Не беси меня
<Пролог>
Он очнулся от собственного крика.
Воздух дрожал, будто в комнате только что пронеслась буря. Сердце колотилось так, что отдавалось в висках.
Сначала он заметил запах. Резкий, тягучий, железный. Как ржавчина, как горячая батарея, залитая водой. Кровь.
Потом – стены. Белые вчера, теперь они были забрызганы красным. Потёки стекали вниз, как если бы кто-то провёл кистью, обмакнутой в мясо.
А потом он увидел тело.
Оно лежало неловко, с согнутыми под неестественным углом руками. Брюхо вспорото, будто туда залез медведь и вытянул всё, что внутри. Кишки разметало по полу, как клубки серых верёвок.
– Нет… нет, – он прошептал, пятясь к двери. – Это не я…
Но взгляд сам упал на его руки.
Кожа разодрана, ногти длиннее, чем вчера. Под ними – чёрные сгустки крови.
И тут, в тишине, зазвучали голоса.
Тихие, тянущиеся изнутри:
– Ты нас разбудил.
– Ты сделал первый шаг.
– Не беси нас, и мы дадим тебе силу.
Он вжал ладони в виски, пытаясь заглушить их. Но чем сильнее давил, тем громче становились шёпоты.
А потом раздался смех. Сначала один, потом второй, третий – хриплый, детский, женский, звериный. Смех множился, пока не заполнил всё пространство.
Саша снова посмотрел на тело.
И понял: если он не вспомнит, что произошло, это повторится. И снова. И снова.
В углу комнаты, на стене, было выцарапано что-то, написанное рваным почерком. Он подошёл ближе, дрожащими пальцами коснулся букв.
«НЕ БЕСИ МЕНЯ».
<Глава 1. Бес внутри.>
Он не спал третьи сутки.
Веки саднили, в глазах плыло, но сон был страшнее яви. Стоило закрыть глаза – и стены начинали шевелиться, как сырое мясо. Из трещин вылезали пальцы. Слишком много пальцев.
Телевизор работал без звука. На экране мельтешили лица, а он сидел, вцепившись в подлокотники кресла, и чувствовал, как внутри что-то копошится.
Голоса не умолкали. Теперь они были явственнее:
– Мы всегда были здесь.
– Ты просто нас не слышал.
– Ты держал нас на цепи.
Саша пытался спорить. Шептал сам себе: «Это нервы. Это психоз. Мне нужен врач».
Но голоса смеялись.
На кухне стояла банка с маринованными огурцами. Он пошёл за водой, но вдруг заметил – крышка банки содрана, стекло треснуто. Внутри, среди рассола, плавал кусок мяса. Не огурец. Кусок человеческой плоти, с обрывком ногтя.
Он выронил стакан.
– Ты сделал это ночью, – сказал один голос.
– Ты даже не заметил, – прошептал второй.
– Но мы заметили, – захихикал третий.
Саша прижался к стене, стараясь отдышаться. В груди бушевал пожар, руки тряслись.
И вдруг – звонок в дверь.
Глухой, уверенный. Три удара.
Он замер. Никого не ждал. Никого не звал.
– Открой, – подсказали бесы. – Пусти. Мы хотим поиграть.
Саша подошёл к двери. Сердце билось так, что, казалось, сейчас вырвется наружу. Глазок был чёрным – будто кто-то закрыл его пальцем.
– Кто там? – выдохнул он.
В ответ – тишина. Только в глубине квартиры тихо зашевелилось расчленённое тело.
И тогда он понял: дверь открывать не нужно. Гость уже внутри.
Саша попятился от двери, не отрывая глаз от глазка. Но тот оставался чёрным, словно за ним стояла сама пустота.
– Он хочет войти, – сказал один голос.
– Нет… он уже вошёл, – поправил второй.
– Мы впустили его. За тебя, – хихикнул третий.
В гостиной что-то глухо шлёпнулось.
Он резко обернулся. Тело соседа, которое он спрятал под простынёй, больше не лежало, как раньше. Оно было развернуто лицом к нему. Глаза пустые, но рот… рот двигался.
Губы растянулись в ухмылке, и хриплый голос прорезал тишину:
– Не беси меня.
Саша вжался в стену, чувствуя, как холодный пот катится по спине.
Простыня зашевелилась, тело дёрнулось, руки скрючились, будто марионетку дёрнули за нитки. Кости трещали, ломались, выворачивались наружу.
И тут он понял – это не сосед. Это бесы играют его телом.
Кровь брызнула из разорванного живота, кишки заскользили по полу, как змеи, и потянулись к нему. Вонь ударила в нос, заставив закашляться.
Голоса внутри стали громче, слились в хор:
– Смотри! Это мы. Это наше лицо.
– Прими нас.
– Или беги.
Саша кинулся к двери, но ручка была ледяной, словно вмороженной в металл.
А за спиной раздался хруст – труп поднялся, шатаясь, кишки тянулись за ним, как кровавые канаты.
– Куда собрался? – прохрипел он. – Я же сказал… не беси меня.
Саша рванул за дверную ручку со всей силой. Металл ожил под его ладонью, закричал, будто он сжимает не железо, а глотку. Хрип, визг, и дверь сама распахнулась.
Саша выскочил в подъезд. Тусклый свет лампочки качался, отбрасывая на стены длинные тени. Но шагов было больше, чем его собственные. Чужие шаги шли рядом, сверху, снизу, и эхом отдавались в голове.
Сзади хлопнула дверь.
Саша обернулся – и увидел, как соседское тело вывалилось в коридор. Живот был пустой, но изнутри торчали руки. Не человеческие – длинные, узловатые, с когтями. Они тянулись наружу, как будто в трупе кто-то сидел и пытался вылезти.
Он закричал. И в тот же миг – что-то сорвалось внутри него.
Руки сами сомкнулись в кулаки. Кости пальцев хрустнули, кожа натянулась, ногти проросли, почернели, стали острыми.
Он чувствовал – это не он. Это они.
И в голове раздался восторженный визг:
– Вот так!
– Дай нам выйти!
– Порви его!
Он прыгнул вперёд, не осознавая движения. Кулак ударил по телу соседа. Кожа разошлась, как мокрая бумага, грудная клетка треснула, кровь брызнула в лицо.
Он бил снова и снова, пока в руках не осталась только липкая каша из костей и мяса.
И только потом понял: это не его сила.
Это бесы взяли его тело.
Он отшатнулся, задыхаясь, глядя на то, что натворил. Весь пол был залит кровью, куски мяса прилипли к стенам.
А в темноте подъезда кто-то шептал:
– Это только начало.
….Двор его дома гудел, как улей.
У подъезда стояла «Газель» с надписью «Следственный комитет», рядом моргаши таскали носилки. Люди толпились за лентой, судачили.
В подъезде пахло хлоркой и чем-то ещё, сладким и тяжёлым – кровь.
– Ну, что там у тебя? – спросил лысоватый следак, поднимаясь на этаж.
– Мрак, – отозвался опер, выходя из квартиры соседа. Лицо его было серое, губы тряслись. – Я такого не видел. Даже на войне, говорят, трупы так не рвёт.
Следак зашёл внутрь.
Первое, что ударило – запах. Будто мясной склад на жаре.
Кровь была везде. На стенах, на потолке, на дверях. Куски плоти прилипли к обоям, свисали с люстры.
В центре комнаты – то, что осталось от соседа.
Тело разломано, как куклу. Рёбра наружу, живот вывернут, лицо разорвано так, что глаз не найти.
Следак закрыл нос платком и присел рядом.
– Смотри, – сказал он тихо. – Здесь нет следов оружия. Ни ножа, ни топора. Всё рваное. Как когтями.
Опер перекрестился.
– Может, собака? Волк?
– В хрущёвке на пятом этаже? Ты совсем ебнулся? – Следак нахмурился. – И где следы лап? Где шерсть?
Он посмотрел ещё раз – и нахмурился сильнее.
– Когти… как у человека.
Тишина давила. Только капало с потолка.
– Слушай, – тихо сказал второй опер. – Может, это… он сам себя?
Следак зло посмотрел на него:
– Ты видел, что тут? Человек сам себе рёбра не выдёрнет и кишки по углам не развесит.
Он поднялся, глядя на стены. Там, среди пятен крови, было нацарапано что-то ногтями.
Неровно, с рывками, но различимо:
«НЕ БЕСИ МЕНЯ».
Следак нахмурился, записывая.
– Маньяк, – сказал он. – Только маньяк не один. Это… что-то другое.
Он плёлся по ночному городу, весь заляпанный чужой кровью. Никто не останавливал его – прохожие отворачивались, будто не замечали. Или делали вид.
А может… бесы закрывали их глаза.
В голове гул стоял непрерывный.
– Хорошо.
– Сладко.
– Ты – наш нож.
Он пытался зажать уши, но руки дрожали, пальцы всё ещё были чужими – длинные, когтистые. Он натянул перчатки, но ткань рвалась от острых ногт
Утром его разбудил звонок.
Телефон.
Номер был незнакомый.
– Доброе утро, – сказал мужской голос. Спокойный, холодный. – Вы ведь знаете, что прошлой ночью произошло убийство в вашем доме?
Он сглотнул, но промолчал.
– Жертва расчленена. Рёбра разломаны, органы вытащены. Следы на теле… необычные. – Голос сделал паузу. – Звериные. Но мы-то понимаем, зверей там не было.
Герой почувствовал, как леденеет спина.
– Кто… вы?
Смех в трубке. Негромкий, уверенный.
– Тот, кто тоже носит бесов. Только я давно перестал им сопротивляться.
Линия оборвалась.
Он уронил телефон, сжал голову руками. Голоса внутри тут же ожили, заплясали, как на карнавале:
– Он наш брат.
– Он сильнее тебя.
– И скоро он придёт.
Он зажмурился, пытаясь не слушать. Но веки тут же наполнились видениями. Он видел тело девушки – располосованное на части, внутренности аккуратно выложены в форме круга. Улыбка. Холодная. Чужая.
И тогда он понял: это не просто убийца. Это зеркало. Тень того, кем он может стать.
Сирены резанули ночь.
Сине-красные вспышки разрезали двор, отражаясь в лужах.
Жители кучковались у подъезда, кто-то крестился, кто-то шептал: «Сатанисты, точно сатанисты…»
Полиция выставила оцепление.
Двое оперов зашли в подвал – и сразу выматерились.
Тело лежало прямо на цементном полу. Женщина. Молодая, лет двадцать пять.
Кожа располосована на полосы, словно её сдирали ножами до хруста костей. Рёбра разломаны, сердце вынуто – и положено рядом, аккуратно, как на блюде.
– Мамочка моя… – один из оперов отвернулся, задыхаясь.
Второй присел ближе и побледнел ещё сильнее.
Потому что органы не просто валялись.
Из них выложен круг.
Печень, сердце, почки – всё разложено точно, будто по чертежу. В центре – голова, повернутая лицом вверх. Глаза открыты. Рот растянут в мерзкой улыбке.
– Это… это ж ритуал какой-то, – прохрипел один.
– Да какой нахрен ритуал, – процедил второй, пытаясь держаться. – Это псих. Маньяк.
Сзади зашёл следак – крепкий мужик в кожанке, с видом того, кто много видел. Но когда он глянул на круг из органов, даже его перекосило.
– Маньяк?.. – повторил он. – Маньяки так не работают.
Он вытер пот со лба и глухо добавил:
– Это будто предупреждение.
В углу, на стене, красовалась надпись, нацарапанная кровью:
«НЕ БЕСИ МЕНЯ».
Тишина давила. Даже крысы не скреблись в подвале.
И все вдруг почувствовали – тут что-то большее, чем убийство. Тут будто сам ад дышал.
Опер, молодой, худой, с сальными волосами, сделал шаг назад, едва не споткнувшись.
– Товарищ следователь, – голос у него дрожал, – тут не место для людей…
Старший хмуро посмотрел, но не стал орать – сам чувствовал. Воздух был густой, вязкий. Как будто дышишь не кислородом, а чем-то гнилым.
Он снова перевёл взгляд на труп.
Куски мяса лежали не просто так – будто выложены. Кусок руки на столе, нога у дивана, сердце – прямо посередине комнаты, как экспонат.
Следак медленно опустился на корточки и шепнул:
– Это… ритуал. Или игра. Но не случайность.
– А кто, блядь, так играет? – не выдержал второй опер, перекрестился и резко вышел в подъезд, задыхаясь.
В квартире стало ещё тише.
Старший заметил ещё деталь: рядом с сердцем, прямо на полу, кровью был обведён круг. Неровный, но замкнутый. Внутри – царапины, как будто когтями чертили какие-то знаки. Не буквы. Не цифры. Что-то чужое.
Он поднялся, чувствуя холодный пот на спине.
– Запомните, парни. Тут – не просто убийство. Это вызов.
И в этот момент в коридоре погас свет.
На секунду – тьма. Только фонарики на телефонах зажглись.
И все трое услышали – из стены, из самой бетонной плиты – шорох.
Будто кто-то когтем провёл по внутренней стороне.
Фонарик дрожал в руке оперуполномоченного, луч света метался по закопчённым стенам.
И вдруг застыл.
На стене, прямо над кровавой надписью, проявилась тень.
Сначала – неясный силуэт. Потом резче. Человеческий. Но слишком высокий, слишком вытянутый.
Опер, что держал фонарь, сглотнул и выдавил:
– Это… кто?..
Но в комнате, кроме них троих, никого не было.
Тень сделала шаг.
И свет фонарика не дрогнул – будто она двигалась сама по себе, а не как отражение.
– Господи… – прошептал молодой, хватаясь за крестик на груди.
Тень склонилась к кровавому кругу, медленно провела рукой по знакам на полу.
И тогда все трое услышали – шёпот.
Он не имел языка. Он был сразу внутри черепа. Слова, которых они не знали, но смысл был очевиден:
«Он – открыл. Вы – свидетели».
Следак почувствовал, как волосы на руках встают дыбом.
– Выключи свет, быстро! – рявкнул он.
Фонарик щёлкнул. Комнату накрыла кромешная тьма.
И вместе с тьмой – тень исчезла.
Включили снова – стены пусты. Лишь труп соседа, выложенный в мерзкий рисунок, и надпись кровью.
Опер упал на колени, блеванул в угол.
Следак тяжело дышал, пытаясь держать себя в руках.
– Оформляем. И никому… ни слова о том, что видели. Никому, ясно?!
Но внутри каждый уже понял: это не остановится.
Кто-то – или что-то – играло с ними. И убийство соседа было только первой страницей книги, которую никто из них не хотел открывать.
Саша сидел в темноте своей квартиры, на табуретке у окна.
Не зажигал свет – курить перестал ещё днём, руки тряслись.
Снизу, через перекрытия, доносились глухие голоса и грохот – менты возились с телом соседа. Соседа, которого он сам разорвал, но уже не своими руками.
Он закрывал глаза – и видел. Видел снова и снова: как лицо соседа расползается от ужаса, как чужая сила тянет его тело, ломает кости, выворачивает суставы. Как будто кто-то использовал его, героя, как инструмент.
И внутри звучал тихий смешок. Чужой.
Вдруг снизу стало тише.
Слишком тише.
Шаги.
Тяжёлые, но без ритма. Как будто кто-то ходил по кругу.
А потом – шорох прямо за стеной.
Саша поднял голову.
И понял – тень, которую менты видели в подвале, поднялась этажом выше.
Из угла комнаты тьма начала густеть. Не просто темнота – вязкая, будто её можно тронуть руками.
В этой тьме зашевелилось что-то длинное, пальце подобное, и по обоям прошла глубокая царапина.
Саша хотел вскрикнуть, но горло сжало так, будто ему в рот засунули чью-то ладонь.
И тогда из темноты раздался тот самый шёпот, теперь уже чётко:
– Ты – открыл. Мы – в тебе.
И на секунду ему показалось, что его собственная тень на стене улыбается.
Он медленно поднялся с табуретки, ноги ватные, колени дрожат.
В коридоре тускло поблёскивало зеркало, старое, с мутными пятнами по краям.
Он не хотел подходить. Но ноги сами повели.
Шаг. Ещё шаг.
В ушах – гул, будто кровь закипает.
Он встал напротив зеркала.
И замер.
Отражение… не совпадало.
В зеркале он стоял с широкой улыбкой, зубы в крови, глаза блестят, как у зверя.
Руки отражения – по локоть в крови, пальцы с острыми когтями.
– Кто… ты?.. – хрипло прошептал герой.
Отражение наклонило голову набок, улыбка ещё шире.
Губы в зеркале зашевелились, но звука не было.
И только внутри его черепа прозвучало:
– Я – ты. Я всегда был. Ты просто перестал прятать.
Отражение подняло руку.
И изнутри стекла коготь провёл по поверхности. На настоящем зеркале осталась царапина, будто на металле ножом.
Саша отшатнулся, врезался в стену.
Зеркало дрогнуло, в глубине отражения заколыхалась темнота – и на миг показалось, что оттуда вот-вот выйдет рука.
Тут снизу снова заорали менты:
– Тащи мешок! Быстрее, сука! – кто-то ругался, хлопали двери.
И это вырвало его из транса.
Зеркало снова показывало обычного его. Только… в глазах осталось то звериное блестящее.
Он рухнул на колени прямо посреди коридора.
В висках стучало, ладони тряслись, а сердце билось так, будто пыталось пробить грудную клетку.
Картинка не уходила: сосед – живой, кричащий, пытающийся вырваться.
И его, Саши, руки, что рвут, ломают, лезут внутрь, как будто это не он, а кто-то другой управлял каждой мышцей.
Но ощущение пальцев, скользящих в чужой крови, было слишком настоящим.
– Я… я убил… – прохрипел он, и желудок сжался.
Его вывернуло прямо на пол.
Сначала – жёлтая жёлчь, кислый запах.
А потом… что-то зашевелилось.
Он в ужасе уставился в лужу рвоты.
Там, среди слизи и кислоты, копошились жуки.
Чёрные, блестящие, с толстыми панцирями. Они шевелили лапками, щёлкали маленькими челюстями и пытались выбраться наружу.
– Нет… нет-нет-нет!!! – заорал он, отползая к стене.
Один жук резко прыгнул.
Ударился о щёку, пополз по лицу к глазу. Саша с визгом сдёрнул его, раздавил ладонью. Под пальцами хрустнуло, брызнула мерзкая жидкость – густая, чёрная, пахнущая тухлым мясом.
Но остальные жуки уже выползали из рвоты, расползались по полу, лезли в щели паркета.
И тогда из темноты раздался тот же шёпот, теперь громче, почти радостный:
– Ты – раскрыл рот. Мы – выходим.
Саша закрыл глаза руками, но звук ползущих жуков был повсюду, в ушах, под кожей.
И ему показалось – один из них уже внутри, скребётся у самого сердца.
……Саша лежал на полу, полу сознание, комната дышала вместе с ним – стены будто вздувались и сжимались. Жуки исчезли, как растворились. Осталась только вонь рвоты и крови, и тихий шёпот где-то на границе слуха.
И вдруг – резкий удар в дверь.
– Полиция! Откройте!
Он даже не успел подняться. Дверь со второго удара распахнулась, влетели двое – в бронежилетах, с фонарями и стволами.
– Стоять! – заорал один, наставив пистолет.
Саша поднял руки, но его пальцы были все в крови, и вид у него был такой, будто он только что резал кого-то.
Менты переглянулись, один сразу заорал вниз по рации:
– Нашли жильца! Вся морда в крови, руки по локоть, ведём на допрос!
Его скрутили быстро. Пластиковые стяжки врезались в запястья, он даже не сопротивлялся.
Голова кружилась, глаза слезились. Когда его выводили из квартиры, он видел – соседи, бабки в халатах, мужики с пивом у подъезда – смотрели на него с ужасом и шептались:
– Вот он… маньяк…
– А я говорила, странный какой…
Его затолкали в «буханку», дверь захлопнулась.
В темноте машины пахло бензином и железом.
Он сел, опустил голову…
И только он услышал. Только он.
Шёпот рядом, прямо у уха:
– Молодец. Теперь мы идём с тобой.
И на стекле окна изнутри проступил след когтя.
Его провели по коридору отдела – серый линолеум, запах дешёвого табака и старого пота.
Менты толкнули его в комнату для допросов: стол, два стула, лампа, мигающая от перегрузки сети.
– Садись.
Его усадили, руки в стяжках.
Через пару минут зашёл следователь. Тот же, что был в квартире соседа. Уставший, с мешками под глазами, в кожанке.
Сел напротив, достал папку, щёлкнул зажигалкой, прикурил.
– Ну что, гражданин… объясняй. Откуда кровь на руках? Почему соседа твоего нашли по кускам, а ты сидишь наверху, как ни в чём не бывало?
Герой молчал. Смотрел на свои руки. Кровь уже подсохла, коркой. Пальцы дрожали.
– Я… не я… – выдавил он. – Это не я сделал.
Следак скривился.
– Знаем мы таких. «Не я», «голоса в голове», «чёрт попутал». Затёртая пластинка. Давай нормально. Где был, когда сосед твой… —
И тут Саша перестал его слушать.
Потому что за спиной следователя, на голой стене, начала вытягиваться тень.
Сначала – силуэт самого следователя. Но он двигался не так, как человек.
Следак затянулся сигаретой, поднял руку – а тень подняла обе. И пальцы у тени были слишком длинные, с когтями.
Саша вытаращил глаза. Дыхание перехватило.
– Она… она здесь… – прошептал он.
– Чё? – нахмурился следак. – Ты кому там шепчешь?
Тень медленно склонилась к уху следователя. И герой услышал этот голос – не ушами, а внутри черепа:
– Скажи ему. Скажи правду. Или мы скажем за тебя.
Следак хмыкнул, заметил, как герой дрожит, и ухмыльнулся:
– Чё, видишь кого-то? Призраки пришли? Бесы?
И тут лампа мигнула. На секунду вся комната погрузилась во тьму.
Когда свет вернулся – тень за спиной следователя улыбалась, хотя у неё не было лица.
Лампа мигнула ещё раз… и со звоном лопнула, осыпав стол осколками.
Комнату накрыла кромешная тьма.
– Да что за хрень?! – взвыл следак, роняя стул.
Саша же сидел неподвижно, как парализованный.
Потому что видел.
В темноте тень стала объёмной. Она отлепилась от стены и пошла вперёд.
Длинные руки тянулись к нему, пальцы будто скребли воздух, оставляя за собой алые полосы – светящиеся, как неон.
– Нет… нет… не подходи! – захрипел он, вжимаясь в стул.
Следак шарил по карману за зажигалкой, заорали где-то за дверью:
– Эй! У вас там чё, коротнуло?
Но Саша их уже не слышал.
Тень склонилась прямо к его лицу.
Головы у неё как будто не было, только пустая дыра, из которой шёл холодный смрад.
И голос. Тот самый:
– Ты наш. Ты открыл дверь. Теперь каждый, кто рядом, – увидит.
И вдруг Саша понял: это не просто про него. Это про всех.
Сосед – первая жертва. Менты – следующие.
Тень собиралась выйти в мир.
Он заорал так, что горло разорвало:
– УБЕРИТЕ ЕЁ!!!
Дверь распахнулась, влетели двое с фонарями.
На секунду комната осветилась… и тень исчезла.
Саша сидел на стуле, в крови, с лицом белым как мел.
– Этот псих сейчас мне уши сорвал, – рявкнул следак, пытаясь скрыть дрожь. – В камеру его! Пусть остынет!
Его подняли, повели по коридору.
А на потолке, между мигающих ламп, на секунду промелькнул силуэт, длинный и кривой.
И только Саша заметил, как он скользнул в вентиляцию.
Сашу кинули в камеру, дверь с грохотом захлопнулась, замок щёлкнул.
Внутри – бетонные стены, железные нары, запах мочи и сырости. Лампочка под потолком мигала, будто вот-вот сгорит.
Он сел на нары, обхватил голову руками.
В ушах ещё стоял тот голос, тот холодный шёпот, который будто прожигал мозг.
– Я не открывал… – шептал он сам себе, качаясь. – Я не открывал…
Но стены будто смеялись.
Сначала Саша услышал шорох.
Посмотрел вниз – и обомлел.
Из щелей в бетоне, из трещин на полу начали вылезать чёрные жуки.
Они копошились, лезли друг на друга, щёлкали челюстями, тянулись к его ботинкам.
– НЕТ! – Саша вскочил, отскочил к двери, забарабанил в металл кулаками. – Эй! Эй, тут живое!!!
За дверью тишина.
Будто весь участок вымер.
Жуки продолжали лезть. Их становилось всё больше, и вдруг они начали собираться в рисунок прямо на полу.
Лапки царапали бетон, выкладывая кривой круг. В центре круга они оставили пустое место, будто для него.
Саша вжался в стену, сердце колотилось так, что, казалось, грудь треснет.
И тут лампочка мигнула в последний раз и погасла.
Темнота.
В темноте на стене, напротив него, проступили буквы.
Они светились красновато, будто написаны тлеющими углями:
НЕ БЕСИ МЕНЯ.
Саша зажал рот ладонью, чтобы не закричать.
А потом понял: жуки ползут вверх по его ногам.
Саша сполз по стене, пытаясь смахнуть тварей с ног.
Он бил их кулаками, топтал сапогами, но жуки лезли снова и снова.
И один, самый крупный, с жирным блестящим панцирем, оказался прямо у его лица.
Он хотел закричать, но слишком поздно.
Жук прыгнул – и влетел ему прямо в рот.
Саша захрипел.
Повалился на пол, захлёбываясь. Пальцы вцепились себе в горло, но тварь уже скреблась внутри. Панцирь царапал нёбо, лапки шуршали по языку.
Он бился об бетон, выгибался, пена выступила на губах.
– УГХХХ… УБЕРИТЕ… – выдавил он, но голос сорвался.
И тут…
Дверь камеры со скрипом сама приоткрылась.
Без шагов, без ключа. Просто замок щёлкнул, как будто кто-то изнутри открыл.
Тьма коридора хлынула в камеру.
А в этой тьме, в проёме, стоял силуэт.
Высокий, вытянутый, с руками, что почти касались пола.
Жуки в тот же миг остановились. Замерли.
А потом начали ползти к выходу, к фигуре в коридоре – как солдаты к командиру.
Саша, задыхаясь, вцепился в горло обеими руками и понял: жук внутри него тоже пытается выбраться.
Из груди раздалось мерзкое шевеление.
Силуэт в дверях наклонил голову набок.
И в голове Саши прозвучал знакомый шёпот:
– Ты уже не один. Мы идём.
Саша, захлёбываясь кашлем, с трудом поднялся на ноги.
Жук внутри него будто застрял в груди, скребя по рёбрам, каждый вдох отдавался болью.
Но дверь камеры была открыта.
Он шатко вышел в коридор.
Коридор встретил его тишиной.
Ни мента, ни звука – только лампы под потолком, которые мигали, будто дышали. Свет падал кусками, и между ними были островки густой тьмы.
Саша шёл, держась за стену.
А тень шла рядом.
Он чувствовал её плечом, слышал, как когти царапают бетон, хотя если бы кто-то смотрел со стороны – видел бы просто одинокого человека, идущего по коридору и шепчущего себе под нос.
– Отстань… отстань от меня… – бормотал Саша, закрывая уши ладонями.
– Мы рядом, – ответил голос внутри. – Мы всегда были рядом. Теперь ты – проводник.
И тут, за поворотом, открылась дверь.
В коридор вышел дежурный мент с кружкой кофе. Он замер, увидев Сашу на свободе.
– Э, ты какого хрена здесь делаешь?!
Саша открыл рот, чтобы оправдаться, но из горла вырвался не голос, а шорох жука.
Мент побледнел, кофе пролился на пол.
– Чёрт…
И тут лампы погасли все сразу.
Коридор накрыла кромешная тьма.
Саша ещё видел – силуэт тени прыгнул вперёд, прямо на мента.
Раздался визг. Кружка разбилась.
А когда свет снова моргнул – мент уже лежал на полу, выгнутый в неестественной позе, а его рот был растянут так, будто в него что-то влезло.
Саша стоял рядом, дрожал и понимал: теперь они – используют его шаги. Куда он пойдёт, туда придёт и оно.
Саша вылетел на улицу, будто из пасти зверя.
Холодный воздух обжёг лёгкие, но легче не стало – он чувствовал, что за ним идёт то, чего люди не должны видеть.
Участок стоял в полумраке: фонари моргали, как сломанные глаза. Несколько прохожих замерли, глядя на Сашу. И тут один мальчишка дернул мать за руку:
– Мам, смотри… у него тень… две…
Все взгляды упали на асфальт.
Под ногами Саши действительно было две тени.
Первая – его. Человеческая.
Вторая – вытянутая, костлявая, с длинными когтями и черепом без лица. Она двигалась отдельно, будто жила своей жизнью.
– Что за… – выдохнул кто-то.
Люди начали пятиться. Кто-то перекрестился, кто-то выронил пакет с хлебом.
Саша сделал шаг – и обе тени скользнули вперёд.
Вторая, чужая, вдруг повернула голову. Она смотрела прямо на них.
Женщина закричала. Мужчина, пытаясь казаться смелым, кинулся к Саше:
– Стоять! Ты что тут творишь?!
И в этот миг чужая тень выросла из асфальта. Она поднялась, стала объёмной, как чёрный дым с когтями. Мужчина не успел даже вдохнуть – её рука прошла сквозь него, оставив тело пустым, будто вывернутым изнутри. Он упал, глаза остекленели.
Толпа завизжала. Люди бросились врассыпную.
Саша стоял в центре, трясясь, и понимал: теперь нет спасения. Оно вышло наружу.
Тень обернулась к нему.
– Мы вместе, – шепнула она. – Теперь весь город узнает твой голос.
И вдалеке, за домами, завыла сирена.
Но это был не звук ментов – это был вой, протяжный, нечеловеческий, словно сам город ответил.
Саша бросился назад, к дому.
Ноги сами несли его, хотя мозг орал: «Беги куда угодно, только не туда!» Но где-то глубоко внутри он знал – спрятаться можно только там, где всё началось.
Подъезд встретил его тьмой и запахом сырости. Лампочка на потолке мигнула и лопнула, разлетевшись осколками.
Саша захлопнул за собой дверь, прижавшись к холодному бетону.
Дышал тяжело, как зверь, загнанный в угол.
Сверху донёсся скрип – кто-то прошёл по его квартире.
Но это было невозможно.
Саша медленно поднял голову и увидел: на лестничной площадке, прямо у его двери, сидит сосед, тот самый, которого он убил.
Сидит, покачиваясь из стороны в сторону.
Лицо бледное, губы посинели, а глаза… пустые, как выжженные.
И вдруг мёртвый сосед заговорил:
– Ты меня не убил, Саша. Ты меня выпустил.
Саша вжал спину в стену.
– Ч-чего тебе надо?..
Сосед склонил голову набок, будто кукла с поломанной шеей.
– Мне ничего. Но теперь твоя очередь. Их много. И они все уже идут.
Тишина. Только капель с потолка и стук сердца в груди.
А потом… где-то внизу хлопнула дверь.
Один шаг. Второй.
По лестнице поднимались другие. Тяжёлые, гулкие, как сапоги по пустым коридорам.
И Саша понял: это не люди.
Это его бесы.
Те, что он столько лет пытался спрятать, зарыть, утопить в пьянке, драках и крови.
Теперь каждый шёл к нему.
В подъезде стало холодно, как в морге.
Сосед улыбнулся мёртвой улыбкой и шепнул:
– Не беси меня…
И все лампочки в доме разом погасли.
Саша ворвался в квартиру, захлопнул дверь и сразу щёлкнул все замки.
Дрожащими руками подпер вход шкафом, как будто это могло спасти.
В груди гулом билось сердце, в ушах стоял звон, будто где-то рядом гремел поезд.
Он включил свет – лампа моргнула и горела неровно, отбрасывая по стенам длинные пляшущие тени.
Но одна тень не плясала.
Она стояла неподвижно в углу, вытянутая, чёрная, и смотрела прямо на него.
Саша медленно обернулся.
Там никого не было.
Только стена.
Но тень не исчезла.
– Уходи… – прохрипел он, хватаясь за бутылку со стола.
Тень качнулась, будто насмешливо, и шагнула из угла.
Из её груди вышли руки, костлявые, с когтями, будто ржавыми гвоздями.
Саша метнул бутылку – стекло разбилось о стену, осколки разлетелись, но тень лишь расширилась, заполнив полкомнаты.
Её голос прошёл по воздуху, как скрежет по металлу:
– Ты впустил меня сам… не притворяйся.
И вдруг, из кухни донёсся чавкающий звук.
Саша дернулся.
Там, на полу, сидел мёртвый сосед. Только теперь он ел – руками, жадно, кровь брызгала на стены.
Но жрал он не еду.
Он ел собаку Саши – ту самую, которая всегда встречала его у двери.
– Нет… – прошептал Саша, и в этот миг собака подняла голову.
Но морды у неё уже не было.
Только клоки мяса и пустые глазницы.
Она посмотрела прямо на хозяина и заскулила.
А потом – заговорила человеческим голосом, хриплым, детским:
– Не беси меня…
Саша рухнул на колени, зажал уши руками, но голоса множились.
Они шли из-под пола, из стен, из собственной головы.
И все шептали одно и то же:
«Не беси меня… не беси меня… не беси меня…»
И тут за дверью раздался первый удар.
Тяжёлый, гулкий, как кувалда.
Замки дрогнули.
Второй удар.
Шкаф заскрипел, ползая по паркету.
Саша понял – это не полиция.
Это те, кто пришёл за ним.
Третий удар.
Шкаф рухнул набок, книги рассыпались по полу, и в тот же миг дверь распахнулась, будто её просто сорвали с петель.
Саша вскочил, отшатнулся назад – и замер.
На пороге стоял… он сам.
Такая же одежда, та же фигура. Только лицо было мёртвенно-бледным, а глаза – пустые, чёрные, как зола.
– Ты думал, что прячешь нас, Саша? – сказал двойник его же голосом, но глухо, с металлическим дребезгом. – Мы всегда были здесь.
За ним в коридор вошли ещё.
Второй Саша – с вырванным ртом, из которого свисал чёрный язык.
Третий – с кожей, покрытой порезами, из которых медленно сочилась тёмная жижа.
Четвёртый – обугленный, как будто вытащенный из пожара.
И каждый шаг их сопровождался тем же шёпотом:
«Не беси меня…»
Саша отступал к окну, руки дрожали, сердце гремело.
– Вы… вы не я…
Первый двойник усмехнулся.
– Мы лучше тебя. Мы настоящие. Ты – лишь оболочка. А мы – твои бесы.
Они двинулись внутрь квартиры.
Пол под их ногами трескался, краска с обоев облезала, воздух густел, как в подвале.
Саша налетел спиной на подоконник. За стеклом был чёрный двор, такой же пустой, как его квартира.
И тут обугленный двойник вытянул руку, в которой тлели угли.
Он коснулся стены – и та вспыхнула огнём, но пламя не жгло, а текло вниз, как горячая смола.
Другой Саша с разорванным ртом заговорил сразу всеми голосами, какие Саша когда-либо слышал в голове:
– Мы твоя ярость. Мы твоя вина. Мы твоя жажда.
Саша не выдержал, сорвался, заорал:
– УБИРАЙТЕСЬ!
Но тени в углах тоже ожили, и теперь весь потолок шевелился, будто кишел.
Из чёрной массы выпадали руки, глаза, пасти.
Двойники враз начали наступать быстрее.
Первый шагнул вперёд, и Саша почувствовал – ещё мгновение, и они войдут в него, вытеснят его самого изнутри.
Оставался только один путь – окно.
И он понял это.
Саша развернулся и, не думая, выбил окно плечом.
Стекло разлетелось осколками, острые края рванули кожу, но боли он не почувствовал – только бешеный ветер и падение.
Он ждал удара об асфальт.
Ждал криков соседей, сирен, хоть чего-то…
Но удара не было.
Он летел – и падение затянулось.
Город исчез. Под ним зияла чёрная пустота, как бездонный колодец. Стены этой бездны были облеплены лицами. Тысячи.
Одни рыдали, другие смеялись, третьи скалились, у кого-то вместо глаз зияли дыры. Все – его лица.
– Саааша… – протянули они в унисон, вытягивая к нему руки.
Пальцы сотен двойников тянулись, скребли воздух, пытаясь схватить его.
Саша заорал, махал руками, но падение не заканчивалось.
И тут внизу начал проступать пол – каменный, треснутый, весь исписанный кровавыми словами.
И каждая надпись была одна и та же:
«НЕ БЕСИ МЕНЯ».
Он рухнул на этот пол, но боли опять не было.
Поднял голову – и понял: он стоит в круге из чёрной соли.
Вокруг – бесконечные тени, двигающиеся, как рваные силуэты, ломанные, нечеловеческие.
А впереди, прямо перед ним, вырос трон.
Тёмный, из переплетённых костей и арматуры.
И на нём сидел он сам – только чудовищный, высокий, с лицом, которое переливалось всеми его страхами сразу.
– Добро пожаловать домой, Саша, – прогремел голос, словно из самого черепа. – Ты наконец перестал бегать.
Фигура поднялась с трона.
– Здесь твой настоящий дом. Здесь мы правим. А там, наверху, ты всего лишь маска.
Саша попятился назад, но круг из соли замкнулся, вспыхнул огнём, не давая выйти.
И все тени разом склонились перед его чёрным двойником.
– Встань, – приказал он. – Потому что теперь ты – один из нас.
Саша стоял в огненном круге, пот льдом стекал по спине.
Тьма вокруг двигалась, будто море, и каждая тень была куском его самого.
– Я не вы… – голос дрогнул, сорвался, – я не вы!
Чёрный двойник ухмыльнулся, вытянул руку.
– Ты – именно мы. Хватит играть в человека.
И тени рванулись.
Первая влетела прямо в грудь – Саша согнулся, будто его ударили кувалдой. Внутри заскрежетало, зашипело.
Он заорал: «Уходи!» – но голос сорвался, стал чужим, низким.
Вторая тень проскользнула в рот, заползла под кожу.
По венам побежал холод, пальцы выгнулись, ногти почернели и вытянулись.
Саша смотрел на свои руки и видел, как они становятся не его.
– Нет! Я… я человек!..
– Ты сосуд, – прошептал обугленный двойник. – А мы – содержимое.
Третья тень проломила затылок, вошла в голову. В глазах всё поплыло, вспыхнули картинки:
он душит соседа, он режет чужое горло, он рвёт мясо зубами…
И в каждой сцене он не боялся. Ему нравилось.
– Хватит… – прохрипел он, – хватит показывать!
Но видения множились.
Тысячи голосов кричали внутри.
«Не беси меня… не беси меня… не беси меня…»
Кровь пошла из носа, из ушей, из глаз.
Саша рухнул на колени, захлебнувшись собственным криком.
И тогда чёрный двойник подошёл ближе, towering, огромный, словно сама тьма сжалась в его фигуру.
Он коснулся лба Саши когтем.
– Последняя дверь. Когда откроешь – назад пути не будет.
Огонь круга взметнулся выше, и Саша почувствовал, как что-то ломается в груди.
Как будто ключ повернулся в замке.
Изнутри, прямо из его сердца, вышла четвёртая тень.
Но эта была особенной: с лицом Саши, искалеченным, залитым кровью, и улыбкой до ушей.
Она склонилась над ним и шепнула:
– А теперь твоя очередь сказать это вслух.
Саша поднял голову, из глотки вырвался хриплый, но чёткий шёпот:
– Не беси меня.
И в тот миг все тени разом взвыли – не от боли, а от радости.
В тот же миг – миг его шёпота – всё оборвалось.
Огонь исчез. Трон исчез. Тени растворились.
Саша открыл глаза… и понял, что снова в своей квартире.
Только теперь всё было иначе.
Полы липли от крови, стены дышали, как живые, а на потолке темнели разводы, похожие на лица.
За дверью снова грохотали шаги.
Но теперь он не дрожал.
Он стоял посреди комнаты и улыбался – той самой чужой улыбкой, растянутой до ушей.
Дверь снесло. Ввалились менты в бронежилетах, с фонарями и оружием.
– Лежать! – рявкнул один. – Руки за голову!
Саша медленно поднял руки.
Но в полумраке они увидели, что это уже не руки – пальцы вытянулись в когти, кожа почернела.
Один из оперативников замер, прошептал:
– Господи, что это…
Саша шагнул вперёд.
Тень от его фигуры легла сразу на всю комнату, как живое пятно, расползаясь по полу.
Фонари начали тухнуть один за другим.
– Лежать, стрелять буду! – заорал другой, нажимая на спуск.
Выстрелы прогремели, пули вошли в Сашу, но он даже не шелохнулся.
Только кровь, чёрная как смола, капала на пол и шипела, прожигая паркет.
Саша поднял голову, и голос, сразу из десятков глоток, прошёл по комнате:
– Я же предупреждал. Не беси меня.
В следующую секунду тьма взорвалась.
Она рванула, как взрыв, залила весь коридор.
Крики, выстрелы, фонари – всё утонуло в ней.
И когда тьма схлынула, от ментов не осталось ничего.
Только пустые бронежилеты, валяющиеся на полу.
Саша стоял среди этого хаоса, дышал ровно и спокойно.
Его глаза теперь горели жёлтым.
Он понял: теперь он не человек. Он – их проводник.
И где-то глубоко внутри, в остатке того, что было Сашей, мелькнула мысль:
«А ведь теперь никто не остановит…»
Саша вышел из подъезда.
Ночь встретила его не тишиной – а каким-то новым, тяжёлым дыханием.
Будто весь город затих и ждал.
Фонари вдоль улицы мигнули.
Один – второй – третий.
Потом вспыхнули ярче обычного, искажённым светом, будто каждая лампа превратилась в жёлтый глаз.
И все они смотрели на него.
Асфальт под ногами пошёл рябью, словно вода.
Трещины, давно застывшие, начали расходиться шире, из них ползла чёрная жижа.
Кошка, сидевшая на мусорке, заорала нечеловеческим визгом и бросилась бежать – но замерла посреди дороги, выгнулась и разорвалась, как будто её кто-то вывернул изнутри.
Саша шёл медленно, но каждый его шаг отзывался эхом по всему кварталу.
За окнами дома свет загорался и тут же тух.
Люди выглядывали – и сразу дёргались назад, потому что их собственные отражения в стёклах вдруг начинали двигаться не синхронно, а отдельно.
– Ты их всех почувствуешь, – раздался голос у него в голове.
Он не понял, чей именно, потому что это были сотни голосов сразу.
– Они твои. Все. Целый город – твой.
Саша остановился посреди двора.
Воздух дрожал, как перед грозой.
И тут с разных сторон начали выходить люди: жильцы соседних домов, прохожие, кто-то в халате, кто-то с телефоном в руках.
Все они вглядывались в него – и каждый падал на колени.
Сначала один, потом другой, потом сразу десятки.
– Господи… – прошептала какая-то женщина, – он же… не человек…
Саша посмотрел на неё.
И она тут же вскрикнула, схватившись за голову, и завалилась на землю, изо рта у неё потекла чёрная пена.
Толпа в унисон зашептала:
– Не беси меня… не беси меня… не беси меня…
И тогда Саша понял: город уже принадлежит ему.
А где-то далеко, за крышами, взвыли сирены.
Но это были не полицейские машины.
Это город сам выл, оповещая, что его хозяин вернулся.
Саша вышел на проспект.
Знакомая улица – где он всю жизнь ходил в магазин, пил пиво у ларька, ловил такси – теперь была неузнаваема.
Дома выгибались, как будто дышали.
Окна растягивались в овалы, похожие на глаза.
Рекламные щиты капали чернилами, буквы стекали вниз, складываясь в одно и то же слово:
«НЕ БЕСИ МЕНЯ».
Асфальт под ногами вибрировал, как барабан.
Фонари шипели и тускнели, их свет превращался в вязкие сгустки, падающие на землю.
Те, кто оказался рядом, – прохожие, случайные автомобилисты – сначала пытались убежать.
Но ноги заплетались, лица менялись прямо на глазах: кто-то срывал кожу с щёк, кто-то рвал волосы, кто-то кричал без звука, потому что рот заливался чёрной жижей.
Машины на светофоре сами заглохли.
Одна из них дёрнулась – и водитель внутри распух, пока не лопнул, разбрызгав кровь по стеклу.
Салон тут же начал обрастать чёрными прожилками, как сосуды на теле.
Саша шёл прямо посередине дороги.
Его шаги были медленными, но каждый будто ломал пространство вокруг.
Толпа людей вдоль тротуаров падала на колени, закрывая головы руками.
Некоторые начинали скрести асфальт ногтями, пока пальцы не ломались.
Другие сами себе вырывали глаза.
И все в унисон шептали, словно молитву:
– Не беси меня… Не беси меня…
Саша поднял руку.
И в ту же секунду все фонари вдоль проспекта лопнули разом, осыпав улицу градом искр и осколков.
Город погрузился в темноту, где единственным светом горели его жёлтые глаза.
Он остановился, вдохнул полной грудью.
И услышал – весь Питер дышал вместе с ним.
Тысячи домов, улиц, людей.
Город стал единым телом, а он – его сердцем.
И в голове прозвучал новый голос, низкий, гулкий, словно сам подземный гул пробился наружу:
– Теперь ты не Саша. Теперь ты – мы.
Саша улыбнулся.
И в этот миг вся Нева всколыхнулась, вода пошла волнами, брызги ударили в мосты.
Город взревел, как зверь, проснувшийся после долгого сна.
Фары патрульной «шестёрки» вывели Сашу из ступора. Машина встала прямо у подъезда, и трое оперов быстро выскочили наружу. Один – худой, с лицом, будто вырезанным из серого пластилина, сразу шагнул к Саше.
– Ну что, артист, – буркнул он, – досиделся?
Саша хотел что-то сказать, но слова застряли. Всё происходило так быстро, будто его жизнь листали чьей-то грубой рукой.
Его повели вверх по лестнице – туда, где в квартире ещё пахло железом и тухлой сыростью. Следак со стареньким портфелем сразу двинулся внутрь. Два понятых, вызванные из соседей, шептались, боясь заглянуть за порог.
– Фиксируй! – коротко бросил худой, и молодой сержант щёлкнул фотоаппаратом. Вспышка на миг выхватила из темноты кровавую надпись на стене: «НЕ БЕСИ МЕНЯ».
– Господи… – выдохнула соседка-понятая и тут же отвернулась.
Саша стоял под присмотром двух ментов. В глазах у них не было ни ярости, ни жалости – лишь холодное любопытство, как у людей, привыкших к чужим кошмарам.
– Тело в морг, протокол – в управление, – произнёс следак, вытаскивая блокнот. – А этого… – он кивнул на Сашу, – в отделение. Будем трясти.
И в тот момент Саша понял: назад пути нет. Его жизнь теперь связана с этим кровавым предупреждением.
Сашу усадили на заднее сиденье «шестёрки». Салон вонял табачным перегаром и мокрыми шинелями. Один мент рядом с ним прикурил, выпустил дым прямо в лицо.
– Ну что, Сашок, – протянул он. – Рассказывай. Зачем соседа-то грохнул?
Саша молчал, смотрел в окно, как редкие фонари рвут темноту на куски. Машина тряслась на кочках, и казалось, будто каждая яма прибивает его к земле.
В отделении его сразу повели в подвал. Узкий коридор, облупленные стены, пахло мышами и хлоркой. Допросная – бетон, стол, два стула и лампа, что висела прямо над головой. Лампа качалась, будто издевалась.
Следак положил перед ним серый блокнот и папку.
– Так, гражданин… – он щёлкнул авторучкой. – Соседа вашего нашли. Видели мы там и надпись. Но вот вопрос: это ты сделал, или кто-то через тебя предупреждение оставил?
Саша сглотнул, но так и не ответил. Слова вязли в горле.
– Не хочешь говорить? – следак прищурился. – Будешь молчать – решим за тебя. А решать мы умеем.
И в этот миг лампа мигнула, и на стене за спиной Саши вдруг мелькнула тень – вытянутая, с длинными когтями. Но кроме него никто этого не заметил.
У него внутри всё похолодело.
– Говори, – хрипло сказал следак, наклонившись ближе. Его дыхание пахло кофе и сигаретами. – Чего молчишь? Ты ж понимаешь, Саша, тут не кино. Улики на тебе висят.
Саша сглотнул, сжал кулаки под столом. Лампа снова качнулась, и в дрожащем свете на стене появилась тень – вытянутая, будто чужая рука легла ему на плечо.
Он дёрнулся.
– Что?.. – вырвалось у него.
– Что «что»? – следак нахмурился. – Голоса слышишь уже? Ага. Значит, всё-таки поехал башкой.
Сзади, за его спиной, будто кто-то тихо засмеялся. Смех не человеческий – рваный, с хрипом. У Саши по коже побежали мурашки.
– Я… не я… – прошептал он. – Это не я сделал.
– А кто? – второй мент, сидевший в углу, усмехнулся. – Бес, что ли?
– Да… – едва слышно ответил Саша. – Он.
Следаки переглянулись. Один крутанул пальцем у виска, мол, псих. Другой сделал пометку в блокноте.
Но лампа опять мигнула, и прямо на листе бумаги проступили слова – словно кровью написанные:
НЕ БЕСИ МЕНЯ.
Оба мента побледнели. Один чертыхнулся и отодвинулся от стола.
– Ты это сделал?! – заорал следак. – КАК?!
Саша трясся, губы у него посинели. Он только смотрел на надпись и понимал – бес теперь рядом, и спрятаться от него негде.
Лампа начала бешено мигать, будто кто-то крутил выключатель. В углах комнаты поползла тень – густая, чернильная, расползающаяся по стенам.
– Что за херня?.. – один из ментов отодвинулся от стола, хватаясь за кобуру.
В этот миг позади Саши поднялась фигура. Высокая, с изломанными очертаниями, словно тело собирали не по человеческому чертежу. Глаза – два провала. Рот – рваная дыра, из которой тянулся шёпот:
– Не… беси… меня…
Следак выронил ручку. Второй выхватил пистолет, но руки дрожали так, что ствол прыгал из стороны в сторону.
Саша закрыл глаза, думая, что сойдёт с ума. Но голос в голове говорил чётко:
– Они не верят тебе. Они верят мне.
И тут лампа взорвалась. Комнату накрыла темнота. В темноте что-то хрустнуло – будто мясо рвали с костей. Раздался визг, короткий, захлёбывающийся. Потом тишина.
Когда свет вернулся, один мент лежал на полу с вывернутой шеей, второй сидел, прижавшись к стене, с белыми глазами и рваным ртом, будто крик так и застыл.
А на стене снова появилась надпись, только крупнее и ярче:
ОН ТЕПЕРЬ МОЙ.
Саша сидел, не в силах пошевелиться. Капли крови падали с потолка ему на лицо.
Дверь допросной с грохотом распахнулась – влетели ещё двое.
– Чё орёте тут, мать вашу?! – крикнул один, но замер на месте.
Перед ними: стол, залитый кровью, тело следака на полу, второй – мёртвым взглядом в стену, а напротив них сидит Саша. Лицо у него белое, как у покойника, глаза стеклянные.
– Ты это сделал?.. – прошептал младший из ментов, едва дыша.
Саша открыл рот, но вместо слов из него сорвался хриплый смех. Не его. Тот самый, рваный, что звучал в темноте. Он разнёсся по комнате, ударяя в стены, будто в колокол.
Старший сжал зубы, навёл ствол:
– Встать! Руки за голову!
Но Саша поднялся медленно, как кукла на нитках. С каждым движением в воздухе тянулись тени, сгущаясь вокруг него. На стене снова проступила надпись, на этот раз огромная, во всю поверхность:
НЕ БЕСИ ЕГО.
Один из ментов выстрелил. Пуля вошла прямо в грудь Саше – и исчезла, будто проглоченная чернотой.
А Саша шагнул к ним.
Они бросились на него вдвоём. Скрутили руки, прижали к полу, надели наручники. Саша даже не сопротивлялся. Казалось, он пустой, обмякший.
– Держи крепче, – процедил старший, пыхтя. – Этот сукин сын только притворяется.
Они потащили его по коридору. Бетонные стены гулко отдавали каждый шаг. В коридоре пахло железом и плесенью.
Но чем дальше они вели его, тем тяжелее становилось тело. Сначала он просто тащился, потом будто наливался свинцом. Двое здоровых мужиков уже еле удерживали.
– Что с ним? – выдохнул младший. – Он же… он горячий! Слышишь? Как печка!
И правда: кожа Саши пылала, будто его жарили изнутри. Вены вздулись, глаза покраснели. Он вдруг улыбнулся. Широко, не по-человечески.
– Вы держите не меня, – сказал он чужим голосом. – Вы держите того, кто давно хотел выйти.
И в этот момент наручники треснули, как бумага. Металл распался в руках, упал на пол.
Саша поднял голову. Глаза уже не были глазами – два чёрных провала, из которых веяло холодом.
Старший мент отшатнулся, перекрестился. Младший выронил пистолет.
А Саша шагнул вперёд, и по коридору покатилось эхо:
– Я предупреждал… не бесите меня.
Коридор наполнился криками. Саша двинулся на ментов так резко, что они даже не успели понять, откуда удар. Руки его, словно вытянутые когти, вонзились в грудь младшему – и тот заорал так, что кровь брызнула на стены. Ещё миг – и пальцы Саши, будто ножи, разрезали тело, распоров его, как бумагу.
Старший выстрелил в упор. Раз, второй, третий – пули входили в мясо, но не останавливали. Саша схватил его за голову, резко дёрнул – хрустнул позвоночник, а лицо полицейского застыло в гримасе ужаса.
По полу расплескалась кровь, паром поднималась в холодном воздухе. На стенах, словно сама тьма рисовала, появлялись новые слова:
ОН ВЫШЕЛ.
Трупы валялись в коридоре, вывернутые, будто игрушки, которые сломал ребёнок.
Саша стоял посреди, дышал тяжело, с рта стекала тёплая красная струя. Но глаза… глаза уже не знали жалости.
И вдруг все лампы в отделении одна за другой погасли. Осталась только тьма, шаги и тихий шёпот:
– Теперь начнём по-настоящему…
Сирена завыла так резко, что стекло в окнах дрогнуло. Красный свет мигал по коридорам, вырывая из мрака клочья крови и разорванные тела.
Первыми ворвались бойцы ППС. Трое. С фонарями, в бронежилетах. Их шаги гулко отдавались по коридору.
– Господи… – один из них поднял луч света. На стенах – кровь, куски плоти, клочья формы. Трупы коллег разбросаны, как после мясорубки.
– Это что за… – второй не договорил. Из-за угла медленно вышел Саша. Весь в крови, но на лице улыбка – не его. Улыбка зверя.