Истории, согретые детством

У каждого из нас есть сокровищница, хранящая самые драгоценные моменты – воспоминания из детства. Это те самые тёплые, родные истории, которые согревают душу и напоминают о беззаботных днях, о любви родителей, о верности друзей, о безопасности родного дома.

Сегодня я хочу поделиться с вами частичкой этого бесценного тепла. Моя книга, так и называющаяся – "Истории, согретые детством", – это сборник именно таких моментов. Это не просто рассказы, это мосты, перекинутые в прошлое, где каждый из нас может найти отголоски своих собственных детских переживаний.

Я верю, что эти страницы смогут коснуться ваших сердец, вызвать светлые улыбки и, возможно, пробудить ваши собственные, давно забытые, но такие важные воспоминания.

"Истории, согретые детством" – это приглашение вернуться туда, где мир казался проще, а счастье было таким настоящим. Это возможность вновь почувствовать ту детскую непосредственность и ту безграничную веру в добро.

Сказки старого города

Мы очень долго снимали квартиры. Так случилось, что мама со своей свекровью, моей бабушкой, не ужились от слова «вообще». И вот, мои первые детские воспоминания окутаны теплом и каким-то особенным, немного сказочным светом. Мы жили в старом городе, в историческом доме, на втором этаже. Квартира была не очень большая, с окнами, которые казались мне маленькими, словно глазки старого дома, смотрящие на мир.

Я помню расположение комнат. Родители занимали самую маленькую. Моя кроватка стояла в уютном уголке, за высоким шкафом. От шкафа к стене тянулась перекладина, на которой висела занавесочка. Это был мой собственный, милый девичий уголок. А под самым потолком, в тоненькой паутинке, жил мой друг – маленький паучок Миша. Я, если честно, до сих пор боюсь пауков, но Миша был исключением. Он был моим тайным другом. Просыпаясь, я шептала ему "доброго утра", а засыпая – "доброй ночи". Миша, казалось, слушал, но почему-то никогда не двигался. Мама, конечно, настойчиво предлагала «переселить» Мишу, но я всячески морально сопротивлялась.

На стене, прямо у моей кровати, висели мои первые художественные шедевры – каракули. Под кроватью же располагался большой фанерный ящик, полный моих сокровищ – игрушек. У окна стоял современный секретер. И диван родителей. Больше ничего в комнате не умещалось.

Вот так, в этом маленьком мире, мы и жили. Утром в комнату проскальзывал солнечный зайчик, а вечером улыбался молодой месяц, заглядывая в окно.

В квартире, кроме нас, жили две старушки-сестры. Я их почти не помню, но одно яркое воспоминание осталось навсегда. Когда они уезжали на время в Ленинград, мы с мамой ходили поливать их цветы.

– Оля, я проливать цветы! – кричала мне мама из кухни.

Я тут же бросала все свои занятия и неслась к ней.

– Бегуууу, мамооочка! – отвечала я, уже предвкушая приключение.

Мама открывала ключиком их комнату, и для меня это было как открыть дверцу в сказочный мир. Я, затаив дыхание, двигалась за ней. Мама сразу подходила к окну и начинала заниматься цветами, а я, на цыпочках, подходила к огромному комоду. Он величественно созерцал на меня, и я, словно в знак уважения, делала реверанс, на секунду замирая. Казалось, он величественно кивал мне в ответ и разрешал взять поиграть его сокровища.

На полированной крышке комода в ряд стояли мраморные слоники. Они были прекрасны, эти величественные создания. Семь чудесных, волшебных животных стояли друг за другом, а завершал шествие самый маленький слонёнок. Какой же он был хорошенький! Я вставала на цыпочки, брала его своими маленькими пальчиками, как самое ценное, что есть в жизни. Затем забиралась с ногами на огромный кожаный диван и начинала играть. Мой слонёнок преодолевал препятствия из декоративных подушек и думочек, плавал в озере из кружевной салфетки, перелезал через барьер из сложенного в валик покрывала.

– Оля, Оля, нам пора! – голос мамы возвращал меня в действительность. Я вздыхала, аккуратно убирала подушки по местам. С любовью смотрела на слонёнка, вздыхала и ставила его на место, к его родителям. Как же мне хотелось иметь такого своего слонёнка!

Дверь закрывалась, мама вешала ключик от комнаты на своё место.

– Я скоро опять приду, – шептала я в замочную скважину, и мне казалось, что слонёнок поворачивался и кивал мне в ответ.

Время шло, и мы снова переезжали. Но воспоминания о той квартире, о моем уголке за шкафом, о паучке Мише и, конечно же, о слонятах, остались со мной навсегда. Они стали частью моей детской сказки, сказки старого города, которая до сих пор согревает мою душу. И каждый раз, когда я вижу мраморных слоников, я невольно улыбаюсь, вспоминая те дни, когда маленький слонёнок был моим самым заветным желанием.

Знакомство

История нашей дружбы началась в один осенний день, когда мне было всего четыре года. Двор был тих и пуст, только я, маленькая Оля, раскачивалась на скрипучих качелях. Под ними, как тёмное зеркало, блестела лужа, отражая хмурое небо. Я пыталась увидеть себя в ней, но моё отражение ускользало, искажённое движением.

Когда качели наконец остановились, я собралась слезть. И тут во двор вошли бабушка с девочкой. Я сразу поняла, что мы ровесницы. Бабушка остановилась, словно приняв какое-то решение, и решительно направилась прямо ко мне.

– Как тебя зовут, девочка? – спросила она.

Я почувствовала, как краснеют щеки, и еле слышно ответила: Оля.

– Ну вот, Наташа, – сказала бабушка, обращаясь к девочке, которая с любопытством смотрела на меня.

– Вот тебе и подружка.

Так, под звуки скрипучих качелей и шелест осенних листьев, началась моя дружба с Наташкой. Я не помню, чем мы занимались в тот день, но отчётливо помню ощущение чего-то нового, предвкушение игры и тёплое чувство, что теперь я не одна. С того дня мы стали неразлучны, и наша дружба, зародившаяся так просто, стала одной из самых дорогих нитей в моей жизни.

Страх

Оль, я забыла купить муку.

Посидишь одна? Я добегу до магазина, – говорит мама, накидывая на себя плащ.

– Оля? Ты слышишь меня! – голова мамы выглядывает из-за двери на кухню.

– Я быстро, – договаривает она. Я, киваю.

– Конечно, мамочка. Я же большая.

– Вот и хорошо! Не скучай, – кричит на ходу мама.

Я допиваю свой компот и смотрю в окну. Вижу внизу маму, она поворачивается, машет мне рукой и стремительно исчезает за углом соседнего дома.

– Я большая, мне не страшно, – шепчу я сама себе.

Сначала я смотрю в окно. Ничего интересного. Никаких движений. Я вздыхаю. Как медленно ползёт время.

В квартиру набегает зловещая тишина. В коридоре шёпоты и шорохи. Предательская слеза дрожит на щеке. Я перебираюсь со стула на подоконник. Окна у нас небольшие, но подоконники широкие. Я устраиваюсь на нем.

– Ничего, не доберётесь до меня, – нарочито громко говорю я. – Я сижу высоко.

Когда же придет мама? Я смотрю на часы, ничего не понимая. Ну почему стрелочки совсем не двигаются?

Из дома напротив выбегает моя закадычная подружка Наташка. У Наташки две светлые косички и красивые голубые банты. Она смотрит на мои окна, видит меня и лыбится.

– Оляяяя, выходи! – кричит Наташка.

– Не могу, – кричу ей в ответ. – Мама ушла в магазин.

Наташка корчит свою мордашку.

– Я боюсь, – говорю я ей.

Наташка делает сострадательное лицо.

– А ты пой! – кричит мне Наташка.

Я запеваю.

– Громче! – кричит мне Наташка.

– Это мы не проходили, это нам не задавали, – кричу я в ответ, но уже с улыбкой.

Наташка подпевает мне:

Я поворачиваюсь в сторону коридора, там тихо и как-то светлее стало.

– Ага! – кричу я, – испугались!

Поворачиваюсь к окну и продолжаю петь, стараясь сделать голос громче и веселее.

Наташка лыбится, и я чувствую, как страх уходит. Я снова смотрю на часы. Они все ещё стоят, но теперь это не так важно. Я пою, и время будто останавливается.

– Оля, ты такая смелая! – кричит Наташка, – а я бы не смогла одна сидеть!

– Да ты просто не пробовала! – отвечаю я, – это легко!

Я снова смотрю в окно. Вдруг замечаю, что за углом появляется мама. Она несёт пакет с продуктами и улыбается. Я радостно машу ей рукой.

Горка

Нахмурив брови, я стояла в коридоре, при полном параде. Теплые штаны, пальто на ватине, теплая шапка, варежки на резинке – всё было на мне, готовое к зимним забавам. Надо мной склонились папа и мама, их лица выражали смесь беспокойства и нежности.

– Люба, но я же сделал как лучше, – рассуждал папа, держа в руках мои старые, видавшие виды ледянки.

– Теперь ей будет не холодно сидеть.

Он аккуратно приклеил на них толстый кусок войлока, вырезав его и стараясь сделать как можно ровнее.

– Такой сюрприз, – добавил он с улыбкой.

– Конечно, ты прав, Володя, – вторил ему мама, поправляя мою шапку.

– Оля, ну посмотри как здорово!

Но я не могла сдержать горячих слез. Они текли по щекам градом. – Позорище! – крикнула я, отталкивая ледянки.

– Я их даже в руки не возьму! Вы, что хотите, чтобы надо мной смеялись?

– Оля, папа старался, – мягко убеждала меня мама. – Нельзя так.

– Нет, нет, никогда я не буду теперь на них кататься! – добавила я, упрямо гнув свою линию.

Наконец, папа не выдержал. Со злостью он отрывал войлок от ледянок. Открывалось плохо, кусками, оставляя на поверхности рваные следы клея.

– На, держи. Мёрзни, – нарочито громко сказал папа и ушёл на кухню.

Я улыбнулась! Добилась своего. Схватив свои побитые ледянки, я понеслась с грохотом по лестнице. Вылетев на крыльцо, я на минуту замерла. Подняв голову вверх, я увидела, как лёгкие снежные хлопья летят свысока. Матушка-метелица опять взбивала свою перину. Я высунула язык, ловя холодные снежинки.

– Хорошо! – прошептала я и понеслась на горку.

Толстые штаны и валенки мешали перелезать через сугробы, но это не могло испортить моего настроения.

Наша огромная горка была полна ребятишек. Они, как цветной горох, рассыпались на белом фоне. Я вглядывалась в даль, ища Наташку. Вдруг я получила снежком в спину.

– Ты где застряла? – орала Наташка.

– Старшие мальчишки сделали большие деревянные сани, обещали нас с тобой прокатить. Только нас, тебя и меня, а ты пропала где-то.

– Потом расскажу, – бормотала я, карабкаясь на горку. На самой вершине стояли огромные сани и мальчишки. Мои ледянки полетели в сторону. Меня усадили в середину, по краям сели мальчишки.

– Держитесь крепко! – перекрикивали они гул на горке.

– На старт, внимание, поехал!

Сани с грохотом понеслись вниз. Всё смешалось: страх, восторг, риск. Мы неслись, как на большом корабле, разрезая снежные волны. Сани перевернулись, и я почувствовала себя в куче-мале. Чьи-то руки вытащили сначала меня, потом Наташку. Нас отряхнули. Синяки нам были обеспечены, но и впечатления тоже. Мы стояли перед мальчишками, как два упрямых осла, только с малиновыми щеками и блестящими от восторга глазами.

Бой часов, доносившийся откуда-то из дома, напомнил, что пора собираться. Мы медленно считали, отсчитывая последние минуты свободы: «Семь, восемь, домой!»

– Олька, пока! – крикнула Наташка, уже отряхивая снег с валенок.

– Пока, Наташка, до завтра! – крикнула я в ответ, чувствуя, как холодный воздух щиплет щеки.

Я медленно плелась по лестнице вверх. Щеки горели от мороза и пережитых эмоций, штаны, одна из которых была порвана в нескольких местах, и полы пальто, покрытые огромными сугробами, казались тяжёлыми и неуклюжими. Ноги промокли насквозь, в валенках внутри хлюпал снег. Перед дверью к стене я поставила свои верные, хоть и потрепанные, ледянки и, собрав последние силы, дотянулась до звонка.