Технодача

Глава 1. Страусиная ферма
Моя жизнь была во всех смыслах тихой и мирной. Иногда я закрываю глаза, и воспоминания, будто ожив, встают передо мной: вот Новоселовка, вот моя первая страусиная ферма, где я работала студенткой – лишь бы зачли практику. Я тогда была обычной девушкой, мечтавшей выйти замуж за председателя колхоза, растить детей, быть хозяйкой во всех смыслах этого слова. Мы, советские дети, стремились к одному – стать хорошими людьми. Ну а если в хозяйстве случайно появится трактор, значит, муж не так уж глуп.
Помню тот день, когда приехала на практику, и сразу приметила высокого стройного мужчину. Мне ведь было только семнадцать: длинная коса, летний комбинезон… Вот я с граблями выгибаю спину в надежде, что женихи выстроятся в очередь. Ветер трепал за косынку и, сорвав её, унес туда, куда угодно судьбе:
– Чур тебя! – крикнула я.
Я понеслась вприпрыжку за своей упрямой косынкой, отбросив волосы назад. Казалось, ещё немного – и она улетит в небо, а там и вовсе растворится в открытом космосе. Но мне повезло: косынку как раз вовремя поймал тот самый председатель. Я радостно подбежала к нему и, не растерявшись, выпалила, как настоящая пионерка:
– Здравствуйте, я Катя из Воронежского техникума!
– Из Воронежа, значит? – жуя спичку, голубоглазый брюнет подмигнул мне. Я тут же поняла: "Сейчас начнём заказывать свадебные караваи!"
– Нет, я из Новохопёрска. Косынку отдайте, пожалуйста, а то солнце не щадит – ещё получу солнечный удар, – смутившись, протянула я руку и тихо поблагодарила: – Спасибо.
– Как же ты из Воронежского техникума, если сама не воронежская? – вращая моей косынкой, будто это нечто редкое, мужчина щурился, словно заманивал игрой в загадки. Мой ответ, похоже, его удивил.
Я уже собиралась объяснить ему, кто я да что я, да и как нынче обстоят дела с французскими коровами в колхозе, как из-за угла неожиданно показалась неприятная тётка. Направляясь к моему потенциальному жениху, она деловито поправила бюст, затем с какой-то шутовской ловкостью накрасила губы. Не знаю, где она прятала помаду в этом коротком платьице, но уж коль скоро взяла его под руку – моя зависть только усилилась. Манерно повысив голосок, она бросила мне надменный взгляд. По-моему, так пищат только особы легкомысленные и ветреные.
– Это кто тут у нас? – с ехидцей спросила тётка.
– Городских привезли из Воронежа, – не переставая жевать спичку, ответил голубоглазый.
– Ладно, пойдём, любимый, булки стынут, – тётка схватила моего суженого за руку и повела прочь.
Они исчезли так быстро, что я не успела даже рассмотреть направление. В этот миг я вдруг ясно поняла – этот колхозник вовсе не мой герой.
Я из приличной семьи. Отец когда-то работал слесарем на заводе, но его всегда тянуло к земле – он с природой на одной волне, может, потому и я учусь на агронома. Мама была бухгалтером на центральном рынке. Бабушка – ветеран войны. В общем, семья у нас самая обычная, советская: жить нужно скромно, не выделяясь из толпы. Поэтому и жених мне нужен толковый – чтобы не бросался в глаза. Мне бы подошёл ректор университета или начальник производственного цеха: чтобы по фермам не бродила, навозом не дышала. А ещё лучше – капитан корабля! Вот этот вариант по душе… Но где его найти? Мой родной Новохопёрск – мал, я уже почти забыла о нём за три года учёбы в колледже. А даже в Воронеже, где всё кажется родным, достойных женихов нет. Парни уходят в армию, а мне ждать неохота. Лучших уже давно разобрали девчонки постарше. Может, поэтому мне так скучно на этой страусиной ферме?
Время тянулось медленно, окутывая всё вокруг тихим, мирным покоем. Практика продлится где-то две недели: ещё столько впереди, ещё успею познакомиться с обитателями фермы – а может, найдётся и парень со смекалкой. Наполнив мешок провизией, я потащила его в сарай. За мутными ставнями толпились всё те же гигантские птицы, протягивая ко мне длинные шеи в попытке ущипнуть что-нибудь вкусное из моего мешка и донимая меня острыми клювами. Щёлк – щёлк, и мешок не выдержал, расползся по шву. Неуклюжая Катя, то есть я, рассыпала сено и снова стала собирать его в кучу. Прошёл час, второй – и вот я, усталая, вновь смотрю на страусов: они устраиваются на земле, чтобы немного поспать. Один, второй… Сколько же Вас тут привезли?
Потом был перерыв. Я нисколько не колеблясь отправилась в свою крохотную коморку – отдыхать и пить молоко. Руки грязные, комбинезон в землице: на такую неряху разве что какое-нибудь чудище обратит внимание, да и то затем только, чтобы сделать замечание. Холодная вода смывает с лица усталость, и я снова должна махать граблями в том самом сарае, где по неосторожности раскидала сено.
Поодаль на выгоне паслись страусы – первая страусиная ферма в Советском Союзе! Гордость отечества, прорыв в сельском хозяйстве – а я, вся в пыли, несу грабли да размахиваю ими перед этими великанами, будто они способны меня понять. Забавные эти существа – точнее, пернатые великаны. В первый раз, увидев страуса, я напугалась куда сильнее, чем он меня. Но спустя несколько часов привыкла. Отбросив грабли и вскочив на забор, я смотрела на стадо: двадцать, не меньше, стремглав наматывали круги по полю. А мимо меня, подозрительно близко, семенил отстающий, усталый птенчик. Наверное, его затюкали, а может, он просто измотан этой страусиной жизнью. Мне тогда было не до понимания их сложного мира – я о страусах почти ничего не знала. Так что, спрыгнув на землю и найдя свои грабли, я вернулась к сену.
Часы клонятся к вечеру. Я слышу, как неподалёку проходит председатель, а за ним – хихикающая тётка. Они мне уже порядком надоели. Гораздо веселее наблюдать за повадками страусов – они чудные, но милые. Этот сарай – настоящее царство диковин! А что если?.. Нет, эти мысли я погнала прочь. Мой отец обожает кур – разводит их со страстью. Вот если бы в его руки попал страус, он бы заботился о нём, как о собственном ребёнке! Но у обычной советской семьи откуда возьмутся деньги на такую дорогую птицу? Вот именно: папа не работает, мама копит на машину, а бабушка откладывает рубли на поездку в Италию. Вот и держу свои мечты в узде, пересчитываю цыплят: раз, два, три…
И вдруг замечаю в углу яйцо. До этого я никогда не видела страусиных яиц и не знала, что это чудо вовсе не их трофей. Ярко-голубое, в крапинку, оно завораживает взгляд, манит пойти за ставни. Приблизившись, понимаю: уйти отсюда без этого яйца я не смогу. Украсть нехорошо – сама знаю, – но уж очень приглянулась мне эта находка. Ноги будто перестали слушаться, а руки, загребущие и шаловливые, сами руководили операцией. Как только яйцо оказалось у меня, голова отключилась; совесть отступила с той секунды, как я увидела лёгкую добычу. Будто хитрая лиса, заранее задумавшая этот коварный план: проникла на ферму, втерлась в доверие и вот – заветное яичко еле помещается в обеих ладонях. Сняв косынку, я кое-как обмотала своё сокровище, будто младенца, – но ткани всё равно не хватило. Это только подстегнуло меня: пакость для председателя колхоза и его фифы готова…
Свято веря, что честно краду у колхоза страусиное яйцо, я хотела лишь порадовать отца. Он тоже когда-то с работы таскал запчасти – не раз, и потому его, с позором, уволили. Будто не понимая, что меня может постичь та же участь – и что, быть может, мне суждено будет просиживать дни и ночи с ним в гараже, опозорив маму и так и не поступив в университет, – упрямая Екатерина Алексеевна тащила яйцо через всю ферму. Я прижимала его к себе, стараясь укрыть, волочила этот тёплый груз, словно птенца. Со стороны, должно быть, это выглядело глупо, но, к счастью, никто не видел. Мою ловкую затею скрывали сумерки приближающейся ночи, и, запершись в своей комнате, я спрятала яичко среди личных вещей. Проживёт ли оно две недели без матери–наседки? В любом случае, другого шанса не будет.
Я лежала на раскладушке – чумазая и неопрятная. Под боком у меня покоилось страусиное яйцо. Прижимая его к себе, будто ребёнка, я и не думала отпускать его из объятий. Никому не признаюсь, не расскажу, что оно у меня; никто и не узнает, откуда оно появилось – пусть думают, что сама снесла. Я не размышляла о последствиях, не ругала себя за содеянное. Каждую ночь, при любой возможности, я лелеяла яйцо и начинала верить, что однажды из него действительно вылупится страус. Всё остальное на ферме перестало меня интересовать, кроме – теперь уже моего собственного – яйца. Радостно и горделиво отмечая свою смекалку, я больше не искала женихов: будто исчез весь прежний мир, потерял свою важность привычный уклад жизни. Я не замечала ни одного парня на ферме. Воздух становился тягучим, как туман; мне казалось, что я вот-вот оторвусь от земли, улечу далеко в космос. Держа яйцо, я смотрела на звёзды: далёкие, манящие – они звали меня, как когда-то Гагарина, и я совсем не думала о том, что со следующего учебного года начну жить в университетском общежитии. Казалось, кто-то промыл мне мозги, внушив, что учёба – занятие совершенно бесполезное.
Так я и уехала с той фермы, прихватив немного их собственности в расчёт за свою косынку, которую где-то посеяла. Вернувшись в родной Новохопёрск, отправилась прямиком на дачу, где меня уже ждала родня за большим праздничным столом. Мама, папа и бабушка встречали Катеньку с практики: напекли пирожков, исполнили дом ароматом горячих рогаликов. А я, хвастаясь перед ними, притащила то самое яйцо. Едва появившись на пороге, не донеся и слова приветствия, я вынула подарок на всеобщий обзор. Отец вскочил, бабушка чуть в обморок не упала, а мама и вовсе хлопнула стопку. Протягивая им яичко, я необдуманно выкрикнула:
– Это новый член нашей семьи!
Право сказать, папа оказался единственным, кому пришёлся по вкусу мой сувенир. Он – у нас мастер инкубаторных дел, курочек сам выращивает, поэтому и оценил мою находчивость, в отличие от мамы.
– Это что же, Катенька, вместо дневника у тебя теперь «живая» отчётность? – мамино строгое лицо металось то к мне, то к яйцу. Теперь-то я понимаю, как всё это со стороны выглядело.
– Дай-ка сюда, кто это тут у нас? – отец никогда не проходил мимо чужого добра.
– Страус, папа!
– Папа не страус, но могу стать папой страуса, – подмигнул он, и его юмор оценила только я. Остальные же тихо, с опаской оглядывались вокруг.
В итоге застолье плавно превратилось в семейное собрание, где даже бабушка отчитывала меня, как школьницу: не гоже красть в колхозе! Да знаю я – но председатель сам напросился, не стоило мне глазки строить… Пока я выслушивала нотации, угрозы и намёки, мой отец бесследно исчез. Мама не переставала журчать упрёками, зато бабушка наконец унялась. Я делала вид, что со всем соглашалась, обещая маме впредь не тырить даже пирожки у нас на кухне.
Ужин закончился. Родичи разошлись, остались только я и мама. На нашей даче всем места хватит. Хоть она и не такая огромная, как страусиная ферма, но вполне вместительная: два этажа, погреб и, как положено, огород. Есть гараж прямо у входа на веранду и кухня, где мы с мамой сидели. Далее небольшая проходная комната, где спит бабушка, и ещё одна, поменьше, с диваном. Между ними погреб и лестница на второй этаж. Там моя спальня, а родители предпочитали ютиться на диване, этажом ниже.
Бабушка, как обычно, уселась перед телевизором, смотреть своего Кашпировского – едва взошедшую звезду шизотерики. Благо, от него можно было спрятаться. Поэтому, переварив колкости в свой адрес и поклявшись на сердце, что ни за какие коврижки не обворую страну, я спустилась в гараж. Там, собственно, всё это время прятался мой отец. Лелея огромное яйцо, он поглаживал его скорлупу: не только я в семье со странностями. Это не могло не радовать. Полутёмное помещение хранило много секретов моего папы, который, к слову, давно был опытным колхозником. Все мужики всю жизнь копаются в запчастях: то разбирая, то собирая «Волгу». А мой никогда не водил машину. Но кормил семью собственными овощами, которые селекционировал и скрещивал. Как, впрочем, и кур. Была бы его воля, он бы и над коровами опыты ставил. Все соседи считали его учёным. А я знала, что он обычный работяга, чрезмерно увлекшийся животноводством и ботаник-любитель. Но для других наши помидоры выглядели как с картинки. Будто папа знает всё досконально о методах посева и сбора урожая. Что ж, его увлечения сыграли нам на руку после того, как его уволили… А затем помогли нам… Впрочем, я не буду спешить. Пусть история идёт своим чередом.
Папа, согнувшись над яйцом и тщательно его осматривая, не заметил, как я вошла:
– Такс… придётся с тобой обходиться, как с барином. Ты же страус… – он всегда разговаривал с яйцами, и мне казалось, что они его и вправду слушали: – Понимаешь, тут такое дело… у меня нет подходящего для тебя… хм… посмотрим… нет… – не знаю, как мама клюнула на странности моего отца, а может, он стал таким именно после женитьбы. Но разве может человек быть испорченным, если его заботит судьба яйца? – Таких гостей у меня ещё не было. Я ведь никогда… понимаешь, никогда не видел страусов. Я же телевизор толком не смотрю, ведь там сплошной Кашпировский… но – фантастической книги, где человечество впервые сталкивается с инопланетной цивилизацией.
Тёмные листья рассады жадно тянулись к розоватому свету ламп. Гараж отца идеально подходил для сельской дискотеки: местами ультрафиолет смешивался с обычными лампочками. Надо же было как-то пробираться через заросли. Отец принялся что-то мастерить, попутно обсуждая с яйцом дальнейшие планы на его жизнь в нашем доме. Он ведь почти круглый год жил на даче. Из его болтовни я выяснила, что он собирается сделать для яйца отдельную камеру из старого холодильника, чтобы попробовать вырастить страуса, которого я беспардонно украла у колхоза. Мне эта идея очень нравилась. Нет, воровать я больше не решусь. Но если по нашему огороду будет расхаживать огромная птица, выклёвывая червяков, то соседи точно решат, что мы её сами селекционировали. Эта глупая мечта, иметь необычного питомца, поселилась во мне с той минуты, как папа не счёл мою выходку на ферме за склонность к криминалу. Глядя на его счастливые глаза, я доверила судьбу страуса в более надёжные руки, чем у председателя. Пусть тот ими трогает булки своей фифочке. А у меня скоро появится большой и пушистый друг. Но вот наша мама такую идею не оценила по достоинству:
– Что значит «вылупится»? Это как? – замешивая тесто под пирожки, нервно просеивая муку мимо миски, спросила она.
– Ну как курочка. Цок-цок, кряк. Скорлупа в разные стороны – и вот страус у тебя на голове отложил ещё одно яйцо, – то ли в шутку, а быть может, ради мести, отец вводил жену в заблуждение, и, кажется, ему это нравилось.
– А как они выглядят, эти страусы?
– Не знаю! Это ведь загадка природы.
– Не неси чушь, ладно? Катя! Катя, ты где? Расскажи мне, как выглядят страусы? Ты же была на ферме?
– Была, конечно. Где же я ещё две недели своей жизни промотала зря, – заметив, как папа подмигнул мне, я решила подыграть ему и повеселиться. Что-то вроде наших детских забав из прошлого, когда маленькая я и мой весёлый отец любили доводить маму до состояния, после которого она выпивала все бабушкины запасы корвалола: – Ну, страусы очень редкие птицы, – надеясь, что она забыла наш последний скандал, я немного дерзила, ведь когда со мной рядом папа – я её вроде бы и не боюсь. Не маленькая ведь уже.
– Они большие? Может, лучше отдать его в заповедник? Он же много травы ест, наверное? – желание моей матери избавиться от дополнительного рта было понятным. Кормить-то его и вправду придётся, а на нашем огороде станет тесно. Дальновидная и расчётливая, она хотела понять заранее, что ждёт её в ближайшем будущем: – Давайте я позвоню знакомой, и она устроит его… пока он не родился…
– Да ты что? Я зря, что ли, холодильник разобрал! – и вправду, наблюдая за усилиями моего отца, мне хотелось своими глазами посмотреть на то, как родится маленький страусёнок. Папа не менее был озабочен будущим своего подопечного и уже считал его сыном: – Я зря, что ли, проводку потратил? Зря палец порезал? В конце концов, зря, что ли, я женился на тебе?
В нашей семье последнее слово всегда за мужчиной, и безоговорочное решение моего отца оставить страусиное яйцо в конечном итоге убедило не только маму и бабушку, но даже их общую подругу – соседку Валю. Та прибежала на следующий день посмотреть на чудо природы, чтобы самой убедиться, что наша бабушка в здравом уме. Пробираясь через заросли рассады, она несколько раз чуть не упала. Но как только увидела яйцо, замерла в изумлении:
– Фантастика! Да ты, Лёша, гений науки! Ничего твоя Надя не понимает, а матушка твоя Фрося тем более! Это же открытие века для Новохапёрска! Уж не знаю, какие эти страусы на самом деле. Я в Новосёловке не была, ферму не видела. Но если у нас по улицам птица такая пройдёт, то гляди, и сам Горбачёв сюда приедет и улицу твоим именем назовёт! Так и знай, таблички поменяют, и будет не Урожайная, а Иванцова!
Новость о скором прибавлении в нашей семье быстро дошла до председателя кооператива. Летом горожане часто приезжают на дачу, а порой и остаются здесь до осени. Мой папа вообще круглый год проводит время в гараже. Учитывая это, все его знают и здороваются, будто с родным. Может, поэтому председатель явился на пороге с цветами для мамы и бутылкой пива для папы. Он не забыл и про бабушку, одарив её таблетками валерьянки. Ей они могут понадобиться, ведь скоро у нас появится птица невиданных размеров.
– Какой срок? – серьезно спросил взрослый мужчина в оливковом костюме, вынимая бутылку.
– Маленький, – ответил мой отец, ставя бокалы на стол.
– Значит, пить можно? Или как?
– Пить нужно!
И понеслось веселье в пляс. Так как мне подарков не принесли, я пошла в огород искать малину и слышала, как оба мужчины щебечут, будто девчонки, и переминая косточки всякому, кто с ними связан, пьют пиво. Не выдержав их разговоров, вскоре ко мне присоединилась мама. Бабушке всё равно – она смотрела телевизор. Но матери подобные компании не по душе:
– Прошу тебя, Катенька, от всего сердца, – сказала она, сердобольно собирая ягоды и сплющивая их, будто те провинились. Оглядываясь по сторонам и каждый раз вздрагивая от воплей на кухне, она добавила: – Не выходи замуж по глупости! Когда придёт твой день, и ты встретишь порядочного мужчину, не спеши надевать фату. Сперва хорошо подумай…
Не знаю, к чему она клонила. У меня на примере женихов уже не было. И опыта никакого. Тем более после практики на страусиной ферме. Там я поняла, что ещё слишком молода и, едва закончив техникум, не желаю пока никакой любви. Оказавшееся в надёжных руках яйцо перестало меня увлекать, как прежде, и проводить часы напролёт без дела. Теперь всем этим занимался мой отец. Меня же наконец стало волновать собственное будущее, в котором необходимо получить профессию, напрямую связанную с сельским хозяйством. Прежде подав документы на перевод и поступив в Университет каких-то там технологий, я вскоре начну получать степень бакалавра. Закончу его через несколько лет и буду всю жизнь работать над изобретением пестицидов и удобрений. Всё же навозик влёк меня, даже несмотря на то, что лопатой махать не хотелось. Ведь кто будет спрашивать дочь советского гражданина? Правильно – его суровая жена. А мама моя не хотела, чтобы я шла по её стопам и становилась бухгалтером. Она считала, что огородный промысел нашей семьи надо выводить на новый уровень. Очень расчётливая она женщина, да только и сама просчиталась, но об этом позже.
Лето неслось с такой скоростью, что никто из нас не заметил, как оно закончилось. Я не успела опомниться, а уже нужно было ехать в Воронеж. Папа всё ещё высматривал яйцо. Оно оказалось на редкость крепким и неуязвимым. Мой отец уже стал сомневаться, что кто-то действительно вылупится из него:
– Наверное, слабые лампы, – ворчал он день за днём, не желая покидать дачу и возвращаться в тесную квартиру в Новохоперске. – Может, страусу у нас не нравится. Он же всё-таки африканец. Холодно ему у нас, как на северном полюсе.
Я собирала вещи. Потихоньку. Целых два месяца отец холил и лелеял свою мечту – обзавестись сыном. Так он называл ожидаемого птенца. Но тот никак не проявлял к нему взаимных чувств и продолжал сидеть в скорлупе. Я даже начала жалеть, что украла его с фермы. Ведь та искра, что заплясала в глазах моего отца, с каждым днем всё гасла и гасла. Вот и последний семейный ужин на даче. Я возвращаюсь домой с мамой, а потом еду в Воронеж. Бабушка решила еще немного побыть на природе, может, до середины сентября. А папа, как обычно, будет ждать первых заморозков. Его куры мирно кудахкали, бродя по огороду в поисках пищи. Отец молча смотрел на них через окно, жалея об утраченной мечте. Столько сил зря! Столько проводов бесполезно вертел он плоскогубцами, чтобы лампы работали как надо. Даже стеклышко по размеру вырезал, чтобы страус мог смотреть в него. Мой папа верил до последнего, но, кажется, именно сегодня он окончательно сдался. Постукивая по столу пустой бутылкой пива, он немного раздражал маму своим отсутствием манер и бормотал под нос, будто передразнивая Кашпировского с телевизора:
– Кут-куда. Кут-куда. Вы откуда и куда?
Я читала в его глазах печаль. И сама жалела, что уеду отсюда. Мне нравилась эта дача больше, чем даже гостить в Подмосковье у дяди, брата моей мамы. Но меня ждал университет. Будущее. И я собиралась ехать к нему навстречу, оставив свои детские мечты здесь – как минимум до следующих выходных. А может, и до следующего лета. Но не стоит загадывать, когда не знаешь, что случится через минуту. Тайком взяв пару пирожков, я предложила папе спуститься в гараж и вместе попрощаться с яйцом. Всё-таки я уезжаю и оставляю его здесь. Пусть отец дохаживает нашу несбывшуюся мечту.
Мы пробирались через ящики и столы, на которых оставались только горшки с лимонами. Высаживать их на огород смысла не было. Лимоны зеленели даже зимой. А сейчас они создавали причудливые тени, за которыми происходило странное и тайное. Где-то там, среди их веток стоял холодильник, переделанный в инкубатор. Я первой заметила, что что-то неладное творится. Затем раздался какой-то треск и шипение. Стремглав бросившись к холодильнику, я застыла. Мой папа тоже замер, подойдя к инкубатору. Запахло дымом. Мы оба следили за каждым движением скорлупы, боясь подойти ближе, опасаясь, что сейчас наша дача может взорваться. Желание вывести страуса, мигом улетучилось. Как бы мы не улетели в космос от взрыва!
А тем времянем наш инкубатор ходил ходуном. Будто ожил или его заколдовали. Внутри него бесновалось ярко голубое яйцо и мне стало очень страшно. Вначале оно задрожало. Затем на нем появилась трещина. Из трещины вылезли перепонки, потом спрятались, и яйцо жалобно завизжало. Скорлупа медленно осыпалась, будто кто-то её выталкивал наружу. И вот, спустя минуту, вместо ожидаемого страуса на нас смотрело чудо-юдо – лысое, мятое и серое тельце, больше похожее на ящерицу, чем на птенца. Оно застряло в инкубаторе, выпучив ядовитые глаза, и жалобно скулило. Мне показалось, что дым, исходящий от холодильника, появился из-за замыкания. Боясь, как бы не начался пожар, я открыла стеклянную дверцу, а отец тем временем отключил камеру. Ящер не растерялся и, подав голосок, прыгнул мне на спину. Я вздрогнула и от неожиданности уронила инкубатор на пол. Он разбился, и, видимо, это спугнуло детёныша какого-то игуаны, которого я, найдя на страусиной ферме, приняла за птицу. Мой папа засмеялся, поднимая на руки неясно до какой степени опасную рептилию. Я же впала в ступор. Это чудо расправило крылья и попыталось взлететь. Скользкие, гладкие крылышки, как у летучей мыши, ловили на себе отражения флюоресцентных ламп и страшили меня до чертиков. Папа во всю хохотал. Я не могла взять себя в руки. К счастью, младенец динозавра был слишком слаб для своего первого полета. Папа, не испытывая страха, ухватил его обеими руками и засмеялся:
– Змей Горыныч ты, а не страус. Совсем не птица, а дракон собственной персоной.
Глава 2. Цыплё