оставляя только ту версию прошлого, которая им выгодна.

– И вы верите в это? – спросила Анна.

– Не знаю, – честно ответил Дмитрий. – Ещё три дня назад я бы рассмеялся, услышав такую теорию. Но теперь… Слишком много странностей, слишком много совпадений. Документ, который исчезает. Люди из "министерства", которые ищут что-то, не говоря прямо, что именно. Странные ощущения дежавю в местах, упомянутых в документе.

– И человек, который должен быть мёртв, но почему-то жив, – тихо добавила Анна.

Дмитрий резко поднял голову.

– Что вы сказали?

– Лев Иосифович Бреславский, начальник отдела кадров, – сказала Анна. – Когда я готовилась к собеседованию, то искала информацию об архиве, о его сотрудниках. И нашла некролог трёхлетней давности. "Скоропостижно скончался многолетний сотрудник архива, начальник отдела кадров Л.И. Бреславский". С фотографией, датами жизни, соболезнованиями коллег. А вчера я разговаривала с ним лично.

Дмитрий почувствовал, как по спине пробежал холодок. Значит, это не его личная галлюцинация. Анна тоже заметила несоответствие.

– Вы показывали этот некролог кому-нибудь? – спросил он.

– Нет, – покачала головой Анна. – Я решила, что это какая-то ошибка, совпадение имён или устаревшая информация. Но теперь, после вашего рассказа…

Она достала свой телефон, несколько секунд искала что-то в браузере, затем показала экран Дмитрию.

– Вот, смотрите.

На экране была страница архивного сайта с сообщением: "С прискорбием сообщаем о кончине нашего коллеги, Льва Иосифовича Бреславского, последовавшей 15 марта 2022 года после продолжительной болезни".

– Я видела это три дня назад, – сказала Анна. – Сохранила ссылку.

Дмитрий взял телефон и нажал на ссылку. Страница открылась, но вместо некролога на ней было сообщение: "Страница не найдена".

– Она исчезла, – прошептал он. – Как и документ 17-А.

Они молча смотрели друг на друга, осознавая импликации того, с чем столкнулись.

– Что нам делать? – спросила наконец Анна.

– Продолжать искать, – решительно сказал Дмитрий. – Собирать доказательства. Найти больше артефактов… памяти, как их называет мой знакомый. Документы, фотографии, вещи, которые сохранили информацию о "стёртых" событиях.

– И что потом? – спросила Анна. – Предположим, мы найдём доказательства того, что история действительно меняется. Что кто-то манипулирует коллективной памятью. Что мы будем делать с этим знанием?

Дмитрий задумался. Он ещё не заглядывал так далеко.

– Не знаю, – честно признался он. – Может быть, попытаемся остановить их. Или, по крайней мере, понять, как и зачем они это делают.

– Это опасно, – заметила Анна. – Если такая организация действительно существует, они не обрадуются, когда узнают, что кто-то раскрыл их секрет.

– Уже слишком поздно беспокоиться об этом, – сказал Дмитрий. – Они уже знают, что я видел документ 17-А. Они следят за мной, посылают людей проверять, что я знаю. Я уже в опасности, хочу я того или нет.

Анна кивнула.

– Тогда мы должны быть очень осторожны. И очень умны.

– Мы? – переспросил Дмитрий. – Вы действительно хотите в этом участвовать? Вы только начали работу, у вас вся карьера впереди. Зачем вам рисковать всем ради сомнительной теории заговора?

– Потому что я историк, – повторила Анна. – И если кто-то манипулирует историей, искажает правду о нашем прошлом – это моё дело. Наше дело.

Дмитрий внимательно посмотрел на неё. В её глазах читалась решимость и искренность. Может быть, она действительно просто увлечённый историк, который не может пройти мимо исторической загадки. Или очень хорошая актриса на службе у таинственного ордена. В любом случае, сейчас она была его единственным потенциальным союзником.

– Хорошо, – сказал он наконец. – Но давайте договоримся: никаких записей, никаких электронных следов. Всё, что мы обнаружим, храним только в памяти или на бумаге, которую носим с собой. И никому не доверяем, кроме друг друга.

– Согласна, – кивнула Анна. – И ещё одно. Мы должны установить какой-то сигнал безопасности. Способ узнать, что с другим всё в порядке, что это не… не подделка, не двойник, не человек с "перезагруженной" памятью.

Дмитрий задумался.

– Хорошая идея. Давайте придумаем кодовую фразу. Что-то, что будет иметь смысл только для нас двоих.

– "История написана на песке", – предложила Анна. – Вы сказали эту фразу сегодня. Если один из нас спросит: "На чём написана история?", другой должен ответить: "На песке, и любая волна может смыть её".

– Договорились, – кивнул Дмитрий. – И давайте встречаться вне архива. Там слишком много глаз и ушей.

– Где?

– Здесь, в "Хроносе", – сказал Дмитрий. – Каждый вторник и пятницу, в семь вечера. Если кто-то не приходит, другой ждёт полчаса и уходит. Никаких звонков, никаких сообщений – их можно отследить.

Анна кивнула, соглашаясь с правилами игры.

– Что будем делать завтра? – спросила она. – Эти люди из "министерства" вернутся. Они будут наблюдать за нами ещё внимательнее.

– Будем делать свою работу, – ответил Дмитрий. – И параллельно искать другие несоответствия, другие следы "перезагрузок". Только очень осторожно.

Они ещё некоторое время обсуждали детали своего негласного расследования, затем решили расходиться – слишком долгое пребывание вместе могло вызвать подозрения.

– До завтра, Дмитрий Алексеевич, – сказала Анна, вставая.

– До завтра, Анна Сергеевна, – ответил он. – И будьте осторожны.

Когда она ушла, Дмитрий ещё некоторое время сидел, размышляя о странном повороте, который приняла его жизнь. Ещё неделю назад он был обычным архивариусом, занимающимся рутинной работой. Теперь он расследовал возможный заговор по манипуляции историей, встречался с таинственными информаторами и устанавливал кодовые фразы с новой коллегой.

Он достал из кармана странный компас, подаренный Ландау. Стрелка по-прежнему беспорядочно вращалась, не указывая ни на одно конкретное направление. "Интересно, как он работает? И работает ли вообще?" – подумал Дмитрий, убирая компас обратно в карман.

Выйдя из кафе, он решил пройтись пешком, чтобы проветрить голову. Вечерняя Москва была полна огней и звуков, люди спешили по своим делам, не подозревая, что история, которую они считали незыблемой, могла быть лишь одной из многих версий, сконструированной неизвестными манипуляторами.

Проходя мимо газетного киоска, Дмитрий машинально бросил взгляд на заголовки вечерних газет. И застыл на месте. Крупный заголовок на первой полосе "Вечерней Москвы" гласил: "35 лет назад: как Москва помнит события августа 1983".

Он моргнул, и заголовок изменился: "35 лет назад: как Москва встречала олимпийских чемпионов".

Дмитрий протёр глаза, думая, что ему показалось. Но внутренний голос подсказывал: это не галлюцинация. Это ещё одно доказательство того, что реальность нестабильна, что история действительно меняется на глазах.

Он быстро купил газету и углубился в чтение, ища хоть какие-то следы той первой версии заголовка, которую увидел. Но ничего подобного там не было – только статья о достижениях советских спортсменов.

Дмитрий сложил газету и продолжил путь, чувствуя, как мир вокруг него постепенно теряет привычную твёрдость, становясь зыбким и ненадёжным, как песок под набегающей волной.

Глава 3: "Фотография"

Дмитрий вернулся домой поздно вечером, с ощущением, что за ним следят. Несколько раз по пути он останавливался, делая вид, что рассматривает витрины магазинов, а на самом деле проверяя, нет ли хвоста. Один раз ему показалось, что он заметил того самого молодого человека, Антона, который приходил в архив с Колесниковым, но фигура быстро скрылась в толпе.

Его квартира находилась в типичной московской многоэтажке, построенной в 1970-х – ничего примечательного, обычное жилье одинокого мужчины средних лет. Книжные полки, заставленные историческими монографиями и архивными справочниками, минимум мебели, несколько фотографий на стенах – в основном исторические виды Москвы разных эпох.

Войдя в квартиру, Дмитрий первым делом проверил, не нарушен ли его персональный "индикатор вторжения" – тонкий волос, натянутый между дверью и косяком на уровне колена. Волос был на месте – значит, никто не входил в его отсутствие. По крайней мере, не через дверь.

Он прошёл на кухню, поставил чайник и достал из холодильника остатки вчерашнего ужина. Голова гудела от информации, противоречивых теорий и вопросов без ответов. Кто такая Анна – союзник или подосланный агент? Что ищут люди из "министерства"? Действительно ли существует тайная организация, манипулирующая историей?

И самое главное – что делать с этим знанием? Если профессор Ландау прав, и история действительно подвергается "перезагрузкам", то любые доказательства могут просто исчезнуть, как папка 17-А. Любые свидетели могут внезапно "забыть" то, что знали, или даже не существовать в новой версии реальности.

После ужина Дмитрий решил ещё раз просмотреть свои личные архивы – может быть, там найдутся ещё какие-то следы "стёртых" событий. Он подошёл к книжному шкафу, за которым была небольшая потайная ниша, и достал оттуда металлическую коробку. В ней хранились самые ценные для него документы – личные письма, фотографии родителей, старые дневники.

Среди прочего там была фотография, которую он не рассматривал уже много лет. Снимок был сделан его отцом в начале 90-х годов во время поездки в Москву. На нём был запечатлён сам Дмитрий, тогда ещё студент исторического факультета, стоящий на Пушкинской площади.

Он достал фотографию и поднёс ближе к свету. И тут же почувствовал, как по спине пробежал холодок. На заднем плане, за его фигурой, виднелся памятник – не Пушкину, а какой-то современный монумент, простая гранитная стела. Дмитрий поднёс фотографию ещё ближе к лампе и с трудом разобрал надпись на стеле: "В память о жертвах Московского восстания 1983 года".

Тот самый памятник, который был на фотографиях в альбоме профессора Ландау. Памятник, которого никогда не существовало – по крайней мере, в той версии истории, которую помнил Дмитрий.

Но вот он, запечатлённый на фотографии, сделанной его собственным отцом. И Дмитрий был уверен, что раньше на этом снимке никакого памятника не было – только обычный вид Пушкинской площади с памятником поэту.

"Либо моя память играет со мной злую шутку, либо сама реальность меняется, включая материальные свидетельства прошлого," – подумал он, чувствуя, как земля уходит из-под ног.

Он лихорадочно начал просматривать другие фотографии из той же поездки. На большинстве из них памятника не было видно, но на одном групповом снимке, где Дмитрий стоял с однокурсниками, в углу кадра снова виднелся краешек той же стелы.

Дмитрий опустился в кресло, пытаясь осмыслить увиденное. Если верить этим фотографиям, памятник жертвам восстания 1983 года действительно существовал в начале 90-х годов. Но почему он этого не помнил? И почему памятника больше не было на Пушкинской площади?

"Перезагрузка истории", – прошептал он. Именно об этом говорил Ландау. События стираются из коллективной памяти, из документов, из самой реальности. Но некоторые артефакты – "артефакты памяти" – почему-то сохраняют информацию о "стёртых" временных линиях.

Дмитрий взял телефон и сфотографировал снимки, затем тщательно убрал оригиналы обратно в коробку. Ему нужно было больше информации, больше доказательств.

Он включил компьютер и начал поиск в интернете, используя различные комбинации ключевых слов: "памятник жертвам 1983", "стела Пушкинская площадь восстание", "монумент 1983 Москва". Результаты были разочаровывающими – никаких упоминаний о таком памятнике, ничего о восстании 1983 года.

Тогда Дмитрий решил попробовать поиск на более маргинальных ресурсах – форумах любителей истории, сайтах, посвящённых конспирологическим теориям, блогах о необъяснимых явлениях. И здесь ему повезло. На небольшом форуме "Альтернативная история России" он нашёл тему под названием "Исчезнувшие события: коллективная амнезия или манипуляция?"

В этой теме несколько участников обсуждали странные исторические несоответствия, которые они замечали – события, которые помнили они, но не помнили окружающие, памятники, которые исчезли, людей, которые вроде бы умерли, но вдруг оказались живы.

Один из комментариев привлёк особое внимание Дмитрия:

"Кто-нибудь помнит памятник жертвам на Пушкинской? Стоял там с 1990 по 1993, потом исчез. И не просто исчез – никто не помнит, что он вообще был. Я спрашивал друзей, родственников – все смотрят на меня как на сумасшедшего. Но у меня есть фотография, где этот памятник чётко виден!"

Комментарий был оставлен пользователем с ником "Хранитель_памяти". Дмитрий немедленно зарегистрировался на форуме и отправил личное сообщение:

"Здравствуйте. Я тоже нашёл фотографию с памятником жертвам 1983 года на Пушкинской. И документы о самом восстании. Хотел бы поговорить с вами об этом."

Отправив сообщение, Дмитрий продолжил изучать форум. Здесь были и другие упоминания странных исторических несоответствий – массовые беспорядки в Ленинграде в 1981 году, встреча Горбачёва с диссидентами в 1985-м (то же самое, что упоминала Анна), загадочный инцидент в Москве в 1977 году, когда якобы были замечены НЛО над Кремлём.

Большинство сообщений были написаны в характерном для конспирологов стиле – много восклицательных знаков, заглавных букв, драматических утверждений без достаточных доказательств. Но некоторые комментарии выглядели вполне рациональными и содержали конкретные детали, которые трудно было просто выдумать.

Особенно интересной была ветка обсуждения, посвящённая "историческим перезагрузкам". Один из участников, с ником "Наблюдатель", утверждал, что история периодически "перезагружается" – определённые события стираются из коллективной памяти и документов, заменяясь альтернативной версией прошлого. По его теории, эти "перезагрузки" происходят в ключевые моменты истории – 1917, 1937, 1953, 1991 годы.

"Это те же даты, которые упоминал Ландау," – подумал Дмитрий, чувствуя, как по спине бежит холодок. Совпадение? Или профессор и этот таинственный "Наблюдатель" имели доступ к одной и той же информации?

В этот момент компьютер звякнул – пришло новое сообщение. "Хранитель_памяти" ответил:

"Рад, что я не один. Не хочу обсуждать это здесь. Встретимся лично? Завтра, 11:00, Новодевичье кладбище, у могилы Хрущёва."

Дмитрий задумался. Встреча с незнакомцем в уединённом месте могла быть ловушкой. С другой стороны, Новодевичье кладбище – общественное место, там всегда есть люди, туристы, экскурсии. Не самое логичное место для похищения или нападения.

Он решил рискнуть и ответил:

"Договорились. Как я вас узнаю?"

Ответ пришёл почти мгновенно:

"У меня в руках будет красная книга. Спросите, который час."

Дмитрий отправил короткое "ОК" и выключил компьютер. Завтра предстоял напряжённый день – работа в архиве под наблюдением людей из "министерства", затем тайная встреча на кладбище с загадочным "Хранителем памяти".

Он лёг спать, но долго не мог уснуть, прокручивая в голове события последних дней. Когда сон наконец пришёл, Дмитрию приснилась Пушкинская площадь, заполненная людьми с плакатами, и памятник – то появляющийся, то исчезающий, как мираж в пустыне.

Утро началось с неожиданного звонка в дверь. Дмитрий, только что вышедший из душа, замер с полотенцем в руках. Он никого не ждал, особенно в такую рань – было всего семь утра.

Осторожно подойдя к двери, он посмотрел в глазок и увидел Сергея Петровича Махова, директора архива. Это было необычно – Махов никогда раньше не приходил к нему домой.

– Кто там? – спросил Дмитрий, хотя уже знал ответ.

– Сергей Петрович, – ответил Махов. – Открывай, Дмитрий, разговор есть.

Дмитрий быстро оделся и открыл дверь. Махов выглядел усталым и напряжённым.

– Извини за ранний визит, – сказал директор, проходя в квартиру. – Но дело срочное.

– Что случилось? – спросил Дмитрий, провожая гостя на кухню.

– Ты в беде, – прямо сказал Махов, усаживаясь за стол. – Серьёзной беде.

Дмитрий почувствовал, как сердце начинает биться чаще.

– О чём вы?

– О документе 17-А, – ответил Махов. – О том, что ты солгал Тимофееву. О том, что ты встречался с Ландау.

Дмитрий сохранял внешнее спокойствие, хотя внутри всё сжалось.

– Я не понимаю, о чём вы, – сказал он.

– Не делай вид, что не понимаешь, – вздохнул Махов. – Мы знакомы пятнадцать лет. Я вижу, когда ты лжёшь. И сейчас ты лжёшь.

Он достал из внутреннего кармана пиджака фотографию и положил на стол. На снимке был Дмитрий, выходящий из букинистического магазина вместе с профессором Ландау. Дата на углу фотографии показывала вчерашний день.

– За мной следили, – констатировал Дмитрий.

– Конечно, – кивнул Махов. – С того момента, как ты нашёл документ 17-А. Они всегда так делают.

– Они?

– Ты же уже знаешь, – Махов смотрел прямо на него. – Орден Хронографов. Хранители времени. Те, кто контролирует историю.

Дмитрий молчал, оценивая ситуацию. Махов знал об ордене. Знал о его встрече с Ландау. Знал о документе. Что ещё он знал? И на чьей он стороне?

– Чего они хотят? – спросил наконец Дмитрий.

– Документ исчез, – сказал Махов. – Но они не уверены, сделал ли ты копию. И что именно ты успел узнать от Ландау. Они хотят быть уверены, что информация не распространится дальше.

– И как они собираются в этом убедиться?

Махов вздохнул.

– Есть разные способы. Самый простой – локальная "перезагрузка". Стирание конкретных воспоминаний у конкретного человека. Но это не всегда работает с такими, как ты.

– Какими "такими"?

– Неподдающимися. Людьми с иммунитетом к изменениям памяти, – объяснил Махов. – Таких немного, но они существуют. И судя по тому, что ты заметил несоответствия в истории, ты один из них.

Дмитрий внимательно смотрел на директора.

– А вы? Вы тоже "неподдающийся"?

– Нет, – покачал головой Махов. – Я просто знаю об ордене. Я… сотрудничаю с ними.

– Вы их агент, – констатировал Дмитрий.

– Не совсем, – поморщился Махов. – Скорее, я знаю о их существовании и иногда оказываю услуги. Как и многие другие в определённых позициях. Мы не члены ордена, но мы… осведомлены.

– И сейчас вы пришли, чтобы… что? Предупредить меня? Угрожать? Арестовать?

– Предупредить, – серьёзно сказал Махов. – Я знаю тебя много лет, Дмитрий. Ты хороший человек и отличный архивариус. Я не хочу, чтобы с тобой случилось что-то плохое.

– Что они собираются делать?

– Сегодня Тимофеев и его люди снова придут в архив. Они будут наблюдать за тобой, за твоей реакцией на определённые документы. Попытаются понять, что именно ты знаешь и помнишь, – Махов помолчал. – А вечером, если не будут удовлетворены результатами, могут предпринять более… решительные меры.

– Какие именно?

– Не знаю, – признался Махов. – Я не в их внутреннем круге. Но слышал о случаях, когда люди, слишком много узнавшие об ордене, просто… исчезали. А потом появлялись снова, но с другими воспоминаниями, другой личностью. Как будто их переписали.

Дмитрий почувствовал холодок внутри. Это звучало гораздо серьёзнее, чем он предполагал.

– Что вы предлагаете?

– Сотрудничай с ними, – сказал Махов. – Отдай все копии документа, если они у тебя есть. Забудь всё, что ты узнал. Вернись к нормальной жизни.

– А если я не могу? – тихо спросил Дмитрий. – Если я уже слишком много знаю и не могу просто "забыть"?

Махов вздохнул.

– Тогда тебе лучше исчезнуть. Уехать из Москвы, из России. Сменить имя, внешность, начать новую жизнь.

– Звучит как паранойя, – заметил Дмитрий.

– Может быть, – согласился Махов. – Но лучше быть живым параноиком, чем мёртвым скептиком. Или, что ещё хуже, человеком с переписанной личностью.

Он встал, давая понять, что разговор окончен.

– Я сделал, что мог, Дмитрий. Предупредил тебя. Дальше решай сам. Но помни – они могущественнее, чем ты думаешь. И они контролируют не только документы, но и саму реальность.

Когда Махов ушёл, Дмитрий ещё долго сидел на кухне, обдумывая услышанное. Директор архива подтвердил существование ордена Хронографов. Подтвердил, что они манипулируют историей и памятью людей. И предупредил об опасности.

Стоит ли верить Махову? Может быть, это проверка, тест на лояльность? Или он действительно пришёл предупредить из личной симпатии?

В любом случае, теперь Дмитрий знал, что за ним следят, и что опасность реальна. Нужно было решать, что делать дальше.

Он подумал о встрече с "Хранителем_памяти", запланированной на 11 часов. Стоит ли идти? Это могла быть ловушка, организованная орденом. Но также это мог быть потенциальный союзник, ещё один человек, заметивший несоответствия в истории.

После недолгих размышлений Дмитрий решил рискнуть и пойти на встречу. Но сначала нужно было появиться в архиве, чтобы не вызывать лишних подозрений.

В архиве Дмитрия уже ждала Анна. Она сидела за своим столом, просматривая какие-то документы, и выглядела совершенно обычно – никаких признаков напряжения или страха.

– Доброе утро, Дмитрий Алексеевич, – улыбнулась она. – Как выходные?

– Спокойно, – ответил он, внимательно наблюдая за её реакцией. – Ничего особенного.

Если Анна и знала о его встрече с Ландау или о визите Махова, она не подавала вида.

– У нас сегодня снова будут гости, – сказала она, понизив голос. – Я видела Колесникова и его молчаливого помощника в кабинете Сергея Петровича.

– Неудивительно, – кивнул Дмитрий. – Они говорили, что вернутся.

Он сел за свой стол и включил компьютер, стараясь выглядеть как обычно. Внутри него шла напряжённая работа мысли: как вести себя с Тимофеевым и его людьми? Что они будут искать в его реакциях? И как незаметно уйти на встречу с "Хранителем_памяти"?

Через полчаса в зал вошли Колесников, Антон и Тимофеев. Они сразу направились к столу Дмитрия.

– Доброе утро, Дмитрий Алексеевич, – поздоровался Колесников. – Надеюсь, мы не помешаем вашей работе?

– Ничуть, – ответил Дмитрий. – Чем могу помочь?

– Мы хотели бы продолжить изучение документов, – сказал Колесников. – В частности, нас интересуют материалы о политической ситуации в Москве летом 1983 года.

Дмитрий кивнул, сохраняя нейтральное выражение лица.

– Конечно. У нас есть несколько фондов по этому периоду. Что именно вас интересует?

– Всё, – вмешался Тимофеев, пристально глядя на Дмитрия. – Любые документы, касающиеся общественных настроений, политических движений, неофициальных групп.

– И особенно, – добавил Колесников, – нас интересуют документы с грифом "Особая папка" и маркировкой, начинающейся с цифры "17".

Это было прямое указание на документ 17-А. Они проверяли реакцию Дмитрия.

– Я не уверен, что у нас есть такие документы, – спокойно ответил он. – Но мы можем поискать.

Следующие два часа прошли в напряжённой работе. Дмитрий и Анна помогали "гостям" искать документы по указанной теме, при этом Дмитрий чувствовал на себе постоянный наблюдающий взгляд Антона. Молчаливый помощник Колесникова не произнёс ни слова, но не спускал глаз с архивариуса.

К 10:30 Дмитрий начал нервничать. Встреча с "Хранителем_памяти" была назначена на 11:00, а Новодевичье кладбище находилось не близко. Нужно было найти предлог, чтобы уйти.

– Извините, – сказал он, глядя на часы. – У меня назначена встреча с реставраторами в другом отделе. Это ненадолго, я скоро вернусь.

– Реставраторами? – переспросил Тимофеев, явно не веря. – В понедельник?

– Да, они работают над восстановлением старых фотографий, – солгал Дмитрий. – Мы договорились встретиться сегодня, чтобы обсудить методы сохранения.

Тимофеев переглянулся с Колесниковым.

– Может быть, Антон составит вам компанию? – предложил Колесников. – Ему тоже интересна эта тема.

– Не стоит, – быстро ответил Дмитрий. – Это чисто техническая дискуссия, вряд ли она будет интересна вашему коллеге.

– И всё же, – настаивал Тимофеев. – Антон, проводите Дмитрия Алексеевича.

Это был тупик. Они явно не хотели выпускать его из виду.

– Дмитрий Алексеевич, – внезапно вмешалась Анна. – Пока вы будете разговаривать с реставраторами, могу я показать нашим гостям специальную коллекцию фотографий Москвы 80-х годов? Ту, что хранится в отделе визуальных материалов?

Дмитрий благодарно взглянул на неё. Она давала ему шанс уйти одному.

– Отличная идея, – сказал он. – Там есть уникальные снимки, которые могут заинтересовать товарищей.

Колесников заинтересовался.

– Фотографии Москвы начала 80-х? Это может быть полезно для нашего исследования. Антон, оставайся с товарищами, изучите эту коллекцию. А я продолжу работу здесь.

Тимофеев выглядел недовольным, но не стал возражать. Анна уже собирала свои вещи, готовая проводить гостей в другой отдел.

– Не задерживайтесь, Дмитрий Алексеевич, – сказал Тимофеев, и это прозвучало как предупреждение. – У нас ещё много работы.

– Конечно, – ответил Дмитрий. – Я вернусь как можно скорее.

Он быстро вышел из зала, чувствуя спиной недоверчивый взгляд Тимофеева. Как только дверь закрылась за ним, Дмитрий ускорил шаг, почти переходя на бег. У него было мало времени, а добраться до Новодевичьего кладбища нужно было быстро.

Выйдя из здания архива, он поймал такси, заплатив водителю вдвое больше обычного за скорость. Такси домчало его до кладбища за двадцать минут, и ровно в 11 часов Дмитрий уже стоял у входа, внимательно осматриваясь по сторонам.

Новодевичье кладбище в этот час было немноголюдно – несколько туристических групп, пара одиноких посетителей. Дмитрий направился к могиле Хрущёва, известной своим необычным памятником работы Эрнста Неизвестного – чёрно-белым мраморным монументом, символизирующим противоречивость личности покойного лидера.

Возле могилы он заметил мужчину лет пятидесяти с аккуратной седой бородкой, державшего в руках книгу в красной обложке. Мужчина был одет просто, но со вкусом – тёмные брюки, светлая рубашка, твидовый пиджак с кожаными заплатками на локтях. Типичный интеллигент старой формации.

Дмитрий подошёл к нему.

– Извините, не подскажете, который час? – спросил он условленную фразу.

Мужчина внимательно посмотрел на него.

– Время собирать камни, – ответил он. – Вы Дмитрий?

– Да, – кивнул Дмитрий. – А вы…?

– Валентин Крылов, – представился мужчина. – В сети – "Хранитель_памяти". Профессор истории Российского гуманитарного университета. Бывший профессор, если быть точным.

– Тоже уволили за "псевдонаучные теории"? – спросил Дмитрий, вспомнив о Ландау.

– Не совсем, – улыбнулся Крылов. – Формально я сам ушёл. Но да, мои взгляды на историю и методы её изучения не находили понимания у коллег.

Он оглянулся по сторонам.

– Давайте пройдёмся. На одном месте лучше не стоять.

Они медленно пошли по дорожкам кладбища, делая вид, что осматривают могилы выдающихся деятелей.

– Вы писали, что нашли фотографию памятника жертвам 1983 года, – сказал Крылов. – Могу я взглянуть?

Дмитрий достал телефон и показал сделанные вчера фотографии. Крылов внимательно изучил их, затем достал из кармана свой телефон и показал Дмитрию похожий снимок – тот же памятник, но с другого ракурса.

– Снято в 1992 году, – сказал Крылов. – Я был на открытии этого мемориала в 1990-м. Он простоял три года, затем исчез. И не просто исчез – никто, кроме нескольких человек, не помнит, что он вообще существовал.

– Как такое возможно? – спросил Дмитрий. – Памятник в центре Москвы не может просто исчезнуть из памяти людей.

– Может, если кто-то целенаправленно меняет коллективную память, – серьёзно ответил Крылов. – Я изучаю этот феномен уже пятнадцать лет. Собираю свидетельства, артефакты, документы из "стёртых" временных линий. И чем больше я узнаю, тем более убеждаюсь, что история, которую мы знаем, – лишь одна из многих версий прошлого. Версия, которую кто-то выбрал для нас.

– Вы знаете о ордене Хронографов? – напрямую спросил Дмитрий.

Крылов вздрогнул и быстро огляделся по сторонам.

– Откуда вы о них знаете? – тихо спросил он.

– Встречался с профессором Ландау, – ответил Дмитрий. – Он рассказал мне о них и о "перезагрузках истории".

Крылов внимательно посмотрел на Дмитрия, словно оценивая, насколько тот заслуживает доверия.

– Игорь Маркович один из немногих, кто серьёзно изучает этот вопрос, – сказал он наконец. – И один из немногих, кто не боится говорить об этом открыто. Возможно, слишком открыто для его же безопасности.

– Вы думаете, ему грозит опасность?

– Я уверен в этом, – кивнул Крылов. – Как и вам, и мне, и любому, кто слишком близко подбирается к истине. Орден существует уже много веков. Они контролируют ключевые точки истории, решают, какие события должны остаться в памяти, а какие – исчезнуть.

Они подошли к тихой аллее, где не было других посетителей.

– Я был там, – тихо сказал Крылов. – На Пушкинской площади 17 августа 1983 года. Видел начало демонстрации, видел, как она переросла в массовые беспорядки. Видел, как милиция и спецподразделения КГБ избивали людей, как стреляли из водомётов, как арестовывали всех подряд.

Он вынул из кармана потёртый кожаный бумажник и достал оттуда маленькую фотографию.

– Вот, это я на площади в тот день. За моей спиной видны первые ряды демонстрантов.

Дмитрий взял фотографию. На ней действительно был изображён молодой Крылов на фоне толпы с плакатами. Один из плакатов гласил: "Свободу политзаключённым!"

– Но почему произошло восстание? – спросил Дмитрий. – Какой был повод?

– Арест Андрея Сахарова, – ответил Крылов. – В нашей… в официальной версии истории Сахаров был отправлен в ссылку в Горький в 1980 году и вернулся в Москву только в 1986-м, после личного распоряжения Горбачёва. Но в альтернативной временной линии, той, что была "стёрта", Сахаров умер в ссылке в июле 1983 года при подозрительных обстоятельствах. Это вызвало волну протестов по всей стране, кульминацией которых стало Московское восстание.

Дмитрий пытался осмыслить услышанное. Это звучало одновременно фантастически и пугающе правдоподобно.

– Как они это делают? – спросил он. – Как можно изменить память миллионов людей, переписать документы, книги, фотографии?

– Технология и ритуал, – ответил Крылов. – Орден использует артефакт, известный как Хрономирон, древнее устройство, находящееся на Соловецких островах. Его активируют в ключевые моменты истории, и он каким-то образом воздействует на коллективное сознание, переписывая воспоминания.

– Звучит как магия, – скептически заметил Дмитрий.

– Любая достаточно развитая технология неотличима от магии, – парировал Крылов. – Мы не знаем точного механизма действия Хрономирона. Знаем только результаты – изменение коллективной памяти и исторических записей.

Он посмотрел на часы.

– У вас мало времени, верно? Вы должны вернуться в архив, чтобы не вызывать подозрений.

– Да, – кивнул Дмитрий. – Меня уже могут искать.

– Тогда перейдём к делу, – Крылов стал говорить быстрее. – Вы нашли документ 17-А. Это прямое свидетельство Московского восстания 1983 года. Документ, который каким-то образом избежал "перезагрузки". Таких артефактов памяти мало, и они крайне ценны для понимания истинной истории.

– Документ исчез, – сказал Дмитрий. – Я оставил его в столе, а на следующий день его уже не было.

– Ожидаемо, – кивнул Крылов. – Они постоянно отслеживают такие "аномалии" и устраняют их. Но теперь они знают о вас. Знают, что вы видели документ и, возможно, сделали копии. Они будут следить за вами, проверять, что именно вы помните и знаете.

– И что мне делать?

– Присоединиться к нам, – просто сказал Крылов. – К группе людей, которые сохраняют истинную историю. Мы собираем артефакты памяти, документируем "стёртые" события, пытаемся понять механизм "перезагрузок" и, возможно, когда-нибудь найдём способ их остановить.

– Кто "мы"? – спросил Дмитрий.

– Неофициальное сообщество историков, архивистов, исследователей, – ответил Крылов. – Людей, которые заметили несоответствия в истории и не могут их игнорировать. Мы называем себя "Хранителями" – в противовес ордену Хронографов, который скрывает и изменяет историю.

Он достал из кармана небольшую карточку и протянул Дмитрию.

– Здесь адрес места, где мы иногда встречаемся. Приходите завтра в восемь вечера, если решите присоединиться. И будьте осторожны. За вами наверняка следят.

Дмитрий взял карточку и спрятал в карман.

– А что с Анной Вырубовой? – спросил он. – Новой сотрудницей архива. Она тоже заметила несоответствия.

Крылов нахмурился.

– Анна Вырубова… Это имя мне знакомо. Но не как участницы нашей группы. Будьте с ней осторожны. Орден часто внедряет своих агентов в ключевые учреждения, особенно архивы.

– Но она помогла мне уйти сегодня, отвлекла внимание людей из "министерства".

– Это может быть тактическим ходом, чтобы завоевать ваше доверие, – предупредил Крылов. – Не делитесь с ней важной информацией, пока не будете абсолютно уверены в её лояльности.

Он снова посмотрел на часы.

– Вам пора. Они уже могли заметить ваше отсутствие.

Дмитрий кивнул и пожал руку Крылову.

– Спасибо за информацию. И за предупреждение.

– Будьте осторожны, – повторил Крылов. – И помните – история не высечена в камне. Она написана на песке, и любая волна может смыть её и оставить новый узор.

Эта фраза заставила Дмитрия вздрогнуть. Точно такими же словами закончил их встречу профессор Ландау. Совпадение? Или стандартное приветствие в кругах "Хранителей"?

Вернувшись в архив, Дмитрий обнаружил, что Тимофеев, Колесников и Антон всё ещё там, но теперь они просматривали документы молча, не задавая вопросов. Анна сидела за своим столом, делая вид, что занята работой, но Дмитрий заметил, что она бросает на него обеспокоенные взгляды.

– Дмитрий Алексеевич, – обратился к нему Тимофеев, когда он вошёл в зал. – Вы задержались.

– Извините, – ответил Дмитрий. – Реставраторы увлеклись демонстрацией новых методов сохранения фотографий. Я не хотел их прерывать.

Тимофеев смотрел на него с явным недоверием, но не стал развивать тему.

– Мы нашли интересные документы о деятельности неформальных объединений в Москве начала 80-х, – сказал Колесников. – Но всё ещё ищем материалы с грифом "Особая папка".

– Их немного в открытом доступе, – ответил Дмитрий. – Большинство до сих пор засекречены.

– Но некоторые недавно были рассекречены, – настаивал Тимофеев. – В частности, нас интересует папка 17-А.

Это был прямой вопрос, проверка. Дмитрий понимал, что они знают о документе и хотят понять, что знает он.

– 17-А? – переспросил он с наигранным удивлением. – Не припоминаю такой. В какой фонд она входит?

– Вы не помните? – Тимофеев пристально смотрел на него. – Махов передал вам её на прошлой неделе. Вместе с другими документами для обработки.

– А, возможно, – пожал плечами Дмитрий. – Я обрабатываю много материалов. Не запоминаю каждый номер.

Тимофеев продолжал изучающе смотреть на него, словно пытаясь проникнуть в его мысли.

– Странно, – сказал он наконец. – Очень странно.

Остаток дня прошёл в напряжённой тишине. "Гости" продолжали просматривать документы, время от времени делая заметки, но больше не задавали прямых вопросов. Дмитрий чувствовал на себе их взгляды, особенно взгляд молчаливого Антона, который, казалось, фиксировал каждое его движение.

Ближе к концу рабочего дня Колесников объявил, что они закончили на сегодня, поблагодарил за помощь и сказал, что, возможно, ещё вернутся для продолжения работы.

Когда они ушли, Анна подошла к столу Дмитрия.

– Где вы были на самом деле? – тихо спросила она. – Не с реставраторами, я проверяла.

Дмитрий колебался. Крылов предупреждал его быть осторожным с Анной. Но она помогла ему уйти, отвлекла внимание Тимофеева и его людей.

– Встречался с человеком, который знает о "перезагрузках истории", – решился он наконец. – Ещё одним историком, заметившим несоответствия.

– И что он рассказал?

– В основном то же, что мы уже знаем, – уклончиво ответил Дмитрий. – Подтвердил существование ордена Хронографов, рассказал о событиях 1983 года.

Анна внимательно смотрела на него.

– Вы мне не доверяете, – это был не вопрос, а утверждение.

– Я просто осторожен, – ответил Дмитрий. – Учитывая обстоятельства, это разумно.

Она кивнула.

– Понимаю. Я бы поступала так же. Но знайте, что я на вашей стороне.

– На чём написана история? – внезапно спросил Дмитрий, вспомнив их кодовую фразу.

– На песке, и любая волна может смыть её, – без запинки ответила Анна.

Это немного успокоило Дмитрия. По крайней мере, она помнила их договорённость.

– Эти люди из "министерства" опасны, – сказала Анна. – Особенно Тимофеев. Я заметила, как он смотрит на вас – словно изучает подопытный образец.

– Они проверяют, что я знаю о документе 17-А, – согласился Дмитрий. – И, похоже, не верят, что я ничего не помню.

– Будьте осторожны, когда пойдёте домой, – предупредила Анна. – Они могут следить за вами. Могут даже попытаться проникнуть в вашу квартиру.

– Я буду внимателен, – пообещал Дмитрий. – Вы тоже будьте осторожны.

Они решили уйти из архива по отдельности, с интервалом в пятнадцать минут. Дмитрий вышел первым, внимательно осматриваясь по пути. Он не заметил явного наблюдения, но чувство, что за ним следят, не покидало его.

Вернувшись домой, Дмитрий первым делом проверил свой "индикатор вторжения" – тонкий волос между дверью и косяком. К его тревоге, волос отсутствовал. Кто-то входил в квартиру в его отсутствие.

Он осторожно открыл дверь, готовый в любой момент захлопнуть её и убежать. Квартира казалась пустой, но Дмитрий чувствовал, что что-то не так. Слишком аккуратно стояли книги на полках, слишком ровно лежали бумаги на столе. Кто-то побывал здесь и тщательно обыскал всё, а потом попытался вернуть вещи на свои места.

Дмитрий быстро прошёл в спальню и проверил тайник за книжным шкафом. Коробка с документами была на месте, но когда он открыл её, то увидел, что фотографии с памятником исчезли. Только обычные снимки остались – без следов "стёртых" событий.

Это было серьёзное доказательство того, что орден действительно существует и активно действует. Они нашли и изъяли артефакты памяти, оставив всё остальное нетронутым, чтобы не вызывать подозрений.

Дмитрий достал телефон, чтобы проверить, сохранились ли сделанные им фотографии. К его ужасу, они тоже исчезли – все снимки странного памятника, листовки о восстании 1983 года, страницы документа 17-А.

"Они очень тщательны," – подумал он. "Стирают все следы".

Но была одна вещь, которую они не могли стереть – его собственная память. Дмитрий всё ещё помнил документ, помнил фотографии, помнил свои разговоры с Ландау и Крыловым. И это делало его опасным для ордена.

Он быстро собрал самые необходимые вещи в небольшую сумку. Оставаться в квартире было рискованно – они могли вернуться. Нужно было найти безопасное место, где он мог бы переждать и обдумать следующие шаги.

Дмитрий вспомнил о своём старом университетском друге, Викторе Самойлове, который жил в пригороде Москвы. Они не общались несколько лет, но в студенческие годы были близки. Виктор всегда говорил, что Дмитрий может рассчитывать на его помощь в любой ситуации.

Он позвонил Виктору с городского телефона, решив не использовать мобильный, который могли прослушивать.

– Витя? Это Дима Черновик. Да, тот самый, из университета. Слушай, у меня небольшие проблемы с квартирой – прорвало трубу, всё затопило. Можно у тебя переночевать пару дней? – он старался говорить естественно, хотя сердце колотилось как бешеное. – Отлично, спасибо. Буду через час.

Перед уходом Дмитрий вспомнил о карточке, которую дал ему Крылов – с адресом встречи "Хранителей". Он проверил карман, где должна была быть карточка, но там было пусто. Либо он потерял её, либо… кто-то вытащил её во время его возвращения в архив.

Это было плохо. Очень плохо. Если орден узнал о встрече "Хранителей", он мог устроить засаду, арестовать или даже ликвидировать членов группы.

Дмитрий попытался вспомнить адрес. Что-то связанное с книжным магазином на Арбате… но точных деталей он не помнил. Встреча была назначена на завтра в восемь вечера, и теперь он не знал, где именно она состоится.

Оставалось надеяться, что он сможет связаться с Ландау или Крыловым до завтрашнего вечера. Он записал их контакты в блокнот, который всегда носил с собой.

Выходя из квартиры, Дмитрий тщательно запер дверь и даже установил новый "индикатор вторжения" – не столько для реальной защиты, сколько чтобы знать, возвращались ли незваные гости.

Он спустился по лестнице, избегая лифта, и вышел через запасной выход во двор. Пройдя несколько кварталов пешком, он поймал такси до железнодорожного вокзала, оттуда – электричку до пригорода, где жил Виктор. Всё это время он внимательно следил, нет ли за ним хвоста, и несколько раз менял транспорт, чтобы запутать возможную слежку.

К дому Виктора он добрался уже затемно. Друг встретил его с искренней радостью, хотя и был удивлён неожиданным визитом.

– Дима! Сколько лет, сколько зим! – воскликнул Виктор, крепко обнимая его. – Выглядишь немного потрёпанным. Неужели из-за прорванной трубы так переживаешь?

– Да, знаешь, там всё серьёзно затопило, – поддержал легенду Дмитрий. – Даже документы некоторые пострадали. Я на работе такой аврал устроил, чтобы всё просушить, что совсем вымотался.

– Понимаю, – кивнул Виктор. – Ну, располагайся. Гостевая комната в твоём распоряжении. Есть хочешь?

За ужином они говорили о нейтральных темах – вспоминали университетские годы, обсуждали общих знакомых. Дмитрий старался не показывать своего напряжения, но Виктор, похоже, что-то заметил.

– Ты какой-то дёрганый, Дим, – сказал он, когда они пили чай после ужина. – Проблемы на работе?

– Можно и так сказать, – уклончиво ответил Дмитрий. – Просто небольшие сложности с одним проектом.

– В архиве? – удивился Виктор. – Какие там могут быть сложности? Документы лежат себе на полках, пылятся…

– Если бы всё было так просто, – вздохнул Дмитрий. – Иногда находишь такое, что лучше бы не находил.

Виктор внимательно посмотрел на него.

– Что-то серьёзное, да? Что-то, что ты не можешь мне рассказать?

– Прости, Вить, – искренне сказал Дмитрий. – Это действительно… сложная ситуация. И чем меньше ты знаешь, тем безопаснее для тебя.

– Ого! – Виктор присвистнул. – Звучит как шпионский роман. Ты что, нашёл документы о государственной тайне? Или компромат на кого-то из высших эшелонов власти?

– Что-то вроде того, – неопределённо ответил Дмитрий. – Давай не будем об этом. Расскажи лучше, как твои дела? Как семья?

Виктор понял намёк и перевёл разговор на другие темы. Вскоре Дмитрий сослался на усталость и ушёл в гостевую комнату.

Оставшись один, он достал блокнот и начал записывать всё, что знал о ордене Хронографов, "перезагрузках истории" и Московском восстании 1983 года. Он фиксировал имена, даты, детали, пока они ещё были свежи в его памяти. Если орден каким-то образом мог влиять на воспоминания людей, то письменные записи могли оказаться бесценными.

Закончив, Дмитрий спрятал блокнот в потайной карман сумки и лёг спать. Несмотря на усталость, сон долго не приходил. В голове крутились вопросы без ответов, теории, догадки. Что будет дальше? Как ему найти "Хранителей"? Можно ли доверять Анне? И главное – действительно ли история подвергается манипуляциям, или всё это лишь грандиозная мистификация, затеянная по неизвестным причинам?

Когда он наконец заснул, ему приснилась Пушкинская площадь, заполненная людьми. Они держали плакаты, скандировали лозунги, их лица были полны решимости. А потом появилась милиция, начались столкновения, послышались выстрелы… Дмитрий проснулся в холодном поту, с твёрдой уверенностью, что видел не просто сон, а обрывок воспоминания о событиях, которых, по официальной версии истории, никогда не было.

Глава 4: "Профессор Ландау"

Утро началось с телефонного звонка. Дмитрий, не до конца проснувшись, потянулся к мобильному телефону на прикроватной тумбочке.

– Алло? – хрипло произнёс он.

– Дмитрий Алексеевич? – голос был незнакомым, мужским, с лёгким акцентом. – Извините за ранний звонок. Меня зовут Михаил Гордин. Я из группы "Хранителей".

Дмитрий мгновенно проснулся, сел на кровати.

– Откуда у вас мой номер?

– От Валентина Крылова, – ответил голос. – Он сказал, что вы потеряли адрес встречи. И что за вами, возможно, следят.

– Да, это так, – осторожно подтвердил Дмитрий. – А откуда мне знать, что вы действительно от "Хранителей"?

– История написана на песке, – сказал мужчина, – и любая волна может смыть её.

Дмитрий напрягся. Это была их с Анной кодовая фраза. Но также похожую фразу произносили и Ландау, и Крылов. Возможно, это действительно было приветствие "Хранителей".

– Хорошо, – сказал Дмитрий. – Где встреча?

– Книжный магазин "Хронос" на Малой Бронной, – ответил Гордин. – В восемь вечера. Подойдите к продавцу и спросите книгу "Время и его тени" Вигена Арутюняна. Вас проводят.

– Понял, – кивнул Дмитрий. – Спасибо.

– И ещё, – добавил Гордин. – Будьте предельно осторожны. Не используйте кредитные карты, не звоните со своего телефона, меняйте маршруты. Орден активизировался, они ищут всех, кто связан с "Хранителями".

– Почему сейчас? – спросил Дмитрий. – Что произошло?

– Они готовят новую "перезагрузку", – тихо сказал Гордин. – Мы не знаем точно, что именно они хотят изменить, но это что-то крупное. И они не хотят, чтобы кто-то помешал.

– Понимаю, – сказал Дмитрий, хотя на самом деле мало что понимал в происходящем. – Я буду осторожен.

– До вечера, – сказал Гордин и отключился.

Дмитрий положил телефон и задумался. Звонок только подтвердил его опасения – происходит что-то серьёзное, и он оказался в центре событий. Но что именно собирается "перезагружать" орден? Какое событие или период истории они хотят изменить?

За завтраком Виктор, как настоящий друг, не задавал лишних вопросов. Они говорили о нейтральных темах – спорте, новых фильмах, воспоминаниях о студенческих годах.

– Ты сегодня на работу? – спросил Виктор, когда они допивали кофе.

– Нет, взял отгул, – ответил Дмитрий. – Нужно разобраться с квартирой, вызвать сантехников, оценить ущерб.

Это была ложь, но он не мог рассказать другу правду. Чем меньше Виктор знал, тем безопаснее для него.

– Понятно, – кивнул Виктор. – Я сегодня допоздна на работе, так что не жди меня к ужину. В холодильнике есть продукты, чувствуй себя как дома.

Когда Виктор ушёл, Дмитрий решил связаться с профессором Ландау. Он набрал номер, который дал ему профессор, но в ответ услышал только автоматическое сообщение: "Номер, который вы набрали, не существует".

Это было странно. Вчера номер работал, а сегодня исчез. Как будто кто-то не просто отключил его, а стёр из системы.

Дмитрий вспомнил о своём внезапном отсутствии на работе. Нужно было как-то объяснить это Махову. Он позвонил в архив с домашнего телефона Виктора.

– Государственный архив, слушаю вас, – ответила секретарь.

– Добрый день, это Дмитрий Черновик. Могу я поговорить с Сергеем Петровичем?

– Одну минуту, соединяю.

Через несколько секунд в трубке раздался голос Махова.

– Дмитрий? Ты где? Почему не на работе?

– Извините, Сергей Петрович, – сказал Дмитрий. – У меня проблемы с квартирой – прорвало трубу, затопило соседей. Пришлось срочно разбираться. Я хотел бы взять отгул на сегодня, если можно.

Махов помолчал.

– Хорошо, – сказал он наконец. – Отгул я тебе оформлю. Но завтра жду на работе. И… Дмитрий, будь осторожен. Тимофеев спрашивал о тебе.

– Что именно он спрашивал?

– Где ты живёшь, есть ли у тебя родственники в Москве, близкие друзья, – Махов говорил тихо, словно боялся, что его подслушивают. – Я сказал, что знаю только твой домашний адрес, больше ничего. Но они могут проверить.

– Спасибо за предупреждение, – искренне сказал Дмитрий. – Я буду осторожен.

– Дмитрий, – Махов помолчал, словно собираясь с мыслями. – Что бы ты ни нашёл, что бы ни узнал… может быть, лучше забыть об этом? Некоторые двери лучше не открывать.

– Слишком поздно, Сергей Петрович, – ответил Дмитрий. – Дверь уже открыта.

– Тогда береги себя, – тихо сказал Махов и повесил трубку.

Дмитрий задумался. Было ясно, что Махов знает больше, чем говорит. Возможно, он действительно пытался предупредить его, из личной симпатии или из каких-то других соображений. Но до конца доверять ему Дмитрий не мог.

Он решил использовать свободное время, чтобы узнать больше о профессоре Ландау. В интернете должна была быть информация об университетском профессоре, даже уволенном.

Дмитрий включил компьютер Виктора и начал поиск. Результаты были странными. Он нашёл несколько упоминаний о профессоре Игоре Марковиче Ландау – статьи в научных журналах по истории, список публикаций, фотографии с конференций. Но все эти материалы были датированы не позднее 2015 года. После этого – ничего, словно профессор исчез.

На сайте МГУ Дмитрий нашёл архивную страницу исторического факультета за 2015 год, где Ландау упоминался как профессор кафедры отечественной истории. Но в текущей версии сайта его имя отсутствовало, даже в списке бывших сотрудников.

Это напоминало ситуацию с Бреславским – человеком, который умер, но вдруг оказался жив. Только наоборот: Ландау был словно стёрт из официальных документов после 2015 года.

Дмитрий продолжил поиск и нашёл на одном из исторических форумов обсуждение книги Ландау "Переписанное прошлое: теория исторических манипуляций". Судя по комментариям, книга вызвала скандал в академических кругах и стала причиной увольнения профессора из университета.

Один из участников форума писал: "Ландау не просто теоретизировал о возможности манипуляций с историей – он прямо заявлял, что такие манипуляции происходят регулярно, и привёл конкретные примеры 'переписанных' событий. Неудивительно, что его убрали из университета. Удивительно, что его вообще печатали".

Дмитрий решил найти саму книгу. Поиск по онлайн-библиотекам и книжным магазинам не дал результатов – книга словно никогда не существовала. Это было странно, учитывая, что на форуме её активно обсуждали.

Он перешёл к поиску личной информации о Ландау. Социальные сети, личные страницы, контакты – ничего. Профессор был призраком в цифровом мире, как будто кто-то целенаправленно стирал информацию о нём.

Наконец, Дмитрий нашёл адрес. В старой статье местной газеты упоминалось, что профессор Ландау живёт в загородном доме в деревне Солнечное, примерно в 40 километрах от Москвы. Статья была посвящена открытию местной библиотеки, куда Ландау пожертвовал часть своей коллекции книг.

Дмитрий посмотрел на часы. Было только 11 утра, до встречи с "Хранителями" оставалось много времени. Он мог бы съездить в Солнечное, найти дом Ландау и поговорить с профессором напрямую. Возможно, Ландау знал больше о ордене и их планах на новую "перезагрузку".

Решение было принято быстро. Дмитрий записал адрес, собрал необходимые вещи и оставил записку Виктору, сообщив, что вернётся поздно вечером.

До Солнечного можно было добраться на электричке, а затем на местном автобусе. Дмитрий старался быть осторожным, часто оглядывался, проверяя, нет ли слежки. Несколько раз ему казалось, что он видит одни и те же лица в толпе, но, возможно, это была просто паранойя.

Солнечное оказалось типичной подмосковной деревней – несколько улиц с частными домами, небольшой магазин, автобусная остановка. Дмитрий спросил у местного жителя, где находится дом профессора Ландау.

– Ландау? – переспросил пожилой мужчина. – А, историк который? Его дом на окраине, по Лесной улице. Большой такой, деревянный, с мезонином. Но он там давно не живёт.

– Как не живёт? – удивился Дмитрий. – А где он?

– Не знаю, – пожал плечами мужчина. – Уехал куда-то год назад. Дом стоит пустой.

Дмитрий поблагодарил и направился к Лесной улице. Дом Ландау он узнал сразу – большой, добротный, с резными наличниками и мезонином. Но выглядел он не заброшенным, как говорил местный житель. Наоборот, во дворе была припаркована машина, из трубы шёл дым, на веранде сушилось бельё.

Дмитрий подошёл к калитке и позвонил. Через минуту на крыльцо вышел сам профессор Ландау – в домашнем свитере, с книгой в руке.

– Дмитрий Алексеевич! – воскликнул он, явно удивлённый. – Как вы меня нашли?

– По статье в местной газете, – ответил Дмитрий, проходя во двор. – Извините за неожиданный визит, но мне нужно с вами поговорить. Это срочно.

– Конечно, проходите, – Ландау жестом пригласил его в дом. – Только осторожнее, за вами могли следить.

– Я был очень осторожен, – заверил его Дмитрий. – Несколько раз менял транспорт, проверял, нет ли хвоста.

Они прошли в дом. Внутри было тепло и уютно – много книжных полок, старинная мебель, картины на стенах. Типичное жилище интеллигента старой формации.

– Чай, кофе? – предложил Ландау, проводя гостя в гостиную.

– Чай, если можно, – ответил Дмитрий, осматриваясь. – У вас прекрасный дом.

– Спасибо, – кивнул профессор. – Это родительский дом, я вырос здесь. Потом долго жил в Москве, а когда ушёл из университета, вернулся сюда. Тихо, спокойно, можно работать без отвлечений.

Он ушёл на кухню готовить чай, а Дмитрий тем временем рассматривал книги на полках. Большинство были по истории, философии, религии. Много старых изданий, некоторые на иностранных языках.

На одной из полок он заметил книгу с названием "Переписанное прошлое: теория исторических манипуляций". Автор – И.М. Ландау. Та самая книга, которую он не смог найти в интернете.

– Вижу, вы заметили мой главный труд, – сказал Ландау, возвращаясь с подносом. – Книга, которая стоила мне карьеры и репутации.

– Я искал её в интернете, но не нашёл, – сказал Дмитрий. – Как будто её никогда не существовало.

– Не удивительно, – Ландау поставил поднос на столик. – Орден очень тщательно убирает любые следы информации, которая может раскрыть их деятельность. Книгу изъяли из всех библиотек, удалили из каталогов, заблокировали в интернете. Осталось всего несколько экземпляров у частных лиц.

Он налил чай в чашки и сел в кресло напротив Дмитрия.

– Но вы пришли не за книгой, верно? Что случилось?

Дмитрий рассказал о всех событиях последних дней – о людях из "министерства", о исчезнувших фотографиях, о взломе его квартиры, о предупреждении Махова. И о звонке от таинственного Гордина, сообщившего о готовящейся "перезагрузке".

Ландау слушал внимательно, не перебивая. Когда Дмитрий закончил, профессор долго молчал, обдумывая услышанное.

– Всё серьёзнее, чем я предполагал, – сказал он наконец. – Если орден действительно готовит новую "перезагрузку", это объясняет их активность. Они зачищают любые потенциальные… помехи.

– Что именно они собираются "перезагружать"? – спросил Дмитрий.

– Трудно сказать наверняка, – Ландау встал и подошёл к книжной полке. – Но есть некоторые признаки, по которым можно догадаться. Видите ли, перед каждой "перезагрузкой" происходят характерные явления – учащаются случаи дежавю, люди начинают вспоминать события, которых "не было", появляются артефакты из "стёртых" временных линий.

Он достал с полки толстую папку и вернулся к столу.

– Я веду наблюдения уже много лет. Фиксирую аномалии, несоответствия, странные события. И в последние месяцы их количество резко возросло.

Ландау открыл папку и показал Дмитрию таблицы, графики, вырезки из газет, распечатки интернет-страниц.

– Смотрите, – он указал на график. – Это частота сообщений о необъяснимых исторических несоответствиях. Видите этот пик? Он начался примерно три месяца назад. Такой же пик был перед "перезагрузкой" 1991 года, когда изменили всю историю распада СССР.

– Подождите, – Дмитрий нахмурился. – Вы хотите сказать, что распад СССР произошёл не так, как мы помним?

– Именно, – кивнул Ландау. – В исходной временной линии всё было гораздо более… кроваво. Гражданская война, распад на множество враждующих государств, вмешательство внешних сил. Миллионы жертв. Орден "переписал" эту историю, создав более мягкий, контролируемый вариант распада.

– Но зачем? – спросил Дмитрий. – Какая им выгода?

– Стабильность, – ответил Ландау. – Орден считает себя хранителем исторического равновесия. Они не меняют историю произвольно. Они выбирают варианты, которые, по их мнению, обеспечивают наибольшую стабильность и наименьшее количество жертв.

Он перевернул страницу в папке.

– Вот ещё один признак готовящейся "перезагрузки" – появление в СМИ странных, противоречивых сообщений об одних и тех же событиях. Как будто разные версии реальности начинают просачиваться друг в друга.

Дмитрий вспомнил заголовок газеты, который менялся у него на глазах: "35 лет назад: как Москва помнит события августа 1983" превратилось в "35 лет назад: как Москва встречала олимпийских чемпионов".

– Я видел это, – сказал он. – Заголовок газеты менялся прямо передо мной.

– Это называется "темпоральная турбулентность", – кивнул Ландау. – Признак того, что реальность становится нестабильной. Обычно это происходит перед "перезагрузкой" или сразу после неё, пока новая версия истории не укоренилась полностью.

Он закрыл папку и посмотрел на Дмитрия.

– Но что именно они собираются менять сейчас, я не знаю. Возможно, какое-то недавнее событие, которое пошло не по их плану. Или, наоборот, что-то из далёкого прошлого, что влияет на текущую ситуацию.

– И мы ничего не можем сделать? – спросил Дмитрий. – Просто позволить им переписать историю, стереть память миллионов людей?

– Не совсем, – Ландау встал и подошёл к другой книжной полке. – Есть способы противостоять "перезагрузке". По крайней мере, для отдельных людей.

Он достал из-за книг небольшую деревянную шкатулку и вернулся к столу.

– Видите ли, Дмитрий, орден использует для "перезагрузки" артефакт, известный как Хрономирон. Это древнее устройство, находящееся на Соловецких островах. Но его действие не абсолютно. Есть люди, невосприимчивые к изменениям памяти, – "Неподдающиеся". И есть предметы, которые могут защитить от воздействия Хрономирона.

Он открыл шкатулку. Внутри лежали различные предметы – старинные монеты, медальоны, небольшие камни странной формы.

– Это амулеты защиты, – объяснил Ландау. – Артефакты, созданные давно забытыми технологиями. Они создают вокруг владельца своего рода… темпоральный кокон, защищающий от изменений реальности.

Он достал из шкатулки небольшой предмет, похожий на карманные часы, и протянул Дмитрию.

– Это хрономер. Древний артефакт, который не только защищает от "перезагрузки", но и позволяет видеть следы изменений в реальности. Он ваш.

Дмитрий взял предмет. Это действительно были карманные часы необычного дизайна – с множеством дополнительных циферблатов, стрелок и шкал. Корпус был сделан из странного металла, который казался то серебряным, то золотистым, в зависимости от угла зрения.

– Я не могу принять такую ценность, – сказал Дмитрий.

– Вы должны, – настаивал Ландау. – Вы уже вовлечены в это противостояние. Орден знает о вас, они не оставят вас в покое. Хрономер поможет вам защититься и, возможно, найти способ противостоять их планам.

Он показал, как открыть заднюю крышку часов.

– Смотрите, здесь инструкция. Очень древняя, на языке, который мало кто понимает сейчас. Но основные принципы работы я могу объяснить.

Следующий час Ландау посвятил объяснению принципов работы хрономера. Оказалось, что устройство могло не только показывать обычное время, но и фиксировать "темпоральные аномалии" – места, где реальность была нестабильна или подвергалась изменениям. Также хрономер мог создавать защитное поле, предохраняющее владельца от изменений памяти.

– Но помните, – предупредил Ландау, – защита не абсолютна. При сильном воздействии Хрономирона даже хрономер может не справиться. И его действие ограничено – он защищает только вас, не окружающих.

– Почему вы даёте его мне? – спросил Дмитрий. – Вы даже не знаете меня толком.

– Знаю достаточно, – улыбнулся Ландау. – Вы нашли документ 17-А и осознали его значимость. Вы не отмахнулись от несоответствий, не списали их на ошибку или галлюцинацию. Вы начали искать истину, несмотря на опасность. Это говорит о вас больше, чем десять лет знакомства.

Он серьёзно посмотрел на Дмитрия.

– К тому же, у меня есть свой хрономер. И у некоторых других "Хранителей" тоже. Нам нужны союзники, Дмитрий. Люди, готовые бороться за истинную историю, за право помнить то, что было на самом деле.

– Я не уверен, что гожусь на роль борца за историческую правду, – честно сказал Дмитрий. – Я просто архивариус, который случайно нашёл странный документ.

– Никаких случайностей не бывает, – покачал головой Ландау. – Особенно когда речь идёт о Хрономироне и его влиянии на реальность. Если вы нашли документ 17-А, значит, вы должны были его найти. Возможно, вы один из немногих, кто может что-то изменить.

Дмитрий задумался. Всё происходящее казалось абсурдным, невероятным. Тайный орден, манипулирующий историей. Древние артефакты, защищающие от изменений реальности. Готовящаяся "перезагрузка", которая может стереть или изменить воспоминания миллионов людей.

И всё же, факты говорили сами за себя. Документ о событии, которого "не было". Фотографии памятника, который "никогда не существовал". Живой человек, который должен был быть мёртв уже три года. Странные люди из "министерства", следящие за ним. Всё это складывалось в картину, которая, при всей своей фантастичности, выглядела пугающе логичной.

– Хорошо, – сказал он наконец. – Я буду помогать. Но что конкретно мы можем сделать? Как остановить "перезагрузку"?

– Есть несколько возможностей, – ответил Ландау. – Самая радикальная – физически помешать активации Хрономирона. Но для этого нужно попасть на Соловки, в самое сердце монастыря, где хранится артефакт. Это практически невозможно – орден контролирует доступ к острову и к монастырю.

– А другие варианты?

– Можно попытаться нейтрализовать эффект "перезагрузки", создав достаточно сильное контр-поле. Для этого нужно собрать вместе много "Неподдающихся" с хрономерами в момент активации Хрономирона. Но для начала нужно узнать, когда именно они планируют "перезагрузку" и что именно собираются менять.

Ландау посмотрел на часы.

– Уже поздно. Вам нужно идти, если вы хотите успеть на встречу с "Хранителями". Там вы узнаете больше. Встретите единомышленников, людей, которые, как и вы, заметили несоответствия в истории и решили действовать.

Дмитрий спрятал хрономер во внутренний карман пиджака и встал.

– Спасибо, профессор. За всё. За объяснения, за хрономер, за то, что поверили мне.

– Не за что, – улыбнулся Ландау. – Мы все в одной лодке, Дмитрий. Все, кто помнит то, чего "не было". Все, кто видит трещины в официальной версии истории.

Он проводил Дмитрия до калитки.

– Будьте осторожны. И помните – что бы ни случилось, какие бы изменения ни произошли в реальности, держитесь за свои воспоминания. Они – единственное, что у нас по-настоящему есть.

Дорога обратно в Москву прошла без происшествий. Дмитрий сидел в электричке, размышляя о разговоре с Ландау и о хрономере, который теперь лежал у него в кармане. Странное устройство периодически издавало тихое тиканье, словно реагируя на что-то, видимое только ему.

Дмитрий достал хрономер и открыл его. Основной циферблат показывал обычное время, но на дополнительных шкалах стрелки двигались странным образом – то замирали, то вдруг резко перескакивали, словно измеряли какие-то невидимые пульсации реальности.

Пожилая женщина, сидевшая напротив, с интересом посмотрела на необычные часы.

– Красивая вещь, – сказала она. – Старинная?

– Да, – ответил Дмитрий, пряча хрономер. – Семейная реликвия.

– У моего дедушки были похожие, – неожиданно сказала женщина. – Он называл их "часы правды". Говорил, что они показывают не только время, но и… как он выражался? "Колебания реальности". Мы, дети, думали, что дедушка просто фантазирует.

Дмитрий внимательно посмотрел на женщину. Возможно, её дедушка тоже был "Неподдающимся", обладателем хрономера.

– Ваш дедушка был историком? – спросил он.

– Нет, обычным инженером, – ответила женщина. – Но очень интересовался историей. Особенно… нестыковками, как он их называл. Случаями, когда официальная версия не совпадала с тем, что он помнил.

Она вдруг замолчала, словно испугавшись, что сказала слишком много.

– Но это всё старческие причуды были, конечно, – быстро добавила она. – Память у него к концу жизни стала подводить.

– Конечно, – согласился Дмитрий, понимая её осторожность. – С возрастом многие начинают путать, что было на самом деле, а что им только кажется.

Женщина кивнула, но в её глазах Дмитрий заметил что-то – словно молчаливое признание, что она не верит своим словам. Возможно, она тоже замечала исторические несоответствия, но боялась говорить об этом открыто.

В Москву Дмитрий прибыл около семи вечера. У него был ещё час до встречи с "Хранителями". Он решил перекусить в небольшом кафе недалеко от вокзала, чтобы собраться с мыслями и подготовиться к предстоящему разговору.

Сидя за столиком у окна, он ещё раз просмотрел свои записи о ордене Хронографов и "перезагрузках" истории. Информации было много, но она была фрагментарной, не складывалась в полную картину. Дмитрий надеялся, что встреча с "Хранителями" прояснит ситуацию.

В 19:45 он расплатился и направился к книжному магазину "Хронос" на Малой Бронной. Название показалось ему символичным – тот же "Хронос", что и кафе, где они с Анной обсуждали исторические аномалии. Случайное совпадение? Или ещё один знак того, что всё происходящее неслучайно?

Магазин оказался небольшим, но уютным заведением, специализирующимся на исторической и философской литературе. Внутри пахло книгами, кофе и какими-то благовониями. За прилавком стоял молодой человек с аккуратной бородкой, в очках с круглыми стёклами – типичный интеллектуал-хипстер.

– Добрый вечер, – поздоровался Дмитрий. – У вас есть книга "Время и его тени" Вигена Арутюняна?

Молодой человек внимательно посмотрел на него.

– Как вас зовут? – спросил он.

– Дмитрий Черновик, – ответил Дмитрий.

– Одну минуту, – продавец достал телефон и кому-то позвонил. – Гость прибыл, – сказал он и отключился.

Через минуту из задней комнаты вышел человек средних лет, невысокий, плотный, с аккуратно подстриженной бородой и внимательными глазами за стёклами очков в тонкой оправе.

– Добрый вечер, Дмитрий Алексеевич, – сказал он. – Я Михаил Гордин. Мы говорили по телефону. Пройдёмте, все уже собрались.

Он провёл Дмитрия через зал магазина к неприметной двери в задней стене. Дверь вела в узкий коридор, а оттуда – в просторную комнату, которая, судя по всему, служила складом и одновременно местом для встреч. Вдоль стен стояли коробки с книгами, в центре – большой стол, окружённый стульями. На столе – чайник, чашки, печенье.

За столом сидели несколько человек разного возраста – от студенческого до пенсионного. Дмитрий узнал Валентина Крылова, который приветственно кивнул ему.

– Друзья, – сказал Гордин, – это Дмитрий Алексеевич Черновик, архивариус, о котором рассказывал Валентин. Он нашёл документ 17-А и, возможно, стал свидетелем подготовки к новой "перезагрузке".

Все посмотрели на Дмитрия с интересом и лёгким удивлением, словно не ожидали увидеть такого обычного человека в роли обнаружителя исторических тайн.

– Присаживайтесь, Дмитрий, – Гордин указал на свободный стул. – Познакомьтесь с нашей группой.

Он представил всех присутствующих. Кроме Крылова, тут были: Елена Соколова, историк и специалист по древним рукописям; Игорь Верещагин, физик, изучающий временные аномалии; Александра Немчинова, журналистка, пишущая о исторических загадках; Олег Бахтин, бывший сотрудник спецслужб, а ныне частный детектив. И ещё несколько человек с разным профессиональным бэкграундом, но объединённых одним – все они заметили несоответствия в официальной версии истории и искали правду.

– Мы – "Хранители", – сказал Гордин, когда представления закончились. – Неофициальное сообщество людей, которые видят трещины в официальной версии истории и пытаются сохранить правду о прошлом, несмотря на все попытки её переписать.

Он сел рядом с Дмитрием.

– Валентин рассказал нам о вашей находке – документе о Московском восстании 1983 года. Это очень важное свидетельство. Один из немногих сохранившихся документов о событии, которое было "стёрто" из коллективной памяти.

– Но документ исчез, – сказал Дмитрий. – И все фотографии, которые я сделал, тоже.

– Ожидаемо, – кивнул Гордин. – Орден очень тщательно отслеживает такие "аномалии" и устраняет их. Но важно то, что вы его видели. Что помните его содержание.

– И что я теперь должен делать? – спросил Дмитрий.

– Для начала, – сказал Верещагин, физик, – расскажите нам всё, что помните о документе. Каждую деталь, каждое имя, каждую цифру. Мы запишем и сравним с другими свидетельствами, которые у нас есть.

Следующий час Дмитрий подробно рассказывал о документе 17-А, о своих разговорах с Ландау и Крыловым, о странных людях из "министерства", о исчезнувших фотографиях и поведении Махова. "Хранители" внимательно слушали, иногда задавая уточняющие вопросы, делая заметки.

Когда он закончил, в комнате наступила тишина. Все обдумывали услышанное.

– Это совпадает с нашими данными, – наконец сказал Гордин. – Орден действительно готовит новую "перезагрузку". И, судя по всему, она будет масштабной.

– Что именно они собираются менять? – спросил Дмитрий.

– Мы не знаем точно, – ответил Крылов. – Но есть признаки, указывающие на то, что речь идёт о совсем недавних событиях. Возможно, даже о тех, которые ещё не произошли.

– Как можно изменить то, чего ещё не было? – удивился Дмитрий.

– Хрономирон работает не только с прошлым, но и с будущим, – объяснил Верещагин. – Он может… как бы это сказать… предопределять события, направлять их в нужное русло. Создавать условия, при которых одни сценарии становятся более вероятными, чем другие.

– То есть они не просто переписывают историю, но и влияют на то, что только должно произойти? – Дмитрий был шокирован этой мыслью.

– Именно, – кивнул Верещагин. – Орден видит себя хранителем исторического равновесия. Они не просто реагируют на уже произошедшие события, но и пытаются предотвратить те, которые, по их мнению, могут нарушить стабильность.

– И как мы можем им помешать? – спросил Дмитрий.

– Для начала нужно узнать, что именно они планируют изменить, – сказал Бахтин, бывший сотрудник спецслужб. – Без этого знания любые наши действия будут наугад.

– У меня есть идея, – сказала Александра Немчинова, журналистка. – Если орден готовит "перезагрузку", они должны собирать информацию о событии, которое хотят изменить. Документы, свидетельства, анализы возможных последствий. Всё это должно где-то храниться.

– В их архиве, – кивнул Гордин. – Но проблема в том, что мы не знаем, где он находится. Орден очень тщательно скрывает свои базы.

– Возможно, я могу помочь, – неожиданно сказал Дмитрий. – Если эти люди, Тимофеев и его команда, действительно из ордена, то я могу проследить за ними. Они наверняка вернутся в архив, где я работаю. Может быть, удастся выяснить, куда они уезжают после.

– Это очень рискованно, – предупредил Крылов. – Если они заподозрят слежку, вы окажетесь в опасности.

– У меня есть хрономер, – сказал Дмитрий, доставая устройство. – Профессор Ландау дал его мне. Он сказал, что хрономер защитит меня от "перезагрузки" и поможет видеть следы изменений в реальности.

Все с интересом посмотрели на странные часы.

– Это очень редкий артефакт, – с уважением сказал Верещагин. – Старинный, возможно, даже довизантийской эпохи. Их очень мало сохранилось.

– У некоторых из нас тоже есть хрономеры, – сказал Гордин, доставая из кармана похожее устройство. – Они действительно помогают противостоять эффекту "перезагрузки". Но их защита не абсолютна. При прямом контакте с Хрономироном даже хрономер может не справиться.

Он серьёзно посмотрел на Дмитрия.

– Идея проследить за агентами ордена хороша, но очень опасна. Вы уверены, что готовы рискнуть?

Дмитрий задумался. Ещё неделю назад он был обычным архивариусом, занимающимся рутинной работой. Теперь он сидел в тайной комнате с группой людей, которые утверждали, что история регулярно переписывается, и обсуждал план слежки за агентами таинственного ордена.

Это казалось абсурдным, фантастическим. И всё же, все эти люди выглядели вменяемыми, разумными. Их рассказы, при всей своей невероятности, складывались в логичную картину. И самое главное – они объясняли странности, с которыми столкнулся сам Дмитрий.

– Я готов, – сказал он наконец. – Я уже вовлечён в это, хочу я того или нет. Орден знает обо мне, они следят за мной, проникают в мою квартиру. Лучше действовать, чем просто ждать, что они сделают дальше.

Гордин кивнул.

– Хорошо. Но вы не будете действовать в одиночку. Мы обеспечим поддержку. Олег, – он повернулся к Бахтину, – ты можешь организовать наблюдение за архивом? Нужно знать, когда эти люди приходят и уходят, куда направляются.

– Без проблем, – кивнул Бахтин. – У меня есть опыт и нужное оборудование.

– Александра, – Гордин обратился к журналистке, – ты можешь проверить Тимофеева и его команду? Пробить по своим источникам, где они работают, чем занимаются?

– Постараюсь, – ответила Немчинова. – Но если они из ордена, информации может быть очень мало.

– Дмитрий, – Гордин повернулся к нему, – завтра вы выходите на работу?

– Да, – кивнул Дмитрий. – Махов ждёт меня. И, возможно, не только он.

– Хорошо. Действуйте как обычно. Не показывайте, что что-то знаете или подозреваете. Если Тимофеев и его люди появятся, обратите внимание на любые детали – что именно они ищут, о чём спрашивают, как реагируют на определённые темы. И будьте готовы проследить за ними, когда они будут уходить.

Гордин достал из кармана небольшое устройство, похожее на обычный брелок для ключей.

– Вот, возьмите. Это маячок. Если вам удастся прикрепить его к их машине или одежде, мы сможем отследить, куда они направляются.

Дмитрий взял брелок. Он был лёгким, незаметным – идеальным для тайной установки.

– А что с Анной Вырубовой? – спросил он. – Новой сотрудницей архива. Она тоже заметила несоответствия. Может быть потенциальным союзником.

Крылов и Гордин переглянулись.

– Мы проверим её, – сказал Гордин. – Но пока лучше держаться с ней осторожно. Не раскрывайте ей информацию о нас или о ваших планах. Орден часто внедряет своих агентов в ключевые места, особенно архивы.

– Но она помогла мне уйти от наблюдения Тимофеева, – возразил Дмитрий. – Если бы она была с ними, зачем бы ей это делать?

– Чтобы завоевать ваше доверие, – ответил Бахтин. – Классический приём вербовки: оказать небольшую услугу, создать впечатление дружеского расположения, а потом получить гораздо больше информации.

Дмитрий вспомнил, как Анна отвлекла внимание Тимофеева и его людей, позволив ему уйти на встречу с Крыловым. Действительно ли она хотела помочь? Или это был тактический ход, чтобы втереться в доверие?

– Я буду осторожен, – пообещал он.

– Ещё один момент, – сказал Гордин. – Мы должны быть готовы к тому, что "перезагрузка" может произойти в любой момент. Если вы заметите признаки – усиление дежавю, изменение деталей в окружающей обстановке, странное поведение хрономера – немедленно свяжитесь с нами.

Он написал на листке бумаги телефонный номер.

– Это защищённая линия. Звоните в любое время дня и ночи, если заметите что-то подозрительное.

Встреча продолжалась ещё около часа. "Хранители" обсуждали детали плана, распределяли обязанности, делились информацией о предыдущих "перезагрузках" и методах работы ордена. Дмитрий внимательно слушал, пытаясь уложить в голове всю эту новую информацию.

Когда встреча закончилась, Гордин проводил его до выхода из магазина.

– Будьте предельно осторожны, Дмитрий, – сказал он на прощание. – Орден не остановится ни перед чем, чтобы защитить свои секреты. И помните – что бы ни случилось, какие бы изменения ни произошли в реальности, держитесь за свои воспоминания. Они – единственное, что у нас по-настоящему есть.

Эта фраза снова заставила Дмитрия вздрогнуть. Точно такими же словами закончили свои наставления и Ландау, и Крылов. Видимо, это действительно было своего рода кредо "Хранителей" – фраза, напоминающая о их миссии и о природе их противостояния с орденом.

Дмитрий вышел из магазина и направился к метро, размышляя о предстоящем дне. Завтра он вернётся в архив, встретится с Маховым, возможно, снова увидит Тимофеева и его людей. И начнёт свою рискованную игру по выслеживанию агентов ордена.

Он чувствовал странную смесь страха и возбуждения. Страха перед неизвестностью и опасностью, возбуждения от ощущения, что он участвует в чём-то важном, значительном. Что от его действий может зависеть будущее – не только его собственное, но и, возможно, всей страны.

Дмитрий достал хрономер и открыл его. Стрелки на дополнительных циферблатах двигались хаотично, словно реагируя на какие-то невидимые пульсации реальности. Устройство тихо тикало, словно отсчитывая время до неизбежной встречи с орденом и его тайнами.

Он закрыл хрономер и спрятал его в карман. Что бы ни случилось завтра, он был готов встретить это с открытыми глазами. Готов защищать свою память, свои воспоминания, свою версию истории – от тех, кто хотел её переписать.

Глава 5: "Слежка"

Утро выдалось пасмурным, с низкими тучами и моросящим дождём – словно само небо хмурилось, предчувствуя грядущие события. Дмитрий проснулся рано, с тяжёлой головой после беспокойного сна, в котором он бесконечно блуждал по лабиринту архивных стеллажей, преследуемый тенями в серых костюмах.

Виктор уже ушёл на работу, оставив записку: "Кофе на плите, бутерброды в холодильнике. Буду поздно, не жди. P.S. Надеюсь, с твоей квартирой всё наладится."

Завтракая, Дмитрий просматривал утренние новости на планшете. Ничего необычного – политика, экономика, культура, спорт. Обычный информационный поток обычного дня. И всё же, после разговоров с "Хранителями", он не мог отделаться от мысли, что за этой обыденностью скрывается нечто большее – невидимая борьба за контроль над самой реальностью.

Он достал хрономер и открыл его. Стрелки на дополнительных циферблатах сегодня двигались более упорядоченно, чем вчера, но всё равно не соответствовали обычному ходу времени. Одна из них совершала полный оборот примерно за десять минут, другая – за час, третья – за несколько секунд. Дмитрий пока не понимал, что именно показывают эти стрелки, но Ландау объяснял, что они реагируют на "темпоральные аномалии" – места, где реальность нестабильна или подвергается изменениям.

Перед выходом Дмитрий проверил содержимое своей сумки. Блокнот с записями о ордене Хронографов и "перезагрузках" истории. Маячок, который дал ему Гордин. Телефон с номером "защищённой линии" для связи с "Хранителями". Всё было на месте.

Он решил не брать с собой свой обычный мобильный телефон – если орден действительно следил за ним, они могли отслеживать его перемещения через сотовую связь. Вместо этого он купил дешёвый предоплаченный телефон в киоске возле метро – такой, который нельзя было связать с его личностью.

Дорога до архива заняла больше времени, чем обычно. Дмитрий несколько раз менял маршрут, пересаживался с одной линии метро на другую, выходил на случайных станциях, чтобы проверить, нет ли слежки. Пару раз ему казалось, что он видит одних и тех же людей в вагонах метро, но, возможно, это была просто паранойя.

К зданию архива он подошёл с противоположной стороны улицы, наблюдая за входом. Ничего подозрительного – обычные сотрудники входили и выходили, никаких странных машин или людей поблизости.

Дмитрий глубоко вдохнул, собрался с духом и вошёл в здание. В вестибюле его встретила вахтёрша, пожилая женщина, знавшая всех сотрудников в лицо.

– Дмитрий Алексеевич! – воскликнула она. – А вас тут вчера искали. Очень настойчиво.

– Кто? – напрягся Дмитрий.

– Двое мужчин. Один такой представительный, в костюме, а второй молодой, молчаливый. Сказали, что они из министерства и вам нужно срочно с ними связаться.

"Тимофеев и Антон," – понял Дмитрий. – "Они действительно ищут меня."

– Спасибо, Нина Петровна, – кивнул он. – Если они снова появятся, скажите, что я сегодня на месте.

Поднимаясь на свой этаж, Дмитрий чувствовал, как нарастает напряжение. Что ждёт его сегодня? Очередной допрос? Слежка? Или что-то более серьёзное?

В архивном зале было тихо и почти пусто – только пара сотрудников за дальними столами да Анна Вырубова, сидевшая на своём месте и что-то печатавшая на компьютере. Она подняла голову, когда он вошёл, и внимательно посмотрела на него, словно оценивая его состояние.

– Доброе утро, – сказала она. – Вы в порядке?

– Вполне, – ответил Дмитрий, проходя к своему столу. – А что?

– Вчера вас искали. Очень настойчиво. Сергей Петрович сказал, что у вас проблемы с квартирой, но я видела, как этот Тимофеев отреагировал – он не поверил.

Дмитрий внимательно посмотрел на неё. После предупреждений "Хранителей" он не был уверен, можно ли доверять Анне. Но она действительно помогла ему раньше, и сейчас, казалось, искренне беспокоилась.

– Да, небольшое затопление, – поддержал он легенду. – Пришлось срочно разбираться с сантехниками, страховкой.

Анна кивнула, но в её глазах читалось сомнение. Она явно понимала, что это не вся правда.

– На чём написана история? – тихо спросила она, наклонившись ближе.

Это была их кодовая фраза, придуманная для проверки. Если бы память Анны была "перезагружена", она бы не вспомнила её.

– На песке, и любая волна может смыть её, – ответил Дмитрий.

Анна облегчённо выдохнула.

– Я боялась, что с вами что-то случилось. Эти люди из "министерства"… от них исходит опасность. Я чувствую это.

– Вы правы, – сказал Дмитрий, решив рискнуть и проверить реакцию Анны. – Они не из министерства. Они из организации, которая контролирует историю. Ордена Хронографов.

Он внимательно наблюдал за её лицом, ища признаки узнавания, страха или притворства. Но Анна выглядела просто удивлённой.

– Ордена Хронографов? – переспросила она. – Что это за организация?

– Тайное общество, существующее веками, – тихо сказал Дмитрий. – Они манипулируют историей, переписывают события, изменяют коллективную память. Они используют устройство, называемое Хрономироном, для "перезагрузки" исторических периодов.

Анна выглядела ошеломлённой.

– Это звучит… невероятно. Но, – она помолчала, – это объясняет несоответствия, которые я находила в своих исследованиях. События, которые противоречат официальной истории. Документы, которые словно из другой реальности.

Она посмотрела на Дмитрия с новым интересом.

– Вы уверены в этом? У вас есть доказательства?

– Не такие, которые можно представить в суде, – признал Дмитрий. – Но да, я уверен. Я разговаривал с людьми, которые изучают деятельность ордена много лет. Видел артефакты из "стёртых" временных линий. И, – он понизил голос, – у меня есть устройство, которое защищает от "перезагрузки" памяти.

Он не стал показывать хрономер – это было бы слишком рискованно в открытом пространстве архива. Но Анна, казалось, и без того поверила.

– Что они хотят от вас? – спросила она. – Почему преследуют?

– Из-за документа 17-А, – ответил Дмитрий. – Он каким-то образом избежал "перезагрузки". Это прямое свидетельство события, которое они стёрли из истории – Московского восстания 1983 года. Они хотят убедиться, что я не сделал копий и не рассказал никому о своей находке.

Анна задумалась.

– Я могла бы помочь, – сказала она наконец. – У меня есть доступ к некоторым архивным фондам, которые не открыты для общего пользования. Возможно, там есть ещё документы, избежавшие "перезагрузки". Свидетельства, которые помогут понять, что происходит.

Дмитрий колебался. "Хранители" советовали быть осторожным с Анной, не доверять ей полностью. Но она знала кодовую фразу, помогла ему раньше, и, казалось, искренне хотела помочь.

– Это было бы очень полезно, – сказал он наконец. – Но будьте предельно осторожны. Если орден заподозрит, что вы ищете такие документы, вы тоже окажетесь в опасности.

– Я буду осторожна, – пообещала Анна. – И… спасибо, что доверились мне. Я знаю, что это было нелегкое решение.

В этот момент дверь зала открылась, и вошёл Сергей Петрович Махов. Он выглядел напряжённым и усталым, словно не спал всю ночь.

– Дмитрий, – сказал он, подходя к столу. – Нам нужно поговорить. В моём кабинете.

Тон не предполагал отказа. Дмитрий кивнул, бросил быстрый взгляд на Анну и последовал за директором.

В кабинете Махов плотно закрыл дверь и опустил жалюзи на окнах.

– Ты понимаешь, в какую историю влез? – спросил он без предисловий. – Они всю ночь искали тебя. Проверяли больницы, морги, вокзалы. Думали, ты сбежал или… хуже.

– Кто "они"? – спросил Дмитрий, хотя уже знал ответ.

– Не делай вид, что не понимаешь, – устало сказал Махов. – Я же предупреждал тебя. Орден не шутит. Они контролируют не только документы, но и саму реальность. И они очень обеспокоены тем, что ты исчез сразу после того, как нашёл документ 17-А.

Он сел за стол и указал Дмитрию на стул напротив.